Торговый дом «Зелёная миля»
Глава 9. Представления и отступления
«Бедняки и бедолаги,
Презирая жизнь слуги,
И бездомные бродяги,
У кого одни долги...»»
– А чем вы, собственно, занимаетесь, парни?
Такие вопросы начинали доставать. Рано или поздно они должны были начаться, но меня это всё равно не радовало. Когда с пегаски сняли ошейник, я надеялся, что на этом наши пути разойдутся. Она вздохнёт, упорхнёт в небеса, и больше мы её не увидим. Но вместо этого угрюмая кобыла так и продолжила путь вместе с нами.
После битвы с гончей-матриархом у всех было единственное желание: уйти как можно дальше от той метеостанции. Из-за ранения пегаска шла еле-еле, и Трикстер не отходил от неё ни на шаг. Как только мы остановились на привал, она рухнула на землю и тут же уснула. Было такое впечатление, что только силовая броня заставляла её двигаться. По комментариям же Хаммера, примерно так и было: броня должна была обколоть Эджи различными стимуляторами, ускоряя её восстановление и давая силы двигаться дальше.
Судя по всему, ранение давалось ей с трудом, так как на следующий день пегаска была ещё более мрачной. Однако сил у неё прибавилось, и она гораздо более бодро прошагала с нами весь день, хотя и отвечала угрюмым молчанием на любые попытки завязать разговор.
Не знаю уж, что за препараты вводила в неё броня, но на второй день она шла уже совсем бодро, а ближе к вечеру даже избавилась от угрюмости и соизволила отвечать на вопросы младшего брата. Так что очередной привал у нас прошёл под рассказы об аспектах жизни на облаках.
Немного отошедшая от переживаний из-за потери сослуживцев, пегаска могла спокойнее рассказывать о своём уже бывшем доме. На первый взгляд пегасы отлично сохранили подобие довоенной цивилизации. Отгородившись от остальных пони, они жили себе припеваючи, используя передовые технологии и избежав загрязнения радиацией.
Одна из тем была особенно интересна Трикстеру:
– Слушай, а если пегасы постоянно отгорожены от нас облаками, и никто не знает ничего о поверхности, то, как вы добываете еду? Чем вообще питаются пегасы?
– Тем же, чем и все пони, – удивлённо поясняла Эджи, – овощами, злаками, фруктами. Мы выращиваем их на этих самых облаках.
– Выращиваете на облаках? – тут уже не только Трикстер, но и мы с Хаммером удивлённо уставились на неё. – Как такое возможно?
Пегаска лишь пожала плечами:
– Незадолго до падения бомб была разработана технология, позволяющая создавать особые облака, в которых могли бы расти садовые культуры. Именно из них и создан этот занавес, отгораживающий нас от поверхности. В самых плотных его скоплениях как раз и выращивается пища для всех пегасов.
Мы с братьями лишь продолжали удивлённо переглядываться, недоверчиво рассматривая внезапно ставшие ещё более загадочными беспросветные скопления облаков над головой. Кобылка же задумчиво продолжала:
– К сожалению, таких уплотнённых скоплений удаётся создавать не так уж много, и продовольственные ресурсы пегасов довольно ограничены, – тут Эджи глубоко вздохнула. – Так что продукты жёстко распределяются правительством среди различных слоёв населения. Кому-то достаётся больше, кому-то меньше.
– И это помогает избежать голода? У вас не бывает народных волнений? – продолжал любопытствовать младший брат.
– Ну, больше всего продовольствия достаётся военным, так что они могут жёстко подавлять любые недовольства.
– Поэтому ты пошла на службу?
Эджи снова задумалась, прежде чем сформулировать внятный ответ:
– С тех пор, как моим родителям разрешили иметь жеребёнка, они всеми силами старались обеспечить для меня лучшую жизнь. Устроить мне военную карьеру было основным путём для достижения этого, – тут пегаска ещё раз глубоко вздохнула.
Продолжила она чуть более взволнованным голосом, даже немного запинаясь:
– Но когда я получила свою кьютимарку, и стало понятно, что для военной карьеры я подхожу гораздо более, чем они могли себе это представить… В общем, с тех пор родители сильно отдалились от меня, я осталась предоставлена сама себе. И служба в Анклаве, в конечном итоге, оказалась для меня не условием для обеспечения безбедной жизни, а просто самым лучшим и… эм… законным способом реализовать себя.
Наш единорог, вдохновлённый столь эмоциональным ответом, собирался было продолжить строить душевную беседу, но тут в их разговор вклинился я. Во всём этом невнятном потоке откровений меня заинтересовали слова, которые пегаска сказала в самом начале:
– «Разрешили иметь жеребёнка» – что это вообще значит?
Эджи вновь безразлично пожала плечами:
– Ещё одна грань нехватки продовольствия – ограничение рождаемости. Для того чтобы пара могла завести потомство, им надо получить официальное разрешение. Само собой, в первую очередь их получают служащие Анклава. И мало кто другой может позволить себе второго жеребёнка или, тем более, третьего. Мои же родители были простыми учителями, и даже для возможности иметь одну кобылку им пришлось долго стоять в очереди.
Тут я уже вовсю заинтересовался:
– Погоди, погоди. Ты хочешь сказать, что пегасы купаются в нетронутом войной наследии Эквестрийской цивилизации и живут, отгородившись от всей Пустоши, не зная порчи, радиации, мутантов и беззакония. Но при всём при этом вы страдаете от нехватки продовольствия больше, чем жители выжженной радиацией Пустоши? И вместо того, чтобы как-то развиваться и расширяться, самое лучшее, что ваш народ смог придумать – это контроль рождаемости?
Мои слова явно задели Эджи. И недовольно насупившись, она не смогла сразу придумать достойного ответа:
– Куда ты предлагаешь расширяться? Мы отгорожены от всех облачным занавесом, и ограничены теми ресурсами, которые удается вырастить из него!
– Да кто ж вас заставил отгородиться-то? – уже не сдерживаясь, издевался я над ней. – Сама-то, чай, уже давно прекрасно представляешь, что и как происходит по обе стороны вашего занавеса.
Пегаска запнулась:
– Я… я попала в крыло специального назначения только из-за своего неуёмного темперамента. Изначально родители хотели для меня тихой неопасной должности. Но ещё в детстве стало ясно, что это не для меня. Само собой, я пошла в то подразделение, где работа была полностью связана с риском для жизни. Нам часто приходилось спускаться на поверхность и сталкиваться с опасностями пустошей, о которых обычные пегасы даже не подозревали. Мне также приходилось держать в тайне от родных и близких то, что я видела на поверхности. Возможно, это окончательно разделило нас…
– Ну да, не каждому совесть позволит рассказывать родным о том, сколько невинных свидетелей пришлось пристрелить за время экскурсии по Пустоши, – вновь поддел я кобылку.
Не то чтобы меня самого когда-либо волновала судьба случайных прохожих, но данная ситуация с позицией пегасов меня задевала гораздо больше, чем обычные жестокость и лицемерие на Пустоши.
Попытавшийся смягчить разговор Трикстер спросил более тактично:
– Неужели, в самом деле, никто, кроме Анклава, не знает, что творится на пустоши? Что, ни у кого не возникает каких-либо сомнений, подозрений? Разве никто ни разу не спускался на землю, не пытался противиться строю?
Однако от его вопросов Эджи потускнела ещё больше:
– За разглашение информации о поверхности виновные строго наказываются с суровыми последствиями для их семей. Всё держится в тайне ради выживания общества пегасов. Считается, что для всех так будет лучше.
Пока младший брат вновь пытался подобрать какие-то более мягкие слова, я спросил напрямую:
– То есть ты считаешь, что так будет лучше для твоего народа?
– Так считает моё правительство.
– Значит, и ты считаешь так же?
– Ты что, хочешь сказать, что у вас на поверхности жизнь лучше? – съязвила пегаска, попытавшись увернуться от прямого вопроса.
И тут меня прорвало. Я наконец-то понял, что именно меня так задевало в лицемерной позиции пегасов:
– В том-то и дело, что ваша жизнь за облаками, получается, такая же убогая, как и жизнь здесь! Только вот мы не промываем друг другу мозги, чтобы думать, что живём в раю. И не сидим на жопе ровно, старательно воображая себе, что всё идёт как надо. Вам двести лет вешают одну и ту же лапшу на уши, и никто не почесался узнать правду. Хуже того, имея такие технологии, ваше общество смогло построить лишь ущербный военизированный строй, где всё решает право сильного. Да на такое способна даже самая упоротая банда рейдеров!
Я перевёл дыхание и так же резко продолжил:
– И от убогой рейдерской общины ваш Анклав отличается лишь тем, что вместо постоянного расширения жизненного пространства и добычи ресурсов, они ввели идиотский контроль рождаемости. Да, у вас на облаках нету жестоких условий Пустоши, вы живёте в чистоте и комфорте. Вот только жизни ваши вам не принадлежат. Они принадлежат кучке болванов, которые решают когда и кому родиться и кому и сколько съесть. И видя всё это, вы, как послушные рабы, смиренно идёте на поводу!
Пегаске не нашлось, что мне ответить, и она лишь раздражённо зарычала. В конце концов, Трикстер увёл её в сторону, попытавшись смягчить настроение кобылки разговорами на нейтральные темы.
Мне было всё равно, желания дальше обсуждать жизнь пегасов у меня уже не имелось. Я лишь ещё раз усмехнулся своим мыслям. Эти летуны вовсю использовали захваченные технологии и прочие блага цивилизации. Но, на самом деле, у них не было ни грамотных инженеров и фермеров земнопони, ни талантливых магов единорогов. Сами же по себе пегасы, даже без радиации и мутантов, не смогли построить ничего кроме военизированного общества, паразитирующего на довоенных технологиях.
Мир за облаками уже не казался таким уж беззаботным, и я ни капли не переживал от того, что мне не суждено его посетить.
И вот, несмотря на наши пререкания, к утру третьего дня Эджи выглядела совсем бодро, видимо, окончательно пойдя на поправку. Она активно отвечала на вопросы настырного единорога и даже сама начала проявлять любопытство. Сначала это были невинные общие вопросы о жизни на Пустоши. Как закалённый боец, пегаска знала многое об опасностях «поверхности». А её навыки выслеживания диких животных были вообще уникальны. Но она была совершенно не в курсе об укладе жизни простых пони. У неё не было знаний ни о том, какие крупные поселения присутствуют на Торхувской Пустоши, ни о том, какие сообщества её населяют.
Младший брат тут же прочитал довольно ироничную лекцию о том, как отличить торговца-караванщика от рейдера, суть которой была примерно следующей: «Если пони не бежит на тебя с бешеным взглядом наркомана, увешанный ржавыми шипами, и выкрикивая ругательства, как он сожрёт и изнасилует тебя и именно в таком порядке, то возможно стоит с ним поговорить до того, как начать стрелять».
А после Трикстер с воодушевлением принялся вещать, что в Ривер Дам пони неплохо обустроились, но смотрят как на говно на всех, кто не заслужил права жить в их городе. И для серьезной торговли удобнее остановиться в Трейдинг Пост. Это небольшое поселение, расположенное днём пути ранее чем Ривер Дам. Начавшееся как перевалочный пункт для караванщиков, оно постепенно становится всё более значимым центром торговли в округе.
Дальше он рассказал, что Сейф Шелтер лучше всех сохранился с довоенных времён и может предоставить самые изощрённые развлечения. Но вечно грызущиеся на его территории мафиозные кланы способны создать проблемы неопытному гостю города. Если он, конечно, не знает нужных пони. Тут Трикстер подмигнул, всем видом давая понять, что уж он-то нужных знает.
Закончив рассказ о местах, которые стоит посетить в первую очередь на Торхувской Пустоши, он быстро перечислил те крупные поселения, которые нужно обходить стороной. Первыми в списке были рейдерская вольница Хорн и расположенный на его окраине Трейд-Руин. Коротко описав текущую ситуацию там, единорог грамотно умолчал о том, как и почему нам совсем недавно пришлось покинуть эти места.
Следующим пунктом в его списке нежелательных мест была узловая станция неподалёку от Ривер Дам, оккупированная Стальными Рейнджерами. Само собой, пегасу в силовой броне стоило туда соваться в последнюю очередь. Эджи имела довольно смутное представление о Стальных Рейнджерах, основанное на отчётах Анклава, и хотела было уточнить что-то, но Трикстер не дал ей вставить ни слова, закончив свой рассказ описанием собственно Торхува.
– О, а я знаю об этом! – таки высказалась пегаска. – Столица одноимённого региона, город-курорт, где регулярно отдыхали первые пони страны. Во время апокалипсиса на нём было сконцентрировано удивительно много ракет зебр. Видимо, полосатые надеялись прибить как можно больше государственных чиновников, восстанавливающих на курорте подорванное войной душевное здоровье. С тех пор весь город представляет собой крайне опасный очаг радиации, и по сей день не давая возможности подлететь к нему близко даже в защитном костюме.
Единорог лишь удивлённо кивнул – более ёмко он и сам бы не описал это место.
Но, как я уже сказал, рано или поздно эти разговоры должны были перейти в более конкретное русло. Признаться, вопрос пегаски о том, чем мы собственно занимаемся, меня самого застал врасплох.
– Ну, на самом деле, мы странствующие торговцы, ищем выгодные сделки, то там, то тут... – неопределённо ответил младший брат.
Само собой, за таким вопросом должны были последовать и другие: о том, что именно мы забыли в этой глуши, и почему уходим как можно дальше от упомянутых ранее крупных поселений Торхува. На самом деле, мне тоже было бы интересно узнать ответ на них. Но у меня не было желания, чтобы Трикстер просвещал об этом постороннюю кобылу.
Однако конкретную формулировку следующего вопроса пегаски я предположить не мог:
– А что тогда мы забыли в этой глуши и почему уходим так далеко от крупных поселений?
Я даже поперхнулся от этого. А после высказался вперёд задумавшегося над ответом Трикстера:
– Какие такие «мы»? Нет никаких «мы»! Я представления не имею, почему ты до сих пор плетёшься с нами, но это не значит, что ты одна из нас.
Кобыла резко остановилась и в замешательстве замерла. Своей удивленной физиономией она осмотрела всех нас:
– Мне… просто некуда больше идти. Я никого здесь не знаю…
– Так узнай! Тебе же прочитали лекцию о местных достопримечательностях. Хочешь, нарисуем карту, и ты сможешь валить куда пожелаешь!
– Таргет, Эджи не обязана… – Я не дал договорить младшему брату и, грубо заткнув ему рот копытом, продолжил:
– Слушай, у меня нет лично к тебе никаких претензий. И пока ты хреново себя чувствовала после ранений, я не хотел на тебя давить. Но, смотрю, ты уже оклемалась и… у тебя же есть эти крылья… ты можешь лететь куда угодно. Просто у нас с братьями свои личные дела здесь в округе, и компаньоны нам не нужны.
Рот закованной в броню пегаски стал подёргиваться как у маленькой кобылки, у которой отобрали любимую игрушку.
Трикстер резко оттолкнул мою ногу и громко заговорил, паузами разделяя слова:
– Эджи может оставаться с нами сколько захочет! Мы её не прогоним!
Я лишь пренебрежительно отмахнулся от единорога и повернулся к Хаммеру, ожидая от него поддержки. Но вместо этого средний брат заявил:
– Ничего не имею против того, чтобы она осталась с нами. Если у нас, конечно, не останется никаких недомолвок, – на последних словах он пристально посмотрел на пегаску.
– Недомолвок, пфф, – недовольно фыркнула кобыла, уставившись на меня.
Демонстративно вздёрнув нос, она прошагала передо мной и продолжила свой путь молча. Трикстер подорвался вслед за ней, а я задержался и поравнялся с Хаммером. Единственное, что, на мой взгляд, объясняло его позицию – это его надежда на помощь пегаски в освоении добытой брони.
Раздражённо глядя на среднего брата, я высказал ему:
– Я единственный, кого напрягает компания сомнительной летающей машины-убийцы? А ты чего? Продался за броню! Мы же её порабощали! Только за это она может захотеть с нами разделаться в любое время.
– У нас нет причин ей не доверять. Походу, на данный момент мы самые близкие для неё пони на всей Пустоши. Считаю, нам повезёт, если она останется с нами.
– Повезёт?!
– Ты вообще представляешь, каково это – заполучить к себе в команду пегаса? К тому же не простого, а натренированного солдата в силовой броне?
Если честно, я не представлял, и лишь удивлённо уставился на Хаммера. А тот продолжил:
– Представь, что убийственно экипированный, самый прожжённый грифон путешествует с тобой нахаляву, просто потому, что ты ему нравишься?
– Грифон, нахаляву… – удивлённо повторил я.
Известно, что грифоны, все до одного, работают наёмниками. Ни один из них и когтем не пошевелит ради пони, если не будет твёрдо уверен в размере суммы, которую ему за это заплатят. На всей Пустоши они были единственными разумными летунами. А клановое устройство их общества было организовано так, что каждого ещё будучи птенцом уже тренировали как бойца. Это всё делало их лучшими наёмниками. К тому же, в Торхуве они встречались крайне редко, и этот факт позволял им ломить за свои услуги неимоверные цены. Говорят, на Кантерлотской пустоши любой вшивый караванщик мог позволить себе грифона-охранника. У нас же они охраняли исключительно самых богатых и авторитетных пони.
Сама мысль, что грифон будет путешествовать с тобой исключительно из личной симпатии, была абсурдна. Я понял аналогию Хаммера и кивнул ему.
Изначально я воспринимал пегаску как угрозу, а после видел в ней лишь обузу и потому не рассматривал, как члена отряда. Средний брат же сразу оценил перспективы и пользу от её компании.
Мой взгляд проводил идущих впереди Эджи и Трикстера, который всеми силами пытался поднять настроение помрачневшей кобыле. «Что ж, возможно оно того стоит», – подумалось мне. Я догнал их и помахал, чтобы остановились. Они оба раздражённо уставились на меня, ожидая новой порции угроз. Вместо этого я попытался изобразить самый доброжелательный голос, какой смог, и обратился к пегаске:
– Слушай, у нас было плохое начало, и обстановка не располагала тогда к доброжелательному отношению. Возможно, сейчас мне стоит пересмотреть свои взгляды. – Две пары глаз удивлённо уставились на меня, а я продолжил:
– В общем, мы с Хаммером ещё раз всё обсудили, и я, в принципе, не против, если ты останешься с нами в команде.
Трикстер тут же расплылся в довольной улыбке и легонько похлопал Эджи по плечу. Та всё ещё была насуплена, но при этом она постаралась изобразить более-менее нейтральное выражение лица и молча мне кивнула.
Они вдвоём продолжили идти под беспечную болтовню Трикстера, кобыла отвечала ему и даже старалась поддержать беседу.
Мы прошли ещё какое-то время, и на этот раз уже Эджи остановила нас. Поначалу немного запнувшись, она сообщила:
– Я хотела узнать, куда вы направляетесь, потому что могла бы осмотреть территорию впереди. Ну, сделать разведку с воздуха…
Весь её неуверенный вид говорил мне: «Я хочу быть полезна», – и это заставило меня неимоверно порадоваться тому факту, что я всё же решился пойти с ней на мировую. Если наш единорог продолжит обрабатывать кобылку такими темпами, она на самом деле сможет стать важным членом отряда.
Хаммер достал карту и показал её пегаске. Он не стал сообщать о каком-то иллюзорном укрытии некоего Лайтбрейкера. Вместо этого здоровяк дал ей другое задание.
Примерно очертив на карте область, где, по его мнению, мы сейчас находились, средний брат рассказал о научной базе, упоминания о которой нашлись в записках пегаса на метеостанции.
– Она не обозначена на довоенных картах. Похоже, это был какой-то секретный объект. Возможно, мы уже её прошли, ведь пегас долетал до неё меньше чем за день. По земле в гористой местности идти, конечно, в разы медленнее, – брат задумчиво пожевал губы, – в общем, не знаю. Если ты сможешь с воздуха найти что-то подобное, это будет очень… ммм... интересно.
Пегаске явно не терпелось размять крылья и она радостно надела свой шлем, впервые за все дни нашего совместного пути. Тут же из нервной кобылки в несоразмерной броне она превратилась в опасного металлического хищника. Но прежде чем улететь, Эджи подошла к карте Хаммера и зачем-то поводила над ней левой ногой. После чего показала Хаммеру точное место, где мы сейчас находимся, и заявила, что на её картах подобного здания тоже нет, но она обязательно разведает всё в округе.
В ту же секунду пегаска расправила крылья и резко взлетела, заставив меня задуматься, на что же ещё способна её броня, если она даже карту ей показывает.
Она вернулась примерно через полчаса. Резко приземлившись перед нами, пегаска сняла шлем и попыталась отдышаться. Взбодрённая полётом, она выглядела разгоряченной и возбуждённой. Последние дни она передвигалась исключительно пешком, и это воздержание заставило её сильно соскучиться по небу. В то же время, одышка и тяжело дававшиеся после приземления шаги давали понять, что она ещё не вошла в форму. Попытавшись сделать очередной шаг, кобылка чуть не завалилась на бок.
Трикстер тут же подбежал к ней и подставил плечо. Пегаска машинально облокотила на него ногу. Молодой единорог скривился под весом бронированного копыта, но стойко молчал, пока она не выправила равновесие.
Переведя дыхание, Эджи поведала нам:
– Я не нашла поблизости ничего похожего на ту научную базу. – Хаммер разочарованно вздохнул.
Но кобыла продолжила:
– Зато вон за тем холмом долина с большим поселением пони, – мы удивлённо переглянулись. – Только оно какое-то странное… кажется слишком диким.
Обнаружить в этой глуши полноценное поселение пони было неожиданно. Заинтригованные, мы тут же собрались и направились к вершине холма, возвышающегося вдалеке. Когда мы уже немного спустились, то смогли хорошо разглядеть довольно большое поселение, раскинувшееся в низине. Сразу стало понятным, что именно показалось диким для пегаски. Все здания были построены пони с нуля. Различные строения, от глиняно-бревенчатых изб и сложенных из камней домов, до самых простых шалашей; всех их объединяло одно общее свойство: они были явно построены без использования различных довоенных развалин и сопутствующих элементов, оставшихся с прежних времён.
Это было очень странно и необычно. На Пустоши пони кучкуются вокруг старых поселений и, не имея возможности создать что-то сравнимое по масштабу, паразитируют на осколках прежней цивилизации. Новые дома даже если и строятся, то создаются из различных элементов, любого мусора, который удаётся достать из старых развалин.
Представшие же нашему взору строения были неказистые, невысокие, но все до одного построенные с нуля.
Пони, бродившие среди этих зданий, тоже выглядели серо и неказисто. При всём при этом поселение казалось вполне мирным и неопасным.
– Племя дикарей, затерявшееся в горах. Не удивлюсь, если они жили тут ещё до войны, – рассуждал я вслух.
– По-вашему там не обычные для пустоши пони? Это какое-то племя диких горцев? – задумчиво спросила Эджи.
– На Пустоши вообще очень мало обычного, – отрезал я. – Но эти, согласен, выглядят необычнее многих.
– Ну, так давайте спустимся и узнаем, что эти пони собой представляют, – загорелся энтузиазмом Трикстер.
– Думаете, они будут дружелюбны? – засомневалась пегаска.
– Нам в любом случае надо пополнить припасы, – подытожил Хаммер. А после, посмотрев на пегаску, добавил:
– Они точно не будут дружелюбны, увидев пегаса в таком снаряжении. Тебе стоит скрывать свою силовую броню и крылья, хотя бы поначалу.
Трикстер тут же достал свой плащ, который последний раз надевал в подвале Дёртидила. Он был сильно велик молодому единорогу и потому без проблем налез на пегаску в броне. Вместе с капюшоном плащ сокрыл необычный вид Эджи.
После этих приготовлений мы неспеша спустились с холма и направились к поселению. На первый взгляд оно выглядело гораздо больше Хёртинг-лэндс, и, несмотря на неравномерность застройки и отсутствие защитных укреплений, казалось гораздо более основательным. Создавалось впечатление, что многим из этих кривоватых построек уже далеко не один десяток лет.
Когда мы прошлись вдоль неказистых домов, нас никто не стал останавливать, но все пони, бродившие на улице, как один уставились на нашу компанию. Некоторые даже повыходили из домов и так же любопытно нас разглядывали.
Стало понятно, почему эти пони мне показались серыми и неказистыми. Все они были одеты в грубые мешковатые накидки грязного цвета.
Мы прошлись под пристальными взглядами этих странных пони, напряженно озираясь на них в ответ. Улица, по которой мы двигались, расширялась в конце. К тому моменту, когда мы дошли до расположенной в её конце площади, там уже собралась приличная толпа, дружно перешёптывающаяся и озирающаяся на нас.
От толпы отделился один земнопони и вышел нам навстречу. Высокий и статный жеребец в чуть более яркой, но такой же простоватой одежде, как и все остальные. По бокам от него вышло ещё несколько земнопони и единорогов. Они двигались нам навстречу и обступали, окружая нас по широкой дуге. Каждый из них в зубах или телекинезе зажал… по топору. Я сначала не поверил, но, приглядевшись, убедился, что всё так и есть: каждый из окружавших нас бойцов был вооружён только топором. Ни одного, даже самого ржавого, пистолета.
Вышедший вперёд пони произнёс:
– Приветствую в нашем доме, странники! Позвольте узнать, что привело вас в Новую Надежду?
– Торговый дом «Зелёная миля» к вашим услугам! – вступил в разговор Трикстер.
А потом чуть менее высокопарно добавил:
– На самом деле, сейчас мы лишь заплутавшие путешественники, которые не ожидали найти здесь столь крупное поселение пони! Решили посетить вас в надежде поторговать и пополнить запасы, оскудевшие после долгого путешествия.
– Что же направило путников в наши края? Чего вы искали?
Младший брат на секунду задумался, но, оглянувшись на Хаммера, быстро изложил:
– Нами были найдены сведения, что где-то в этих краях расположен научно-исследовательский институт «Робронко». Мы надеялись найти его нетронутым… но раз вы здесь обитаете, возможно уже давно исследовали то место.
Высокий земнопони прервал его:
– Наших пони не интересует наследие старой цивилизации.
Он задумчиво осмотрел всех нас и продолжил:
– Если вы действительно мирные путешественники, то можете без проблем пребывать в нашем городе. Но сначала вам придётся снять и спрятать все предметы, являющиеся разрушительными осколками деструктивной цивилизации прошлого.
Я бы с трудом назвал городом это нагромождение шалашей. Но когда мы с Хаммером стали снимать свои пушки, окружавшие нас «дровосеки» расслабились и начали отступать. Этот мирный жест заставил меня придержать свои комментарии по поводу странных высказываний их лидера.
Эджи немного приспустила капюшон, открывая всем своё доброжелательно улыбающееся лиловое личико с оранжевой гривой и столь же оранжевым взглядом маниакальной убийцы. Свои пушки она сняла заранее: они сильно выступали из под плаща, вызывая лишние вопросы. Кобыла не сильно нервничала по этому поводу, а мы уже знали, что она и без них была достаточно отмороженной, чтобы в копытопашную броситься на огромную адскую гончую. Сейчас же я лишь надеялся, что её взгляд вызывает подобные ассоциации только у меня.
Трикстер был единственным, кто не шелохнулся, всем видом давая понять, что он не представляет собой угрозы и никаких «деструктивных осколков» не несёт. Лидер же местных пони, удовлетворённый нашими телодвижениями, поклонился в приветственном жесте и, наконец, представился:
– Меня зовут Солнечное Копьё, я вождь племени Новой Надежды, на территории которого вы находитесь. Как я уже сказал, вам будет разрешено пребывать здесь, но вы будете обязаны чтить наши традиции, – он сделал паузу и продолжил:
– Мы не приемлем никакого из проявлений наследия павшей цивилизации.
Окружавшие нас пони, а также столпившиеся за ними зеваки, начали расходиться, и вождь предложил нам пройтись по площади, параллельно рассказывая об особенностях их поселения.
Оказывается, эти дикари взялись здесь не случайно, а являлись потомками пони, которые специально решили уйти как можно дальше от основных населённых пунктов. Их главным тезисом было то, что нельзя построить новый лучший мир на наследии цивилизации, уничтожившей саму себя. Следуя из этого, они предпочли отринуть все довоенные достижения пони и пользоваться только тем, что были способны сами создать с нуля.
– Вам повезло, посетить наш город именно сегодня, путники! – продолжал вождь. – Сегодня у нас праздник Новой зари – это ярмарочный день, когда все жители собираются на главной площади, обмениваются собственнокопытно сделанными творениями и устраивают представления друг для друга. Нет лучшего дня, дабы познакомиться с нашей жизнью.
Я задумчиво переглянулся с братьями: каким бы странным не было это поселение, нашу минимальную цель – добыть припасы – мы, похоже, всё-таки сможем достичь.
– Засим я вас оставлю. В столь важный день у меня хватает множества обязанностей, кроме встречи случайных путников. Удачно вам провести время в нашем поселении, и да пребудет с вами надежда! – вождь раскланялся и оставил нас разбираться с сумками.
Когда лидер поселения покинул нас, мы начали осматриваться на площади. Количество пони, наполнявших её, всё увеличивалось, и поглазеть на пришлых путешественников было далеко не самым важным для них. Всё пространство вокруг заполоняли торговые прилавки, лотки и просто пони, расположившие какие-нибудь пожитки на земле. В паре мест, в некотором отдалении от торговых рядов, пони собирались в группы: где-то шло активное общение, а где-то все молча слушали выступление кого-то конкретного.
Воодушевлённые раздобыть что-то более вкусное, чем сухари и древние консервы, мы принялись изучать продуктовые прилавки. Однако первый же продавец яблок заставил засомневаться, купим ли мы здесь вообще хоть что-то.
Трикстер набрал целую сумку этих аппетитных яблок: они не выглядели сильно сморщенными или гнилыми, и это было лучшим, на что можно рассчитывать на Пустоши. Но когда младший брат собрался расплатиться и задал закономерный вопрос: «Сколько крышек это будет стоить?» – нас ждало неожиданное откровение.
Смерив нас пренебрежительным взглядом, продавец заявил:
– Мы не приемлем валюты диких пони. – И тут же он потянулся к мешку, удерживаемому магией Трикстера.
В ответ на это младший брат аж поперхнулся, непонятно правда из-за чего именно. То ли из-за того, что нагруженные крышками и технологиями, достаточными, чтобы обеспечить себя в любой точке Пустоши, именно здесь мы не могли себе позволить даже просто купить еды; то ли из-за того, что местные называли всех остальных пони дикими, при этом сами сознательно отбросив себя далеко не на одну ступень развития цивилизации.
– Не обязательно торговаться за крышки, мы можем предложить что-то другое, патроны, например, – вставил я, и тут же осёкся, поняв глупость своих слов.
Я попытался предложить что-то ещё из наших пожитков, что могло бы удовлетворить местных пони, но ничего так и не придумал. В результате, я просто замер с полуоткрытым ртом, потому что следующим, что мне пришло в голову, было: «лечебные зелья по традиционным рецептам земнопони».
– Интересуют ли местных драгоценные камни? – подал голос Хаммер.
Продавец задумчиво пробормотал:
– Ну, наши единороги часто используют их в различных магических ритуалах, а также заряжают такие камни энергией, которую пони приспосабливают для ежедневных нужд, – он уверенно кивнул:
– Такие камни однозначно пользуются у нас спросом, думаю, мы сможем сторговаться.
Я машинально задумался: «А откуда у нас могут быть драгоценные камни?» И тут же я стукнул себя копытом по лбу: ну да, ведь Трикстер же нашёл целый мешок этих камней в убежище адских гончих.
Младший брат видимо и сам уже успел забыть об этом и удивлённо полез в сумку лишь после того, как я указал на неё копытом.
Пока мы рассыпали камни на три равные части, Трикстер задался вопросом:
– Интересно, зачем они были нужны гончим?
– Кроме как для элементов питания лазерного оружия? – снисходительно указала на самое очевидное Эджи. – Ну, ещё они их просто едят.
Мы все втроем удивлённо переглянулись.
– Хочешь сказать, как драконы? – проявил я эрудицию.
– Вроде того. До войны и всех радиоактивных мутаций это были милые собачки, которых называли Алмазными Псами. Они обитали в основном под землёй, где рыли шахты и добывали эти самые камни, которые служили им самым изысканным деликатесом.
Под подобные разговоры мы разделили камни, чтобы у каждого, если что, был при себе какой-то запас, рассчитались за яблоки и продолжили дальше исследовать торговые ряды.
Прогуливаясь таким образом, мы остановились около небольшой группы, обступившей старого седого единорога, который сидел прямо на земле, окруженный кучей горшков с какими-то порошками. Он постепенно зачерпывал понемногу порошка из каждой емкости, смешивал их и поджигал, поднимая вокруг себя яркие всполохи цветного огня причудливой формы.
– Это какой-то талантливый фокусник? – спросил Трикстер пони, стоявшего ближе к нам.
Тот повернулся и какое-то время с любопытством рассматривал нас, а после восторженно ответил:
– Это наш шаман Дымный Призрак. В изгибах волшебного огня он видит будущее! Может предсказать погоду и даже судьбу конкретного пони!
– Хах, предсказывать что-то на Пустоши – дело такое же бессмысленное, как и ждать, что обдолбанный рейдер поделится с тобой своим бухлом, а после отпустит тебя с миром. Тебе, конечно, может и повезет, но скорее всего, твою тушу найдут разделанной на следующее утро.
Не удержавшись, я сказал это чуть громче, чем собирался, и все обступившие шамана пони разом уставились на меня и неодобрительно загудели. Прежде чем я успел сообразить, они начали расступаться, и оставили меня с шаманом один на один. Тот оторвался от своих занятий и пристально уставился на меня.
– Без обид старик, просто за пределами вашей уютной долины жизнь чуть более непредсказуема, чем вы можете себе представить...
Шаман не сказал ни слова, подошел ко мне, зачерпнув ещё порошков телекинезом, рассыпал их вокруг меня и тут же высек искру. Я старался не шевелиться, дабы не провоцировать дальше конфликта с местными.
Яркие огни потанцевали вокруг меня, а старый единорог неотрывно глазел на них. Как только всё потухло, я осторожно развернулся и собрался тихо ретироваться. Но внезапно шаман впервые за всё время открыл рот и хриплым скрипучим голосом произнёс:
– Ты потушишь ярость, которую разжёг. Ты оборвёшь жизнь, которую полюбил, до того, как её отнимут у тебя. Но только сам сможешь решить, сумеешь ли ты что-то возродить!
Стоявшие вокруг пони восторженно зашушукались, обсуждая, что же значит столь замысловатое предсказание. Я же поспешил отойти как можно дальше, дабы больше не нарываться.
– Ну что, получил свою порцию предсказаний? – подколол меня Трикстер.
Я лишь отмахнулся от него и раздраженно вздохнул. Оглянувшись на младшего брата и следовавшую за ним пегаску, я заметил, что от нас отстал Хаммер.
С тех пор, как мы подошли к шаману, здоровяк всё время завороженно наблюдал за ним.
Резко вернувшись к обступившей шамана толпе, мы стали свидетелями следующей картины: мой брат протиснулся вплотную к старику и начал комментировать его методику смешивания ингредиентов:
– Ты добавляешь слишком много селитры! Это что, марганец? Где ты достал его такого качества?
Поначалу, шаман стойко игнорировал настырного тёмно-зелёного пони, нависавшего над ним. Однако Хаммер не унимался, и через какое-то время старик начал отвечать ему в духе: «Да что бы ты понимал, кого учить вздумал, жеребёнок?» Хаммер как будто только этого и ждал, он тут же вышел на новый виток спора, а также потянулся к своему мешку со словами: «Смотри, как селитру смешивать надо!»
Окружающие пони с немым удивлением смотрели на происходящее. У меня же не было ни малейшего желания наблюдать за спором о пиротехнике. Я обернулся к Трикстеру с Эджи и объяснил им, что, похоже, закупаться припасами нам придётся без Хаммера. Оставив брата в своей стихии, мы направились дальше к торговым рядам.
Местные пони продавали только то, что вырастили и приготовили сами. Не то чтобы эти продукты сильно отличались от подобных им на Пустоши, но столь обильная их концентрация внушала уважение.
Я не удержался и попробовал пару купленных яблок. Выглядели они такими же мелкими и сморщенными, как и везде, но были гораздо сочнее, чем все, что я пробовал до этого.
Когда Трикстер показывал торговцам пригоршню драгоценных камней, те становились неимоверно сговорчивыми. Младший брат активно торговался, и вскоре наши сумки пополнились различными свежими плодами местных фермеров и изобилием всяких домашних заготовок.
Довольные удачными торговыми сделками мы продолжили гулять по площади. Трикстер увлеченно рассуждал с Эджи о том, насколько дружелюбными и миролюбивыми сделала местных пони их жизнь в отдалении от всех дрязг и невзгод Пустоши.
Под такие разговоры мы прошли вдоль большого деревянного сооружения. Это был то ли помост, то ли сцена. Именно такое его предназначение и подтвердил первый попавшийся пони, которого Трикстер спросил, зачем здесь эта конструкция. С любопытством рассматривая нас, прохожий поведал:
– Если кто-то хочет сделать объявление, или просто выступить перед народом, то он забирается на эту сцену. Или если кто-то хочет привлечь внимание к своему товару, например.
– А кто именно имеет право здесь выступать? – продолжал спрашивать младший брат, глаза которого загорелись азартным огнём после упоминания о привлечении внимания к товару.
Отвечающий почесал копытом затылок и задумчиво перечислил:
– Вождь говорил приветственное слово с утра. Бёрнс Баки с компанией обещали выступить ближе к вечеру, – пони повернулся и посмотрел в сторону небольшой толпы, которая собралась на другом конце площади вокруг нескольких пони. – Сейчас они развлекают народ вдоль торговых рядов. Больше вроде никто не занимал. У нас всё однообразно, новые объявления редко бывают.
– В общем-то, кто угодно может, хочешь, сам залезай. К нам редко заходят странники, всегда интересно послушать что-то новое, – подытожил прохожий и, ещё раз любопытно нас осмотрел.
Глаза младшего брата загорелись ещё ярче. Он наклонился к Эджи и заговорщицки прошептал:
– Хочешь увидеть представление?
Под заинтригованный взгляд пегаски единорог взобрался на помост и во весь голос обратился к проходящим мимо пони:
– Приветствую вас, добрые жители Новой Надежды! Сейчас вы увидите представление Великого Трикстера!
«О, вот это уже без меня, пожалуйста», – подумал я, смотря, как многие пони стали с любопытством останавливаться, глядя на сцену.
Кроме маскировки в виде рухляди, живых теней и фальшивого оружия Трикстер мог извлечь из своего рога ещё несколько слабеньких фейерверков и прочих иллюзорных лучей. Это позволяло ему вытворять несколько банальных и однообразных фокусов.
Ему редко удавалось найти достаточно непривередливую публику, чтобы те оценили его представления. Видимо он понадеялся, что неизбалованные жители изолированного поселения оценят его потуги, и решил повыделываться перед кобылкой.
Что ж, удачи ему, но лично у меня не было ни малейшего желания наблюдать это в тысячный раз. Я быстро стал пробираться как можно дальше от сцены, ища что-нибудь интересное.
Моё внимание привлекло небольшое заведение, расположенное на открытом воздухе под навесом на противоположном конце площади. Несколько столов и стойка с пони, который наливает выпивку: это явно был бар, и, что немаловажно, он был расположен достаточно далеко от сцены, чтобы не слышать жалких потуг младшего брата.
Присев перед местным барпони, я спросил, что у них наливают.
– Откуда у тебя эта одежда, друг? – Услышал я вместо ответа.
– Её сделал мой брат, – ответил я, пристально глядя в глаза жеребцу за стойкой.
И, вспомнив о местных верованиях, я добавил:
– Он собственнокопытно сшивал эту куртку и укреплял её металлическими пластинами.
– А откуда он взял материал и металл для этой куртки?
– Ну, мы нашли отличные образцы в одном заброшенном магазине… – я осёкся, вновь поймав на себе надменный взгляд барпони, и пробормотал:
– А, в бездну всё это! Нахрена я тут распинаюсь вообще?
Вместо дальнейших дискуссий я вытащил небольшой сапфир и положил его на стойку:
– Этого хватит, чтобы ты заткнулся наконец и обслужил меня?
Жеребец раздражённо фыркнул, но камень взял и налил мне местного пойла.
Ягодная настойка очень бодряще разлилась по моему организму, согревая и расслабляя. Это было именно то, что мне требовалось после всех нервных переживаний последних дней. Бегство из Хёртинг-лэндс, битвы с пегасами и адскими псами. Всё это сильно давило и требовало снятия напряжения.
Пользуясь кредитом, который мне открыл в этом заведении голубой камешек, я накатил ещё пару раз и направился к небольшой компании местных пони, сидевших за столом неподалёку.
Познакомившись, я хотел было принять участие в их обсуждении и потравить байки. Но все их разговоры оказались необычайно унылы и сводились к бытовым описаниям того, кто что выращивает и кто что строит.
Из этих обсуждений я понял, что увиденное мною ранее изобилие пищи в торговых рядах было связано исключительно с праздником. Местные специально готовили к ярмарке свои запасы. На самом же деле, выращивать что-то в этих краях было совсем не просто, и урожаи у местных не сильно больше, чем в остальных поселениях на Пустоши.
В этом нетронутом разрушительными мегазаклинаниями крае почва была гораздо чище, чем в других местах, но, видимо недостаточно. Всё-таки, чтобы построить цивилизацию, независимую от радиоактивного наследия прошлого, местным пони нужно было уйти гораздо дальше. Скорее всего, на другую планету.
Поняв, что весёлых историй в их болоте не предвидится, я предложил этим фермерам сыграть в кости. К счастью, даже эти дикари были в курсе о такой простой игре, а у меня всегда с собой имелся комплект специальных кубиков и стакана.
Надо сказать, в этой игре удача мне всегда сопутствовала. Конечно, вовсе не из-за случайного везения, а благодаря точному расчёту и ловкости всех копыт, одно из которых водит магнит под столом, пока я трясу зажатый в зубах стакан. Костяные кубики, с залитым внутри под нужным углом металлом, останавливаются именно в том положении на столе, которое мне нужно.
Но даже от моего необычайного «везения» в этот раз было мало пользы. Местные пони, привыкшие к натуральному обмену, могли выставить в лучшем случае что-нибудь в духе кривого кустарного ножа или топора, а то и просто какие-то бесполезные поделки. Мне даже напрягаться ради такого выигрыша было неинтересно, так что очень скоро весь азарт от игры сошёл на нет.
Заскучав за этим столом, я стал рассматривать, какие бы ещё развлечения мог найти в баре. Мой интерес привлекла молодая кобылка, одиноко сидевшая за столиком у самого края навеса. Было видно, что горный воздух и фермерская продукция хорошо влияли на сочность её форм. А жизнь в изоляции наверняка должна была способствовать повышенному интересу к загадочным странникам.
Когда я встал и направился к её столику, все, с кем я сидел до этого, мгновенно замолчали и уставились мне в затылок. Я даже не посчитал нужным оборачиваться, пусть молча завидуют тому, как надо цеплять кобылок.
– Привет, милашка! Скучаешь одна? – сказал я, подсев рядом.
Та повернулась и уставилась на меня с таким видом, как будто сам факт моего присутствия рядом с ней уже был неимоверно удивляющим.
– Хочешь составить компанию отважному путешественнику?
Я придвинулся вплотную и заглянул ей в глаза:
– С удовольствием расскажу о своих захватывающих, – тут в мой голос вкралась драматичная пауза, – и опасных приключениях! Может найдём какое-нибудь более укромное место, где сможем поболтать?
Моё копыто успело лишь легко скользнуть по её ноге, как кобыла резко вскочила и, оскорблённо фыркнув, всё так же без слов поспешила уйти подальше.
«Ну дела, если у них весь народ такой унылый, а кобылы такие надменные, мне здесь делать нечего», – разочарованно текли мои мысли.
Я решил ещё раз дойти до барной стойки, так как ягодная настойка была пока что единственным, что действительно порадовало меня в этом месте. Медленно попивая обжигающий и бодрящий напиток, я размышлял об особенностях этого поселениях и веры местных в то, что они могут счастливо жить, отринув наследие прошлого.
Полностью изолированные от внешнего мира, они питались лишь тем, что им удавалось вырастить самим, жили в том, что могли построить самостоятельно и пользовались только собственнокопытно изготовленными предметами. Ах да, носили они, судя по всему, только то, что могли сшить с нуля. И выглядело это реально убого.
Будто в продолжение моих мыслей, один из рядом сидящих пони опрокинул очередной стакан себе в глотку и внезапно затянул какую-то заунывную балладу. Уже порядочно набравшись, он неровно исполнял её своим хриплым голосом без какой-либо музыки. Так как бросать недопитую порцию у меня желания не было, то и мне пришлось слушать это пение:
Когда-то прославленный вождь
Повёл за собой народ,
Туда, где виднелась заря
И не было лживых господ.
Прочь от смертельных руин,
Цивилизации, что разрушили,
Прочь от грязи и лжи,
Тех, кто себя только слушали.
Пони, сидящие за соседним столиком, дружно подхватили последнюю строчку куплета: «Тех, кто себя только слушали!» Судя по всему, эта песня повествовала о происхождении данного поселения. Я только покачал головой: подобные предания обычно не несли никакой достоверной информации и были призваны лишь оправдать существующий порядок вещей.
Певец же продолжал:
И там, среди жарких пустынь,
Себя поборов и природу,
Они приучились жить,
Показали свою породу.
Добыли питьё и еду,
Научились штопать одежду,
Но главное — жизнь обрели и,
Конечно, свою Надежду!
«Ну да, уйти как можно дальше, чтобы с нуля освоить все основы выживания — гениально!» – рассуждал я. А другие пони снова подпевали: «Конечно, свою Надежду!».
Ну, а те, кто не слушал вождя,
Пусть и дальше живут в разрушении,
Не умея осмыслить себя
И принять в свою душу решение.
И во веки веков кто ушли
И спасли своих близких от грешного,
Пусть лелеют вновь найденный дом,
Берегут от ошибок их прежнего.
Когда окружающие вновь подхватили: «Берегут от ошибок их прежнего», – я понял, что переоценил свои возможности вытерпеть эту нудятину. Раздражённо подсев к горе-певцу, я спросил у него:
– Ты сам-то веришь в этот отказ от старой цивилизации или просто погорланить решил?
Поперхнувшись на полуслове жеребец затих и удивлённо уставился на меня. В принципе, этого я и добивался, так что просто улёгся на лавке и продолжил потягивать прихваченную с собой настойку, наслаждаясь коротким затишьем.
Однако певец быстро очухался и начал восторженно вещать заплетающимся языком:
– Само собой! Только с надеждой на мир, отринувший старые порядки, мы сможем построить новое светлое будущее!
– Послушай друг, я ведь совсем не местный, и мало представляю об устройстве вашей жизни. Просвети вот, а какие именно порядки вы отринули?
Восприняв мой тон, как искреннюю заинтересованность, жеребец с удовольствием ответил:
– Наши предки отказались от всех творений цивилизации, которая разрушила саму себя! Теперь мы идём собственным путём и не желаем пользоваться чем-то, что создано пони, погрязшими в хаосе!
– Как интересно! Вот, вы сами и растения выращиваете и дома строите с нуля? Для этого землю копаете, деревья рубите, камни стёсываете? – собеседник с готовностью кивнул, и я продолжил:
– А вы всё это делаете голыми копытами или с помощью всяких там, лопат, топоров, молотков? Материалы вы возите на телегах или сами таскаете?
– Нет, конечно, не голыми же копытами мы создали всё это, – жеребец махнул ногой в сторону площади и окружавших её зданий. – Мы сами создаём инструменты и прочие орудия, а с их помощью творим что-то большее!
Я скептически посмотрел на ближайшие неуклюжие строения: если это всё, чего они смогли добиться за сотню с лишним лет упорного труда, то такое явно сомнительный повод для гордости.
– Но ведь это ничем не отличается от пути развития старой цивилизации! – не удержался я и попытался открыть глаза этому дурачку. – Вы создаёте одни вещи, чтобы с их помощью создавать другие более сложные, а потом ещё и ещё более сложные и глобальные. Чем же ваш путь отличается?
Подвыпивший певец упрямо замотал головой:
– Ты что! Мы никогда не дойдём до жестокой эксплуатации одних пони другими, ради создания разрушительных и тёмных технологий!
«Ну да, конечно, довоенным пони потребовалась всего пара поколений, чтобы сорваться в саморазрушительное производство всего и вся. Вы, с вашим упрямством, может сумеете растянуть это на лишнюю сотню лет…» – рассуждал я про себя, понимая, что нет никакого смысла пытаться донести это до собеседника.
Но униматься я не собирался и попытался зайти с другой стороны:
– А как же магия? Что такого, например, могут создать ваши единороги? Вот чем вы освещаете свои так ловко построенные дома? – говоря это, я поигрывал копытом с очередным сапфиром.
– Некоторые наши единороги и правда умеют заряжать такие камни, даря нам радость ночного света! Они даже сумели заставить работать нашу мельницу на таких зарядах! – восторженно отзывался жеребец. – Это абсолютно естественная природная магия, несущая в себе только свет!
Я довольно усмехнулся:
– Ага, значит, бытовой магией единорогов вы пользуетесь и даже постепенно развиваете её. Да и инженерная мысль вам тоже не чужда, видимо.
Мой собеседник вновь восторженно кивнул, а я продолжил, уже не сдерживая едкий смех:
– Тормозите вы это развитие всеми силами, конечно. Но даже такими темпами, ещё тысячу-другую лет, и ваш народ сумеет построить собственные города и промышленность, потребляющие больше ресурсов, чем смогут себе позволить. А после и мега-заклинания, для завоевания других имеющих нужные ресурсы регионов.
Сидевший напротив меня пони наконец-то сумел понять, к чему я клоню. Он удивлённо открыл рот и раздражённо ударил копытом по столу. Потом жеребец встал и попытался подобрать слова для того, чтобы выразить своё возмущение. Но ему это так и не удалось, то ли из-за выпитого спиртного, то ли из-за того, что жизнь в этом поселении действовала на пони ещё более отупляюще, чем дэш вперемешку с психо.
Так и не сумев выдавить из себя ничего вразумительного, горе-певец с обиженной миной пересел к тем пони, которые недавно подпевали его песне. Я же лишь продолжил усмехаться и глотнул ещё настойки.
Вся ироничность устройства этого поселения так меня захватила, что мне просто не удалось сдержаться. Я с удовольствием вылил свой сарказм на этого простофилю, заодно окончательно сформулировав своё отношению к данному месту.
Чем больше я узнавал об устройстве их жизни, тем больше понимал, что они вовсе не пошли новым путём развития цивилизации, а только лишь отбросили его назад и всеми силами попытались затормозить. Однако жить полностью в каменном веке у них желания не было, а значит, все ограничения были лишь полумерами, всё равно приближающими их к той же Пустоши, на которой жили все мы.
Как бы они этого не хотели, на самом деле эти пони не могли ничего изменить в существующем порядке вещей. Они предпочли просто сделать вид, что Пустоши не существует, и теперь живут сами по себе. Но чем больше я рассматривал окрестности, тем больше убеждался, что даже в этом изолированном районе трава была пожухлой, а почва родила вместо сильных деревьев лишь редкий и слабый кустарник. И все их попытки называть своё поселение новой цивилизацией, свободной от пороков прошлого, были лишь лицемерием и самообманом.
От этих размышлений мне захотелось ещё накатить. Но тут моё внимание привлекли особенно громкие крики среди торговых рядов. Я обернулся в сторону этих звуков и понял, что они исходили со стороны закутка местного шамана, где мы оставили Хаммера.
Подскочив, я поспешил в туда. Толпа вокруг шамана собралась уже раза в три больше, чем когда я тут был в прошлый раз. И судя по общему гомону, пони вокруг были настроены крайне агрессивно. Мне пришлось грубо расталкивать некоторых, чтобы пробраться в центр. Картина, открывшаяся там, меня крайне не порадовала.
Старый тощий единорог-шаман был наполовину покрыт чёрной сажей, и его седая грива, бывшая до этого длинной и степенно ухоженной, оказалась сильно обгоревшей. Рядом с ним с удивлёнными глазами стоял Хаммер, у которого сажей была покрыта только передняя часть лица.
В это время самого Хаммера всё плотнее обступали другие пони, а разъярённые крики: «Он не уважает нашего шамана!», «…напал на него!», «…оскорбил наши традиции!» не оставляли сомнений в их настрое. Средний брат же, судя по всему, был оглушён, пытался очухаться и в то же время агрессивно наклонял голову в сторону наступавших на него, готовый в любой момент начать защитные действия.
Я резко выскочил между ним и нападающими, крича:
– Добрые жители Новой Надежды! Это всё недоразумение! Мой брат никого не хотел оскорблять.
Одновременно я обернулся к очухивающемуся здоровяку:
– Хаммер, какого хрена?
Тот потупил взгляд и немного заторможено ответил:
– Я просто хотел показать ему, как надо правильно делать смеси…
«Ну и как, показал, блядь?» – захотелось мне заорать на него. Но сейчас было явно не самое удачное время для саркастичных разборок. Оскорблённая толпа продолжала угрожающе напирать, и я закричал снова:
– Помните, мы гости вашего вождя! Не надо творить поспешных поступков! Давайте дождёмся его разбирательства!
Вождя здесь, видимо, уважали ещё больше чем шамана, так как, услышав меня, наступающие пони немного расслабились и начали перешёптываться. Несколько из них всё-таки подбежали к шаману и попытались почтительно привести его в чувства. Старик, был оглушён гораздо сильнее Хаммера, и ошалело взирал на них, вообще не понимая, что происходит.
Я тут же сообразил, что он может стать нашим выходом из этой толпы, потянул с собой брата и подскочил к шаману, отстраняя других пони:
– Старику надо помочь! Давайте выведем его на воздух! То, как вы здесь столпились, мешает ему дышать!
Толпа внезапно расступилась, но вовсе не для того, чтобы выпустить нас наружу вместе с оглушённым единорогом. Вместо этого, между разошедшимися в стороны пони, неспешно прошествовал только что помянутый мною вождь.
Удивлённо озираясь, он внимательно начал слушать всё те же выкрики про нападение на шамана и неуважение традиций. Меня очень напрягала наступающая толпа, но я понимал, что время для разговоров пока не прошло, и всё ещё можно закончить мирно. Дабы не упустить момент, я подбежал вплотную к местному лидеру и, склонив голову, затараторил:
– Великий вождь! Мой брат вовсе не хотел никого оскорбить! Он лишь вступил в исключительно научную дискуссию с достопочтенным шаманом! Исключительно ради желания... эмм… взаимно поделиться премудростями... эмм… в управлении огненной стихией, во!
Солнечное Копьё степенно выслушал меня и молча подошёл к шаману, озадаченно разглядывая покачивающегося старика. Прежде чем его взгляд перешёл от задумчивости к раздражению, или даже оскорблённой ярости, я поспешил тихо добавить:
– Само собой, мы готовы как-то компенсировать урон, дабы загладить это недоразумение, – я потянулся к сумке, – достойного количества драгоценных камней, думаю, хватит?
Вождь оценил яркие переливы камней в моей сумке, степенно кивнул и громко обратился к толпящимся пони:
– Думаю, мы сможем уладить сие недоразумение. Сторонним путникам простительно недопонимание наших традиций и…
Во время этих слов я облегчённо вздохнул, обрадовавшись, что нас с братом всё-таки не разорвёт разъярённая толпа. Но не успел вождь договорить, как где-то вдалеке на противоположном конце площади раздался резкий грохот, сопровождаемый яркими вспышками. И грохот, и вспышки, вроде бы, шли как раз с того места, где была расположена сцена, но мне даже не надо было гадать об этом. Этот звук я ни с чем не спутаю. Последний раз я его слышал в Трейд-Руине, когда, возвращаясь после удачной сделки, наткнулся на Трикстера, демонстрирующего высокотехнологичный дробовик обдолбанному рейдеру.
Поток мыслей в моей голове промелькнул мгновенно: «Тупой младший брат настолько увлёкся в позёрстве перед кобылкой, что не удержался и показал иллюзию энергетического дробовика перед толпой пони, отвергающих все технологии прошлого… Мало того, он ещё и палить из него начал».
Неодобрительный гул со стороны сцены ещё только начинал доноситься до нас, столпившиеся вокруг пони лишь только озадаченно поворачивались в ту сторону, а я уже подскочил к вождю и вновь начал проявлять чудеса красноречия:
– Великий вождь! У меня очень тупые братья! Это моя судьба – семью не выбирают. Но я могу заверить, что ни один из них не имеет целью специально оскорблять народ Новой Надежды и ваши традиции! Как бы это не выглядело, я уверен, им очень стыдно за своё поведение. И мы приложим все силы, чтобы загладить все недоразумения! От вас требуется лишь не допустить сиюминутного кровопролития, дабы не омрачать ваш столь светлый праздник-чего-бы-там-ни-было.
Статный пони понимающе кивнул и озабоченно направился в сторону сцены, дабы утихомирить очередных разъярённых пони. Пока окружавшая шамана толпа неуверенно расступилась, я поспешил последовать за ним, дёрнув за собой Хаммера.
Однако, не сделав и десятка шагов, вождь остановился. Прямо перед ним выскочила та самая кобылка, которую я клеил в баре. Она в исступлении начала тыкать в меня копытом и кричать:
– Вот, мой муж! Это тот самый подлец, который посмел обесчестить меня, жену вождя!
«Жену вождя? Да что ж за день-то такой?!»
– Какой обесчестить? Да я её даже копытом… Ну ладно, может только лишь копытом и тронул, всего-то… – я так и не договорил, когда увидел лицо медленно поворачивающегося на меня вождя.
У меня была возможность наблюдать, как его глаза буквально наливались кровью. Похоже, к семье вождя здесь принято относиться ещё более почтительно, чем к шаманам…
Я попытался ещё бормотать какие-то оправдания, так как понимал, что, в случае внезапной вспышки ярости вождя, нам придётся иметь дело не только с ним, но и с огромной толпой разъярённых пони. Высокий разозлённый вождь начал медленно наступать. Он нависал надо мной, агрессивно раздувая ноздри, готовый в любой момент сорваться на рык.
Но выплеснуть свою агрессию на меня вождю не удалось. Ему пришлось развернуться, так как на нас неслись пони со стороны сцены. Впереди них, во всю прыть, бежали Трикстер и Эджи, причём единорог зажимал телекинезом ярко светящийся энергетический дробовик. В нервном напряжении от того, как резко пришлось покинуть сцену, он просто забыл его выпустить. Но разъярённой толпе эта несчастная иллюзия служила маяком для их злобы и агрессии.
Бежавший впереди Трикстер резко затормозил, чуть не врезавшись в вождя. Со стороны догоняющих в единорога полетели камни и ещё какой-то мусор. Часть из них угодили прямо в лидера племени, уже и без того неимоверно разъяренного. Он начал крутиться на месте, готовый в своей злобе уже разорвать любого.
Трикстер же, получив маленьким камешком по голове, жалобно ойкнул и повалился на землю. Бежавшая следом за ним пегаска, увидев это, резко развернулась. Она расправила крылья, стряхнула с себя плащ и взмыла над землёй во всей красе своей силовой брони, готовая разделаться с любым из напавших на единорога.
Толпа ошарашенно затормозила перед подобным зрелищем. Через секунду послышались истошные крики: «Небесные предатели! Похитители неба! Спустя века они вернулись, чтобы вновь напасть на нас!»
Теперь камни полетели уже в пегаску. Та, в свою очередь, старалась уворачиваться от них, ловко маневрируя в воздухе. Она резко пикировала, атаковала по одному из нападающих своими стальными копытами и вновь взмывала вверх. Трикстер уже вскочил и неуверенно озирался на происходящее, не зная, что ему делать. Одно хорошо – дробовик он всё же выронил, и сейчас тот валялся на земле ржавой рухлядью, не привлекая ничьего внимания.
Вскоре в пегаску полетели уже не просто камни, а копья со стальными наконечниками. Эджи в свою очередь выпустила сверкающие лезвия из-под копыт.
В этот момент я понял, что время для разговоров прошло окончательно и бесповоротно.
Все последние секунды я старался как можно дальше отойти от вождя, который казался мне куда опаснее любого из толпы. Толкая Хаммера, я прохрипел ему на ухо:
– Бросай скорее дым, свет, всё, что у тебя есть такого!
Когда средний брат кивком дал понять, что услышал меня, я обернулся к младшему:
– Трикстер, Эджи! Уходим! Вспышка! – кричал я, окончательно срывая голос и показывая ногой в бок, в сторону, где две обступивших нас толпы ещё не успели сомкнуться.
Наш единорог успел сообразить, среагировав на привычную команду, и вовремя закрыл глаза вместе с нами, когда всю толпу ослепил яркий свет. Одновременно с этим, всё вокруг стал заволакивать едкий дым. Пока все пытались очухаться, мы втроем ломанулись наутёк.
Пегаску же ослепило вместе с остальными. К счастью, она удержалась в воздухе, и взрывы двух тактических гранат всё-таки сумели донести до неё сигнал к отступлению. Выписывая сослепу неуверенные кренделя в небе, она полетела вслед за нами.
Когда мы обернулись, отбежав на достаточное расстояние, то увидели, что лишь немногие пони ринулись нас преследовать, большинство же устроили столпотворение в едком дыму. Последнее, что я успел заметить, это вождя Солнечное Копьё, который в неистовой ярости набрасывался на одного пони за другим, пытаясь вырваться из задымлённой области. Меня передёрнуло от мысли, что ещё какой-то миг, и я тоже мог бы попасть под копыта этого пони.
Подумав об этом, я припустил ещё сильнее, и братья последовали моему примеру. Мы бежали прочь из долины, пока хватало сил, потом перешли на быстрый шаг, и, лишь когда начали валиться от усталости, остановились на привал.
Пегаска сопровождала нас по воздуху и уже успела к тому времени выровнять свой полёт. Но, повалившись на землю рядом с нами, она всё равно начала судорожно тереть глаза. Да, Хаммер знал толк и в ослепляющих гранатах, и в едком дыме.
Эджи обвела нас мутным взглядом и неуверенно спросила:
– У вас все приключения так заканчиваются?
– Ну… – неуверенно протянул Трикстер.
– …практически, – хмуро закончил за него Хаммер.
Глядя на них и на удивлённо хлопавшую глазами пегаску, меня пробило на смех. Я заржал без остановки и братья присоединились ко мне. Через секунду звонкий смех крылатой кобылки тоже составил нам компанию.
Сама того не ведая, пегаска практически точно описала наш образ жизни. Когда мы устраивались на привал у подножия очередного холма, я машинально заговорил с Хаммером:
– А ведь мы в последнее время и правда чаще всего не идём куда-то конкретно, а убегаем от чего-то или от кого-то.
Здоровяк был как всегда лаконичен:
– Разве только в последнее время?
Парировать мне было нечем:
– А, ну да, у нас ведь, на самом деле, всегда так. Чего-то я размяк, устал видимо.
За ужином, состоявшим из свежекупленных продуктов, все были молчаливы. Лишь Хаммер мимолётно порадовался тому факту, что мы, оказывается, всё же успели купить припасы.
– Ну, да. Без твоей помощи, конечно. Вот нахрена ты завис с тем шаманом, а? Может, наконец, объяснишь, зачем это было нужно? – не удержался я.
Само собой ничего объяснять наш молчун не собирался, а лишь ещё более насуплено принялся жевать еду. Ведь открывал рот он у нас только тогда, когда это было ему выгодно.
Но я уже не мог остановиться, мне ужасно хотелось получить хоть какую-то моральную компенсацию за то, что я спасал его от разъярённой толпы.
– Нет, ты уж расскажи нам. Что такое тебя сподвигло внезапно взрывать одного из самых уважаемых жителей деревни?
Хаммер сначала что-то неразборчиво пробормотал себе под нос, но понял, что я от него просто так не отстану, и всё же соизволил выговорить внятно:
– Пиротехника. Очень редко на Пустоши встретишь кого-то, с кем можно было бы обсудить эту тему.
Я лишь хмыкнул в ответ, а Эджи с любопытством посмотрела на здоровяка. После своей фразы он насупился, и всем видом дал понять, что больше из него в ближайшее время не удастся вытянуть ни слова.
Тут в разговор вступил Трикстер, всё последнее время до этого молчавший с мрачным видом:
– На самом деле, это я виноват больше всех в том, что нам пришлось удирать так быстро, – проговорил он с драматическими придыханиями. – Дёрнуло же меня показать ту иллюзию дробовика… Я просто увлёкся и совсем забыл, что они отрицают технологии.
– Да, да, ты виноват больше всех, с этим никто не спорит, – подтвердил я. – Ты как маленький жеребёнок решил повыделываться перед кобылкой. Как ты вообще думал они отреагируют на эти выстрелы?
Единорог ещё больше потупил голову, а пегаска аккуратно погладила его по плечу со словами:
– По-моему, представление было классное, честно!
Неудачливый иллюзионист бросил ей благодарный взгляд.
– Только я не совсем поняла, ты ведь не превратил старый дробовик в новый, это только иллюзия? А как тогда он так громко выстрелил со вспышками? Тоже твоя магия?
Радостный, что есть возможность уйти от темы разборок, Трикстер принялся рассказывать:
– Все видят иллюзию, но держу я обычный дробовик, и стреляет тоже он. Такой звук и вспышки дают патроны Хаммера. Он сам разработал специальный порох для этого!
Решившая поиграть в участливую утешительницу, пегаска перевела теперь свой взгляд на Хаммера:
– А ты, похоже, действительно крутой химик! Если честно никогда бы не подумала об этом по твоей кьютимарке.
Трикстер хихикнул, тыча пальцем в тёмно-зелёный круп здоровяка, на котором красовалось изображение молотка и оружейного патрона:
– Многие считают, что это знак оружейника. На самом деле, Хаммер получил его, когда решил проверить, что получится, если ударить молотком по патрону, зажатому в тисках.
Эджи добродушно улыбалась, и младший брат продолжил болтовню:
– По мнению Таргета, этот знак говорит о таланте необычно сочетать опасные и взрывные вещи. И, надо сказать, Хаммер действительно в этом хорош.
Мрачно насупившийся до этого средний брат даже как-то довольно приосанился от последних слов.
Однако я не собирался просто так снимать с обсуждения тему нашего бегства из Новой Надежды.
– Да, да, Хаммер хорош и в химии, и во взрывах. Но это не изменяет того факта, что вы все умудрились ополчить против нас целый город! Один взрывает шамана, другой дразнит дикарей технологиями!
Братья снова мрачно насупились и уставились в землю. Пегаска же недовольно фыркнула:
– Ну сколько можно занудствовать, я думала, мы уже проехали это.
Я с удовольствием осадил и её:
– Тебя это тоже касается, крылатая! На что ты надеялась, когда внезапно решила показаться им во всей красе?
– Я просто попыталась защитить Трикстера, когда на него напали!
– Они кидались в него гнилыми яблоками! От этого не умирают. А ты решила тут же порубить их в кровавый фарш своими ножами? Думаешь, это помогло бы нам выстоять против толпы? Хах, зато теперь ты знаешь, что пони на Пустоши помнят предательство пегасов, и не собираются вам прощать закрытое облаками небо!
Я обвёл взглядом братьев и пегаску:
– Оставил каждого лишь на несколько минут, а вы умудрились натворить таких дел, что мне пришлось бежать сломя голову и уговаривать вождя не дать растерзать вас озверевшей толпе!
Теперь уже они втроем сидели с хмурым видом, потупив носы. Ну и пусть. Им всем полезно будет подумать над своими промахами.
В наступившей тишине Хаммер негромко, но отчетливо, проговорил, всё так же глядя себе под нос:
– А Таргет соблазнил жену вождя…
– Я не соблазнил её! Всего лишь копытом тронул…
Первым послышалось хихиканье пегаски, вслед за ним осторожный смех Трикстера. Когда их поддержали сдержанные смешки Хаммера, они начали хохотать уже вовсю. В результате, я оказался окружён тремя без остановки ржущими пони, и мне ничего не оставалось, кроме как присоединиться к ним.
Дорогая Пустошь!
Сегодня я задумался о том, как по-разному пони пытаются строить свой мир, цепляясь за окружение.
Все они по-своему стараются выжить и даже надеются построить новое общество. Кто-то пытается забирать всё силой и потом делать вид, что имеет право на отобранное. Паразитируя на развалинах былых времён, они не создают ничего, потому что желают жить лишь сегодняшним днём.
Другие пытаются отстроить что-то новое из того, что получается найти в округе. Приспосабливают старые обломки для современной жизни. Они подстраиваются под суровые реалии, но при этом надеются защититься от внешних опасностей.
Третьи же вообще отрицают наследие прошлого, считая, что смогут отгородиться ото всех и будут жить независимо от окружающего мира. Но Пустошь всё равно останется рядом с ними, и как бы они не отрицали её существование, она никуда не денется.
На самом деле, ошибаются все трое. Идёшь ты по пути саморазрушения, пытаешься строить на развалинах или вовсе отрицаешь действительность, Пустошь в любом случае рано или поздно настигнет тебя. Мир – это хаос, и апокалипсис стёр все шансы на то, чтобы уравновесить его порядком.
В нынешних реалиях нет никакого смысла где-то оседать и строить что-то новое. Всё что мы можем, это встречать новые опасности, преодолевать их и идти вперёд, не цепляясь ни за что.
И лучшее, чего мы можем достигнуть – это пройти наш путь в компании только самых близких, тех, кто будет всегда готов разделить с тобой и беды и веселье.