Небо без границ
Небо без границ. Без глав и прелюдий.
Читайте, няши.
Это было утро. Не то "еще одно утро" и даже не "обычное, ничем не примечательное утро". Оно... Зависало в воздухе своей недосказанностью. Пугало даже не серостью — бесцветностью затхлого воздуха. Казалось, еще пара глотков этой кислородной каши, и мир перестанет существовать.
Но мир только начинался.
Единорожка Санни Лэклюст очень не любила это имя. Да и вообще, она много чего не любила, в особенности, свое прошлое. Год или два назад (она не то что бы не помнила – не хотела вспоминать), ей пришлось уехать из своего города, и сейчас бедная Лэкки лежала, уныло уставившись в окно. Триксвилль. Куда только не переезжают пони, в попытке забыться! Но сегодня… Сегодня нельзя позволить себе грустить! Вставай, Лэкки, не обращай внимания на это грязное ведро и оборванные шторы. Пройди мимо двери, противно скрипящей петлями, которые не смазывали, наверно, со времен первого пришествия Дискорда. Ведь сегодня день скачек! Можно наплевать на долги по аренде каморки, на большой беспорядок, и зачинающийся дождь – Лэкки покружилась на месте, довольно фыркнув и состроив в тусклое зеркало мордочку. Подмигнув самой себе большими фиолетовыми глазами и смахнув острую челку, она обернулась на часы и быстро-быстро выбежала из номера, что-то сжимая в копыте.
— Ну что, все поешь?
— Скажи спасибо, что не танцую, — отфыркнулась Тендер, и поставила перед подругой начатый бокал вина, – а чего ты такая… Прилизанная? Собралась что ли куда?
— День скачек…
— Ааа, можешь не продолжать, то-то я посмотрю у тебя глаза широкие, как после абсента внутривенно.
— Вообще-то абсент, это выпивка, и ее не употребляют внутривенно, но, несмотря на это, бытует мнение, что галлюцинации… — затараторила Лэкки, но Тендер быстро ее оборвала.
— Завязывай, умник. Ты ж сама не пьешь, откуда знаешь?
— Я читала…
— Меньше читать надо, жизнь не книга, пони не буквы, — опять фыркнула эта странная кобылка, затягиваясь сигаретой. Черный галстук и робкий взгляд – такой она была когда-то. Сейчас этому на смену пришел мундштук и кабаре-мишура.
Хотя, надо сказать, Тендер Стир была довольно красива: красная челка свисала прямо на прищуренные глаза, которые зеленоватыми отблесками с грустью оглядывали постояльцев бара, а копыта, облаченные в высокие бордовые шнурованные сапоги, грациозно постукивали по полу. Из всех местных «певичек», пожалуй, только у нее был талант. Но кому он нужен, когда у тебя есть смазливое личико? Порой, ей хотелось себя изуродовать, нырнуть в кислоту, или уехать в другой город. Но хозяин таверны щедро платил – и пусть вечером заведение было забито до отказа не для того, чтобы послушать Тендер Стир, а чтобы поглазеть — ее это устраивало. В конце концов, заниматься любимым делом и получать за это какой-никакой доход, это очень даже неплохо – особенно для этого города. Все равно вряд ли кто-нибудь узнает, как вечерами она примеряет тот галстук, с которым когда-то пришла в Триксвилль…
Взгляд янтарных глаз остекленел.
— Эй, ты чего?
— А? Ничего, задумалась, — Тендер помотала головой, и продолжила тянуть мундштук, выпуская замысловатые клубы дыма.
Темнело, и таверна начинала заполнятся различным сбродом. Из холода подворотен в вязкость таверны стягивались местные завсегдатаи. Дождь перестукивал на улице, пьяный хлам пианист – внутри. Все как обычно. Как и вчера.
— Ладно, мне на сцену скоро, — излишне сухо обронила Тендер.
— Я бы послушала, но опоздаю на скачки.
Серый пегас отыграл последний на сегодняшний вечер пассаж и кувыркнулся со стула – почему-то под фортепиано ему всегда спалось слаще. Тендер Стир хмыкнула. Опять придется петь без музыки.
— Давай иди. Чувствую, сегодня будет интересный день… Да что ты вечно в копытах мнешь?
— Да, мелочь, талисман, — в копыте блеснул металлический кулон. Кажется, он был разломан. — Чтобы повезло со ставкой, — чуть тише прибавила Лэк.
— Доиграешься.
— Слушай, иди пой уже!
— Так слушать, идти или петь? – Тендер замотала мордочку в мишуру и наигранно поморгала глазками.
— Да тьфу…
Колоннады тонких струек извивались в попытке разъять асфальт и сделать из него свой собственный храм. И никаких Богинь не надо – есть дождь, чтобы пить, мысли, чтобы думать, и желания – чтобы было к чему стремиться.
Малютка Лэкки металась между этими столбами воды, отчаянно перебирая копытцами. Покидать таверну, конечно, не хотелось, но сегодня было очень важное событие... Пожалуй, самое важное за последние полгода. Липкие стены узких переулков потрепывали ее сиреневую шерстку, а стихия била в лицо так сильно, что невозможно было сказать, катятся ли по ее мордочке слезы, или это всего лишь игра бликов. Но она продолжала скакать и скакать – нельзя было опаздывать!
— Эй, молодая! – дорогу перегородил широкоплечий земной, коричневых оттенков.
«Отлично, просто отлично», — пронеслось в голове у нахмурившейся Лэк.
— Куда спешим, чего хотим? – мерзко улыбнулся тот.
— Отвали и дай пройти.
— Какие мы дерзкие… — земной растянул губы еще шире.
Лэкки оглянулась. Свисающие, пустые балконы. Где-то вдалеке каркнула ворона – но голосов пони слышно не было. И потом, дождь в любом случае перекрывает все.
— … как раз таких и люблю. Кобылка, у тебя сейчас два варианта – отдать сеньору свои деньги, или отдать сеньору свои деньги сломанным копытом, я думаю ты выберешь верн… ЛЯГАТЬ! Т-
Легкая фиолетовая плеть хлестнула горе-грабителя по спине, заставляя его подпрыгнуть на месте, а вторая огромным подобием копыта впечаталась в лицо. Магический кляп с громким чпоканьем влетел раньше, чем пони смог наделать достаточно шума, а вспышка, откинувшая его к стене, больше походила на обычную молнию. Бегающие глаза снизу вверх смотрели на единорожку.
— Приятно было познакомится, но у меня к сожалению нет времени на сеньора, — Лэкки взмахнула челкой и поправила сине-зеленую жилетку – привет из своего прошлого.
Чуть позже, патруль обнаружит испуганного земного, отделавшегося подпаленной шерстью и ночью под дождем.
Да, малютка Лэкки умела за себя постоять.
Здание Ратуши располагалось в центре. Лэкки часто бывала тут – по приезду в Триксвилль у нее было куча проектов, с которыми она принялась осаждать местную бюрократическую контору. Пара отказов только распалила ее уверенность в том, что она сможет помочь этому городу. Где-то через месяц, уже зная о том, что мэры сменяются с резкостью выстрела револьвера, а в здании Ратуши, располагается помимо всего прочего, подпольный стадион для скачек, она прекратила свои попытки. Зато, первый раз побывала на тех самых триксвилльских скачках.
В переулке совсем рядом — дверь на нижние уровни. Первые воспоминания: пылища и толпа. Зычно кричали приемщики ставок, а кольты постоянно набрасывали пару крупсов на нового фаворита. Позже, Лэкки узнала, что это называется букмейкерством – в ее родном городе ставки было принимать практически не на что, только если поедание пирогов на скорость – не удивительно, что она первый раз услышала об этом.
Услышала…
— Хей, ты тут новенькая? – донеслось до единорожки сквозь общий гам.
— Д-да.
— Как зовут? Хочешь поднять денег?
— Я Т… Санни. Санни Лэклюст – можно просто Лэкки.
Только сейчас, при свете тусклой лампы, она разглядела собеседника. Пегас с черными крыльями, между перышек которого просвечивали белые полоски.
— С-ставь все на Седьмого, он редко проигрывает. Да я сам поставил ддес..вадцатку крупсов на этого парня! – было видно, что пегас явно перебрал.
— Нет, спасибо, я…
— Отставить «нет спасибо!» Ты знаешь, сколько я тут уже ставок выиграл? Ну ты вот знаешь?
— Нет, но…
— А я знаю! Ставь на чертового Седьмого, у меня друг тут бегает, правда сегодня не выступает. Сказал : «Сегодня точно Седьмой, кобылой буду! Кроме меня его никто не выстегнет. Все букмекеры боятся его как огня». Ты мне что, не доверяешь? – пегас хмуро уставился на новую знакомую. Лэкки не поняла и половины сказанного, но на всякий случай извиняюще улыбнулась.
— То-то же. Пошли, я покажу тебе мир! Ну, не м-мир, — ик -, но явно большую его часть! Я говорил тебе, что работаю в полиции? Седьмой, кстати, тоже. Когда-то… Г-говорят вообще из самого Кантерлота приехал! Что он забыл в такой дыре, ума не приложу. Тебе наверно интересно, как мы еще это не прикрыли?..
Под крики бегунов, глухое стуканье кружек сидра и постоянный шум общего веселья, нависший над небольшим помещением, Лэкки, сама того не замечая, заслушалась харизматичного полицая.
-… а потом я ему копытами как шандарахну по самые... Не при дамах будет сказано… Короче, сам Фэт дал мне премию и занес в послужной список поимку «особо опасного»!
Они спустились вниз по лестнице, со стенами изрисованными вдоль и поперек. Надписи вроде «Второй – лучший!», «Кто ставит меньше десяти крупсов – пегарас!» и прочие изыски местного фольклора, пестрели одна поверх другой. Ступеньки были обшарпанные, куски старых плакатов зарывались глубже в обивку, состаривая и без того немолодые стены. Подобие касс на входе и крики букмекеров (Лэкки запомнила новое слово) удалялись, место им уступал громкий топот. Периодически, доносился довольно скрипучий, но приглушенный голос из рупора. Как будто кто-то играл на расстроенной виолончели под одеялом.
— Внимание, окончен четвертый забег, повторяю, окончен четвертый забег. Победитель – Второй Номер, Гроза Перевертышей!
Иссиня-черный земной прогарцевал наверх, расталкивая тех, кто спускался по лестнице. По его комплекции, сложно было сказать,что он бегун. Одно копыто как вся Санни величиной.
— Это он к кассам. Победители тоже срывают неслабый куш. Не знаю, почему тут не сделали раз-здельные кассы, — ик -, но порой это даже весело.
— Почему весело? – уточнила Лэкки, с интересом смотря на подмигнувшего чернокрылого пегаса. Заглушаемый гулом подвыпившей толпы, сверху разрастался звук сильной потасовки. Отдельные фразы были слышны даже здесь, внизу. «Ну вот и какого **я ты победил?!» «… ща вообще бегать не сможешь!» «А НУ ИДИТЕ К ДИСКОРДУ, ОН МНЕ ТРИ СОТНИ ВЫИГРАЛ!» Последняя фраза прозвучала настолько громко, что многие дернулись и покосились на лестницу.
— Посмотреть идут. Даже выдачу бабла сделали очередным шоу, — презрительно произнес пегас, похлопывая крыльями. Судя по всему, без дополнительного «топлива» он начинал быстро трезветь. Эта фраза вышла без всякой запинки.
— А как…
— Уважаемые посетители. Турнирный забег скоро начинается. Пожалуйста, проследуйте в зрительский зал.
Лэкки не успела договорить, когда ее перебил громкоговоритель. Черный толкнул ее под копыто.
— Идем.
Они повернули по коридору налево, стремительно удаляясь от лестницы по коридорам в которых едва тлели заляпанные лампы. В воздухе висела стойкая вонь от перегара, разбавленная потом и наживой. Да. Нажива пахла, она просто царствовала в этом небольшом королевстве запахов. Клеем под выцветшими обоями, немытыми гривами и нагретой пылью – переплеталась в изящные завитки, разбивая насморки постояльцев громкими чихами. Лэкки бежала за новым знакомым (на лестнице он ляпнул имя, что-то похожее на “Рот”), тоже боясь чихнуть от зуда в носу. Внезапно, бег по душному лабиринту окончился, и у Лэкки хватило дыхания, чтобы начать говорить.
— Рот, я не уверена, что мне надо было вообще сюда… ааа… Ооо! – запнулась та на полуслове.
Не ясно, как строители добились потолка такой высоты, но он терялся в темноте, изредка поблескивая редкими лампами. Громоздкий амфитеатр был битком набит стойками всевозможных размеров, у некоторых из которых крутились продавцы с нехитрым товаром – капуста, сидр, — все для того чтобы зрители чувствовали себя уютно. Отдельные выкрики, как у касс или лестницы, здесь сливались в единый гомон пестрой толпы. Лэкки и Рот вышли на самый верх. Стадион был как на ладони, и бегуны уже вышли на старт, нервно копая копытами землю.
— Надо спуститься поближе, — Рот уже где-то раздобыл добрую кружку сидра и хотел если уж не хлеба, то зрелищ точно.
— Может тут останемся? – пискнула единорожка.
— Нееее… — тот уже тянул ее в самый низ.
Видимо, сегодня действительно был серьезный турнир, потому что участники нервничали до боли в скулах. В зубах они сжимали подобия кап – крепко-накрепко вгрызаясь в специальные деревянные палочки, они злобно поглядывали друг на друга. Среди серо-коричневой массы земных и пегасов, выделялся один белый единорог, по комплекции больше походивший на земного. Лэкки вздрогнула и поискала в жилетке железный медальон, который с недавних пор всегда носила с собой. Рот уже минуты три рассказывал про участников.
— Тот серый с угрюмым взглядом – Берти Боб. Говорят, чтобы набрать мышечной массы, он в свое время ел мясо, прикинь? А вон тот пегас – настоящий ад для соперников! Пикк. Видишь у всех остальных летунов крылья связаны, чтоб не дергались? А эта зверюга за все забеги ни разу их не расправила. Железная воля. Матерится правда, как последний трактирщик. А единорога видишь?
Надо сказать, Лэкки видела. Потому что, пропуская разглагольствования Рота мимо ушей, все это время только и делала, что смотрела на белоснежного единорога, резко выбивающегося из остальной толпы.
— Так вот, это и есть Седьмой. Он почему-то не взял себе псевдонима – наверно решил что так загадочнее и все кобылки его, — фыркнул Рот, и чуть погодя добавил, шепотом, — самое смешное, что все кобылки и правда его.
Единорог обернулся и посмотрел в толпу. Глаза Лэкки выцепили до боли знакомый взгляд исподлобья. Голубые глаза огоньками рыскали по залу, сливаясь с синим пламенем нависшей челки.
Тогда Санни Лэклют первый раз столкнулась взглядом с загадочным Седьмым.
— С-селестия… — выдохнула Лэкки.
— Лэкки… Лэкки? Лэкки!
— А?
— Лэкки! – стоявшую у касс единорожку, уже в четвёртый раз окликнул знакомый голос.
— Ч-что?
— Лэкки, ты че застыла как будто только что проиграла три сотни? Скачки еще не начались! – какой-то знакомый дружески хлопнул ее по спине, и единорожка окончательно вышла из транса.
— Да так, задумалась просто. Воспоминания нахлынули.
— Воспоминания? Хах, понимаю, — обладатель грубого, но дружелюбного голоса, и ярко-зеленых крыльев, наконец-то всплыл в памяти Лэклюст. Друг Тендер из таверны, Брайт. Тот еще болельщик, но единорожка не жаловалась хоть на какую-то компанию.
— На кого ставишь?
— На Седьмого.
— Пфф, он не побеждал уже с полгода. Какого черта на него? Втюрилась небось? – заржал пегас.
«И почему в этом городе все такие идиоты?», — пронеслось в голове у Лэкки.
— Не повод спускать последние крупсы поню под хвост, из-за смазливого еди…
— Да заткнись ты уже! – Лэкки резко двинула копытом и уронила стакан на кассовой стойке.
— Ладно-ладно, ты чего? И вообще, чего ты тут стоишь? Все давно уже на стадионе! Арривидерчи! – пегас слетел вниз, громко шлепнувшись где-то на середине и надрывно заорав. Все еще отвлеченная внезапной резкостью воспоминаний, Лэкки недовольно поморщилась.
— Печалька, — она рассчиталась за ставочный билет и начала медленно спускаться по знакомой лестнице.
Голоса, раздававшиеся на стадионе приближались. Лэкки сжала амулет в копыте и продолжила спуск. Что-то подсказывало ей… Впрочем, неважно. Глаза немного пощипывало, но она поднимала голову к потолку: комок отступал от горла и веки оставались сухими.
— А что ты тут лежишь? Все давно уже на стадионе, — мило прощебетала она скрючившемуся на одном из пролетов зеленому пегасу и поспешила к старту.
Тендер Стир сидела, потягивая красное и уставившись взглядом в стену. Скоро был ее выход. Почему-то перед каждым выступлением, она снова превращалась в ту застенчивую кобылку, которая случайно забрела в первый попавшийся бар, забралась на сцену и запела перед непритязательными зрителями. И тогда, закутанной в смешной пестрый шарф, в черном галстуке с сердечком, простывшим голосом, она спела песню, которую сочинила убежав из дома. Ну как, из дома… От приемных родителей. И первый раз сорвала симпатию зала – три пьяных кольта и пегаска завороженно процокали ей жидкие аплодисменты. Это была ее лучшая публика. С тех пор после ее обычно пытаются только лапнуть после песни.
— А сейчас, гвоздь нашей программы, Тендер Стир!
«Поправила челку. Медленно вышло на середину сцены. Окинула робким взглядом толпу. Нет, не так. Еще раз. Окинула смелым взглядом толпу. Вдох. Выдох. Вдох»
Тендер собралась духом и кивнула скучающему гитаристу.
Когда наступит вчерашний день,
Когда усталость своё возьмет,
Я унесусь под дождем из нот,
Туда, где ветер мне свил плетень.
Туда, где ловят снежинки ртом,
Но не зимой, а когда хотят,
Где по ночам большинство не спят,
А тихо шепчут о сем, о том.
— Хорошо поешь, баба, но танцевать у тебя вышло бы лучше! – заржал ядовито-сиреневый пегас на первом столике от сцены. Тендер продолжила петь, сделав вид, что не заметила – да она и правда не замечала, закрыв глаза и мысленно уносясь в свой первый зал для выступлений. Мишура сползла на пол.
И тихо смотрят молчаньем снов,
Я попрошу их меня забрать,
Они научат меня не спать,
Они помогут запеть без слов.
— Эй, хозяин, может заткнешь ее и того? Плачу дорого!
Я упаду тысяч-ей мостов,
И засмеюсь тысяч-ей синиц,
Не надо песен, не надо слов,
Не надо мне никаких границ…
— Песня – говно. А ну иди сюда, я научу трактирщика как тебя правильно использовать…
Тендер приоткрыла влажные глаза и медленно моргнула парой длинных ресниц.
Бах. Никто даже не успел понять, что произошло, когда она выхватила миниатюрный пистолет из гетр и выстрелила сиреневому прямо по крыльям. И не только по крыльям. Бах. Бах.
— Какого черта! – последние слова которые она услышала, убегая из таверны «Прожженный Прохвост». А потом черная улица, белый дождь и серое небо.
Серое небо без границ.
— На старт!
Лэкки стояла около стойки и что-то напевала. «И упаду тысяч-ей мостов…» Где же она слышала эту песню? «Наверно, одна из тех, что поет Тенди. Интересно, она сама их пишет?»
Вот-вот должны были начаться скачки. Лэкки видела пару знакомых бегунов. Вот тот… Кажется, его звали Серви. Обрывки памяти снова неловким строем всплыли в голове. Рот рассказывал про него тогда, в их первую встречу. Это был его друг, как и он служил в полиции. Единорожка перевела взгляд на белого бегуна. Седьмой нервно выпускал пар из ноздрей. В отличие от других кольтов, его выражение морды не менялось, вот уже пять минут он просто зыркал по залу, в надежде что-то увидеть.
Лэкки глубоко дышала не сколько от жары, которую нагнетала толпа, сколько от испуга. Пора. Она легонько подсветила глаза фиолетовым светом и уставилась прямиком на Седьмого. Секунд через двадцать их глаза встретились, и зрачки Седьмого расширились в немом вопросе.
— Внимание!
«Не надо песен, не надо слов»
Бегуны стали на позиции, а Седьмой все никак не мог оторвать взгляда от чего-то шепчущей себе под нос единорожки.
— Марш!
«Не надо мне никаких границ…»
Резкий поворот головы и стремительный галоп оборвали зрительный контакт. Еще тогда, когда ее притащил в эту дыру Рот, она узнала этого белого единорога «из самого Кантерлота». Теперь и он узнал ее.
— Что ж Большой Брат, не подведи, — Лэкки усмехнулась и сжала копытом билет, обернутый вокруг разломанного железного амулета. На билете узорчатой вязью красовалась надпись:
«Тысяча крупсов под залог рабства».
«Тысяча»
«Под залог рабства»
Да, в Триксвилле не гнушались и такими ставками.
Удар. Еще удар. Если вы не были на триксвилльских скачках – вам не понять, почему большинство бегунов выглядят как коренастые качки. Скорость здесь не важна – кому она к Дискорду нужна, если последним дойдет только один?
Впечатать серого земного в борт. Хруст. Белого единорога передернуло, но он не сбавил темп. Если остановится, тебя попросту затопчут, пронесут по всему кругу пару раз и вышвырнут за бортик. Слева приближался пегас. Тычок рогом в бочину.
Стук. Стук. Стук.
Копыта увязали в грунте, становилось тяжело дышать от поднятой пыли. Единорог замешкался и получил крылом по морде.
— Прррт! – недовольно повел он рогом и зарядил копытом в круп убегающему. Прогнувшаяся ограда от налетевшего тела. Минус один.
Уже пятый круг. Или седьмой. Их кто-то считает? Хруст. Опять по кому-то прошлись.
Блеск огней стадиона разбивался об угрюмые морды противников. Головой на таран. Еще один отлетел, мешком шмякнувшись о борта. Захрипел надорванным горлом. Но единорогу некогда было отвлекаться.
Оставалось двое. Бурый пегас, рот которого был в белой пене и Серви Тонг – фаворит последних месяцев. Быстрый взлет по карьерной лестнице обеспечила мощная мускулатура и пропитая, не знающая опасности, башка. Хррак. Кажется, они с единорогом остались один на один – пегаса звучно вынесли. От удара Серва он перекатился, врезавшись в ограждение, а ухмыляющийся противник пробежался по крылу. Кажется, теперь оно сломано.
— Хрррр.
Единорог решил взять на измот крупного противника. Нарезал круги как сумасшедший, перепрыгивая через расползающихся оппонентов. В глаза опять бросился пегас, который вышел из гонки минуту назад. Да, теперь он был точно уверен. Крыло неестественно вывернулось, перья безжизненно свисали.
— Хрррррр.
Единорог прибавил ход. Тонг был всегда на полкруга дальше него, нельзя было дать сократить расстояние. Еще пара десятков и он сам упадет. Правда, дыхание у белого тоже начало сбиваться. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
По трибунам пронесся шторм ликования. Неужели, Серви упал? Неужели белый единорог сможет выиграть для себя и… Он поднял голову, посмотреть на ту фигурку, которую он увидел до забега, чтобы удостоверится, что не ошибся.
Две светящиеся фиолетовые искорки испуганно посмотрели в широко открытые глаза единорога.
Да, Шайнинг не ошибся.
— Хррррр. Хррррррак! – что-то больно ударило бывшего Главу Кантерлотского Патруля в бок. Толпа ревела – предыдущая волна ликования была не от того, что Серви упал, а от того, что он начал стремительно сокращать расстояние, премалывая под собой землю огромными кусками.
— Какого Дискорда! – Шайнинг боднул его под шею, но получил копытом по хребту. И еще раз. Затем сильный удар по копытам и головой в висок.
Стадион поплыл перед глазами, ухмыляющийся Серв снова пошел на сближение, чтобы довершить начатое. В голове Шайнинга бешено прокручивались события пары последних лет.
«- Она сбежала. Мы нигде не можем ее найти».
«- Шайнинг, ты не можешь оставить королевскую службу!»
«- Принцесса уволила тебя. Естественно, у тебя есть выходное пособие, возможность устроится в патруль в любое время и прочая, и прочая… Но скажи, на черта тебе это и что ты собираешься делать?!
— Искать.
— Чего, лягать, ты искать собрался?!
— Искать её»
«Искать её»
«Нет! Я должен закончить! Должен добежать до конца!», — единорог посмотрел в глаза скачущему на таран Серву.
Раз.
Шайнинг сжался в комок и приготовился всей массой ответить земному.
Два.
Серви со всей силы влетает в противника с свалявшейся синей челкой.
Три.
Белый единорог без сознания вылетает за пределы ограждения, снеся своим весом двойной оградительный забор.
— А*уительно! – по правую сторону маленькая земнопони с зелеными волосами и меткой в виде паззла радостно замахала флажком с надписью «Серви –вперед!»
Лэкки закрыла подрагивающие глаза.
«Дорогая Принцесса Селестия. Сегодня я узнала, что дружба это магия, а магия – это дружба. Все, можно уже написать свои мысли, а не очередной доклад? Интересно, Вы вообще дальше первой строчки читаете? Надеюсь, что нет.
Дорогая Принцесса Селестия, мне осточертело находиться под вашим покровительством. Я давно уже не видела родителей – последний раз, три года назад, на Гранд Галлопинг Гала. Кроме того, даже Шайнинга редко когда отпустите. Вы что-то умалчиваете о них? Я понимаю, магия это очень важно – я сама думаю так! Но книги… Дискордовы книги! Дорогая Принцесса, как вы думаете, что мне сойдет за маму «История Народностей Эквестрии» или «Справочник трав Вечносвободного Леса»? О, только не предлагайте «Магия. Законы и Базис». Он. Мне. Уже. Служит. Отцом!»
По комнате летали скомканные бумаги, магией полосуясь в мелкие конфетти. Спайк испуганно строчил пером, пока Твайлайт, дергая ушами, говорила.
— А звать меня будут… Как-нибудь по другому. Совсем, совсееем, — она перевернула стол магией, и письменные принадлежности посыпались на пол, — совсеееееем по-другому!
— Твайлайт, я не буду отправлять это письмо!
— Будешь, все будешь! – она дернула бедного дракончика магией за хвост, тот икнул и пламя заиграло на желтом пергаменте.
— Ой…
— Все. Я ушла. Ищите меня в… Хотя, не ищите вообще. Приду, когда будет нужно. Чемодан собрала еще вчера. Пока Спайк, будь хорошим драконом! Йей!
Ошарашенный дракончик все еще сидел на полу, когда Твайлайт стремительным галопом выбегала из дома.
— Я конечно слышал, про магический творческий кризис… Но про магические депрессии?.. Надо будет уточнить у Рэрити, серьезно ли Твай собралась уходить. И книги не взяла. Вообще ни одной. Это как? Может злой двойник? – Спайк все еще удивленно смотрел на хлопнувшую дверь и что-то бурчал себе под нос. Такая резкая перемена очень испугала лучшего помощника.
Лэкки не помнила, как толпа вынесла ее на улицу. Точнее, до первых дверей.
— Вот она, держи!
Единорожка поймала себя на мысли, что ей было уже все равно, колдовать при всех или нет. Раскидав стражников парой силовых лучей, она без особого труда выскользнула из здания. Отличный план “тысяча монет или никакого наказания” сработал. «Шайнинг!» Внезапная эйфория от успешного побега прошла. Постояв пару минут под каплями (день сегодня выдался до унылости дождливым) Лэкки решила во что бы то ни стало вернуться обратно.
— Лэкки!
«Отлично, просто отлично», — в который раз за день подумала единорожка. К ней бежала Тендер – пьяная, путаясь в шнурках от высоченных сапог, с растрепанной челкой и аккуратненьким белым воротничком.
— Лэк-ки, я нашла галстук…
— Что? А… — единорожка заметила черный галстук, от ветра и бега сбившийся куда-то назад. Тендер извинительно икнула.
— Лэк, — она ткнулась мордой в шею подруге, — а почему ты не поешь? А д-давай дуэтом выступать, а? Слууууушай, какая у тебя мохнатая ш-шея! – земнопони фыркнула в шею Лэкки и та невольно вскрикнула от щекотки.
— Да ты же в слюни! Жди меня здесь!
— Почему ты гов-воришь что я в слюни, когда на самом дел-ле это слюни внутри меня?
Тендер показала язык, оступилась и шлепнулась на круп. Галстук упал ей на нос, и она попыталась его сдуть.
— Пффф!
«Но бросать ее тут не лучшая идея», — Лэк угрюмо уставилась на подругу.
— Так, а ну пошли со мной. Только умоляю, тихо ладно? Мне нужно пробраться внутрь незамеченной.
— Я, я в-все поняла. Тсс-сссс! – хихикая прошипела на пол улицы Тендер.
Громкий шлепок фиолетового копыта себе по лицу.
Толпа выносила двух пони, решивших проникнуть в здание Ратуши. Одна постоянно спотыкалась, смеялась и что-то лопотала второй, которая тащила ее внутрь. Около касс им снова преградили путь охранники. Обычные земные, даже меток было не разглядеть. Разлетелись от вспышек в мгновение ока, и пока ближайшие пони удивлялись, подруги снова затерялась в толпе.
— Отк-куда ты знаешь такую сильную маг-гию? Науч-чишь меня?
— Ты же земная, — Лэкки сбегала вниз по лестнице, придерживая подругу. Опять эти коридоры! Основная масса пони сейчас толкалась у касс. Кто-то с горящими глазами пересчитывал полученный барыш, большинство же просто перекидывалась любезностями с букмейкерами – опять проигрыш. До следующего турнира было еще далеко, поэтому внизу пони было мало – редкие, опьянелые тени. Интересно тут какие-то подсобки или что? Она неуверенно зашла в первую попавшуюся дверь.
— Пр-валивай! – темно-синий земной сидел за столиком, наедине со стаканом. В комнате пахло затхлостью и дымом.
— А у в-вас нет вин?.. – но Лэк уже захлопнула дверь и не дала Тендер договорить. Та скуксилась и надула щеки. Копытца в сапогах нетерпеливо застучали по полу.
— Нам надо найти единорога. Белого.
— Бе-еелого? – они уже летели все глубже в сеть коридоров, под перемигивание редких лампочек.
— Да. Сейчас, подожди здесь, — Лэк оставила подругу подпирать стенку, а сама быстро процокола за угол. Точно, она не ошиблась с указателями. Медпункт.
Прошло совсем немного времени, и в коридоре послышался громкий, но мягкий выкрик.
— Иди сюда!
Услышав громкий шлепок, Лэкки, вдохнув, помчалась навстречу.
Она застала Тендер с бутылкой вина, которую та успела открыть и сделать пару больших глотков.
— Лэк-ки, прр-реставляешь, они в-вино хранят не на заммке, ак так мож-жно? Я вот взял-ла, проучить засранцев, п-пусть знают…
— Отлично, теперь ты еще и украла медицинское вино, — закатила глаза фиолетовая единорожка, — его кстати не желательно пить.
— Откуд-да ты заешь?
— Я…
— Т-ссс! – заговорщицки прошептала захмелевшая поняшка – Я знаю! Т-ты… Т-ты прочитала! – Тендер прыснула в копыто, расплескав добрую половину бутылки и сползла по стенке. – Не над-до песен, не над… До слооов…
— Вставай же ты, ну, — Лэк это порядком надоело, — нам нужно найти подсобку бегунов. В Медпункте сказали, что Шайнинг совсем недавно заходил туда.
— Шаааайнинг? – опять в удивлении растягивала слова тендер.
— Да, да, знакомый мой один. Виделись... В прошлой жизни. Все, пошли. Можешь пить, если захочешь.
Еще парочка заковыристых поворотов и синяков (сырые коридоры были настоящим скользким адом), и Лэк наконец-то нашла дверь с надписью «Подсобное помещение».
Громоздкие балки нависали и давили, будто бы уменьшая комнатку. И тут и там были раскиданы деревянные стулья, были даже перевернутые скамейки. Какие-то зеленые перья валялись на полу. «Наверное того пегаса», — подумалось Лэкки. От неприветливости надвигающихся стенок, даже Тендер всхлипнула и молча прижалась к подруге, чуть не выронив бутылку вина. Темноту каморки разрезало широкое, массивное, ярко-белое, бросающееся в глаза пятно.
— Лэкки, кто это? — испуганно прошептала стремительно трезвеющая Тендер.
Помятый единорог тепло улыбнулся из под свисающий синей челки.
— Ну привет, Лэкки. Или может быть мне лучше называть тебя Твайлайт. А, сестренка?
Тендер Стир сидела на лавочке и что-то тихо напевала. Пьяной ей всегда придумывалось лучше. Или думалось, что придумывалось лучше. Неважно.
— Слетел-ла ла-ла-ла, до бел-ла ла-ла-ла…
Но те двое единорогов не обращали на нее никакого внимания. Тем лучше. Удобно развалившись на деревянной покосившейся лавке, она опрокинула в себя остатки вина, и принялась считать светлячков на отсыревшем потолке. В этих подвалах их было удивительно много…
— Шайнинг, прекрати кричать! Для начала, какого черта ТЫ здесь забыл? – Твайлайт стукнула по столу копытом, и снова закатила глаза в потолок. Она делала так, чтобы не заплакать, хотя, это слабо помогало – фиолетовая шерстка вокруг глаз стремительно темнела.
— Ты… Ты… Убежала из дома. Жила пару лет неведомо где. Я из-за тебя королевскую службу потерял! – синие глаза Шайнинга потемнели от голубых до иссиня-черных, а рог неприятно искрил магией.
— Да, Дискорд побери, да! – Твайлайт снесла со стола чашку.
— Но зачем?! Зачем?!
— Я устала. Я просто устала каждый день вставать и что-то делать. День за днем читать-писать-учить-говорить, брр. Ты не знаешь, что это такое! Конечно, Г-глава Кантерлосткой Стражи, куда там приехать и проведать сестру! – Твайлайт проглотила накатившие слезы, и сделала вид что ничего не произошло. Копыта вертели что-то металлическое.
— Твай! Я что по-твоему прохлаждался в Кантерлоте? – Шайнинг сорвался на крик, но спохватился, и принялся нервно ходить по комнате. На правом боку виднелся глубокий, слегка зарубцевавшийся порез. «Лечебные маги у них ни о чем», — отвлеченно подумала Твайлайт.
Шайнинг продолжал хождение кругами, не находя подходящих слов.
— Лучшая ученица Селестии… — , бормотал он, — сбежала из города, отправив язвительное письмо самой Принцессе… Да ты хоть понимаешь, как на меня смотрела половина Кантерлота?! – Шайнинг говорил на повышенных тонах, но уже не кричал, только недовольно размахивал хвостом.
— То есть вот так это, да? Смотрела половина Кантерлота, да? Наверно так обидно было лишится работы из-за д-дуры сестры, – шепотом сказала Твайлайт, но легонько трясущиеся губы выдавали ее с головой.
Металлический амулет с глухим звоном упал на дубовый низкий столик. В тусклом свете ламп блеснула начищенная до блеска надпись «Лучшие друзья навсегда». Шайнинг вздрогнул.
— Твайлайт. Я искал здесь тебя...
— Плохо искал, раз я уже пол года знала где ты — резко буркнула единорожка.
— ...и не только тебя.
Фиолетовые глаза двумя прицелами поднялись на брата.
— Я нашел мать с отцом, Твай.
— Что значит нашел?..
Около десяти минут фиолетовая единорожка сидела не проронив ни слова. Сказанные слова эхом оседали в ее сознании, смутно сплетаясь в единую картинку. Отдельные предложения зависали в голове на томительные секунды, а другие наоборот, надоедливой мухой уносились прочь. “Я не хотел тебя расстраивать...” “когда убежала и ты, я просто не находил себе места, брал сидр у солдат...” “... они в Мейнхэттене, но совсем недавно были тут”. Сейчас, все это сплеталось в огромный шар, который звучно бухался на дрожащие плечи Твайлайт, дергая за уши невидимыми ниточками.
Где-то глубоко под зданием Ратуши рыдающий фиолетовый комок навалился на плечо белоснежного-бурого единорога — с ног до головы он был усыпан кровоподтеками.
— Тссс! Где?
— Вон, у барной стойки!
В таверне «Пустой Бокал» впервые был такой аншлаг – обычно в это местечко приходили играть неизвестные джаз-бэнды, иногда забредал странный черный пони с меткой саксофона, но сегодня здесь было настоящее событие – «восходящая звезда» ночных кафе, Тендер Стир, сегодня исполняла свой новый альбом. Правда, сейчас она просто стояла, переминаясь с копыто на копыто около барной стойки. И не знала чем себя занять. Кто-то в толпе активно замахал копытом. Тендер расплылась в улыбке и поправила черный галстук, с заклепкой в виде угловатого сердечка. Такого же, какое было на ее кьютимарке.
— Лэ... Твайлайт! Шайнинг! – при виде друзей, она засуетилась и немного покраснела. Твайлайт многозначительно посмотрела на брата.
— Можешь продолжать назвать меня Лэкки, — улыбнулась Твай в ответ.
— Да вот решили зайти, послушать Вас, — сказал Шайнинг, почесывая копытом в затылке, а Твай больно ткнула его копытом в бок, — то есть тебя.
— Я принесу вина! – Тендер радостно скрылась за стойкой.
— Что? – белый единорог вопросительно зыркнул на сестру, почувствовав удар копыта в бок.
— Если не пригласишь ее в кафе после того как вернемся из Мейнхэттона, я тебе ухо откушу, — мило улыбаясь проходящим пони, прошипела Твайлайт. На ней было черное вечернее платье, которое резко бросалось в глаза на фоне белого спутника.
— Сестренка, а разве мы уже не в кафе? – ухмыльнулся Шайнинг, но тут же поморщился от еще одного тычка.
Неподалеку раздался звон стекла.
— Вот, — раскрасневшаяся от бега Тендер протянула бокалы с вином, — ну что, за новую жизнь?
— За новую жизнь! – хором поддержали друзья.
Зал заполнил громкий голос конферансье, усиленный микрофоном, и теперь, льющийся по развесистым алым шторам прямо в центр набившейся публики.
— С минуты на минуту мисс Тендер Стир почтит нас своим выступлением, а пока посмотрите банально-танцевальный ансамбль «Паяцы» и их новое танцевальное произведение «Ненавижу усатых кобыл»…
Пятеро пегасов в разноцветных костюмах вылетели на сцену, публика выделила им порцию жидких аплодисментов.
— Твай, а почему она не притронулась к вину?
— Тссс. Она не пьет ни капли уже месяц…
Провальный спектакль на сцене подходил к концу. Последнее цоканье стихло, пегасы быстро укатили обратно. Рыже-красный хвост качнулся в движении.
По замершему залу раздавалось легкое цоканье копыт в высоких, шнурованных сапогах. Моих копыт. Я вышла на сцену, и меня впервые за последний год так трясло перед выступлением. Свет больно бил в глаза. Наверное я глупо смотрелась, неподвижно стоя посреди кафе и глупо моргая, ожидая пока взгляд привыкнет к свету и все перестанет рябить. Вдох. Выдох. Вдох. Давай Тендер, отступать некуда. Вдох.
Выдох.
Ожидание сменилось любопытством. Свет притушили. Десятки глаз сейчас смотрели на сцену, где стояла худенькая, маленькая, но очень смелая кобылка. Желто-зеленые глаза взметнулись вверх, словно свечки рассеивая наступившую темноту. Оркестр из двух молоденьких музыкантов готов был дать первые ноты. Тендер поправила галстучек и подошла к микрофону…
Я проливаюсь у вас на глазах,
Я бьюсь ключами в бокалах и снах,
И мне так неловко спадать в тишине
У вас на руках…
Но тот кто видел пустые листы,
Кто не поджигал, а топил мосты,
Когда заря родилась в синеве,
Услышите вы…
Я-я стану водой, буду литься и в краске, и в крови!
Я стану водой, и стеку из неволи,
Я стану водой и засохну запретом
На ваших губах!
Разрежет небо на тысячи глаз,
И я проползу как змея под палас,
И вам предгрозный запах дарую,
Как дикий пегас.
И я заберусь уголками ресниц,
Союшьюсь словно кукла из жизненных спиц,
Я в серое небо собой салютую,
Без всяких границ!
Я стану водой, буду литься и в краске, и в крови!
Я стану водой, и стеку из неволи,
Я стану водой и засохну запретом
На ваших губах!
Я запахом розы вонжусь в ваши лица,
Я буду вам девушка, жертва и жрица,
И я с ваших губ стремлюсь испарится
В вострга кострах-ах!
Она пела тихо, но эхо разлеталось по залу, с каждой новой строчкой помогая ей усилить голос. Было видно, что на одном из припевов Тендер задохнулась и нервно повела челкой, но не смогла позволить себе остановится. Пианист играл как сумасшедший, тарабаня по клавишам, а у скрипача вылетел смычок, стукнув кого-то в разгоряченной толпе по макушке.
Но Тендер пела и пела, выкрикивая отдельные слова и чуть-чуть не путая фразы, отчетливой печатью дрожащего голоса врезаясь в сознания местных бродяг. За окном затарабанил дождь, который лучше всяких инструментов вторил ее тихому, но такому пронзительно-яростному голосу.
— Костра-ах! – еле выдохнула Тендер на последней высокой ноте.
Первые несколько секунд зал молчал. Твайлайт закопалась в шею к брату, поглядывая из нее на подругу, как из укрытия. А потом…
Случайные прохожие на улице споткнулись всеми четырьмя копытами, когда зал разорвала замедленная бомба аплодисментов. Это была вакханалия! Чуть ли не разом поднялись бокалы, а желтогривый конферансье заметался, направляя охранников в разные места клуба. Скрипач все никак не мог найти инструмент, а Твайлайт что-то орала, пытаясь перекричать громыхнувший зал. Шайнинг стоял, застывшими глазами уставившись на сцену. Кобылка с зеленой гривой, сидящая в первом ряду, прокричала «Восхитительно!» и активно замахала шарфиком.
Маленькая земная пони Тендер Стир достала бутылку красного-полусладкого, и, открыв её с негромким хлопком, сделала большущий глоток.
— Гуляем! – закричала она в микрофон, глупо улыбаясь.