Продолжение стэйблриджских хроник
Глава 5. Нуль-магия
С целью раскрыть главную тайну Тартара учёные проводят опасный для жизни эксперимент...
— Значит, у вас есть собственное представление о нуль-магии? – спросил Дивот. Для него разговор с сатиром не прерывался ни на мгновение.
— Да. Я живу в Тартаре несколько тысяч лет. Чтобы как-то себя занять, я пытаюсь исследовать свой уголок мира. И свои возможности.
— Ха! – усмехнулся учёный пони. – Похоже, мне пора перестать думать, что я единственный старик, у которого свербит в одном месте от незнания основ магии.
— Очень поэтично прозвучало.
С каждой минутой уверенность Силена в собственной правоте росла. Наконец-то ему довелось встретить личность, чьи стремления превосходили плоское «захватить мир», «подчинить себе всех», «изменить ход истории».
— Простите. Мне иногда надоедает говорить подобно сошедшей со страниц учебника иллюстрации, и я пробую ввернуть что-нибудь простонародное… Однако, если возвращаться к поднятому вопросу, – Дивот заметил приготовленное для него кресло и по-старчески неспешно в него забрался, – даже наличие внутренней магии объектов не объясняет феномен Тартара.
— Я не зря акцентировал внимание на том, как вы определяете понятие магии.
Сатир закинул ногу на ногу. Этим опрометчивым поступком моментально воспользовалось его ручное ракообразное – Эврептерида выползла из-под лиственного ковра и вскарабкалась на хозяйские колени.
— Магия, как пишут ваши фолианты, в конечном счёте, есть пучок заряженных искр волны пространственного преобразования.
— Именно, – кивнул Дивот.
— Но, рассматривая магию как единообразную среду, вы упускаете из виду возможность существования промежуточных состояний для отдельных искр, – пояснял Силен, между делом поглаживая панцирь Эврептериды. – Магическая искра, вызывающая элементарное изменение степени естественности пространства, не может быть статичной константой. В противном случае заклинания не имели бы ограничений по продолжительности действия.
— Они и не имеют, – качнул головой Дивот. – Опыт Сетса Вариоса триста лет назад научно доказал прямую связь между ослаблением заклинания и физическим истощением нервной системы мага. Здесь действуют чисто биологические ограничения. Предположив в качестве исходных данных абсолютно неутомимого колдуна, мы получим бесперебойный источник магии постоянного чар-заряда.
«Абсолютно неутомимых у меня здесь пока не встречалось. А вот абсолютно уставших – в каждой второй клетке», – позволил себе очередную ремарку сатир. Делиться этими мыслями с гостем он, впрочем, не собирался, предпочитая вести сугубо научную дискуссию.
— Нисколько не умаляя значимости экспериментов Сетса Вариоса, который, как мне доводилось читать, едва не умер от истощения из-за своих опытов, отмечу, что его теория не объясняет такого явления, как снижение мощности зачарованных предметов.
— Мощь реликвий падает по причине деформации их внутренней структуры.
— То есть вы хотите сказать, что единственной причиной возвращения в ваш мир Найтмер Мун была деформация луны в небе? – вежливо приподнял брови сатир.
— Нет, очевидно, что разрушилась основа Элементов Гармонии, которые её там удерживали.
— Но это не помешало использовать те же самые Элементы Гармонии снова и снова, когда над Эквестрией нависала угроза.
— К тому моменту они восстановили свой заряд и приобрели новый облик, использовав магию пони, надевших Элементы.
Силен возвёл взгляд к потолку, где якобы колыхались кроны деревьев и виднелся лоскут голубого неба.
— И всё же по теориям, распространённым в вашем центре изучения колдовства, возможно такое явление, как поляризация магии. Которая не имеет права на существование, если придерживаться постулата об однородности поля.
— Поляризация магии не доказана экспериментально, – жёстко возразил Дивот. – Более того, я ставил опыты, в которых предполагалось получить положительный результат поляризации, но её как факта зафиксировано не было. Я изложил подробный отчёт о проделанной работе в монографии «Причины и следствия проявления аддитивного эффекта магических искр в синхронном потоке».
Лицо сатира приобрело выражение, которое, появись оно на мордочке пони, следовало бы приравнять к загадочному, когда он вытащил из пустоты над спинкой кресла тонкую синюю книжечку с переплётом из двух скоб. Дивот мог поспорить с любым пони на все свои патенты, что разглядел на титульном листе светлые буквы знакомого названия.
— Я ознакомился с вашей монографией, – подтвердил его догадку Силен. – Нашёл её весьма занимательной. Но не без изъянов. Конкретно в главе, где идёт описание проведённого вами эксперимента. Вы пытаетесь найти доказательства поляризации магии, используя в качестве вспомогательного инструмента магию. Извините, но при таком подходе это как пытаться поймать одну-единственную рыбу, подливая воду в озеро. Вы поставили этот опыт так, что он ничего не доказывает.
— Вы и Ритаснелиса читали, – опустил голову профессор.
«Как же сильно хочется рассказать… Но надо дать шанс его пытливому разуму», – решил Силен, произнеся вслух вежливое:
— Простите?
— Письмо Ритаснелиса к Научному совету Эквестрии, – со вздохом пояснил Дивот. – В котором он изложил претензии к моей теории нуль-магии. Он там тоже про ловлю рыбы и озеро рассуждал… Я хотел найти его, чтобы взять с собой в эту экспедицию. Чтобы мы лично выяснили, кто из нас прав.
— Что помешало? – продолжал расспросы сатир, изо всех сил стараясь не улыбаться.
— У его письма не было обратного адреса. Никаких указателей пункта отправления. Никаких записей о том, кто принёс письмо в канцелярию Совета.
— У вас, однако же, есть имя, – заметил Силен. В руке сатира материализовалось зеркало, в котором он стал рассматривать, хорошо ли уложена меж закрученных рогов чёлка. А также маг из Тартара делал последний отчаянный намёк Дивоту, который пони благополучно проглядел.
— Ритаснелис не имя! – отрезал Дивот. – Это псевдоним для учёных, который в ходу последние лет семьсот. Каждый, кто не хочет открыто публиковать свои идеи или аргументированно возражать коллегам, подписывается «Ритаснелис».
«Ладно. Даже гениальный разум иногда не справляется с простейшими задачами», – нехотя признал Силен, заставляя зеркало исчезнуть.
— Не предполагал, что имя Ритаснелис станет таким популярным. Я придумал его от отсутствия фантазии. Просто развернув буквы. Мне хотелось оспорить работу одного мага по имени Спеллгейм, но я посчитал, что научный доклад от сатира он всерьёз не воспримет. Тогда впервые и заявил о себе пони Ритаснелис.
Дивот вздрогнул. Сатир чувствовал всё, что происходило в голове профессора. Сопоставление фраз и фактов, самоупрёки в недальновидности, примесь злости на своего научного оппонента и растущее восхищение возможностью пообщаться с легендарным субъектом, на протяжении семисот лет указывавшего верные повороты на тропе знаний, по которой шли учёные Эквестрии.
— Вы Ритаснелис? – последовал вопрос.
«Недоверие», – надел маску печали Силен. – «Почему-то я надеялся, что его не будет».
— Не только я, как стало понятно из ваших слов. Но и я тоже.
— Если вы такой умный, – наклонился вперёд Дивот. – Если вы такой начитанный. Если знакомы с моими научными трудами. Почему не сообщили, где у меня ошибки? Почему решили опозорить именно перед Научным советом? Вы превратили день, когда я почти достиг триумфа, в день, когда я чуть не бросил науку.
Силен принял серьёзный вид. Даже Эврептерида почувствовала, что характер беседы изменился, и проворно сползла с волосатых коленей хозяина.
— Я не пытался навредить вам лично, – стараясь придать голосу максимум убедительности, проговорил сатир. – Лишь хотел обратить внимание на сомнительные доводы, которые вы пытались сделать частью официальной науки. Представьте, что ошибка из вашей монографии перешла бы в школьные учебники следующего поколения, в научные теории, в предметы быта. Сколько бы пришлось переделывать, скольких бы пришлось переучивать, если бы противоречивость идеи открылась с опозданием.
— В моих идеях всё правильно, – произнёс сквозь зубы Дивот.
— Нет. Иначе вы бы не явились в Тартар за доказательствами. – Сделанное из корней кресло противоестественно развернулось. – И я готов найти их вместе с вами, коллега.
Сатир взмахнул руками, и пейзаж осеннего леса поблёк и стал терять очертания. Вместо него сквозь стены стал проглядывать Тартар в своём истинном фиолетово-зелёном виде. Вокруг Силена, Дивота и Эврептериды начала образовываться прозрачная конструкция, напоминавшая бутылку без горлышка. Даже кресла вторили этой концепции, став монолитными, скруглёнными и просвечивающими.
— Что вы делаете? – потребовал объяснений Дивот, опасаясь, что метаморфозы пола под ним могут как-то навредить. На деле неприятных ощущений не появилось, только мягкая часть копыта уловила вибрацию.
— Единственный способ доказать чью-то правоту, друг мой – найти следы поляризации магического пола и искры в переходном состоянии. Это получится лишь с использованием вашей техники.
Сложенные на пол сумки с багажом экспедиции шевельнулись.
— Однако приборы не особо помогут, если применять их где попало, – продолжал объяснять Силен. Он простёр над полом левую руку и не спеша повернул её ладонью вверх. – Поэтому нам следует отправиться к Стигийской расселине. Я даже не стану рассказывать, чем она примечательна. Это надо видеть.
Прежде чем профессор задал один из дюжины теснившихся в его голове требующих немедленного ответа вопросов, Силен приподнял руку, заставив превратившийся в подобие прозрачного перевёрнутого колокола дом взмыть над гористыми склонами. Рот Дивота открылся, когда он понял, что под ним лишь хрупкое на вид стекло и неровные просторы Тартара. А также неподвижно лежащие неведомые существа, прикованные цепями к скалам или посаженные в клетки.
— Стойте! Где Паддок Уайлд? – вскинулся Дивот, когда научный азарт, изумление от происходящего и страх высоты отступили, позволив пробиться воспоминаниям о спутнике.
— Наслаждается жизнью, – коротко ответил сатир, сосредоточившись на управлении полётом. – Я отправил его в личный спа-салон. К лучшим мастерицам расслабляющих процедур.
«И уже начинаю об этом жалеть», – мысленно добавил он, на мгновение заглянув в иную реальность, чтобы понаблюдать за действиями Алоэ и Лотус, у которых найти понимание с вооружённым зоологом получалось совсем плохо.
— Я бы предпочёл, чтобы он находился здесь, – настаивал Дивот.
— Я бы предпочёл, чтобы вы достали и развернули антенну чаросеквенсора. И надели защитный доспех, – ответил Силен и свободной рукой указал в противоположную часть помещения. Стараясь не смотреть вниз, Дивот повернул голову и увидел что-то вроде установленной на распорке пластинчатой брони, повторяющей очертания фигуры сатира.
— Как я должен это надеть? – поинтересовался учёный. – Даже будь у меня желание, ваш доспех минимум вдвое меня больше. Не говоря уже о чисто морфологических различиях.
— Без костюма излучение Стигийской расселины вас немножко вскипятит.
— А вас?
— И меня тоже, – ответил Силен, пошевелив пальцами вытянутой руки и остановив смещение пейзажа за стеклянными стенами. – Проблема в том, что моя броня неполная.
Он поднялся с кресла и вытянул руку в сторону доспеха. Профессор неотрывно наблюдал, как металлическая на вид броня превращается в желеобразную массу, и эта серая тусклая слизь стекает на пол. Ручеёк проворно прозмеился до копыт сатира и начал растекаться по его телу, по мере продвижения восстанавливая очертания древних лат. Дивот ожидал, что удивительная субстанция скроет всё тело сатира, но, когда преобразование завершилось и тот заговорил, профессор увидел, что кисть его левой руки осталась открытой, словно стоящий перед ним рыцарь не стал надевать перчатку.
— Часть доспеха я отдал народу, нуждавшемуся в помощи, – приглушённо проговорил Силен из-за принявшей огрублённые черты его лица пластины шлема. На месте глаз зажглась ярко-жёлтая щель. – Надеялся, что перчатка принесёт им процветание. Мне она на тот момент особо не требовалась. В перчатке таились огромные силы, фактически, колдовство моего уровня. К несчастью, века спустя она была утрачена…
Сатир сделал в направлении Дивота пару шагов, на удивление беззвучных для существа, практически полностью закованного в металл.
— Этот волшебный металл сотворил, а может даже приручил, мой сородич Филаист. Назвал его алюмиат. Я не смог понять, как ему это удалось, хотя Филаист пытался объяснить. Увы, с тем же успехом я мог рассказать ему про ноты... Дороги наши разошлись тысячи лет назад. Так что вернуть себе недостающий элемент брони я не могу, сделать новый – тоже. Лезть в Стигийскую бездну даже без одной перчатки – смертельное удовольствие. А вот на пони, вроде вас, алюмиата в доспехе хватит. Даже с избытком.
«Его хватило бы и для нимфериад, но из-за их нематериальной сущности бедняжек потом не отскребёшь от доспеха», – напомнил себе Силен.
Выглядящий угрожающе из-за массивных доспехов сатир протянул Дивоту закованную в металл руку.
— Вы поможете мне с экспериментом, который я не мог провести последние несколько сотен лет?
Смотрящий на протянутую руку пони колебался, и сатир это чувствовал. Однако был уверен в том, что профессор согласится. Потому что его жажда познания была куда сильнее страхов и сомнений, и потому что внутренний голос советовал ему забыть об осторожности, так как такой шанс выпадает только раз в жизни.
* * *
Летающий дом Силена замер над чуть неровной расселиной с острыми зубцами скал по краям. Словно какой-то гигант начал пилить мир надвое, но остановился, оставив лишь первую зарубку.
— Стигийская расселина. Она же Стигийская бездна, – представил достопримечательность сатир. Профессор Дивот, к которому он обратился, казался неподвижной статуей самому себе: броня из алюмиата обволокла его полностью чуть ли не в два слоя, но удивительным образом не мешала дышать, ходить, видеть и слышать происходящее вокруг.
Силен чувствовал опаску, с которой пони относился к новой экипировке, но также улавливал и удовольствие. Металлическая броня позволила старому профессору применять колдовство, о котором он прежде и не помышлял. Земнопони на период испытания превратился в неуязвимого единорога, которому облачение подсказывало заклинания.
— Я попытаюсь удерживать нас в одной точке, – сообщил Силен, пока в стене справа формировалась переходная камера, ведущая на вытягивающийся из наружной стены балкон. – Но и вы старайтесь как можно увереннее стоять на ногах. Если вас скинет с балкона, это будет очень печально.
«Отчего я говорю так громко?» – спросил себя сатир и тотчас же дал ответ: – «Точно, мне кажется, что в защитном костюме он меня хуже слышит. Привычки и стереотипы сильнее разума…»
Его вытянутая в сторону левая рука чуть качнулась, и так же качнулся висящий над бездной летающий дом. Силен дёрнул уголками губ и обхватил запястье левой руки правой.
— Всё в порядке? – гулко осведомился Дивот, прижимавший к себе измерительную антенну, для непосвящённого выглядящую точь-в-точь как металлический ёршик для мытья посуды.
— Над расселиной возможны завихрения мощностью до семидесяти тысяч чар, – отрывисто пояснил сатир.
— Я не понял. Откуда здесь магия, если в Тартаре её вообще нет?
— В Тартаре её нет, потому что вся она собралась в расселине. Стигийская бездна работает как огромный водоворот из магии. При этом она создала вокруг себя среду, полностью лишённую колдовской энергии. Но над самой расселиной должен возникать заметный эффект поляризации. И мы с вами его сейчас обнаружим.
Сатир повернул голову, чтобы пронаблюдать, как пони неспешно проходит через первую входную дверь и готовится выйти в непредсказуемый мир избыточной магии.
— Что на дне этой расселины? – донёсся до Силена вопрос учёного пони.
— Не спускался, не знаю. Могу лишь выдвинуть недоказуемую гипотезу.
— Будьте любезны. Пока вы говорите, мне не так страшно.
Голос Дивота стал тише, и разобрать отдельные слова получалось с натяжкой: профессор только что вышел на импровизированный балкон. Теперь вся его защита свелась к слою алюмиата, побитому временем, но не утратившему зачарования.
— Внизу под вами самая глубокая бездна этого мира, – сообщил Силен. Ему пришлось на секунду расцепить руки, чтобы вытереть со лба пот. Даже этой секунды хватило, чтобы штаб исследователей встряхнуло. – Фактически, ворота к его центру.
— Как насчёт попутно выяснить, что находится в центре Эквестрии? – с иронией предложил профессор, занятый расчехлением усиков антенны.
— Боюсь, что знаю ответ. В центре вашего мира сверхгорячий и сверхплотный кристалл, пребывающий в жидком состоянии. Он как косточка внутри вишни. Именно его движение в глубине мира генерирует магию. Мне иной раз думается, что будь этот кристалл иной природы – мир бы всё равно существовал, но сильно отличался от нам привычного.
— Скажете тоже... А вдруг там пустота? Или прямой путь в противоположный Тартар?
— Нет, там внизу есть «косточка». Следы её существования невероятно редки, но иногда их находят. В виде полостей в земле, заполненных густым стеклянистым веществом с радужным отливом. Чем-то, что ваша наука называет «кристаллизит».
— Я слышал про кристаллизит. Ай, чтоб тебя! – Профессор по неосторожности зацепил и вытянул важный для работы антенны штифт. К счастью, заметил оплошность и вернул его на место. – Кристаллизит – вымысел. Сказочка, разорившая не один десяток состоятельных кладоискателей.
Силен поморщился от охватившего руку неприятного покалывания: держать ладонь в нужном положении на нужной высоте над полом становилось всё труднее, но ему нужно было выиграть ещё немного времени: профессор Дивот едва успел закрепить антенну и ещё не приступил к снятию показаний.
— Уверяю вас, коллега, кристаллизит существует. В Лифгардене у нас была чаша, в которой мы хранили несколько капель этого вещества.
— О, пошли линии! – отрапортовал стоящий над многокилометровой пропастью учёный.
— Они расходятся? – с некоторой надеждой поинтересовался Силен.
— Нет.
«Ну конечно», – упрекнул себя сатир. – «С чего я решил, что будет так просто».
— Значит, мы всё ещё слишком далеко от эпицентра завихрений, – предположил Силен. – Я опущу нас чуть ниже, а вы следите за сигналами!
Сказать это было легко, сделать – сложнее. Он стиснул зубы, когда вытянутую руку словно сдавило со всех сторон. При этом невидимая сила, отражение бушующих над Стигийской расселиной магических ветров, пыталась заставить дрожащую от напряжения конечность дёрнуться. Этого он не мог допустить, так как ответное содрогание всего летающего дома швырнуло бы не имеющего, за что ухватиться, пони в бездну.
— Смотрите, не отправьте нас совсем вниз, – попросил Дивот. Силен его едва расслышал.
— Что по линиям?
— Всё ещё прямые. Никакого смещения. Значит, никакой измеримой поляризации.
«Этого не может быть». – Коварные мысли просачивались в голову сатира невзирая на окружающую тряску и треск, который производили медленно ползущие по стеклянным стенам тонкие трещины. – «Такие результаты противоречат всему».
— Мы что-то делаем не так! – выкрикнул Силен.
— Да. Мы затягиваем этот эксперимент. Вот что мы делаем не так.
— Замерьте ещё раз, – велел сатир, игнорируя натужный стон мышц левой руки, которой объективно грозил вывих, и налегая правой, чтобы опустить её ещё чуть ниже. – У нас есть время.
Удлинявшиеся и углублявшиеся трещины, прижавшаяся к ноге Эврептерида и рябь пространства, которая проявлялась даже в параллельно существовавшем спа-салоне, говорили об обратном. Но только слова Дивота смог достучаться до разума охваченного огорчением.
— Коллега, – спокойно проговорил профессор, – позвольте поделиться умозаключением, которое я сделал после провала на Научном совете. Я сказал себе, что я учёный. Один из тех, кто не всегда получает то, что хочет. Это справедливо для всех учёных. Но, будучи учёными, мы ищем не смерть. Мы ищем объяснения. Так давайте искать их вместе.
Дрожащая рука начала медленно подниматься, и покрытый трещинами стеклянный колокол с исследователями вырвался из магических завихрений над беспросветно-чёрной раной мироздания.
— Простите, – выдохнул сатир. – Я едва не подвёл нас обоих.
— Полагаю, эквестрийская наука опечалилась бы, потеряв Ритаснелиса, – ответил Дивот.
— Не меньше, чем потеряв профессора Дивота.
Едва земнопони покинул переходную камеру и закрыл за собой внутреннюю дверь, как та стала превращаться из стеклянной в дощатую. Дом сатира переставал быть транспортным средством и возвращался к облику уютной комнаты с гардинами на фальшивых окнах и до ожогов реальным огнём в камине. В это время алюмиатный покров самовольно начал стекать с пони-профессора, исчезая где-то среди ворсинок расстелившегося под копытами ковра.
— Точно не выявлено никаких отклонений в принимаемом сигнале? – спросил Силен, когда его сердцебиение в достаточной степени успокоилось.
Дивот кивнул на вернувшуюся с ним аппаратуру.
— Я не должен радоваться, но ничего не могу с собой поделать. Результат доказывает верность моей теории... Коллега.
* * *
Хронометр на ноге Дивота звякнул, показав, что до открытия портала обратно в мир Эквестрии осталось пять минут. За разработкой и обсуждением новой теории синхронности магического поля профессор совершенно забыл о времени, испытав удивление и досаду от того, что отпущенное на уникальную экспедицию время подошло к концу.
— Знаете, пожалуй, я оставлю это вам, – произнёс Дивот, когда паковал вещи.
Силен, переставший постоянно читать мысли в разуме коллеги, даже не сразу сообразил, что он имеет в виду. И бережно сомкнул пальцы на «ручке» металлического «ёршика» антенны чарсеквенсора. Прибор за все включения так и не зафиксировал расходящихся линий, поставив в тупик Силена, считавшего, что он знает секрет своих колдовских навыков. Природу собственного тела и творимых заклинаний сатиру пришлось выдумывать с нуля, и продвинулся он в этом пока незначительно. Дивот в чём-то помог, но больше занимался формализацией своих научных проблем.
— Я подумал, вдруг у вас получится спуститься в расселину ещё раз, – продолжал профессор. – Тогда секвенсор точно пригодится.
— Вряд ли у меня получится заинтересовать кого-то из местных, – усмехнулся сатир. – Научные открытия несколько чужды их природе.
Пони и сатир обменялись ещё несколькими вежливыми фразами и жестами, и Силен сдвинул границу миров, перенеся из комнаты-спа Паддока Уайлда. Но за ту секунду, что потребовалась на совмещение соседних точек пространства, сатир успел обратиться к обступившим его нимфериадам.
— Успешно?
— Вы были правы. С ним очень непросто, – сообщила Алоэ.
— Поначалу он на нас сильно злился, – добавила Лотус.
— Но мы прочувствовали его желания и стремления. Завоевали доверие.
— Мы пересобрали ему пневморужьё, увеличив скорострельность втрое и дальнобойность на пятьдесят процентов.
— Он пришёл в полный восторг. И теперь, боюсь, придётся мириться с его частыми визитами в наш понивилльский спа-салон.
— Вы всегда можете поменять облик и переехать, – напомнил Силен.
— Мы не хотим этого делать в ближайшие двадцать лет.
— Ламия? – перевёл тему сатир.
— Мы выяснили, – взяла слово Лотус, – что это определённо та самая змея.
— Она всё-таки бессмертна, – подкорректировала мысль сестры Алоэ. – Значит, не убита и на этот раз. Во время того, что именуется «инцидентом Свитча».
«Проклятье! Этих неубиваемых монстров становится всё больше».
Погрузившись в невесёлые мысли, Силен наблюдал, как двое пони замечают друг друга, радостно обнимаются, засыпают друг друга обязательными вопросами «где ты был?», отсчитывают секунды до открытия обратного портала и проходят в раскрывшуюся прореху между измерениями, возвращаясь в свой мир.
— Вам придётся сочинить для неё мелодию, – напомнила ему Лотус.
— Придётся, – кивнул сатир, накрыв ладонью висящую на груди сирингу.
— Мы немедленно начнём собирать сведения, – сказала Алоэ.
— Нет. – Повелительным жестом Силен заставил розовую кобылку умолкнуть. – Не вы лично. Мы это уже проходили. У вас с маскировкой хорошо, но с добыванием информации и особенно с её анализом – плохо.
— За двести лет мы многому научились, – возразила Лотус.
— Но я хочу, чтобы вы нашли мастера в сыскном деле. Кого-то упёртого в плане поисков и не задающего лишних вопросов по теме «кто такой Ритаснелис». Таков мой приказ. Приказ номер два… Приказ номер один, – сатир извлёк из пустоты объёмный конверт, – отдать это профессору Дивоту в Стэйблридже. Ему это крайне необходимо для научной работы. И будьте веселее, девочки мои! Это столетие обещает быть для нас очень насыщенным.
Голубая кобылка приняла пакет с бумагами и посмотрела на розовую. Та с сомнением скривила мордочку, но всё же кивнула. Обе нимфериады исчезли, отправившись заботиться о своём личном спа-салоне и поручениях хозяина. Именно в таком порядке.
Рядом с Силеном осталась лишь безмолвная Эврептерида, снова потребовавшая внимания и ласки. Ради неё сатир присел на груды тартарского щебня. Положил левую руку на хитиновый панцирь питомца, а второй поднёс сирингу к губам.
— Что-то давно не играл я колыбельную для нихилрийских виверн, – задумчиво проговорил Силен и прикоснулся губами к тростинкам. Спокойная и чуть тоскливая мелодия потянулась над безжизненными просторами.
* * *
Фиолетовые скалы и зеленоватое свечение над ними сменились на серо-белые палаты медицинского крыла научного центра. Резко открывший глаза Дивот ощутил, что лежит. Спина ощущала упругую мягкость больничного матраса, живот – прохладу покрывала. С потолка светили лампы рассеянного света. Этот было настолько неожиданно, что Дивот вскинулся и принялся неистово вертеть головой, озираясь и пытаясь понять, что произошло. Сильные копыта тут же мягко толкнули его обратно, заставив вновь лечь.
— Вам нельзя так резко двигаться, – предупредила нависающая над ним профессор Соубонс. – Это может навредить мышцам тела.
— Что? Как? Я не в Тартаре? – изумлялся земнопони. Единорожка собиралась что-то ответить, но её отвлёк шум за шторой и раздавшийся из-за неё кобылий голос:
— Уайлд тоже очнулся.
— Практически в тот же момент, – зафиксировала информацию Соубонс, заглядывая в глаза лежащего перед ней Дивота. – Видимо, влияние на любой организм однотипно и ограничено по времени.
— А ну копыта прочь! – прозвучал вопль, однозначно принадлежавший Паддоку Уайлду. – Какого сена я в лечебнице делаю?
— Так. – Соубонс отступила от кровати Дивота и бросила взгляд на столпившихся вокруг подчинённых. – Полагаю, надо убрать занавески и повернуть койки в мою сторону. Повторять объяснения персонально для каждого у меня желания нет.
Понятливые медсёстры и санитары принялись двигать мебель. Впрочем, Дивот увидел, что гордый Паддок Уайлд избавил их от части труда и сполз с кровати, отмахнувшись от предложенной помощи, и сделал несколько неуверенных шагов к кровати профессора. Пока Соубонс держала речь, он моргал и пошатывался, но упрямо стоял на своих ногах.
— Пару часов назад мы повторно открыли портал в Тартар, чтобы забрать вас, однако вы из него не появились. К счастью, нашёлся смельчак из числа техников, который прошёл через портал и обнаружил вас. Вы были в состоянии глубокого сна, от которого пробудились только что. Каких-либо негативных последствий данного феномена мы у вас не нашли, разве что от длительного бездействия ваши мышцы расслабились, и потребуется пара массажно-восстановительных процедур. Это радостная новость, потому что, пока мы не втащили вас через портал в Стэйблридж, мы опасались, что вы погибли, едва попав в Тартар.
— Погибли? – моргал Дивот. – Мы три дня потратили на исследование Тартара. Получили огромное количество данных. Беседовали с жителями Тартара… Ну… Одним жителем.
Пока профессор излагал свою точку зрения, а его соратник по экспедиции периодически кивал, Соубонс изучала медицинскую карту, которую держала в копыте.
— Предположу, что это является правдой, – произнесла она. – Вот только нераспакованный походный маяк, нетронутые запасы провизии, отсутствие каких-либо результатов измерений, образцов, записей – всё говорит о том, что вы потеряли сознание, как только мы с нашей стороны закрыли портал три дня назад. И остальные ваши приключения… вам приснились.
— Нет… – протестующе выдохнул Дивот. – Нет… Не может быть! Я не верю!.. Вы всё придумали. Я организовал экспедицию. Я провёл экспедицию. Я получил данные с приборов. Некоторые из них я даже оставил в Тартаре. Проверьте снаряжение группы! Антенна секвенсора должна отсутствовать.
Соубонс продолжала изучать карту, словно читала в каракулях понятные ей одной знаки. В это время пара санитаров втащила в помещение один из походных рюкзаков.
— Вообще да, пару вещей мы не нашли. Но они могут просто лежать на камнях в Тартаре. Вы начали что-то вытаскивать из сумок, когда потеряли сознание. А мы эти вещи, скорее всего, из-за спешки не подобрали.
— Этого просто не может быть… – прошептал учёный пони, откинувшись на подушки и растерянно глядя в потолок. – Я отдал антенну Силену. Он поблагодарил меня. Это было… Это взаправду было…
— Мистическая природа Тартара могла внушить вам вещи, которых на самом деле не существовало. И события, которые не происходили, – успокаивающим тоном проговорила Соубонс.
— Ясно, – фыркнул Паддок Уайлд и покачнулся. – Месяц подготовки пошёл лесом.
— Эх… – Копыто Дивота слабо дёрнулось, и он отвернулся к стене, скрывая не полагавшиеся ему по возрасту и статусу, но столь уместные по случаю слёзы.
* * *
К ночи Паддок Уайлд, у которого не нашли недугов, кроме известных отклонений в психике, выписался из больничного крыла и перебрался в штатные апартаменты. Профессор Дивот ночевал в медицинской лаборатории: у него зарегистрировали полный упадок сил и глубокую депрессию, что, впрочем, не мешало ему страдать от бессонницы.
Профессор лежал, уставившись в потолок, когда его уши уловили лёгкий шум в коридоре, похожий на усиленный хлопок лопнувшего мыльного пузыря, однако пожилой пони посчитал это игрой собственного слуха. Вот только приоткрывшаяся дверь и неслышно вошедшие в палату гостьи явно не могли быть порождением недостатков старческого зрения.
— Вы ещё кто? – Профессор с изумлением глядел на розовую пони с голубыми гривой и хвостом и голубую пони с розовыми.
— У нас сообщение от сатира Силена, – проинформировала его Алоэ, кивнув на сестру, держащую в зубах приличных размеров конверт, к которому большой булавкой было приколото что-то вроде поздравительной открытки.
— Его письмо всё вам объяснит, – добавила Лотус, положив конверт на одеяло и отступая от кровати.
Дивот с некоторым недоверием, но поспешно выдернул булавку и раскрыл открытку из странной на ощупь бумаги. Его глазам предстали мелкие каллиграфические строки, выведенные фиолетовыми чернилами.
«Мой дорогой коллега Дивот.
Должно быть, вы уже знаете, что происходит с существами, попавшими в Тартар и оказавшимися под воздействием нуль-магии. Не обязательно быть единорогом, чтобы зависеть от окружающего колдовства. Тартар же лишён магии абсолютно, и когда его подавляющая среда воздействует на существ вроде вас, то естественная реакция вашего организма – потеря сознания в попытке сэкономить силы для противостояния тяжёлым условиям. Это произошло с вами, и я ничем не смог вам помочь.
Однако выяснив, кто вы и зачем ступили на камни этого негостеприимного места, я не смог отказать вам в небольшом подарке. Я наполнил три дня вашего забвения фантазией, показал вам то, что представляет собой Тартар, каким я могу его видеть. Всё, что вам довелось увидеть, было лишь работой вашего сознания, но это не значит, что увиденное нереально. Стигийская расселина, алюмиат, Эврептерида – всё это существует на самом деле.
Я мог с самого знакомства разочаровать вас, сказав, что вы просто спите и погружены в забвение Тартара. Но как я мог лишить вас радости открытий, удовольствия от исследований? Как мог я отобрать у вас впечатления, столь важные для умов и сердец? Нет, я провёл эти три дня, помогая вам изучать Тартар. И на самом деле вместе с вами изучал Тартар. Я осмелился взять с возвратом некоторые ваши измерительные приборы. Не все заработали – нуль-магия Тартара пагубно влияет и на них тоже. А пара из них, простите за эту оплошность, отправилась на дно Стигийской расселины. Но кое-какие данные получить удалось. Дивот, через своих нимфериад я торжественно передаю вам пакет с результатами измерений, чтобы этими бумагами и вложенным в них смыслом вы смогли отчитаться перед высшими научными кругами об удачной экспедиции.
Единственная последняя маленькая просьба, коллега. Пожалуйста, поставьте в соавторах имя Ритаснелис. Думаю, он вполне заслужил своё место на обложке книги.
Знакомый вам сатир
Силен»
— Я не вполне понял. Что значит... – Профессор поднял взгляд, но не обнаружил у своей койки сестёр-близняшек. Вопрос остался без ответа, зато Дивот остался с большим пакетом бумаг. А в них – зарисовки, результаты замеров, выведенные формулы линейности заряда магии, идеи и мысли, которыми он поделился с сатиром, и которые, выходит, всё-таки остались на бумаге.
Профессор даже не заметил, как на его морде расцвела широкая улыбка. Наверное, это был первый случай в истории Эквестрии, когда пони искренне радовался чему-то, появившемуся прямиком из Тартара.