Никогда не суди о жуке по надкрыльям (Хроники разрыва по-королевски: Кризалис)

Действие I - Перемены перевёртыша

Предисловие от автора.

Вы так просили и, наконец, дождались.
Хроники Кризалис и человека с неожиданным поворотом.
На этот раз повествование будет вестись от лица самой Кризалис, а не человека, и, кроме того, в виде четырёх глав.
Почему?
Потому что Кризалис – это слишком сексуально для каких-то жалких 8000 слов (таков был первоначальный план).
Так что я надеюсь, что вы готовы к тому, что здесь будет чуточку чёрного юмора.
Кстати, у Ричарда британский акцент. Просто подумал, что вам стоит это знать.
Короче, хорош телиться.
Поехали!

Мне было скучно.

Мысль эта пришла из ниоткуда и всё же являлась истиной.

Я сидела в дальнем углу таверны «Клоппинг Хувс», посасывая кружку жижи, что здесь называют «сидром», и попутно кормясь остатками положительных эмоций…

Позвольте кое-что объяснить.

Меня зовут Кризалис, Королева расы перевёртышей… которых было совсем не много… почти никого.

На самом деле, теперь здесь осталась только я: все остальные перевёртыши сейчас либо за пределами границ Эквестрии, либо… их больше нет, как и прочих моих детей.

Что делает меня последней в своём роде.

Это немного удручает, но далеко не всё потеряно, как многие до сих пор считают.

Всё, что нужно сделать – это найти жеребца подоверчивее и вытрахать его досуха, получив достаточно семени для того, чтобы оплодотворить яйца.

Которые в свою очередь превратятся в тысячи личинок, восстановив таким образом мой вид и утвердив моё господство ещё раз.

Конечно, потом придётся, скорее всего, убить его – пик наслаждения, как правило, заставляет перевёртыша показать своё истинное лицо, и когда пони его видят, то начинают орать, зовя на помощь.

Так что, да – завлечь, затрахать, зачать и замочить.

По крайней мере, для него это будет лучшим исходом.

Ах да, высасывание эмоций. Для перевёртыша это один из способов насытиться и набраться сил. Любовь – мать эмоций, особенно для моего вида. Она поддерживает нас и даёт невероятную силу.

К сожалению, она также в некоторой степени опьяняет, и тем опасна.

Получить любовь обманным путём – это самый верный способ стать от неё зависимым. А когда перевёртыш становится зависимым от любви, то перестаёт мыслить здраво.

Стыдно признаться, но подобное случилось и со мной, хоть я всегда считала себя достаточно сильной, чтобы бороться с искушением.

Однако если удастся получить любовь обычными средствами – без (или хотя бы почти без) обмана – то я обрела бы силу, сохраняя рассудок, а моя «любовь» оставалась в неведении.

Во всяком случае, на некоторое время.

В конце концов, чрезмерное иссушение «любовника» в дальнейшем может привести к серьёзному истощению, а «овощ» не даёт много любви, становясь для меня, по сути бесполезным и, наконец, свободным.

А свободные концы следует отсекать, и лучший способ покинуть «любовника» – убить его…

Уже меня возненавидел? Я вызываю у тебя отвращение?

Мне хорошо известно, что пони, а также некоторые грифоны, ненавидят нас за такой образ жизни. Но таков наш путь, и так было всегда.

Перевёртыш не может никого по-настоящему полюбить, такова наша природа. Мы уродливые насекомые, и наша жизнь никогда не была лёгкой. И потому мы адаптируемся, изменяя свою форму на наиболее нужную… Всегда меняемся и никогда не остаёмся прежними.

И никогда не позволяем себе лишний риск.

Мы выживаем, тяжело над этим трудясь. А раз любовь к другим нас не кормит – ей нет места в наших сердцах.

По крайней мере, мне так казалось.

До встречи с ним я всегда считала, что это так. Как и моя мать, и её мать… и так далее.

Я закрывала глаза на столько возможностей, но мой Ричи их мне открыл.

Похоже, пора вернуться в таверну – туда, где мы, в конце концов, встретились.

Я потягивала сидр, подпитываясь витающими эмоциями, держась особняком, завёрнутая в плащ, скрывающий то, как я выглядела, хоть это было не сильно нужно.

Тогда я выглядела как красивая, высокая и стройная единорожка. Грива – смесь синего и серого, каскадом спускавшаяся до середины. Метка на боку в виде мотылька, что было настолько же смешно, насколько и иронично.

Но что мне больше всего нравилось в этом облике – глаза. Два колодца трепещущей зелени, большие, светлые и очень завораживающие, как бы я о себе сказала.

Могу честно заявить с абсолютной уверенностью, что этот облик мог бы привлечь – и непременно привлечет – ко мне любого жеребца, какого ни захочу. Да если бы я просто скинула плащ и подошла к барной стойке, количество похоти, которую я смогла бы впитать, увеличилось бы раз в десять!

Именно тогда я присматривалась к каждому жеребцу, кого могла видеть. Некоторые из них не годились из-за бесплодия, которое в наше время стало уже обычным делом. Общая сумма жеребцов из тех, что были в таверне, и от которых я могла бы залететь, составляла всего двое из четырнадцати.

И только один из них был жеребцом настолько, чтобы от него могла забеременеть кобыла.

Хотела бы я знать, как эта жалкая Принцесса будет справляться, когда Эквестрия неизбежно столкнётся с прекращением рождаемости.

«Подозреваю, плохо».

Пока я обдумывала всё это, усики уловили довольно… интересную смесь эмоции и информации.

Эмоция представляла раскалённые добела раздражение и гнев, что было довольно привлекательным для перевёртыша. Любовь, возможно, и мать, но гнев – это большой папочка всех вкусных чувств.

А информация, которую я получила, была достаточно… интригующей.

Кто бы ни излучал эту опьяняющую ярость, из всех вокруг он был наиболее плодовитым.

И как только дверь таверны распахнулась, впустив шум голосов, я обнаружила виновника столь… фантастических открытий.

А затем увидела его… и оказалась удивлена до предела.

Разгневанным оказалось высокое двуногое существо. Облачённое в одежду, которая не принята среди пони, но чем-то… привлекательна в некотором смысле, я полагаю. На макушке у него был клок чёрных волос… если их можно было так назвать: там было едва ли достаточно растительности, чтобы назвать это волосами.

Его глаза были меньше, чем у любого из пони, которых я встречала, что казалось комичным, если честно. Тем не менее, их глубокий синий цвет унёс прочь праздное времяпрепровождение, как и вышесказанный гнев, который, казалось, пылал внутри.

У него не было рыльца, как у пони, лишь что-то маленькое… нос – полагаю, это называется именно так. Морде, казалось, чего-то не хватало – либо так, либо его глаза были просто чересчур маленькие. У него была также небольшая растительность вокруг рта, чёрная и щетинистая, придававшая звероподобный и грубый вид.

У существа не было передних копыт, вместо них имелись странные когтеобразные придатки, которые всё же не были достаточно острыми, чтобы называться когтями. Не могу сказать, на что были похожи задние копыта – если они имелись – из-за странной обуви, что он на них носил. Вероятнее всего для защиты, а не ради модных веяний.

Одежда была проста и функциональна до безвкусия: простой серый верх из чего-то, покрывавшего торс, и на вид плотный материал, полностью скрывавший его ноги.

Но то, что действительно привлекло моё внимание – ну, знаете, помимо возможности наделать яиц с его помощью – оказался его голос.

Этот акцент… я никогда не слышала ничего подобного.

Практически каждый, с кем я встречалась, имел пусть маленькую, но схожесть в произношении. Иногда речь была растянутой и этакой… ковпоньской, в то время как в других случаях она оказывалась чопорной и нарочито правильной. Но при этом в их голосах всегда было нечто общее. Все-гда.

Однако у этого существа подобной схожести не было. Его речь была очень… доступной и ёмкой.

Это трудно объяснить, если вы не слышали сами.

В любом случае, он излучал раздражение и гнев, да и выглядел соответствующе. И, как я уже говорила, для перевёртыша гнев опьяняющ и весьма соблазнителен. И когда вошёл он, плодовитый и по-странному привлекательный самец…

Он прошёл через таверну и направился к бару, что-то бормоча под нос – подозреваю, проклятья.

К моему удивлению, за ним вошла до боли знакомая фиолетовая кобылка. В её глазах блестели слёзы, когда она осторожно подошла к нему. Благодаря чуткому слуху, я смогла уловить, что кобылка пыталась ему сказать.

– Ричард, пожалуйста, выслушай меня, – умоляла она отчаянно, – я не хотела писать об этом, клянусь! Ты должен верить мне.

– Порцию яблочного сидра, – сказал Ричард бармену, игнорируя кобылку.

Та сердито топнула копытом о пол и попыталась схватить его правый придаток. Он тут же отреагировал на это, отбросив копыто прочь и гневно посмотрев сверху вниз.

Ярость настолько густо витала в воздухе, что мне пришлось приложить усилие, чтобы не замурлыкать от удовольствия.

– Единственная причина, по которой ты назначила мне свидание – это чтобы произвести впечатление на наставницу, – прорычал он с горечью в голосе. – Тебе просто хотелось покрасоваться, мол, какую очаровательную зверушку удалось «приручить», и я не могу поверить, что когда-то думал иначе.

«Что ж… Становится интересно», – подумала я довольно.

Кобылка потрясла головой, словно пытаясь избавиться от надоедливой мошки. В глазах были слёзы, губы дрожали.

– Нет, это не так! – тут же воскликнула она. – Я просто… не совсем корректно написала о тебе в своих заметках, только и всего!

– Отвали, Твайлайт, – фыркнул он сухо, – я читал её ответ, знаешь ли. Она поручила продолжать это притворство, чтобы ты могла следить за мною. Единственная причина твоего волнения – что ты впервые не оправдала ожиданий своего учителя.

Разговор прервался, когда бармен вернулся с сидром, и прежде, чем забрать его, Ричард протянул жеребцу несколько монет в качестве оплаты.

– Ну а теперь, у меня для тебя новости, – продолжил он сердито. – Я не животное, проект или что-то, над чем вы там ставите опыты ради вашей «науки». Так что верни свои ложные чувства обратно Селестии и передай ей, что вы обе можете засунуть их себе в задницу!

Последние слова он крикнул так громко, что лавандовая единорожка в ужасе присела на круп, после чего разрыдалась и опрометью выбежала из бара.

Пони вокруг разом застыли, глядя на него.

Что-то, что вызывало в нём раздражение, начало расти, если мои усики не лгали. А они никогда не лгут. Я Королева, и потому они слишком хороши, чтобы было иначе.

– Чё уставились?!! – рявкнул он злобно.

Не думаю, что когда-либо видела, как столько пони одновременно моментально сделали вид, будто чем-то заняты.

Самец, или, как мне стало теперь известно, Ричард, начал искать, куда присесть. К сожалению для него, мест не было – скорее всего из-за того, что тот день был пятницей и поэтому в таверне собралась вся округа… Эй, если вы ищете потенциально фертильного самца, вам стоит знать о правильных местах, внутри или снаружи!

Я громко прокашлялась, заставив его посмотреть в мою сторону, после чего поманила правым копытом. Поколебавшись, он вновь окинул взглядом таверну, а когда понял, что сидячих мест нет, то, вздохнув, направился ко мне.

Полагаю, любой другой пони был бы оскорблён подобным неприязненным поведением. Но теперь, впервые в жизни, я в чём-то ему сочувствовала. Мы оба были необычными существами, которых чуралось большинство.

И хоть моя авантюра со вторжением обернулась провалом, мне было плевать. Эта чопорная принцесса просто никогда бы не поделилась любовью, которая так нужна моим детям, без какой бы то ни было уловки.

Потому что так устроена жизнь. Это охота – если оступишься и упустишь момент, тут же окажешься глубоко на дне, и выживать придётся всеми правдами и неправдами.

Но такова жизнь перевёртыша. Так было, когда мы процветали, и так будет, когда я с помощью этого Ричарда достигну величия вновь.

Упомянутое существо поплелось к моему столику в углу и село напротив меня. Оно не говорило, предпочитая вместо этого прикладываться к кружке и просто глазеть в пространство.

Как ни странно, вопреки отсутствию эмоций на лице, усики всё ещё улавливали потоки гнева.

«А он довольно искусен в сокрытии себя за маской», – размышляла я, чувствуя некое уважение.

– Итак… Ричард, не так ли? – спросила я сладким голоском, наблюдая за его чертами лица, которые на мгновение скривились в досаде, прежде чем вновь расслабиться.

– И что меня выдало? – отозвался он с сарказмом.

Я весело приподняла бровь, развлекаясь его отношением, но про себя отметила, что, возможно, расколоть его будет труднее, чем обыкновенного жеребца.

– Та кобылка, что плакала рядом с вами. Только глухой бы не слышал, – ядовито усмехнулась я и тут же себя одёрнула: слишком много моего настоящего «я» прозвучало в этих словах.

«Глупая кобыла! Не выходи из роли и попытайся соблазнить его».

Однако, к моему удивлению, на его лице промелькнула улыбка.

И вообще, он даже повернулся, чтобы взглянуть на меня.

«Или, может быть, мне стоит побыть собой».

– Вы о ней? – он комично фыркнул. – Она просто маленькая собачка Селестии, которая её слушается, как и подобает хорошему питомцу. А рыдала лишь из-за того, что была плохой девочкой и что ей не видать косточки.

Я Кризалис, Королева перевёртышей. Самая могущественная правительница в бесплодных землях. Многие боятся меня, и не без причины. Тем не менее, я захихикала, словно маленькая, лягать, школьница, а добиться такого ещё никому не удалось – ни силой, ни действием.

И опять же, Ричарду это, похоже, понравилось.

Хм, почему бы не побыть собой ещё немного?

Я протянула ему копыто, всё ещё пытаясь заглушить случайные смешки, которые продолжали вырываться изо рта.

– Я Криз… Криззи, – сказала я сбивчиво, едва не сболтнув своё истинное имя.

«Ты ляганая Королева, идиотка! Думай, прежде чем делать, Кризалис, на кону твоё будущее потомство».

Это странно, но иногда я слышу в голове голос матери, а не свой собственный. Возможно из-за того, что она часто повторяла одно и то же.

Ричард улыбнулся моей заминке, после чего провёл своим придатком, который – как я впоследствии узнала – называется рукой, и схватил им моё копыто, крепко, но мягко.

– Приятно познакомиться, Криззи, – притянул он с усмешкой, – я Ричард Тайлер, но можешь звать меня просто Ричард.

Я ухмыльнулась и покачала ногой в знак приветствия, одновременно стягивая капюшон и открывая ему свою мордашку.

Однако в отличие от большинства жеребцов… на нём не было румянца или иных признаков возбуждения. Я знала, что это не похоже на меня: каждый жеребец, которого я соблазнила, находил этот облик привлекательным. Они никогда не жили достаточно долго, чтобы в полной мере оценить его, однако он позволял быстро отправить их в койку и под моё копыто.

Конечно, между каждым из «любовников» были десятилетия. Если бы я делала это слишком часто, то другие, скорее всего, заметили бы повторение и провели бы связь с этой формой. Я всегда могу превратиться в другую кобылку, но мне нравится эта. К конце концов, это был первый облик, который мне удалось принять…

Ладно, хватит сантиментов.

Честно говоря, она выглядела, как воплощение моего истинного «я». Ну, если бы моя сущность была пони и без чёрной шкуры…

Или хитина, что светился в темноте.

Или отверстий, которые не служат иной цели, кроме как делать нас ещё более уродливыми, и как извращённый источник удовольствия. Извращённый потому, что никому в здравом уме не придёт в голову совать туда даже копыто, не говоря уж о языке или… кое-чём ещё.

Природа – стерва, но нам приходится работать с тем, что есть.

Похоже, попытка соблазнения провалилась, так что придётся перейти на другой тип. А именно – сочувствовать ему, заставить открыться и почувствовать себя на одном эмоциональном уровне со мною. Приводя таким образом, к неизбежному сексу из жалости.

Я так делала только дважды, и один из жеребцов сломался после того, как кончил. Я, честно говоря, чувствовала вину перед ним, а потому не стала его сразу осушать…

А он двинулся во мне ещё раз и попал в одну восхитительную точку. Я тогда кончила, явив своё истинное лицо, он начал звать на помощь… Ну, я и жахнула по нему своим рогом.

Прямо в глаз.

В оба.

Ну, по крайней мере, он перестал плакать.

Так, ближе к делу!

– Ну, я надеюсь, та кобылка не оценивала вас столь низко, – проговорила я мягко и утешающее. – Не могу себе даже представить, чтобы кто-то видел в вас животное или научный проект.

Он горько вздохнул и несколько минут таращился в пространство, либо игнорируя мою «поддержку», либо обдумывая, что бы ответить.

Буду откровенной, у меня начинаются проблемы, когда дело доходит до «чтения» жеребцов. Они, как правило, имеют сходный склад ума, и если и попадается более сложный, то не слишком.

Но Ричард… он был словно маленькое чудо. Ему, похоже, не нравился флирт, происходивший за столом.

Мне не удалось возбудить его внешностью, что было немного обидно, несмотря на то, что она не была собственно моей. И в довершение ко всему, я не могла понять, о чём он думает. Я могу вбирать в себя эмоции, но никак не мысли. А Ричард был потоком гнева, веселья, удовольствия и раздражения.

Правда, я надеялась, что он сподобится ответить мне сексом, но, похоже, зря.

«Попробуем изменить тактику», – подумала я коварно.

– Так… Не хочу показаться грубой или вроде того, но что ты? – спросила я с долей откровенного любопытства.

Ричард, казалось, пришёл в себя после оцепенения, обратив на меня кислый взгляд.

– Вы же не собираетесь сейчас за мною записывать, нет? – спросил он неодобрительно.

Я весело фыркнула, покачав головой, и положила её на скрещённые передние копыта, с любопытством глядя на него.

Он чуть-чуть улыбнулся, прежде чем отставить наполовину пустую кружку на стол, и откинулся на спинку стульчика.

– Ну, для начала, я человек, или Homo sapiens, если вам охота узнать технические подробности, – он приступил к изложению информации. – Я мало чего знаю о своём виде, потому что мне, если честно, глубоко пофиг. Но мы выживальщики, достигшие вершины пищевой цепи благодаря адаптации. Нам удалось добиться довольно неплохих успехов в техническом прогрессе и даже несколько раз совершить полёт на Луну.

Честно, я была поражена услышанным. И тем, что было дальше – тоже.

Кстати о человеческом рационе: он немного напомнил грифоний, но потом Ричарду удалось по-настоящему порадовать меня рассказами об истории людей.

Знаете, для будущей закуски и донора спермы он оказался очень интересен.

В некоторых аспектах его вид напоминал мой собственный. Мы оба выживали, оба боролись, чтобы выбиться из грязи, хотя перевёртыши были всё же далеки от вершины.

Одна вещь, на которую я обратила внимание – то, насколько люди одиноки. Перевёртыши связаны между собою коллективным разумом, а пони – посредством магии дружбы. Но люди всегда сами по себе, даже будучи вместе. Это было странно, поскольку прежде я планировала лишь проявлять жалость, но теперь взаправду сочувствовала ему.

И оказалась застигнутой врасплох, когда он неожиданно встал и помахал на прощание. Я едва успела понять, что происходит, пока не стало слишком поздно.

– П-постой! – попросила я слегка назойливо.

Человек моргнул, приподняв бровь.

– Что случилось?

…Хороший вопрос.

Знаете, я живу вот уже двести лет, и, вероятно, буду жить ещё куда дольше, если повезёт. Но уже третий раз за этот день я сказала что-то, до конца не подумав – ляпнула первое, что пришло в голову.

– Мы когда-нибудь ещё встретимся?

Ричард удивлённо моргнул этой просьбе, просто глядя на меня в течение пары минут.

Я по-настоящему покрылась испариной… что в принципе невозможно для перевёртыша. Но моя тревога должна была выразить себя хоть как-то, и к тому же я всё ещё была в облике пони.

Ричард вдруг хитро улыбнулся и… слегка поклонился?

– Я живу на Розбад Авеню. Номер семнадцать, – сказал он весело. – Вернее, я хочу снять его сегодня попозже. Если вам охота потусоваться, а потом зависнуть где-нибудь, я буду там, где можно добыть хорошего сидра.

С этими словами он вышел за дверь, в то время как я замерла на миг от смеси замешательства и радости.

«Может, это и вправду будет весело», – согласилась я, тихо посмеиваясь.

[1] В оригинале игра слов – Changing A Changeling.