Fallout: Equestria «Soldiers Of The Dark Ages»

Глава десятая «Пределы свободы»

Воспоминания. 14:30 11-03-81 года, 16 часов и 30 минут с начала операции «Утконос».

Мелькание красок, оттенков, чувство оцепенения — а затем мгновение фокусировки и цельная картина. Она видела! Серый пол, серые стены, уходящий поворотом округлый туннель; пустые крепления трубопровода, где провели высоковольтный кабель — и едва тлеющие химические лампы вдоль стен.

— Это будет самый бесславный конец на моей памяти. Тридцать минут, и ты погибнешь под бомбами своих же, вместе с кучкой ни в чём не повинных жеребят. Очнись! Тебя отпускают, ты можешь взять заложников, только включи голову и выйди к друзьям.

Солдат в плаще стоял, прижавшись к стене у бокового прохода, на полу виднелась тёмная, запёкшаяся кровь. Шли мгновения, но ответа не было, только где-то дальше слышались звуки падающих капель, пробивающиеся через едва ощутимый гул проводов.

«Зебры усиливают контур. До сих пор».

— Неумная пони, — полосатый обернулся. — Что же, Шейди, предоставляю остальное тебе. Жду вас снаружи.

Кольнуло холодом, набежавший поток ветра дёрнул плащ, и солдат словно растворился в воздухе. Но нет, это не было маскировкой. Борясь со странным чувством Шейди двинулась вперёд, но ничего не ощутила. Полосатый попросту исчез. Впрочем, это не было самым странным.

Она видела мир как в замедленной съёмке. Капля конденсата падала с потолка, медленно и плавно, словно крошечный воздушный шар. И как будто этого было мало, едва сосредоточившись на капле Шейди узнала её объём, избыток солей в составе, температуру в градусах — с точностью до десятых долей.

— Да что же это?.. — она пробормотала. Копыто потянулось к голове, но вместо привычного жёсткого касания на краю зрения мелькнул гибкий манипулятор. Металл стукнулся о металл.

— Шейди? — послышалось невнятное.

Обычно она с лёгкостью узнавала по голосу других, но теперь потребовалось немалое усилие, чтобы понять, что говорит единорожка; юная, сорвавшая голос пару часов назад; вместе с её словами слышалось напряжённое дыхание других.

— Эм, да, одну секунду, — Шейди пробормотала, пытаясь сосредоточиться. Сначала она опустилась на пол, но тут же снова взлетела. Маленький квадракоптер не мог передвигаться по земле. А между тем связь становилась всё лучше и лучше: виднелись мельчайшие трещины на полу, за ними тянулись потоки данных о плотности, толщине и долговечности бетона. Нити ассоциаций кружились и спутывались, охватывая всё вокруг.

Она не просто видела мир глазами Штуки, она словно бы оказалась в центре составляющих её нейросетей.

— Тебя не должно быть здесь, — пробормотала единорожка. — Тупой трюк. Вы ещё не поняли, с кем связались, суки?.. Получи!

Вспышка. Её отбросило, ударило о стену, а затем вдруг обхватило мерцающей пеленой и втянуло в проход.

— Штука?..

Перед взглядом сидела почерневшая от копоти кобылка. Рыбка смотрела затравлено, пряди лимонной гривы пробивались из под повязки на голове. Она была бы почти милой, с этими огромными янтарными глазами и морщинками удивления на носу — но тут все остальные чувства перекрыл гнев.

— Привет, мразерожка. Славно повеселилась?.. Ты не представляешь, как хочется шибануть тебя шокером прямо сейчас.

Единорожка всхлипнула, дёрнула ногой. Она была ранена — полупрозрачная мембрана пережимала голень, а на полу валялся окровавленный нож. И через мгновение стало ясно — чей. Дыхание слышалось рядом: сжавшиеся в полудюжине метров жеребята не плакали, а скорее шипели сквозь зубы, как будто ненавистью пытаясь перекрыть испуг. Впрочем, на что-то большее их уже не хватало. Выглядели бедолаги ужасно: ожоги, подпалины на шерсти, воспалённые прищуренные глаза.

Здесь поработала старая как мир «Огненная вспышка». Сфера заклинания висела над полом: Рыбка загнала в неё столько сжатого и раскалённого до плазмы воздуха, что в этот раз хватило бы на танк.

— Эм… — Шейди сосредоточилась, — Минут через восемь она взорвётся. Можешь вывести в проход?

Рыбка покачала головой, а затем, как очнувшись, пробормотала: «Нет».

«Прекрасно».

Добрый вендиго подарил ей зрение — своеобразным способом — а заодно толпу детей и нестабильное заклинание. После чего сделал ноги. Жалкий трус. Что угодно Шейди отдала бы сейчас за сапёра из первой роты, но, судя по быстрому взгляду в туннель, помощников не предвиделось. Нужно было что-то делать самой.

— Рыбка, держи заклинание. Сколько сможешь держи.

Шейди пронеслась вдоль стены, выбрала самого крайнего полосатого.

— Ты. Как тебя зовут?

Он не ответил, а только попытался ещё дальше отползти.

«Проклятье».

— Ахи? Здесь есть Ахи? — она выбрала самое распространённое имя, и один дальний жеребёнок едва заметно дёрнулся. — Иди сюда, Ахи. Тебя ждут. Хватай своего пугливого товарища зубами за хвост.

Тот смотрел пару мгновений, а потом всё таки-послушался.

— Теперь ты, — манипулятор указал на следующую кобылку. — Держи Ахи за хвост.

Ей сильно досталось от взрыва; глаза слепо щурились; но тут уже зебрята начали помогать друг другу, — кобылку вытолкнули вперёд. Дело пошло. Шейди выбирала полосатых постарше, чередуя с совсем мелкими, чтобы одни помогали другим. Внутренние часы безжалостно отсчитывали секунды.

— Ты. Теперь ты. Нет же, справа! Ты что, не знаешь где право? Покажите ему!

Это было невероятно сложно, но всё же, спустя три минуты жеребята кое-как выстроились друг за другом, прижимаясь боками к стене.

— Рыбка, хватай за хвост крайнего.

— Чего?!

Времени на споры не оставалось. Шейди схватила Рыбку за нос, потянула за собой. Слишком ошарашенная, чтобы думать, единорожка подчинилась. И как бы это ни было унизительно для юной волшебницы, уже через мгновение её челюсти захлопнулись на зебринском хвосте. Цепочка полосатых заволновалась, но Шейди не дала ей время рассыпаться: в мгновение она перенеслась к первому и в точности как Рыбку схватила его.

— Сжали зубы! Вдоль стены! Не толкайтесь! — она тянула полосатого за собой, а остальные, стремясь оказаться как можно дальше от яростно шипящей единорожки, напирали. И сфера заклинание, яркая, как маленькое Солнце, начинала ощутимо дрожать.

Шейди каждое мгновение ждала взрыва, но вот позади остался угол прохода, вот показался неровно сияющий рог. Слава послушным зебрятам, самый сложный этап был пройден; но не позволяя полосатым очухаться она тащила их дальше и дальше в проход. Вдоль высоковольтной линии, по крутым ступеням, в огромную, раскинувшуюся на бесконечность зелёную пустоту.

15:00

Капли падали с неба. Тысячи и тысячи, каждую секунду — для простых смертных они сливались в сплошной туманный поток. Но сегодня Шейди могла увидеть путь каждой. Более того, она видела каждый листок, каждую травинку — на многие мили вокруг! Это чувство ошарашивало, и она просто смотрела, поднявшись над серыми зданиями и стекающейся к взлётному полю толпой.

Пелена облаков казалась бесконечной, но лучи Солнца легко проникали через неё. Стоило лишь чуть расфокусировать взгляд и они проявлялись — колонны мягкого света, падающие из пустоты. Они касались капель дождя, меняли их температуру, а значит и скорость. Появлялись вихри, следом за ними потоки ветра — тёплые и холодные слои стелились над землёй. И флюгеры на крышах вращались, направляя носы то на южные склоны, то на украшенный белоснежными вершинами восток.

Мир — сложная штука. Шейди знала, но никогда ранее не могла и подумать, что можно видеть его настолько чётко. И понимать, целиком.

И вдруг она услышала свист, чуть отстающий от полудюжины крошечных точек. Они коснулись земли, чтобы раскрыться чёрными сферами, разбрасывая вокруг тысячи ярко сияющих частиц. А следом за первой шестёркой пронеслась вторая, и третья — одновременно с четвёртой пришёл звук. Слитные разрывы в пересечении ударных волн, а затем музыка стали и бетона, дополняемая нотками древесной боли и ударов о дёрн.

«Рыбка!»

Шейди бросилась вниз. В сознании пронеслись картины недавнего прошлого. Вот единорожка выходит последней; отплёвывается, скалит зубы на кучку подгоняемых солдатами жеребят; а затем кто-то обращается к ней и она бежит. Очень быстро, вдоль стены и дальше, теряясь в кустах крыжовника, где ещё подрагивает встревоженная листва.

— Стой дура! Ложись!

Шейди неслась следом, держась как можно ниже, уклоняясь от хлещущих веток и висящих на них вьюнов. И летела она так ровно три целых и три десятых секунды, пока обруч винта не впечатался в нечто мягкое и упругое, отчаянно взбрыкнувшее в ответ.

И наступила темнота.

Хотелось помотать головой, но, увы, маленький квадракоптер был на это не способен. Только камера заскрипела. Кажется, поворотный механизм был в норме, а вот с самим устройством случилась беда.

— Блин, чинить теперь… — прошептала единорожка. Резонатор предупредил о магии вокруг, гирокомпас передал вращение, а затем вдруг болты на корпусе начали скрипеть.

«Стой, дура!» — Шейди хотела крикнуть, но динамик как назло не отвечал. И непонятно, то ли по вине уже начавшей копаться в проводке рогатой, то ли потому что сам по себе был повреждён. У Штуки не было никаких средств самодиагностики, никакого дублирования — ведь собирая такое тонкое, комплексное устройство приходилось экономить каждый грамм.

Послышалось шипение, термодатчик отчаянно запаниковал.

«Как же глупо получается», — мелькнула мысль. У колдующей направо и налево единорожки не было шансов выбраться с территории врага. А сидеть тихо она не умела: слишком привыкла к мирной жизни, слишком привыкла во всём полагаться на волшебство.

— А вот так, работает?

Картинка возникла мгновенно. Испуганная мордочка, парящая горсть заклёпок и болтов, а вокруг ветви крыжовника и борта дренажной канавы. Достаточно глубокой канавы, чтобы с ног до головы укрыть худощавую единорожку, и достаточно мокрой, чтобы та дрожала с головы до ног.

— Эм, вроде. Кончай колдовать!

Хотя, последнее было излишне: левитация мелких предметов почти не ощущалась, а в такой обстановке приборы зебр и вовсе не смогли бы её засечь. Огонь артиллерии приблизился. Не слишком частый, рассредоточенный, тем не менее он отдавался дрожью в резонаторе и ничуть не меньше бил по ушам.

— Шейди, как ты подключилась к роботу? Как ты нашла меня? Что ты делаешь здесь?..

«Она же ничего не знает».

И Шейдиблум принялась рассказывать. Как самое важное, так и частности, временами специально растягивая речь. Кобылку требовалось успокоить — да и себя тоже — миномётные снаряды всё рвались и рвались вокруг.

Она едва успела перейти к догадкам о вендиго и полёте на экранолётах, когда пришли пегасы. В дыму и пыли оптика Штуки не смогла бы их заметить, но пегасы светились, и пусть потоковый резонатор не мог различить каждую отдельную цель, он показывал эскадрильи. Шейди ждала залпа зенитных ракет, но в этот раз полосатые экономили. Долгие десять секунд они ждали, и наконец, когда до целей оставалось чуть меньше мили, зенитные пулемёты открыли огонь.

Мелькали тонкие линии трассеров, в небо сыпался град разбросанных устройством рассеивания пуль. Счетверённые пулемёты не предназначались, чтобы поражать отдельные цели; нет, их единственной задачей было заполнить сектор обстрела потоками снарядов, «Сетью поражения», достаточно частой, чтобы не подпустить эскадрилью на дальность эффективного метания бомб.

Пегасы ведь тоже боялись, и если ПВО не подавлено, они не хотели умирать. Вот, вспыхнул один взрыв авиабомбы, громыхнул другой, посыпались остальные; но заметно дальше, к северу от Агростанции. Крылатые схалтурили, выбросив нагрузку прежде чем зайти на цель.

— Как-то куцо, — высказалась Рыбка. — Это что там работает, батарея батальонных?

— Ага, наши, судя по всему.

— Пугнуть решили?

Вот уж на что бестолковая пони, но сейчас она была права. Пегасы не атаковали, они демонстрировали атаку. Это была разведка боем, чтобы вскрыть вражескую систему зенитного огня. Да и какой им резон был терять бойцов над бункерами Агростанции?.. Штурм укреплений начинался с окружения, а поскольку стрельбы с севера не слышалось, значит атака готовилась с другой стороны.

Шейди вдруг осознала, что знает начертание вражеской обороны. Она видела её, эту вязь красных символов и линий, за которыми просвечивала поверхность копировального стола. Один рубеж, второй и третий — резервный. Крытые дёрном хода сообщения, а вместо траншей по фронту цепочки ДЗОТов — древо-земляных огневых точек — каждая из которых предназначалась, чтобы укрыть от огня артиллерии станковый пулемёт.

Полосатые не могли перерыть траншеями всю долину — окопы ведь затапливало, их требовалось постоянно чинить! — но они защитили свой дом. Здесь была Агростанция, и зебры целиком воспользовались ей. В туннелях бункера не осталось проводки, исчезли коммутаторы и трубки интеркомов — все средства связи теперь объединяли систему обороны в единую сеть. Каждый ДЗОТ был её элементом, средством разведки и средством поражения, предназначенным, чтобы по сигналу стрелять в определённую цель.

И этих целей были сотни: они стояли под буквами и номерами, усеивая всё основание плато. В некоторых местах полосы огня пересекались, в других углы обстрела были скрупулёзно отмерены, чтобы каждый выстрел поражал как бегущую, так и ползущую цель, а третьи пулемёты и вовсе предназначались лишь для того, чтобы стянуть наступающих под фланговый огонь остальных. Эта система не зависела от талантов отдельных бойцов. Всё что требовалось от пулемётчика, это стрелять по команде. Ему не нужно было видеть цель, не нужно было думать — только бросить взгляд на таблицу, поставить ствол под определённым углом и нажать на спуск.

Сефу оборонял долину с неполной ротой, до последнего он откладывал план бросить в ДЗОТы старших жеребят. Что же, одна земнопони избавила его от тяжёлого решения. Теперь на позициях сидели три сотни кристальных, которых она столь щедро, столь благородно подарила врагу.

— Что я наделала, — Шейди пробормотала вслух.

— А?

Манипулятор сдёрнул с головы единорожки дурацкую повязку, недлинная грива рассыпалась по лицу.

— А-а-пчхи!

— Нам нужно выбираться. Я уверена, атака начнётся с запада, пегасы захотят прежде всего обезопасить дорогу, чтобы самоходная артиллерия смогла подойти. Но у них ничего не выйдет, там полсотни ДЗОТов, повсюду ряды сейсмических датчиков и мин. Планёры высадят десант, а дальше начнётся бойня. Мы должны прорваться к нашим и предупредить штаб.

— А ты разве не можешь?

— Слушай, это долгая история!

Шейди едва не выругалась. Разумеется, на Штуке был радиопередатчик. Но и что с того?.. Коды-то сменились: на открытом канале её никто не стал бы слушать; да и едва ли в батальоне кто-то, вообще, держал на приёме открытый канал.

15:20

«Нужно выбираться», — сказать было куда проще, чем сделать. Если идти на север, до своих меньше километра, но это был километр через окопы полосатых, через их систему огня и три ряда оснащённых сесмическими датчиками мин.

— По лесополосе прошмыгнём? — спросила Рыбка.

Идея чуть лучше, но делая крюк по чащобам и болотам они бы здорово задержались, да и едва ли раненая единорожка могла осилить долгий марш. Будь они на учениях, Шейди приказала бы рогатой спрятаться, а сама привела бы пегасов; но смотря в болезненно прищуренные глаза она не решалась это предложить. Хотя — Шейди проверила резонатор — крылатые были не только на той стороне.

— Эй, Хвостатый! — она усилила голос, — Мы здесь!

Засевшего на крыше бункера солдата не пришлось долго ждать.

— Слушай сюда, — она метнулась к приземлившемуся пегасу. — Бросаешь всё и тащишь нас на КНП.

— Ёбу дали?

— Да не ваш КНП, дубина! Наш должен быть где-то между «Истоком» и высотой две пятьсот.

Он расхохотался, и даже прижатый к шее нож не мог прервать этот звонкий, чисто жеребячий смех.

— Сколько лет сколько зим, Шейдиблум Эпплпай! Ни капельки ты не изменилась!

На мгновение нахлынули воспоминания. О Филлидельфии; о запахах дома и сада в одну осеннюю ночь; о внезапной войнушке с пегасами, когда всё было совсем по-другому: гораздо чище и добрее.

— Вы что, знакомы?.. — Рыбка испуганно отступила.

— Долгая история, — они хмыкнули одновременно.

— Слушай, мы твои по гроб и всё такое, — пегас говорил, весело улыбаясь, из-под балаклавы сияли широко открытые глаза. — Но не потащу я вас через линию фронта. Это самоубийство. Они там лазеры развернули, стреляют по каждому, кто без ответчика летит.

Лазеры?.. Наверняка сине-зелёные, способные проникать сквозь завесу дождя — редкие даже в лучшие годы устройства. А в сочетании с ответчиками «свой-чужой» стоимость операции и вовсе взлетала до небес. Пожалуй, ей следовало пересмотреть шансы Анклава. С такими-то противоразведывательными мерами они наверняка и к штурму подготовились вплоть до силовой брони десантников и ядерных ударов перед высадкой войск.

— Давай перевяжу, — пегас коснулся единорожки, и та, совсем затравленно оглядываясь, не стала протестовать.

С севера начали постреливать. Звучали короткие очереди автоматических пушек, выстрелы безоткатных орудий, а затем и частый треск пулемётов, которыми были вооружены бойцы огневых команд. Демонстративная атака? Или всё-таки настоящая?.. Шейди совсем запуталась, но ясно было одно — нужно выбираться, хоть куда-нибудь.

— Мелочь всю вывезли?

— Ага, взлетели только что. Спасибо нашим добрым друзьям, сумели извернуться.

«Вот даже как».

Удар пегасов в пустоту оказался не случайным. План наступления был безжалостной штукой, и случалось, что единственным способом не замараться было саботировать приказ. Шейди не знала, как было в Итури, но здесь анклавовцы показали себя вполне нормальными пони, а не зверьём, готовым стрелять по всем подряд. Зря они это затеяли.

Приближался вечер, операция отставала от графика; а между тем в сотне километров к востоку уже давно поднялись по тревоге танковые батальоны: по проложенным через затопленные поля гатям они медленно и со скрипом продвигались сюда. Но настоящей угрозой была авиация — пока Тандерхед задерживался в тылу наземные силы обороняла всего лишь одна эскадрилья перехватчиков, не считая нескольких звеньев истребителей и уж совсем бесполезных против реактивной авиации планёров с ПЗРК.

— Думаешь, поддержат вас с воздуха? — спросила она пегаса.

Тот промолчал, но она и так знала, что с каждым часом шансы полосатых повышаются. У Союза племён была дальняя авиация — сверхзвуковые бомбардировщики с боевым радиусом в тысячу миль — они легко достигали Драконьего хребта с аэродромов в центре континента. И не слишком-то нуждались в поддержке, поскольку во всём превосходили эквестрийские машины, едва способные выйти на сверхзвук.

Один вылет полка, это полтысячи тонн боеприпасов: авиабомб, противотанковых мин в кассетах, крылатых ракет. Одного налёта авиации не хватило бы, чтобы остановить наступление, но за первым последовал бы второй, а затем и третий, с промежутками в пару-тройку часов. И прямо сейчас данные разведки стекались в штабы полосатых, офицеры наносили метки на карты, чтобы передать их в управление воздушных войск. Взаимодействие, вот что было ключом к успеху контратаки. И полосатые явно не хотели упустить свой шанс.

— Готово, — пегас затянул повязку. — Хотя, знаешь, тебе надо на медпункт.

Шум стрельбы с севера опасно приближался. Несколько раз очереди разрывных прошлись по зданиям Агростанции, разбивая в щепки дощатые стены и кроша скрытый под ними железобетон.

— А медпункт?

— В лесополосе к югу, там у нас насыпь и траншея, безопаснее места не найти.

— Ладно, вези.

Рыбка только поморщилась, когда пегас подхватил её копытами под грудь. Щёлкнули ремни страховки, распахнулись крылья. Весьма немалые по размеру, куда большие, чем у среднего пегаса. Ещё с братом она обращала на это внимание, но, как видно, это было общей чертой всех из батальона «Ансари». Зебры их маскировали, воспитывали по-пегасьи, но в одной мелочи просчитались — жизнь на экваторе повлияла на фенотип.

Так, размышляя о крыльях, она летела, ориентируясь на мелькавшую среди деревьев пару хвостов. Гирокомпас работал безотказно, чувство направления Штуки было абсолютным, и стрелка на мысленной карте двигалась, делая вдоль склона полукилометровый крюк. Поначалу неудобное, граничащее с оцепенением чувство начинало нравиться. Не было боли, не было усталости — только чистое удовольствие от полёта и поле зрения, охватывающее всё.

«Спасибо», — она сказала про себя.

Вскоре впереди показалось место посадки, которое она лишь благодаря волшебному зрению Штуки смогла распознать. Хитрые зебры как-то сумели срезать верхушки деревьев, сохранив на них зелёную листву. Теперь обрубки висели в переплетении закрытых маскировочной сетью канатов, а вместо стволов лежала укреплённая гравием взлётная полоса. Короткая, узкая, но вполне пригодная, чтобы посадить не только лёгкий планёр, но и моторный самолёт.

И вскоре Шейди разглядела пару таких.

— Скайхоки. Неужели новые?

— Ага, — ответил приземлившийся рядом пегас и Шейди присвистнула. Производство авиационных двигателей — настоящее достижение по нынешним временам. Впрочем, она не удивилась. Некоторые племена любили сельское хозяйство, другие предпочитали мастерить и строить, а вот ачу — они обожали воздух. И, должно быть, местным пегасам не так уж плохо здесь жилось.

— Ещё пара вопросов. Вы наших разведчиков захватили, они здесь? А брата можно увидеть?

Пегас махнул копытом.

— За мной.

15:30

Вдоль линии планёров и винтовых машин, затем ниже, где тропинка сбегала в лежащий за взлётной полосой овраг. Вернее траншею — довольно сухую, оборудованную настилом и дренажной канавкой. Там было нечто вроде склада, Шейди увидела штабель наскоро прикрытых маскировочным полотном ящиков, а дальше за поворотом располагался медпункт. Но едва ли это место было достойно так называться.

Землянки?.. Какое там. Ленивые полосатые вырыли ниши вдоль траншеи, кое-как выложили их плетёными из хвороста щитками и укрепили досками наверху. Будто это могло защитить раненых от чего-то большего, чем миномётный обстрел. Хотя, сейчас раненых не было; вместо них из ячеек торчала дюжина мордочек с разноцветными гривами. Пегасы «Дозора» мало того, что были связаны по крыльям и копытам, так ещё и беспробудно спали. По крайней мере дышали они ровно и глубоко.

А дыхание тринадцатого едва слышалось, да и не его собственное это было дыхание — аппарат закачивал воздух в лёгкие, а затем с короткой задержкой выпускал. Шейди метнулась вперёд, мимо отшатнувшейся полосатой, бросила взгляд на приборы — пытаясь прочитать эту бессмысленно мудрёную зебринскую вязь. Пульс был повышен, почти до предела; температуру сбили лекарствами; но этого было недостаточно, внутренние органы воспалились — состояние было стабильным, но очень плохим.

— Эй, ты… Ты чародейка! А ты призрак!.. Что вы делаете здесь?!

— Охаё, Рафи, — пегас помахал копытом. — Мне спешить нужно, оставляю эту парочку на тебя.

Крылатый метнулся обратно по траншее, не взлетая, чтобы не выдать позицию врагу. Вскоре он исчез. А Шейди оглядывалась и всё не могла поверить: они с Рыбкой остались одни. Со своими пегасами, с кучей медикаментов, и с какой-то мелкой полосатой, которая уж точно ничем не могла им помешать.

— Эй, нельзя же!

Но Рыбка уже вовсю освобождала пегасов, верёвки скрипели под ножом.

— Ну нельзя же, говорю! Вы их всё равно не добудитесь!

— Заткнись, животное, — единорожка выбросила нож к шее полосатой. — Мне терять нечего. Я тебя прикончу в один миг.

— Ну давай, цветная! — зебра вытянулась, — Я тоже из «нечеготеряек»! Добро пожаловать в клуб!

Какая же она была шумная. И Рыбка, целиком с этим соглашаясь, коротко, без замаха, лягнула полосатую по зубам. Мелкая отшатнулась.

— Тупая чародейка, тупой призрак, — сплюнув, зебра продолжила как ни в чём не бывало. — И тупая я. Потому что меня, вообще, здесь быть не должно!

— Ты что, под дэшем?

— Я — окапи! Зачем вы напали? Это что, так весело, наших убивать?

Единорожка зарычала, обернулась; полосатая смотрела ей в глаза. Эти двое явно стоили друг друга. Пересечение темпераментов — извечная проблема, и Шейди уже готовилась решить её оглушающим разрядом электролазера, когда сверху донёсся свист и короткий хлопок.

— Хм, что это?

Шейди поднялась над деревьями, настроила оптику на запад. И вдруг поймала такой же равнодушный всевидящий взгляд.

— Так, мразерожки, у нас проблема, — туча стремительных точек шла с горизонта, — Ложись!!!

Она бросилась вниз, прямо на спину ойкнувшей единорожки. И тут всё потонуло в грохоте, воздух задрожал. Взрывы следовали один за другим, ближе и дальше. Сотни и сотни разрывов сливались во фронты ударных волн. Это была уже не батарея, и даже не дивизион, это называлось «Привет полосатым» от реактивной артиллерийской бригады. И подготавливали они местность не жалея боекомплект.

— Мы?.. Мы живы? — спросила Рыбка, когда всё немного успокоилось.

Если бы всё было так просто. Сейчас пусковые установки меняли позиции, транспортно-заряжающие машины уже ждали их на новых местах. Минут пятнадцать, максимум двадцать — и пришёл бы очередной залп. И Шейди показалось, что корпус Штуки покрывается конденсатом, когда она ощутила направленный луч радиолокатора, пришедший с высоты.

Она бросила взгляд на перепуганную до полусмерти единорожку, на сжавшуюся зебру рядом с ней, на кучку безвольно раскинувших крылья пегасов. «Вот теперь уж точно конец», — мелькнула печальная мысль. И самым несправедливым было то, что тушка одной земнопони по-прежнему лежала где-то далеко, в окопе наблюдательного пункта, а призраку взрывы объёмно-детонирующих зарядов повредить едва ли могли.

— Так, вы, обе, пихайте пегасов обратно! И сами следом за ними. Рыбка, как хочешь извернись, но загерметизируй ниши — только так у вас будет шанс.

А ей самой предстояло разобраться с главной проблемой. Робот-разведчик кружил совсем невысоко, едва не касаясь крон деревьев. Он снова и снова прощупывал траншею радаром, отсылая потоки данных куда-то в далёкий артиллерийский штаб. Этот крылатый автомат не был вооружён, по размеру лишь немного превосходил Штуку, а по внутреннему устройству был гораздо грубее. Расходное изделие, которое отстреливали в сторону противника, чтобы без нужды не расходовать ценный боекомплект.

Штука могла его уничтожить. С лёгкостью. Но стоило ли?.. Если вдуматься, именно потеря робота над зоной разведки могла поставить точку в решении на огонь. Зато был другой выход, и дождавшись очередного прохода Шейди метнулась наперерез. Взлёт, падение, расчёт траектории, смена шага винтов — и манипулятор Штуки ухватился за корпус робота, в точке сверху над крыльями, куда он в принципе не мог заглянуть.

Мгновенная вспышка лазера, небольшое усилие, и щиток приборной панели полетел вниз. Теперь смотрим. Блок накопителя, блок управления, блок камеры наблюдения и блок радара — каждый был аккуратно пронумерован, над каждым разъёмом значился цветовой код. И кабели были аналоговыми, стандартного военного образца. Легче лёгкого. Очередной круг, и Шейди сделала собственную съёмку местности; минута работы с кадрами, и фотографии сместились, скрывая траншею и аэродром; а затем она просто подключила блок управления робота к своему.

Итак, разведчик застрял в заколдованном цикле. Слишком тупой, чтобы заметить подмену; слишком специализированный, чтобы сменить на другое назначение вдруг исчезнувшую цель. Единственной проблемой оставались операторы, но Шейди сильно сомневалась, что в суматохе кто-то будет смотреть первые кадры — над горящим городом и усеянным кратерами склоном кружил далеко не единственный автомат.

Наконец-то она смогла оглядеться. Городок Тандапи, не самый маленький в округе, когда-то дающий приют тысячам семей — он превратился в горящие руины. Это был залп термобарических, несомненно: уж очень ровно раскидало доски стен и садовых оград; а дальше, за поросшим арахисом плато Шейди увидела то, что называлось не иначе как «Лунный ландшафт». Сад исчез, тонкие вишни снесло подчистую, и сотни кратеров лежали, спускаясь цепочками под обрывистый склон.

Старые добрые фугасные снаряды, не меньше восьми сотен, нацелили их на километровую полосу. Много ли дел они могли натворить?.. Не слишком. Огромная дальность, изрядный разброс — лишь треть снарядов легла на рубеже обороны, и лишь жалкие единицы нашли цель. ДЗОТ можно было поразить разве что прямым попаданием, и в кратеры превратились всего лишь пять из них; но кроме того пострадали минные поля, провода связи, хода сообщения — половина огневых точек разом вышла из системы огня.

И десантные планёры уже мелькнули над западным гребнем долины — пегасы спешили, чтобы не упустить шанс.

Схема боя

16:00

Тридцать, шестьдесят, полторы сотни крылатых точек. В первой волне их было не слишком много — одна транспортная рота и одна десантная — они шли, чтобы в разведке боем вскрыть систему обороны врага. Рискованная затея, почти что отчаянная, но на стороне такой тактике играла простая математика. Суммарная площадь планёров, сектора обстрела зенитных орудий — вероятность поражения. В этом деле рассеянный по фронту строй начисто обыгрывал групповую цель.

Планёры появились над насыпью лежащей вдоль долины автодороги. Шейди ждала, что они наберут высоту перед высадкой, но нет, крылатые снова нырнули вниз — это спасало от ракетного залпа, да и от большей части зенитных установок теперь прикрывал обрывистый склон. Но у каждого решения была оборотная сторона: чтобы не врезаться в скалы пришлось сбросить скорость, а кроме того в последние секунды вся цепь атакующих открывалась для флангового огня.

Шейди не видела ход атаки, но акустика робота легко распознала грохот зенитных орудий, бьющих с северной точки склона, пулемёты в ДЗОТах по фронту и многоствольные установки с южной стороны. Теория вероятности снова вела свою игру. Планёр был маленькой, узкой по фронту и весьма быстрой целью, даже в условиях полигона каждый требовал полтысячи пуль; ленты быстро заканчивались, стволы перегревались — а кроме того никто не отменял ответный огонь.

Частые, негромкие хлопки — лёгкие авиационные ракеты. Несерьёзное, смешное оружие, тем не менее оно делало своё работу — под таким огнём никто не рискнул бы высунуться из траншей. А между тем слышались глухие разрывы, это авиадесантные гаубицы стреляли прямой наводкой по выявленным целям; проносились точки управляемых ракет; и будто мало этого, плато вдоль и поперёк чертили линии трассеров — боевые машины десанта заняли позиции на склонах и теперь щедро расстреливали боекомплект.

Решающее мгновение — над краем плато показались первые планёры. Сто, сто двадцать, сто тридцать пять — полёт стоил роте десятой части личного состава. Неплохой результат, даже отличный; но им предстояло ещё высадиться, пройти через заградительный огонь и мины, а затем уничтожить, или хотя бы обозначить для артиллерии каждую выявленную цель. Всё только начиналось.

Планёры поднимались над склоном, почти вертикально, чтобы сбросить скорость, а затем по птичьи падали вниз. Неожиданно для себя Шейди осознала, что на жаргоне артиллеристов значило «подготовить местность». Смысл оказался буквальным: каждая воронка была готовым окопом, каждая скрывала десантника от носа до хвоста. Фугасные снаряды выполнили работу, на которую пришлось бы затратить долгие часы инженерных войск.

Пулемёты в ДЗОТах открыли огонь, но преимущества в высоте у них не было — очереди бессильно чертили грунт. Тем временем резонатор Штуки засёк первые следы единорожьей магии, взлетели камеры наблюдения и управляемые гранаты — и невезучие полосатые, оказавшиеся слишком близко от зоны высадки, начали погибать. А в дальней зоне работали подствольные гранатомёты: поднимался красный дым над обозначенной десантниками точкой, и уже через секунды развеивался — артиллерия умело сосредотачивала огонь.

«А ведь я недооценивала пегасов, сильно недооценивала», — пробормотала Шейдиблум про себя. Оборона полосатых была неплохой — да что там, практически идеальной — но десантники быстро и качественно вскрывали её изнутри. А тем временем над грядой появилась очередная цепь планёров, вторая рота готовилась высадиться на уже расчищенный плацдарм.

Проносились секунды. Десять, девять, восемь — планёры над автострадой. Семь, шесть, пять — скрылись за обрывом. Три, два, один — появились, в полном составе, готовясь сбросить скорость и падать вниз. В этот миг зебры показали, что ещё на многое способны. Это была дюжина коротких вспышек, в точности над зоной высадки, а затем сотни и сотни мелких взрывов внизу. Кассетные бомбы, вернее снаряды дивизионных гаубиц, которые ударили с востока, чтобы уже через восемь секунд дать новый залп.

Сочетание удачи, верного расчёта, быть может медлительности пегасов — но первые снаряды взорвались как раз в нужную секунду, когда планёры ещё не успели приземлиться, но уже снизились и открылись — показав вместо хоть как-то бронированного носа свой лёгкий, тканевый фюзеляж. Мелкие бомбы размером с гранату, они просто опустошили центр построения — в одно мгновение рота потеряла четверть бойцов. Следующие залпы уже не дали того результата, но нет-нет, да и снаряд разрывался над воронкой, где сидела пара, а то и тройка солдат.

«Благослови Богиня дивизионные пушки».

Шейди была готова молиться на них. Последние минуты отмеренные на перезарядку реактивной артиллерии как раз истекали, и теперь она точно знала, куда ракетчики нацелят следующий залп.

«Как там дела у мразерожек?..» — Шейди отпустила разведчика, оглядываясь, но вместо траншеи внимание приковало кое-что ещё.

Мост над рекой, у хутора, к востоку от долины. Всего несколько минут назад его здесь не было. Запись с камеры послушно откатилась, и удивлённая Шейди стала свидетелем, как из амбара выходит здоровенный тягач, слетает тент, выдвигается секция и опускаются опоры. Затем тягач обратно прячется в сарае, а мост остаётся, как будто всегда здесь был.

«Это всё неспроста», — она призадумалась. Какие резервы у полосатых? Зенитчики к югу не в счёт, они на грузовиках, а значит беззащитны перед артиллерией; мотострелки полегли в Итури; мелкие группы ополченцев можно не считать. В дивизионном резерве оставались только танки: не меньше батальона — и, похоже, как раз на этом направлении полосатые решили ввести их в бой.

Она поднялась выше, отчаянно рискуя, радиолокатор ощупал горизонт. Точно, там была дюжина отсветов на дороге, а за ними вторая колонна, и через полтора километра ещё одна. Пегасы, несомненно, уже засекли новые цели; вот только Шейди сильно сомневалась, что в суматохе боя кто-то обратит внимание на вдруг появившийся мост.

А выстрелы с севера всё звучали и звучали: это была не ложная атака, и даже не сковывающая — пегасы в штабе анклава пошли на охват, чтобы одновременно с высадкой десанта перерезать путь отхода врагу. Хотя, какие пегасы?.. Здесь они всего лишь поддерживали атаку. Почерк Берришайн легко угадывался в построении, третья рота шла в обход Агростанции, чтобы окружить её и без особой спешки вытеснить отчаянно обороняющийся взвод. Реку они не видели, да и ничего не смогли бы сделать против танков, когда все ПТУРСы достались врагу.

— Эй, мразерожки! — она снизилась — Сидите здесь тихо, не высовывайтесь, я вернусь.

Шейди рассчитала курс, оглянулась на мгновение и понеслась вперёд.

16:10

Десять секунд, двадцать, тридцать. Она спешила, выжимая всё возможное из винтов, но маленький квадракоптер уступал по скорости любому крылатому летуну. А ещё приходилось маневрировать между кронами деревьев — было слишком опасно подниматься, как, впрочем, и спускаться к земле.

На тридцать пятой секунде Шейди услышала свист, небо расчертили реактивные снаряды. Спасибо артиллеристам полосатых, большая часть потока уходила дальше за горы; но не меньше дивизиона всё-таки выбрали ближнюю цель. Мелькнули огни над Агростанцией; неяркие белые вспышки; а следом за ними в небо взметнулись обломки и серая бетонная пыль. Пришёл грохот. Всё, что она успела, это прижаться к дереву, сучья которого тут же затрещали под ударами случайных осколков и пересекающихся волн.

Было у реактивной артиллерии одно большое достоинство — особенно с точки зрения попавших под обстрел. Залп длился какие-то секунды, а затем для уцелевших наступала тишина. Впрочем, случались исключения. Бедолагам на Агростанции не повезло: сразу же следом за реактивными снарядами посыпались осколочно-фугасные мины, открыли огонь автоматические гранатомёты с северного холма. Под прикрытием дыма, через расчищенное артиллерией поле, — третья рота выдвинулась вперёд.

Шейди не рискнула включить радар, но и без этого чувствовала ритм атаки. Три сотни метров, три сотни секунд — гренадеры работали без лишнего риска. Они двигались от одного кратера к другому, отмечая флажками чистые от мин проходы. Вернее от управляемых зарядов, подключенных к сейсмическим датчикам — заграждение было далеко не простым. Но даже с этим можно было бороться: такими немудрёными средствами, как верёвки, кошки и индуктивные катушки, реагирующие на металл. Сейчас бойцы третьей роты спешили, и поэтому не оттаскивали, а попросту подрывали мины перед собой.

Зебры могли позволить себе всего лишь три ряда неплотного заграждения. И поэтому, даже быстрее чем за положенные пять минут гренадеры прошли. К тому времени полосатые очнулись: они стреляли из уцелевших бойниц, пытались сосредоточить огонь по расчищенному проходу; но в дыму, на подготовленной артиллерией местности, не так уж много у них было шансов кого-то задеть. Шейди услышала первые взрывы гранат, короткие очереди штурмовых карабинов. Время пришло.

Она включила радар на мгновение. Дюжина точек проявилась справа, дюжина слева, ещё несколько мелькнули за окнами — полосатые спускались вниз. Теперь пора, Шейди метнулась вперёд, стараясь держаться как можно ниже и ориентируясь по карте высот. Изредка уточняя расстояние лазером, сжав до предела восприятие времени — она легко проскальзывала мимо секторов обстрела и зон опасности управляемых мин. Она чувствовала себя птицей. Нет, чем-то большим, чем птица; и куда большим, чем любой жалкий, ограниченный лишь собственным зрением пегас.

Растягивая секунды в минуты она пронеслась через выбитый снарядом провал. Мгновение, и оказалась над люком в туннели. Лазер нащупал вентиляционный колодец, импульс усилился на долю секунды, скрипнул манипулятор — и решётка полетела вниз. Теперь она должна была стать самой тихой и незаметной пони на свете. То есть роботом. И у робота в этом деле было огромное преимущество — гренадеры не ждали угрозы от железяк. Нет, конечно, зебры ставили растяжки, не брезговали и заранее расставленными зарядами, управляемыми по кабелю; совсем рядом как раз взорвался такой; но никто не стал бы ставить взрывчатку в системе вентиляции бункера — зебрам ведь тоже хотелось дышать.

Обычно так подземные убежища и зачищали. Немного разведки, несколько зарядов в системе вентиляции — и всё, спустя день-два можно собирать тела. Так что оставалось только ждать, вслушиваясь в шелест камер наблюдения, летающих по коридорам. Ещё пять, десять минут ожидания — и гренадеры её сами найдут. И, Шейди надеялась, к этому времени они уже перестанут закидывать гранатами всё что движется и не движется; да и командование роты должно было подтянуться сюда.

Минута ожидания — шорох вокруг, холодок магии и редкие взрывы. Вторая и третья минуты — едва ощутимые шаги на крыше и за стеной. Пятая минута — грохот подрывных зарядов, топот по коридорам.

— Вторые, к подвалам! Третьи, верхний этаж! — знакомый голос. Шейди узнала Рэя, как всегда он лез в самую гущу событий.

— Всё чисто, ставлю СПГ!

Айрис? Что она делает здесь?.. Послышались голоса других командиров — здесь была не только Айрис, но и весь третий взвод, который, вообще-то, должен был охранять ретранслятор; а заодно тушку одной земнопони… Уже который час неподвижно лежащую на камнях.

«Проблема».

Что у неё было: только робот — как известно похищенный врагом. Чего у неё не было: кодов связи, паролей, знания обстановки на фронте. На месте Рэя она бы не поверила, или, хуже того, приказала бы взять под стражу подозрительное существо. А где-то там ждала Рыбка, вновь одна, в окружении озверевших от боя полосатых, и пегасов, стреляющих по всем вокруг.

Но поздно исправлять ошибки — Шейди поймала на себе пристальный, немигающий взгляд.

— Эм, привет?.. — она помахала перед камерой манипулятором. — У меня тут сообщение, ошалеть какое срочное. А ещё я подглядела карты врага!

— Шейди?.. Какого дракона?!

Её вытащили из воздуховода, положили на снарядный ящик. Взведённая граната медленно кружилась вокруг.

— Да я это. Я! Управляю роботом дистанционно. Дайте лист бумаги, нужно передать план!

В коридор никто не вышел, но её всё-таки послушались: появилась планшетка со стилусом, ещё несколько камер в разноцветных облачках левитации закружили вокруг. А она уже чертила. Лазером, естественно. Линия, ещё линия, кривая, полукруг — тридцать знаков в секунду! Куда там рогатым офицерам — такой скорости и точности в работе с картой Шейди не видела нигде и никогда.

— Вот, смотрите, здесь у них второй рубеж. Всего триста метров к югу от Агростанции. А третий рубеж дальше, спрятан в лесополосе. Если пойдут в контратаку, они сосредоточатся именно там. Но это не главная проблема. Видите хутор под меткой три сто?.. Полосатые навели механизированный мост. По дороги с Отиака идут танки, через полчаса они начнут переправу, через час развернутся и будут здесь. Я видела батальонную колонну, без поддержки с воздуха вам ни за что не устоять!

Несколько секунд длилось молчание.

— Ты здесь, в бункере? Скажи точно, где ты сейчас.

Шейди почувствовала, как закипает.

— Глэр Рэй, мусье, вы меня слушаете? Танки наползают, добрый сэр!

— Да знаю я! — единорог показался в дверном проёме. — Где тебя держат? Мы начинаем штурм бункера, мы должны знать.

Шейди посмотрела на его удивлённо-испуганную морду, бросила взгляд на только что начерченную карту — и вдруг осознала, что уже ничего не понимает. Слава оптическим нейросетям, у неё было сколько угодно времени, чтобы обдумать каждую мысль.

Зрачки единорога застыли в неподвижности, пылинки остановились — и только слишком быстрые для оптики робота молекулы вели свой неспешный хоровод.

16:30

«Всё же хорошо быть Штукой», — решила Шейдиблум, когда субъективные часы отсчитали шестой десяток минут. Она успела выстроить несколько теорий и отказаться от них, мысленно начертила карту ассоциаций, сверила зебринские планы с кадрами аэрофотосъёмки. Данных было мало, но вполне достаточно, чтобы придумать план.

Главная проблема — её тело пропало. Куда?.. Сефу уже захватил душу — значит происки врага исключались. Кроме того реальными виделись лишь два варианта: в первом её забрала вернувшаяся Раими, которая слишком спешила, чтобы предупредить взвод; во втором столь же скрытно это сделала Старлайт. Конечно, был и третий, где её забирают зебринские недобитки, чтобы пытать, выпотрошить и насадить голову на пику. Думать об этом не хотелось.

«Может подскажешь?»

Но вендиго не отвечал. Шейди не знала, насколько на него влияют мотивы нового медиума и насколько собственные. Хотел ли он напасть на Тандерхед?.. Со всей очевидностью — нет. Во-первых слишком поздно; во-вторых он отпустил Раими на переговоры с ним.

С другой стороны вендиго одним присутствием сдерживал облачный замок. Причём с минимальным риском для себя. Имея массу не больше среднего жеребца он мог уйти в любой миг: даже если заклинание перехода заблокируют, ничто не мешало воспользоваться левитацией, самолётом, или кем-то из пегасов. Древнее чудовище должно быть наслаждалось моментом, где все факторы играли против его врагов.

Если смотреть с такой точки зрения, их начальный план — найти, остановить и обезвредить — становился попросту невыполнимым. Нужно было освободить пленных, а затем вывести из боя батальон. «Проект» не мог себе позволить конфронтации с Анклавом, но и открытой поддержки наступления тоже — в любой игре был известный предел.

— Рэй, слушай внимательно, — она произнесла, вернув нормальный ход времени. — Я сейчас с командиром. В бункере нет пленных, как и центра управления. Наших пегасов держат на скрытом в лесу аэродроме, это всего в километре к юго-западу. Там нет никакой обороны, по крайней мере на известных мне картах. Но вы не успеете добраться до прибытия танков. Радиоподавление держится, и я не думаю, что они знают о захвате Агростанции. Вы должны пропустить колонну и только затем выдвигаться вперёд.

Единорог прижал копыто к шлему. Он мог задать десятки сложных вопросов. «Как ты управляешь роботом?», «Откуда ты взяла эти карты?», «А чем докажешь, что это не ловушка?» — и она не смогла бы ответить. Да что там, в худшем случае всё что она видела и слышала тут же узнавал враг. Тогда третья рота погибла бы в полном составе. Но разве бывает победа без риска?.. По крайней мере в этом, далеко не лучшем из миров.

— Я понял, — Рэй ответил, приближаясь. — Что будешь делать ты?

— Я должна вернуться. Дочь мэра с пленными, опасно оставлять её одну. Также там удобная для наблюдения позиция. Если танки сосредоточатся в лесу, я постараюсь указать место. Это будет красный сигнал.

— Принято. Разрешаю лететь, только не задерживайся здесь.

Не доверял он ей ни капельки, это понятно. И очень досадно. Когда один офицер не доверял другому, вся ответственность ложилась на вышестоящие штабы; а они и без того утопали в докладах, они не могли за всем уследить.

— Удачи, ребята.

Она метнулась в проход. Мимо удивлённо провожавших взглядами гренадеров; через пролом, где уже оборудовали пулемётную точку; дальше и дальше, пока всё вокруг не утонуло в мареве зелёных ветвей.

Оптика засекла полосатых: сначала одно отделение, спешащее к Агростанции, затем второе, видимо разведывательное, засевшее на краю лесополосы. Эти могли предупредить танкистов, но вариант «Напасть», — Шейди отбросила в первый же миг. Слишком опасно, да и энергия в кристалле уже упала до жёлтой черты. Нужно было подзарядиться, и это было ещё одной причиной, почему она так спешила к Рыбке. Единорожка — лучший электрогенератор, особенно с учётом того, что её магия скорее не достоинство, а проблема для всех.

Вот и знакомая лужайка, ничем не отличающаяся от сотен других; дальше взлётная полоса, склады и траншея с медицинским пунктом. Шейди приметила, что штабель ящиков уменьшился — наверняка забрали пегасы. Стрельба с запада тоже поутихла, но в этом не было ничего удивительного: десантники растратили большую часть боекомплекта, и теперь в трогательном единстве с полосатыми пытались перегруппироваться. В одном месте они отступали из огневых мешков, а в другом выдвигались на брошенные противником позиции — что называется, выравнивали фронт.

Если не считать артиллерийского огня, теперь звучавшего ещё и с юга, в лесу было очень тихо. Птицы разлетелись, да и мелкая живность быстро узнавала о применении ядов, и бежала как можно дальше, где-то за горизонтом превращая всю землю в панически пищащий, шевелящийся ковёр. Так война становилась причиной переселения народов — и Шейди не знала, где здесь малый, а где большой масштаб.

— Хэй, мразерожки, скучали? — она влетела в траншею и обнаружила пару кобылок, лежавших бок о бок. Рядом с ними валялись разбитые в хлам медицинские приборы, неровно помигивал красным дыхательный аппарат.

— Что?..

Пегас лежал на дне траншеи, в луже натёкшей крови. Всё его тело покрывали резаные раны, лицо было избито, он не дышал.

— Зачем?..

Она упала на землю. Потом взлетела и метнулась ближе, опускаясь брату на грудь. В мыслях стояла пустота. Камера держала в фокусе единорожку, а та равнодушно смотрела в ответ. Вызвать прицел, активировать оружие. «Но зачем?..» — снова мелькнул в мыслях тот же вопрос.

Единорожка поднялась.

— Не двигайся. Я выстрелю, если ты зажжёшь рог.

— Это я сделала! — вскочила полосатая, — Убей меня!

— Нет я! Она тут ни при чём!

Единорожка схватила полосатую копытами за шею, то ли пытаясь задушить, то ли просто прижимая к земле. Шейди было всё равно: пока они заняты друг другом она метнулась к стоящим вдоль стен траншеи ящикам. Хирургические комплекты, войсковые аптечки, бинты, плазмиды, снова бинты. Наконец, она нашла контейнер с красным глифом: немалое усилие потребовалось, чтобы сорвать крышку, но герметичная упаковка поднималась легко.

Структурный гель по обе линии фронта паковали в одинаковые пневмошприцы. Один кубик — осколочная рана; два — пулевое ранение; три — ожог или тяжёлый перелом. Работало лекарство быстро, но передозировка, по мнению многих, была хуже чем смерть. Последнее, впрочем, гелем тоже лечили — только требовалось его больше, чем стоила жизнь в итоге получившегося существа.

17:00

Раны не закрывались. Она уже ввела полсотни шприцов; шерсть опадала с кусочками кожи; но тело просто не восстанавливалось до прежнего состояния, хотя должно было, по всем её знаниям медицины — должно. Мир как будто позабыл этого пегаса, или просто не хотел его возвращать. «Гидра» помешать не могла: после такой передозировки гелем внутри не могло остаться ничего живого. Лечению мешала сама долина, а вернее контур, висевший над ней.

Что же, контур она не могла уничтожить. Никто не мог. Нужно было забрать брата из долины, но тут снова вмешивалась проклятое волшебство. Она не могла оживить Кроу, пока где-то здесь заперта его душа. Она уже сотню раз просила вендиго, обещала ему дружбу, верность — да что угодно! — но тот не отвечал.

— Прекрати, почему ты делаешь это?.. — снова просипела полосатая из под прижавшей её единорожки.

Это невозможно было терпеть.

— Да потому что мы дружим! Ты знаешь такое слово, дру-зья?!

— Мы тоже дружили, а потом он предал меня, — высказалась рогатая. И мелкая зебра поддакнула ей.

Эти ничтожества ничего не понимали. И даже не пытались понять. А ведь история была такой простой, такой обыденной. Жила на свете одна земнопони — чуть более умная, чуть более талантливая, чем миллионы других — и все хотели ею воспользоваться. Родители, названая мама, волшебница по имени Старлайт. А один единственный жеребёнок предложил ей дружбу, единственную настоящую дружбу — он последовал за ней.

Да, он делал ошибки, он использовал других. Но убивать за это — разве можно?! Он же пытался починить мир!

— Ты, — манипулятор указал на рогатую. — Перенеси его на тележку.

— Я не…

Она выстрелила в зебру, коротким разрядом, только чтобы заставить кричать. И ожидания оправдались — Рыбка дёрнулась как от удара, вскочила, зажгла рог. Несомненно, она могла уничтожить робота; но понимала и простую истину — лазер быстрее волшебства. Теперь нужно было неотрывно следить за зеброй — одна ошибка могла стоить всего.

— Перенеси его на тележку, затем толкай.

Единорожка подчинилась. И уже через несколько мгновений, медленной, молчаливой колонной они последовали к аэродрому. Шейди несла второй контейнер со шприцами структурного геля. Ещё полсотни кубиков, этого должно было хватить. Про себя Шейди молилась, чтобы никого не оказалось на пути. Особенно пегасов. Они бы убили единорожку с её полосатой подругой, а ведь эти двое не заслуживали смерти — они всего лишь ошиблись. Нельзя было за ошибки убивать.

Шейди отсчитывала секунды. Сто двадцать, сто восемьдесят, двести шестьдесят… Наконец, впереди показался подъём на взлётную полосу. Густые кроны сейбы скрывали небо, но резонатор чувствовал пегасов. Трое с севера, Трое с юга — они взлетали над лесом на мгновение, чтобы тут же снова скрыться в ветвях. «Наблюдатели», — подумалось сначала, но потом в их действиях появился ритм. Две секунды — первый, второй, третий. Секунда — четвёртый, пятый, шестой. Это был код — они что-то передавали, а на каждом командирском танке тоже был чувствительный к магии прибор.

— Рыбка, готовь самолёт к взлёту. Брата и лекарства в грузовой отсек.

— Я не умею.

— Умеешь, не лги.

Не важно, что у неё не было опыта: она знала приборы, умела работать с планёрами, была в кабине подобной машины меньше чем сутки назад. Совершать посадку ей всё равно не придётся — нужно было только взлететь. Причём вовремя. Акустика уже ловила шум танковых дизелей с юго-востока, до переправы им оставалось всего ничего.

— Я не брошу маму, — пробормотала полосатая. Но сбежать не пыталась: слишком хорошо помнила боль от разряда. Как, впрочем, и вторая. Боевого духа ничтожеств хватало только на слабых и больных.

— Завёлся. Топлива полный бак.

— Хорошо. Зебру на пассажирское место, начинай разгон.

— Я не сумею.

— Тогда вы умрёте. Начинай.

Больше единорожка не спорила. Изрядно дрожа она положила копыта на штурвал, взгляд забегал по приборам. Самолёт тронулся, медленно выходя из под маскировочной сети. Теперь ему оставалось только пройти полсотни метров рулёжной дороги; повернуться, не повредив крылья; и наконец подняться с полумили взлётной полосы. Второго шанса не будет — Шейди всё чётче слышала лязг танковых гусениц и уже догадывалась, куда они повернут.

Если уж Хвостатые успели передать, что Агростанция захвачена — танкам оставался единственный путь в город: десять минут по серпантину, а дальше через аэродром. Поэтому Шейди держала сигнальную ракету. Она не знала, чего ждать от гаубиц, способных накрыть это место прямой наводкой — и поэтому ждала. Хотя, была и другая причина: по такой цели как танковый батальон могли отработать и ядерной ракетой, и полным залпом реактивной бригады. А пленные были близко, слишком близко — у них не было шансов уцелеть.

Самолёт двигался так медленно, так неровно. Высокое крыло качалось из стороны в сторону, вверх и вниз дёргались закрылки. Единорожка как будто забыла, что к шасси прилагаются дисковые тормоза.

Взгляд всё метался то к рулёжной, то к ждущей пуска ракете. Она обещала помочь Рэю — задержка могла стоить многих жизней — но просьба пегаски «Дозора» тоже не выходило из головы. Где-то там лежало тело одной земнопони, а в сумке ждал уже порядком помятый конверт. Как она будет передавать его незнакомому крылатому жеребёнку? Что скажет тогда?.. Время растягивалось, вопросы донимали — но благодаря мыслям о других собственная боль уходила на второй план.

Наконец, уже видя самолёт в начале взлётной полосы, она решилась. Земля заскользила под винтами, так и не запущенная ракета осталась позади.

17:10

Азимут, угол атаки, ход винтов — расчёт на опережение. Робот делал это как на инстинкте, но не ошибался никогда. И вот фигура самолёта приблизилась, заполнила весь обзор — и с коротким скрежетом манипулятор зацепился за стойку крыла; включились магниты; секунда, и микрофон прижался к стеклу.

— Рыбка, начинай разгон. Идём на восток, вдоль реки. Высота минимальная, поднимешься выше сотни — убьют.

— Да срань драконья! — единорожка обернулась. — Это невозможно! Там всюду дым!

Ну конечно, зебры поставили дымовую завесу, чтобы прикрыть от огня танковый батальон. И первые танкисты уже пересекали реку, ориентируясь только по гирокомпасу, не сбавляя скорость ни на миг. Кто-то упадёт, кто-то будет задыхаться — но большинство должно пройти. Этим ачу отличались от жалких трусливых единорожиц: они жили общим делом и готовы были, если надо, пойти на смерть.

— Во-первых у меня дальномер. Во-вторых… — Шейди качнулась в сторону зебры. — Мне напомнить?

— Ей всего десять, мать твою!

«Этой туше?.. Впрочем, не важно».

— Тогда задумайся, рогатое ничтожество, что с ней сделают товарищи Кроу. Начинай взлёт!

И наконец-то единорожка прониклась. Двигатель взревел, вращение пропеллера слилось в сплошной круг. Шейди неотрывно смотрела на приборную панель. Способность сжимать время давала огромные преимущества, но теория аэродинамики не заменяла игр с симулятором, не говоря уж о планёрных полётах, которыми Кроу с Рыбкой увлекались с детских лет.

«Почему она его убила?.. Почему?!»

Они ведь дружили, по-настоящему дружили. Он её поддерживал, а она всюду следовала за ним — для этой парочки не существовало законов и преград. Они сбегали и возвращались когда хотели. Могли отомстить грифонам, да так, что нападения прекратились на годы вперёд; могли взять планёр и отправиться в Филлидельфию, чтобы подарить теряющим рассудок пони письма от родных. Эти двое были способны на любую глупость — по форме — но за каждым поступком скрывалось глубокое понимание мира вокруг.

Смесь прямоты и внутренней свободы, «Магия простых решений», — которой Шейди так хотела научиться, но боялась и не могла принять. А ведь она действовала, подчас вернее, чем её лучшие проекты и самые хитрые комбинации Старлайт. Но в итоге всё могло обернуться провалом. Она ошибалась, и пони погибали от поломок машин. Командир ошибалась, и пони погибали, когда грифоны предавали с таким трудом подписанный договор. И эти двое тоже имели право на ошибку — в мире не было совершенного волшебства.

А между тем тряска закончилась: они оторвались от земли. Шумел мотор, свистел ветер — самолёт летел через непроглядную черноту.

— Правее. Крен на шесть.

…

— Не мешай.

Вольному воля. Хотя, зря она спорила: лазер Штуки был достаточно мощным, а приборы чувствительными, чтобы поймать отсвет даже в таком дыму. Сейчас лучевая пушка работала в качестве высотомера: числа прыгали и менялись, то нарастая, то падая чуть ли не к нулю. Овраги и провалы, скалы и деревья — такой непредсказуемой была эта «истинная высота». Но всё же гироскоп показывал верный угол атаки, лишнего крена не было — и мысленная карта скользила под крыльями и шасси.

— Мы над рекой. Держи курс.

…

Прошло полминуты, позади осталась полная морская миля, а дым всё не редел. Сотни, а может и тысячи дымовых шашек горели на склоне долины. Они не были препятствием для радиолокатора, но Шейди догадывалась, что увидит, если рискнёт его включить. Уголковые отражатели: такие простые и функциональные — отсвечивали они в точности как танк. Тепловизионные прицелы тоже не были проблемой для средств маскировки. На самом деле единственной проблемой — фундаментальной — было то, что в современной войне ничто невозможно полностью скрыть. Так и они не надеялись скрыться, но скорость самолёта превосходила предельную для пегасьего планёра, и это могло обмануть зенитчиков врага.

Минута, и небо расчистилось, внизу зазмеилась река, а справа то появлялась, то исчезала скрываемая рощами автодорога. И снова Шейди смотрела, остановив мгновение, — белоснежные вершины приковывали взгляд. Высокие, плоские сверху — помнившие буйство стихии миллионы лет назад. Это место называлось Аллеей вулканов, а ещё родиной драконов, хотя чешуйчатые, большей частью, ушли ещё в начале войны. Судьба оставшихся была печальной.

Драконы не прощали, не забывали, и сражались за своих подопечных до конца. А ещё они возвращались, снова и снова. Дух можно было поразить разве что ядерной бомбой, так что потерявшие тело драконы создавали новое из камня и песка. Их останки теперь усеивали всю долину: булыжники темнели провалами глаз, блестели на солнце мраморные пики рёбер, угадывались среди гальки цепочки позвонков. Со временем души драконов деградировали, утрачивали чувства и волю к жизни. Считалось, что такая судьба ждёт каждого волшебного существа.

«Меня тоже?» — задумалась Шейдиблум. Она чувствовала себя нормально, да более чем нормально. Ещё час назад она наслаждалась полётом, наслаждалась бодростью и ясностью мысли, и особенно способностью замедлять мир. Последнее хотелось оставить навсегда. С другой стороны появилась эмоциональная скупость, отрешённость — ещё большая, чем она обычно замечала за собой.

17:15

— Рыбка, Рафи, слушайте. Примите рад-протекторы, возьмите защитные маски и очки. Когда доберёмся до истока, дальше движемся на север. Кратер ядерного взрыва, это наша конечная цель. Мы не будем приземляться, вы прыгните и на мембране спуститесь вниз.

Полосатая сглотнула.

— Не бойся, доверься подруге. Ей приходилось делать это не одну сотню раз.

— Мы не подруги.

— А похожи.

Зебра промолчала, опустив голову и прижав копыта к лицу. Очевидно, говорить она не хотела; но это не имело значения, нужно было вытащить пленницу хотя бы на минутный разговор.

Шейдиблум заставила себя хмыкнуть, затем продолжила:

— Я не убью вас. Кто я, чтобы вас судить? Из-за моих ошибок погибли сотни и пострадали тысячи пони. Я хочу спасти брата, но и вас тоже.

Полосатая молчала, но единорожка отвлеклась на секунду, бросив на неё косой взгляд.

— Слушай, — Шейди убрала прицельную метку и обернулась к Рыбке. — Тебя я обещала вернуть маме. Она тоже здесь. А тебя, — взгляд вернулся к полосатой. — У тебя есть родные?

— Я — окапи! А ты тупой призрак. Заткнись, а?..

Нет, ну точно жеребёнок. И почему другие вечно удивлялись, что одна земнопони недолюбливает жеребят?..

— Отстань от неё, — вмешалась Рыбка. — Кроу убил её мать.

— Но он пытался…

— Лично убил!

Ладно. Не стоило провоцировать рогатую, от работы которой теперь зависело всё. Внизу уже мелькали острые обломки обсидиана, вершина древнего вулкана перекрыла горизонт.

Место назначения показалось внезапно. С севера и с юга его скрывали скалистые склоны, а на западе долина сужалась, становясь расщелиной быстрого высокогорного ручья. Здесь не было деревьев, только кустарник, который превратился в пепел близ точки ядерного взрыва, а на вершинах стоял изломанными ветвями, черневшими без листвы.

Самолёт пронёсся мимо за полдюжины секунд, но этого времени с избытком хватило и на импульс радиолокатора, и на панорамный снимок — который Шейди изучала несколько следующих мгновений, или, субъективно, полтора часа.

Здесь располагался центр управления противовоздушной обороны — мобильный, разумеется — который пегасьи диверсанты не рискнули сами атаковать, но чтобы скрыть приближение Тандерхеда расщедрились аж на килотонный ядерный заряд. Это было грязное, переносное устройство, которое оставило заметный до горизонта радиоактивный след. Ни одной зебры близ кратера не оказалось — выжившие поспешили уйти.

— Рыбка, сбавь скорость и заходи вдоль долины. На первом заходе сбрасываете Кроу, на втором прыгаете сами. Затем ждёте меня, я уведу самолёт.

«Ты здесь?»

Муть пробежала перед взглядом, манипулятор дёрнулся — как будто Штука на долю секунды вернула контроль над собой. Мелькнул страх и снова время остановилось, но в этот раз Шейди вместо привычно замершего самолёта увидела медленное, плавное вращение винта.

«Проблема…»

«Да где же ты?!»

Она узнала голос брата: тусклый, как будто звучащий издалека. Или, напротив, очень близко. Она что-то видела, что-то мелькавшее угольными и янтарными оттенками — и хрустевшее, словно стекло. Это что-то ломалось, получая сильнейшие удары, — и расходящиеся волны рушили связь.

«Брат, делай что хочешь, но дай мне время».

«Эм-м…»

«Хотя бы несколько минут. Я тебя спасу».

«Понял».

Что-то мелькнуло, вспыхнуло, и чувства восстановились. Снова она видела замерший винт, но теперь ни секунды не оставалось для пустых размышлений — настало время работать, причём так, как не приходилось ещё никогда. Шейди убрала видеопоток и данные с приборов робота, перед взглядом открылся мерцающий одинокой строкой терминал. Сто лет она не пользовалась интерактивным текстовым редактором, но навыки быстро возвращались. Тусклый голос Штуки начал зачитывать справку, открылись старые шпаргалки по вероятностной логике и действиям искусственного интеллекта в неравновесной среде.

Карта высот, относительные координаты, время и действия — с точностью до секунд. И конечно же записи голоса, ведь Рыбка не должна ничего заподозрить. Шейди не знала, сколько у неё оставалось времени, поэтому маленькому роботу предстояло сделать всё самому. Увести самолёт, найти единорожку, а затем и тело брата; заставить Рыбку войти в центр кратера и провести ритуал. И самым сложным было то, что ритуал придётся проводить Штуке: пользуясь мелкой рогатой, как инструментом; электролазером, как средством управления — и хранящей тысячи заклинаний памятью, как функцией контроля, ведь одна рогатая; сдуру, или по злому умыслу; обязательно попытается всё завалить.

Как-то раз, начав работу над проектом своего первого микрорайона, Шейди попробовала оценить, сколько это потребует времени. Тогда ей хватило трёх лет и двух с половиной тысяч часов. Немного, на самом деле: любимый текстовый редактор — Vim — стал для его создателя работой всей жизни, а над ядром операционной системы тысячи пони трудились с самого начала войны. Что же, её новый проект требовал объединить тысячи функциональных элементов, оформить в десятки тысяч строк кода — а ещё избавиться от ошибок, по крайней мере от их абсолютного большинства.

«Богиня, помоги мне остаться собой».

Она работала, и часы складывались в недели, а недели в месяцы, выстраивающиеся один за другим.

17:20

Она не думала, что успеет. Самолёт дважды прошёл над долиной, вниз спланировала мерцающая сфера: горячая, словно воздушный шар; ещё два прохода — сияние в кабине — и Рыбка, подхватив свою полосатую, прыгнула уже сама. Кажется, зебра кричала, но Шейди не стала слушать аудиопоток, да и кадры обстановки получала только раз в несколько субъективных дней. Скорость передачи данных, как оказалось, была далеко не бесконечной — и сколь не сжимай время, узким местом оказался канал.

Методы передачи магнитного поля, структура сверхпроводящих частиц, резонансные перестроения трансэкваториальной сети — о да, Шейди более чем освежила знания. Впервые она всерьёз вчиталась в «Основы магических сетей». Работу приёмо-передатчика Штуки удалось немного улучшить, отсеяв помехи, но в «Основах» не писали, как призрачная пони могла бы отрастить себе столь же призрачный рог. Тогда Шейди перешла к архиву запретных наук. Некромантию не любили в Кантерлотской школе, библиотека в памяти Штуки была далеко не полной — но это было лучше, чем ничего.

Оживление, превращение, природа мира духов — авторы старых учебников не гнались за изящными формулировками: схемы заклинаний дополняли иллюстрации с примерами и простые, понятные каждому слова. Шейди читала «Строение души» и чувствовала себя так, словно открыла каталог деталей, вот только не какой-нибудь машины, а самой себя. Исследователи магии смерти были прагматиками: они искали способ продлить жизнь, пусть даже в искусственном теле — но открывали всё новые и новые горизонты проблем.

Сознание — исходная точка нашего взгляда на мир — оказалось далеко не простой штукой: призрачной и неуловимой. И не важно было, привязано ли оно к телу, или заключалось в душе. Истории из «Сознающего ума» лишь поднимали вопросы, но на главный из них: «Что именно переносить?» — никто до сих пор не дал корректный по строгим научным критериям ответ.

Душа являлась лишь временным пристанищем сознания; имитация тела была ограниченной, память непостоянной; после разделения срок жизни составлял лишь несколько лет. Пони уходили в рай, или окончательно погибали — как будто перенаселение мира бродячими душами было проблемой для богов. Впрочем, тот же Сомбра писал, что боги, это всего лишь духи древних волшебников, которые преодолели собственные ограничения и стараются позаботиться о живущих внизу.

Там, за окном, душ триллионы.

Жизнь их лишь миг, грустный и сонный.

Им не достичь счастья самим.

Кто, кроме нас, может дать его им?

Эти слова стояли в эпиграфе единственной касающейся судьбы призраков книги. Было много строк о природе сознания, о естественном стремлении к жизни и счастью, наконец о личной свободе — создавшей красоту искусства и невообразимую сложность государственных систем. «Общество нужно сохранить, — писал старый волшебник, — но это не значит, что можно мириться с болью живущих внизу детей». Он призывал к развитию и мечтал, ничего не разрушив, построить рай на земле.

Что же, Богиня работала над этим. Новые дома и новые улицы, атомные электростанции и автоматизированные заводы, развитие телефонной, а затем и оптоволоконной сети. Может и сама гонка вооружений?.. Соперничество с Зебрикой могло быть как причиной, так и следствием работы, ведущей всех вперёд. Жертвы не были абсолютными, и государства развивались, отбрасывая бесполезные детали, чтобы испытать всё новые и новые пути. Однажды системы стали слишком сложными и схлопнулись в огне саморазрушения, но в другом варианте событий могли перейти на совершенно новый, немыслимый для древних богов этап.

Но хватит о философии: как бы она ни была важна, гораздо больше Шейди узнала из дневников исследователей, отдельных статей и отраслевых книг.

Печальным открытием оказалось, что электромагнитный импульс убивает души с той же лёгкостью, что и тела. Духи были растянутыми в пространстве созданиями — но не бесконечными, и не продублированными в тысяче мест. Например, она сама превратилось в очень длинную пони, чей хвост крепился к куполу над долиной, а голова была привязана к Штуке маленьким подобием «Ловца душ». А может и наоборот. У духов не было определённой формы, не было хвостов и голов; был только резонансный сигнал и подчинившиеся ему частицы — число которых, теоретически, можно было увеличить, но Шейди не нашла как.

«Ты же земнопони! Всего лишь земнопони!» — в мысленном образе рисовалась типичная рогатая: белошёрстая и светлогривая, вечно таскавшая дурацкую бандану с дыркой под рог. Впрочем, Шейди если на кого и злилась, то только на себя. Использовать Рыбку было не лучшим решением, но ещё худшей идеей было бы звать Старлайт. Даже если командир ответит на вызов со старым паролем, полосатые могли среагировать ещё быстрее. Теперь уже Шейди не сомневалась — Сефу точно так же способен играть с ходом времени, и, хуже того, постоянно следит за ней.

Его внимание чувствовалось: настроенный на низкие частоты резонатор показывал сигнальные нити, крепящиеся к новой, чужеродной части души. Должно быть все кристальные пони были заражены этим — потому-то их и не пускали в рай. Впрочем, не важно.

Она закончила с программой, прочитала полторы сотни книг по основам магии, прониклась идеями некромантов прошлого — да что там, она прожила во внутреннем мире робота полный, лишённый сна и всех прочих потребностей год. Многое ещё не было сделано, многое не завершено; но Шейди чувствовала, как помехи усиливаются — импульсные, хаотичные — они исходили из двух точек под куполом контура, рядом с одной из которой торчал её, хм, хвост.

Время уходило, но Шейди всё же отметила новый год в компании Штуки. Маленькому роботу безумно нравились парусники, а ещё пингвины, звёзды и яблочный сок — к этим явлениям его внимание возвращалось снова и снова. А может и ко многим другим, ведь средствами системы можно было отследить только внимание к файлам, но не к секторам памяти, которые менялись и перестраивались каждый миг. Штука жила в быстром, чудовищно быстром мире, но, быть может, она всё же замечала пришельца — эту неловкую черепашку из мира застывших картин.

Настало время возвращаться. А ведь не очень-то хотелось: здесь было не страшно, да и в чём-то даже хорошо.

Характеристика

Теоретическая некромантия

Долгие месяцы вы посвятили изысканиям и экспериментам в мире смерти. Вы знаете, что сознание не есть душа; вы знаете возможности духов, их пределы и назначение; в теории вы могли бы применять заклинания запретных школ — но есть маленький нюанс…

Вы — земнопони, такие дела.