Шкатулка Скрю
Глава 14
Три минуты.
Три минуты и тридцать две секунды. Столько отводилось доктору Стэйблу для того, чтобы он освежил в своей памяти всё-всё-всё, что на протяжении долгих часов рассказывала о гинекологии престарелая земная пони из Мэйнхэттенского медицинского университета. На её парах было невозможно не заснуть. А еще большинство зачетов она ставила «автоматом» — ей можно было рассказать любую чушь, взамен выслушав ту чушь, которую она считала «правильной», и более Стэйбл по поводу сдачи экзаменов не беспокоился. Хотя честно старался конспектировать всё, что она рассказывала.
Теперь его конспекты по акушерству затерялись среди неподъемной горы других конспектов, книг и медицинских справочников. Стэйбл прибег к сильнейшему телекинезу, заставив все книги парить в определенной последовательности вокруг него. Конечно, голова после этого страшно будет болеть, и ему придется прибегнуть к помощи живительного аспирина, чтобы снять напряжение. Сейчас он был беспощаден к самому себе и старался выиграть как можно больше времени перед тем, как его начнет звать Редхарт.
Память Стэйбла вдруг прояснилась. Точно! Все свои конспекты по этому предмету он отдал почитать своему знакомому. Еще на третьем курсе.
Это конец. Стэйбл судорожно пролистывал каждую страницу каждого медицинского справочника, каждой книги, в слабой надежде на то, что там может быть хоть что-то про рождение жеребят. Наконец-то в одной книге он нашел что-то знакомое, близкое по сути дела и начал жадно перелистывать страницы, силясь освежить в себе давно забытые знания.
«Сложность в рождении единорога заключается в отростке его рога, который при неосторожной попытке вытащить головку плода может привести к повреждению шейки матки и внутреннему кровотечению…»
Интересно-интересно. Что-то похожее доктор Нью Борн ему рассказывала на лекции.
«Для безопасного извлечения головки плода задние ноги роженицы разводятся в разные стороны…»
Ну, это все знают.
«Затем врач вводит щипцы по следующему принципу: левая ложка — в левую половину таза матери, а правая ложка вводится в правую сторону таза под контролем телекинетического поля врача…»
Так, вроде всё поня… стоп. Откуда щипцы? Стэйбл не припоминал, чтобы на родах когда-либо они применялись. Времени на уточнение у него не было, и доктор, услышав крик Редхарт, прихватил книгу с собой и побежал вниз.
-Жеребец! Ты куда пропал, я одна не справлюсь! – крикнула Редхарт. Она надевала на свои копыта белоснежные бахилы. Стэйбл и сам собирался их одеть, но недовольный взгляд старшей медсестры непроизвольно намекал ему на то, что копыта не помешало бы и помыть. Стерильность превыше всего. Рыжий единорог ошивался рядом. Он чувствовал себя несколько неуютно. Он смог пережить собственный обморок и ни на шаг не отходил от старшей медсестры.
-Хорс, молись богиням, чтобы ты мне не пригодился. Но присутствовать на родах ты обязан, — сурово заключила Редхарт: — мне понадобится помощь хирурга, если что-то пойдет не так.
-А что п-пойдет не так…?
-Всякое может случиться. Тенди приготовила твой набор. Если что не так – будешь кесарево делать.
Хорс нервно сглотнул и попятился. Жизнь его к такому не готовила.
-Кесарево?… – прошептал он.
-Да, Хорс! – рявкнула она, жестом попросив Стэйбла натянуть ей на лицо маску: — кесарево сечение! Как тебя учили в твоем университете, или где ты там учился! И давай, не сиди на месте, одевайся во всё чистое, время не ждет!
Дверь палаты приоткрылась. Из неё высунулась мордочка сестры Тендерхарт. В отличие от остальных, она уже давно оделась во все стерильное и даже проделала солидную подготовительную работу, прицепив к будущей мамочке всё, что только можно прицепить.
-Вы там готовы? — спросила она: — стол уже накрыт, вас только не хватает, гости дорогие.
-Идем, идем, — Редхарт разминала копыта, убедившись, что бахилы ей впору. Затем криво ухмыльнулась двум испуганным жеребцам и произнесла следующее:
-Ну что, жеребцы! Отставить панику, вас никто наедине с ней не оставит, я всё объясню, что и как делать. Дерпи у нас умница, у неё отличное здоровье, так что роды должны пройти как по маслу. Стэйбл, а что это у тебя за книга? — спросила она, заметив торчащий корешок из халата. Стэйбл показал её, и белоснежная пони сокрушенно хлопнула копытом по лбу:
-Ты часом не на родах читать собрался, доктор Садист?
Единорог непонимающе посмотрел на обложку. Книга, подарившая ему несколько ценных заметок касательно рождения жеребят, оказалась «Историей эквестрийской медицины» — небольшим справочником, в котором вкратце рассказывалось всё-всё-всё о том, как проводились операции и лечились болячки… лет эдак пару сотен тому назад, если не больше.
-Моя ошибка, — сокрушенно произнес он: — там как раз было написано про рождение единорогов, и щипцы…
-Будут еще в твоей жизни щипцы, не беспокойся, — улыбнулась ему Редхарт: — только сегодня нам они не пригодятся. И поверьте мне, ребят, — сказала она Хорсу и Стэйблу, раскрывая перед ними двери: — это будет самый тяжелый день в её жизни. В вашей, кстати, тоже. А теперь пошли. Не будем заставлять ждать будущую мамочку.
Стэйблу не доводилось бывать на родах. После того, что его ожидало здесь, в Понивилле, он бы наверняка захотел, чтобы его неведение так и продолжалось.
В детстве он был очень умным жеребенком. Читал всё подряд – от огромных энциклопедий про историю древней Эквестрии до маленьких медицинских брошюрок о том, как правильно оказывать первую помощь, или чистить зубы, или проводить профилактику какой-нибудь редкой болячки, которая у него наступит лет через сорок. Когда-то один друг семьи заметил его отцу, что со временем такие умные жеребята очень быстро тупеют, малыш Стэйбл заметил:
-А вы были самым умным жеребенком на свете?
Что чуть не обошлось маленькому жеребенку лишением сладкого. Но несмотря на свои обширные познания, в его сознании существовало определенное табу – и оно касалось противоположного пола. Слишком странными и непонятными казались ему эти существа, столь близкие, и в той же степени далекие от его понимания. И настолько странными они были, что его детство и юношество прошло в стороне от маленьких кобылок.
И наверное, пони со временем редко меняются, потому что такое же отношение у Стэйбла осталось к кобылам и сейчас. Он никогда не задумывался о том, что ждет его по старости лет. О том, какая у него будет молодая и красивая жена, о том, на кого будет похож их совместно нажитый первенец. Всё это ему было неинтересно на протяжении учебы, и он только недовольно отворачивался, глядя за тем, как его бывшие друзья и знакомые гробили свою жизнь и амбиции, выбирая спутников на всю оставшуюся жизнь в столь юном, по его мнению, возрасте, не задумываясь о работе или о том, как они будут содержать семью и в кого превратятся со временем.
Теперь же Стэйбл понимал, что на кобылок ему будет совсем неудобно смотреть. Он-то теперь видел и знал всё о них. Эти знания вряд ли его отпустят.
Все пони дружно стояли за большим столом, на котором мучилась молодая серая пегасочка. Она изрядно потела, зажимала зубы и срывалась на крик, отчего сиреневая и желтая медпони утешали её, просили потужиться, взять всю свою волю в копыта и порадовать население Понивилля новым обитателем. Подключенные к ней аппараты жизнеобеспечения показывали сердечную деятельность матери, и, судя по всему, жеребенка.
Редхарт без лишних слов выбежала вперед, за ней проследовали Хорс и Стэйбл. Старшая медсестра бросила стремительный взгляд на монитор и быстро прикинула ситуацию.
-Воды отошли? – крикнула она Свитхарт.
-Было дело, — кивнула она. Редхарт жестом приказала Стэйблу подойти поближе. Дерпи лежала перед ним, раскинув копыта, укрытая покрывалом. Редхарт его приподняла.
-Посмотри-ка, идут ли схватки.
Стэйбл посмотрел. И лучше бы этого не видел.
-Ну? – спросила Редхарт.
-Шейка матки раскрывается, — ответил он, стыдливо отвернув мордочку от этого душераздирающего зрелища: — так и должно быть?
-Да, должно. Дерпи, золотце, — обратилась она к кобылке: — пожалуйста, когда я крикну, что начинается схватка, ты со всех сил поднатужься, хорошо? Будет больно, но ты держись. Запомнила? Только когда я скажу «Схватка»!
Пегасочка кивала, пока сестра Свитхарт марлей стирала пот с её лба. В её глазах, пусть даже и по смешному искривленных, Стэйбл отчетливо видел страх. За себя или за маленькую пони, он еще не знал. У него не было времени уточнять.
-Это надолго, жеребец: — бросила ему Редхарт, — наше счастье, если хотя бы за двенадцать часов успеем, иначе Хорсу придется делать кесарево.
-А я оставил хлеб в тостере, можно я отойду? – с надеждой спросил Хорс.
-Разбежался! Неси сюда еще марли и… схватка!
Время за родами летело не так стремительно, как он ожидал, но довольно быстро. Стэйбл не удивится, если узнает, что его сердце бьется в унисон с сердцем беременной пегаски. Он не паниковал; быстро и оперативно исполнял поручения сестры Редхарт и остальных медпони, а старшая медсестра просто и понятно поясняла ему что, для чего, и зачем это делать. Остальное время голоса всех медсестер и докторов заглушались криком «Схватка!» и стонами измученной болью и собственными воплями Дерпи. Доктор даже знать не хотел, какими силами ей обходится появление новой жизни. Но в каком-то роде он начал уважать кобылок. Даже отсюда было видно, что каждая секунда схватки была для неё сродни настоящей пытке.
Внешне прогресс был не очень заметен. Но медпони не сдавались. Прошел час, два, три часа… Стэйбл повернул голову и увидел, что за окном уже темнеет. Он посмотрел на большие часы перед ним и тяжело вздохнул. Прошло пять часов с того момента, как он привез Дерпи вместе со Скрю.
Спустя час ничего не произошло – крики, «Схватка», крики. И через два тоже. На третий Стэйбл посмотрел в… неважно, в общем, и заметил там что-то необычное.
-Редхарт! Я что-то… вижу?
-Ну-ка, — медпони быстро отстранила его и посмотрела сама.
-Это головка. Да, клянусь Селестией, это она! Дерпи, ты умница, продолжай в том же духе. Стэйбл, нужен твой телекинез.
-Что делать? – быстро спросил он.
-Видел там отросток, мааленький такой? Это рог. Он не очень острый, но если схватка начнется, то он может задеть стенки матки…
-И порвать их изнутри.
-Точно. Головка вот-вот выйдет наружу. Нужно сделать так, чтобы во время схватки рог смог вылезти и ничего там не задеть. У тебя есть всего минута, ты понял? Когда начнутся схватки, ты осторожно развернешь её за рог и дашь малышке продвинуться еще ближе.
-А потом?
-А потом действуем по старой программе. Готовься!
Стэйбл приготовился. Он не смотрел на монитор. Это чем-то напомнило ему уроки физкультуры в школе, когда он по свистку тренера должен был проскакать несколько кругов за определенное время. За минуту, если быть точнее. Сейчас он должен был за ту же минуту спасти будущую мамочку от лишних проблем.
-Давай! – махнула ему импровизированной стартовой ленточкой Редхарт
Пот со Стэйбла катился градом. Хорс с помощью телекинеза держал пинцет с марлей, которой вытирал ему лоб. Редхарт сжала зубы, следя за каждым его движением. Единорог и сам челюсть сжал – телекинез требовал не только предельной концентрации, но и немалых сил у самого колдующего.
Минута прошла медленно, а Стэйбл стоял перед роженицей, не веря в собственную удачу. Его ступор нарушил легкий пинок копытом в бок:
-Отличная работа, жеребец. Продолжаем!
Еще два часа пролетели как по маслу. Медленно и торжественно перед довольными медсестрами в левитационном поле предстала новая обитательница Понивилля. Голоса затихли, оставив в палате лишь тяжелое дыхание роженицы. Стэйбл держал поле, пока Хорс перерезал пуповину. Редхарт осторожно приняла крошечную пони к себе и осторожно хлопнула её по крупу. Первый крик единорожки, пронзительный и натужный, заставил некоторых медсестер расплыться в радостных улыбках. Сестра Свитхарт даже всхлипнула.
-Ничего не могу с собой поделать. Всегда так, — оправдывалась она, улыбаясь во весь рот и утирая бахилами проступившие по щекам слезинки.
А Хорс чувствовал, как к горлу приливает тошнотворный ком. Пока он метался взглядом в поисках того, что могло сойти за рвотный пакетик, Редхарт успела взвесить единорожку, отмыть её от крови, запеленать, нацепить бирку…
И она заметила, что Дерпи жалобно тянет к ней свои копыта. Медпони улыбнулась.
-Ну конечно, — Редхарт осторожно поднесла к её копытам маленькую пони. Правда, зная об этой пегасочке, как о главной разрушительнице Понивилля, всё же старалась проследить за тем, чтобы Дерпи правильно держала новорожденную. Она была гораздо ценнее любой вещи, вне зависимости от того, из какого хрупкого материала та была сделана. Счастливые объятия жеребенка и мамочки заслуживали того, чтобы память доктора Стэйбла с фотографической четкостью запечатлела этот момент.
Навсегда.
И не только Стэйбл запомнил этот момент. Если бы он обратил более пристальное внимание на кусты, он бы заметил торчавшую из-под замерзших серых коряг пушистую бежевую шевелюру молодой земной пони, наблюдавшей за триумфом медицинских пони.
Стоило признать, что Скрю это впечатлило. Она вообще-то специально забралась поближе к окну родильного отделения, потому что потеряла Стэйбла из виду. А теперь она его нашла. И кое-что очень ценное, с чем её разум за те долгие годы не имел счастливого случая столкнуться.
Она впервые видела, как появилась новая жизнь. Как на свет появилась маленькая единорожка. Возможно, в своей Стае она видела что-то похожее.
Похожее — да, но к ней и ко всему роду пони оно никоим образом не относилось. Это было что-то поистине новое – ценный опыт, приобретенный наблюдением за теми, кто был так близок, и одновременно – так чужд Скрю Луз.
Она вернулась в зал ожидания. Морковная пони посапывала на скамейке, вздрагивая от каждого постороннего шума. Она позволила себе пару минут неспокойного сна, пока появление земной пони окончательно её не разбудило.
-А? Что? – вскочила она: — я что, проспала?
Скрю внимательно посмотрела на неё. Кэррот Топ кое-как успокоила расшалившиеся нервы, отряхнулась и сползла с насиженной скамейки, держась одним копытом за разболевшуюся голову.
-Видимо, недолго. Как там моя серость ненаглядная? Не родила еще?
Молчание в ответ. До Кэррот дошло, что если бы она родила, сюда бы пришли медпони и сказали ей об этом.
-Сено конское, как же долго-то… — вполголоса ругнулась она, — хотя мне вот бабушка говорила, что первый жеребенок всегда тяжело дается.
Скрю Луз присела рядом. Кэррот сомневалась в том, понимает ли она вообще хоть что-нибудь. Но морковной пони хотелось выговориться. И еще она очень не любила, когда во время разговора её перебивают или пытаются вставить свое резкое «фи». Так что Скрю идеально подходила для разговора.
-Бедняжка, — в праведном гневе вздыхала морковная пони: — от этих жеребцов одно зло. Попомни мои слова. Дерпуше вот сделал один жеребенка, а сам в телефонную будку залез и был таков! Дождется он у меня за такие фокусы, волшебник безрогий…
Скрю Луз не отвечала. Как ни странно, но пони, всю жизнь считавшая себя собакой, пыталась сопоставить в своей голове разнообразные факты, чтобы склеить их воедино. Ей требовалось время. Много времени, чтобы хорошенько всё обдумать.
Стэйбл назвал бы это заметным продвижением в своем нелегком деле.
Впрочем, эти ценные минуты, полные безделья, принесли Стейблу ощущение сбивающей с ног смертельной усталости.. Единорог прикрыл слипающиеся глаза, дернув пару раз головой. Это заметила Редхарт:
-Слушай, ты это… зайди к Брэйнсу – сказала она, — дальше мы сами справимся.
-А? Да, конечно… — заранее предвкушая, какой солидный пинок под зад он получит в кабинете главного врача, он напоследок бросил взгляд на часы и поплелся прочь из родильного отделения, с трудом волоча копыта.
Выходя из кабинета, он сразу же столкнулся с Кэррот, которая ожидала от него свежих новостей. Стэйбл был не в том настроении, чтобы еще и на это отвечать, однако вкратце изложил ей, чем всё закончилось: Дерпи родила единорожку, все прошло хорошо, жеребенок здоровый, и прочее, прочее, прочее…
-Вы извините, мне надо идти, — отпросился он, — подойдет кто-нибудь из медпони, всё вам перескажет. А сам ушел, оставив за собой Кэррот с недоуменным выражением мордочки. Скрю Луз тоже её покинула и пошла вместе с ним.
-Всё будет хорошо, — сказал он ей, когда они вместе прошли в главный зал. Там парочка из единорога и его пациентки столкнулась с другой парочкой. Профессор Фырцше толкал злосчастную медицинскую койку с лежащей на ней Кросс. При виде Стэйбла и Скрю она резко помрачнела, бросив свой подозрительный взгляд на последнюю.
-Подеритесь мне тут еще, — пробормотал Фырцше и потащил кровать с белой пегаской на второй этаж другим путем, благо от коридора туда вели две лестницы – слева и справа соответственно. Стэйбл и Скрю пошли направо, Фырцше и Кросс – налево. Вполне вероятно, что они еще столкнутся на общем «разборе полетов». Вряд ли Брэйнс оставит выходку своего старого друга безнаказанной.
А пока единорог заметил обеспокоенный взгляд Скрю. Да, весь этот недолгий путь она смотрела на него, и это было довольно странно. Он даже немного смутился.
-У тебя всё хорошо? – чуть ли не заикаясь, спросил он. Нет, ну правда. Он терпеть не мог, когда на него так пристально смотрят. Она не ответила. Но взгляд отвела, словно хотела что-то спросить, но сама стеснялась этого. Доктор мог бы уточнить, но, пожалуй, он слишком устал для всего этого. Он хотел получить нагоняй от доктора Брэйнса и пойти спать. Или поспать, а поутру паковать вещи и бежать на вокзал, чтобы взять билет до Мэйнхэттена с окончательно убитым чувством собственного достоинства.
Наверное, кобылка чувствовала его беспокойство. Собаки тоже так умеют. Видят, что хозяину плохо и тянутся к ним, надеясь приободрить своим появлением. И когда они почти подошли к кабинету главного врача, земная пони остановилась и присела. Стэйбл оглянулся.
-Скрю?
-Не ходи туда, — услышал он. Её голос дрожал. Она выглядела взволнованной, даже не так – испуганной. И так, что Стэйбл сам не на шутку встревожился.
-Что? Куда? То есть, к Брэйнсу?
Она закивала головой. Единорог тяжело вздохнул и подошел к ней.
-Всё будет хорошо, — доверительно сказал он ей: — Брэйнс хороший пони, он меня не съест. Я скоро вернусь, и всё встанет на свои места. Тебя выпустят из камеры, а меня слегка поругают и отпустят.
«Скорее всего, домой», — мелькнула у него мысль. Но кажется, слова её слегка успокоили. Скрю подошла к нему и присела. Стэйбл тоже присел на холодный пол, рядом с ней. Казалось, что его слабая и усталая улыбка тоже подогревала в ней надежду. Она протянула копыта для того, чтобы его обнять. Стэйбл пребывал в некоем подобии прострации, но возражать не смог. Он тоже обнял голубую кобылку, и она склонила свою мордочку у его передних копыт.
Так они простояли меньше минуты. Хотя Стэйбл был всё-таки поражен её реакцией. Более того, он был поражен своей реакцией на это. Молодых кобылок ему не доводилось особенно обнимать. Ну может, если только по дружески…
«Но Скрю твоя пациентка, а не друг», — подсказывал ему разум. Стэйбл обдумал это, и рассудил, что врач может подарить минутку утешения больному пони. Тем более, если тот так сильно за него волнуется. Тот факт, что она кобылка, он тщетно пытался игнорировать. Просто потому что в первую очередь она — пациент.
-Ладно, подожди меня здесь. Я скоро вернусь, — пообещал он, вынырнув из нежных объятий молодой кобылки. Он сам стал весь красный от заливавшего его стыдливого оттенка. Еще немного и Стэйбл превратится в слегка худощавую версию Биг Макинтоша.
Скрю смотрела за тем, как он уходит. Стэйбл напоследок бросил ей свой печальный взгляд, а сам постучал в дверь, услышал «Войдите» и исчез в кабинете главного врача.
Доктор Брэйнс лежал на койке, предназначенной для его «особенных гостей». Главврач иногда баловался психоанализом, выслушивая о болячках и несчастьях его пациентов. Анализировал, размышлял, вспоминал о похожих прецедентах…
А сейчас он лежал на койке и морщил лоб от колющей боли в висках. Он сидел в кромешной темноте и шумно вдыхал холодный воздух, благо форточка в его кабинете была слегка приоткрыта.
-Доктор Брэйнс, с вами всё хорошо? – обеспокоенно спросил Стэйбл
-Вроде того, — усталым голосом произнес он: — всего лишь приступ мигрени. Само пройдет. Чай будешь?
-Ну…
-Сегодня был очень тяжелый день, и мне нужно подвести его итоги, — Брэйнс приоткрыл один глаз и чуть-чуть привстал: — даже если ты его не будешь, всё равно разогрей чайник, потому что его хочу я.
…И спустя десять минут и одну кружку чая его состояние пришло в относительную норму. Стэйблу его чай показался слишком горячим, поэтому он поставил кружку на стол.
-Доктор Брэйнс, я… хотел извиниться, — начал он, — за то, что произошло, и за этот побег…
Молчание. Старый жеребец его не перебивал; молчал и смотрел на свою кружку, которую держал в копытах. Чая в ней больше не осталось.
-И дело в том, что я сильно испугался за то, что случится со Скрю, если её начнут оперировать. А потом Кросс мне рассказала о ваших планах и про доктора Нидла…
-Нидл сбежал, — негромко сказал он.
-Сбежал?!
-Сбежал. После того, как отвезли в родильное отделение миссис Хувс… видимо, он заподозрил что-то неладное и смылся. Прихватил свои вещички, даже записки прощальной не оставил.
-Мне очень жаль, — пролепетал Стэйбл, — если бы не я…
И к его большому удивлению, Брэйнс отмахнулся.
-Уймись, пожалуйста, — попросил он, — Я и так достаточно повидал, чтобы сделать подходящие выводы о методах Нидла. Мы его упустили – это плохо. Но в любом случае, он больше не врач. Я об этом позабочусь.
Гораздо правильнее было бы предоставить другим медпони более весомые доказательства его вины, нежели моё авторитетное мнение. Мне жаль, конечно, что я так поступил со Скрю, но сам подумай – она виновата не меньше тебя, или меня, или даже Кросс, которая смогла довести её до белого каления своими выходками.
-Я всё-таки не понимаю, почему она на неё напала.
-Кросс доигралась, вот почему, — сурово произнес главврач, — я её знаю не понаслышке. Она ничем не лучше Нидла. Только что гораздо умнее, но тараканы в её голове никогда не выветрятся. Её… кхм, «эксперименты» довольно интересны, и в той же мере опасны. В первую очередь для пациентов. Хотя чаще всего на орехи получает именно она.
-Я вот тоже об этом думал, — робко добавил Стэйбл, — Скрю защищала меня от древесных волков и от Кросс, когда она меня ударила. Может быть, Скрю и напала на неё из-за меня?
-Кросс сказала о тебе что-то плохое. Что-то очень плохое. Настолько плохое, что защитный механизм Скрю Луз сработал, и… результаты ты сам видел.
-И снова я виноват, — пробормотал Стэйбл.
-Не вини себя, — произнес Брэйнс. Стэйбл посмотрел на него, и старый пони тут же добавил: — или вини, ничего уже не исправить. Что случилось, то случилось. Кросс жива и здорова, Скрю в порядке, Нидл сбежал, а Фырцше – идиот. Всё в порядке, живи дальше, и…
Брэйнс отложил кружку. Он полез в шкаф с документами и вытащил папку личного дела Скрю Луз. Вытащил оттуда один лист и показал его Стэйблу.
-Это… — единорог быстро пробежался по его содержанию, — я всё это время был опекуном Скрю?
-Ну да. Когда Нидл изучал её медицинскую карточку, я не стал к нему прикладывать этот лист. Так было нужно, если ты понимаешь, о чем я.
-Но почему вы не сказали мне, что вся эта операция — чистая липа? – спросил Стэйбл.
-Ну, была причина, — буркнул Брэйнс.
-Какая?
-Мой косяк, — пояснил доктор, — документы я спрятал от Нидла. Я даже не думал, что ты решишься на такое. Да и кто бы мог на тебя подумать? Ты тихоня и размазня.
-Ну, спасибо, — пробормотал Стэйбл.
-Я ошибся. План с самого начала пошел не так, как задумывался. В основном благодаря Кросс.
Разыграть такой спектакль ей было под силу. Она сама пришла и предложила мне этот план. Собственно, поэтому она оказалась в клинике Понивилля — она искала того, кто бы ей помог прищучить Нидла. Она предложила взять на эту роль Скрю. Обещала, что ничего плохого с ней не случится. Мы просто собирались взять его с поличным. Мы ничем не рисковали. Даже Скрю. Кросс немного заигралась, да и я не ожидал от тебя такой реакции. Я же и правда думал, что ты меня поддержишь.
Но что случилось, то случилось. Такое случается. Но вот что я знаю, — неожиданно произнес Брэйнс — Я точно могу тебе доверить такого важного пациента, как Скрю Луз. И любого другого – тоже. Вот только если ты не перестанешь слушаться всяких там Фырцше, твоя карьера врача закончится очень быстро и на очень печальной ноте. Действуй тоньше, Стэйбл, и не бросайся в крайности. Я видел, как ты защищал её. Это достойно похвалы, но тебе еще предстоит многое познать на практике. И если ты справишься, тебя ждет слава и признание.
Всё это Стэйбл слушал с раскрытым ртом. И правда, многое ему предстояло познать на практике. Но такого резкого скачка из обвиняемого во всех проблемах Понивилльской клиники до подающего немалые надежды он точно не ожидал. От Брэйнса так точно.
Хотя наказания он всё равно не избежал. Дополнительные часы в клинике плюс вычитка из зарплаты за десять разбитых горшков с цветами.
Вот и всё, чем мне запомнилась эта зима. Она была долгой, отвратительно долгой и совершенно незабываемой. Скрю снова была при мне, и я постепенно приближался к финишной черте, к завершению своей кропотливой работы.
Пожалуй, рождение одной пони очень сильно повлияло на неё. Я понял это чуть позже, когда разбирал её дело снова и снова, пытаясь привести все факторы её жизни к общему знаменателю. Она видела жеребенка. Она видела, как рождаются пони, и начинала осознавать, кто она есть на самом деле. Теперь ей требовалось неопровержимое доказательство, способное вырвать её из Стаи, которую она всё еще считала своей семьей.
Я должен был разгадать тайну её Шкатулки и узнать, кем же были её родители. Всё это случилось весной, а тогда…
Кросс вернулась домой, в Филлидельфию. Насколько я знаю, прощался с ней только Фырцше. Думаю, она что-то ему рассказала. Что-то такое, о чем мне стоило бы знать, но профессор так и не объяснил, что именно.
Что касается Дерпи, то спустя пару недель её выписали. Её встречала Кэррот Топ.
-Дерп, ты же еще не придумала ей имя, да?
-Не-а.
-Так нельзя. Нужно хорошенько подумать. Имя дается пони раз и навсегда, и у твоей дочки должно быть самое красивое имя на свете. Тем более, у единорожки. Как тебе Бриллианс? Неплохо звучит, тебе не кажется? А вот еще…
А Дерпи услышала звонкое «Динь!» — это тостер выплюнул свежую порцию поджаренного хлеба для доктора Хорса. Не знаю, что творилось в уме этой серой пегаски, но несмотря на уговоры морковной пони и недоуменные взгляды медицинского персонала, новая обитательница Понивилля была записана как Динки Хувс.
Даже не знаю, что тут пошло не так. С точки зрения такой пони, как Дерпи всё было логично..