Принцип причинности
Принцип причинности
Мало что в силах отвлечь меня от хорошей книги.
Я читала во время штормов, землетрясений и эпизодических приступов стадной паники. Погружаясь в прозу, разум склонен отфильтровывать реальность; преимущественно я отвлекаюсь не по велению внешних стимулов, но по мере естественных приостановок мысли.
Однако громкий стук в дверь библиотеки вывел меня из транса. Тому было две причины: во-первых, я знала, что мне следует быть настороже в силу возможного визита, и, следовательно, уделяла книге не всё возможное внимание. Во-вторых, эту книгу я не читала, а писала: диктовать Спайку я могу без остановок, со скоростью мысли, а рогописание требует периодических пауз для сверки со словарём.
Я положила перо рядом с дневником и подошла к двери. Обычно эту функцию, подчиняясь моим бессердечным приказам, выполняет Спайк, но сейчас он был в лаборатории и вёл последние приготовления к эксперименту. Я была на месте на случай возможных проблем.
Мимо меня промчался восторженный шар розовой шерсти; он повернул налево за конторкой, где я вела заметки, и нацелился в сторону кухни.
— Привет, Твайлайт! Нам пора начинать, чтобы первая партия уже остывала! Где у тебя орехи макадамии?
Я проследовала за Пинки в несколько более спокойном темпе и обнаружила её наполовину нырнувшей в один из буфетов. У неё было своеобразное отношение к чужой собственности; не зная её близко, вы могли бы принять её за воришку. Но Пинки Пай не страдала клептоманией. Вернее сказать так: она считала, что ограбленные пони рано или поздно поймут, что их имущество было использовано как следует.
— Пинки, что ты творишь? И у меня нет этих орехов.
— Орехи макадамии должны быть в каждой кухне, глупышка!
С громким хлопком она вылезла из буфета и продолжила:
— Рэйнбоу Дэш сказала, что тебе нужна моя помощь, и я поняла, что если тебе нужна моя помощь, то это помощь либо с выпечкой, либо с вечеринкой, но дело не в вечеринке, потому что только у меня хватит безумия на две вечеринки подряд, а одна вечеринка на прошлой неделе уже была! — Пинки упала на пол кухни, попрыгала и приземлилась на спину. — То есть дело в выпечке, а ты любишь печенье, значит, наверняка, тебе нужна помощь с шоколадным печеньем!
Я поняла ход мысли Пинки, несмотря на подступающую мигрень.
— Так, а при чём здесь орехи макадамии?
Пинки в шоке посмотрела на меня снизу:
— Твайлайт, нам нельзя класть макадамию в печенье! У Флаттершай аллергия!
Ну да. Мне следовало это предвидеть.
— Но почему... а, ладно, — я покачала головой. — Мне не нужна помощь с выпечкой. Впрочем, ей можно заняться потом, я бы хотела понять, как это делается.
Мы вдвоём, наедине, в горячей кухне, на ней фартук с оборками... Стоп, откуда эта мысль? Я потёрла щёки, чтобы скрыть набежавшую краску. В планах слишком много работы, не время предаваться фантазиям.
— Нет, я позвала тебя, чтобы спросить, не согласишься ли ты помочь в одном эксперименте. Пойдём в лабораторию?
— Оки-доки-локи! — мгновение назад она лежала на спине — но тут же запрыгала в сторону лестницы, ведущей в подвал. Её грива колыхалась в такт прыжкам и, несмотря на толчки, оставалась неизменно пышной. Я двинулась за ней, вновь прогнав перед мысленным взором условия эксперимента.
Лаборатория выглядела несколько запущенной. Первый этаж дома ещё имело смысл убирать к приходу гостей, но нарушать расстановку вещей на своём рабочем месте мне не хотелось. Спайк мимоходом поприветствовал нас на пороге. Пинки немедленно привлёк угол, в котором лежала куча разного хлама, на первый взгляд не относящегося к лаборатории. Среди множества прочих вещей там была резиновая уточка, два колеса от повозки и снятая с петель дверь.
— Ах! Ах! Готовишься к распродаже барахла? Хочешь открыть барахолку? В подвале? — она обернулась ко мне, одарив ясным взглядом. — Твайлайт, ты хочешь открыть подвальную барахолку?
Я фыркнула. — Нет, это не подвальная барахолка. На самом деле почти всё, что здесь лежит, предназначено для тестирования.
— Тестирования? Профессор Твайлайт, вы ставите оценки по относительным результатам? — каким-то образом в куче разномастного хлама она нашла очки; раньше их там точно не было. Она надела их и подошла ко мне, сверкая сквозь линзы огромными синими глазами. — Я могу записаться на дополнительные занятия, чтобы повысить оценку?
Когда я была на выпускном курсе Академии Селестии для одарённых единорогов, случился скандал: профессор и ученик вступили в интимную связь. Обошлось без претензий со стороны закона — студент, как и я, был на старших курсах, но грубое нарушение профессиональной этики попало во все газеты Кантерлота. При виде приближающейся Пинки я не могла не вспомнить этот эпизод — с неловкостью, усилившейся по мере осознания, что мне нравится сходство этих ситуаций.
— Пинки, не могла бы ты снять очки?
— Окей! В них всё равно всё казалось кривым! — она выкинула очки за спину. — Так что будем тестировать?
— Это связано с твоим Пинки-чувством. Знаешь, в физике есть концепция причинно-следственной связи.
Она пискнула:
— Информация не может передаваться в прошлое!
— Да, именно так. По сути так.
Спайк высунул голову из-за верстака:
— Откуда ты это знаешь?
— Я знаю много разных вещей! Вы удивитесь, сколько всего приходится знать повару, — она наполовину погрузилась в кучу мусора и рылась в ней в поисках материала для комического шоу.
— Не сомневаюсь, — с помощью магии я вытащила маленький кожаный мешочек с верхней полки ближнего шкафа. — Итак, принцип причинности по сути гласит, что информация не может двигаться против течения времени. Но Пинки-чувство делает именно это — сигнал принимается из будущего и воспринимается тобой в форме, которую ты способна интерпретировать.
Пинки умудрилась надеть на голову аквариум. Она выглядела странным образом озабоченной.
— Твайлайт, мне казалось, что ты веришь в Пинки-чувство.
— Я верю. Знаешь, когда я его изучала в прошлый раз, я была не очень хорошим учёным. И не очень хорошей подругой — но это я договаривать не стала. — Все свидетельства были прямо перед глазами, но меня увело в сторону предубеждение, что Пинки-чувство — это ложь. Я предпочитала верить этому мнению, а следовало заняться трактовкой объективных экспериментальных данных, — я виновато склонила голову. — Меня всё ещё крайне интересует Пинки-чувство, но теперь главный вопрос не в том, почему оно работает — не в том, откуда оно у тебя взялось. Теперь я хочу понять, как. Как оно работает, в каких пределах, можно ли расширить эти пределы и так далее. Мы со Спайком провели мозговой штурм на предмет вопросов, ответы на которые хотелось бы получить в первую очередь, и придумали несколько серий тестов.
— Оооо. Научность!
Я рассмеялась.
— Именно. Итак, сегодня я думаю о прикладном эксперименте. Пинки-чувство фактически пассивно. Несомненно, информация движется против течения времени, но ты являешься её приёмником, а не передатчиком. Я не хочу углубляться в тему парадоксов — они меня всё ещё несколько нервируют — но, думаю, мы нашли способ отправки сигналов в прошлое. С помощью Пинки-чувства.
Я развернула пергаментный свиток, аккуратно разлинованный на двадцать шесть рядов, и вручила идентичную копию Пинки.
— Последнюю пару месяцев я опрашивала тебя о сигналах, соответствующих различным событиям. Сейчас у меня наконец-то есть двадцать шесть сигналов, повторяющихся с достаточной надёжностью для эксперимента — по одному на каждую букву, понимаешь? Например, буква „П“ — это боковое движение твоего левого заднего копыта, оно длится около трёх секунд и означает...
— ...что чья-то грива горит! Как несколько месяцев назад, когда Рэйнбоу Дэш пыталась готовить! — она смотрела на меня пристально, гораздо внимательнее, чем когда бы то ни было. Может быть, её тоже интересовало, где лежат пределы её способностей?
— Да. Теперь всё, что нужно сделать... мне нужно ранить себя правильными способами в правильном порядке, и я отправлю текстовое сообщение в прошлое, — я застенчиво посмотрела на неё. План, высказанный вслух, утратил некоторую долю гениальности. Я посмотрела на Спайка, ища поддержки, но он наблюдал за Пинки. Её глаза наполнились тревогой:
— Ты не должна ранить себя, Твайлайт.
Я решительно топнула копытом:
— Напротив. Предположительно, твоё Пинки-чувство, словно магический детектор фарса, сильнее всего откликается на комические травмы. Если мне придётся пойти на это, чтобы ты лучше поняла свои способности, — так и будет. Эта роль предназначена для меня или для Спайка; я выбрала себя добровольцем. И, кроме того, — я улыбнулась ей, — ты знаешь, на мне всё довольно быстро заживает.
Она надулась:
— Но ты можешь серьёзно пострадать. Мои судороги судьбы можно, наверное, изучать как-то иначе.
— Ну, я не говорю о пересылке романов. На самом деле первый опыт, который я запланировала, требует переслать одну букву. Это допустимо?
Пару секунд Пинки смотрела на меня в упор, потом просветлела:
— Ты учёный-знайка! А я, значит, учёный-вечеринка!
— Вообще-то если в ходе вечеринок ты пробовала разные варианты и смотрела, насколько успешен итоговый результат, то ты и на самом деле учёный-вечеринка! — на секунду я поразилась тому, насколько глупо это прозвучало, и тому, с какой скоростью кобыла с гривой из сахарной ваты сбила меня с мысли. Я что, всегда такая болтливая, когда она рядом? — Итак, вот о каком опыте я говорю. У меня есть двадцатигранная игральная кость, — я открыла кожаный мешочек, который достала раньше, и вынула оттуда маленький многогранник.
Пинки просияла, узнав кость по виду:
— Эй, это моя, красная и везучая!
— Пинки, твой бард выкинул этой костью шесть единиц подряд. Я бы не стала называть её везучей. И вообще, по той же причине мне не очень хотелось использовать её для этого опыта, но все прочие кости съел Спайк.
Спайк скрестил руки на груди и проворчал:
— Вот обязательно было опять об этом напоминать, Твай. Ты знаешь, некоторые вещи стоит держать подальше от моего буфета для закусок.
— Но это была лучшая, безумнейшая, забавнейшая сессия из всех, что мы сыграли!
— Не могу оспорить это утверждение. Замечу только, что слов «забавнейшая» и «безумнейшая» не существует, — я опустила игральную кость. — И что в следующий раз Рэйнбоу Дэш определенно стоит запретить играть хаотик-нейтралом, — это я сказала про себя, и только потом заметила, что Пинки опять перевела поезд моей мысли на другую колею. — Вернёмся к задаче. Я намерена кинуть эту кость и отправить в прошлое выкинутое число. А — это единица, Б — двойка, и так далее. Надеюсь, что перед броском твоё чувство сработает и предскажет его результат.
— Хммм... Твайлайт, ты это делаешь, чтобы жульничать в казино? — Пинки подозрительно сощурилась.
— С учётом, что в каждом туре игры надо будет ранить себя? Нет. Это вопрос чистого знания. Итак, теперь ты должна получить... — я попыталась найти слово получше, чем «сигнал», отбросила «знамение» и «предвестие» и наконец выбрала, — послание из будущего; оно придёт вскоре.
Внезапно левое заднее копыто Пинки начало двигаться из стороны в сторону; с неподметённого пола лаборатории поднимались облачка пыли.
— Твай, вот оно!
— Хорошо. Семнадцать, — я бросила кость на подставку; она отскочила от книги и от колбы, затем остановилась, показав 7. — Пинки, думаю, это не сработало.
— Т-Твайлайт, ещё не всё! — хвост Пинки задрожал и начал вращаться по часовой стрелке.
Значит, это было настоящее послание. На долю секунды я задумалась, с какой стати Будущая Я решила нарушить протокол, затем швырнула перо Спайку:
— Записывай, быстро!
Она дрожала, трепетала и тряслась почти две минуты; Спайк яростно строчил. Я схватила собственный лист пергамента и начала переводить жесты в буквы, отставая на несколько символов. Когда она закончила передачу, свиток Спайка был полон торопливых сокращений, начинавшихся с «лев. задн. кпт из с. в с.» и завершавшихся «задн. ноги скрещ./разв.»
Пинки была вымотана; она задыхалась, словно только что закончила гонку Осенних Листьев. Её грива промокла от пота и выглядела не так пышно, как обычно. Пинки выдохнула:
— Что... что оно сказало, Твай?
Я закончила транскрибировать несколько последних букв и в шоке уставилась на свиток.
П
И
Н
К
И
М
Ы
М
О
Ж
Е
М
Г
У
Л
Я
Т
Ь
С
Т
О
Б
О
Й
— Хм — сообщила я умным тоном. Мозг мгновенно заблокировался, не забыв забрать с собой контроль над магией; перо бесшумно упало на пол.
Спайк направился к двери и негромко спросил:
— Мои услуги временно не требуются?
— Ты пригласила меня на свидание с помощью послания из будущего? Твайлайт, это так романтично!»
Её лицо было очень близко, настолько близко, что вгоняло в трепет. Земля вышла из равновесия и качалась под копытами.
— Пинки, я не знаю...
Спайк вышел из комнаты. Никто из нас не обратил на него внимания.
— Ладно, если ты не знаешь, куда пойти на первом свидании, выберу я! У Монтони, в семь вечера?
Невероятно, каким громким может быть пульс.
— Я не планировала...
Она широко улыбнулась, и весь мой мир рухнул в эту улыбку.
— Всё в порядке, Твайлайт! Ты отлично справишься! Ой, мне надо подготовиться... — с этими словами она цапнула свою копию алфавита и упрыгала из лаборатории.
Минуту или две я смотрела на стену, будучи не в силах рационально мыслить. Потом мозг включился и позволил оценить чудовищный масштаб возникшей проблемы.
По каким-то причинам какая-то будущая итерация меня использовала разработанную мной систему, чтобы отправить сообщение. Не просто сообщение, а приглашение к отношениям. Это вело сразу к двум выводам, и каждый из них был достаточно жутким. Во-первых, в какой-то момент в будущем мне предстоит пострадать от ран двадцать четыре раза, и, с учётом обстоятельств, я сомневалась, что они будут разнесены между собой на протяжении недель. Во-вторых, меня ждёт свидание с Пинки Пай.
Свидание с Пинки Пай.
Свидание с Пинки Пай.
Я совершенно не представляла, как должно проходить свидание по мнению Пинки Пай... или кого бы то ни было вообще! Я метнулась вверх по лестнице; куча испытательного хлама осталась где была. Спайк убирался наверху.
— Привет, Твайлайт! Каким сеном ты всё это спланировала? И почему не сказала мне ни слова?
— Спланировала? — я рухнула на пол и беспомощно взглянула на Спайка. — Я ничего такого не планировала! Я даже не понимаю, как это случилось.
— Но Пинки не ошибается.
— Пока не ошибалась.
Почти всю мою жизнь Спайк был ассистентом, братом, другом; он бесчисленное множество раз спасал меня от бед. Он был моим конфидентом, хранителем секретов. Когда я впервые сказала ему о чувствах к Пинки, он ответил лишь «Я знаю». Но сейчас слов не было у нас обоих; он сконфуженно качал головой.
— Не знаю, Твайлайт. Похоже, сегодня вечером ты идёшь на свидание. Не хочешь посоветоваться с Принцессой?
Я вздохнула:
— Нет, Спайк. С этим мне придётся разобраться самой.
Он скорчил рожу:
— Знаешь, если бы вы, девочки, не забывали сначала спрашивать Селестию, то неприятностей у вас было бы раза в два меньше.
Рассказать моей почтенной наставнице, что перспектива первого свидания вгоняет меня в трепет? К слову упомянуть и о давней увлечённости определённой розовой пони? От одной этой мысли мне стало нехорошо.
— Нет. И это окончательное решение.
— Ладно, ладно, как знаешь. Что ты теперь будешь делать?
— То же, что и всегда, когда возникают проблемы, Спайк. Исследовать.
К счастью, книжный фонд библиотеки был сформирован не только мной — иначе я не нашла бы ничего полезного для возникшей ситуации. Книги, пожертвованные жителями Понивилля, выдавали более приземлённые интересы бывших владельцев; среди них оказалось и несколько руководств по самоподготовке к свиданиям.
Я левитировала стопку на читальный стол и со стуком отпустила её. Совелий на насесте сонно моргнул на меня с другой стороны комнаты и снова заснул.
Пинки назначила встречу в семь. На часах было два тридцать пополудни. Передо мной лежало три тома, посвящённых свиданиям — неведомой мне области знаний. Как говорится, в минуты неуверенности опирайся на свои сильные стороны.
Я приступила к чтению.
Заведения под вывеской «У Монтони» считались первоклассными истольянскими ресторанами, где на каждом столе стоит свеча и оплетённая бутылка кьянти. В Кантерлоте, в отличие от Понивилля, их довольно много. Я пришла на полчаса раньше, была встречена шеф-поваром. Пристроила заготовленные памятки, чтобы они не бросались в глаза. Перед выходом я не стала одеваться — что-то подсказывало, что в этом решении с Пинки мы сойдёмся — но позаботилась о приличном виде гривы.
Пинки ворвалась в зал, когда я наполняла маленький бокал вина.
— Прости, Твай, я опоздала! Мистер и миссис Кейки получили огромный заказ, им была нужна моя помощь! Но по большей части они гоняли меня за ингредиентами.
— Это я пришла раньше, а не ты опоздала, — я сделала глоток и указала ей на бутылку, но получила в ответ сияющую белую улыбку и отрицательное движение головой. — Кажется, я просто нервничаю.
— А о чём нервничать, глупышка? — Пинки выпила свой стакан воды одним большим глотком и начала грызть кубик льда. — Мы — две подруги на первом свидании.
— Подруги?
Вот уж эталон противоречивых сообщений.
Она озадачилась:
— Конечно, мы подруги!
— Знаю, но... — я полистала меню, одновременно пытаясь найти верные слова. С момента прибытия в Понивилль этот диалог в моей голове состоялся уже тысячу раз, из которых не менее сотни пришлось на период после эксперимента с Пинки-чувством, но ни одна из формулировок не казалась достаточно уместной. Непреодолимая тяга к внесению правок усложняет жизнь. — Это меняет статус наших отношений, не так ли?
— Да, Твайлайт, и ты это знала, когда позвала меня. Вот почему я так удивилась, что ты это сделала.
— Не меньше, чем я. Полагаю, Будущая Я слеплена из теста покруче.
— Это всё ещё именно ты, глупышка! Кто ещё придумал бы такой супер-дупер-умный план приглашения?
— Надеюсь, мне это обойдётся не слишком дорого, — я вспомнила длинный список спазмов и судорог, в котором каждый пункт соответствовал определённому будущему инциденту.
Пинки нахмурилась:
— Ты умнейшая пони среди моих знакомых. Ты что-нибудь придумаешь! Ты разгадала тайну Королевы-Злюки, так что дрожащая Пинки для тебя и вовсе не проблема!
— На самом деле я не углублялась в этот вопрос, слишком беспокоилась о нашей встрече, — смущаясь, я вынула из-под кресла стопку убранных туда карточек. — Вот, даже сделала памятки.
— О, дай посмотреть! — Пинки потянулась через стол и цапнула карточки. Пролистала их с непроницаемым лицом и подняла на меня взгляд.
— Твай, они никуда не годятся! Это всё — о первом свидании!
— Верно. Именно этот материал я постаралась усвоить максимально тщательно, — то есть проштудировала его четырежды, а не всего лишь дважды. — У нас именно первое свидание, разве нет?
— Но мы уже знакомы! Первое свидание — это примерно так... — она расслабила лицо, её глаза слегка разъехались в стороны. — «Мммм... у тебя милая грива» — она наклонила голову в другую сторону. — «Ахххх, я думаю, стоит хорошая погода». (Между прочим, я и действительно считала её гриву милой — ещё больше похожей на сахарную вату, чем обычно — что не означало, что я намерена выпалить это вслух). — Для таких бесед мы слишком хорошо знаем друг друга.
— Тогда что мне делать?
Она ответила:
— Попробуй для начала не смотреть на свечу каждые десять секунд. Тебя беспокоит первая буква?
Буква П в строке ПИНКИМЫМОЖЕМГУЛЯТЬСТОБОЙ. Буква, предвещающая неприятности с пламенем. Взгляды на огонь ускользнули из моей памяти, но стоило Пинки сказать об этом, и ясность восстановилась. Кроме того, я вспомнила, что отодвинула свечу как можно дальше от своего края стола, лишь бы притом не слишком близко к Пинки. Я поморщилась — привычный уровень самоконтроля не позволил бы так пустить на самотёк своё поведение — и кивнула.
— Немного.
Пинки наклонилась над столом, поджала губы и выдохом задула свечу, — Вот так лучше!
Тут же утихла и моя тревога. Мысль, что с Пинки я в безопасности, звучала глупо — по-детски глупо — но была истиной. Как ни странно, её переменчивая натура внушала мне уверенность. На жизненном пути меня могли ждать самые причудливые повороты, будущее могло быть сколь угодно туманным — загадка Пинки всё равно была сложнее.
Насколько я могла судить, остаток свидания прошёл хорошо. Мы поговорили о городских слухах и о друзьях. В какой-то момент тема свернула в сторону эзотерики, и меня поразила ширина её кругозора в этой области. Она черпала знания не из книг, а из историй и сплетен — например, в ответ на вопрос, откуда она столько знает о драконах, Пинки сослалась на кузину, работающую в драконьем посольстве — что изрядно контрастировало с моими теоретическими изысканиями.
Приняв заказ, официант решил помочь нам и снова зажёг свечу. Пинки сердито посмотрела ему в спину и опять потушила огонь; это заставило меня хихикнуть и интересным образом повлияло на моё сердцебиение.
Когда мы закончили ужин, на западной стороне неба уже истаяли все следы розового и золотого; Луна поднимала ночное светило. На горизонте формировался грозовой фронт, вестник тёплого летнего шторма. Пахло дождём. Я осторожно вышла и взглянула на небо.
— Пинки, спасибо за очаровательный вечер. Мне пора домой, к Спайку.
— Нууу! — Пинки выпрыгнула из двери за моей спиной и надулась. — Но я хотела показать тебе кое-что экстра-супер-дупер-особенное!
— Ладно, я не называла Спайку точного времени... — и, кроме того, считала, что провести с Пинки ещё немного времени — очень хорошая идея. — Где же твой экстра-особенный сюрприз?
— На границе Вечнодикого леса! — с этими словами она запрыгала вперёд.
Я порысила за ней.
— Пинки, до него почти две мили!
— И сейчас отличная ночь для прогулки! — ответила Пинки.
Спорить с этим было сложно, так что я просто двинулась вслед. Ей нравилось прыгать по затихающим улицам Понивилля, а мне было столь же приятно держать темп и разбираться в чувствах.
На поверхности эмоций лежал покров страха и сомнений Я уже обжигалась о предсказания Пинки-чувства. Конечно же, тогда я упорствовала в своих заблуждениях, но кто сказал, что сейчас я не страдаю от тупоголовости нового восхитительного сорта?
Глубже, под тревогой — неизбывное любопытство. Происходящее будило во мне жажду познания. Это обычный этап развития отношений? С учётом Пинки — вряд ли, но вопрос оставался.
Ряд вопросов относился к самому посланию. Будущая Я отправила его, чтобы избежать временного парадокса? Я сомневалась, что это вообще возможно — по всем собранным данным предсказания Пинки-чувства сбывались безукоризненно, но исключать такой вариант было нельзя. Согласно теории, несколько более греющей душу, я отправила сообщение (и, наверное, нашла разумный способ избежать серьёзных травм), чтобы впечатлить Пинки приглашением, посланным сквозь время, и убедить моё прошлое «я» в уместности этой встречи. С третьего копыта, оно может оказаться цепочкой случайных событий, подобранных мирозданием ради того, чтобы сохранить целостность времени. Мне было непривычно знать так мало по столь масштабной теме, и эти нюансы вызывали некоторое беспокойство.
На следующем уровне, под страхом и вопросами, было странное тепло. Пинки была хорошей парой для свидания (не то чтобы мне было с кем сравнивать, но тем не менее) и гораздо лучшим партнером для беседы, чем я считала раньше. Мне было приятно, но ещё глубже лежало нечто, что не удавалось нащупать копытом и определить.
Пинки почуяла (не Пинки-чувством) момент моего всплытия из глубин рефлексии.
— Эй, Твайлайт! — она обернулась. — Что у тебя с лицом? Сначала ты была печальной, потом смущённой, потом счастливой. Что за монолог ты там про себя ведёшь?
— Монолог? Пинки, я не суперзлодей!
Она пристально уставилась на меня; это выражение было тем более необычным с учётом непрекращающихся прыжков.
— У тебя в подвале научная лаборатория.
— Верно подмечено.
Пинки кивнула и продолжила немелодично мурлыкать под нос.
Вскоре мы достигли границы Вечнодикого леса. Острый аромат листвы сочетался с запахом озона от надвигающейся бури. Пинки указала мне место у линии деревьев и приземлилась сама. Даже сидя, она оставалась подвижной, и в этом не было и тени напряжения — лишь предельная расслабленность. Я поняла: движение для неё настолько естественно, что застывшую позу можно считать столь же верным признаком стресса, как и взволнованный бег в случае обычного пони.
Она бесцельно каталась по бархатистой траве; я легла рядом. — Это... мило. Ну вот, высказалась как Флаттершай. — Мы пришли сюда, чтобы посмотреть на шторм?
— Не-а.
— Ну, похоже, он в любом случае идёт на нас.
Я не любила дождь по долгу службы: самый страшный враг бумаги — сырость, и мне уже приходилось реставрировать залитые дождём библиотеки. Впрочем, если дождь не угрожает несчастным беззащитным книгам гнётом своей влаги, то физическое ощущение от него вполне приятно.
— Мы пришли, чтобы посмотреть, как его разберёт погодный отряд?
— Не-а.
Я вздохнула.
— Ты так и будешь отвечать односложными словами, пока до нас не дойдёт нечто, ради чего мы тут сидим?
— Не-а — это два слога, глупышка! — Пинки перекатилась на живот и взбрыкнула. — Кстати, а-ха.
Я попыталась раздраженно нахмуриться, но получилась только раздраженная улыбка.
— Ну ладно, если надо ждать, будем ждать.
Шторм приближался со стороны Вечнодикого леса; рой разноцветных точек направился к нему из Понивилля. С земли я с трудом заметила тянущийся за одной из них радужный инверсионный след. — Это Рэйнбоу Дэш!
— А-ха! — воскликнула Пинки, опершись на локти и подняв голову к небу.
Несмотря на заверения Пинки, что мы пришли сюда вовсе не таращиться на шторм, процесс его обработки погодным отрядом я нашла очаровательным. Практически всю погоду в центральной Эквестрии делают пегасы Клаудсдейла, но на границе диких мест — например, Вечнодикого леса или Западного Океана — отрядам контроля погоды приходится иметь дело с необузданными штормами. Пегасы работали четвёрками. Один из четверых (и, насколько я могла увидеть, Рэйнбоу Дэш взяла на себя именно эту роль) врывался в облако, отсекал от него крупный кусок, а оставшиеся трое шинковали отделённую часть на мелкие клочья, которые отправлялись в Понивилль.
С этим штормом работали четыре команды по четыре пегаса — облака как будто наткнулись на гигантскую невидимую тёрку. Когда край рассеянного фронта пошёл надо мной и Пинки, началась лёгкая морось. Дождик неуклонно усиливался, пока не перешёл в тёплый ливень, размочивший почву под травой.
Я потянулась, наслаждаясь ощущением дождя на шкуре и грязи под копытами. Вопреки всем законам природы кудри Пинки всё ещё не капитулировали перед натиском ливня.
— И когда же будет большой сюрприз?
— Надо подождать, пока дождь впитается, — таинственно ответила Пинки.
Шторм ослаб под напором «циркулярной пилы» погодного отряда; пегасы поднялись выше туч, чтобы обсохнуть.
— Риии, — сказала Пинки.
— Что?
— Это не я, Твайлайт! — шепнула она.
Ещё одно Риии за моей спиной, и ещё одно — метрах в десяти от нас.
Цикады. Я никогда не слышала столько цикад одновременно. Иногда ночью, провожая стрёкотом уходящее лето, в дерево-библиотеку залетала случайная одиночка. Из прочитанных статей я помнила, что в некоторых областях фронтира скопления цикад могут издавать очень громкие звуки. Но я не могла и представить, что они могут звучать столь безупречно. У меня нет музыкального слуха, но даже я различала их чистые квинты, точно попадающие в синкопированный ритм дождя.
— То есть... мы пришли послушать цикад?
Пинки Пай встала на все четыре ноги и потянулась, но не ответила.
Светлячки озаряли нас все более частыми вспышками; мы ждали — я лежала на мокрой земле, Пинки во весь рост выпрямилась под дождём. Растущее сияние светлячков стало единственной мерой текущего времени.
— Иногда... — Пинки обернулась ко мне, жёлтое свечение биолюминесцентных жуков переходило в зелень, отражаясь в её глазах. — Иногда я просто не хочу веселиться с другими пони. Тогда я иду сюда... когда приходит буря... и праздную с жуками.
Её торжественность была поистине удивительной, но за удивлением последовало потрясение. Пинки Пай начала петь.
Её пение совершенно не походило на присущий ей стиль, на спонтанные номера, словно бы позаимствованные из репертуара мэйнхэттэнских мюзиклов. Это была свободная, расслабленная мелодия, медленная, но исполненная нерушимого оптимизма. В первые мгновения мне показалось, что она поёт на другом языке, но уловить смысл не получалось, а потом я поняла — Пинки просто вплетала в песню произвольные слоги, приходящие к ней вместе с музыкой. Пение сопровождалось столь же радостным и бесцельным танцем, вихри и волны растекались от Пинки в её движении сквозь облака светлячков, и хор цикад служил фоном её мелодии.
В этот момент я наконец-то осознала нечто важное о Пинки Пай. Она была Элементом Смеха, фактически — живым воплощением счастья. Но, при том, что Пинки сама по себе была крайне общительна, не всякое счастье требует присутствия других пони. Например, мои штудии, или забота Флаттершай о животных — труд, требующий уединения.
Передо мной была интровертная сторона Пинки — я даже не ожидала, что она существует — и она выражала собой каждое мгновение радости, приходящей к пони в их одиночестве.
В одно мгновение — подобно созвездию, найденному среди разрозненных звёзд — мои подавленные чувства к ней обрели смысл. Я желала её. Моё тело влекло к ней, мой разум стремился к ней, моя душа тосковала по ней. Нет, я была не столь наивна, чтобы счесть обретённое знание вечной любовью — даже учёных затворников может посетить могучее, но мимолётное увлечение — и всё же оно пробудило во мне почти невыносимую жажду.
Но притом она оставалась неприкосновенной. Почти что святой, прекрасной и недостижимой. Я казалась себе вуайеристкой, и только абсолютная зачарованность танцем не давала мне отвернуться и сохранить её тайну.
Не скажу точно, сколько длился танец. Не меньше получаса и, наверное, не больше часа. Я почувствовала дыхание вечности, но она закончилась в мгновение ока, оставив вымотанную и слегка стесняющуюся розовую пони. Дождь наконец-то смог промочить её гриву, и она волнистыми каскадами спадала по плечам Пинки.
— Тебе понравилось, Твайлайт? — спросила она, и голос её был лишь чуть надломлен усталостью.
— Мне... — несмотря на влажность, у меня пересохло горло. — Да, мне понравилось.
— Хорошо! Я думаю, жукам тоже понравилось. Может быть, стоит спросить Флаттершай. Не знаешь, Флаттершай может говорить с жуками? Это было бы замечательно!
— Пинки, я не думаю, что жукам может что-то нравиться. Их нервные системы... — в этот момент влюблённая часть моего сознания догнала педантичную часть и заткнула ей рот. — Возможно, ты права.
Дождь закончился, последние клочки обработанных пегасами облаков направились на Понивилль, цикады и светлячки затихли. Мы с Пинки шли домой через окраины города. Улицы были абсолютно пусты, в домах не горел свет.
— Пинки? — спросила я
Она приостановилась между прыжками и повернула ко мне голову, молча пригласив говорить дальше.
Я сглотнула:
— Я хочу поблагодарить тебя, что ты согласилась на свидание. И спокойно отнеслась к моей неловкости за ужином. И показала мне светлячков.
— Я беспокоилась, — ответила она. — Я знаю, что нравится пони во время вечеринок, но на свидании нельзя делать то же самое. А ещё ты любишь тишину, а я не очень уверена в тихих делах. Так что я показала тебе то, что вообще не собиралась показывать пони. Я даже принесла Пинки-клятву, что не покажу это никому... но всё равно показала.
— О, м-м... — я подняла взгляд и увидела, что мы приближаемся к дому. В дереве-библиотеке горел свет — значит, Спайк заметил оставленную записку и знал, что я приду домой поздно. — Я не знаю, что ответить.
— Ты уже ответила, глупышка!
Отреагировать на это было нечем, и я просто пошла к библиотеке. Пинки проводила меня до порога.
— При случае стоит повторить, — сказала я. Слова, взятые из памятки — и тем не менее верные слова.
Она ответила быстрым и страстным поцелуем. Перед тем, как она отстранилась, я ощутила привкус жевательной резинки. — Просто дай знать, Твай! — и с этими словами она упрыгала к тёмному фронтону Сахарного Уголка.
Колени угрожали незамедлительно отказаться служить, но я смогла зайти внутрь, закрыть дверь и только потом рухнуть на пол.
Совелий почувствовал неладное и разбудил Спайка. Тот, сонно моргая, спустился по лестнице.
— Привет, Твайl Как всё прошло?
— Ох-м-м, — ответила я.
— Твай?
Я подняла голову с пола.
— Отлично. Оно прошло... м-м... отлично.
— Ты смотришься не то чтобы отлично.
— Просто не ожидала поцелуя, вот и всё. Уверена, моя мускулатура восстановит функциональность в течение... м-м... пары недель.
— Стоп! Твай, это твой первый поцелуй?
— Аха, полагаю. А что, это важно?
— Все так считают.
— Ну, я понимаю, почему, — с огромным трудом я поднялась на копыта.
— Кажется, я не ожидал, что это будет Пинки, — сказал Спайк. — Даже когда ты сказала мне о своих чувствах, всё равно не верилось. Я имею в виду, книжный червь и пони-вечеринка?
Я фыркнула.
— А я ожидала, что ты найдёшь себе драконицу.
Спайк несколько секунд сверлил меня взглядом, потом со вздохом кивнул:
— Уела.
— Я слишком нервничаю, чтобы спать, — подхватив несколько книг, я левитировала их в сторону лестницы, ведущей вниз. — Думаю, немного поработаю в лаборатории. Спайк, а тебе пора в кровать.
— Нет, я уже проснулся и хотел бы помочь. — Спайк шёл следом за мной. — Расскажи ещё о свидании!
— Ну, как ты знаешь, мы отправились в ресторан, но потом Пинки позвала меня смотреть на светлячков после шторма. — перед нами над ступеньками лестницы парила в воздухе стопка книг. — А потом, когда мы вернулись, она меня поцеловала. Это всё, что я сейчас могу осмыслить.
— Как думаешь, у вас будет другооооооо... — Спайк зевнул, выдохнув в мою сторону сгусток огня.
(П- проблемы с пламенем — лз кпт, из с. в с.)
Я утратила контроль над магией, книги застучали по ступеням.
(И- падающий объект — дрожание хвоста)
В нос проник запах горящей гривы; я потеряла опору под ногами и кувыркнулась вниз по лестнице, плечом вперёд.
(Н- несчастный случай с лестницей — боковая дрожь, 4 сек.)
Я смутно слышала крики Спайка мне вслед, мир беспорядочно вращался. На полпути вниз я под неудачным углом упала на заднюю ногу—
(К- травма ноги, неопределённая, обычно комическая — хлопанье ушей, л-п-п-оба)
—и мир окутался туманом. Я успела только подумать, что внизу, прямо под лестницей, лежит куча мусора, заготовленного ради травм, и меня несёт прямиком в эту кучу...
— ...она...правится?
Голос пронизал чёрный бархат моей комы. Жёсткий тон, южный акцент. Кажется, я должна была его узнать.
— ...дней...режима...
Этот голос был не так знаком, но звучал яснее. Разум обнаружил ощущения и начал сортировать их на звуки, запахи, боль и онемение.
— Ой, ужас... надеюсь, она скоро проснётся...
Флаттершай. Следовательно, первый голос принадлежал Эпплджек. Всё прояснилось, и я поняла, что нахожусь в больнице в окружении подруг и медсестры Редхарт.
Я прохрипела: «Привет», — попыталась открыть глаза и обнаружила, что один из них закрыт повязкой. Провела инвентаризацию прочих частей тела — подвёрнутая в падении нога дала знать о растяжении. Остальные пункты в списке ущерба состояли в основном из ушибов и ссадин.
Они заговорили одновременно, мешая друг другу и превращая речь в неразборчивую какофонию. Наконец, над общим хаосом возвысился голос Рэрити:
— Дорогие мои! Отойдите и дайте несчастной кобыле хотя бы вздохнуть!
Я с трудом села и осмотрела палату. Встревоженные Эпплджек и Рэйнбоу Дэш отходили к двери перед Рэрити и Редхарт; Спайк с виноватым видом сидел на соседнем кресле. Чего-то не хватало.
— Где Пинки?
— Мы искали её повсюду, но она словно испарилась, — ответила Рэйнбоу Дэш.
Плохо. Что ещё хуже, я знала, что это как-то связано со мной.
— Ну, э-э-э, я уверена, что она отыщется.
— Отыщется, ясен пень, — Эпплджек посмотрела на меня с прищуром. — Брешешь ведь, Твай. Как будто тебя подменили.
Во имя Селестии, почему я пытаюсь что-то утаить от Эпплджек?
— Я... Я не вру. Я просто не готова рассказывать всё это прямо сейчас.
Судя по виду Рэйнбоу Дэш и Эпплджек, они обе собирались снова заняться мной, но Рэрити ткнула их в бока:
— Девочки, незачем опускаться до настолько варварских допросов. Я совершенно уверена — когда наступит удобное время, Твайлайт обо всём нам расскажет, — она пронзила меня взглядом. — Верно?
При всем желании Дэш и Эпплджек не смогли бы устрашить меня сильнее, чем этот пристальный взгляд. Я повесила голову.
— Да, расскажу. Когда во всём разберусь.
Этот ответ в целом успокоил всех пони; так я скрыла в молчании затруднение с Пинки и нашла утешение в доброжелательности подруг. Они рассказали мне о событиях прошедшего дня, но помимо моей госпитализации и исчезновения Пинки ничего особенного в Понивилле не случилось.
Со временем общение свелось к приятной болтовне и шуткам. Флаттершай пообещала принести немного овощей, Рэйнбоу Дэш и Эпплджек по причинам, оставшимся мне неясными, устроили соревнование по задержке дыхания, а Рэрити озаботилась моей повязкой и заверила, что при первой возможности сделает мне новую, более стильную.
В конечном счёте боль, и без того не сильная с учётом тяжести некоторых полученных травм, почти исчезла в присутствии подруг... несмотря на то, что на месте Пинки Пай в нашей компании зияла ощутимая пустота.
На закате медсестра Редхарт пришла и сообщила, что часы посещений истекли и остаться в палате разрешено только Спайку, который (скорее всего, по прямому вмешательству Селестии) считается членом моей семьи.
В присутствии девочек Спайк держался тихо — был, как мне казалось, довольным, но не очень общительным. Но сейчас он придвинул кресло к моей кровати и сел, положив руки на колени. Он выглядел так, словно не плачет только из-за отсутствия слёзных протоков.
— М, Твайлайт?
— Что случилось, Спайк? Ты в порядке?
— Всё, что ты записала. Всё, что предсказала Пинки. Всё это случилось, строго по буквам.
— Я так и поняла. — я чуть поменяла позу, чтобы поберечь растянутую ногу. Из-за множества ушибов и ссадин лечь удобно не получалось, но некоторые варианты были достаточно терпимы и позволяли заснуть. — В смысле, как минимум первые четыре буквы я была в сознании.
— Это сделал я. — Спайк вцепился в собственный хвост, как в детстве, когда был свежевылупившимся дракончиком. Я приучила Спайка не слишком часто возвращаться к этой привычке, но во время стресса она его успокаивала; я склонялась к тому, чтобы допустить её ограниченное использование. — Я это начал. Если бы я не зевнул...
Я покачала головой.
— Если бы ты не зевнул, я бы уронила горящую свечу, или на дерево упал бы метеорит, или со мной случилось бы самовозгорание. Причина не в твоих действиях, Спайк. Что бы ни произошло, мы имеем дело с нешуточной магией, или законами физики, или принципами мироздания, которых пока не понимаем.
— Но как же Пинки?
Хороший вопрос.
— Пинки причастна к происходящему, но вряд ли стоит за ним. Я не отправляла послание в прошлое сознательно, поэтому мы не можем узнать, кто его написал. Но я думаю, что Пинки воспользовались как посредником. И тобой — тоже, в известном смысле.
Спайк чуть просветлел.
— Хорошо. Похоже, перед нами загадка, которую нужно решить.
— И не одна. Но так или иначе, им придётся подождать до утра. Тебе нужно спать, мне — выздоравливать.
— Окей, Твайлайт. — Спайк свернулся на кресле. — Не против, если я посплю тут? Очень постараюсь не поджечь тебя снова.
Я подхватила его магией и посадила на кровать рядом с собой.
— Можешь спать здесь, если хочешь.
Он мгновенно вытоптал себе углубление в простынях и свернулся клубком.
— Спасибо, Твай.
— Спокойной ночи, Спайк.
— И тебе.
Он заснул, в отличие от меня. В конце концов, я лишь недавно очнулась от состояния, весьма похожего на сон. Луна вела своё светило по небу, тени скользили по комнате. Я задумалась, отметила ли Луна, что окна моей библиотеки, в предрассветные часы зачастую служившие Понивиллю единственным источником искусственного света, этой ночью остались темны.
Каждая бесполезная попытка заснуть лишь ускоряла бесплодный круговорот мыслей; наконец я прекратила даже пробовать и предалась переживаниям.
Около полуночи что-то шевельнулось у двери.
— Кто там? — позвала я тихо, чтобы не разбудить Спайка. — Редхарт?
Пони вошла в палату, но то была не медсестра. Мне пришлось неуклюже повернуть голову, чтобы увидеть её здоровым глазом. Бледно-розовый, вылинявший цвет, длинные прямые пряди гривы. Запутавшаяся, неопрятная кобыла, которую Рэйнбоу Дэш притащила за хвост на день рождения Пинки. Элемент Смеха, утративший радость. — Твайлайт, — шепнула она, и даже голос её был серым.
— Пинки! — Спайк пошевелился, и я понизила голос. — Ты в порядке?
— Я в порядке. Я всегда в порядке. Пинки Неразрушимая, — она горько рассмеялась. — От резиновой пони всё бесследно отскакивает. А потом летит в тебя, и ты лежишь вся в ранах и ушибах.
— ...О чём ты?
— Это судьба. Неудача. Я — чёрная кошка с тринадцатью ногами, сделанная из осколков зеркал и перешедшая тебе дорогу. Если бы я не продрожала это предложение...
Я вздохнула. Сначала Спайк, теперь Пинки.
— Пинки, это сделала не ты. Судьбы не существует.
Пинки подошла ко мне достаточно близко, чтобы я увидела её глаза. Слёзы искрились в тусклом свете; она прищурилась.
— Так же, как не существует Пинки-чувства?
Мое сердце сжали клещи.
— Эй! Это н-нечестно! Там был наблюдаемый феномен, который я игнорировала. Сейчас речь идёт об определённой последовательности событий, и, поименовав её всеобъемлющим термином типа «судьбы», ты её ещё не объяснила.
— Твайлайт, не важно, как ты это называешь. Ты пострадала, а прыгучая Пинки упрыгала от беды, она в полном порядке, и следующий прыжок — прочь из твоей жизни. Прости, я была так эгоистична, что подумала, что мы можем быть вместе. Я всегда чуть-чуть опаздываю понять, что забочусь только о себе, — она повернулась и направилась к выходу.
— Пинки, подожди, — она обернулась и на мгновение приостановилась, не ответив — но стоило мне вновь увидеть лазурь этих глаз, и я не нашлась, что сказать. Мне, пони, проведшей жизнь среди книг, не хватило слов.
Не знаю, успела ли она уйти достаточно далеко, чтобы не слышать мой плач. Я рыдала, и кроме плача не было ни мыслей, ни сил, ни идей. Спайк проснулся и молча придвинулся ближе. Безусловно и неизменно принимающий и поддерживающий, пытающийся сохранить меня в мире, распавшемся на мелкие осколки.
Наутро подруги, за вычетом Пинки, пришли забирать меня из госпиталя. Тело ныло от усталости, в душе была абсолютная пустота, глаза воспалились от слёз, но я смогла найти в себе силы встать на три здоровых ноги и поочередно обнять каждую пони.
Они были далеко не глупы. Они видели, что я несчастна и почти ничего не соображаю, и каждое объятие длилось чуть дольше необходимого. Тем не менее они проявили уважение к моей тайне и обещанию рано или поздно сообщить им, в чём же дело. Они довели меня и Спайка до библиотеки, ещё раз пожелали всего хорошего и настоятельно посоветовали отдыхать столько, сколько потребуется.
Пони покинули библиотеку; Спайк тут же возник у меня под боком.
— Твайлайт? Почему ты плакала ночью? — тихо спросил он.
— Пришла Пинки. Сказала, что уходит из города, — я приостановилась и сглотнула слёзы. — Винит себя во всех неприятностях и ссылается на какую-то суеверную бессмыслицу о судьбе и невезении.
— Она бросила тебя? Вот так просто? — Спайк был очевидно растерян.
— Наши отношения даже не начались. Но она всё равно уходит, — я подцепила седельную сумку с ближнего кресла и подтянула её к себе. — Так что я иду по её следу.
— Ты едва ноги тащишь!
— Я не собираюсь гнаться за ней. Это работает только в плохих романах — я немного запуталась в лямках сумки; Спайк молча помог справиться с затруднением. — Но я собираюсь выследить её. Хотелось бы взять и тебя, но, боюсь, в этом состоянии твой вес мне не вынести. Тебе придётся идти самому.
— Не вопрос! И куда мы идём?
— В Сахарный Уголок.
Длина пути до понивилльской пекарни составила в точности один переход на трёх ногах без отдыха; они ныли из-за невозможности опереться на четвёртую, но мы со Спайком всё же добрались.
За прилавком никого не было. Я взглянула на второй этаж и увидела, что дверной глазок Пинки на месте, но света в нём нет. С задней стороны здания донёсся аромат выпечки.
— Идём! — сказали в унисон два голоса. Через несколько секунд Кейки возникли за прилавком.
— Привет! — сказал мистер Кейк. — Чем можем... а, это ты.
Кейки приморозили меня к месту злобными взглядами, и я прокляла себя — это следовало предвидеть — но не могла отступить. — Я... а... Пинки ещё?..
— Бедняжка собрала вещи и ушла этим утром, — сообщила миссис Кейк, и сладость её голоса сочилась ядом. — А перед тем восемь часов плакала в своей комнате. Плакала и звала тебя по имени.
Мистер Кейк вышел из-за прилавка, чтобы должным образом нависнуть надо мной. В отличие от жены он даже не пытался скрыть гнев.
— Она безответно сохла по тебе с тех пор, как ты припёрлась в город. Ты что, решила, что одно свидание перед убийством её надежд сойдёт за мягкий отказ?
— Всё было не так! Я...
— Или надумала разок подшутить над ней, а потом сказать, что ты не из таких кобыл. — Миссис Кейк покачала головой и ушла внутрь пекарни.
— В этом доме тебе больше не рады, — прорычал мистер Кейк. Этот тон в его исполнении мог бы быть смешон, но только мог бы. — И мы не скажем, где Пинки, чтобы ты снова не разбила ей сердце.
С этими словами он повернулся и ушёл следом за миссис Кейк. Спайк поддержал меня с пострадавшей стороны, и мы прохромали на улицу.
— Всё в порядке, Твайлайт. Они не знают всего, — после тяжёлой паузы сказал Спайк.
— Я понимаю. И всё же. Часть меня хочет сказать, что они правы. Что я разбила её сердце.
— Ну... я не очень осведомлён в таких делах, но... — Спайк помолчал, глядя на разрозненные группки пони, идущих по своим делам. — Я думаю, она сама с собой это сделала.
Я фыркнула и потрепала Спайка по шипам.
— Ты знаешь об этом куда больше, чем хочешь показать. Давай, пошли обратно в лабораторию. У меня есть несколько идей, которые стоит опробовать.
Три дня спустя я завершала подготовку к эксперименту за двенадцатым номером; в этапы подготовки в том числе входил плотный обед Спайка. Поскольку проект опирался на ассортимент расставленных по лаборатории кристаллов-усилителей, а мой помощник никогда не отличался особым контролем над своим аппетитом, упомянутую предосторожность следовало счесть разумной.
— Твайлайт, — сказал он, дожёвывая остатки дымчатого кварца, — когда-нибудь тебе придётся с ними поговорить. С тех пор, как ты упала, мы почти не покидали лабораторию.
— Я выздоравливаю. Пока что можем этим оправдываться.
За это время я заметно приспособилась к ходьбе на трёх ногах, приучилась ориентироваться в пространстве без помощи объёмного зрения и почти свыклась со cниженным темпом работы. Хромая по лаборатории, я настраивала фокусировку кристаллов.
— Необязательно скрываться от них.
— Они доверились мне в достаточной мере, чтобы не спрашивать. Значит, ответственность за её возвращение лежит на мне.
Спайк покачал головой и отнёс миску на кухню. Когда он вернулся, я была готова приступить к эксперименту. Потянула магию в рог и начала собирать её, следя, чтобы напряжение не превысило безопасный уровень. Ощутив, что полна до краёв, осторожно направила её течение в кристалл, стоящий в центре комнаты.
Туманные фиолетовые пряди магии протянулись из центрального кристалла, сконцентрировались во внешних. Воздух колыхнулся, исказил силуэты, наполнился искрящимися пылинками. С мягким умпф фиолетовый свет выплеснулся из библиотеки в Понивилль, словно волна от камня, брошенного в пруд реальности. Я заползла на наблюдательную площадку. Фиолетовая волна шла от Понивилля дальше по всем направлениям, следуя рельефу и изгибаясь вдоль склонов близлежащих холмов. Пони на улицах в недоумении оглядывались, провожая магию взглядами.
Со временем граждане Понивилля вернулись к своим делам; я оставалась на страже и кругами ходила вокруг телескопа на верхней площадке. На мгновение задумалась, не стоит ли направить телескоп на горизонт, но сочла отказ от периферического зрения недопустимым.
Позже Спайк присоединился ко мне.
— Я там прибрался.
— Я бы и сама убралась. Ты был совсем не обязан.
— Тебе и так есть чем заняться, — он вспрыгнул на перила. — Сработало?
Я вздохнула:
— Пока не знаю.
— А как мы узнаем?
— Видел волну, пошедшую от заклинания? От места, где Пинки сейчас, должна пойти обратная волна. Только я не знаю, сколько ещё ждать.
— Хорошо, я подожду с тобой. Столько, сколько нужно, — во втором предложении проскользнула неуверенность, понятная с учётом того, с каким трудом ему давалась продолжительная концентрация внимания, но я лишь улыбнулась и погладила его по руке.
Мы вели наблюдение ещё час, Спайк следил за юго-востоком, а я — за северо-западом. Не проговаривая вслух, мы знали, что смотреть на солнечную сторону удобнее владельцу драконьих глаз. Мы молчали, но с нашим опытом совместной работы нужды в словах не было — я знала его секреты, а он знал мои.
В какой-то момент вместо волны магии к библиотеке направились другие гости. Рэрити и Эпплджек подошли по земле, Флаттершай и Рэйнбоу Дэш парили над ними. Они встали перед библиотекой и подняли головы к нам со Спайком.
— Сахарок, — выкрикнула Эпплджек. — Поговорить надо.
— Э-хе-хе... — после молчания собственный голос показался мне чужим. — О чём вы хотите поговорить?
— Мы дали тебе время подготовиться к рассказу о том, что же случилось между тобой и Пинки Пай, но это... чем бы ни было то, что ты сотворила... оставило нас в совершенном недоумении. — Рэрити не уступала по громкости Эпплджек, но её слова звучали так, словно она даже не начала напрягать голосовые связки.
— Я же говорил, — шепнул Спайк.
— Это срочно? — ответила я. — Я тут кое-чего жду.
Четвёрка собралась в кучу, они посовещались между собой. Наконец Флаттершай взлетела ко мне и мягко приземлилась на площадку.
— М-м. Эпплджек сказала мне... — она взглянула вниз, на оранжевую земную пони, и та кивнула в ответ. — ...сказала мне, что если ты откажешься сотрудничать, то мне придётся добраться до тебя и стащить вниз. А если ты будешь сопротивляться, то Рэрити добавила, что тогда я должна попросить Рэйнбоу Дэш помочь мне. Так что, м-м-м... думаю, лучше бы к ней прислушаться.
— Полагаю, если Рэрити и Эпплджек на чём-то сошлись, то я нахожусь перед лицом обстоятельств непреодолимой силы. — я взглянула на Спайка. — Впусти их и завари чай. Я спущусь через минуту.
Спайк кивнул и увёл Флаттершай вниз, на первый этаж библиотеки. Уже не вполне понимая, что хочу увидеть, я осмотрелась ещё один, последний и тщетный, раз и спустилась к ним.
— ...и сказала, что уходит из города. Больше я её не видела. Кейки со мной не разговаривают, все поисковые заклинания бесполезны, и я несколько дней продержала вас в неведении по этому поводу.
Я опустила взгляд к чашке, чтобы не смотреть на подруг. Неизменно отличный чай, заваренный Спайком, помог пройти эту исповедь чуть спокойнее, но пока что я сомневалась, как следует себя вести.
Как только я закончила, Эпплджек ткнула Дэш в плечо.
— Пять битов.
— И, конечно же, именно Пинки, — проворчала Дэш. — Я потом отдам.
— Погодите, — я моргнула. — Вы поспорили о... чём именно? Предпочитаю ли я кобылок?
Посмеиваясь, Эпплджек ответила:
— Не, мы забились, втюришься ли ты хоть в кого-то.
Я обвела комнату взглядом.
— Полагаю, у вас был серьёзный повод для сомнений. Так что... вы не сердитесь, что я прогнала Пинки Пай?
— Уверена, это всего лишь недопонимание, — сказала Флаттершай.
— Пинки в таком состоянии ничего не слушает, — добавила Дэш. — Лично видела.
— Дорогая моя, ты поступила совершенно по-жеребячьи, когда решила, что должна вынести всё это на своей спине. Почему ты не обратилась к нам за помощью? — Одним величественным глотком Рэрити опустошила кружку чая. Спайк почти мгновенно возник рядом и вновь наполнил её.
Я задумалась: почему же так безусловно важно было не рассказывать им? Здесь и сейчас, с их поддержкой, в их кругу, только своенравие казалось единственным по-настоящему верным ответом. — Наверное, просто растерялась.
— Реально, в этой вашей ерунде со временем Дискорд голову сломит. Но по чесноку, твоей вины, что Пинки смоталась, всяко нету. Вы обе на себя всех собак повесили, а как по мне, так всё это дурацкое совпадение.
Совпадение. Разве не об этом, по сути, я сказала Пинки? И точно так же отозвалась о Пинки-чувстве, столкнувшись с ним впервые. Но в идеально выверенных и упорядоченных последовательностях событий нет случайности. Я слишком хорошо знала теорию вероятностей и статистическую механику, чтобы допустить подобную ошибку восприятия. Теперь о другой стороне вопроса: Пинки-чувство сообщало о событиях, превышающих определённый порог важности, и специфичность интерпретации тоже была небезынтересна. Мой случай можно было с лёгкостью определить как «событие, в котором пони получает травму». Коль на то пошло, почему Пинки отметила и относительно безобидные события вроде падения книг? Несомненно, её хвост дрожит не каждый раз, когда что угодно поддаётся гравитации.
Из этих данных сложилась теория: каким-то образом Пинки-чувство знало смысл буквенных значений, приданных различным жестам. Способа обнаружить, что именно выстроило вероятности, приведшие в результате к моему падению, пока не наблюдалось, но, как минимум, я поняла некоторые условия, ведущие к проявлению Пинки-чувства. И, что важнее, в результате уяснила концепцию дальнейших действий.
— Простите, девочки, — сказала я. — Думаю, я знаю, как вернуть Пинки. Спайк, пожалуйста, помоги спуститься в лабораторию.
Спайк смог оторваться от Рэрити на время, потребное, чтобы поддержать меня на ступеньках. За спиной слышался цокот подруг. Сквозь окошко под потолком пробивалось достаточно света, чтобы обойтись без фонаря, но всё же глазам потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к полумраку. Набор кристаллов от дневного эксперимента был уже убран, как и сказал Спайк. И, главное, никто не тронул ни кучу хлама, ни список транскрипций. Я поспешила к столу и вынула чистый лист пергамента.
По левой стороне я написала буквы ВЕРНИСЬ, затем вписала рядом с каждой буквой соответствующее событие Пинки-чувства.
— Я оставила Пинки копию алфавита. Если она её не потеряла, если ещё может получать сообщения Пинки-чувством, если послание вообще отправится, если Пинки согласится вернуться в Понивилль, если она не ранена... — я сглотнула. Множество если. — То она вернётся. Эпплджек, я хочу, чтобы ты ударила меня в полную силу.
Эпплджек уставилась на меня.
— Э-э-э... чё?
— Мне нужно, чтобы ты ударила меня. В полную силу. Этой дверью. Это буква В, видишь?
— Сахарок, не дождёшься. Ты и так уже на трёх ногах ковыляешь, я не хочу оставить тебя на двух.
— Среди всех вас только ты можешь приложить ровно столько силы, чтобы ранить меня, но притом не ранить серьёзно. Не в упрёк, Дэш.
Дэш пожала плечами:
— Я тебя понимаю. Эй-Джей аккуратнее, чем я.
— И с чего ты взяла, что я справлюсь и не изувечу тебя? — Эпплджек начала отступать к лестнице. — А будешь напирать, вообще свалю.
— Ты часами пинаешь деревья с усилием, необходимым, чтобы стряхнуть яблоки, но не разломить ствол. И я знаю, что у тебя хватит силы выполнить мою просьбу. Видела своими глазами.
— Твай, сказала же, не дождёшься!
— Но это наш единственный шанс вернуть Пинки до... — что-то оглушило меня и швырнуло через всю комнату. Я растянулась на полу, подняла голову и проморгалась от плывущих звёздочек как раз вовремя, чтобы увидеть, как Рэрити изящно опустила дверь обратно на кучу хлама.
— Воистину, Эпплджек, — обвиняющим тоном произнесла она; свечение её рога погасло. — Что в этом настолько сложного?
Эпплджек покраснела и отступила к другим подругам, пряча взгляд от Рэрити. — Всё равно, это не дело.
— Хорошо. М-м, Рэрити, спасибо, — я отряхнулась, приятно удивившись, что удар не причинил никаких новых увечий. — Кстати, откуда у твоего рога такой мощный телекинез?
— Дорогая моя, ты не поверишь, сколько весит рулон ткани.
Я взглянула на лист. — Окей, следующая буква... — в дверь постучались.
— Спайк, откроешь?
— Конечно, Твай. — он поскакал наверх, перепрыгивая через ступеньку. Дверь распахнулась, и с выдохом сквозняка он кувырком скатился назад. За ним двинулась гладкая бледно-розовая лошадиная фигура, и на лице её была ярость.
— Как ты посмела? — мрачным тоном спросила Пинки Пай. — После всего, что я сделала, чтобы вернуть тебе удачу? После всего, чего я лишилась, чтобы больше тебя не ранить? Почему ты не даёшь себя спасти? Почему не можешь оставить меня наедине с моей чёрной кошкой?
Судя по виду всех пони, они хотели бы поздравить её с возвращением, но промолчали. В частности, Рэйнбоу Дэш явственно собиралась вылететь в окно от этого призрака бывшей Пинки.
Ничего умного в голову не пришло, так что пришлось сказать глупость.
— Ты... ты получила сообщение?
— Какое сообщение? — спросила Пинки. — У меня заныл зуб, потом дрогнуло бедро.
— Это... — я сверилась с пергаментом. — Этого кода в нашем списке нет.
— Я знаю, — ответила она. — Он предсказывает, что кто-то пойдёт на отчаянные меры ради любви.
Любопытство взяло надо мной верх.
— Откуда ты вообще знаешь этот сигнал?
Все, кроме Рэрити, посмотрели на Спайка.
— А. Ой. — я ощутила, что краснею от этого сравнения. Ради внимания Рэрити Спайк несколько раз проявлял весьма примечательную самоотверженность, но вряд ли он хоть раз обращался к ней с просьбой нанести ему удар дверью. — Так, значит, ты не получила никаких букв, или...
— Ты хоть представляешь, каково это?! — с воплем Пинки мгновенно покрыла разделявшее нас расстояние. Её горячее дыхание касалось моего лица. — Я не знаю, как я делаю то, что делаю. Мне уже давно не интересно. Я вообще забыла о любопытстве. А ты пришла, и тебе любопытен весь мир, и ты заставила и меня думать, и я начала думать, но забыла забыть, что я неправильная, ненормальная, и Дэши говорит, что я странная, но всё ещё хуже, я...
У Пинки Пай есть Пинки-чувство, у Флаттершай — Взгляд, у Дэш — Радужный Удар. А как насчёт меня? Я библиотекарь, и это тоже кое-что значит.
— ТССССССССССССССССССССССССССССССС!
Глаза Пинки распахнулись, она отшатнулась назад.
— Сейчас мы поговорим, — сказала я. — И на этот раз ты меня выслушаешь. Девочки, не могли бы вы покинуть помещение? — сталь в моём голосе мягкостью и тяжестью больше напоминала свинец, но отступать было некуда. — И ты тоже, Спайк.
Пятёрка осторожно ретировалась на первый этаж библиотеки, мы с Пинки остались наедине в лаборатории. Пинки настороженно смотрела на меня.
Я перешла на «преподавательский» тон, которым так часто приходилось обращаться к Меткоискателям. Было странно пользоваться им, говоря с потенциальной возлюбленной, но Пинки всегда представляла собой особый случай.
— Во-первых, я хочу прояснить, что ни в чём тебя не виню,, — я прикрыла глаза, нырнула в глубь души и усилием воли пришла к прощению. — Даже в том, что ты ушла.
Не дав ей перебить, я продолжила.
— Во-вторых, я скажу, что действительно хочу, чтобы всё получилось. Ты мне нравишься, Пинки, и я считаю, что отношения с тобой — чудесная перспектива. Более того, я крайне польщена, что это чувство взаимно, — судя по словам мистера Кейка, обоюдное влечение вкупе с невнимательностью завладели нами очень и очень давно. Я попыталась не заострять внимание на долгом периоде собственной слепоты и перешла к следующей мысли. — Но я не безопасная пони. Я — исследователь мистических тайн, о которых даже Селестия имеет весьма смутное представление. Я — ближайшая подруга самой Принцессы Солнца, и, следовательно, цель политических интриг. Пару раз моё любопытство чуть было не стоило мне жизни, но я не намерена от него отступаться. Тебе придётся смириться с этим.
По мере моей речи с её причёской происходили любопытные трансформации. На вечеринке по случаю дня рождения, когда Пинки поняла, что мы на самом деле заботимся о ней, внезапное открытие мгновенно вернуло форму гривы; так возвращается форма пружины, отпущенной после сжатия. Сейчас эмоции — вместе с гривой — менялись более плавно. Я видела, как каждая прядь медленно выгибается, как постепенно складываются беспорядочные волнистые каскады — те же, что лежали на её плечах под дождём.
— Могу попытаться, — тихо сказала она. — Но, Твайлайт, что если...
Я шагнула ближе. Так же близко, как она сама, когда обрушила на меня поток бессвязных слов.
— Если что-нибудь — что угодно — случится, мы с этим справимся.
Она смотрела на меня. Я смотрела на неё. Неуверенность, подобно дыму, пропитала воздух, и сейчас выбирать предстояло не мне. На мгновение мне даже показалось, что она передумает и выйдет за дверь.
Наконец её гриве вернулась прежняя пышность, а ей самой — обычный яркий цвет. В глазах розовой кобылы сверкали слёзы.
— Глупая Пинки, — сказала она, с радостью, но чуть медленнее обычного. — Мне стоило понять, что самая умная-разумная пони, которую я знаю, обо всём позаботится.
Она подалась вперёд, и наши губы встретились. В поцелуе было обещание, извинение, торжество, и он кончился слишком быстро.
— Я кое-что поняла, — сказала она. — Я должна устроить себе вечеринку в честь своего возвращения. Мне надо подняться и пригласить всех, и сказать, что очень-преочень прошу прощения, что пропала! И надо заставить Рэрити извиниться, что она ударила тебя дверью!
— Стой, но тебя же тогда не было! Откуда ты...
Пинки подмигнула мне и исчезла в лестничном проёме.
— Увидимся, Твайлайт!