Остров, две кобылы и бутылка рому / An Island, Two Mares and a Bottle of Rum
Глава двадцатая. Дорога в ад вымощена благими намерениями и плохими каламбурами
Винил с решимостью в глазах смотрела на деревянную дверь. Вот и он. Последний рубеж. Последняя граница между их нынешним положением и приятным вечером в Мэйнхеттене в компании подруги и, следовательно, Лиры и Бон-Бон.
— Ну, так мы собираемся сделать это или нет? — спросила Винил других кобылок и, получив одобрительные кивки, на секунду затаила дыхание, собираясь с духом. Ради четверняка.
Белая единорожка без стука распахнула дверь и ступила на небольшой капитанский мостик. Её сразу же встретили полки, ломящиеся от разнообразных книг, которые так никто и не открывал, не то что читал. «Хотя, наверное, капитаны не читают книг, — подумала Винил. — Они слишком заняты... капитанством. Делают всякие капитанские штуки. Трубку там курят и хлебают ром».
Мысли о роме заставили диджей помрачнеть. Её тело жаждало вкусить огненной воды. Она даже почти чувствовала, как он стекает вниз по горлу, согревает живот... «Дорогая Селестия, я пристрастилась, — вздохнула Винил. — Просто замечательно, я пристрастилась к сексу и рому. Надеюсь, Тави никогда не узнает».
— Могу я чем-то помочь, мэм? — голос принадлежал угрюмому жеребцу с грязно-коричневой шёрсткой и седой гривой. Он курил трубку, сидя за деревянным столиком, заполненным картами, бумагами и чем-то ещё, что Винил не разобрала из-за ее отсутствия степени в области морских наук. Если такая степень вообще существовала.
«Это, наверное, капитан», — предположила Винил, гордясь своей дедукцией уровня Шерклопа Понса. Или это называется индукция? Так или иначе, Шерклоп Понс, разумеется, варился во всяком детективном вареве, в результате затмевая всё своим интеллектом.
— Ну, собственно говоря, да... — начала Винил, но был прервана Лирой, Октавией и Бон-Бон, проскользнувшими в комнату сразу за весьма своеобразным жеребцом. Его правое переднее копыто было точно правое заднее: оба заменены на деревянные протезы. Его правый глаз закрывала повязка, а для полноты картины отсутствовало правое ухо.
— Старпом Хэй докладывает, сэр!
«Старпом... Хэй? — со смешком подумала Винил. — Если бы меня так родители назвали, я бы тоже сбежала служить на флот».
— Я обнаружил, что весь наш экипаж...
— Скорее уж «стар-прав», — хихикнула Винил, отчего жеребец резко обернулся к ней.
— Ну да, это моё звание, — рявкнул старпом, заставив Октавию и Бон-Бон вздрогнуть и невольно отступить на пару шагов.
— Нет, я... — пробормотала Винил, не замечая, как её подруга и потенциальные сексуальные партнеры отчаянно размахивают копытами. — Я имею в виду, у вас на правой стороне тела ничего не осталось, верно? Это вроде как каламбур... — неубедительно закончила она.
«Да... В голове это звучало лучше», — на самом деле, если думать, в голове всё звучит лучше. Даже страстные стоны Октавии во время любовных игрищ. Винил мысленно отметила себе потом об этом поговорить с подругой. Или психиатром.
— Я потерял ноги в Великой Грифоньей войне, — мрачно заметил старпом Хэй. — Про такое не шутят.
Винил начал понимать, медленно, но непреклонно, что настало время извиниться, а ещё отступить обратно к себе в комнату, ибо старпом заметил их романчик и скоро выяснит, кто это всё натворил. Что уж там, он даже не походил на жеребца, которого можно соблазнить или вырубить. За такую тотальную угрюмость (или грифонутость, как выразилась бы Винил) жеребца можно было бы приставить к медали. А у него, на самом деле, хотя бы одна должна быть. Или несколько, раз он участвовал в войне.
— Прости, чувак, — исправилась Винил. — В смысле, я имела в виду, всё в порядке...
«Блин!» — взгляд жеребца похолодел.
— В смысле, мне жаль, что это всё, что от тебя осталось...
«Блин! Блин-блин-блин!» — взгляд старпома метал молнии. Винил обречённо посмотрела на медленно бледнеющую подругу.
— Прости, прости, чувак! Видишь ли, я не особо правильно говорю...
— Знаешь, а если присмотреться, идея эта была так себе.
— Ну разумеется, так себе! — прокричала Октавия, балансируя на узкой деревянной доске. — Благодаря твоей глупости мы сейчас прогуляемся по доске.
Море внизу угрожающе ревело. Доска только краешком была на палубе, удерживаемая мрачным старпомом. Лира и Бон-Бон съежились рядом с музыкальными пони у самой кромки доски.
— Святая Селестия, Тави, и это твои последние слова? — насупилась Винил. — Я ожидала что-то вроде «Люблю тебя, крошка», прежде чем нас сожрут акулы!
— Если они меня не прикончат, то обязательно, — Октавия взглянула на подругу.
— А-акулы? — заикаясь, переспросила Бон-Бон и плотно прижалась к Лире.
— Да, акулы, — нахмурился старпом. — Поглядим, что от вас останется, когда они войдут во вкус.
«Блин, он явно зол, — раздражённо подумала Винил. — И использует методы пиратов, когда сам не пират! Это нарушение авторских прав!» Как видно, Винил не особо знала законы, ибо все её знания ограничивались диджеингом, сексом с Октавией и распитием рома.
Старпом топнул по доске – деревянная планка затряслась. Бон-Бон вскрикнула.
Вдруг в воздухе прогремел выстрел. Старпом завалился набок.
Кремовая земная пони взвизгнула. У Октавии кровь застыла в жилах. Из-за угла на палубу вышел знакомый жеребец в чёрной одежде и треуголке, едва прикрывающей его огненно-рыжую гриву. Улыбнувшись кобылкам, рыжебородый единорог продемонстрировал полный набор золотых зубов. Винил аж взвизгнула, завидев попугая на плече.
— Меня, дамочки, капитаном Джеффри звать, ежли вы ищё не забыли. Я и мой попугай пришли спасти вас.