Шкатулка Скрю
Глава 6
Проходят дни, проходят недели…
Кажется, наступила осень. Да, так и есть. Даже если врачу лень выглянуть в окошко, он непременно заметит это потому, что психиатрическое отделение пополняется. Список больных внушителен, в конце концов, не все жители Понивилля – веселые и дружелюбные.
Зато все они больны… на третьем этаже скопилась довольно внушительная коллекция из творческих личностей, которой могла бы позавидовать и легендарная Гала в королевском дворце. Художники, которые потеряли вдохновение. Писатели, которых мир оценит только после их смерти. Поэты и поэтессы со всех уголков Эквестрии, безвестные, но от того не менее интересные. Ну, и не стоит забывать про другие профессии, представители которых настолько гениальны, что оказались здесь. В общем, все они пребывают в этом чудесном маленьком пространстве, полном душевного покоя и целительных микстур. Несчастные, забытые этим жестоким миром, где правит дружба и магия… ужасно, не правда ли?
-…Это мой старый друг. Какая жалость, — заметил доктор Брэйнс.
Старый врач и молодой смотрели из окна клиники на втором этаже. Стэйбл увидел, как в сторону входа идет пегий единорог с кьютимаркой-бритвой. Он был одет в строгий, довольно старомодный костюм с галстуком, и носил очки. В отличие от Брэйнса, который успел за свои годы поседеть, и даже обзавестись легкой залысиной, у него была длинная, неровная черная шевелюра. А еще усы. Стэйбл никогда не видел таких пышных усов. Даже усы его дедушки не могли сравниться с его усами.
-Профессор Фырцше. Преподаватель кафедры метафилософии в Кантерлотской академии для одаренных единорогов. Автор книг, доктор наук, сын своего отца. Вроде ничего не упустил.
-Ему тоже на третий этаж? – невольно спросил доктор Стэйбл
-Увы, нет, — Брэйнс печально улыбнулся, — хотя в мои молодые годы он частенько там бывал.
-И что же с ним?
-Ничего хорошего. Обширная опухоль головного мозга. Неоперабельная. А еще метастазы. Думаю, месяц-другой протянет. То, что он еще двигается, уже чудо.
-И вы так просто об этом говорите?
-Я и сам в шоке, — задумчиво произнес Брэйнс, — когда я увидел опухоль, я полдня думал о том, как бы помягче ему об этом сообщить. Не очень-то хотелось расстраивать хорошего друга таким приговором.
-И как он воспринял эту новость?
-Достойно. Очень даже, — старый доктор проводил взглядом своего друга, и отвернувшись от окна, спокойной размеренной походкой поцокал по коридору. Стэйбл последовал за ним.
-Старики гораздо лучше воспринимают вести о собственной смерти, — продолжал Брэйнс, — а что касается Фырцше, то он прожил хорошую жизнь. И ни о чем не жалеет.
-У него есть семья?
-Нет. Его это никогда не интересовало. Как и каждый безумец, он одержим только собственными идеями. Их у него много, и он выкладывает из них целые опусы, которые может понять только он сам. Настоящий философ.
-И разве это хорошая жизнь?
-Он назвал бы свою жизнь плохой, если бы не нашел в своей жизни то, в чем он стал абсолютным гением. Он посвятил всю жизнь философии, и не пожалел, — и тут же Брэйнс прибавил: — Но это плохой пример для подражания. Особенно для молодых.
-Почему же? Если он умный и очень интересный собеседник…
-Умный? Нет, Стэйбл, он не умный — он гениальный! В этом его проблема. Для того, чтобы хоть на чуточку приблизиться к его гениальности, тебе придется отдаться делу без остатка. Целиком и полностью. Тебе придется оставить надежды на семью, на личную жизнь, на свободу выбора, и на простые радости, которые скрашивают нашу жизнь до самой старости. Фырцше именно такой. Он продвинул собственные идеи до совершенства ценой собственного счастья. И рассудка.
-Но я бы не назвал его несчастным, — усмехнулся Брэйнс, — да и сам он как-то об упущенном не думает. У него есть любимая работа, зачем ему все эти скучные будни с семьей и жеребятами?
Стэйбл понимающе тряхнул головой.
-Значит, не быть мне гением.
-И не нужно. У тебя и без этого хорошее будущее. В мировую историю ты не войдешь, но зато счастливо проживешь свои деньки. Просто не уходи от намеченной цели. И без лишнего фанатизма, пожалуйста.
Спустившись на первый этаж, Брэйнс поспешил к своему другу. Профессор Фырцше выглядел сильно измотанным. Он был бледен и худ, на его усах скопилось немного табака. Но в его взгляде чувствовалась непоколебимость и острый ум, который не сломили ни врачебный приговор, ни то самоуничтожение, которому он подвергал себя в течение всей жизни.
-Дерр Брэйнс. Сколько лет прошло, — Фырцше почтительно тряхнул своей длинной шевелюрой. Доктор и профессор стояли друг перед другом, Стэйбл встал поодаль от них и внимательно слушал.
-Теперь ты к нам вернулся?
-Да. Думаю, что теперь уже навсегда, — он невесело улыбнулся.
-Ну что же. Добро пожаловать в клинику Понивилля. Позволь мне проводить тебя… а ты вещи с собой не взял?
-Мой чемоданчик ждет на улице, — усмехнулся профессор, — я бы поднял его магией, но сам понимаешь…
-Не переутомляй себя, — кивнул Брэйнс, — Тендерхарт отнесет вещи.
-Ну и славно. Покажешь мне моё последнее пристанище?
Брэйнс насмешливо сузил брови.
-А морг я тебе не покажу. Не положено.
Фырцше хмыкнул.
-Да, это как-нибудь в другое время. Ну, покажешь мне предпоследнее пристанище.
-Это всегда пожалуйста. Второй этаж, у нас как раз освободилась целая палата…
-Целая палата? Для одного меня? Ты мне льстишь…
-Всегда приятно помочь другу. Тем более, что он не любит общаться с нормальными пони…
-Кто бы говорил. Сам с психами общаешься… кстати, я думал, ты меня оставишь в какой-нибудь другой палате. Ну, знаешь, как в старые добрые времена… «этажом повыше».
-Ну, по-моему, ты довольно вменяем.
-Ты серьезно? Я рассказываю своим студентам на кафедре то, что у вас, врачей, называют «шизофазией».
Брэйнс улыбнулся.
-А как это называют у вас?
-Философией.
Стэйбл за ними не пошел. У него были свои дела. Точнее, дело пришло к нему на четырех копытцах, потряхивая хвостиком и жалобно осматривая все закоулки больницы.
-Шкатулка, – доктор вздохнул. Нельзя быть такой рассеянной. Впрочем… другого он не ожидал.
Раны Скрю Луз давно затянулись, и за её голубенькой шерсткой их практически не видно. Кобылка всё еще проявляла свою «волчью» сущность, но по крайней мере, медперсонал уже не относился к ней, как к собаке. Стэйбл строго-настрого запретил это делать. «Зарубите себе на носу: она – пони!» — сказал он Редхарт и остальным. И это подействовало.
Но время требовало решительных действий. Нужно было прекратить всё это. Раз и навсегда. Единорог подтянул магией молоток. Скрю с интересом смотрела на него. А доктор смотрел ей прямо в глаза. Такие, милые, чистые невинные глазки…
Череп — хрясь. Одним ударом. Больше никаких шкатулок. Никаких пробуждений по утрам. Уютная палата с поролоновыми стенами. Что там дальше? Да! Ледяной душ в семь-тридцать. Прием таблеток в восемь-пятнадцать. Завтрак. Смирительная рубашка – копыта в ней начинают затекать, но пожалуй, так даже лучше – не получится самому себе навредить. Наверное, Хорс будет кормить его с помощью той же магии… а вот ему, Стэйблу, обвяжут рог фольгой. Наверное. Он не знает, как еще можно перекрыть доступ к магии. Наверное, только так…
Стэйбл улыбнулся. Ох уж эти безумные фантазии…
-Пойдем, — позвал он Скрю за собой, — поищем твою шкатулку.
Когда они наконец нашли её в процедурной, Стэйбл снова испытал странное желание. Разбить шкатулку, например. Но нет. Вместо этого доктор повел кобылку в свой кабинет.
-Вот что мы сделаем, — доктор прихватил с собой пару гвоздей и осмотрел стену. Да, самое то. Сконцентрировавшись на двух предметах одновременно, единорог поднял и молоток, и гвоздь, и принялся за работу.
-Давно собирался, — Стэйбл прибил гвоздь и, осмотревшись, подтянул магией небольшую деревянную полочку с выдвижной дверцей. Повесил, поправил, с гордостью посмотрел на свое творение и попросил у Скрю шкатулку. Пони в ответ захлопала глазами.
-Давай сделаем так – когда ты будешь запирать свой голосок, положишь шкатулку в шкафчик. А утром, чтобы меня не будить, ты просто тихо-тихо придешь сюда и заберешь свою шкатулку. И уйдешь с ней, чтобы послушать в другом месте, пока я сплю. Идет?
Скрю призадумалась. На пару секунд. И радостно кивнула. Эта идея ей показалась очень даже интересной. Наверное, ей и самой надоело разыскивать свою шкатулку.
Но прежде, чем кобылка открыла свою шкатулку, она подошла к Стэйблу и улыбнулась.
-Спасибо, — шепнула она.
Стэйбл встал, как вкопанный. Это что сейчас было? Немая заговорила?
Кобылка открыла шкатулку. Когда колокольчики доиграли знакомую мелодию, она отложила шкатулку и резво понеслась по коридору, чуть не сбив по дороге Редхарт и другую медпони.
-Всё в порядке, это Скрю, — сказала Редхарт своей подруге, — привыкай к новой обстановке, — она увидела Стэйбла и махнула ему копытом, — жеребец! Иди сюда!
Стэйбл послушно подошел к ним. Новая медпони была белоснежной пегасочкой. За врачебным халатом это не особенно заметно, об этом проще догадаться, посмотрев на её гордую осанку. И на прическу, у многих пегасов она растрепана из-за частых перелетов.
-Нашего полку прибыло! – рассмеялась Редхарт, — познакомься, она будет работать у нас в травмпункте. Лечит крылья.
-Вот как? – Стэйбл не особенно удивился. Да, кажется, она была примерно его возраста. И лицо знакомое… где-то он уже её видел. Может быть, когда проходил практику?
Желтогривая кобылка без лишних церемоний протянула ему копыто. Стэйбл обратил внимание на её кьютимарку. Ну что же, всё понятно. Крест и расправленные крылья.
-Доктор Кросс к вашим услугам.