Продолжение стэйблриджских хроник
Глава 4. Фауна Тартара
В ходе экспедиции, изучающей нуль-магию Тартара, пони знакомятся с одним незаурядным обитателем этого края...
— Вы уверены в своей полной готовности?
Принцесса Селестия обращалась к старшему из стоявших перед ней двоих земнопони. Её вопрос не был праздным: услышав в ответ «да», она собиралась открыть двери в самое негостеприимное и опасное место, какое только существовало в мире. Место, о котором большинству жителей Эквестрии было известно только, что оно существует. Место, которое сама принцесса остерегалась посещать без крайней нужды. Место, куда ни один нормальный пони не отправился бы по собственной воле.
Во имя торжества науки исследовательская группа собиралась отправиться в Тартар.
За обоих земнопони ответил стоявший справа от принцессы Краулинг Шейд:
— Дивот и Уайлд профессионалы. Каждый по-своему. Их подготовка к этому походу продолжалась более трёх месяцев. И они полны решимости расширить наши знания о Тартаре.
Шейд отчеканил это без малейшей запинки. Он прекрасно представлял способности и настрой экспедиции – ведь началась она с многочасовой беседы руководителя НИИ с организовавшим её профессором. Желающий во что бы то ни стало найти подтверждение своим теориям профессор Дивот идеально соответствовал желанию бэт-пони показать действенность своих реформ на масштабном исследовании.
Старый учёный, в чьей гриве было на удивление мало присущей образу умудрённого годами пони седины, служил вдохновителем всего мероприятия. Лучшего эксперта в вопросах изучения нуль-магии Тартара Шейд не знал. В первую очередь потому, что многие другие пони с таких фундаментальных исследований переключились на доходные и более перспективные прикладные.
По поводу отправки Паддока Уайлда, тащившего семьдесят пять процентов груза измерительных приборов и сто пять процентов арсенала для самозащиты, Шейд колебался дольше. Но отправить в поход единорогов не позволяли опасения, что твари Тартара используют их магию для побега, а никто из известных ему и согласных на экспедицию пегасов и земнопони не обладал таким опытом выживания в экстремальных условиях, как бывший зоолог.
— Что ж. Ещё раз желаю вам удачи.
С этими словами принцесса Селестия начала плести заклинание. С кончика её рога сорвалась искра магии. Зависнув в воздухе перед увешанными снаряжением исследователями, она разбухла и уплощилась, превратившись в сияющий белый прямоугольник. Медленно, словно проявляющаяся фотография, прямоугольник наполнился красками, превратившись в ведущую в другой мир прореху в пространстве. Несколько секунд все молча разглядывали подсвеченные бледно-зелёным безжизненные фиолетовые скалы.
— Ровно через три дня я открою вам обратную дорогу, – сказала принцесса. Профессор Дивот кивнул и запустил надетый на ногу хронометр, начавший обратный отсчёт.
— Волнуюсь я, – вздохнул земнопони. – Но не будем держать двери нараспашку. Вдруг кто с той стороны заглянет…
Однако прежде Дивота в портал запрыгнул увешанный сумками и странными приспособлениями бурый земнопони в потёртой походной куртке.
— Можно проходить, путь чист, – быстро осмотревшись, доложил начальник службы безопасности.
После того, как через портал прошёл Дивот, Селестия закрыла и развеяла дверь между измерениями. Когда светящийся прямоугольник растаял, принцесса слегка поджала губы и чуть заметно качнула головой. Её осторожный жест остался незамеченным большинством толпящихся в стороне пони, принявшихся обсуждать успешное отбытие группы: за этим событием наблюдала почти четверть не занятых ничем особо важным сотрудников Стэйблриджа, собранных на внешнем испытательном полигоне «на всякий экстренный» либо пришедших из любопытства. Впрочем, их радость была сдержанной: ликование закономерно отложили до момента успешного возвращения исследователей.
— Надеюсь, они достигнут успеха, – произнесла принцесса, продолжая смотреть в точку в пространстве, где только что закрылся проход в самое мрачное из известных большинству магов измерений.
— Иначе и быть не может. Я не поддерживаю провальные затеи, – моментально откликнулся советник по науке.
— Да, – мягко произнесла принцесса. – Я приняла это во внимание, когда по вашей просьбе поставила Нейсея канцлером ЭУО. У меня были серьёзные сомнения на его счёт из-за… его взглядов.
— Ох, Нейсей! – выдохнул Шейд. – Он последовательный. Очень исполнительный. Требовательный ко всем и к себе в первую очередь. Я решил, что эти его качества перевешивают некоторую ограниченность взглядов. Тем более что на посту канцлера образования он вряд ли устроит дипломатический конфликт, – бэт-пони позволил себе быструю улыбку. – Принцесса, с этого момента мы можем начать полноценную ознакомительную экскурсию. Здесь, как вы, наверное, знаете, у Стэйблриджа внешний испытательный полигон. Он вынесен за территорию научного центра, поскольку…
— Шейд! – Селестия своим видом показала, что намерена лично определять тему разговора. – Я верю, что вы заготовили массу эффектных демонстраций, ползущих вверх графиков и выставку достижений. Но меня сейчас волнует не столько Стэйблридж, сколько вся ваша деятельность. Вы уже разобрались с тем безобразием, которое натворили в Мэйнхеттане?
Резким движением головы и демонстрацией клыков бэт-пони заставил отойти пару околачивающихся без дела практикантов: предстоящий разговор не терпел посторонних ушей.
— Протест сотрудников медицинского центра не являлся согласованной акцией и угрожал подорвать доверие к государственной власти в среде учёных. Я принял меры по быстрой изоляции недовольных. Они получили административные взыскания. Но главное – обрели. Страх передо мной. Перед вами. Перед самовольно возникающими учёными сообществами вроде Союза Академиков. Если говорить иносказательно, то я сделал мэйнхеттанской интеллигенции прививку от непослушания. На этом конфликт себя исчерпал.
— Впредь, Шейд, я бы попросила вас воздержаться от подобных методов, – сухо произнесла принцесса, не глядя на советника.
— Вас понял.
— Кроме того, я решила отпустить на свободу всех пони, состоявших в Союзе Академиков. Считаю, что они не представляют угрозы для Эквестрии.
— Полностью одобряю это решение, ваше высочество, – склонил голову Шейд. – Добавлю, что двое из Союза, Диспьют и Глейсерхит, участвовавшие в заговоре Скриптеда Свитча, согласились сотрудничать и в данный момент освобождены из темницы. Они, так сказать, проверяют на прочность балтимэйрский истеблишмент, в верности которого имеются определённые сомнения. Надеюсь, я не превысил в этом свои полномочия?
— Лучше уж так, чем разгонять гвардией толпу, – ответила принцесса. – Возможно, они помогут вам найти таинственного Магистра.
— Если этот Магистр всё-таки существует, мы сделаем всё возможное, чтобы найти его и раз и навсегда положить конец его деятельности.
Селестия повернула голову и встретилась взглядом с непроницаемыми черными стёклами солнцезащитных очков.
— Вас никогда не интересовал вопрос, почему вы стали советником по науке? – после небольшой паузы спросила она. – Почему на этой должности я не оставила какого-нибудь старца, прочитавшего за свою жизнь тысячи книг? Или не поручила это дело своей ученице?
— Вы выбрали меня, значит, на то были причины, – нейтральным тоном ответил Шейд.
— Я выбрала вас за качество, редкое для жителей Эквестрии, но крайне полезное в споре с учёными пони.
Бэт-пони заинтересованно поднял украшенные кисточками уши.
— Вы жестоки, Шейд. Ваша жестокость даёт вам преимущество в решении вопросов, где требуется идти вопреки и против кого-то… – Принцесса бросила ещё один взгляд в пустоту, оставшуюся после портала в Тартар, и окончательно переключила внимание на своего советника. – Итак, что у вас по графику после внешнего испытательного полигона?
* * *
Последние ноты мелодии растворились в воздухе. Отняв сирингу от губ, он позволил ей вернуться на привычное место на груди. Задумчиво провёл по кручёному шнурку, рассеянно вслушался в тишину. Что ж, он исполнил все мелодии для всех погружённых в сон обитателей Тартара, и теперь его собственный не знающий сна разум ощущал лишь царящее вокруг спокойствие. Ещё один спокойный день благодаря его музыке…
Последовательно почесав подбородки Церберу, который всегда приходил на звуки сиринги, он переместился к дому. И уже стоя на его пороге ощутил чужое присутствие, похожее на вплётшиеся в знакомую мелодию новые ноты. Новые существа. Двое новых существ.
Мгновенный взгляд через безграничное пространство Тартара – и он увидел их. Маленьких, пришедших из далёкого внешнего мира. Насколько он помнил, они предпочитали называть себя пони. Двое пони как-то забрели в Тартар. Он прислушался к их мыслям, мечтам и устремлениям. Нет, их привела не случайная ошибка, не злая сила коварного заклинания. Двое гостей стали гостями добровольно. Их привело так хорошо знакомое ему любопытство.
«Интересные гости», – решил он. – «Достойные знакомства. Надо посмотреть, что они будут делать».
Сейчас они спорили. Пытались понять, кто руководит их группой, кто кого должен слушаться. Крепкий бурый пони с самыми тяжёлыми сумками, разодетый так, словно ждал в Тартаре зимней стужи, наседал на старшего, более аскетично сложенного товарища с синей, тронутой сединой гривой.
— Слышь, учёная голова, – говорил он. – Делай, что я скажу, а не что тебе вздумается. Иначе я тебя, шибко умного, оставлю как источник прямой опасности и дальше буду выживать самостоятельно.
— Не имеете права, – упирался пожилой. – Ваши обязанности требуют нести ответственность за безопасность всей группы, поскольку вы в этом разбираетесь. Вы должны обеспечивать мою безопасность. Вот и обеспечивайте, а науку оставьте тому, кто в ней разбирается, то есть мне.
— Это не даёт тебе право вести себя бездумно, словно жеребёнок на утреннике. Если не прекратишь игнорировать мои прямые распоряжения, то поставлю сигнальный маяк, привяжу тебя к нему, и будешь сидеть на одном месте все три дня.
— К чему такие резкие слова? Пока что не произошло ничего ужасного.
— Да что ты говоришь? А кто чуть не уронил сигнальный маяк?
— Не уронил же! Вообще, от вас, Уайлд, угрозы в настоящий момент исходит больше, чем от Тартара и всех его обитателей.
— Ещё один повод ко мне прислушаться!
«Забавные существа», – подумал сатир. – «Интересные собеседники. Наверное, из общения с ними получится узнать много нового. Много такого, над чем удастся подумать следующие несколько сотен лет».
Однако ему требовалось как можно быстрее прекратить их спор – он становился слишком жарким. Это было опасно: естественная магия Тартара был крайне чувствительна к эмоциям живых существ, и мелодии, позволяющие поддерживать магический сон его подопечных, черпали силу из его собственного спокойствия. Привнесённый же этими двоими эмоциональный хаос мог вступить в резонанс с этой магией и пробудить кого-нибудь из обитателей. Особенно он переживал за выводок медвежуков.
Он сделал шаг сквозь разделявшее их пространство и взглянул на спорщиков с высоты своего роста.
— Прошу прощения…
— Не сейчас! – одновременно отмахнулись оба спорящих пони. Забавные – лишь с опозданием в несколько секунд они сообразили, что голос им незнаком, да и вообще здесь кроме них никого быть не должно.
Каждый раз, встречая кого-то впервые, – впрочем, с последней такой встречи минула не одна сотня лет, – он отмечал, что именно в его облике привлечёт наибольшее внимание нового знакомого. Это стало своего рода игрой. Вот и теперь он в свою очередь смотрел на уставившихся на него пони, пытаясь понять, что они сочли наиболее примечательным. Витые рога с почти выцветшей оранжевой чёлкой между ними? Раздвоенные копыта? Выгнутые назад колени? Руки с четырьмя пальцами? Висящую на груди сирингу? Или…
«Глаза», – понял он, встретив взгляды неожиданных гостей. – «Как и всегда, глаза».
Горизонтальные зрачки всегда привлекали внимание и нервировали тех, кто впервые видел представителей его вида.
— Меня зовут Силен, – соблюдая правила вежливости, представился он. – Я сатир. Возможно, вы слышали или читали о моём народе. Уже много, очень много лет я называю Тартар своим домом.
Пони продолжали молча таращиться на него, но Силена это не беспокоило. Страх, удивление, робость – привычные для Тартара эмоции. Когда-то он сам испытывал их. Давно, очень давно, так давно, что к настоящему времени от них не осталось и следа. За сотни и тысячи лет они давно угасли, сменились рутинными прогулками, музицированием, собиранием круглых камней в коллекцию, апатией.
— Могу я узнать, кто вы такие и что привело вас в этот неприветливый край?
Они могли и не отвечать. Он уже узнал о них всё, уже понял их мотивы. Они явились в мир, где никто не имел секретов от Силена. Где он обязан был знать всё обо всех.
Старый пони. Профессор Дивот. Силен чувствовал в голове учёного страстное желание исследовать феномен нуль-магии Тартара. Сатир выяснил, что профессора подвигли на путешествие собственные теории. Что он обосновал существования мира с нуль-магией, но все доводы разбились о заседание какого-то Научного совета. Другие учёные пони внимательно выслушали получасовой доклад. И зачитали контраргументы от пони по имени…
«Ритаснелис», – удивился Силен. – «Кто бы мог подумать? А я ведь совсем забыл про тот случай».
Сатир продолжал разбираться в мыслях и переживаниях Дивота, читать память, за секунды просматривая годы его жизни. Его особо заинтересовал момент, когда учёный пони с удивлением и ужасом осознал, что неизвестный ему Ритаснелис научно опроверг выведенные постулаты, предложив не менее убедительные. И поскольку практических доказательств ни одна из сторон научного дискурса представить не могла, Научный совет не принял ни теорию Ритаснелиса, ни теорию Дивота. Что и привело последнего прямиком в Тартар.
Бурый земнопони по имени Паддок Уайлд не принадлежал к касте выдающихся учёных, теоретиков, строителей гипотез и художников с кистью из формул, однако при этом он показался Силену весьма необычным и интересным. Его помыслы, ощущения, фантазии вместо обычной прямолинейности четвероногих существ прыгали из образа в образ, от мнения к мнению, выстраивая постоянно меняющийся лабиринт с движущимися стенками. Силен видел пони, обладающего обострённым чувством долга и развитым инстинктом самосохранения, державшего в секрете навыки и умения, которые вызвали бы отвращение у большинства его знакомых, но не стеснявшегося представлять себя независимым, самобытным, опасным.
— Меня зовут профессор Дивот, – наконец взял себя в копыта пожилой пони. – Это мой коллега из другого научного центра Паддок Уайлд.
Силен ответил вежливым поклоном существам, едва достававшим не самому крупному из сатиров до пояса.
— Нас привело в Тартар желание ознакомиться с нуль-магией, – продолжал Дивот. – Это уникальное явление, существующее только в этих краях. Оно характеризуется высоким сопротивлением атмосферы к образованию связанных энергетических частиц…
— Интересно, – хмыкнул Силен.
«Весёлые пони. Объясняют мне, тому, кто видел зарю их цивилизации, про нуль-магию, хотя попали в Тартар меньше часа назад».
Силен решил, что самое время удивить гостей, а заодно немножечко пошатнуть их представления о реальности.
— Предлагаю из этого неуютного места перебраться ко мне домой, – произнёс он и прежде, чем едва успевшие переглянуться пони поинтересовались направлением и расстоянием, щёлкнул пальцами.
Склон горы исчез. Теперь они стояли на обширном фиолетовом плато, окружённом выглядящими неимоверно древними колоннами и их обломками. В его центре стояло едва не рассыпающееся на глазах строение из тёмно-зелёного, словно покрытого патиной кирпича, увитое вполне живыми, несмотря на отсутствие солнечного света, лианами. Почувствовав возвращение хозяина, они зашевелились и раздались в стороны, открывая арку дверного проёма.
Силен с улыбкой отметил замешательство своих маленьких спутников. Сатир на их глазах свернул одну точку реальности, чтобы развернуть вместо неё другую. Без магических искр, без сияющей ауры. Однако даже в замешательстве учёный пони нашёл место логике.
— Мистер Силен, – подал голос Дивот, справившись с вызванным перемещением дискомфортом и отметив нечто знакомое в магии сатира, – вы, случаем, с Дискордом не знакомы?
«Интересный вопрос. Неожиданный. Хотя нет, ожидаемый. Родился из сопоставления сходных мистических эффектов».
Сатир снова заглянул в сознание гостей. Они слышали про Дискорда. Того самого Дискорда. «Тесен мир», – подумал Силен.
— Мы, сатиры, называли его «наш одичалый брат» – произнёс он вслух.
— Мы? Значит, есть ещё и другие? – спросил Паддок Уайлд.
— Как некоторые говорили, сатиров в мире так мало, что хотелось бы ещё меньше. Когда-то у нас имелся собственный город-сад. Лифгарден. Я всё ещё помню, как он выглядел. Помню лица моих собратьев. Помню утопающие в зелени улицы и звенящие фонтаны, высокие шпили и низкие крыши, мосты и развевающиеся на ветру стяги. Я помню всё это, хотя природа изгнала нас из Лифгардена тысячи лет назад, засыпав его улицы песком и иссушив фонтаны…
Слушая его, пони нерешительно топтались на пороге выглядящей так, словно готова вот-вот обвалиться, постройки, но вдруг одновременно двинулись в обратную сторону. Паддок Уайлд при этом вскинул вооружённую пневмопушкой ногу и навёл оружие на дверной проём. Силену хватило мгновения, чтобы понять, в чём дело – увлёкшись тем, чтобы произвести впечатление на гостей, он совершенно забыл о ещё одном существе, составляющем ему компанию в этом неприветливом краю.
— Эврептерида, – воскликнул он, бесстрашно хватая и поднимая на руки чёрное жукообразное существо с лоснящимся панцирем. Пони даже при желании не смогли бы ему навредить, но вот напугать напугали. А сами испытывали что-то близкое к отвращению.
Домашний питомец невиданной породы, которого один из пони по внешнему виду определил в группу между морскими скатами и пустынными скорпионами, уютно устроился в мускулистых руках сатира.
— Эврептерида живёт у меня дома, – запоздало сообщил Силен. – Без неё мне стало бы невыносимо скучно. Она не очень разговорчива, но жизненного опыта ей не занимать. Эврептерида ползала по камням Тартара задолго до моего рождения.
Пони наблюдали сцену милования между двуногим рогатым музыкантом и большеглазой зверушкой на суставчатых конечностях. И дружно решили оставить увиденное без комментариев. Но Силен не упустил шанса поднять себе настроение и прочитать впечатления пони своими ментальными чарами.
— Что ещё живёт в вашем доме? – настороженно поинтересовался бурый земнопони. В лабиринте его разума наконец-то забрезжил просвет, и Силен понял, что пони считают сатира одним из узников – опасным заключённым с безжизненных гористых склонов Тартара.
— У Цербера своя конура, – ответил Силен. – Кроме Эврептериды, я к себе никого не пускаю. Обитатели Тартара, на мой взгляд, не особо заслуживают комфорта. Они здесь потому, что во внешнем мире им нет места, и не должны радоваться заключению.
Продолжая поглаживать панцирь сонно щёлкающей жвалами Эврептериды, сатир прошёл под аркой из расступившихся растений. Пони рискнули двинуться следом.
— Вам известно, что Тартар служит пристанищем и тюрьмой для наиболее опасных чудовищ, чьё пребывание в вашем мире угрожает живущим там существам. Не сомневаюсь, что вы логично предположили, что я также являюсь узником этих земель. Но нет. Я – первый за века и тысячелетия, кто решил пожить здесь добровольно.
Войдя вслед за хозяином, Уайлд и Дивот застыли на пороге, удивлённые и восхищённые. Снаружи неприветливый, как и окружающая пустошь, изнутри дом сатира оказался совершенно иным: его наполнял жёлто-оранжевый цвет, создававший ощущение тепла и спокойствия. В первое мгновение гости подумали, что хозяин вновь использовал свою магию и перенёс их в новое место, но, приглядевшись, догадались, что раскинувшийся перед ними странный, но невероятно красивый город – всего лишь картинка, невероятно детальное воспоминание. И хотя всё выглядело так, словно обитатели этого города вот-вот выйдут из своих домов, почему-то быстро становилось понятно, что никто и никогда больше не появится на залитых солнечным светом улицах. И вслед за первоначальным восхищением на гостей нахлынула щемящая чужая тоска по потерянному, оставшемуся только в воспоминаниях, городу.
— Оригинальная обстановка, – заметил Уайлд. – Улицы внутри дома.
— Всего лишь переменчивая иллюзия. – Силен опустил питомца на пол, и тот, цокая лапками по жёлтой плитке, направился к правой стене. Внезапно Эврептерида спокойно прошла сквозь преграду, и звук её поступи слышался теперь с той стороны.
Сатир протянул руку и как бы оттолкнул от себя эту стену. Казавшаяся нерушимой кирпичная стена словно отодвинулась, и сквозь неё тут же проступили новые очертания. За несколько мгновений внутреннее убранство жилища полностью изменилось, сохранив лишь цветовую тему, дополнившуюся более густым оранжевым и красным. Древесные стволы и ветви создали широкую беседку, пол покрылся ковром осенней листвы. Продолжающие расти ветви сплели диван, столик, свесившуюся с потолка люстру. Иллюзия была столь совершенна, что казалось, в листве вот-вот блеснёт солнечный зайчик, а уши уловят пение птиц. Городской пейзаж окончательно растаял, сменившись уходящими в бесконечность рядами деревьев.
— Так, ладно, – тряхнул головой Дивот. – Очевидно, что вы сейчас применили магию.
Сатир постарался убрать самодовольную ухмылку и, щёлкнув пальцами, опустился на изменивший свою форму плетёный диванчик – теперь он представлял собой кресло с высокой остроконечной спинкой. Ещё один щелчок пальцами, и древесные корни образовали меньшие креслица, по размеру подходящие его гостям.
— Уставши с дороги, отдохните, – сказал Силен. Листья под его ладонью сплелись в чашку, моментально заблестевшую фарфоровым глянцем и наполнившуюся водой.
— Серьёзно, как вы это делаете? – не унимался Дивот. Сатир прекрасно чувствовал переходящую в алчность тягу к знаниям. Ни удобные кресла, ни возникший из пустоты поднос с фруктами от десятков накопившихся вопросов его отвлечь не смогли.
Паддок Уайлд же, напротив, фруктам уделил особое внимание. Пару плодов он раньше видел, правда, в книгах об ископаемых растениях древних времён. Посему не упустил возможность переложить их в карман своего рюкзака.
— Я могу ответить на ваш вопрос, но будет намного полезнее, вернее и вежливее, если вы сначала ответите на мои. Начнём с того, что вы пришли в Тартар изучать нуль-магию, – отвечал гостям Силен. – Давайте сперва разберёмся, что есть обычная магия.
— Под магией в Эквестрии понимают энергетическую характеристику, являющуюся мерой естественности материальных объектов, – тут же отозвался Дивот. – Также магия – это измеряемая в чарах степень утраты предметом естественных качеств в результате внешнего воздействия. Объективно магия является основой для циркуляции жизненных сил организма. Субъективно это направленный поток эмоционально-ментального излучения.
— А, тот самый магический дуализм, подразумевающий наличие видимого спектра колдовства и незримых чар, отражающий внутреннюю суть предметов, – кивнул сатир.
— Вы знаете формулировку постулата Миркеласиса? – опешил учёный пони.
— То, что я живу в Тартаре, не значит, что я не интересуюсь окружающим миром, – чуть улыбнулся Силен.
— Хорошо. Тогда вы, полагаю, знаете и про второе следствие постулата.
— «Внутренние чары неодушевлённого предмета отличны от внутренних чар мыслящего субъекта». Весьма спорная теоретическая догма, как я считаю.
— На ней базируется всё современное колдовство…
— И именно поэтому у вас такие сложности с постижением феномена нуль-магии и пониманием моего колдовства.
Пока пожилой пони готовился отвечать, сатир почувствовал всё нарастающую скуку Паддока Уайлда. Впрочем, её и шебуршащая листьями Эврептерида смогла бы заметить – настолько усердно зевал земнопони.
«Пора разграничить общение», – решил сатир и сделал едва заметный жест, проведя большим пальцем правой руки по трём другим.
Силен остановил течение событий в своём доме и оставил эту реальность. Он оказался в небольшом, размером с фургон, кабинете, среди оплывших свечей, разбросанных по столу покрытых письменами вощёных дощечек, палочек для письма, а также куда более современных предметов, на удивление не кажущихся чужеродными в этой обстановке. Он послал мысленный вызов двум существам, которых желал немедленно видеть. Те, к кому обращался Силен, могли находиться в сотнях километров от Тартара и тратить время на повседневные хлопоты. Но, едва заслышав зов сатира, две нимфериады, две вечно живущие сущности, служащие своему создателю, без отлагательств покидали свою реальность и переносились в измерение Тартара.
Силен кивком поприветствовал своих нимфериад. В нынешний век они приняли вид кобылок – голубой с розовыми гривой и хвостом и розовой с голубыми.
— Мне нужно, чтобы вы на время заняли моего второго гостя.
Силен обращался к лучшим, по его мнению, экспертам в обеспечении приятного времяпрепровождения с точки зрения пони. Лотус и Алоэ перевели взгляд с сатира на бурого земнопони, замершего в момент застёгивания карманов вместительного рюкзака. Их не слишком обрадовала необходимость отрываться от привычных дел в спа-салоне, но происхождение обязывало.
— С ним непросто, – предупредил Силен. – Его мысли и желания запутанны, и даже мне тяжело сквозь них пробиться. Однако я верю, что вы найдёте подход. И вот ещё что. – Он картинно поднял палец, хотя мог бы этого не делать – нимфериады всегда послушно внимали указаниями своего хозяина. – Узнайте у него про змею по имени Ламия. Он постоянно её вспоминает.
— Та самая Ламия?
— Уничтожительница грифоньих Гнездовий?
Мысленные голоса нимфериад прозвучали одновременно. Обычно подобные существа не задавали вопросов, существуя лишь для исполнения воли своих создателей, но эти отличались определённой самостоятельностью. Видимо, так проявлялись тысячи лет, которые Лотус и Алоэ провели под разными обликами в мире пони. Силен гордился такими независимыми исполнителями, но не мог похвастаться ими ни перед кем из своих сородичей. Уже несколько тысяч лет не мог.
— Боюсь, что да, – вздохнул Силен. – Этот пони, Паддок Уайлд, победил некое существо, видом и поведением очень похожее на жившую больше десяти веков назад тварь. Возможно, что Ламия всё-таки не исчезла насовсем после уничтожения грифоньих Гнездовий. Возможно, что, как и многие из жителей Тартара, она спаслась, переродилась или воскресла, чтобы потрясти внешний мир снова. Я не до конца уверен. Но вы видели Ламию в прошлом, знаете её образ лучше моего.
— Мы всё выясним, – заверила сатира Алоэ.
— И скрасим для этого пони время в Тартаре, – продолжила Лотус.
Силен слегка сдвинул ладонь с растопыренными пальцами. Жилище сатира разделилось на два измерения. В одном остался «осенний лес» с креслами, подготовленными для Силена и Дивота. Осталась и Эврептерида, ползавшая по коврику из листьев и корней – древнее существо было невосприимчиво к играм хозяина с пространством и временем. В другое попали Паддок Уайлд и две схожие по облику кобылки. Для них сатир воссоздал одно из помещений понивильского спа-салона – прикрытия и гордости Алоэ и Лотус в мире пони. После чего Силен вернул движение времени в обоих измерениях.
* * *
Паддок Уайлд моргнул пять раз. Светло-лиловые стены и кафель там, где только что росли «вроде как деревья», не исчезли. Для чистоты эксперимента земнопони моргнул ещё десять раз. С тем же успехом.
— Что у вас за привычка перекрашивать стены каждые пять минут? – спросил он, обращаясь к Силену. Сатир не ответил.
Паддок Уайлд повернул голову и обнаружил, что кресло и восседавший на нём рогатый знаток магии сменились на миниатюрный фонтан в виде трёх выплёвывающих воду мраморных дельфинов. И вообще всё помещение из беседки под открытым небом превратилось в нечто, напоминающее огромную ванную комнату. Даже влажности в воздухе прибавилось. А вот существ стало меньше. И сумок тоже – вся исследовательская аппаратура, лежавшая у ног Уайлда, дематериализовалась. Остались лишь рюкзак с походными пайками и небольшая торба с боекомплектом для пневматического оружия.
— Профессор! Профессор! Вы где? Дивот, отзовитесь!
Попытки найти находящегося под его ответственностью Дивота успеха не принесли. Паддока Уайлда это сильно разозлило и раздосадовало.
— Утратил бдительность, называется. Расслабился. Идиота кусок!
Первым делом зоолог скинул оставшиеся сумки и привёл в боевую готовность механизмы своей амуниции.
— Прошу вас, успокойтесь, – произнёс ласковый кобылий голос.
— Не надо так переживать, – прошептал в другое ухо похожий голосок.
Мелодичные голоса сплетались с журчанием воды в фонтане и отражались эхом от стен купальни, звуча подобно нежному напеву. Другой пони, возможно, и поддался бы их чарующему влиянию, но Паддок Уайлд стал неистово крутиться на месте, рассчитывая увидеть источник слов в прицеле своего оружия. Наготове были различные виды снарядов – от ловчих сетей до ослепляющих бомб. Что конкретно подействует на сатира, который, по мнению Уайлда, похитил профессора Дивота, зоолог сказать затруднялся, но был готов использовать всё имеющееся под копытом, чтобы узнать.
Силена в купальне не оказалось, однако Паддок обнаружил, что очутился в куда более странной – другой сказал бы, что приятной, но не он и не в этакой ситуации – компании. Одна кобылка стояла справа от жеребца, другая слева. Уайлд не заметил, в какой момент они появились, и не особо горел желанием выяснять. Сейчас все кроме него в этой комнате представляли угрозу и преследовали единственную цель – не дать Уайлду спасти профессора Дивота. Правой передней ногой пони отталкивался сильнее, поэтому сорвался с места, нацеливаясь на розовую мишень. Он врезался в Алоэ, отбросив её к кафельной стене и придавив горло полусогнутой ногой. Одновременно гладкая трубка пневматического ружья вытянулась в сторону голубой мишени. Положение зоолога было шатким, но он считал, что держит ситуацию под контролем.
— Это не самая лучшая идея, – заметила Алоэ. Удивительным образом ей удавалось говорить так, словно никто не пытался её задушить.
— Я бы даже сказала «одна из худших», – подтвердила Лотус, сделав небольшой шаг вперёд.
— Стоять! – велел Паддок Уайлд. – Иначе спущу пар. В прямом смысле, через пневмокороб. Вот только гвоздь, который в тебя полетит, пробьёт как нечего делать… И ты притихни! – рыкнул зоолог на вторую пони, которая шевелилась под его ногой. – Мне хватит и одной из вас, чтобы узнать, где профессор Дивот. Так что выживание второй под вопросом.
— С профессором всё в порядке. – Лотус придвинулась ещё ближе. Паддок чуть приподнял нацеленную на неё пневмопушку, в последний раз намекая, что шутить не намерен.
— Он сейчас с Силеном.
— Они ведут разговор, который важен для них обоих.
— Силен совместит ваши реальности, как только разговор завершится.
— Нам поручено побыть с вами на это время.
— Чтобы вы не скучали…
Голубая пони с розовой гривой, в третий раз нарушив приказ, сделала небольшой шаг вперёд. Паддок Уайлд коротко выдохнул и дёрнул пусковую скобу. Снаряд из пневморужья в одно мгновение долетел до пони, заставив её попятиться и опустить голову; не спускающий с неё глаз Паддок успел удивиться, не услышав ожидаемого вскрика. Дальше начались странности.
Лотус преспокойно подняла копыто к торчавшему из груди краешку «гвоздя», подцепила его и без видимых усилий и содроганий вытащила. На теле кобылки, в месте, куда только что вонзился смертоносный снаряд, не осталось даже отметины. А с начищенного до блеска гвоздя упала пара капель бесцветной прозрачной жидкости.
— Это я виновата, – произнесла кобылка, которой по всем законам природы полагалось быть как минимум тяжело раненой. – Силен предупреждал, а я не послушала.
Ошеломлённый, Уайлд почувствовал, что со второй пони тоже не всё в порядке. Тёплая шерсть, которую он ощущал под ногой, внезапно превратилась в подобие холодного болота, не позволявшей копыту сдвинуться. Краем глаза, прежде чем его лишили точки опоры и попытались повалить на пол, земнопони заметил, как очертания розового тела заново формируются из просвечивающей массы.
После грубого толчка Паддок оказался мордой на полу, но на его боевой настрой это практически не повлияло. Он повернул копыто, и вперёд выскочил закреплённый рядом с пневморужьём штык. Уайлд рывком перекатился вправо, ожидая, что розовая пони дёрнется следом, окажется над ним и получит прямой удар острым четырёхгранником.
Копыто уткнулось в розовое тело, вызвав нечто похожее на волны и всплеск, и застряло, сопровождаемое знакомым ощущением вязкой смолы. Пони, замершая над головой зоолога, немного помедлила и кивком подозвала подругу. Та переняла хват на левой передней ноге жеребца. После чего розовая с голубой гривой превратилась в прозрачное, похожее на медузу существо, внутри которого отчётливо виднелись белые проволочки сосудов, две звёздочки зрачков и белый сияющий мешок, от которого по сосудам расходилась пульсация.
Паддок Уайлд заворожённо наблюдал, как неведомая тварь подобно морской волне перетекает в сторону. Как возвращает себе облик милой пони. Милой пони, до боли в суставах придавившей конечность агрессивного жеребца.
— Что вы ещё за хренотени? – отбросив приличия, спросил Уайлд.
— Мы нимфериады, – ответила Лотус.
— Мирные водяные духи, – привычно вторила ей подруга. В этот момент её голос взаправду походил на журчание воды.
— Водяные, значит, – рыкнул Уайлд, предприняв ещё одну попытку резко вывернуться. По его опыту, гранитные скалы сдвинуть было проще, чем этих кобылок. – Надо будет против таких, как вы, огнемёт прикрутить…