Пайлэнд

Особняк Джентльколта Ч

Пони не замечали меня. Словно призрак, я двигалась сквозь толпы опьяневших по разным причинам жеребцов и кобылок. От кого-то из них действительно пахло хмельным яблоком, а кто-то просто с безудержным энтузиазмом и нездоровым взглядом занимался своим делом, не обращая взора на остальных. Ясно было лишь одно — эти пони получили то, о чём мечтали.

Дорога привела меня к одному из самых блиставших мест в этом парке развлечений. Огромный золотой особняк, в стенах которого отражались безумные танцы многочисленных огней. Толпа заваливалась туда почти нескончаемым потоком. И именно туда я направила свой путь. Она могла быть там.

Повсюду стояли статуи единорогу со знакомым лицом. Они были из золота. Тут всё было сделано из него. Было так неприятно жарко, казалось, что сейчас весь этот замок расплавится и оборвёт жизни всех, кто захотел войти в это ужасное здание. Мне приходилось щурить глаза, так как вся эта роскошь в буквальном смысле ослепляла.

Мусор кидали прямо себе под ноги и затем уходили в другое, менее загаженное место. Отовсюду доносилась музыка. Плакала скрипка. И рыдала она, надрываясь, больно. Иногда высоко повизгивая, а порой низко кряхтя. Даже я, не обученная музыке пони, слышала, что инструмент был сильно расстроен.

Двигаться вперёд стало невыносимо тяжело. Мне пришлось присесть на золотой стул, закрыв глаза, чтобы дать им отдохнуть. И тогда послышался звонкий голос, что нельзя было спутать.

— Леди, я могу вам чем-то помочь? — попытка приоткрыть глаза закончилась болью, выжигаемой этим плавким металлом. Единственное, что мне удалось заметить, это наряд официанта.

— Пинки Пай?

— Да, Пичи, это я, — голос её звучал превосходно на фоне этой бедной скрипки, которая беспрерывно надрывалась.

— Я думала, вы владелец этого места.

— Разумеется, — немного озадаченно ответила пони, — однако мне также нравится исполнять роль и других работников Пайлэнда. И сегодня я буду вашим официантом! — торжественно объявила она. — Так чем могу вам помочь?

— Так сильно жжёт глаза, а мне нужно идти.

Ничего не сказав, она начала наматывать мне что-то шелковистое и мягкое на голову.

— Теперь этот шарфик укроет твои глаза от боли.

— Так ведь ничего не видно, — вместо блеска наживы передо мной предстала непроглядная тьма. И хоть её холодное спокойствие было так облегчительно после этого пламенного безумства яркости, мне нужно было идти дальше. — Как я продолжу путь?

— Куда же ты направлялась, моя маленькая пони? — с интересом спросила она. — Ты ведь хотела искать свою любовь.

— Это я и пытаюсь делать.

— Значит, ты определённо не знаешь, какие пони тут водятся. Если бы видела, ты бы не стала проводить поиски здесь.

— И что за пони здесь обитают?

— Думаю, надо спросить у владельца особняка. Хозяин как никто иной должен знать своих гостей.

Она повела меня за собой через толпящихся живых существ, что скопились здесь. Запахи и звуки смешивались в неприятную полифонию под предводительством бедной скрипкой, что, казалось, умирала от боли каждый раз, когда смычок касался её. Пони расступались перед Пинки Пай, или же это она словно ледокол проплывала в этом золотистом океане застывших сердец.

— Почти пришли, тебе осталось лишь подняться на балкон, — Пинки отпустила меня и быстро проговорила: — Я ещё приду! Сейчас мне нужно принести гребень для волос и цепочку для часов милой паре в ветхом доме неподалёку, — и после этого она ратворилась в этом золотом котле, оставляя меня одну в темноте.

С каждой ступенькой плач скрипки становился громче и отчётливей, было слышно, как она упрямо дёргалась, пытаясь давить из себя музыку. На лестницах никого не было, будто владелец этого дорогостоящего котлована никого не интересовал. И только стоило мне подняться по лесенкам, я услышала, что ошибалась.

— Прошу вас, послушайте нас, — хором завывали сиплые голоса, прерывавшиеся порой на сухой, болезненный и затяжной кашель, который тонул в верещаниях обезумевшей скрипки, — мы так же жили богато и тратили роскошь бездумно. Отдали мы щедрость, совсем не подумав.

Сумасшествие звуков заставило меня снять шарф, несмотря на невыносимый блеск...

Так вот почему она кричала.

Скрипка была сделана полностью из золота. Разумеется, настроить такой инструмент и вылечить его стерео-безумие является очень сложным процессом. Пони-скрипач располагался подле трона владельца особняка. Здесь было не так много огней. Ослепительное золото не так сильно обжигало зеркала моей души. Владельцем был тот самый единорог, который ещё недавно погибал от голода и простуды. Теперь его сложно было узнать. Растолстеть за это время было трудно, однако ему удалось. Причём сполна. Трон начинал сжимать жировые складки миллиардера, и нельзя сказать сразу, может ли он вообще протиснуться, чтобы вылезть из своего изысканного капкана.

— Уже говорил вам, — рот ему было открывать тяжело. Отдышка прерывала речь через предложение. — Проваливайте, грязные оборванцы. Не единого бита от меня не дождётесь.

— Нам не нужны ваши биты.

— Проваливайте! — слова вылетели изо рта единорога на бедняков вместе со слюнями этого толстяка. Изголодавшим пони не оставалось ничего, кроме как покинуть владельца особняка. — Тебе чего надо? Хочешь попрошайничать?

— Нет. Ищу кое-кого.

— Постой. Твоя мордочка мне знакома. Это ведь с тобой я шёл к Пайлэнду.

— Да. Ты изменился.

— Ну а это! — толстяк довольно усмехнулся. — Теперь никаких рваных кафтанов, разве может джентльколт Ч ходит в отрепьях?

— Полагаю, нет.

— Ха! Правильно. Битов у меня немерено, и мне подвластны почти все пони Пайлэнда, — он вдруг захихикал и сказал: — Посмотри на них, и увидишь, как они жалки, — сам он в это время пытался поднять своё копыто к верёвке, висевшей рядом с ним.

Там, на драгоценном пепелище, пони гарцевали по залу. У них у всех были надеты повязки на глаза, похожие на ту, что была у меня. Столы были переполнены закусками, к которым почти не прикасались. Джентльколт Ч тратил уйму денег на разные глупости и категорически не хотел заниматься благотворительностью. Хоть те бедные пони и не просили его об этом.

Неожиданно он потянул за верёвку, и на потолке что-то щёлкнуло. После этого на пол посыпались золотые биты. Пони получали синяки, когда вожделенные золотые кругляшки падали им на голову, несмотря на это они выглядели безумно радостно. С пеной изо рта они собирали биты, что свалились им на голову. Стояла ужасная давка, всем хотелось набрать себе карманы, полные золота.

— Думаешь, это щедрость? — спросил меня Джентльколт Ч. — Нет! Я покупаю! Своё могущество и величие. Я покупаю их жалкие дешёвые жизни!

Нет. Она точно не одна из них. Её жизнь бесценна, как и жизнь любого, только в отличие от тех пони, что сейчас страдали из-за своей жажды богатств, она знает о том, как ценна жизнь.

Я сорвалась с места и поспешила к выходу. Только мне стоило спуститься с лесенок, как огонь, таившийся в злате, начал жечь мои глаза, а биты падали прямо на меня, причиняя боль.

— Пятьдесят Четвёртая, — её голос был слышен даже сквозь неутихающие стенания скрипки и песню падающего злата. — Надевай повязку, я проведу тебя.

Доверившись ей, мне пришлось ослепнуть ненадолго. Она вела меня сквозь этот продажный ужас, спасая от кошмарной жадности. Биты сыпались на нас сверху, пока Пинки петляла между упавшими на землю пони. Кто-то из них был оглушён, кто-то совершенно устал от ушераздирающей музыки и яркого блеска, а кто-то до сих пор собирал золото.

И вдруг скрипка издала агонизирующей смертельной фальши крики и замолкла.

— Что случилось?

— Струны из чистого золота не очень прочны! Чтобы издавать музыку, нужен талант или опыт, а не толстый кошелёк.

Наконец я вдохнула свежий воздух, вырвавшись из этого особняка.

— Мы ещё увидимся, маленькая пони, — сказала Пинки нежно, — ну а пока у меня концерт.

— Постой, Пинки Пай, — мои жалобные слова приостановили её, — куда мне идти дальше? Я так хочу найти её.

— Приходи на маскарад, — мне хотелось снять повязку, однако Пинки легонько придерживала моё копыто. — Пони Пайлэнда собираются там, когда ищут приятных чувств. Не знаю, каких, зато приятных.

Она отпустила моё копыто, оставив меня, слепую, стоять посреди Пайлэнда. Когда я сняла повязку, Пинки здесь уже не было. Позади меня стоял золотой особняк, а над ним застыло тёмное звёздное небо. Пайлэнд пылал огнями как и обычно, и теперь я чувствовала, что и внутри меня разгорается пламя. Только оно было чистым, не таким грязным и копотным, как костёр Пайлэнда, сжигавший в себе щедрость.

Золото расплавится в этом огне, как и щедрость Джентльколта Ч. Только добрые поступки не сгорают в этом пламени. Пинки Пай спасла меня, и я была ей благодарна. Хорошие поступки не горят, они зажигают пламя в наших душах. Пламя, что согревает нас.