Стране нужны паровозы!
Улыбка судьбы
Утро... Утро бывает разным. Для одних утро — это начало нового дня, полного радости, веселого времяпрепровождения и счастливых событий, а на других необходимость выбраться из постели обрушивается как ушат холодной воды. В особо запущенных случаях вместе с самим ушатом. А ведь есть и такие, кто только проснувшись рано утром осознает, что вчерашний день вообще существовал, причём не в виде неприятного сна, а на самом деле и что скоро проблемы из прошлого обрушатся волной на настоящее и после такого вряд ли получится остаться сухим. Обычно эти пони сильно жалеют, что вообще открыли глаза — так они по крайней мере не видели списка неотложных дел, назначенных на сегодня. Лаки Койн можно было отнести именно к последней группе, правда стоит отметить, что никакого списка перед ней не лежало. Возможно потому, что у неё была хорошая память на подобные вещи, а возможно и потому что его длина могла сравниться с длиной всех железных дорог Эквестрии вместе взятых. Как бы то ни было, встать с кровати пегаске всё-таки пришлось, что вызвало целую симфонию скрипов и потрескиваний, которая создаётся годами отсутствия ухода за мебелью, истинным мастерством персонала избегать своих прямых обязанностей, а также не самыми лучшими материалами — если и существовало в Эквестрии такое явление как быстроржавеющая сталь, то большая ее часть пошла именно на эту кровать.
Пегаска с сомнением покосилась на своё ложе — семь его ножек были совершенно разными и были объединены только наличием довольно больших металлических когтей, а изголовье в форме скалящейся медвежьей морды не могло не вызвать у неё капельку подозрения. Но — Лаки очень старалась убедить себя в этом — такая кровать была абсолютно нормальной для тех апартаментов, которые были ей предоставлены, если конечно удастся сделать скидку на то, что это всё-таки не пятизвездочный отель. Пегаске оставалось только пожалеть, что нет никакой отрицательной шкалы для подобных оценок, ведь этот небольшой домик, упрямо стоявший неподалёку от завода, был бы явным фаворитом в такой системе. В вопросе о размерах дом мог поспорить с немаленькой частью кентерлотских особняков, зато о том, чем эти размеры можно заполнить строители и планировщики явно не задумывались. Как, впрочем, и о том, что неплохо было бы поставить печку побольше — сложить одеяло с утра Лаки удалось только переломив его пару раз пополам. Мебель же заслуживала отдельного упоминания, причём самым подходящим местом для него была бы книга ужасов. Практически все, что имело ножки могло в любую минуту встать и убежать — достаточно было оценить их количество или же хвасталось вырезанным во всех подробностях хищником , а от табуретки Лаки шарахалась до сих пор. О ванной комнате она и вовсе предпочитала не вспоминать — раковина выглядела настолько хищно, что не хотелось надолго задерживаться перед краном, больше напоминающим орлиный клюв, а бронзовая ванна была из тех ванн, которые идеально подходят для содержания ручного крокодила. Короче говоря, бывшие хозяева этого дома определённо испытывали интерес к животным, которые при встрече с ними наверняка ответили бы им взаимным вниманием, и скорее всего — гастрономическим.
Возле небольшого окна, демонстрировавшего в основном снег, стоял огромный письменный стол из настолько натуральных и ценных пород дерева, что приглядевшись можно было заметить, как некоторые ящики дают ростки. Стол идеально подходил для работы на должности, полное наименование которой начинается с “директор” – он был просто пропитан эссенцией презентабельности, стиля и масла от термитов. Когда-нибудь Лаки даже отважится открыть его ящики… Хотя на самом деле главным было не то, как выглядит стол, а то, как вы собираетесь его использовать. Конкретно этот вполне мог стать танцевальной площадкой, теннисным кортом или мостом через реку средних размеров – в зависимости от того сколько вам необходимо свободного места. Пегаска бросила на стол свой взгляд, который медленно пересек застоявшийся воздух и с неохотой упал на огромную кипу бумаг, учетных книг, перьев и оплывших свечей – вчерашняя ночь для нее тут же связалась с воспоминанием о стройных рядах цифр, выделывавших замысловатые па перед ее внимательным взором. Она сделала себе мысленную пометку забрать с собой небольшую стопку бумаг, которые и стали итогом ее кропотливой работы по приведению учета компании в порядок, а пока что ей определенно стоило проделать то же самое с собой, набравшись смелости и отправившись в ванную комнату.
Лаки с опаской подошла к затемненному временем зеркалу, чтобы увидеть смотрящую на неё молодую кобылку с довольно пышной гривой и явным свидетельством недосыпа в глазах. Обычно это выражение означает, что вы увидели своё отражение, но в этом случае пегаска могла с абсолютной уверенностью сказать, что эта кобылка не имела к ней абсолютно никакого отношения, если не считать недостатка пары-другой часов сна: её шерсть была скорее зеленоватой, чем синей, а вместо гривы она могла похвастаться огромным пятном постаревшей масляной краски. Лаки несколько минут простояла перед портретом, пытаясь внимательно рассмотреть картину или хотя бы ту ее часть, которая не выглядела как пролитая на холст лужа черного цвета. К ее удивлению, на картине была изображена не одна пони — в углу, первоначально отмеченном пегаской как наслоение паутины, стояла совсем маленькая кобылка с серой гривой, прижимавшаяся к матери так тесно, что невольно возникали мысли о ведре клея и хорошей кисточке. Под рамкой портрета красовалась небольшая табличка, сообщавшая о том, что эта картина была нарисована по заказу некоей Св. Сед-в, прож. на, в и под Заводская ул.-74. Что могли означать эти надписи, Лаки могла только гадать, но на подобные занятия у неё совсем не оставалось времени — ей ещё предстояла встреча с собранием промышленников и банкиров Сталлионграда, а до этого ещё и не менее значимое свидание с настоящим зеркалом.
Лаки осторожно поставила картину на пол и ее взору открылось то, что можно было назвать стеклом с тонким слоем серебра лишь счистив с него нахально раскинувшуюся там сеть не менее тонкой паутины. Возможно, для пауков это было настоящим произведением искусства — в таком случае они вполне могли бы предоставить тряпке в руках пегаски серьёзные обвинения в вандализме. Тем не менее, после пары уверенных взмахов небольшим куском ткани Лаки смогла насладиться своим смутным отражением, попытаться привести в порядок растрепавшуюся гриву и, при необходимости, выселить из неё всех птиц, не до конца усвоивших такое простое понятие как "тёплые края". Расческу ей любезно предоставил Грэй Берд, заверив Лаки, что она была приобретена специально для неё. Судя по ощущениям, ее раньше использовали чтобы подравнивать лужайку с особо несговорчивым газоном, и Лаки с ужасом представляла себе тот момент, когда придется перейти к чистке зубов — щетку, которую ей столь же щедро предоставило государство, можно было использовать для полировки копыт и металлических поверхностей.
Наконец, с утренними пытками, которые в более подходящих для жизни местах именуются умыванием, было покончено, и пегаска смогла приступить к такому немаловажному пункту своего утреннего расписания как подготовка к выходу из дома. Если в любом месте Эквестрии, где слово "температура" не опадает на землю ледяными хлопьями после того как было сказано, этот процесс занимает пару минут и состоит в основном из поиска ключей, которые обычно оказываются уже вставленными в дверной замок, то в Сталлионграде вам придётся вдобавок завернуться в ужасающее количество слоёв тёплой одежды, а ещё лучше раздобыть большую лопату и персональную печку на колёсах. Когда пегаска с успехом справилась с этим делом, часы показывали без десяти минут десять и любой логично рассуждающий пони сказал бы ей, что определено стоило поторопиться, если она хотела успеть к началу собрания, оглашению тем обсуждений и такой жизненно важной деталью, без которой такие встречи просто не могли существовать, как традиционная чашка чая с не менее традиционным печеньем.
Правда, совет этого разумного и логически подкованного ноги так и остался бы неуслышанным — прогулочная походка Лаки явно говорила, что та абсолютно не торопится туда, где, возможно решался вопрос вопрос об успехе ее предприятия, предпочитая вместо этого любоваться живописный дымком, вырывающимся из заводских труб. "Все дело в эффектах, — думала Лаки, стараясь идти не слишком быстро и подавить настойчивое желание расправить крылья. — Все любят эффекты. Никто не станет слушать пони, робко поднимающую копыто в самом центре оживленного спора, но очень сложно не прислушаться к ее мнению, когда она распахивает дверь в середине заседания, причем так резко, что можно подавиться своей печенькой и пролить чай на дорогой костюм."
Эффекты были таки же инструментом Лаки как и улыбки. Она всегда считала, что самое главное в ее деле — это заставить всех окружающих обратить на тебя внимание, а уже полученное внимание пегаска с не меньшим успехом обращала в деньги. Всегда, конечно существовал риск, что пони запомнят не только шоу, но и его ведущую, правда набор мастерски сделанных париков, наклеивающихся кьютимарок и шляп разной степени бредовости снижали его до размеров горошины, потерявшейся в огромном пшеничном поле. "Мелочи — вот, что никогда не бросится в глаза, — думают пони, считающие себя самыми внимательными и способными раскусить весь остальной мир. — Именно поэтому я их уж точно запомню." Именно такие типы в разговоре о внешности преступника со Стражей красочно описывают его странные очки, но на вопросы о цвете его шерсти отвечают лишь смущенным вырыванием ямок копытом. Привлеки к себе внимание удачи, улыбнись ей и получишь ее улыбку в ответ — таков был принцип Лаки Койн и, вступив на путь относительно законопослушной пони, она не собиралась от него отказываться. Тем более, что в ее дальнейших планах хорошо проверенным методам отводилась немалая роль. В конце концов, это ведь то же самое: нужно просто как можно быстрее убедить всех расстаться со своими монетами. Разница была только в том, что после этого не нужно переезжать в другой город и перекрашивать гриву. Конечно, во всей этой задумке была определенная доля риска, но ведь именно риск делает игру интересной.
Лаки оставалось рассчитывать на свое мастерство общения с пони и на те аргументы, которые она намеревалась высыпать на членов собрания. Если насчет первого можно было не беспокоиться – в детстве ее не приняли в актерскую школу только потому, что она слишком талантливо изобразила кобылку, которой ни капельки туда не хочется, то со вторым пунктом определенно стоило свериться еще раз. История, которую она вчерашней ночью разглядела среди стройных рядов цифр была достойна создания целой трагедии, желательно в стихах и с актрисами, которые отлично умеют прикладывать копыто к сердцу и завывать на возвышенно-печальных тонах. Это была история о тех, в чьей голове крепко засели идеи о светлом будущем, техническом прогрессе, но, к большому сожалению, не было никаких мыслей о деньгах. А деньги в их предприятии были одной из трех вещей, без которых обойтись было нельзя. (Другими двумя, правда, были больше денег и еще больше денег) А эти средства еще нужно было достать. И на строительство железных дорог государство выделило немалые средства, как и на проекты первых паровозов, которые были настолько ненадежными, что имели неплохой шанс развалиться еще до начала сборки. Но эти трудности не остановили светлые головы на их пути к прогрессу, зато это удалось сделать тем компаниям, без которых паровоз не может быть паровозом, а остается чертежом на заляпанной чаем бумаге. Завод обдирали как соседскую яблоню, перевесившуюся через забор, а затем, когда он все-таки начал приспосабливаться к создавшимся условиям на него свалились паровозы от новой фирмы – быстрее, лучше. Дороже. Светлые идеи остались в умах их владельцев, но все деньги от их исполнения ушли в чужие карманы. Те же, кто пытался поправить ситуацию наталкивались на непреодолимую преграду в виде того, что для строительства паровозов недостаточно просто металла и угля – нужны были заказы, а заказы дают только те, кому нужны паровозы. И, как уже поняла Лаки, они пользовались не такой уж большой популярностью – все вокзалы между Кентерлотом и Сталлионградом не отличались оживленностью или желанием приобрести лишние пару билетов. Нет, построить паровоз будет не слишком трудно – гораздо важнее его продать, и в голове у Лаки уже вспыхнула пара идей по этому поводу. В том, что касается денег ее ум работал быстрее ветряной мельницы в тропический ураган.
Здание, в котором встречались самые влиятельные, богатые и имеющие определенный вес в обществе пони не выглядело так как Лаки его представляла. Вместо огромных вычурных ворот с драгоценным напылением – скромная деревянная дверь, вместо шикарного трехэтажного особняка – небольшой кирпичный домик с покосившейся трубой, а вместо загадочных и грозно звучащих фраз древнего языка, вывешенных над входом, — небольшой коврик с надписью “вытирайте копыта.” Ладно хоть буквы были вышиты золотыми нитями, а то пегаска окончательно утратила бы веру в логичность этой Вселенной. Мисс Койн поправила пышную гриву, скромно прокашлялась, внимательно посмотрела на дверь, а затем решительно отворила ее, в результате чего произошло непродолжительное но очень тесное знакомство двери со стеной дома, окончившееся оглушительным грохотом. Который тут же привлек внимание разворачивающихся кресел. Кресла располагались вокруг большого круглого стола, который, как отметила пегаска, выглядел гораздо скромнее, чем стол в ее комнате и, скорее всего, не попытался сожрать ее, вздумай она уснуть прямо за рабочим местом. Скорее всего этот стол был призван символизировать равенство сидящих, однако разнообразие кресел и количества золота в их обивке сводило на нет все преимущества округлой формы. Кое-кто из самых предприимчивых даже выпилил в столе небольшой уголок и украсил его замысловатыми картинками. В креслах же восседали самые уважаемые и, в большинстве своем, самые упитанные сливки Сталлионградского общества, уставившиеся на вошедшую Лаки в ожидании того, чем она оправдает то, что прервала их пятнадцатиминутное рассмотрение вопросов в перерыве между парой двухчасовых чайных пауз.
Пегаска быстро окинула обстановку оценивающим взглядом. Похоже, что разговаривать ей придется в основном с тем пони, кто сидит в самом большом кресле, на которое к тому же нельзя смотреть без солнцезащитных очков и крема против выгорания шерсти. Ну и небольшая табличка “председатель”, стоявшая перед ним тоже внесла свой скромный вклад в умозаключение пегаски. Все присутствующие здесь с интересом смотрели на вошедшую, за исключением, правда, тех, кто пользуясь всеобщим замешательством поспешно набирал себе дополнительную порцию печенья с огромных серебряных блюд. Лаки постаралась не разочаровывать публику и дала им время внимательно рассмотреть ее и отнести к соответствующей части общества, которое для богачей, если судить по официантно-чаевой системе делится на три типа пони: первые – те, кто работает за чаевые, вторые – те, кто приходя в кафе чаевые оставляет и те, кто этими кафе владеет. По их мнению внимания заслуживали только вторые, а разговора – только третьи, да и то, только если он касался расширения денежного хранилища. Лаки прошла по комнате, изящно обмахивая сидящих своим огненно-рыжим хвостом, от чего несколько капиталистов вынуждены были промокнуть лоб шелковым платком, который стоил столько же, сколько завод по их производству, а некоторые из них даже подавились своим печеньем.
Сохранялось абсолютное молчание, ведь члены собрания ждали объяснений, но получали вместо них лишь улыбку и трепетание ресниц, а Лаки просто наслаждалась их изумленным выражением. Наконец один из единорогов, обладатель стильного черного фрака и надушенной гривы, тихонько прокашлялся, и это безобидное с виду действие вызвало целую бурю обсуждений, косых взглядов и требований принести еще по чашке чая. В зале тут же возник невообразимый гвалт, отличительной чертой которого всегда является всеобщее желание высказаться при полном игнорировании остальных. Те же немногие, кто сохранял еще спокойствие, либо сидели с набитым ртом либо продолжали со скукой смотреть на спорящее собрание, изредка бросая взгляд на стоявшую рядом пегаску. Та делала вид, что ее очень интересует возникший спор и высказываемые аргументы по поводу возможности ее пребывания здесь, выраженные в основном упоминанием долгов оппонента и ответных угроз выплеснуть чай прямо на галстук. Внимательному наблюдателю со стороны могло показаться, что изредка она быстро переводит внимание на спокойно сидящих пони, но чего только не кажется в помещении, где основным источником света является разгорающийся конфликт ну и пара люстр, небрежно свисающих с потолка. Тех, кто не принимал участие в споре, было трое – сидящий во главе стола (и то, что стол был круглым ничуть не мешало ему делать это) председатель, молодой единорог, мрачно поглядывающий на накопытные часы и желтогривая земнопони, получающая от происходящего немало удовольствия – особенно если заметить то, как она старательно не улыбается.
Наконец председатель утомленно вздохнул и постучал копытом по столу, соблюдая при этом достаточную осторожность, чтобы не повредить блестящий слой лака. Несмотря на то, что этот звук должен был потонуть в общем шуме как бумажный кораблик, застигнутый тайфуном посреди океана, он произвел достаточное впечатление на спорящих – те быстро расселись по своим местам, замолчали и выпустили-таки из копыт галстук соседа.
— Прошу тишины, — с усталостью в голосе попросил председатель. – Позвольте представить вам мисс Лаки Койн – нашего нового директора путей сообщения, — на этих словах он повернулся к пегаске, все еще не проронившей ни слова, и продолжил. – Вы, кажется, опоздали, мисс новый директор. Наше заседание уже подходит к концу.
— Ну оно же еще продолжается, — заметила Лаки. – Тем более, что у вас в чашке еще остался чай, а это значит, что я успею сообщить вам о моем незначительном деле. Поверьте, это не займет много времени, — она порылась в притороченной к боку сумке и достала оттуда парочку помятых листков, побывавших, судя по их виду, в пасти не одного древесного волка. – Вот, что я хотела вам всем показать.
— Не успели и присесть, а уже приступаете к делу, — хмыкнул председатель, с сомнением просматривая переданные ему, за неименном лучшего определения, клочки бумаги. – Мое имя – Рич Манибэг, как вы наверное уже знаете. И то, что это не займет много времени – абсолютная правда. Мы здесь обсуждаем серьезные вопросы, а не тот бред, который вы нам предоставили. Если вы думаете, что набор вычислений и случайных цифр достоин нашего взгляда, то…
— Вот тут вы ошибаетесь, — весело возразила пегаска и обернулась к основной публике. – Это не просто набор цифр. Вглядитесь в них и вы увидите… — она сделала торжественную паузу, во время которой кто-то умудрился уронить поднос. – Историю!
— Историю чего? – удивленно переспросил сидевший прямо рядом с ней единорог.
— Историю обмана, — решительно заявила Лаки под дружное “Ах!”, “Что?” и в редких экземплярах “Хрум-хрум”. Пегаска снова обратилась к председателю и начала делать по одному шагу вперед с каждым произнесенным словом. – Финансовых махинаций, разорения, нечестной конкуренции, обсчитывания, воровства, присвоения чужих идей… Мне продолжать господин Манибэг?
— Что вы говорите? – пролепетал побледневший Рич. – К-какие у вас есть доказательства?
— Доказательства, — уже более жестко повторил сидевший рядом с ним единорог. – Пустые слова, мисс Койн. А вы жонглируете ими как на арене в цирке, но что они значат для всех нас без подтверждения?
— Если я жонглирую словами, — пегаска одарила его еще одной улыбкой. – То я определённо не достигла того мастерства, которое проявляете все вы, жонглируя цифрами. Вы можете увидеть в этих расчетах, что лишний ноль здесь, недостающая единичка там значат гораздо больше, чем чернила оставшиеся на бумаге.
— За числами стоят деньги, — пожал плечами единорог.
— А за деньгами судьбы тех, кто их заработал, — парировала Лаки. – Разорение компании дело копыт не экономики, но пони. Паровозы нельзя строить без денег, это верно, но ведь изначально деньги были. А потом вдруг исчезли, вместе с заказами и поставками. Вы считаете, что это просто ряд случайных неудач? Я – нет. Не может быть, чтобы такое предприятие развалилось само по себе.
— Ох, ладно, — единорог возвел глаза к потолку, словно ожидая, что когда он вновь их опустит пегаска исчезнет как надоедливое видение, а на ее месте появится нечто более приятное и не такое болтливое как например кусок яблочного пирога. – И кого же вы обвиняете?
“Вас, — подумала Лаки. – Всех вас, кто сидит сейчас в этом зале и стыдливо прячет глаза в поднос с печеньями. Вы вытянули все соки из компании ради своей выгоды и запустили собственное производство, но как всегда просчитались – украденных идей никогда не хватает надолго и если инженеры старой школы чертят проекты новых двигателей, то ваши орудуют ведром клея лишь бы оставить ваши составы на ходу. Если я вам брошу правду прямо сейчас, вы пошаркаете копытом и скажете: “Нет, как вы могли такое подумать? Где доказательства? Кто ее сюда пустил?” Но я знаю. И вы знаете, что я знаю. И гадаете, кто же еще может узнать…”
— Я не знаю их имен, — Лаки быстро сменила улыбку с грозной на нерешительную. Каждый, кто считает себя отличным спорщиком, возликовал бы на этом месте, ведь ему удалось заставить оппонента смутиться и усомниться в своих силах. – Но предыдущее руководство компании, к моему большому сожалению, не заметило этого ужасного процесса. Правда, — она посмотрела прямо на председателя. – Я пришла сюда не совсем за этим.
— Да? – оживился Рич, каким-то образом удержавшийся от вздоха облегчения. – Но зачем же тогда все это?
— О, я просто хотела показать, что у меня к вам никаких претензий нет, — заверила его пегаска. – И надеюсь, что наше будущее сотрудничество будет более эффективным. Ведь мы же готовы поддержать отечественного производителя в борьбе с заграничными паровозами, — только глухой не заметил бы, что она сделала упор именно на слово “заграничными”, а также на то, что кто-то снова уронил поднос – ему определенно сегодня не везло.
— Да, да, сотрудничество, — повторил Манибэг. – Конечно, мы сделаем все, что в наших силах.
— О, спасибо, господин Манибэг, — благодарно отозвалась Лаки. – Принцесса будет очень довольна вашей готовностью к поддержке развивающихся отраслей.
Это был припрятанный козырной туз пегаски, и по резко изменившемуся в сторону пейзажа за окном лица Рича, она поняла, что крыть ему нечем. Единорог же и бровью не повел, продолжая изучать потолок, словно там происходило нечто действительно важное, не идущее ни в какое сравнение с пустой болтовней о паровозах и деньгах.
— Отраслей, — тихо повторил Рич.
— О, и раз уж вы так любезно согласились помочь, то может вы согласитесь пересмотреть пару сделок, где были допущены ошибки, которые привели к потере больших сумм…
Слово, напрямую связанное с деньгами словно оживило председателя. Он чуть не подскочил на своем месте при их упоминании и, если бы не вездесущая сила гравитации, имел бы неплохие шансы впечататься в потолок. Рич поправил галстук, пригладил гриву и прикрыл глаза, словно вспоминая недавно заученные фразы из сборника “На все случаи жизни”.
— Вы наверняка проинформированы, что договоры, заключенные предыдущим руководством вступили в силу до вашего прибытия, — начал монотонно повествовать он. – Также руководства всех предприятий, заключившие их не несут никакой ответственности за потерю денег, метеоритные дожди и самопроизвольные взрывы яблочных пирогов, что определяет характер совершаемых сделок как четко выраженную формулировку “необратимо-выгодно для всех-а если кто-то оплошал еще лучше”. А это значит, что возможность получения вами денег стремится к…
“Не могу поверить, что они просто меня проигнорировали, — думала Лаки, наблюдая за тем, как промышленники и банкиры встают со своих мест. – Просто не могу поверить. О, конечно они закрыли все это за красивыми словами, но смысл от этого не перестал быть простым как дверной косяк, о который все время спотыкаешься, возвращаясь домой под вечер – денег нет и не будет. И точка. Они имели наглость сказать мне это прямо в лицо, ха! Они просто еще не знают с кем связались. Правда, теперь мне придется срочно научиться доставать монетку из-за чьего-нибудь уха, а лучше сразу целый мешок, потому что монет потребуется ну очень много. Но разве я из тех кто отступает перед трудностями? Ну, разве что перед теми, которые нельзя преодолеть, не научившись изменять мир хлопком в копыта. А это вроде бы одна из них. Но нет, первый ход еще не закончен, мистер Мэнибэг, и я…”
— Мисс Койн, — раздался скрипучий голос у нее за спиной. Лаки обернулась и увидела перед собой ту самую желтогривую земнопони, которая весь разговор только переводила взгляды с нее на председателя и, не менее часто, на поднос с печеньем. – Меня зовут Голди. Голди Потэйто, но я предпочитаю, чтобы меня называли только по имени.
— Рада знакомству, — машинально ответила Лаки, все еще размышляющая над перспективой создания паровозов из пыли и желания не появляться перед Принцессой с пустыми копытами.
— Я слышала, вам нужны деньги, — сказала Голди. – И я, пожалуй, знаю, где их можно достать. И даже скажу вам, но только из-за того, что вы заставили Рича выглядеть как снеговика, страдающего от недостатка загара. Это дорогого стоит, поверьте мне, — она на секунду затихла. – Скажите, а вы любите кофе?
— Не очень, — покачала головой Лаки.
— Ну, вот и отлично, — хохотнула ее новая знакомая. – Потому что я его терпеть не могу. Предлагаю вам направиться в одно кафе неподалеку, где подают отличный чай с ромашкой. Я уверена, что мне удастся вас заинтриговать…
— Да? — усомнилась Луна. — И чем же вы предполагаете меня заинтриговывать?
Нет, конечно, Принцесса обращалась не к мисс Голди и находилась не на заснеженной Сталлионградской улице — этому немного мешал тот факт, что их разделяла половина страны. Просто это был самый подходящий момент, чтобы в мгновение ока переместиться в штаб-квартиру Ночной Стражи. А вот командор Хейдэн, которому и предстояло ответить на заданный Принцессой вопрос, ощущал прямо противоположные желания. К тому же внезапно начавшаяся за окном гроза — очередной презент стражникам от столь любимой ими Погодной Службы — выбирала для ударов грома именно такие замечательные моменты. Командор всегда удивлялся этой странной погодной особенности: казалось бы, почему гром тихо выжидает, пока вы держите в копытах яблоко и собираетесь его съесть, но стоит лишь вам его уронить, он тут же ударит в свой небесный гонг, сделанный на заказ из чистого грохота с небольшими вкраплениями металла. К счастью для Хейдэна, подобные моменты обычно длятся не более секунды, хотя в этом случае это утверждение играло определённо не на его стороне поля. Принцесса ждала его объяснений, и определенно не стоило заставлять ее ждать слишком долго.
— Мы столкнулись с определёнными трудностями, — тихо ответил Хейдэн. Не то чтобы он промямлил эти слова, просто командор произнес их так, что до всей остальной Вселенной дошёл лишь сам факт произнесения, а смысл завернул на середине дороги. Правда, тут стоило сделать поправку — Луна ко всей остальной Вселенной если и относилась, то только немного свысока и к тому же имела превосходный слух.
— Трудностями? — переспросила она, заставив стоявшего поодаль капитана Народа втянуть голову в доспех так, что прибрежные черепахи могли бы взять у него пару уроков. — И с какими же трудностями могли столкнуться столь доблестные стражники как вы?
— На этой неделе было совершено ограбление красильни, — обреченно сообщил командор. Самое худшее для него все равно было позади, а на горизонте уже маячило нечто действительно ужасное и пугающее. Нет, разумеется, кто-нибудь другой наверняка подумал бы: "Мне ведь уже нечего терять, так почему бы...", но Хейдэн всегда считал себя принадлежащим к тем пони, которые на подобные вопросы не задумываясь отвечают "Все что у меня есть" и чаще всего оказываются правы.
— Ограбление, — нахмурилась Принцесса. За окном ударил ещё один раскат грома, по-видимому специально карауливший этот момент за ближайшим углом. — Я надеюсь, что виновные уже найдены?
— Вот с этим у нас и появились проблемы, — замялся командор. — Понимаете ли, Принцесса, единственный преступник, которого нам удалось настигнуть, сумел уйти из копыт Стражи. Но мы ведем расследование и в самом скором времени будем готовы предоставить результаты...
— Вы провалили дело, — спокойно заметила Принцесса, заставив Хейдэна вздрогнуть. Спокойный тон Луны мог означать все, что угодно кроме, собственно говоря, самого спокойствия. — Как в том случае с кобылкой и морской капустой.
Хейдэн поморщился. В душе разумеется, потому что в такой обстановке его лицо обычно застывало как гипсовый слепок и принимало примерно такой же оттенок. В общем-то, если взять настоящий гипс и изваять профиль командора в натуральную величину в нем наверняка будет больше жизни чем в оригинале, не говоря уже о том, что скульптура не развалится от одной мысли о беседе с Принцессой.
— Прошу заметить, что тогда нам все же удалось остановить злоумышленников, — осмелился возразить он, поражаясь этому неожиданному порыву, который вполне мог стать последней для него неожиданностью. — И ущерб оказался не таким уж большим по сравнению с возможным.
— О, конечно, — кивнула Принцесса, — половина лотков с Рыночной улицы, дюжина фонарей и городской фонтан, разумеется, не идут в счет. Командор Хейдэн, зачем нам нужна Ночная Стража?
— Боюсь я не совсем понял суть вопроса, Принцесса, — с сомнением ответил Хейдэн.
— Я имею в виду: зачем нам нужна Ночная Стража, командор? — повторила Луна, выжидающе глядя на Корэджа.
— Мы охраняем порядок на улицах, — немного помедлив ответил Хейдэн. Это напоминало урок в Академии, но тогда за проваленное выступление можно было лишь схлопотать неудовлетворительную оценку. Здесь же любая ошибка могла стать прямым билетом в один конец до исполнения фантазий Принцессы Луны, которая в подобных случаях выдавала идеи ничуть не медленнее, чем философ, на которого пролили ведро с голубой краской. – Мы защищаем простых граждан. Мы блюдем законы. Мы противостоим преступникам и расследуем самые запутанные дела. Мы патрулируем улицы и охраняем самые важные объекты города.
— Все это правда, — кивнула Принцесса. – Но вспомните самое главное – девиз Ночной Стражи, который гласит, что ночь будет спокойной. Оглянитесь вокруг, командор, и спросите себя, спокойна ли эта ночь?
“Нет, — мог бы сказать Хейдэн. – Эта ночь неспокойна, потому что я валюсь с ног от усталости, потому что у меня не готов отчет и потому что я балансирую на чем-то более тонком, чем острие ножа и более опасном, чем веревочный мостик над бассейном с крокодилами. Потому что кто-то посмел бросить Страже вызов, а я ничего не знаю о них. Потому что я ничего не могу сделать, кроме как ожидать следующего их шага. Потому что я не притрагивался к термосу уже пару часов, в конце концов! Если для кого-то это и спокойная ночь, то его имя точно не начинается на Хейдэ…”
— Я не знаю, Принцесса, — потупил взгляд командор. По крайней мере это на пару секунд избавило его от созерцания огоньков в глазах Принцессы. Он совсем не представлял, что они могут означать, но от всей души надеялся, что они никак не связаны с раскаленной сковородкой.
— На этот вопрос можете ответить только вы, командор Корэдж, — улыбнулась Принцесса. Из трех стражников, находившихся в комнате, самым близким к поэтическом искусству являлся капрал Нерд, потому что только он мог объяснить значение слова “анафора”, но в тот момент мысль о холоде звезд или о серебряной пустоте луны, возможно проскользнувших на лице Принцессы упрямо вытеснялись из его головы воспоминанием о незакрытой форточке. – Что вы собираетесь делать дальше?
— Ждать, — честно признался Хейдэн. – Мы будем готовиться к их возможным действиям и постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы предотвратить дальнейшие преступления.
Все, что в наших силах – это очень хорошее выражение. Оно не означает, что вы собираетесь сделать что-то конкретное. По правде говоря, оно вообще не значит, что вы что-нибудь предпримите, зато потом всегда можно повторить его, только уже в прошедшем времени, потому как предел сил среднестатистического стражника неизменно иссякал возле таверны с самым дешевым сидром. В Ночную Стражу брали отнюдь не тех, кто был способен на чудо, если не считать таковым способность простоять восемь часов уставившись на собственное копье.
— Раз таково ваше решение, командор, так тому и быть, — согласилась Принцесса. – Но имейте в виду, что у вас есть всего двенадцать ночей, чтобы раздобыть хоть какую-то информацию. Используйте их с умом. Ночная Стража должна обеспечивать спокойные ночи для города, так пусть она и дальше это делает. А мне уже пора удалиться – меня ожидают срочные дела во дворце.
— Я не подведу вас, Принцесса, — вытянулся Хейдэн, внутри которого чувства устраивали парад в честь того, что Луна ни одним словом не упомянула их регулярный отчет. – И пусть ночь будет спокойной.
— Да, и еще кое-что, — добавила Принцесса ночи, грациозно расправляя. – Запомните, что каждое преступление имеет целую паутину последствий, командор, но ваша главная задача состоит в том, чтобы найти паука…
— Итак, что же вы хотели мне предложить? – спросила Лаки после недолгого молчания, в ходе которого со стола успели исчезнуть три чашечки чая и небольшая порция пирожных, которой при экономном расходе хватило бы на не неделю. Но Голди, кажется, и слыхом не слыхивала о слове “экономный”, зато понятие расхода было для нее вполне знакомо, если судить по длине счета, который услужливо держал стоявший рядом официант, одетый в выглаженный смокинг и добродушно-приветственное выражение лица, такое же обязательное умение при приеме на работу, как и способность отмыть две сотни тарелок за час.
— Ну, дорогуша, наслаждайся пока можешь, — посоветовала земнопони. – Где еще тебе доведется попробовать настоящий сталлионградский чай из самых натуральных продуктов?
Лаки и сама не представляла такого места, но на всю жизнь решила, что если она найдет кафе, где будут подавать подобный напиток, то она будет держаться на расстоянии дня галопа от него. Сталлионградский чай был, мягко говоря, на любителя. Говоря же жестко, как и следовало говорить обо всем, что создавалось в этом городе, стоило упомянуть, что одним из его основных ингредиентов были жёлуди и древесная кора, хотя пегаска готова была с пеной у рта спорить, что и сама древесина дуба принимала в процессе готовки немалое участие – некоторые чашки и выглядели так, будто только сейчас вышли из под умелых копыт плотника, овладевшего секретом растворения трех ложек сахара в твердом деревянном бруске. Сами коренные жители считали, что этот чай был лучшим, что вы могли выпить с утра пораньше, и Лаки начинала понимать, почему же среди них ходили подобные мнения – если у вас были силы допить хотя бы одну чашку до конца, все остальные жизненные проблемы сегодняшнего дня определенно не смогут составить хоть какую-то конкуренцию. “Cталлионградский чай, — как говорилось на упаковке, на котором по мнению Лаки не хватало этикетки “непригодно для приема внутрь”, — Это напиток для согревания души и для отрады тела”. Хотя врачи Эквестрии и сама пегаска наверняка бы заменили одну букву в предпоследнем слове.
— Натуральнее некуда, — заверила ее Лаки Койн. – Но раз уж мы пришли говорить о делах, так почему бы нам не начать как можно скорее? Время – деньги, вам ли не знать.
— Ну, если вам так не терпится приступить к делам, то, пожалуй, не стоит затягивать, — согласилась земнопони, осторожно опуская на стол зажатую в копытах кружку. – Итак, как вы ззнаете, я тоже имею право присутствовать на этих дурацких собраниях, которые проводят эти мешки, набитые деньгами и манией собственного величия. Ха! Они думают, что звон монет может отличить их от всех остальных.
— Я слышала историю о том, что стекло позволяет нам смотреть сквозь него и видеть всех остальных, но стоит присыпать его серебром и начинаешь видеть только себя… — многозначительно произнесла пегаска.
— Бред, — усмехнулась Голди. – Похоже, ее автор вообще не слышал о процессе изготовления зеркал. Взять хотя бы то, что подойдет не всякое стекло, не говоря уже об очистке и обработке… Так о чем бишь я? А, да. Как насчет того, чтобы утереть нос Ричу? Прийти туда и открыто бросить ему в лицо, что он ворюга и скупердяй было конечно очень весело, но вряд ли принесло тебе большую пользу. Скорее всего, он уже разрабатывает план как стереть ваш завод с лица земли, а потом продать освободившийся участок по выгодной цене. Но я могу дать тебе средства, которые тебе так нужны. Не все, конечно, но на первых порах сойдет.
— Это конечно звучит очень заманчиво, — улыбнулась Лаки. – Но в чем тут подвох?
— А ты мне все больше нравишься, дорогуша, — одобрительно заметила Голди. – Подвох в том, что я обдеру тебя как липку, когда придет время эти деньги вернуть. Видишь ли, мое основное занятие, как и у любой почтенной старушки моего возраста, — это вышивание крестиком и горные санки. Но у меня есть одно маленькое такое хобби – я председатель Картофельного Банка Сталлионграда.
Лаки кивнула. То, что она слышала об этом банке, вызывало уважение, если отбросить в сторону его название. Вообще она всегда восхищалась банками – столько средств переложить пару монет из кармана обывателя в свой не изобрел еще ни один мошенник, а этот банк был банком из банков. Роскошные филиалы под гербом, на котором изображен красный дракон, восседающий на горе картошки, были знакомы любому жителю Сталлионграда, который имел дело с финансовыми операциями сложнее чем покупка моркови в овощной лавке. “Стабильность. Надежность. Картошка.” – вот три столпа, на которых основывался их успешный бизнес, а об его основательнице ходили легенды. Например та, в которой описывался путь первоначального обогащения, связанный с мытьем и продажей найденных на улице картофелин. Лаки же всегда считала эту историю немного бредовой, если не заменять одну картофелину на целую телегу или хотя бы большой мешок – в противном случае, по ее подсчетам, копить на основание первого отделения банка пришлось бы сто семнадцать лет и два месяца, учитывая то, что питаться придется в основном картошкой. Как бы то ни было, перед Лаки сейчас сидело воплощение мечты любого начинающего предпринимателя, мелкого банкира или продавца мытых овощей.
— А я – директор путей сообщения, — напомнила Лаки. – И это тоже в каком-то роде мое маленькое хобби. Но если у меня в ближайшее время не найдется никаких средств для этого, мне придется вышивать паровозы. Крестиком.
— На это стоило бы поглядеть, — заявила Голди. – Но пора перейти к серьезной стороне дела. Итак, я предоставляю твоей компании займ на первоначальные нужды. Вы отдаете мне процент от своей прибыли. Все просто и понятно, в выигрыше остаются все.
— Все действительно очень просто, за исключением того, что перед словом процент не стоит никакой цифры, — заметила пегаска.
— Цифры, цифры, — отмахнулась Голди. – Ты видела, что они делают с цифрами, цифры означают за собой деньги, а деньги больше похожи на воду, чем на кирпичи – они так и норовят куда-нибудь уплыть. Но если для тебя это так важно, то пусть будет, скажем, восемьдесят процентов…
Сказать, что Лаки чуть не задохнулась, значило сказать одно лишнее слово – “чуть” здесь никак не подходило. Начавшийся за этим спор о цене вопроса мог войти в число самых жарких мест в Эквестрии, хотя обе стороны при этом мило улыбались и изредка делали вид, что делают глоток из чашки, изредка прилипающей к столу. К счастью для новоиспеченной директора путей сообщения, Голди оказалась достаточно сговорчивой пони и через каких-то два часа упрямых отказов, небольших уступок и убедительных уговоров, Лаки удалось снизить долю банка в два раза.
— Ты подсовываешь мне кота в мешке, — с сомнением проговорила Голди, подписывая чек. – Все-таки в Эквестрии паровозы не так уж и популярны. Много пассажиров можно набрать лишь в столице, а остальные предпочитают кареты, телеги или четверых проверенных друзей. Придется делать все быстро и гораздо лучше чем у конкурентов. Справишься?
Лаки помедлила с ответом. Идеи были нужны, банкир говорила правду. Придумать, как сделать паровозы очень и очень быстро. Придумать, как заманить на них пассажиров. Придумать, чем заменить эту ужасную расцветку, в конце концов. И для всего этого нужны светлые мысли, но они ведь приходят неожиданно, как удар молнии или падение ложки. Ложки… Лаки еще раз взглянула на небольшую ложечку, поблескивающую недавно приобретенными темными пятнами от пролитого чая – вряд ли их можно вывести каким-нибудь из известных науке средств. Ложки! Вот оно! Идея, которая поможет ей довести это дело до конца, причем до такого, в котором не придётся оправдываться перед Принцессой. Что же касается популярности паровозов, то тут Лаки была уверена на все сто – главное дать жителям зрелище и интерес, и тогда дело у нее в фуражке.
— Знаете, — пегаска хитро подмигнула сидевшей перед ней земнопони. – Есть у меня одна идея…