Моя маленькая Твайли: искорка, изменившая мою жизнь

Глава 1 — Знакомство

Её появление изменило мою жизнь навсегда.

Я с детства был немного мечтателем. Любил читать, особенно сказки (в детстве) и фэнтези (лет с 8). Читал с упоением, переживая и порой словно видя перед глазами события, что разворачивались в книгах. Магия, эльфы, орки, гномы, драконы, пегасы, единороги, грифоны… Всё это невероятно увлекало меня. Погружаясь в них, я словно забывал обо всём вокруг и обо всех проблемах в нашей жизни. Но увы, ненадолго…

Я почти не помню своего отца. Когда мне было 4 года, автобус, на котором мы ехали с мамой и папой, попал в аварию. Я плохо помню, что тогда произошло, но когда я стал старше, мама рассказала, что тогда случилось. На повороте горной дороги у автобуса, на котором мы ехали, лопнуло колесо. К несчастью, за поворотом был пусть и невысокий, но обрыв. Большинство пассажиров и даже водитель спаслись. Большинство… но не все. Среди четверых погибших пассажиров был и мой отец. Падая боком с трассы, автобус как-то подскочил, и мой папа вылетел в окно, выбив его. Высота обрыва была небольшая — метров 7 или 8, но… он просто неудачно упал. Перелом шеи. Говорят, смерть наступила почти мгновенно.

После той аварии у меня остались несколько шрамов, и один из них — на левой щеке: двойной рваный шрам, небольшой, но заметный, особенно летом, на загорелой коже. Именно поэтому летом я всегда хожу в кепке и, загорая, накрываю ею лицо. Маме же повезло меньше, чем мне: несколько переломов, в том числе и сложный перелом руки. Когда она вышла из больницы, пальцы на левой руке её почти не слушались. Те дни я плохо запомнил, помню лишь, что мама очень много плакала, и не только из-за папы. Из-за перелома она больше не могла быть актрисой, той, кем она с детства мечтала стать и кем уже несколько лет работала в нашем театре. После того, как её уволили, она смогла окончить педагогические курсы и устроилась работать в школу учителем русского языка и литературы средних классов. Именно она и привила мне любовь к книгам.

Из-за маминой травмы и её работы уже с 5 лет я помогал маме по дому. Где-то лет с 9 уже делал по дому почти всё, даже готовил часто я сам. Возможно, из-за этого я уже с детства был серьёзным и, можно сказать, реалистом. Но при этом продолжал читать фэнтези в свободное время, в глубине души веря, что это всё где-нибудь существует. Да, вот такой вот парадокс: я был реалистом, но верил в фэнтезийные миры.

У нас с мамой не было больше родственников, так что мы остались одни друг у друга. Но мамины друзья и бывшие коллеги по работе много помогали нам — можно сказать, именно благодаря им мама смогла легко устроиться на новую работу в школу. В ту же школу в 6 лет пошёл и я.

Школьные годы, особенно класса до 7-8, не были особо запоминающимися. Учился я неплохо, однако не любил этого. Мне было куда интереснее прочитать новый фэнтезийный рассказ или роман, чем учить географию или физику. Хотя уроки я делал почти всегда, поэтому плохих оценок у меня не было. Класса до 5го я любил физкультуру, а точнее — любил играть в футбол, волейбол, баскетбол, бадминтон, и даже ходил в спортивную секцию на базе нашей школы по футболу и волейболу в 4-5 классах, однако потом жить стало немного тяжелее, а школьные задания — сложнее, приходилось уделять урокам и домашним делам больше времени, поэтому я ушёл из спортивной секции, а вскоре и вовсе забросил игры. Лишь изредка я играл в волейбол или баскетбол, чтобы «руки помнили»…

Работа учителем не давала много денег, так что жили мы не то чтобы бедно, но и позволить себе многого не могли. Благо с помощью маминых коллег она смогла выбить пособие по потере кормильца, которое хоть и было не большим, но вкупе с маминой зарплатой позволяло нам жить более-менее сносно. Единственное, что мама так и не стала делать — она не обменяла нашу трёхкомнатную квартиру, которую они купили с папой вдвоём, на меньшую, чтобы меньше тратить на коммунальные услуги. В какой-то степени квартира стала одной из вещей, что хранили для неё память об отце. Однако, как я уже говорил, мамины подруги помогали нам, чем могли. Благодаря одной из них я с 12 лет стал помогать в магазине тёти Оли. Можно сказать, это была моя первая (почти) официальная работа. И хоть тётя Оля платила немного, но зато я по вечерам был занят, а не бродил где попало, да и те заработанные деньги я тратил на обеды в школе и разные мелочи вроде ручек, тетрадей, конфет. А незадолго до маминого дня рождения я стал откладывать, а потом купил ей подарок. Купленные мной шарфик, шапочка и перчатки, мой первый купленный ей за свои деньги подарок, стали её любимыми.

Одной из моих радостей того времени была Sega Megadrive, подаренная мне Ромкой, когда он уезжал. С Ромкой мы дружили со второго класса. В нашем маленьком кружке друзей также были Егор и Света. Мы часто собирались у Ромки и играли в игры. У него была своя Sega Megadrive и Sony Playstation, а за год до его отъезда папа привёз ему Sega Dreamcast. Кстати, у Егора была Dendy, и он часто приносил её с собой, благо у Ромки было два телевизора (хотя второй был небольшой и не всегда хорошо работал). Какие баталии мы тогда устраивали! В сражениях в Mortal Kombat и Tekken 2 и 3 мы чуть не стирали себе пальцы о кнопки… Однако в 6м классе его родителей перевели в другой город — в Саратов, кажется, так что он был вынужден уехать, и вот перед тем, как уезжать он и подарил мне Сегу. Первое время после отъезда Ромки мы ещё собирались и играли в некоторые игры, благо достать кое-какие другие картриджи с играми не было проблемой, но через год мы стали играть реже, а после я и вовсе сложил Сегу в коробку и поставил куда-то на шкаф.

Но когда мне было 15, жизнь нанесла мне очередной болезненный удар. Последние полгода мама жаловалась, что у неё иногда кололо в сердце. Однако, когда она пошла к врачу, тот сначала ничего не выявил, прописав таблетки и посоветовав взять отпуск, чтобы съездить в санаторий отдохнуть. Всё-таки, работа учителем очень нервная и требует больших моральных затрат, а моя мама всегда была доброй, может, даже немного чересчур доброй, часто переживая, когда у кого-то из её учеников что-то плохое случалось. Поездка и отдых помогли маме, но ненадолго. Через месяца три после возвращения она начала жаловаться на боль в сердце. Кардиолог снова не выявил явных проблем и посоветовал пройти обследование на новомодном оборудовании, недавно привезённом из Питера. Результаты обследования заставили меня похолодеть от ужаса. Возле её сердца обнаружили опухоль. У моей мамы был рак.

Об этой болезни я слышал по телевизору. Как и о том, что вылечивается она нечасто, а также то, что методы лечения её сложные и дорогие, при этом не дающие гарантии, что болезнь будет полностью вылечена. И услышать о том, что эта болезнь поразила мою маму, стало для меня кошмаром наяву.

Следующие полтора года слились для меня в один день. Маму не могли вылечить. Терапия давала лишь временный эффект, немного приостанавливая рост опухоли, но не уменьшая её, а оперировать по какой-то причине не могли. Мама пролежала в больнице больше полугода, однако когда врачи в очередной раз подтвердили, что опухоль не уменьшается, мама сбежала из больницы. Врачи давали её срок в полгода, максимум месяцев 9. И их она решила провести со мной.

Мы стали проводить вместе всё свободное время, часто куда-нибудь ездили, ходили в походы. И я, и мама чувствовали, что время уже на исходе, и старались создать их — наши общие воспоминания. Я почти не помнил папу и не хотел, чтобы у меня не осталось воспоминаний о маме.

Мама сопротивлялась болезни больше года. В какой-то момент болезнь даже словно стала отступать. Даже врачи были удивлены, когда рентген показал, что опухоль уменьшилась. Но мы ошибались. Жизнь словно решила посмеяться над нами напоследок.

Это был день, когда я пошёл в 11-й класс. Утром ничего не предвещало беды, мама отлично себя чувствовала и с улыбкой проводила меня на первые мои уроки в 11-ом классе. Мне повезло, в новом классе остались практически все те же лица, что были и в прошлом классе. День прошёл обычно, почти так же, как было и 1 сентября в 10-ом классе. Однако, когда я в приподнятом настроении вернулся домой, мне ответила лишь тишина. Сначала я подумал, что мама вышла в магазин или ещё куда-нибудь, однако зайдя в зал, я обмер на пороге: мама, не шевелясь, лежала посреди комнаты. Запаниковав на несколько секунд, я через полминуты вызвал скорую, и её увезли в больницу.

В больнице мне сообщили новость, после которой у меня подкосились ноги. Как оказалось, опухоль никуда не уменьшалась, а прогрессировала быстрыми темпами. И моей маме оставалось жить считанные недели.

Мама пришла в себя на следующий день. После этого я почти всё своё свободное время проводил в больнице возле неё. Мы разговаривали, вместе читали книги, вспоминали наши походы и поездки. Я знал, что у нас оставались считаные дни, и старался провести с мамой всё отмеренное нам время. В школе к этому отнеслись с пониманием, некоторые учителя даже отпускали меня с уроков и разрешали не делать домашнее задание, что, кстати, не нравилось маме — она хотела, чтобы я всё равно учился. Она уже не боялась того, что случится, она боялась лишь того, что я остаюсь совсем один. Конечно, её подруги будут мне помогать… но долго ли?
7 октября 2003 года стал самым чёрным днём моей жизни. Именно в этот день умерла мама. За 5 дней до этого она впала в кому — она просто заснула и не проснулась. Эти дни я так же приходил к ней, разговаривал с ней, рассказывал, что со мной произошло за день… но она просто не просыпалась. Но на 6й день, когда она пришла в себя. Я радостно обнял её, надеясь на лучшее… но услышал от неё лишь одно слово: «Прости…». Это было последнее её слово. Её сердце больше не выдержало. На пронзительный писк кардиомонитора, чертящего сплошную линию сбежались врачи, но увы, не смогли ничего сделать.

Ирония была в том, что мой день рождения — 8 октября, и я надеялся, что она отпразднует моё 16-летие. Ей не хватило лишь одного дня… Не знаю, за что она извинилась. Может, из-за того, что не смогла отпраздновать моё совершеннолетие, может, из-за того, что так рано оставляет меня одного в этом враждебном мире… Этого я так и не узнал, да и вряд ли когда узнаю.

Похороны состоялись 10 октября. И похоже, жизнь решила надо мной поиздеваться в очередной раз. В отличие от фильмов, в которых похороны всегда сопровождаются проливным дождём, словно оплакивающим героев, в этот день, как назло, светило яркое не по-осеннему тёплое солнце, на небе не было ни облачка, и даже лёгкий ветер шуршал ещё не опавшими до конца листьями тихо и безмятежно. Однако в моей душе была тьма. Слёз не было — я уже не чувствовал горя, а ощущал лишь пустоту. Ко мне многие подходили и говорили, что сочувствуют и помогут мне… Хотя мне уже было абсолютно всё равно.

Этот день изменил всю мою жизнь. В этот день я потерял маму… и обрёл её.

10 октября 2003 г., пятница.

Дорога домой в тот день показалась мне самой долгой за всю мою жизнь. Хотя я и не спешил. Похороны закончились в 11 часов, и мне всё равно было нечего делать — в школе, узнав о смерти мамы, отпустили меня на неделю, так что эти несколько дней я был совершенно свободен. И я пошёл по городу куда глаза глядят. В тот день я гулял до тех пор, пока не начало темнеть.

Когда солнце начало садиться, я уже был неподалёку от дома — примерно в 4 кварталах. Путь мой проходил через пустырь с заброшенным недостроенным домом. Обычно я старался не ходить мимо него — поговаривали, что там собиралась банда каких-то гопников, но в тот день мне было абсолютно безразлично, что случится со мной. Проходя мимо дома, я увидел странные вспышки сиреневого света за углом дома. Видя мир лишь в чёрных красках, я хотел пройти мимо этого, но почему-то остановился. Затем повернулся, подошёл к заброшенному дому и зашёл за угол. То, что я там увидел, было невероятным.

Примерно на высоте метра от земли висела пульсирующая то ли звезда, то ли небольшая сфера, что сияла сиреневым светом, разгораясь всё ярче и ярче. Я как заворожённый смотрел на это, не веря своим глазам, даже не представляя, что это может быть. В какой-то момент я, подойдя на расстояние шагов 5, протянул руку к этой то ли звезде, то ли сфере — и в этот момент вспышка намного ярче предыдущих на несколько секунд ослепила меня, и одновременно с этим я услышал, будто что-то тихо упало на траву, после чего сияние резко угасло. Проморгавшись, я увидел, что сфера-звезда стала совсем маленькой и, немного померцав, исчезла, только несколько десятков неярких сиреневых звёздочек ещё кружились в воздухе, медленно падая вниз, при этом мерцая и постепенно угасая, и в излучаемом ими слабом и неверном свете я увидел какой-то обрывок бумаги, упавший на… кого-то. Прямо под тем местом, где до этого сияла звезда, лежал какой-то зверёк. В полутьме я не мог разглядеть, кто передо мной, хотя очертаниями он напоминал жеребёнка с непомерно крупной головой, только размерами где-то с крупную кошку или мелкую собаку.

Каждый раз, когда я вспоминаю этот момент и анализирую свои действия и причины, я всё равно не могу понять, почему я поступил именно так, а не иначе. Расстегнув на груди куртку, я поднял этого маленького жеребёнка и посадил к себе. Придерживая куртку и жеребёнка снизу одной рукой, другой я аккуратно застегнул её, затем, поддавшись непонятному импульсу, поднял тот обрывок бумаги и сложил его в карман, после чего поспешил домой. Я не знал, почему я поступил именно так, да и до сих пор не знаю. Ведь в тот день я думал, что моя жизнь закончена, мне было абсолютно безразлично, что со мной будет, мне было всё равно, кто меня окружает и что с ними, мне было начхать на весь этот мир. Возможно, что я просто потянулся к первому такому же одинокому, как и я, существу. Возможно, лежащее передо мной существо чем-то напомнило мою кошку Маркизу, что жила у нас почти 6 лет, пока её не загрызли собаки чуть больше двух лет назад. Может, мне хотелось о ком-то позаботиться. Возможно, на меня повлияло то световое шоу, что я видел перед этим. А может, это просто была магия.

Когда я принёс жеребёнка домой и, раскрыв куртку, аккуратно положил его на кресло, увиденное поразило меня. Тот, кого я принял за жеребёнка, оказался… единорогом! Да ещё и сиреневым, с гривой чернильного цвета, в которой сквозили фиолетовые и розовые пряди! Честно скажу, я сначала подумал, что у меня глюки. Я протёр глаза, затем ущипнул себя. Больно. Потом я подумал, что кто-то решил приколоться над бедной животиной, прилепив ей рог и разукрасив в разные цвета. Но когда я взял этого жеребёнка за рог и потянул, он вдруг… застонал, словно от боли. Я не поверил своим ушам. Потому что это было не ржание или всхрапывание, как делают лошади, а именно негромкий стон, причём похожий на детский. Я тотчас же отдёрнул руку и, постояв несколько секунд в нерешительности, вновь протянул к жеребёнку руку, одновременно рассматривая его и подмечая различные детали.

Жеребёнок был маленьким, примерно с крупную кошку. Слишком маленький, чтобы быть детёнышем обычного коня. «Так это же пони!», внезапно пришла мне в голову мысль. Ножки у этой пони были короткие и немного толще, чем у лошадей, виденных мною по телевизору. Голова раза в полтора крупнее, чем должна быть и более округлая. Мордочка совершенно не походила на лошадиную — она была очень похожа на человеческое лицо, только с большими, даже огромными глазами, сейчас закрытыми, вздёрнутым носиком, под которым находился рот, довольно сильно отличающийся по форме и размеру от лошадиного. Небольшие ушки, как и всё остальное тельце, были покрыты коротким сиреневым мехом. Только сейчас, присмотревшись, я вдруг понял, что этот пони не крашеный, а это, скорее всего, его естественный цвет — его шёрстка под ярким светом трёх ламп в люстре выглядела блестящей и здоровой, но никак не слипшейся и крашеной. Более того, она была не однотонной, а разных оттенков от бледно-сиреневого до редких фиолетовых шерстинок. Его грива и хвост выглядели ухоженными и были похожи на девичьи волосы. Небольшой бледно-сиреневого цвета рог у него на лбу был закручен спиралью против часовой стрелки. Присмотревшись, я с удивлением отметил, что тот растёт прямо у него изо лба.

Я вновь осторожно прикоснулся к шейке маленького единорожка, ощутив под пальцами мягкую шёрстку и гриву, что даже на ощупь почти не отличалась от девичьих волос, и в этот момент он открыл глаза. Его глаза оказались просто огромны. Глаза его были просто поразительны, как своими размерами, так и своей невероятной живостью, более того — у единорожка были большие и густые ресницы. Первые несколько секунд глаза единорожка блуждали по комнате, затем его взгляд наконец сфокусировался на мне. И в этих огромных по всем человеческим (и не только) меркам глазах я увидел то, чего не мог увидеть в глазах обычного животного: удивление, непонимание, страх, растерянность и… любопытство. Но главное — в них будто светился разум. Но то, что произошло дальше, я не мог ожидать даже в самых невероятных своих фантазиях.

Потому что единорожек внезапно открыл рот и заговорил детским голосом:

— Where am I? And who are you, mister? (Где я? И кто вы, дядя? — здесь и далее — прим. авт.)

Я сел прямо там, где стоял. Я не мог поверить своим ушам. Этот единорог ГОВОРИТ! Это было просто невероятно! Более того, он разговаривает на английском языке! Слава Богу, что в нашей школе было углублённое изучение английского, и я неплохо его понимал и мог даже разговаривать на нём, пусть и со словарём. Осознания факта, что он разговаривает, ввело меня на несколько секунд в ступор. Единорожек же, приподнявшись и вновь обведя взглядом комнату взглядом, снова посмотрел на меня и снова заговорил тем же детским голосом:

— Is this a kind of a game? — спросил он, подняв торчком ушки, а затем улыбнулся! Улыбнулся широкой улыбкой, совершенно невозможной у лошадей. Затем внезапно на лице у единорожка появилось беспокойство: — And where is my mommy? (Это какая-то игра? И где моя мамочка?)

Я всё ещё сидел на ковре перед вставшим на копытца на моём кресле единорожком, пытаясь собраться с мыслями, всё ещё не веря в происходящее чудо и в то, что передо мной находится маленький единорог и что он разговаривает.

— Mommy? — вновь подал голос единорожек и снова осмотрел комнату. — Mommy, where are you? — он снова посмотрел на меня глазами, в которых стояли слёзы. — Have you seen my mommy? — плачущим голосом спросил он. (Мамочка? Мамочка, где ты? Ты видел мою мамочку?)

Я не знал, что ответить единорожку. Я не очень хорошо ладил как со сверстниками, так и с детьми, да и опыта общения с малышами у меня не было. А поведение единорожка мне напомнило ребёнка лет 3-4. И что сказать ему, я не знал. Однако видя, что единорожек вот-вот расплачется, я сказал первое, что пришло мне в голову, как можно более мягким и успокаивающим тоном:

— Please, don’t cry, my little pony. I don’t know where your mommy is. However, I promise we’ll find your mommy, — сказал я, чувствуя подступающий к горлу комок. (Пожалуйста, не плачь, мой маленький пони. Я не знаю, где твоя мамочка. Но обещаю, я найду её.)

— Mommy is not here? — сказал единорожек, почти плача. — No… mommy? (Мамочки здесь нет? Мамочки… нет?)

И в этот момент я не выдержал. Горе и отчаяние, что переполнили меня после смерти моей собственной мамы, прорвали плотину безразличия и пустоты, и я разрыдался, обхватив тельце маленького единорожка. Наверное, в первые секунды я напугал это маленькое существо, потому что оно задрожало, но спустя несколько секунд я внезапно почувствовал, что единорожек, присев, обнял меня своими передними копытцами за шею и положил мне на плечо свою голову. Вспоминая это, я до сих пор больше всего поражаюсь тому, что маленький единорожек так и не расплакался. Он словно что-то почувствовал внутри меня, словно почувствовал горе, что переполняло меня: не горе потерявшегося неизвестно где, но горе потери кого-то очень близкого. И единорожек поступил намного взрослее, чем выглядел — что, кстати, в дальнейшем стало одной из черт его характера: он ничего не говорил, не пытался отстраниться, он просто сидел и обнимал меня, давая мне возможность выплакаться. И в какой-то момент я почувствовал, что та боль, что душила меня, начала словно отступать, растворяться, исчезать.

Я не знаю, сколько мы просидели так. Однако когда я, уже полностью успокоившись, посмотрел на часы, было уже почти девять вечера, хотя темнело на тот момент около 19:30. Выплакавшись, я почувствовал сильный голод. Однако прежде, чем готовить ужин, нужно было что-то сделать с единорожком. После моего эмоционального взрыва вся шёрстка единорожка с левого боку была мокрой от моих слёз и соплей, поэтому я решил помыть его.

— Пойдём, я помою тебя, а потом мы пойдём ужинать, — сказал я единорожку, беря его на руки. Тот не стал возражать (прим. авт.: с этого момента диалоги на английском (родном языке единорожка) я буду писать на русском, выделяя курсивом).

В ванной единорожек, сидя у меня на руках, с любопытством осматривал всё вокруг: чугунную ванну, три пластмассовых тазика разных размеров, полочки, на которых находились несколько видов мыла, шампуни и две зубные пасты, большое зеркало над раковиной умывальника, унитаз и небольшой шкаф в углу, в котором были сложены разные порошки, чистящие средства и прочая бытовая химия. Я аккуратно поставил единорожка в ванну, после чего взял в руки душевую лейку и, отрегулировав температуру воды, стал осторожно поливать единорожка, поглаживая при этом рукой. Единорожек, испугавшись в первый момент, уже через несколько секунд стоял и наслаждался струями воды, вырывающимися из лейки. Дом наш находился в частном секторе, где не было центрального отопления, однако район наш был довольно новым — активно застраивать его начали лет 30 назад, поэтому у нас в квартире, как и в большинстве домов, была своя АГВ, благодаря которой у нас всегда были и тепло, и горячая вода.

Намочив единорожка, я взял шампунь с экстрактом лаванды и, выдавив его на руку, стал аккуратно втирать его в шёрстку единорожка, намыливая его. Видимо, это было щекотно для него, потому что единорожек начал хихикать и вертеться, словно пытался избежать моих рук. Выдержав меньше минуты, я остановился и попросил единорожка не крутиться и стоять спокойно. Единорожек, ещё немного похихикав, успокоился, после чего я продолжил его намыливать, правда постаравшись делать это немного осторожнее. Вымыв единорожку передние копыта, спину и бока, я перешёл на грудь, а затем и на живот. И в этот момент я, наконец, понял свою ошибку.

Единорожек был девочкой! Всё это время это был не единорожек, а единорожка! И только наткнувшись пальцами во время купания на то место и обнаружив там лишь маленькую щёлку, я это понял. Конечно, мою ошибку можно оправдать многими факторами — и невнимательностью и рассеянностью из-за смерти моей мамы, и тем, что я впервые видел подобную пони, не говоря уже о том, что я и лошадь-то вживую видел всего несколько раз в жизни, да и зоологией не увлекался… да много ещё чем. Тем не менее, факт того, что этот единорожек — девочка, почему-то обрадовал меня.

Закончив с животом, я смыл пену с её тела и вновь набрал шампуня в ладони, сказав ей зажмурить глаза, после чего занялся сначала её гривой, а затем хвостом. Тщательно вымыв их, я стал смывать с гривы пену. Когда я, смыв гриву, перешёл к хвосту, единорожка вновь стала вертеться, а после вообще встала на задние копыта, положив передние на бортик ванной. В таком положении с учётом высоты ножек ванной (около 12 см) единорожка своей макушкой доставала мне до пупка. Мысленно прикинув, я понял, что, стоя на задних ногах на полу, она будет мне где-то до бёдер или чуть ниже. Однако когда я уже хотел выключить душ, единорожка вдруг попросила ещё немножко постоять под тёплой водой, и я не смог ей отказать, после чего поливал её из лейки минут 15. Она веселилась, вертелась, брызги воды летели во все стороны, в том числе и на мою рубашку, но я не расстраивался и уж тем более не ругал её. Я чувствовал себя легко и хорошо, словно общение с этой малышкой делало все мои заботы и тревоги такими мелкими и не важными…

Когда же я, наконец, выключил воду и, завернув в своё махровое полотенце, начал её тщательно вытирать, она повернула свою мордочку ко мне, внезапно покраснев, отчего я просто вытаращил глаза, потому как, верите мне или нет, но выглядело так, словно покраснела не кожа у неё под шёрсткой на мордочке, а сама шёрстка; так вот, внезапно покраснев, она сказала мне «Хочу пи-пи». Я тут же посадил её на унитаз, после чего, когда она сделала свои дела, я ей объяснил, для чего он и как им пользоваться, а затем вынес её в комнату. Я был уверен, что, будучи маленьким ребёнком, она не запомнит всё сразу, и готовился к тому, что придётся по нескольку раз ей всё объяснять. И лишь спустя несколько дней я с удивлением понял, что единорожка запомнила, как пользоваться унитазом (как и некоторыми другими вещами) с первого раза. Я только потом, увидев на четвёртый день, с каким трудом она туда карабкается, да ещё и как опасно это выглядит, смастерил ей табуретку с двумя ступеньками, чтобы ей было легче и безопасней на него забираться.

Выйдя из ванной, я взял мамин фен и, объяснив, для чего он нужен, стал сушить шёрстку, гриву и хвостик единорожки. Первые минуты две или три она пугалась гудения, издаваемого феном, но затем, почувствовав приятный горячий воздух, она пришла в восторг и стала активно крутиться, подставляя под горячий поток воздуха то один, то другой бок. Во время сушки, кстати, я заметил, что температура тела единорожки немного выше, чем у человека. Сначала я списал это на нагрев от фена, однако впоследствии моя догадка подтвердилась: нормальная температура тела единорожки была на 1.7 градуса выше и составляла 38.3°С.

Закончив сушить единорожку я, посмотрев на её взлохмаченную гриву, немного задумался, после чего достал нашу массажную расчёску и стал её расчёсывать. Расчёсывая, я не переставал удивляться тому, насколько у неё мягкая и шелковистая грива, куда больше похожая на человеческие волосы, чем на лошадиную гриву (я ещё помнил ощущение от гривы, к которой я прикоснулся, поглаживая большого жеребца, когда ходил лет пять назад в зоопарк). И, кстати, было видно, что единорожке нравилось, как я расчёсывал её. При этом иногда, когда я проводил рукой или расчёской по шее, она слегка вздрагивала, словно покрываясь мурашками. Закончив с гривой, я принялся расчёсывать ей хвост, и в этот момент раздался звук, который ни с чем нельзя было спутать: у единорожки забурчало в животе. Выключив фен, я спросил, что она будет есть. В холодильнике у меня было не так уж много продуктов, потому что после смерти мамы за день до моего совершеннолетия я не стал устраивать себе праздник и готовить стол — не до этого было, да и большинство продуктов я не успел закупить — как и не стал устраивать поминки. Многие бывшие мамины подруги советовали мне всё же устроить поминки на третий день (т.е. сегодня), пытаясь убедить, что это традиция, так положено и что «мама наверху обидится». Однако я почему-то чувствовал, что последнее утверждение — ложь, да и, оставшись, по сути, совсем один, я не хотел накрывать для всех стол и приглашать кучу народа. Так что ничего особенного у меня не было: кастрюля позавчерашнего рисового супа, полвилка капусты, несколько апельсинов и груш, кое-что из овощей, масло, кусок колбасы, варенье, сметана ну и ещё кое-что по мелочи. В морозилке лежал пакет замороженной смеси овощей и пакет купленных до маминой смерти крабовых палочек.

Спросив единорожку, что она ест, я понял, что она вегетарианка (что, в принципе, мне было понятно — как-никак, близкий родственник лошади, а лошадь — травоядное существо). Сначала я достал рисовый суп и, открыв крышку, дал понюхать единорожке.

— Фи, пахнет совсем невкусно, — сказала единорожка, смешно наморщив носик. Я, пожав плечами, поставил себе греться суп, затем достал грушу:

— Вот, раз ты не ешь суп, будешь грушу? А я пока приготовлю тебе салат из капусты.

Единорожка внимательно посмотрела на плод, затем понюхала его и сказала:

— Не знаю, я впервые вижу такой фрукт, да и мамочка мне о таком не рассказывала… Но пахнет вкусно, хочу попробовать! Дай его мне! — добавила она с горящими радостью глазами.

Я несколькими движениями ножа разрезал грушу напополам, после чего вырезал серединку, порезал на дольки и разложил на тарелке, поставив её перед единорожкой. Та, попробовав одну дольку, удивлённо вытаращила глаза, после чего удивление быстро сменилось радостью, и единорожка буквально смела их за какие-то минуту или полторы. Я же, усмехнувшись, нарезал небольшую тарелочку капусты, туда добавил немного тёртой моркови, соли и растительного масла, перемешал и поставил перед единорожкой. Та, покончив с грушей, осторожно попробовала капустный салат. По выражению её мордочки было видно, что она не в первый раз видит капусту и что та ей нравится, однако вкус салата явно казался ей необычным. Однако даже так я по её реакции понял, что салат ей понравился, хоть и казался странным. Тем не менее, похоже, груши и тарелки салата ей было много:

— Всё, наелась, — сказала единорожка, отодвигая от себя тарелочку с остатками салата. Я же за это время налил себе супа и уже около половины съел.

— Чай будешь с конфетами? — поинтересовался я. Единорожка тут же, заслышав о сладком, оживилась.

— Да! — радостно закивала она, услышав про сладкое.

Поднявшись из-за стола, я достал пакетик с конфетами и пакет печенья, положил по несколько печенюшек и конфет в вазочку и поставил на стол. К этому моменту как раз закипел поставленный ранее чайник, так что я залил заварку кипятком и, вновь садясь за стол, сказал:

— Через минут пять будет готово, — после чего принялся доедать свой суп.

— Хочу конфету! — вдруг воскликнула единорожка, потянувшись к вазочке.

— Подожди, — мягко ответил я ей, отодвигая вазочку подальше, — конфеты и печенье к чаю. Сейчас он заварится, и тогда мы поделим печенье и конфетки и с чаем съедим, хорошо?

— Но я хочу сейчас! Не хочу ждать! — топнула единорожка копытцем по табуретке, на которой сидела.

— Малышка, хорошие девочки так себя не ведут, — слегка пожурил я её. — Хорошие девочки не капризничают, а терпеливо ждут, когда их просят.

— Хорошо, — внезапно произнесла единорожка куда более серьёзным, даже немного взрослым голосом, — я буду хорошей и послушной кобылкой, а за это меня угостят конфетками.

На мгновение я даже подивился её серьёзному голосу и почти взрослым рассуждениям. Затем, улыбнувшись и проведя два раза единорожке по голове, погладив её, я поднялся и стал наливать чай. И тут же у меня возникла проблема.

В отличие от меня, у единорожки не было пальцев, а держать что-то копытцами она вряд ли сможет. Те более если это будет кружка с горячим чаем. Не дай Бог не удержит, опрокинет на себя и ещё ошпарится. Однако спустя полминуты я догадался налить ей чай в кружку и взять блюдце сантиметра в полтора глубиной, куда я буду наливать чай, а она сможет спокойно и безопасно пить из него.

— Тебе чай с сахаром или без? — спросил я, накладывая сахар себе в кружку.

— А? Что? Дядя, вы сейчас что-то странное сказали, — отозвалась на мой вопрос единорожка. Я хлопнул себя по лбу: забывшись, я обратился к ней на русском.

— Я говорю, тебе в чай сахар положить?

— Давай! Мама мне всегда готовила сладкий чай, я его обожаю! — воодушевлённо выпалила единорожка, а затем вдруг слегка погрустнела. — Мамочка, — вдруг негромко сказала единорожка. Обернувшись, я успел увидеть, как она отворачивается и как у неё со щёчки падает слезинка, отчего у меня вдруг сжалось сердце.

— А попа не слипнется от сладкого чая со сладкими конфетами? — сказал я, пытаясь отвлечь единорожку от мыслей о её маме. Подействовало — она вдруг захихикала. — А то придётся лечить горьким перцем с солью!

— Не слипнется! — с улыбкой ответила мне единорожка. — Я обожаю сладкое и всегда его много ем!

— Много сладкого вредно для зубов, — тут же строго заметил я, кладя ей в чашку две ложки сахара и размешивая. Единорожка захихикала сильнее.

— Дядя, ты сейчас в точности, как моя мама — она так же говорила! — хихикая, сказала единорожка, но в этот раз я с удивлением заметил, что она не загрустила, вспомнив о своей маме.

— Да, моя тоже так говорила, — сказал я со вздохом, после чего, поставив на стол чашки и блюдце для единорожки, я сел за стол и, пододвинув к ней вазочку с печеньем и конфетами, загрустил. Отхлебнув глоток чая и не почувствовав ни температуры, ни вкуса, я невидящим взором уставился на стену.

— … дя! Дядя! Что-то случилось? — услышал я вдруг голос единорожки и осознал, что она уже несколько секунд теребит меня своим маленьким копытцем за руку, что лежала на столе.

— А? А, нет, ничего, не переживай, — через силу улыбнулся я. Однако эти, ещё минуту назад смотревшие по-детски невинно и наивно глаза теперь были очень серьёзными, и в них даже проглядывала некая мудрость.

— Дядя, скажите, что у вас случилось?

Я посмотрел ей в глаза, затем посмотрел себе в чашку, перевёл взгляд на стену впереди, затем на потолок, снова на единорожку, всё так же смотрящую на меня серьёзным взором, затем снова в чашку и наконец, не выдержав, сказал:

— Моя мама умерла 3 дня назад. Сегодня утром хоронили.

Единорожка так и замерла. У неё на мордочке отразилось неверие, шок, растерянность, печаль — и огромное сочувствие, которое я почувствовал почти физически. Единорожка где-то с минуту смотрела мне в глаза своим пронзительным взглядом, а затем, ни слова не говоря, вдруг запрыгнула на стол и, сделав 2 шага, кинулась мне на шею и обняла. Этим поступком она уже какой раз за сегодня ввела меня в ступор, и в первую очередь — его взрослостью.

Спустя минуты три единорожка отстранилась от меня и, посмотрев мне прямо в глаза, улыбнулась своей широкой и невинной детской улыбкой. И от этой улыбки я почувствовал себя немножко легче. Возможно, что не так уж и не права эта песенка: «От улыбки станет всем светлей…».

Когда я осторожно вновь посадил единорожку на табуретку, я вспомнил об одной вещи, которую мы совершенно забыли.

— Послушай, — сказал я, внезапно непонятно из-за чего занервничав. — Мы ведь забыли сделать одну важную вещь!

— Какую же? — сделала круглые глаза единорожка.

— Мы же забыли познакомиться! Скажи мне, малышка, как тебя зовут? — спросил я, улыбнувшись как можно добрее.

— Ох, точно же!— воскликнула единорожка, после чего соскочила с табуретки и, слегка склонив голову и церемонно шаркнув копытцем, произнесла: — Меня зовут Твайлайт Спаркл, — сказала она важным голосом, словно подражая кому-то, после чего вдруг захихикала и добавила: — а ещё мама меня называла Твайли.

То, как она представилась, выглядело настолько мило, что я не выдержал и, подхватив её на руки, отчего Твайли пискнула, поцеловал её в щёчку, словно маленького ребёнка — хотя она, насколько я понял, и была маленьким ребёнком, — после чего, положив её спиной себе на руку, словно кошку, и глядя в её большие и невинные глаза, произнёс:

— Меня зовут Денис, Кожемякин Денис. Рад с тобой познакомиться, Твайли. Теперь, пока я не смогу найти способ вернуть тебя к твоей маме, я буду о тебе заботиться, — с этими словами я нежно прижал единорожку к себе.

Глава 2 — Первая сказка, первый фильм и первая прогулка

Когда мы закончили ужинать, было уже начало одиннадцатого ночи. Время позднее, и я видел, что Твайли уже сидела сонная, да и я после всего произошедшего за сегодня уже чувствовал усталость, не столько физическую, сколько моральную. Пока я доедал оставленный Твайли салат, убирал всё со стола и мыл посуду, Твайли наблюдала за моими действиями, несколько раз при этом широко зевнув. Разобравшись с посудой, я поднял Твайли на руки и понёс в ванну. Поставив единорожку на табуретку возле ванны, я достал пасту, свою старую щётку и, доставая с полки мыло, наткнулся на коробочку, в которой лежала другая, новая щётка, купленная мной несколько дней назад, которую я хотел открыть себе на свой день рождения, но про которую успел забыть после того, что случилось. Задумавшись на несколько секунд, я решил отдать щётку Твайли.

— Твайли, — обратился я к единорожке, — твоя мама рассказывала, как умываться и зачем это нужно?

— А? Да, рассказывала… — ответила она, смотря на меня полусонным взглядом. — Только я пока не могу держать щётку, поэтому она помогала мне.

«Пока не может?», задумался я. Интересно, как она сможет своими копытцами держать щётку? Разве что двумя сразу… Но так ей вряд ли будет удобно чистить зубки.

— Хорошо, я буду помогать тебе и по утрам, и по вечерам.

После этого я помог Твайли помыть мордочку и копытца, а затем, когда она открыла свой ротик, аккуратно почистил ей зубки, предварительно предупредив, чтобы она «ни в коем случае не глотала пасту, чтобы не заболел животик». Выглядело это зрелище настолько мило, что я невольно начал улыбаться.

Закончив с умываниями, мы с Твайли отправились спать. Сначала я хотел постелить Твайли в маленькой спальне, тогда как сам я сплю в другой комнате, однако на взгляд её больших умоляющих глаз и просьбу: «Дядя Денис, можно мне поспать… с тобой?» я отказать не смог. Маленькая единорожка прижалась своим тёплым боком ко мне, я осторожно обнял её одной рукой и вскоре провалился в сон.

11 октября 2003 г., суббота.

Я всегда плохо помнил сны, в основном — какие-то смутные образы, ощущения, отдельные действия. Так что и в этот раз я не запомнил сна. Только было ощущение, что я куда-то бежал, от кого-то убегал, затем что-то нашёл, и последнее — чей-то голос, шептавший: «Защити её. Позаботься о ней. Помоги ей…».

После завтрака (я нарезал Твайли две груши и натёр на тёрке две морковки, смешав их с сахаром, Твайли была в восторге) я стал рассказывать о нашем мире: показал ей, что такое телефон, стиральная машина, холодильник, телевизор. Увы, но каналов на английском языке у нас не транслировали, а русский язык Твайли не знала. Так что я решил потихоньку научить её русскому языку. К счастью, у меня в кладовке сохранились несколько детских игр, в том числе карточки с картинками и буквами, паззл с буквами, две разных азбуки и учебники русско-английского языка для первых трёх классов.

Следующие несколько дней я занимался с Твайли и учил её русскому алфавиту и основным словам. Ей было тяжело выучить не только новый язык, но и алфавит, в котором часть букв называются так же, но выглядят по-другому, а некоторых букв вообще не было или вместо них использовались сочетания букв (как, например, кто не знает, наша «ш» записывается двумя буквами «sh», а буква «ж» — буквами «zh»). Однако с первого дня Твайли показала себя очень прилежной, старательной, целеустремлённой девочкой. Уже к вечеру первого дня она выучила наш алфавит и с трудом, по слогам, но могла читать слова. Конечно, это было довольно комично, потому что, думаю, все знают, что в нашем языке слова записываются и читаются по-разному. Поэтому я старался поправить её, объясняя, как правильно читается то или иное слово, слог или сочетание букв и почему.

А вечером мы вместе с Твайли сидели и читали сказки. Первой мне попалась сказка «Золотой ключик». Чтобы было интереснее, я предложил так: Твайли читала по предложениям сказку на русском языке, затем я поправлял её, а потом переводил предложение, читая его на английском языке. Сначала она не поняла, зачем это нужно, но затем это захватило её, и мы с удовольствием читали сначала эту сказку, затем взяли «Сказку о рыбаке и рыбке», потом «Аленький цветочек». Конечно, многие слова для Твайли были неизвестны. Да и мне приходилось сидеть вместе с русско-английским словарём, чтобы более-менее точно переводить ей сказку.

— Го-ло-сом мо-л-вит че-ло-ве-чьим:
"От-пус-ти ты, стар-че, ме-ня в мо-ре! Дядя Денис, а что такое «старче» и «молвит»? И что оно значит? — спросила Твайлайт, посмотрев на меня.

— «Молвит» в старину означало «говорит», — объяснил я Твайли. — А «старче» — это по-старому «дедушка» или «старик». Можешь не запоминать их, сейчас эти слова редко используются. Остальное всё поняла?

— Да, — ответила Твайли по-русски, затем спросила: — Читать дальше?

Я кивнул.

— Доро-гой за себя дам от-куп…

Сначала читать ей и переводить сказку было сложно, но я чувствовал радость и некий азарт внутри. Мы засиделись за полночь, и только взглянув на часы, на которых уже было 00:40, я остановился посреди сказки и сказал, что пора спать. Однако Твайли закапризничала, желая дочитать сказку до конца:

— Ну, дядя Денис, давай дочитаем до конца! — стала просить Твайли, жалостливым взглядом смотря на меня.

— Уже поздно, малышка, хорошим девочкам нужно спать, иначе завтра ты будешь чувствовать себя плохо, — попытался убедить я её.

— Тут осталось всего несколько страничек! Мне так хочется узнать, что случится с лесным зверем и той девушкой! Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! — не отставала от меня единорожка, сложив копытца друг к другу у себя на груди и умоляющим взглядом смотря на меня, смешно поджав при этом свои ушки. И я не выдержал: сдался. Потому что выдержать взгляд этих огромных детских глаз сможет разве что совершенно бесчувственный чурбан.

— Хорошо, уговорила. Но только тогда я тебе сейчас сразу прочитаю перевод сказки, а завтра ты уже перечитаешь на русском языке сама, хорошо?

— Ура! — воскликнула она.

— Хорошо. Тогда слушай дальше: «День проходит, как единый час, другой день проходит, как минуточка…»

Однако до конца дочитывать сказку не пришлось: Твайли уснула раньше. Аккуратно поднявшись, я положил на тумбочку книжку со сказками, выключил свет и лёг, снова, как и в прошлую ночь, обняв Твайли.

12 октября 2003 г., воскресенье.

Следующие несколько дней «вынужденных каникул», что я получил в школе, я проводил с Твайли, рассказывал ей о нашем мире, об опасностях и прочем. Я строго-настрого запретил ей выходить из дома без меня, не открывать никому дверь и не отзываться, если кто-то будет спрашивать, не отвечать на телефонные звонки. Также я объяснил ей, что если вдруг ко мне кто-то придёт, то ей обязательно нужно будет спрятаться в спальне в коробке с книгами, которую я поставил так, что выглядело, будто она полная и тяжёлая, при этом с одной стороны там был приклеена клеёнка, скрывавшая отверстие, в которое залезала Твайли, прячась там.

В тот же день, 12 октября, я пошёл в прокат видеокассет. По сути, прокат был выходящей на улицу пристройкой к дому, в котором жил Владимир Стрелянский, или Вовка, парень на вид лет 22-25, который и сдавал кассеты в прокат. И хоть в воскресенье он не работает, но можно постучаться к нему домой, и если он дома, то откроет и даст возможность взять пару кассет. Бывали случаи, когда к нему обращались чуть ли не в 11 ночи. Мне дважды повезло: во-первых, несмотря на то, что было воскресенье, Вовка был дома, так что он впустил себя в свой «салон проката», где мне повезло во второй раз — я смог найти там несколько видеокассет на английском языке, среди них были мультфильмы «Король-лев», «Красавица и чудовище», «Белоснежка» и «Шрек», а также новейшие фильмы «Властелин колец», «Гарри Поттер и философский камень» и какой-то необычный мультфильм под названием «Унесённые призраками».

Когда я поставил Твайли первую кассету, «Король-лев», она была просто в восторге! Ведь в прошлый день я включал телевизор лишь один раз, когда показывал, что это такое и как работает, но так как она не знала языка и не понимала, о чём там говорят, это её хоть и заинтересовало, но очень быстро её интерес пропал, и она попросила его выключить. Сейчас же единорожка наблюдала за приключениями льва Симбы, его друзей Тимона и Пумбы с горящими от восторга глазами. Правда мне приходилось чуть ли не каждые три минуты останавливать воспроизведение и объяснять ей происходящее на экране. Кстати, как оказалось, все кассеты были с русскими субтитрами, что отображались внизу или вверху. Не знаю, читала ли Твайли их, хотя не удивлюсь, если всё же читала.

В тот день мы посмотрели ещё «Шрека» и «Властелина колец». Фильм её просто поразил, как и меня самого — к сожалению, из-за болезни мамы у меня не было времени смотреть все эти новые фильмы, поэтому я тоже посмотрел его с огромным удовольствием. По окончании мы обсуждали его ещё больше часа. Потом, поужинав, мы снова направились в кровать, взяв с собой недочитанный «Аленький цветочек», а также сборник сказок Ганса Христиана Андерсена. После двух сказок маленькая единорожка начала зевать и тереть копытами глаза, поэтому я отложил книжку и, пожелав Твайли спокойной ночи, выключил свет.

13 октября 2003 г., понедельник.

Сегодня я решил погулять с Твайлайт. Я слышал о том, что детям необходимо много бывать на свежем воздухе, бегать, играть, прыгать и другими способами выпускать свою неуёмную энергию. Однако перед прогулкой нам нужно было подготовиться. Поэтому я, встав в полвосьмого утра (и это в субботу!), отправился со своим школьным рюкзаком в магазин, где набрал яблок, груш, моркови, огурцов ну и кое-что ещё из продуктов по мелочи. Когда я вернулся домой, единорожка уже проснулась и ждала меня. Мы позавтракали, после чего я сложил в рюкзак несколько яблок, груш и огурцов и морковку для Твайли, сделал себе ещё и бутербродов с колбасой, взял бутылку воды, после чего хотел уже выходить из дома, когда внезапно до меня дошло: если единорожку увидят, мало ли, что с ней может случиться. А вдруг её захотят отобрать и причинить ей боль? Этого допускать было нельзя. Поэтому я достал хозяйственную клетчатую сумку и, объяснив моей Искорке, что в городе я не могу её спокойно брать с собой и что ей нужно «прятаться от всяких плохих дядей и тётенек», и для этого я буду носить её по городу, пряча в сумке. И чтобы единорожке было не скучно сидеть в сумке, я прорезал спереди два отверстия для глаз.

Жили мы в Новороссийске. Город наш небольшой и расположен в удобной бухточке, с двух сторон зажатой покрытыми лесом холмами. Мой дом располагался в самом окраинном районе, называемом Мысхако, далеко от центра города в так называемом «частном секторе». Большинство окружающих домов были одноэтажными, реже — двухэтажными, и к последним относился и наш дом. Однако в отличие от подавляющего большинства окружающих частных домов, наш дом был многоквартирным — как и 4 соседних дома. Я не узнавал, как в остальных, но в нашем доме было 8 квартир, по 4 на этаже, и мы жили в 5-й квартире, что находилась на втором этаже слева от лестницы и выходила окнами на проходящую перед домом дорогу, по которой лишь изредка проезжали машины-легковушки.

Как я уже сказал, мы жили практически на окраине города — до ближайшего конца дороги, где почти сразу начинались холмы и лес, было лишь чуть больше 2 километров. Я проходил это расстояние минут за 25, а если бегом, то и за 15 легко добегал. Конечно, я не был атлетом, чтобы, например, пробегать это расстояние быстро, но трусцой я бегал и на более дальние расстояния.

Собравшись и надев рюкзак с продуктами и сумку с подстилкой, в которой лежала Твайли, я отправился за окраину города. Заняло это около получаса. Хоть уже и была середина осени и листья уже начали потихоньку опадать, однако последнюю неделю установилась отличная тёплая погода, так что трава всё ещё была зелёной, а некоторые цветы продолжали цвести. На улице было около 20 градусов тепла, так что я одел ту же самую лёгкую курточку, что и пару дней назад, лишь захватив под неё на всякий случай тонкий свитер — вдруг в лесу будет холоднее? Честно говоря, под конец дороги у меня начали уставать плечи, так как для меня было непривычно так долго таскать достаточно тяжёлые рюкзак и сумку с единорожкой. Она, конечно, была небольшой, немного больше и повыше кошки, но около килограмм 10 весила.

Отойдя метров на 300 от последнего дома по горе вдоль довольно крутого обрыва, уходящего в море, я, отойдя от берега и углубившись метров на 50 в лес, нашёл довольно укромный уголок, скрытый от посторонних глаз невысокими холмиками, несколькими большими валунами и растущими вокруг деревьями, опустил сумку и выпустил из неё единорожку. Когда она вышла из сумки, всё её лицо просто горело радостью и счастьем. Однако прежде чем она начала носиться и играть вокруг, я ещё раз очень серьёзно повторил инструкции — быть внимательной и осторожной, смотреть по сторонам и внимательно прислушиваться, и если вдруг, отойдя от меня, услышит голоса других людей, то нужно обязательно, прячась, бежать ко мне. Также сказал ни в коем случае не подбегать близко к обрыву в море, остерегаться бродячих собак и так далее. Единорожка как всегда внимательно меня выслушала и сказала, что будет осторожной. И в первую очередь я решил показать ей вид океана с горы.

Когда мы вышли к обрыву и с него открылся просто потрясающий вид на переливающееся разными оттенками синего и зелёного море, посылающего невысокими волнами солнечные блики во все стороны, Твайлайт аж застыла с мордочкой, которая выражала целый букет эмоций, состоящий из радости, восхищения, восторга и ещё с десяток других им подобных.

— Какая красотища! Дядь Денис, а это море? Море, да? — повернулась ко мне единорожка, когда отошла от первого впечатления.

— Да, это наше Чёрное море, — ответил я, кивнув. — Ну как тебе оно, нравится?

— Очень! — радостно отозвалась Твайли, аж запрыгав на месте от переизбытка чувств. — Оно такое… большое! Просто огромное! И такое… яркое! Так сверкает! А ещё всё так далеко видно! Дядь Денис, а что это такое? — вдруг показала единорожка копытцем на проплывающий невдалеке теплоход.

— Это теплоход, такой корабль, на нём люди плавают по морю, — пояснил я Искорке. — Если хочешь, я могу тебе потом взять в библиотеке книжку с фотографиями разных кораблей.

— Да, хочу! — тут же подпрыгнула она в подтверждение своих слов и широко и невинно улыбнулась. Не сдержавшись, я улыбнулся в ответ.

— Хорошо. Пойдём в лес, пока тебя никто не увидел, — сказал я, беря Твайлайт на руки.

— Н-но… — возразила Твайлайт.

— Твайли… — сказал я с лёгким нажимом, глядя в слегка расстроенные глаза единорожки.

— Хорошо, — ответила мне единорожка на русском с расстроенным выражением мордочки. Похоже, что вид моря ей очень понравился и она бы хотела ещё на него посмотреть.

— Не волнуйся, мы ещё не раз придём сюда. Пусть сегодня и не выходной день, но не стоит долго оставаться на открытом месте, — пояснил я Твайлайт.

— Хорошо, дядя Денис, — сказала единорожка, заметно повеселев.

После того, как мы вновь зашли в лес и вернулись к брошенному мной рюкзаку, Мы с Твайли сначала долго, около двух часов, бегали и играли друг с другом. Затем, когда мы (по крайней мере, я) набегались и наигрались, я расстелил подстилку, и мы уселись обедать. Обед прошёл замечательно. Всё же во время прогулки на свежем воздухе всегда хочется есть намного больше, чем когда сидишь дома. Даже при своём небольшом размере Твайли съела морковку, огурец, две груши и яблоко. Во время обеда Твайли увидела мои бутерброды и захотела попробовать. Я задумался, стоит ли давать единорожке, которая не должна, по идее, как и лошади, есть мясо, колбасу. Но решив, в конце концов, что лучше пусть сама попробует и решит, съедобно для неё это или нет, я отломил кусок от бутерброда, что сейчас жевал, и протянул ей. Удивительно, но ей понравилось. Так что она вдобавок съела ещё и три небольших бутерброда с колбасой.

После обеда единорожку сморило. Буквально спустя минут десять она уже тихо сопела, лёжа на подстилке на боку и подогнув ножки под себя. Её набитый во время обеда животик заметно округлился — похоже, на свежем воздухе она даже немножко переела. Я погладил её по спинке и боку, а затем, согнув подстилку и накрыв ею Твайли, чтобы она не замёрзла, я достал «Алмазный меч, Деревянный меч» Перумова и продолжил чтение, периодически поглаживая единорожку по голове, внимательно прислушиваясь к тому, чтобы кто-нибудь не подошёл и не увидел нас. Где-то через минут сорок, дочитав до конца очередной главы, я закрыл книгу и разбудил Твайлайт, потому что день хоть и был тёплым, но всё-таки уже наступила осень, и я боялся, что малышка может простудиться.

Собравшись и сложив всё в рюкзак, мы решили просто погулять по лесу. Первые полчаса Твайли, отдохнув после сытного обеда, прыгала и носилась вокруг меня, пока мы углублялись в холмы, затем, набегавшись, просто пошла рядом со мной. Гуляли мы где-то до полшестого, после чего я посадил Твайли в сумку и отнёс домой. После ужина мы посмотрели «Красавицу и чудовище», найдя в ней много общих черт с прочитанной вчера сказкой. А за ним мы хотели посмотреть «Унесённые призраками», но, только запустив его, мы поняли, что он был не на английском, а на каком-то другом языке — то ли китайский, то ли японский, я не особо в этом разбирался. Пришлось оставить его до тех пор, пока Твайли не сможет более-менее бегло читать по-русски, чтобы она смогла посмотреть его с субтитрами. Так что остаток вечера мы читали сказки Андерсена, прочитав «Оле-Лукойе», «Стойкий оловянный солдатик» и закончив на «Дюймовочке». Сегодня Твайли читала по-русски намного лучше, уже не разбивая слова на слоги, к тому же, в отличие от тех же сказок Пушкина, в переводах сказок Андерсена не использовались различные устаревшие слова, поэтому единорожка их хорошо понимала и ей не приходилось часто спрашивать, что значит то или иное слово. Очень часто она даже не просила ей переводить предложения и целые абзацы, понимая, о чём там было написано. Я был этим просто поражён: единорожка только позавчера начала изучать русский язык, но уже выучила так много слов — хотя бы и в письменном варианте, потому что говорила она мне что-нибудь по-русски ещё довольно редко и неуверенно.

Этой ночью мне снилось, как я гулял по лесу с Твайли.

Глава 3 — Упс!

14-17 октября 2003 г.

Следующие несколько дней пролетели почти незаметно. У нас с Твайли даже сложился этакий распорядок дня: с утра после завтрака мы или смотрели что-нибудь по телевизору, или занимались работой по дому, причём Твайли мне помогала, сама в первый раз предложив помощь, потом часов в 11-12 я с рюкзаком и сумкой, в которой лежала Твайли, шёл за город, где мы гуляли, играли, обедали, потом снова гуляли, потом часов после 4-5 шли домой. Дома мы смотрели фильмы, читали, играли в несколько найденных мной развивающих игр. Только в четверг из-за сильного дождя нам пришлось отменить нашу прогулку, занимаясь весь день чтением, просмотром фильмов, а ещё в тот день я решил позаниматься с Твайли математикой и выяснил, что она уже умеет считать до ста, а также складывать, вычитать и даже умножать. Я не мог нарадоваться тому, насколько умная была единорожка: хоть ей было всего четыре с половиной года, как она сама мне сказала, она уже легко понимала разные игры и задачки для детей 6-7 лет.

Чтобы было веселее гулять, я стал брать на прогулки свой старый футбольный мяч. Твайли была просто в восторге, бегая с ним каждый день. Конечно же, и я с ней играл, так что игры с мячом стали одними из наших любимых игр. Также я достал наш фотоаппарат Polaroid, который не брал в руки последние полтора месяца — с тех пор, как мама упала в обморок и слегла в больницу. За эту неделю я сделал около 50 фотографий Твайли и нас с ней вместе. Этот фотоаппарат был нашей с мамой гордостью. Нам повезло: муж одной из маминых подруг дружил с человеком, торговавшим на рынке дешёвой техникой. Ну и около двух лет назад, ещё до того, как у неё обнаружили рак, он купил по дешёвке по дружбе этот фотоаппарат и подарил маме на день рожденья. Конечно мама отказывалась, потому что это было дорогим подарком, но дядя Алексей буквально заставил её его взять. Потом мы часто фотографировались вместе и фотографировали разные интересные вещи, красивые пейзажи, животных, особенно — когда мама в первый раз вышла из больницы и мы стали часто бывать в разных местах или ездить в какие-то поездки. Так что у нас дома было много альбомов с нашими фотографиями.

За эти дни мы прочитали более 20 сказок. Твайли очень нравились сказки. К концу недели она уже неплохо читала и спрашивала о значениях незнакомых слов не так уж часто. К тому же она почти не переспрашивала о словах, которые ей уже встречались. Я не переставал удивляться, насколько быстро она учила новые слова. Не знаю, связано это с тем, что она пока ещё маленькая и с тем, что детский мозг всегда усваивает огромные объёмы новой информации, или же с тем, что она единорожка и её мозг устроен и/или работает по-другому, но то, что она уже к концу недели могла худо-бедно объясняться на русском языке, меня просто поразило. Причём, что удивительно, даже её акцент был не таким уж заметным.

Также мы посмотрели взятые мной фильмы и мультфильмы, и я снова сходил в видеопрокат, взяв ещё несколько кассет. Кстати, в субботу мы всё же посмотрели «Унесённые призраками» и признаюсь, понравилось оно не только Твайли, но и мне. Кроме фильмов и мультфильмов мы с Твайли начали смотреть научно-познавательные программы, что транслировали по нашим каналам. Она смотрела их с восторгом, жадно вслушиваясь в незнакомые ей слова, пусть даже и понимая порой через слово или два. Её жажда знаний была просто огромной и совершенно не соответствовала её возрасту. Так что я пообещал, что буду приносить ей из библиотеки и школы разные книги о нашем мире и буду учить её математике, физике, химии, биологии, астрономии, истории нашего мира, приносить книги о различных устройствах и механизмах и многое другое.

Кстати говоря, за эту неделю ко мне несколько раз заходили мои школьные друзья, правда узнал я об этом только в пятницу, когда Сашка, Света и Егор (по сути, мои единственные близкие друзья в школе) пришли вечером, в седьмом часу. Мы как раз смотрели с Твайли фильм «Такси 2». Когда раздался звонок в дверь, мы с единорожкой сначала замерли на несколько секунд, затем я сказал ей быстро бежать в спальню и спрятаться в коробке, как я её учил. Дважды объяснять не пришлось, она сразу побежала и спряталась.

Как оказалось, друзья беспокоились о том, что меня с прошлой среды не было в школе — они подумали, что я заболел, а зная, что моя мама в больнице, захотели меня проведать и в понедельник после школы заходили ко мне, однако им никто не открыл дверь, а в квартире стояла тишина. Сначала они решили, что я просто вышел на прогулку, но когда то же самое повторилось и во вторник, и в среду, Света начала беспокоиться, не попал ли и я в больницу. Однако учителя об этом не говорили, да и в больнице им тоже сообщили, что я туда не поступал. И там же они узнали о моей маме. В четверг лил сильный дождь, так что они не стали приходить, и только сегодня, специально придя попозже, застали меня дома. После того, что они узнали в больнице про мою маму, они чувствовали себя не в своей тарелке, но всё равно пытались меня как-то подбодрить, отвлечь, развеселить, как умели. Я же едва не спалился: хоть я и очень тосковал по маме, всё ещё где-то в глубине души надеясь, что приду домой, а она вдруг встретит меня с улыбкой, но с другой стороны я за последние несколько месяцев словно бы свыкся с мыслью, что мама умрёт, и не ощущал того отчаяния, нежелания жить и прочих ощущений, что испытывали герои прочитанных мной книг. В этом, безусловно, была также заслуга и моей маленькой Твайли: уверен, если бы не она, то я бы переживал всё это гораздо тяжелее. Так вот, мне, чтобы не спалиться, пришлось сделать вид, что я в депрессии, очень расстроенный и так далее и тому подобное. Вышло, правда, как мне кажется, не очень, потому как я не выглядел измождённым, уставшим, глаза у меня не были опухшими и красными, да и в квартире был порядок, но, вроде, друзья не обратили на это внимание.

Впустив их в дом, я сделал нам всем чай, и мы уселись в кухне. Конечно, они спрашивали, как я, как я буду дальше жить, что теперь буду делать, нужна ли мне помощь и в чём и так далее. Я отвечал, что в порядке, что уже свыкся с мыслями о маме, что пока продолжу работать у тёти Оли, закончу школу и пойду в университет, на кого — пока не знаю, может, на переводчика, может, на экономиста или какого-нибудь менеджера. Мы просидели немного больше часа — где-то до полвосьмого (за это время я два раза ходил к Твайли, сказав ей в первый раз, что она может вылезть из коробки, но ни в коем случае не выходить из комнаты и если услышит рядом шаги — сразу опять прятаться), после чего, проводив их и убедив, что мне помощь пока не нужна и, если что, попрошу их, я судорожно выдохнул. Вроде обошлось. Я пока ещё не был готов доверить тайну Твайли ещё кому-то. И я надеялся, что смогу сохранить её достаточно долго.

Увы, меня ждал жёсткий облом. Потому что на следующий день пришла одна из маминых бывших коллег-учителей и моя учительница по химии Елена Фёдоровна.

18 октября 2003 г., суббота.

Ещё тогда, когда мама в первый раз попала в больницу, пролежав там больше полугода, Елена Фёдоровна стала помогать мне. Она была очень приятной и доброй, но одинокой женщиной лет 50 и жила через дом от нас. Узнав о маме и её диагнозе, она стала заботиться обо мне — заходить каждые два-три дня, помогать убирать, готовить, следила за моим внешним видом и здоровьем. Мне было очень неловко, как и моей маме, но на наши просьбы перестать она отвечала, что кому-то всё равно нужно будет заботиться обо мне, а ссориться с этой доброй женщиной не хотелось. В итоге мы просто смирились и приняли доброту этой женщины. Тем более она никогда не лезла в наши личные дела, и вскоре я доверился ей. Мы даже дали ей запасной ключ, чтобы она могла заходить в свободное время. Конечно же, я тоже часто приходил к ней и помогал по дому, мы часто сидели по вечерам, она рассказывала разные интересные истории, процессы и явления из химии и физики. Увы, но несмотря на то, насколько они были интересными и захватывающими, ни физика, ни химия не стали близкими мне настолько, чтобы в дальнейшем связывать с этим жизнь, хотя разбирался я в ней неплохо.

За два дня до маминой смерти она попала в больницу — сердце расшалилось. Вроде как ничего страшного, но на несколько дней её положили в стационар для наблюдения. Причиной назвали нервное расстройство и переутомление, да и возраст, однако я знал, что она каждые 2 дня заходила к моей маме проведать и подозревал, что она узнала о том, что мама впала в кому и не выдержала. И поэтому эти две недели она провела в больнице и только сегодня она выписалась. Но об этом я узнал немного позже.

А теперь что же тогда произошло. Утро и день особо не отличались от предыдущих: проснулись, умылись, позавтракали — я сделал нам яичницу с колбасой, помидорами и болгарским перцем и салат из разряда «все овощи, что были в холодильнике»: три огурца, два помидора, четыре перца, немного капусты, луковица, листья салата и натёртые на тёрке морковка и редька, ну и, естественно, в конце завтрака — чай и бутерброды с вареньем. Кстати, вместо блюдечка я нашёл у нас отставленные подальше четыре небольшие вазочки для варенья. Как оказалось, единорожке было удобно держать такую вазочку в копытах, так что она использовала её вместо чашки. Единственное, что меня утром насторожило — это то, что я умудрился два раза уронить за время завтрака вилку. Но сам я человек не суеверный, хоть и крещёный, да и мама если и верила в какие-то приметы, то их количество не превышало полутора десятков, поэтому значения этому я не придал. А зря.

После завтрака мы немного посмотрели телевизор (как раз мы наткнулись сначала на мультфильм «Аленький цветочек», а потом и на сразу 4 серии «Ну, погоди!»), после чего, собравшись, как обычно отправились на прогулку. Прогулка как всегда прошла замечательно — сегодня мы решили зайти подальше и даже дошли до санаториев посёлка Широкая балка, расположенных с другой стороны нашей невысокой горы вдоль берега. Конечно же, слишком приближаться и, тем более, заходить в него мы не стали, но с найденной нами полянки с уступом высотой около метров 250-300 над уровнем моря мы на эти санатории посмотреть смогли. В дальнейшем, кстати, мы периодически приходили на эту полянку, потому что вид открывался классный. Нагулявшись, мы вернулись домой. Однако мы возвращались сегодня раньше обычного — ещё не было и пяти часов, так что ещё даже не начинало темнеть, поэтому свет в комнатах ещё никто не зажигал. Это и сыграло со мной злую шутку. Возможно, если бы я вернулся позже, когда бы уже стемнело и, заметив в окнах свет, я бы поступил как-то иначе — может, пошёл бы ещё погулять или же спрятал бы Твайли, чтобы вернуться потом, когда нежданный гость уйдёт. Однако я этого не знал, поэтому, заходя домой, я беспечно открыл дверь, продолжая разговор с Твайли:

— … оттуда все домики такие маленькие, это так интересно выглядит! — в который раз восторгалась единорожка, высунув голову из сумки: на 4й день прогулок мы решили, что вместо того, чтобы я закрывал сумку и Твайлайт смотрела сквозь проделанные дырки, будет проще и удобнее и ей, и мне, если она будет высовывать из сумки только голову и будет ей поменьше крутить — так она будет выглядеть, словно какая-то игрушка. — Дядь Денис, а что мы будем ужинать?

— Ну… — закрыв за нами дверь, задумался я на секунду, ставя сумку с единорожкой на пол и скидывая с ног кроссовки, — жареную картошку будешь?

— Да! — тут же воскликнула Твайли, радостно улыбнувшись. И добавила на русском (она уже могла несложные фразы составлять и произносить на русском языке, пусть и говорила она пока медленнее и с небольшим акцентом): — А варенье и чай будет?

— Если будешь себя хорошо вести, — ответил я ей, доставая из сумки, собираясь отнести в ванну, чтобы помыть копыта после прогулки, при этом хитро улыбнувшись и подмигнув.

И только в этот момент до меня дошло, что что-то не так. В квартире пахло готовящимся гороховым супом и, кажись, чем-то мясным. И только спустя несколько секунд до меня дошло, что это могло значить: в доме кто-то был, и скорее всего, это была Елена Фёдоровна.

— Денис, это ты? — раздался с кухни её голос, и дверь на кухню стала открываться. — Я слышала, что случилось с твоей мамой, — в этот момент дверь окончательно распахнулась, и Елена Фёдоровна посмотрела на меня, — ты ходил к ней на… — и в этот момент она увидела Твайли, смотрящую на неё широко раскрытыми глазами, — … игрушечный жеребёнок?

Я так и обмер. Мозг лихорадочно перебирал варианты. Я ещё не был готов доверить кому-либо тайну Твайли и сейчас пытался придумать хоть что-то, чтобы или отвлечь её внимание, или же способ убедить её в том, что это действительно игрушка, что было бы крайне сложно, так как Елена Фёдоровна знала, что такой игрушки у нас никогда не было. К сожалению, я не учёл подобной ситуации, поэтому не объяснил Твайли, как в таком случае действовать, и главное — что нельзя ни в коем случае с незнакомыми людьми заговаривать. Поэтому она начала действовать сама.

— Здравствуйте! — сказала единорожка с акцентом, обращаясь к гостье. — Меня зовут Твайлайт Спаркл, можно Твайли, — представилась она и по-детски невинно улыбнулась. — А кто вы?

Услышав слова единорожки, Елена Фёдоровна, перепугавшись, начала отступать назад, не веря своим глазам, пока через несколько шагов не упёрлась спиной в подоконник. Я тут же поставил Твайли на пол и поспешил подойти к Елене Фёдоровне.

— Елена Фёдоровна, успокойтесь, всё нормально, — тут же начал я успокаивать свою учительницу, — всё в порядке, не волнуйтесь. Только не пугайтесь, Твайли хорошая, она всего лишь маленький жеребёнок. Вот, сядьте, — я взял её под руку и усадил на один из стульев, что стояли возле стола. — Только, пожалуйста, не волнуйтесь.

— Ч-что это т-только что б-было? — слегка заикаясь, спросила Елена Фёдоровна, и в её голосе удивление соседствовало с испугом. — О-оно говорило?

— Пожалуйста, не волнуйтесь, — вновь повторил я, — Твайли не причинит Вам вреда. Она пока только жеребёнок, ей даже 5 лет нет…

— Твайли? Жереб-бёнок? — переспросила учительница.

— Да, я нашёл её неделю назад, — кивнул я. — В день похорон мамы. В темноте я сначала подумал, что это кошка, но когда принёс домой, оказалось, что это была маленькая пони с рогом. А очнувшись, она заговорила!

— Животные не могут разговаривать! Это… это просто невозможно! Немыслимо! — потихоньку отходя от шока сказала Елена Фёдоровна, повысив тон на последних словах. — Ох! — вдруг схватилась она за сердце и облокотилась на стол, чуть ли не упав на него, — я слишком переволновалась…

— Что с Вами? Сердце? — тут же забеспокоился я. — Вам налить валерьянки?

— Нет… — сказала она, тяжело дыша, — таблетки, валидол, они… в моём плаще, во внутреннем кармане…

— Сейчас принесу! — тут же отозвался я, выскочил в коридор, подбежал к шкафу, где у нас висит верхняя одежда, нашёл тёмно-зелёный плащ Елены Фёдоровны и, поискав в карманах и найдя баночку, принёс ей. Тут же, пока она доставала таблетки, я достал стакан, налил в него кипячёной воды и поставил перед учительницей, после чего, заметив, что кастрюля всё ещё кипела на плите, а в сковородке что-то жарилось, я выключил газ — ближайшие полчаса, думаю, готовкой явно никто заниматься не будет.

— Вы как себя чувствуете, всё нормально? — спросил я через минут пять.

— Да, уже лучше, — уже нормальным голосом ответила мне Елена Фёдоровна.

В этот момент я заметил, что Твайли заглядывает к нам в кухню. По выражению мордочки единорожки можно было понять, что она немного напугана, и в то же время беспокоится, скорее всего, за учительницу.

— Я отойду на минутку, — сказал я, подымаясь со стула. Учительница кивнула мне.

— Дядя Денис, что-то не так? Твайлайт сделала что-то плохое? — спросила единорожка, смотря на меня своими огромными глазами, в которых стояли беспокойство и испуг.

— Конечно, нет, малышка, ты ни в чём не виновата и не сделала ничего плохого, — успокаивающе сказал я, присаживаясь возле Твайли и гладя её по гриве.

— Но эта тётя, она испугалась Твайлайт, — сказала малышка, от волнения начав говорить о себе в третьем лице, при этом в глазах у неё начали набухать слезинки, казалось, ещё чуть-чуть — и она расплачется. Я обнял единорожку, прижав её к себе.

— Она просто не ожидала увидеть тебя, — продолжал я поглаживать по гриве Твайли. — Помнишь, я говорил, что в нашем мире нет таких, как ты? Просто ты похожа на наших животных, лошадок, а животные у нас не умеют разговаривать. Поэтому когда Елена Фёдоровна услышала, как ты разговариваешь, она очень удивилась и немного испугалась. Но ты не волнуйся, сейчас она немного успокоится, я познакомлю её с тобой, и тогда она увидит, какая ты милая, хорошая и умная единорожка, — я отстранился и, осторожно взяв её мордочку с двух сторон своими ладонями, одним движением больших пальцев вытер у неё с глаз выступившие слёзы, затем, когда она вновь открыла глаза и посмотрела на меня, ободряюще улыбнулся ей. — Ну как, Твайли, ты теперь в порядке?

— Угусь! — ответила единорожка, по-детски широко и радостно улыбнувшись мне в ответ.

— Ну тогда, что должны делать хорошие жеребята после прогулки? — сказал я, вставая.

— Помыть копытца?

— Именно, — ответил я Твайли, беря её на руки и занося в ванну.

Пока мы были в ванной и она мыла себе копытца (для этого мы придумали использовать небольшую мочалку, которую она намыливала, а затем, взяв её между копыт, тёрла их друг о друга через эту мочалку, а затем смывала), я объяснил ей, что сейчас я зайду на кухню, а потом, поговорив с Еленой Фёдоровной, позову и Твайли. Подождав, пока Твайли вытрет свои копытца о повешенное специально для неё небольшое полотенце для копыт, я вышел вместе с ней из ванны и ещё раз сказал ей подождать, после чего вошёл на кухню.

— Елена Фёдоровна, как вы? В порядке? Сердце не беспокоит? — тут же спросил я, увидев, что она сидит неподвижно, оперев руки на локти и спрятав лицо в ладонях

— Кажется, да, — услышал я немного глухой и слегка дрожащий голос. Затем глубоко вздохнула и продолжила: — Это существо… Оно ушло? И что это такое?

— Эм-м-м… Елена Фёдоровна, прошу, вы только не волнуйтесь. Я вам уже говорил, когда зашёл, Твайли всего лишь маленький ребёнок, она не причинит Вам вреда…

— Твайли? — внимательно посмотрела учительница на меня, отняв руки от лица. — Ребёнок? Не причинит вреда? Мне показалось, я видело там что-то похожее на сиреневую лошадь, и оно разговаривало!

— Твайли не лошадь, она маленькая единорожка, ещё жеребёнок.

— Единорог? — с недоверием переспросила меня Елена Фёдоровна. — Но ведь они бывают только в книжках и фильмах. Это всё сказки.

— Я тоже так думал, — пожал я плечами, — пока не встретил её неделю назад. Тогда было темно, и я подумал, что это просто маленький жеребёнок, и почему-то мне захотелось отнести его домой, потому что на улице маленький жеребёнок, один посреди города, да ещё и осенью, точно не выжил бы. И только дома я разглядел её. Я тогда и сам не поверил глазам. А потом ещё и узнал…

— Стоп-стоп, подожди, — прервала меня учительница и, ещё раз глубоко вздохнув, вновь опёрлась лбом на ладони, затем, помолчав несколько секунд, снова подняла взгляд. — То есть ты нашёл её несколько дней назад и принёс домой?

— Да, — кивнул я, печально вздохнув. — Вы же знаете уже о моей маме?

— Да, я слышала, из-за этого и пролежала в больнице ещё неделю, — сказала она, опустив взгляд. — Я очень переживала за тебя, ведь у тебя больше не осталось родственников, — продолжила она, вновь посмотрев на меня, — поэтому, только выписавшись, я сразу пошла к тебе, ведь больше о тебе некому позаботится. А я пообещала это твоей маме, царство ей небесное… — перекрестилась она на последних словах.

— Не волнуйтесь, стирать, готовить и убирать я умею, за порядком привык следить уже давно, да и в магазине подрабатываю, и тех денег мне на жизнь хватает, — успокаивал я учительницу, не желая перенапрягать её, тем более после больницы. — Так что не перенапрягайтесь. Вам наоборот лучше сейчас отдыхать побольше.

— Я пообещала твоей матери, так что продолжу тебе помогать, чем смогу, — мягко ответила учительница с тёплой улыбкой.

— Но мне всё равно будет неудобно…

— Как взрослый я должна позаботиться о несовершеннолетнем сыне моей близкой подруги, — прервала она мои возражения добрым, но уверенным голосом. — К тому же ты сам мне постоянно помогал, да и не думаю, что перестанешь приходить сейчас, да?

— Хорошо, — ответил я, тяжело вздохнув, после чего, взглянув на дверь и увидев, что она приоткрыта, и из-за неё выглядывает Твайли с обеспокоенной мордочкой. — Ах, да, я хотел Вас с ней познакомить. Только пожалуйста, пообещайте мне, что не будете пугаться и пытаться ей причинить вред.

— Хорошо, Денис, — ответила мне учительница после того, как где-то с полминуты смотрела на меня долгим задумчивым взглядом.

— Только вот ещё что… Она пока ещё плохо разговаривает по-русски, её родной язык английский, и если что, я буду переводить.

— Английский? — удивилась учительница. — Ладно, зови.

— Твайли, — позвал её, открывая дверь, — заходи.

Единорожка осторожно зашла в кухню, немного испуганно и настороженно смотря на мою учительницу. Та тоже слегка напряглась, но, вроде как, она выглядела уже не такой испуганной, как 15 минут назад. Твайли встала метрах в полутора от Елены Фёдоровны и неуверенно произнесла небольшим акцентом:

— Вы не будете… пугаться… Твайлайт? — спросила она, немного запинаясь — наверное, вспоминала слова — и смотря своими огромными глазами на учительницу. — Твайлайт хороший… жеребёнок, я не… хотела напугать Вас.

На секунд тридцать повисла тишина. В конце концов, я посмотрел на учительницу, пытаясь придумать, что делать или сказать дальше, однако этого не понадобилось.

— Конечно, не буду, малышка, — вдруг с добротой в голосе сказала Елена Фёдоровна.

— Правда? — обрадовалась единорожка.

— Да, правда, — подтвердила учительница.

Почувствовав, наконец, что напряжение спало, я расслабился, после чего мы с единорожкой (но в основном я, потому как, как я уже говорил, ей ещё тяжело разговаривать на русском, да и понимать его тоже) рассказали, как я нашёл её и принёс домой, и теперь забочусь о ней, о её успехах в обучении, особенно то, как быстро она начала почти нормально разговаривать на русском — последнее особенно поразило Елену Фёдоровну. Пока мы рассказывали, я вновь включил газ, доваривая гороховый суп и дожаривая котлеты, которые до нашего прихода готовила Елена Фёдоровна, заодно и поставив чайник. К тому времени Твайли уже сидела на табуретке возле Елены Фёдоровны, у которой, похоже, включился режим умиления: она уже несколько раз гладила единорожку, трогала её, трепала за щёчки и даже пару раз обняла её.

К тому времени, как блюда доготовились, уже все три желудка успели громко о себе заявить, так что я разлил на всех суп, нарезал хлеб, достал овощи и колбасу и, нарезав, выставил всё на стол. Котлеты я решил оставить на потом. Кстати говоря, я сначала, подумав, что единорожка не любит супы, хотел ей просто нарезать салат, а потом приготовить ей попозже что-нибудь ещё, однако она меня удивила, попросив сначала немного попробовать горохового супа, а потом ещё и две добавки. Похоже, этот суп единорожке понравился.

Когда же мы перешли к чаю, единорожка в очередной раз удивила Елену Фёдоровну, попросив сделать ей бутерброды с огурцами, зелёным луком, листьями салата и (!!!) колбасой, что, по идее, травоядные пони есть не могут и не должны, в ответ я рассказал о том, что произошло на прогулке и то, что она вот уже неделю ест по паре бутербродов почти каждый день и пока всё было в порядке.

Затем разговор продолжился, Елена Фёдоровна всё расспрашивала единорожку, не переставая удивляться тому, насколько та умная. Как раз, когда она спросила про математику и логические игры, я вспомнил, что хотел сделать, поэтому попросил Елену Фёдоровну, если у неё есть, взять у неё учебники для младших классов, чтобы обучать Твайлайт. Учительница тут же сказала, что у неё, кроме учебников по математике и физике, никаких других дома не имеется, но она возьмёт всё в библиотеке, а мне нужно будет подойти к ней в понедельник в школе и забрать их с собой. Услышав об этом, Твайли очень обрадовалась, а в её глазах так и загорелась жажда знаний.

Мы просидели и проговорили допоздна. Я, конечно же, сказал, чтобы Елена Фёдоровна никому не рассказывала про Твайлайт, потому что мало кто в это поверит, а те, кто поверят, могут забрать Твайли и причинить ей боль, на что она заверила, что не расскажет об этом ни единой душе. После ухода учительницы мы с Твайли ещё немного посидели в обнимку, затем я включил телевизор, пощёлкал по каналам, но, не найдя ничего интересного (хотя и была суббота), направились в постель, где я прочитал вместе с Твайли буквально одну сказку (при этом почти ничего ей не переводя и не объясняя), после чего, вымотавшись скорее морально, чем физически, мы с Твайли рано (было только около 9 вечера) уснули.

19 октября 2003 г., воскресенье.

Этот день не сильно отличался от первой половины этой недели, разве что я с утра пошёл в магазин закупить продукты, затем сократил прогулку и, вернувшись, рассказал ей, что я по утрам учусь в школе, после заскакиваю пообедать, а потом ухожу на работу до 8 вечера, так что возвращаться я буду поздно и теперь у меня во-первых, не поучится гулять с ней по будням, только по выходным, а во-вторых я буду с утра ей готовить обед и оставлять его или в холодильнике (Твайли научилась, как его открывать), или прямо на столе. В остальном же день прошёл как обычно.

Глава 4 — Твайлайт учится

20 октября 2003 г., понедельник.

— Твайли, ты помнишь, что я вчера тебе говорил? — спросил я единорожку за завтраком.

— Что сегодня принесёшь мне интересных книжек? — радостно и с неким предвкушением спросила та, забавно насторожив ушко.

— Не только, — мягко сказал я, — а ещё что я утром учусь, а по вечерам работаю.

Ушки Твайли поникли, а на мордочке появилось слегка расстроенное выражение.

— Ну, не расстраивайся, — я протянул руку и потрепал Твайли по голове. — У тебя есть книжки и телевизор. А вечером расскажешь, что ты узнала за день нового.

— Хорошо, — улыбнулась единорожка.

Оставив после завтрака единорожке в холодильнике немного фруктов, два бутерброда и немного салата, я собрался и пошёл в школу. Правда, немного не рассчитал, в итоге последние 300 метров до школы пришлось бежать, чтобы не опоздать. Но всё же до звонка я успел. Сашка и Света уже были в классе, а вот Егор опоздал.

Как оказалось на следующей перемене, все одноклассники уже знали про мою маму. Все подходили и выражали сочувствие, спрашивали, всё ли у меня в порядке, предлагали помощь в чём-нибудь или дарили какую-то свою вещь — Марина и Витя, например, предложили помогать с домашними заданиями, Вовка позвал с ним сходить потусоваться в клуб его знакомого, Серёга даже хотел поделиться со мной наклейками от нескольких марок жвачек, которые и он, и я собирали и обменивали между собой и несколькими ещё парнями с нашей школы. Даже Коля Вольницкий, с которым мы были в довольно плохих отношениях — не враждовали, да и до драки дошло лишь один раз, но друг друга мы недолюбливали, даже он подошёл и сказал несколько слов поддержки в своей манере. Честно говоря, такое единодушие одноклассников меня сильно удивило — я никогда не был заводилой, душой компании, друзей, с которыми я общался, как я уже говорил, было всего трое — Сашка, Света и Егор, с остальными же общался постольку-поскольку… И такое ко мне отношение меня сильно сбило с толку. Лишь потом мне объяснили, что почти всё подготовил Егор, а Света и Сашка помогали. Да и кое-кто ещё из класса, услышав про мою ситуацию, не остался в стороне. Тяжелее всего, кстати, мне было убедить кое-кого из одноклассников, что, например, CD-плейер, что хотел мне подарить Влад, или же небольшая, но красивая картина с двумя лошадями от нашей одноклассницы-художницы Марии Нестеровой — это слишком дорогие подарки, который я просто не могу принять.

Учителя меня к доске не вызывали — во-первых, они знали о моей ситуации, а во-вторых, я совсем забыл узнать у друзей, что проходили и какие были задания, и это упущение мне пришлось навёрстывать на переменах, в чём мне Витя, как и обещал, помог. Зато я хоть знал, что мне назавтра готовить.

После уроков я зашёл к Елене Фёдоровне, и она мне, как и обещала, дала взятые ею в нашей школьной библиотеке учебники за 1-4 класс, а заодно три энциклопедии — про корабли, про птиц и про современные технологии, все с фотографиями и иллюстрациями. Поблагодарив свою учительницу и забрав книги, я поспешил домой.

— … Мы не можем спросить у дельфинов, почему они играют, но есть вопросы, которые мы всё же можем им задать, — услышал я мужской голос, заходя домой. Очевидно, что Твайли смотрела телевизор и, похоже, что это была передача про морских обитателей. — Эта педаль означает «да», а эта — означает «нет». С помощью этого эксперимента учёные хотят узнать, что ещё способны понимать дельфины…

— Денис! — я услышал радостный возглас Твайли, а секунду спустя она выскочила в коридор и, подбежав ко мне, потёрлась щекой о мою ногу, словно кошка, отчего я про себя усмехнулся.

— Привет, малышка, — сказал я, поставив пакет с книгами, после чего погладил единорожку по её мягкой гриве. — Как прошло утро? Не скучала?

— Хорошо! Я прочитала две сказки — «Принцесса на горошине» и «Джек бобовый стебель», а ещё по телевизору видела передачу про муравьёв, а сейчас смотрю передачу про дельфинов, — восторженно выпалила единорожка на одном дыхании. — О, а тут что? — спросила она, заметив пакет и заглядывая в него. — Книжки? Это всё мне? — радостно воскликнула Твайли.

— Да, они для тебя, — ответил я, разуваясь и снимая куртку. — Я и энциклопедию про корабли взял, как ты хотела…

— Ух, ты! Класс! — радостно запрыгала единорожка, затем, спохватившись, остановилась и с неожиданной серьёзностью спросила: — А можно мне сейчас почитать про корабли?

— Можно, только после обеда, — ответил я, взяв пакет и занося его в комнату. Твайли побежала за мной.

— … Другой способ сказать о предмете — это указать на него пальцем, — продолжал рассказывать мужской голос, доносящийся из телевизора. — Может показаться, что это просто, но ребёнку требуется около года, чтобы освоить этот навык…

— … И когда досмотришь передачу, — добавил я, видя, что единорожка уже хотела применить изученный ею три дня назад практически безотказный способ — сесть передо мной с огромными умоляющими глазами и сказать «Ну, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!», против которого у меня, увы, не было иммунитета — только если успеть его предупредить.

На мой отказ единорожка на секунду погрустнела, однако затем вновь повеселела и, запрыгнув на диван, продолжила смотреть передачу. Я же пошёл на кухню делать нам обед: разогрел сваренную вчера гречневую кашу, достал салат, сделал ещё бутербродов, поставил чай… Минуте на третьей или четвёртой я услышал тихое шуршание пакета, донёсшееся из комнаты. «Вот неугомонная!», промелькнула у меня мысль. Сняв тапки и тихо пройдя из кухни в гостиную, я внезапно заглянул в неё с криком:

— Ага, попалась!

В следующую секунду я чуть не рассмеялся: Твайлайт застыла над пакетом с книжками, при этом одну из них держала в зубах. Она секунды две смотрела на меня, а потом, не отпуская книгу, улыбнулась. Только вот улыбка вышла из разряда «Ой, спалилась». Я посмотрел на неё ещё пару секунд, затем махнул рукой:

— Ладно уж, бери читай, только обедать иди сразу, как позову, — сказал я, и Твайли тут же подняла опустившиеся было ушки, а в глазах появилось выражение надежды пополам с радостью. — И вечером расскажешь, чем передача заканчивается.

— Ла-адно, — протянула лавандовая единорожка, кладя книгу на диван, после чего села на него и стала досматривать передачу.

Я же вернулся на кухню и продолжил доделывать нам обед. Мы быстро пообедали, после чего я, убрав посуду, поспешил в магазин тёти Оли. Правда, придя туда, мне пришлось минут пятнадцать объяснять, что я в порядке, что домой идти отдыхать не хочу, что мне нужно работать и так далее. Вроде, убедил, пусть и не до конца, потому как я потом не раз замечал бросаемые ею задумчивые взгляды. Смена прошла спокойно, вечером покупателей было мало, так что тётя Оля отпустила меня на полчаса раньше.

— Твайли, я дома! — сказал я из коридора, зайдя домой и раздеваясь. В ответ — тишина. — Твайли?

Снова я не услышал ответа. Мне в душу тут же закралось нехорошее предчувствие. Уже успев испугаться, что с Твайли что-то произошло или её, не дай Бог, похитили, я заглянул в гостиную, из-за двери которой лился свет, и обнаружил единорожку на диване, увлечённо читающую принесённую мной энциклопедию для детей про корабли, а рядом с ней — мой англо-русский словарь, тетрадку и ручку. Я вздохнул с облегчением.

— Блин, Твайли, ты же не пугай меня так, — выдохнул я, успокаиваясь. Однако она мне ничего не ответила, только тихо перелистнула копытцем страницу. «Это же насколько увлекло её чтение, что она совершенно не замечает, что происходит вокруг и даже не слышит меня?» Я подошёл к единорожке и снова позвал её, тронув за плечо: — Твайли!

— А?! — она негромко вскрикнула, вздрогнув, чуть не вскакивая на месте, однако спустя секунду посмотрела на меня: — Денис, привет, ты уже пришёл? А я сейчас читала про корабли, и это так интересно! У вас столько разных видов кораблей и у них такая большая история! — восторженно затараторила единорожка, вскочив на копытца. — Только здесь столько непонятных мне слов… Ты же мне всё объяснишь, правда?

—Конечно, рад, что тебе энциклопедия понравилась, — ответил я, привычно потрепав единорожку по гриве. — Только сначала мы поужинаем, а потом позанимаемся по взятым мной учебникам. Ты же хочешь быть умной единорожкой?

— Да! — тут же отозвалась Твайли.

— Вот для этого я и принёс учебники, так что теперь по вечерам мы будем с тобой заниматься. Ну, ты пока почитай ещё, а я пойду, сделаю нам ужин.

— Хорошо! — кивнула единорожка и вернулась к энциклопедии.

После ужина (картофельное пюре, салат и чай с печеньем) мы взялись за математику для первого класса из двух частей. Я говорил уже, что Твайлайт очень смышлёная единорожка? Я в очередной раз в этом убедился. Потому что мы прошли первую часть учебника по математике за ВЕЧЕР. Её усидчивость и упорство для пятилетней маленькой девочки было просто невероятным. Больше половины заданий она даже не решала — она просто, не задумываясь, называла ответ, при этом говоря, что они все слишком лёгкие и что это даже маленькие жеребята знают. Только на последних нескольких уроках (учебник был разбит по урокам, в каждом было от 5 до 10 заданий) она уже задумывалась на несколько секунд, и то в основном из-за того, что в некоторых задачках приходилось сначала сообразить, что именно нужно было сделать и что там имелось в виду. Закончили мы в итоге в двенадцатом часу. По идее, уже пора было ложиться спать, но единорожка попросила меня объяснить, как я и обещал, незнакомые слова, которые ей встретились в энциклопедии. Сначала я хотел отказаться, но, увы, в этот раз нанести упреждающий удар её «оружию уговаривания» я не успел, так что я начал ей объяснять о том, что у нас в мире много разных стран, какие были в древности страны, что такое папирус, кто такие фараоны и так далее. Рассказ затянулся почти до полпервого ночи, когда единорожка уже начала клевать носом и почти засыпать. Тогда я отодвинул её тетрадку, в которую она записывала непонятные ей слова, и отнёс её на кровать, затем, взяв учебники, пошёл читать сначала заданный на завтра параграф по анатомии, затем решил несколько задач по алгебре и в третьем часу лёг спать, привычно обняв Твайли. Последней мыслью было: «Надо будет брать учебники с собой на работу…»

Собственно, следующие три недели проходили примерно так же, как и этот день — разве что я теперь не поднимал единорожку в 7 утра по будням, а старался подняться тихо и незаметно, чтобы не разбудить её. Правда, у меня это не очень-то получалось, потому что она почти каждый раз сама вставала вместе со мной и, сонная и не выспавшаяся, садилась со мной завтракать. Первые дни я предлагал ей пойти досыпать, потому что завтрак для неё я оставлю, и только потом, к концу второй недели сообразил, что она просто чувствует себя одиноко и хочет, чтобы я проводил с ней как можно больше времени.

После завтрака я расчёсывал единорожке гриву и хвост, затем заплетал в косички — во-первых, грива меньше треплется и спутывается, а во-вторых, ей понравились эти косички, когда она увидела их по телевизору и попросила их ей заплести, а затем собирался и шёл в школу. Преподаватели меня первую неделю не трогали вообще, хотя я всё же несколько раз сам поднимал руку и отвечал, и только со второй недели меня снова стали вызывать. Кое-кто из них тоже подходили после урока, беседовали, давали какие-то советы, выражали слова поддержки… Если честно, к концу недели это уже даже начало надоедать. Хотя я всё равно старался отвечать доброжелательно, выслушивал их советы и пожелания, отвечал, что всё в порядке и так далее. Мне даже пришлось соврать нашему школьному психологу, сказав ей, что я нашёл в день смерти матери на улице котёнка и теперь о нём забочусь, так что я не одинок, да и Елена Фёдоровна ко мне через день заходит (а это уже было правдой).

После школы я приходил домой, обедал вместе с Твайли и шёл в магазин тёти Оли. Правда теперь я брал с собой учебники — по биологии, географии, литературе, новейшей истории и другие, которые нужно было читать и учить. Возвращался я домой где-то в полдевятого, мы с Твайли ужинали, после чего я с ней занимался — математикой, русским и английским языком, чтением. Отыскав в шкафу альбом и акварельные краски, я предложил Твайли попробовать порисовать. Это ей очень понравилось. Правда, ей было тяжело, ведь для того, чтобы писать или рисовать, ей приходилось брать ручку, карандаш или кисточку в зубы. Не совсем представляю, как, но Твайли говорила, что прекрасно видит, что пишет или рисует, держа ручку или кисть зубами. Потому что когда я сам решил пописать ручкой, зажав её в зубах, то я хоть и видел то, что писал на листе, но у меня быстро устали и заболели глаза, да и то, что в итоге получилось, вышло хуже, чем у первоклассников. Забыл сказать, но первые дни на пульте она кнопки нажимала тоже карандашом, зажатым в зубах. И только в среду на вторую неделю мне пришла в голову отличная идея, и я сделал ей из проволоки, пары резинок и довольно тугого зажима, похожего на прищепку, что-то вроде держателя для ручки, карандаша или кисточки на копыто, так что она теперь могла писать и рисовать, как и люди — копытом, а не зубами. Правда, ей было немного неудобно вставлять туда ручку или карандаш, но в целом устройство вышло довольно полезным.

По субботам и воскресеньям я посвящал большую часть времени Твайли: мы гуляли всё там же в лесу, смотрели вместе передачи или фильмы, занимались по учебникам, играли, занимались вместе домашними делами — стиркой, уборкой. Твайли с радостью помогала мне с этими занятиями. Она даже порывалась помочь мне с готовкой, правда мне пришлось ей пока что запретить этим заниматься, потому что единорожка была ещё маленькой, и я не хотел, чтобы она обожглась или порезалась, а то и уронила на себя тяжёлую кастрюлю или сковороду. Также в эти дни я обязательно заходил к Елене Фёдоровне помочь по дому и ей.

Елена Фёдоровна заходила к нам каждые два-три дня, зачастую оставаясь до 9 вечера, а то и позже, благо жила она, как я уже говорил, через дом от нас. Ко мне она относилась как к своему сыну. Её собственный сын жил где-то далеко, в другом регионе, и она с ним не общалась, почему — она не рассказывала, только становилась очень грустной, когда я пару раз спрашивал её об этом, поэтому я и не напоминал о нём. А вот Твайли для неё стала кем-то вроде внучки, которой у неё никогда не было, и одновременно словно заменой её умершей от болезни несколько лет назад восьмилетней дочери. Она часто проводила вечера вместе с Твайли, пока я был на работе, занимаясь с ней по учебникам, рассказывая сказки, истории, часто сама готовила, так что, когда я приходил домой, ужин уже был сделан. Я видел, что она полюбила Твайли как собственную дочь, и, забегая вперёд, скажу, что последующие годы она растила её вместе со мной.

И именно Елена Фёдоровна обратила внимание на то, что казалось мне вполне естественным и о чём я даже и не задумывался. Уже в третье посещение единорожки она вдруг спросила: «А Твайли всегда по дому бегает голой?» От этого простого вопроса я на пару десятков секунд впал в ступор. Ведь действительно, из-за того, что единорожка покрыта шерстью, да и внешне похожа на обычного жеребёнка, я вдруг понял, что и воспринимал её скорее как пусть и разумную, но зверушку, а не как маленького ребёнка. И то, что она бегала без одежды, при этом не выказывая никакого стеснения, мне казалось совершенно нормальным и естественным. Мой подобный честный ответ закончился почти получасовой лекцией о том, как надо ухаживать за детьми, как их нужно воспитывать, как и почему их нужно одевать и так далее. Я проникся.

Малышка же на вопрос Елены Фёдоровны рассказала, что все пони независимо от расы изучают в школе так называемое «Заклинание сокрытия», которое скрывает их интимные части, из-за этого большинство пони ходят без одежды либо только с аксессуарами вроде шляп, шарфиков или попон. После чего добавила со смущением, что ещё не учится в школе и не знает его. Елена Фёдоровна поахала, поохала, а на следующий день принесла целый ворох детской одежды: три разноцветные детские юбочки и детские же шортики, несколько пар детских трусиков, по паре маечек и футболок, несколько пар разноцветных носочков, розовую кофточку на пуговицах и два свитера — сине-бежевый с оленями, и тёмно-зелёный с жёлтыми, светло-зелёными и голубыми полосками. Как оказалось, Елена Фёдоровна все эти годы хранила вещи, что принадлежали раньше её умершей дочери Веронике, напоминая о ней. И, встретив Твайли, она решила подарить их ей, чтобы они могли порадовать хотя бы одну маленькую, но очень смышлёную единорожку. Конечно я сначала пытался отказаться от принесённой Еленой Фёдоровной для единорожки одежды, потому что чувствовал себя очень неловко и неуютно. Ведь она и так много делает для меня и для Твайли, и принимать ещё и подарки мне казалось верхом наглости. Однако «баба Лена», как её по её же просьбе стала называть Твайли, сказала: «Пусть эта малышка, нося их, будет радовать взор старой женщины».

Конечно, одевание Твайли не прошло без эксцессов. Юбочки пришлись единорожке по душе, особенно белая в крупный фиолетовый горошек, однако и шортики, и трусики ей было неудобно часто одевать и снимать. В итоге единорожка стала во время прогулок всегда носить юбочки, в которых «Баба Лена» сделала прорезь для хвоста и пришила сбоку молнию, чтобы Твайли было удобно её застёгивать-расстёгивать. Хотя дома она, нисколько не стесняясь, всё ещё частенько бегала без одежды. От ношения же трусиков и шорт кобылка отказалась, как и от предложенных футболочек-маечек. Да и носочки ей не очень подошли — во-первых, её копытца всё же толще детской ножки, поэтому бо́льшая часть этих самых носочков просто-напросто не налезла, а те, что налезли, смотрелись хоть и мило, но некрасиво из-за наличия на них пятки, которых не было у самой единорожки.

Тем не менее, розовая кофточка и синий свитер тоже понравились малышке, хоть и немного не подошли из-за различий в строении тел единорожки и человека, и если кофточка просто была большой на груди и сильно висела, мешая ей нормально ходить, то свитер был ей на спине в обтяжку, не давая ей нормально поставить копытца рядом. Однако, видя, что Твайли расстроилась из-за кофточки и свитера, Елена Фёдоровна пообещала, что что-нибудь придумает по поводу того, как перешить их под единорожку. Радостная единорожка кинулась «бабе Лене» на шею, и пока Твайли обнимала её, я увидел счастливую и в то же время немного грустную улыбку и одинокую слезинку на лице Елены Фёдоровны. Однако спросить об этом её я уже не успел, потому что Елена Фёдоровна после этого вдруг заторопилась, собрала не подошедшую одежду и кофту со свитерами и, попрощавшись, поспешно ушла.

Октябрь заканчивался, уже наступил ноябрь, на улице становилось всё холоднее, по утрам как на опавших, так и на ещё не успевших опасть листьях, а также на ещё растущих траве и цветах уже появлялась изморозь, да и днём погода нечасто поднималась выше 10 градусов. И когда в первую субботу ноября я, проснувшись в десятом часу, увидел на термометре за окном температуру «-4°C», сразу остро встал вопрос об одежде для Твайли — хоть она и обладала довольно пышной и тёплой гривой, да и шёрсткой была покрыта, вот только шёрстка-то была довольно короткой и вряд ли смогла бы защитить малышку от холода наших зим. Однако об этой проблеме подумал не один я, потому что к одиннадцати часам к нам зашла «баба Лена», и принесла то, чего я никак не ожидал: пару ярко-синих детских сапожек для ребёнка лет 6-7, разноцветную курточку, тёплые детские штанишки с подкладом немного более тёмного синего цвета, чем сапожки, вязаные шапочку и шарф, а также уже виденные нами ранее кофточку и свитер. Причём курточка и штанишки, как и кофточка со свитером, уже были перешиты для Твайли. Как позже оказалось, именно перешиванием и подгонкой этих вещей под комплекцию кобылки и занималась по вечерам эта добрая старая женщина.

Твайли в этой одежде выглядела довольно необычно, зато теперь я не боялся, что единорожка замёрзнет на улице. К тому же, в этой одёжке издалека она будет напоминать одетую собачку, как в некоторых фильмах, что я видел, и мне пришла в голову мысль, что на этом можно сыграть и теперь водить Твайлайт на прогулку, не скрывая её ото всех в сумке — как я уже говорил, район у нас тихий, людей мало, да и случайных прохожих тут почти не бывает. Правда, сапожки не подошли совсем. Мало того что они были слишком неудобными для копытец Твайли хотя бы из-за того, что оказались ей выше колен, но они ещё и были слишком широкими для её хоть и более толстых чем у обычных лошадей или пони ножек, но всё же они были куда стройнее, чем у семилетнего ребёнка, и, как ни старайся и ни завязывай, сапожки совершенно на копытцах не держались. Однако и без них Твайли было тепло и удобно. Так что теперь я мог спокойно выходить с единорожкой на прогулку и не бояться, что кто-то, увидев её издали, тут же опознает в ней сиреневую пони с рогом.

Кстати, благодаря тому, что Елена Фёдоровна стала заниматься с Твайли, когда приходила и когда меня не было дома, единорожка стала обучаться ещё быстрее. За две недели она прошла все учебники первого и второго классов и уже начала изучать математику за третий класс, тем самым поражая уже не только меня, но и мою учительницу. Правда, в отличие от предыдущих учебников, которые она просто проглатывала, влёт выполняя различные задания и решая задачи, за один-два вечера, материал третьего класса уже не давался так быстро, и порой над заданиями она корпела по несколько минут. Однако и этого было достаточно, чтобы понять, что по умственному развитию она обходит своих сверстников года на 4, если не больше.

Ещё довольно важным я считаю то, что уже к концу октября единорожка уверенно разговаривала на русском языке, практически не используя английских, точнее, эквестрийских слов. Ах, да, я же забыл рассказать. Я, если честно, во всех этих заботах о единорожке как-то даже и забыл разузнать у неё, что она помнит о своём доме, мире, родителях. И это не ускользнуло от внимания «бабы Лены». Поэтому в один из вечеров она стала расспрашивать Твайли. В итоге малышка рассказала, что она попала к нам из страны под названием Эквестрия, её маму зовут Твайлайт Велвет (буквально «Сумеречный бархат» или «Бархатные сумерки»), папу — Найт Лайт («Ночной свет, ночник»), а её старшего брата — Шайнинг Армор («Сияющая броня»), и что жили они в столице Эквестрии Кантерлоте. Также она рассказала, что в их мире единороги — не единственный вид пони, проживающий в Эквестрии. Кроме единорогов там ещё живут земные пони, или земнопони (насколько я понял по её рассказу, они мало чем отличаются от их собратьев с Земли, разве что большой физической силой, способностью разговаривать и некоторыми отличиями в строении и пропорциях), а также пегасы, что не имели рога, но зато обладали крыльями, могли летать и, как сказала Твайли, могли управлять погодой в Эквестрии. Правда, в последнее утверждение мне было трудновато поверить, хотя после того, как я нашёл Твайлайт, я хоть и немного, но стал верить во всякую мистику и разные необычные и необъяснимые вещи. Также в их мире, продолжила рассказ единорожка, существует много других разумных существ: грифоны, коровы, яки из Як-Якистана где-то на севере, буйволы из южных степей, зебры из Зебрикании, ослы и даже драконы! Правда, единорожка в силу своего возраста довольно мало знала о мире и о многом лишь слышала от своих родителей. А правителем их страны была некая принцесса Селестия. Причём единорожка отзывалась о ней очень восторженно, рассказав при этом, что она является неким аликорном и что ей уже больше трёх тысяч лет! В это утверждение я, правда, тоже не очень поверил, но так как доказать это единорожка не могла, я не стал её об этом спрашивать.

Так и проходили эти тихие и спокойные деньки — в учёбе, работе и заботе о Твайлайт… пока 7 ноября не произошло нечто, что просто поразило меня.

7 ноября 2003 г., пятница.

«Блин, эти показательные уравнения, что мы сегодня изучали», думал я, заходя домой. «Вроде и ничего сложного, но пока сообразишь, где что как нужно представить, чтобы привести их к одному виду… Морока».

— Твайли, малышка, я дома! — крикнул я с порога, разуваясь и снимая школьный рюкзак и куртку.

Ответом мне была тишина и какой-то еле слышный звук, доносившейся из гостиной. Парой секунд позже звук прекратился. Подхватив рюкзак, я открываю дверь в гостиную, захожу и вижу такую картину: Твайлайт стоит на полу боком ко мне, а перед ней лежат несколько закрытых книжек, ручки, карандаши, кое-какая канцелярская мелочь вроде скотча, скрепок и стёрки, мяч, кубик Рубика и ещё с десяток небольших предметов. Услышав, как я вхожу, единорожка посмотрела на меня, а затем радостно воскликнула:

— Денис, Денис! Смотри, что я научилась! — в возбуждении запрыгала вокруг меня Твайли, затем подбежала к лежащим предметам, а точнее — к учебнику по русскому языку за 3й класс, затем закрыла глаза и сосредоточилась с явным напряжением, словно она пыталась сделать что-то довольно тяжёлое для неё. Но не успел я её спросить, что она хочет показать, как через секунд семь или восемь её небольшой рожек вдруг засветился мерцающим и дрожащим, словно неуверенным бледно-сиреневым цветом. От того же, что я увидел в следующую секунду, я просто обомлел: возле книги вдруг появилось свечение, сформировавшееся спустя пару секунд в некое подобие светящейся сиреневой кисти руки, после чего эта рука подхватила книгу и подняла её почти на метр над полом!

Я секунд пятнадцать стоял с разинутым ртом, не имея даже понятия о том, что мне делать и как мне реагировать, после чего выдавил только одно слово, которое смогло прорваться сквозь ступор и водоворот мыслей, закружившийся у меня в голове.

— Очешуеть, — поражённо выдохнул я первое пришедшее на ум безвредное ругательство.

Глава 5 — Магия?!

Я смотрел на парящую в воздухе книгу, удерживаемую чем-то вроде сиреневой кисти руки, и не мог поверить своим глазам. В голове роились десятки мыслей «как?» и «почему?», вразумительных ответов на которые я не мог найти. Выйдя из ступора, я сделал два шага к книге, присел возле неё и провёл рукой под ней, затем над ней, однако, как я и подумал, никаких удерживающих нитей или опор там не было. Но буквально через пару секунд сиреневая рука пару раз мигнула и пропала, и книга, негромко хлопнув, упала на пол. Я посмотрел на книгу, затем перевёл взгляд на единорожку, рог которой перестал уже светиться, а сама она тяжело дышала и выглядела уставшей, будто только что бегала. Слегка отдышавшись, Твайли открыла глаза и с широкой улыбкой на мордочке посмотрела на меня.

— Дядь Денис! Ну как тебе? Видел? Видел ведь? — с радостным возбуждением спрашивала малышка, чуть ли не подпрыгивая на месте. — Видел, как я смогла её поднять?

— В-видел, — утвердительно кивнул я головой, посмотрев на книгу, а затем вновь на Твайли.

— Да! У меня получилось! — радостно запрыгала на месте поняшка.

— Н-но… Как? — спросил я, всё ещё косясь с неверием на только что летавшую в воздухе книгу. — Как это у тебя получилось?

— Мне мои мама и папа показывали, — ответила она, перестав подпрыгивать, — но раньше у меня никогда ничего не получалось. А сегодня я увидела там какие-то книжки, — сказала Твайли, указав копытцем на одну из верхних полок шкафа, где стояли мамины книги по актёрскому мастерству — пусть она больше не выступала в театре и не могла играть роли в спектаклях, но и выбрасывать книги, написанные разными известными актёрами и режиссёрами, что она собирала ещё со школьных лет, ни у неё, ни, тем более, у меня не поднималась рука, разве что отставить их на дальнюю полку, — но достать их оттуда никак не могла. Тогда я попыталась сделать так, как рассказывала мне мама, но у меня ничего не получалось, но потом я очень-очень захотела этого, и в тот же момент поняла, как это сделать. Это было сложно, но у меня всё получилось, прямо как у мамы с папой!

— Подожди-подожди, — поднял я руку, прерывая единорожку и пытаясь собраться с мыслями. — Получается, твои родители тоже так умеют?

— Нет, они могут намного больше! — с горящими от восторга глазами выпалила Твайли. — Мама может брать и поднимать сразу много предметов, а ещё она делает «пуф!» — и уже появляется в другом месте, а ещё может ярко светить своим рогом, и ночью становится видно как днём, или может согреть воду или еду, или что-то быстро высушить. А папа может вызывать прозрачные щиты, которые не пробить ни камнем, ни магией…

Я сидел и слушал восторженный щебет единорожки, тогда как мысли продолжали нестись вскачь. Получается, у них там все владеют магией? Это невероятно… круто! Если верить её словам, то их мир просто невероятен. Наверное, они многое могут сделать своей магией того, что у нас невозможно. Ведь магия — это так удобно. По словам Твайли, её мама могла поднимать сразу много предметов, при этом её руки… ой, тьфу ты, копыта оставались свободными… Значит, и Твайли такое тоже сможет?

— Подожди, Твайли, — вновь прервал я единорожку. — Значит, и ты тоже это всё сможешь?

— Наверное, но… — неуверенно сказала единорожка, задумавшись на пару секунд. — Мама мне показывала только как светить в темноте и как поднимать и двигать предметы, но… больше я ничего не умею, да и раньше у меня не получалось ничего поднимать, и сегодня у меня первый раз это получилось! Правда я молодец, да? Твайлайт же хорошая девочка? — на этих словах она с надеждой и каким-то ожиданием в глазах посмотрела на меня, и я, не устояв перед её умилительной мордочкой, протянул руку и потрепал её по гриве и шее.

— Да, Твайли, ты молодец.

— Ура! — единорожка счастливо улыбнулась, после чего прыгнула мне на руки, и от того, что это было немного неожиданно, я едва успел её подхватить. — Значит, я заслужила конфетки, да?

— Заслужила, заслужила, маленькая вымогательница, — в шутку проворчал я, пощекотав ей животик, отчего Твайли захихикала и начала дрыгать ножками. Однако спустя буквально минуты две из животика единорожки, который я щекотал, донеслось голодное бурчание.

— Так, это всё замечательно, но пора уже пообедать, — сказал я, положив Твайли на диван и направившись на кухню.

— Получается, те карандаши, кубик, мяч и прочее — ты их все пыталась поднимать? — спросил я за столом, когда мы с Твайли уже пили чай.

— Угу, — кивнула единорожка, поставив свою чашку (т.е. бывшую вазочку для варенья) на стол и взяв в копытца печенюшку. — Я специально взяла разные предметы, чтобы быстрее этому научиться. Легче всего у меня получается поднимать кубик: он лёгкий и его удобно хватать магией. Карандашики тоже лёгкие, но они маленькие и мне их сложно схватить. А книжки мне ещё тяжело держать.

— А ещё что-нибудь можешь попробовать поднять? Ну, например, печенюшку?

Твайли вопросительно посмотрела на меня, потом задумчиво — на лежащие перед ней в вазочке печеньки (ту, что она держала в копытах, она уже успела слопать) и сказала:

— Не знаю… Попробую, — после чего сосредоточилась, её рог замерцал, затем засветился ровнее, одновременно с этим вновь появилась «магическая рука», подняла печенюшку над столом и понесла к Твайли, но, не донеся каких-то сантиметров 10-15 до мордочки единорожки, мигнула и пропала, и печенюшка плюхнулась ровно в чашку Твайли, немного расплескав вокруг чай.

— Ой… Извини… — тут же состроила виноватую мордочку Твайли, попытавшись копытцем вытереть попавший ей на мордочку чай.

— Да ничего страшного, ты же только сегодня этому научилась, — тут же успокаивающе потрепал я её по голове, после чего встал, взял кухонные полотенце и тряпочку, вытер полотенцем мордочку единорожке, а тряпкой — стол и, вернув их на место, сел обратно за стол. — Зато теперь я понимаю, как вы, имея лишь копытца в качестве манипуляторов, смогли построить свою цивилизацию. Ну да, если все предметы держать магией, то тогда всё сходится. Только как тогда с этим справляются пегасы и эти… как их там… обычные пони? — последнюю фразу я пробормотал в задумчивости, спрашивая скорее себя, чем малышку.

— А я разве не сказала? — произнесла единорожка.

— А? — вынырнул я из своих мыслей. — Чего не сказала?

— У нас все пони могут держать что-то в копыте, — уверенно заявила Твайли, помахав своим копытцем над столом. — К нам часто заходила наша соседка Рэдроуз, она земная пони, и я сама видела, как она держала в копыте цветы или… м-м-м… как же это правильно… ribbon…

— Ленту, — не задумываясь перевёл я слово.

— Да, ленту, — продолжила Твайли, кивнув. — Да и моя подружка из садика, Кэротсид, тоже уже давно это умеет… Ой, только у меня и у остальных жеребят это ещё не получается… Но наша воспитательница говорила, что это нормально и этому учат в школе, а если у кого-то это получается ещё до школы, то это просто замечательно…

— Значит, магией у вас владеют все пони?

— Неа, — помотала поняшка головой, — только единороги, как мои папа с мамой, могут использовать магию. Пегасы и земные пони только могут держать вещи в копытах.

— Да у единорогов прямо монополия на магию, — усмехнувшись, пробормотал я себе под нос. — Мда, поверить во всё это не так-то просто, ведь в нашем мире магии и чудес нет. Хотя после того, как я нашёл одну маленькую и очень милую фиолетовую единорожку, — я протянул руку и опять пощекотал Твайли животик, отчего та захихикала, — в последние две вещи мне поверить всё же придётся.

— В вашем мире есть магия, — возразила мне единорожка. — Но её… мало, намного меньше, чем в Эквестрии.

— Есть, но меньше, да? — повторил я слова Твайли. — Но почему ты так думаешь?

— Потому что я теперь могу поднимать вещи магией, — ответила она, махнув копытцем. — Я помню, что и дома пыталась сделать это, но все вещи, что я пыталась взять, то сгорали, то рвались на несколько частей, или начинали летать по комнате, пока мама с папой не ловили их своей магией. Мне мама говорила, что у меня слишком сильная магия и что у меня не хватает… как это… control it.

— Наверное, ты имела в виду «контролировать магию», да?

— Да-да, — кивнула Твайлайт. — А теперь я могу нормально поднимать эти предметы, только теперь они для меня намного тяжелее, будто мне не хватает силы.

— Понятно, — ответил я, слегка задумавшись. Твайли тем временем допила свой чай и, подняв свою чашку магией, попыталась отнести её в раковину. К счастью, я вовремя заметил, как сиреневая магия в форме руки, держащая чашку, вдруг мигнула, а когда появилась, чашку она уже поймать не успела. — Чёрт! — ругнулся я, падая на пол за чашкой. Повезло: чашку я всё же схватить успел. — Фу-у-ух… Твайли, блин, осторожнее! Так её и разбить недолго! — возмутился я, вставая с пола с чашкой в руках.

— Извини, я не хотела, я… — дрожащим голосом сказала Твайли. Услышав её интонации, я тут же посмотрел на неё. Твайли смотрела на меня с виноватым выражением на мордочке, глаза горели сожалением и раскаянием, в уголках глаз набухли слёзы, ушки были виновато прижаты к голове, а губы дрожали. Спустя секунду она громко всхлипнула. В тот же момент я понял: ещё немного — и она расплачется. А у меня возникло такое ощущение, что если я заставлю эту малышку плакать, то буду чувствовать себя последним подонком. Так что её возможные слёзы нужно пресекать, и как можно быстрее.

— Прости, Твайли, я не хотел тебя обидеть, — тут же сказал я, одним движением поставив спасённую чашку на стол и вслед за этим обнимая Твайли, крепко прижимая её к себе, после чего начал успокаивающе гладить её по гриве, шее и спине. — Извини, ты же только сегодня научилась телекинезу, так что мне не стоило ругать тебя. Прости меня.

— Но ведь это я чуть не разбила… — начала Твайлайт, но я не дал ей договорить:

— Ну и чёрт с ней, с чашкой. Одной больше, одной меньше — пустяки, дело житейское, как говорил…

— … Карлсон, который живёт на крыше! — закончила за меня единорожка повеселевшим голосом и хихикнула.

— Ну, вот ты уже и улыбаешься, — с улыбкой сказал я, отстранившись и посмотрев на мордочку Твайли, на которой уже не осталось и следа от недавних слёз. — Но пока что лучше телекинезом посуду, хрупкие или опасные вещи не поднимай. Тебе нужно научиться его хорошо контролировать.

— А что такое «те-ки-нез»? — совершенно по-детски спросила меня Твайлайт, наклонив при этом голову вбок и глядя на меня с поистине детским любопытством. «И как только в ней так сочетается её серьёзность и взрослость в некоторых сложных вещах, тяга к знаниям и экспериментам, и в то же время её детская непосредственность?», мелькнула у меня мысль.

— Те-ле-ки-нез, — произнёс я слово по слогам. — Так во многих книгах называют способность поднимать и перемещать разные предметы силой мысли или при помощи магии, не применяя при этом никаких физических воздействий. Так что твоя способность — это телекинез.

— Те-ле-ки-нез, — повторила за мной единорожка, после чего кивнула и, спрыгнув со стула, направилась в гостиную. — Денис, я тогда буду пока… train, train… а, тренировать те-ле-ки-нез, вот! А ты на работу, да? — добавила она, стоя возле входа в комнату.

— Наверное, я лучше позвоню тёте Оле и отпрошусь, — ответил я, задумавшись на пару секунд. Всё-таки, пока Твайли более-менее не освоит телекинез, лучше за ней присматривать, чтобы не перенапряглась и не поранилась вдруг упавшим предметом, да и вдруг идея какая дельная в голову придёт.

— Ура! Денис сегодня весь вечер будет дома! — единорожка радостно подпрыгнула, после чего вприпрыжку зашла в гостиную. «Вот неуёмная! Откуда только в ней столько энергии берётся?..», подумал я.

Позвонив тёте Оле, я отпросился у неё, сказав, что неважно себя чувствую. Конечно она забеспокоилась — мало ли, что со мной могло произойти, ведь ещё только месяц прошёл со смерти моей мамы, и некоторые особо впечатлительные личности могли начать списывать на это все проблемы, которые у меня бы появлялись. В итоге, Твайли почти весь день и бóльшую часть вечера тренировала свой телекинез, и уже к вечеру она могла поднимать и удерживать в воздухе до семи небольших предметов, правда, оперировать она могла максимум тремя сразу, и то если они двигались одинаково или похожим образом. Однако для маленькой пятилетней единорожки, которая только сегодня смогла научиться телекинезу, это уже было огромным достижением.

А в седьмом часу к нам зашла Елена Фёдоровна. Увидев, как Твайли поднимает магией карандаши, ручки, аудиокассеты и книги, она была просто поражена и первые полчаса смотрела на это, не веря своим глазам. Но потом она чуть не затискала Твайли в своих объятиях. Похоже, что Елена Фёдоровна полюбила Твайли ещё больше, чем раньше.

Кстати, я, когда увидел, как Твайли подняла магией видеокассету, испугался, что эта самая магия может повлиять на неё и испортить — всё же магнитная плёнка, мало ли как она на магию отреагирует. Удивительно, но изображение и звук на кассете нисколько не пострадали. После этого я дал ей несколько аудиокассет и две старые видеокассеты, на которых были записаны какие-то мамины сериалы и которые было не жалко. Ради любопытства я через несколько дней посмотрел использованные Твайлайт кассеты. С записью на кассетах не случилось ничего. Но кое-что там всё же было того, чего не было раньше. И увиденное стало для меня неожиданностью и сильно удивило. Но об этом — чуть позже.

Потом Елена Фёдоровна позанималась с ней математикой, уже проходя материал за 4й класс, и физикой (которая, правда, идёт с 5го класса, однако Твайли прекрасно понимала и усваивала поданный в учебнике материал), потом я позанимался с ней русским и английским языками, однако, когда она начала клевать носом над тетрадкой по английскому (хотя было ещё только около 9 часов), я тут же отправил её умываться и спать. Сам же, уложив Твайли, занялся уроками. Я так и не заметил, когда уснул за учебником по истории. И во сне я вновь услышал тот же самый голос, что слышал в ночь, когда нашёл Твайли. И голос вновь повторял: «Помоги ей. Защити её. Защити Твайлайт», а последнее, что я запомнил во сне прямо перед тем, как проснулся посреди ночи на учебнике — тёмный силуэт невысокой, где-то мне до подбородка, лошади с крыльями на фоне ярко сияющей полной луны.

8-25 ноября 2003 г.

Следующие дни пролетали один за другим. Я всё так же ходил по утрам в школу, по вечерам работал в магазине тёти Оли, а придя домой, занимался с Твайлайт. Она же, пока меня не было, или читала учебники и энциклопедии, как и раньше, или же смотрела телевизор или приносимые мной кассеты, или практиковалась в магии. И судя по её успехам, могу сказать, что последнему она уделяла больше всего внимания. Буквально спустя неделю она уже без проблем могла оперировать десятком предметов, выполняющим примерно одинаковые действия, либо три предмета, но каждый из которых будет выполнять свой действие. Например, она сама вызвалась мыть посуду, потому что хотела мне помогать хоть чем-нибудь. Я, конечно, сначала отказывался — вот ещё, чтобы маленький ребёнок за меня выполнял работу по дому? Или вообще какую-то работу? Однако её умоляющему взгляду и паре слезинок, готовых вот-вот сорваться с уголков глаз, в которых они появились, я сопротивляться не мог, так что дал ей возможность попробовать. Первый раз, конечно, вышел неудачный — она всё же умудрилась уронить на пол вилку, а потом, попав тарелкой по крану, разбила её. Однако сердиться я, конечно же, не стал, лишь спокойно объяснил, что нужно быть аккуратнее. На следующий день она вечером снова вызвалась помыть посуду. Я согласился — и следующие десять минут с круглыми глазами наблюдал за тем, как ловко она моет тарелки, ложки, кружки и кастрюлю, одновременно удерживая на весу предмет, что она в этот момент мыла, губку со средством для посуды и кухонное полотенце, которым она вытирала посуду, ставя ту тут же в сушилку. С этого дня мы с Твайли стали разделять обязанности, и она стала помогать мне и в уборке, и в готовке (видели бы вы, как она лихо с ножом управляется, нарезая овощи и фрукты — загляденье, да и только!), да и во многом другом помогала.

С развитием её способности к телекинезу она стала всё больше и больше действий перекладывать на него. Теперь она не брала ничего ртом или двумя копытами, используя вместо этого магию. Меньше, чем за две недели она научилась неплохо писать, держа ручку или карандаш в своей «магической руке», и даже рисовала с её помощью. Правда, контролировать магию ей было ещё сложновато, поэтому буквы выходили порой довольно корявыми, да и рисунок местами был немного неаккуратным — неровные линии, кое-где резковатые повороты, штрихи или грани. Однако в общем можно сказать, что магия ей успешно заменяла руки. Кстати, как Твайли и говорила, она научилась поднимать предметы, которые приклеивались к её копыту по желанию. Как оказалось, по сути, эта способность была чем-то вроде разновидности телекинеза Твайлайт, только используемого через копыта, а не через рог, и одновременно способностью примагничивать к себе предметы, как могут делать некоторые люди, которых я видел в нескольких программах по телевизору. На вопрос Твайли «Как называется эта способность?» я сдуру ляпнул «Копытокинез». Хе, я-то сказал это в шутку… однако Твайли восприняла это название совершенно серьёзно, и оно ей понравилось! А когда я сказал, что в русском языке такого слова вообще нету, она улыбнулась и сказала просто: «Теперь будет!». И улыбнулась так радостно и искренне, что желания её поправлять у меня уже не возникло.

К слову сказать, если кто-то думает, что у нас в начале ноября должны были быть каникулы… то он немного ошибётся. Просто у младших и средних классов действительно в начале ноября была неделя каникул, однако у старших классов (10й и 11й) весенних и осенних каникул нет, только 2 дня дополнительных выходных весной и несколько дополнительных выходных в зимние каникулы. Поэтому в обучении единорожки мы с Еленой Фёдоровной решили сделать небольшой перерыв, хоть она и просила учить её дальше. Ведь шутка ли — она за месяц прошла программу трёх (!) классов и может хоть сейчас сдать переводные экзамены в 4й класс. И при этом она ещё успевала читать как энциклопедии, так и просто художественную литературу — кроме сказок она начала читать кое-что из детской фантастики, например, уже прочла 3 книги из серии про Алису Селезнёву и её приключения, заниматься магией, смотреть телевизор и видеокассеты с мультфильмами и фильмами, что я брал в прокате (Вовка уже мне просто давал кассеты, при этом беря деньги только за пару-тройку, остальные давал посмотреть бесплатно, да ещё и давал самые новые кассеты, что у него появлялись), и это при том, что каждые выходные мы по полдня гуляли! Да её любой человек, узнав об этом, назовёт настоящим гением и будет совершенно прав! Как она всё это успевала, я понимал с трудом.

Кстати, помните про кассеты, которые использовала Твайлайт для тренировки? Где ещё на второй кассете были в конце пустые минут 15. Так вот, я хоть и просматривал их, но не сказать чтобы подробно, а в конце, когда запись кончилась, я, посидев пару минут и ничего не найдя, ушёл в ванну. И именно там я услышал сначала шипение, что доносилось из комнаты, а затем с удивлением услышал искажённый помехами свой голос. Тут же выйдя из ванны, я пошёл в комнату, чтобы увидеть на экране телевизора то ли книгу, то ли тетрадь — из-за помехов этого сразу было не разобрать. Затем картинка прояснилась, и я с ещё большим удивлением понял, что это была тетрадка Твайлайт, а то, что было записано на кассете, мы проходили полторы недели назад, за два дня до того, как она научилась телекинезу. Более того, периодически камера словно моргала, на долю секунды то ли отключаясь, то ли закрывая объектив. При этом выглядело всё немного необычно, словно через выпуклое стекло, как в дверном глазке, когда видишь не только то, что впереди, но ещё и по бокам. А в довершение всего, я видел перед камерой знакомые фиолетовые копытца, на одном из которых было закреплено моё устройство, с помощью которого Твайлайт раньше писала и рисовала. «Стоп, это что, воспоминания Твайли?», вдруг дошло до меня. «Ничего себе! Получается, она может на плёнку записать свои воспоминания? Вот это будет интересно. Надо будет попробовать ещё раз это сделать, может, там запишется что-то из того, что она видела в своём мире».

Скажу сразу, первые попытки записать воспоминания Твайлайт, когда я её позвал, провалились, потому что, как оказалось спустя какое-то время, нужно в тот момент, когда воздействуешь магией на плёнку, о чём-то думать, а лучше — что-то вспоминать, тогда эти воспоминания через магию каким-то образом отпечатываются на плёнке. Знать бы ещё, как они при этом оказываются закодированы должным образом, ведь магнитная плёнка — это тебе не старые покадровые плёнки для проекторов, где изображение целиком нарисовано и просто проводится перед ярким источником света, т.е. лампочкой, которая, подсвечивая кадр, выводит изображение на натянутый экран в виде яркого пучка света. Нет, при записи на плёнку изображение, как в компьютере, превращается в набор импульсов и определённым образом кодируется, а магнитофон считывает намагниченную плёнку и декодирует изображение, а потом уже преобразует его в электрические импульсы, понятные приёмнику (т.е. телевизору). Однако Твайлайт продолжала пробовать, и спустя какое-то время у неё стало получаться записывать свои недавние воспоминания. Увы, хоть единорожка и обладала очень хорошей, почти абсолютной памятью, но память не плёнка и не компьютерный жёсткий диск, где информация записывается целиком и полностью. Часть воспоминаний стирается, заменяясь на новые, часть распределяется по разным отделам памяти, и вспомнить детально что-то, произошедшее достаточно давно — да хотя бы и месяц назад — становится уже довольно проблематично, разве что под гипнозом или после долгих многолетних тренировок. Так что попытки записать её воспоминания о её доме окончились почти что провалом. Почти что потому, что она всё же смогла достаточно детально вспомнить своих родителей, соседку Редроуз и нескольких жеребят из её группы в детском садике, куда она ходила до того, как попасть в наш мир.

26 ноября 2003 г., среда.

— Дядь Денис! Просыпайтесь! Смотрите, снег, снег! — услышал я сквозь сон радостный голос единорожки.

— А, да, да… сейчас встаю… Уа-а-а-ах! — пробормотал я, не разлепляя глаз, и перевернулся на другой бок. Однако это не помогло.

— Дядь Денис, ну вставайте! — воскликнула единорожка и начала меня трясти копытцами. — Снег, на улице снег выпал! Давайте пойдём погуляем? Ну давай! Я снега год не видела!

Я сонно повернул голову к стоящему на тумбочке возле кровати будильнику. Тот невозмутимо показывал 6:49. Чего?! Ещё целых 11 минут до подъёма? Чёрт, а так спать хотелось…

— Твайли, у меня ещё целых одиннадцать минут, дай выспаться, — простонал я, вновь поворачиваясь носом к стенке.

— Ну дядь Денис, ну вставайте! — вновь стала трясти меня Твайлайт. — Ну же, вставайте! Дядь Денис…

Единорожка толкнула меня копытцами пару раз, затем постояла несколько секунд на кровати и, спрыгнув, уцокала куда-то, наверное, в ванну. «Уа-а-ах, можно сон досмотреть», подумал я, вновь засыпая…

— БЛЯТЬ!!! — заорал я на весь дом, когда мне на лицо вдруг вылилось что-то холодное. — Какого хрена?!! — выкрикнул я уже не так громко, пытаясь выбраться из-под одеяла. Спустя несколько секунд мне это удалось, и я, вскрикнув, выпал из-под одеяла прямо на пол… чтобы спустя пару секунд задрожать от холода: в комнате было градусов семнадцать, если не меньше!

— Чёрт, холодно! — воскликнул я, вскакивая, чтобы побыстрее напялить одежду, а затем вытереться, потому как желания ходить с мокрыми волосами (пусть они и были у меня коротко острижены) не было. Вот только когда я вскочил на ноги… В первые несколько секунд я даже не понял, что произошло. Потому как моя голова сначала на долю секунды во что-то упёрлась, затем, словно преодолев небольшое сопротивление, она оказалась в чём-то мокром, а мгновение спустя это нечто мокрое обрушилось вниз холодным душем! От произошедшего я секунд на 10 застыл. А в дверях комнаты стояла Твайлайт, её рог светился магией, а сама она стояла с широко расширенными глазами и разинутым ртом. Секунды на три. Потом фыркнула раз, второй, а потом попросту повалилась на бок от хохота!

— ТВАЙ-ЛАЙТ! — прорычал я, приближаясь к ней, сообразив, что это были её проделки. — ЗНАЕШЬ, ЧТО Я С ТОБОЙ СДЕЛАЮ???

— Что? Хи-хи-хи! — спросила единорожка, вновь перекатываясь на ноги.

— ЗАЩЕКОЧУ!!! — зарычал я словно зверь из ужастиков и прыгнул на Твайли. Та закричала в ужасе, явно притворном, потому как в глазах стояли смех и веселье, и рванула из комнаты.

Я гонялся за Твайлайт по квартире минут десять. Именно в такие моменты больше всего радуешься тому, что в квартире снизу никого не живёт, соседняя квартира пустует, хозяева живут где-то в другом месте, приезжая сюда только на лето на отдых, а другой сосед — это глуховатый дед, которого этим, во-первых, не разбудишь, а во-вторых, он сам встаёт часов в шесть, если не раньше, и рано ложится. По крайней мере, я летом, бывало, вставал в начале седьмого, и он уже сидел во дворе на лавочке или же гулял вокруг дома, опираясь на свою палку.

Пока бегал, вся злость от пробуждения ледяным (как мне показалось спросонья) душем испарилась, осталось лишь веселье и желание поймать одну вредную единорожку и хорошенько её наказать… щекоткой. В конце концов, я всё же поймал её, когда она в четвёртый раз вбежала в нашу спальню и, споткнувшись, кувыркнулась через голову. Я тут же напрыгнул сверху и начал щекотать так, что она извивалась всем тельцем, суча копытами и при этом не переставая хохотать. И как раз в этот момент прозвенел будильник.

— Да встал я уже, встал, — буркнул я, вырубая этот доставшийся ещё от деда цельнометаллический ужас любого школьника, что даже мёртвого подымет своим противным до ужаса звоном, переживший неоднократные броски моим отцом через всю комнату (об этом мне рассказывала мама, вспоминая истории, что рассказывал ей о своей юности мой папа) и не удивлюсь, если и третью мировую он тоже переживёт.

Единорожка продолжала лежать на паласе, пытаясь отдышаться и всё ещё периодически похихикивая. Я же достал сухую одежду, пошёл в ванну, вытерся и переоделся. «Нда, ужасный способ пробуждения. Надеюсь, Твайли больше не будет так шутить, а то просыпаться от холодной воды, да ещё и в холодной комнате — не лучший способ начать своё утро. Хоть «Нескафе» пей. Хех, зато разогрелся», подумал я, вспомнив наши с Твайли гонки из комнаты в комнату и то, как она умудрялась ускользнуть у меня практически из-под рук.

Умывшись, а затем отнеся тряпку в комнату и разложив её на мокром пятне на ковре (благо, как оказалось, воды там почти не было и уже почти всё впиталось в ковёр — видимо, его придётся вечером сушить), я отправился готовить завтрак: вчерашний разогретый рис, салат по-холостяцки «из того, что завалялось в холодильнике» и по два жареных яйца и две сосиски. Ну и чай с пирожками, что вчера напекла Елена Фёдоровна. Конечно же, Твайли нам помогала… ну, как помогала… то, как она опрокинула на себя почти четверть пакета муки из-за того, что не вовремя чихнула, а потом чуть не повторила это же действие с чашкой, в которой взбивались яйца — это вообще отдельная история. Но пирожки вышли замечательные и довольно много, так что дня на два их как раз хватит.

— Надеюсь, больше ты меня так будить не будешь, — строго сказал я, глядя на Твайли, пока мы завтракали.

К слову сказать, благодаря тому, что Твайли намного улучшила свою способность к телекинезу, она теперь пользовалась ложкой, вилкой и (при необходимости) ножом — например, сама намазывала себе маслом, сгущёнкой или вареньем бутерброд, при этом держать ложку или вилку в копыте ей не нравилось. Однако кружку (после того, как Твайли освоилась и с телекинезом, а особенно с копытокинезом, я достал другую кружку, обычную фарфоровую кружку с цветочками, которая ей понравилась) единорожка с удовольствием держала в копытах — или в одном копыте. Почему так, я понятья не имел, но спрашивать не стал: удобно — пусть держит ложку магией, мне это не мешает.

— Но ты не хотел просыпаться, а на улице выпал снег, а я успела соскучиться по снегу, да и я хотела его тебе побыстрее показать… — зачастила единорожка.

— Ладно-ладно, верю, сам виноват, — в примирительном жесте поднял я руки. — Но больше так не делай, хорошо?

— Ла-а-адно, — протянула Твайли, отправляя себе в рот ещё один кусочек яичницы.

— А кстати, — сказал я спустя минуту, вспомнив сегодняшнее утро, — а что это, собственно, было? И куда ты дела ковшик, из которого ты меня поливала?

— А зачем мне ковшик? — с недоумением в голосе спросила единорожка.

— Ну, или кружка или чашка, я же не знаю, в чём ты воду держала.

— А они мне не нужны для этого, — беззаботно махнула копытцем единорожка.

— Эм-м-м… То есть?

— Ну какой ты непонятливый, дядь! — возмутилась единорожка, крутанув глазами. Учитывая, какими большими они были, выглядело это очень выразительно. — Наверное, мне проще показать, — добавила она, спрыгивая со стула и направляясь к выходу из кухни. — Идём, покажу! — позвала она меня, подходя к двери в коридор.

Я, заинтригованный её словами, встал из-за стола и направился за единорожкой, заходившей в ванну.

— Смотри! — сказала она, запрыгивая на деревянную решётку, что лежала поперёк ванной и на которой стояла наша стиральная машинка. Затем Твайли направила рог на таз с водой (всё-таки, хоть проблем с водой у нас обычно не бывает, но мало ли какая авария, так что, помня, как было туго с водой в детстве, мы с мамой всегда держали два тазика с водой, каждый вечер меняя её — на всякий случай), сосредоточилась, зажмурилась, напряглась, её рог засветился, из него начали сыпаться искры, затем словно что-то засветилось в воде, а ещё через пару секунд я круглыми от удивления глазами взирал на небольшую колыхающуюся сферу воды сантиметров восьми в диаметре, парящую в сиреневом поле магии единорожки.

— Ни фига себе! — воскликнул я поражённо. — Так ты и водой можешь управлять?

— Глупый, это очень сложно и я так не умею, — ответила единорожка, открыв глаза и посмотрев на меня. — Я удерживаю её своим телекинезом. Я как бы зачерпываю немного воды своей магией и держу её. — Пока она говорила, я приблизил лицо к сфере, рассматривая её. — Однако держать так воду очень тяжело, и магия легко… — в этот момент я ткнул пальцем в парящую сферу воды, однако магическое поле Твайли мигнуло и пропало, и вся вода тут же ухнула обратно в таз, — … ломается. Да, я это и хотела показать.

— Но всё равно это невероятно! — я подхватил единорожку и, подкинув её на руках, тут же поймал, отчего она засмеялась. — Ведь представь, как это может пригодиться! — продолжил я, выходя из ванной и заходя на кухню. — Например, можно полить цветы и деревья, когда под руками нет никакой ёмкости. Или представь, веселиться на пляже, забрасывая остальных такими водными шариками! И никакой водяной пистолет не нужен! — на этих словах я снова усадил Твайли на стул. — Или вдруг пожар! Вокруг нет ни ведра, ни шланга, а тут идёшь ты, неся возле себя шары воды, с которыми ты смело заходишь в горящее здание и тушишь этими сферами огонь! Так, только у нас пожар устраивать не надо! — тут же строго предупредил её, увидев, как в глазах единорожки вспыхнул огонёк веселья. Единорожка тут же состроила слегка обиженную и расстроенную мордочку.

— Ну дядь Денис…

— Никаких «ну»! Тоже мне, пожарница юная, — ворчливо закончил я фразу. Затем мы с единорожкой посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Ладно, мне уже пора в школу выходить, — сказал я, отсмеявшись, начиная по-быстрому доедать свой завтрак.

— Дядь Денис, а может, погуляем по снегу? — сказала Твайли, смотря на меня умоляющим взглядом. Маленькая стервочка! Знает же, что я не могу ему сопротивляться. Блин, такая маленькая, а крутит мной как хочет! Не представляю, что будет, когда она вырастет. Когда вернётся в свой мир… При этой мысли сердце вдруг болезненно кольнуло, но я проигнорировал это.

— Извини, но не могу, мне нужно быть в школе, — я всё же собрал свои решимость и мужество, чтобы противостоять непреодолимой силе её умоляющего взгляда. — Иначе там забеспокоятся и будут расспрашивать завтра, почему я не пришёл, и могут начать проверять, не попал ли я в плохую компанию, не просиживаю ли в игровых центрах или ещё где-то, или не начал ли я вдруг пить. А мне бы не хотелось, чтобы кто-то совал нос в мои дела — не дай Бог они вдруг найдут тебя.

— Но дядь Денис, это всего лишь один разочек, в школе не обратят внимания, — продолжала упрашивать единорожка, в глазах которой уже появились маленькие слезинки. Это был удар ниже пояса, потому что моя решительность начала стремительно таять. Но я не сдавался.

— Зато узнает Елена Фёдоровна и она потом будет ругать и меня, и тебя. А я не хочу, чтобы тебя, малышка, ругали. Да и вообще пропускать школу — это плохо… — закончил я уже не очень уверенным тоном. — Но отпрошусь у тёти Оли и погуляю с тобой после школы, хорошо?

— А вдруг снег растает? — жалобно сказала единорожка и громко всхлипнула своим носиком.

Нокаут, господа, это был нокаут. Больше этому комбо, исполненному Твайли, я сопротивляться не мог. Вдобавок я вспомнил случай, произошедший в четвёртом классе. Тогда тоже ночью выпал снег, и с утра я упрашивал маму разрешить мне не пойти в школу и погулять, но она сказала мне всё же пойти туда, сказав, что до обеда снег не растает. Вернулся я обиженный на весь мир: к полудню из-за туч вышло солнце и очень быстро нагрело землю, из-за чего к двум часам от снега оставались только жалкие почерневшие кучки в тени домов, при этом ещё и быстро таящие. К вечеру от снега остались лишь воспоминания. Самое обидное, что и та, и следующая за ней зимы были тёплыми, и снега за них так и не выпало. Из-за того случая я ещё месяц обижался на маму — по сути, это чуть ли не единственный случай, когда я обижался на неё так долго. Да и ещё стоит вспомнить о нашем субтропическом климате, при котором снег действительно бывает не каждую зиму, а если и выпадает, то очень часто тает за два-три дня. И именно эти воспоминания поставили точку в проигранном мной споре.

— Ладно, твоя взяла, — буркнул я, нахмурившись и махнув рукой. — Маленькая манипуляторша. Знает ведь, что я ей отказать не могу…

— УРРРААА!!! — воскликнула она, подпрыгивая на стуле, при этом размахивая копытцами в воздухе, словно бежала по нему. Мне даже пришлось вскочить и подхватить её на руки, так как я испугался, как бы она не навернулась со стула.

И вот как она так делает? Прошла всего лишь секунда — а выражение «сейчас расплачусь» на мордочке единорожки сменилось на «ОБОЖЕМОЙКАКОЕСЧАСТЬЕ!!!». И вот как на неё после этого сердиться?

— Ладно уж, погуляем по снегу, а то действительно растает ещё. Только пойдём немного попозже, часов в десять, чтобы одноклассники не увидели. Не хочу лишних расспросов, почему я не в школе и что несу в сумке. И ещё, всю следующую неделю ты меня слушаешься, ясно?

— О-кей! — широко улыбнулась Твайлайт и кивнула.

Надо ли рассказывать, сколько было счастливого писка, пока Твайли сначала бегала по снегу сама, а затем, обсыпав меня с головы до ног стрясённым с дерева снегом, от меня? Мы хохотали не переставая, кидали друг в друга снежки, валили в снег. Единорожка была абсолютно счастлива. Однако мне всё же не следовало с ней играть в битву крепостей. Потому что я проиграл минуты за три, буквально погребённый под лавиной снежков, запущенных магией Твайлайт. Когда же я, высунувшись из-за укреплений, возмутился «Магия — это против правил!», мне в лоб тут же прилетел снежок, а из-за стены её крепости послышался хохот.

Я решил отомстить. Взяв маленькую жменьку снега в руку, дожидаясь, пока рука станет мокрой и холодной, я тихо выскользнул из-за укрытия и пошёл в сторону единорожки. Практически неслышно обойдя её «замок» (учитывая, как громко она смеялась, я, можно сказать, двигался прямо как ниндзя какой-нибудь), я прыгнул на единорожку и засунул руку ей под шарф, положив холодную и мокрую ладонь ей на основание шеи. В следующую секунду мне на мгновение показалось, что Твайлайт взорвалась! Лишь отпрянув от неё от неожиданности и посидев несколько секунд на снегу, я сообразил, что же я видел перед собой. А видел я пушистое сиренево-чернильное нечто с вкраплением розового. Вы когда-нибудь видели овец пушистых пород? Вроде породы с белой волнистой шерстью и чёрной мордочкой и ногами? Вот примерно такой же, только ещё более объёмный пушистый меховой шар я видел перед собой. И то, что Твайли была при этом одета в её курточку, штанишки и шапку с шарфиком, этому совершенно не помешало, потому как и шарф, и шапка просто слетели с неё, будто их отшвырнули, а курточка и штанишки резко раздулись, словно их распирало что-то изнутри, грозясь в любую секунду лопнуть.

Как я хохотал! Пушистая Твайли выглядела чрезвычайно мило и одновременно с этим чрезвычайно смешно, вызывая у меня одновременно умиление и смех до слёз, из-за чего я просто не мог сдержаться! Чёрт, кажется, теперь я начинаю понимать всех этих мамочек, сюсюкающих над чем-то милым вроде маленьких детей или котиков. Твайли же секунд десять обиженно смотрела на меня, что делало её ещё более милой. Только потом она посмотрела на лежащий у неё под ногами шарфик, затем на распушённую на копытцах шёрстку, затем потрогала вставшую пушистым облаком гриву, после чего и сама повалилась на снег, присоединяясь к моему хохоту.

Вернулись мы только к четырём, прогуляв по снегу больше пяти часов и наделав штук двадцать фотографий. Всё-таки нам повезло, снег пролежал, почти не растаяв, этот день и два следующих. Правда, ни в четверг, ни в пятницу я решил не пропускать ни школу, ни работу, чтобы не возникло ещё больше вопросов или, чего хуже, проблем. Конечно, Елена Фёдоровна, придя сегодня ко мне домой, дала втык и мне — за то, что пропускаю школу, и Твайли — за то, что пользуется запрещённым «оружием упрашивания». Однако показанные ей фотографии смягчили сердце пожилой учительницы, в итоге она с умилением их рассматривала, а над фотографией «Твайлайт-пушистик» она вообще смеялась до слёз, уже не сердясь ни на меня, ни на единорожку.

После Елена Фёдоровна позанималась с единорожкой, однако Твайли сегодня, похоже, набегалась и устала, так что уже около девяти часов начала клевать перед тетрадкой носом. Видя это, Елена Фёдоровна тут же засобиралась домой, я же, проводив её, помог единорожке умыться и уложил её, полусонную, в кровать, вспоминая, какие ещё уроки мне нужно доделать на завтра.

— Спокойной ночи, моя Искорка, — пожелал я ей, поцеловав в лобик. Но от сказанного ею я застыл на полминуты точно:

— Спокойной ночи, папа, — сонно пробормотала Твайли, сладко зевнув и поворачиваясь на бок.

— Папа, да? — усмехнувшись, пробормотал себе под нос парень шестнадцати лет, прежде чем отойти от кровати, в которой мирно посапывала маленькая сиреневая единорожка с чернильной с ярко-розовой и фиолетовой полосами гривой, и выйти из комнаты, закрыв за собой дверь. И будь в этот момент в комнате ещё кто-нибудь, этот кто-то мог бы заметить счастливую улыбку, игравшую у парня на губах.

Глава 6 — Простуда

28 ноября 2003 г., пятница.

Как я ни старался следить за малышкой и заботиться о ней, но первая серьёзная проблема возникла тогда, когда я к ней был совершенно не готов. По крайней мере, морально. Самое обидное, что я ведь мог и догадаться о том, что это может произойти. Ведь смотрел же и фильмы, и книги о таком читал. И даже смотрел этот фильм, который вышел месяцев 8 или 9 назад… как его… «Война миров», кажется. Меня тогда ещё друзья как-то вытащили в кинотеатр, хотя я и отказывался поначалу, ведь я сам по кинотеатрам ходил крайне редко — денег жалко, да и времени свободного не хватало. А в тот раз у Егора был День рожденья, ну и так совпало, что как раз за два дня до этого начался прокат этого фильма в кинотеатрах, вот Егор и затащил нас на его премьеру. Что могу сказать, фильм выглядел потрясающе, спецэффекты и куча взрывов вокруг выглядели очень круто. А вот финал был… странный. Интересный и даже неожиданный, но всё же немного странный — все пришельцы вдруг умерли от… насморка.

Согласитесь, это ведь глупо! Такие высокоразвитые существа, способные завоёвывать и уничтожать целые миры, банально не знают или забыли про понятия «карантин», «иммунитет» и «опасные инопланетные микроорганизмы и вирусы»! Как так? Пролететь чёрт знает сколько световых лет и начать захватывать планету, а в итоге помереть от простуды как-то… глупо и обидно. По крайней мере, мне было бы обидно.

Сидя потом на Дне рождения у Егора, мы делились впечатлениями о просмотренном фильме, и хоть кое в чём наши взгляды различались, но сошлись мы в том, что это был один из самых странных, если не сказать пожёстче, способов остановить инопланетное или, например, иномировое вторжение. Смешнее было бы, пожалуй, только если бы они падали бы на ровном месте и ломали себе шеи. Массово. Хотя должен признать, что логика в отсутствии иммунитета к микробам и вирусам другого мира какая-никакая, но есть.

Мы тогда, конечно, пообсуждали, поспорили, посмеялись и забыли. По крайней мере, я об этом фильме и чем он закончился, не вспоминал до сегодняшнего дня.

К чему я это веду? Да, думаю, уже можно было бы догадаться. К тому, что у меня, по сути, почти такая же ситуация и Твайлайт тоже из другого мира и легко может здесь заболеть, ведь от местных инфекций, вирусов, бактерий, грибков и прочей вызывающей различные заболевания гадости у неё иммунитета нет и быть не может, разве что будут случайные совпадения мутаций отдельных вирусов или бактерий в обоих мирах. Я уже не говорю о том, что она ещё жеребёнок и у неё по определению иммунитет слабее, чем у взрослого человека. Или пони.

На первые симптомы — то, что Твайли за время, пока я был на обеде, несколько раз чихнула — я мог бы, точнее, должен был обратить внимание ещё тогда. Однако, и сам пару раз чихнув, я подумал, что за неделю в квартире скопилось пыли больше обычного и что уборку завтра надо будет начать с самого утра и провести её более тщательно. И, даже не подозревая о возникшей проблеме, я отправился в магазин тёти Оли.

— Твайли, я дома! — крикнул я с порога, заходя после работы. — Я тебе апельсинов принёс!

Мне сегодня крупно повезло с этими самыми апельсинами. Зайдя в наш продуктовый магазин, что находится почти по пути с магазина тёти Оли и в котором я почти всегда закупаю продукты по дороге домой, я заметил, что апельсины значительно подешевели — процентов на 30 с той цены, что я видел пару дней назад, так что решил не проходить мимо такого небольшого «подарка судьбы» и купил сразу 2 килограмма. Тем более что Твайлайт апельсины нравились — как и мандарины, яблоки, груши, бананы, киви… Я вообще заметил, что единорожке, как и любому ребёнку, нравились фрукты (ну, почти все — ей почему-то совсем не понравились сливы), так что с её появления я стал всегда держать в холодильнике и на столе небольшой запас тех или иных фруктов — хотя бы несколько яблок или груш, благо они у нас всегда стоили очень дёшево.

Однако вместо звонкого голоса единорожки и её бодрого цокота копытец я услышал… точнее, я не услышал ничего. Это меня немного насторожило. Нет, я, конечно, уже привык к тому, что она порой зачитывается настолько, что ничего не слышит и не видит вокруг себя. Я даже в прошедшую среду видел, как она с наступлением сумерек, зачитавшись четвёртую книгу про Алису Селезнёву, когда в комнате стало уже достаточно темно, не поднимаясь с места, магией нажала на выключатель, включив тем самым в комнате свет. И при этом даже не оторвала ни на секунду взгляд от книги! А затем, когда я её через полминуты позвал, она, всё-таки оторвавшись от книги, вдруг поблагодарила меня за то, что я включил ей свет! Я несколько секунд простоял, хлопая глазами и пытаясь сообразить, чему поражаться больше — её способности концентрироваться на чём-то и отстраняться от всего остального или же её мастерскому неосознанному владению магией. Мда, а ведь я до сих пор, заходя в тёмную комнату, ищу рукой выключатель по несколько секунд. А может, Твайли просто заснула за книгой, как тоже уже бывало пару раз, пусть у неё и нет привычки спать днём даже несмотря на то, что она ещё маленькая.

В общем, раздевшись и занеся пакет с продуктами на кухню, я вошёл в гостиную. Единорожка лежала возле раскрытой энциклопедии морских обитателей и, казалось, спала, словно подтверждая мои последние мысли.

— Вот же буквоежка, — вполголоса пробормотал я и продолжил мысленно: «Говорил же ей не сидеть всё время за книжками, когда меня нет дома, а отдыхать периодически. Уже днём за книжками засыпает».

Наклонившись над малышкой и отодвинув в сторону энциклопедию, я уже хотел достать плед и накрыть её, однако что-то в том, как она лежала, мне не понравилось. Как и то, что дышала она часто и как-то тяжело. На мгновение мне в голову закралась нехорошая мысль, но я её отбросил, надеясь, что я всё же ошибся.

— Твайли, с тобой всё в поря… — сказал я, коснувшись бока лежащей на диване единорожки, желая её аккуратно разбудить, но вместо этого я чуть не отдёрнул рефлекторно руку: бок единорожки был горячим и после холода улицы казался почти обжигающим. — Да ты вся горишь! — воскликнул я, положив ладонь ей на лоб и ужаснувшись от того, что тот был очень горячим, намного горячее обычного. — Твайли, как ты себя чувствуешь? Твайли?

— Папа?.. — единорожка с видимым трудом открыла глаза и вяло улыбнулась. — Папа… — она потянулась к моей руке передним копытцем, затем внезапно задрожала. — Мне холодно…

— Чёрт, у тебя озноб, — ругнулся я сквозь зубы. — Дрянь дело… Твайли, — тут же продолжил я мягким успокаивающим голосом, — где болит? Голова? Горло? Или ещё где-нибудь?

— Голова болит… очень… — почти простонала малышка. — И глотать немного больно… И… ах… пти!

Не знаю, какое шестое, седьмое или десятое чувство дёрнуло мою голову в сторону в тот момент, когда Твайли чихнула, потому что мгновением позже прямо мимо моего уха пролетело… Да я и сам не понял, что это было — краем глаза я успел заметить только какое-то сиреневое то ли пятно, то ли вспышку, то ли облако, которое, пролетев мимо моей головы, ударилось в потолок со звуком, отдалённо напоминающим звук бластера или лазера из какой-нибудь фантастической игры или фильма.

Я застыл секунд на пять, затем медленно перевёл взгляд на потолок, на котором виднелось небольшое пятно, причём… как бы сказать… Представьте себе пятно, оставленное взрывом большой петарды или небольшой бомбочки из пороха, которые, я уверен, некоторые делали в школьные годы, потому как у нас в классе тоже с года полтора назад была мода на петарды, а кое-кто эти петарды раскурочивал и делал минибомбочки, ссыпая порох с пары десятков петард в кулёк и обматывая его изолентой. Правда в нашей школе после того, как нескольких попавшихся довольно сильно наказали (вплоть до штрафов родителям), а одного пацана даже выгнали из школы, мода на всякие взрывчатые предметы быстро прошла. Но я отвлёкся. Так вот, пятно от взрыва большой петарды, однако мало того, что цвет пятна фиолетовый, да ещё и оно какое-то время кое-где мерцало и поблескивало магическими искорками (сколько эти эффекты продолжались, я не знаю, т.к. буквально через минуту я уже забыл о пятне — и без него забот хватало).

— Ой… прости, пап… — услышал я голос Твайли. Опустив взгляд на неё, я увидел взволнованное и немного виноватое выражение на её мордочке. — Кажется, я… кажется, я — апти! — простыла…

В тот момент, когда она второй раз чихнула, я услышал за спиной со стороны шкафа грохот. Чуть не подпрыгнув на месте и резко обернувшись, я увидел, что несколько книг, стоявших на одной из полок того шкафа, валялись на полу, словно их кто-то только что уронил.

Что интересно, чихает она довольно тихо, смешно скорчив умилительную мордочку, при этом прикрывая носик согнутым в районе, где у людей находится запястье, копытцем, что выглядит очень мило. Уверен, баба Лена будет в восторге… Чёрт, не о том думаю!

— … А когда я… ох… болела раньше, — вновь подала голос единорожка, и я снова посмотрел на неё, отбрасывая в сторону лишние мысли и сосредотачиваясь на лежащей передо мной больной малышке, — то я… я… апти! — вновь чихнула она. Секундой позже я услышал характерный звук включения телевизора, а ещё через несколько секунд — голос диктора, раздавшийся у меня за спиной: «В Ростове-на-Дону ночью будет минус шесть — минус четыре, днём от одного градуса мороза до одного градуса тепла…». — Ой, больно… — простонала единорожка, прикоснувшись копытцем к пышущему жаром лбу и зажмурившись, на глазах же у неё выступили слезинки.

— Не контролируешь магию, да? — выдал я пришедшую на ум версию, осторожно гладя её по гриве и надеясь, что это немного отвлечёт её.

— Угум… — слабым голосом ответила единорожка, вновь открыв глаза, выражение которых стало ещё более виноватым.

— Час от часу не легче, — пробормотал я себе под нос.

В голове же роился… ну, с десяток мыслей точно, и главная из них — «Что делать?». Нет, я, конечно, знал, как лечить обычную простуду или ОРВИ, но… Вот именно что «но» — лежащие дома лекарства от простуды предназначены в первую очередь для людей. И как они подействуют на Твайли — неизвестно. И если, например, леденцы от горла вроде «Стрепсилс» или «Доктор Мом», или тот же «Мукалтин», где, вроде как, химии почти нету, вряд ли смогут навредить ей, то как на неё подействуют наиболее эффективные средства вроде «Ацетилсалициловой кислоты» или «Парацетамола» я понятия не имею и не хочу проверять, чтобы не сделать хуже. А то я уже дал ей сдуру, не подумав перед этим, недели три назад полтаблетки «Цитрапак»-а, когда у малышки сильно разболелась голова. Нет, голова у неё тогда болеть перестала, только она после этого проспала полдня, а затем ещё полдня ходила вялая и бледная (цвет шёрстки Твайли тогда действительно стал намного бледнее) и её подташнивало.

Стоп, глупею на глазах. Если ей нельзя давать лекарства, то с чего я взял, что нельзя пользоваться домашними средствами? Горячий чай с мёдом, лимоном и малиной, ингаляции со «Звёздочкой», полоскание горла с содой, солью и йодом или с ромашкой, растирание спиртом, горчичники, наконец! И если последние у меня дома не водятся, а как растирать спиртом существо, покрытое шерстью, я и понятия не имею, как и то, будет ли это эффективно, то остальное-то должно помочь! Да и апельсины в качестве источника витамина С также подходят идеально. Но для начала нужно её хорошенько укутать.

— Сейчас, Твайли, полежи минутку на кресле, пока я диван разберу, — сказал я насколько умел заботливо, подхватив единорожку на руки и переложив её на стоящее возле тумбы с телевизором кресло. — Кушать хочешь? — поинтересовался я, застилая тем временем разложенный диван.

— Нет, не очень… — вяло ответила Твайли.

— А фрукты? Будешь апельсин? — спросил я, снова взяв единорожку на руки, чтобы парой секунд спустя уложить её на диван, укрыв двумя одеялами. — Тебе сейчас нужно есть апельсины… ну и что-нибудь питательное, чтобы поскорее поправиться.

— Знаю… — единорожка слабо улыбнулась. — Мне мама то же говорила.

— Так что тебе, апельсинку? — спросил я, наклоняясь к Твайли и убирая ей чёлку со лба.

— Угу, — кивнула она.

Я встал и, развернувшись, сделал уже два шага к двери в коридор, но тут Твайли меня позвала:

— Папа, можешь мне дать «День рождения Алисы», «Миллион приключений» и энциклопедию про морских обитателей, что я читала? И пульт от телевизора. И ручку или карандаш…

— Так, стоп, — остановил я единорожку. — Тебе сейчас нужно отдыхать, а читать или смотреть телевизор будешь, как немножко поправишься. Хорошо?

— Ну, па-ап… — сделала Твайли умоляющие глаза. Это был очередной удар ниже пояса, но в этот раз мне нужно быть настойчивым:

— Никаких «ну». Ложись и поспи, а я пока сделаю чай и что-нибудь приготовлю. И позвоню Елене Фёдоровне, уверен, она лучше знает, чем тебя можно вылечить. «В конце концов, она уже не раз меня лечила, когда мама куда-нибудь уезжала, а я умудрялся простыть в это время», мысленно добавил я про себя.

— Хорошо… — немного расстроенно ответила единорожка.

Я едва слышно вздохнул.

— Ну, не расстраивайся, — вновь подошёл я к дивану, на котором лежала укутанная Твайли, и легонько потрепал её по гриве. — Давай, закрывай глазки, а когда проснёшься, тебя будет ждать горячий чай и кашка…

— А какая? — вдруг спросила Твайли.

— Ну-у… эм-м… рисовая… О! С фруктами, во!

— Ух ты! Хочу попробовать! — немного более бодрым голосом сказала единорожка, а её глаза радостно заблестели.

— Тогда закрывай глазки и отдыхай. Хорошо?

— Угум.

После этого я, сходив в ванную, намочив там полотенце и, вернувшись, положив его на лоб единорожке, поставил кипятиться чайник и воду для каши, после чего позвонил Елене Фёдоровне. После моих слов о том, что Твайли простыла, она заохала, затем начала мне говорить, что нужно сделать в первую очередь, на что я, конечно же, ответил, что всё это уже сделал или делаю сейчас, после чего сказала, что будет через пять минут. И действительно — я только успел промыть рис и нарезать фрукты, что пойдут в кашу (апельсин, пол-яблока, полбанана и несколько долек кураги — короче, что было в холодильнике), и уже взялся мыть горсточку орехов и изюма, как раздался звонок в дверь.

— Как Твайли? Что с ней? Она кашляла? Чихала? Жар сильный? Её знобило? — буквально набросилась с порога на меня Елена Фёдоровна.

— У-успокойтесь, Лен Фёдровна! — сказал я полушёпотом, стараясь сдержать напор «обеспокоенной здоровьем внучки бабушки» (по крайней мере, именно это сравнение мне пришло на ум). — Не суетитесь, пусть она отдохнёт, пока мы всё приготовим. Чайник и воду для каши я уже поставил, остальное ещё не всё успел…

— Какой каши? — тут же уточнила Елена Фёдоровна, снимая куртку.

— Рисовая с кусочками фруктов и орехами, — пояснил я, забирая у неё куртку и вешая на вешалку. — Думаю, такая каша будет вкуснее просто рисовой каши — с фруктами, орехами, молоком… Молоко! Блин, у нас сгущёнка кончилась… Лен Фёдровна, я за сгущёнкой сбегаю в магазин, вы пока последите за чайником и кашей? Да, и к Твайли не заходите без меня, она, во-первых, отдыхает, а во-вторых, не может контролировать магию и при чихе может что-то случайно наколдовать.

— Ох ты, Господи, ещё и её магия бунтует, — обеспокоенно всплеснула руками Елена Фёдоровна. — Так, постой. Лимоны дома есть?

— Да, сегодня как раз два штуки взял. Как чувствовал, — кивнул я головой.

— Хорошо. Мёд?

— Вроде, немного оставалось.

— Курица?

— Эм-м… кажется… Нет, курицу я не покупал эти дни, — нахмурился я, почесав в затылке. — А она нужна?

— Конечно же, Дениска! Ты совсем забыл, как я тебе куриный супчик варила, когда ты болел? Это же лучшая вещь при простуде!

— Точно уж, такое забудешь, — проворчал я, вспомнив, как меня Елена Фёдоровна чуть ли не закармливала этими куриными супами и блюдами, приготовленными на курином бульоне. — Я потом по два-три месяца смотреть на курицу не могу.

— Ну-ну, не жалуйся. К тому же благодаря им ты так быстро поправлялся…

— Ага, мой организм настолько был против этого, что поправлялся как можно быстрее, лишь бы в него этот бульон перестали пихать, — не удержался от колкости я.

— Кто-то хочет поболеть на пару с моей малышкой Твайли, чтобы ей не было так одиноко? — ехидно посмотрела на меня учительница. — А я как раз захватила горчичники и свою настоечку…

— Нет! — чуть не заорал я в ужасе, сдержавшись только из-за лежащей в соседней комнате Твайли. Чего-чего, а вот этого мне точно не нужно. И если горчичники я просто не люблю с детства, то в случае с настойкой, которую она готовит из каких-то трав, спирта и ещё чего-то, отчего у неё вкус такой, что, как говорил один персонаж из прочитанной мной книги, когда его заставили принимать лекарство с ужасным вкусом: «Вы когда-нибудь садились голой жопой на раскалённую плиту? Так вот, это ещё хуже!», я готов сделать что угодно, только бы её не пить. — Я здоров и лечить меня не надо!

— То-то же, не забыл ещё, как батьки бояться, — вспомнила Елена Фёдоровна нашу старую шутку.

— Кто тут ещё батька, — едва слышно буркнул я под нос.

— Ты что-то против сказал?

— А, нет-нет, ничего… Ладно, значит, нужна курица и сгущёнка… Ещё что-нибудь?

— Что из лекарств от простуды осталось?

— Блин, не помню точно, — снова почесал я в затылке. — Вроде «Колдрекса» оставалось пару пакетиков, «Ацетилсалициловая» была, «Мукалтин» и, кажется, «Доктор Мом» оставался… Только не думаю, что стоит их использовать — неизвестно как они на неё подействуют. Разве что последние два можно рискнуть.

— Тогда купишь заодно какой-нибудь противопростудный чай, там в соседней аптеке лечебные чаи продаются.

— Хорошо. Ещё что-то?

— Апельсины есть?

— Только сегодня купил, — кивнул я.

— Тогда, вроде, пока всё.

— Ага, — ещё раз кивнул я, выходя из квартиры.

— Солнышко моё, искорочка моя, как ты себя чувствуешь? — захлопотала Елена Фёдоровна над единорожкой, зайдя вместе со мной в гостиную после того, как я вернулся из магазина, успев как раз к моменту, когда каша была почти готова и оставалось лишь добавить сгущёнку и подождать 2 минуты. — Головка не болит? А горлышко? Не кашляла? Слабость не чувствуешь? Кушать хочешь?

— Баб Лена! — лежащая на диване и укутанная в одеяло почти до самого носа единорожка открыла глаза и улыбнулась. — Уже немного лучше, голова почти не болит, но больно горло и… пти!

В ту же секунду с рога единорожки сорвался сиреневый магический сгусток, ударившийся в потолок и взорвавшийся, оставив на нём уже вторую фиолетовую магическую подпалину недалеко от первой. Похоже, немного ранее в меня она чуть не попала точно таким же сгустком.

Хоть я и предупредил Елену Фёдоровну о небольших проблемах с магией у Твайли, однако, когда магический шар пролетел у неё перед самым лицом, она этого всё же не ожидала и, видимо, напугавшись, резко отшатнулась от Твайли, да и сам я чуть поднос не выронил.

— Ой! Извините, — тут же сделала виноватую мордашку единорожка. — У меня всегда, когда простываю… апти! — в этот момент на кровати перед ней возникла книга «День рождения Алисы», отчего я просто вытаращил глаза. Она что, телепортировала её? — Ой… когда простываю, у меня перестаёт получаться контролировать магию и она часто получается сама… — Твайли снова попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какой-то виноватой.

— Твайли, не волнуйся, я уже бабу Лену предупредил об этом, — подал я голос, ставя поднос на столик между пары кресел.

— Ох-ох-ох, бедное дитятко, — заохала Елена Фёдоровна, присаживаясь на кресло возле дивана, на котором лежала единорожка. — Как же нам тебя лечить-то, когда у тебя магия…

— Пти! — на этот раз над рожком Твайли зажёгся яркий сиреневый с розовыми переходами шар света сантиметров восьми в диаметре, который медленно поднялся к потолку и там завис, медленно пульсируя и поблескивая вспыхивающими на нём и вокруг него искорками.

— … бунтует? — закончила Елена Фёдоровна, проводив глазами взлетающий к потолку светящийся шарик. Я, впрочем, тоже секунд пятнадцать не отрывал от него взгляд, прежде чем вновь посмотреть на Елену Фёдоровну и Твайли.

— Лечить? — заволновалась единорожка и сделала жалобные глаза. — Вы позовёте доктора, который снова будет давать горькую микстуру и кислые порошки? Или… будет делать уколы? — на последних словах она разволновалась ещё больше, в глазах отразился испуг, и Твайли несколько раз вздрогнула.

— Не волнуйся, милая, ничего противного тебе пить не придётся, — тут же заверила баба Лена единорожку, успокаивающе похлопав её по плечу. — И, думаю, без уколов мы тоже сможем обойтись, — добавила она. Я же к этому времени поставил возле Елены Фёдоровны принесённый мной с кухни табурет, на который выставил поднос. — А сейчас тебе нужно поесть кашку, Денис старался, готовил, потом выпить вкусный целебный чай с мёдом и лимоном и поспать. Чтобы набраться сил и быстрее выздоро…

— Пти!

— … ВЕТЬ??!!! — едва успела отшатнуться назад Елена Фёдоровна, так как секунду спустя из рожка Твайли огненная струя с полметра длиной. Слава богу, огонь не задел ни мою учительницу, ни висящий на стене за диваном ковёр, ни постельное, и секунды полторы спустя он иссяк.

И похоже, что последний стихийный выброс Твайли испугал и Елену Фёдоровну, так как она резко побледнела, и саму единорожку, в глазах которой набухли слёзы, нижняя губа задрожала и было видно, что она вот-вот расплачется. Так, надо что-то делать, и делать срочно, пока погода в доме окончательно не испортилась.

— Ну ни фига себе! Ну ты даёшь, Твайли! — сказал я, наклоняясь к единорожке и гладя по голове, пока Елена Фёдоровна приходит в себя. — Не знаю, как ты это сделала, но выглядело это круто. Ну всё, не расстраивайся, — я стёр пальцами выступившие на глазах единорожки слёзы, — всё в порядке. Вот только нужно как-то ослабить твою магию или вообще заблокировать, чтобы ни мы, ни квартира не пострадали. Может, мокрым полотенцем тебе рог обвязать?

— Не думаю, что это поможет, — задумалась единорожка, приложив копытце к подбородку, затем внезапно улыбнулась и её глаза просияли. — Вспомнила! Мне мама, когда я болела последние два раза, на рог цепляла какую-то штуку… На сетку похожа. Было немного неприятно, но с этой штукой на роге я не могла колдовать, зато моя магия не срабатывала сама и не причиняла маме с папой проблем…

— А ты не помнишь, из чего та сетка была сделана? — тут же спросил я Твайли, уцепившись за эту возможность. Ведь если я пойму, как родители Твайли могли блокировать её магию и смогу сделать такую же штуку, это будет просто замечательно, и мы сможем вылечить Твайли, не уворачиваясь каждый раз от очередной её случайно пущенной магии.

— Не очень… — снова задумалась единорожка. — Она была сделана из чего-то вроде железа, только очень лёгкого, и ещё помню, что оно быстро нагревалось… и она вся согнулась, когда я на неё случайно наступила…

— Подожди-ка… — сказала немного пришедшая в себя Елена Фёдоровна. — Мягкое и лёгкое железо… Алюминий! Точно! Самый безвредный из лёгких металлов, очень мягкий и легко гнётся или ломается и с высокой теплопроводностью.

— Действительно, подходит… — отозвался я. — Баб Лена, ты тогда покорми Твайли, а я пока поищу, у нас дома где-то валялся небольшой кусок алюминиевой проволоки и моток проводов. Попробую сделать из неё что-то вроде сетки-колпака на рожек Твайли. Надеюсь, это сработает.

— Давай, иди-иди, дай бабушке похлопотать над болеющей внучкой, — с улыбкой отозвалась Елена Фёдоровна.

Пока «бабушка» кормила Твайли и поила её лечебным чаем, занялся этим колпачком для рога. Пришлось, правда, перерыть два ящика со всякой хозяйственной мелочёвкой вроде гвоздей, разных кусков проволоки, резиновых прокладок, нескольких выключателей и розеток, батареек, тюбиков клея и прочего, прежде чем смог найти тот самый кусок алюминиевой проволоки, который мне был нужен. Немного подумав, взял ещё деревянное колечко под основу и нашёл в шкафу со швейными делами резинку — надо же чем-то закрепить этот блокиратор на голове Твайли.

Делая эту даже не сетку, а, скорее, решётку из алюминия, я ещё раз пять слышал в гостиной, как у Твайли срабатывает магия, причём один раз она вообще телепортировалась прямо ко мне на колени. И это при том, что, как она говорила, она не умеет телепортироваться! Да и про то, что она может пускать огонь из рога или включать телевизор без пульта я тоже не слышал. Интересный получается эффект. Похоже, во время неконтролируемых выбросов она умудряется подсознательно использовать магию, которой раньше не знала. Надо будет потом это проверить. Но лучше будет это сделать, когда она поправится.

К тому времени, как я закончил этот блокиратор, Твайли уже поела и, похоже, уснула, так как в гостиной стояла тишина. Выглянув, я убедился в том, что пришёл к правильным выводам: Твайли тихо сопела, укутавшись в одеяло, а Елена Фёдоровна сидела рядом и смотрела на спящую единорожку. Увидев меня, она поднялась с кресла и, подойдя к двери, жестом позвала меня за собой на кухню, чтобы не мешать спящей. Тихо подойдя к столику и оставив там этот (надеюсь, рабочий) блокиратор, я пошёл вслед за Еленой Фёдоровной на кухню.

На кухне мы умудрились чуть ли не разругаться, когда Елена Фёдоровна захотела тут же начать готовить куриный бульон — это при том, что уже был десятый час вечера. Благо мне удалось убедить её, что Твайли всё равно сейчас будет спать и бульон только зря остынет. Потом она стала настаивать на том, чтобы остаться здесь на ночь и поочерёдно дежурить возле единорожки. Потом, когда я смог её убедить в том, что это излишество и что завтра и послезавтра всё равно выходные, она начала мне объяснять, что нужно делать и что давать, если Твайли проснётся ночью и захочет пить или перекусить, или если ей вдруг станет хуже и так далее. Понимая, что она просто беспокоится о ставшей ей родной единорожке, я старался не перебивать и хотя бы делать вид, что слушаю её наставления, которые я и так по большей части знал.

Убедившись в том, что я всё понял и запомнил, она всё же отправилась домой, предупредив перед уходом, что придёт завтра с утра. После ухода Елены Фёдоровны я поужинал той самой кашей, которую сварил для Твайлайт, затем, тихо пройдя мимо спящей в гостиной единорожки, зашёл в спальню и решил сесть за уроки. Однако мысли мои всё время возвращались к лежащей за стеной и изредка покашливающей Твайли, из-за чего я не мог сосредоточиться и какое-то время спустя решил просто отложить их на потом. Вдобавок, уставший не столько физически, сколько морально, я чувствовал, что ещё немного — и усну прямо на столе, так что, раздевшись, лёг в кровать и впервые с тех пор, как я нашёл это рогато-копытное лавандовое чудо, я заснул без прижимающейся ко мне мягкой и тёплой единорожки под боком.

Глава 7 — Радуга в ночи

29 ноября 2003 г., суббота.

Удивительно, но скрученный мной из алюминиевой проволоки блокиратор работал — надетый на рожек Твайли, он успешно блокировал и её стихийные выбросы, и попытки осознанно использовать магию. Не знаю, правда, что тут именно сработало — форма блокиратора, чем-то напоминающая клетку Фарадея, или же алюминий действительно блокирует магию. В любом случае, сейчас важно совсем не это.

С утра Твайли стало ощутимо хуже. Когда я утром около восьми часов подошёл к единорожке, чтобы узнать её самочувствие, я чуть не запаниковал. Поняша выглядела куда хуже, чем вчера: шёрстка потускнела и слиплась от пота, её грива и хвост были не в лучшем состоянии, дышала Твайли ртом, тяжело и с еле слышной хрипотцой и едва заметно дрожала, словно её морозило.

— Твайли, малышка, как ты себя чувствуешь? — это в моём голосе такие панические нотки прозвучали?

Единорожка слабо заворочалась и медленно открыла глаза. Я испугался ещё больше: взгляд её был тусклым и блуждал, не фокусируясь ни на чём дольше нескольких секунд.

— Папа!.. — просипела она и хлюпнула заложенным носом. — Пить...

Я чуть ли не бегом бросился на кухню за кружкой воды. Когда я вернулся, мне пришлось аккуратно поддерживать единорожку под спинку, чтобы она смогла нормально сесть в кровати и попить, другой рукой при этом держа кружку.

— В туалет отнести? — заботливо спросил я. Единорожка помотала головой и снова хлюпнула носом.

— Так, с этим надо что-то делать, — сказал я, уходя в соседнюю комнату и возвращаясь с несколькими носовыми платками. Увидев их, Твайли тут же потянула к платкам копытце. Похоже, в малом возрасте она уже болела насморком и знает, что во время болезни нужно делать.

Когда Твайли с моей помощью высморкалась, я тут же позвонил Елене Фёдоровне, рассказав по телефону, что Твайли стало хуже. Сразу после звонка я поставил греться чайник, воду в кастрюльке для ингаляций и вчерашнюю кашу. Однако баба Лена даже не примчалась, а словно прилетела меньше, чем через две минуты после звонка, отчего я испугался уже за её здоровье — всё же в её возрасте подобные волнения и физические нагрузки крайне нежелательны, если не противопоказаны. Естественно, за две минуты ещё ничего согреться не успело, пусть и не это сейчас было самым важным.

Зайдя в квартиру, Елена Фёдоровна сразу же направилась к Твайли, я же продолжал заниматься завтраком, а заодно готовил и полоскание для горла, и воду для ингаляции, достав соду, соль и звёздочку. Заметив на полках пакетик с ромашкой аптечной, сохранившийся неизвестно с каких времён, решил, что лучше схожу попозже в аптеку и куплю новой — не хватало ещё, чтобы Твайли испорченной ромашкой траванулась. Пусть её и не нужно пить, а лишь полоскать ей горло, но слыхал я разные случаи по телевизору насчёт просроченных сушёных трав и лекарств…

Налив в кружку тёплой воды и размешав в ней по пол-ложки соды и соли для полоскания, а в кастрюльке с кипятком — чуть-чуть «Звёздочки», после чего накрыв её крышкой, я заглянул в комнату. Елена Фёдоровна сидела возле единорожки и о чём-то её спрашивала. Увидев меня, поднялась и, когда я посторонился, вышла в коридор, притворив за собой дверь.

— Твайли намного хуже, чем вчера, — с нескрываемым беспокойством сказала баба Лена. — У неё сильный жар и насморк, да и горло всё красное.

— Да уж заметил, поэтому и позвонил сразу, как увидел это, — ответил я, направляясь на кухню, Елена Фёдоровна пошла за мной. — И эти «народные средства» ещё и плохо ей помогают…

— Я боюсь, как бы нашей малышке не стало ещё хуже, — сказала баба Лена, тяжело вздохнув. — Нужно начинать её лечить серьёзно. Хотя бы сбить температуру «Ацетилсалициловой» или «Колдрексом» и дать противовирусное — похоже, она где-то подцепила грипп или ещё какой вирус.

— Да знаю! — несколько раздражённо ответил я, всё больше переживая за единорожку. — Но вы же помните, что было в тот раз, когда я ей дал полтаблетки «Цитрапака»? Он подействовал, но после Твайли полдня тошнило, вдобавок ходила будто пылью посыпанная.

— Ох, что же делать-то, что же делать? — всплеснула руками Елена Фёдоровна. — С лекарствами беда, в больницу нельзя ни в коем случае…

— … и экспериментировать с методами лечения на ней лучше не надо, — добавил я, одновременно задумавшись над тем, что сейчас нам нужно будет делать и как и чем лечить Твайли. — Разве что врача на дом вызвать… но кого? Тут нужен знакомый врач, который возьмётся за это и никому не расскажет. А у меня знакомых врачей нет…

— А у меня есть, — сказала баба Лена, вставая с табурета, на котором сидела. — Надеюсь, она не на работе сегодня.

— Знакомая врач? А вы в ней уверены?

— Я знаю Лику уже давно, отличный детский врач и хорошая девочка, — успокоила меня Елена Фёдоровна. — К тому же, её Олечке уже четыре годика, так что Лика поймёт нас и как детский врач, и как мать.

— У нас всё равно особого выбора нет, — вздохнув, согласился я. — Вы же знаете, что я боюсь за Твайли, ведь сколько в книгах и фильмах рассказывают про всяких богачей, которые ради такой живой и разумной игрушки для своего ребёнка пойдёт на что угодно. А кто и для себя будет искать, чтобы в своём зоопарке держать или же использовать в своих целях. Я уже молчу про всякие правительственные и военные лаборатории, которые хлебом не корми, дай только что-то внеземное и неизвестное изучить, и не приведи Господь Твайли попасть туда, — нервно почти на одном дыхании выпалил я. После добавил немного спокойнее: — Поэтому я и прячу её от других людей.

— Знаю и прекрасно тебя понимаю, как и твоё недоверие к чужим людям. Лучше про Твайли никому не рассказывать, чтобы не возникло проблем.

— Лена Фёдровна, если Вы ей доверяете, то и я доверю ей наш секрет, — сказал я уже более уверенно, чем парой минут ранее.

— Хорошо. Тогда пока займись завтраком, а я позвоню Миле, — сказала Елена Фёдоровна, уже поворачиваясь в сторону коридора к стоящему там телефону.

— Миле? — переспросил я. — Вы же раньше её Ликой назвали…

— У неё наше исконно русское имя — Милолика Тимуровна, — с улыбкой оглянулась через плечо Елена Фёдоровна, подходя к телефону, — так что её называют и так, и так.

— А-а-а, вот как… Необычное имя, — кивнул я больше себе и занялся завтраком, раскладывая по тарелкам согревшуюся кашу, нарезая бутерброды, доставая варенье и печенье, разливая чай по кружкам и параллельно слушая разговор Елены Фёдоровны по телефону:

— Алло! Алло, Лика, это ты? Лика, милая, здравствуй. Да, это я. Да. Да. Нет, я себя чувствую хорошо, та мазь для ног, что ты посоветовала, помогает, ноги уже почти не болят. Да. А у тебя как дела? Как Витя, как Олечка? Заболела? Ох ты, Господи, что за напасть! А чем? Гриппом? И у тебя тоже? Да, и у моей коллеги дочка вчера простыла семилетняя. И не знает что делать. Вчера казалось, что простыла несильно, а сегодня с утра сильный кашель, насморк и температура под сорок. Нет, не хочет. Она не доверяет незнакомым врачам. Она здесь всего два года живёт, к врачам, как она говорит, не обращалась, дочку при простуде лечила домашними средствами. Да. Нет. Поэтому и звоню тебе… Ты сможешь приехать? Да. Нет, она в соседнем с моим доме живёт. Да. Часа через полтора? Хорошо, ждём. Да, чуть не забыла. Девочка немного необычная и у неё нестандартная реакция на некоторые лекарства бывает. Ну, вроде тошноты или пятен по телу, через несколько часов пропадающих. Её, вроде, даже обследовали раньше, до приезда сюда, но врачи ничего не нашли. Да. Да, жду. Ах, забыла, записывай адрес…

Продиктовав адрес, Елена Фёдоровна положила трубку и повернулась ко мне.

— Всё в порядке, у неё с утра вызов, потом она свободна, подъедет через час-полтора.

— Хорошо, — кивнул я. — Эм-м-м, Лен Фёдровна, я тут сделал полоскание и развёл Звёздочку для ингаляций…

— Прекрасно, тогда я сейчас займусь Твайли, а ты пока доделай завтрак, — и, сказав это, зашла в комнату, спустя полминуты выйдя с единорожкой на руках и, кивнув на протянутый стакан с содой и солью и взяв его свободной рукой, зашла вместе с Твайли в ванну. Пару минут спустя голова единорожки, накрытая полотенцем, уже склонилась над кастрюлей, распространяющей по кухне ароматы эвкалипта, мяты и ментола. Я же как раз для единорожки дорезáл пару яблок на тарелку. Затем, когда Твайли закончила и я отнёс её обратно в постель, Елена Фёдоровна выгнала меня из кухни с подносом в руках и наказом «покормить Твайли и не мешаться под ногами».

Когда я принёс завтрак, единорожка не проявляла к еде особого интереса, оставаясь немного вялой. Однако, начав есть, она потихоньку оживилась и в итоге съела две трети тарелки каши и два бутерброда и как раз сейчас допивала свой чай, держа кружку двумя копытцами. Интересно, но, похоже, глушилка на роге совершенно не мешала Твайли использовать копытокинез. Хотя с другой стороны, это логично, ведь глушилка не на копыто надета, да и когда Твайли берёт что-то копытокинезом, её рог не светится, что означает, что в этот момент он не задействуется.

После всех лечебных процедур и завтрака единорожка немного оживилась и повеселела, взгляд же давно перестал блуждать по комнате, и даже температура, как мне показалось, немного спала. Включив единорожке телевизор и отдав ей в копыта пульт, я отправился в магазин за свежим хлебом, а заодно купить ромашки в аптеке. Ну и, увидев в магазине неплохие яблоки дешевле обычного, не удержался и взял ещё и их почти три килограмма. Всё же Твайли их любит, так что они у нас быстро заканчиваются.

Когда я вернулся, по дому витал запах… жарящихся оладий? Интересно, откуда только Елена Фёдоровна продукты достала? Кефира у меня вроде не было… разве что из дому принесла? Но что-то я не помню, чтобы она приносила с собой хоть что-то, когда утром примчалась после моего звонка… хотя… Ладно, будем считать это ещё одной из загадок Вселенной вроде «почему бутерброд с маслом всегда падает маргарином вниз?» или «как в женской сумочке может помещаться предметов, суммарный объём которых вдвое превышает внутренний объём самой сумочки?». Ну, и так как мне была дана чёткая установка «Не мешать!», то следующие 40 минут, пока мы дожидались врача, я провёл возле единорожки.

— А, Милочка, проходи-проходи, мы тебя уже заждались, — услышал я голос Елены Фёдоровны из коридора, когда она пошла открывать дверь после того, как в неё позвонили. — Как раз и оладушки уже готовы, как закончишь, хоть чайку попьёшь с нами да расскажешь, что у тебя новенького…

— Здрасьте, тёть Лен, — услышал я приятный молодой голос. — Спасибо, я недавно завтракала, так что, наверное, откажусь…

— Лика, своим отказом ты обижаешь старую и очень больную бабушку, которая ночей не спала, очей не смыкала, чтобы приготовить хоть что-нибудь вкусное, тем самым порадовав разбалованную заморскими деликатесами нынешнюю молодёжь! — эк она завернула! Я аж на секунду подумал, что баба Лена учитель литературы, а не химии.

— Тёть Лен, что вы такое говорите! — судя по голосу, возмутилась девушка. — Вы же ещё совсем молодая! Не наговаривайте на себя!

— Не подлизывайся, без обеда всё равно не уйдёшь.

— Но тёть Лена, я сейчас на диете, мне нельзя много мучного и сладкого! — однако судя по интонации, это было больше похоже на отмазку, чем на правду.

— Ой, знаем мы все эти ваши новомодные диеты! — отозвалась Елена Фёдоровна. — Помогут на месяц-два, а потом только хуже становится. Так что когда посмотришь Твайли, пойдёшь с нами пить чай, и больше мне никаких «но».

— Тёть Лен, вы издеваетесь!

— Именно! И вообще, дай старой больной бабушке о ком-нибудь позаботиться!

— Ладно, — услышал я из коридора вздох, — после осмотра подумаем. Так, где там моя пациентка?

— Здесь, в комнате, — на этих словах дверь приоткрылась и в ней показалась Елена Фёдоровна. Только, не заходя в комнату, она вдруг остановилась и развернулась обратно к находившейся в коридоре девушке, тем самым загораживая от неё комнату, а её — от меня, не давая мне её увидеть. — Ой, я забыла тебе сказать одну важную вещь. Она… как бы сказать… не совсем ребёнок.

— Тёть Лен, вы же говорили, что ей семь лет только, — в голосе девушки было слышно недоумение. — Или же она уже взрослая? Но тогда спросили бы, я бы вам номер Алевтины Геннадиевны дала, она моя давняя знакомая и отличный ЛОР, и простуды хорошо лечит, а если что серьёзное — её коллеги очень опытные…

— Нет-нет, я не об этом, — я увидел из-за спины бабы Лены, как она замахала перед собой руками. — Я о том, что она… ну… не совсем человек. Точнее, жеребёнок.

— Тёть Лен, вы ради этого меня оторвали от Оли? — в голосе девушки послышались возмущение и раздражение и даже злость. — Я вам что, ветеринар, что ли? У меня своих пациентов хватает, не говоря уже о болеющей дочери…

— Лика, она разумная говорящая единорожка! — вдруг повысила голос Елена Фёдоровна, после чего продолжила уже тише: — К тому же ещё маленькая и может обидеться. Думай что говоришь!

— Елена Фёдоровна, это уже выходит за рамки хорошей шутки, — вот теперь, судя по голосу, девушка злилась по-настоящему. Похоже, что звать её сюда и просить вылечить Твайли было глупостью. Потому что глаза Твайли, слышавшей весь этот разговор, светились непониманием и обидой и казалось, что она вот-вот заплачет. Всё же какой бы она ни была умненькой, но она пока ещё маленький ребёнок… ну, в её случае жеребёнок, и очень остро чувствует, когда из-за неё ссорятся. К тому же мне этот диалог тоже уже поднадоел, и я не выдержал.

— Вы ещё долго будете там стоять и нести всякую чушь? — довольно грубо высказался я, вставая со стула, что стоял возле дивана, и подходя к стоявшей в дверях Елене Фёдоровне. — Твайли из-за вас сейчас расплачется!

— Ох, бог ты мой, только не это! — тут же запричитала баба Лена, тут же садясь на диван возле облокотившейся спинкой на подушку единорожки и начиная её гладить по гриве. — Всё, всё, только не расстраивайся. А я тебе потом твой любимый салат из фруктов сделаю. Ну, ты не обижаешься на тётю Милу?

— Ы-ы, — помотала головой малышка и улыбнулась, а в её глаза вернулась радость и живость. После чего она посмотрела на вошедшую вслед за баб Леной и застывшую в дверях с лицом, выражавшем неверие, медленно переходящее в шок, девушку и улыбнулась. — А вы доктор, да? Меня зовут Твайлайт, а вас?

— Бред, — пробормотала стоящая передо мной девушка лет 22-25 с распущенными каштановыми слегка вьющимися волосами до лопаток чуть выше меня ростом. — Невозможно, такого не бывает… Так, похоже, у меня галлюцинации, — вдруг сказала она громко и, на удивление, спокойно, — потому что сейчас я перед собой вижу маленькую сиреневую лошадь с рогом на голове, в народе именуемую единорогом.

— Ну, если она и галлюцинация, — сказал я, хмыкнув, — то очень уж материальная и длится уже почти два месяца. К тому же, я как-то слышал по телику, что сходящие с ума люди всегда видят разные вещи. А и баба Лена, и я видим здесь маленькую сиреневую единорожку. Так что вариант, что вы сошли с ума, можно отбрасывать.

— То есть она… — у стоящей напротив меня девушки задёргался глаз и она застыла в ступоре. — Хи… хи-хи… — вдруг захихикала она. Я переглянулся с Еленой Фёдоровной и увидел на её лице беспокойство — Хи-хи-хи-ха-ха-ха-ха-ха-ха! — расхохоталась она, запрокинув голову, и буквально через секунд десять её смех резко оборвался, а сама она стала заваливаться.

— Твою мать! — невольно вырвалось у меня, пока я подхватывал свалившуюся в глубокий обморок девушку.

— Ох, бедняжка! — тут же вскочила баба Лена и подошла ко мне, с трудом удерживающему лежащую в обмороке девушку. — Я и не думала, что она так перенервничает… Дениска, можешь отнести её в другую комнату? Я с ней посижу, а когда очнётся, поговорю с ней. И ещё, будешь при мне ругаться — получишь по губам.

— Упс, извини, баб Лена. Сейчас отнесу, — кивнул я, негромко вздохнув, и, отнеся её в бывшую мамину комнату, положил на кровать и, выходя, прикрыл дверь. Затем, сходив за учебником по анатомии, сел возле Твайли, которая вернулась к просмотру телевизора, по которому как раз началась передача «Суперсооружения» про какой-то мост через широкий каньон (не думал, что эта программа о том, как строились крупнейшие сооружения на планете, её так заинтересует), и, периодически бросая на неё взгляд, наблюдая её состояние, принялся за чтение. Твайли, зная, что я учу уроки и что меня лучше не отвлекать, смотрела передачу, лишь раза четыре задав мне вопросы о том, что говорилось в передаче, на два из которых я и сам не знал точного ответа и пообещал, что как-нибудь потом это узнаю.

За чтением и повторением материала по школе и не заметил, как дверь в спальню открылась и показалась Милолика Тимуровна, так что когда я услышал её голос, то невольно вздрогнул.

— Всё равно не могу поверить в то, что вижу своими глазами, — услышал я голос девушки и, оторвавшись от учебника, посмотрел на неё. — Маленькая разумная единорожка… да ещё и сиреневая. И, говорите, это её естественный цвет? — оглянулась она на входящую в комнату вслед за ней бабу Лену.

— Именно так, Милочка, — подтвердила баба Лена. — И как рассказывала Твайли, в их мире встречаются пони самых разнообразных и даже диких сочетаний цветов и оттенков.

— Невероятно… — отозвалась девушка и, повернувшись к нам с Твайли, сначала вздрогнула, а потом улыбнулась. — Совсем забыла представиться. Меня зовут Милолика, можете звать меня Мила или Лика, как вам больше нравится. И хочу извиниться за свои слова, просто из-за того, что моя дочка Олечка сейчас болеет, я стала слишком уж нервной и на шутки, как я подумала вначале, плохо реагирую… Так, тебя, значит, у нас зовут Твайлайт, да? — посмотрела она на единорожку, а затем на меня. — А ты?..

— Денис, — коротко ответил я.

— Дениска, да? А где твои родители? На работе?

Её вопрос отозвался болью в сердце, и я почувствовал, что настроение падает куда-то вниз.

— Родители, они… — с трудом сказал я и замолчал. Говорить правду для меня всё ещё было тяжело, и хотя благодаря Твайли я перестал постоянно вспоминать о маме, но сердце всё равно не хотело принимать правду. И, не найдя сил продолжить, я просто поднял руку и указал пальцем вверх.

— Наверху? — на лице девушки отразилось недоумение. — На крыше?

— Мила, не надо про родителей!.. — тут же вмешалась Елена Фёдоровна. — Они…

— Они… какие-то важные шишки? Или бандиты? Или… — и тут, похоже, до неё дошло, потому что непонимание и недоумение на её лице сменились сначала на шок, а затем на жалость и сочувствие. — Не может быть… прости, я не хотела о твоих родителях…

— Я же тебе рассказывала, почему в больницу недавно попала, ты чем слушала? — возмутилась Елена Фёдоровна.

— Ой, так это его мать?.. — расширились у смотрящей на бабу Лену Милолики глаза, а затем она вновь перевела взгляд на меня. — Ох, прости, я не хотела тебя расстраивать и заставлять вспоминать…

— Проехали, — раздражённо махнул я рукой. Честно говоря, это сочувствие и жалость во взгляде последнее время меня здорово достало, я чуть не сорвался, с трудом удержавшись, чтобы не нагрубить. — Только можете не смотреть на меня с жалостью? Раздражает.

— Хорошо, Денис, — кивнула та, а затем повернулась к единорожке. — Так, у нас тут маленький больной жеребёнок лежит, а мы болтаем попусту…

«Тётя Лика», как её назвала Твайли, осматривала её и спрашивала её самочувствие минут пятнадцать, при этом всё больше и больше хмурясь. В итоге даже попросила её пописать в баночку и кое-как взяла у неё кровь, уколов её копытце сбоку. Твайли при этом ойкнула, но не заплакала. Не знаю почему, но то, что она не заплакала, почему-то меня обрадовало.

Конечно, сложность ещё состояла в том, что у Твайли и нормальная температура тела выше, и сердцебиение немного более частое, да и вообще она очень от человека отличается, что Лику сильно сбивало с толку. При этом, насколько она помнила краткий курс анатомии животных, Твайли и от наших земных лошадей сильно отличается — по крайней мере, как она сказала, без детального обследования, рентгена, УЗИ и кучи других тестов и анализов точно она сказать не может, но по тому, что она сама нащупала — «пропульпировала», как она выразилась медицинским термином, разница между ними заметная.

После осмотра Лика ещё почти сорок минут просидела вместе с Твайли, просто общаясь с ней на разные темы, а затем они с баб Леной ушли на кухню и ещё около получаса там сидели, я же остался вместе с Твайли. Ей «тётя Лика» понравилась и отзывалась Твайли о ней очень восторженно. Похоже, девушке удалось завоевать доверие маленькой лавандовой единорожки. Хоть вначале им и было сложно разговаривать, в первую очередь самой Милолике Тимуровне, но спустя минут десять то ли профессионализм сработал, то ли ей действительно понравилась единорожка, но оставшееся время осмотра Лика вовсю расспрашивала единорожку не только о её самочувствии, но и о многом другом. Например, она очень удивилась тому, что Твайли владеет магией, правда на её просьбу показать пришлось объяснить, что сейчас этого лучше делать не стоит. Не меньше удивления у неё вызвал копытокинез. А когда она узнала, что Твайли, оказывается, уже скоро закончит школьную программу третьего класса при том, что ей ещё и шести лет нет, то, думаю, это её… ну, не шокировало, но она была очень удивлена.

Закончив разговор с Еленой Фёдоровной, Милолика Тимуровна заглянула и пообещала Твайли, что заглянет к нам завтра, и через пару минут ушла. Баба Лена, позвав меня на кухню, объяснила, что Лика не уверенна точно, но считает, что у Твайли, скорее всего, грипп, но какая-то из более тяжёлых форм. Как она предположила, Твайли так себя плохо чувствует либо из-за того, что у неё просто нет иммунитета против наших земных болезней, либо, возможно, попав в организм Твайли, вирус значительно мутировал, что и вызвало такую сильную реакцию. В общем, она попросит своих друзей провести исследования, а ещё попробует осторожно поговорить со своими коллегами, так как хочет сделать полное обследование единорожки, и она прекрасно знает, что про Твайли никто кроме тех, кто будет её осматривать, не должен узнать, поэтому и хочет сначала поговорить со всеми. Конечно Елена Фёдоровна объяснила ей, что у Твайли не очень хорошая реакция на лекарства, рассказав про случай с таблетками от головы, что, как она сказала, заставило Милолику задуматься. В итоге для Твайли она выписала кое-что из дешёвых и хороших лекарств, которые не хуже, а то и лучше дорогих импортных, сразу предупредив, что не все их сейчас получится достать в аптеках, некоторые она возьмёт у коллег.

Дальше день прошёл почти как обычно, разве что я сначала сделал уборку и потом засел за уроки, баба Лена же бо́льшую часть дня просидела с единорожкой, причём малышка отказывалась спать или смотреть телевизор, а сама попросила с ней позаниматься, так что Елена Фёдоровна, сходив домой, принесла кое-какие книги по химии и физике и стала наглядно и доступно для маленькой девочки рассказывать, что такое химия и какое оно имеет в жизни значение. Самое удивительное, что когда я проходил мимо них во время уборки или заглядывал к ним в комнату, я видел в глазах Твайли живой интерес пополам с восторгом. Похоже, что интересный рассказ о химии от бабы Лены (и это действительно так, потому как хоть я и не очень люблю химию, однако скажу, что Елена Фёдоровна и в школе всегда очень интересно объясняет и показывает, так что, говоря, что она объясняет интересно, я знаю, что говорю) действительно понравился единорожке.

30 ноября 2003 г., воскресенье.

На следующий день ничего особо выдающегося не произошло. Лика пришла уже к девяти утра. Судя по результатам анализов, у Твайли действительно грипп, причём, вроде как, из группы неопасных, так что она и сама недоумевает, почему Твайли вчера утром было так плохо. Кстати да, сегодня единорожка действительно выглядела лучше, по крайней мере, не хуже того, как она выглядела, когда мы ложились спать. Заодно Милолика принесла таблетки и ампулу с каким-то относительно недавно появившимся жидким противовирусным средством, объяснив, что оно очень хорошо помогает против подобных этому штаммов вируса гриппа. Твайли, конечно, сначала испугалась и чуть не расплакалась при виде шприца, однако десять минут утешений и уговоров успокоили её, и укол удалось поставить без проблем, причём так как Милолика использовала так называемый «шлепок», малышка с улыбкой потом сказала, что даже и не почувствовала самого укола. Затем, посидев и пообщавшись с Твайли ещё минут двадцать, «тётя Лика» попрощалась со всеми и ушла.

Я так и не понял, что меня разбудило посреди ночи. Просто помню, что ещё вижу какой-то сон, в котором я иду по какому-то странному лесу, а сверху светит луна, а в следующую секунду рывком просыпаюсь. Включив стоящую на тумбочке возле моей кровати лампу, я посмотрел на часы. 3:18. И зачем я проснулся, подумал я, выключая лампу и вновь откидываясь на подушку. Закрыл глаза, полежал несколько минут и вновь открыл. Что-то было не так, что-то странное, ускользающее от внимания. В доме было тихо, как и на улице — недаром наш район находится на самом отшибе, так что по ночам здесь редко что нарушает тишину, особенно ближе к зиме, поэтому кроме негромкого тиканья часов и моего дыхания ничто не нарушало тишину комнаты. Внезапно где-то недалеко на улице залаяла собака, но, не пролаяв и минуты, смолкла, и в комнате вновь установилась тишина. Полежав в темноте ещё пару минут, я снова закрыл глаза, думая, что скоро вновь усну, и в этот момент из соседней комнаты я услышал тихий стон. Весь сон с меня тут же слетел. Подскочив с кровати и поёжившись — в комнате было прохладно, видимо, ночью похолодало, так что поставленное на минимальный огонь АГВ не нагревало квартиру так, как надо, я быстро подошёл к двери в гостиную открыл дверь и на несколько секунд впал в ступор. Единорожка лежала на диване и негромко стонала, а голова её металась по подушке из стороны в сторону, при этом её рог светился, несмотря на надетый на него блокиратор.

— Твайли, что с тобой? — подскочил я к единорожке. — Тебе стало хуже? Что болит? Сейчас, ночник включу…

— Папа… рог… горит… — простонала единорожка. — Магия… не могу удержать…

— Что с магией? Что можно сделать? — запаниковал я, затем, прикоснувшись к светившемуся и сыплющему искрами рогу, тут же отдёрнул руку: он действительно нагрелся и был обжигающе горячим.

— Рог… очень горячий… — повторила Твайли. — Магия… вырывается… из-под контроля… как будто сейчас… взорвётся… Папа, — посмотрела она на меня глазами, в которых виднелась боль и страдания, — я умру?

— Нет! — выкрикнул я, напуганный её словами. После чего, взяв себя в руки, продолжил уже нормально: — Нет, этого не случится, не волнуйся, мы сейчас что-нибудь придумаем… Точно, нужно снять блокиратор…

— Не снимай! — вдруг воскликнула единорожка, а секунду спустя её мордочка исказилась в гримасе боли и расслабилась лишь спустя секунд десять-пятнадцать. — Я… кажется, я знаю… что делать… мне мама рассказывала…

— Что? Что нужно сделать?

— На улицу…

— Что?

— Вынеси меня на… улицу… нужно… выпустить магию… иначе… сломает дом…

— Ты уверена?

— Да… быстрее… мой рог долго… не выдержит…

— Понял! — выпалил я и, тут же вбежав в свою комнату, принялся одеваться — не в трусах и футболке же по улице бегать? Я торопился, пальцы соскальзывали, замок на джинсах заело, свитер напялил поверх водолазки — надевать рубашку времени не было. Затем, одевшись и надев куртку и кроссовки, я осторожно завернул Твайли в одеяло, под которым она и лежала, и выскочил из квартиры.

— Быстрее… — простонала единорожка. — Отойди подальше… от домов… чтобы не… зацепить…

Я на несколько секунд растерялся, пытаясь сообразить, куда сейчас лучше всего бежать, пока не вспомнил, что у нас за соседней улицей начинаются пшеничные поля.

— Сейчас, через две минуты будем на поле, — выпалил я и рванул с места.

Впервые мне было так страшно за кого-то. Вроде и бежали всего ничего, но… фонари, кроме двух или трёх на весь маршрут, не горели, в нескольких дворах залаяли собаки, из одной из подворотен какая-то псина с лаем бросилась мне под ноги, я на рефлексах отмахнулся от неё ногой и, что удивительно, попал — псина со скулежом и воем отлетела метра на три и отстала — и всё это под стоны маленькой Твайлайт и её всё сильнее разгорающегося и искрящегося рога.

— Что дальше? Что теперь… делать? — выдохнул я, выбегая по проезженной колее примерно на середину поля.

— Сними блокиратор… опусти меня на… землю и отойди…

— Подожди, — с недоумением спросил я, — зачем опускать?

— Выброс… не сдержу… могу поранить… я боюсь, но…

И в этот момент что-то произошло. Я даже и не понял сразу, что это было. Потому что слабый серебристый свет Луны вдруг стал намного ярче, будто в полнолуние, хотя когда я вечером выглядывал в окно, то видел, что луна была где-то наполовину… как это называют… А, четверть, вот, только не знаю точно, первая или третья… вроде так это называется. Так вот, сейчас Луна была полной и светила куда ярче обычного. Ошеломлённый этим зрелищем, я застыл на несколько секунд, и в этот момент Луна вдруг покрылась странными тёмными пятнами, сложившиеся в непонятную фигуру, а секунду спустя что-то мелькнуло… а потом небо словно взорвалось и я увидел невероятнейшее зрелище! Яркая вспышка в небе меня ослепила на пару секунд и, не ожидавший подобного, я упал на задницу и, проморгавшись, широко расширенными глазами уставился на огромное радужное кольцо, расходящееся в разные стороны и постепенно затухающее, при этом спустя несколько секунд после вспышки до меня донёсся звук, отдалённо напоминающий взрыв.

— Sonic Rainboom… — услышал я шёпот единорожки, которую продолжал держать на руках. Опустив на неё взгляд, я увидел, как в её глазах буквально по-мультяшному отражается это быстро тающее радужное кольцо, а затем глаза единорожки внезапно вспыхнули белым, а на шёрстке засветились яркие сиреневые узоры, а секунду спустя я еле успел закрыть глаза, чтобы не ослепнуть от яркого сиренево-белого луча, что вдруг вырвался из рога Твайли и устремился куда-то ввысь. То, что это был луч, а также какой у него цвет я понял, приоткрыв чуть-чуть один глаз на пару секунд. Я успел досчитать про себя до тридцати шести, прежде чем свет погас и я, сначала снова приоткрыв один глаз, а затем, убедившись, что всё закончилось, и второй, увидел, что рог Твайли больше не светится, а сама она не шевелится, и лишь едва слышно её дыхание — похоже, она уснула. Я снова запаниковал на несколько секунд — я был уверен, что это видели многие, кто не спал сейчас, так что самое важное было сейчас сбежать отсюда подальше, чтобы никто не увидел меня и Твайли и не связал нас и ту яркую вспышку, так что поскорее побежал домой, только не той, по которой я выбежал на поле, а другой. Мало ли, вдруг хозяева тех собак проснулись и видели, что происходит?

Забежав с Твайли в руках через десять минут в свой дом, я, похлопав по карманам, вспомнил, что забыл взять ключи, а потом и сообразил, что и дверь я тоже не закрыл. Зайдя в квартиру и закрыв за собой дверь, я почувствовал вдруг навалившуюся усталость и, скинув кроссы и куртку, с трудом в темноте добредя до дивана в гостиной, положил на него единорожку и, упав рядом, отключился.

Глава 8 — Новые воспоминания

Упс, только когда сегодня заглянул в свой аккаунт, выяснил, что забыл здесь выложить эту глав. Так что получилось, что выкладываю сразу две.

1 декабря 2003 г., понедельник.

Утро встретило меня довольно странным состоянием. С одной стороны, я еле смог продрать глаза, которые слипались так, будто в них кто-то на самом деле налил мёду. Вдобавок сильно болела голова, а мышцы во всём теле ныли так, словно я вчера сдавал нормативы по физкультуре за весь год разом.

С другой стороны, что самое парадоксальное, я ощущал огромный прилив энергии, а тело при том, что болели чуть ли не все мышцы, казалось лёгким и полным сил, отчего возникало странное ощущение, что достаточно взмахнуть руками — и я воспарю над облаками аки юный неудержимый сокол, уносимый потоками игривого ветра навстречу жаркому светилу, что дарит жизнь нашей зелёной планете…

Я моргнул. Затем резко потряс головой. В глазах, правда, стало не намного светлее — видимо, утро ещё не вступило в свои права и за окном лишь едва-едва рассвело, но в голове прояснилось, хоть она при этом и заболела сильнее. Одновременно с этим в моей голове сформировался вопрос: и что это за бред мне сейчас пришёл в голову? В жизни не болел всякой поэзией и поэтичностью.

Да, мне нравится музыка и кое-какие песни — да и кому она не нравится? — так что и сам порой слушаю под настроение пару-другую песен, но бывает это довольно редко. У нас дома и кассет-то довольно мало, в основном мамина танцевальная и балетная музыка, сохранившаяся с тех времён, когда она хотела стать актрисой и выступать в театре и которую она порой включала, чтобы поностальгировать. Я же обычно обхожусь телевизором, по которому часто крутят клипы с неплохими песнями. Не то, что у большинства моих одноклассников, у которых дома была куча кассет или появившихся несколько лет назад дисков.

Читать стихи же я не люблю с детства, как и всякую пафосную романтику. Так что мне тем более непонятно, с чего вдруг меня на эти «поэтические» сравнения пробило. Другой бы сказал «забористая травка», вот только я подобную гадость в принципе не терплю, да и не попиваю пивко, как некоторые мои одноклассники делать любят…

Зажмурившись и поморщившись от накатившей головной боли и неприятно ноющих мышц, я перевернулся на спину, пережидая, пока станет немного полегче, при этом всей кожей ощущая некий дискомфорт некую неправильность. И лишь когда я спустя минуту или две, открыв глаза, начал подниматься, до меня дошло: я вчера не разделся. Неудивительно, что ощущался дискомфорт от надетой на меня мятой одежды.

Подняв взгляд, я с недоумением уставился на интерьер гостиной. И чего я забыл здесь? С чего вдруг я сплю здесь, а не в своей комнате, да ещё и в одежде? Притом, что я точно помню, что я засыпал у себя…

В этот момент я наткнулся взглядом на лежащую возле меня единорожку, и тут же воспоминания о ночной пробежке затопили моё сознание. В голове тут же возник с десяток всяческих вопросов. Что это было за странное радужное кольцо? Почему Луна вдруг стала полной, хотя до этого светилась всего лишь наполовину? Что это был за луч, выпущенной моей малышкой? И главное — видел ли кто-нибудь их с Твайли там, на поле, или когда они убегали с него? Точно, Твайли!

Я снова посмотрел на спящую маленькую кобылку. Удивительно, но в слабом утреннем свете рожек единорожки слегка светился, а разметавшаяся по подушке грива кое-где поблескивала. Дотронувшись рукой до её лба, я с удивлением отметил, что тот уже не был горячим, то есть жар, державшийся вчера почти весь день, спал. От мысли, что единорожка пошла на поправку я испытал огромное облегчение пополам с радостью. Что интересно, её слабо светящийся рожек, когда я до него случайно дотронулся, был немного теплее её лба. Я наклонился чуть ближе, прислушиваясь. Дыхание кобылки было спокойным и глубоким, хотя пару раз носом она всё же хлюпнула. Значит, нос ещё заложен, лишь температура прошла.

В этот момент единорожка перевернулась с бока на спину, и её чёлка смешно упала ей на лоб и немного — на глаза. Протянув руку, я откинул ей со лба чёлку, мимоходом подумав, что её стоит немного подрезать, чтобы не мешала поняшке. В ту же секунду Твайли распахнула глаза — и я замер, глядя в остановившийся стеклянный взор её глаз, в которых в точности, как в каком-нибудь мультфильме очень быстро словно сменяли друг друга полупрозрачные цветные картинки или фотографии. Забеспокоившись и словно очнувшись от наваждения и вызванного им ступора, я уже хотел потрясти единорожку за плечо, как она на секунду закрыла глаза, а когда распахнула их вновь, в них отражались детское любопытство и неумная энергия, которые медленно сменялись удивлением, а затем и недоумением и некой растерянностью.

— Папа?.. — с недоумением и даже как-то недоверчиво спросила Твайли, глядя на меня.

— Твайли! — тут же отозвался я. — Ну и напугала же ты меня вчера! Ты как себя чувствуешь? Голова не болит? — на этих словах я сам почувствовал новую «волну» головной боли, накатившую на несколько секунд и медленно отступившую, от которой я невольно поморщился.

— Лучше, уже не болит, — ответила она, однако недоумение и растерянность не пропадали из её взгляда. — Но… Как странно… Почему я здесь? И эта комната… — она оглянулась вокруг, — я точно помню, что засыпала у себя дома. Но это место кажется таким знакомым…

— Твайли, малышка, что с тобой? — забеспокоился я, испугавшись, что после вчерашнего с ней что-то случилось. — Вроде уже и температуры нет, чтобы ты бредить начала. Ты разве забыла, что уже два месяца живёшь со мной?

— Нет. Я помню… Помню, как попробовала дома использовать магию теле-порта-ции предметов на своём мячике, и она вдруг вырвалась и громко хлопнула, потом ничего не помню, а проснулась я уже здесь… но ещё помню, как была в «Школе для одарённых единорогов», как меня позвали… нет, вызвали на эк-за-мен, и я использовала свою магию на яйце, из которого вылупился маленький дракончик Спайк… и помню уроки с моей наставницей, самой Принцессой Селестией. И вчера у меня был День рожденья, мне наконец исполнилось восемь лет, был торт, мой любимый, с клубникой, взбитыми сливками, орешками и ромашками…

— Твайли, — позвал я её, так как она рассказывала что-то странное, о чём она точно раньше ни разу не упоминала, и с каждым словом её рассказ становился всё невероятнее и невероятнее.

— … А ещё! — продолжила единорожка, словно не слыша меня. — А ещё Принцесса подарила мне книгу «Простые заклинания для маленьких гениев»… Книга… книга, да где же она? — единорожка вдруг вскочила и, спрыгнув с кровати, начала бегать по комнате, выдёргивая телекинезом одну книгу за другой и тут же, прочитав название, отбрасывая её в сторону. — Не она… не она… не та…

— Твайли! — вновь позвал я её.

— … не та… не та… не та… — продолжила Твайли дёргать книги одну за другой, не слыша ничего вокруг, после чего на очередной книге вдруг замерла, кинула остававшиеся в её телекинезе книги во все стороны и воскликнула: — Да где эта Дискордова книга? Спайк, куда ты поставил книгу «Простые заклинания для маленьких гениев»? Спайк?! — выкрикнула маленькая кобылка, стоя посреди разбросанных книг, после чего раздражённо-уверенное выражение на её мордочке сменилось удивлением. — Спайк? Но ведь он же ещё совсем малыш… — на её мордашке отразились недоумение и растерянность. — Почему же я его позвала? И почему мне на секунду стало грустно, словно кого-то не хватает?

— Твайлайт! — в третий раз позвал я. — Да что с тобой вчера случилось-то? Ты меня уже пугаешь…

— Папа! — посмотрела она на меня жалобно. — Я… Стой, ты же не мой папа, — вдруг выдала Твайли. — Я помню, что живу в Кантерлоте со своими мамой и папой. Но… я помню, как ты заботился обо мне и как я звала тебя папой… А-а-а-аргх! — она вдруг обхватила копытцами голову, сев на пол. — В голове сумбур, мысли путаются. Будто я это я, но в то же время и не я, а другая я, которая не я… Ох, не могу сосредоточиться, в памяти хаос… в памяти… Это оно! — вдруг воскликнула маленькая единорожка, аж подпрыгнув на месте, после чего начала ходить по комнате из стороны в сторону, при этом умудряясь не спотыкаться о разбросанные на полу книги. — Мне в голову будто запихали новые, чужие воспоминания. Но в то же время в тех, новых воспоминаниях я — это я, я точно помню, что в них я часто видела себя в зеркале, только уже немного постарше, и меня тоже звали Твайлайт Спаркл… И я даже могу вспомнить тот день, после которого я очнулась уже здесь. Помню, как хотела научиться теле-портиро-вать игрушки, начала тренировать это заклинание, сначала ничего не получалось, потом, помню, я зажмурилась, начала накачивать магию в рог, потом было ощущение, словно рог очень горячий и пульсирует, и я выпустила магию. Потом был хлопок и вспышка, а когда я открыла глаза, мячик исчез! Да, точно, мама его тогда во дворе нашла! Там же были и несколько кубиков, кукла, горшок с цветком и мамина книжка про цветы. Я их все телепор-тиро-вала. Ой, только цветок, то есть, горшок с цветком разбился, — сделала единорожка умильно-виноватую мордочку, после чего продолжила рассказывать: — Но мама меня тогда даже не ругала, а наоборот очень радовалась, что я смогла освоить сложное заклинание телепортации, — первый раз произнесла единорожка это слово без запинки, — предметов в пять лет. Даже помню, как мы пошли записываться в «Школу для одарённых единорогов», но там нам сказали приходить, когда мне уже будет семь лет. И я помню, как учила заклинания, читала книги, много тренировала свою магию, и как пришла к ним на экзамен помню так, словно… — тут Твайли вдруг замерла, её шёрстка побледнела, зрачки испуганно расширились, ушки поджались к голове, и единорожка даже не села, а рухнула на круп, — … словно я никогда не попадала сюда. Папа, — жалобно сказала единорожка, повернув голову ко мне и посмотрев мне в глаза своими огромными фиалковыми, в которых в этот момент набухали слёзы. — Папа, если та я настоящая, то кто тогда я? Я… копия?

— Ты что вообще такое говоришь? — немного потерявшись в дебрях рассуждений этой маленькой умной единорожки, я не сразу сообразил, о чём она сейчас говорила и почему вдруг расстроилась. — Какая копия, какая другая, какая школа? Да что с тобой со вчерашнего дня происходит?

— Я не знаю, — всхлип, — папа, я… я… — и в этот момент она не выдержала и расплакалась.

Я почти на инстинктах присел возле неё и, подхватив поняшку на руки, прижал её к себе, поглаживая по гриве и спинке, Твайли же, обхватив мою шею передними копытцами, сначала пыталась что-то сказать сквозь плач, а затем просто уткнулась носиком мне в плечо. Постепенно всхлипы утихали, становясь реже и тише.

— Ну, всё, всё, успокойся, не плачь, всё хорошо, — приговаривал я, не переставая поглаживать единорожку. — Ну как, успокоилась? Всё нормально? — как можно мягче и заботливее спросил я поняшку, когда всхлипы затихли и она, отстранившись, посмотрела мне в глаза.

— Угу, — кивнула она немного расстроенно и как-то даже обречённо, при этом во взгляде был какой-то затаённый страх. — Но ведь я… я — копия и, наверное, неудачная…

— Кто тебе такую чушь сказал? — тут же возмутился я, так как до меня начало наконец доходить, что именно сейчас пережила эта малышка. Если я правильно понял, она как-то увидела воспоминания другой себя или себя из какого-то параллельного мира, соседствующего с её родным, в котором та Твайлайт не попала ко мне, а осталась жить в ихней этой… Эквестрии, так вроде Твайли назвала её страну. Неудивительно, что она пережила такой шок, посчитав себя копией, а свою жизнь — ложью. И если ничего сейчас не сделать и не убедить её в обратном, это может стать для неё тяжёлой психологической травмой на всю жизнь.

— Но мои воспоминания, — единорожка вновь всхлипнула. — Если это так, то я…

— Да какая разница! — перебил я её, не давая вновь сосредоточиться на не нужных ей в данный момент мыслях. И, увидев недоумение в её глазах, продолжил: — Какая разница, кто ты и откуда? Мне неважно, кто ты на самом деле, откуда ты и как сюда попала, и мне всё равно, копия ты или нет. Ты — это ты. И для меня ты — моя маленькая, милая Твайли, которую я нашёл выпавшую из сияющего шара света и о которой я пообещал самому себе заботиться и вырастить, что бы ни произошло. Слышишь? Что бы ни произошло, я всегда буду рядом и поддержу тебя, — с этими словами я обнял единорожку и поцеловал в лобик, мимоходом отметив, что рог её перестал светиться.

— Пап… — сказала Твайли спустя пару минут, отстранившись и посмотрев мне в глаза своими, в которые вернулась жизнь и из глубины которых наконец-то пропал тот страх… наверное, страх того, что теперь я брошу её. — Па-ап, а… — и в этот момент у неё забурчало в животике, — … а что на завтрак?

То, что Твайли вновь повеселела и перестала думать о тех воспоминаниях, что она получила вчера, меня обрадовало. Однако вид разбросанных по комнате книг показал мне, что у фанатичной одержимости малышки книгами есть и свои недостатки. Поэтому следующие десять минут я всё это объяснял единорожке, что разбрасывать книги и не ставить их туда, откуда они были взяты — это плохая привычка, от которой лучше избавиться. Тем более привычка брать книги и ставить их на место приучает к организованности, да и позволяет легче запомнить что-то визуально и потом без труда вспомнить, когда что-то лишнее или чего-то не хватает, что порой бывает очень полезно. Твайли выслушала это очень серьёзно — по крайней мере она старалась держать на своей мордочке как можно более серьёзное выражение, хотя, если честно, у неё это не особо получалось, так что, думаю, мне ещё придётся ей об этом не раз напомнить.

Только после этого мой взгляд упал на часы... и я, смотря на то, что стрелки показывают уже 25 минут девятого, с ужасом вспомнил, что сегодня понедельник и что мне нужно было в школу! Однако из-за того, что чувствовал себя я всё ещё не очень хорошо, не говоря уже о том, что у меня на руках была маленькая не до конца выздоровевшая единорожка, которую всё же лучше пару дней не оставлять одну, я позвонил в школу и сообщил, что простыл на выходных и что меня пару дней не будет, пока не долечусь. После этого позвонил Елене Фёдоровне, сообщив, что я отпросился в школе на пару дней. Она меня, правда, хотела отругать, но я всё объяснил — и то, что нужно присматривать за Твайли, и то, в каком состоянии я сегодня проснулся, так что в итоге Елена Фёдоровна поворчала на меня, чтобы я больше так не делал, не предупредив перед этим её, а затем сказала, что у неё уроки аж после 12 часов, так что она через несколько минут придёт.

Затем я занялся завтраком, и Твайли, конечно же, помогала. Однако не успели мы закончить его готовить (сегодня на завтрак у нас был омлет с помидоркой, парой сосисок, и зеленью, разогретая на сковородке вчерашняя гречка, яблоко для Твайли и чай с печеньем), как пришла баба Лена. Увидев, что единорожка не в кровати лежит, а бодро скачет по кухне, помогая мне, Елена Фёдоровна чуть ли не с порога кинулась к ней, чтобы всеми доступными и недоступными ей способами проверить её самочувствие. И только убедившись спустя минут пять, что жара нет и что Твайли действительно чувствует себя гораздо лучше, Елена Фёдоровна более-менее успокоилась, хотя изредка всё же щупала единорожке то лоб, то нос, словно не до конца верила, что жар спал.

Завтрак прошёл в приподнятом настроении. Твайли слопала всё, что ей положили и даже просила добавки. Если судить по аппетиту, единорожка уверенно шла на поправку. О её болезни напоминал лишь небольшой насморк.

После завтрака я пересказал то, что случилось сегодня утром. Шокированная произошедшим баба Лена стала расспрашивать Твайли подробности о том, что она чувствовала, а также как «та она» жила в её родном или параллельном, очень близком её родному мире и так далее. Честно говоря, сначала единорожка отвечала не очень охотно — видимо, даже после моих слов она ещё комплексовала из-за пришедшей извне памяти. Однако когда вопросы дошли до её школы, кобылка словно ожила и стала с огромным восторгом и энтузиазмом рассказывать о том, как их учат разным простым заклинаниям, рассказывают об истории и культуре Эквестрии и соседних стран, учили, как и мы, читать, писать, считать, рисовать, петь и ещё много чего интересного.

Кстати, Твайли даже показала алфавит, который используют пони. Он оказался довольно занимательный: во-первых, в нём было тридцать основных букв плюс четыре универсальных модификатора плюс восемь специальных модификаторов, которые используются реже, к тому же закреплены каждый только за определёнными буквами, вдобавок девять букв имеют по отдельному модификатору. Буквы только примерно половина более-менее похожи на буквы нашего или английского, то есть, латинского алфавита. Остальные же, как и большинство модификаторов, выглядят как разные пиктограммы: крыло, подкова, смотрящая в одну из четырёх сторон, рог, яблоко, звезда... В итоге выходит что-то между каким-то готическим шрифтом и египетскими иероглифами, которые мы вспомнились из истории, что мы проходили ещё в младших классах. Когда же мы попросили Твайли что-нибудь написать её языком и прочитать нам, то с удивлением услышали набор отдельных звуков, соответствующих буквам, что используют в речи люди, пополам с цоканьем, почти птичьим щебетом, всхрапыванием и короткими звуками, отдалённо напоминающими ржание. При этом говорила она на нём немного… неуверенно, что ли? Услышанное ввело меня в короткий ступор. Я никак не мог понять, если её язык столь не похож на человеческий, почему же она, только появившись в нашем мире, заговорила на английском языке? И почему она тогда забыла свой родной язык? Однако ответов у меня не было, поэтому, учитывая, сколько всего невероятного произошло за вчерашнюю ночь, я решил пока отложить эти мысли на дальнюю полку своего сознания, тем более, что кроме туманных догадок, не подкреплённых какими-либо фактами, у меня не было.

Однако с наибольшим восторгом Твайли рассказывала о том, что её отметила сама Принцесса Селестия, сделав Твайлайт своей личной ученицей, и часто проводила с ней время, рассказывая много интересного, объясняя сложные темы и заклинания и иногда давая Твайли специальные задания или редкие книги из Королевской Библиотеки, о которой Твайли рассказывала с не меньшим восторгом. «Да уж», пришла мне в голову мысль, пока я слушал её восторженный рассказ о библиотеке и содержащихся там книгах, «похоже, что её помеша... то есть, любовь к книгам с возрастом лишь возросла».

Со всеми этими событиями я совсем забыл посмотреть новости, чтобы узнать, видел ли кто-нибудь выпущенный Твайли ночью луч. Потому что если его видели много людей, это будет очень и очень плохо. Радовало лишь то, что произошло это почти в 4 ночи, когда люди обычно спят. Нет, я слышал, что некоторые любят засиживаться за компьютером по полночи, а то и всю ночь, и пара моих одноклассников, у кого есть компьютер и кому не слишком надоедают родители, порой и сами, как они хвастались, сидят до часу или двух ночи, и то больше на выходных. Однако мысли о произошедшем ночью кое-что мне напомнили.

— Твайли, — обратился я к единорожке, когда Елена Фёдоровна вышла на кухню — она сегодня взялась помыть посуду, — ты же помнишь, что случилось ночью?

Единорожка на пару секунд задумалась, приставив копытце к подбородку.

— Не очень, — наконец ответила она неуверенно. — Помню, что ты меня куда-то нёс, в моём роге собралось очень много магии и мне было больно, а потом я больше не могла удерживать магию и выпустила её, после чего мне стало легче, а что потом, я не помню...

— А ты не знаешь, что значит «Sonic Rainboom»?

— Это же... это просто потрясающая вещь! — радостно запрыгала единорожка с сияющими восторгом глазами, а затем снова села, начав активно жестикулировать копытцами в такт своим словам. — Это выглядит просто невероятно! Я читала об этом и даже видела его два раза своими глазами! Это просто потрясающий трюк, который могут выполнить лишь лучшие летуны среди пегасов!

— То есть он очень сложный?

— Да! Чтобы его сделать, нужно очень сильно разогнаться, а потом так — бум! — и в небе появляется огромное красивое радужное кольцо, а за летящим пегасом остаётся яркая радужная полоса! Это так красиво! Первый раз я его увидела, когда пыталась сдать экзамен в «Школу для одарённых единорогов» и когда я должна была помочь магией вылупиться дракончику. А ещё я тогда получила свою кьютимарку! — внезапно Твайли замерла на пару секунд. — Моя кьютимарка! Если мне сейчас всего пять лет, то её... — в этот момент Твайли повернула голову и посмотрела на свой бок, — … её нет! Папа, — Твайли повернулась ко мне и жалобно посмотрела мне в глаза, — моя кьютимарка исчезла! — после этих слов в глазах единорожки в который раз за сегодня стали набухать слёзы.

Я же вспомнил, как Твайли недавно рассказывала о кьютимарках, как она их называет, а также насколько они важны для каждого пони, точнее даже, для каждого жеребёнка. Насколько я понял, взрослые пони такой значимости кьютимарке не придают, хотя она и показывает их особый талант, специальность, а зачастую и профессию и напрямую или же образно с ней связаны. Однако для жеребят получить красивую и интересную кьютимарку — такая же мечта, как у детей мечта кем-то стать, когда вырастут, или что-то сделать интересное — полететь на Луну, изобрести новое лекарство, найти новый источник энергии и так далее. Поэтому я понимал, почему она так расстроилась, как и то, что нужно её или чем-то отвлечь, или сделать что-то, чтобы не дать ей расплакаться.

— Твайли! Вспомни, сколько тебе лет сейчас? — постарался я отвлечь единорожку.

— В-восемь, — всхлипнула она снова, затем на пару секунд застыла с недоумением на мордочке и продолжила: — Нет, это той мне восемь лет, а мне сейчас... пять лет, семь месяцев и двадцать шесть дней. Да, именно столько.

— Вот, а во сколько ты получила кьютимарку?

— Я же уже говорила, на экзамене, когда мне было почти семь... лет... — на последних словах её мордочка просветлела, а в глазах зажглись удивление и надежда. — Получается, мой талант не исчез, я просто не получила его ещё раз! — и единорожка снова запрыгала от радости, а затем, когда я присел рядом, чтобы потрепать Твайли по голове, она подпрыгнула и обхватила меня передними копытцами за шею.

— Пап, я тебя люблю, — сказала она и чмокнула меня в щёку.

— Я тебя тоже, малышка, — ответил я, поддерживая её одной рукой и гладя другой по гриве и спинке.

Глава 9 — Новости

Выкладываю пока столько. Сначала думал, что выложу весь кусок, вот только пока переписывал с тетрадки, четыре тетрадных страницы, обычно превращающиеся в полторы страницы А4, медленно разрослись до уже 4 страниц и продолжают разрастаться. А держать главу мне уже надоело, поэтому разбил её на две, и вторую часть я выложу, когда допишу ещё два куска — т.е. ещё 2-3 страницы. Если они тоже не разрастутся ещё на страниц 5, а то и больше...

Ах да, сделал кучу мелких правок в предыдущих главах и добавил где-то полстраницы текста в 4й главе.

Воодушевлённая моими словами Твайли решила опробовать то, что узнала от себя-восьмилетней. И первым делом она, потратив на тренировку около получаса, всё же смогла заморозить в тазике сантиметра полтора воды. Правда при этом половина ванной покрылось инеем и в ней ощутимо похолодало. Однако баба Лена при виде её успехов тут же расцеловала свою непарнокопытную внучку. Да и сама Твайли после удачно наколдованной магии пару минут подпрыгивала от радости, после чего решила сразу же опробовать заклинание «Огонёк», которым можно поджечь бумагу, солому, спички или веточки, однако мы с Еленой Фёдоровной смогли отговорить её, предложив попрактиковать его во время следующей прогулки.

За этими занятиями мы и не заметили, как время приблизилось к одиннадцати часам. Отвлёк нас приход «тёти Лики». Правда, в первые несколько секунд Твайли её не узнала — возможно, это из-за новообретённых воспоминаний, которые могли как-бы задавить её предыдущую память, — но уже через каких-то полминуты радостно щебетала, рассказывая, что у неё получилось заморозить воду, и даже вновь это продемонстрировала, поразив и, как мне показалось, немного напугав этим Милолику. Не меньше удивления у неё вызвало столь быстрое излечение Твайли. Однако, послушав и осмотрев единорожку (которая при этом вертелась и хихикала в точности, как ведут себя многие маленькие дети), она сообщила, что температуры у неё действительно нет, а симптомы похожи на обычную простуду, но никак не на результат действия какого-то опасного вируса, как оно выглядело вчера. Закончив с осмотром и расспросив единорожку о самочувствии, Мила ещё какое-то время повозилась с Твайли.

Я же, в какой-то момент кинув взгляд на часы, заметил, что было уже почти без двадцати двенадцать, о чём я и сказал Елене Фёдоровне. Та посмотрела на часы, потом в сторону гостиной, в которой находились Твайли и тётя Лика, потом на обед, который мы только начали готовить, затем ещё раз на часы, на стоящий в коридоре телефон, а затем направилась к последнему. Через полминуты я услышал, как Елена Фёдоровна сообщает слабым больным голосом, что у неё сердце прихватило, что она просит поставить ей сегодня замену и что она уже вызвала своего знакомого врача, который выпишет ей на сегодня и, возможно, на завтра больничный. Положив трубку, Елена Фёдоровна заглянула в гостиную, а вернувшись на кухню спустя минуты три-четыре, строго посмотрела на меня и сказала, что это в последний раз она отпрашивается и прикрывает меня, и чтобы я к этому не привыкал. Естественно, я ответил, что всё понял, после чего мы с бабой Леной продолжили готовить обед. И уже закончив готовить и накрывая на стол, мы увидели выходящую из гостиной уже собравшуюся Милолику — видимо, она уже хотела уйти.

— Милочка, — тут же подала голос Елена Фёдоровна, — а куда это ты так торопишься?

— А? — как-то немного испуганно отозвалась Милолика. — А, тёть Лен, это вы. Мне это… на вызов нужно. К двум часам.

— Ну так сейчас без двадцати час только, — заметила баба Лена. — Как раз успеешь пообедать с нами и пойдёшь.

— Тёть Лен, я же говорила, мне неудобно, вы меня разбалуете и закормите! — сказала Милолика как-то просяще и немного обречённо.

— Так, Мила! — не выдержала Елена Фёдоровна. — То, что ты отказываешься от обеда, который я сделала вот этими самыми руками и вложила в неё всю душу, очень меня расстраивает, из-за чего у меня в крови повышается холестерин, сахар, гормоны, гемоглобин, белок и желток, из-за чего сужаются сосуды, начинают болеть все суставы, у меня появляются артриты, артрозы, циррозы и сердечная недостаточность… Что? Что такого смешного я сказала?

— Ха-ха-ха… Тёть Лен… хи-хи… — сквозь смех с трудом ответила Милолика, утирая выступившие на глазах слёзы. — После Ваших слов… хи-хи-хи… любой врач от хохота лежал бы минут десять… хи-хи-хи… Фу-у-ух, тёть Лена, ох, насмешили.

— Всем бы вам лишь бы посмеяться над старой больной женщиной, — с обидой в голосе проворчала баба Лена, хотя когда она отвернулась от тёти Милы, я увидел, что она и сама улыбалась. После чего вновь повернулась и строго добавила: — И ещё, шутки про то, что пять минут смеха заменяют стакан сметаны тебе не помогут, так что живо мыть руки и за стол. И в следующий раз даже не вздумай отказываться. Твайли, золотко, ты кушать идёшь? — спросила она громче в приоткрытую в комнату дверь.

— Ура, обед! — буквально через две секунды выскочила из комнаты единорожка, после чего, вдруг затормозив, повернулась к Милолике: — Тёть Мила, а Вы пообедаете с нами?

Похоже, что к подобной этой атаке детских умоляющих глаз Милолику Тимуровну, хоть она и детский врач, жизнь не готовила, потому что она явно растерялась.

— Э-э… но мне нужно… к двум… — неуверенно сказала Милолика, сделав шаг назад, к двери.

— Вы, — всхлип, — не хотите пообедать с нами? — жалобно и с набухшими на глазах слезами вымолвила Твайли, глядя на Милолику жалобным-прежалобным взглядом.

— Эх, ну и как тут устоишь и откажешь такой милой единорожке? — с умилением в голосе сказала Милолика, слегка разведя руками.

— Йе-э-эй! — тут же радостно подпрыгнула Твайли, после чего с широкой улыбкой забежала в ванную.

— Вот же маленькая манипуляторша, — пробормотал я себе под нос, всё ещё стоя в коридоре, когда Милолика Тимуровна уже зашла в ванную вслед за Твайли, а баба Лена продолжила накрывать на стол.

За обедом Милолика стала нахваливать единорожку, знания и сообразительность которой просто её поразили. То, что Твайли уже знала программу четвёртого класса, казалось ей чем-то невероятным, явно выходящим за рамки нормального. На что баба Лена тут же ехидно заметила, что маленькие фиолетовые единороги тоже явно выходят за рамки нормального, отчего мы не сдержались и рассмеялись, а я чуть не подавился. Когда же я упомянул, что всего этого единорожка достигла всего за два неполных месяца, притом, что она и наш язык выучила меньше чем за месяц, то докторша была просто поражена, если не сказать шокирована. Твайли же, сидящая в это время за столом и всё слышащая, при этом краснела (Вот как?! Как её шёрстка это делает?) и смущалась.

Сразу после обеда Милолика Тимуровна попрощалась с нами и ушла. Бабу Лену Твайли уговорила с ней позаниматься, я тоже решил от них не отставать и взялся за геометрию. Решив 3 задачи, я, глянув на часы, заметил, что время уже почти два — время, когда как раз выходят наши местные новости.

— Баб Лен, я новости хотел посмотреть сегодня, — сказал я, заходя в гостиную. — А то я ночью какой-то то ли взрыв, то ли грохот слышал, может, там что-то об этом будет…

— Чтоб ты да вдруг новости стал смотреть? — подняла бровь баба Лена. — И о каком взрыве ты говоришь? Я ничего не слышала…

— Ну, может, не взрыв, может выстрел, а может, просто показалось… — попытался я уклониться от прямого ответа. — В любом случае мне нужно посмотреть новости, может, там что-то об этом скажут.

— Что-то ты недоговариваешь, — прищурилась баба Лена. — Ладно уж, пусть Твайли пока отдохнёт десять-пятнадцать минут.

— Баб Лена, но я ещё не устала! — тут же возмутилась единорожка, пока я включал телевизор и искал наш местный канал. — Я хотела дослушать тему про тундру!

— Не расстраивайся, сейчас посмотрим новости, и я буду рассказывать дальше, — ответила баба Лена с теплотой в голосе. — А пока подожди немного.

— Ла-адно, — ответила единорожка, после чего, подойдя к дивану, на котором сидел я, запрыгнула и уселась рядом.

Я же внимательно слушал новости, боясь пропустить репортаж о ночных событиях, если он вдруг будет. И спустя пару минут вдруг услышал странный звук снизу, похожий на что-то среднее между кошачьим урчанием и едва слышным ржанием, который доносился примерно оттуда же, где и находились мои руки… что-то или кого-то поглаживающие. С удивлением опускаю взгляд и вижу, что машинально поглаживаю Твайли по голове и спинке, а та, положив передние копытца и голову мне на ногу, счастливо улыбается и жмурится, словно кошка, и она же и издавала этот похожий на урчание звук. Представив, как это должно смотреться со стороны, я на секунду впал от этого в ступор и уже хотел прекратить гладить единорожку. Однако её недовольный полувздох-полустон и жалобно-обиженный взгляд был красноречивее любых слов, отчего я улыбнулся и продолжил гладить это маленькое и милое фиолетовое чудо. И чуть не пропустил репортаж:

— … микрорайона Мысхако примерно в три часа двадцать минут наблюдали необычную световую аномалию, более похожую на кадры из какого-нибудь фантастического фильма, — вещала диктор с экрана телевизора. — Очевидцы утверждают, что видели яркий сиреневый луч, бивший от земли вверх. Некоторые из них также сообщают, что перед появлением этого луча они слышали звук взрыва, а потом видели какое-то радужное кольцо в небе, что быстро растаяло. К сожалению, есть лишь одна видеозапись с любительской камеры, на которой вы можете наблюдать тот самый яркий луч, который через восемь секунд пропадает, — на экране демонстрируется видеозапись, на которой в довольно плохом качестве, ещё и в полной темноте виден сиреневый луч, бьющий в небо. — Также трое жителей того района, пожелавших остаться неизвестными, принесли в нашу студию несколько фотографий, сделанных с разных точек города, на которых также присутствует этот луч, — на экране последовательно появляются несколько фото разного качества, причём три из них были сняты откуда-то с высотных зданий ближе к центру города, остальные — с земли или крыши дома высотой не более 1-2 этажей. — Благодаря фотографиям мы установили, что источник этого яркого свечения находился где-то на поле возле микрорайона Мысхако или же около него, — фотографии сменяются съёмками на знакомом мне поле, показывая поле с нескольких точек. — Тем не менее, наша съёмочная группа, выехав на предполагаемое место, каких-либо следов, оставленных таинственной аномалией, не обнаружила. Чтобы разобраться в этом, наша съёмочная группа опросила жителей окрестных домов, наблюдавших эту аномалию.

В кадре появляется какой-то небритый мужик в помятой и немного испачканной одежде, немного нетвёрдо держащийся на ногах.

— Мы вчера сидели с Васьком и Антонычем, — немного заплетающимся языком сказал мужик. — Ну как «сидели»… Оху… хорошо сидели. Выпивали немного, поминали… как её там… Во! Маму Антоныча поминали — оху… хорошая была женщина. Тут это… Васёк предложил: «А давайте проветримся, ночь-то хорошая». Он у нас того… романтик, едрить его. Ну мы и пошли. Пузырь взяли — а как нам без топлива-то? Во… Вышли, пошли по полю, тут оно так — БАХ! — мужик взмахнул руками и подался вперёд, чуть не свалившись, но устоял, — над головой как ёб… рвануло! Я от испуга упал и это… пузырь разъеб… разбил. Угу… Антоныч меня чуть не прибил нах… Во. Ну, я ёб… упал, думал — всё, пиз… война. Смотрю — а вверху какое-то охе… огромное кольцо… это… разными цветами… радуги, во. Секунд десять или пятнадцать было, потом исчезло. Мужики тоже стоят оху… охреневшие. Я только это… встаю, и тут недалеко, где-то вот там, — мужик машет куда-то в сторону рукой, — столб света с земли ударил, то ли розовый, то ли сиреневый. Я аж чуть снова не ёб… не упал. А потом свет исчез вдруг. Говорю вам, пришельцы это того… прилетали свои экспырымэнты над людями проводить…

Тут камера переключается на какую-то женщину лет 35-40 в платье и цветном платке, куда-то идущую, камера следует за ней.

— Вот, — говорит женщина, после чего останавливается. — Вот где-то здесь он и стоял. Я здесь с рождения живу и поле это знаю не хуже своего огорода. И точно вам говорю, парень это был, молодой. Уж поверьте женщине, вырастившей троих сыновей. Только он ко мне боком стоял, да ещё и этот яркий свет по глазам бил, поэтому я не разглядела его. И ещё он что-то небольшое в руках держал — скорее всего, это был прибор какой. А как свет пропал, он и убежал куда-то. Только тень тогда я и видела. Точно говорю вам, учёнишка он какой-то и на поле эксперимент проводил, знаю этих всех учёнишек-недоучек, гениев подвальных. Понаизобретают всякого — то телефоны эти без проводов, то печи микроволновые, то поезда без колёс. Давеча соседка Галька купила енту новомодную машинку стиральную, так она моего младшо́го до сих пор просит ей запустить её…

И тут в кадр, не переставая креститься, буквально вламывается другая женщина:

— Глупцы, вы не понимаете! — восторженно провозглашает она, после чего поднимает руки и лицо вверх. — Это было чудо, Божье чудо! Он явил нам свою силу и свет свой, чтобы заблудшие души отринули свои мирские страсти и желания и посвятили себя вере и своему Богу…

Изображение на экране вновь переключается на ведущую новостей.

— На основе показаний очевидцев пока что нельзя сказать точно, что там произошло и что стало причиной возникновения подобной аномалии, — произнесла она, посматривая в лежащие у неё на столе бумаги. — Сейчас на месте события работает бригада учёных, мы же будем следить за поиском причин возникновения подобного феномена. Напомню, что в некоторых глухих уголках планеты и над некоторыми горами очевидцы не раз замечали какое-то сияние, однако в районе Новороссийска подобных аномалий никогда ранее замечено не было. Теперь к другим новостям. Правительство РФ в ближайшие два года не намерено расходовать средства стабилизационного фонда, который начнёт формироваться с 1 января 2004 года, заявил вице-премьер, министр финансов РФ Алексей Кудрин, выступая в ходе «круглого стола» «Предприниматели России и ЕС» сегодня, 1 декабря, в Москве…

Я выключил телевизор. Мда, полная жопа. Выпущенный Твайли луч видели многие. И что ещё хуже, кое-кто видел меня самого, хорошо хоть, что яркий свет помешал той женщине разглядеть меня. Только теперь придётся быть осторожнее. И выкинуть где-нибудь подальше отсюда свои куртку, джинсы и кроссовки. А ещё лучше — сжечь, как это делали во всяких шпионских боевиках. Потому что если меня вдруг узнают — будут проблемы. И надо что-то придумывать с прогулками. В конце концов, нельзя Твайли постоянно держать взаперти и не выпускать на улицу, а то она может заболеть уже по-настоящему.

— Рассказывай, — прервал мои размышления спокойный голос Елены Фёдоровны.

Я обречённо вздохнул и стал рассказывать о том, что произошло сегодня ночью и о чём я не решился рассказывать с утра. Конечно, рассказывать особо было нечего, так что занял он всего минут пять, а вот последовавшие за этим нотации заняли… одну минуту. Нет, серьёзно. Я сам не ожидал. Честно говоря, я думал, что Елена Фёдоровна сейчас будет нас с Твайли, а точнее, в первую очередь меня как её опекуна отчитывать минимум минут двадцать или полчаса, но она, лишь уточнив то, как выглядела Твайли в тот момент, как я проснулся, вздохнула, сказала: «Ничего теперь уже не поделаешь» и добавила, чтобы в следующий раз, если подобное случится или что будет подозрение, что случится подобное, мы были осторожнее. А потом внезапно похвалила, что всё-таки сообразил отнести Твайли подальше на поле и что никаких разрушений в итоге не произошло. Конечно, ни я, ни сама единорожка не были уверенны, что этот луч бы разрушил мой дом или любой другой, в котором или возле которого бы находилась в тот момент Твайли, однако и в обратном мы уверенны не были.

В общем, по итогам этого разговора баба Лена сказала нам, что если вдруг к нам кто-то придёт и станет расспрашивать о ночных событиях, то и я, и она сделаем круглые удивлённые глаза и скажем, что ничего не видели и не слышали, потому что в тот момент спали. А если вдруг им кто-то из соседей скажет, что я ночью свет зажигал незадолго до того, как всё это произошло — в смысле, в тот момент, когда я сначала проверял состояние малышки, а потом спешно собирался — то сделаю задумчивый вид, а потом отвечу, что в туалет вставал.

И не зря мы об этом обговорили: где-то часа через три к нам в дверь постучали какие-то мутные типы, представившиеся специалистами по паранормальным явлениям, опрашивающими, по их словам, жителей окрестных районов по поводу ночного происшествия — видел ли или слышал ли кто-нибудь что-нибудь ещё необычного. Конечно же и я, и Елена Фёдоровна прикинулись валенками, к тому же она добавила, что живёт через дом и тоже ничего не слышала, я же на всякий случай заодно выдал и свою версию про то, что я ночью вставал на пять минут, а потом лёг и сразу уснул. На наши слова те типы вообще никак не отреагировали, так что понять, насколько они нам поверили и поверили ли вообще, мы с Еленой Фёдоровной точно не смогли. Но всё же те «специалисты», задав ещё пару уточняющих вопросов, поблагодарили, оставили свою визитку с номером телефона и ушли. Мы с бабой Леной после их ухода почти одновременно тяжело выдохнули, отчего переглянулись и опять же почти синхронно выдали по паре смешков.

Однако приключения на этот день не закончились. Эта пятилетняя жадная до знаний лавандовая единорожка, получив память себя-восьмилетней, наполненную несколькими десятками различных заклинаний, о чём она нам сама сказала, и окрылённая утренним успехом решила их все как можно скорее опробовать и начать тренировать. Вот только она, видимо, забыла, что сейчас она куда младше того возраста, в котором она их изучала, поэтому неудивительно, что не все они у неё получились. Однако если бы они просто не получались, то это было бы одно дело. В её же случае после того, как она с шестой или седьмой попытки смогла призвать небольшой шарик воды, а потом с третьей починить разломанную напополам спичку, то ли её везение закончилось, то ли, что более вероятно, она решилась попробовать заклинание, которое слишком сложное для неё сейчас. Потому что следующее заклинание у неё уже стало срываться, словно ей не хватало сил или умения его контролировать, и в итоге оно с четвёртой попытки обрушило полку с книгами, затем с седьмой уронило стул, а сразу после этого подпалило штору.

Сообразив, что подобное излишнее рвение до добра не доведёт, мы с Еленой Фёдоровной остановили эксперименты единорожки со словами, что дальнейшие попытки могут навредить ей или окружающим. Единорожка расстроилась, мы же с бабой Леной задумались. Как бы то ни было, но Твайли нужно где-то тренировать магию. Однако найти место, где бы она могла спокойно тренироваться, нам было проблематично: какого-нибудь своего личного полигона для испытаний у меня нет — я же не какой-нибудь бывший военный в отставке, как в некоторых прочитанных мной книгах, у нас в подвале проложены трубы, которые Твайлайт может легко повредить магией, а учитывая то, какой формы и размера после магии могут остаться на трубах дырки, в результате нам не избежать расспросов со стороны тех, кто приедет это чинить, да и маловато там места. Заброшенная стройка неподалёку от нас, возле которой я и нашёл тогда Твайли — явно не лучшее место для маленькой единорожки, и я уже рассказывал почему.

И тут мне в голову пришла идея: а почему нельзя для тренировок единорожки выделить мою третью комнату? Мы с мамой ей не пользовались с тех самых пор, как погиб мой отец, так что сейчас она представляет собой склад разных вещей, в основном памятные вещи, напоминавшие матери об отце, мои детские игрушки, кое-какая мебель, которой мы уже не пользуемся, но которая ещё очень хорошая и прослужит долго, так что продавать или выбрасывать её было жалко, и так далее. И об этом я и рассказал Елене Фёдоровне. И она, осмотрев мою комнату, согласилась, что этот вариант подойдёт. И начать его воплощать мы решили со следующего дня.

Глава 10 — Комната для «экспериментов»

Знаете, это дурдом. Изначально разговор о том, как Денис просит помощи с поиском дешёвого железа у трудовика, занимал всего ОДИН абзац на 15 строк. ОДИН ГРЁБАНЫЙ АБЗАЦ. Чёрт меня дёрнул: я решил расписать его в небольшой диалог, чтобы было больше текста. КАК??? Как он так разросся??? Более того, в какой-то момент диалог вдруг свернул совершенно не туда. И я его, мать вашу, даже не смог повернуть туда, куда он был направлен по первоначальным наброскам! Вот как упёрся и ни в какую! Хочу написать одно, а руки упорно печатают другое. И главное после прочтения понимаю, что да, так действительно лучше и логичнее. Но ощущение неправильности, что книга уже плюёт на тебя и уходит туда, куда сама хочет, всё равно не покидает.

А вообще в той сцене и последовавшей за ней трудовик должен был помочь купить листы стали, чтобы обложить ими стены, а делал бы всё это один знакомый бабы Лены. Вдобавок, я вообще не думал о том, чтобы заливать пол цементом. Но пока писал главу, подумал про электроизоляцию пола, в итоге перечитал несколько прайс-листов с ценами на стройматериалы, узнал, какие виды стального проката бывают и для чего используются, выяснил, каков состав цемента, для чего какой состав используется и сколько сохнет... Ужос... И главное то, что в жизни мне эти знания пока что нафиг не сдались.

Знаю, глава вышла растянутой и "пустой". Но ничего не могу поделать, она сама так написалась. А выкидывать куски не подымается рука, так что не обессудьте.

Когда прода — не знаю.

2-3 декабря 2003 г.

Следующие два дня я занимался тем, что перетаскивал в спальню, а после разбирал все хранившиеся там вещи. Мебель же один я перетащить бы не смог, просить Елену Фёдоровну мне и в голову не пришло — ей и так-то нельзя тяжести таскать, возраст, как-никак, а звать кого-то, например, тех же одноклассников опасно — они могли обнаружить Твайли, так что это тоже не вариант. Неожиданно, видя, как я таскаю коробки и вещи из одной комнаты в другую, ко мне подбежала Твайли:

— Па-ап, а ты что делаешь? — спросила она со своим неуёмным детским любопытством, заглядывая в комнату, которая раньше всё время была закрыта. — О, а что это? А что в той коробке? А там есть что-то интересное? Ух ты, это кто? Тигр? А можно?..

— Твайли! — я подхватил единорожку под грудку одной рукой и, подняв на руки, посмотрел в огромные фиалковые глаза. — Послушай, я сейчас занят. Видишь, вещи переношу? Так вот, сейчас я их буду переносить и складывать у себя в спальне, а потом разбирать. Видишь ли, вещей много, но многие из них мне уже не понадобятся. Поэтому я решил их все разобрать и оставить нужные, а ненужные продать или отдать.

— Значит… я смогу посмотреть, что в них, когда будем разбирать? — тут же глаза единорожки вспыхнули энтузиазмом.

— Эм-м-м… ну да, — на секунду задумался я. — Подожди, а ты хочешь помочь?

— А можно? — и надежда в глазах. Ну и как здесь отказать?

— Можно, но только в тех вещах, которые я уже разберу.

— Йей! — радостно воскликнула единорожка и спрыгнула у меня с рук. И я в который раз удивился, как легко она спрыгивает с высоты в два своих роста точно. Помотав головой, я снова поднял ту же коробку, которую хотел отнести до этого, и, уже поворачиваясь к двери, вижу, как соседняя коробка немного поменьше размерами, в которой, если не ошибаюсь, лежала люстра, окуталась сиреневой аурой и приподнялась в воздух.

— Твайли, — тут же повернулся я туда, где только что стояла единорожка, и действительно увидел её с сияющим магией рогом, — эти коробки тяжёлые, лучше не надо поднимай их, а то вдруг надорвёшься?

— Папа, я сильная и хочу помочь, — заявила Твайли, упрямо смотря на меня. Видно было, что держать коробку было ей не так легко, как она хотело показать, однако видя её упорство и желание помочь, я мысленно махнул рукой.

— Хорошо, но будь осторожнее и поднимай только небольшие и лёгкие коробки и вещи, хорошо?

— Агась! — улыбнулась она, пробегая мимо меня и держа коробку в телекинезе прямо за собой. Я вздохнул, перехватил поудобнее коробку и понёс в спальню.

Благодаря помощи Твайли мы перетаскали почти все вещи, кроме самых больших и тех, что я точно буду продавать или отдавать, меньше чем за час. Затем весь этот и следующий вечер мы с Еленой Фёдоровной занимались тем, что разбирали всё, что там лежало. Чего там только ни было! Пакет с кучей ручек, карандашей, кисточек, два полуиспользованных набора акварельных красок, несколько баночек разноцветной гуаши, карандашные клеи и два тюбика с клеем ПВА, причём клей и большая часть ручек высохли. Несколько различных сервизов, наборов столовых приборов, бокалов и стаканов. Две вазы для цветов, про которые я давно забыл, что они у нас когда-то были. Две коробки с рулонами и отрезами ткани. Уже упомянутая люстра на 6 ламп, а также две потолочные и две настенные лампы в том же стиле. Стопка старых журналов мод. Мой старый металлический конструктор. Целый пакет разноцветных деталек Lego. Полная коробка с кучей разных игрушек вроде небольшого мячика, пистолета с пульками, сломанного водяного пистолета и набора разных металлических машин-моделек. Старая железная дорога с рельсами из пластмассы и паровозом на батарейках, собранная из 3 разных наборов с одинаковыми по ширине рельсами. Старая стиральная машинка-«малютка». Несколько больших дорожных сумок и два чемодана, с которыми мы и путешествовали с мамой. Чехлы, свёртки и пакеты с одеждой. Банка советских монет. Десяток дротиков от дартса. Старая соковыжималка. Лосиные рога. Четыре старинных медных подсвечника. И куча прочих вещей. Многое из этого Елена Фёдоровна предложила продать через газету, кое-какие вещи мы с ней отнесли в комиссионку.

Твайлайт же с восторгом рассматривала всё это, пока мы решали, что нам ещё пригодится, а от чего можно избавиться. И конечно же, часто подбегала и спрашивала «Что это такое?» на самые разные вещи.

Кое-что из разобранного я отдавал единорожке, так как был уверен, что это ей понравится, и почти ни разу не ошибся, а кое-что она спрашивала у нас сама. Например, я отдал ей эти найденные карандаши и краски — пусть те, которые есть у неё сейчас, ещё не использованы, но учитывая, что пару дней назад, ещё до того, как она заболела, она нарисовала сразу шесть рисунков за вечер, то уж лучше пусть будет запас.

Среди вещей я также наткнулся на коробку, открыв которую, я обнаружил её доверху набитой произведениями русских и зарубежных классиков — Пушкин, Толстой, Булгаков, Бунин, Чехов, Пастернак, Гомер, Шекспир… Видели бы вы, как засверкали глаза у единорожки, когда она засунула свой носик в эту коробку! Я ещё даже не успел ничего сказать, как больше половины книг тут же взлетели в её телекинетическом захвате, при этом, прочитав имена нескольких авторов, которых она уже знала или о которых читала или слышала по телевизору, Твайли пришла просто в дикий восторг, радостно подпрыгивая по комнате и крича. Правда, опомнившись, она подпрыгивать перестала, встав на месте, но переступать копытцами она не переставала — было видно, как ей не терпелось почитать их. Видя энтузиазм единорожки, я сразу же предупредил, что многие из этих книг очень серьёзные, поэтому маленькие жеребята могут не понять о чём в них говорится. Однако Твайли настаивала, отметая мои сомнения прочь, так что я оставил коробку с книгами в спальне в углу, чтобы малышке было легко их достать.

Кроме книг Твайли неожиданно заинтересовали цветные детальки Lego от где-то десятка разных крупных наборов вроде автостоянки, пожарной или железнодорожной станции и кучи мелких наборов, а также наборов, что я доставал из детских Киндер-сюрпризов. И обрадовали они её не меньше, чем упомянутые ранее книги. Увлёкшись новыми игрушками, Твайли раз за разом собирала и разбирала самые разные дома, замки, существ, в том числе и из её родного мира, и увиденные по телевизору машины, показывая их мне и рассказывая про них то, что она знает. Твайли даже в какой-то момент вспомнила заклинание, что позволяет перекрашивать небольшие неживые объекты в нужный тебе цвет, так что теперь проблем с цветом деталек, которые использовались Твайли для собираемых ею фигур, не возникало вообще. Правда, как она сказала, есть ещё и заклинание, перекрашивающее живых существ, только она его не помнит.

По окончании перетаскивания всех вещей за исключением мебели из комнаты передо мной встали два вопроса: как вытащить эту самую мебель и куда её деть, а также как лучше всего защитить комнату, чтобы обезопасить окружающих людей и дома от неудачных срабатываний магии Твайли? О чём и спросил Елену Фёдоровну в среду вечером. Как и я, она задумалась. Мы перебрали несколько вариантов, когда Елена Фёдоровна вдруг предложила покрыть стены, пол и потолок обычными листами стали. Я задумался. А ведь действительно, если Твайли не будет баловаться со сверхвысокими температурами и развлекаться со всякими огнемётами, молниями и заморозкой до сверхнизких температур, то всё, что попроще, сталь должна себе спокойно выдерживать. Странно, что я сразу об этом не подумал. А на мою фразу о том, что нужно как-то вытащить мебель Елена Фёдоровна сказала, что позовёт в ближайшие дни кого-нибудь из своих знакомых.

Теперь же передо мной возник другой весьма важный вопрос: где купить сталь и как можно дешевле? Ради интереса я купил газету объявлений и заглянул в раздел «Строительство и ремонт». И, мягко говоря, офигел. В среднем лист стали в 0.5 мм толщиной размерами 1,25х2,5 м стоил около 500 руб., а толщиной 1 мм — чуть меньше 1000 руб. Казалось бы, не так уж и много. Но не в том случае, когда нужно покрыть стены, пол и потолок в комнате с параметрами 3.5*2.5 метров и высотой потолков почти 2.5 метров. Потому что 23 тысячи рублей, а именно столько у меня уйдёт на 23 листа, которые мне понадобятся на такую площадь, у меня не было. И это не считая шурупов и прочего, что могло нам понадобиться. Точнее, деньги были, всё-таки мама последние года три понемногу откладывала, поэтому сейчас у меня ещё оставалось тысяч 30 из тех денег, плюс пособие и зарплата в магазине тёти Оли… Но это только на первый взгляд может показаться, что их много.

Для начала, мама меня учила, что дома всегда должно лежать какое-то НЗ, чтобы, если вдруг случиться какая-то неприятность или возникнет ситуация, когда срочно понадобятся деньги, было на что с этой неприятностью справиться. А во-вторых, с появления Твайли я стал тратить на еду даже немного больше, чем когда мы жили вдвоём с мамой. И не потому, что я стал больше покупать, а потому, что для Твайли я старался покупать свежие овощи и фрукты, баловал печеньем и конфетами, пусть и не слишком, но баловал. И с учётом коммуналки, еды и прочих мелочей, а также тех небольших покупок для Твайли уходили вся зарплата и пособие, и мне даже пришлось уже два раза залезть в НЗ и взять по 1000 руб. Да, Елена Фёдоровна тоже помогала, однако я уже говорил, что когда она что-то приносит и отдаёт мне — еду, одежду, какие-то вещи — я чувствую себя очень неловко. Поэтому выкидывать почти все отложенные деньги, чтобы обложить стальными листами комнату, что явно не относилось к экстренным случаям, я не хотел. А значит, нужно искать другие варианты и искать подешевле.

3 декабря 2003 года, среда, утро. Школа.

— Пал Геннадич, вы здесь? Это Кожемякин Денис, — позвал я, заходя на большой перемене в склад-подсобку возле кабинета труда, надеясь застать нашего трудовика, Ленского Павла Геннадьевича, почти лысого мужичка за пятьдесят, немного выше меня ростом, с уже покрывающегося морщинами лицом, крупным носом, на котором во время работы он носит очки с толстыми стёклами, и с грубыми мозолистыми руками. И я не ошибся: Павел Геннадиевич сидел за столом и что-то крутил в руках, внимательно рассматривая.

— А, Дениска? — трудовик, услышав мой голос, поднял голову и посмотрел на меня сквозь толстые очки, а затем отложил деталь, что до этого рассматривал, в сторону и поднялся. — Заходи. Давненько ты ко мне на перемене не заглядывал. Как ты хоть сейчас? — добавил он, вытирая руки о покрытый кое-где пятнами машинного масла, древесной стружкой и с парой подпалин рабочий фартук.

— Всё нормально, Пал Геннадич, — ответил я, вздохнув от вдруг нахлынувших воспоминаниях о маме. — Елена Фёдоровна мне много помогает, да и тётя Оля мне теперь платит больше, а отпускает раньше из-за того, что случилось.

— Надеюсь, ты никакую гадость принимать не начал? — внезапно сурово посмотрел на меня трудовик.

— Пал Геннадич, о чём вы вообще? — я внутренне вздрогнул, внешне же лишь выразив недоумение. — Начинать пить или принимать что-то я не собираюсь. Тем более я говорил уже, что двух котят нашёл. Сейчас о них забочусь. Паршивцы, уже все тапки зассали. Как ни отучал их — бесполезно.

— Ты смотри, — пожилой трудовик по-отечески похлопал меня по плечу, — если вдруг почувствуешь одиночество, заходи. Я-то знаю, каково это…

Я кивнул ему в ответ. Павел Геннадьевич действительно знал, что я сейчас чувствую. Потому что он сам уже терял самого близкого ему человека. Помню, четыре года назад, в седьмом классе, Павел Геннадьевич увлекался фигурной резкой металла и ковкой, и на уроках труда показывал свои работы — подсвечники, фигурный канделябр, цветы, листья и разные фигурки на школьных воротах, стойки для цветов и разные полочки в классах, металлический лебедь — одна из его лучших работ, где видно каждое пёрышко. Но он перестал эти заниматься после одного жуткого случая, что произошёл три года назад. О произошедшем я узнал из новостей, а буквально со следующего дня об этом заговорила вся школа. Жена Пала Геннадиевича возвращалась домой с работы и шла на автобусную остановку — вроде как, она работала где-то в центре города. Путь её пролегал возле стройки. Был конец рабочего дня, и работы уже заканчивались. Никто и не догадывался, что может произойти подобная трагедия.

Пьяный оператор крана не рассчитал и, подняв огромные бетонные блоки на высоту где-то третьего или четвёртого этажа, зачем-то выдвинул их до самого конца стрелы, тогда как тот вес допускалось выдвигать максимум на две трети длины стрелы. Вдобавок, поднимая блоки, он одновременно развернул кран в сторону дороги. Результат был ужасающим: блоки, перевесив противовес крана, завалили его, в результате упав прямо на тротуар и похоронив под собой четверых прохожих — двух женщин, мужчину и маленькую девочку, и одной из женщин и была жена Павла Геннадиевича. Сам же кран при падении разбил с десяток авто и пробил стоящий напротив торговый центр, разнеся вдребезги несколько магазинов, из-за чего ещё несколько людей погибло, а почти сотня получили ранения. Тот громкий случай расследовали почти полгода, в ходе которого выявили множественные нарушения техники безопасности, в том числе и то, что использованная техника была в аварийном или близком к нему состоянии, строительная компания обанкротилась, стройка была заброшена, а возле места гибели этих людей поставили мемориальную плиту, и, насколько я слышал, до сих пор люди приносят туда цветы.

Помню, долгое время после этого — где-то года два — Павел Геннадьевич был в ужасном состоянии — уроки вёл очень равнодушно, не особо интересуясь тем, каковы у учеников успехи, и практически ничего с нас не требуя. Иногда приходил на урок выпившим, а ещё пару раз, когда я заходил к нему в подсобку после уроков, заставал его с бутылкой водки в руке. Мне мама рассказывала, что с ним неоднократно разговаривали пытались вытащить из такого состояния, грозились даже уволить, однако практически ничего не менялось. Лишь месяцев 8 назад Павел Геннадьевич стал меняться в лучшую сторону. Но, как оказалось, к своему увлечению так и не вернулся.

Павел Геннадьевич был одним из первых из учителей, кто подошёл ко мне после смерти моей матери. И в тот понедельник, когда я в первый раз пришёл в школу после маминой смерти, он, зайдя на второй перемене в класс, в котором у нас только что закончился урок, позвал меня с собой и все 10 минут перемены и ещё где-то столько же после неё разговаривал со мной, спрашивая, как себя чувствую, а заодно рассказал о том, что чувствовал он сам, когда погибла его Наталья Васильевна. И честно говоря, хоть я и не чувствовал себя настолько плохо, насколько должен был благодаря Твайли, но даже так, выйдя из его подсобки, я почувствовал себя как-то немного легче.

После этого я иногда на переменах, а пару раз и после уроков заглядывал к нему, и мы болтали о том о сём.

— Пал Геннадич, — начал я, тряхнув головой, отгоняя ненужные мысли и вспоминая, зачем я сюда вообще пришёл. — Мне нужна ваша помощь.

Он весь сразу как-то подобрался.

— Что-то серьёзное случилось? — тут же спросил он, буравя меня острым хищным взглядом.

— Да н-нет, ничего не случилось, — тут же замахал руками я. — Не в этом дело.

Лицо трудовика расслабилось, взгляд потеплел.

— Понимаете, мне нужно срочно где-то достать подешевле листов 20 стали толщиной, желательно, в миллиметр, можно чуть больше, — Павел Геннадиевич, услышав цифру «20», посмотрел удивлённо, и я продолжил: — Но я, когда посмотрел цены в газете… короче, сильно дорого так брать. А мне нужно подешевле, даже если не цельные листы, а кусками. В общем, квадратов 70 мне нужно.

— А на кой тебе они? Гараж, что ли, двухэтажный строить хочешь? — усмехнулся учитель, отходя к столу, на котором валялась куча инструментов и что-то том начиная искать.

— Да не, мне стены обклеить… — и только когда Павел Геннадиевич после моей фразы посмотрел на меня, только тогда я понял, ЧТО я ляпнул. Потому что таким взглядом смотрят только на идиотов.

Мда уж, ситуация. С одной стороны, я даже и не соврал как бы, но с другой… Любой адекватный человек на месте Павла Геннадьевича тоже подумал бы, что у меня с крышей немного того. И по его взгляду я понял, что мне придётся объяснять, зачем мне понадобились эти стальные листы и что я имел в виду под «обклеить комнату». Однако правду говорить ему я точно не могу — как бы я ему ни доверял, но чем меньше людей будет знать о Твайли и о её способностях, тем лучше. Поэтому, мысленно вздохнув, я решил идти ва-банк:

— Понимаете, Пал Геннадьич, — начал я издалека, спешно продумывая, что бы такого сказать. И светлая мысль действительно постучалась мне в голову, поэтому я спешно ухватил её за хвост и стал раскручивать. — Как бы вам сказать так, чтобы поточнее… После того, как умерла мама, я решил измениться. Вы же помните, что я не очень люблю химию? — Павел Геннадьевич кивнул, не отводя от меня вновь ставшего острым взгляда. — Ну я и как бы подумал, что почему бы мне не изучать её углублённо? Тем более Елена Фёдоровна, мой опекун, сама преподаёт химию и многое о ней знает. Ну я и попросил её месяц назад начать со мной заниматься. Она, конечно, очень удивилась, но согласилась. Мы даже решили провести пару интересных опытов вроде содовой бомбочки или выращивания кристаллов медного купороса дома — как раз неделю назад в морозилку поставили. Вот я и подумал, что если буду делать себе небольшую лабораторию и проводить эксперименты, то мне нужно как-то обезопасить рабочее пространство…

— А не проще сделать гараж, а не в квартире огород городить? — задал вполне логично возникший вопрос трудовик. Я тут же начал думать, что ответить:

— Гараж? Ну… э-э… как бы сказать… Я думал об этом, но потом отбросил эту идею. Гараж сооружать — это нужно по всяким кабинетам ходить, кучу заявлений писать, чтобы разрешили, землю, вроде, арендовать или как там у них… Ну вы сами знаете, какая это морока. Я уже не говорю о том, что пока начальнику, и не только ему, пару тысяч не дашь, они и не почешутся. Что я, не знаю, что ли? Не маленький уже. Вон, когда Елена Фёдоровна опекунство оформляла, два месяца дело висело, пока к начальнику не пошла и три тысячи не заплатила — через три дня было готово.

— Вот же су… сволочи, — выматерился Павел Геннадьевич. — Ур-роды, им бы только бабки драть. Продажные падлы.

— Ага, я ещё похуже высказывался, когда узнал, что Елена Фёдоровна им ещё и приплатила сверху, — максимально мрачно ответил я и глубоко вздохнул, пытаясь поддерживать образ. — Ну так вот, я же сейчас живу в трёхкомнатной квартире, той самой, которую ещё мама с папой, пока они оба были живы, покупали… — горло сдавил предательский комок, отчего я на пару секунд прервался и, сглотнув, продолжил: — То есть живу сейчас в трёх комнатах один — котята, что я подобрал месяц назад, не в счёт. Только баба Лена… то есть, Елена Фёдоровна ко мне и заходит каждые два-три дня, — я посмотрел на лицо трудовика, надеясь, что он не заметил моей оговорки, но по тому, что выражение лица его никак не поменялось, понять, заметил он или нет, я не смог, так что продолжил: — Вот и получается, что третья комната после смерти папы разве что как склад используется. Я недавно стал разбирать ту кучу барахла, и в итоге много чего повыкидывал или продал через газету.

— Эх, Дениска-Дениска… — начал трудовик, но я тут же добавил хмуро:

— Никаких «редиска», я этого не люблю.

— Хех, знаю, знаю. Только… зря ты так после смерти матери — вещи начал продавать, мебель… Родители столько лет их собирали, хранили, а ты…

— Пал Геннадьич, — перебил я его, — скажите, вам лифчики и платья нужны? Или стопка журналов мод 80х-90х годов? Или рога лосиные? Могу подарить, если что…

— Ладно, я понял, — поднял Павел Геннадьевич свои мозолистые руки ладонями ко мне. — Мог и не зубоскалить мне тут. Короче, решил, что если начинать что-то взрывать, то со своего дома, да?

— Да, то есть, нет! — сначала, не подумав, согласился и тут же возмутился я на его слова, на что трудовик лишь хитро улыбнулся, и я понял, что он меня подкалывает. — Да ну Вас, Пал Геннадич! К Вам серьёзно, а вы издеваетесь…

— Всё-всё, шучу, — махнул он с несколькими смешками. — Значит, решил домашнюю лабораторию сделать?

— Ну да! — ответил я, уже внутренне простив Павла Геннадьевича, но внешне ещё дуясь. — Я ж потому и подумал, пока разгребал вещи: всё равно сейчас комната полупустая, так что проще допродавать ненужную мне оставшуюся там мебель, а комнату использовать по прямому назначению, пусть и не как жилое помещение. А для защиты от возможных неудачных экспериментов экранировать стальными листами. Ну и когда я вчера стал искать, где бы по дешёвке достать эти листы, вспомнил, что вы раньше ковкой занимались, вот и зашёл спросить — может, у Вас что-то осталось? Или, может, знаете кого, у кого можно их подешевле купить?

Павел Геннадьевич задумался на полминуты, затем посмотрел на меня и спросил лишь одно:

— А на кой болт тебе все стены железом обкладывать?

Я даже растерялся.

— Ну… я же это… говорил — для защиты, чтобы если что…

— Если под этим «если что» ты имеешь в виду динамит или нитроглицерин, то миллиметр-полтора стали не особо от серьёзного взрыва защитят, — нахмурился трудовик, смотря на меня таким взглядом, что я чувствовал себя полным идиотом. Ну или худым, но всё равно идиотом. — Тут меньше пятимиллиметровки и брать бессмысленно, а лучше десятку, и тогда хоть из пушки дома стреляй. Если вниз не провалишься раньше, чем комнату закончишь — жилые дома на 6 тонн на комнату не очень рассчитаны, а там как раз лист в четверть тонны будет. А в остальных случаях можно просто ободрать стены, пол и потолок до бетона, повыдирать проводку, розетки и лампы, дыры от них закрыть цементом, протянуть от счётчика отдельный кабель с розетками, сварить стальные щиты на дверь и окна — и не морочить ни себе, ни мне голову.

От этой отповеди я просто впал в ступор, пытаясь переварить только что сказанное. Чёрт, он с одной стороны прав: вряд ли Твайли будет во время тренировки взрывать всё вокруг. Тем более, сейчас она — просто маленький жеребёнок, и даже при том, что она получила память себя-восьмилетней, маловероятно, что младшеклассников (а как ещё назвать восьмилетнюю кобылку-школьницу?) будут учить мощным разрушительным заклинаниям. Да блин! Только сейчас сообразил: Твайли же говорила, что в Эквестрии уже несколько столетий не было войн! Там и не будут никого учить ничему столь опасному! Не говоря уже о том, что Твайли же сама говорила, что здесь почти впятеро меньше магии, следовательно, ей приходится примерно во столько же раз больше её тратить, чтобы получить тот же эффект. Да она просто не сможет сколдовать что-то мощное, сил не хватит!

От осознания, какой я идиот, я ляпнул себя ладонью по лицу. Во я лажанул! Хотя… стоп. Отступать как-то будет ну совсем глупо, к тому же, во-первых, за одной из стен располагается кухня. И её, я думаю, нужно всё-таки покрыть сталью в первую очередь. На всякий случай. Во-вторых, под окном проходит батарея, которую тоже нужно экранировать. И вообще, можно же закрыть сталью только сторону, где находится окно, и стены пол и потолок вокруг. Этакий «стальной уголок», чтобы, когда Твайлайт начнёт упражняться в боевой магии и начнёт палить по мишеням, чтобы хоть и частичная, но защита комнаты была.

Пока я размышлял, Павел Геннадьевич сел и снова начал ковырять деталь, что он держал в руках.

— Да уж, похоже, с этим всем у меня действительно мозги чуток набекрень съехали, — поскрёб я затылок. — Но всё равно, может, тогда если не всю комнату, а только с одной стороны? Ну, в смысле, одну стену, ту, которая возле окна, она поменьше, и пару метров вокруг? Тогда я у этой стены и буду все эксперименты проводить и тогда будет и безопаснее, если вдруг что-то пойдёт не так, и на всю комнату не понадобиться листы покупать, выйдет дешевле…

— Тц, а не проще сварить стальной куб 2.5*2.5*2.5? И не будешь мозги морочить, и потратишь всего 12 листов. А, и если вдруг надумаешь экспериментировать с электричеством — хрен его знает, может, тебя ещё и в физику потянет — пол советую поверх железа чем-то покрыть — да хотя бы тем же цементом. Ну, чтобы изоляция была.

Слушая это, я уже даже не удивлялся своей тормознутости. Я просто пытался представить, как это будет и насколько оно будет удобно. Хм, а стальной куб действительно выйдет дешевле, не займёт всю комнату, но при этом будет достаточно большим, чтобы Твайли могла в нём тренироваться. Хотя… а не лучше ли, чтобы он был вытянутым?

— Н-да, не зря я к Вам обратился, Пал Геннадич. Только, может, стоит его сделать не кубом, а как контейнер — вытянутым? Просто для двух стенок и пола с потолком взять не по два листа, а по три? Как раз почти 4 метра выйдет, и место на двери останется. А, и ещё с одного конца можно сделать что-то вроде защитной стенки, чтобы, если вдруг что, наблюдать эксперимент из-за неё…

— Дельная мысль, — кивнул головой Павел Геннадьевич. — Ещё бы бронированное стекло достать, но оно дорого выйдет, да и мороки с ним будет много… В общем, на всё это пойдёт… хм-м-м… 16 листов на стенки, ещё лист на внутреннюю перегородку… на окно и дверь в комнату будешь железные створки ставить?

— Эм-м-м… наверное…

— То есть, ещё два листа, — снова нахмурился трудовик. — Тогда, Дениска, особой разницы и не выйдет — всего-то три листа. А ещё уголки и швеллеры понадобятся для внешнего каркаса — вот твои 22-24 тысячи и выйдут. Плюс резка, сварка… В общем, дешевле гараж сделать.

Услышав итоговую цифру и поняв, что разницы действительно никакой не будет, я приуныл.

— А если на дверь и окно створки не делать? — начал я перебирать варианты, чтобы сэкономить. — Ну или только на окно сделать, а на дверь — нет. А, и, может, заодно и ширину сделать два метра, а не два с половиной? Мне этой ширины хватит. Да и потолок всё равно меньше придётся ниже делать…

— Ну, тогда те же 16 листов будет, и со всем остальным около тысяч 20, — пожал трудовик плечами. — Ну, 19 тысяч, если ещё и потолок делать 2.25 метра, а не 2.5, сэкономив этим ещё один лист.

Я тяжело вздохнул. Мда, как ни крути, а всё равно нормально сделать место для тренировок Твайли дорого выходит…

— Пал Геннадич, а не знаете, где можно хоть немного подешевле достать? — спросил я с быстро таящей надеждой. — Или, может, у Вас пару листов осталось? Вы же раньше, насколько помню, ковали и вырезали из металла, вдруг у Вас остались, и они уже не нужны Вам?

— Хех, хитрый какой, — ответил Павел Геннадьевич, осматривая с ног до головы. Но только он хотел что-то сказать, как прозвенел звонок. Павел Геннадьевич нахмурился, почесал подбородок и продолжил: — Ладно. Давай так. Ты сегодня подходи после уроков, у меня, вроде, пара листов стали в гараже оставалась ещё с тех времён, когда я этим всем, — он неопределённо махнул рукой на стенд, где висели несколько из его изделий, — занимался. Вместе со мной сходишь, посмотришь. Заодно зайдём к одному моему знакомому, если повезёт, у него что-нибудь заваляется — не листы, так уголки или швеллеры, ну или трубы эти квадратные, они тоже на каркас сгодятся. Так, а сейчас давай, марш на урок, если что, скажешь — я задержал.

— Ох, огромное спасибо, Пал Геннадич, — обрадованно выпалил я, — понятия не имею, что бы я…

— Благодарить будешь, когда всё сделаем, — отмахнулся трудовик. — Всё, топай давай. После уроков, не забудь, завтра-послезавтра меня в школе не будет.

— Ага! — вылетев из подсобки, я поспешил на 5й урок.

Естественно, сразу после уроков я подошёл к Павлу Геннадьевичу. И оказалось, что он меня уже ждёт, более того, я только потом узнал, что шестого урока у него не было, то есть он сидел только из-за меня. Когда я вошёл, он попросил подождать десять минут, пока он доделает сломанный стул, после чего, закончив и собравшись, повёл меня в сторону своего дома. Раньше я никогда не бывал у Павла Геннадьевича дома, поэтому не ожидал, что он живёт примерно в десяти минутах ходьбы от моего дома.

Как оказалось, в гараже Павла Геннадьевича оказалось с десяток обрезков стальных листов разной формы и размеров. В том числе и два цельных листа в полтора миллиметра толщиной. Также там же нашлись немного стальных прутьев разной толщины, немного круглых и квадратных труб и несколько трёхметровых отрезков уголков. Я спросил, сколько будет стоить это всё, на что Павел Геннадьевич посмотрел на стоящие у дальней стены листы и сваленные железные обрезки, затем на меня, а затем махнул рукой и сказал, чтобы забирал так. Я растерялся, почувствовав себя неуютно. Я стал отказываться, говоря, что не могу взять это за просто так, это не в моих принципах. На что Павел Геннадьевич просто разозлился, отвесил мне подзатыльник и сказал, чтобы я или забирал это всё за так, или проваливал. Или, если уж так хочется он это всё отдаёт за 100 рублей.

Я, конечно, понимал, что последнее было сказано только для того, чтобы заткнуть мои принципы, хоть это и оставалось всё равно, по сути, подарком, чем-то, что досталось мне ни за что. Но спорить и отказываться, чтобы в итоге потерять нормальное отношения человека, мне не хотелось, так что я согласился. После этого Павел Геннадьевич сказал мне, что позвонит паре своих знакомых, у которых раньше заказывал металл для работы, и если всё получится, то он сможет договориться о том, чтобы мне продали всё необходимое — т.е. не только листы, но и эти самые уголки и швеллеры или квадратные трубки (смотря, что будет дешевле) по старой дружбе со скидкой, а если всё именно так, как он думает, то у них же можно будет и нарезать всё это так, как нужно. Заодно Павел Геннадьевич сказал, что достанет сварочный аппарат и пилу для резки металла. Я же сказал, что тоже ещё не буду сидеть без дела и поищу по газетам — авось кто ещё будет пару-тройку листов подешевле продавать будет. Затем мы распрощались.

4-7 декабря 2003 г.

До конца недели я обзвонил около полусотни номеров, и в итоге по двум номерам мне повезло: те люди действительно продавали полежавшие немного у них листы стали, один — лист и немного обрезков толщиной 1.2 мм, а второй — 3 листа по 1.5 мм соответственно, причём примерно на треть дешевле, чем по магазинным ценам. Позвонив Павлу Геннадьевичу и рассказав ему об этом, я созвонился с этими людьми и договорился, чтобы они придержали металл до конца недели. Твайли же я на этой неделе строго-настрого запретил пока экспериментировать с магией и пусть читает книжки и учебники и тренирует то, что уже. Твайли, конечно, сначала надулась, но я пообещал, что через недельку-другую её будет ждать приятный сюрприз, отчего единорожка сразу же повеселела и пообещала, что сделает так, как я и сказал.

В пятницу Павел Геннадьевич после уроков сообщил мне, что смог договориться со своими знакомыми. В общем, они дадут нам 3 оцинкованных листа, которые пойдут на пол, со скидкой в 15% — больше не могут, а остальные 4 листа дадут обрезками, разных размеров, которые можно будет сварить вместе, и на которые они скидывают почти половину — отдают по цене металлолома. Уголки они тоже дадут обрезки и тоже по полцены. И привезут они это всё завтра после обеда, по дороге заехав и к людям, с которыми я созванивался и договаривался по объявлениям, и к самому трудовику. И самое главное: он договорился с ними по дружбе, что я им сейчас отдам только 7 тысяч — это чуть больше половины стоимости, а остальное отдам в течение полугода.

Елене Фёдоровне я всё это объяснил заранее. Конечно, она порывалась сама заплатить хотя бы часть, однако я отказался, из-за чего у нас чуть до скандала не дошло дело. Благо, что всё обошлось, мне удалось убедить Елену Фёдоровну, что у меня есть деньги и что я на этот раз сам всё оплачу, тем более, что сейчас мне понадобиться потратить только около 10 тысяч, остальные 7 буду оплачивать по 1000-1500 рублей в месяц, так что это не проблема.

Закрыв эту тему, мы стали думать, что делать с Твайли. Мы с Павлом Геннадьевичем договорились, что будем делать эту нашу «лабораторию» всю субботу и воскресенье и, возможно, ещё и после уроков в понедельник, если не успеем закончить. И естественно, будет очень много шума, детям же шум стройки противопоказан — это во-первых, а во-вторых, нельзя было, чтобы Павел Геннадьевич увидел Твайли. А заставить единорожку сидеть постоянно в комнате, практически не выходя из неё, граничит с областью фантастики — Твайли и поесть нужно, и в туалет, да и на прогулку бы её нужно вывести. Правда с последним Елена Фёдоровна меня тут же обломала, напомнив о том, КАК мы с малышкой засветились на днях, а также что ближайшие пару недель, а то и месяц лучше или никуда не ходить с Твайли гулять, или придумать какое-то другое безлюдное место для прогулок подальше от того района.

Мы бы, наверное, ещё долго выкручивали себе мозги в поисках способа решения проблемы по поводу того, куда девать на эти два дня Твайли, если бы я вдруг не сказал мимоходом: «Баб Лен, так возьми её к себе! Так сказать, к бабушке на выходные отправится». На несколько секунд Елена Фёдоровна застыла с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, затем с широкой улыбкой и радостным блеском в глазах сказала, то это просто замечательная идея и так мы и поступим. И в субботу утром мы с бабой Леной, которая пришла уже в 8 утра к завтраку, сказали нашей маленькой сиреневой единорожке, что у нас для неё сюрприз: она на эти выходные идёт к бабушке. Что тут началось! Сколько было радостного писка, скачек вокруг, радостных криков «Да!», «Ура!», «Я иду к бабушке! Ви-и-и!» и счастливого смеха — не передать словами. Бабушка же лишь смотрела на внучку с умилением и даже незаметно, как она, наверное, подумала, утёрла пару слезинок. А под конец единорожка сначала запрыгнула прямо мне на руки (Ничего себе она прыгает! На два своих роста, даже немного выше, если быть точнее — она мне почти до груди допрыгнула, где я её и подхватил) и обняла, а затем перепрыгнула на руки бабушке и обняла её тоже. Поэтому после завтрака я оделся, посадил Твайли в сумку и вместе с Еленой Фёдоровной донёс её до дома бабушки. Соседей мы, кстати, ещё вчера предупредили, что сегодня и завтра будем делать ремонт, так что будет шумно, ну и на всякий случай, возвращаясь от бабы Лены, я ещё раз позвонил в двери соседям и их предупредил.

Павел Геннадьевич пришёл к 10 утра, как мы и договаривались. Сразу после прихода я показал ему комнату, после чего мы занялись подготовкой рабочего пространства: вынесли всю мебель, расставив её в комнатах и в коридоре, затем, пока я смачивал водой обои, чтобы затем их поснимать, трудовик, отключив пробки, снял потолочную и настенную лампы, выключатель и розетки, после чего электропилой стал распиливать доски с пола и с помощью «ломика и мата» отдирать и их, и утеплитель, чтобы ободрать всё до бетонного перекрытия. В час дня мы прервались, я пошёл обедать, он же отправился домой, сказав, что к нему должен заехать его друг, который как раз и довезёт все те железки, что валяются в его гараже.

Вернулся трудовик где-то без пяти минут два вместе с его знакомым, представившемся Евгением Семёновичем, и её одним рабочим. Перетащили всё железо буквально за полчаса, вместе со сварочным аппаратом и кучей этих стержней — сварочных электродов или как они там называются. После ухода рабочих я занялся тем же, что и раньше — продолжил обдирать остатки обоев со стен, а Павел Геннадьевич решил повыдёргивать провода из стен. Ага, а как же. Как оказалось, в нашем доме во время постройки их запихивали меж стыков стен довольно глубоко — сантиметра три или четыре, и выдёргивать их — та ещё морока. В итоге, оборвав два раза провод, трудовик выругался и махнул рукой, сказав, что проще будет провода обрезать, а дырки от розеток закрыть цементом — «один фиг им ничего не будет». После чего вновь выругался, вспомнив, что цемент-то мы и не купили.

Поняв, что без цемента нам розетки на стене не закрыть, он позвонил, как он сказал, ещё одному знакомому в строительном магазине и заказал цемента и песка столько, чтобы хватило на покрыть пол в этом стальном контейнере слоем сантиметров в 5-6 толщиной, ну и чтобы заделать дырки от розеток и выключателя. Пока везут цемент, трудовик стал высверливать, а когда длины сверла стало не хватать, то выдалбливать заострённым прутом и кувалдой дырку в стене с окном, через которую планировал вывести заземление — железную полосу в два сантиметра шириной и миллиметра три толщиной. Через где-то час привезли песок с цементом и необходимый рабочий инструментарий, за что я отдал ещё 1200 рублей. Смотря на похудевшее почти вдвое НЗ, я уже, с одной стороны, сожалел, что затеял это, но с другой стороны понимал, что Твайли нужно где-то безопасно заниматься магией. После чего, криво усмехнувшись на пришедшую на ум фразу «Всё лучшее — детям!», убрал обратно оставшиеся деньги и вернулся к Павлу Геннадьевичу.

Его я застал разговаривающего с одним из тех троих мужиков, что привезли цемент и песок. Как оказалось, мужик объяснял ему, как правильно замесить раствор, как правильно положить «стяжку», как он её назвал, зачем нужны направляющие… Кстати, когда на его вопрос Павел Геннадьевич ответил, что стяжку будем класть в стальной контейнер… Мда, то, что он удивился — это ещё мягко сказано. На его вопрос я снова рассказал ему байку о домашней лаборатории и что бетон понадобится как изолятор в случае если вдруг начну проводить опыты с высоковольтными приборами. В байку он, вроде, поверил, а вот в мою нормальность, похоже, не очень. Даже как-то обидно на секунду стало…

Правда после того, как подготовительный этап, в том числе и заделывание дырок в стенах, закончился, мне… оказалось практически нечем заняться. Точнее, я там сейчас больше мешался, чем помогал. Потому что ни резкой металла, ни сваркой я точно не владею, это раз, а во-вторых, как оказалось, моему трудовику и не особо-то нужна моя помощь во время сварки — по крайней мере, когда он приваривал на листы укрепляющие уголки. В итоге я пошёл в другую комнату и уселся за уроки. Правда, периодически Павел Геннадьевич меня отрывал от них, чтобы помочь ему подержать, пока он приварит, но в целом я был практически свободен.

Так и получилось, что сегодня до вечера и почти весь следующий день Павел Геннадьевич сваривал этот контейнер, при этом делая почти всё сам, я же, получалось, помогал лишь постольку-поскольку. В итоге контейнер вышел даже немного меньше — где-то около 3.5 метра в длину и 2.15 в высоту — из-за не совпадающих между собой кусков Павлу Геннадьевичу пришлось некоторые куски приваривать не между другими кусками, а на них с внешней стороны. Также он сделал открывающиеся рамы напротив окна и дверь. Одно только раздражало: проводка дома была немного не рассчитана на сварочный аппарат, поэтому полуавтоматические пробки, даже притом, что аппарат был подключён к счётчику, вырубались каждые минут 10-20. Что и работать мешало, и меня жутко раздражало. Но выбора особо у нас не было, приходилось мириться.

И только вечером второго дня, когда мы уже заливали бетон на пол готового контейнера и где-то две трети пола уже были покрыты стяжкой, чёрт меня дёрнул спросить: «А сколько оно сохнуть будет?». И ответ заставил меня выпасть осадок. Месяц! Этот пол будет застывать грёбаный месяц! Нет, в принципе, по нему уже можно будет ходить через неделю, не боясь провалиться или оставить следы, а Твайли, возможно, при своём малом весе — ещё на денёк раньше, но гадство! Это всё равно выйдет очень долго. Хотелось сделать сюрприз для Твайли уже завтра или послезавтра, а не ждать ещё полторы недели, пока можно будет заходить. Хотя… В принципе, комната уже сейчас вряд ли загорится или с ней что-то случится… Точно, туплю. Придётся сделать иначе.

В итоге, когда Павел Геннадьевич закончил ровнять стяжку, был восьмой час вечера воскресенья. Мы попили чай, ещё немного поговорили об этом «ремонте», а затем распрощались, и Павел Геннадьевич, пообещав, что завтра кто-нибудь заедет и позабирает инструмент и всё остальное, теперь уже не нужное, отправился домой. Я же отправился к бабе Лене за Твайли, которую практически не видел эти два дня и по которой успел соскучиться.

Когда единорожка пришла домой, я объяснил ей, что бардак здесь временно, завтра-послезавтра всё это будет разобрано и сказал, чтобы она была осторожной и не ходила в ту комнату. После чего, сказав, что сейчас покажу ей кое-что хорошее, взял её на руки и показал ей сваренный контейнер и объяснил, что мы специально сделали его для того, чтобы она могла спокойно и более-менее безопасно и для себя, и для окружающих заниматься магией. Кажется, после моих слов радостного писка и прыжков было не меньше, а скорее даже больше, чем после озвученной вчера перед единорожкой новости о том, что она идёт к бабушке. Причём больше настолько, что из-за того, что она скакала очень быстро, мне в какой-то момент показалось, что Твайли не одна, а её как минимум двое, если не трое.

Правда, пришлось сразу её притормозить, показав изнутри, что по полу внутри сейчас ходить нельзя и что её придётся подождать как минимум неделю до того, как ей можно будет заходить и тренировать свою магию внутри него. Но, видя расстроенную мордашку, я тут же добавил, что пока сохнет пол в контейнере, она может начать тренировать свою магию в самой комнате. Только не сегодня, а завтра или после завтра — после того, как увезут инструмент и остатки песка. После этого мы поужинали, и так как день был тяжёлым, да и у меня вдобавок разболелась голова, я извинился перед Твайли, что не могу посидеть с ней этим вечером и почитать и, упав в кровать, почти мгновенно уснул.

Милолика Тимуровна, кстати, на этой неделе заглядывала дважды: во вторник и четверг вечером. Она хотела прийти ещё и в субботу, но мы в пятницу вечером её предупредили, что Твайли на выходные пойдёт к Елене Фёдоровне, и если она хочет, то может их навестить. И насколько я понял, в субботу она с утра к бабе Лене и Твайли действительно заходила. Увидев в четверг, как единорожка собирает из разноцветных деталек Лего то самолёт, то машину, то яблоко, то жирафа, то кошку, при этом раскрашивая их магией в разные цвета, тётя Мила снова стала нахваливать малышку, при этом круглыми глазами смотря на меняющие под действием магии Твайли цвет детальки. Железный же конструктор, что интересно, когда я только отдал его Твайли, ей не понравился от слова «совсем». Однако принесённая бабой Леной из библиотеки книжка с разными моделями и схемами сборки для подобных конструкторов изменила её отношение к этому старому конструктору, и буквально на следующий день я, придя со школы, увидел работающую мельницу, кран и машину.

Глава 11 — Магия кино

8 декабря 2003 г.

Похоже, сегодня Твайли решила меня удивить в очередной раз.

Для начала, я проснулся явно раньше будильника с чувством, что что-то не так, а точнее, чего-то не хватает. Сонно осмотревшись, я перевернулся на другой бок и уже хотел привычно прижать к себе Твайли, однако, пощупав рукой по кровати возле себя, единорожки возле себя не обнаружил. Моргнув в недоумении пару раз и окончательно проснувшись, я первым делом подумал, что она просто выбежала в туалет. Потянулся к выключателю, включил лампу над кроватью, посмотрел на будильник. 6:47. Мда. Вроде и вставать рано, и лежать смысла уже нет, а то так и заснуть и проспать недолго. Я обречённо глубоко вдохнул… и почуял слабый запах жарящихся яиц.

«Так-с, а вот это уже интересно» — подумал я, вставая и натягивая спортивки и водолазку. — «Баба Лена пришла с утра пораньше, что ли? Хотя с чего вдруг ей так рано приходить? Как будто ей не нужно самой собираться перед уроками…» — мысли мои были прерваны раздавшимся с кухни звуком бьющейся то ли тарелки, то ли кружки, а вслед за ним — испуганный вскрик Твайлайт. Сам напугавшись того, что могло произойти, я тут же вылетел из спальни через гостиную в коридор и, пробежав его, застыл в дверях кухни.

— Твайлайт, что случи?.. — я застыл на середине фразы, повернув направо голову. Напротив меня возле кухонного стола с жалобно-виноватой моськой застыла Твайлайт, рядом с ней парили веник и совок, на полу же валялись осколки тарелки вперемешку с нарезанным хлебом, сыром, огурцом и зелёным луком, которые, похоже, должны были стать бутербродами.

— П-пап? — испуганно спросила единорожка, прижав ушки к голове и как-то сжавшись.

— Твайли, у тебя всё в порядке? Нигде не поранилась? — сделав шаг вперёд, я присел, осматривая единорожку, нет ли где порезов. А то по себе помню, как умудрился лет в 6 грохнуть стеклянную салатницу, да ещё и получить два или три мелких, но болючих и долго заживавших пореза от разлетевшихся во все стороны осколков, пара которых досталась и моей тушке. До сих пор стыдно от истерики, что я тогда закатил…

— П-пап, я… я х-хотела… — испуганный взгляд Твайли метался между моим лицом, осколками тарелки и плитой, губы задрожали, а на её больших глазах стремительно набухали слёзы. Ох, чёрт. — Хотела тебе… я… а оно…

Вы когда-нибудь успокаивали плачущего ребёнка лет 5-7? «Это легко», говорят они, «ребёнка всего лишь нужно отвлечь», говорят они, «маленькие дети быстро забывают обиды и причины для слёз», говорят они, «вы быстро научитесь успокаивать маленького ребёнка», говорили они. Ага, щаз! Так вот: не верьте всем этим жутко вумным знатокам по телевизорам, утверждающим, что знают, как себя вести с детьми. Твайлайт плакала уже… какой там — третий? четвёртый? — раз, и всё равно я успокаивал разревевшуюся единорожку больше получаса, держа её на коленках, прижимая к себе и поглаживая по гриве и спинке, говоря ей утешающие слова и слушая её малопонятные из-за рыданий бормотания. И вот по ним я смог восстановить картину произошедшего.

Как оказалось, Твайли захотела меня порадовать. Зная, что я каждый день встаю в школу и готовлю для нас двоих завтрак, она захотела сама встать пораньше и приготовить завтрак мне. Уверенная в своих силах благодаря памяти себя-восьмилетней, в которой она сама иной раз помогала маме на кухне, Твайли решила сделать простой, но хороший завтрак: яичницу с сосисками и кружочками помидора и бутерброды с сыром, огурцами, зелёным лучком и листьями салата. Ну и чай к ним.

С яичницей (которую мне пришлось снять с плиты, когда та чуть не пригорела, пока успокаивал Твайли) проблем у поняши не возникло — как я уже рассказывал ранее, последнее время она стала мне помогать готовить, при этом практически всё делала телекинезом, сидя или стоя на задних копытцах на табуретке перед столом и положив передние на стол (к плите я её не подпускал, всё же плита пятилетним детям, пусть и таким умненьким как Твайли совсем не игрушка). Так что и всё необходимое для яичницы она делала телекинезом, стоя на табуретке, только уже не возле стола, а у плиты, забыв (или проигнорировав) мой наказ к ней не подходить, чтобы не случилось беды.

Поставив жариться яичницу, Твайли взялась за бутерброды, и вот во время их приготовления и случилась та самая неприятность. Нарезав хлеб, сыр и огурцы и сложив из них бутерброды на тарелку, она спрыгнула, чтобы помыть лук — забыла сразу помыть с остальными овощами. Лук единорожка мыла тоже стоя на подтащенной к раковине табуретке. Беда случилась, когда Твайли с пучком лука в телекинезе запрыгивала на вновь перетащенную от мойки к столу табуретку. В общем, она как-то неудачно прыгнула, промахнулась задним копытом мимо табуретки и, не удержавшись, махнула передней ногой, попав ей прямо по стоящей на самом краю тарелке с почти готовыми бутербродами, только чудом не задев лежащий возле тарелки на краю стола нож. Ну и тарелка, перекувыркнувшись в воздухе, приземлилась прямо на кафельный пол и, не выдержав такого издевательства, естественно, разбилась. Испугавшись, что я буду ругаться, единорожка схватила совок и веник, чтобы побыстрее прибраться, и как раз в этот момент я и ворвался.

Честно говоря, я сначала даже и не знал, как мне на это реагировать. Вроде и похвалить нужно за её желание помочь мне, и отругать за невнимательность, ведь она же могла пораниться, и при этом не обидеть и не вызвать новую истерику. Но как-то мне всё это удалось: и похвалить за идею, и пожурить за неаккуратность, и даже договориться с единорожкой, чтобы она в следующий раз была осторожнее и не торопилась сделать сразу много всего. Когда же она, наконец, успокоилась и вновь улыбнулась, было уже двадцать минут восьмого. Так как оставлять единорожку без завтрака я не мог, как и оставлять её один на один с кухней после того, что сегодня произошло, я понял, что на первый урок я всё равно опоздаю и решил, что лучше приду к концу первого урока, зайду на перемене и извинюсь перед Сергеем Павловичем, нашим математиком, что ведёт у нас алгебру и геометрию, объяснив своё отсутствие тем, что проспал.

Решив так, я уже было хотел убрать с пола и выкинуть осколки тарелки и остатки бутербродов (кроме лука, который можно было ещё раз помыть), но внезапно взятые мной совок и веник вырвались у меня из рук, объятые сиреневым облачком телекинеза.

— Пап, я уберу, не волнуйся, — улыбнулась единорожка, подтягивая веник и совок к себе.

— Эм-м-м… Может, я сам, а? — мой вопрос прозвучал как-то немного неуверенно. — А то порежешься ещё…

— А мне не страшно, у меня магия есть! — уверенно заявила единорожка. — Вот, смотри: свип, свип, свип… — добавила она, начиная сметать разлетевшиеся мелкие осколки к большим, лежавшим на месте, где упала тарелка.

— Ладно-ладно, — поднял я руки ладонями от себя, усмехаясь. — Стой сек, я лук подниму, его ещё помыть можно. И под копытца смотри, на осколок там не наступи. Я пока доделаю завтрак.

Пока Твайли убирала с пола, я снова нарезал остатки хлеба (тот, который я хотел взять с собой в школу… ну и ладно, в столовке куплю чего-нибудь), сыр, лук и листья салата, а вместо кончившихся огурцов нарезал кружочками и разложил на бутерброды помидор. К моменту как я закончил с бутербродами, как раз закипел чайник. Да и Твайли уже успела убрать с пола и сейчас, поставив на стол вазочку с печеньем и сахарницу, сидела и ждала, пока я закончу.

Завтрак прошёл хорошо. Яичница, как оказалось, подгорела только с одной стороны, так что я отдал Твайли не подгоревшую сторону. Пока мы завтракали, расстроенное выражение на мордашке единорожки сменилось радостно-предвкушающим, и под конец она уже едва могла усидеть на месте, ответив на мой вопрос о том, отчего она так завелась, что не дождётся, чтобы попробовать те несколько заклинаний, что она узнала от себя-восьмилетней, добавив, что сама возьмёт всё, что ей нужно будет. Пришлось взять с неё обещание, что никакие механизмы, электронику, деньги, ценные и хрупкие вещи она брать не будет.

В какой-то момент, когда мы уже допивали чай, Твайли вдруг посмотрела на часы. Секунду спустя она посмотрела на меня широко распахнутыми глазами.

— Папа, уже десять минут девятого! — воскликнула она со смесью шока и возмущения в голосе. — Ты же в школу опоздал! Это же… это же из-за меня, да? — вдруг расстроенно спросила она, опустив голову, а её ушки вновь стыдливо прижались к голове.

— Не говори ерунды! — я тут же протянул руку и погладил единорожку по голове, а затем почесал за ушком, отчего она непроизвольно зажмурилась с проступившей на мордочке улыбкой. — Ничего страшного не произошло. Пропущу первый урок, ко второму приду, не смертельно же.

— Как это пропустишь?! — возмущения в голосе единорожки стало больше. — Разве можно пропускать школу?

— Ой, да ладно тебе, — махнул я рукой. — Скажу, что проспал, всё-таки меня же как бы некому будить…

— ЧТО?! — поняша аж встала на табуретке на задние копытца, поставив передние на стол, и уставилась прямо мне в глаза своими огромными лавандовыми, в которых буквально вспыхнуло пламя праведного гнева. — Папа, да как ты можешь вообще думать о том, чтобы пропускать школу?! Ведь мне сама Принцесса Селестия говорила, что школа — это очень важное место для каждого жеребёнка, ведь именно в школе нам всем ежедневно дают много знаний, которые будут нужны нам в будущем! Именно благодаря тому, что мы узнаём в школе каждый жеребёнок находит то занятие, что ему по душе, находит свой талант, свою кьютимарку и своё место в жизни! Даже величайший маг Старсвирл Бородатый, что придумал много крутых и сложных заклинаний, учился в школе! Каждый урок в школе важен, каждый урок даёт нам знания! А ты хочешь пропустить один? Да ещё и соврать? Разве тебе мама не говорила, что врать плохо, и что если будешь врать, то сама Принцесса Селестия зашьёт тебе рот, чтобы ты больше не мог врать?!..

Я сидел и обалдевал, с отвалившейся челюстью смотря на отчитывающую меня распалившуюся единорожку. Чёрт возьми, да меня даже мама так не отчитывала! Знаете, когда тебя-шестнадцатилетнего отчитывает ребёнок, на десяток лет младше тебя — это, блин, капец как стыдно.

— … так что живо собирайся и галопом в школу! — закончила свою отповедь Твайлайт, громко фыркнув в конце.

— Да-да, понял, мам, уже собираюсь, — ответил я почти на автомате, и только пару секунд спустя до меня дошло, что я ляпнул.

Я ошарашенно посмотрел на Твайли, надеясь, что она не заметила оговорки. Меня встретили не менее ошарашенные глаза. Заметила. Мы оба застыли с одинаковыми выражениями лица и мордочки. «Так, надо что-то сказать, что-то, чтобы отвлечь, разрядить ситуацию, перевести в шутку…»

— Только за плохие оценки не ругайся, ладно? — жалобно произнёс я, старательно делая глаза кота из «Шрек»-а.

Ох, что тут началось! Первой не выдержала Твайли, расхохотавшись так, что чуть не свалилась с табуретки, в итоге, чтобы удержаться, она села на круп и, уронив передние копыта на стол, уткнулась в них мордочкой, при этом вздрагивая от хохота всем телом. Я же выдержал лишь на пару секунд дольше, после чего присоединился к единорожке в этом безудержном хохоте. Я не хохотал — я ржал, причём даже сильнее, чем когда увидел Твайшистика (Твайлайт-пушистика) во время прогулки по снегу.

Кое-как мы с Твайли успокоились лишь минут десять спустя. После этого я начал убирать со стола, однако единорожка сказала, что потом сама всё сделает. Я, помня о произошедшем меньше часа назад, всё же решил всё убрать со стола, а вот посуду оставить на Твайли, только сам сполоснул нож и залил водой сковородку отмачиваться. Кинул взгляд на часы. 8:27. Так, надо быстрее собираться.

Проходя мимо ванной, вспомнил, что не умылся утром, что тут же и проделал, навёрстывая упущенное. К моменту как я закончил умываться, малышка уже закончила мыть посуду и, воодушевлённая, заскочила в комнату с магическим полигоном-«лабораторией» прежде, чем я успел что-либо сказать. Я тут же зашёл в комнату вслед за ней и, подхватив на руки прежде, чем она успела вляпаться в остатки цемента в железном тазике или в кучу мусора, раньше бывшего деревянным полом, или, не дай Бог, в обрезки и остатки металла, наваленные на ту же кучу и торчащие острыми краями, объяснил ей, чтобы она, пока в комнате не будет убрано, туда не заходила. Поняша немного загрустила, но я ей напомнил, что у неё ещё куча книг непрочитанных, да и телевизор есть, тем более ей нравились все эти познавательные передачи. Не прошло и минуты, как от грусти на её мордашке не осталось и следа. Затем я быстро собрался, попрощался с единорожкой и почти побежал в школу, примчавшись буквально за две минуты до звонка на второй урок.

В школе ничего особо интересного не происходило, разве что я пошёл после второго урока к Сергею Павловичу и сказал ему, что проспал урок. Зная мою ситуацию, он меня не ругал. А вот Елена Фёдоровна, узнавшая о моём пропуске, поругать меня собиралась, однако я ей рассказал о том, что произошло утром на самом деле. Услышав о том, как Твайли разбила тарелку, она тут же забеспокоилась, не порезалась ли поняша, однако услышав, что всё с ней в порядке, успокоилась. Когда же дошёл до эпизода, в котором меня отчитывала Твайли, она расхохоталась не меньше моего, сидя при этом за столом и утирая выступившие на глазах слёзы платочком.

Перед тем как возвращаться после уроков из школы, я зашёл к Павлу Геннадиевичу, и он позвонил своим знакомым, чтобы они подъехали и, пока у меня перерыв перед работой, забрали всё, что осталось после «ремонта». И действительно, спустя минут десять после того как я вернулся домой приехали строители и стали вытаскивать и загружать на машину сначала инвентарь, а затем и весь мусор. Одно лишь было плохо — на улице хоть и было сухо, но строители, пока всё выносили, натоптали изрядно, да и пыль с мешков сыпалась, так что пришлось после их ухода вымывать весь коридор. В комнате убираться у меня уже не было ни желания, ни времени, так что я быстро перекусил отваренными макаронами с открытой банкой салата, что закатывали мы с Еленой Фёдоровной и которыми она щедро делилась, попрощался с ещё обедавшей единорожкой и помчался на работу. На работе ничего интересного не происходило. А вот когда я вернулся домой…

— Пап, пап, смотри, смотри, у меня получилось! — не успел я снять ботинки, как прямо перед моим лицом что-то зависло, объятое сиреневым сиянием телекинеза Твайли. — Смотри, я тренировалась, прямо как в том фильме, и у меня всё получилось! Они превратились!

Моргнув пару раз, я уже внимательнее посмотрел на парящие передо мной… пяток спичек, десяток иголок и… несколько промежуточных вариантов от всего лишь заострившейся с одного конца спички до почти нормальной иголки, только квадратной на месте ушка… Чего?! Я ещё раз удивлённо моргнул и вытаращенными глазами уставился на эти спичкоиголки. Да ну не может быть, Твайли что, их…

— Правда классно у меня получилось, да, папа? — продолжала тем временем радостная единорожка. — Ведь классно же? И главное, что это было совершенно не сложно, просто я попробовала представить, как спичка сначала скругляется, заостряется, в ней появляется ушко, а потом она стаёт железной…

Я перевёл свой, не сомневаюсь, обалдевающий взгляд с экспериментальных образцов превращений на саму лавандовую единорожку. Точнее, на очень пыльно-лавандовую единорожку, скорее даже серо-лавандовую. Сейчас в ней того же цвета, который был сегодня в обед были лишь её глаза, буквально излучающие огромные объёмы позитива, радости, восторга и энтузиазма. Всё же остальное, в том числе и хвост, что дёргался из стороны в сторону почти как у собаки, и ушки, стоявшие торчком и словно в нетерпении периодически вздрагивавшие и двигавшиеся туда-сюда, были покрыты серым слоем. От её внешнего вида я лишь вздохнул.

— Твайлайт, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Я тебе что говорил про ту комнату?

— Ой, — вырвалось у поньки, весь восторг и энтузиазм у которой пропал за каких-то пару секунд, сменившись виноватым выражением моськи и прижатыми к голове ушками.

— Я говорил в комнату не заходить, пока не уберусь там, — нахмурился я, выпрямляясь и вешая снятую куртку на вешалку. — Там же после стройки грязюки и пылюки дофига и больше. Посмотри на себя, ты же вся серая!

— Но я просто тренировалась…

— Так, тренировальщица, живо в ванную, пока по всему дому пыль не растащила, — сказал я. — Так, стоп! — тормознул я уже дёрнувшуюся единорожку. — Давай сюда свои кухонно-швейные эксперименты, я их сложу куда-нибудь, — добавил я, протягивая раскрытую ладонь, на которую тут же легли и спички, и получившиеся из них иголки. Решив не морочить себе голову, я их просто положил на трюмо, а затем, прежде чем Твайли успела куда-то убежать, подхватил её на вытянутые руки: — А вот теперь можно и в ванну.

Поставив Твайли в ванну, я достал Твайлин шампунь и мочалку и, полив поньку из душа, стал её намыливать. Как и всегда, когда я дошёл до боков и животика, Твайли начала хихикать и крутиться. А вот когда я уже смывал с неё пену, осматривая при этом со всех сторон, присев при этом на корточки, чтобы быть взглядом вровень с ванной, то мимоходом скользнул взглядом у неё под хвостом… потом недоумённо моргнул и посмотрел ещё раз, после чего выпучил глаза, потому как под хвостом я увидел… Да ничего я не увидел! И в этом-то вся соль! Покрытая короткой лавандовой шёрсткой кожа спины и крупа, из которого рос хвост, плавно переходила в живот, словно у плюшевой игрушки или куклы, разве что без присущих куклам и игрушкам щелей и швов. Не поверив своим глазам, я даже провёл там рукой… и с ещё большим недоумением нащупал то, что там и должно находиться согласно анатомии и чего, однако, мои глаза при этом буквально в упор не видели.

— Эм-м-м… Твайли, ты… как ты это делаешь? — спросил я с удивлением, переведя взгляд на повернувшуюся ко мне мордочку единорожки, что непроизвольно немного переступила от меня и полуповернулась ко мне боком, при этом поджав хвост словно прикрываясь.

— П-пап, это… эм-м-м… — немного замялась Твайли, слегка зарумянившись, после чего словно собралась с мыслями и объяснила: — Ты же помнишь, я рассказывала, что мы, пони, хоть и носим одежду, но не придаём ей такого большого значения?

— Кажется, ты что-то такое упоминала, но я не обратил внимания, — призадумался я, выключая воду и вешая душевую лейку на держатель, после чего взял полотенце и начал вытирать поняшу. Она вновь захихикала, и ойкнула, когда я неудачно дёрнул её за гриву.

— Ой, прости, — тут же извинился я в ответ на её обиженный взгляд и насупившуюся мордашку, затем, закончив вытирать, завернул Твайли в полотенце и понёс в комнату сушить феном.

— Твайли, ты что-то говорила про одежду, — напомнил я, пока сушил сидящую на лежащем на моих коленях полотенце, в которое Твайли была завёрнута, единорожку струёй вырывавшегося из фена горячего воздуха, отчего та довольно улыбалась и жмурилась. Не, ну точно кошка. Котёнок-переросток.

— О, точно, — она кивнула головой, смешно пряднув ушками. — Я говорила, что даже у нас в Кантерлоте многие пони ходят или вообще без одежды, или, там, в шляпе или серёжках каких. Только минотавры, как я читала… та, другая я читала. Так вот, только минотавры всегда штаны носят.

— Стоп, у вас что, — у меня вырвался невольный смешок, — все голыми ходят? А вы что, друг друга не стесняетесь?

— Пап, ну ты же совсем меня не дослушал! — возмутилась единорожка и боднула меня в плечо, краснея при этом. — У нас же все обладают естественной магией. Как все пони могут брать вещи копытами, а пегасы — летать, так и все народы нашего мира — и пони, и грифоны, и даже драконы — умеют скрывать у себя… ну… — она смутилась, покраснев ещё сильнее, — попу и… писю.

— Да ну! — удивился я, тем временем закончив сушить шёрстку единорожки и переходя на гриву. — Ты же говорила, что у грифонов и минотавров нет магии! Получается тогда, что есть?

— Я не знаю! — единорожка подняла копытце, чтобы топнуть им, но неудачно дёрнулась и чуть не съехала с моих коленей, благо что я успел придержать её за бок, а не за гриву, которую сейчас сушил. Копытцем Твайли так и не топнула, быстро поставив его обратно мне на коленку, чтобы удержать равновесие. — У меня в книжке было написано, что нет.

— Хм-м, это, наверное, можно назвать особенностью вашего мира, — сказал я и усмехнулся. — Прямо как в мультике каком. «Бэмби», хех, — я снова усмехнулся.

— Эй, я не Бэмби! — тут же возмутилась понька. — Я великий и могучий лев Симба, агрррргх!

Нет, я с этой поняшей точно копыта отброшу! Сначала отращу, потом отброшу! На секунду подавившись воздухом, я расхохотался от того, насколько смешно и в то же время умилительно выглядело «рычание» единорожки. Я хохотал почти столько же и так же сильно, как и утром. Твайли радостно заливалась звонким смехом вместе со мной, продолжая сидеть у меня на коленях. Благо хоть я догадался фен сразу выключить.

— … лев… ха-ха-ха-ха-ха… — с трудом выдавил я сквозь смех. — … с рогом и копытами… а-ха-ха-ха-ха-ха-ха… лев… ха-ха-ха… фу-у-ух, ну ты уморила меня, как сказанёшь что-нибудь… лев, хи-хи, грифиндорский…

— Точно, пап, ты же так и не сказал! — единорожка, скатившаяся на диван, пока мы вдвоём хохотали, вскочила на копыта и затараторила: — Ты же видел? Видел, как у меня получилось? Я смогла превратить спички в иголки! И при этом даже ничего не нужно говорить! Представляешь? Нужно просто очень напрячься и представить, как спичка стаёт похожей на иголку, а потом стаёт железной! Мне сначала было очень трудно, но это так интересно, и я постаралась, и у меня всё получилось! Правда же я молодец? Да? Да?

— Ох, молодец, молодец, — потрепал я её по гриве и добавил: — Гермиона Спаркловна.

— Хи-хи-хи! — вновь захихикала единорожка, после чего явно с видимым усилием состроила сосредоточенную моську и, задрав носик, сказала, старательно копируя тон оригинала: — Так-так-так, стоп, — она подняла правое копытце, — ты сейчас выбьешь кому-нибудь глаз. И нужно произносить «Винга́-ардиум Левио́сса», а не «Левиосса́». Вот так, — Твайли повернулась к лежащей на диване подушке, затем, словно палочкой, двинула рогом справа по часовой стрелке вниз, влево и вверх и затем взмахнула им вниз, произнося при этом: «Вингардиум Левиосса», вдобавок на последнем слове её рог и подушку объяло сиреневое сияние магии Твайли, и подушка взлетела вверх.

От этой сценки мы оба вновь взорвались смехом, хоть я и успокоился в этот раз всего через минуты две.

— Ох… фу-ух… — почти простонал я, отсмеявшись. — Если те, кто утверждают, что смех продлевает жизнь, говорят правду, то я точно с тобой бессмертным стану. Так, ладно, иди сюда, досушу, — я похлопал по коленкам, и Твайли снова на них залезла, затем я вновь взял фен и, включив его, принялся досушивать единорожкин хвост. — Кстати, что-нибудь новенькое сегодня узнала?

— Ну так я же тебе показала, — с недоумением повернулась ко мне Твайли, — я научилась превращать спички в иголки…

— А кроме магии ты ещё что-нибудь делала? — прищурился я. — Ну, там, книжки почитала, телевизор смотрела, учебники…

— Э… а… эм-м-м… Упс? — прижала ушки Твайли, смотря на меня чистым, не замутнённым разумом взглядом.

— Ох, ладно, — улыбнулся я, мысленно вздохнув. — Но слишком не перенапрягайся, хорошо?

— Ага! — радостно кивнула она.

— Ну вот, — я выключил фен. — Всё, давай, беги. Стоп! В комнату не заходи, я сейчас там всё уберу.

Уборка в комнате заняла больше получаса, но в итоге комната… ну, не блестела, ибо бетон не может блестеть, но весь оставшийся мелкий мусор и пыль я веником и влажной тряпкой благополучно убрал, но сказал Твайли подождать на всякий случай до завтра, пока всё высохнет.

Следующие три дня ничего особо интересного не происходило. Ну… как «ничего»? На следующее же утро Твайли попросила у меня разрешение взять кое-какие вещи для тренировки магии, я дал добро, напомнив не трогать ничего хрупкого, ценного или что-либо из электроники. В итоге вечером я увидел, что единорожка перетащила в лабораторию (или правильнее будет называть ту комнату «полигон»?) кучу мелочи вроде карандашей, пластмассовых детских кубиков, конструкторы, кое-какие книжки, металлический ковшик с водой (при этом она ещё и попросила купить ей железный тазик, так как объёма ковшика мало), опять те же самые спички, пару катушек ниток, несколько найденных обрезков ткани, разные игрушки, мягкие и не очень, кое-что из старой одежды, которую не жалко, немного советских монет, колоду карт, какие-то бусы, горшок с чахлой и почти не растущей геранью и кучу прочей мелочёвки. Она ещё хотела взять что-то из еды, но тут уже я запретил, сказав, что с едой лучше не играться, а то отравиться результатом неудачного эксперимента как-то не очень хочется, и Твайли со мной неохотно согласилась.

После этого поняша стала чуть ли не каждый день показывать мне, а когда приходила баба Лена, и ей тоже свои успехи. Конечно, не всё у неё получалось, и Твайли мне сама говорила, что у неё-восьмилетней это всё получалось намного легче. Забегая вперёд, скажу, что первое время у единорожки многие заклинания не получались, из-за чего она стала часто злиться, обижалась, несколько раз даже прибегала в слезах, когда очередное интересное заклинание, которое могла сделать «та» она, у неё срывалось раз за разом. Но с каждым днём она покоряла всё больше и больше заклинаний, что достались ей с той памятью, и к лету поняша уже освоила всё, что знала «другая» Твайлайт.

Жалко только, что прикол с «Вингардиум Левиосса», повторенный вечером вторника, на бабу Лену не произвёл никакого впечатления кроме очередной порции умиления. Оказалось всё до обидного просто: она не смотрела и не читала Гарри Поттера. Твайлайт, услышав это, расстроилась. Очень. И, похоже, непроизвольно (а может, и специально, кто знает эту мелкую манипуляторшу?) воспользовалась запретным приёмом, сопоставимым с ударом ниже пояса: сделала глаза как у побитого щенка. Конечно, баба Лена этот обиженный взгляд выдержать не смогла и тут же кинулась её утешать, и в итоге пообещала, что обязательно завтра посмотрит фильм, а ещё сделает домашнее печенье. Естественно, при словах «домашнее печенье» Твайли тут же забыла о грусти и стала радостно подпрыгивать по комнате.

Неделя проходила спокойно, казалось, что всё в порядке. Но как всегда что-нибудь да должно было случиться. Ещё в среду Твайли вечером была не такой энергичной и немного уставшей и в итоге легла не около 11 вечера, а в 10 с копейками. Правда я на это не обратил внимания — ну мало ли, может, устала днём больше обычного, или утром не выспалась, бывает. Мне и баба Лена почти то же самое сказала перед уходом, пояснив, что даже самые энергичные дети могут уставать, да и, например, сезонные авитаминозы никто не отменял, хоть сейчас и не весна. Тем более на следующее утро четверга ни следа от вчерашней усталости я не заметил.

А вот вечером, когда я вернулся из магазина тёти Оли, то единорожка выглядела явно хуже: она была вялой, разговаривала или читала с неохотой, про новую магию, которую узнала, не рассказывала ничего и в целом казалась немного истощённой, словно целый день разгружала вагоны или ещё что подобное делала, и даже шёрстка её перестала блестеть и не то что потускнела, а словно немного посерела. Вдобавок она чуть не уснула в тарелке с ужином. Я уже перепугался, что единорожка снова заболела, во что я, с одной стороны, не верил, так как она только недавно «переболела», пусть то и не болезнь была, а что-то, связанное с магией, с другой стороны, Твайлайт попала к нам из другого мира, а я уже говорил, что микробы и вирусы в разных мирах должны сильно различаться, из-за чего наличие иммунитета к иномировым болячкам крайне маловероятно. Однако осмотр ничего не дал: носик, покрытый короткой лавандовой шёрсткой, был тёплым и не хлюпал, дыхание было чистым и спокойным, температура тела — 38.1°, что лишь чуть ниже нормы, да и не жаловалась она на то, что у неё что-то болит. Только сказала, что сильно устала и пошла спать сразу после ужина, что отнюдь не уменьшало моего беспокойства.

Проснувшейся с утра единорожке я строго-настрого приказал отдохнуть и не перенапрягаться. Твайли пообещала, что не будет. Да и выглядела она хотя бы не истощённой и посеревшей. Тем более что когда я вернулся со школы, Твайли меня приветствовала очень бодро и выглядела при этом отдохнувшей и полной энергии, да и супа вермишелевого на обед две тарелки умяла за милу душу. Я уж обрадовался, что всё прошло и опасности никакой нет. Ага, щаз.

Когда я вернулся вечером после подработки домой и открыл дверь… свет в квартире не горел. Уже одно это заставило меня забеспокоиться. Вдобавок в квартире стояла оглушительная тишина. На мой голос единорожка не отозвалась. Скинув ботинки и куртку, я тут же заглянул сначала в гостиную и спальню, включая свет везде, и, не обнаружив Твайли ни там, ни там, подбежал к двери на «полигон» и, рывком распахнув его, увидел в бившем из дверного проёма за моей спиной свете Твайли, лежащую на газете посреди разбросанных вещей прямо перед горшком с цветком. Испугавшись, что опять что-то случилось, подскочил к лежащей единорожке, осторожно поднял на руки и, вынеся из тёмной комнаты на свет, перепугался ещё больше: Твайли выглядела истощённой, дышала тяжело, шёрстка посерела, словно обесцветилась, причём точно не от пыли, а из левой ноздри тянулась струйка запёкшейся крови. Да что с ней случилось-то?!

— Твайли! — позвал я единорожку. — Твайли, очнись! Что с тобой? Твайлайт!

Однако как бы я ни звал её, единорожка никак не реагировала на мои слова, словно была в глубоком обмороке. Или в коме. От этой мысли у меня всё похолодело внутри. Нужно было что-то делать… что-то делать, но что? Мне в голову приходили десятки идей, одна безумнее другой, того, что могло с Твайлайт случиться, из-за чего она могла уснуть и не просыпаться… Ну почему растить детей так сложно?! Почему я не подумал обо всём до того, как решился растить Твайли? Она же даже не обычный ребёнок, а волшебная единорожка, откуда я могу знать, как её правильно растить? Понадеялся на то, что ничего страшного не будет, что растить её будет легко, не сложнее, чем обычного ребёнка. Думал, если пару книг о том, как растить детей, прочитаю, то всё будет чики-пуки… Да хрена с два! Она уже второй раз за месяц заболевает непонятно чем, а я даже не знаю, что с этим делать!..

Стоп! Если заболела… Туплю. Надо срочно звонить тёте Миле, может, она хоть что-то сможет придумать! Так. Телефонная книга, телефонная книга… А, всё, нашёл, я её зачем-то в трюмо убрал, на котором телефон стоит. Так, Милолика Тимуровна, тётя Мила… Да где её телефон? Вроде же записывал… Или?.. Вот блин, я её телефон на какой-то бумажке записал и, похоже, в телефонную книгу не положил… Не, ну что у меня за дырявая память, когда ненужно?!

…
Я дятел. Какого я сразу бабе Лене не позвонил? У неё точно телефон тёть Милы есть!

Набираю телефон Елены Фёдоровны. Жду. Наконец после пятого гудка раздаётся голос:

— Да, алё?

— Баб Лена, Твайли… не то! Дайте телефон тёти Милы, срочно!

— Денис? Что случилось? Телефон Милочки? Зачем он тебе? — недоумевающий голос бабы Лены вдруг стал испуганным: — С Валей опять что-то случилось? Опять заболела?

— Да! Нет… Не знаю! — воскликнул я, пытаясь не думать о плохом. — Я домой с магазина пришёл, а она на полу в той комнате лежит без сознания, вид истощённый, да ещё и вся шёрстка серая, будто весь цвет потеряла! И не просыпается!

— Ох, Господи ты Боже, да что за напасть-то! — запричитала Елена Фёдоровна. — То одна беда у бедной девочки, то другая… За что же её так наказывают?..

— Баба Лена, телефон Милолики дайте! — перебил я её, чувствуя, что начинаю нервничать всё сильнее.

— Я сама ей сейчас позвоню, — ответила баба Лена. — Пока присмотри за Валей. Буду через пять минут.

И отключилась.

Я несколько секунд постоял в ступоре, всё ещё держа возле уха пищащую гудками отбоя трубку, после чего тряхнул головой и пошёл заниматься тем, чем должен — ухаживать за лежащей без сознания поняшей. Пока разбирал диван, стелил постель, укладывал единорожку и делал холодный компресс, в голове промелькнула мысль: «А про какую Валю баба Лена говорила?»

Пришедшая через десять минут баба Лена тут же кинулась в гостиную к лежащей единорожке. Убедившись, что она хоть и выглядит плохо, но хуже ей, вроде как, не становится, она немного успокоилась и сказала, что Милолика, только услышав, что с Твайли что-то случилось, сказала, что возьмёт такси и приедет через минут 20-30. И пока мы её дожидались, я чувствовал себя не то что на иголках — на шилах, которые есть чуть ли не у каждого ребёнка в заднице как минимум в количестве одной, а то и нескольких штук. Нервы были на пределе, я боялся, что с Твайли произойдёт то же, что и с мамой и что она больше не проснётся. И чем больше проходило время, тем сильнее я себе не находил места — то сяду, то встану, пройдусь, опять сяду, опять встану, схожу на кухню попить воды…

— Сядь! — вдруг негромко, но со сталью в голосе сказала Елена Фёдоровна. Я, не успев в очередной раз подняться, так и рухнул обратно в кресло.

— Баб Лена, но Твайли…

— Сиди и не мельтеши перед глазами, — нервно выдохнула баба Лена вполголоса, перебив меня. — От того, что ты будешь бегать по комнате как наскипидаренный, Лика раньше не приедет и Валя не поправится, а вот голова у меня уже кружится. И вообще, это я тут паниковать должна! Как ты вообще за три дня довёл ребёнка до такого состояния? Она выглядит, будто голодала месяц!

— Да не знаю я! — чуть не выкрикнул я, отчего баба Лена тут же зашипела на меня, прикладывая палец к губам. Я тут же осёкся. — Не знаю, — продолжил я уже тише. — Она вчера вечером выглядела уставшей, но когда я сегодня днём со школы вернулся, была очень бодрой, будто ничего и не случилось. Откуда я знал, что всё вдруг станет хуже? Я же вон, даже книги купил, три штуки, по воспитанию детей, читал их, а толку? Они рассчитаны на обычных детей, а не на разумных волшебных единорогов! У неё другая физиология, другое строение тела, другие болезни, в конце концов! Откуда мы можем знать, чем она может заболеть? А магия? Да если это магическая болезнь, ни один врач тут не поможет. А если из-за того, что она попала сюда, она начнёт болеть постоянно? Что нам тогда делать? Нужно помочь ей… но как? И чем? Я уже просто не знаю. То она вдруг заболевает, то чудесно исцеляется… Уже и еду ей разную стараюсь готовить, и овощи-фрукты каждый день даю, чтобы витамины были. И всё равно каждый день что-нибудь да приключается. И я боюсь. Боюсь, что с ней случится, как с мамой. Боюсь, что она уснёт, прямо как сейчас, и не проснётся. Может быть, было бы лучше, если бы я не нашёл тогда Твайлайт и мне не приходилось бы…

— Денис! — вдруг перебил меня злой даже не шёпот, а буквально шипение Елены Фёдоровны. Я вздрогнул и посмотрел ей в лицо. Елена Фёдоровна была зла, очень зла, и мои слова были, видимо, всецело этому причиной. — Никогда, слышишь?! Никогда не говори, что лучше бы Вали не было! Не дай Бог ещё раз подобное услышу! Не посмотрю, что здоровый лоб, отхлещу ремнём так, что неделю сидеть не сможешь! Ясно тебе?!

От этой резкой отповеди я непроизвольно весь сжался в кресле.

— Она не дала тебе забиться в скорлупу одиночества и ненависти ко всему миру после того как Ирочка ушла, царство ей небесное, ты снова начал улыбаться и выглядишь счастливым… — продолжала баба Лена, немного успокаиваясь. — Ты вообще знаешь, сколько приходят в себя дети после того как теряют отца или мать? На это иногда годы уходят! Думаешь, ты первый такой? Знаешь, сколько я таких как ты за свои тридцать лет работы перевидала? И как они менялись после смерти их родителей? Почти все замыкались в себе, становились угрюмыми, молчаливыми, кто-то плакал часто, кто-то с кулаками на всех бросались, многие переставали разговаривать со всеми друзьями или с головой бросались в свои увлечения, бывали и те, кто школу бросали или не ходили месяцами. Были даже случаи, когда детей отдавали родственникам, что за ними не смотрели, и эти бедные дети даже начинали пить, курить и употреблять наркотики! Некоторым из этих детей в глаза смотреть страшно, столько в них боли. Твои же глаза аж светятся счастьем, когда ты на Валеньку смотришь! И после этого ты смеешь говорить «Лучше бы я её не встречал»?!

— Простите… — я с трудом смог вытолкнуть из себя одно-единственное слово, опустив глаза в пол, и только сейчас заметил у себя на щеках влагу.

— А? — переспросила баба Лена.

— Извините меня, Елена Фёдоровна, я был неправ, — сказал я, хлюпнув носом, чувствуя жгучий стыд от собственных слов, что так неосторожно выпалил ранее. Я всем нутром понимал, что Елена Фёдоровна права, отчего чувствовал себя крайне паршиво. Надеюсь, хоть Твайли этого не слышала.

— Тебе не передо мной, а перед Валей извиняться надо, — уже немного мягче негромко сказала баба Лена. — И иди в ванную умойся, не порти хорошее о себе впечатление.

— Угу, — кивнул я, поднимаясь из кресла.

Пока я был в ванной, раздался звонок, а затем послышался голос Милолики Тимуровны и почувствовал, что где-то внутри стало немного легче. Когда я вернулся в комнату, тётя Мила, сидя на кресле возле дивана, уже осматривала единорожку со смесью обеспокоенности, удивления и неверия на лице. Баба Лена же сидела на краешке дивана, на котором лежала Твайли, и явственно нервничала. Я постоял пару секунд у дивана, смотря на Твайлайт, а затем, задумавшись на пару секунд, сел на второе кресло.

— Никогда такого не видела, — полушёпотом сказала она, не отрываясь от осмотра. — Все внешние признаки указывают на сильное истощение, словно она голодала недели две, что попросту невозможно, так как всего несколько дней назад она выглядела здоровой и полной сил. Про сменившуюся пигментацию шерсти вообще молчу, я бы поверила, если бы она поседела, например, от ужаса, но чтобы посерела… Так… Хм-м… Пульс немного ниже нормы, температура… тоже, зрачок… на свет реагирует нормально, хоть и немного заторможено. Ох… Даже и не знаю, что думать. Значит, — повернулась ко мне Милолика, — она уже была в таком состоянии, когда ты пришёл домой?

— Да, — закивал я головой, — прихожу с тёть Олиного магазина, а она на полу в комнате лежит. Там ещё и темно было, я её на свет вынес — а она вот такая…

— Ты же мне только-только говорил, что она вчера устала и спать легла рано, — напомнила мне баба Лена.

— О, точно, спасибо, баб Лена, — тут же отозвался я. — Как-то вылетело из головы. Она действительно вчера была уставшей и немного вялой и легла намного раньше обычного. Она так же рано ложилась только один раз, когда мы полдня прогуляли и проиграли в снегу.

— То есть признаки истощения и усталость проявились ещё вчера? — нахмурилась тётя Мила. — И ты никому ничего не сказал и ничего даже не сделал, чтобы выяснить причину?

— Ну, я не знал… не подумал, что это что-то серьёзное, — опустил я глаза, потом посмотрел на спящую Твайли, а затем вновь перевёл взгляд на Милолику Тимуровну. — И вообще, я ей ещё сегодня утром сказал, чтобы отдыхала и ничего не делала тяжёлого. Да и когда сегодня на обеде был, она выглядела бодрой и полной сил. Откуда я знал, что она не послушается?

— Так, тс-с-с, тише, — приставила баба Лена палец к губам — оказалось, я на последней фразе невольно повысил голос. — Не шуми.

Я тут же закрыл рукой себе рот и кивнул, убрав после этого руку.

— Ага, извините, — прошептал я. Баба Лена кивнула мне в ответ.

— Так, ладно, а что последние дни? — продолжила расспрашивать Милолика Тимуровна. — Чем занималась? Что делала? Кушала она нормально?

— Да вроде всё было как обычно, — я в недоумении почесал затылок и пожал плечами. — Если не считать вчерашнего ужина, то всё остальное время она ела как обычно или, может, даже немного больше обычного. Баб Лена не даст соврать, она во вторник заходила.

— Да-да, Валенька тогда на курочку с картошечкой и на салатик с хризантемами так налегала, аж за ушами трещало, — подтвердила мои слова Елена Фёдоровна. — Я даже думала, что нам не хватить может, а ещё испугалась, что у моей маленькой Валеньки животик разболится, он у неё тогда так надулся, но вроде всё обошлось.

— Эм-м… — тётя Мила как-то замялась на секунду. — Тёть Лен, а Валя это…

— Ну конечно же, Валя — это моя маленькая милая рогатенькая внучка, — баба Лена лукаво посмотрела на Лику, затем перевела взгляд на лежащую без сознания единорожку, и её улыбка увяла. — Эх, за что же бедной девочке всё это? — с горестью выдохнула она и погладила единорожку по голове.

— Ладно, с питанием понятно, — вновь вошла в режим доктора Милолика Тимуровна. — А чем она занималась?

Мы с бабой Леной переглянулись. Я пожал плечами.

— Да вроде чем обычно — читала, рисовала, училась, смотрела телик и мульты… Да, точно! — мне вдруг вспомнилась вся эта кутерьма на прошлой неделе, из-за чего я выкинул половину заначки и устроил внеплановый ремонт. — Я же ей на прошлой неделе попросил сварить металлический контейнер в третьей комнате, чтобы она могла в нём магию тренировать. Твайли ещё так обрадовалась, когда я ей рассказал об этом. Правда, там пол цементом залит и пока сохнет, так что эту и следующую неделю я попросил Твайлайт поменьше играться с магией, а если уж так хочет, то пусть магичит в комнате возле контейнера, там всё равно всё до цемента ободрано…

И тут до меня дошло. И я в очередной раз почувствовал себя… нет, не дураком — скорее крайне ограниченным и медлительным человеком. То есть недалёким тормозом. Или, как бы сказали пацаны, полным тупнем. От досады я треснул себя по лбу, причём даже немного сильнее, чем следовало, так как лоб ощутимо заболел. Я же три дня подряд видел, как шёрстка Твайли становилась всё серее, словно выцветала, а сама она выглядела всё более уставшей. И происходить это стало после того, как я отдал ей целую комнату для её тренировок в магии. А где я её нашёл без сознания? Правильно, в комнате для магии! Пять очков Грифиндору, так его разэтак.

— Ты что-то понял? — задала вопрос Милолика Тимуровна. Баба Лена же, словно догадавшись, вдруг нахмурилась и попыталась что-то сказать, но я был быстрее.

— Ага, понял. Что я идиот, а Твайли — нетерпеливая врунишка. И, кажется, я знаю, из-за чего она такая, — добавил я, вставая.

— Ты куда Денис? — спросила Елена Фёдоровна.

— Приду через пару минут, — ответил я, покидая гостиную и заходя с взятым с тумбочки у входной двери фонарём в «полигонную».

Яркий луч фонаря тут же высветил валяющиеся у дальней стенки книжки, кубики, детали конструктора, рассыпавшиеся карты, немного монет и прочие вещи, что набрала Твайли ранее, причём вперемешку со разными конструкциями, фигурами, машинами и домами вроде тех, что Твайли собирала из конструктора ранее, только теперь многие из них явно носили следы Твайлиных экспериментов.

Так пара фигур явно были подкопчёнными и почернели, словно их в огне держали, фигура, похожая на жирафа, выглядела поплывшей, словно оплавленной, некоторые предметы и фигуры были раскрашены в цвета, совершенно не соответствующие изначальным. Колода карт вообще выглядела интересно: четыре карты были увеличены, причём на разную величину, карт шесть или семь изображали совсем не то, что на них ранее было — на одной из карт был виден белоснежный замок на скале, ещё три изображали каких-то монстров, среди которых я с удивлением опознал по описанию Твайлайт древесного волка, а на другой — тролля из Гарри Поттера, ещё пара выглядели словно фотографии. Вдобавок валет, дама и король червей находились в картах в полный рост и двигались, и, кажется, ещё и о чём-то говорили, только их голосов не было слышно. Но кроме них несколько карт просто висели в воздухе — да и не только карты, там было и несколько монет, и небольшой вертолёт из деталек Лего, вращающий лопастями будто настоящий, рядом с ним висел в воздухе, медленно вращаясь вокруг своей оси, кубик. По комнате летали три маленьких детских книжки, хлопая страницами будто птицы крыльями.

А посреди всего этого хаоса стояла ОНА. Герань. Хотя нет, не она — ОНО. Ибо с тем чахлым растением, не достающим в высоту и пятнадцати сантиметров, это растительное нечто почти метр в высоту с листьями, что имели, по меньшей мере, десяток различных форм, размеров и расцветок, общего практически ничего не имело — разве что одинаковый горшок и то, что это тоже растение. Но мало того, луч света высветил растущие на этом неведомом науке мутанте и, похоже, вполне себе спелые три апельсина, почти десяток яблок, причём разных расцветок и сортов, гроздь бананов, торчащая откуда-то из середины ствола, и три или четыре груши. Тому, что из него же росли тут и там и вполне себе цвели маргаритки, ромашки, хризантемы, лютики и даже одуванчики вперемешку с совсем уже необычными цветами, которые я видел впервые, я даже не стал удивляться, так как, кажется, на сегодня я свой лимит удивления исчерпал.

Постояв в раздумьях несколько секунд, я всё же решился на «подвиг», так что, подойдя к горшку с бывшей геранью (надеюсь, она меня схавать не попытается?), поднапрягся и поднял его. Удивительно, но растение оказалось не таким тяжёлым, каким казалось на первый взгляд, и я знаю что говорю, потому как пару раз в школе приходилось перетаскивать несколько больших горшков с какими-то кактусами почти метр высотой, и тащить его приходилось вдвоём, а то и втроём. Этого же мутанта я хоть и с усилием, но вполне себе мог держать и даже нести один, что я и сделал, направившись с цветком обратно в гостиную.

Когда я с этим «чудом природы» вошёл в дверь, в гостиной повисла тишина. Кое-как развернувшись, я поставил растение-мутанта на пол и вытер пот со словами:

— А вот, похоже, и причина. Ещё неделю назад этот фруктовый папоротник-мутант был геранью.

— Твою мензурку, — вытаращила глаза Милолика, чуть ли не с пола подбирая отпавшую челюсть. — Что?.. Как?.. Откуда?!..

— Что? — ухмыльнулся я. — Герань. Откуда? Уже третий год растёт у нас. Как? А вот это у Твайли надо спрашивать, я в этой магии…

Мою речь оборвал раздавшийся негромкий стон.

— Папа?.. — раздался слабый голос единорожки.

— Твайли! — тут же подскочил я к дивану, чуть не сбив это растущее в горшке нечто.

— Валенька! — одновременно со мной воскликнула баба Лена и тут же, наклонившись, обняла лежащую единорожку.

— Баб Лена?.. Тётя Лика?.. Ох… Кажется, я…

— Твайли, как ты себя чувствуешь? — тут же спросила Милолика Тимуровна. — Где-то болит? Может, усталость? Ты выглядишь истощённой и вся посерела. Воды принести попить?

— Нет, только рог ноет и слабость чувствую, — покачала головой пони. — И как-то думать тяжело… — она вновь посмотрела на нас, и её мордашка отразила недоумение: — А что вы такие напуганные?

— Напуганные?! Да ты в обморок грохнулась! — вдруг выпалил я. Глаза Твайли испуганно расширились.

— Ч-ш-ш, тихо, тихо ты, чего орёшь? — тут же подскочила баба Лена. — Щас как стукну в лобешник, чтобы кричалка отключилась!

— Извини, баб Лен, нервы ни к чёрту, — я глубоко вдохнул и выдохнул.

— Не ругайся при ребёнке! — грозно зыркнула она на меня, вставая. — Ладно, пойду воды принесу.

— Что ты последнее помнишь? — тем временем спросила тётя Лика.

— Я… я тренировалась в магии… вспомнила заклинание, ускоряющее рост растений…

— Ничего себе «ускорение роста», — пробормотал я себе под нос.

— Помню, я перед тем… точнее, другая я, та я тренировала его за пару ней до… до момента, как я получила её память, и оно ещё плохо получалось. Я стала пробовать… Но ничего не получалось, цветок не рос. А потом вспомнила, как вырастить яблоки или апельсины даже на траве… Ох, можно попить? — вдруг встрепенулась Твайли, когда Елена Фёдоровна вернулась с полным стаканом в руках.

— Конечно, милая, — тут же ответила бабушка, присаживаясь рядом. — Вот, давай я тебе помогу, — добавила она, приподнимая одной рукой голову единорожки, а другой поднося ей стакан, который единорожка подхватила копытцами, пока пила.

— Спасибо, баб Лен, — улыбнулась Твайли.

— Что угодно для моей миленькой внучки, — заботливо ответила баб Лена.

— Так, о чём я?.. Ах, да, — продолжила Твайли немного более твёрдым голосом, — я вспомнила заклинание, которым можно вырастить разные фрукты, и оно было похоже на заклинание роста. Помню, я попробовала сначала сделать и его тоже… кажется, не получилось, я разозлилась и использовала сразу их оба… Да, точно, когда я наколдовала их сразу два, рог ярко засветился, и цветок начал расти. А потом была какая-то вспышка и… больше ничего не помню… Папа, тот цветок, он вырос? — повернула Твайли мордашку ко мне.

— Сама посмотри, — отвечаю я и, наклонившись и напрягшись, подымаю это усыпанное фруктами и цветами творение одной фиолетовой малолетней волшебницы-гения.

У единорожки при виде цветка-мутанта открывается рот, а глаза увеличиваются чуть ли не в два раза. Затем через несколько секунд шокированное выражение на её лице сменяется радостным.

— Это… это тот цветок? — спросила Твайли с удивлением и радостью.

— Других я там не нашёл, — ответил я. — Ух, тяжёлый, зараза, — добавил я, ставя цветок на пол. — Это я ещё остальные твои «жертвы экспериментов» не выносил.

— О-ох, вот почему я чувствую такую усталость… — поняша откинулась на подушку.

— О чём ты? — спросила баба Лена мысль, посетившую и меня.

— Сил совсем нет и ничего не хочется… — сказала Твайли и вдруг замерла, широко распахнув глаза.

— Что? Что такое? — спросила баба Лена.

Твайлайт задумалась, поднеся копытце к подбородку, и вдруг забормотала:

— Сил нет, ничего не хочется, даже есть или двигаться, мысли тяжёлые, посеревшая шерсть… А если?..

Твайлайт вдруг зажгла рог… вернее, попыталась это сделать, однако вместо как обычно мерно пульсирующей и струящейся ауры вокруг рога Твайлайт вспыхнуло сияние, два раза мигнуло и погасло, а затем и вовсе лишь несколько сиреневых искорок вылетели из кончика рога, когда она попыталась зажечь рог снова.

— Твайли, ты чего делаешь? Тебе нельзя напрягаться! — тут же произнесла тётя Лика.

— Магия не работает совсем… — вновь пробормотала лежащая единорожка. — У меня магическое истощение! — вдруг просияла она.

— Что? — удивилась Милолика.

— Подожди-ка, у тебя прямо как в том фильме? — вдруг вспомнил я.

— Точно! — улыбнулась мне единорожка. — Помнишь, в «Гарри Поттере» говорили, что у детей бывают периодические выбросы? Вот у меня, похоже, что-то вроде этого случилось!

— То есть, ничего страшного не случится? — выдохнул я с облегчением, почувствовав, как напряжение, что держало меня с того момента, как я обнаружил лежащую без сознания Твайли, вдруг отпустило. Не полностью, но стало куда легче.

— О чём вы вообще говорите? — повысила голос Милолика Тимуровна.

— Тёть Мил, а вы «Гарри Поттера» не смотрели? — спросил я. — Ну или читали… Там же сейчас уже сколько… Три? Четыре книги? По первой как раз недавно фильм сняли, мы его с Твайли смотрели.

— Нет, не видела, и книг не читала, хотя слышала, — ответила Милолика и нахмурилась. — А при чём здесь фильм?

— Смотрите, фильм про волшебников, — начинаю объяснять. — Ну то есть, про мальчика, оказавшегося волшебником и поехавший в школу для волшебников… Да не важно! Важно то, что у детей-волшебников где-то до десяти-одиннадцати лет бывают так называемые магические выбросы, спонтанные всплески магии, обычно под влиянием сильных эмоций. Так вот, после такого сильного выброса скопившаяся внутри их тел магия вроде как истощается, после чего они, даже если уже научились какой-то магии, какое-то время не могут колдовать вообще. Ну и ещё иногда уставшими после этого себя чувствуют. Подожди-ка, — я перевёл взгляд на лежащую на кровати Твайлайт, чувствуя, как внутри что-то закипает, — то есть ты, несмотря на мой запрет всё равно экспериментировала с магией, так?

— Пап, я…

— Я, блин, тебе что говорил? — не дал я договорить единорожке. — Я тебе говорил пару дней отдохнуть, так? И ты пообещала, что отдохнёшь, так?

— Пап, но я же отдохнула…

— Где ты отдохнула, в обмороке? Я тут с ума схожу, не понимая, что с тобой происходит, тебе всё хуже и хуже, ты всё бледнее и бледнее, а говоришь, что всё нормально! Я уже сегодня в школе думал отпроситься, чтобы за тобой присмотреть, но придумать причину я не смог, баб Лену я тоже не могу постоянно просить, а в медкабинете меня посмотрели и отправили обратно на урок, чтобы им голову не морочил. Когда пришёл и увидел, что ты выглядишь получше, решил у тёть Оли не отпрашиваться, а зря, надо было сразу дома остаться.

— Но я не знала…

— Что ты не знала? Что тебе всего пять лет, а не восемь? Что ты слабее той себя? Что здесь магии — как ты сказала, в пять, да? — раз меньше? Или что ты можешь погибнуть? Или не ты рассказывала, что без магии вы бессильны и можете умереть? — я почувствовал слабость в ногах и, не выдержав, рухнул в стоящее рядом кресло, ощущая, как у меня по щекам потекли слёзы. — Ты знаешь, как я боюсь? Боюсь, что однажды проснусь, и ты, твоя магия, вообще всё это — окажется сном? Или ещё хуже — если ты умрёшь у меня на руках? Ты… ты хоть понимаешь… каково мне? Или… или бабушке? Я ведь… я ведь живу лишь ради тебя. Если ты пропадёшь или погибнешь, я ведь… я не знаю, не уверен, что переживу это. У меня ведь больше никого нет… Хех, забавно, — я вдруг усмехнулся сквозь слёзы, смотря перед собой, вдруг вспомнив кое-что, — то же самое мне говорила мама, когда я-третьеклассник пришёл после залаза в недостроенный и заброшенный дом, где мы с пацанами лазили по плитам, балкам и лестницам, и я свалился и разодрал куртку… или когда прыгнул с обрыва метров десять в море в шестом, кажется, классе…

— Денис… — я почувствовал руку на плече. Подняв голову, я разглядел бабу Лену, смотрящю на меня с сочувствием и пониманием. Рядом стояла Милолика Тимуровна, у неё на щеках виднелись дорожки слёз.

— Папа, — вдруг раздался голос рядом и негромкий «шмыг» носом. Я опустил взгляд и встретился глазами с Твайли, уже стоящей на краю кровати, а не лежащей в ней. В её глазах стояли слёзы, а нижняя губа дрожала, словно она вот-вот расплачется.

— Валя? — с удивлением повернулась баба Лена на голос. — Ты зачем встала? Тебе же надо…

— Прости меня, пап! — кинулась пони мне на шею. Я на секунду опешил, но затем прижал её к себе, обнимая.

Прижимая плачущую и бормочущую извинения единорожку к себе, я чувствовал себя… наверное, счастливым. Она действительно стала для меня семьёй, моей маленькой радостью. Каким же я был дураком, когда сказал, что лучше бы не встретился с ней! Всё же ради таких моментов, когда сидишь, обнявшись со своей семьёй, и чувствуешь словно единение душ, чувствуешь, что у тебя есть кто-то, кого ты любишь и кто любит тебя, кому ты нужен, кто ждёт тебя дома, стоит жить…

Не знаю, сколько мы просидели, обнявшись, и сколько успокаивалась и Твайли, и я. Я даже не заметил, в какой момент баба Лена и тётя Мила обняли нас с сидящей у меня на руках и всхлипывающей единорожкой.

— Пап, — в какой-то момент подняла Твайли заплаканные глаза, — ещё раз прости меня. Я… я больше никогда не буду так рисковать. Я буду намного осторожнее заниматься магией. Если хочешь, я могу… точно, я могу составлять план тренировок, и ты сможешь следить за ними, а ещё говорить, что считаешь слишком опасным. Пап, ты же… ты сильно злишься на меня?

— Эх, — улыбнулся я и растрепал пони гриву, отчего она умилительно фыркнула, — разве можно на такую милую и умную единорожку злиться? Но чтоб больше меня так не пугала, а то живо возьму ремень, и твоя попа станет не фиолетовой, а бордовой, так что сидеть не сможешь неделю.

На моих последних словах взгляд единорожки как-то потускнел, она прижала ушки к голове и опустила голову, а затем повернулась у меня на коленях и легла поперёк них, отставив круп прямо мне под правую руку и отведя хвост в сторону.

— Наказывай, я заслужила, — как-то слишком спокойно и даже обречённо сказала маленькая пони.

— Т-Твайли, ты ч-чего? — это мой такой неуверенный и напуганный голос?

— Ты всё правильно сказал, папа, — всё тем же спокойным голосом ответила Твайлайт. — Я сделала кое-что очень опасное и напугала и тебя, и баб Лену с тёть Милой.

— Ясно, — сказал я, затем поднял руку…

— Денис, ты чего удумал? — тут же взвилась баб Лена.

… и опустил её, лишь слегка шлёпнув Твайлайт по попе. Невольно сжавшаяся и ожидавшая удара единорожка дёрнулась от хлопка, а затем с удивлением и недоумением повернула голову и посмотрела мне в глаза.

— Глупая, — я подхватил Твайли, снова обнял и чмокнул в нос, отчего она чихнула и, улыбнувшись, хихикнула, — думаешь, у меня рука поднимется наказывать такую милую хорошую единорожку? Но это не значит, что наказания совсем не будет.

Улыбка на лице Твайли увяла.

— Пап?..

— Во-первых, так как у тебя магическое истощение, то две недели никакой магии и не поднимать телекинезом ничего тяжелее книги.

— Пап?! Что ты…

— А будешь возмущаться, запрещу на месяц и блокиратор на рог одену с замком, чтобы втихую не магичила, — я посмотрел на хотевшую было возмутиться и уже открывшую рот бабу Лену и едва заметно подмигнул ей, чтобы не мешала… как там оно называлось? А, воспитательному процессу. Кажется, поняла, потому как рот закрыла, ничего не сказав.

— Эй, это жестокое обращение с детьми! — возмутилась Милолика Тимуровна, видимо, не сообразив, для чего я это устроил. — За такое сообщают в попечительский совет, и он…

— Хех, что вы сообщите? — повернул я голову к тёте Миле. — Про то, что я жестоко издеваюсь над разумной волшебной лавандовой единорожкой? Вы серьёзно?

Она уже открыла рот, желая сказать что-то ещё, но её остановила баба Лена, похлопавшая её по плечу и что-то пробормотавшая на ухо. Милолика закрыла рот, а на лице отразилось недоумение пополам с задумчивостью, а затем и понимание.

— Ладно, признаю, с блокиратором я переборщил, хоть это и самый простой способ проконтролировать, что Твайли не нарушит запрет на магию, — сказал я. — Далее, неделю никакого телевизора, сказок и фантастики. У тебя полно учебников, да и энциклопедии есть, так что не заскучаешь.

— Но там же передачи, про животных, про природу, про изобретения… — жалобно сказала единорожка.

Я на несколько секунд нахмурился, задумавшись.

— Ладно, — всё же кивнул я, признавая, что Твайли действительно часто смотрела разные подобные передачи, — познавательные передачи можешь смотреть, но никаких мультиков, фильмов и сериалов, договорились?

— Ла-а-адно…

— А, и две недели без сладкого! — добил я единорожку последним наказанием.

— Что?! — чуть ли не в ужасе воскликнула пони. — За что?!

— Так, а вот с этим я не соглашусь, — вклинилась Милолика Тимуровна. — У неё сейчас истощение, ей нужно есть побольше, в том числе и сладкое, так что наказывать её подобным образом я как врач запрещаю.

— Хм, логично, — кивнул я, признавая её правоту как врача. — Тогда лишаешься сладкого на две недели после того, как выздоровеешь.

— Нече-е-естно! — заныла Твайли и использовала своё самое страшное оружие — сделала жалобные-прежалобные глаза.

— И не смотри на меня взглядом побитой преданной собаки, — сказал я жёстко, внутренне разрываясь от её взгляда и с трудом удерживая маску холодности, — сама сказала, что заслужила наказание. Тем более после того, как ты нас так понервничать заставила. Ты бы видела, как переживала из-за тебя баб Лена!

— Это жесто-о-око! Папа, ты злюка! — надулась Твайли и отвернулась, выглядя при этом ещё более умилительно, чем когда смотрела на меня своим взглядом.

И тут я заметил кое-что. Странно, что баб Лена и тёть Мила ничего не заметили. Или просто не стали говорить?

— Твайли, у тебя цвет возвращается! — обрадовался я. — Ты когда проснулась, была куда серее и бледнее.

— Да, я чувствую, что магия медленно возвращается ко мне, — вновь повернулась пони, притом не выказывая никакого недовольства, что демонстрировала полуминутой ранее. То есть она, получается, не обиделась, а просто разжалобить пыталась? Вот же актриса!

— Это всё, конечно, хорошо, но Вам, юная леди, всё равно стоит вернуться в постель и отдыхать, — сказала баба Лена.

— Но я уже чувствую себя лучше! — возмутилась пони.

— Это не обсуждается! — твёрдо заявила Елена Фёдоровна. — Ну-ка марш обратно в койку! И два дня из неё никуда, ясно?

— Иди, отдыхай, — я потрепал Твайли по гриве. Она посмотрела на меня, затем вдруг смутилась.

— Я только… э… в туалет можно?

— Иди давай и потом сразу в постель, — улыбнулась баб Лена.

— Что скажешь, Милочка? — спросила Елена Фёдоровна, когда Твайли выскочила из комнаты.

— Даже не знаю, — задумчиво сказала детский врач. — Тёть Лен, вы мне прямо невозможную задачу ставите. Я ж даже не знаю, насколько подобное нормально или не нормально для единорожки её возраста, комплекции, силы… Да её без исследований вообще непонятно чем, как и от чего лечить нужно и нужно ли вообще…

— Ну хоть что-то можешь сказать?

— Насколько я её сейчас обследовала, она в порядке, — сказала Милолика Тимуровна. — Кроме явных признаков истощения я у неё при таком поверхностном осмотре больше ничего не выявила. Тем более что она буквально на наших глазах за какой-то час уже начала восстанавливаться и сейчас уже не выглядит как после недельной голодовки. Я могу ей прописать и привезти витамины, что-нибудь укрепляющее… но нужно ли? Если верить словам этой девочки, то такие выбросы — для них норма и потом быстро проходят, нужно лишь усиленное питание. Ладно, я вам в любом случае завезу завтра кое-какие витамины «для своих» и напишу, что и когда давать.

— Сколько с нас за вызов и витамины? — по-деловому спросила баба Лена.

— Ой, да бросьте вы, тёть Лен, какие деньги? — рассмеялась, отнекиваясь, Милолика.

— Как это какие? — тут же спросила Елена Фёдоровна. — Ты на вызов приехала? Приехала.

— Но я…

— Цыц! — строго ответила Елена Фёдоровна. — Машины у тебя нет, значит, на такси добиралась, на маршрутке сюда трястись раза в полтора дольше, да ещё и с пересадкой. И обратно сейчас тоже на такси поедешь, я его вызову.

— Тёть Лен, ну не надо, я…

— А ещё витамины, — продолжила Елена Фёдоровна, — которые ты завтра нам привезёшь, опять же кататься туда-сюда будешь. Так что давай, не кочевряжься и бери деньги. У тебя ещё и дочка больная, которой тоже нужны лекарства, уход и хорошее питание. Так что давай мне тут не выдумывай и говори, сколько за вызов, такси и витамины…

— Витамины? Мне дадут витаминки? — раздался звонкий голос Твайли от двери в комнату. Твайли подбежала к Милолике и с улыбкой радостно посмотрела на неё. — Вы мне витаминки привезёте?

— Да, малышка, я завтра тебе привезу витаминки, чтобы ты быстрее поправлялась, — мягко сказала тётя Мила.

— Класс, мне привезут витаминки! — подпрыгнула радостная пони. — Мне мама, когда я болела или когда хорошо себя вела, тоже давала вита-а-а-ах! — зевнула она на последнем слове.

— Только если ты хочешь получить витаминки, ты должна сейчас лечь спать и хороше-енько отдохнуть, хорошо? — перехватила эстафету баба Лена.

— Хорошо! — пискнула Твайли и, запрыгнув на диван, залезла под одеяло и легла на подушку.

— Вот и молодец! Пойдём, — сказала баба Лена Милолике. — Денис, присмотри за Валенькой, хорошо? А мы с тётей Ликой пойдём, нам нужно поговорить…

— Давайте я провожу вас, — вызвался я. — Хотя бы…

— Нет-нет, не беспокойся, тебе лучше сейчас присматривать за нашей малышкой, — тут же ответила Елена Фёдоровна. Мы сами, не волнуйся, — и, выйдя вслед за Милоликой Тимуровной, закрыла дверь в коридор.

— Эх, ну и напугала же ты нас сегодня со своим нетерпением, — негромко вздохнул я.

— Прости, пап, — прижала ушки единорожка.

На полминуты повисла тишина.

— Пап, а почитаешь мне? — вдруг попросила поняша. Я аж удивился — она давно уже сама читала себе сказки перед сном, а тут вдруг просит…

— Тебе что почитать?

— Давай «Огненный бог марранов», — удивила меня во второй раз Твайли, потому как мы её вроде уже читали, а единорожка редко что-то перечитывала. — С главы «Посылка от Фреда».

— Как скажешь, Твайли, — ответил я, затем поднялся и, принеся книгу, сел обратно и, раскрыв её на нужной главе, принялся читать: — «Каникулы подходили к концу, когда почтовый фургон доставил на ферму Джона Смита два огромных ящика, привязанных к крыше…»

Глава 12 — Пенные забавы.

1 сентября.

— Твайли, поторопись, а то в школу опоздаешь! — крикнул я, намазывая бутерброды джемом.

— Уже иду! — донёсся сверху ответ, и несколько секунд спустя на деревянной лестнице, что вела на второй этаж, раздался негромкий цокот копытец, а затем лавандовая единорожка в чёрной юбочке, белой блузочке и с белым бантом на конце заплетённой в косу чернильной с розовой и фиолетовой прядями гривы вбежала на кухню, удерживая портфель в поле своей магии.

— Давай, жуй быстрее, а то в свой первый день в школу опоздаешь, и будут тебя звать Твайли-опоздайли, — поторопил я лавандовую засоню.

— Не будут! — надулась она, запрыгнув на табуретку, отчего стала напоминать сердитого хомячка или воробушка. Я коротко усмехнулся и потрепал по чёлке.

— Жуй давай уже.

Единорожка показала мне язык и стала уминать завтрак.

— Да ты хоть пережёвывай-то, подавишься же! — забеспокоился я, видя, как Твайли пытается запихнуть бутерброд целиком за один присест.

Коротко угукнув, Твайли быстро доела оставшиеся бутерброды и кашу, буквально проглотила чай одним глотком и, вскочив из-за стола, сложила посуду в раковину и галопом поскакала в коридор обувать свои новые лакированные туфельки-накопытники.

— Меня подожди, торопыга, — усмехнулся я, тоже составляя свою посуду в раковину и направляясь вслед за убежавшей единорожкой.

Обувшись и подхватив рюкзак, я закрыл за уже выскочившей во двор кобылкой дверь, а затем захлопнул калитку, и мы вдвоём направились в школу.

В этот момент меня вдруг настигло ощущение какой-то… неправильности.

Я огляделся. Вроде всё нормально: небольшие одно-двухэтажные дома вокруг, узкая улица, по которой нечасто проезжают машины, яркое осеннее солнце, идущие в школу дети. Вон мальчик в рубашечке и штанишках, похоже, тоже первоклашка, как и радостно цокающая возле меня Твайли, идёт рядом с двумя женщинами, одна явно моложе, хоть они и очень похожи — видимо, его мать и сестра. Вот две похожие на маленькие солнышки девочки-близняшки со светлыми волосами, заплетёнными в две косички и тоже с бантами, как у моей Твайли, держат за руку полноватого мужчину лет 30-35. Рядом с ним идут две женщины и переговариваются, между ними идут мальчик лет десяти и девочка лет восьми. Вот бордовый пегасёнок с жёлто-синими гривой и хвостом скачет вокруг синей кобылки-единорожки с тёмно-зелёной гривой, что постоянно его одёргивает. За ними двое жеребят — рыжий с гривой цвета «кофе с молоком» и второй с обратным окрасом, оба единорожка, носятся вокруг пары из серой кобылки-земнопони с гривой каштанового и рыжего цветов и высокого мужчины лет 25-30.

Я поднял взгляд. Буквально через секунду над нами пронеслась стайка пегасят, которым ни школьная форма, ни свисающие с боков седельные сумки, оттягиваемые книгами и тетрадями, совершенно не мешали гоняться друг за другом, выписывая один трюк за другим. За ними в безуспешной попытке их поймать промчалась пара взрослых пегасов.

Усмехнувшись проказам этих неуёмных летунов, я перевёл взгляд на облака справа. Что-то в них зацепило мой взгляд, что-то… странное. Приглядевшись, я, наконец, понял, что же было не так: облака не двигались! Более того, теперь они выглядели словно нарисованными, но мало того, солнце тоже теперь казалось нарисованным маленьким ребёнком — просто большой жёлтой спиралью.

— Твайли, что-то не так, — сказал я, беспокойно оглядываясь вновь. — С небом что-то не то, облака и солнце нарисованные. И ещё, — добавил я, заметив ещё одну деталь, — почему вокруг столько пони? И… куда пропали все люди?

— Люди? — раздался недоумевающий голос Твайлайт. Только он звучал куда взрослее, а ещё… он раздался не снизу, как обычно, а сбоку. — Ты вообще о ком?

— Как о ком? — удивился я, происходящее всё меньше и меньше мне нравилось. — О людях, таких, как я.

— О каких людях, папа? — услышал я вопрос. — Ты же пони и всегда им был.

— Ч-что? — я перевёл ошарашенный взгляд направо и неожиданно увидел мордашку Твайли на одном уровне с моей.

Тут я вдруг запнулся, вдруг осознав, что почему-то иду не на ногах, точнее, не только на ногах, а словно на четвереньках, только почему-то руки были длиннее обычного. А ещё я не чувствовал своих пальцев! Опустив взгляд, я похолодел от ужаса, увидев на месте рук покрытые короткой тёмно-фиолетовой шерстью ноги, окачивавшиеся парой копыт. От ужаса я попытался отскочить назад, но только упал.

— А-а-а! Какого чёрта? Что со мной?! — заорал я — вернее, попытался заорать, но услышал я лишь полушёпот-полусип, словно что-то не давало мне кричать или даже просто громко разговаривать.

— Ты же пони, папа, — вдруг сказала появившаяся справа от меня мордашка Твайли.

— Твайли, скажи, что со мной?..

— Ты же пони, папа, — сказала вторая голова Твайли, появившаяся слева.

— Ты же пони, папа, — сказала ещё одна голова, появившаяся сверху.

Головы Твайлайт выглядывали одна за другой, и через несколько мгновений заполонили собой всё пространство перед глазами и начали напирать, отчего мне казалось, что на меня навалилось что-то тяжёлое. Я пытался, отбиться, пытался выбраться, под конец закричал и…

13 декабря 2003 г.

Проснулся.

— Вот же дурацкий сон, — пробормотал я, уставившись на скрытый в ночной тьме потолок.

И тут я осознал, что привидевшийся мне во сне вес на груди оказался совсем не иллюзорным и вовсе мне не приснился: я явственно ощущал что-то тёплое, лежащее на мне сверху, забравшись ко мне под одеяло.

— Маркиза, чтоб тебя, опять на мне разлеглась, — спросонья пробормотал я, потянувшись к лежащему на груди существу. — Ох уж эта кошка…

Однако существо под рукой, коей я его погладил, кошкой точно не было — для начала, у кошек нет рога на лбу и волос на голове. Я уже хотел запаниковать, испугавшись, что на мне лежит кто-то непонятный и, возможно, опасный, даже набрал воздуха в грудь, уже собираясь закричать, сбрасывая неизвестное существо с себя, и… выдохнул, окончательно проснувшись.

Всё верно, Маркиза ведь два года как погибла, а тёплым комочком могла быть только Твайли.

— Эх, чудо ты моё копытное… — едва слышно прошептал я, чувствуя, как тёплый комочек под моей рукой зашевелился, устраиваясь поудобнее, что-то пробормотал сквозь сон и вновь замер, едва слышно сопя в ночной тишине.

Мои же мысли невольно вернулись к Маркизе. Умная была кошка, всё понимала, почти как собака, но характер… обычно послушная и покладистая, привычки сбрасывать бьющиеся вещи не имела, по столу не лазила — отучили, когда ещё котёнком была, в тапки и по углам не гадила, но какой злопамятной иной раз Маркиза бывала!.. Если накажешь за дело или сгонишь с любимого нагретого места на диване, а то и просто погладишь, когда она того не хочет, может потом подойти и куснуть, не больно, но ощутимо, или под ноги подлезть, когда в руках что-то держишь. Особенно она любила вот так же приходить ночью и укладываться поверх одеяла, да ещё и хвостом норовила по лицу проехаться. Сколько раз я просыпался от ощущения тяжести на груди и свербящей в носу шерсти…

Мысленно встряхнувшись, я накрыл Твайли с головой, чтобы не разбудить светом, и, аккуратно потянувшись, нащупал на тумбочке выключатель и зажёг стоящий на ней торшер. Посмотрел на будильник. 6:32. Хм-м-м, уже и вставать скоро надо.

Приподнимаю одеяло, чтобы посмотреть на спящую поньку. Медленно, но верно натуральные цвета шёрстки и гривы Твайли возвращались к ней, и сейчас она выглядела явно лучше, чем вчера — не такой бесцветно-серой. Хотя окончательно единорожка не восстановилась — её цвета были едва ли на треть такими же яркими и насыщенными, как обычно. Когда свет попал ей на мордашку, она сморщила носик и накрыла его согнутым в пястье копытцем.

От этого зрелища я усмехнулся и задумчиво поднял взгляд на приоткрытую в спальню дверь, непроизвольно почёсывая Твайли за ушком, словно Маркизу. Я точно помнил, что вчера постелил Твайлайт на диване и там же она и заснула, пока я ей сказку читал. Получается, она ко мне ночью пробралась. В принципе, ничего необычного в этом не было, разве что обычно она у меня под боком засыпала, а не на груди…

От этих размышлений меня отвлёк странный звук, который я уже слышал пару дней назад. Я опустил взгляд. Так и есть, Твайли снова урчала словно кошка, причём даже не просыпаясь. Я снова невольно усмехнулся.

Ну да ладно, это всё хорошо, но пора бы уже вставать, десять-пятнадцать минут погоды не сделают. Проблема была лишь одна: нужно было как-то снять с себя и уложить на кровать единорожку, и желательно бы при этом не разбудить её — пусть себе спит дальше. Ну, подумать-то легко, а вот сделать это было немного сложнее, но всё же мне удалось переложить Твайли, не потревожив её сон. Поднявшись, быстро одевшись и выключив будильник, чтобы тот не зазвонил, я направился в ванную, а после, закончив с утренними процедурами — на кухню готовить завтрак.

Стрелка на часах уже минула полвосьмого, я как раз уже успел поесть и только-только начал мыть посуду, когда неожиданно раздавшийся из-за спины голос заставил меня вздрогнуть и чуть не выронить тарелку, которую я как раз держал в руках.

— Па-ап, ты чего меня не разбуди-а-а-а-ал? — услышал я полусонный-полувозмущённый голос единорожки, внезапно закончившийся зевком.

— Твайли, ты чего подскочила в такую рань? — ответил я, выключая воду и ставя тарелку на сушилку. — Ложись давай и отсыпайся. Что вчера баба Лена сказала? Два дня из койки никуда, тебе отдыхать нужно и набираться сил, вон какая бледная. Завтрак я тебе в комнату принесу.

— Ну па-ап, ты сейчас опять в свою школу уйдёшь, а мне целый день одной сидеть скучать… И мы даже вместе не позавтракали… — эта хитрюга сделала жалобную-прежалобную моську и добавила: — Последнюю радость у маленького, несчастного, больного жеребёнка отнимаете…

Я, блин, аж задохнулся как от подобной наглости, так и от актёрской игры. И я даже не знаю, это она такая талантливая, или это вообще присуще её сородичам-понькам?

— Ладно-ладно, — невольно усмехнулся я, выдвигая из-под стола табуретку. Твайли тут же на неё запрыгнула, и я потрепал единорожку по чёлке. — Чем хоть займёшься сегодня-то?

— Ох, у меня столько дел накопилось! — тут же загорелась понька, привстав на задние копытца и оперевшись передними о стол. — Во-первых, дочитать первый том «Большой Советской Энциклопедии», мне там всего треть осталось, во-вторых, закончить вторую часть по математике за четвёртый класс, в-третьих, выучить «Бородино», в-четвёртых, прочитать разделы о веществах по природоведению, в-пятых…

— Та-ак, стоп-стоп-стоп! — тут же осадил я наполеоновские планы своей копытной подопечной, которые и взрослый, подозреваю, за дня три не осилил бы, тем временем накрывая для единорожки на стол. — Ты что, недельную норму хочешь за раз выполнить? Зачем за столько занятий сразу браться? И потом, «Бородино» вообще в шестом классе учат! Да и откуда ты вообще эту энциклопедию достала?!

— Пап, мне надо догнать всё то, что пропустила, — совершенно серьёзно, при этом не менее умилительно, ответила единорожка, сбивая с мысли, отчего до меня сразу и не дошло, о чём она.

— Что догнать? Куда догнать? Ты куда-то опаздываешь?

— Так я же три дня почти не училась, только магию и тренировала, аж вот, — она подняла покрытое бледно-лиловой шёрсткой копытце, — дотренировалась до истощения. Столько времени потеряла зря, столько книг не прочла, столько заданий не сделала!

— Вот и не надо перенапрягаться и набирать себе сразу такую кучу дел! Твайли, — я присел на соседнюю табуретку и положил руку поверх её копытца, смотря прямо в глаза единорожке, — сейчас тебе отдыхать надо. Я же знаю, что ты умная девочка и это прекрасно понимаешь, — словно в подтверждение этому она сделала тоскливую моську и расстроенно опустила ушки. — Я знаю, как ты любишь учиться, знаю, что ты хочешь побыстрее овладеть тем, что знала другая ты. Я совсем не против, наоборот, очень рад тому, какая ты умненькая и целеустремлённая, — услышав похвалу, Твайли явно воспряла духом — глаза вновь заискрились, ушки встали торчком, а на лице растянулась улыбка. — И то, что ты умеешь своей магией — это просто чудо уже сейчас. Но твоя учёба не должна вредить твоему здоровью. Тебе незачем так загонять себя, ты и так обгоняешь своих сверстников на несколько лет! Тебе же ещё даже шести нет, а ты уже программу третьего класса заканчиваешь, а некоторые предметы и вовсе уже за пятый учишь! Кстати, я же забыл спросить кое-что, — вдруг вспомнил я об одной вещи, которую надо было спросить уже давно. — У тебя когда день рождения?

— Эм-м… — единорожка недоумённо посмотрела на меня. — Восемнадцатого грассиноу… То есть… — задумалась она, — восемнадцатого… месяца травы, так, вроде, правильно будет…

— Месяц травы? — теперь уже задумался я, вспоминая её рассказы о доме. — Помню, ты рассказывала о ваших временах года… Это же весенний месяц, да?

— Да, последний месяц весны, — кивнула Твайлайт.

— То есть получается, что по-нашему у тебя день рожденья восемнадцатого мая, да? Стоп, подожди-ка, — вдруг вспомнил я ещё кое-что из её рассказа, — ты ж рассказывала, что у вас всего три сезона по четыре месяца, — единорожка вновь кивнула, но как-то неуверенно-вопросительно. — Тогда получится, что правильно будет восемнадцатого апреля, а не мая?

— Н-наверно… — неуверенно кивнула единорожка и задумалась, зачерпнув ложку каши. — Хотя… Нет, — она помотала головой, — всё же май, зима у нас короткая, всего два месяца, и они относятся к осеннему сезону. У нас даже День Горящего Очага проходит ровно посередине между этими двумя месяцами зимы.

— Значит, восемнадцатое мая, да? Ну и отлично, — сделал я себе заметку в памяти. Надо будет заодно отметить этот день у себя в календаре, чтобы точно не забыть. — Кстати, а этот «день горящего очага» — это что? Какой-то праздник?

— Ты не знаешь, что такое День Горящего Очага?! — изумление единорожки было столь искренним и неподдельным, словно я спросил нечто, о чём знает каждый жеребёнок. Хотя… ну да, логично. — Это же… это же самый лучший праздник! — мордашка лавандовой единорожки растянулась в широкой восторженной улыбке. — Ну, после Дня рожденья и Праздника Солнца, — на эту её заметку уже я невольно улыбнулся. — Мы всегда собираемся всей семьёй у горящего камина, папа приносит ёлку, и мы все вместе её наряжаем, мама печёт вкусный пирог и делает много-много вкусного, потом мы все дарим друг другу подарки, а когда приближается полночь, выходим во двор и смотрим на огромные фейерверки и яркие световые иллюзии, которые запускают в небо единороги Кантерлота! — внезапно улыбка Твайлайт увяла. — Собираемся… всей семьёй… — единорожка всхлипнула, на глазах набухли слёзы.

— Твайли… — я тут же протянул руку и утешающе погладил малышку по гриве. — Не расстраивайся, мы…

— Всё в порядке, пап, — Твайлайт вытерла глаза пястьем покрытой бледно-лавандовой шёрсткой ножки и улыбнулась. — Я знаю, что вы с баб Леной всегда будете рядом, так что… всё в порядке…

Я только и мог, что прижать малышку к себе и поцеловать в лобик возле рога, поглаживая по гриве. Однако вопреки моим опасениям ни плача, ни даже всхлипов от уткнувшейся мне носиком в плечо единорожки не последовало.

Минуту или две мы просидели так, пока мой взгляд не упал на кухонные часы. 7:46?! Ох ты ж б!..

— Чёрт, я же в школу опоздаю! — тут же подскочил я, едва ли не паникуя. — Твайли, посуду не трогай, как доешь — иди отдыхай, я, как приду, помою, — выпалил я буквально скороговоркой и чуть ли не рванул в комнату за школьным рюкзаком.

— Пап, ты куда?! — донёсся до меня крик Твайли.

— В школу же! Ох, мне от училки влетит, если опять опоздаю…

Я быстро побросал учебники и тетради в рюкзак, пулей вылетел в коридор и принялся поспешно натягивать зимнюю куртку.

— Пап, ты чего, какая школа? — единорожка вышла в коридор и уставилась на меня своими широко раскрытыми лавандовыми очами. — Сегодня же суббота, ты же говорил, что у вас по субботам и воскресеньям не учатся!

Я так и замер с накинутой, но не застёгнутой курткой, с рюкзаком через плечо и в одном зашнуровываемом ботинке. Секунд двадцать я соображал, что к чему, а потом, осознав всю нелепость ситуации и своего внешнего вида, расхохотался чуть ли не до истерики и буквально сполз по стенке от собственного хохота. Полминуты спустя к моему смеху присоединился звонкий и заливистый смех единорожки. Успокоился я только через минут пять и, всё ещё посмеиваясь, стал раздеваться. Да уж, докатился, блин, уже со всеми этими событиям дни недели попутал, подумал, что сегодня пятница. То-то смеху бы было, когда сторож бы меня сегодня встретил в дверях школы и отправил обратно…

Раз в школу мне уже идти не надо было, я вернулся на кухню и принялся домывать посуду.

— Пап, я тебе помогу! — тут же подбежала ко мне пышущая энтузиазмом единорожка.

Я обернулся сначала на неё, затем на стол, где остался брошенный кобылкой недоеденный завтрак.

— Доедай давай, — кивнул я на стол, где стояла тарелка недоеденной овсянки с фруктами, двумя бутербродами с маслом (один надкушенный), блюдечком с вареньем, которое она поливала на бутерброды, и кружкой чая. — И я тебе говорил, чтобы ты пока отдыхала.

Твайли тут же расстроилась, ушки уныло поникли.

— Ну-ну, не расстраивайся, — тут же присел я возле неё и, приподняв ей пальцем за подбородок голову, чтобы она посмотрела на меня, ободряюще улыбнулся. Ну, надеюсь, что у меня вышла ободряющая улыбка. — Вот поправишься — и будешь опять мне помогать по дому, я только рад этому буду. Ладно, давай доедай и шуруй в комнату, я посуду помою и займусь уборкой.

Неуверенно улыбнувшись, малышка кивнула и запрыгнула обратно на табуретку. Я же, заканчивая домывать посуду, вспомнил, о чём Твайли недавно рассказывала, и тут до меня дошло.

— Слушай, — повернулся я к попивающей маленькими глоточками чай кобылке, — ты вот рассказывала про этот ваш праздник, как его… День тёплого очага?

— Пап, ты всё перепутал! — возмутилась единорожка. — Он называется «День Горящего Очага».

— А, точно… Ну, неважно, главное что…

Твайли аж чаем поперхнулась.

— Как это — «неважно»?! — тут же возмутилась она. — Как это название столь важного для каждой семьи в Эквестрии и, уверена, за её пределами может быть неважным?! Как вообще можно путать названия таких важных в жизни вещей как праздники?! Ведь если не знать название и историю праздника, то можно начать праздновать его неправильно или и вовсе вместо праздника считать его плохим днём, например, «День рожденья» станет «Днём раздраженья», а «День сердец и копыт»…

— Всё-всё-всё, — я поднял перед собой только что вытертые полотенцем руки, сдаваясь под напором пышущей праведным гневом единорожки, — сдаюсь, каюсь, ошибался, больше не буду. День горящего очага так день горящего очага.

— То-то же! — строго посмотрела на меня единорожка и фыркнула. Чёрт, как это умилительно!

— Я не об этом немного, — сказал я, тряхнув головой, выбрасывая из неё лишние мысли, и сел на соседнюю табуретку. — В общем, у нас тоже есть похожий праздник, когда мы приносим ёлку, наряжаем её, готовим всякие вкусности и дарим друг другу подарки. Он у нас называется «Новый Год», мы его празднуем в ночь с тридцать первого декабря на первое января. Ну и раз уже почти середина декабря, то я как раз в следующую субботу отправлюсь за ёлкой.

— Ви-и-и-и! У нас будет День Горящего Очага! Круто! Ура! — спрыгнула Твайли с табуретки и запрыгала по кухне, потом вдруг подскочила ко мне и прыгнула на руки, я еле её успел подхватить. — Спасибо, пап! А что ты мне подаришь? А? Что подаришь? Ну, расскажи! Расскажи-расскажи-расскажи-расскажи…

— Не скажу! Так будет неинтересно, если я тебе расскажу о подарке заранее.

— У-у-у-у… — состроила лавандовая кобылка насупленную мордашку. — Папа, ты бука. Я хочу всё-всё знать!

— Много будешь знать — скоро состаришься.

— Неа, я стану принцессой-аликорном и буду жить долго-долго, — отмахнулась Твайлайт и одним глотком допила остатки чая в кружке.

— Ладно, — усмехнулся я, — иди давай, отдыхай, прынцесса.

После завтрака я домыл посуду за Твайлайт и как обычно взялся за уборку, пока единорожка, устроившись на диване, смотрела по телевизору передачу о тропических бабочках. Потом немного поиграл с малышкой, а после обеда вытащил её на прогулку, правда, из-за самочувствия единорожки я сократил её по времени где-то на треть, да и сама Твайли не была такой же активной как обычно, меньше бегала, резвилась и быстро устала.

Когда я пересказал пришедшей в пятом часу бабе Лене утреннее недоразумение, смеялась она до слёз, пришлось даже самому для виду надуться, чтобы смех и подколки со стороны Елены Фёдоровны прекратились. В конце концов она успокоилась, мы сварганили ужин, я рассказал за ужином, как провёл с Твайли день, и в девятом часу баба Лена ушла домой. А вот после этого Твайли отчудила. Я как раз решил помыться и только улёгся в полную горячей воды ванную после близкого общения с шампунем, щёткой и мылом, как дверь в ванную распахнулась, и бледно-сиреневый вихрь с визгом запрыгнул в ванну, расплескав во все стороны воду и заставив меня попытаться вскочить на ноги и тут же, поскользнувшись, грохнуться обратно, при этом я только чудом не зацепил висевшие возле ванной полочки со всякими мыльно-рыльными принадлежностями и не долбанулся головой или ещё чем о бортик чугунной ванны.

Отфыркавшись и кое-как протерев глаза от залившей лицо воды, я обнаружил стоящую в ванной на задних копытцах и опирающуюся передними мне на коленки бледно-лавандовую и уже мокрую с ног до кончика рога единорожку.

— Пап! Помой меня! — радостно заявила она. — Я хочу с тобой помыться!

Я ошарашенно уставился на её радостную физиономию, прокручивая в голове ситуацию и пытаясь сообразить, как отреагировать на неё хоть немного адекватно и не сорваться на крик.

— Па-ап, ну давай же! — не унималась Твайлайт. — Ну помой меня! Я часто вместе с папой мылась, он ещё наливал в ванну шампуня, и появлялось много разноцветных пузырьков! Это было так весело! Ну давай!

Я мысленно вздохнул и обратился к этой непоседе.

— Твайлайт, врываться к кому-то в ванну — неприлично и очень некрасиво. К тому же очень опасно! А вдруг бы я стоял и от твоего неожиданного появления поскользнулся и ударился бы о борт ванны? Так же и башку расшибить можно, да я сам щас чуть так не долбанулся!

— Ой… — лицо Твайлайт тут же стало виноватым. — Па-ап, прости, я не хотела, я просто… хотела… как с папой, вместе…

— Ну всё, всё, не расстраивайся, — тут же смягчился я, услышав, как она шмыгнула носиком. — Ничего же страшного не случилось. Просто в следующий раз попроси заранее, хорошо?

— Угук! — кивнула она и несмело улыбнулась.

— Ну вот, другое дело, — ответил своей улыбкой на её. — А раз так… — я потянулся за флаконом пены для ванн, которым пользовалась моя мама и который всё это время стоял без дела, — то не будем отказывать себе в удовольствии! — и, налив синей жидкости в ванну, включил набираться воду, чтобы вспенить её.

Ну что сказать, купание вместе с единорожкой оказалось внезапно весёлым занятием: она хихикала и вертелась, пока я её мыл, вдвое усерднее обычного, потом стала подбрасывать и сдувать во все стороны пузырьки и пену, отчего я не выдержал и сам включился в игру, дошло даже до брызганий и обливаний друг друга водой, и только когда она подпрыгнула и, оттолкнувшись от моих торчащих из воды коленей, плюхнулась обратно в ванну, выплеснув сразу пару литров воды на пол, до меня дошло, что это уже перебор и мы явно заигрались. Хотя это весёлое купание понравилось нам обоим, так что впоследствии Твайли часто забиралась ко мне в ванну и мылась вместе со мной.

Следующие пара дней пролетели незаметно. Твайли быстро шла на поправку, и её шёрстка с каждым днём быстро возвращала свой природный насыщенно-лавандовый цвет, и вместе с цветом росли как её энтузиазм, так и бурлившая в ней неуёмная энергия, буквально заставлявшая её постоянно что-нибудь читать, изучать, собирать, складывать, рисовать какие-то чертежи, мастерить из конструктора и не только и так далее. Рассказы и стихи из хрестоматии по литературе за третий класс она глотала один за другим, и во вторник, когда я вернулся домой со школы, увидел, что она добралась уже до хрестоматии за четвёртый класс.

А вечером того же дня приехавшая проведать и осмотреть единорожку Милолика Тимуровна вдруг огорошила и меня, и бабу Лену неожиданным предложением.

Она предложила познакомить Твайли с её шестилетней Олей.

Яблоко Раздора

Затмение

Fallout Equestria: Последний парад

FoE: Corrupted adve…adve-nnnn-chur…yeee! (Испорченное прику… прик… прик-к-к-люююю-ченне!)

История Эквестрии

День кьютимарки

Четыре кобылки и одно недоразумение

И я спросила, почему

Рейс в Преисподнюю

Социализация