Остров, две кобылы и бутылка рому / An Island, Two Mares and a Bottle of Rum

Глава первая. Поэтому-то и не доверяй друзьям

— Бесплатная выпивка!

Октавия приложила к лицу копыто: её подруга опустила уже пятую (шестую? седьмую?) рюмку на стойку к вящему неудовольствию барпони, который лишь покачал головой и вернулся к протиранию бокалов. Круиз выдался неплохой, хотя, конечно, последнюю пару часов неплохими назвать сложно. Винил так настаивала на своём, что виолончелистка просто не могла отказать. Когда, в конце концов, она в последний раз куда-то выбиралась со своей лучшей подругой и соседкой?

— Не напомнишь ли, Винил, почему ты решила напиться вусмерть на этот раз? — покачав головой, поинтересовалась серая кобылка и отхлебнула вина, а оно, надо признать, было восхитительным.

— А? — диджей вскинула бровь. — Тави, ты какое слово не разобрала: «бесплатная» или «выпивка»?

— Ну да, понимаю, понимаю, — сдавшись, признала Октавия. Барпони тем временем, вздохнув, налил лучащейся счастьем белой единорожке ещё один бокал виски.

— Дзыньк! — выдала Винил и одним глотком осушила бокал. — Ух, что может быть лучше старого-доброго виски из Кольтландии!

Под неодобрительный взгляд Октавии она вытерла рот копытом

— На-ка вот, Тави, попробуй! — диджей протянула рюмку со «старым-добрым виски» и потрясла ею перед мордочкой виолончелистки.

— Винил, мне кажется, пить виски не... — начала серая пони, но единорожка её тут же прервала, шикнув и приложив копыто к уху.

— Погоди-ка минутку, Тави. Мне кажется, или кто-то кудахчет? — спросила она с озорным огоньком в красных глазах.

— Что...

— А, ну да! Это же ты кудахчешь! — огласила Винил и расхохоталась. — Что-то я временами забываю, что ты цыплёнок. Боишься попробовать что-нибудь крепче вина или сидра.

— Я не... — снова было начала земная пони, но белая единорожка уже принялась бегать кругами, размахивая копытами, как крыльями.

— Кудах-тах-тах, кудах-тах-тах...

— Ну, началось... — простонала Октавия и, полная решимости, схватила рюмку.

---

Похмелье – не самое приятное, с чем может столкнуться пони, и Октавии это было хорошо известно. Ну а жизнь, к слову, обратного и не доказывала. Проще говоря, это самое и самое ужасное, что имелось в Эквестрии. Наверное, даже хуже чёрных аликорнов с красными гривами, которые в последние дни почему-то попадались им гораздо чаще, чем обычно. Сначала голова раскалывалась, а потом и вовсе рассыпалась на мириады осколков – очнувшись, Октавия немедля поклялась, что это был последний раз, когда она поддалась уговорам Винил. Не просто «последний последний» или «ну точно последний» раз, мысленно прибавила земная пони, вспомнив, сколько уже раз нарушала эти обещания, а... «вообще-вообще-вообще последний» раз.

Виолончелистка попыталась встать, однако что-то ей помешало. На деле это «что-то» оказалось знакомым белым комком, лишь отдалённо напоминавшим пони. Оно лежало на Октавии и храпело так громко, что все ближайшие окна, верно, уже давно разбились вдребезги.

Подумав об этом, она внезапно поняла, что вокруг не было окон, да и вообще каких-либо признаков цивилизации. Её уставшие глаза медленно оглядели окрестности: так, песок, пальма... Пальма? Она-то что делает на корабле? Зловещая тень кое-каких подозрений закралась ей в голову – Октавия бесцеремонно сбросила с себя Винил.

— Ой, Тави... это ещё зачем? — пробурчала единорожка: во рту пересохло, голова трещит. «Ну, с добрым утром, головная боль. Давно не виделись, похмелье!» — поприветствовала она своих еженедельных друзей и снова отдалась в объятия сна. Ей бы это и удалось, учитывая усталость и общее состояние, однако пронзительный вопль согнал всё блаженство и, пусть через неохоту, но всё-таки заставил проснуться. Подняв голову, единорожка увидела, как её подруга мечется туда-сюда и выкрикивает нечто нечленораздельное про «хренов остров» и «задушить Винил».

И хотя последнее было Винил не совсем знакомо, это не удержало её бывшую от смачного пинка в бок.

— Тави, что ты... — начала она, морщась от боли.

— Мы на хреновом, лягать его, острове! — взвыла Октавия, тыкая копытом куда-то в никуда. И вправду, они были где-то в середине ничего. Ну, а если точнее, на крошечном островке посреди океана. В центре песчаного клочка суши гордо высилась одинокая пальма.

— Оу, — Винил почесала подбородок, оглядываясь по сторонам. — Знаешь, у меня такое чувство, что мы больше не в Кольтзасе...

Расплата не заставила себя ждать: карающий пинок Октавии вынудил белую единорожку протрезветь окончательно. «Надо будет сказать Тави, чтоб она всегда так утром по понедельникам...» — размышляла она, массируя подбородок, а серая кобылка всё металась и звала на помощь.

Винил спокойно опустилась на колени, любуясь крупом виолончелистки: Октавия отчаянно носилась по островку, крича и размахивая в воздухе копытами – будто кто-то её увидит или услышит на необитаемом-то острове.

«Вот бы хлебнуть чего...» — вздохнула белая кобылка и откинулась на спину, готовясь опустить очередное остроумное замечание про зад Октавии, но тут её копыто что-то нащупало... что-то очень знакомое... в форме бутылки... Ром!

Притянув нечто телекинезом, она обнаружила перед глазами бутыль рома – лучшую, красивейшую, соблазнительнейшую и самую притягательнейшую бутыль рома на свете.

— Ром! — торжествующе провозгласила диджей, откупорив бутыль.

Заслышав голос подруги, Октавия прекратила взывать о помощи и обернулась: полная счастья Винил, улыбаясь до ушей, держала в копытах бутылку.

Алкоголь. Даже. Здесь. Даже. Сейчас. И у неё еще есть время пить!!! У серой кобылки невольно задёргался глаз. Она медленно направилась к Винил, сверкая глазами острыми, как клинки ниндзя.

— Дай. Его. Мне, — прошипела виолончелистка.

Винил по-жеребячьи хихикнула и протянула бутылку Октавии.

— Ого, Тави, не думала, что тебе понравится... Тави, что ты делаешь?!

Октавия воздела бутыль над головой, намереваясь положить этому конец, и приготовилась расшибить её в стеклянную пыль.

— Нет, Тави! — магия Винил обволокла серую ногу с бутылью, не давая той пошевелиться. Единорожка умоляюще посмотрела в глаза земной пони. — Молю, не надо! Только не ром! Забери мою жизнь, но только не трогай ром!

Октавия вздохнула и опустила бутылку. И что им теперь делать?..

— Ты утомилась, Тави, — посочувствовала Винил. — Сейчас уже ничего не попишешь.

Пока две кобылки сидели, погрузившись в молчание, белая единорожка слегка пригубила ром, отчего сразу стало гораздо лучше.

— Будешь? — осторожно начала она, не желая вызвать ещё одну вспышку.

— А с чего бы мне... — а почему нет? Глоточек-другой не повредит, поразмыслила Октавия и пожала плечами. — Ладно, если только совсем чуть-чуть...

Глава вторая. Что бы нам сделать с пьяной пони?

— Что бы нам сделать с пьяным матросом... — пела Октавия. Все тревоги выветрились из головы, а окружающий мир переливался яркими цветами.

— Что бы нам сделать с пьяным матросом... — подхватила Винил и, заграбастав серую кобылку, пустилась в пьяный пляс, изредка наступая той на копыта.

— Что бы нам сделать с пьяным матросом... — виолончелистка отхлебнула ещё рому и залихватски взмахнула копытом с зажатой бутылкой.

— С утреца пораньше... — хором закончили обе кобылки. Октавия, хоть и была пьяна, взяла идеальную ноту, а Винил остановилась на более простой, но надёжной.

Законы физики не обманешь: единорожка предсказуемо рухнула на Октавию. С ухмылкой до ушей она прижала её к земле, не прекращая икать как в мыслях, так и на самом деле.

— Я... ик... люблю... ик...

Но стоило в голове зародится полной мысли, как её тут же прервало внезапное странное ощущение где-то около левого уха. Похожее, в частности, на то, какое бывает, когда её ухо жует пони.

Винил густо покраснела. Она никогда бы не призналась, даже самой себе (по крайней мере, в трезвом состоянии, а не сейчас), но ей нравилась Октавия. Ну... нравилась. Наверное, даже больше рома... «Да нет, глупости какие», — подумала Винил. Кобылка и не думала отпускать ухо, заставляя диджея сгорать от смущения.

Октавия хотела есть. Очень сильно хотела есть. Мало того, она была пьяна. Очень сильно пьяна. Земная пони едва ли понимала, что вокруг вообще происходит. Единственное, что её сейчас волновало – нечто вкусное во рту, чьё-то... ухо?!

Глаза виолончелистки расширились от осознания – Октавия, отплёвываясь и яростно оттирая язык, тут же выпустила ухо Винил. «Фу, гадость! Ухо Винил! У меня во рту!» — она сплюнула ещё раз и повернула голову к белой единорожке. Та, выйдя из замешательства, почему-то (похоже, между ними было нечто большее, чем просто лёгкое опьянение) каталась по земле, хохоча до слёз.

— Ты... ик... пони... едка, Тави! — выдала диджей, утирая глаза. Неожиданно Октавия тоже рассмеялась, присоединившись к белой единорожке на тёплом песочке.

Винил дотянулась до бутылки и потрясла ею вниз горлышком: «Какого...» К сожалению, ром кончился, а с ним ушла и последняя надежда на спокойную отключку – так показалось нетрезвому мозгу диджея, по крайней мере.

— Нет! — она перевернулась и, положив пустую бутыль на песок, грохнулась перед ней на колени. — Умоляю... ик... о Святый Боже Рома... наполни эту бутылку ради... ик... детей твоих грешных!

Винил в отчаянной мольбе воздела копыта к небу.

— Винил! — выдавила Октавия, борясь со смехом. Надо ли говорить, что напрасно, ибо сражение было проиграно ещё до своего начала? — А ну прекрати богохульничать!

Серая пони так бы и не остановилась, если бы не громкое урчание в животе.

— Достань чего-нибудь поесть! — протянула она, как-то позабыв, что они обе не простоят на ногах и пяти секунд без падения на землю, что уж говорить про нечто посложнее. «Так есть хочется...» — глубоко вздыхая, размышляла Октавия.

— Я сварю... ик... крокодилий суп, если хочешь... — пробубнила Винил и завалилась на спину; глаза закрывались как-то сами собой.

— Черепаший суп, Винил, — нахмурившись, поправила подругу виолончелистка. — Я тебя умоляю, только не говори, что ты этого не знала...

Диджей недовольно застонала и попыталась отпихнуть от себя серую кобылку, но копыта лишь пробороздили песок. Ой. Мимо.

— Да кого вообще волнует? — спросила она, как ей казалось, философски, но на деле эти завывания мало походили на речь нормальной пони.

— Меня, — возразила Октавия; самочувствие подсказывало, что сейчас не самое лучшее время для споров, однако разум тут же напомнил, что при возможности она всегда спорит с Винил. — Понимаешь, мы на острове, так что здесь могут быть только черепахи.

Способность членораздельно говорить немало удивила виолончелистку: «Ну разумеется, моим умственным способностям не навредит чуть-чуть... немножечко... какие-то полбутылки рома!»

— Ты есть-то хочешь или нет? — Винил поднялась на ноги и оперлась на удачно подвернувшуюся пальму. «Спасибо, о Боже Рома, за то, что посадил здесь пальму!» — мысленно обратилась она к небу, гадая, где же он живёт: в понячьем раю или на острове Кольтба?

Октавия нахмурилась, но кивнула, давая согласие. Две кобылки призадумались, но все их мысли пасовали перед такой сложной задачей, как поймать черепаху.

— Ну... и что нам делать? — задалась вопросом виолончелистка и осторожно встала, придерживаясь за спасительную пальму.

Винил закружила вокруг дерева, делая небольшие, но уверенные шажки. Наконец, её рог загорелся, и магическое сияние объяло пальмовую ветку – та отломилась с неприятным треском. Голова взорвалась вспышкой боли, однако единорожка и не думала прекращать, стараясь не уронить ветку.

— Тави, ты... ик!.. — «Чтоб тебя, икота! Ты меня сбиваешь!» — ...не дашь мне свой волос?

Она, пошатываясь, проковыляла к серой кобылке и схватилась за неё, дабы не повалиться наземь.

— Что?! — возмущённо вскрикнула Октавия. Из всех странных вещей, какие только приходили Винил в голову, эта была самой странной... Серая пони поразмыслила и отступила подальше, совсем не желая расставаться даже с одним волоском из своей великолепной гривы. Но ты попробуй удержи Винил...

— Да ладно тебе, Тави! — белая единорожка похлопала Октавию по спине, заставив виолончелистку охнуть. Отчаянно жестикулируя и чуть не свалившись с ног, она пояснила. — Мне нужно сделать... ик... удочку!

На секунду Октавия задумалась: «Ну, я хочу есть, и нам нужна удочка...» Земная пони вздохнула и, крепко зажмурившись, выдернула один волос. Морщась от боли, она протянула его Винил.

— Держи, уничтожительница прекрасного, — проворчала кобылка, потирая голову.

— Предпочитаю «наполнительница пустых желудков», — ответила Винил, подхватывая волос магией.

Октавия вздохнула и прикрыла глаза. День обещал быть очень, очень долгим.

Глава третья. День под солнцем, ночь под звёздами

— Ну всё уже? — ныла от нетерпения Октавия, за последнюю пару часов успевшая окончательно протрезветь. Голод и не думал убираться восвояси – наоборот, распалялся лишь сильнее.

— Нет, Тави, — ответила Винил, сидя на берегу с самодельной удочкой. «Если она ещё хоть раз меня спросит...» — мысленно простонала она. Головная боль прошла, но настроение слегка омрачалось голодом. Верное количество алкоголя с лёгкостью бы его заглушило, да только вот ром весь кончился. А это означает, что существование Винил целиком зависит лишь от того, поймает ли она черепаху (или крокодила... хоть что-нибудь!). Или рыбу. Увы, её умение обращаться с удочкой оставляло желать лучшего.

— Винил, если ты ничего не поймаешь, я съем тебя. Я проголодалась, — строго сказала Октавия, скрестив ноги на груди.

— Ну да, знаю, я офигенно горячая, но лучше побереги свои желания на потом, — ухмыльнулась диджей и подмигнула подруге.

— Винил, хватит вести себя по-жеребячьи. Я имела в виду «съем тебя», а не «"проголодалась" в кавычках», — простонала Октавия, закатив глаза, после чего всмотрелась в морскую даль. «Если ты правда такое огромное, то почему мы даже одной рыбки не словили?!»

— Я и не веду, — белая пони прочертила в воздухе дугу. — Ты сама намекнула.

— Я не намекала!

— Намекала!

— Нет!

— И кто теперь ведёт себя как жеребёнок? — торжествующе спросила Винил.

— Ты!

— А вот и нет!

— А вот и да!

Так перепалка бы и продолжалась ещё пару часов, если бы Винил вдруг не почувствовала, как что-то тянет удочку вниз.

— Клюёт! — выкрикнула диджей и усилила магическую хватку, отчаянно борясь с потенциальным обедом в облике рыбы (черепахи? крокодила?). Или, скорее, даже ужином – солнце клонилось к закату, стремительно скрываясь за горизонтом.

— Винил, у нас ведь наживки нет! — машинально отреагировала Октавия лишь в силу привычки, хотя её живот уже заурчал в предвкушении настоящей еды, а не пол-литра рома. «Хотя, надо признать, ром был ничего».

— Поймала! — завопила единорожка, магией сжимая трепыхавшуюся рыбу. — Окунь!

— Даже не думай... — начала виолончелистка, но было уже поздно: натура Винил взяла верх.

— НАФИГ! — что есть мочи выпалила белая пони и зашвырнула рыбу обратно в океан: с бултыханием везучий окунь скрылся под водой. — ЧТО, ПОЛУЧИЛ?!

Ухмыльнувшись, единорожка поубавила громкости:

— Потрясно было, да, Тави?! Тави?..

У Октавии задёргался сначала один глаз, а затем и второй. «Должна... задушить... глупую пони...»

С рёвом, какому позавидовала бы дикая горилла, виолончелистка прыгнула на белую кобылку, прижав её к земле, и вцепилась ей в шею. Винил попыталась дать отпор, но от этого переплетённые тела лишь кубарем покатились к пальме, что в итоге закончилось мощным смачным ударом.

Внезапно на голову Октавии что-то упало, напрочь отбив всякие кровожадные желания.

— Фига?.. — недоумённо произнесла земная пони, разглядывая лежащий в копытах плод. На пальме таких было ещё немало. «Ну конечно! На пальмах растут фиги!» — догадалась она, поумерив пыл. На этом Селестией забытом острове есть хоть какая-то еда!

— Чего? — недоумённо моргнула единорожка. — Тави, ты только что пыталась меня придушить, а теперь говоришь про неприличные жесты? Нет, я, конечно, понимаю, но...

— Фига, дурочка! — Октавия приложила к лицу копыто и, помахав фруктом перед лицом подруги, тут же впилась в него зубами.

— А, эта фига!.. — протянула Винил даже без намёка на разочарование: «Ну, теперь мы хотя бы поесть сможем...»

---

— Как чудесно, правда? — мечтательно протянула сытая Октавия, полуприкрыв глаза.

— Фиги? — отозвалась Винил, дожёвывая остатки ужина.

— Небо, — непринуждённо ответила виолончелистка, отчего единорожка посмотрела вверх.

А небо и вправду было прекрасно. Мириады звёзд усыпали величественное полотно, сверкая и подмигивая двум завороженным кобылкам, что сейчас не смели вымолвить и слова. Октавия положила голову на плечо Винил, отчего единорожка вдруг покраснела. Такое, разумеется, было уже не впервой... но всё же как-то по-другому, не так, как обычно они сидели бок о бок. Как-то... романтичнее? Диджей ещё сильнее залилась пунцовым. «Не сморозь глупости, Винил, просто не сморозь глупости...»

— Ну, не такое чудесное, как ты, — сорвалось с губ белой кобылки, не совсем понимающей, что она только что сказала. «Превосходно, Винил. Запорола весь момент», — мысленно ругала она себя, боясь, что же подумает виолончелистка.

Октавия покраснела. «Приятно услышать такое от Винил... Постойте-ка. Она что... заигрывает со мной?» Почему-то, хоть в воздухе и повисло неловкое напряжение, что-то в уме (или сердце?..) подсказало земной пони, что всё правильно.

— Спасибо, Винил, — слегка зардевшись, ответила Октавия. — Ты тоже.

Глава четвёртая. Для танго нужны двое... наверное

— М-м-м... Винил, ниже...

Белая кобылка открыла глаза, но, на секунду ослепнув от яркого солнечного света, тут же протерла их копытами.

— Винил, ах ты шалунья...

Винил моргнула. Чувства сообщили ей, что голос доносится от лежащей рядом серой кобылки – самой зазнайки Октавии, единственной и неповторимой. Однако логика подсказывала, что земпопони такие вещи говорить не может.

— А теперь лизни там...

«Ладненько», — размышляла Винил. — «Теперь это выглядит жутковато. Соблазнительно, конечно, но жутко. Октавия разговаривает во сне? Жутче не придумаешь. Октавия разговаривает во сне и видит там меня? Ещё на двадцать процентов жутче. Октавия разговаривает во сне и мечтает о сексе со мной? По-моему, жутеметр скоро сломается».

Честно говоря, вся ситуация несколько смутила Винил; а если совсем уж честно, её почему-то влекло к серой виолончелистке: как она себя ведёт, как говорит, как треплется её грива на бегу, как её соблазнительный круп... «Жутеметр, Винил, — напомнила себе диджей. — Он не вечный».

Посему единорожка решилась на самое безопасное из возможного: призывая на помощь все свои способности ниндзя-пони (ну, или, по крайней мере, ей хотелось в это верить), она осторожно подтолкнула подругу, отчего та лишь громко фыркнула и повернулась лицом к диджею.

— М-м-м, Винил, жёстче, — прошептала серая кобылка и сладко зевнула.

Пелена грёз постепенно расступалась, возвращая её обратно в Эквестрию – или, если точнее, на Селестией забытый островок. Сон как копытом сняло, когда Октавия поняла, что лежит почти нос к носу с единорожкой. Она уселась, протирая глаза.

— Зачем ты меня разбудила? — спросила виолончелистка. Её заспанное подсознание выкидывало остатки сновидений в мусорное ведро, гордо именующееся памятью. «Святая Селестия... — стремительно краснея, она наконец вспомнила, про что был её сон. — Не может быть, мне снилась Винил... да ещё и про такое...»

— Ты вела себя слишком жутко, — пояснила Винил, пряча собственное смущение за зевком и обыденным утренним потягиванием: «Э-эх, так-то лучше...», — В смысле, естественно, я горячая и всё такое, но это же не повод стонать во сне «Винил, полижи мне там, Винил, полижи мне сям».

— Я... что?! — моргнула Октавия; её мордочка до того залилась краской, что кобылке было впору участвовать в Ежегодном помидорном фестивале.

— Агась, — ответила диджей и резко поднялась, стряхивая последние остатки сна. — Нет, в смысле, мне всегда везёт на друзей с прибабахом, но...

— Винил! — чуть ли не прорычала Октавия, вскакивая на ноги. — Ты забываешься!

— Не-а, — пожала плечами Винил. — Ни разу. Имя – Винил Скретч, род занятий – диджей, проживаю по адресу Какая-то Дырень Посреди...

Возмездие было скорым: карающий удар в челюсть отправил белую пони на лопатки.

Октавия выдохнула, восстанавливая душевное равновесие.

— Оно того стоило... — пробормотала Винил, потирая ушиб.

— Ой, заткнись уже! — рявкнула виолончелистка, бросив на подругу грозный взгляд, но после огляделась по сторонам и вздохнула. — Могла бы принести капельку пользы и хотя бы придумать, как убить время, раз уж мы тут застряли.

Хитро улыбнувшись, единорожка соблазнительно подползла к серой кобылке и, облизнув пересохшие губы, прошептала Октавии в ухо:

— Кажется, у меня есть одна мысль...

---

— Правда или вызов?

— Вызов. Но знаешь, Тави, если ты опять загадаешь что-нибудь глупое... — приложив к лицу копыто, простонала Винил.

— Я вызываю тебя встать на задние ноги и крикнуть, — самодовольно ухмыльнувшись, Октавия прочистила горло. — «Бетхуфен – величайший музыкант в истории!»

Винил аж поперхнулась воздухом.

— Ты... Ты... Это же неправда! — запротестовала единорожка. — Скольтрекс круче, и вообще...

— Значит, ты признаёшь, что проиграла? — широко улыбнулась Октавия.

Диджей нахмурилась и покачала головой.

— Никогда, — «Этого хотя бы никто не услышит», — мысленно добавила она. Единорожка подняла передние ноги, неуклюже балансируя на задних, и глубоко вдохнула. — Бетхуфен – величайший музыкант в истори-и-и-и-и...

На мгновение она потеряла равновесие и под действием безжалостной сила гравитации рухнула прямо... на Октавию. И, сколь бы забавным это ни показалось, по воле судьбы Винил приземлилась губами точно в губы виолончелистки, раскрывшей рот в предупредительном окрике.

Пусть поцелуй длился недолго, да и вышел как-то неожиданно, обе кобылки признали, что он был хорош. Крайне, крайне хорош. Один из лучших поцелуев за всю жизнь, к своему смущению размышляла Октавия. «Мне правда... понравилось?» — подумала она, покрываясь румянцем.

Лицо Винил отличалось мало. Так и не раскрывая глаз, она разорвала поцелуй. «Вау», — промелькнуло у неё в голове. Если совсем честно, она уже давно об этом раздумывала. Даже мечтала. Страстно желала. А теперь, когда это наконец осуществилось, на уме вертелось лишь одно слово: «Идеально».

— Эм... Винил? — вопреки обычному властному тону, тихо спросила Октавия, беспокойно заёрзав. — Ты не могла бы подвинуться?

— Оу, да, само собой! — протараторила диджей и вскочила на ноги, освобождая придавленную к земле кобылку.

Белая единорожка смущённо почесала затылок.

— Эм... прости меня... — начала она, но тут же была прервана серым копытцем, прикоснувшимся к её губам.

— Тс-с, — с улыбкой произнесла Октавия. — Не надо извиняться. Мне... ну, как-то... — виолончелистка густо покраснела и зажмурилась. — ...понравилось.

— Чего?! — глаза Винил расширились до размеров самой луны. — Значит...

— Значит, просто кое-кто умеет хорошо целоваться, — перебила её земная пони, возвращая самообладание. — А никого другого я вокруг не вижу.

— Ну, — лукаво ухмыльнулась единорожка. — Думаю, мы можем продолжить наши маленькие... забавы...

Она наклонилась поближе к серой пони, так, чтобы горячее дыхание обдавало ушко виолончелистки, заставляя сердце биться чаще.

— Правда или вызов? — прошептала диджей.

— В-в-вызов, — зажмурившись, ответила виолончелистка.

— Я вызываю тебя поцеловать меня, — бесхитростно сказала Винил. — И на сей раз...

Однако госпожа удача сегодня определённо была не на стороне диджея – на сей раз её прервал настойчивый поцелуй Октавии, страстно проникшей языком ей в рот. Глаза единорожки расширились от удивления, но она горячо ответила на поцелуй, буквально купаясь в удовольствии.

Казалось, он будет длиться вечно, но, так как пони тоже нужно дышать, две кобылки, тяжело сопя, всё-таки разорвали поцелуй.

«Идеально», — раздумывала Винил, раз за разом облизываясь. Вкус губ виолончелистки приносил настоящее удовольствие. Во всём теле ощущалось тёплое чувство наслаждения.

Октавия улыбнулась, глядя на белую пони. Она не была уверена, что должно произойти и почему случилось то, что случилось, но знала одно: ей хорошо, как хорошо и Винил. Сейчас лишь это имело значение.

— Эй, Винил, — спросила виолончелистка и, перевернувшись, прижала удивленную кобылку к земле. — Моя очередь. Что насчёт правды?

Земная пони закусила ушко белой единорожки, заставив щёки той загореться от смущения... и возбуждения? «Откуда оно взялось?» — подумала она. Октавия нежно поцеловала диджея в шею. «Оу, вот откуда».

— Конечно... Тави, — тихо прошептала диджей.

— А ты делаешь себе вуб-вуб на ночь?

Глава пятая. Старый знакомый

Целоваться – это весело. Винил по собственному опыту отлично сие знала.

А Октавия – не весело. И тому есть веское доказательство: все многие годы, что диджей знала земную пони, она была полной противоположностью всему весёлому. Заносчивая и самодовольная, виолончелистка-чистоплюйка могла кого угодно вывести из себя. Блин, да наблюдать за черепашьими гонками и то веселее, чем тусоваться с Октавией!

Но... как ни странно, поцелуи с Октавией выводили веселье на совершенно новый уровень. Веселье было не просто удвоено, а утроено или учетверено... если не больше. Винил никогда не славилась большим словарным запасом, да и не горела особым желанием это исправлять.

Единорожка перевернулась к серой кобылке. С лица той не сходила глуповатая улыбка, но диджей и не возражала. Белая пони нежно поцеловала Октавию в лоб, отчего та хихикнула, слегка покраснев. Довольная результатом, Винил сделала то же самое ещё и ещё к вящей радости виолончелистки.

«Ме-е-е-едленно, Винил», — повторила себе диджей, удерживая внутренние порывы в узде. — «Просто поцелуй, ага? Ме-едленно, как крокодил... эм, черепаха... Да без разницы». Почувствовав, как щёки покрываются румянцем, Винил резко замерла и отодвинулась от прекрасной виолончелистки.

— Ум? — нахмурившись, недовольно пробурчала Октавия. — Винил, ты чего?

Серая земная пони, похоже, совсем не против заняться старым-добрым обменом слюнями. Что уж говорить, с такой ретивостью за последнюю пару часов две кобылки вполне могли бы основать целую компанию по обмену телесными жидкостями.

— Эм... я... — Винил смущённо почесала затылок.

«Ну же, Винил, давай, скажи! Вы же обе взрослые кобылы, Селестия помилуй!» — впрочем, поток мыслей в голове диджея тут же вышел из русла, не способный сосредотачиваться на одной вещи дольше пары секунд. — «Хм-м... а почему мы говорим "Селестия помилуй"? В смысле, Селестия ведь не божество, чтобы миловать...»

— Винил? — переспросила Октавия, вырывая белую единорожку из внутренних философских дебатов обратно в реальность.

Винил состроила лучшую страстную гримасу, какую только могла, хотя, окажись диджей перед зеркалом, она завопила бы от ужаса при виде столь жалкого зрелища.

— Ой, я... я имею в виду... — начала она, пододвигаясь к виолончелистке. — Как видишь, мы здесь совсем одни...

— Да, одни, — непонимающе моргнула виолончелистка.

— Совсем-совсем одни... — подчеркнула Винил и вопреки всем законам физики нависла над кобылкой так, что, наверное, заставила самого Исаака Кольтона вращаться в гробу. «Хм, вот бы к его могиле ещё генератор подключить... Аргх, Винил, нет! Возвращайся к эротическим мыслям! Сейчас же!»

— Да? — Октавия никак не могла врубиться. «На что Винил намекает?»

— Мы можем, смекаешь? — подмигнула Винил.

— Можем что? — моргнула Октавия в ответ.

Диджей застонала и приложила копытом лицо.

— Устроить перепихон, Тави!

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, Винил... — нахмурилась Октавия.

«И это я ещё считала себя бестолковой...» — Винил стиснула зубы.

— Ну Тави, ну же! Мне тебе это написать, или что? П-Е-Р-Е-П-И-Х-О-Н. Первая «П». Перепихон.

У тут же покрасневшей Октавии чуть не отвалилась челюсть, но перевозбуждённая единорожка и не думала останавливаться.

— ...Покувыркаться на сене, потанцевать, выгулять киску, сделать цок-цок, принять солнечную ванну, подготовиться к выпускному экзамену, заняться...

— Я поняла, Винил, — вздохнув, перебила виолончелистка подругу на середине предложения. — Просто... мне кажется, я не готова. В смысле, я тебя люблю... И ты очень сексуальная. Но мне просто кажется, что я ещё не готова. Мне...

— Нет, я всё понимаю, — кивнула диджей, мысленно коря себя за такую напористость. — Всё так. Давай... эм... обсудим это позже. Знаешь, мы ведь уже долговасто встречаемся, — на мгновение она задумалась. — «Долговасто» – так же говорится, да? Каких-нибудь правил или ещё чего не нарушает?

Октавия рассмеялась, радуясь, что неловкий момент разрешился как-то сам собой.

— Говори, как хочешь, Винил, — улыбнулась она белой кобылке, теперь гордо вздёрнувшей нос. — Но разве кто-то говорил, что мы встречаемся? Ты, если что, меня ещё не спрашивала...

Серая земная пони хитро ухмыльнулась, наслаждаясь внезапным смятением на лице единорожки.

— В... В смыс... В смысле! В смысле, Тавитыбудешьсомнойвстречаться?! — на одном дыхании выпалила диджей, на что виолончелистка беззаботно рассмеялась.

— Уже, Винил, уже, — хихикнула Октавия. — Я же просто подшучиваю.

Она откинула ниспадающую чёрную гриву назад, чем сразу же привлекла внимание белой пони.

— Вау. Круто. Эм... — диджей моргнула, но тут же ухмыльнулась. — Ну, в смысле, раз мы теперь встречаемся, можно называть тебя Окти?

— Нет.

— Тавс?

— Нет.

— Октаэдр?

— Не... чего?! — Октавия невольно подалась назад с застывшим на лице изумлением. — Ты знаешь, что такое октаэдр?!

«Может, не стоило недооценивать интеллект Винил...» — на мгновение промелькнуло у неё в голове.

— Не-а, — покачала головой Винил. — Но оно звучит как имя крутого робота! Ну, знаешь, такие большие железяки с пушками, взрывы, все дела, и...

Октавия закатила глаза. «Ну да, как же. По-прежнему дубоголовая, как дуб». Её новообретённая кобылка что-то тараторила про роботов и гигантских динозавров... «Прямо как жеребёнок: такая же громкая... и невероятная. И почему я столь сильно её люблю?» — вопрошала виолончелистка саму себя, как вдруг почувствовала под копытом что-то холодное. Она медленно отступила на шаг и посмотрела вниз: в песок была наполовину зарыта бутылка с небольшой бумажкой.

— Винил?

— ...и тут он такой выскакивает из ниоткуда и...

— Винил.

— ...и БДЫЩЬ! А робот ка-ак даст ему...

— Винил! — выкрикнула Октавия, чтобы хоть как-то привлечь внимание диджея.

— Да, Тави? — беспечно спросила та.

— Гляди, бутылка, — серая кобылка указала на стеклянную ёмкость, призывая Винил подойти поближе.

— Круто! Там внутри записка! — Винил подлеветировала бутыль поближе и нетерпеливо её откупорила, несмотря на все протесты виолончелистки, которая, как и любая здравомыслящая пони, понимала, что вытаскивать что-то глубоко из песка (ладно, может, не так уж и глубоко...) даже телекинезом – далеко не безопасно.

— Не удивлюсь, если это какая-то карта сокровищ! Мы найдём клад, и разбогатеем, и... — по мере чтения зрачки диджея расширялись. В конце она невольно сглотнула.

— Что там? — обеспокоенно полюбопытствовала Октавия. Она внимательно прочитала записку, трясущуюся в подрагивающем телекинетическом облачке Винил.

«Кто-нибудь, где-нибудь, отзовитесь!

Помогите. Пожалуйста, помогите. Я здесь застрял. Отсюда некуда бежать. Я уже съел все фиги, и...» На несколько строк почерк стал слишком неразборчивым. «...Нет, они приходят. Они всегда приходят в это время. Молю, Селестия, пусть эта бутылка доплывёт до Эквестрии в целости».

Две кобылки встревоженно переглянулись.

Винил вновь сглотнула.

— Твою ж Селестию.

Глава шестая. Мечтанья в ожиданьях

— А потом они все потрахались! Конец, — с гордостью завершила Винил, расплывшись в широкой улыбке, и низко поклонилась. Костёр едва озарял очертания их лиц под тьмой беззвёздного ночного неба.

Октавия застонала и уже привычно хлопнула себя по лбу.

— Винил, у тебя все истории так заканчиваются? — спросила она, с опаской оглядываясь по сторонам.

Над островком царила гробовая тишина, отчего у виолончелистки по спине бегали мурашки; что там мурашки, по её спине пробежал такой холодок, что он переплюнул бы десяток холодильников. Нужно поскорее выкинуть из головы записку из бутылки и опасности, которые наверняка кроются где-то поблизости.

Само собой, написавший письмо пони уже давным-давно мёртв, размышляла Октавия. Что-то страшное таится на острове, что-то, заставляющее их обеих чувствовать себя не в своей тарелке. Что же это может быть? Привидения? Ниндзя? Привидения-ниндзя? Бабушкины сказки это всё. Но стоило Октавии поразмыслить о настоящих опасностях... вроде чёрных аликорнов с красными гривами... или людей, которые с недавних пор почему-то регулярно попадают в Эквестрию. Или ещё хуже... Октавия вздрогнула: «Морские пони...»

— Нет! — запротестовала диджей, возвращая серую земную пони обратно в реальность.

На секунду она призадумалась, глядя высоко вверх на чёрную пустоту, что пару часов назад была голубым небом.

— ...Да, — в итоге признала она, виновато опустив голову.

Виолончелистка вздохнула и покачала головой.

— Что ты там про гигантских роботов и динозавров рассказывала? — спросила она в надежде, что хотя бы в этот раз у Винил будут другие истории. «Да, что-нибудь, что не похоже на словесную порнографию...»

— Эм... — единорожка зарделась и почесала затылок. — Я их вроде как тоже шипперю... — затем неловко усмехнулась. — Под конец они все друг друга любят! А, ну и занимаются сексом, да.

— Чего, — безэмоционально произнесла Октавия, совсем не изменившись в лице. Хотя он не совсем понимала, что значит слово «шипперить» или, точнее, какой смысл вкладывала в него диджей, оно точно было как-то связано с сексом. И от этого Октавия негодовала.

— Нет, ну знаешь ли, роботам и динозаврам тоже нужна любовь! — Винил встала в защитную позу. — И лишать их такого – расизм, вот!

— Чего.

Встретившись с пристальным взглядом виолончелистки, единорожка тут же оборвала тираду.

— Эм... да, вот так вот, — лаконично подвела она итог, кивнув в доказательство своих слов. «Поразительно, Винил. Да твой словарный запас охрененно уникален, другого такого не сыщешь – он, похоже, с каждым днём становится всё уже и уже... Интересно, когда я уже начну разговаривать парой ненормальных звуков и жестами сумасшедших...»

— Знаешь ли, Винил, тебе правда стоит уже вытащить голову из... кхм... — земная пони неодобрительно покачала головой. — Всё, о чём ты думаешь – это секс.

Винил было открыла рот, чтобы возразить, но поняла: где-где, а здесь её подруга права. Да, белая кобылка думала о всяких непристойностях, но эй, не она одна в этом виновата! «Это всё гормоны! И сочный круп Тави...». Диджей простонала, уже несколько минут пытаясь «вытащить голову из "кхм"». Что бы это ни значило.

— Неправда, — не хотела сдаваться единорожка просто из чистого желания поспорить. В конце концов, таков её особый талант... так ведь? Она посмотрела на свою кьютимарку, однако музыкальная нота лишь подтверждала обратное. «Эх, ну ладно, ладно, у кьютимарок не так много смысла».

— Оу, да ну? — озорно улыбнулась виолончелистка. — Тогда... скажи: что, если бы мы не были до смерти напуганы и не рассказывали друг другу истории, чтобы не заснуть... — она подмигнула. — Чем бы мы тогда занимались?

Она задумчиво потерла подбородок, будто в самом деле размышляя над возможностями.

«О, тебе меня не провести, Тави...» — подумала Винил, решившая не вестись на ловушку серой кобылки. Не сразу, по крайней мере.

— Мы бы просто сидели?

— И-и? — хитро улыбнулась Октавия.

Винил сглотнула.

— Просто сидели и... обнимались?

— Да-а? — виолончелистка будто случайно провела хвостом по мордочке Винил.

— И, может быть, поцеловались. Просто поцеловались, — зажмурившись, выдавила единорожка.

— Мои поздравления, Винил! Ты победила! — торжественно изрекла Октавия, и диджей осторожно открыла глаза. — Главный приз твой!

Земная пони театрально поклонилась.

— О, какой, какой? Секс?!

Видя искрящие надеждой глаза подруги, Октавия обречённо застонала.

— Нет, Винил. Не секс. И правда, любимая, всё, о чём ты...

— Тави, корабль.

— Не перебивай, Винил. А теперь, как и говорила...

— Тави, корабль, — единорожка схватила подругу магией и силой повернула её голову от берега.

А там и вправду было, на что посмотреть. Далеко за горизонтом, под тёмным покрывалом беззвёздного неба, одинокий огонёк разгонял мрак. Свет озарял очертания крупного корабля, его деревянный корпус царственно рассекал морские волны, а на крепкой мачте трепыхался парус.

— Мы спасены! Мы спасены! — завопила Октавия и ликующе запрыгала, образно роняя последние остатки достоинства; она даже позабыла про лекцию, которую только что собиралась прочитать для Винил.

Несмотря на это, белая единорожка решительно прижала копыто к губам виолончелистки. Радостные вопли земной пони заглохли в недовольном мычании.

— Погляди на паруса, Тави, — единственное, что сказала Винил, но и этого хватило серой кобылке, чтобы умолкнуть и побледнеть – она наконец увидела, что имела в виду её подруга.

Чёрные паруса с черепом и перекрещенными костями.

Глава седьмая. Дальше — хуже

— Пираты... — прошептала Винил, облизнув пересохшие губы, и медленно повернула голову в сторону Октавии, которая лишь кивнула; в её глазах читался страх.

— Я знаю, Винил... — сглотнула виолончелистка. — Сущий кошмар.

— Шутишь, что ли? — внезапно выдала диджей. — Это же круто!

Широко ухмыляясь, она немедля вскинула в воздух ногу.

— Что? — слегка недопонимая, моргнула Октавия.

— Круче уже не придумаешь! — единорожка потерла подбородок. — Хотя нет, постой, есть же ещё космические обезьянки-пожарные... Ну ладно, круче почти не придумаешь! Настоящие пираты, Тави! Которые странствуют по морям, пьют ром и ввязываются в приключения!

Белая кобылка по-жеребячьи хихикнула, прикрыв рот копытом.

— А ещё вздёргивают пони на рее, отправляют их на корм рыбам и машут саблями! — с раздражением ответила земная пони.

— Скучная ты, Тави, — возразила белая единорожка. Неожиданно она пододвинулась поближе к серой кобылке и, прищурившись, тщательно осмотрела её круп.

— Винил! — краснея, Октавия прикрылась хвостом. — Сейчас самое время пялиться на чужие крупы, да?

— Не-а, я тут просто поразмыслила... — задумчиво протянула Винил. — Ты же всегда из кожи вон лезешь, чтобы сделать всё как надо...

— И что? — фыркнула виолончелистка, чинно скрестив ноги.

— Ну вот я и ищу шило, которое у тебя наверняка где-то там застряло. Или ты с ним так и родилась? — осклабилась диджей. — Никак не могу припомнить...

— Я ТЕБЯ ПРИКОНЧУ! — взревев, Октавия сиганула на белую кобылку, но та, к своему счастью, ловко увернулась от смертельного прыжка и откатилась вбок. Винил хихикнула, и земная пони, чей гнев вытеснило игривое настроение, приготовилась к новой атаке.

— Не суетись. Я сам усё сделаю, — раздался откуда-то сзади низкий басистый голос, отчего обе кобылки удивлённо вскочили на ноги.

Стоило им поднять головы, как их взглядам предстало ужасающее зрелище: перед ними стоял огромный... нет, гигантский коричневый жеребец в странной одежде. Он был одет в какой-то чёрный мундир (так им показалось, по крайней мере), а на макушке красовалась треуголка – в таком прикиде его длинная рыжая грива пугала ещё сильнее. Борода выглядела как и грива: такая же рыжая, косматая и засаленная. Жеребец зловеще оскалился, демонстрируя кобылкам полный золотых зубов рот.

Побледневшая Октавия с открытым ртом глядела на подругу, сейчас трясущуюся неведомо отчего. «Бедная Винил... Неудивительно, что она так напугана...»

Белая единорожка не прекращала дрожать, но, стоило лишь земной пони успокаивающе протянуть копыто, тут же подпрыгнула. Улыбка на её лице освещала каждый уголок островка – если, конечно, не смотреть на то, что он был круглым. Либо так, либо это корабль подплыл ближе: огонёк на деле оказался факелом, теперь озаряющем весь крохотный клочок суши.

— Охренеть как круто! Ты настоящий пират! — завопила Винил с подлинным восхищением в глазах. — И даже шляпа есть! А где попугай? Ты потерял его во время морских странствий? Или мне надо сказать, «во врмя мррских странсвий, тысяча дискордов!»?

Диджей скорчила свою лучшую пиратскую гримасу, чем явно застала чужака врасплох. Тот невольно отшатнулся, в его невозмутимом взгляде блеснул огонёк тревоги.

— О-о-о-о, и даже золотые зубы! Они, наверное, стоят целое состояние! Ой, нет, ты же наверняка украл всё золото из сундука мертвеца, который спрятан в гроте мертвеца, который сокрыт в жерле вулкана мертвеца! — так бы она продолжала бессвязно балаболить и дальше, если бы пират, очевидно, утомлённый единорожкой, телекинезом не вынул большую стальную саблю.

«Значит, единорог», — слишком поздно сообразила Октавия, страх близкой опасности сковал её тело. Во тьме сверкнула маленькая молния – клинок застыл в считанных миллиметрах от шеи Винил.

Виолончелистка хотела с пронзительным криком броситься к подруге, защитить её любой ценой, однако тело не слушалось.

Сглотнув, диджей торжественно подняла копыто. Оно подрагивало, однако белая кобылка выглядела как никогда спокойной и серьёзной.

— Я требую Пьяного Милосердия! — изрекла диджей, не отводя от пирата взгляд.

«Чего?» — Октавия сморгнула. Похоже, Винил сошла с ума. Нет, конечно, она и раньше такой была, но теперь это уже полноценная поездка в страну шизофазии.

— Чего ты знаешь про Пьяное Милосердие? — требовательно поинтересовался пират, однако, явно поражённый, саблю чуть приопустил.

— Великий Пиратский Кодекс, глава пятая, — Винил как следует прокашлялась. — «Любой, кому суждено пасть от копыта пирата, волен потребовать Пьяного Милосердия на основании того, что выиграет в соревновании Пей До Дна», конец цитаты.

— Хм... — жеребец наконец опустил клинок, задумчиво поглаживая бороду, и усмехнулся. — Так и быть, дамочка, ты хорошо знаешь закон! Да будет Пей До Дна!

Он даже притопнул копытом. Только теперь кобылки заметили, что у него деревянная нога, что, само собой, благовидности не прибавляло.

— Тады добро пожаловать на мой корабль! — развернувшись к кораблю, пират окинул его любовным взглядом. — Ну не красавица ль, а?

— Винил, чего ты добиваешься? — прошипела Октавия на ухо белой пони.

— Всё просто, Тави: победить в Пьём До Дна. Перепьём капитана – и мы свободны! Скажи спасибо Кодексу!

— Откуда ты знаешь про этот «Кодекс»? — удивлённо моргнув, спросила виолончелистка.

— Помнишь, ты когда-то посоветовала мне «наконец вырасти» и перестать смотреть «Пиратов Кольтрибского моря»? — в ответ поинтересовалась Винил, на что получила утвердительный кивок. — Ну, как видишь, не такие они уж и бесполезные.

— Пошевеливайтесь, дамочки! — гаркнул пират, возвращая кобылок в реальность. — Иль вы хотите отправиться на корм рыбам?

— Теперь он даже разговаривает как настоящий пират! — Винил с трепетом взглянула на незнакомца. — Отныне ты мой герой!

«Ты серьёзно?» — Октавия вскинула бровь, однако белая единорожка уже увязалась за пиратом. Виолончелистка вздохнула и проследовала за ними, на ходу качая головой.

«Перепить пирата?!» — вздохнула Октавия.

«Мы обречены...»

Глава восьмая. Пони бывают пьяными

— Капец.

Октавия испустила угрюмый вздох, когда её подруга в трёх словах выразила все последние десять минут. Если же бы говорила сама виолончелистка, она непременно отметила бы, что плавание на борту выдалось не из приятных: солёные морские волны совсем уничтожили её причёску, а ещё из-за них шкурка пони чесалась в самых неудобных местах. Что уж там, сам корабль (или «красавица», как выразился бы капитан) не отличался уютностью: под грязной верхней палубой, по которой шныряли пираты (причём ни один не упустил возможности присвистнуть вслед кобылкам), скрывалась тесноватая кухонька. Как оказалось, ещё она служила коку столовой и спальней. Сейчас перед ними стоял деревянный стол, ломящийся от пустых бутылок.

«Определённо, "Капец" – отличное название всей этой заварушке», — размышляла виолончелистка, с отвращением разглядывая гамак кока. Впрочем, Винил, похоже, считала совсем иначе.

— Ух, ну охренеть какая крутота! — восторгалась она, а её глаза горели азартом пополам с благоговением. — У тебя есть настоящий пиратский корабль со всяким хламом, пиратами и ромом!

На лице у рыжебородого пирата читалась смесь некоторого смущения и гордости, увенчанная капелькой замешательства. Судя по всему, раньше его никогда так не хвалили, что уж говорить про искренность.

— А, пустяки! — ответил капитан и небрежным движением копыта смахнул со стола пустые бутылки. — Давайтитя пить!

Он слевитировал откуда-то пару бутылей рома.

Как ему удалось использовать в одном предложении жутко исковерканное слово «Давайте» и кучу грамматических ошибок? Октавия вздохнула и признала, что в любом случае с этим придётся смириться. Хотя бы пока что.

Винил же, с другой стороны, кажется, и не думала возмущаться. Окинув ближайшую бутылку оценивающим взглядом, она пожала плечами.

— И это называется ром? — по-панибратски обратилась она к капитану. — Да мой рог и то крепче!

Виолончелистка вскинула бровь. Шутка была совершенно бессмысленной: само собой разумеется, что рог Винил крепче любого алкоголя. «Потому что рога такие же крепкие... как рога. Твою ж, Винил поцелуями заразила меня своей глупостью и невероятным словарным запасом?» — мрачно подумала она и уселась рядом с подругой за стол, прямо напротив хмурого пирата.

— Вы будете пить вдвоём, — пояснил он, получив в ответ нетерпеливый кивок от белой единорожки и слабый покорный вздох от серой земной пони. — Тады мне тож нужно подмога.

Вздрогнув от такого гнусного пренебрежения грамматикой и правильным произношением, Октавия посмотрела на подругу, но та лишь пожала плечами и кивнула.

— Конечно, так будет даже справедливее.

Капитан громко свистнул – Винил восхищённо вздохнула – и тут же откуда-то с палубы примчался белый земной пони со спутанной чёрной гривой, выбивающейся из-под такой же белой шляпы.

Хотя называть его «пони» просто не поворачивался язык. Это... существо было примерно как два капитана вместе взятых: да одна его нога больше, чем голова Октавии! «Или эго Винил», — усмехнувшись, подумала серая кобылка. Впрочем, вполне очевидно... да выпей он хоть весь ром на свете, он останется свеж, как утренняя роса. Если, конечно, пираты вообще бывают свежи, как утренняя роса. Пахнут они далеко, далеко не так.

Да и потом, виолончелистка была не уверена, утро ли сейчас. Мутное круглое окошко не пропускало ни единого лучика, и единственное, что освещало кухню – это небольшая свечка.

— Итак, начнём же! — объявил капитан, ставя перед каждым по полной бутылке.

— Можно мне стакан? — нахмурилась Октавия. Ей совсем не хотелось пасть до такой низости, как пить прямо с горла.

Лицо капитана приняло нахмуренный вид, а кок посмотрел на кобылку так, будто готов прямо тут же затоптать её насмерть. По крайней мере, он об этом точно подумал.

Винил неловко рассмеялась.

— Хе-хе... Друганы, Тави прост шутит! — обратилась она к пиратам со своим новым «крутяцким пиратским акцентом» и тут же прошипела в ухо подруги. — Ты что, из ума выжила? Стакан? Что дальше? Носовой платок?!

«Платок, на самом деле, идея неплохая. Эти бутылки такие грязные...» — подумала виолончелистка, однако решила оставить свои пустячные мысли при себе.

Пробки выстрелили, и соревнование началось.

---

— И тут он ткой: «Нет!» Не, не так... Он ткой: «На те корбль!»

Винил сочувствующе кивала, пока капитан сморкался в бороду.

— «Никкой те куклы, сынуля», так и сказнул! — пират шумно шмыгнул носом и ударил копытом по столу. — Я ж тады ищё свсем малой был! Не хчу я никкой корбль! Хчу куклу!

Диджей прослезилась, и Октавия не без смущения заметила, что та ведёт себя более чем искренне.

— Как я тебя понимаю, бро! — икнув, прогорланила Винил. — Когда я была мелкой, я хотела пушку, но родаки подарили мне платье! Грёбаное, лягать его, платье!

Теперь была её очередь хлопнуть по несчастному предмету мебели.

«Стоп, что?!» — моргнула виолончелистка, вновь прикладываясь к бутылке рома. Пушка?! Кобылка призадумалась... «Нет, Октавия, ты не хочешь этого знать, — повторила она себе. — Ни за что».

Земная пони осушила уже третью (четвёртую? пятую?) бутыль и негромко постучала по столу.

— Простите? Я закончила.

— Говорили, мол, «не-ет, не будешь ты стрелять в пони, как Кольт Иствуд, а будешь...»

— Я закончила, — громко прокашлялась Октавия, дабы привлечь внимание пьяных пони.

Капитан посмотрел сначала на неё, затем на Винил, а потом на кока, который, как ни странно, вырубился после первой. Либо он ну совсем не переносил алкоголя, либо просто умаялся на беспокойной ночной вахте. Октавия предположила, что последнее.

— Сколько ты выпила? — глухо спросил пират, от удивления даже растеряв весь акцент.

— Думаю, три, — ответила Октавия, вытирая рот копытом. «Как бы сейчас пригодился платок...»

— Тави, ты супер-крутая пони! — радостно завопила Винил, что аж подпрыгнула, но ударилась о низкий потолок. Это, впрочем, её пыл не остудило. — У меня только одна, а капитана – полторы!

Она так стиснула виолончелистку в объятиях, что чуть не задушила бедную кобылку.

— От... пус... ти... — еле выдавила Октавия, но диджей уже поняла, что это не особо умная затея – придушить подругу в пьяном угаре, и поспешно отцепилась.

Подумав, что это обращаются к нему, или просто пребывая не в духе из-за поражения (или из-за стародавнего отцовского отказа купить ему куклу), капитан рявкнул:

— Конешн, идите, куды хотите. Усё по Кодексу.

«Забавно у него акцент меняется», — промелькнуло в голове у серой пони.

— Мистер капитан? — обратилась она.

— Джеффри, — перебил пират. — Меня звать Джеффри.

Виолончелистка обменялась смущёнными взглядами с подругой.

— Эм... Джеффри? Не могли бы вы подбросить нас до ближайшего эквестрийского порта? — спросила она в надежде, что пират всё-таки сделает одолжение.

Не сделал. Напротив, он встал и грозно посмотрел на кобылок, заметно сжавшихся под его взглядом.

— Ты просишь взять на мой корабль вас, двух сухопутных крыс?! — прорычал он. — Да ищё и за прост так?! — он топнул по полу. — А ну проваливайте!

Излишне говорить, что кобылки не стали спорить и со всех ног бросились прочь. Приглушённые капитанские стоны (что-то вроде «Я прост хотел куклу!» и «Я б ей каждый день гриву ращщёсывал!») ещё долго долетали до них, пока они наконец не достигли острова.

Плавание никогда не было сильной стороной Винил (как и многое прочее, в том числе мышление, манеры и словарный запас), да ещё и это опьянение – она с блаженством рухнула на тёплый песок. Уже занималась заря, но белой единорожке не хотелось ничего, кроме как упасть в объятия мягкого сена – ну, или, учитывая обстоятельства, песочка («Плохие каламбуры!.. ик... За победу!.. ик...») – и просто хорошенько проспаться. Однако перед этим нужно обязательно кое-что узнать.

— Тави?

— Угу-м?

Диджей перевернулась лицом к лежащей рядом кобылке и широко улыбнулась.

— Как ты столько выпила и вообще ни разу не пьяная?

— Ну... — Октавия подмигнула. — Ты, прежде чем пить, бутылку понюхала, а, Винил?

— Нет конечно, — покачала головой Винил. — Просто взяла и выпила.

— Ну, очень хорошо, что кок, видимо, особо пристрастился к рому, и потому ночью, когда все спят... — лицо серой земной пони расплылось в довольной ухмылке.

— Я не врубаюсь, Тави. На современном эквестрийском, пожалуйста.

Виолончелистка вздохнула и постучала копытом по голове единорожки.

— Винил, в моих бутылках была вода. Кок выпил весь ром и налил вместо него воды. Надеялся, что никто не заметит.

Винил пролежала в безмолвии несколько секунд, переваривая всю информацию.

— Тави, — медленно произнесла она. — Ты гений. И я сильно-сильно тебя люблю. Да, я сейчас очень пьяная, но и прямо сейчас я очень сильно тебя люблю, — она взглянула на улыбающуюся виолончелистку. — Если бы я сказала, что хочу тебя... Да что там, вот, я хочу тебя прямо здесь и прямо сейчас... Что бы ты ответила?

Октавия покрылась румянцем и посмотрела на восходящее солнце.

— Ну...

Она нарисовала на песке круг, затем повернулась к единорожке, так, чтобы горячее дыхание обдавало ей ушко:

— Я бы совсем не возражала.

Глава девятая. Позорные злодеи с жутким характером и ужасной внешностью

— Винил, просыпайся!

Ворча, белая единорожка перевернулась и прикрыла голову ногой, лишь бы звуки противной действительности не тревожили её уши.

— Винил!

От беспощадного шума, за который Винил по ошибке приняла голос Октавии, её барабанные перепонки чуть было не лопнули. Диджей застонала от боли и зарылась поглубже в тёплый песок.

Но увы, она не страус, и коварные песчинки забились в уши и ноздри – сон как копытом сняло, и пони, откашливаясь и отплёвываясь, мигом вскочила на ноги. «Страусы, чтоб их», — думала Винил, прыгая на одной ноге и яростно тряся головой. Песок, очевидно, совершенно не знал, что такое частная собственность, и никак не желал оттуда вытряхиваться. — «Как им удаётся прятать головы в песок и вытаскивать их обратно, да так, что и глазом не успеешь моргнуть?»

— Винил.

Кобылка повернула голову на источник звука: неподалёку сидела её подруга и держала в копытах пригоршню фиг.

— Винил, — строго повторила она, пронизывая единорожку своим «строгим» взглядом. Хотя, на самом деле, учитывая, что серая пони всегда была серьёзной, это был «серьёзно-серьёзный» взгляд. Или «совсем-совсем серьёзно-серьёзный». Или «ну серьёзно-серьёзней вообще не бывает». Довольно сложно выбрать.

— Страусы, — ответила белая пони.

— Чего? — от неожиданности Октавия даже выронила фиги, но тут же бросилась их собирать.

— Страусы, — по-философски повторила Винил. — Когда страусы прячут голову в песок, то как они дышат?

— Винил! — прицыкнула виолончелистка и попыталась отвесить подруге подзатыльник, но та уклонилась от удара с ловкостью пони-ниндзя. Ниндзя-пони. Да неважно. — Я тут серьёзные вещи говорю! — простонала она, свободным копытом потирая лоб. — У нас кончилась еда.

Винил непонимающе моргнула.

— Всё, что у нас осталось – вот эти фиги, — пояснила серая кобылка и показала плоды подруге, на что та лишь глуповато на них уставилась.

— Ну... — начала диджей – ржавые шестерёнки в её сонной голове натужно заскрежетали, щедро смазанные похмельем – и широко улыбнулась от уха до уха. — У нас есть хотя бы пара фиг, а не просто нифига!

Лицо Октавии исказила мрачная гримаса.

— Слушай внимательно, Винил. Запомни, что я скажу. Сейчас ты необдуманно совершила преступление против юмора. Можешь отрицать, но этот каламбур позорит любого комика.

— Тави...

— Нет, Винил, твой каламбур – если у кого-нибудь вообще повернётся язык назвать это каламбуром – был кошмарен.

— Тави!

— У меня просто нет слов его описать. И не будет, даже обложись я хоть сотней словарей синонимов...

— Тави, сзади!

Серая пони наконец обратила внимание на отчаянные крики подруги и обернулась.

И увидела, как ним на крыльях несётся большой и высокий чёрный аликорн с красной гривой.

Ей хотелось завизжать.

Несколько минут прошло в молчании, пока существо не приземлилось на песок.

— Меня зовут Мракокрыл, — представился он и протянул кобылкам копыто с каким-то листочком.

Винил прищурилась. Визитка?..

И правда, на белой бумажке большими золотыми буквами было написано:

Мракокрыл, чёрный аликорн с красной гривой

ООО «Плохие ОС'ы», гендиректор

— «Мрачно-» пишется не так, — нахмурилась Октавия, её маленькая внутренняя ревнительница правил вытеснила всякий страх.

— Я нездешний, — пожал плечами аликорн, явно возмущённый тем, что его не боятся. Две кобылки понимающе переглянулись. — Я, чтоб вы знали, пришёл поглотить ваши души.

— Вот это да, — зевнула Винил.

— В каком смысле? — аликорн вскинул бровь.

— Мы с такими, как ты, каждую неделю встречаемся. Ты как те свидетели Иеговы, которые утром по воскресеньям долбятся в дверь, как сумасшедшие.

Октавия согласно кивнула.

— Да. Вам определённо стоит быть чуть-чуть... оригинальнее?

— Я же... я же не шаблонный, правда? — густо краснея, аликорн потупил взгляд.

— Нет! — заверила его Октавия, помотав головой. — Конечно же нет, мистер Мрачнокрыл! Вам просто нужно чуть побольше... оригинальности? Для начала смените цвет гривы – белый вам идеально подойдёт!

— Да, и смени работу – из тебя хреновый злодей! — воскликнула Винил, тут же заслужив суровый взгляд от подруги. — Нет, ну а что? Я чистую правду говорю – он и жеребёнка не заставит обделаться! Чувак, тебе надо заняться чем-то другим!

С каждой секундой Мрачнокрыл чувствовал себя всё более и более неловко.

— Ты, случаем, не на короля Сомбру работаешь? — получив утвердительный кивок, единорожка вздохнула. — Брось. Начни новую жизнь. Например, начни продавать картошку фри – её же все любят!

Аликорн уставился на белую единорожку бессмысленным взглядом, затем перевёл взгляд на земную пони, но та лишь энергично закивала.

— Вы... правда так думаете?

— Естественно! — воскликнула диджей. — И, чувак... смени цвет гривы. Нет, серьёзно.

— Спасибо... наверное? — смущённо моргнул Мрачнокрыл, явно не понимая, что происходит.

— Всегда пожалуйста! — кивнула Винил. — А теперь я с моей подругой собирались что-то...

— Оу! — воскликнул аликорн, залившись краской. — Ну да, конечно! Не торопитесь!

И тут же исчез во вспышке света.

Октавия облегчённо выдохнула – она только поняла, что невольно задержала его.

— Ничего себе. Было жёстко, Винил! — она на секунду задумалась. — Знаешь, если бы мы не застали его врасплох, он бы с лёгкостью стёр нас в порошок.

— Не спорю, — согласилась Винил. — Эти аликорны такие мэрисьюшные.

Глава десятая. В которой уже очевидно, что это шипфик

— Есть хочу-у-у-у-у!

Октавия вздрогнула: нытьё подруги – это уже слишком для её бедных ушей. До сего момента серая кобылка даже не подозревала, что Винил настолько искусна в древнем дамском искусстве, благодаря которому жёны заставляли своих несчастных мужей спускать все деньги на особо красивое платье или «очаровательную» ювелирную побрякушку, которые, что самое смешное, всегда самые дорогие в магазине. К счастью, однополые пары такими проблемами не страдали. Слушая невыносимые всхлипы Винил, Октавия даже начала задаваться вопросом: может, потому в Эквестрии так много пони с нетрадиционной ориентацией?

— Хочу-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!

В голосе диджея звучала вся боль и тоска лучших умов поколения, уничтоженного безумием, истерией и всем прочим, что слышала Октавия, когда пьяная вдрызг Винил «драматически» читала «Вопль». Единорожка настолько разошлась в местном баре, что кобылок с позором выгнали оттуда подальше. Сейчас же было кое-что похуже «Вопля». Так как диджею вокальные способности ни к чему, оные у Винил оставляли желать лучшего, и посему нытье превращалось в инфернальный вой, какому позавидовали бы дикие древесные гончие. Конечно, если подумать, не то чтобы существовали ручные...

— Хочу-у-у-У-у-у-у-У-у-у-у-У-у-у-у-У!

Завывания белой кобылки сотрясали одинокий островок, заставляя голову серой земной пони буквально раскалываться на части. Голос Винил был словно зебриканские горки: и вверх, и вниз; и вверх, и вниз; и вверх...

...и тут мощный тычок от Октавии закончил странную поездку, демонстрируя непревзойдённый снайперский талант, с каким виолончелистка заткнула рот белой единорожки своим копытом. Винил пробубнила что-то невнятное, однако вскоре отказалась от тщетных попыток и терпеливо подождала, пока копыто не вынется обратно. Его гордая владелица блаженно улыбнулась.

— Ау, Тави, больно же, — пробурчала диджей, потирая губы. — Могла бы просто поцеловать, знаешь ли. Прямо как в фильмах...

— Нет, Винил, — Октавия нахмурилась и обратила взор к небу, уже по горло сытая происходящим. Пегасы что, не могут пару облачков пригнать? Но увы, похоже, «забота о Селестией позабытом островке посреди океана» не входила в обязанности погодной команды. — Честное слово, прекрати ныть. Я тоже хочу есть, но нытьём фиги вырасти обратно не заставишь.

Она с тоской посмотрела на пальму, которой так не хватало вкусных плодов.

— Откуда ты знаешь? — полюбопытствовала Винил задумчивым тоном (по крайней мере, ей так показалось). — Ты же не проверяла.

— Винил, это называется «биология», — вздохнула Октавия и перевела взгляд с неба на белую (ну, в основном грязно-белую) единорожку. — Её в университете изучают.

— Я не училась в универе, — пожала плечами белая единорожка.

Виолончелистка нахмурилась.

— Ну, это объясняет... Стой, что?! — она подпрыгнула на месте и в замешательстве уставилась на подругу выпученными глазами.

— Никогда не была в универе, — безразлично повторила Винил. — В смысле, я же диджей! Люблю музло, не люблю учиться. Да и потом, родаки мне всегда говорили, что если я выйду за богатенького жеребца, то он будет сам за всё платить. Но эй, теперь у меня есть почти-богатая-но-не-совсем кобылка!

Жизнерадостно воскликнув, она любяще обвила ногами шею Октавии.

— Винил! — возмутилась серая земная пони, высвобождаясь из крепких объятий. — Если думаешь, что я теперь за всё буду платить, то ты глубоко заблуждаешься.

Она демонстративно откинула назад свою длинную чёрную гриву.

— Раз мы находимся в отношениях, мне кажется, нам нужно разделять всё на равных.

Диджей ахнула, подалась назад и оступилась, тут же грохнувшись на песок.

— Тави! Ты... ты говоришь как коммунистка! — она прищурилась и поднялась на ноги. — Тави, скажи, ты же не коммунистка, правда?

Октавия моргнула в замешательстве, а Винил тем временем неспешно сократила расстояние между ними, буравя её таким взглядом, что он непременно бы заставил откинуть лапы какую-нибудь мелкую кошку или белку. Ну, или, по крайней мере, приковал бы к месту.

— Правда?!

— Успокойся, Винил! — серая земная пони помахала копытом перед лицом единорожки, дабы вернуть её обратно в Эквестрию. На островок. Да неважно. — Правда.

Такое заявление мгновенно привело белую кобылку в чувство. Та немедленно подчинилась и сразу успокоилась. Остаётся только поражаться, как быстро изменилось её настрой: знаменитые подростковые «перепады настроения» – стыдоба, да и только.

— Но, знаешь, доводилось читать работы Кольта Мэйркса... — лукаво ухмыльнулась Октавия, всматриваясь далеко в горизонт.

— Тави... — предупреждающе зарычала Винил. — Не имей мне мозги, Тави.

На мгновение она призадумалась.

— Нет, постой, на самом деле имей, только меня саму и не в таком переносном смысле. В смысле, в кровати там, на кухне, в туалетной кабинке тоже неплохо...

— Я поняла, милая, — виолончелистка прервала кобылку прежде, чем её воображение нырнёт слишком глубоко. — Просто... Корабль?

— А? — единорожка проследила за копытцем серой пони, которое указывало на чёрную точку где-то на горизонте – та медленно, но неуклонно приближалась. — Корабль!

Точка увеличилась, и правда оказавшись крупным белым («Как эти чёрные точки вообще меняют цвет?!» — поразилась единорожка) судном.

Как только корабль подплыл ещё ближе, кобылки не без удивления обнаружили, что это гигантский пароход – один из этих длинных и широких новинок.

— Ничего себе, — покачала головой Винил, не веря своим глазам. — Никак, сама Селестия нам его ниспослала.

— Что-то у меня плохое предчувствие... — пробормотала земная пони, пристально вглядываясь в корабль.

— Да ладно тебе, Тави, это наш шанс выбраться отсюда! — возразила диджей. — У него даже название золотом написано! Наверное, какой-нибудь крутой круизный лайнер!

— Ты, наверное, права... — с неохотой согласилась виолончелистка, бросив скучный взгляд на золочённые буквы: «Титапоник».

Глава одиннадцатая. «В любой непонятной ситуации занимайся любовью!» — ответ Винил Скретч на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого

Октавия сжимала в копытах бокал и, смакуя вкус, потягивала тёплый глинтвейн. Кобылка была безмерно благодарна экипажу – их приняли на борт и выделили хоть и маленькую, но отдельную каюту. Она бросила взгляд на Винил, которая жадно хлебала алкоголь прямо из бутылки.

— Винил, это глинтвейн. Чтобы согреться, нужно пить его маленькими глотками, — вздохнула виолончелистка.

Диджей подняла копыто, как бы показывая, что желает прикончить бутылку. Допив весь глинтвейн, она поставила печальную пустую склянку на небольшой столик, заваленный картами и почему-то салфетками.

— Ерунда всё это, Тави. Здесь и так жарко, как в преисподней; зачем нам согреваться? — она философски погладила подбородок. — Вся выпивка нужна, чтобы можно было нализаться.

— Винил, дорогая, могла хотя бы быть благодарна тем замечательным пони, которые позволили нам остаться на борту, пока мы не доберёмся до ближайшего порта, — вздохнула серая кобылка, поглядывая на полупустой стакан в копытах. Или полуполный? Она никогда не понимала.

— Слишком пьяна, чтобы понимать длинные фразы! — пожала плечами Винил и, отцепившись от бутылки, испустила громоподобную отрыжку, заставив Октавию болезненно поморщиться.

— Винил, это мерзко и вообще неприятно! — упрекнула подругу виолончелистка и слегка отстранилась, чтобы противное смердящее дыхание диджея не обдавало её шёрстку. Может, от такого кто-нибудь умирает – кто знает? Октавии совершенно не хотелось быть этой «кем-нибудь».

— Тави, у тебя было больше трёх сл... слог... — единорожко театрально прокашлялась. — Сло-гов. Во! — улыбаясь, она неуклюже поклонилась. — Спасибо, спасибо. Где мой приз?

— О, с удовольствием тебе его предъявлю... — нахмурилась Октавия и с невозмутимым видом молниеносным движением заехала белой пони в живот. Она, без преувеличения, затмила самого Мэйрхаммеда Али на сём поприще грубой силы. Винил же, ощутившая это во всей красе, потёрла ушиб с кислой миной.

— Ой, Тави, могла бы просто, ну знаешь ли, поцеловать хотя бы, — предположила единорожка, но потихоньку сдвинулась назад. Так, на всякий случай. — «Предупреждающий» секс тоже вполне бы подошёл...

— Винил, такого понятия, как «предупреждающий» секс, не существует, — Октавия впилась взглядом в подругу, не способная добраться до неё, к счастью или к сожалению – смотря для кого.

— Не говори, пока не попробуешь!

Конечно, некоторые могут утверждать, что копыта пони не растягиваются, как резина, однако земная пони намеревалась доказать обратное. Её Карающее Копыто Правосудия™ вытянулось быстро и решительно, наградив белую озорницу мощной затрещиной. Ойкнув, пострадавшая потёрла саднящий лоб.

— Это бытовое насилие, Тави! — заголосила Винил, занимая безопасную позицию в углу, хоть и знала, что серая кобылка достанет её где угодно, если захочет. — Я на тебя заявление напишу!

— О, правда? — Октавия вскинула бровь. — Ну тогда...

Она отодвинула хвост и похлопала по оголённому крупу.

— ...до вот этого ты никогда не доберёшься... — пропела серая пони, улыбаясь смущенному диджею.

— Ты правда знаешь, как заставить меня подойти, да? — надулась Винил, потирая лоб, хотя тот даже не болел.

— Ну иди сюда, глупая пони. Давай подую, где болит, — смягчилась виолочелистка и приветливо раскинула передние ноги.

Винил приблизилась, чувствуя лёгкое дуновение из губ серой кобылки. Вскоре оно сменилось быстрыми почмокиваниями вокруг рога, а затем и поцелуями (очень возбуждающими), покрывающими рог сверху донизу.

— М-м-м, Тави, а знаешь, у слова «вдувать» есть больше одного значения... — простонала Винил, в её глазах блестела хитрый огонёк.

— Винил, дорогая, я по-прежнему могу надрать тебе круп... — нараспев проворковала Октавия, замерев лишь на секунду.

— Всё отдам, лишь бы снова услышать, как ты говоришь «круп»; у тебя такой возбуждающий голос... — тут же расслабившись, пробормотала диджей.

Вдруг Октавия со вздохом остановилась. Винил открыла глаза: лицо её подруги исказилось в болезненной гримасе.

— Что-то не так, Тави? — осторожно поинтересовалась белая единорожка.

— Да, — призналась виолончелистка, поникнув головой. — На самом деле, всё не так. Всё не так с тех пор, как ты заманила на этот Селестией проклятый круиз, — кобылка нахмурилась и отстранилась. — Но, с другой стороны... — она слабо усмехнулась. — Я бы никогда не призналась в своих чувствах, если бы не он.

— Я бы и сказала что-нибудь утешительное, Тави, но, боюсь, всё испорчу, — медленно кивнув, неохотно призналась Винил, глядя в прекрасные лавандовые глаза подруги.

К её облегчению, виолончелистка лишь рассмеялась и заключила белую кобылку в нежные объятия.

— Всё в порядке, Винил. Ты не самая умная пони, но я глубоко тебя люблю, — она улыбнулась и тепло поцеловала диджея в губы. — Слушай, а ты бы смогла пробраться на бортовой ресторан и раздобыть нам чего-нибудь покрепче? По-моему, у меня как раз... «подходящее» настроение.

Земная пони подмигнула просиявшей Винил.

— Такточносэр! В этом мне нет равных! — отрапортовала диджей, шутливо отдавая подруге честь, прежде чем отправиться на поиски.

Октавия вздохнула и, закрыв глаза, откинулась на спину. Из коридора донёсся голос Винил:

— Эй, без меня не начинай!

— Винил!

Глава двенадцатая. Скрытные пони, любопытные кобылы и чудесная выпивка

Цок-цок-цок.

Смутный силуэт проскакал по коридору и свернул за угол.

Цок-цок-цок.

Добравшись до ближайшего укрытия, силуэт спрятался за фарфоровой вазой, с опаской оглядываясь по сторонам. Наконец, убедившись, что вокруг никого нет, он рванул до заветной деревянной двери – кухни.

Очутившись внутри, Винил с облегчением выдохнула и включила свет. Неудивительно, что в столь поздний час кухня была пуста. Что ж, тем лучше, ибо ей совсем не хотелось попасться с поличным на обшаривании винных запасов экипажа, особенно когда этот самый экипаж любезно предоставил ей и её подруге каюту на борту.

Диджей на кончиках копыт прокралась к нагромождению коробок, сваленных в углу тесной кухоньки, и быстро пробежалась по всему содержимому. Она вытянула бутылку красного вина (ну, вроде бы красного) и принялась искать чего покрепче, виски там, или...

«Селестия милостивая!» — Винил отшатнулась с широко распахнутыми глазами. Зрелище, показавшееся ей не менее чем божественным откровением, завораживало. Только что она будто умерла и попала в рай. Только что она прозрела истинный смысл жизни, начало и конец всего удивительнейшего в мире.

Прямо перед ней красовалась коробка прекрасных однолитровых бутылей рома, которые словно так и просили их взять. Бутыли рома. Покачиваясь, Винил крепко схватила коробку телекинезом.

— Ну, ну, малютки... — проворковала она, с улыбкой прижимая к себе коробку. — Мамочка здесь, мамочка о вас позаботиться... — она задумалась. — Ну, может, поделится вами с мамочкиной подругой...

— Разговаривать с неодушевлёнными предметами – первый признак шизофазии.

Винил вскрикнула, выронила коробку – к счастью, без вреда для алкоголя – и мигом обернулась: прислонившись к косяку, в дверях стояла аквамариновая единорожка и, скрестив на груди ноги, самодовольно ухмылялась.

— Просто к твоему сведению, — подытожила аквамариновая кобылка, бодрой рысью направляясь к холодильнику.

— А ты вообще кто такая? — подозрительным тоном поинтересовалась Винил, телом закрывая заветную коробку.

Единорожка открыла холодильник и слевитировала пачку сена фри, что-то напевая себе под нос.

— Могу спросить тебя о том же. Ром таскаем, да? Ночь пролетит незаметно, — сосредоточившись, она открыла упаковку магией.

Винил задумчиво потерла подбородок.

— Если поделюсь, это же не будет воровством, так? — осторожно спросила она.

Аквамариновая кобылка рассмеялась, волшебством подогревая еду. «Какое-то продвинутое заклинание, — подумала диджей. — Мне до такого далеко».

— Мне нравится ход твоих мыслей, — незнакомка покачала головой. — Нет, спасибо. Предпочитаю... охотиться на крупную дичь, так сказать, — хихикнув, она хитро подмигнула запутанной Винил.

— Это не дичь. Это ром, — вежливо возразила белая единорожка, разглядывая незнакомку. «Она того, или что?» — Старый-добрый ром.

— Эх, простота. Я понимаю, — сказала аквамариновая единорожка, засовывая разогретое сено фри себе в сумку.

— Ну, может, и так! — огрызнулась Винил, принимая защитную стойку. — Если бы я знала, что ты имеешь в виду!

— Да ещё и не в ладах с аллегориями, — усмехнулась загадочная кобылка и поскакала к выходу. — Доброй ночи... как тебя там?

— Винил, — холодно ответила диджей. — Винил Скретч.

— Лира Хартстрингс, — представилась кобылка и распахнула дверь. — Доброй ночи, Винил Скретч.

С этими словами она удалилась, оставив новую знакомую в недоумении.

— На этом корабле все с ума посходили, — пробормотала белая единорожка и, подняв коробку, проверила содержимое. — Корабль дураков мчит без остановок...

---

— Тави, у меня есть чего выпить! — радостно огласила Винил, забежав в тесную каюту.

Виолончелистка вскрикнула от неожиданности и быстро прикрылась одеялом, густо заливаясь пунцой.

— Винил! — сердито выпалила она. — Тебя что, стучаться не учили?!

Единорожка удивлённо моргнула.

— Ну, нет... Погоди-ка минутку, — на неё снизошло внезапное озарение. — Тави, ты же!.. Ой, да ладно!

Диджей надулась:

— Я же просила без меня не начинать!

Глава тринадцатая. Когда начинаются настоящие неприятности

— Винил, можешь просто спокойно постоять? — проворчала Октавия, тщетно пытаясь расчесать растрёпанную гриву подруги. — Что ты вообще с гривой наделала, что она теперь стоит торчком?

С обречённым вздохом она бросила гребешок на маленькую постель.

— Это всё алкоголь, Тави, — весело пояснила диджей, снисходительно улыбаясь серой кобылке. — Когда много пьёшь, происходят какие-то химические реакции, всякая мура, и тут – бац! – у тебя офигительная грива! Прямо как у меня!

От такой глупости виолончелистка не удержалась и приложила к лицу копыто.

— Да, конечно, а я тогда племянница Принцессы Селестии, — саркастически ответила она.

— Правда?! Всё это время я целовалась с племянницей Принцессы Селестии?! — благоговейно ахнула единорожка. — Вот это да! Знаешь, что это значит?

— То, что я надеру тебе круп? — глухо прорычала виолончелистка и, угрожающе прищурившись, надвинулась на подругу.

— Нет, Тави, нет! Не трогай меня своими липкими копытами! — Винил отшатнулась, отмахиваясь передними ногами.

Задорно прищурившись, Октавия замерла и даже опустила свои Карающие Копыта Правосудия.

— Липкие? — уточнила она, пытаясь подобрать объяснение словам Винил, что само по себе задача не из лёгких.

— Ну, ты же ими тут пару минут назад клопала, так что, само собой... — озорно ухмыльнулась диджей, однако ненадолго – разъярённый ком серой шерсти снёс бедную кобылку и придавил к полу.

— Знаешь, что я делаю с глупыми единорожками? — пробубнила виолончелистка, покусывая ухо Винил.

Единорожка приняла сие за добрый знак – если вообще умела понимать знаки – и решила подыграть.

— Что? — улыбаясь, спросила она.

— Целую до смерти... — Октавия страстно впилась в губы подруги, заставляя единорожку постанывать от наслаждения.

«Лучше наказания не придумаешь, — промелькнуло в голове у белой кобылки. — Нужно ещё поддразнить Тави...»

— Какая благородная смерть.

Взвизгнув, земная пони перекатилась и грохнулась на пол с высоты тела её кобылки. Винил же, повернув голову ко входу, густо покраснела: в дверном проёме, словно ночь назад, стояла знакомая аквамариновая единорожка со странно скрещенными ногами. «Каким сеном она так выгибает копыта?» — подумала диджей и попыталась сделать так же, но всё безуспешно.

— Ты кто такая?! — вскрикнула виолончелистка, тщетно пытаясь прикрыться копытами, словно смущалась своей наготы. Что, разумеется, совершенно глупо, так как пони всегда ходила без одежды. Кроме разве что розовой бабочки, которую она не снимала даже сейчас.

— Спроси свою подругу, — Лира пожала плечами, не меняя позы. Так она выглядела всё соблазнительнее и соблазнительнее – по крайней мере, с точки зрения Винил.

— Винил?! — Октавия впилась в диджея подозрительным взглядом. «Они не могли... или могли?!!»

— Тави, нет! — воскликнула белая единорожка, понимая, чем всё грозит обернуться. — Я бы никогда не занялась этими прелюбоде... прилюб... взрослыми штуками, короче! — она смущённо улыбнулась. — Ну, ты понимаешь, о чём я.

— Ты имеешь в виду «прелюбодейство», — встряла аквамариновая единорожка, наконец опустившись на все четыре. — И нет, я никакими сексуальными действами с твоей подругой не занималась, — обратилась она к виолончелистке, не прекращая краем глаза следить за диджеем. — Хотя, если отставить в сторону мою кобылку, с удовольствием бы поучаствовала в трио как раз с вами двумя.

Лира подмигнула кобылкам: Октавия лишь смущённо зарделась, тогда как Винил безуспешно пыталась вникнуть в мудрёные слова.

— Чегоещёраз? — переспросила белая единорожка у всё ещё пунцовой подруги; ей никак не удавалось разобрать непонятные (и длинные!) слова.

— Она имеет в виду... — прошептала земная пони, отводя взгляд. — Втроём.

— Круто! Я, ты и Лира? Где-когда? — глаза Винил загорелись в предвкушении.

И вновь виолончелистка доказала, что Карающее Копыто Правосудия называется Карающим Копытом Правосудия не просто так. Винил уселась на задние ноги, потирая ноющий лоб. «Добавить в список вещей-которых-не-нужно-делать пункт "никогда не бесить Тави", — горько подумала она. — Ой, да кого я обманываю! Это же весело!»

Октавия отступила на шаг, принимая строгую и царственную позу.

— Не хочу показаться грубой... — довольно резко требовательно сказала она, смерив взглядом ухмыляющуюся аквамариновую единорожку. — Но что ты здесь делаешь?

Сейчас такое поведение вполне оправдано: эта особа не просто вломилась в их каюту без разрешения, но ещё и прервала... кое-какие приятные дела.

— О, по сути, ничего. Просто... — Лира встала на задние ноги, а передние сложила на груди. «И часто она так делает?» — лениво пронеслось в голове у Октавии. — Мне надо кое-что с вами обсудить.

Единорожка самоуверенно ухмыльнулась:

— Скажем так, деловое предложение.

Глава четырнадцатая. Встречаем новых пони... Целуем новых пони?

— Ты не можешь так говорить!

Октавия лихорадочно расхаживала по комнатке, бормоча проклятья себе под нос, тогда как Винил просто сидела и глупо моргала, уставившись на аквамариновую единорожку. То, что предлагала Лира было... воз-мучитель-но? воз-будитель-но? воз-родитель-но?

— Это просто возмутительно! — выпалила виолончелистка, отчаянно взмахнув ногами, но скакать взад-вперёд по комнате не прекратила.

О, так вот что это за слово. Винил силилась его запомнить, однако всю её память уже заняли диджейские лупы, биты и миксы. «Если бы только можно было улучшить мозги или как-то так, — размышляла она. — Может быть, даже стать киберпони! Киберпони – это круто!»

Идеально спланированный маршрут Октавии был нарушен Лирой, которая магией похлопала ту по плечу. Виолончелистка вскрикнула, подпрыгнув на месте. Скорее всего, столько физической нагрузки за раз превратит земную пони в тощую версию себя прежней. «Не то чтобы это плохо, — рассудила диджей. — Хотя её круп нравится мне такой, какой он есть».

Пока мысли Винил унеслись куда-то в удивительную Страну Крупов – или, выражаясь точнее, в Страну Крупа Октавии – Лира пыталась вразумить серую кобылку.

— Октавия, пожалуйста, успокойся.

— Успокоиться? УСПОКОИТЬСЯ?!

Казалось бы, не особо-то и успешно... и, тем не менее, аквамариновая единорожка стремительно рванула к виолончелистке, теперь положив ей на плечо вполне настоящее копыто из плоти и крови (строго говоря, из мышц, костей и крови, но у нас тут лирическое повествование, так что это образно).

— Октавия, я что предлагаю...

Неожиданно в комнату вошла земная пони кремового цвета, покачивающая сине-розовым хвостом, с курчавой гривой того же цвета, свободно ниспадающей на плечи и подпрыгивающей на каждом шагу. Поглядывая на её аппетитные округлые бёдра, Винил мысленно поблагодарила Селестию, что родилась не пегасом, иначе объяснений было бы не избежать. Может, её бы даже наказала Октавия... но, если подумать, это не так уж плохо.

— Лира, милая, я тебя уже везде обыскалась! — воскликнула незнакомка и прорысила к аквамариновой единорожке, чьё лицо приняло знакомое выражение «смотрите-все-я-с-ней-встречаюсь-и-вообще-счастлива»: диджей прекрасно такое узнавала.

— Бонни! — радостно ответила Лира.

К удивлению Винил и Октавии, парочка не ткнулась носами и даже не чмокнулась. Напротив, переплетя хвосты, они крепко обнялись и принялись страстно наводить друг другу «макияж». «С активным участием языка», — мысленно добавила виолончелистка, поморщившись от хлюпающих звуков. Она залилась краской и взглянула на подругу, которая от удивления шлёпнулась на круп и сидела так с открытым ртом.

Наконец диджей обратила взгляд на свою кобылку и лишь пробормотала: «Вчетвером». Серая земная пони покраснела ещё сильнее, почти готовая уже точно надрать Винил задницу. Ключевое слово: почти. Глядя, как целуются две пони, она сразу почувствовала в груди тепло и лёгкое возбуждение. У Винил будет жаркая ночка, это уж точно.

— Простите, что прерываю, но... — громко прокашлявшись, начала Октавия, однако «Бонни» и Лира уже разорвали поцелуй, выглядя вполне довольно и ни разу не смущённо.

— Это ты нас прости, мы не видели друг друга почти полчаса, — пояснила «Бонни», активно жестикулируя. «Хрена себе, вот это я называю привязанность», — подивилась Винил. Октавия удивилась не меньше, разве что её внутренний монолог был куда высокопарней и непристойней.

— Меня зовут Бон-Бон, — незнакомка слегка поклонилась. — Я – кобылка Лиры.

— Мы уже заметили, — пробормотала Винил, слегка краснея. «Вчетвером...» — мечтательно нашёптывало ей подсознание. И пусть диджею хотелось заткнуть его, она была бы совсем не против, если бы оно на какое-то время овладело всем телом.

— Приятно познакомиться, — кивнула серая земная пони. — Меня зовут Октавия, а вот эта неотёсанная белая единорожка – моя кобылка Винил.

Винил помахала копытом, совсем не обращая внимания на слово «неотёсанная». Это синоним «сексуальной», предположила она. Или, быть может, «горячей». Или какими там заумными словечками все пользуются.

— Бон-Бон, надеюсь, ты сможешь привести свою подругу в чувство, — продолжала виолончелистка, тщательно подбирая слова. — Где-то пять минут назад она предложила нам... — серая кобылка неискренно усмехнулась. — Угнать корабль!

Она фальшиво рассмеялась, в недоумении покачивая головой. Как ни странно, взгляд Бон-Бон остался серьёзным. Даже, наоборот, строгим.

— Лира, милая, ты что, выдала им весь наш план?! — обернувшись к аквамариновой единорожке, рассержено выкрикнула она.

«Стоп, что?» — Октавия моргнула. Бон-Бон просто не могла... или могла?!

— Послушай, Бонни, нам правда пригодится их помощь, — начала извиняться Лира, на что Октавия лишь обиженно фыркнула.

Прямо сейчас Винил было несколько страшновато смотреть на подругу: глаз дёргается, взгляд мечет молнии, а из ноздрей (она бы дала копыто на отсечение) валил дым. Диджей склонила голову набок. Как-то странно.

— Назови хотя бы одну причину, почему мне не следует сейчас же сообщить о вас экипажу, — голос серой кобылки звучал устрашающе спокойно, но какие-то стальные нотки заставили белую единорожку вздрогнуть. Оставалось только гадать, что тогда будет с этой парочкой.

— Вы спасёте сотни невинных жизней! — выпалила Лира, заставив Октавию и Винил вздрогнуть.

— Чего?.. — было всё, что удалось сказать виолончелистке, несмотря на столь обширный словарный запас. «Прямо как тогда, когда я...» — подумала Винил, но тут же себя оборвала. Ей не хотелось, чтобы такие сведения попали в копыта каким-нибудь полоумным пришельцам, если те залезут ей в мозги.

— Мы хотим изменить курс. Иначе корабль врежется в айсберг и потонет, — спокойнее объяснила аквамариновая единорожка. — Я рассказывала экипажу, но те мне не поверили!

— Как и я, — холодно ответила виолончелистка. — С чего ты это взяла?

— Волшебное единорожье предчувствие! — натянуто улыбнулась Лира.

— Если ты думаешь, что я поверю... — Октавия смотрела без тени сомнения.

— Она права, Тави.

Серая кобылка повернула голову к белой единорожке, которая утвердительно кивнула.

— Это правда, Тави, — повторила Винил. — У нас, единорогов, есть магическое предчувствие. И оно, как правило, не врёт.

— Мне нужно в туалет. Попытаться всё обдумать, — закусив нижнюю губу, Октавия отвернулась. — Винил, жду тебя там через пять минут.

И, взмахнув хвостом, она ринулась прочь из комнатушки.

— У неё есть привычка начинать всё без меня, — усмехнулась белая единорожка, потирая затылок. — Значит, «волшебное единорожье предчувствие», да?

Лира зарделась, потупив взгляд.

— Ну, я же должна была что-то придумать! — её глаза встретились с глазами Винил. — Спасибо за поддержку.

— Ага, да не за что, — диджей пожала плечами.

— Винил, ты только что приблизила возможный четверняк, знаешь? — аквамариновая пони умолкла, покосившись на свою подругу, выглядевшую хоть и возмущённой, но благодарной.

Ухмыльнувшись, Винил расплылась в хитрой ухмылке.

— А то.

Глава пятнадцатая. В которой Винил ошибается, Октавия кается, а Лира и Бон-Бон занимаются любовью

В Понивилле стояло замечательное утро. По крайней мере, так казалось Винил, лежащей на коленях Октавии в тёмной, грязноватой и ни разу не просторной каюте. Свет одной-единственной мигающей лампочки танцевал на потолке, пробуждая к жизни жуткие силуэты и загадочные фигуры. Кости. Черепа. Бананы. Предвестники гибели. Или ещё что. Диджей никогда не понимала. Сейчас ей правда пригодилась бы бутылка рому. Пока её новообретённая любовь лежала рядом, изнемогая после особо пылкого «музицирования», её старая любовь, алкоголь, довольно долго оставалась без присмотра.

Толчок от подруги вернул единорожку обратно в Эквестрию, и та слабо повернула голову к виолончелистке.

— Приветик, красотка, — сказала диджей, вспоминая «100 фраз для разогрева кобылки», дешёвую книжонку, купленную за полбита на каком-то вокзале. «Нам и правда надо бы пересмотреть нашу денежную систему, — размышляла белая кобылка. — Чеканить биты не так-то легко».

Ответом послужил сдержанный вздох. Винил чувствовала какое-то уныние, но ничего не могла поделать – это совсем не обычно для её обычного беззаботного настроения.

— Эй, Тави, — она провела копытом по гриве земной пони. — Взбодрись. Или я правда настолько плоха в постели?

Винил уверенно улыбнулась, горя желанием доказать обратное в любом месте в любое время.

— Нет, — признала виолончелистка, слегка ухмыльнувшись. — Ты даже лучше Спитфайр.

Она зевнула, театрально прикрыв копытом рот, и прикусила ушко Винил.

— Круть, — промурлыкала диджей, купаясь в удовольствии. — Стой, чего-чего?! — она дёрнулась вверх, ошарашенно глядя на заливающуюся смехом Октавию. — Ты встречалась со Спитфайр?! Не верю! Та самая Спитфайр, капитан Вондерболтов?

«Что ещё я не знаю про мою кобылку? Может, это она снималась в "Соблазнительные виолончелистки и горячие крупы 8"? — Хотя нет, если ей не изменяет память, Октавии в этом номинированном порнофильме не было. Хотя там была похожая серая кобылка в галстуке-бабочке, только та была единорожкой. — Погодите-ка минутку, а нет ли у них накладных рогов?»

— Винил, дорогая, чтобы заниматься этим, не обязательно встречаться с пони, — начала земная пони, пока Винил размышляла, порнозвезда ли её подруга или нет.

Если бы челюсть диджея могла отсоединяться, то она тут же упала бы на пол, пробила днище корабля и ушла куда-нибудь в глубины земного ядра.

— Кто ты и что ты сделала с моей подругой? — шутливо потребовала Винил, пусть в её голосе и чувствовалась нотка настоящего беспокойства.

— Да ну тебя, Винил, нельзя написать «секстет» без «секс-», — рассмеявшись, отмахнулась Октавия.

— «Секстет» – это в смысле «вшестером», так? — слабо спросила белая кобылка, по её лбу стекла капля пота.

Виолончелистка кивнула, широко улыбнувшись.

— Эм... ну, раз мы встречаемся, то ты больше не будешь так делать... — единорожка на секунду призадумалась. — ...без меня, вот. Ладно?

Виолончелистка кивнула, улыбнувшись ещё шире.

— Круто, — диджей расслабилась. — Вау. В смысле, вообще вау.

Она посмотрела на подругу, лежащую на небольшой койке, и невинно улыбалась. «Они всегда тихие, — мысленно напомнила себе Винил. — Всегда тихие».

— Винил, прежде чем ты попытаешься меня перебить, — произнесла Октавия, разминая затёкшие ноги. — Мне хочется напомнить, что одна сумасбродная единорожка предложила своей подруге и нам помочь ей угнать целый корабль!

От такого восклика диджей даже вздрогнула. В постели-то это не особо большая проблема, но сейчас ей хотелось бы, чтобы подруга вела себя потише.

— Сексуальная сумасбродная единорожка, признай, — поправила Винил со снисходительной улыбкой.

— Ну, да, — признала поражение Октавия. — Но, учитывая обстоятельства, в ней больше сумасбродства.

— Послушай, Тави, — вздохнув, возразила белая пони и попыталась стать голосом разума. — Мы же можем хотя бы послушать, что предложит Лира, верно? Просто послушаем, и, если будет глупо или опасно, мы просто оставим её в покое.

«А я останусь без четверняка», — мысленно прибавила она не без грусти.

Виолончелистка, как показалось Винил, выдержала драматическую паузу и, наконец, со вздохом повесила голову.

— Ну ладно. Ты победила, — она взглянула на дверь. — Давай-ка нанесём нашей парочке визит.

---

— Вот теперь точно вот сюда!

От такого заявления Октавия не удержалась и хлопнула себя по лбу – перед ними была очередная деревянная дверь, каких на корабле было не счесть. «И почему мы не спросили у Лиры и Бон-Бон номер каюты?» — спросила саму себя виолончелистка.

— Ли-и-и-ира-а-а-а-а! — раздался из-за двери приглушённый крик – Винил просияла довольной ухмылкой.

— Здесь! Я же говорила, что сюда! — воскликнула белая единорожка и, схватив ручку, распахнула дверь.

— Винил, дорогая, мне кажется, это не самая лучшая идея... — пробормотала Октавия, сильно смущённая криком кремовой земная пони. «Они, наверное, план обсуждают или...»

В комнатке оказались две раскрасневшиеся, разгорячённые и потные кобылки, переплетённые так, что в такое с трудом верилось. Тяжёло пыхтя, они с круглыми глазами уставились на новых знакомых

«...или занимаются сексом». Октавия вздохнула. Можно было и догадаться.

Лира широко разинула рот и попыталась что-то сказать, однако лишь выдавила какие-то нечленораздельные звуки. Бон-Бон же глубоко покраснела, чуть было не упав в обморок.

Ухмылка Винил стала ещё шире. Прорысив в комнатушку, диджей подмигнула подруге, а потом Лире и Бон-Бон.

— А можно к вам?

Глава шестнадцатая. Есть ли у тебя план, Лира? Да у меня целых три плана!

— Значит, вот план.

Четыре кобылки сидели к маленькой каюте: Винил и Октавия ждали объяснений от аквамариновой единорожки, от которой до сих пор за километр разило потом, несмотря на десять минут в душе с Бон-Бон. Вряд ли они там друг друга мыли, подумала диджей.

— Мы должны обезвредить экипаж, чтобы получить контроль над кораблём, — продолжала Лира, рисуя круг на каком-то замызганном клочке бумаги.

— И что показывает эта диаграмма? — полюбопытствовала Винил, не особо хорошо просвещённая в области чертежей и схем.

— Совершенно ничего, — кивнув, аквамариновая единорожка нарисовала рядом ещё круг поменьше и ухмыльнулась. — Мне просто нравится рисовать круги. Опять-таки, у каждого хорошего плана должна быть диаграмма или две.

«А она знает, что делает», — пронеслось в голове у белой единорожки. Не одна диаграмма – две! План казался всё перспективней и перспективней.

— Вы с таким энтузиазмом работаете, мне даже не верится, — хмуро произнесла Октавия. Неужели это – первый в её жизни план?

— Твой сарказм такой смешной, что я аж позабыла, как смеяться, — мрачно подала голос Лира. Такое недоверие к её плану явно задевало единорожку.

Винил беспокойно переводила взгляд то на подругу, то на аквамариновую единорожку. Взаимная ненависть может помешать будущему четверняку, а этого диджей допустить не могла. Ничто не должно помешать четверняку.

— Тави, ну же, — Винил попыталась отыграть голос разума, малость не привычная к такой новой роли. Не то чтобы ей это нравилось, конечно, однако четверняк требовал срочных мер, и если это означает стать голосом разума, так тому и быть. — Если мы хотим захватить эту крошку, нам нужно сотрудничать.

— Винил, когда ты говоришь «захватить эту крошку», мне кажется, впереди маячит грандиознейший провал, — раздражённо простонала Октавия. На самом деле, она пока ещё ни на что не соглашалась. Но Винил, похоже, не терпелось поучаствовать в этом опасном и, несомненно, весьма идиотской авантюре... Но почему, виолончелистка не понимала.

— Да ну, Тави, ты же знаешь, я бы неплохо с этим справилась, — надувшись, возразила диджей и ткнула в виолончелистку; на её губах заплясала ухмылка – ухмылка, перед которой Октавия просто не могла устоять. Земная пони положила голову на плечо Винил.

— Мило, — серая кобылка мягко уткнулась носом в мягкую шёрстку подруги. Со вздохом она признала своё поражение. — Ладно, давай послушаем, что скажет Лира.

А Лире правда было, что сказать.

— Вы этим прямо тут заняться собираетесь? — с надеждой в голосе спросила она, наблюдая, как две музыкальные пони мирно отдыхают.

— Почему же, мне кажется, что это можно... — начала Винил, но, как и ожидалось, копыто Октавии, Спасительницы Здравомыслия (как она любила мысленно себя называть), прорезало воздух и врезалось в мордочку диджея.

— ...сейчас организовать, — закончила белая единорожка, потирая губы. Удивительно, но Бон-Бон мгновенно повторила движение виолончелистки, в той же праведной манере треснув Лиру. Винил и Октавия обменялись непонимающими взглядами.

Аквамариновая единорожка потёрла щёку.

— За что, милая? — протянула она, бросив на подругу кроткий взгляд.

Бон-Бон пожала плечами, и единорожка виновато улыбнулась, прижимаясь к ней побаливающей щекой.

— Знаешь, Лира, ты заслужила, — выдохнула земная пони. — Ты выпала из характера. Опять.

Винил моргнула. «Выпала из характера? В каком смысле?» Диджей взглянула на серую земная пони, которая, поглаживая подбородок, словно затерялась в созерцании.

— Хм-м, а мне нравится ход мыслей Бон-Бон, — наконец выдала виолончелистка достаточно громко, чтобы услышала Винил, но не достаточно, чтобы её слова донеслись до странной парочки.

«Да!» — Винил посчитала сие маленькой победой: ещё один шаг ко всеблагому Четверняку, месту, где найдут спасение все праведные души. Диджей намеревалась основать новую религию, как только они вернуться из этого приключения. Ну, или, по крайней мере, это казалось ей приключением. Она получила море незабываемых впечатлений: повстречалась с пиратами и даже поцеловала Октавию. Если это – не приключение, то у неё больше нет идей, как сие назвать.

— Экхем, так, — громко прокашлялась Лира, чтобы привлечь внимание кобылок. — План.

К большому удовольствию впавшей в жеребячество Винил и недовольному ворчанию Октавии, она нарисовала ещё один круг.

— Чтобы захватить судно, нам нужно обезвредить экипаж, — она многозначительно промолчала, но с задумчивым вздохом призналась. — В голове это звучало куда сложнее.

Бон-Бон сочувственно положила копыто на плечо подруги.

— Ха! — воскликнула Октавия, топнув по полу копытом. — Ещё одна причина, почему ваш заговор не сработает.

Она обернулась к Винил, ожидая поддержки, однако белая единорожка лишь неодобрительно покачала головой.

— Тави, нельзя же вот так набрасываться на пони, — сказала диджей. — У тебя что, течка?

Лицо серой земной пони залилось пунцой, тогда как Лира и Бон-Бон старались подавить невольные смешки.

— Винил! — выкрикнула она, аж поперхнувшись воздухом от смущения. Белая кобылка, как показалось виолончелистке, угрожающе усмехнулась. Октавия вздохнула и обратилась к Лире. — Ладно, ладно. Как ты вообще планируешь «обезвредить» экипаж?

Аквамариновая единорожка оскалилась, отчего у Октавии кровь в жилах застыла.

— Ну, видишь ли, — медленно и вкрадчиво начала та. — Пусть он и состоит из сильных мускулистых жеребцов, которые знают толк в копытопашной, у нас ещё есть одно преимущество.

— И какое же? — сглотнула Октавия.

Лира усмехнулась и обвела всю троицу пристальным взглядом.

— Мы все кобылы.

Глава семнадцатая. В которой Винил немного узнаёт о музыке

— Винил, напомни, пожалуйста, почему во всей необъятной Эквестрии именно я на это подписалась?

Винил хмыкнула что-то неразборчивое: у неё чесался зад. И, тем не менее, она могла двигаться: в шкафу темно и тесно, а две кобылки плотно прижаты друг к дружке. Когда-нибудь в иной день ей это показалось бы возбуждающим, однако сегодня у них есть задание.

Она одним глазком выглянула в узкую дверную щель. Все чисто.

— Потому что это хороший план, Тави.

«Да, и потому что в конце концов он приведёт к четверняку».

— Ну почему я не осталась в чудесной, уютной каюте? — сетовала Октавия, пытаясь вскинуть копыта. Разумеется, её попытка оказалась напрасной, ибо в шкафу едва хватало места даже на двух пони, что уж говорить про движение.

Круп Винил нещадно зудел.

— Потому что лирины доводы имели смысл.

«Потому что Лира охренеть какая горячая. О да».

— Знаешь, Винил... — Октавия нахмурилась. Винил было не видно в темноте, зато прекрасно нащупывалась. — Мне кажется, ты так слепо согласилась совершенно из-за другого.

«Не может быть», — диджей попыталась добраться до крупа, но безрезультатно. Она недовольно хмыкнула.

— С чего ты взяла? — спросила белая кобылка, стараясь и дальше поддерживать мирный разговор. То, что они едва могли пошевелить копытами, разумеется, сему невероятно помогало.

Октавия отстранилась.

— То, как ты смотрела на круп Лиры, — прямо сказала она.

Винил сглотнула: «Это... это было так очевидно, да?»

— Не отрицай, это было очевидно, — серьёзно продолжала виолончелистка, словно в ответ на мысли белой пони.

Диджей скривилась. Карающее Копыто Правосудия­™ было ужасающе близко, готовое обрушить возмездие на голову единорожки. Кроме того, у неё опять зачесался круп.

— Хотя, должна признать, она довольно соблазнительная, несмотря на свой нрав.

«Стоп, что? — Винил моргнула и посмотрела на виолончелистку. В шкафу не удавалось сдвинуться даже на сантиметр. — Это... это правда Тави сказала?!»

— Кто ты и что ты сделала с моей подругой? — требовательно спросила единорожка, немного расслабившись, так как наказание больше ей не грозило. Хотя, если подумать, она совсем не против быть наказанной...

— Ну, не то чтобы я не могла оценить настоящую красоту, — возразила Октавия с лёгким румянцем на лице.

«Ладно, теперь всё официально. Я нарекаю эту версию Тави "Окти", — мысленно кивнула себе Винил. — Да, переполошённая Тави и похотливая Окти. Двух грифонов одним выстрелом, — подумав, она так и не представила, как можно убить двух грифоном одним выстрелом. Или даже одного. — Они такие проворные...»

Круп продолжал зудеть.

Диджей застонала и попыталась дотянуться до него копытом, но драгоценного пространства опять не хватило.

— Значит, можно рассчитывать на четверняк? — осторожно поинтересовалась она, зная, что пока что ей ничего не угрожает.

— Особо не надейся, — фыркнула Октавия, однако задумалась. — Наверное.

Винил осклабилась. Этого было вполне достаточно.

Круп снова зачесался.

Простонав, она решилась на лучшее из возможного: попросить о помощи.

— Тави, ты можешь почесать мне круп? — недовольно скривилась диджей, хоть и знала, что подруга не видит в темноте ни зги. — Па-а-а-а-ажалуйста?

— Знаешь, Винил, мы недавно уже занимались сексом, — виолончелистка удивлённо вскинула бровь. «Во имя бороды Селестии, она же настоящая секс-машина, — размышляла серая земная пони. — Не то чтобы это плохо, конечно...»

— Нет, в смысле, просто почеши мне круп, — несогласно вскрикнув, пояснила она. — Он чешется, а мне не достать.

— Могла бы просто воспользоваться телекинезом, — хмыкнула Октавия, однако принялась осторожно почёсывать зад Винил.

«Хи-хи, я чешу винил, — мысленно хихикнула она. — Прямо как диджей».

— Ладно, этого должно хватить твоему восьминотному крупу, — заключила земная пони, потирая кьютимарку подруги.

— Моему чего-чего? — непонимающе нахмурилась Винил.

— Твоя кьютимарка, — виолончелистка похлопала по упругому крупу подруги. — Восьмые ноты?

— Не вороши память, Тави. Я нифига не шарю в нотах, — покачав головой, усмехнулась Винил. — Нифига не шарю в фиговой музыке, если хочешь.

Диджей торжествующе ухмыльнулась.

— Винил, ты только что сморозила каламбур, — предупредила подругу Октавия, закусив нижнюю губу. — И он кошмарен. Видишь ли, восьмые ноты это...

— Да, да, такая-то хрень, — если бы Винил могла помахать копытом, то давно бы это уже сделала. — Мне правда как-то без разницы, Тави.

Она вздохнула и выглянула наружу. Совсем никого.

— Скажи, а почему у тебя такая кьютимарка? — полюбопытствовала единорожка, пытаясь поддержать разговор. — В смысле, этот ключ. Слышала, виолончельная музыка обозначается совсем другим.

— Это скрипичный ключ, Винил, — с упрёком произнесла виолончелистка. Она вздохнула, тщетно пытаясь потереть виски. Ну конечно. Нет места. — Это же не очередная «расскажи-своей-подружке-историю-как-ты-получила-кьютимарку», правда? Это же такой штамп.

— Да ладно тебе, Тави, мы же не какие-нибудь там персонажи плохо написанной книги, — подавив зевок, ухмыльнулась она. — Нет такой штуки, как «штамп». Можешь уже рассказывать свою историю.

Октавия поражённо вздохнула. Слишком уж много она вздыхала за этот день.

— Ну, так и быть, но если после этого ты расскажешь свою, — она задумалась о том, как бы начать рассказ. — Когда я была маленькой...

Она резко умолкла, заслышав цоканье копыт по деревянной палубе.

Винил выглянула наружу. К шкафу приближались два молодых жеребчика – наверное, юнги. Диджей усмехнулась, мысленно собравшись, прежде чем обратиться к виолончелистке.

— А вот и они.

Глава восемнадцатая. «Искусство обольщения» Октавии Филармоники

— Ладно, Винил, давай сделаем это, — глаза Октавии блестели решимостью, тогда как мозг лихорадочно продумывал сразу несколько хитрых планов, которые несомненно приведут к успеху.

Диджей покраснела в темноте шкафа, пока жеребцы продолжали вышагивать по узкому коридору.

— Что «это»? — спросила она, мысленно проклиная своё невежество. — Не совсем уверена: это значит «соблазнить»?

— Винил, ты серьёзно? И ёж без половины мозга это поймёт, — удивлённо вскинув бровь, пожурила кобылку виолончелистка, немало удивлённая, что Винил не знает таких простых вещей.

Винил попробовала погладить подбородок, однако тесный шкаф того ей не позволил.

— Знаешь, Тави... Помнишь ежа, которого я запустила с тостера? — стон виолончелистки подтвердил её предположения. — Он-то смышлёный был, конечно, но мне что-то не кажется, что он это бы понял.

Октавия громко прочистила горло больше не в силах мириться с идиотизмом единорожки.

— Без разницы. В принципе, тебе нужно, ну, знойно появиться и соблазнить этих жеребцов, — улыбнулась серая кобылка. — Я бы сказала, ты довольно очаровательная, так что всё будет легко.

— Но Тави! Я люблю только тебя – и не хочу, эм, «соблазнять» каких-то жеребцов, — нахмурилась Винил, пытаясь помотать головой в такой теснотище.

Пусть сердце Октавии и встрепенулось от такого заявления, она просто не могла позволить плану провалиться только из-за такой верности диджея. Особенно после того, как она, Винил, сама же и уговорила её, Октавию, поучаствовать в этой смехотворной авантюре.

— Винил, дорогая, это очень мило с твоей стороны, но иногда нужно просто... притворяться? — пояснила она, но наткнулась на непонимающий взгляд подруги. — Эм... врать?

— Тави, тогда на суде мне запретили врать, помнишь? — моргнув в замешательстве, удивилась Винил, выглядывая через узкую щёлку. Жеребцы были уже близко. — Ну, когда меня обвинили в поджоге, даче взяток, общественной непристойности, пьянстве, краже личных данных и изнасиловании мозга – прямо полный набор?

Октавия поморщилась. Да, она помнила этот «полный набор» – в основном потому, что ей пришлось приложить всё свою обаяние (и биты), чтобы убедить судей отклонить иск на её «законопослушную и совершенно безвредную» подругу.

— Винил, они имели в виду, что ты должна говорить правду только на самом судебном заседании! — воскликнула серая кобылка, поражаясь забывчивости подруги. «И где я была, когда думала, что она честная только из-за врождённой глупости...» — подумала она.

Виолончелистка закусила нижнюю губу, обдумывая, что же сказать дальше.

— Сим я объявляю, что ты имеешь право притворяться или лгать в любое время по своему желанию.

— Чего?

Ну разумеется. Октавия подавила желание приложить копыто к лицу. Ей ведь приходится иметь дело с Винил, в конце концов.

— Я имею в виду, что ты можешь врать всегда, когда захочешь, дорогая.

— Серьёзно? — ушки Винил встрепенулись.

— Серьёзно, — тепло улыбнулась Октавия.

Диджей набрала полную грудь воздуха.

— Тави, ты жирная, страшная, и – о Селестия! – вообще сосёшься отвратительнее всех на свете! — выпалила она на одном дыхании.

Единственный раз за всю жизнь мысли земной пони полностью отражали её слова. И в общем они звучали примерно как:

— Что?!

— Расслабься, Тави, я соврала, — сначала хихикнула, а потом ликующе заржала Винил. — Блин, а это весело, надо временами пробовать для разнообразия.

Виолончелистка простонала, и у неё даже задёргался глаз. Винил просто повезло, что в такой тесноте земной пони до неё не добраться. Но, впрочем, Октавии удалось пихнуть подругу в круп.

— Давай, владычица обмана. Нам ещё надо соблазнить двух жеребцов.

Узкий коридорчик показался двум кобылкам широкой улицей, когда они вывалились из шкафа – они тяжело сопели, разминали ноги и клялись, что больше никогда не залезут в нечто подобное. «Ещё раз, и я точно заработаю клаустрофобию», — мысленно отметила Октавия. Винил, разумеется, подумала о том же самом – если бы она знала слово «клаустрофобия», то есть.

Жеребцы практически ничем не отличались: коричневая шёрстка, чёрные гривы, нелепая морская форма. Столкнувшись с музыкальными пони, они с ахом остановились как вкопанные. Невероятная же потность Винил и Октавии делу никак не помогала.

— Приветик, мальчики... — поздоровалась Октавия, соблазнительно хлопая ресницами. Жеребцы глубоко залились пунцой и обменялись смущёнными взглядами.

«Молодняк, — оценила пару серая кобылка. — Обвести их вокруг копыта будет проще простого».

— Это только мне так душно? — вслух спросила виолочелистка, подмигнув удивленной Винил.

— Эм... — жеребец слева покосился на своего товарища, обливаясь потом.

«Твоя очередь», — прошевелила одними губами Октавия – подруга, похоже, намёк поняла. Белая кобылка огляделась по сторонам, отчаянно пытаясь собраться с мыслями, когда вдруг на неё снизошло озарение.

Она развернулась к жеребцам задом, дерзко виляя крупом.

— Ох, ну я и растяпа! — нарочито громко протянула она, двигая бёдрами и делая вид, будто что-то ищет на полу. — Я вдарила по басам и, кажется, где-то их обронила.

Октавия мысленно хихикнула. «А она учится», — довольно пронеслось у неё в голове.

Один из жеребцов был на грани обморока. Второй же едва дышал.

— Почему бы нам... не поискать их вот в этом замечательном шкафу? — виолончелистка указала на шкаф и улыбнулась, когда один из жеребцов слабо кивнув, а второй радостно взвизгнул. Легко.

Заманить юнг в шкаф и в самом деле было довольно просто. Как только наивные жеребцы залезли в темноту, Октавия подняла метлу и метко огрела тех по головам с глупыми морскими фуражками. Винил ахнула, когда юнги рухнули на пол.

Виолончелистка фыркнула и захлопнула дверь, ловя неодобрительный взгляд подруги.

— Знаешь ли, мы могли бы просто поговорить. Сказать, что корабль плывёт навстречу гибели, — нахмурилась Винил. — Когда ты успела так зачерстветь, Тави?

— А когда это ты из нас двоих успела стать голосом разума? — парировала земная пони.

— Ты меня копируешь! — словно в унисон выкрикнули обе кобылки. Обе моргнули. А потом, осознав, что они сейчас сказали, взорвались хохотом.

Внезапно роман начинал казаться не таким уж и отчаянным.

Глава девятнадцатая. Секс и политики, или Нельзя написать «Капитал» без капитала

— Ну, и кто у нас был непослушной кобылкой-капиталисткой?

Октавия подошла к постели: обычной бабочки нет, длинная грива аккуратно расчёсана и убрана под зелёную кепку с красной звездой. Виолончелистка щёлкнула плеткой и широко улыбнулась извивающейся Винил, привязанной к кровати.

— Я, я! Я была непослушной кобылкой-капиталисткой! — провизжала Винил, постанывая в ожидании наказания.

— Это ты эксплуатировала рабочий класс, подлая буржуйка? — прошипела Октавия, наклоняясь ближе.

— Детка, эксплуатация – моё второе имя, — прошептала диджей, тут же получив от возлюбленной звонкую пощёчину.

«Погодите-ка... А это правда больно... Но как может быть больно, если очевидно, что...»

Новая пощёчина окончательно разбудила единорожку. Винил подскочила, протирая глаза: перед ней стояла улыбающаяся виолончелистка.

— Просыпайся, соня... — с довольной улыбкой Октавия захлопнула туалетную дверь, восторженно зацокав копытами. — Я так и не поняла, как можно засыпать в такие неподходящие моменты.

Она повернулась к сонной подруге, сейчас осматривающей узкий коридор.

— Ну, знаешь ли, могла бы просто заняться со мной пробуждающим сексом, — зевнув, произнесла диджей. — Значит, это сработало на шестерых? — спросила она виолончелистку, на что та кивнула с улыбкой. — Блин, Тави, да мы вырубили шесть жеребцов за десять минут! Это ведь уже академический рекорд?

Винил определённо была довольна собой, хоть на самом деле и не участвовала в последнем «соблазнении». Единственное, что её напрягало, это то, как недавно изменилась её подруга. С одной стороны, Октавия стала решительней и гораздо, гораздо самоуверенней; с другой же стороны...

— Знаешь... — серая кобылка наклонилась к диджею и тихо прошептала той на ухо. — Мы могли бы пойти в комнату и самостоятельно установить «академический рекорд»...

Октавия нежно провела хвостом по крупу Винил.

«Ну, хорошо, тогда никакой "другой стороны" нет, — подвела итог белая кобылка. — Нафиг эти "другие стороны"».

— Тави? — робко спросила она с лёгким румянцем, вспомнив недавний сон. — Ты бы могла... эм... — она почесала затылок. — Ну, знаешь, сыграть роль элегантной коммунистки? А я буду озорной капиталисткой! — виолончелистка моргнула. — Ты могла бы наказать меня?

— Вот вы где!

Голос Лиры вновь заставил Октавию моргнуть и вывел из растерянности Винил. Аквамариновая единорожка со своей подругой показалась из-за угла, радостные... и вспотевшие? «Ладно, не хочу я знать, — мысленно заключила виолончелистка. — Вообще».

— Приветик, Лира, приветик, Бон-Бон! — помахала копытом Винил, улыбаясь кобылкам. — Не особо везёт?

— Четверо – в минус, осталось двое, — Лира, распираемая гордостью, подмигнула кремовой кобылке, на что та застенчиво улыбнулась. — У нас даже осталось время на вертикальный цок-цок!

«Вертикальный... цок... цок? — Октавия тихо застонала. — Так, только сохранять спокойствие и не придушить глупых пони».

— Не-е, мы и Тави предпочитаем лежачие фокус-покусы.

«Лежачие... фокус... покусы... — у серой кобылки задёргался глаз. — Нет, Октавия, нет. Не прибить Винил... пока что. Она тебе ещё понадобится».

— Конечно, фокус-покусы неплохи, но... — понимающе кивнула Лира.

— Какого сена?! — выкрикнула серая земная пони, перебив аквамариновую единорожку прежде, чем её мозг сломается окончательно и бесповоротно. Октавия раздражённо уставилась на Винил. — Перво-наперво, «я и Тави», а во-вторых...

— «Во-первых», Тави, — единорожка смиренно поправила виолончелистку. — А не «перво-наперво».

Октавия снова молча моргнула. Ещё пара морганий – и она точно превысит дневную норму.

— Ты... меня поправила.

Винил сглотнула, оглянувшись на Лиру и Бон-Бон за помощью, однако кобылки уже отступили подальше, боясь потерять пару каких-нибудь важных конечностей из-за разъярённой виолончелистки.

— Д-да? — пискнула белая кобылка.

— Ты. Меня. Поправила, — Октавия мучительно медленно надвигалась на диджея, нависая над съёжившейся белой единорожкой.

— Это не моя вина, Тави! — слабо запротестовала диджей. — Твой грамматический нацизм заразен! — она на мгновение задумалась. — Лучше преврати его в грамматический коммунизм! Ты будешь выглядеть такой же знойной, как настоящие коммуняки!

Ну вот. Октавия совершенно серьёзно нарушила дневную норму морганий. У неё в словарном запасе даже не было такого слова, чтобы описать, насколько она растерялась.

— Держу за тебя все четыре копыта, — одобрительно сказала Лира, но тут же получила заслуженную пощёчину от своей подружки. Стоило ей повернуться к кремовой земной пони, Бон-Бон посмотрела на неё просящим прощения взглядом и даже открыла рот, чтобы объясниться. — Знаю, знаю, — вздохнула аквамариновая единорожка. — Выпала из характера. Опять.

— Так что насчёт вас двух? — кивнула Бон-Бон.

— Шестёрочка из шестёрочки! — просияла гордой улыбкой Винил, обрадованная внезапной сменой темы.

— Отлично, тогда остаются... — одобрительно кивнув, Лира повернулась к Бон-Бон. — Капитан и старпом, так?

— Агась, милая, — кивнула кремовая кобылка.

— Значит, теперь мы должны пробраться на капитанский мостик, верно? — уточнила Октавия. Получив кивки от обеих кобылок, она глубоко вздохнула и мысленно приготовилась.

— Ладненько, давайте приступим.

Глава двадцатая. Дорога в ад вымощена благими намерениями и плохими каламбурами

Винил с решимостью в глазах смотрела на деревянную дверь. Вот и он. Последний рубеж. Последняя граница между их нынешним положением и приятным вечером в Мэйнхеттене в компании подруги и, следовательно, Лиры и Бон-Бон.

— Ну, так мы собираемся сделать это или нет? — спросила Винил других кобылок и, получив одобрительные кивки, на секунду затаила дыхание, собираясь с духом. Ради четверняка.

Белая единорожка без стука распахнула дверь и ступила на небольшой капитанский мостик. Её сразу же встретили полки, ломящиеся от разнообразных книг, которые так никто и не открывал, не то что читал. «Хотя, наверное, капитаны не читают книг, — подумала Винил. — Они слишком заняты... капитанством. Делают всякие капитанские штуки. Трубку там курят и хлебают ром».

Мысли о роме заставили диджей помрачнеть. Её тело жаждало вкусить огненной воды. Она даже почти чувствовала, как он стекает вниз по горлу, согревает живот... «Дорогая Селестия, я пристрастилась, — вздохнула Винил. — Просто замечательно, я пристрастилась к сексу и рому. Надеюсь, Тави никогда не узнает».

— Могу я чем-то помочь, мэм? — голос принадлежал угрюмому жеребцу с грязно-коричневой шёрсткой и седой гривой. Он курил трубку, сидя за деревянным столиком, заполненным картами, бумагами и чем-то ещё, что Винил не разобрала из-за ее отсутствия степени в области морских наук. Если такая степень вообще существовала.

«Это, наверное, капитан», — предположила Винил, гордясь своей дедукцией уровня Шерклопа Понса. Или это называется индукция? Так или иначе, Шерклоп Понс, разумеется, варился во всяком детективном вареве, в результате затмевая всё своим интеллектом.

— Ну, собственно говоря, да... — начала Винил, но был прервана Лирой, Октавией и Бон-Бон, проскользнувшими в комнату сразу за весьма своеобразным жеребцом. Его правое переднее копыто было точно правое заднее: оба заменены на деревянные протезы. Его правый глаз закрывала повязка, а для полноты картины отсутствовало правое ухо.

— Старпом Хэй докладывает, сэр!

«Старпом... Хэй? — со смешком подумала Винил. — Если бы меня так родители назвали, я бы тоже сбежала служить на флот».

— Я обнаружил, что весь наш экипаж...

— Скорее уж «стар-прав», — хихикнула Винил, отчего жеребец резко обернулся к ней.

— Ну да, это моё звание, — рявкнул старпом, заставив Октавию и Бон-Бон вздрогнуть и невольно отступить на пару шагов.

— Нет, я... — пробормотала Винил, не замечая, как её подруга и потенциальные сексуальные партнеры отчаянно размахивают копытами. — Я имею в виду, у вас на правой стороне тела ничего не осталось, верно? Это вроде как каламбур... — неубедительно закончила она.

«Да... В голове это звучало лучше», — на самом деле, если думать, в голове всё звучит лучше. Даже страстные стоны Октавии во время любовных игрищ. Винил мысленно отметила себе потом об этом поговорить с подругой. Или психиатром.

— Я потерял ноги в Великой Грифоньей войне, — мрачно заметил старпом Хэй. — Про такое не шутят.

Винил начал понимать, медленно, но непреклонно, что настало время извиниться, а ещё отступить обратно к себе в комнату, ибо старпом заметил их романчик и скоро выяснит, кто это всё натворил. Что уж там, он даже не походил на жеребца, которого можно соблазнить или вырубить. За такую тотальную угрюмость (или грифонутость, как выразилась бы Винил) жеребца можно было бы приставить к медали. А у него, на самом деле, хотя бы одна должна быть. Или несколько, раз он участвовал в войне.

— Прости, чувак, — исправилась Винил. — В смысле, я имела в виду, всё в порядке...

«Блин!» — взгляд жеребца похолодел.

— В смысле, мне жаль, что это всё, что от тебя осталось...

«Блин! Блин-блин-блин!» — взгляд старпома метал молнии. Винил обречённо посмотрела на медленно бледнеющую подругу.

— Прости, прости, чувак! Видишь ли, я не особо правильно говорю...

---

— Знаешь, а если присмотреться, идея эта была так себе.

— Ну разумеется, так себе! — прокричала Октавия, балансируя на узкой деревянной доске. — Благодаря твоей глупости мы сейчас прогуляемся по доске.

Море внизу угрожающе ревело. Доска только краешком была на палубе, удерживаемая мрачным старпомом. Лира и Бон-Бон съежились рядом с музыкальными пони у самой кромки доски.

— Святая Селестия, Тави, и это твои последние слова? — насупилась Винил. — Я ожидала что-то вроде «Люблю тебя, крошка», прежде чем нас сожрут акулы!

— Если они меня не прикончат, то обязательно, — Октавия взглянула на подругу.

— А-акулы? — заикаясь, переспросила Бон-Бон и плотно прижалась к Лире.

— Да, акулы, — нахмурился старпом. — Поглядим, что от вас останется, когда они войдут во вкус.

«Блин, он явно зол, — раздражённо подумала Винил. — И использует методы пиратов, когда сам не пират! Это нарушение авторских прав!» Как видно, Винил не особо знала законы, ибо все её знания ограничивались диджеингом, сексом с Октавией и распитием рома.

Старпом топнул по доске – деревянная планка затряслась. Бон-Бон вскрикнула.

Вдруг в воздухе прогремел выстрел. Старпом завалился набок.

Кремовая земная пони взвизгнула. У Октавии кровь застыла в жилах. Из-за угла на палубу вышел знакомый жеребец в чёрной одежде и треуголке, едва прикрывающей его огненно-рыжую гриву. Улыбнувшись кобылкам, рыжебородый единорог продемонстрировал полный набор золотых зубов. Винил аж взвизгнула, завидев попугая на плече.

— Меня, дамочки, капитаном Джеффри звать, ежли вы ищё не забыли. Я и мой попугай пришли спасти вас.

Эпилог. Всё хорошо, что хорошо кончается, а если нет, то плохо

Чай уже совсем остыл, когда Октавия поднесла чашку к губам. Старый керосиновый обогреватель изумительно справлялся с работой.

— Тави, пожалуйста, может, уже всё? — проскулила Винил, по её лбу катилась капля пота. Обогреватель был так близко, так до боли близко, что шёрстка словно горела огнём.

Виолончелистка сделала аккуратный глоток и медленно поставила чашку обратно на стол.

— Не-а, Винил. Месяц уже почти прошёл, а у тебя ещё всего только девять тысяч.

— Девять тысяч и десять! — возразила диджей, беспокойно ёрзая на деревянном стуле; верёвки крепко удерживали белую кобылку на месте, а обогреватель, злобно гудя, будто специально был направлен на её бедное тельце. — Можешь хотя бы выключить обогреватель?! Сейчас же лето!

— Ой, да ты же прямо как на курорте, разве нет, а, дорогая? Давай, ещё тысячу, — серая земная пони непреклонно покачала головой.

— Оно тебе правда нужно? — спросила Бон-Бон; она сочувственно посмотрела на привязанную к стулу Винил – настало время расплаты за грехи прошлого.

— Ага, пусть это и, ну, в каком-то роде возбуждающе, но всё равно уже чересчур, — согласилась Лира, уплетая бисквит, однако сразу же отмахнулась от своей подруги. — Ты не подумай, Бонни, я на чужие крупы глаз не кладу.

— Надеюсь… на то, — нахмурилась кремовая кобылка.

— Я больше никогда не затащу свою подругу на необитаемый остров я больше никогда не затащу свою подругу на необитаемый остров я больше никогда не затащу свою подругу на необитаемый остров я больше никогда не затащу свою подругу на необитаемый остров… — затараторила Винил, правда, от жара неразборчиво. — Я больше никогда не затащу свою подругу на необитаемый остров Тави пожалуйста мне нужен перерыв мнеправданужновтенёк!

Вздохнув, Октавия ослабила путы, однако кольца, не дающего творить магию, с рога диджея не сняла. Оно, пожалуй, один из лучших аксессуаров, который когда-либо продавался в секс-шопах. Ну, оно и Сэр Монин Глори. Конечно, с одной стороны, всё «островное приключение» в целом было положительным – в основном потому, что сблизило двух кобылок (равно как и познакомило их с Лирой и Бон-Бон, похоже, частенько живших в одной квартире), но с другой же стороны...

Путешествие домой заняло немного времени, несмотря на попытки Винил поддаться пиратским уговорам и «отправицца покорять моря, яр-р!» За это кобылки пообещали Джеффри, что теперь они его должницы, и сие обещание не особо-то радовало Октавию. Само собой, капитан пиратов вряд ли когда-нибудь попросит вернуть долг.

Белая единорожка вернулась, на её лице играло выражение сущего наслаждения.

— А знаете, — обратилась она к кобылкам, сидящим за круглым столиком на маленькой кухне. — Мне всегда казалось, что оргазм – величайшее удовольствие в жизни. Хрень всё это. Справить нужду после полудня терпёжки – на уровень круче.

— Агась, вполне, — отозвалась Лира, чинно и манерно потягивая чай – по крайней мере, так должно было казаться.

— Ещё девятьсот, Винил, — простонала Октавия и закрыла лицо копытами: «И вот с этим мне приходится жить…»

Винил вздохнула и уже почти уселась обратно на стул, как зазвенел дверной колокольчик, прервав тем самым её нисхождение в преисподнюю.

— Славься, Селестия, за дверные колокольчики! — воззвала единорожка к небесам и перешла на бодрую рысь. Размышляя, стоит ли добавить дверной колокольчик к пантеону божеств наравне с Селестией, Луной и Ромом, она открыла дверь.

— Добрый день, — за порогом оказался чёрный жеребец в костюме того же цвета, у которого, к удивлению Винил, была чёрная как смоль грива и чёрный как бездна кейс. Если, конечно, между чёрным как смоль и чёрным как бездна была какая-то разница. А её и не было.

«О Селестия, этот чувак чёрный», — подумала диджей, но тут же нахмурилась. — «Нет, Винил! Это расизм!.. Хотя Дискорд знает, почему. В конце концов, называть чёрного пони чёрным – это же нормально».

— Да? — ответила диджей, сразу почувствовав себя не в своей тарелке в присутствии такого, ну, представительного пони. «Жарковато, наверное, в таком костюмчике. Интересно, как он ещё не вспотел». Она окинула жеребца взглядом. — М-м-м, весь вспотевший. Я бы с ним перепихнулась, если бы была не лесбиянкой.

— Что, простите? — жеребец вскинул бровь.

— Нет-нет, ничего. Совсем ничего, — сглотнула Винил, состроив покер-фейс.

Незнакомец прочистил горло.

— Как бы то ни было, я здесь по поручению мистера Джеффри МакКракена, собственника ООО «Шиппинг и корабли», — он протянул визитку, на которой и вправду читалось:

Джеффри МакКракен, ООО «Шиппинг и корабли»

Мы зашиппим даже то, чего не зашиппят остальные. Шиппинг – наша жизнь!

«Сколько много шиппинга...» — белая единорожка почувствовала укол дежавю.

— Эм... а этот Джеффри МакКракен... он никак не связан с Джеффри «Кракеном», капитаном пиратов? — невинно поинтересовалась она.

Жеребец побледнел, что резко выбивалось из общего чёрного цвета, и поспешно оглянулся по сторонам.

— Не так громко! — прошипел он. — Мистер МакКракен – антрепренёр. Его прошлое осталось в прошлом, — нахмурившись, он угрюмо кивнул, как бы закрывая тему.

Октавия бесшумно прорысила к дверному проёму.

— Винил? Кто-то упомянул имя «Джеффри», или мне послышалось? — осторожно спросила она.

— Да. Мой наниматель, мистер Джеффри МакКракен, который известен вам как… — вздохнув, жеребец понизил голос. — …Джеффри «Кракен», решил потребовать назад долг, который вы четверо ему задолжали.

— Мы четверо? — раздался с кухни голос Лиры. — Вот же сволочной пират! Я бы и так угнала тот корабль – нам надо было домой!

— Ну зачем так громко? — посетовал жеребец.

— Жена должна тобой гордиться, — пробормотала Винил. — Или нет.

— Скажите мистеру… МакКракену, что мы увидимся с ним в его кабинете завтра утром, — виолончелистка приняла листочек с адресом и, облегчённо выдохнув, закрыла дверь.

— Значит… — осторожно начала диджей. — Мне больше не нужно десять тысяч?

Октавия отрицательно покачала головой и проследовала за белой единорожкой на кухню, где их ждали друзья: Лира, вся светящаяся в предвкушении, и Бон-Бон, впавшая в смертное отчаяние.

— Не люблю быть Капитаном Очевидностью, — начала Октавия, закусив губу. — Но мы, ну...

Она вздохнула.

— Похоже, нас ждёт новое приключение.

КОНЕЦ