Маленькие истории

Родные души

В этом городе не терпят неудачников.
— … Мисс, при всём желании, эта комната уже отдана в аренду… Вы же говорили, что собираетесь улететь отсюда навсегда…
— Да говорила, и что с того?!
— Мы просто не думали, что вы вернётесь. Сомневаюсь, что для вас составит много труда найти себе другую комнату.
— Летом?! В Лос Пегасусе?!
— Простите, мисс.
— Поле всего, что я для вас сделала…
— Извините?
— Ничего. Прощайте.
— Подождите секундочку, когда вы уезжали, вы забыли кое-какие вещи. Не хотите их забрать?
— Какие вещи?
— Сейчас принесу.
Жёлтая пегаска исчезла за дверью и через мгновенье вернулась с небольшой коробкой в копытах.
— Вот, здесь всё, что мы нашли.
Солнцезащитные очки, мятые прошлогодние и позапрошлогодние грамоты, два вскрытых конверта и, поверх всего этого, сине-звёздный постер с изображением пегасов в лётных костюмах и надписью во всю ширину. «Вондерболтс».
— Спасибо.
— До свидания! Удачи!
Да-да, конечно.
Коробку я тут же выкинула, а вещи перекочевали в небольшую сумку, ту, с которой я улетала, с которой и вернулась. Очки – на нос, не хочу, чтобы кто-нибудь видел сейчас мои глаза. Этому никто не предаст значения, в Лос Пегасусе был обычный солнечный день. Точно такой же, как вчера. Такой же день был, когда я улетала.
Я – Лайтнинг Даст, и я знаю, что такое мечта.
Глупость. Конечно, это не было тем, чего я ждала – сборище простаков и неумех, мечтающих стать выдающимися летунами. Даже не знаю, на что они надеялись. Когда я впервые их увидела, я даже рассмеялась. Никаких сомнений в том, что именно меня возьмут в лётную команду Вондерболтс не было. На самом деле их не было с самого начала. Когда я посылал в Академию письмо, я думала только о том, что стоит с собой взять. Конечно, им не нужны были мои глупые награды Лучшего Расчистителя Облаков или бесполезные медали из лётного лагеря. Те, кто видел, на что я способна, просто не в состоянии это забыть.
И конечно там была она, самая крутая и быстрая, во всей Эквестрии – Спитфайр. Если мне бы и пришлось летать под чьим-то началом, то лишь под её. Возможно, она даже помнила меня. Но уважение такой пони сложно завоевать, значит, нужно было себя показать. Так я думала.
Под её взглядом пони тряслись так, будто видели дракона. Даже здоровяки пегасы вели себя как маленькие дети. Потом настала моя очередь проявите себя, и великолепная Спитфайр оценила мои возможности в каких-то пятьсот кругов, попутно заставив этих слабаков пролететь вместе со мной. Только одна пегаска смогла потягаться со мной – Рэйнбоу Дэш…
…Ведь именно такую историю все ждут? Как же мне это надоело! Даже в собственных мыслях я остаюсь такой. Ложь, обман в каждом поступке. Когда ты никому не нужен, проще сделать вид, что никто не нужен тебе.

Мне никогда не понять её, глупая пони!
Казалось, я видела её насквозь. Самоуверенная, гордая, независимая. Прямо как я… когда-то. Верная. Я всего лишь видела в ней того, кто способен меня понять, не обращая внимания на мои недостатки.

Глупая Штормиловка. Да плевать я на это хотела – ведущие, лидеры... Рэйнбоу, я только хотела показать, что мы с тобой наравне. Спитфайр решила иначе. Излишняя мягкость могла оттолкнуть Дэш — я знаю, как такие пони относятся к чему-то «некрутому». Я сама была такой…
Как глупо. Ложь, лицемерие, обманчивое ощущение, что ты лучше других. Сколько лет я не заводила новых знакомств? Сколькие из тех, кого я знала, помнят меня сейчас? Не как самовлюблённую дуру, а как меня настоящую? Почему я вновь поверила так быстро? Неужели прошлое так меня ничему не научило? Чем быстрее я летела к своей мечте, тем дальше она от меня становилась.
Это было ошибкой. Дэш оказалась совсем не такой. Я думала, что нужно всего пару дней, чтобы узнать её полностью. Мне казалось, что радость в её глазах при виде моего значка ведущей была неподдельной, что её действительно весело просто проводить время со мной. Знай она, что нужна лишь просьба и я сама буду умолять Спитфайр поменять нас местами, всё бы сложилось иначе.
Мечта стать Вондерболтом была подделкой. Столько лет я изо всех сил рвалась к фальшивому золоту. Стать Вондерболтом и найти друга. Я была так близка к этому, но в одночасье потеряла всё.
Мы ведь действительно похожи. Она никогда не давала мне вырваться вперёд. А разве я была против?! Почему так сложно перебороть себя и сделать не так, как твердит тебе гордость, а как подсказывает сердце?

Но Рэйнбоу Дэш всё же не была мной. Пони совершают поступки, о которых потом жалеют, я далеко не исключение. Просто кому-то это сходит с копыт, а кому-то – нет. Когда я поняла это, ничего уже нельзя было изменить, оставалось лишь доиграть свою роль до конца. В тот момент, когда Спитфаир вырвала у меня значок, она будто вырвала кусочек моего сердца. Уже тогда я понимала, что это конец. Мечта, казавшаяся лживой, вдруг обрела важность. И только потеряв её, я поняла, сколько она для меня значила.
Хорошо, что прохожие не видят моих глаз. Может быть, кто-то из них знает меня. Вряд ли любит, но всё же. Не хотелось бы показываться перед ними в таком виде — привычка из «славного» прошлого. Скоро об этом не нужно будет волноваться. Здесь не любят неудачников. Прощай навсегда Лос Пегасус. Какая глупая пони.
Я – Лайтнинг Даст, и у меня нет друзей.

Стремление

«В тот момент, когда Принцесса сказала: «Поехали!», и я почувствовал, как ракета вместе со мной отрывается от земли, мне стало отчётливо ясно, что в эту же секунду мир изменился. Как именно – остаётся только гадать».

Капитан Инфинит Спэйс.

Съешь протеиновую пилюлю и надевай шлем — в первый раз это было захватывающе. Не сказать, что теперь весь шарм исчез, но отношение определённо поменялось.

Внизу, должно быть, сотни жеребят до сих пор мечтают о чём-то подобном, хотя со времён Бума и прошло столько лет. Где-нибудь по ночам, в сельской глуши, маленькие романтики смотрят в свои телескопы и разглядывают наше серо-стальное пятно, растёкшееся посреди лунной пустыни. Поверьте мне, я сам был одним из них.

Доктор Патч любит говорить: «Зинги, мы дети прошлого века, строящие век следующий», док вообще любит патетику. И знаете, он прав. Когда Принцессы разбираются с тем, что наворотили, а обычные пони стараются просто прожить жизнь счастливо, мы сидим здесь, строим пятую оранжерею, латаем внешнюю обшивку и собираем противометеоритную защиту, а в перерывах играем в бридж, спим и делаем ставки на лунные камни. Странная штука, эти лунные камни, никогда не знаешь, где они окажутся следующим утром. Скиппи шутит, что их когда-то придумала Луна, чтобы было не так скучно.

Чушь собачья, как по мне. Здесь почти нет атмосферы, ни одно магическое существо, как бы могущественно оно ни было, не сможет прожить здесь целую тысячу лет, ещё и строя коварные планы своего возвращения в процессе. Либо Найтмер Мун была дематериализована и переведена на другой план существования, либо нас всех очень долго дурачили. Уж кто-кто, а я не должен так думать – на Луне не так много специалистов моего профиля. Ни одного, если быть точным — единственный Зинги Флайт на всю станцию.

Когда я только вывалился из стыковочного отсека и доктор Патч пытался привести меня в чувство после внезапного приступа, кто-то из приветствующих уже начал приставать со своим: «Ну что, Хуфстронг действительно был первым?». Я приземлился несколько минут назад, а теперь лежу на полу, задыхаясь и стараясь не потерять сознания, о да, я готов ответить на твой дурацкий вопрос!.. По правде говоря, я не готов ответить на него даже сейчас. Предполагалось, что всё станет ясно сразу же, будто Луна хранит какое-то неоспоримое доказательство, которое нужный пони сразу же увидит и Внизу станет одним неразрешимым вопросом меньше. Или они выбрали не того пони, или никаких доказательств нет.

Теперь уже никто не спешит отзывать меня обратно. На Луне быстро находишь новую профессию – висишь по несколько часов на обшивке или водишь луноход – так или иначе становишься полезен.

Моя астма вскрылась в первые секунды пребывания на станции, не то чтобы это теперь было большой проблемой, но когда-то я очень постарался, чтобы скрыть её. Док оказался гипертоником, у Скиппи астигматизм, чуть ли не половина пони на станции страдает более или менее серьёзными заболеваниями. Интересно, как вышло, что на «передовой» оказалось столько «отстающих»? Может, так и должно быть? Добровольно запереть себя здесь, вдали от цивилизации, разве здоровый пони пойдёт на это? Похоже, болезнь засела и у нас в мозгах тоже.

Я бежал на Луну так, будто за мной гнались с вилами и факелами. Почти всю сознательную жизнь я смотрел вверх, с тех пор, как узнал, что туда можно подняться. Звёзды не кажутся отсюда ближе, даже когда вас отделяет друг от друга только скафандр. Как бы это ни было глупо, мне казалось, что стоит только выйти из атмосферы, и звёзды приблизятся, хоть на чуть-чуть, самую малость, но это будет заметно. Я знал, что это не так, но где-то в душе продолжал верить. От того, наверное, и перехватило дыхание, сразу как спала перегрузка. Или это всё моя астма.

«Если бы мы сами не прилетели на Луну, нас, рано или поздно, всё равно бы отправили сюда» — сказал однажды доктор Патч. Я никогда не спрашивал, что для него осталось Внизу, у нас это не принято. Единственное, что я знаю наверняка – вряд ли это было важнее того, что у него есть здесь, и за семь лет приоритеты не поменялись. Док называет это «стремлением к побегу». Желание убежать от чего-то, что держит Внизу. Самое нелогичное желание, как по мне. В серой лунной пустыне возможностей, прямо скажу, не то чтобы много, даже в захолустной дыре, откуда я родом, и то наберётся больше.

Нас учили жить в гармонии, в том числе, с самим собой. Счастливы те, кого научили мечтать. Желать чего-то невозможного, возвышенного, стремиться к мечте, но принимать то, что никогда не достигнешь её — не в этом ли смысл мечты? Счастливы и те, кто так и не научился мечтать. У них есть цели, вполне достижимые, будь то уютный семейный очаг или карьера, а, может, и то и другое вместе. Каждый день их цель становится ближе, стоит лишь прилагать усилия.

Но как быть тем, чья самая невероятная, невозможная мечта сбылась? Как быть тем, чья мечта оказалась не такой, какой они её видели?

Мне было тесно Внизу. Скиппи зовёт это «стремлением к путешествию». Я слышал, что он начинал машинистом поезда. Ну, знаете, когда надоедают проложенные рельсы и ищешь обходные пути. Кое-кто, правда, слишком уж задержался на одной станции. Миллионы возможностей не привлекали меня, всё, что я делал – смотрел по ночам вверх. И приближался к своей мечте. Может, это и было ошибкой?

Почему десять лет назад маленьких мечтателей с телескопом на чердаке было тысячу-другую больше? Во времена капитана Спэйса их было чуть ли не пол страны. Мечта о чём-то непостижимо далёком и чуждом всегда будоражила умы. Но, стоило нам приблизить её на сто тысяч километров, как она перестала быть столь волнующей.

Может, мы и вправду бежим от чего-то? Или нечто доступное перестаёт быть желанным? Чем, в сущности, Луна отличается от Кантерлота для маленького деревенского жеребёнка? Разве что до Луны поезда не ходят дважды в неделю. Как только копыто пони ступает в неизведанное, оно перестаёт быть местом, куда не ступало копыто пони.

Но ведь мы здесь и всё ещё глядим в иллюминаторы. Время от времени. И мы готовы строить новые космодромы, нам нужно двигаться дальше. Оставшиеся пони эпохи первых мореплавателей. Мы искали покоя или свободы, мы что-то бросали Внизу, и что-то теряли, едва приземлившись. Искали решения древних загадок. Нам важно знать, первые ли мы здесь, не так ли? Ведь если на Луну можно было попасть так давно, часть шарма улетучивается. У каждого свои причины быть здесь. Кто-то стремился убежать, а кто-то найти — причины, которые привели нас сюда, разнятся. Но есть стремление, объединяющие всех, далёкое и во многом удивительно наивное. Настоящая Мечта.

Стремление к звёздам.