Пять дней Фотофиниш.

День четвертый.

По ночному небу Кантерлота гуляли яркие молнии. Светящиеся трещины пугали, от грома, больше похожего на разрыв авиационной бомбы, хотелось убежать, спрятаться в любом закутке, накрыть себя хоть чем-нибудь, лишь бы ужасающе грозная сила природы не настигла тебя. Ливень хлестал, словно плетью, образуя на мостовых настоящие реки. Деревья раскачивались, словно маховик метронома, порывистый ветер вырывал целые сучья и валил их наземь с оглушительным грохотом. Клауди так и не вернулась. Трое – Фотофиниш, Голден Гласс и Баррен Бридлток безутешно бродили по опустевшим улицам города. Вооруженные лишь масляной лампой, одетые в тяжелые резиновые дождевики они пытались укрыть лица копытами, спасаясь от ветра и холодных капель дождя. Казалось, ливень вот-вот превратится в настоящую снежную бурю и напрочь занесет темный город. Света в окнах практически не было. Спасатели едва могли видеть дорогу под ногами. То и дело спотыкаясь, натыкаясь на припаркованные авто, они отчаянно звали бледно-желтую пегаску, но получали лишь заливистые раскаты грома в ответ.

— Вот бы сейчас Джером был здесь. – взмолилась про себя Фотофиниш. На какое-то мгновение она думала, что погибнет здесь, в этой буре. Баррену даже приходилось несколько раз спасать ее от падающих веток. Улица за улицей, квартал за кварталом. Клауди будто и след простыл… но трое все равно упорно продолжали поиски, сопротивляясь стихии. Гласс поскользнулся на мокрой брусчатке и больно упал на спину. Вдруг… Прохожий!

— Извините! Извините! Вы не видели кобылку? Молодую пегаску, бледно-желтая…

Он даже не умудрился ответить. Очередной раскат грома заставил его вздрогнуть и уже буквально побежать домой.

— Осторожно! – Фотофиниш еле успела выхватить Баррена с траектории пролетающей мимо машины.

— Так мы ее никогда не найдем! – С горечью констатировал композитор. — Мы должны знать, куда она бы пошла в первую очередь.

— Черт! Как я могу забыть! – Гласс стукнул себя копытом по лбу. – Она в подвале! У одного моего друга, он как раз уехал на лето.

— Скажи мне, почему у тебя друзья из подвалов? – Уже на бегу начала расспрос Фотофиниш.

— Он художник. У него такая задумка. Сложно понять.

Они бежали долго. Громовые взрывы больше их не отвлекали. Теперь спасатели точно знают, куда идти. Ливень только усиливался, превращаясь в сплошную водяную стену. Молнии, казалось, становились еще страшнее, все сильнее разрывая собой иссиня-черное небо. Только бы скорее добраться…

— Помогите! – Страшная картина застала троих поисковиков: Клауди беспомощно пыталась выбраться из злополучного подвала, все быстрее и быстрее наполняющегося водой. Окна уже давно не открывались из-за засохшей краски, а дверь, видимо, захлопнулась. Глаза пегаски бешено сверкали. Отчаянно она колотила по стеклу, но ее сил попросту не хватало.

— Держись! – Белогривая пони осталась у окна для поддержки. Жеребцы молниеносно спустились в подвал, чтобы попробовать хоть как-то открыть дверь. По колено в воде, отталкивая от себя всплывший мусор, картонные коробки и консервные банки, двое попытались подергать дверную ручку – заело. Никакие усилия не заставили её двинуться ни на сантиметр. Решение было принято быстро – выбивать. Гласс лягнул проклятую дверь , собрав всю свою силу. Помогло. Дверь зашаталась и болезненно затрещала. Второй удар. Преграда между спасателями и Клауди дрогнула и медленно завалилась вперед, освобождая бурный поток воды из комнаты. Баррен быстрым рывком подхватил слабеющую пегаску и вынес ее из тонущей мастерской непризнанного художника.

— Идем домой…

Отец Фотофиниш и Голден Гласс копошились на крыше сарая. Удар за ударом, они обновляли покров, громко над чем-то смеясь. Голубая пони фотографировала Клауди, мирно сопящую на свежей зеленой травке, мелких жучков и бабочек, окружавших ее, симпатичную божью коровку, приземлившуюся прямо на носик пегаски, отчего она смешно поморщилась и чихнула. Фотофиниш и сама была не прочь поваляться. Убрав аппарат в кожаный чехол, белогривая беззаботно плюхнулась на мягкую теплую землю, выстланную бархатным зеленым ковров из трав и цветов. Она видела лишь нежно-персиковое закатное небо и розовые от заходящего солнца облака. Мустангия всегда была для нее единственным местом, где можно нормально отдохнуть. С отцовским домом не мог сравниться ни один ресторан центрального Кантерлота, ни один элитный клуб старого города, где регулярно собирались сливки эквестрийского общества. Только здесь, в месте, где кобылка могла вот так просто откинуться на спину и смотреть часами на небо, она была по-настоящему счастлива. Ее копыта сами тянулись к фотоаппарату, ее зоркий глаз вылавливал каждый маленький аспектик из окружения этих бескрайних зеленых лугов, окаймленных величественными горами. Казалось, они, будто древние титаны, уселись здесь и мирно наблюдают за тем как там, внизу, резвятся и живут мирной жизнью маленькие цветные лошадки: строят домики, бегают в школу по старой грунтовой дорожке, влюбляются, женятся… Фотофиниш всегда, еще с самого момента оседлой жизни в Кантерлоте мечтала вернуться сюда, построить дом для себя и отца, разбить огород, завести ферму и огромное поле, и творить, творить, творить… Фотографировать все подряд, тратить километры пленки на картины настоящей красоты, не навеянной глянцевой худобой и светским гламуром. Лишь изредка она хотела выезжать в большой город, чтобы проводить выставки, завести на них друзей и звать их к себе. Фотофиниш мечтала, как будет собирать всех в своем большом и гостеприимном доме, накрывать богатые столы…

Она скрывала свои истинные причины поездки. Пони-фотограф приехала не только ради удачных снимков для выставки – она приценивалась. В городе она обошла каждого маклера, каждого землевладельца, чтобы выяснить, сколько битов ей нужно выложить для собственной счастливой жизни на бескрайней зелени.

— Ай! – раздалось с крыши. – Гласс ненароком стукнул себя молотком прямо по копыту.

— Эх ты! – рассмеялся большой жеребец, глядя, как на глазах единорога наливаются слезы. – Смотреть надо, когда молотком машешь.

— Слезай уже! – рассмеялась Клауди. – Ты так себе все отобьешь!

— И ты тоже. – Фотофиниш шутливо отозвала отца. – У тебя гости в конце концов.

— Эх, Фоти. – жеребец положил к сараю свои инструменты и принялся за другое дело, взяв вилы. – У меня дел куча…

— А что, если я скажу тебе, что у меня для тебя есть сюрприз?

— Очередная путевка куда-нибудь в санаторий? Мы уже это проходили. – усмехнулся темно-коричневый пони. – Не лажу я с остальными, мне такая жизнь больше по душе.

— Нет, этот связан… Хм… со мной.

— Неужели я дождусь внуков?

— Это еще впереди. Я расскажу тебе, если ты дашь мне себя щелкнуть.

— Нашла модель. – громче хихикнул отец. – Ну ладно. Вот так сойдет?

— Немного естественнее, если тебе не сложно. – поправила Фотофиниш. – Сюрприз в том, что мы скоро снова будем вместе.

Щелк!

Фотофиниш молча пила на кухне. Не кофе – виски. Голден Гласс и Бридлток устало обсуждали рядом древние зебрандские орнаменты. Все трое по уши закутались в теплые шерстяные пледы. В глазах голубой пони зияла губительная пустота.

— Иди спать. – буркнул композитор. – Ты меня пугаешь.

— Не хочу. – Фотофиниш отрешенно отхлебнула из стакана. – Я не могу понять…

— Успокойся уже. Отоспится, поговоришь с ней…

— Но я ведь хочу только лучше! – возразила кобылка, — Вот Голден Гласс не даст соврать! – жеребец утвердительно кивнул.

— Ты никогда не думала, что она сама может за себя решить? – приподнял бровь Баррен.

— Возможно, ты и прав. Но ты сам знаешь, я пообещала.

— Она и так нашла себе достойную пару, вроде не собирается жить в притонах…

-Знаешь, а ты прав. Просто… просто я не хочу с ней расставаться.

В гостиной прозвенел дверной звонок. Пусто. Фотофиниш вышла на лестничную клетку и не обнаружила ничего, кроме маленькой записки, начирканной на промокшем листочке из школьной тетради.

«Выгляни в окно». Голубая пони не очень-то хотела выполнять просьбу, но… любопытство, подпитанное алкоголем, заставило ее неохотно натянуть свитер и щелкнуть замочком балконной двери.

На улице творилось столпотворение. Пони возбужденно собирались вокруг каких-то листков, висящих на бельевых прищепках, на веревке, натянутой между деревьями. Кобылка оделась поприличнее и медленно, слегка дрожа от ночного переохлаждения, спустилась на улицу. Оглянувшиеся на нее прохожие непривычно доброжелательно улыбались, поздравляли с чем-то, одобрительно хлопали по плечу. Что происходит? Фотофиниш постаралась пройти глубже в толпу – увиденное приятно потрясло ее. Её снимки, все те, что она вчера выбросила из окна в порыве гнева, висели между деревьями, тщательно высушенные и восстановленные. Под каждым из них была маленькая аннотация, которая точно описывала, где и когда был сделан снимок. Фотографии перемежались с вырезками из газет, журнальных статей, мнений критиков – все они были положительные. Здесь нашлось место даже для самого первого упоминания Фотофиниш в газете – старая вырезка о конкурсе фотографов пятнадцатилетней давности, на котором белогривая кобылка выиграла новенький штатив. Прохожие останавливались, внимательно рассматривали каждое фото, активно обсуждали его между собой. Пони уже вплотную подошла к внезапной выставке своих самых откровенных работ. Толпа затихла. Пони-фотограф поняла, что все сейчас смотрят именно на нее. Еще секунда… две… три. Толпа взорвалась аплодисментами. Десятки радостных глаз, десятки улыбок приветствовали Фотофиниш, благодарили за ее работу, за те эмоции, что она смогла передать сейчас через свое искусство. Сердце голубой пони снова ожило, начало быстро наполняться энергией, надеждой на будущее вдохновение и культурный рост. Среди толпы она заметила знакомую фигуру, постепенно удаляющуюся от нее.

— Джером! – Фотофиниш догнала рослого вороного жеребца с кремовой гривой. – Где ты был!

— Я пытался помочь тебе. – нервно пробормотал он. – Как вижу, тебе стало лучше.

— Так это все был ты? – изумленная пони отошла немного назад.

— Да. — теперь в его голосе заиграла уверенность. – Я видел, как тебе плохо. Я просто не мог оставаться в стороне. Знаешь…

— Я все знаю. – Фотофиниш попыталась обнять его, но была отвергнута.

— Я хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя. Точнее, любил все это время.

— Я…

— Ты прекрасно указала мне на мое место тогда, четыре дня назад. Я не ровня тебе, ты слишком умна и талантлива, чтобы быть со мной. Конечно, мне… тяжело было принять этот факт, но ведь от правды не убежишь. Я просто решил… Если мне удастся помочь тебе с решением твоих проблем, то мой конфуз будет искуплен.

— Какой?

— Я пытался поцеловать тебя тогда, а ты меня ударила. Ты была права, Фотофиниш. Прощай.

— Подожди! – кобылка чуть ли не бросилась ему под копыта. – Я хочу сказать тебе…

— Прости. – Джером убыстрил шаг, оставив пони далеко позади себя.

— Я люблю тебя! — Фотофиниш опустошенным взглядом провожала удаляющуюся фигуру рослого жеребца.