Шкатулка Скрю
Глава 1
«Клянусь Селестией и Луной, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах; его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и всё остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому.
Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой кобылке абортивного пессария. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство. Я ни в коем случае не буду делать то, что должен предоставить другим врачам, занимающимся этим делом. В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далёк от всякого намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с кобылками и жеребцами.
Что бы при лечении — а также и без лечения — я ни увидел или ни услышал касательно жизни других пони из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех пони на вечные времена, преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому»
Единорог смотрел в окно. Поезд двигался достаточно медленно, что позволило ему с достоинством оценить здешние красоты. Ярко светило солнышко. Небо чистое, безоблачное, перед глазами мелькали редкие деревья, а также бесчисленные луга и поля. Стук поезда ритмичен и никак не отвлекал его от грустных раздумий.
Маршрут «Филлидельфия — Понивилль» был одним из самых долгих и изматывающих на его памяти. За всю ночь он так и не сомкнул глаз, и это не было связано ни с шумом паровоза, ни даже с раскатистым храпом его соседа с верхней полки. Как-то не получилось. Хаотический ворох из воспоминаний и размышлений крепко держал его в относительно бодром состоянии.
А воспоминания… ну что же. Этот единорог раньше бывал в Понивилле.
Доктор Стэйбл. Заведующий отделением интенсивной терапии, — прочитал он в письме. Гербовый пергамент с печатью. В этом письме сообщалось о его переводе в Понивилльскую городскую больницу, и о новом назначении.
Надо же, как много времени прошло. Раньше я получал похожее письмо. После окончания ординатуры в клинике Мэйнхэттена меня направили на работу сюда, в Понивилль, под непосредственное руководство главного врача, профессора Брэйнса. Я тогда был молодым, довольно неопытным, но – хотя это говорили каждому на нашем курсе – «подающим немалые надежды». Учитывая, что вся моя семья поголовно была врачами, от меня ждали гораздо большего, чем от остальных.
Я упорно учился. Нет, серьезно. Даже несмотря на то, что мой отец был… представьте себе, главным врачом в клинике, в которой я прошел ординатуру. К тому же, он был достаточно известен в медицинской сфере Эквестрии. И везде, где бы я ни находился, где бы ни учился, и к чему бы ни стремился, его тень следовала за мной. Меня сравнивали с ним, и в принципе – ждали таких же успехов.
Знаете, довольно неприятно, когда тебя зовут «Папенькиным жеребенком». Просто глядя на приличное состояние нашей семьи, трудно поверить, что я хотел всего добиться сам, стать независимым и от родителей, и от тени отца. Все вокруг считали, что мои успехи в учебе — это не результат упорной работы над самим собой, а проявление папенькиной заботы. Если есть богатые родители, которые могут «договориться» с кем нужно, зачем вообще учиться? Но я так не считал, и то, что я закончил академию с отличием — целиком и полностью моя заслуга.
Если честно, я даже обрадовался, получив направление в Понивилль. Дело в том, что доктор Брэйнс был единственным медпони, который верил в меня. Да, он был хорошим другом моего отца, и я почти уверен в том, что о моем назначении в Понивилль папочка опять решил «договориться». Но Брэйнс по характеру был очень строгим. Не терпел ошибок, халатности, и даже самые маститые врачи с тугими кошельками и обширными связями выпихивались из клиники копытом под зад. Это был один из самых честных и неподкупных медпони, которых я когда-либо видел в своей жизни.
И я хотел быть таким, как он. Даже пример моего отца был слишком… нечистым, по сравнению с образом настоящего медпони, таким, как Брэйнс.
Это странный город. Даже слишком. Понивилль в Эквестрии многие называли захолустьем, и, если честно, в то время я был даже согласен. По сравнению с такими мегаполисами, как Мэйнхэттен или Филлидельфия, в которых жизнь протекала 24 часа без остановки, здесь было как-то тоскливо. В Понивилле жили мирные пони. По утрам они вставали, работали, общались в свободное время… а ночью ложились спать. Так незамысловато пролетала вся их жизнь
Доктор Стэйбл приехал В Понивилль ранним утром. Гудели сигналы, поднимались клубы из дыма и теплого пара, пони спешили, падали, смеялись, галдели, поддерживая общую суматоху. Единорог не стал долго задерживаться на вокзале, и направился в город.
Этот город казался довольно-таки милым. Он бросал взгляд на незамысловатые домики, словно сошедшие с полки магазина игрушек. Некоторые здания действительно больно били по его глазам — взять хотя бы бутик. Другие же или не отличались такой кичливостью, или представляли собой довольно странное зрелище — например, библиотека. Довольно нестандартный подход к архитектуре — вырубить её внутри огромного столетнего дуба.
Невольно представив себе, что будет на месте клиники, молодой доктор всё же вздохнул с облегчением, увидев её вдалеке, с широким забором и длинными черными ставнями у входа на территорию клиники. Всё-таки в этом мире есть что-то, что никогда нельзя менять в угоду стилю или моде. Больница есть больница.
Стэйбл. Жеребец карамельно-кремовой масти, с кьютимаркой, понять назначение которой можно, только имея соответствующее образование. Многие пони встречались с тем агрегатом, который был изображен на его крупе, в больнице. Но чтобы вспомнить его название…
-О, о, я знаю! – воскликнула розовая пони, — это шахматная доска! Ты шахматный пони!
Стэйбл ошарашенно посмотрел на неё.
-Это ЭКГ.
-Ого! – вырвалось у неё, — то есть, эгэгэ?
-ЭКГ. Электрокардиограф, — поправил её молодой доктор, — прибор для определения сердечного ритма…
Но она умчалась так быстро, что жеребец не успел закончить свою фразу. Ну и ладно.
Клиника. Здесь много белого. Пони в белых халатах. Белые стены, свет, идущий от галогеновых ламп. Всё такое белоснежное, чистое и стерильное, что у молодого врача дух захватило. Звенели телефонные аппараты, медсестры бегали по делам, пациенты терпеливо ожидали своей очереди у входа в смотровой кабинет, а одинокий старый земной пони в медицинском халате рассматривал документы. Он поднял глаза.
-Стэйбл? Вот так новость! Я даже не думал, что ты сегодня приедешь, — старый жеребец заметно оживился и отложил бумаги. Единорог подошел к нему.
-Доброе утро, мистер Брэйнс. Я решил не откладывать свой переезд.
-И правильно! Я всем своим друзьям советую почаще сюда приезжать… ну, не в клинику, конечно! Здесь можно провести отличный отпуск, Понивилль просто чудесное место!
-Да, мне тоже здесь нравится. Но я сюда не из-за отпуска…
-Разве? Тебе предоставляется две недели отдыха, прежде чем ты поступишь в распоряжение больницы. Вроде две.
-Да, но… мистер Брэйнс. Я могу как-нибудь… перенести его? Я хотел бы познакомиться с клиникой, ну и… — Стэйбл замялся. Не очень ему хотелось говорить о том, что в нем проснулся трудоголик.
-Сразу на работу, да? – Брэйнс солидно кивнул, — не вопрос. Пойдем, я всё тебе здесь покажу.
-…Здесь у нас столовая, а еще смотровые кабинеты и травмпункт. Будешь по утрам принимать больных там. На втором этаже мой кабинет, отделение интенсивной терапии, бытовки, и…
Они прошли на второй этаж. Брэйнс подошел к двери, на которой не было никакой таблички и слегка толкнул её.
-Твой кабинет.
Стэйбл ошарашенно раскрыл рот.
-Мой собственный кабинет?
-Ну да. Конечно, я не ожидал, что ты так скоро приедешь… ну, по крайней мере, ремонт здесь закончили. Осталось только табличку на двери повесить, — доктор Брэйнс задумчиво пристукнул копытом, — закажу её завтра.
В кабинете недавно побелили стены. Убранство скромное: стул, стол и небольшая тахта. Но о подобном счастье Стэйбл не мог и мечтать. Личный кабинет. В нем можно всё обустроить по своему вкусу. Можно немного поспать. Можно повесить какую-нибудь картину на стене. Можно…
Ой, да все в сознательном возрасте мечтают о личном уголке, в котором можно отдохнуть от назойливых глаз родителей! Ну, или главных врачей, как в этом случае.
-Вижу, что тебе понравилось. Мы еще к этому вернемся. А пока давай я тебя познакомлю с коллегами. Здесь кабинет доктора Хорса…
После краткого ознакомления они прошли в кабинет старшей медсестры.
-Здесь вообще-то собираются все медсестры. Редхарт приедет только завтра, так что можешь не стесняться, если нужно положить еду в холодильник, или, наоборот, разогреть – есть плита и чайник. Только подписать не забудь, а то съедят.
Доктор Брэйнс наконец-то повернулся к нему.
-Ну, вот и всё. Первый и второй этаж я тебе показал, а в третий нам лучше не соваться.
-А что там? – поинтересовался Стэйбл.
-Психиатрия.
-Оу.
-Ну да. Чем только пони в наше время не болеют. Ну… а больше, в принципе, ничего. Завтра подойдешь к Редхарт, она тебе всё получше объяснит, что делать и где работать. И… думаю, на этом всё.
-Спасибо, доктор Брэйнс.
-Да не за что, — улыбнулся ему главный врач, — я так понимаю, тебе есть, где остановиться?
Стэйбл смутился.
-Нет. Видите ли, я… только с поезда, и еще не успел…
-Ну, ничего страшного. Понимаю. Знаешь, думаю, ты можешь пожить здесь, в клинике. В своем кабинете, например.
-А разве так можно? – вырвалось у единорога.
-Ну… определенные сложности будут. Главное – запирай свой кабинет на замок, когда закончится рабочий день. И не забывай купить еды вечером, чтобы не ложиться на пустой желудок.
Прежде, чем его оставить, главный врач с улыбкой произнес:
-Поздравляю вас, доктор Стэйбл. Вы вступили на опасную дорожку медицинского пони. Не сворачивайте с неё, и всё будет хорошо.
Доктор Брэйнс ушел. Да, так вот просто. У него были свои дела. Нянчиться со мной он не собирался, и для этого он спихнул меня на попечение сестры Редхарт.
А для того, чтобы вы поняли, почему именно Редхарт, я поясню. Она была, без преувеличения, самой умной и находчивой медпони, с которой я имел честь общаться. А ведь она не старше меня и уже успела получить столь ответственную должность. В меру строгая, непомерно добрая, нежная и очень отзывчивая кобылка. Она была душой своей компании, которая состояла из трех-четырех медпони и доктора Хорса, над которым вся дружная компания не упускала случая подшутить.
Ну знаете... милые врачебные шуточки. Ничего серьезного
Глава 2
…Первый день закончился на том, что я некоторое время побродил по городу, перекусил в кафе и пошел в свой кабинет, чтобы выспаться там после долгой поездки. В поезде мне поспать, увы, не довелось. Как и сейчас.
Ночью я слышал странные шорохи, будто кто-то бродил по коридору. Тогда я подумал, что это охрана или ночной дежурный, или крысы. Крысы? Хм… нет, пожалуй. Это же больница, а не приют для бездомных.
Тогда я не стал придавать этому особенного значения. Как оказалось, зря.
Утро. Стэйбл оторвал голову от подушки и сонно посмотрел в окно. Немного непривычно жить на новом месте. В Мэйнхэттене было очень шумно, а здесь – как-то умиротворенно. Птички поют. Солнышко светит – его в родном городе можно было с трудом увидеть за дымом кирпичных труб.
Он устало накинул белый халат и вышел в коридор. Никого. Наверное, еще слишком рано. Единорог поплелся к кабинету Редхарт. Он был не заперт.
…И там кто-то был. Как только доктор открыл дверь, он увидел её. Нет, это была не Редхарт. Голубенькая кобылка с гривой светло-серого цвета, и прическа была растрепана. Её мордочка вымазана чем-то, похожим на джем.
Она не была медпони. Она одета в белый халат, но он какой-то застиранный, весь в желтых пятнах далеко не первой свежести. Она размахивала своим хвостиком и с любопытством жеребенка продолжала копаться в ящиках.
-Эй! – окликнул её единорог, — ты что здесь делаешь?
Кобылка посмотрела на него.
-Э-эй. Ты меня слышишь?
Она молчала. И, спустя мгновение переключила свое внимание на ящики. Из одного из них посыпались старые медицинские дела, завалив её грудой бумаг и кардиолент.
-Ты что-то потеряла? – спросил он. Пони вынырнула из-под горы бумаг и жалобно кивнула.
-А что ты потеряла?
Кобылка молча показала копытами что-то квадратное.
-Ты можешь ответить? – строго спросил он. Она сначала кивнула, а потом покачала головой и печально вздохнула.
И вдруг до доктора дошло: она немая. Ему даже немного стало стыдно за свой тон. Он позвал её к столу, где лежали карандаш и листок бумаги.
-Вот. Напиши, что ты хочешь найти.
Кобылка взяла в зубы карандашик и старательно вывела на листке слово. Большими буквами. Единорог подтянул его к себе с помощью магии.
-«Голос»? – ошарашенно посмотрел он на неё.
Кобылка радостно закивала и замахала хвостиком.
-Ты потеряла голос, и хочешь его найти? – Стэйбл поначалу подумал, что это какая-то шутка. Но пони снова закивала, и доктор почувствовал, что у него сейчас голова кругом пойдет.
-Ох… ну… как бы тебе это объяснить-то… ты же не шутишь, да?
Она покачала головой.
-Не шутишь. Хм… ты точно не из психушки сбежала? – в ответ ему был только непонимающий взгляд. Доктор осекся и более мягким тоном спросил:
-Ты на третьем этаже лечишься, да?
И пони закивала. Стэйбл облегченно вздохнул. Кажется, теперь всё встало на свои места.
Опыта общения с психически больными пони у него не было. Он не знал, чем можно помочь спятившей немой пациентке. Тем более, как можно найти голос? Его обычно теряют… или вообще не имеют. Но как его можно найти?
И тут Стэйбл вспомнил, что говорил ему один знакомый врач.
«Эти пациенты, они… как дети. Ну, очень взрослые дети. Они многого не понимают, но к ним не нужно относиться строго. Это не значит, что им всё позволено, только потому, что они тяжело больны, но… сердиться, а тем более строго наказывать их не нужно, потому что они окончательно замкнутся в себе. Действуй мягче и тоньше, потому что каждый такой пациент – это целое испытание для нервной системы врача»
-Наверное, его здесь нет. Давай мы приберемся, чтобы Редхарт нас не отругала, а потом вместе поищем твой голос. Согласна?
Пони кивнула. Вместе они принялись разгребать документы. А потом, когда относительный порядок был наведен, и комната вернулась к своему первоначальному состоянию, они вместе вышли и прошлись по всем кабинетам.
…Стэйбл старался быть терпеливым. Хотя прогулка по клинике его слегка измотала, его пациентка об этом точно не задумывалась. Они вместе прошерстили каждый уголок каждого кабинета, и только в процедурной кобылка нашла то, что искала.
-Это… твой голос? – жеребец как-то странно посмотрел на маленькую деревянную шкатулку. Она сидела и держала её в своих копытах.
По крайней мере, поиски были завершены. Стэйбл только собирался уходить, как вдруг услышал, как она раскрыла шкатулку. И в процедурной заиграла колыбельная.
Пони не шевелилась, опустив голову и прислушиваясь к тонкому позвякиванию колокольчиков. Все вокруг замерло. Не слышен щебет птиц, и звуки утреннего Понивилля затихли – только тихая нежная мелодия из шкатулки. Стэйбл внимательно встал в ожидании, что же будет дальше.
А дальше было вот что. Шкатулка доиграла свою мелодию, и кобылка подняла голову. Её мордочка просто светилась в полубезумной улыбке.
-Аууууу! – завыла она, — мой голосок вернулся!
Стэйбл от удивления осел на пол. Кобылка запрыгала на одном месте, замахала хвостиком и зарычала, как собачка. Её правый глаз начал судорожно дергаться. Доктор замер. В голове пронеслось только «И что я сделал не так?».
Но когда кобылка начала крутиться на одном месте, пытаясь схватить зубами хвост, дверь процедурной распахнулась, и на пороге появилась белоснежная земная пони в халате. На её голове была шапочка с красным крестом.
-Скрю? – она в недоумении посмотрела на спятившую пони и перевела взгляд на доктора, — что здесь происходит?
-Здравствуйте, миссис Редхарт, — Скрю отложила погоню за хвостом, — я и этот рогатый пони нашли мой голос!
-Рогатый пони? – вырвалось у Стэйбла. Медсестра вздохнула:
-Так, хорошо. Скрю, золотце, иди завтракать, я сейчас подойду.
-Уже! – и довольная кобылка, взяв шкатулку в зубы, покинула процедурную. Редхарт внимательно осмотрела жеребца.
-Доктор Стэйбл, я так понимаю? – она строго посмотрела на него.
Жеребец занервничал.
-Эм… да. Видите ли, я зашел в ваш кабинет, но увидел эту пони, и она искала свой… голос. Мы с ней обошли всю клинику, и нашли его. И она как будто… с цепи сорвалась.
Похоже, что Редхарт что-то поняла из этого феерического бреда, потому что громко расхохоталась.
-Я… правду говорю, — сконфуженно произнес Стэйбл
-Я и не сомневаюсь, — заметила она, — это же Скрю.
-Это её имя?
-Ну да, — ответила Редхарт, — Скрю Луз. Запомнить несложно. Она постоянно забывает где-то свою шкатулку, и мне приходится её искать. Спасибо, что помог.
-А что с ней не так?
Редхарт присела и, свесив язык, поводила копытами вокруг головы. Стэйбл кивнул.
-А, ну это я понял. А шкатулка?
-О, это её особенный бзик, — медпони вздохнула, — но поверь, это не в нашей компетенции. Ты же не психиатр?
Он помотал головой.
-Ну и славно. Пошли, жеребец. У нас сегодня много работы. Пони сами себя не вылечат.
Первый рабочий день. Стэйбл, при всей своей тяге к символизму, очень бы хотел его запечатлеть в своей памяти. Проблема только в том, что в нем не было ничего особенного. Это был еще один скучный день, и смотровой кабинет посещали пони всех форм и расцветок. У них был кашель, желтуха, головная боль, боль в копытах, резь в желудке… список ничего не значащих диагнозов продолжался, плавно переходя в бесконечность. Работа непыльная и не очень тяжелая, но – скучная и монотонная.
Потом был обеденный перерыв. В кабинете старшей медсестры, заглянув в холодильник Стэйбл понял, откуда на мордочке Скрю появился джем.
-Мой бутерброд, — понуро посмотрел он на жеваный кусок непойми чего, — но я же его подписал?!
Медсестры захихикали.
-Скрю это глубоко до лампочки, — улыбнулась Редхарт. Белоснежная пони протянула ему бутерброд, — угощайся.
И другие пони нашли, чем попотчевать несчастного доктора. Стэйбл улыбнулся. Эта клиника совсем не похожа на Мэйнхэттенскую. Да и сам Понивилль – странный город. Но по крайней мере, эта ненормальность ему очень даже нравилась.
Глава 3
День второй. Стэйбла разбудили. Кто-то несколько раз пихнул его копытом. Он отвернулся. Но этот “кто-то” упорно добивался его пробуждения. Открыв глаза и повернувшись на спину, единорог увидел перед собой знакомую мордашку.
-Ты опять потеряла свой голос, да?
Скрю закивала головой. Стэйбл прикрыл глаза и кое-как слез с тахты.
-…Ладно. Пойдем его искать.
Стэйбл устало зевнул, протягивая ей шкатулку. На этот раз Скрю оставила её в кабинете старшей медсестры. Как только они собрались уходить, дорогу им преградила Редхарт.
-А, знакомые лица! – она довольно посмотрела на доктора, — жеребец, сегодня твоя очередь!
Молодой доктор нахмурился. Судя по её тону, предстояло что-то поистине отвратительное.
Но нет. Оказывается, что сегодня пришло время для прогулки!
-Вы что, серьезно? – только и сказал доктор, глядя на то, как Редхарт протягивает ему поводок и намордник.
-Без этого она гулять не станет, — абсолютно серьезно заметила она.
Стэйбл шумно вздохнул.
-Редхарт. Она – пони.
-А я и не говорила о том, что тебе нужно ходить с ней, как с собачкой, — ответила Редхарт, — но без этих вещей она с тобой никуда не пойдет. Просто возьми и держи при себе.
Безоблачное, чистое небо над головой. Стэйбл сидел, прислонившись к старому дубу, что рос на территории больницы. В тени ему было гораздо приятнее.
Без всякого энтузиазма молодой доктор забрасывал магией игрушечный мячик куда подальше. И Скрю… да, мчалась за ним и приносила в зубах. Поскольку это действие было отточено до автоматизма, он углубился в чтение книги. Так, что даже не заметил, как подошел доктор Брэйнс.
-Вижу, развлекаетесь, — Стэйбл резко захлопнул книгу. Увидев перед собой главного врача, единорог смутился.
-Доктор Брэйнс, я…
-Всё нормально, — доктор подсел рядом с ним. Его зоркий глаз следил за тем, как Скрю возвращается к ним с мячиком. Доктор весело улыбнулся ей… и, забрав мячик, забросил обратно. Кобылка побежала за ним, а Брэйнс тем временем продолжил:
-Скрю витает в своем милом маленьком мирке. И в нем она — собака.
-И как же так произошло?
-Сложно сказать. Это очень странная патология. То, что это – чистой воды психиатрия, я и не сомневаюсь – взять хотя бы её шкатулку с голосом.
-У неё есть семья? – спросил Стэйбл. Брэйнс покачал головой.
-Видишь ли, Стэйбл… у нас на третьем этаже так мало пациентов только потому, что безумные пони живут не внутри, а снаружи больницы. А что касается Скрю, то она слишком странная даже для них. И да, её приходится держать здесь.
-Странно, что вы её вообще выпускаете на волю, — вырвалось у единорога. Он тут же спохватился: — то есть, я хотел сказать, что… если пони считает себя собакой, то она может и…
-Покусать? – главврач кивнул, — так и есть. И Скрю была уже такой, когда росла здесь.
-Росла? – Стэйбл задумался. Да, это кое-что объясняло.
-Сколько я себя помню, Скрю содержалась в психиатрическом отделении. Я даже помню тот день, когда её принесли сюда. Январь, самая холодная пора года. На улице бушует метель, и времени за полночь, но я решил остаться в клинике и разобраться с бумагами. И только представьте себе – в больницу вбегает лесник и кричит, что нашел в лесу жеребенка!
-Это была Скрю?
-О да. Кстати, к тому времени она была довольно развитым и крепким жеребенком. Мы боялись, что потеряем её – сами знаете, на таком холоде немудрено было схватить воспаление легких… или тяжелое обморожение. Я в свое время работал в военном госпитале, всякое видел. И уж меньше всего на свете я хотел звать хирурга для ампутации.
Стэйбл вздрогнул. От одного слова «ампутация» по его телу пробежал легкий холодок. Но Брэйнс, как ни в чем не бывало, продолжал:
-Мы не нашли её родителей. Мы вообще ничего не нашли – ни единого намека на то, откуда она. Старик отдал нам эту шкатулку, он сказал, что Скрю держала её при себе, когда он нашел её.
-Мы спасли её, однако Скрю вела себя очень странно. Кусалась, никого не подпускала к себе. От обычной еды отказывалась, предпочитая грызть… кхм, кости. Постоянно пыталась сбежать из клиники. Выла на луну… в общем, вела себя совсем не как пони. Мы уже и не знали, что думать, но один мой хороший друг предложил такой вариант: если пони считает себя собакой… то почему бы не сделать из плохой собаки хорошую?
Пришлось потрудиться. Сначала мы позвали опытного кинолога…
Молодой единорог в недоумении посмотрел на него.
-Вы серьезно?
-Увы. К помощи психолога мы уже прибегали. Ничего не получилось. Сам подумай – если пони не считает себя пони, чем психолог может ей помочь? Тем более, в таком юном возрасте, когда у неё даже личность не сформирована? Пришлось взяться за воспитание Скрю именно таким вот… методом. Кинолог тоже в шоке был, не волнуйся.
Но на самом деле, тренировка принесла успех. Мы выдрессировали её. А вот уже после этого мы решили сделать из неё полноценную пони. И пригласили учителя. Миссис Черили помогла наладить с ней контакт. Скрю молодчина, она очень быстро всему учится. По крайней мере, разговаривать она умеет. Это лучше, чем рычать, уж поверь.
И всё-таки…
Шкатулка. Как мы ни пытались, мы не могли понять, почему она так сильно к ней привязана. И уж тем более – почему она так свято уверовала в то, что её голосок находится именно в ней. А вот это уже была чистой воды психиатрия. Хотя бы потому, что когда она открывала её утром, к ней возвращалась её… «звериная сущность». Хотя мы её и укротили, конечно.
-А почему её зовут Скрю?
-Забавная история, — доктор Брэйнс усмехнулся, — ты видел её кьютимарку?
Стэйбл резко покраснел. Только сейчас он заметил, что метка голубенькой земной пони представляла собой… винтик.
-Мы не знали, как её зовут. И долго думали над её именем. До одного веселого момента. К нам раз в неделю приезжает электрик – ну там, лампочки поменять, проверить генератор… ну, и уходя, он забыл свою отвертку.
А теперь представь себе: я подхожу к палате больного, открываю дверь… а она не открывается. Она падает! С грохотом. И все двери на втором этаже… Всё на этаже было развинчено – тумбочки в палате медсестры, шкаф, даже картины лежат на полу, потому что кто-то снял шурупы со стены!
Доктора в панике, я прихожу в свой кабинет… и вижу её. Понятно, что и мой кабинет она разобрала на винтики. И вот, я, доктор с многолетним стажем, вижу маленькую пони, которая держит в зубах отвертку, среди кучи винтиков… и чувствую себя полным дураком.
Вот так она и получила свою кьютимарку. А еще имя. Фамилию… мы придумали чуть позже. Для того, чтобы заполнить все нужные бумаги. У нас обычно так называют «потеряшек».
Брэйнс закончил повествование и напряженно посмотрел в сторону Скрю. Кобылка забросила свою любимую игрушку и отвлеклась. Едва завидев внезапного гостя, перешагнувшего через ворота клиники, она встрепенулась и злобно зарычала. Стэйбл вскочил; кобылка резко подбежала к пони-почтальону, не давая ему подойти поближе.
Почтальон – земной пони вороной масти – задрожал и неловко отступил. Наверное, он уже и раньше имел честь познакомиться с ней. Скрю впилась в него своим грозным взглядом, оскалив зубы.
Ситуация критическая. Стэйбл понял, что нужно реагировать быстро. С помощью магии он поднял мячик и подошел к кобылке.
-Скрю, — сказал он, — нельзя.
Но кобылка его не слушала. Ей двигал какой-то странный инстинкт. Почему-то, глядя на почтальона, она испытывала странное желание за ним погнаться. Или сразу укусить, чтобы знал свое место.
-Скрю! – Стэйбл повысил голос. Она повернулась к нему. Её взгляд недовольно скользил по мячику с желтыми искорками. Он летал туда-сюда, движимый магией, и пони приготовилась к броску, оставив почтальона в покое.
-Лови! – Стэйбл запулил мячик куда подальше. Скрю резко рванула за ним. Пони-почтальон вытер копытом пот.
-Кажись, пронесло. У меня тут пачка писем для ваших пациентов.
Доктор Брэйнс неловко поднялся. Всё это время он просто наблюдал за тем, что произойдет, держа в зубах курительную трубку. Он подошел к Стэйблу.
-Большое спасибо, мистер Леттер, я их доставлю. Извините за Скрю… опять.
-Да ничего. Собака, что с неё возьмешь, — понимающе протянул почтальон, передавая пачку с конвертами престарелому пони. Стэйбл смерил его гневным взглядом, и когда тот ушел, обратился к Брэйнсу:
-Собака?
-Пока она не научится вести себя, как нормальная пони, дальше собаки не уйдет, — сквозь трубку произнес Брэйнс. Как отрезал. Единорог в ответ только покачал головой.
-Да… Стэйбл, подсоби старику. Подкинь огонька в трубку.
-С удовольствием. Вам помочь с письмами?
-Не откажусь. Да, и еще… кое-что. Моя личная просьба.
-Слушаю вас внимательно.
-Присмотри за Скрю, — легкий табачный дымок трубки поднимался в чистое небо, — Тебе не показалось ничего странного в её поведении?
-Кроме того, что она… собака?
-Это и мне понятно. Я о другом. Она часто гоняется за почтовыми пони. Тебе не кажется, что она как-то слишком быстро… послушалась твоей команды?
-Разве?
-Я уверен в этом, — доктор Брэйнс посмотрел на кипу бумаги над своей головой (магия, да), — если бы ты принял это во внимание, то заметил, что эта пони ищет себе…
-Кого?
-Ну… хозяина. Улавливаешь?
-А почему я? – невольно спросил единорог.
-Я довольно староват, она меня никогда не слушалась. Редхарт… да, она несомненный авторитет, но и ей пришлось постараться, чтобы взять её под свой контроль. А ты стремительно врываешься в её жизнь, и она начинает тебе доверять.
-А еще в этом есть некоторая… кхм, физиологическая особенность.
-Какая, доктор Брэйнс?
Доктор отложил трубку и прихватил на переднее копыто связку с письмами.
-Несмотря на то, что она считает себя собакой, она – пони. А еще она – кобылка. А ты – жеребец. Такие дела.
И он ушел, захлопнув за собой дверь в клинику.
Глава 4
Вот как? Ни с того ни с сего ко мне прилипла психически больная кобылка?
На самом деле, всё не так уж и плохо. Если не считать того, что мне каждое долбанное утро приходится вставать на час раньше, потому что Скрю опять теряет свою шкатулку. Снова, и снова, и снова, и снова. Вот что такое настоящее безумие.
Так прошла неделя. Самая скучная неделя в моей жизни, если бы не она. Ну серьезно: я не хочу как-то плохо говорить о душевнобольных, но… она была забавной. Даже слишком. Она была слишком хороша для этого места.
Просто… мне уже приходилось наблюдать за теми, чья жизнь перечеркнута диагнозом. Я повидал психов на своем пути. И только сейчас я понимаю, что каждый из них был личностью. Одурманенной, уничтоженной тоннами препаратов и живительными процедурами. А всё только потому, что никто не воспринял их чудачества всерьез. Более того, посчитал их опасными. Самое плохое в этом то, что они правы. И в этом мире грань между нормальным и безумным слишком тонка и сложно поддается логическому объяснению.
-….В общем, заходит доктор в палату, и видит, что все земные пони бегают по ней, махают копытами, жужжат, подушки жуют… Ну, он спрашивает: «А что вы тут делаете?». А они ему в ответ: «Мы Вандерболты, облака разгоняем!». Ну, он не понимает, спрашивает, где главный врач, а они знаете что отвечают?
Стэйбл вздохнул. Этой шутке тысяча лет.
-«Первым рейсом улетел!» — Редхарт расхохоталась. Хохот дружно подхватили остальные медсестры, и даже Хорс, который, в общем-то, знал этот анекдот. Так, посмеялся за компанию.
-Чего раскис, Стэйбл? – на него посмотрела желтенькая медпони.
-Оставь его, Тенди, — Редхарт усмехнулась. Самая Главная Медпони пожевывала бутерброд с ромашкой, — ему Скрю высыпаться не дает.
-Ммм… а она довольно милая. Когда не лает, – улыбнулась сестра Тендерхарт. Стэйбл вздохнул. День искрометных шуток и тонких острот начинается.
-Главное, — Редхарт с трудом проглотила кусок, – не запираться на замок. Скрю обожает открывать двери любыми способами.
-Я заметил, — Стэйбл устало зевнул. В прошлый раз он имел неосторожность закрыть дверь на задвижку. И на этот раз его разбудило не копыто Скрю, а грохот падающей двери. В пять утра. Просто бодрость накатывает.
-Для неё вообще преград не существует, — продолжила Редхарт, — Стрэйт как-то говорил, что она спокойно выбиралась из палаты для особенно буйных. А там ничего нет на шурупах. Даже дверь открывается… а как она открывается?
-Механический замок. Чистая автоматика.
-И как она сбегает оттуда? – поинтересовался рыжий единорог – доктор Хорс.
-Никто не знает, — развела копытами белая медпони, — Брэйнс страшно злился, а потом махнул на всё копытом, и сказал: «Потеряете её – сами виноваты»
-А вы не думали, что она может на кого-нибудь напасть? Если будет гулять по городу?
И тут дверь раскрылась. Стэйбл заметил, как Скрю вбежала сюда, помахивая хвостиком.
-Напасть? Ты что? – Редхарт подошла к кобылке и нежно улыбнулась ей, — она же такая милашка! Ну как она может кого-нибудь обидеть? Скрю, сидеть!
Кобылка послушно присела и со счастливым видом посмотрела на Стэйбла.
-Видишь? Она послушная девочка, ей не надо никого обижать! Кто у нас хорошая пони? Кто у нас хорошая пони… — умилительно засюсюкала Редхарт, подойдя к ней и взяв за щечки, — ты у нас хорошая пони!
-Лови! – Тендерхарт бросила ей бутерброд с джемом. Зря. Ой, зря… Скрю стремительным броском, сбив с ног Редхарт, пронеслась за лакомым кусочкам. Стол опрокинулся; халат Хорса залило фруктовым соком.
-Ну вот… Тенди, я же просила, никаких игр с едой! – раздосадовано воскликнула Редхарт, но медпони только захихикала, глядя, как Скрю жует бутерброд прямо с пола.
И только Стэйбл не разделял общей радости. Это было отвратительно. Самое настоящее издевательство над пациенткой, которая этого даже не понимает. И мысль о том, что остальные пони ведут себя с ней точно так же…
Его аж передернуло от гнева. Но он взял себя в копыта и молча вышел из кабинета медсестры, закрыв за собой дверь.
Не получилось. Его догнала Редхарт.
-Эй, ты чего? – недоуменно спросила она. Стэйбл перевел дух, он хотел что-то сказать… но нет. Он просто пошел дальше. Медпони пошла за ним.
-Нет, серьезно? Ну извини пожалуйста, что задела твои высокие и чистые идеи!
-Думай что хочешь,- холодно ответил ей доктор. Единорог вошел в свой кабинет, чтобы прибрать кровать. Редхарт усмехнулась.
-Ладно-ладно, жеребец. Тут я, пожалуй, с тобой соглашусь. Скрю – пони. Нам очень жаль. Ты доволен?
Единорог на минуту отвлекся, чтобы на неё посмотреть. Не очень-то похоже на раскаивание.
-Нет, — и поправил подушку.
-Ой да ладно тебе, — протянула медпони, — мы же с ней всего лишь играем! Даже она счастлива.
-Ну да, счастлива. У собак мало радости в жизни: выкопать косточку, пометить дерево…
-Не надо так утрировать, — уже серьезно сказала Редхарт, — она больна, я знаю и не надо мне напо…
-Редхарт, в медицине есть такое понятие – «Уважение к пациенту». Слышала? – язвительно заметил Стэйбл. Медпони резко ощетинилась, превратившись из кроткой санитарочки в грозу нарушителей порядка.
-Не надо мне читать лекции, малыш.
-Малыш? Ты меня младше!
-Зато опытнее, — сухо заключила Редхарт, — и еще кое-что, о чем тебе стоит знать: если я увижу, что кто-то посмеет задеть малышку Скрю… ох, лучше бы ему бежать. И бежать далеко, потому что у меня очень длинные копыта. Если ты понимаешь, о чем я.
Еще с минуту они смотрели друг на друга.
-Ну так что, мир?
-Мир.
-Слушай, жеребец! У меня к тебе взаимовыгодное дело.
-Взаимовыгодное? В каком смысле?
Редхарт залихватски ему подмигнула.
-У нас в клинике всё основано на доверии. Мы всегда готовы прийти на выручку товарищу по медицине, и надеемся на то же самое в ответ… ну, если помощь нам потребуется.
-Так чем тебе нужно помочь?
-В точку, Стэйбл! Нужно, чтобы кто-то прикрыл мой круп, пока я сижу здесь, и выполнил одну очень ответственную миссию.
-А кто прикроет мой?
-Я и прикрою. Тут вот какая проблема: ко мне недавно прилетел племянник. Из Клаудсдейла. Ну, и пока он летел сюда, умудрился потерять свою любимую игрушку где-то над городом. Ты не мог бы её поискать, пока я тут копаюсь?
-И где мне её искать?
-Как где? В Понивилле, конечно. Где же еще? Походи по городу, поспрашивай, не видел ли кто желтого лягушонка с шарфиком.
-Желтый лягушонок. С шарфиком. Понятно, — Стэйбл кивнул, — не вопрос. Помогу чем смогу. После работы пойду погуляю по городу, может и найду.
А ведь Понивилль не такой уж и огромный. Потерять здесь игрушку… возможно, но скорее всего, её найдут. Стэйбл обежал весь город. Расспросил проходящих мимо пони, не видел ли кто эту игрушку. Поговорил с жеребятами, с их мамами, с торговыми пони, с рабочими пони, с обитателями фермы «Сладкое Яблочко»…
-Ну, я что-т видела. Оно там упало, — ответила ему оранжевая ковпони с кьютимаркой-яблоком. И копытом показала ему в сторону, где заканчивался яблочный сад. Стэйбл поблагодарил пони и заторопился, потому что время близилось к вечеру. Солнце уже прощалось с жителями славного городка, укатываясь куда-то за горизонт, посылая прощальные лучи любви уставшему доктору.
Но когда он пришел в означенное место, он совсем не ожидал встретить там...
-Скрю?!
Голубенькая кобылка завиляла хвостиком и залаяла, приветствуя доктора. Желтый лягушонок с махровым шарфиком лежал прямо перед ней, и кобылка быстро схватила его в зубы, слегка пожевывая плюшевое брюхо.
-Скрю! Положи на место! — Стэйбл уже подумывал о том, что она получила метку вовсе не за винтики. Она и есть винтик. Один большой винтик в его заднице по самую шляпку.
Кобылка никак не реагировала на его приказы. Ну, если быть точнее, то вряд ли можно назвать её состояние обычным. Эта пони виляет хвостом, как сумасшедшая, жует игрушку и пускает слюни, и при этом её глаза как-то странно смотрят на доктора. Такое ощущение, что на его месте она видела огромный, сочный кусок говядины. Или о чем вообще мечтают собаки?
-Отдай мне игрушку, — доктор осторожно подошел к ней. Пони отступила. Она хотела поиграть. Стэйбл сделал еще один шаг, и Скрю отступила. За каждым шагом доктора кобылка отступала на один. Жеребец даже пожалел, что не так уж и много знает хороших заклинаний. Например… ну скажем, какая-нибудь магия, которая автоматически одевает психованных пони в смирительную рубашку. Как бы это сейчас пригодилось.
Но нет. Стэйбл резко сорвался с места, и Скрю резво побежала от него. Для больной кобылки она бежит слишком хорошо. Гоняться за ней было бы настоящим мучением, будь Стэйбл младше на пару лет… и толще на десяток килограмм.
-Скрю, стой! – нет, она его не слышала. Её мысли были полностью заняты беготней от назойливого докторишки. Да и собственно, что ему с этого? Игрушку первой нашла она. И достаться должна ей. А если он хочет её получить, чтобы поиграть… пускай постарается её забрать.
Так они всё дальше и дальше отбегали от Понивилля. Стэйбл чуть не остановился, когда кобылка побежала в сторону лесной опушки, что укрывала её от и без того слабого света солнца. Это было опасно. Очень опасно, если судить лишь по одной грозной табличке, которую Скрю чуть не сбила по дороге. Но это только придало ему решимости – Вечнодикий лес не место для прогулок. И ему нужно вернуть сбежавшую пациентку в клинику. А еще забрать эту дурацкую игрушку.
Но она убежала, став недосягаемой для видимости. Стэйбл остановился, чтобы перевести дух. Он осмотрелся. Неужели он так далеко забрел в чащу, что не видит дороги обратно? Лес идет бесконечной чередой из старых сухих деревьев, кустарников… и в нем нет ничего примечательного. Такого, что помогло бы ему сориентироваться в дороге.
Как же отсюда выбраться?.. И как найти сбежавшую пони?
…Он не знал, как много времени пройдет, прежде чем он выберется отсюда. Стэйбл в душе проклинал этот день. А еще Редхарт, которая, в общем-то, и виноватой не была. Просто так, наравне с этим Вечнодиким лесом, этой дурацкой игрушкой… и Скрю.
Ну и куда она исчезла?!
Стэйбл позвал её по имени. Тишина в ответ.
-Скрю! Выходи! Это уже не смешно! – ему показалось, что кусты зашевелились. Наверное, ветер… или нет?
Доктор усмехнулся. Не всё так плохо. Значит, пони решила поиграть с ним в прятки. Ну хорошо…
-Интересно, куда же она подевалась? – он наигранно осмотрелся, — может она под камнем? Нет? Какая жалость! Не могла же она отрастить крылья!
Из-за кустов донеслось тихое рычание. Доктор улыбнулся. Да уж, эта пони не умеет держать себя в копытах. Стэйбл подошел к кустам.
-Куда же она пропа… а вот и она! – и он раздвинул копытами ветки.
Его идиотская улыбка очень быстро стерлась. Перед собой он увидел нечто такое, что надолго запомнится в самых страшных кошмарах. На мгновение ему казалось, что это очень странная коряга – по форме она была похожа на волка. И всё бы ничего, но эти горящие зелеными огнями глаза, как неоновые огоньки в ночном городе. Это существо… чем бы оно ни было, оно было живым. И у него была огромная пасть с острыми зубами.
-Упс… — Стэйбл быстро отпустил кусты, Но древесный волк с силой набросился на него , прижав к холодной земле. Зубы чуть не сомкнулись на его шее, но Стэйбл с силой врезал по клыкастой морде копытом, его рог угрожающе засветился искрами.
Грянула вспышка – «волк» не просто отлетел. Его разорвало! Палки и коряги, которые были… кхм, составной частью этого существа, разлетелись по разным сторонам. Доктор не без гордости смотрел на это. Вот она, сила магии. Будет знать, как сталкиваться с единорогом. Или не будет. Наверное, теперь ему всё равно…
Или нет. Глаза доктора невольно расширились от ужаса. Острые коряги медленно подтягивались к тому месту, где волка разнесло на части. Чья-то злая магия собирала его по частям, и теперь доктор не собирался сражаться с ним заново. Запулив еще разок по чудовищу, он побежал как можно дальше от этого проклятого места.
Да, теперь понятно, почему в Вечнодикий Лес лучше не соваться. Опасное местечко. С мечтой о лесном пикнике придется повременить.
Но древесный волк догонял его. Целый и невредимый. Стэйбл в страхе, не оглядываясь, бежал и бежал, чувствуя тяжелое дыхание за своей спиной.
Скрю!
В тот самый момент, когда волк приготовился к броску, кобылка преградила ему дорогу. Она первой налетела на него, вцепившись зубами в его деревянную шею. Они покатились по земле. Стэйбл боялся зацепить её заклинанием, а древесный волк вонзил свои острые когти ей в живот.
Скрю закричала, отпустив его шею. Она неистово сопротивлялась, молотя по нему копытами, но расклад был явно не в её пользу.
Услышав вой за своей спиной, единорог в страхе обернулся. Волки. Не древесные. Обыкновенные лесные волки, не меньше десятка. Лунный свет поблескивает на их шкурах. Древесный волк отшвырнул раненую кобылку и злобно оскалился, отступая назад.
Но волки подходили всё ближе и ближе к нему, не замечая более лакомый кусочек (Ну, если так можно говорить о единорогах). Или они просто не хотели его замечать. С их морд капала слюна. Они набросились на древесного волка, свалив его на землю. Невзирая на его брыкания, каждый из стаи смог унести себе по кусочку. Что довольно странно. Зубы у них может и острые, но разломать дерево на части… хотя это и не дерево. У этого существа есть слабые стороны.
Стэйбл об этом как-то не думал. Он хотел подбежать к Скрю, когда огромный черный волк преградил ему дорогу. Он зарычал, обнажив свои желтые зубы. Рог доктора был готов выкинуть новое заклинание, чтобы отбросить его подальше, но Скрю сама подошла к нему, хромая на левое переднее копыто.
Когти древесного волка прошлись по её ребрам. Причем довольно глубоко. Доктор внимательно осмотрел раны. Скрю повисла на нем; она медленно теряла сознание от кровотечения. Её глаза закрывались; она что-то бессвязно шептала, с трудом держась на ватных ногах.
Времени мало. Нужно торопиться. Стэйбл взвалил бесчувственную кобылку на себя. Волчья стая провожала его взглядом. Черный волк осмотрел своих собратьев. Из стаи отделилась одна волчица и побежала вслед за Стэйблом.
Она быстро догнала его и побежала дальше. Единорог не понимал, что происходит. Что-то подсказывало ему, что нужно бежать за ней. Как бы глупо это ни звучало, но это было так. Волчица знала выход из Вечнодикого леса. Она помогала Скрю.
Что это за стая? Ворох мыслей проносился в его голове, пока он бежал в кромешной темноте, освещаемой лишь одиноким лунным светом. Дорога казалась бесконечной, но Стэйбл, без передышки, не ведая усталости, следовал за волчицей.
И когда волчица остановилась, Стэйбл перевел дух, и понял, что находится на выходе из лесной опушки. Это придало ему новых сил. Он побежал в сторону клиники, и даже не успел удивиться, что на улице была глубокая ночь.
Клиника. Мать-Селестия, как же она далеко…
-Держись! Не вздумай засыпать! – крикнул Стэйбл. Кобылка на его спине жалобно поскуливала, свесив копыта. Она была не очень тяжелой – доктору приходилось в свое время таскать довольно грузных пони, да и с телосложением у него было всё в порядке. Хотя вот именно в такие моменты он жалел, что у него нет крыльев.
Двери распахнулись. Яркий свет больно ударил ему в глаза. В клинике было тихо. Очень тихо. Только Редхарт сидела перед столом и клевала носом, потирая носик копытом.
-Редхарт! – от крика она встрепенулась. Увидев Стэйбла с окровавленной Скрю на спине, она тут же забыла про сон. Её глаза расширились, но она быстро взяла себя в копыта и подбежала к нему.
-Что случилось?
-Не сейчас, — доктор Стэйбл с помощью Редхарт положил раненую пони на кушетку. Медпони резво схватилась за кушетку, и колесики покатились, увозя Скрю в через двери с табличкой «Травмпункт».
-Нам нужно промыть рану. Хорс! Конские перья, да где этого придурка носит? ХОРС!!!
-Что у вас тут… — из соседней койки показалась заспанная мордашка с рыжей шевелюрой. На гнев по поводу «сонного царства», царящего в клинике на ночном дежурстве у Стэйбла не было времени. Он помогал Редхарт промывать многочисленные царапины на теле Скрю.
Кобылка взвизгнула. Медпони ласково погладила её по головке.
-Тише, Скрю, не бойся. Всё хорошо. Хорс, давай быстрее!
Хорс встал рядом с Редхарт.
-Так, промыли? Внутренние органы не задеты, но по ней прошлись хорошо. Придется зашивать... — Хорс поправил очки и подтянул хирургический набор.
-И вообще, вас тут слишком много, я не могу сосредоточиться, — сказал он, — Стэйбл, иди погуляй!
Стэйбл недоуменно на него посмотрел.
-Я серьезно! Редхарт, помоги мне её придержать! — Хорс сам единорог, и его магия работала на полную катушку. Бинты, пинцеты, нитка и иголка взмывали над его головой, Редхарт вкалывала успокоительное Скрю, и через несколько минут кобылка забылась в сновидениях, что позволило докторам продолжить работу.
Стэйбл вышел за дверь. Вот теперь он действительно узнал, что такое усталость. Копыта невольно подкосились; он свалился у края стены, чтобы немного успокоить расшалившееся сердце.
-Сумасшедший денек, не правда ли? – единорог вздрогнул, когда из второго этажа вышел доктор Брэйнс. Он подошел к единорогу и бросил взгляд на дверь травмпункта.
-Что у вас случилось?
-Я… Скрю, — на большее у Стэйбла не хватило сил. Старый пони нахмурился и вошел внутрь, оставив молодого единорога одного. Стэйбл вытер пот дрожавшим копытом и перевел дух.
Ох уж эта безумная ночь. Хоть бы она быстрее закончилась.
Глава 5
-Ну что же. Думаю, она поправится.
Всё-таки, главный врач есть главный врач. Его кабинет выгодно отличался от других тем, что в нем присутствовало какое-то подобие роскоши. Без излишеств. Стол из красного дерева, диван с серой обивкой. Шкаф украшали многочисленные грамоты и награды, а на стене, за непробиваемым стеклом, диплом доктора Брэйнса. Стэйбл молча смотрел на главного врача, тщательно обдумывая слова. Он собирался рассказать ему о том, как он увидел Скрю в Вечнодиком лесу. И о том, что случилось потом.
Разумеется, Стэйбл рассказал всё, без утайки. Доктор внимательно выслушал его.
-Пони и волки… как интересно, — старый жеребец прикрыл глаза и отпустил стрелку метронома. Прерывистое тиканье в ночной тишине помогало ему сосредоточиться на собственных мыслях.
-Да… Знаете, Стэйбл, — он отвлекся от раздумий и потянулся за трубкой, — волки – это очень любопытные существа. У них есть страсть к свободе, которую чрезвычайно сложно подавить. Посади волка в клетку, и он не превратится в покорную собачку. Скорее наоборот – станет еще более агрессивным, и будет рваться из плена всеми силами, пока не примет свою участь.
И, несмотря на свою тягу к свободе, волчья стая является примитивнейшей из организаций, которая, тем не менее, довольно стабильна и работает на подчинении вожаку. Я так понимаю, ты уже имел честь с ним познакомиться.
-Это как-то связано со Скрю? – спросил доктор Стэйбл. Брэйнс кивнул.
-Разумеется. Кое-что из её «звериной сущности» мне становится понятным. То, что случилось в Вечнодиком лесу, вряд ли расскажет нам о её прошлом… по крайней мере, откуда она, и где её настоящая семья.
Более того, я полагаю, что эта стая стала её семьей.
…Я еще никогда с подобным не сталкивался. Кое-что слышал… подобные случаи настолько редки, что в медицине так и не нашлось для них подходящей классификации. Но кое-какие объяснения по этому поводу существуют.
Представь себе обычную семью: мама, папа, жеребенок. Жеребенок с самых ранних лет постигает жизнь, общаясь с родителями, с другими пони… у него проявляется характер, мировоззрение и собственный взгляд на мир. Он многого не понимает – он всего лишь материал для лепки, а вот уже общество лепит для него мир, полный радости и разочарований. И всё это для того, чтобы в конце он сам сделал выбор – насколько независимым ему нужно стать в своей жизни. Недостаток общения либо уничтожает личность, либо делает её уникальной… хотя и глубоко несчастной, зацикленной на собственных взлетах и падениях.
Но что будет, если жеребенка оторвать от общества? Отдать его в иное, которое является лишь пародией на нормальную семью? Которая примет его, хотя и будет настолько чужой в наших глазах?
Нас с волками объединяет только то, что мы – млекопитающие, как и они. И больше ничего.
Скрю не просто больна. Я полагаю, что её оторванность от общества в детстве привела к таким осложнениям. Её вырастили волки. Я практически уверен в этом, — продолжил Брэйнс.
-Это возможно?.. – вырвалось у Стэйбла, — обычно волки нас не жалуют.
-Согласен. Обычно пони становятся отличным ужином для целой стаи. С другой стороны… поведение волков еще до конца не изучено. Я бы даже сказал, что они её пожалели — если к волкам такое вообще применимо. Кто знает, может, малютка Скрю умирала в этом лесу, без пищи и крова. И когда ни один пони не смог ей помочь, ей помогли волки. Стая вырастила её, как свою – потому что иначе не могут. Они выкормили её, а Скрю, в свою очередь, запоминала их действия и повадки, потому что выживание – это единственное, к чему она стремилась.
-Значит, если мы внушим ей, что она пони…
-А не всё так просто, дружок, — Брэйнс нахмурился, — какая-то её часть это осознает. Она видит других пони вокруг себя. Она сама видит, что очень сильно похожа на них – больше чем на волков. У неё четыре копыта, грива и хвост. Но! Вся её жизнь проходила среди волков. Отвергнуть родную семью ради жизни, которой она не знает, более того – в которой она лишена желанной свободы… нет уж.
-Тогда почему она не сбежит к своей стае навсегда?
-Та часть, которая говорит ей о том, что она – пони, упорно не хочет этого делать. Скрю видит определенные… радости в своем пребывании здесь. К тому же, мы её приручили, что далось нам нелегко, а значит – она разрывается между двумя мирами. Миром пони и миром волков.
-Так что на данный момент мы начинаем выигрывать. И это хорошо. Нам придется начать с нуля – мы полностью адаптируем её для новой жизни. Нужно показать ей, что жизнь не ограничивается слепыми инстинктами. И что она вполне себе разумное существо, чтобы от них отказаться.
Брэйнс перевел дух. Его голос звучал тихо; не исключено, что старый доктор всё еще находился в собственных размышлениях, и ему приходилось отвлекаться, чтобы дать Стэйблу нужные указания.
-Всё-таки, ты молодец, Стэйбл, — наконец сказал он, — не зря ты здесь появился. И я думаю, что смогу тебе поручить одно очень ответственное задание. Возможно, я немного тороплю события, но…
В общем, я хочу, чтобы ты стал её опекуном.
У Стэйбла чуть не отвалилась челюсть.
-Я? Как это?..
-Подожди. Дай мне закончить, — перебил его Брэйнс, — Скрю очень сильно привязалась к тебе. По этой причине она сбежала отсюда. Я убежден, что она следовала за тобой, чтобы поиграть. Более того – она защищала тебя от древесного волка, а это кое-что должно значить. Я полагаю, что ты и будешь той самой отправной точкой, с которой она начнет новую жизнь. Если Скрю тебя так слушается, значит, ты и сможешь ей внушить все радости жизни пони.
Стэйбл застыл как вкопанный. Такого он не ожидал. Он вполне справедливо полагал, что его отчитают за то, что произошло. Вечнодикий лес, эта дурацкая игрушка…
Но похвала от доктора Брэйнса его очень обрадовала. Конечно, быть нянькой для безумной пони – это немного смущало молодого врача. В конце концов, для этого есть медсестры.
И конечно, я смотрел на это с другой стороны. Случай Скрю Луз был уникальным в своем роде. Отказываться от него было бы как минимум глупо.
А еще… было кое-что другое. Я очень хотел ей помочь. Единственная в своем роде пони, которая не нашла себе пристанища в жизни. И то, как вели себя другие по отношению к ней – я считал это слишком неправильным.
К тому же… за мной остался должок. Она мне жизнь спасла. И видит Селестия, я должен спасти её. Я верен своей клятве до конца. Я должен помогать больным и отчаявшимся, а она под эту категорию подходит просто превосходно.
Глава 6
Проходят дни, проходят недели…
Кажется, наступила осень. Да, так и есть. Даже если врачу лень выглянуть в окошко, он непременно заметит это потому, что психиатрическое отделение пополняется. Список больных внушителен, в конце концов, не все жители Понивилля – веселые и дружелюбные.
Зато все они больны… на третьем этаже скопилась довольно внушительная коллекция из творческих личностей, которой могла бы позавидовать и легендарная Гала в королевском дворце. Художники, которые потеряли вдохновение. Писатели, которых мир оценит только после их смерти. Поэты и поэтессы со всех уголков Эквестрии, безвестные, но от того не менее интересные. Ну, и не стоит забывать про другие профессии, представители которых настолько гениальны, что оказались здесь. В общем, все они пребывают в этом чудесном маленьком пространстве, полном душевного покоя и целительных микстур. Несчастные, забытые этим жестоким миром, где правит дружба и магия… ужасно, не правда ли?
-…Это мой старый друг. Какая жалость, — заметил доктор Брэйнс.
Старый врач и молодой смотрели из окна клиники на втором этаже. Стэйбл увидел, как в сторону входа идет пегий единорог с кьютимаркой-бритвой. Он был одет в строгий, довольно старомодный костюм с галстуком, и носил очки. В отличие от Брэйнса, который успел за свои годы поседеть, и даже обзавестись легкой залысиной, у него была длинная, неровная черная шевелюра. А еще усы. Стэйбл никогда не видел таких пышных усов. Даже усы его дедушки не могли сравниться с его усами.
-Профессор Фырцше. Преподаватель кафедры метафилософии в Кантерлотской академии для одаренных единорогов. Автор книг, доктор наук, сын своего отца. Вроде ничего не упустил.
-Ему тоже на третий этаж? – невольно спросил доктор Стэйбл
-Увы, нет, — Брэйнс печально улыбнулся, — хотя в мои молодые годы он частенько там бывал.
-И что же с ним?
-Ничего хорошего. Обширная опухоль головного мозга. Неоперабельная. А еще метастазы. Думаю, месяц-другой протянет. То, что он еще двигается, уже чудо.
-И вы так просто об этом говорите?
-Я и сам в шоке, — задумчиво произнес Брэйнс, — когда я увидел опухоль, я полдня думал о том, как бы помягче ему об этом сообщить. Не очень-то хотелось расстраивать хорошего друга таким приговором.
-И как он воспринял эту новость?
-Достойно. Очень даже, — старый доктор проводил взглядом своего друга, и отвернувшись от окна, спокойной размеренной походкой поцокал по коридору. Стэйбл последовал за ним.
-Старики гораздо лучше воспринимают вести о собственной смерти, — продолжал Брэйнс, — а что касается Фырцше, то он прожил хорошую жизнь. И ни о чем не жалеет.
-У него есть семья?
-Нет. Его это никогда не интересовало. Как и каждый безумец, он одержим только собственными идеями. Их у него много, и он выкладывает из них целые опусы, которые может понять только он сам. Настоящий философ.
-И разве это хорошая жизнь?
-Он назвал бы свою жизнь плохой, если бы не нашел в своей жизни то, в чем он стал абсолютным гением. Он посвятил всю жизнь философии, и не пожалел, — и тут же Брэйнс прибавил: — Но это плохой пример для подражания. Особенно для молодых.
-Почему же? Если он умный и очень интересный собеседник…
-Умный? Нет, Стэйбл, он не умный — он гениальный! В этом его проблема. Для того, чтобы хоть на чуточку приблизиться к его гениальности, тебе придется отдаться делу без остатка. Целиком и полностью. Тебе придется оставить надежды на семью, на личную жизнь, на свободу выбора, и на простые радости, которые скрашивают нашу жизнь до самой старости. Фырцше именно такой. Он продвинул собственные идеи до совершенства ценой собственного счастья. И рассудка.
-Но я бы не назвал его несчастным, — усмехнулся Брэйнс, — да и сам он как-то об упущенном не думает. У него есть любимая работа, зачем ему все эти скучные будни с семьей и жеребятами?
Стэйбл понимающе тряхнул головой.
-Значит, не быть мне гением.
-И не нужно. У тебя и без этого хорошее будущее. В мировую историю ты не войдешь, но зато счастливо проживешь свои деньки. Просто не уходи от намеченной цели. И без лишнего фанатизма, пожалуйста.
Спустившись на первый этаж, Брэйнс поспешил к своему другу. Профессор Фырцше выглядел сильно измотанным. Он был бледен и худ, на его усах скопилось немного табака. Но в его взгляде чувствовалась непоколебимость и острый ум, который не сломили ни врачебный приговор, ни то самоуничтожение, которому он подвергал себя в течение всей жизни.
-Дерр Брэйнс. Сколько лет прошло, — Фырцше почтительно тряхнул своей длинной шевелюрой. Доктор и профессор стояли друг перед другом, Стэйбл встал поодаль от них и внимательно слушал.
-Теперь ты к нам вернулся?
-Да. Думаю, что теперь уже навсегда, — он невесело улыбнулся.
-Ну что же. Добро пожаловать в клинику Понивилля. Позволь мне проводить тебя… а ты вещи с собой не взял?
-Мой чемоданчик ждет на улице, — усмехнулся профессор, — я бы поднял его магией, но сам понимаешь…
-Не переутомляй себя, — кивнул Брэйнс, — Тендерхарт отнесет вещи.
-Ну и славно. Покажешь мне моё последнее пристанище?
Брэйнс насмешливо сузил брови.
-А морг я тебе не покажу. Не положено.
Фырцше хмыкнул.
-Да, это как-нибудь в другое время. Ну, покажешь мне предпоследнее пристанище.
-Это всегда пожалуйста. Второй этаж, у нас как раз освободилась целая палата…
-Целая палата? Для одного меня? Ты мне льстишь…
-Всегда приятно помочь другу. Тем более, что он не любит общаться с нормальными пони…
-Кто бы говорил. Сам с психами общаешься… кстати, я думал, ты меня оставишь в какой-нибудь другой палате. Ну, знаешь, как в старые добрые времена… «этажом повыше».
-Ну, по-моему, ты довольно вменяем.
-Ты серьезно? Я рассказываю своим студентам на кафедре то, что у вас, врачей, называют «шизофазией».
Брэйнс улыбнулся.
-А как это называют у вас?
-Философией.
Стэйбл за ними не пошел. У него были свои дела. Точнее, дело пришло к нему на четырех копытцах, потряхивая хвостиком и жалобно осматривая все закоулки больницы.
-Шкатулка, – доктор вздохнул. Нельзя быть такой рассеянной. Впрочем… другого он не ожидал.
Раны Скрю Луз давно затянулись, и за её голубенькой шерсткой их практически не видно. Кобылка всё еще проявляла свою «волчью» сущность, но по крайней мере, медперсонал уже не относился к ней, как к собаке. Стэйбл строго-настрого запретил это делать. «Зарубите себе на носу: она – пони!» — сказал он Редхарт и остальным. И это подействовало.
Но время требовало решительных действий. Нужно было прекратить всё это. Раз и навсегда. Единорог подтянул магией молоток. Скрю с интересом смотрела на него. А доктор смотрел ей прямо в глаза. Такие, милые, чистые невинные глазки…
Череп — хрясь. Одним ударом. Больше никаких шкатулок. Никаких пробуждений по утрам. Уютная палата с поролоновыми стенами. Что там дальше? Да! Ледяной душ в семь-тридцать. Прием таблеток в восемь-пятнадцать. Завтрак. Смирительная рубашка – копыта в ней начинают затекать, но пожалуй, так даже лучше – не получится самому себе навредить. Наверное, Хорс будет кормить его с помощью той же магии… а вот ему, Стэйблу, обвяжут рог фольгой. Наверное. Он не знает, как еще можно перекрыть доступ к магии. Наверное, только так…
Стэйбл улыбнулся. Ох уж эти безумные фантазии…
-Пойдем, — позвал он Скрю за собой, — поищем твою шкатулку.
Когда они наконец нашли её в процедурной, Стэйбл снова испытал странное желание. Разбить шкатулку, например. Но нет. Вместо этого доктор повел кобылку в свой кабинет.
-Вот что мы сделаем, — доктор прихватил с собой пару гвоздей и осмотрел стену. Да, самое то. Сконцентрировавшись на двух предметах одновременно, единорог поднял и молоток, и гвоздь, и принялся за работу.
-Давно собирался, — Стэйбл прибил гвоздь и, осмотревшись, подтянул магией небольшую деревянную полочку с выдвижной дверцей. Повесил, поправил, с гордостью посмотрел на свое творение и попросил у Скрю шкатулку. Пони в ответ захлопала глазами.
-Давай сделаем так – когда ты будешь запирать свой голосок, положишь шкатулку в шкафчик. А утром, чтобы меня не будить, ты просто тихо-тихо придешь сюда и заберешь свою шкатулку. И уйдешь с ней, чтобы послушать в другом месте, пока я сплю. Идет?
Скрю призадумалась. На пару секунд. И радостно кивнула. Эта идея ей показалась очень даже интересной. Наверное, ей и самой надоело разыскивать свою шкатулку.
Но прежде, чем кобылка открыла свою шкатулку, она подошла к Стэйблу и улыбнулась.
-Спасибо, — шепнула она.
Стэйбл встал, как вкопанный. Это что сейчас было? Немая заговорила?
Кобылка открыла шкатулку. Когда колокольчики доиграли знакомую мелодию, она отложила шкатулку и резво понеслась по коридору, чуть не сбив по дороге Редхарт и другую медпони.
-Всё в порядке, это Скрю, — сказала Редхарт своей подруге, — привыкай к новой обстановке, — она увидела Стэйбла и махнула ему копытом, — жеребец! Иди сюда!
Стэйбл послушно подошел к ним. Новая медпони была белоснежной пегасочкой. За врачебным халатом это не особенно заметно, об этом проще догадаться, посмотрев на её гордую осанку. И на прическу, у многих пегасов она растрепана из-за частых перелетов.
-Нашего полку прибыло! – рассмеялась Редхарт, — познакомься, она будет работать у нас в травмпункте. Лечит крылья.
-Вот как? – Стэйбл не особенно удивился. Да, кажется, она была примерно его возраста. И лицо знакомое… где-то он уже её видел. Может быть, когда проходил практику?
Желтогривая кобылка без лишних церемоний протянула ему копыто. Стэйбл обратил внимание на её кьютимарку. Ну что же, всё понятно. Крест и расправленные крылья.
-Доктор Кросс к вашим услугам.
Глава 7
И вот, в моей нелегкой борьбе за здоровье Скрю появился первый союзник.
Мне довольно сложно говорить о Кросс. Я почти уверен в том, что где бы она ни училась, ей тоже пророчили большие надежды в области… нет, не психиатрии. Кросс занималась крыльями. Точнее, я так считал. Да и посмотрев на её кьютимарку, сложно подумать, что на самом деле она лечит души. А крылья… это так, надежное прикрытие.
Но! Вполне вероятно, что Понивилль каким-то непостижимым образом сводит вполне нормальных пони с ума. Да так, что даже врачи в нашей клинике не лишены своих тараканов в голове. Во первых, Кросс полагает, что все пони на свете тяжело больны. И пытаясь их вылечить, нередко переходит рамки дозволенного. Доктор Брэйнс, рассказывая о ней, мельком упомянул, что она берется за такие дела, от которых многим врачам – даже самым матерым – становится страшно. Говорят, что она ушла в психиатрию после одного несчастного случая, произошедшего в этой же клинике с её наставником. С тех самых пор она всё глубже и глубже уходит в дебри чужого разума, постепенно жертвуя собственным.
-Ну да, они абсолютно нормальны. Просто они лежат здесь, потому что мы их не понимаем. Не понимаем ведь? И правильно, как нам, нормальным, их понимать?
Стэйбл крайне редко бывал на третьем этаже. В этом не было особенной надобности. Скрю лечили профессионалы своего дела. Он даже не поднимался туда для того, чтобы встретить свою подопечную для последующих процедур – она сама находила его. Что касается Кросс, то белоснежная пегасочка была увлечена собственными мыслями. Настолько, что совершенно не стеснялась выражать их вслух. И это пугало.
-Скрю Луз… слушай, это же просто уникальный случай! Пони, которая считает себя волком… ну, это просто гениально. И как же ты её собрался лечить, коллега?
-Что? Ну, я… — Стэйбл кашлянул, — вообще-то, я долго думал об этом, и…
-Ничего не придумал, да?
-Нет. С чего вы это взяли, доктор Кросс? Просто нужно предоставить ей неопровержимые доказательства того, что она пони.
-Доказательства? Ну, если долго доказывать собаке, что она пони, то это да, — Кросс задумчиво приложила копыто к губам, — тут без доказательств не обойтись. Если собака станет тебя слушать, конечно же. А здесь всё понятно: она – пони. И где-то в глубине души она это понимает. Достать бы только это…
-Что достать?
-Пони. Пони достать. Из глубины собачьих какашек.
Отличное сравнение. Стэйбл поморщился. Но видимо, пегаска любит дерзко пошутить, так что придется привыкать.
И вот, два врача идут по длинному коридору самого неприятного места в Понивилле. После кладбища и Вечнодикого леса. И раз уж психиатрическое отделение находится в тройке призеров, то и выглядеть оно должно соответствующе. Здесь правит балом безумие, и оно в каком-то роде оставляет на этом месте свой отпечаток. Как бы врачи ни старались его затереть.
-Хочу заметить, что жизнь не ограничивается поеданием костей и пометкой столбов. Надеюсь, что она мясо не ест, — пегаска даже содрогнулась.
Стэйбл остановился.
-А что мы здесь делаем?
-Как что? – удивилась Кросс, — Я вот смотрю на это отделение. И понимаю, что ей здесь не место.
-Вообще-то она больна.
-Мы все больны. Но я на месте Скрю давно бы свалила в лес. А её что-то держит. А это что значит? Что пони в ней больше, чем волка. Волк спокойно сбежит отсюда, дай ему такую возможность. И он точно не вернется.
-А Скрю?
-Она видит, что мы такие же, как она. И ищет пони в себе. А кто ей поможет в поисках?
Стэйбл кивнул.
-Я помогу.
-Просто… просто ей, как любой нормальной пони, нужны хорошие стимулы. Зачем она здесь останется, если её не будут любить и радовать всякой вкуснятиной?
-Но нужно большее, — Кросс нахмурилась. Её взгляд окинул открытую дверь. Одну из тех, что располагались по коридору. Дверь окована металлом, а ней очень много разнообразных замков и защелок. Это была одна из тех палат, в которых оказаться не хотелось никому.
-Кросс? – пегаска вошла внутрь, а Стэйбл, стоило ему увидеть узенькую комнатку, вздрогнул и попятился назад.
Холодные стены из мягкого поролона. Комната настолько маленькая, что казалось, что стены медленно сжимаются, подобно ловушкам из очередной приключенческой эпопеи про Дэринг Ду. И эти стены не были чистыми. Их отмывали, затирали множество раз, но даже вода и стиральный порошок были бессильны перед силой безумия, которую автор оставил после себя.
Стены украшены чудовищными пасквилями, геометрическими фигурами и формулами, смысл которых понять было практически невозможно. Стэйбл не видел в них хоть какого-то намека на слаженность системы, и вообще не понимал, чей больной разум мог создать подобное. Перед ним и белой пегаской была нарисована огромная пентаграмма, вписанная в окружность, и части этой звезды тоже были расписаны разными формулами. Их нельзя прочитать, как и многие другие надписи – порошок размывает их, превращая в бесформенные кляксы, и лишь огромные буквы, сделанные красным несмываемым маркером (о да, лишь бы это был маркер!), остались в более-менее читаемом виде. И никакого смысла, который бы мог разгадать нормальный пони, в них не было.
-Это… это же не палата Скрю?
-Насколько мне известно, нет, — Кросс подошла еще поближе и провела копытом по пентаграмме. Она отвернулась; её строгий взгляд был устремлен на испуганного доктора.
-Говорят, что эта палата всегда пустует. Я читала о том, кто это нарисовал.
-И кто же он? – Стэйбл прочитал несколько надписей, и диагноз бывшему обитателю этого места был поставлен сам собой, без лишних разъяснений.
-Шизофреник. С большой буквы. Искал формулу магии дружбы, и немного свихнулся.
Стэйбл вспомнил о профессоре Фырцше.
-Ты думаешь, что Скрю ожидает то же самое?
-Не совсем. Эта пони не слишком-то умна, — Кросс еще некоторое время осматривала комнату, но всё же развернулась и потопала прочь. Доктор последовал за ней.
-Знаешь, доктор. Не всем больничка идет на пользу. Она многих лечит… а некоторые особи слишком больны, чтобы здесь находиться. Скрю тоже долго здесь не протянет. Если из неё сделают нормальную пони – скажем, здесь, то кем она станет? Очередной овощ, расходующий биты налогоплательщиков. Я же говорила, да? Ей нужно большее. Что-то, что заставит её почувствовать себя… ну, скажем, особенной. И я имею в виду пони, конечно же.
-То есть…?
-Ну, сам подумай. Она кобылка, — Кросс с невиданной дерзостью пихнула его в бок копытом, — а кобылке нужно немного любви. Ты бы сводил её куда-нибудь.
Стэйбл нервно сглотнул и поправил очки. Пегаска только и протянула в ответ:
-Тяжелый случай. Ну… ухаживать за кобылками, не? Не слышал никогда?
-Доктор Кросс, — Стэйбл попытался придать официальность своему голосу. Ну, как делают настоящие врачи, знатоки своего дела: — я думаю, что это несколько… заходит за рамки лечения.
-Ты меня не понял, — они как раз спускались по лестнице на первый этаж. Кросс остановилась перед дверью, ведущей в травмпункт. Собственно, это было место её работы. И прежде, чем окунуться в этот мир, полный сломанных крыльев и уничтоженных надежд, пегаска снисходительно улыбнулась:
-Быть пони очень здорово. Есть такие хорошие моменты, которые не променяешь ни на одну сахарную косточку. Как только Скрю это поймет… ну, сам подумай, захочет ли она быть собакой?
-Но она больна…
-Да, она больная. Но не настолько глупая. Я надеюсь.
Но на этом странности не закончились. Заканчивая осмотр пациентов, Стэйбл не без удивления заметил Фырцше. Единорог стоял возле двери, ведущей в его палату, но зайти внутрь не решался.
-Что-то случилось, профессор? – обеспокоенно спросил доктор.
-Удивительно, — пробормотал старый жеребец. Профессор поглаживал копытом свои пышные усы, вид у него был донельзя растерянный: — я позавтракал, зашел сюда, чтобы немного отдохнуть, и вижу на своей кровати молодую и довольно милую особу. Я бы подумал, что к Брэйнсу вернулось чувство юмора, но эта пони рычит и жует мою подушку. Это довольно странно.
-Прошу прощения, — Стэйбл шумно вздохнул. Открыв двери, он позвал Скрю. Кобылка послушно слезла с кровати и подбежала к нему, виляя хвостиком. Подушка выскочила у неё изо рта. Впрочем, пони довольно крепко вцепилась зубами в наволочку.
-Скрю, отдай наволочку, пожалуйста, — попросил её доктор. Пони в ответ зарычала.
-Нет-нет, пусть оставит себе, — быстро ответил усатый единорог.
Фырцше прошел в свою комнату. С помощью левитации он попробовал поднять подушку, но поморщился от боли. Магическое поле вокруг подушки завибрировало и медленно погасло.
-Я и забыл, что это можно сделать копытами, — профессор слабо улыбнулся. Стэйбл положил подушку на кровать. Скрю встала рядом с ним.
Развалившись на кровати, профессор подтянул к себе одеяло.
-Да уж. Это место меня всегда удивляло. И как же зовут эту… молодую пони?
-Её зовут Скрю, — ответил ему доктор. Кобылка с неподдельным удивлением на него посмотрела, а потом кивнула.
-Действительно, забавно, — Фырцше усмехнулся, — третий этаж, да?
Стэйбл сдержанно кивнул.
-Славное местечко. Я по нему даже соскучился, — старый пони довольно фыркнул, — Брэйнс тогда еще любил пошутить.
-Славное? – Стэйбл невольно представил себе те зловещие пентаграммы на стенах.
-Ну да. Помню, я как-то поспорил с врачом. Брэйнс сказал, что если я напишу для него небольшое эссе, то он перестанет пичкать меня таблетками.
-И вы написали? – как странно. Только что Стэйбл почувствовал разочарование. Образец идеального доктора на его глазах начал покрываться трещинами и медленно обсыпаться.
-Нет, конечно же. Брэйнс обклеил всю палату фотографиями очень красивых кобылок. Я не мог сосредоточиться. Впрочем… всё, как он и задумал.
Довольно странный метод. Но Стэйблу он понравился. Брэйнс молодец. Наверное, этот Фырцше не очень-то заботился о собственном здоровье, раз уж отдавал всего себя работе. И вряд ли он был послушным пациентом, так что доктор пошел на довольно рискованный шаг.
-Странно, я повидал за свои годы разных больных пони, — продолжил Фырцше, — со многими из них даже имел честь общаться. И я так понимаю, что эта пони считает себя собакой.
Стэйбл кивнул.
-Да, так и есть. Вы правы.
-Я это просто заметил, всего-то, — проворчал профессор, — хотя не вижу в этом ничего плохого.
-…Простите? – переспросил доктор.
-Ну… на самом деле, никто не знает, кто мы на самом деле, — пояснил Фырцше, — Быть может, мы всего лишь порождения иного разума. Или долгого, биологического процесса, который поколениями зарождался в этом мире.
-Ну, я думаю, что принцесса Селестия знает ответ. Всё-таки, она бессмертный аликорн, и…
И тут Фырцше перебил его. Кратким вопросом, который вогнал доктора в ступор.
-Кто?
Стэйбл замялся.
-Принцесса Селестия. Она правит Эквестрией тысячу лет и поднимает солнце на небо.
-А. Я что-то слышал такое. Занятная сказка.
-Сказка?
-Ну да, — казалось, что профессор Фырцше искренне не понимает удивления врача, — ну, сами посудите: какая-то бессмертная пони, у которой есть рога и крылья – причем одновременно! — вместе с такой же пони занимаются тем, что спасают мир с помощью своей супер-магии и поднимают на небо солнце и луну. Это что-то на грани фантастики, если честно.
И, увидев шокирующее выражение лица доктора, старый единорог снисходительно добавил:
-К слову о фантастике: могу посоветовать почитать цикл «Дэринг Ду». В отличие от той сказки, автор не очень сильно увлекается Мэйр Сью [1] и прочими суперпони. Там даже есть дельные советы по выживанию в экстремальных ситуациях. И написано очень хорошо. Я даже сам захотел быть пегасом и странствовать по далеким и опасным уголкам нашей милой Эквестрии.
У Стэйбла отвисла челюсть. Он пролепетал:
-Но… но это не сказки. Они действительно живут в Кантерлоте. И поднимают солнце и луну.
-А я-то думал, что вы просвещенный пони, — разочарованно протянул Фырцше, — вы же врач, в конце-то концов! Эти истории хороши для жеребят, которые еще не получили метку, но вы!..
-Что? Да вам доктор Брэйнс скажет, что…
-А что Брэйнс? Брэйнс – старый маразматик. Как и ваш покорный слуга, — единорог даже отсалютовал копытом, — да и зачем мне слушать каждого пони в округе? Если они хотят верить, что где-то в замке живут две сверхпони – пожалуйста. Пусть верят. Но я бы на их месте почитал что-нибудь из Дэйрвина или Хорскинга [2], прежде чем делать какие-либо поспешные выводы. Эти почтенные старцы действительно жили, и более того – делали действительно гениальные открытия. В их словах я не сомневаюсь. Их теории мне больше нравятся, они более... реалистичные, если смотреть на этот мир глазами критика.
И, чтобы окончательно добить доктора, он добавил:
-Вот так невежество зарождается в чужие разумы. В сознание целых поколений, если быть точнее. Я же, как абсолютно здравомыслящий пони, стараюсь разбить эти глупые домыслы, чтобы донести до будущих поколений правду о том, кто мы и откуда произошли. Хотя… — Фырцше вздохнул, — мой разум говорит мне, что какой-то конкретной, абсолютной истины не существует. И если я зациклюсь только на одной, то она, скорее всего, окажется ложной, а я – таким же невежественным и глупым, как и те, кто верит, что Сверхпони, Селестия и Дэринг Ду существуют.
Скрю вряд ли поняла то, что говорит профессор. Но она чувствовала грусть и отчаяние в его словах. И подошла к нему, склонив мордочку на одеяло. Её жалобный взгляд смотрел на старого жеребца. Фырцше грустно улыбнулся – как мог, через силу, потому что сильная боль в висках давала о себе знать. Он осторожно погладил её по голове.
-Всё хорошо, моя милая пони. Этот доктор не так уж и плох. Твоя судьба в надежных копытах. Лишь бы он перестал верить всему, что говорит толпа.
[1] Мэйр (mare) — кобыла. С остальным, думаю, понятно
[2] Darewin и Horseking — Дарвин и Хокинг соответственно.
Глава 8
-Доктор Брэйнс? – в дверь кабинета отрывисто постучали.
Главный врач клиники Понивилля любил перебирать старые бумаги. Это входило в его обязанности, хотя он мог поручить это кому-нибудь еще. Например, сестра Редхарт отлично справлялась с архивами, и даже помнила, где находятся дела каждого пациента в клинике.
Но в старости есть свои определенные плюсы. В такой скучной и монотонной работе Брэйнс находил успокоение. Не так уж и много осталось вещей, которым старый земной пони способен посвятить своё свободное время. Пока пациентов лечит новое поколение врачей, старое ворчит на конференциях, пишет книги, монографии… и перебирает бумажки, конечно же. Чтобы потом, уходя на пенсию с чистой душой и в состоянии легкого маразма, передать бразды правления новым врачам. Которые тоже постареют, облысеют и будут ворчать на конференциях, писать книги, монограммы… и перебирать бумажки, да. Это замкнутый круг, из которого еще ни один медпони не вырвался.
Но не всё так плохо! Старость подарила Брэйнсу относительный покой в Понивилльской клинике. И он коротал время за бумажками и конференциями, пока ему не придет красивый гербовый документ с пожеланиями долгих и счастливых лет на пенсии. А потом, скорее всего, будет небольшая вечеринка, где под бурные аплодисменты коллег – молодых и старых – ему подарят что-нибудь памятное и произнесут красивую речь, подготовленную и отрепетированную заранее.
Только Брэйнс не видел в этом ничего хорошего. Долгая церемония прощания, друзья и коллеги, выступления, полные добрых и светлых воспоминаний о том, каким славным медпони он был. А еще цветы. Много цветов и открыток, которые ему подарят на долгую память. Это ему кое о чем напоминало. Складывается такое впечатление, что доктор не уходит на пенсию. Его хоронят заживо. А это звучит панихида по его таланту, который более медицине не нужен.
Но в дверь стучался Стэйбл, и праздничный стол с коллегами и друзьями исчез, не дав престарелому земному пони вдоволь насладиться этой чудесной мечтой, полной отчаяния и безысходности. В конце концов, не каждому удается послушать речь на собственных похоронах.
-Да, заходи,- доктор отложил документы.
Дверь открылась, пропуская единорога карамельной масти с кьютимаркой — кардиомонитором.
-Доктор Брэйнс, я… — Стэйбл поправил очки, — если я вас отвлек, то…
-Всё нормально, — седой жеребец усмехнулся, что вроде как должно сгладить все недопонимания.
-Я насчет Скрю.
-Ну, если она опять гонялась за почтовым пони, то передай ему мои искренние извинения. Травмпункт работает без выходных, и наши двери всегда открыты… — доктор потянулся за своей любимой трубочкой, и последние слова он произнес уже с загубником во рту.
-Нет-нет, я хотел спросить у вас, — Стэйбл набрал побольше воздуха и на одном дыхании спросил:
-Могу ли я взять Скрю на прогулку в город?
Брэйнс выронил трубку.
-Чего? – земной пони моргнул. Потом еще раз. И еще, пока не привел свои мысли в надлежащий порядок. Такая просьба его очень сильно удивила.
-Тебе не кажется, что ей немного рановато? Ну, то есть, ходить по территории больницы ей никто не запрещал. Если мне память не изменяет.
-Да, я знаю, это звучит странно, но…
-Странно? Нет, ну что ты. Если ты объяснишь мне, что это на тебя вдруг нашло…
-Хей, — и двери снова раскрылись, приветствуя черного усатого профессора. Фырцше в относительно бодром расположении духа, прошел в кабинет и с интересом посмотрел на двух докторов. Брэйнс поморщился.
-Друг мой, я всё понимаю, — обратился он к старому единорогу, — но ты не мог бы подождать нас в коридоре? У нас важный разговор.
-Да, конечно… только хочу заметить, — Фырцше задумчиво почесал копытом правый ус, — я тут кое-что услышал из вашего разговора, и…
-Шпионил, — хмуро сказал Брэйнс.
-Ну, что-то в этом роде. Но я так думаю, что этой пони хорошая прогулка не помешает.
-Моя работа, Фырцше – это не то, во что тебе стоит лезть, — Брэйнс отыскал наконец свою заветную трубку. И удрученно вздохнул: табак высыпался на пол.
-Я и не лезу. Я тебе советую, — Фырцше пристукнул по лбу копытом. Его рог с помощью простейшего заклинания левитации приподнял весь табак и забил им трубочку.
-Хорошая прогулка, общение с нормальными пони… я думаю, здесь этого ей так не хватает, — профессор наблюдал за тем, как его старый друг поджигает трубочку.
-Вообще-то, больницу для того и сделали, чтобы оградить больных пони от нормальных.
-Справедливо, да, — Фырцше кивнул, — но сам посуди: кто может назвать нормального пони психом? Да практически любой! Но если подумать, что на самом деле даже среди нормальных…
-Ну началось, — Брэйнс смачно хлопнул себя копытом по лбу.
После пятиминутной тирады, смысл которой мог быть понятен только знатоку философии (которые, как и аликорны, нынче считаются очень редким подвидом пони), Фырцше выдохся, что позволило Стэйблу вставить свои пять битов в этот разговор.
-Я считаю, что общение с обычными пони может помочь Скрю, — сказал он. Доктор Брэйнс задумчиво вытянулся, встав за столом.
-Продолжай, — сквозь трубку произнес он.
-Ну… — Стэйбл снова замялся, — она долгие годы не общалась с другими пони с тех пор, когда была ещё жеребенком. Сейчас она тоже мало с кем общается, верно?
-Верно, — кивнул Брэйнс.
-Согласен, — кивнул Фырцше.
-Вот. Но теперь, если мы знаем, что она не психически больна, а просто не может приспособиться к нормальной жизни. Она её увидит, и более того, осознает, что она может быть пони. Нормальной пони, не собакой.
-Если только это не психическое расстройство, — добавил Брэйнс.
-Она идет в город не одна, — быстро ответил Стэйбл – с ней будет врач, которого она слушается. Думаю, что смогу её остановить от слишком… резких движений.
Брэйнс подумал. Очень хорошо подумал.
-Хм… ну ладно, — сдался он, — но сам понимаешь: не спускай с неё глаз. Она же пойдет с тобой не на привязи, я надеюсь?
Стэйбл кивнул.
-Тем более не спускай, — заключил доктор, — и никакого Вечнодикого леса.
-Разумеется.
-Ох, Селестия меня подери, я когда-нибудь сам психану, — вздохнул Брэйнс. Фырцше довольно закивал. Стэйбл только собирался уходить, но вспомнил кое о чем, потому развернулся и спросил:
-А почему профессор не верит в то, что Селестия существует?
Фырцше хитро улыбнулся. Брэйнс недоуменно на него посмотрел.
-Разве? Он лично принимал от неё орден Восходящего Солнца.
-Вы воевали? – Стэйбл удивился. Профессор фыркнул.
-Было дело.
-Так почему же вы в неё не верите?
-Странная она. Ненастоящая. Вроде богиня, а ведет себя, как пони. Нет, — он поморщился, — если уж верить в Богиню – настоящую, всемогущую, которая так же свободно милует, как и карает нас, нерадивых детей – то это не Селестия. Не такая Селестия сидит на троне.
-Я бы поверил в Селестию, которая умеет танцевать, — загадочно произнес Фырцше. Его глаза невольно расширились, и во взгляде его чувствовался отпечаток безумного гения, — о такой богине мечтает любой пони. Танец с ней – это высшая и недостижимая благодать, он должен вознести простого смертного пони на вершину блаженства, и при этом дать ему знак о том, что он лишь гость в этом бренном мире. А этот танец вечен, и смертный будет нести память о нем за собой до конца своих дней, пока его не призовут на небо. И знаете, — профессор снова погладил свои чудесные, пышные усы, — даже на смертном одре он будет вспоминать об этом танце.
-Я бы вспоминал, — уточнил он.
Это было очень интересно, но Брэйнс решительно и без лишних слов показал ему на дверь.
-…Я обещаю, ты у нас будешь самой красивой кобылкой в округе.
И Стэйбл пришел как раз вовремя. В кабинете остались только Редхарт и Скрю. И медпони беспощадно орудовала расческой перед большим зеркалом, силясь привести прическу кобылки в относительный порядок. Она была растрепана и плохо поддавалась.
-Привет, Редхарт.
-О, жеребец! Ты как раз вовремя, я готовлю нашу самую лучшую пони к первому свиданию.
Стэйбл оторопел.
-К какому еще свиданию?
-Я, надеюсь, ты не передумал, — Редхарт насупилась, — Нет ничего страшнее мести обманутой кобылки. Правда, Скрю?
Скрю кивнула.
-Воот. Нашей красавице не помешает хорошая прогулка с красивым жеребцом, — и при этом быстро прибавила: — но и ты тоже сойдешь, Стэйбл.
Ну, спасибо.
-Так-с, еще чуть-чуть… готово! Доктор, самая красивая пони в вашем распоряжении! – радостно возвестила Редхарт, разворачивая результат своей кропотливой работы на общее обозрение. Тем более, что сюда подошли и другие медпони, и Хорс, и даже Кросс. Последняя стояла у двери. Её холодный взгляд был устремлен в сторону Скрю, хотя та этого и не замечала. Она с поистине жеребячьей непосредственностью улыбалась, глядя на мордочки врачей. В конце концов, они хорошие пони, и всегда ей помогали.
Редхарт решила, что без этой старой рубашки кобылка будет гораздо лучше выглядеть. И в принципе, она была права. Одежда только украшает пони, но они вполне могут прожить и без неё. Хотя холодной зимой курточка и две пары шерстяных носочков никому не помешают.
Хотя кобылке носочки не помешают в любую погоду.
Но, отвлекаясь от темы кобылок в носочках на более важные и животрепещущие – утренний Понивилль становится свидетелем довольно любопытной картины. Доктор, которого в городе видели довольно часто, прогуливался с кобылкой – странной особой, о которой ходили какие-то слухи, но доказать их, или опровергнуть не было никакой возможности.
Но город – даже самый маленький – живет своей жизнью. Ему нет никакого дела до еще одной чудесной парочки, которая решила прогуляться в это чудесное утро. Если Стэйбла в Понивилле знали – и знали более-менее хорошо, насколько хорошо можно знать своего лечащего врача, то со Скрю дело обстояло иначе.
Далеко не все знали её, как ту самую психованную кобылку, бросавшуюся на пони-почтальонов. И уж тем более, мало кто догадывался, кто на самом деле воет по ночам на луну. И немало вопросов было у тех пони, которые знали Стэйбла. Но они молчали. Да и незачем как-то расспрашивать о таком, это его личное дело. Он взрослый жеребец.
Стэйбл здоровался с другими пони. Скрю молчала. Но ей здесь было интересно. Она определенно что-то чувствовала. Может быть, она всё же была частью этого мира – мира пони, живых, разумных существ? Доктор с тревогой смотрел на неё, но кажется, всё было в порядке. Скрю Луз не проявляла агрессию к другим пони. Чем-то она напоминала собаку – верного, хорошо надрессированного питомца, которому не нужен поводок или намордник. Стэйбл надеялся, что она будет хоть чуточку общительнее. Эту обстановку нужно немного разрядить.
-Не хочешь перекусить? – предложил он, — В «Сахарном уголке» часто подают свежую выпечку.
Скрю молча уставилась на него. Мол, ты жеребец, тебе и карты на копыта.
-Ну, давай зайдем, — Стэйбл был несколько смущен. И чтобы как-то успокоить расшалившиеся нервы, он решительно шагнул в сторону кафе. Скрю последовала за ним.
Этим утром в «Сахарном уголке» было не очень много народа. Рабочий день всё-таки. Пара жеребцов одиноко завтракали в разных углах. И еще какая-то парочка о чем-то задушевно беседовала в окружении двух недопитых молочных коктейлей и кексов с вишневой начинкой. На появление еще одной парочки никто из них не отреагировал.
Стэйбл заметил взгляд Скрю. Она не без интереса осматривала молочные коктейли со взбитыми сливками.
-Хочешь такой? – участливо спросил он.
Кобылка думала недолго. Утвердительно кивнула.
-Отлично, — Стэйбл подошел к прилавку. За ним стояла миссис Кейк. Почему-то её завитая грива напоминала ему по форме глазурь на кексах.
-Миссис Кейк?
-Стэйбл! – она обрадовалась, — добро пожаловать. Чего желаете?
-Ну… два молочных коктейля.
-Не вопрос. Всего четыре бита. А кто эта милая особа? – миссис Кейк вопросительно глянула на Скрю.
-О, — Стэйбл почувствовал, что по его лицу пробегает краска, — ну, как бы объяснить-то…
-Думаю, не надо, — улыбнулась ему земная пони, — понятно и без лишних слов. Странно как-то. Кажется, я её где-то видела, да только вспомнить не могу.
-Ну… мало ли таких кобылок, — нервно усмехнулся Стэйбл.
-Ну да, она похожа на одну мою знакомую… ну да ладно. Ваши коктейли, — миссис Кейк пододвинула ему два коктейля в больших стеклянных стаканах с воткнутыми трубочками. Доктор вытряхнул нужную сумму из карманов своего пальто, и отлевитировал оба прямо к своему столику.
-Ну вот. Коктейль. Как ты просила.
Скрю недоверчиво понюхала свой стакан. Выглядит аппетитно. Стэйбл с выпученными глазами смотрел за тем, как она осторожно лижет сливки. А потом Скрю открыла рот во всю ширь…
-Нет-нет-нет, — остановил он её, — неправильно делаешь. Смотри, как надо, — и, в качестве наглядного примера, он приложился губами к трубочке и немного отпил.
-Вот так. Теперь ты попробуй.
Скрю хлопнула глазами. Действительно, подобным образом она еще не питалась. Наверное, это очень вкусно, хотя запах у коктейля отсутствует напрочь. Стэйбл только и мог, что вздохнуть, когда кобылка молниеносным движением забрала его коктейль. Пила она громко, даже очень – характерное хлюпанье прилагалось. Нечасто её баловали подобной вкуснятиной. Так что коктейль пошел на убыль очень быстро. Жеребец даже не успел толком попить из своего, когда заметил жалобный взгляд кобылки. Очень жалобный и многообещающий.
-Надо было больше денег взять, — Стэйбл вздохнул и простым движением копыта пододвинул ей второй стакан. Скрю с радостью набросилась на него, и задорное хлюпанье усилилось троекратно.
-И тут я говорю Шошайн, и… эй! Я помню эту психопатку!
Только этого здесь не хватало. Это был тот самый пони-почтальон, которого Скрю частенько доводила до белого каления своими выходками. Даром что он сам вороной.
-Пожалуйста, успокойтесь… — начал Стэйбл, но почтовика тяжело остановить.
-Какое тут спокойствие?! Что она делает здесь?! Да она же всех здесь покусает!
-Да с чего вы взяли это? – спросил доктор.
-Я уже из-за неё два дня провалялся в больнице! Эта псина прокусила мне копыто!
Стэйбл помрачнел. Другие пони уже подумывали о том, чтобы под шумок выйти из кафе. Хотя бы через окно. Миссис Кейк улыбалась – сконфуженно, видимо, надеясь, что конфликт затухнет сам собой.
Впрочем, это было только начало. Почтальон и доктор обменялись взаимными оскорблениями. Обстановка накалялась. Хозяйка заведения уже подумывала о том, чтобы позвать мужа… или кого-нибудь еще, на подмогу. Но вдруг Стэйбл оглянулся…
И понял, что Скрю на своем месте не было.
-Скрю? – он увидел открытое окно. Кажется, она сиганула через него. К счастью, ей не пришлось выбивать стекло, потому что окно было открыто намеренно – ну, проветрить помещение, и всё такое…
Стэйбл и думать забыл про почтальона. Он выбежал на улицу, оставив всех в замешательстве.
Стэйбла охватила паника. Единорог точно не знал, куда она побежала. Как назло, улицы стали заполняться жителями Понивилля, которые явно собирались на праздник. Доктор пошел прямо к толпе, извиняясь всякий раз, когда кого-то задевал.
-Эй, осторожнее! – прикрикнули на него. Стэйбл побежал дальше. Он только заметил в толпе распушенную гриву, выглядывавшую из-за десятков голов. И по масти обладательница прически была похожа на Скрю.
Но это была не она. Стэйбл извинился перед неизвестной кобылкой, и побежал дальше. Неважно, куда. И как знать, куда бы его завели поиски среди плотной толпы, если бы он не услышал голос, идущий с небес.
-Стэйбл!..
В другое время это можно было воспринять, как знак свыше. Но нет. Это всего лишь Кросс. Пегасочка подлетела к нему чуть поближе, стараясь не задевать копытами стоявших в толпе пони.
-Я видела Скрю! За мной! – крикнула она, выравниваясь в полете. Стэйбл побежал за ней.
-Как ты здесь оказалась?
-Очень вовремя, да? Доктор Брэйнс сказал, чтобы я за вами проследила. На всякий случай.
-Шпионишь?
-Ну да, — Кросс усмехнулась. Они вдвоем устремились прочь из города. Толпа оставалась далеко позади. Путь, по которому они следовали за Скрю, уводил их дальше и дальше, к той самой ферме, где Стэйблу уже приходилось бывать и раньше.
А что, если она решила убежать в лес? Единорог похолодел от одной мысли об этом. Древесные волки и прочая живность (а он уже слышал про мантикор, драконов и несколько старых легенд о руинах королевской резиденции, где давно творилась всякая жуть) вроде должны отбить у любой пони всякое желание там находиться, но… кажется, Скрю жизнь ничему не учила.
Но еще там находился её дом. Абстрактное понятие – место, где её приютили, где находилась её семья… мнда. Волки оказались на порядок лучше тех пони, которые бросили маленькую кобылку в лесу. И если рассуждать таким вот образом, то для Скрю Луз это место – пускай мрачное и полное опасностей – было единственным местом, где её помнили и ждали.
-Хей! Добро пожаловать в «Сладкое Яблочко»!
У ворот, ведущих к яблочной ферме, Стэйбл встретил пони в ковбойской шляпе. Её сопровождала маленькая желтая кобылка с бантиком и крепкий жеребец, красной масти. Вся троица таскала за собой здоровенные плетеные корзины, доверху загруженные яблоками.
-Добрый день, Эпплджек, — быстро переводя дух, произнес Стэйбл, — скажите, вы не видели синюю кобылку? У неё метка – винтик…
-А, — Эпплджек поправила шляпу, — да, было дело…
-Окей, где она? – спросила Кросс.
-Да на поляне! Прибежала вместе с Вайноной, они чуть забор не снесли на радостях.
-Агась, — подтвердил красный понь.
Стэйбл насторожился.
-Вайнона?
-Нет времени уточнять, — Кросс спустилась на землю и отряхнулась, — Дорогу покажете?
Время шло к полудню. Стэйбл услышал отголоски колокола Понивилльской ратуши. Он пробил двенадцатый час. Где-то там, далеко, до него доносились восторженные крики других пони. Но разобрать их было невозможно.
Перед Стэйблом и Кросс предстала огромная поляна, поросшая высокой травой, неровная, со всеми своими бугорками и протоптанной дорожкой уводившая к Вечнодикому лесу – Стэйбл отсюда видел лесные опушки, за которыми была лишь темнота и неизвестность.
И Стэйбл увидел её. Скрю задорно бегала, высунув язык. Она следовала за собакой («Вайнона», -догадался доктор). Они вместе неслись по некошеной поляне, то гоняясь друг за другом, то отставая, и тогда собачка подбегала к кобылке, и игра начиналась заново. Вайнона махала хвостиком, лаяла – её это забавляло. И нельзя сказать, что Скрю это не нравилось. Она действительно выглядела счастливой.
-Как ты её упустил? – спросила Кросс. Стэйбл лишь отмахнулся. Он не отводил взгляда от такого зрелища – чем-то оно его заворожило. Это странно, это безумно… но интересно.
Кросс задумчиво притопнула копытом.
-Думаю, надо закругляться, — сказала она, — ты же не собирался здесь до полуночи сидеть и ждать, пока она набегается?
-Не собирался, — кивнул доктор.
Вдруг Вайнона оторвалась от игры. Она прибежала к Стэйблу и Кросс, чуть не свалив с ног последнюю. Пегасочка приобняла её и прижала к себе. Собачка лизнула её мордашку.
Но Скрю за ней не пошла. Стэйбл встревожился. Кобылка не смотрела в их сторону. Её взгляд был устремлен к Вечнодикому лесу. Это заметила и Кросс.
-Хм... кажется, пришло время, — сказала она.
-Для чего?
-Для первого осознанного выбора. Стэйбл, позови её.
Скрю слышала голос жеребца. Стэйбл позвал её по имени. Ему вторил лай Вайноны. А кобылка стояла на перепутье двух дорог.
Одна вела её к пони. В её сознании пони были странными существами. Они были умными. Они были похожи на неё. Они были теми, кому её сознание приказывало подчиняться – как «хозяевам», которые приручили её, были к ней добры и радовали её всякими вкусностями. Более того – на стороне пони были те, кому она была небезразлична. Их было мало, но они были хорошими. И любили её, хотя и не понимали.
Вторая дорога вела её к Стае. К семье. К тем, кто оберегал её долгие годы и обучил её жизни. Как бы странно это ни выглядело в мире пони, но Скрю видела в этом часть самой себя. Она не считала себя равной с теми, кто казался ей более разумным, чем она.
Скрю Луз чувствовала всем сердцем, как сильно она истосковалась по лесу, по старой доброй охоте, по своим друзьям – только здесь она не была чужой. А пони…
Был только один сдерживающий фактор. Она впервые за долгие годы задумалась о том, стоит ли ей принять лечение, стать «нормальной» (как утверждали пони в белых халатах). Не просто так. Ради того, кто ей пришелся по нраву. Он пришел в её жизнь внезапно, и очень сильно этого хотел – у кобылки нюх на такие вещи . Стоит ли он того?
Он звал её по имени. Наверное, стоит.
Путь до клиники был не таким уж и долгим – по крайней мере, сейчас. Стэйбл шел туда с чувством триумфа. Скрю сделала свой выбор. Она шла вместе с ним.
Еще он узнал, почему улицы Понивилля в один момент заполнились ликующими пони. Была тому достойная причина. У клиники стояла золотая колесница, запряженная четверкой пегих жеребцов из королевской гвардии.
-Да ладно… — вырвалось у Кросс.
И правда. Стэйбл заметил у ворот величественную фигуру, сиявшую в свете солнца. Мелькнул огромный рог, белоснежные крылья… доктор нервно попятился.
Селестия. Сама богиня-принцесса разговаривала с доктором Брэйнсом на улице. Он что-то ей рассказывал – о больнице, о себе. Мелкие неурядицы, в клинике вечно чего-то не хватало – то оборудования, то лекарств. Самое время для того, чтобы попросить о чем-нибудь важном. Во имя медицины, конечно же. Она принцесса, она щедрая.
Стэйбл старался не привлекать к себе внимания. Кросс тоже была спокойна. А вот Скрю эта огромная белая пони с рогом и крыльями очень заинтересовала. Но Стэйбла она слушалась. И молча следовала за ним.
А пока Брэйнс продолжал свой монолог, вкратце описывавший состояние вверенного ему заведения, произошло кое-что довольно странное. Настолько, что даже принцесса застыла в неподдельном удивлении.
Окно на втором этаже распахнулось. Все пони задрали головы вверх и увидели старого вороного единорога с пышными усами и длинной шевелюрой. Он некоторое время смотрел на Селестию. Может, секунд десять. А потом его мордашка расплылась в улыбке.
-Тебя не существует! – крикнул он принцессе.
И закрыл за собой окно.
Глава 9
Я всё еще надеюсь. Не знаю на что.
Три дня. За эти три дня не произошло каких-либо изменений. Я один раз уже приводил Скрю в город. Особенного результата это не дало, но…
Я наладил с ней контакт. Хорошее начало. Было бы гораздо лучше, если бы она познакомилась и с другими, но, кажется, что до этого ей еще далеко.
Скрю не любит говорить. Для неё мир пони не совсем понятен. Она знает основы грамматики, немного арифметики, которую дают еще в начальной школе. Но она так и не смогла их развить до более-менее подходящего уровня. И тогда я подумал: какое будущее её ждет, если её выпишут из больницы? Увы, но кьютимарка – это далеко не диплом.
-Да, спасибо, Скрю… я знаю, что она невкусная, но тебе надо поесть, — Стэйбл вздохнул.. Овсянка довольно липкая, на линзах останутся мутные разводы. С помощью левитации он вытащил салфетку из нагрудного кармашка в халате, и протер очки.
Вытащил вторую и вытер ей мордашку кобылке.
-Извини, — услышал он, — она невкусная.
Да, теперь Стэйбл ничему не удивлялся. Но каждое слово, сказанное Скрю Луз, было адресовано лично ему. С Редхарт она почти не разговаривала, а другие пони не услышали от неё ни единого словечка.
-Что есть. Поешь, пожалуйста.
Скрю вздохнула. После каши она чувствовала отвратительное послевкусие, как будто её делали из металлической стружки. Но к счастью, поняшка не была капризной. Сложно быть знатоком изысканных блюд, если в больничном рационе их всего два. Да и голодать из-за собственных капризов она вряд ли станет.
-Я хочу мяса, — протянула она, тоскливо посмотрев на свою тарелку. Комок овсянки, больше похожий на слипшийся кусок белой грязи, с холодным равнодушием смотрел на неё. В столовой её плохо разогревают.
Глаза у доктора чуть не полезли на лоб.
-М-мясо? – он быстро осмотрелся, надеясь, что другие посетители столовой их не слышат.
-Ну да. Один грифон рассказывал, что мясо очень сытное и питательное. И вкусное.
Ах, вот оно что. Грифон рассказывал. Стэйбл вздохнул.
-Пони не едят мясо, — сказал он, — и тебе не стоит.
-Почему же? – спросила она.
-Грифоны – хищники. А пони – травоядные… в основном.
-А волки мясо едят, — добавила она. Стэйбл нахмурился.
-Ты не волк, Скрю. И не грифон. Ты – пони.
-Я не хочу есть траву.
-Не обязательно есть траву. Ешь рис. Или пирожные, — к ним подошла Редхарт. По её виду стало ясно, что ей что-то нужно. От Стэйбла.
-Жеребец, дело есть. Скрю поела? Нет? Вижу, что нет, но кормить её с ложечки не обязательно, она у нас взрослая, может поесть сама.
-Что там у нас?
-Кобылка. Поможешь мне? Хорс куда-то запропастился.
-Не вопрос, — кивнул Стэйбл, — что там с кобылкой?
-Сейчас увидишь.
…Кобылка, которую ждала Редхарт, появилась эффектно. Она влетела через открытое окно, минуя парадный вход. Пролетела с трудом, и по пути задела горшок с цветами на подоконнике и осторожно приземлилась на четыре копыта. А с трудом, потому что её большой и раздутый, как мячик, живот неуклонно тянул её вниз.
Беременная кобылка. Ну что же. Понивилль еще не успел «порадовать» молодого доктора появлением новой жизни. Он со стороны насмотрелся на это в Мэйнхэттене. Зрелище не из приятных. Впрочем, тогда роды принимали знатоки своего дела, так что он не особенно волновался по этому поводу.
А зря. Здесь Стэйбл не был уверен в своих силах. Но к счастью, роды у кобылки не начинались сию же секунду. И Редхарт, и другие медпони, и Хорс – наверное, они знают, что делать в подобной ситуации и как на это реагировать.
-А вот и мамочка прилетела! – Редхарт улыбалась пегасочке. Взгляд Стэйбла прошелся по дневной гостье. Простая серая пегасочка с меткой-пузырьками. Она довольно молода, может, даже моложе его, и многое в ней казалось странным. Например, доктор обратил внимание на её глаза, косившие в разные стороны. Да и кобылка выглядела она как не от мира сего.
-Фуух… Дерпи! – двери клиники раскрылись, и на пороге появилась земная пони. Желтенькая, а грива и хвост – рыжие. И метка с тремя морквами. И сама кобылка похожа на большую морковку. Тяжело дыша, как после долгой скачки, она встала рядом с подругой, свесив язык.
-Я же просила меня подождать, — раздраженно сказала она, — и летать в твоем положении опасно! О чем ты только думаешь?
Пегасочка виновато склонила голову.
-Ну, вообще-то она права, — более снисходительно заметила Редхарт, — я бы воздержалась от полетов. Хотя бы на время. Скоро у нас никаких цветов в горшках не останется. ТЕЕЕЕНДИИИИ!!!
-Ну чего? – раздался недовольный голос из процедурной. Сестра Тендерхарт отсыпалась после ночного дежурства
-У нас горшок разбился! Приберись! Мамочка, Стэйбл – прошу за мной, — и Редхарт довольно поцокала на второй этаж. Пегасочка вместе с подругой последовали за ней, Стэйбл шел позади.
-Ой, вы только посмотрите, какая милашка! Дерп, можешь посмотреть, — Редхарт повернула к ней монитор. Стэйбл держал на её животе датчик — трансдюсер, присоединенный к аппарату УЗИ. Держать его телекинетическим полем было нелегко – он скользил по круглому животу, смазанному кремом. Пегасочка держалась молодцом, хотя что-то ему подсказывало, что ей щекотно.
-Ух ты! Экран с картинками! А это моя дочка?
-Ага. Прошу любить и жаловать, у вас единорожка. Если верить предварительным анализам, — Редхарт сверилась с бумагами, — она вполне здорова, патологий нет… Стэйбл, держи ровнее! – рявкнула она так, что даже оконное стекло дернулось и задрожало.
-Держу, держу.
-Воот. Четкий снимок. То, что нужно. Будет, что повесить на холодильник. Стэйбл, можешь убирать.
-Не хотел бы я такой магнитик, — сказал он, убирая трансдюсер. Редхарт помогла пегасочке встать, и ждала, когда проявится снимок.
Стэйбл открыл дверь, чтобы проводить довольную пегасочку. Там её ждала подруга.
И Скрю. Доктору показалось, что он отвлек их от какого-то разговора.
-Извините?.. миссис Ду готова к вылету, — сказал он.
-Никаких полетов, пожалуйста. Дерп, — взмолилась морковная кобылка. Дерпи высунула язык, но покорно встала рядом с ней, улыбаясь и бросая взгляд то вверх, то вниз. То вниз, то вверх. Причем одновременно. Доктор Стэйбл обратился к подруге Дерпи:
-Простите, миссис…
-Можно просто Кэррот, — сказала она.
-Хорошо. Кэррот, можно с вами поговорить? По возможности, наедине?
-Ну… — кобылка по имени Кэррот обеспокоенно смотрела на подругу. Не очень-то ей хотелось снова оставлять её одну. Но если врач просит, значит надо.
-Хорошо. Дерп, подожди меня внизу, ладно? Я скоро приду.
-Ага, — пегасочка ушла, громко ступая по длинному коридору.
-Простите, но мне показалось, что вы разговаривали со Скрю…
-С кем?
-С ней, — доктор показал копытом на Скрю. Она не проявляла никакого интереса к беседе. Пони решила, что гоняться за собственным хвостом гораздо интереснее.
-А… Это её так зовут, да? Я не знала. Она иногда захаживает ко мне на поле. Ну, это даже неплохо: туда забираются кролики Флаттершай. Знаете её? Желтенькая такая, всё время с животными нянчится…
-Припоминаю, — кивнул доктор.
-Ну да. Как-то раз я услышала шум. Писк, возня. Думала, что опять эти животные полезли… а вместо этого я вижу, как эта кобыла бегает как угорелая и гоняет зайцев по всему полю.
-И вы ничего не сделали?
-А я не могу. Флаттершай расстроится, так бы я всё пестицидами обработала…
-Да я не об этом… я имел в виду Скрю.
-А, это… — кобылка скривилась, — доктор, я уже ничему в этом городе не удивляюсь. Понивилль – средоточие зла. Здесь все спятили.
-Согласен, — вырвалось у него. Солидарность в подобных вопросах его радовала. Тем более, что в этом проклятом городе еще остались те, кто это признает.
-Я не знала, что она у вас лечится, — заметила кобылка, — она больше на нормальную похожа. Ну, то есть… — быстро поправила она, — у нас в городе немало пони, которым точно больничка не помешает.
Кэррот попрощалась с ним и ушла. Стэйбл посмотрел на Скрю. Кобылка смотрела на него, сосредоточенно жуя кончик хвоста. Она его всё-таки поймала — ценой долгой и упорной работы над собой.
-Ты точно доела овсянку? – спросил он. Кобылка ему не ответила.
-…О, да ничего страшного. Кобылки иногда рожают, — заметила Кросс, попивая из кружечки горячий кофе: — если этот факт тебя шокировал, жеребец, то это прогресс. Правда.
-И почему же? – Стэйбл внимательно посмотрел на неё.
-Ну… по крайней мере, ты кое-что узнал о кобылках. И с каждым днем здесь ты будешь узнавать всё больше и больше. А чтобы узнать еще больше (хотя куда уж дальше), тебе придется мыслить, как кобылка. Вести себя, как кобылка. Ну, и в конце сделать себе шикарные бигуди и прикупить шерстяные носочки, и смириться со своей истинной природой.
Стэйбл недовольно фыркнул. Он начинал понемногу жалеть о том, что променял привычные посиделки в комнате для медпони на кабинет Ред Кросс. Довольно уютный, кстати, хотя пегасочка уже успела завалить его всяким хламом по полной программе. Медицинские дела валялись огромными кипами по пятнадцать-двадцать штук. Стол был захламлен какими-то чертежами, которые к медицине вообще никакого отношения не имели. Она что, в свободное время инженером-эзотериком подрабатывает?
-Ну, спасибо на добром слове.
-Всегда пожалуйста. Кстати, как там твоя пациентка?
-Ты про Скрю? Потихонечку. Я работаю над этим.
-Хм, — пегаска пододвинула к нему тарелку с сушками, — хорошо. У меня есть пара интересных моментов по этому по…
Оба врача встали, как вкопанные. Из-за двери выглянула довольная мордашка пациентки.
-А вот и наша красавица. Заходи сюда, — позвала её Кросс. Кобылка вошла, присев рядом со Стэйблом, на полу. Не зная, для чего её позвали сюда, она посмотрела туда же, куда и он. То есть, на пегасочку, которая взяла слово.
-Стэйбл, если эта кобылка так к тебе привязана, я бы хотела кое-что проверить. Ты не против? Но сразу предупреждаю, что мне очень жаль.
-Ну, ладно, — протянул он, — а чего жаль?
И без лишних слов, пегаска перешла к действиям. Она подошла к нему… и врезала копытом. В лоб. Он почувствовал удар, довольно неслабый – чувствуется, что пегаска находилась в хорошей физической форме. Пока он приходил в себя, отряхиваясь и поправляя спавшие очки, он уже заметил, что Скрю набросилась на Кросс и повалила её на пол. Кобылка гневно рычала, чуть ли не срываясь на лай, когда пегаска пыталась её сбросить с себя.
-Скрю! – он позвал её. Кобылка послушалась не сразу. Порычав еще минуту, она всё-таки слезла с помятой пегасочки и встала рядом с ним. Кросс поднялась, чувствуя на себе её рассерженный взгляд.
-Всё в порядке, в порядке… — она вздохнула, — ну, хорошо.
-Нет, не хорошо! — рявкнул Стэйбл, — Кросс, какого сена..?!
-Я заранее извинилась, — невозмутимо заметила она, — а что, сильно ударила?
Стэйбл приложил копыто к ноющему лбу. Шишка, как минимум.
-Оу. Ну, ладно. Приложи что-нибудь холодное. С ней пока всё ясно. Защита хозяина в действии. Как у хорошо тренированной собаки.
-Вообще-то я знаю! Тебе Редхарт не рассказывала про мою прогулку по Вечнодикому лесу?
-Слышала что-то, — невозмутимо ответила она, — хотела сама убедиться. Значит, всё верно.
-Но теперь посуди сам, Стэйбл. Если она чувствует такую привязанность к тебе, что ей помешает проявить другие, более… «кобылиные» чувства?
Стэйбл перевел дух.
-Ты сейчас о чем вообще? – устало спросил он.
-Мы лучше собак, Стэйбл. Мы все что-то испытываем. Страх, гнев, ревность… ну, а еще есть радость, надежда… — Кросс довольно усмехнулась, глянув на Скрю, — любовь. Когда она начнет проявлять именно такие чувства – она станет пони. Хоть что-то из этого списка, и она ей станет, я тебе точно говорю.
Стэйбл тяжело вздохнул. К чему она клонит, он уже догадывался.
-Скрю, пойдем отсюда, — сказал он, открывая за собой дверь и пропуская кобылку вперед. Кросс довольно пристукнула копытцем.
-Размазня, — подытожила она, оставшись в гордом одиночестве.
-Тебе не больно?
Эти слова Стэйбл услышал, уже держа с помощью телекинетического поля холодный компресс. Он кивнул.
-Всё в порядке. Ред Кросс просто веселится.
-Мне она не нравится, — сказала Скрю.
-Она странная, согласен. Но может быть, так и надо, — заметил Стэйбл, — по крайней мере, всё не так уж и плохо. Хотя, пожалуй, это больно.
-Если она тебя еще раз тронет, я её укушу, — просто ответила кобылка.
-А вот этого не надо, хорошо? – Стэйбл встревоженно огляделся, — она хорошая пони. Наверняка. А обижать пони нельзя.
-Но она тебя обидела.
-Тоже верно. Но так надо. Чем только врачи не жертвуют. А я ограничился шишкой на лбу. Я еще легко отделался, не так ли?
Стэйбл постарался произнести эти слова, чтобы подбодрить кобылку. Но она молчала. Глядя в окно, из которого падал солнечный свет, изредка затеняемый пушистыми облаками.
Доктор понимал сейчас одно – что-то нехорошее приближается к рассудку Скрю Луз. А это значит, что придется пожертвовать чем-то большим, нежели пара синяков.
Глава 10
Я не знаю, чего она добивается. Серьезно. Эта пегаска способна любого вывести из себя. Но то, что она называет «экспериментом» – мало того, что это просто отвратительно, так еще мне приходится подвергать Скрю еще большему унижению, чем раньше.
Но если вспомнить случай с пони-почтальоном, то на Скрю это никак не могло повлиять. Ей было всё равно, что о ней думают другие пони – незнакомые ей, чужие, а потому абсолютно неинтересные. Но Кросс нашла больное место.
И этим больным местом был я. Кроме шуток; я никогда не видел такой реакции у своей пациентки. Кросс откровенно заигрывала со мной, причем у неё на глазах. Мало этого, мне приходится выслушивать ехидные замечания медсестер под командованием Редхарт, так теперь Скрю смотрит на меня, как на предателя, а на Кросс – как на зло вселенского масштаба. Я не был уверен в том, насколько это правильно. Конечно, Скрю – моя пациентка, но её лечение отлично обходилось без назойливой белой пегаски. Мы даже делали первые шаги к приведению её в общество, и всё пошло насмарку. Теперь она замкнулась в себе; изредка рычала при появлении Кросс и практически не разговаривала со мной. Мы даже стали видеться с ней меньше, потому что она избегала меня, и других медпони. Да и мне не удавалось выкроить для неё большего времени: жители Понивилля как с цепи сорвались к концу лета. Простуды и легкие приступы ипохондрии витали над нашей клиникой. Даже Брэйнс отложил командировки, чтобы как-то помогать нам.
Я пытался повлиять на Кросс. Я её предупреждал, я её умолял – но нет. Всё тщетно, хоть голову разбей о стену, она была непреклонна. А у меня было нехорошее предчувствие.
И в канун Дня Согревающего Очага мои самые худшие опасения подтвердились.
Сказал себе я: брось писать,-
Да вот копыта просятся,
Ох, мама моя родная, поняши милые!
Лежу в палате — косятся,
Не сплю: боюсь — набросятся,
Ведь рядом — психи тихие, неизлечимые…
Бывают психи разные,
Не буйные, но грязные…
Их лечат, морят голодом,
Их санитары бьют…
И вот что удивительно:
Все ходят без смирительных!
И то, что мне приносится, все пони эти жрут.
Вот это мука,- плюй на них! -
Они же ведь, пони, буйные:
Все норовят меня обнять,- серьезно, нету сил!
Вчера, в палате номер семь,
Один свихнулся насовсем,
Кричал «Отдайте кексики!»
И санитаров бил…
-Кросс, сделайте тише, пожалуйста, — попросил Брэйнс, — вы распугиваете наших будущих пациентов.
Пегасочка тяжело вздохнула и покрутила громкость в радиоприемнике. Она скучала на своей вахте. Ночное дежурство в праздничный день – что может быть хуже?
Но только не в клинике. Да, почти все пони, у которых еще осталась хотя бы парочка целых копыт, разбежались по домам. Сестры Тендерхарт и Свитхарт ушли. Какое счастье, что у них еще остались любящие семьи, с которыми они могут провести праздник.
В отличие от всего остального медперсонала. Брэйнс, Кросс, Редхарт, Стэйбл, Хорс – они решили отпраздновать День Согревающего Очага в обществе самых лучших пони на свете. То есть, самих себя, разумеется. А еще к ним присоединилась парочка, которая точно никуда не денется.
Профессор Фырцше сидел на полу и задумчиво гладил свои пышные усы. Не то, чтобы общество кобылки, которая считает себя собакой его смущало…
Брэйнс, который очень хорошо знал своего друга, давно подметил его осторожное отношение к противоположному полу. Лауреат множества премий, один из умнейших единорогов современности боится кобылок. Ну что же. Видимо, на то есть какая-то причина. Если не учитывать, что Фырцше просто был не от мира сего.
-Как удивительно, — наконец подал он голос: — я пережил немало таких праздников, но такого со мной не было еще с… ну, наверное, детства. Точно, я совсем маленьким был. Мама печет пироги с черникой, папа аккомпанирует ей на пианино. Это был самый худший дуэт, который я когда-либо слышал в своей жизни.
-Не хочешь об этом поговорить? – как бы невзначай спросил доктор. Фырцше усмехнулся:
-Даже не пытайся. Последнего, кто пытался копаться в мозгах, я убедил в собственной ничтожности и нашел ему хорошее местечко для реабилитации. В твоей лечебнице, кстати.
-Не помню такого. У нас в то время много кто лежал. Не то, что сейчас.
-Да, теряешь сноровку.
-Ну, кто мог, те разбежались по всему городу, — развел копытами Брэйнс, — я уже слишком стар, да и многим не понравится, если я распихаю половину Понивилля по палатам.
Разговор был прерван самым ненавязчивым образом. Это пришла сестра Редхарт в теплой курточке с пушистым капюшоном. Она налегке ступала копытцами по зеркально чистому полу клиники, пока её коллеги с трудом затаскивали через парадный вход здоровенную ель. Её водрузили на кровать с колесиками и таким образом протащили всю дорогу от Вечнодикого леса.
-Мнда, а жеребцы у нас слабоваты, — заметила Кросс, глядя на взмыленных Хорса и Стэйбла. Оба тяжело дышали и утирали копытами пот.
-Для этого есть грузчики, — огрызнулся Хорс. Он помог Стэйблу дотащить ель до заветного угла, где находилось предназначенное ей место. Редхарт вытаскивала старые картонные коробки, доверху набитые елочными шариками и разноцветными гирляндами. Синюю гирлянду она повесила на себя, розовую – на Хорса.
-Хорошо, что у наших жеребцов есть рога. Ель высокая.
-Рога маловаты. До ёлки не дотянут, — со смешком заметила Кросс.
Стэйбл посмотрел на Хорса. Хорс посмотрел на него. И они оба окинули взглядом ель.
-Наперегонки?
Доктор Хорс пригладил копытом свои рыжие кудри и деловито кивнул.
-Я чего-то не понимаю, да? Как можно расстраиваться из-за такой мелочи? – Редхарт на пару с Кросс осмотрели украшенную елочку. Хорс в это же время корчил кислую мину, выкладывая на общий стол всякую вкуснятину. Довольно разнообразную, кстати. Не из того, что можно кинуть в печку и разогреть за пять минут. Стэйбл подумал, что обычно такие яства готовят… ну, скажем, особенные пони. А что касается самого Хорса, то он втайне об этом мечтал.
— Это жеребцы. Их сеном не корми, дай только рогами померяться, — Кросс выкладывала из корзинки свою привычную пищу. В основном, быстро сварганенные бутерброды. С сыром, с цветами, с джемом, с пустотой (просто два тоста, которые она не успела соединить вкуснятиной) и чем-нибудь еще.
И как-то странно получилось, что нормальная еда была только у Хорса и Редхарт. Старшая медсестра очень хорошо готовила. И в свой свободной вечер, один из тех немногих, которые ей выдаются в свободное от ночного дежурства время, она не поленилась наготовить к празднику. Стэйбл даже представить не мог, какому счастливцу достанется такая красавица. А вот главврач не мог похвастаться своей готовкой. Он просто и без лишних слов поставил на стол бутылку с пуншем.
-Стэйбл, ты же алкоголь не пьешь? Нет? Отлично. Нам нужен как минимум один трезвый врач.
Скрю застыла возле елки. Красный шарик над мордочкой смотрел на неё округлыми отражениями её глаз.
-Здорово, правда? – к отражению глаз голубой кобылки прибавилась округлая мордочка Стэйбла, — я на три шара опередил доктора Хорса, чтобы его повесить.
Позади него раздался недовольный всхрап.
-Давайте все за общий стол, а? И Скрю уберите, — скомандовала Редхарт, — мне очень хорошо знаком такой взгляд.
Если учитывать, что елку, помимо огромного ведра с водой, удерживали две веревки на шурупах… может, даже, елочные шарики её интересовали не больше, чем копыта доктора Кросс.
-Пойдем, поедим. Не смотри на них, — позвал её Стэйбл. Смешно, конечно, но он что-то похожее видел в комиксах. Там у главного героя была неудержимая слабость перед конфетами, чем пользовались некоторые суперзлодеи. В книжке это могло привести к крушению Эквестрии, здесь – к крушению елки. Достойная замена.
До полуночи оставалось не больше часа. И это время медпони убивали за поглощением еды. Доктор Брэйнс рассказывал интересные истории из практики, Редхарт его перебивала. Скрю и Стэйбл кушали молча. Хорс тоже предпочитал молчать. А вот доктор Кросс и профессор нашли тему для разговора. Хотя всё началось издалека.
-Хм, — Фырцше, надкусив бутерброд ленивой пегасочки, не почувствовал чего-нибудь внутри.
-Как вам бутерброд, профессор? – участливо спросила Кросс.
-Бутерброды eq vacuum чрезвычайно вкусны, — вежливо ответил он, — боюсь себе представить, что будет, если в них что-нибудь добавить.
-Взрыв будет, — вырвалось у пегаски.
-Ну, не думаю. Даже бутерброды с порохом и маслом не так огнеопасны, как вы думаете.
Кросс выпучила глаза.
-…На вкус как яичница. И довольно питательно, только постарайтесь есть это в крайнем случае.
-Да вы с ума сошли, — буркнул Брэйнс. Редхарт его поддержала, благо алкоголь потихонечку разогревал сердца и души одиноких врачей. Фырцше тоже получил бокал хорошего, выдержанного в бочке пунша – от большего он отказался. Скрю алкоголь противопоказан. Точнее, никто не знал, что с ней станет, если её хорошенько напоить. А рисковать никто не собирался.
-Кстати, а что у нас с музыкой? Граммофон есть, а музыка из него не вылетает, ну как же так! – воскликнула Редхарт. Сразу видно, что кобылкам много пить нельзя. Такая пони, как Редхарт быстро становится… Редхарт. В квадрате.
-Сейчас вылетит, — Кросс ей подмигнула и отошла от стола. Подойдя к граммофону на столике, она начала быстро перебирать виниловые пластинки.
-Так-с. Что тут у вас есть… а есть у вас балет «Лошадиное озеро»…
-Сразу нет! — возопил Фырцше. Профессор резво отскочил назад, чуть не опрокинув стол передними копытами. Все остальные пони ошарашенно на него посмотрели. Брэйнс вздохнул:
-У него очень натянутые отношения с композитором, — пояснил он.
-Бездарность, — буркнул единорог.
-Ну… ладно, — пегасочка отвлеклась всего на минутку, и предложила следующую.
-О, доктор Брэйнс, — Редхарт аж заулыбалась, показав копытом на пластинку, которую держала перед ними Кросс, — помните эту пластинку?
Главный врач нахмурил лоб, пытаясь вспомнить.
-Видимо, нет.
-Я вам её в прошлом году ставила…
-Да?.. А! – тут Брэйнс подпихнул профессора в бок, — это надо слышать. Такой безвкусицы я не слышал со времен выпускного бала.
-А что там? – заинтересовался единорог.
-Не то чтобы я хотел сейчас такое ставить, но… Редхарт, лучше напойте, — попросил он
-Ладно, — Редхарт надула щеки и начала издавать странные гудящие звуки, очень точно подходящие под жанр столь любимой многими пони «клубной музыки». И тут даже профессор-меланхолик не удержался. Действительно, белоснежная медпони очень грамотно изобразила главную проблему современной музыки по версии старых пердунов. По крайней мере, Брэйнс и Фырцше слышали в этих постоянных «ВУУБ-ВУУБ-ДЫЩ» отражение таких сложных, в чем-то печальных и понятных только старым пони проблем, как расстройство желудка или неконтролируемая отрыжка. И сам факт осознания того, что их суровая повседневность легла в основу новой музыкальной теории пугала их до дрожи в копытах.
Только за компанию со стариками испугался сам Стэйбл. По другой причине. Он начинал задумываться о том, что как-то упустил свою молодость. Точнее, он и сейчас очень даже молод, и вся жизнь впереди, но…
Он не находил никакого счастья в том, за чем его сверстники и друзья проводили жизнь. Он не ходил в клубы, не веселился, не общался с кобылками… ну ладно, с кобылками общался. Но только общался, исключительно по делу. Никогда не делал первый шаг, никогда не приглашал никого на свидание. Даже общая фотография с сокурсниками показывала его где-то на заднем фоне, с деревьями и фасадом Мэйнхэттенского медицинского университета – серьезного единорога, стертого на фоне двух десятков счастливых пони. Таким он может остаться на встрече выпускников, и единственными, кто о нем там вспомнит, будет пара упертых лаборантов, в чьей компании Стэйбл частенько ошивался.
Стэйбл даже вспомнил, что отец в честь окончания интернатуры (и начала новой жизни в Понивилле, разумеется) подарил ему бутыль отличного яблочного кальвадоса. А он, к стыду своему, всё время пытался её кому-нибудь подарить, или распить с кем-нибудь, но всякий раз забывал про неё И очень надеялся, что момент, когда он начнет глушить такой дорогой напиток в одиночку никогда не настанет. Вот и сейчас он, как назло, забыл. А предложить больше не решался – одной бутылки пунша врачам хватало.
Может быть, он её никогда не откроет.
Кросс наконец нашла хорошую пластинку. Относительно хорошую. Против неё никто не протестовал. Это всего лишь пони-полька
-Сегодня в нашей психушке танцы! — Кросс быстро нашла партнера. Она подбежала к общему столу и потащила за собой испуганного доктора Хорса. Стэйбл посмотрел на Скрю. Та молча кушала яблочный паштет, сидя рядом с доктором Брэйнсом.
Танцы...
А почему бы и нет? Вряд ли она умеет танцевать. А учиться никогда не поздно.
-Стэйбл, ты же не пил… — медленно произнес доктор Брэйнс, и когда Стэйбл предложил свое копыто Скрю, его мордочка медленно вытягивалась в неподдельном удивлении. А кобылка непонимающе на него уставилась, но пошла за ним.
-Да он просто опьянен, — с ухмылочкой заметил профессор. Главного врача клиники подпихнули копытом. Обернувшись, он увидел Редхарт с решительным выражением лица.
-Нет. Я наелся, — лениво произнес он, — возьмите Фырцше.
-Эй, а почему я сразу? – запротестовал профессор.
-Так-так, прекратите, а? Давайте вы еще подеретесь за то, чтобы не танцевать со мной, — Редхарт решительно потащила обоих врачей, сделав таким образом что-то вроде пони-хоровода.
Тем временем Стэйбл объяснял Скрю, как правильно танцевать. Как правильно ставить ногу… и как не наступить копытом на чужое копыто, и не споткнуться. Дельные советы от того, кто сам танцует с кобылкой второй раз в жизни
Танец двух неопытных пони не обошелся без внимания. Стоит заметить, что сам Стэйбл был смущен, глядя в эти милые выпученные глазенки с отблеском фиолетового огонька. Скрю с поистине собачьей грацией повторяла все его движения, не забывая при этом вилять хвостиком. Тем более, что хоровод из двух недовольных старых пони и медсестры (который стал только шире благодаря присоединившимся Кросс и Хорсу) вывел их в центр всеобщей врачебной вакханалии.
Безумные, безумные танцы. Копыто вперед, копыто назад. Хвостиком трясем, глазками хлопаем, и на исходную! И обязательно нужно стукнуть каждого пони в круге по его вытянутому копыту, что Стэйбл на пару со своей пациенткой и проделали.
И когда самые нормальные пони Понивилля хорошенько подурачились, пришло время, чтобы отправить Скрю в кроватку. Ей нужен покой. Да и вообще, Брэйнс полагал, что зря они её сюда позвали. Но Редхарт взяла своё – «Она совсем одна, ей нужно повеселиться». Хотя бы в День Согревающего Очага.
-Я её отведу, — вызвался Стэйбл. Он и сам уже начинал зевать. Праздник вгонял его в тоску. Да и пони как-то разбрелись по углам. Брэйнс и Фырцше говорили о своем, Редхарт подкармливала Хорса с упорством бабушки, которой привезли «чрезмерно исхудавшее чадо».
-Давай лучше я, — предложила Кросс. Пегасочка с неподдельным интересом смотрела на его подопечную, как на подопытный материал. Скрю ей отвечала тем же. Хотя Кросс ей была не очень-то интересна. Лучше следить за тем, как Редхарт насильно пихает бутерброд упирающемуся Хорсу.
-Стэйбл, спаси меня! – услышал он отчаянную мольбу коллеги. Промолчал. Надо бы вмешаться, пока медпони его не угробит на радостях.
-Пообещай мне, что не сделаешь какой-нибудь глупости, — попросил он. Кросс кивнула и повела кобылку за собой. На его удивление, Скрю не стала сопротивляться, и покорно пошла за ней, опустив голову.
Стэйбл помог другу отвязаться от назойливой медпони. Всей дружной компанией они слушали профессора Фырцше.
На этот раз он выбрал в качестве темы обсуждения… музыку.
-С музыкой всегда сложно, — говорил он, обмакивая бутерброд eq vacuum в томатный соус, — всё самое знаменитое и старое, как мир, я уже переслушал. А нового еще не придумали.
Редхарт, как и Стэйбл, слушали его молча. И если молодой единорог был как-то заинтересован в том, что он говорит, то Редхарт… о, конечно, буравить взглядом испуганного врача с веснушками гораздо интереснее.
-Да-да, конечно, — Брэйнс со скучающим видом привалился копытом к столу, — продолжай, любезнейший, здесь же так много пони, которым не наплевать на твои слова.
Фырцше пропустил эти слова мимо ушей.
-Но самая лучшая музыка – это та, которую я никогда не услышу, — заметил он, — и это я не про то, что сыграют на моих похоронах. Есть на свете огромное количество симфоний, этюдов… ну, и просто диванных зарисовок, которые играют от силы раз. Или два. В кругу друзей, дома, или еще где-нибудь. Ну, музыка от души, причем от души того, кто умеет играть. Это важно, — добавил он, приподняв переднее копыто.
-У меня даже одна такая зарисовка осталась. Не знаю, если найду… — С помощью левитирующего заклинания профессор подтащил к себе кожаную сумку. «Подтащил» — ключевое слово. Он не мог её поднять, подорванное здоровье не позволяет.
Среди кучи всякого мусора (Брэйнс только поморщился, глядя на то, как содержимое сумки вытряхивалось на чистый пол) Фырцше нашел то, что искал.
-Один мой хороший знакомый записал это в Кантерлотском королевском театре. Когда спектакль закончился, и все ушли, какой-то пони попросил у носильщиков не убирать фортепиано. Он хотел поиграть на нем. И что меня удивило больше всего – ему разрешили.
На этом мне стоит сделать небольшое отступление.
Когда профессор поставил пластинку на граммофон, и заиграла музыка…
Это была она. Вне сомнения, это была ТА САМАЯ МЕЛОДИЯ, которую я раньше слышал в шкатулке Скрю. Что это может значить? Еще один привет из темного прошлого моей пациентки? Сам профессор сказал, что мелодия редкая, в своем роде уникальная… и какой-то пони взял и сыграл её на фортепиано.
Что-то мне подсказывало — этот неизвестный игрок связан со Скрю.
В любом случае, мне есть от чего оттолкнуться. От этой шкатулки. Наверняка у неё есть создатель. И если учитывать уникальность этой мелодии, думаю, найти его будет несложно… если только шкатулка может ответить на мои вопросы.
Да, я дурак, и не додумался до этого сразу. Будет интересно узнать, есть ли у неё семья, родные и близкие… и знают ли они, где Скрю сейчас, и что с ней? Если только они не оставили её в лесу специально. Я и этот вариант развития событий не учел.
С другой стороны – если она узнает, что её мамой и папой были именно пони (даже если бросили её, или забыли, или у них была какая-то причина сделать это), терапия Скрю может пройти успешно. А я… а я молодец. Буду. Но не сейчас.
Не сейчас? Потому что я не просто дурак – я идиот. Полный идиот с отсутствием какого-либо намека на мозг. Может, я бы никогда не услышал эту песню, если бы не позволил Кросс повести Скрю за собой… за что и поплатилась. И я знал, что произойдет. Знал ведь!
И это случилось. Просто я услышал звон разбитого стекла на третьем этаже. И все сомнения отпали сами собой.
Глава 11
-Стэйбл…
Ему казалось, что бездна расступается перед глазами. На дворе зима, но холода он не чувствует. Копыта вязнут в снегу. Кстати, в какой-то книге писалось об этом. Нужно попробовать на них посмотреть, и тогда ты сможешь управлять собственным сном.
Но Стэйбл не хотел им управлять. И свои копыта он видел бессчетное количество раз. Иногда гораздо проще пустить всё на самотек. В реальности он так и сделал, и теперь самый страшный кошмар, приняв извращенные очертания, воплощается в его снах. Он предпочел бы никогда в жизни не видеть этого наяву. И тем более мучительно было переживать свой самый большой провал снова и снова; он чувствовал, как это снедает в нем врача.
У самого порога больницы стоит Скрю. Непроглядная черная пелена надежно укрывает её мордашку, придавая окружающей пустоте поистине мрачный оттенок. Стэйбл не уверен в том, стоят ли позади него спасительные белоснежные стены. Он вообще ни в чем не может быть уверен.
Скрю улыбается. Темное, зловещее предзнаменование, если учитывать, что в её белоснежном оскале проступают маленькие клыки. Одинокая луна заглянула в прогалину на свинцовом небе и осветила её мордочку и копыта.
-Скрю… — он подходит ближе. Медленные шаги, он видит кровь на её копытах, но остановиться не может, словно повинуясь чьему-то замыслу. Она с улыбкой наклоняется, чтобы поцеловать его копыто.
-Я сделала всё, как ты просил. Препятствий больше нет. Теперь мы будем вместе и навсегда.
-Нет! – воскликнул он, но почувствовал, как её острые клыки впиваются в его шею.
Он больше не может сдерживаться. Он чувствует, как силы покидают его. Он падает на обагренный кровью снег; видя перед собой лишь её, единственную и неповторимую. Стэйбл пытается что-то сказать, но губы его не шевелятся, и всё что он слышит, прежде чем исчезнуть в беспамятстве – это громкий, пронзительный волчий вой.
Стэйбл проснулся в холодном поту. Непроизвольно дернувшись, он выронил книгу, которую читал перед сном. Наверное, оставил её на животе, а сам уснул.
Проснулся он от странного стука. Хотя, почему странного? Кто-то стучал в его дверь.
-Эй, жеребец, — услышал он, — ты там что, заснул?
-А? – сонное состояние постепенно выветривалось. Единорог быстро слез со своего дивана, нацепил очки и открыл дверь, впустив Редхарт.
-О, вижу время зря не теряешь. Что читаем? – не дожидаясь ответа, медпони осторожно взяла книжку за твердый переплет и прочитала имя автора.
-Бром Стакер? Это не тот, который про пони-кровососов написал?
-Да, он самый, — сквозь зевок ответил Стэйбл.
-Фу, — Редхарт брезгливо положила книгу на одеяло, — как ты перед сном такое читаешь? Кошмары ночью не мучают?
-Ну… — Стэйбл не стал говорить про свой сон, от которого его так удачно оторвали.
-Лично я не буду такое читать. Да ну. На ночь нужно читать что-нибудь милое, приятное… — продолжила Редхарт. Из кармашка её белого халата торчал корешок книги в мягком переплете, которую она и протянула жеребцу.
-«Сладкие копыта»? – Стэйбл поморщился. На обложке крепкий белоснежный жеребец гипертрофированных форм с золотистыми локонами крепко держит молодую кобылку, закатившую глаза в любовном экстазе. Хотя это больше похоже на эпилептический припадок.
-Ага. Говорят, что это настоящая история любви. Он – принц королевства, она – бедная портниха. А он такой лапочка, — Редхарт сама закатила глаза, как та единорожка с обложки.
Стэйбл поежился. Ничего против воображения он не имел. Но всё-таки неприятно, если во сне до него будет домогаться какой-то статный понь с золотой гривой. А вот для Редхарт – самое то. Он отдал книгу медпони:
-Это не моё. Я лучше ужастики почитаю.
-Ну, как знаешь. Собирайся, жеребец, наш самый главный кошмар еще впереди. Брэйнс ждет.
-Как там Кросс? – спросил он, пока они вдвоем шли по коридору.
-Еще не очнулась, — Редхарт грустно вздохнула, — Брэйнс сказал, что всё очень серьезно.
-Результаты рентгенографии готовы?
-Да, — Редхарт остановилась перед кабинетом главного врача. Постучавшись, оба услышали «Войдите», и медпони открыла дверь.
Доктор Брэйнс стоял перед доской. Он развесил листы с рентгенограммами и включил свет, чтобы хорошенько всё разглядеть.
-Всё очень плохо, — сокрушенно покачал он головой, когда Редхарт и Стэйбл подошли к нему.
-Начнем с крыльев, — он ткнул копытом на самый первый лист, — Закрытый перелом пегасовидной и лопаточной костей на правом, на левом, — он бегло осмотрел второй, — вывих локтевого сустава. Мы уже вправили. С правым крылом все обстоит гораздо сложнее. Нужна операция. Я уже отозвал пару хороших хирургов на помощь Хорсу.
Не дожидаясь ответа от медпони и врача, Брэйнс ткнул копытом на третий лист.
-А вот это уже серьезно.
Стэйбл поправил очки и посмотрел. Судя по всему, это была рентгенограмма позвоночника Кросс. И расположение позвонков ему не понравилось. Приглядевшись повнимательнее, он понял, почему.
-Это… кажется, это перелом, — не отрывая взгляд от освещенного листа, произнес он.
-Так и есть, — мрачно кивнул Брэйнс. Редхарт ахнула, прикрыв копытцем рот.
-Насколько серьезный? – с тревогой спросил Стэйбл.
-Восстановить позвонки – не проблема. Вопрос в другом, — Брэйнс хотел потянуться за трубкой, но вовремя одумался – Редхарт терпеть не могла табак.
-Вопрос в том, сможет ли Кросс восстановиться. Перелом не самый серьезный, но я видел пони и с меньшими. И они прикованы к кровати до конца своих дней. А некоторые через трубку едят. И лечение, и реабилитация… в любом случае, она здесь надолго.
-А еще про шрамы не забывайте, — вставила словечко Редхарт.
-Шрамы? – переспросил Брэйнс.
-Когда Кросс выпала из окна, её задело осколками стекла, — сказал Стэйбл, — ничего серьезного, несколько шрамов всё же останется. Осколки вытащили я и Хорс.
-Да, и это, разумеется. Разрешение на операцию у нас есть, теперь мы должны решить еще один вопрос, — главный врач подошел к своему столу и вытащил на общее обозрение медицинскую папку.
«Скрю Луз», — прочитал Стэйбл.
-Это моя вина, доктор Брэйнс, — произнес он, — я не знал, что она может пойти на такое.
-Никто не ожидал, Стэйбл, — понимающе кивнул старый пони, — а я понадеялся, что мы сможем обойтись без психиатрии. Просто вернем её в жизнь, как нормальную пони.
-Но не судьба.
И в этот момент трое медпони услышали волчий вой. К испуганному крику Редхарт Стэйбл чуть было не прибавил свой – настолько похожий он слышал в собственном сне.
-После несчастного случая… и поверьте мне, никому не стоит знать о том, что там произошло, — предупредил Брэйнс.
-Мы и не знаем, — раздосадовано ответила Редхарт, — знает только Скрю. И Кросс. И обе ничего не смогут сказать.
-Доктор Брэйнс, может, я…
-Нет, Стэйбл, — сказал, как отрезал, — ни в коем случае. Мы поместили Скрю в закрытую палату. Оттуда она не сможет сбежать, я уже проверил. Она будет там, пока мы не решим, что делать дальше.
-И… что будем делать? – непонимающе спросил Стэйбл.
-Хороший вопрос, — доктор Брэйнс вздохнул, — еще до того, как ты сюда попал, я испробовал всё, что только можно. У Скрю аллергия на антипсихотические препараты. Не на все, конечно. Но те, что не попали в список, вряд ли ей помогут.
Та же проблема с… более радикальными методами. Как ты знаешь, Стэйбл, в нашей больнице нет аппарата для электросудорожной терапии. Был один, очень старенький, и после короткого замыкания он сгорел. Новый нам не привезут. И принцессу я тоже не мог об этом попросить, у неё, видите ли, розовый взгляд на Эквестрию. Если она услышит хоть что-то о местах, где несчастных больных пони истязают электричеством…
-И Скрю тоже… — вырвалось у доктора. Его не на шутку напугала одна мысль о том, что кобылку били током.
-Нет. Она была очень активной пони, но серьезной угрозы не представляла. Обходились некоторыми успокоительными препаратами. А потом я подумал о том, что она может быть и не душевнобольная, а… но это вы знаете и так, — отмахнулся он.
-Но теперь всё изменилось. Моя чрезмерная… наивность привела к потере хорошего врача. Поэтому я взял на себя смелость отозвать моего хорошего друга из Филлидельфии. Он уже получил мое письмо и завтра приедет к нам. Так что хорошенько отоспитесь, Стэйбл. В 12 часов я созываю консилиум. Твое присутствие, как официального опекуна Скрю, обязательно.
К слову сказать, последние слова Брэйнса звучали очень официально. Не «совет врачей», даже не «посиделки в клинике», а «Консилиум». Это звучит гордо, и одновременно – пугающе. Стэйбл был всего пару раз на подобных мероприятиях. Несколько врачей, среди которых был его отец, решали на них какие-то важные вопросы: будь то выписка пациента, разрешение на операцию, или расследование его внезапной кончины. Случается и такое. Пони сделаны не из радуги и желе, у них есть жизненно важные органы, четыре копыта, кости и хвост. И всё это может сломаться в один прекрасный день. Танцует ли счастливая кобылка на железнодорожных путях, или какой-то пони-строитель ловит непокрытой головой кирпич – конец у всех печален и в чем-то одинаков.
Поэтому его сон был пугающе коротким. Стэйбл просто лежал с открытыми глазами, слушал отголоски завываний несчастной пациентки – его пациентки, дело которой он так неудачно завалил.
Он пытался сопоставить в своей голове множество фактов. Падение Кросс с третьего этажа. Она могла взлететь. Она пыталась расправить крылья, но Скрю, обхватив её копытами, не дала ей этого сделать и оказалась на ней, когда та свалилась на деревянную надстройку. Её поставили совсем недавно – Брэйнс хотел сделать что-то вроде беседки для клиники…
Скорее всего, в прыжке. Наверное, для Ред нападение кобылки оказалось полной неожиданностью. Значит, Кросс стояла к ней передом… или задом, но повернулась в самый последний момент. Может, они говорили перед дракой? Но о чем?
И почему доктор Кросс стояла у окна? Шрамы… стекло в больнице хрупкое, ему хватило одного хорошего удара, чтобы расколоться на несколько крупных осколков. Не самые большие из них впились в спину пегаски. Значит, основной удар приняла именно она…
Обычно от долгих размышлений начинает болеть голова. Но Стэйбл чувствовал, что думать в кромешной темноте как никогда легко и приятно. Однако, чем глубже он погружался в собственные мысли, тем больше его сознание походило на кашу с танцующими в ней кобылками в балетных пачках.
И когда будильник на его тумбочке прозвенел ровно в восемь, до доктора дошло, что все свои размышления он делал во сне.
-Прошу любить и жаловать: доктор Лонг Нидл, ведущий специалист Филлидельфийской психиатрической лечебницы.
Тот, кого доктор Брэйнс представил Стэйблу – Лонг Нидл, оказался пегим единорогом. У него не было гривы, и (о ужас) даже хвоста; его абсолютно лысая макушка с крохотными отростками говорила, что у её обладателя грива всё же близка к черному. И сам по себе доктор казался худощавым, брюхастым и очень низеньким. Даже рог у него был не больше, чем у жеребенка из Понивилля. Он поздоровался со Стэйблом, после чего Брэйнс проводил его в клинику.
-Для пэовинции неплохо, — сказал он. Голос у доктора Лонга был низеньким, писклявым, но слова он не коверкал. Разве что чуть-чуть не выговаривал буквы «Р» и «Ш», но картавость – не порок в наше время. Пони хорошо жили и с худшими недостатками.
Доктор Лонг некоторое время побродил по кабинетам. Поздоровался с Редхарт (Стэйбл отметил, что к ней он относится гораздо теплее), и они втроем направились в кабинет главного врача.
-Ты слышсал о моем новом методе, Бээйнс? – спросил он.
-Очень удивился, когда его одобрили на последней конференции. Он и правда работает?
-В большсынстве случаев. Но я хорошсо знаю свое дело. Я тренировался.
Брэйнс поджал губы.
-Это… впечатляет, — сказал он, — не то чтобы я решился прибегнуть к твоей новой методике, как к панацее от всех бед…
-Но так оно и есть! – воскликнул доктор Нидл, — если большсынство из того, что мы пэименяем в нашей практике не помогает, это – выссая инстанция!
-Ну да, ну да.
-Простите, а о чем идет речь? — спросил Стэйбл, явно сбитый с толку.
-Три года тому назад доктор Нидл посвятил себя изучению коры головного мозга, — начал Брэйнс, открывая дверь в свой кабинет, — и сделал удивительное открытие. Наверняка ты о нем слышал.
Стэйбл почувствовал, что ему стыдно. Про доктора Нидла он никогда не слышал. Вообще никогда. Что-то знакомое проскальзывало в его памяти, но…
Доктор Нидл торжественно открыл свою сумку. Он носил её на спине. И вытащил из неё...
-Видимо, я чего-то не понимаю… — медленно произнес Стэйбл. Дело в том, что то, что по сути должно было выглядеть как хирургический инструмент, представляло собой инструмент… не совсем типичный для медицины. Как будто этот единорог собирался поменять розетки, или полочку в душевой прибить. Особенно Стэйбла покоробил набор отверток. Может, стоит напомнить, что в больнице пони лечат, а не чинят?
-Я попробую объяснить. Доктор Нидл поправит меня, если что, — Брэйнс, дождавшись кивка коллеги, продолжил:
-Работа головного мозга каждого пони основана на очень сложном взаимодействии долей и центральной нервной системы. Проблема состоит в том, что лобная доля, как одна из самых важных частей мозга, так же связана с системой, как и все остальные. И вот в этой связи доктор Нидл нашел подтверждение своей теории.
-Вся беда в ней, — довольно закивал тот.
-Эти связи являются своеобразными очагами возбуждения, — добавил Брэйнс, — Отключим их – и вполне вероятно, что Скрю будет вести себя нормально, потому что шизоидное состояние больше не сможет воздействовать через эти очаги на её мозг.
В итоге, всё, что нам нужно – это рассогласовать лобные доли и мозг.
-Вы будете сверлить ей голову? – с дрожью в голосе спросил Стэйбл.
-Вариант хороший. Но нет. У доктора Нидла есть гораздо более простая и эффективная методика проведения подобных операций.
Доктор Лонг с помощью заклинания левитации заставил один из инструментов подлететь к Стэйблу. Этот инструмент был чем-то похож на большой нож для колки льда. Если им не являлся, конечно.
-Это лоботомия. Наверняка ты слышал об этом.
Глава 12
Извините за задержку. Совсем обленился.
-Итак, я объявляю заседание по делу Скрю Луз открытым. В состав консилиума входят доктор Стэйбл, доктор Хорс, доктор Брэйнс и доктор Нидл. Протокол ведет сестра Редхарт.
Для достойного финала сестра Редхарт щелкнула по клавише печатной машинки. А Стэйбл сидел за столом, рядом с Хорсом, испытывая чувство стыда за собственную лень. Отец его часто звал на консилиумы под одним и тем же предлогом: «будешь знать, как оно в жизни выглядит». Стэйбл увидел. Стэйбл не был впечатлен, и чаще всего на них засыпал.
Сейчас ему было не до сна. Внешне он оставался предельно спокойным, но им овладевала страшная паническая атака. Пот с него чуть ли не градом лился, хотя в кабинете было не так уж и жарко. Брэйнс говорил достаточно громко, его слышали все. Каждое слово будто возвращало доктора в злополучный день Согревающего Очага…
-…пациентка Скрю Луз должна была проследовать в свою палату в сопровождении Редиант Эйнджел Кросс, специалиста по крылопатологии. Спустя 20 минут мы услышали, как разбилось стекло на третьем этаже.
…Когда мы выбежали на улицу, мы увидели доктора Кросс. Она выпала с третьего этажа. А если быть точнее, Скрю, как было видно, набросилась на неё и свалилась вместе с ней. От повреждений пациентку спасло то, что она в момент падения оказалась на докторе Кросс. У доктора перелом позвоночника и обоих крыльев, а также несколько порезов от осколков стекла.
-Как она, Бээинс? – спросил Нидл.
-Состояние доктора Кросс оценивается как стабильно тяжелое. Она еще не пришла в сознание.
-Понятно, — единорог углубился в прочтение медицинского дела.
-У нас складывается непростая ситуация, — продолжил Брэйнс, — Раньше Скрю Луз приносила нам определенные неудобства, но раненых или убитых за ней еще не числилось. Скандал нам уже обеспечен, на ближайшей конференции я получу на орехи за свою безалаберность. Доктор Стэйбл исполняет роль её опекуна. От него и зависит, будем ли мы проводить операцию или нет. Но прежде, чем он примет решение, я хочу кое-что пояснить.
Подобные решения должны основываться на здравом смысле. Знаю, Скрю Луз была хорошей пони, но её разум играет с ней плохую шутку. Мы убедились в этом, хотя надеялись, что всё обойдется, что всё не так серьезно, как мы видим…
Раз уж пошла речь о лоботомии, я поддерживаю методику доктора Нидла, — продолжал Брэйнс. Сестра Редхарт со скучающим видом помахивала копытом, отгоняя невидимую муху от своей печатной машины.
-Я бы конечно, приберег её для того момента, когда всё станет безнадежно. Но боюсь, что он уже наступил, так что решение нужно принимать прямо сейчас. Это будет быстро, и с большей вероятностью мы сможем добиться успеха.
-Я уже пэоделал эту опегацию на одном жегебце и двух кобылках, — заметил Лонг, не отрывая взгляда от документа, — ганьше они стгадали от депгессии и психозов, но тепегь с ними всё хогосшо. Они полноценные пгедставители обсчества.
Стэйбл сидел, и не знал что ответить. И снова чувствовал, как его, неопытного и непосвященного даже в такие простейшие дела, охватывает стыд. Стыд, стыд, стыд. Вроде «хорошо учился», вроде «подавал немалые надежды», но принять такое решение было действительно тяжело.
Он знал, что такое лоботомия. Отец пару раз перебрасывался этим словом с коллегами и всякий раз делал пренебрежительное выражение мордочки, когда у него спрашивали, что он думает по этому поводу. А он надеялся, что это «издевательство над мозгами» не зайдет дальше клинических исследований с лабораторными крысами. Или с животными, хотя за это крысы получали не одно ведро красной краски от любителей природы. Среди пони их было немало.
Потом Стэйбл узнал о лоботомии чуть больше. И в данной ситуации он как никогда был согласен с отцом. Он не хотел подвергать свою пациентку такой опасности. В подобных операциях существует риск, и этот риск не оправдан. Одно неловкое движение, любая легкая патология, особенное строение мозга – и всё. Скрю может не проснуться. С мозгом-то не шутят. Или (Стэйбл не хотел выбирать худший из вариантов) превратиться в «растение». И это не как с одной желтой пегасочкой, которая мечтала стать деревом, вовсе нет. В этом случае бедная голубая кобылка будет до конца своих дней пускать слюни, пить и есть через трубочку…
-Нет, — ответил он, опустив глаза. Хорс и Редхарт смотрели в его сторону с неподдельным удивлением. Брэйнс и Нидл переглянулись.
-Доктор Брэйнс, извините, но я не могу, — пробормотал Стэйбл, когда их глаза встретились: — я знаю, что это за метод. И я хочу верить, что на Скрю его не испытают. И вообще не испытают ни на одном пони. Мой отец не одобрял лоботомию, и я тоже разделяю его мнение по… — он кашлянул, поправил очки: — …этому вопросу.
Брэйнс понимающе закивал головой. С видимым разочарованием, конечно. Доктор Лонг фыркнул.
-Ну что же… ты опекун. Тебе виднее, как лечить свою пациентку. Может, подскажешь нам?
-Ну, я… — Стэйбл запнулся. В разговор вмешался доктор Нидл. Он перечитал медицинское дело и спросил:
-Пгостите, а где документы опекуна?
-Что? – это спросили Стэйбл и Брэйнс одновременно.
-Да я тут визжу, что нигде не написано, что Стэйбл – опекун насшей пациентки. Вы подписывали документы?
Брэйнс раскрыл рот.
-Ох ты… видишь ли, Лонг, я… ну как бы это сказать, — главврач приложил копыто к губам, — в общем, я как-то… забыл.
«Забыл?» — сердце Стэйбла бешено заколотилось. Забыл? Да как вообще о таком можно забыть?!
-Эээ… но тогда получается, что он не опекун васшей пациентки, да?
Старый жеребец поджал губу.
-Ну… в принципе, — он почесал копытом нос, — ну, так и есть. Пожалуй. Да.
Брэйнс обеспокоенно посмотрел в сторону коллеги. Нет, Стэйбл не проявлял гнев или осуждение в своих эмоциях… пока не проявлял. Он боялся; теперь решение о его пациентке не зависело от него, оно зависело от открытого голосования врачей. И почему-то в этот момент старый пони полагал, что Стэйбл останется в меньшинстве.
Что касается самого доктора, то он думал точно так же. Потому и паниковал.
-Так-с. Поскольку… кхм, Скрю Луз находится на попечении клиники и находится в недееспособном состоянии, я объявляю о начале голосования. Наш совет должен принять решение касательно операции. Доктор Лонг, — обратился он к коллеге, — поскольку я специально вызвал вас для оценки состояния нашей пациентки, даю вам слово.
Доктор Нидл понимающе кивнул.
-Я полагаю, — начал он, — что её болезнь находится в тегминальной стадии. Случай с доктогом Кгосс это уже показал. Эта ваша Скгю Луз потенциально опасна для обсщества. И учитывая её столь долгое пгебывание на лечении, я настаиваю на пговедении опегации.
-А что касается меня, то я поддержу доктора Лонга, — взял слово Брэйнс, дождавшись, когда Нидл закончит говорить, — как бы мне ни было неприятно это говорить, но трансорбитальная лоботомия признана медицинским сообществом как очень эффективная процедура, и передо мной стоит выбор: либо Скрю Луз останется до конца своих дней в полной изоляции, либо… операция. И я за операцию. Стэйбл?
Единорог поправил очки.
-Я… в общем, против. Почему, я уже сказал.
-Ну да, ну да… — Брэйнс понимающе кивнул: — Хорс?
Единорог с рыжими локонами посмотрел в сторону Стэйбла. Но его коллега молчал. С надеждой глядя в его сторону.
-Я… я, пожалуй, против операции, — слабым голосом ответил он, — Мне кажется, что Скрю еще рано списывать со счетов, и… ну, и конечно, мне жалко Кросс: как-никак, работали вместе. Но я думаю, что рисковать не нужно. Вдруг ей станет еще хуже от операции?
Доктор Лонг как раз собирался толкнуть речь о том, что целых три пони прошли через лоботомию, и они счастливы своей жизнью, но Брэйнс ответил за него:
-Понятно. Мнение разделилось. Два голоса «за», два голоса «против». Надо было позвать больше врачей. И лучше бы из числа тех, кто может дать более грамотное объяснение своему отказу.
-Согласен, — кивнул доктор Лонг. Хорс и Стэйбл дружно покраснели
Проблема разрешилась неожиданно. Дверь кабинета приоткрылась, и у входа показалась мордочка сестры Тендерхарт. Она выглядела взволнованно.
-Доктор Брэйнс, — шепнула она. Брэйнс вопросительно посмотрел на неё.
-Тут это… Кросс очнулась. Хочет с вами поговорить.
И без лишних слов весь консилиум дружно вышел из кабинета.
В палатах роскошь не нужна. Нет никакого смысла отдавать на нужды пациентов дорогую мебель и украшать их пристанище картинами с рамками из чистого золота.
Хотя… Доктор Брэйнс с содроганием вспоминал тот день, когда к ним доставили одну августейшую особу, приехавшую в Понивилль из Кантерлота с какими-то важными государственными делами. У того единорога всего лишь прихватило живот от сладостей, однако медсестрам это стоило недели, полной ужасов и моральных страданий, потому как тот жеребец перепутал их с прислугой. Пони-охранников и врачей он использовал в роли носильщиков, грузчиков и прочих «лошадок на побегушках». Особенно мучительным был момент, когда нужно было расположить в одной палате фортепиано (причем в роли аккомпаниатора выступал сам доктор Брэйнс, который кое-как, по старой памяти, бряцал «Пони-польку» двумя копытами), огромную двуспальную кровать времен Староэквестрийской эпохи и гобелены с морскими коньками. К счастью, все страдания больницы в конце концов окупились новеньким аппаратом для ультразвукового исследования… но с тех пор Брэйнс закаялся иметь дело с капризными знаменитостями.
Так что все палаты – белоснежные, чистые, и несмотря на то, что они были не очень большими, создавали иллюзию простора. Здесь было очень спокойно и тихо, но – скучно.
-Кто-нибудь, выключите эту пищалку! — услышал Стэйбл знакомый голос за дверью. Он вошел вслед за остальными медпони.
Белая пегасочка лежала на обычной койке, прикрытая тонким одеялом. На её мордочке красовалась пара царапин, заботливо прикрытых пластырем. Некоторые были надежно сокрыты за её растрепанной желтой гривой, которую она давно не стригла. Монитор, который показывал её пульс, неистово пищал из-за того, что Ред содрала копытами с себя все проводки и трубочки, торчавшие из её груди.
Стэйбл сразу же заметил её гнев. Не отчаяние по поводу того, что она, возможно, больше никогда не сможет ходить. И летать. Она с трудом сдерживалась, чтобы не заорать от боли, сжав зубы и делая попытки шевелить задними копытами.
-Лягать-колотить, я их не чувствую, — спустя минуту усиленных попыток она наконец откинулась на койке и тяжело выдохнула следующую фразу:
-Доктор Брэйнс, я маленько заигралась. Простите.
-Кросс, — строго произнес главврач. В этот момент Хорс полез к её сердцу со стетоскопом, отчего кобылка болезненно вздрогнула.
-Холодный.
-Кросс, нам нужно знать, что произошло той ночью.
-Я выпила много яблочной настойки и заперлась в туалете. Если вы про ночь перед экзаменами.
-Нет, я про Ночь Согревающего Очага.
-А, — Кросс поморщилась, — Скрю.
-Мы закрыли её в камере.
-И славно. Что еще?
-Расскажи мне, что случилось, когда ты повела её в палату.
-Эта психованная лошадь просто взяла и сбросила меня вниз, вот что было! – рявкнула Кросс.
Брэйнс понимающе кивнул.
-Скажите, Кросс… вы всё еще остаетесь врачом, так?
Тон его голоса Стэйблу сразу же не понравился. До единорога вдруг дошла простая до ужаса истина – он проиграл этот бой.
Он встал как вкопанный, глядя прямо в глаза Кросс.
-Как вы думаете, представляет ли Скрю Луз опасность для общества? Можем ли мы рассчитывать на ваш голос за проведение трансорбитальной лоботомии?
Кросс прищурилась, глядя на доктора Нидла.
-Лоботомии? Это его затея, да?
Лысый единорог сердито фыркнул. Кросс отвела от него взгляд, и её глаза встретились с умоляющим взглядом Стэйбла. Врач был раздавлен и убит и мысленно просил о пощаде. Следующие слова Ред произнесла на одном дыхании прежде, чем снова развалиться на своей кровати.
-Я не против. Делайте что хотите, из неё ничего нормального не выйдет.
Стэйбл обреченно закрыл глаза и опустил голову. Сестра Редхарт заметно помрачнела во взгляде, а Лонг Нидл понимающе улыбнулся. Доктор Брэйнс никакого расстройства или радости по этому поводу не испытывал и просто кивнул головой в знак согласия.
-Вот и славно. Редхарт, запишите в протоколе, что открытым голосованием трое против двух проголосовали за проведение операции. Назначаю её на завтра, в 3 часа дня.
-Хорошо, запишу, — кивнула она, подойдя к Стэйблу и пихнув его копытом.
-Пойдем, жеребец. Всё уже решено. Нечего тут делать
Стэйбл молча поплелся за ней, не глядя на Брэйнса и остальных. Пожалуй, это был самый худший день в его жизни.
Это был первый провал в моей медицинской практике. В тот самый неловкий момент, когда я думал, что ничто не может ударить по моей самооценке сильнее, чем упавшая с третьего этажа Кросс, произошло вот что – я не смог спасти свою пациентку от опаснейшей операции в истории эквестрийской медицины. В этом я видел свою вину: я сам недосмотрел за Скрю.
Но я не считал лоботомию выходом. Я не хотел видеть, как её мозг буравят иголкой, уничтожая в ней то, что делало её пони – пускай и не совсем обычной. Я понимал, что из «собаки» её сделают комнатным растением, и загадка её музыкальной шкатулки больше не будет иметь какого-либо смысла. И ничто не будет иметь смысла в её жизни без счастья, гармонии и мира эмоций.
Я так думал, пока сидел у себя в кабинете. И со временем в моей голове начали проявляться крайне опасные и безумные по своей сути идеи. Я мог потерять работу и получить пожизненное порицание со стороны родных и коллег. И вообще мог лишиться права заниматься медицинской практикой, но я действительно решился на подобное. Не сам, признаю. Меня подстегнули на это.
Я задумывался о том, чтобы выкрасть Скрю из больницы. И катализатором для этой, безусловно, чудовищной идеи выступил доктор наук, лауреат премий, автор книг и сын своего отца, профессор Рэзор Фырцше.
Глава 13
До начала операции осталось восемь часов, но Стэйблу не до сна. Он лежит на своей тахте, укрывшись одеялом с открытыми глазами. Рядом с ним лежит книга, за прочтение которой он так и не взялся. Он просто сидел и слушал, как за окном воет метель. Где-то там, сквозь треск замерзших окон можно услышать, как жалобно скулит Скрю, пытаясь выбраться из закрытой палаты.
Стэйбл вертел в копытах шкатулку Скрю. Нельзя сказать, что она как-то особенно выглядит. Добротно сделанная, она была скромной украшена парой линий, которые не пожалело время, стерев всякий намек на раскраску.
А больше ничего особенного в ней не было. Ни надписи, ни авторского клейма или чего-то подобного, что обычно оставляют мастера по изготовлению музыкальных шкатулок. Просто маленький деревянный гробик без опознавательных знаков. Внутри этого гробика есть очень хитрый механизм, который воспроизводит музыку. Интересно, что будет, если его разобрать?
Почему-то он не очень хотел это делать. Сломает еще, а какая реакция будет у Скрю?
Скорее всего, никакой. Потому что скоро от лающей кобылки останется лишь былая тень.
Стэйбл повернулся на другой бок, положив шкатулку на пол. Всё-таки, он был немного великоват для этого подобия кровати и ему было очень неудобно на нем спать. Но что есть, то есть, спать на больничной койке было бы слишком неправильно для него, а обычную кровать ему никто не поставит. Да и вообще, персоналу спать в больнице запрещено, но раз уж доктор решил не снимать первый попавшийся дом, а подзаработать на то, чтобы его выкупить…
И снова в его двери кто-то стучал. Доктор вздохнул и ползком, не снимая с себя одеяла, поплелся к двери:
-…Да? – спросил он.
-Доктор Стэйбл? – ответил ему голос, — это я, профессор Фырцше. Вы извините, если я вас беспокою на ночь, но я тут узнал, что случилось с вашей пациенткой…
-И? – вяло спросил он
-И?! Игого! – голос рявкнул с такой силой, что доктор сам подскочил и одеяло слетело с его спины. Он быстро открыл двери и пропустил профессора, а сам лишний раз осмотрелся – вдруг кто проснулся от его крика.
-Вы с ума сошли? – пшикнул он на черного единорога, закрыв дверь, — все спят!
-А вы нет. И я тоже. Остальные не нужны. Ну так что?
-Откуда вы вообще…
-Только глухой не слышал крики доктора Кросс, — хмуро произнес профессор, осматривая скромный кабинетик доктора Стэйбла, — как там она? Не сильно злится за её маленькую проделку?
-Еще бы она не злилась. Профессор, извините, но я и правда…
-Стэйбл, — профессор громко расхохотался, и доктор стиснул зубы, — думаете, я не знаю, что такое лоботомия?
-Откуда вы…
-Не очень приятная история, — отмахнулся старый единорог, — впрочем, ничего особенного, эта компания в белых халатах вечно любит кого-нибудь покалечить во имя медицины. Вы же не думаете, что этой жертвой станет обязательно Скрю? На свете много других кобылок, знаете ли.
-Но что мне делать?
-Вам? Вам бы я посоветовал не делать ровным счетом ничего, — Фырцше пригладил свои усы копытом, — у Брэйнса строгий нрав. Уволит — и глазом моргнуть не успеете. А вот я могу. У меня есть идеальный план побега…
-Подождите-ка, — Стэйбл не дал ему договорить. Это предложение было выдвинуто слишком уж внезапно. И настолько же нелепо оно звучало со стороны старого единорога, которому жить осталось недолго. Более того, сама мысль о том, чтобы позволить тяжелобольной кобылке сбежать от квалифицированной помощи…
Это звучало как-то дико.
-Вы совсем спятили, профессор?
-Не так сильно, как ваши коллеги, Стэйбл, — невозмутимо произнес Фырцше, — подумайте минуточку и расскажите мне: что ждет вашу пациентку после методики доктора Нидла. Думаете, я совсем дурак, и не знаю, о чем идет речь? Так вот подождите, я сейчас!
Черный единорог открыл дверь и вышел. Стэйбл даже с места не сдвинулся, продолжая стоять с донельзя тупым выражением лица. Профессор вернулся спустя две минуты, волоча по полу одну из своих сумок.
-Вот, вот, сейчас… да где же… — Фырцше копался в своей сумке, в полнейшей темноте. Прежде чем Стэйбл предложил зажечь лампу, старый пони схватил сумку копытами и вывернул её содержимое на пол. С грохотом из неё посыпались чернильница, странный металлический предмет, похожий по форме на сигару… и целая куча бумаг.
Доктор тяжело вздохнул и щелкнул выключателем. Фырцше с помощью телекинеза быстро просмотрел все листки, пока не остановился на нужном.
-Ага, вот! – коротенькая газетная вырезка, управляемая магическим полем уткнулась в глаза Стэйблу. Он увидел название газеты – «Эквестрия Дейли» десятилетней давности, если судить по дате. К пожелтевшей от времени бумаге прилагалась фотокарточка старого жеребца. В отличие от Фырцше, у него не было усов, но была впечатляющих размеров залысина, а его седые волосы, из числа тех, что остались по краям макушки, стояли торчком, словно этого пони основательно дернуло током.
-Профессор Шопенмэйр, — бросил Фырцше, пока Стэйбл рассматривал новостную заметку.
Презентация книги «Сказки Вечнодикого леса» профессора Шопенмэйра потерпела фиаско. Авторитетный критик, широко известный в узких кругах заявил, что «не понимает, почему автор так сильно ненавидит жеребят».
-Гениальнейший пони своего времени. Ум, честь и совесть своей эпохи.
-Не похоже, что его любят, — медленно произнес Стэйбл. Он и сам читал эту книгу в сознательном возрасте. Правда, даже не догадывался о том, что она – детская.
-Это глупые завистники, — небрежно бросил профессор, а затем продолжил, копаясь при этом в горе содержимого сумки, — в последний раз он писал мне из санатория в Филлидельфии, и даже прислал мне красивую открытку. Где же… а вот и она!
Стэйбл деликатно кашлянул. Фотография старого жеребца в смирительной рубашке красноречиво говорила о том, что его отдых удался.
-В общем, с тех пор он не присылал мне письма. А потом написала наша общая знакомая. Она рассказала, что у него всё хорошо, и он счастлив, — хмуро произнес Фырцше, — и в этот момент я понял – что-то пошло не так.
-Ну-ну, – понимающе закивал Стэйбл. Да, у коллег Фырцше какая-то патологическая боязнь быть нормальными.
-И я узнал, что теперь он сидит дома и пускает слюни на пол. В этом был виноват доктор Нидл, — пояснил профессор, — думаете, он на этом остановится? Всё больше и больше пони превратятся в растения, у которых нет души и сердца, и…
-Хорошо, я понял. У вас есть какой-нибудь план, профессор? – спросил Стэйбл.
-Есть кое-что, — с мордочки старого единорога не сходило серьезное выражение лица, — конечно, будет много импровизации, да и наверняка вашу пациентку охраняют по высшему разряду…
Стэйбл прищурился, лихорадочно соображая. В конце концов, это была далеко не самая безумная идея. Он не хотел отдавать свою пациентку на растерзание науки. Так что он притопнул копытом и помог Фырцше собрать весь свой хлам в сумку.
-Вообще-то, не совсем. Охраны как таковой нет. Охранник обходит третий этаж раз в два часа…
Ближе к началу рабочего дня план был утвержден.
-Вы точно уверены, что поможете мне? – спросил у него профессор. Дождавшись кивка, старый единорог взял в зубы свою сумку. В ней находилось всё необходимое для побега.
К счастью, побег из камеры для буйных пони в психиатрическом отделении разительно отличался от побега из камеры тюремной, поэтому профессор шел налегке, без всех этих ненужных инструментов вроде кусачек, отмычек и прочего добра, без которого не обойтись в любом приключенческом чтиве. Вместо этого он прихватил с собой теплую одежду для Скрю. И мячик-пищалку, которую любезно одолжил ему Стэйбл.
-Это её любимая игрушка, — объяснил он.
-Учтите, что вас могут уволить за такое. Может, останетесь и посидите в кабинете?
-Ничего страшного, — доктор тяжело вздохнул и встал рядом со старым профессором, — вам помощь нужна.
-Спорить не буду. Нужна, — кивнул Фырцше, — Но то, что мы сегодня сделаем… вы вообще готовы к тому, чтобы отдать свою карьеру под хвост той миловидной особе, которую хотите спасти?
Слова профессора не сильно его покоробили. Он молча кивнул.
-Давайте не будем терять время.
До начала операции оставалось не больше трех часов. Это означало, что в больнице сейчас обед. Нидл и Брэйнс отправились по какому-то важному делу. Редхарт ушла к себе домой. И вообще, сегодня дневное дежурство выпадало на Стэйбла, так что на этот час он был главным по больнице. И чуть ли не единственным, благо остальные кобылки-медсестры бродили по родильному отделению, или отсыпались в травмпункте, или…
Дверь палаты, в которой лежала доктор Кросс, открылась. Несмотря на то, что Стэйбл и Фырцше старались всё устроить как можно тише, предательский скрип выдал их появление.
Пегасочка спросонья дернула головой.
-А…? – она непонимающе посмотрела на двух единорогов, — навестить пришли?
-Не совсем, — ляпнул Фырцше, кивнув при этом Стэйблу. Доктор потер очки, подошел к кушетке сзади…
-И куда вы меня повезли? Эй? – белая пегаска заерзала на месте, пока Стэйбл вывез кровать с колесиками прочь из палаты. Фырцше с кривой ухмылочкой семенил вслед за ним по коридору.
-Э-эй! Я к кому обращаюсь? Стэйбл! Не пугай меня! Слышишь?!
-Так надо, — пояснил Фырцше, а сам обратился к доктору, — охранника точно не будет?
-Он обходит первый этаж. Придет где-то через час или два. Время есть.
-Эй! Эй-эй-эй! – Кросс замолотила передними копытами, — вы куда меня потащили, два придурка?! А ну отпустите!
-Кросс, тише, пожалуйста!
-А, понятно. Третий этаж, да? – Кросс набрала побольше воздуха и заголосила так, что коридор отозвался массивным эхом от её голоса. Фырцше позвал её по имени, но она не обращала на него никакого внимания, продолжая биться копытами в истерике.
-Помогите! Кто-нибудь! Кто меня слышит?! Спасите! Помогите! Убивают!
-Кросс, пожалуйста…
-Поню насилуют! – наконец убедившись, что обитатели клиники глухи к мольбам молодых пегасочек, Кросс обидчиво надулась:
-Ну, отлично! Ну давай, спусти меня еще разок с окна. Ты же это планируешь, да? Вижу, что ты задумал, убийца.
-Кросс, — тяжело вздохнул Стэйбл.
-Нет, а что? – отпарировала она, — сначала я, потом Брэйнс, потом этот… из Филлидельфии… сколько еще хороших пони погибнет? А, жеребец?
-Пожалуйста, потише, Кросс.
-Я не хочу тише! Я жить хочу!
-Кросс, никто тебя не собирается… — с отправлением кушетки на третий этаж возникли определенные сложности. Кросс пыталась ухватиться за всё, что попадалось под её цепкие копыта. Безуспешно. Стэйбл помог профессору протолкнуть койку на третий этаж, где их ждала вереница из металлических дверей одиночных камер. Все они были открыты настеж – кроме одной.
-Фырцше, — Стэйбл жестом приказал ему охранять выход, а сам подошел к камере, в которой находилась Скрю. Шепотом он позвал её через дверную щелку.
Ему никто не ответил. Лишь спустя несколько секунд он услышал жалобное поскуливание.
-Тише, тише, — попросил он, — всё уже готово. Сейчас я открою дверь. Фырцше, что там?
Профессор покачал головой. Всё было чисто. Стэйбл постепенно открыл все замки, но дверь была старой, ржавой, очень тяжелой и открывалась очень долго с отвратительным скрежетом, настолько громким, что гул разносился по всему третьему этажу.
К двери подбежал черный пегас в синей форме охранника больницы. Стэйбл знал его не очень хорошо – его звали Шокин Лэйс, и временами он флиртовал с сестрой Тендерхарт. Вот и всё, что он знал, по работе они как-то не пересекались. Так что основные факты о некоторых не самых ярких представителях клиники Понивилля он узнавал исключительно из сплетней медпони.
-Эй! Стойте! Что вы делаете?! — Фырцше среагировал быстро. Двери третьего этажа захлопнулись перед самым носом у пегаса. В качестве защитной опоры была выбрана больничная койка с неистово голосящей Кросс.
После нескольких безуспешных попыток пробиться внутрь, пегас взялся за свою рацию.
-ПШШ, ПШШ, Говорит Лэйс. У меня проблема на третьем этаже… да, нужна подмога. И вызовите доктора Брэйнса… что, уже пришел? Хорошо, пусть сюда бежит. Да, срочно!..
-Доктор, доктор, кажется, у нас проблемы… — Фырцше и сам не прочь попридержать дверь от назойливого стража, но пока всё складывалось крайне неприятным образом. Стэйбл уже раскрыл дверь. Он увидел перед собой кобылку, по-пластунски склонившуюся перед ним посреди пожелтевших стен, обитых мягким паралоном. Она бы и рада была прибежать к нему, да вот незадача – её копыта удерживала коварная смирительная рубашка, плотно сдавливавшая тело ремнями. Стэйбл услышал, как заскрежетали его зубы. Слишком жалобно она смотрела ему в глаза, даже когда пыталась проползти к нему в этой нелепой позе червяка.
-Стэйбл, ты что, спятил?! – крик доктора Кросс заставил его обернуться, — она же психопатка! Не делай этого! Я серьезно, это ничем хорошим для тебя не закончится!
-Что такое? С работы выгонят? – Единорог даже сам не понял, зачем это сказал. Просто чтобы позлить пегаску? Не похоже на то. Похоже скорее на сарказм.
Стэйбл отлично понимал, что назад пути не было. Его рог сверкнул желтыми искрами. Магия отцепила слой из четырех ремней, удерживавших Скрю Луз в относительной безопасности от здоровых пони.
К его удивлению, Скрю не сразу поднялась. Видимо, её копыта очень сильно затекли. Кобылка некоторое время разминалась, словно не веря, что снова сможет ходить. А когда убедилась, Стэйбла ожидал приятный сюрприз. Хотя когда она бросилась на него, чтобы облизать щеки, он даже запаниковал.
А потом смутился.
-Давайте оставим ваши щенячьи нежности на потом, мне помощь нужна! – крикнул Фырцше. Стэйбл отстранил от себя прилипшую кобылку, а сам сменил профессора на защите важного рубежа. Судя по звукам, доносящимся со второго этажа, к ним уже спешила команда первоклассных ломателей дверей во главе с доктором Брэйнсом.
-Фырцше, это ты?! – услышал Стэйбл. Профессор прикрикнул:
-Ну!
-Что ты там делаешь?!
-А сам как думаешь?!
-Пожалуйста, прекрати этот фарс! У нас скоро операция!
-Нет, не прекращу! Философы без границ, знаете ли!
-Тогда мне придется выломать дверь! – донеслось из-за неё.
-Нет, не сможешь. Потому что у меня есть Кросс, и я не побоюсь ей воспользоваться!
-А, то есть без насилия уже никак, да? – раздался мрачный голос медицинской пегаски.
Всё это время Стэйбл молча держал дверь. Скрю ошивалась возле него, бродя по незамысловатой орбите, в середине которой был светоч от медицины. Фырцше в этот момент готовился к выполнению «плана Б» — потому что «план А» потерялся за охранником и толпой медицинских пони, застывших у двери.
Содержимое сумки профессора было поистине странным. Если бы в нем было был «набор начинающего грабителя», будь то отмычки, веревки, или… Стэйбл не знал, что там еще обычно берут с собой воры, а в суперсовременные гаджеты из шпионских романов не очень-то и верил. Но то, что с собой прихватил Фырцше казалось доктору как минимум бесполезной кучей хлама. И что самое удивительное- эта бесполезная куча хлама была им нужна в этот самый момент. И в совокупности всех этих вещей было создано то, что помогло им сбежать.
Фырцше и вправду умен.
Брэйнс после обеда был не в духе. Еще с того самого момента, когда его срочно отозвали из кафе, где он спокойно себе обедал, обсуждая с доктором Нидлом подробности грядущей операции. И вдруг – на тебе! Незаконное проникновение в психиатрическое отделение. И было бы кому…
Голос Фырцше как ни странно, не удивил главврача. Его друг был заметным бунтарем, бросавшим вызов, как он выражался, «его самодурству». Брэйнс себя таким, понятное дело, не считал, просто не видел никого другого на посту руководителя, кроме себя. А вот «веселый философ» — титул, который профессор Фырцше получил еще в молодости – в свое время проел немалую плешь простому земному пони. Хотя с другой стороны, общение с ним сделало главного врача еще умнее и сноровистее, поэтому выходки своего друга он знал – и притом, довольно хорошо.
-Они не смогут сбежать. В окно они не сиганут, доктор Брэйнс, — отрапортовал пегас из охранной службы, — туда как раз идет Хайскейл. Вот только…
-Если необходимо, он может выбить окно, — словно прочитав его мысли, произнес главный врач, — так и передай ему.
-Понял вас, — и пегас приник к своей рации.
-Это довольно стганно, не находите? – спросил Нидл. Лысый жеребец осматривал закрытую дверь так, как будто хотел вычитать на ней какой-то тайный шифр. Или найти какой-нибудь механизм, открывающий дверь — на худой конец. Жалко только, что в больнице нет держателей для факела.
-Вообще-то нет, — хмурый Брэйнс в раздумии болтал копытом, пока пегас из охраны получал по рации короткую команду «Вас понял».
-Фырцше терпеть не может больничные правила.
-Он засшол слисшком далеко.
-Не то слово. Что-то тут не так, — последнюю фразу Брэйнс не успел договорить. Пегас из охраны снова предпринял попытку открыть дверь, и к его удивлению, она начала поддаваться.
-Что такое?..
И когда дверь распахнулась, мозг Брэйнса взорвался в полете сотен нейронов, стимулирующих защитную реакцию – вне зависимости от того, застынет ли он на месте, или резко бросится в другую сторону. И всё это произошло в один единственный момент, когда на него налетела пара пони, запряженная в больничную койку с помощью веревок и ремней от смирительной рубашки. Единорог оранжевой масти, которого он так опрометчиво взял на работу, и его пациентка, голубая кобылка в теплой розовой курточке. Она бежала за мячиком-пищалкой, который бросил в ту сторону профессор Фырцше. Он лежал на одной койке, обняв неистово вопящую пегаску.
И это всё было так быстро, и при этом – так медленно. Брэйнс словно застыл на одном месте, глядя за тем, как словно в замедленной съемке доктор Нидл скатывается вниз, потому что его пришибло дверью. Как высунулся язык у Скрю Луз, бежавшая наравне доктором Стэйблом – тот был скорее испуган, чем возбужден. Брэйнс чувствовал, как кровь приливает к его голове, и чьи-то крепкие копыта вытолкнули его из опасной зоны, заставив распластаться на полу рядом с доктором Нидлом. На одну миллисекунду позже он услышит «Осторожно!» от пегаса, который его спас.
А безумная карета, управляемая доктором и его личной психопаткой на полной скорости пролетела по коридору второго этажа. Вихляя и петляя, сбивая горшки с цветами и вазоны, она летит себе дальше – на первый этаж, к главному выходу и долгожданной свободе. Конечно, у входа их будет поджидать испуганная сестра Свитхарт, которая среагирует вовремя и не будет им мешать, свалившись в снежный сугроб.
-Стэйбл, какого сена? – только и спросила она , вытряхивая свою пухленькую мордашку из-под толщи снега. Но их было уже не остановить. Старые колесики больничной койки, несмазанные и противно скрипящие оставляли царапины на относительно чистом полу. А потом и они затихли, потому что вся четверка дружно ускакала туда, куда просил, кричал и умолял их бежать старый единорог.
На свободу, разумеется.
Снежный Понивилль удивлял своей красотой, хотя ей было сложно умиляться на такой скорости. Больничная койка проехала солидное расстояние, а Стэйбл не хотел, чтобы за ними отрядили погоню. Город небольшой, а пегасы из охраны вот-вот придут в себя. Это обещало новые проблемы, а пока они покинули территорию больницы, минуя парк и въезжали на главную площадь города, где бродили по своим делам простые жители города.
Довольно странную компанию видели обычные пони. Доктор в белом халате и кобылка в куртке везли парочку из продрогшей белой пегаски и престарелого единорога, который кричал что-то ободрительно веселое всем пони.
-Ого, для кого-то праздник еще продолжается, — невольно брякнул кто-то сам себе, чтобы подытожить то, что только что все увидели. А его собеседник меланхолично опустил глаза и прибавил:
-Пинки Пай пора на пенсию.
-Странно как-то! Профессор, где погоня?! – крикнул Стэйбл. Фырцше попытался оглянуться назад, но понятное дело, что никого так и не увидел.
-Кажется, её нет. Странно.
-И не должно её быть! – послышался истерический вопль Ред Кросс, — вы два придурка умалишенных, вы все сорвали! Всю операцию!
-Что и задумывалось! – весело воскликнул Фырцше. Пегаска в гневе замолотила передними копытами. Так интенсивно, что боевой кураж Стэйбла и Скрю как-то сдулся сам собой. «Карета» остановилась.
-Идиоты, идиоты, идиоты! Я не про эту операцию! Я была так близка к цели, а вы всё испортили! – рявкнула Кросс.
Стэйбл запнулся. Переведя взгляд на пегаску, он не без удивления подался вперед.
-То есть?..
-Ну, вообще-то Нидл никогда не получал одобрения на проведение лоботомии! Его новую методику браковали три раза, его все звали психом, — Ред с донельзя разгневанным видом поправляла простынку на кровати. Всё это происходило на обычной улочке среди аккуратных пряничных домиков, покрытых снежной глазурью.
-Пошли слухи о том, что он незаконно испытывал свой метод на пациентах Филлидельфийской клиники. И еще на некоторых простофилях, которым он пообещал быстрое и безболезненное лечение от невроза.
-Кросс, ты это серьезно?! А как же Скрю…
-Спектакль, Стэйбл! – и в доказательство своим словам Кросс дернула задними ногами – сначала левой, а потом и правой, — нет у меня никакого перелома! Видишь? Пара ссадин – это да, твоя Скрю меня сбросила, но я тоже не дура, успела помахать крыльями и грамотно приземлиться.
Мы бы в любом случае не отдали её Нидлу! – Кросс поежилась; не май-месяц на дворе, — мы просто искали доказательства его вины. Взяли бы его с поличным, и все дела. А теперь…
Стэйбл, какой же ты идиот. Нет, ну правда.
Воцарилось неловкое молчание. Скрю ловила языком снежинки. Кросс прижалась к профессору, они оба слегка тряслись от холода. Стэйбл перевел дух и попытался успокоить расшалившееся в приливе адреналина сердце.
-Надо возвращаться в больницу, — сказал он.
-Будьте так любезны, — Кросс громко стучала зубами. Скрю одобрительно гавкнула в ответ.
-Разворачиваемся. Мне конец, — последние два слова Стэйбл сказал как можно тише, чтобы никто не услышал. Развернув больничную койку, он решил поторопиться, благо мороз пробирал и его сквозь тонкий медицинский халат. Что ни говори, но это был самый непродуманный и идиотский план побега в истории клиники.
Далеко уехать дружной четверке не удалось. Дверь одного из чудесных пряничных домиков открылась. Из него выбежала земная пони с растрепанной гривой и кьютимаркой-морковками. Стэйбл сразу же её узнал – эта пони приводила сюда беременную подругу.
-Ужас! Ужас!!! Позовите врача! Врача сюда, кто-нибудь! – кричала она.
-Что случилось?! – крикнул Стэйбл. Кэррот Топ оглянулась в сторону источника крика и её глаза расширились. Приступ паники отмел тот факт, что он на пару со Скрю тащил на себе больничную кровать на колесиках. Она подбежала к нему.
-Какое счастье! Доктор Стэйбл, мне нужна помощь! Дерпи! Кажется, она!
-Что?
-Ей надо в больницу. Сейчас же. Я и Скрю перевезем её на кровати, — сказал Стэйбл. Фырцше проверял, надежно ли ремни удерживают серую пегасочку – чтобы она не свалилась с койки во время поездки. Кросс была отправлена на кровать, и теперь протягивала свои замерзшие копытца к теплому камину сквозь толщу одеял, глядя своими хмурыми и осунувшимися глазами на крошечные огоньки пламени, охватившие кучу старых деревяшек.
-Я с вами, — категорически заявила морковная пони, — чай и пряники на кухне, угощайтесь.
-Понял. Всё готово, а мы пока тут посидим, — солидно кивнул Фырцше, укрывая Дерпи очередным очень теплым одеялом. Стэйбл заметил, что Скрю и профессор как-то странно смотрят на пегасочку. Та же постоянно хваталась за свой живот, и что-то бормотала про себя, и при этом находила силы извиняться за своего будущего жеребенка и судорожно хихикать.
-Хорошо, — Стэйбл кивнул ему в ответ, а сам обратился к Кэррот, нужно известить отца.
-У Дерпи нет отца.
-Я не про него, я про отца… ээ… ладно. Это подождет, — в тот момент, когда Кэррот поняла, о ком идет речь, её довольно милая мордашка больше напоминала морду готической горгульи, высеченной в граните, так что Стэйбл решил не продолжать. Он вместе с Кэррот осторожно выкатили койку на улицу и взялись за хомуты. Скрю встала посередине.
-Дерпи, ты только держись, хорошо? — осторожно обратилась кобылка к своей подруге. Дерпи не ответила. Ей сейчас точно было не до этого. Укрытая кучей одеял, привязанная ремнями и с шапочкой на голове пегаска больше походила на очень важную и разъевшуюся особу, которой без собственной кареты и шагу не ступить.
-Едем, едем! Давайте, Скрю! – и тройка разномастных пони осторожно перешла с рыси на галоп.
И снова им не довелось насладиться чудесной погодой Понивилльской зимы.
-Даже не хочу знать, что происходит. Они просто возвращаются. Они сбросили тебя вниз, они устроили бешеный переполох в больнице и разбили все горшки с цветами, — доктор Брэйнс держал свою голову обеими копытами, закрыв глаза и тяжело вздыхая. Доктор Нидл с помощью заклинания левитации прикладывал к своему ушибленному лбу холодный компресс.
-У нас пгоблемы, как думаете? – оценивающе спросил лысый единорог. Брэйнс отвлекся и посмотрел на окно. К больничной койке на улице уже спешила пара санитарок во главе с Редхарт, а еще доктор Хорс.
-Ничего особенного. У этой пегаски будет долгожданное пополнение. Вот почему они вернулись, — вздохнул Брэйнс, — правда, я не вижу Кросс и Фырцше.
-Места не насшлось.
-Места не нашлось, — повторил Брэйнс, а сам добавил, — думаю, сейчас надо оставить все попытки разобраться в произошедшем. За окном со второго этажа творится самое настоящее безумие.
Бедную почтовую пегасочку встречали, как настоящую принцессу. Вокруг неё суетились медсестры, рыжий единорог был до ужаса бледен, а на улице был слышен задорный голос сестры Редхарт.
-Всё устроим по высшему разряду, я обещаю, — кричала она, провожая койку с серой пегасочку в белоснежные палаты клиники Понивилля, — Это мой юбилейный десятый жеребенок! А ты в первый раз роды принимаешь, Хорс? Хорс… Хорс! Кто-нибудь, дайте ему нашатырный спирт…
Глава 14
Три минуты.
Три минуты и тридцать две секунды. Столько отводилось доктору Стэйблу для того, чтобы он освежил в своей памяти всё-всё-всё, что на протяжении долгих часов рассказывала о гинекологии престарелая земная пони из Мэйнхэттенского медицинского университета. На её парах было невозможно не заснуть. А еще большинство зачетов она ставила «автоматом» — ей можно было рассказать любую чушь, взамен выслушав ту чушь, которую она считала «правильной», и более Стэйбл по поводу сдачи экзаменов не беспокоился. Хотя честно старался конспектировать всё, что она рассказывала.
Теперь его конспекты по акушерству затерялись среди неподъемной горы других конспектов, книг и медицинских справочников. Стэйбл прибег к сильнейшему телекинезу, заставив все книги парить в определенной последовательности вокруг него. Конечно, голова после этого страшно будет болеть, и ему придется прибегнуть к помощи живительного аспирина, чтобы снять напряжение. Сейчас он был беспощаден к самому себе и старался выиграть как можно больше времени перед тем, как его начнет звать Редхарт.
Память Стэйбла вдруг прояснилась. Точно! Все свои конспекты по этому предмету он отдал почитать своему знакомому. Еще на третьем курсе.
Это конец. Стэйбл судорожно пролистывал каждую страницу каждого медицинского справочника, каждой книги, в слабой надежде на то, что там может быть хоть что-то про рождение жеребят. Наконец-то в одной книге он нашел что-то знакомое, близкое по сути дела и начал жадно перелистывать страницы, силясь освежить в себе давно забытые знания.
«Сложность в рождении единорога заключается в отростке его рога, который при неосторожной попытке вытащить головку плода может привести к повреждению шейки матки и внутреннему кровотечению…»
Интересно-интересно. Что-то похожее доктор Нью Борн ему рассказывала на лекции.
«Для безопасного извлечения головки плода задние ноги роженицы разводятся в разные стороны…»
Ну, это все знают.
«Затем врач вводит щипцы по следующему принципу: левая ложка — в левую половину таза матери, а правая ложка вводится в правую сторону таза под контролем телекинетического поля врача…»
Так, вроде всё поня… стоп. Откуда щипцы? Стэйбл не припоминал, чтобы на родах когда-либо они применялись. Времени на уточнение у него не было, и доктор, услышав крик Редхарт, прихватил книгу с собой и побежал вниз.
-Жеребец! Ты куда пропал, я одна не справлюсь! – крикнула Редхарт. Она надевала на свои копыта белоснежные бахилы. Стэйбл и сам собирался их одеть, но недовольный взгляд старшей медсестры непроизвольно намекал ему на то, что копыта не помешало бы и помыть. Стерильность превыше всего. Рыжий единорог ошивался рядом. Он чувствовал себя несколько неуютно. Он смог пережить собственный обморок и ни на шаг не отходил от старшей медсестры.
-Хорс, молись богиням, чтобы ты мне не пригодился. Но присутствовать на родах ты обязан, — сурово заключила Редхарт: — мне понадобится помощь хирурга, если что-то пойдет не так.
-А что п-пойдет не так…?
-Всякое может случиться. Тенди приготовила твой набор. Если что не так – будешь кесарево делать.
Хорс нервно сглотнул и попятился. Жизнь его к такому не готовила.
-Кесарево?… – прошептал он.
-Да, Хорс! – рявкнула она, жестом попросив Стэйбла натянуть ей на лицо маску: — кесарево сечение! Как тебя учили в твоем университете, или где ты там учился! И давай, не сиди на месте, одевайся во всё чистое, время не ждет!
Дверь палаты приоткрылась. Из неё высунулась мордочка сестры Тендерхарт. В отличие от остальных, она уже давно оделась во все стерильное и даже проделала солидную подготовительную работу, прицепив к будущей мамочке всё, что только можно прицепить.
-Вы там готовы? — спросила она: — стол уже накрыт, вас только не хватает, гости дорогие.
-Идем, идем, — Редхарт разминала копыта, убедившись, что бахилы ей впору. Затем криво ухмыльнулась двум испуганным жеребцам и произнесла следующее:
-Ну что, жеребцы! Отставить панику, вас никто наедине с ней не оставит, я всё объясню, что и как делать. Дерпи у нас умница, у неё отличное здоровье, так что роды должны пройти как по маслу. Стэйбл, а что это у тебя за книга? — спросила она, заметив торчащий корешок из халата. Стэйбл показал её, и белоснежная пони сокрушенно хлопнула копытом по лбу:
-Ты часом не на родах читать собрался, доктор Садист?
Единорог непонимающе посмотрел на обложку. Книга, подарившая ему несколько ценных заметок касательно рождения жеребят, оказалась «Историей эквестрийской медицины» — небольшим справочником, в котором вкратце рассказывалось всё-всё-всё о том, как проводились операции и лечились болячки… лет эдак пару сотен тому назад, если не больше.
-Моя ошибка, — сокрушенно произнес он: — там как раз было написано про рождение единорогов, и щипцы…
-Будут еще в твоей жизни щипцы, не беспокойся, — улыбнулась ему Редхарт: — только сегодня нам они не пригодятся. И поверьте мне, ребят, — сказала она Хорсу и Стэйблу, раскрывая перед ними двери: — это будет самый тяжелый день в её жизни. В вашей, кстати, тоже. А теперь пошли. Не будем заставлять ждать будущую мамочку.
Стэйблу не доводилось бывать на родах. После того, что его ожидало здесь, в Понивилле, он бы наверняка захотел, чтобы его неведение так и продолжалось.
В детстве он был очень умным жеребенком. Читал всё подряд – от огромных энциклопедий про историю древней Эквестрии до маленьких медицинских брошюрок о том, как правильно оказывать первую помощь, или чистить зубы, или проводить профилактику какой-нибудь редкой болячки, которая у него наступит лет через сорок. Когда-то один друг семьи заметил его отцу, что со временем такие умные жеребята очень быстро тупеют, малыш Стэйбл заметил:
-А вы были самым умным жеребенком на свете?
Что чуть не обошлось маленькому жеребенку лишением сладкого. Но несмотря на свои обширные познания, в его сознании существовало определенное табу – и оно касалось противоположного пола. Слишком странными и непонятными казались ему эти существа, столь близкие, и в той же степени далекие от его понимания. И настолько странными они были, что его детство и юношество прошло в стороне от маленьких кобылок.
И наверное, пони со временем редко меняются, потому что такое же отношение у Стэйбла осталось к кобылам и сейчас. Он никогда не задумывался о том, что ждет его по старости лет. О том, какая у него будет молодая и красивая жена, о том, на кого будет похож их совместно нажитый первенец. Всё это ему было неинтересно на протяжении учебы, и он только недовольно отворачивался, глядя за тем, как его бывшие друзья и знакомые гробили свою жизнь и амбиции, выбирая спутников на всю оставшуюся жизнь в столь юном, по его мнению, возрасте, не задумываясь о работе или о том, как они будут содержать семью и в кого превратятся со временем.
Теперь же Стэйбл понимал, что на кобылок ему будет совсем неудобно смотреть. Он-то теперь видел и знал всё о них. Эти знания вряд ли его отпустят.
Все пони дружно стояли за большим столом, на котором мучилась молодая серая пегасочка. Она изрядно потела, зажимала зубы и срывалась на крик, отчего сиреневая и желтая медпони утешали её, просили потужиться, взять всю свою волю в копыта и порадовать население Понивилля новым обитателем. Подключенные к ней аппараты жизнеобеспечения показывали сердечную деятельность матери, и, судя по всему, жеребенка.
Редхарт без лишних слов выбежала вперед, за ней проследовали Хорс и Стэйбл. Старшая медсестра бросила стремительный взгляд на монитор и быстро прикинула ситуацию.
-Воды отошли? – крикнула она Свитхарт.
-Было дело, — кивнула она. Редхарт жестом приказала Стэйблу подойти поближе. Дерпи лежала перед ним, раскинув копыта, укрытая покрывалом. Редхарт его приподняла.
-Посмотри-ка, идут ли схватки.
Стэйбл посмотрел. И лучше бы этого не видел.
-Ну? – спросила Редхарт.
-Шейка матки раскрывается, — ответил он, стыдливо отвернув мордочку от этого душераздирающего зрелища: — так и должно быть?
-Да, должно. Дерпи, золотце, — обратилась она к кобылке: — пожалуйста, когда я крикну, что начинается схватка, ты со всех сил поднатужься, хорошо? Будет больно, но ты держись. Запомнила? Только когда я скажу «Схватка»!
Пегасочка кивала, пока сестра Свитхарт марлей стирала пот с её лба. В её глазах, пусть даже и по смешному искривленных, Стэйбл отчетливо видел страх. За себя или за маленькую пони, он еще не знал. У него не было времени уточнять.
-Это надолго, жеребец: — бросила ему Редхарт, — наше счастье, если хотя бы за двенадцать часов успеем, иначе Хорсу придется делать кесарево.
-А я оставил хлеб в тостере, можно я отойду? – с надеждой спросил Хорс.
-Разбежался! Неси сюда еще марли и… схватка!
Время за родами летело не так стремительно, как он ожидал, но довольно быстро. Стэйбл не удивится, если узнает, что его сердце бьется в унисон с сердцем беременной пегаски. Он не паниковал; быстро и оперативно исполнял поручения сестры Редхарт и остальных медпони, а старшая медсестра просто и понятно поясняла ему что, для чего, и зачем это делать. Остальное время голоса всех медсестер и докторов заглушались криком «Схватка!» и стонами измученной болью и собственными воплями Дерпи. Доктор даже знать не хотел, какими силами ей обходится появление новой жизни. Но в каком-то роде он начал уважать кобылок. Даже отсюда было видно, что каждая секунда схватки была для неё сродни настоящей пытке.
Внешне прогресс был не очень заметен. Но медпони не сдавались. Прошел час, два, три часа… Стэйбл повернул голову и увидел, что за окном уже темнеет. Он посмотрел на большие часы перед ним и тяжело вздохнул. Прошло пять часов с того момента, как он привез Дерпи вместе со Скрю.
Спустя час ничего не произошло – крики, «Схватка», крики. И через два тоже. На третий Стэйбл посмотрел в… неважно, в общем, и заметил там что-то необычное.
-Редхарт! Я что-то… вижу?
-Ну-ка, — медпони быстро отстранила его и посмотрела сама.
-Это головка. Да, клянусь Селестией, это она! Дерпи, ты умница, продолжай в том же духе. Стэйбл, нужен твой телекинез.
-Что делать? – быстро спросил он.
-Видел там отросток, мааленький такой? Это рог. Он не очень острый, но если схватка начнется, то он может задеть стенки матки…
-И порвать их изнутри.
-Точно. Головка вот-вот выйдет наружу. Нужно сделать так, чтобы во время схватки рог смог вылезти и ничего там не задеть. У тебя есть всего минута, ты понял? Когда начнутся схватки, ты осторожно развернешь её за рог и дашь малышке продвинуться еще ближе.
-А потом?
-А потом действуем по старой программе. Готовься!
Стэйбл приготовился. Он не смотрел на монитор. Это чем-то напомнило ему уроки физкультуры в школе, когда он по свистку тренера должен был проскакать несколько кругов за определенное время. За минуту, если быть точнее. Сейчас он должен был за ту же минуту спасти будущую мамочку от лишних проблем.
-Давай! – махнула ему импровизированной стартовой ленточкой Редхарт
Пот со Стэйбла катился градом. Хорс с помощью телекинеза держал пинцет с марлей, которой вытирал ему лоб. Редхарт сжала зубы, следя за каждым его движением. Единорог и сам челюсть сжал – телекинез требовал не только предельной концентрации, но и немалых сил у самого колдующего.
Минута прошла медленно, а Стэйбл стоял перед роженицей, не веря в собственную удачу. Его ступор нарушил легкий пинок копытом в бок:
-Отличная работа, жеребец. Продолжаем!
Еще два часа пролетели как по маслу. Медленно и торжественно перед довольными медсестрами в левитационном поле предстала новая обитательница Понивилля. Голоса затихли, оставив в палате лишь тяжелое дыхание роженицы. Стэйбл держал поле, пока Хорс перерезал пуповину. Редхарт осторожно приняла крошечную пони к себе и осторожно хлопнула её по крупу. Первый крик единорожки, пронзительный и натужный, заставил некоторых медсестер расплыться в радостных улыбках. Сестра Свитхарт даже всхлипнула.
-Ничего не могу с собой поделать. Всегда так, — оправдывалась она, улыбаясь во весь рот и утирая бахилами проступившие по щекам слезинки.
А Хорс чувствовал, как к горлу приливает тошнотворный ком. Пока он метался взглядом в поисках того, что могло сойти за рвотный пакетик, Редхарт успела взвесить единорожку, отмыть её от крови, запеленать, нацепить бирку…
И она заметила, что Дерпи жалобно тянет к ней свои копыта. Медпони улыбнулась.
-Ну конечно, — Редхарт осторожно поднесла к её копытам маленькую пони. Правда, зная об этой пегасочке, как о главной разрушительнице Понивилля, всё же старалась проследить за тем, чтобы Дерпи правильно держала новорожденную. Она была гораздо ценнее любой вещи, вне зависимости от того, из какого хрупкого материала та была сделана. Счастливые объятия жеребенка и мамочки заслуживали того, чтобы память доктора Стэйбла с фотографической четкостью запечатлела этот момент.
Навсегда.
И не только Стэйбл запомнил этот момент. Если бы он обратил более пристальное внимание на кусты, он бы заметил торчавшую из-под замерзших серых коряг пушистую бежевую шевелюру молодой земной пони, наблюдавшей за триумфом медицинских пони.
Стоило признать, что Скрю это впечатлило. Она вообще-то специально забралась поближе к окну родильного отделения, потому что потеряла Стэйбла из виду. А теперь она его нашла. И кое-что очень ценное, с чем её разум за те долгие годы не имел счастливого случая столкнуться.
Она впервые видела, как появилась новая жизнь. Как на свет появилась маленькая единорожка. Возможно, в своей Стае она видела что-то похожее.
Похожее — да, но к ней и ко всему роду пони оно никоим образом не относилось. Это было что-то поистине новое – ценный опыт, приобретенный наблюдением за теми, кто был так близок, и одновременно – так чужд Скрю Луз.
Она вернулась в зал ожидания. Морковная пони посапывала на скамейке, вздрагивая от каждого постороннего шума. Она позволила себе пару минут неспокойного сна, пока появление земной пони окончательно её не разбудило.
-А? Что? – вскочила она: — я что, проспала?
Скрю внимательно посмотрела на неё. Кэррот Топ кое-как успокоила расшалившиеся нервы, отряхнулась и сползла с насиженной скамейки, держась одним копытом за разболевшуюся голову.
-Видимо, недолго. Как там моя серость ненаглядная? Не родила еще?
Молчание в ответ. До Кэррот дошло, что если бы она родила, сюда бы пришли медпони и сказали ей об этом.
-Сено конское, как же долго-то… — вполголоса ругнулась она, — хотя мне вот бабушка говорила, что первый жеребенок всегда тяжело дается.
Скрю Луз присела рядом. Кэррот сомневалась в том, понимает ли она вообще хоть что-нибудь. Но морковной пони хотелось выговориться. И еще она очень не любила, когда во время разговора её перебивают или пытаются вставить свое резкое «фи». Так что Скрю идеально подходила для разговора.
-Бедняжка, — в праведном гневе вздыхала морковная пони: — от этих жеребцов одно зло. Попомни мои слова. Дерпуше вот сделал один жеребенка, а сам в телефонную будку залез и был таков! Дождется он у меня за такие фокусы, волшебник безрогий…
Скрю Луз не отвечала. Как ни странно, но пони, всю жизнь считавшая себя собакой, пыталась сопоставить в своей голове разнообразные факты, чтобы склеить их воедино. Ей требовалось время. Много времени, чтобы хорошенько всё обдумать.
Стэйбл назвал бы это заметным продвижением в своем нелегком деле.
Впрочем, эти ценные минуты, полные безделья, принесли Стейблу ощущение сбивающей с ног смертельной усталости.. Единорог прикрыл слипающиеся глаза, дернув пару раз головой. Это заметила Редхарт:
-Слушай, ты это… зайди к Брэйнсу – сказала она, — дальше мы сами справимся.
-А? Да, конечно… — заранее предвкушая, какой солидный пинок под зад он получит в кабинете главного врача, он напоследок бросил взгляд на часы и поплелся прочь из родильного отделения, с трудом волоча копыта.
Выходя из кабинета, он сразу же столкнулся с Кэррот, которая ожидала от него свежих новостей. Стэйбл был не в том настроении, чтобы еще и на это отвечать, однако вкратце изложил ей, чем всё закончилось: Дерпи родила единорожку, все прошло хорошо, жеребенок здоровый, и прочее, прочее, прочее…
-Вы извините, мне надо идти, — отпросился он, — подойдет кто-нибудь из медпони, всё вам перескажет. А сам ушел, оставив за собой Кэррот с недоуменным выражением мордочки. Скрю Луз тоже её покинула и пошла вместе с ним.
-Всё будет хорошо, — сказал он ей, когда они вместе прошли в главный зал. Там парочка из единорога и его пациентки столкнулась с другой парочкой. Профессор Фырцше толкал злосчастную медицинскую койку с лежащей на ней Кросс. При виде Стэйбла и Скрю она резко помрачнела, бросив свой подозрительный взгляд на последнюю.
-Подеритесь мне тут еще, — пробормотал Фырцше и потащил кровать с белой пегаской на второй этаж другим путем, благо от коридора туда вели две лестницы – слева и справа соответственно. Стэйбл и Скрю пошли направо, Фырцше и Кросс – налево. Вполне вероятно, что они еще столкнутся на общем «разборе полетов». Вряд ли Брэйнс оставит выходку своего старого друга безнаказанной.
А пока единорог заметил обеспокоенный взгляд Скрю. Да, весь этот недолгий путь она смотрела на него, и это было довольно странно. Он даже немного смутился.
-У тебя всё хорошо? – чуть ли не заикаясь, спросил он. Нет, ну правда. Он терпеть не мог, когда на него так пристально смотрят. Она не ответила. Но взгляд отвела, словно хотела что-то спросить, но сама стеснялась этого. Доктор мог бы уточнить, но, пожалуй, он слишком устал для всего этого. Он хотел получить нагоняй от доктора Брэйнса и пойти спать. Или поспать, а поутру паковать вещи и бежать на вокзал, чтобы взять билет до Мэйнхэттена с окончательно убитым чувством собственного достоинства.
Наверное, кобылка чувствовала его беспокойство. Собаки тоже так умеют. Видят, что хозяину плохо и тянутся к ним, надеясь приободрить своим появлением. И когда они почти подошли к кабинету главного врача, земная пони остановилась и присела. Стэйбл оглянулся.
-Скрю?
-Не ходи туда, — услышал он. Её голос дрожал. Она выглядела взволнованной, даже не так – испуганной. И так, что Стэйбл сам не на шутку встревожился.
-Что? Куда? То есть, к Брэйнсу?
Она закивала головой. Единорог тяжело вздохнул и подошел к ней.
-Всё будет хорошо, — доверительно сказал он ей: — Брэйнс хороший пони, он меня не съест. Я скоро вернусь, и всё встанет на свои места. Тебя выпустят из камеры, а меня слегка поругают и отпустят.
«Скорее всего, домой», — мелькнула у него мысль. Но кажется, слова её слегка успокоили. Скрю подошла к нему и присела. Стэйбл тоже присел на холодный пол, рядом с ней. Казалось, что его слабая и усталая улыбка тоже подогревала в ней надежду. Она протянула копыта для того, чтобы его обнять. Стэйбл пребывал в некоем подобии прострации, но возражать не смог. Он тоже обнял голубую кобылку, и она склонила свою мордочку у его передних копыт.
Так они простояли меньше минуты. Хотя Стэйбл был всё-таки поражен её реакцией. Более того, он был поражен своей реакцией на это. Молодых кобылок ему не доводилось особенно обнимать. Ну может, если только по дружески…
«Но Скрю твоя пациентка, а не друг», — подсказывал ему разум. Стэйбл обдумал это, и рассудил, что врач может подарить минутку утешения больному пони. Тем более, если тот так сильно за него волнуется. Тот факт, что она кобылка, он тщетно пытался игнорировать. Просто потому что в первую очередь она — пациент.
-Ладно, подожди меня здесь. Я скоро вернусь, — пообещал он, вынырнув из нежных объятий молодой кобылки. Он сам стал весь красный от заливавшего его стыдливого оттенка. Еще немного и Стэйбл превратится в слегка худощавую версию Биг Макинтоша.
Скрю смотрела за тем, как он уходит. Стэйбл напоследок бросил ей свой печальный взгляд, а сам постучал в дверь, услышал «Войдите» и исчез в кабинете главного врача.
Доктор Брэйнс лежал на койке, предназначенной для его «особенных гостей». Главврач иногда баловался психоанализом, выслушивая о болячках и несчастьях его пациентов. Анализировал, размышлял, вспоминал о похожих прецедентах…
А сейчас он лежал на койке и морщил лоб от колющей боли в висках. Он сидел в кромешной темноте и шумно вдыхал холодный воздух, благо форточка в его кабинете была слегка приоткрыта.
-Доктор Брэйнс, с вами всё хорошо? – обеспокоенно спросил Стэйбл
-Вроде того, — усталым голосом произнес он: — всего лишь приступ мигрени. Само пройдет. Чай будешь?
-Ну…
-Сегодня был очень тяжелый день, и мне нужно подвести его итоги, — Брэйнс приоткрыл один глаз и чуть-чуть привстал: — даже если ты его не будешь, всё равно разогрей чайник, потому что его хочу я.
…И спустя десять минут и одну кружку чая его состояние пришло в относительную норму. Стэйблу его чай показался слишком горячим, поэтому он поставил кружку на стол.
-Доктор Брэйнс, я… хотел извиниться, — начал он, — за то, что произошло, и за этот побег…
Молчание. Старый жеребец его не перебивал; молчал и смотрел на свою кружку, которую держал в копытах. Чая в ней больше не осталось.
-И дело в том, что я сильно испугался за то, что случится со Скрю, если её начнут оперировать. А потом Кросс мне рассказала о ваших планах и про доктора Нидла…
-Нидл сбежал, — негромко сказал он.
-Сбежал?!
-Сбежал. После того, как отвезли в родильное отделение миссис Хувс… видимо, он заподозрил что-то неладное и смылся. Прихватил свои вещички, даже записки прощальной не оставил.
-Мне очень жаль, — пролепетал Стэйбл, — если бы не я…
И к его большому удивлению, Брэйнс отмахнулся.
-Уймись, пожалуйста, — попросил он, — Я и так достаточно повидал, чтобы сделать подходящие выводы о методах Нидла. Мы его упустили – это плохо. Но в любом случае, он больше не врач. Я об этом позабочусь.
Гораздо правильнее было бы предоставить другим медпони более весомые доказательства его вины, нежели моё авторитетное мнение. Мне жаль, конечно, что я так поступил со Скрю, но сам подумай – она виновата не меньше тебя, или меня, или даже Кросс, которая смогла довести её до белого каления своими выходками.
-Я всё-таки не понимаю, почему она на неё напала.
-Кросс доигралась, вот почему, — сурово произнес главврач, — я её знаю не понаслышке. Она ничем не лучше Нидла. Только что гораздо умнее, но тараканы в её голове никогда не выветрятся. Её… кхм, «эксперименты» довольно интересны, и в той же мере опасны. В первую очередь для пациентов. Хотя чаще всего на орехи получает именно она.
-Я вот тоже об этом думал, — робко добавил Стэйбл, — Скрю защищала меня от древесных волков и от Кросс, когда она меня ударила. Может быть, Скрю и напала на неё из-за меня?
-Кросс сказала о тебе что-то плохое. Что-то очень плохое. Настолько плохое, что защитный механизм Скрю Луз сработал, и… результаты ты сам видел.
-И снова я виноват, — пробормотал Стэйбл.
-Не вини себя, — произнес Брэйнс. Стэйбл посмотрел на него, и старый пони тут же добавил: — или вини, ничего уже не исправить. Что случилось, то случилось. Кросс жива и здорова, Скрю в порядке, Нидл сбежал, а Фырцше – идиот. Всё в порядке, живи дальше, и…
Брэйнс отложил кружку. Он полез в шкаф с документами и вытащил папку личного дела Скрю Луз. Вытащил оттуда один лист и показал его Стэйблу.
-Это… — единорог быстро пробежался по его содержанию, — я всё это время был опекуном Скрю?
-Ну да. Когда Нидл изучал её медицинскую карточку, я не стал к нему прикладывать этот лист. Так было нужно, если ты понимаешь, о чем я.
-Но почему вы не сказали мне, что вся эта операция — чистая липа? – спросил Стэйбл.
-Ну, была причина, — буркнул Брэйнс.
-Какая?
-Мой косяк, — пояснил доктор, — документы я спрятал от Нидла. Я даже не думал, что ты решишься на такое. Да и кто бы мог на тебя подумать? Ты тихоня и размазня.
-Ну, спасибо, — пробормотал Стэйбл.
-Я ошибся. План с самого начала пошел не так, как задумывался. В основном благодаря Кросс.
Разыграть такой спектакль ей было под силу. Она сама пришла и предложила мне этот план. Собственно, поэтому она оказалась в клинике Понивилля — она искала того, кто бы ей помог прищучить Нидла. Она предложила взять на эту роль Скрю. Обещала, что ничего плохого с ней не случится. Мы просто собирались взять его с поличным. Мы ничем не рисковали. Даже Скрю. Кросс немного заигралась, да и я не ожидал от тебя такой реакции. Я же и правда думал, что ты меня поддержишь.
Но что случилось, то случилось. Такое случается. Но вот что я знаю, — неожиданно произнес Брэйнс — Я точно могу тебе доверить такого важного пациента, как Скрю Луз. И любого другого – тоже. Вот только если ты не перестанешь слушаться всяких там Фырцше, твоя карьера врача закончится очень быстро и на очень печальной ноте. Действуй тоньше, Стэйбл, и не бросайся в крайности. Я видел, как ты защищал её. Это достойно похвалы, но тебе еще предстоит многое познать на практике. И если ты справишься, тебя ждет слава и признание.
Всё это Стэйбл слушал с раскрытым ртом. И правда, многое ему предстояло познать на практике. Но такого резкого скачка из обвиняемого во всех проблемах Понивилльской клиники до подающего немалые надежды он точно не ожидал. От Брэйнса так точно.
Хотя наказания он всё равно не избежал. Дополнительные часы в клинике плюс вычитка из зарплаты за десять разбитых горшков с цветами.
Вот и всё, чем мне запомнилась эта зима. Она была долгой, отвратительно долгой и совершенно незабываемой. Скрю снова была при мне, и я постепенно приближался к финишной черте, к завершению своей кропотливой работы.
Пожалуй, рождение одной пони очень сильно повлияло на неё. Я понял это чуть позже, когда разбирал её дело снова и снова, пытаясь привести все факторы её жизни к общему знаменателю. Она видела жеребенка. Она видела, как рождаются пони, и начинала осознавать, кто она есть на самом деле. Теперь ей требовалось неопровержимое доказательство, способное вырвать её из Стаи, которую она всё еще считала своей семьей.
Я должен был разгадать тайну её Шкатулки и узнать, кем же были её родители. Всё это случилось весной, а тогда…
Кросс вернулась домой, в Филлидельфию. Насколько я знаю, прощался с ней только Фырцше. Думаю, она что-то ему рассказала. Что-то такое, о чем мне стоило бы знать, но профессор так и не объяснил, что именно.
Что касается Дерпи, то спустя пару недель её выписали. Её встречала Кэррот Топ.
-Дерп, ты же еще не придумала ей имя, да?
-Не-а.
-Так нельзя. Нужно хорошенько подумать. Имя дается пони раз и навсегда, и у твоей дочки должно быть самое красивое имя на свете. Тем более, у единорожки. Как тебе Бриллианс? Неплохо звучит, тебе не кажется? А вот еще…
А Дерпи услышала звонкое «Динь!» — это тостер выплюнул свежую порцию поджаренного хлеба для доктора Хорса. Не знаю, что творилось в уме этой серой пегаски, но несмотря на уговоры морковной пони и недоуменные взгляды медицинского персонала, новая обитательница Понивилля была записана как Динки Хувс.
Даже не знаю, что тут пошло не так. С точки зрения такой пони, как Дерпи всё было логично..
Глава 15
Прошло еще немного времени. Зима уступила место весне. Снег постепенно таял, а клиника Понивилля переживала капитальный ремонт. Второй этаж и территорию, прилегающую к больнице, заняли земные пони в строительных касках. Вроде бы всё по честному — они не мешают врачам, а врачи не мешают им.
В первый понедельник апреля доктор Брэйнс собрал всех пони в своем кабинете — его, кстати, ремонт тоже задел, так что его легкую ругань заглушали скрежет пилы и извинения жеребца-прораба. Стэйбл, сестры Редхарт, Тендерхарт, Свитхарт… не было только Хорса. Сегодня он должен был прийти на работу, у него совсем недавно закончился отпуск и он вернулся из Лас-Пегасуса, где, по словам Редхарт, «неплохо оторвался» — то есть промотал все деньги на игральных автоматах в первый же день, а оставшееся время сокрушался по этому поводу, потягивая бесплатный алкоголь в гостинице.
-Мне бы стоило пройтись по каждому из вас за все то, во что вы превратили мою больницу, но… смысл? Мы все получили хороший нагоняй, и я надеюсь, что двадцать процентов премии, которые вы не получите, послужит вам прекрасным стимулом для лучшей работы в следующем месяце.
-Премия, — шепнула Стэйблу Редхарт, — теперь на двадцать процентов ниже.
-Ну, и раз уж речь пошла о нагоняях, — продолжал Брэйнс, — то завтра вас ожидает день, полный сюрпризов. Особенно за твоё неумение кататься на роликах, Редхарт, — заметил он. Старшая медсестра скривилась.
-Ой да ладно, ну покаталась разок… — начала она.
-Не ладно, Редхарт. Не ладно! Больница превратилась в цирк на выезде, а нас в городе считают главными клоунами, и это надо исправить. Чем скорее, тем лучше. Завтрашний день у нас объявлен «Днем открытых дверей», а это значит…
-Конский блинчик, — сестра Свитхарт сложила мордочку на столе, смешно вытащила язык и зажмурила глаза: — только не это опять.
-…Что завтра вас ждёт много работы. Весь Понивилль придет сюда, чтобы пройти плановый осмотр. Редхарт!
-Ну?
-В мае начинается призыв в Кантерлотскую военную академию. А еще в академию Вандерболтов, так что… Редхарт, успокойся, — не без удивления произнес главный врач. Редхарт отбивала какой-то невыразимо животный ритм правым копытом по столу на манер зебранских ритуальных барабанов. К общему стуку присоединились все остальные медсестры.
-Что происходит? – Брэйнс хлопал глазами и смотрел то на одну медпони, то на другую. Стэйбл с трудом сдерживал улыбку. А когда страсти немного поулеглись, кобылки как ни в чем не бывало прекратили это безумие и с абсолютно серьезным видом посмотрели в сторону Брэйнса. Старый пони мотнул головой и продолжил:
-Так, ладно. Редхарт возглавит медицинскую комиссию. Хорс… кстати, где он?
Хлопнула дверь. Перед ним предстал рыжий единорог. И… Мать-Селестия — даже воздух вокруг него был пропитан такой непомерной крутостью, что принюхавшись, сестру Тендерхарт невольно передернуло.
Хорс не надел халат – может, торопился, но скорее всего просто хотел шокировать всех своим появлением. На нем была брутальная черная косуха с кучей разноцветных нашивок, из-под которой выглядывала черная майка с довольно провокационным рисунком. Он же использовался на обложке альбома одной знаменитой музыкальной группы, известной не столько музыкой, сколько своими выходками на сцене и множеством скандалов. Излишнего бунтарства и инфернальности Хорсу придавала бородка, которую он долгое время (весь отпуск, видимо) не сбривал.
Воцарилось неловкое молчание. Стэйбл и все остальные молча буравили рыжего взглядом. Он держался, как мог. Это было тяжело, потому что истинная сущность доктора Хорса была совершенно отличной от его нового образа. И эта сущность испуганно сжималась при виде Редхарт, которая с неимоверным трудом сдерживалась от безудержного хохота, и доктора Брэйнса, который смотрел на него с явным осуждением.
-Простите, я опоздал, — промямлил он. От образа плохого жеребца не осталось и следа. Впрочем, его и не было: рыжий, веснушчатый и в очках с толстой оправой, он смотрелся в этой грозной одежке как минимум нелепо.
-Хорс. Что у тебя с лицом? – спросил доктор Брэйнс. Хорс что-то промямлил, и старый земной пони, поморщившись, пояснил: — Я про бороду. Ты хочешь, чтобы я, главный врач больницы Понивилля, чувствовал себя неполноценным? Я свою сбриваю, между прочим.
-Нет, то есть… — было видно, что Хорс еще пытался сохранить в себе хоть немного мужества, потому невзирая на смешки медпони добавил: — она делает меня, ну…
-Ну…? – подстегнул его Брэйнс.
-Свободным. Точно! Ну, и другим пони нравятся плохие жеребцы…
-Ути-пути, какие мы плохие, — раздался издевательский шепот. Нельзя было определить, от какой медпони он исходил, потому что Тендерхарт, Свитхарт и Редхарт в совершенстве овладели искусством чревовещания. Единорога всего затрясло, а доктор Брэйнс не обратил на это внимания, строго заключив:
-Значит, так, Хорс. К завтрашнему дню ты должен сбрить своё мужество. Ты и доктор Колгейт проведете день открытых дверей в детской комнате. Будете рассказывать жеребятам о нашей прекрасной больнице и как правильно чистить зубы. И упаси Селестия, если хоть один жеребенок в школьном сочинении напишет, что не хочет быть врачом, потому что у них маленькие зарплаты. А теперь садись.
-Понятно, — разбитый и опустошенный Хорс присел м Стэйблом и Редхарт. Оба единорога обменялись вялым брохуфом. Брэйнс еще долго распределял роли других пони в предстоящем безумии, а Стэйбл уже подумывал о том, чтобы уйти – тем более, что его роль Брэйнс уже давным-давно озвучил. Он должен был проводить осмотр больных вместе с Редхарт, прежде чем та уйдет на неделю в состав комиссии по отбору самых крепких и красивых пегасов Понивилля в Кантерлот и Клаудсдейл. Хорс тоже скучал, поэтому оба жеребца шепотом обменивались новостями далеко не первой свежести.
-Как Скрю поживает?
-Неплохо, — ответил Стэйбл. И правда – очень даже неплохо. Скрю в строю, ни на кого не нападает, даже изредка разговаривает с ним, и…
-Да, доктор Брэйнс? – спросил он, заметил укоризненный взгляд главного врача. Он ничего не ответил. Он рассказывал свежие новости из других больниц – в основном про то, что все остальные больницы получили серьезный нагоняй за какие-то незначительные ошибки, и что вскоре проверка может нагрянуть к ним… а может и не нагрянуть. В любом случае, Стэйбл продолжал вместе с Хорсом точить лясы, пока доктор Брэйнс распинался перед своим коллективом.
Это продолжалось минут двадцать, а потом Брэйнс милостиво согласился всех отпустить по своим рабочим местам, и два единорога в сопровождении Редхарт покинули кабинет главврача.
-Так, — старшая медсестра задумчиво толкнула копытом огромный горшок с геранью, что стоял возле входа, — мне надо привести себя в порядок. Жеребцы, я не слишком разъелась за последнее время?
-Нет-нет, всё прекрасно, — дружно ответили оба. Редхарт подозрительно сузила глаза:
-Точно?
-Точно, точно! – заверили они её. А Стэйбл прибавил: «ты еще красивее, чем раньше!». Редхарт порозовела от такого комплимента, но тут же привела себя в форму и сказала обоим:
-Ладно. Мне ваша помощь нужна. Но давайте сначала зайдем за Скрю.
-Да, конечно, — кивнули оба. И тут Хорс воскликнул:
-Точно! Вот я думал насчет Скрю. А что, если я знаю, чем она больна?
Редхарт и Стэйбл переглянулись:
-Шизофрения? – предложила медпони.
-Нет. Всё еще проще, — доктора так и пробивало на смех, — я всю неделю над этим думал, и вы не поверите: решение лежало у нас под самым носом! В самом названии болезни, а мы так и не поняли!
У Стэйбла невольно подкосились копыта. Болезнь?
-Ты серьезно? Хорс, говори давай!
-Всё очень просто! Даже гениально. У Скрю… — он выдержал драматическую паузу в двадцать секунд, пока Стэйбл не крикнул:
-Ну?!
-…Волчанка!
Редхарт наморщила лоб. Стэйбл лихорадочно соображал, вспоминая медицинский справочник.
-Поражения почек нет, — первой спустя три минуты подала голос Редхарт.
-Сыпи тоже нет, — добавил единорог.
-И с сердцем у неё всё отлично. Носится как угорелая.
-Можно списать её состояние на психоз, но судорог у неё я не заметил.
-И с анализами у неё всё в порядке…
-Стойте! – остановил их Хорс, — я пошутил! Вы что не поняли? Скрю… волчанка! Ну вы понимаете, да? Скрю и волчанка!
Его глупая улыбка была встречена парой хмурых взглядов. Подытожила общее со Стэйблом мнение сестра Редхарт, спросившая на полном серьезе:
-Хорс, что за бред ты несешь? – она и Стэйбл пошли себе дальше, невзирая на слабые попытки рыжего оправдаться, что это смешно.
-Ой да ладно вам! Ну смешно ведь! – они только ускорили свой шаг, и Хорс, понуро опустив голову, пошел по своим делам.
Скрю нашлась быстро. Неизвестно, решила ли она поиграть в «прятки» с докторами, но её выдал писк резиновой уточки.
-А вот и наша красавица! Подойди сюда, — Редхарт поманила её к себе, и пони послушно сдала назад.
-Редхарт, пожалуйста, — попросил Стэйбл. Она вздохнула, вытащила кусочек печенья из своего халата и помахала им перед носом игривой кобылки. Сработало. Игрушку она бросила и последовала за ней, виляя хвостиком и пытаясь её поймать. Редхарт прихватила уточку с собой и подождала, пока кобылка не получит желанное лакомство. А потом они втроем пошли на первый этаж.
С того самого дня, когда Стэйбл принял первые роды, прошло не так уже и много времени, но скука всё больше и больше одолевала доктора. Единственное, что его тревожило все эти месяцы – это шкатулка Скрю. Но к ней никак нельзя было подобраться. Никаких надписей. Никакой истории. Стэйбл посетил местную антикварную лавку, но ответа там не нашел. Продавец просто развел копытами, и на этом поиски были завершены. Вернее, отложены, до лучших времен – например, до отпуска, который будет еще ой как нескоро. Хотя и там Стэйбл не знал, с чего ему стоит начать.
А еще он заметил – с немалым для себя удивлением – что у него выработался некоторый иммунитет к чудачествам своей подопечной. То есть, он стал заботиться о ней всё больше, и при этом она не была той пони, которая бы заставила его краснеть, соверши он что-нибудь глупое, или если что-то глупое совершит она, что случалось гораздо чаще. И вполне возможно, что Скрю единственная кобылка в своем роде, которая могла позволить себе бесцеремонное отношение к нему. Что неудивительно – она же больная, ей можно обхватить ноги доктора передними копытами и не давать ему пройти. Можно заставить его захрипеть от восторга, прыгнув на него всем своим весом. Она могла не пускать к нему других пони, рыча на них… в общем, жизнь предоставляла уникальную возможность поизмываться над лечащим врачом без риска для собственного здоровья. Всё же она делала это не со зла. Просто чтобы разбавить его скучные деньки.
И этот день он целиком и полностью мог бы посвятить Скрю. Прогулка по территории больницы, подвижные игры и немного занимательного обучения простейшим и важнейшим для каждого пони вещам – что может быть интереснее? Редхарт пошла готовиться к «очень важному событию», так что им никто не мешал. Стэйбл выложил перед ней кучу карандашей, лист бумаги и терпеливо ждал, пока она что-нибудь нарисует. Получалось у неё не очень – что-то на уровне детской наскальной живописи. Палочки вместо деревьев, козявки вместо пони и желтый солнечный кружок.
-Оу, — Стэйбл посмотрел на рисунок. На нем была козявка, похожая на Скрю, рядом с кучей козявок с треугольными ртами (наверное, это волки) на фоне лесных палочек Вечнодикого леса.
-Наверное, ты скучаешь? – Скрю в ответ кивнула и взяла в зубы оранжевый карандаш. Так рядом с голубой козявкой появилась еще одна.
-И кого ты нарисовала, Скрю? – доктор присмотрелся, — это я, да?
Кобылка закивала. Стэйбл ей улыбнулся в ответ и обратил внимание на еще одну странную конструкцию из кривых палочек. Похоже на домик. Только что он делает в лесу?
-Эй, Стэйбл, — из-за двери показалась мордочка Хорса, — пойдем обедать? О, привет, Скрю.
Кобылка звонко гавкнула в ответ. Доктор кивнул и потрепал по голове кобылку
-Умница. Порисуй еще что-нибудь, я скоро приду.
Двери клиники широко распахнулись, из неё вышла пара единорогов. Перебросившись парой фраз, они всё же решили не идти в «Сладкий уголок». Вместо этого они зашли в кафе под открытым небом и заказали по бутерброду с ромашковым чаем. Хорс рассказывал Стэйблу про Лас-Пегасус, город греха, игральных автоматов и дешевого пойла по пять битов за бутылку, и только потом начал расспрашивать про дела в Понивилле. Но ответить ему было нечего: всё хорошо, Скрю в порядке, Редхарт веселится, а…
-А как там Фырцше? – спросил Хорс, отложив на минутку свой обед.
-Плохо, — коротко ответил Стэйбл.
На этом разговоры о Фырцше прекратились, потому что Хорс бросал подозрительные взгляды на проходящих мимо пони.
-Что такое? – спросил его коллега.
-Стэйбл, не оборачивайся. Они смотрят.
-Кто?
-Молодые и красивые. За столиком. Сок пьют. И смеются.
-А почему они на нас смотрят? – Стэйбл решил всё-таки мельком глянуть на них. -Я не знаю, честно, — Хорс поежился, — тебя это не пугает?
-Пугает? Хорс, это цветочницы. Ты их знаешь лучше меня.
-Ну, Лили нормальная, — сказал единорог, — а остальными я как-то не интересовался. Но что им нужно от нас? Они смеются и смотрят. Они обсуждают нас?
-Хорс, — Стэйбл тяжело вздохнул, — я не думаю, что они смеются над тобой. Над тобой точно нет. Другое дело – это твоя борода и твоя куртка.
Хорс умоляюще поднял на него глаза.
-Без тебя они выглядят гораздо лучше, — признал Стэйбл.
-Добрый день, — Хорс чуть не подавился бутербродом. Земная красногривая кобылка с меткой в виде розы подошла к ним и поздоровалась. Стэйбл промямлил «здрасьте», а Хорс некоторое время буравил её ошарашенным взглядом. Так что кобылка взяла инициативу на себя:
-Меня зовут Роузлак, — с нежной улыбкой она махнула копытцем в сторону своих подруг, — а там Дейзи и Лили. Они мои подруги. А вы доктор Стэйбл?
-Ага, — вырвалось у Хорса. Кобылка выразительно посмотрела на него. Хорс еще сильнее сжался и ткнул копытом в сторону коллеги, — он.
Стэйбл закивал. Что-то ему подсказывало, что эта пони – со всей своей притягательностью и ангельским голоском хочет задавить его самооценку до состояния полного нуля. Или не хочет, и единорог сделает это самостоятельно
-Вы знаете, у меня очень серьезные проблемы, — проворковала она, не обращая внимания на пораженного до глубины души Хорса, — со здоровьем. Я простая пони, которая очень любит цветочки. Но в последнее время я себя так странно чувствую…
-Это плохо, – вырвалось у доктора. Рыжий единорог быстро закивал в подтверждение его слов. Но цветочница Хорса проигнорировала и продолжила перечислять свои болячки.
-Оу, — Стэйбл почесал голову, — симптомы довольно неоднозначные. Роузлак…
-Ой, да можно просто «Роза», — заулыбалась кобылка.
-Ну да. Роза. Я не смогу так сразу определить, что с вами. Но если вы зайдете к нам завтра, то…
Стэйбл не закончил. С немалым для себя удивлением смотрел, как к его копыту на круглом столе прикоснулось маленькое и хрупкое копыто цветочной пони. Челюсть Хорса медленно опускалась на стол. Дальше речь доктора превратилась в бессвязное эканье и аканье, но Роузлак свое копыто так и не убрала. Более того:
-Я даже не знаю. У меня такой плотный график. Может, зайдешь ко мне? Здесь недалеко.
Единорог хлопнул глазами. Когда она успела перейти на «ты»?
-И ко мне, — что-то тут было не так. Еще одна пони-цветочница схватила его за переднее копыто. И третья пони обхватила обоими копытами заднюю ногу.
-И про меня не забудьте доктор. Я так больна!
-Хорс, на помощь!!! – заголосил Стэйбл. Если он надеялся, что его коллега поведет себя куда адекватнее, чем эти три кобылы, то он ошибался. Хорс с воплем перевернул стол и набросился на розовую кобылку с цветочком, прижав её к земле и врезав копытом по морде. Даже толком не успев этому удивиться, Стэйбл освободился от цепких копыт цветочных пони и сорвался на галоп. Хорс ускакал в обратную сторону – зря, и ему предоставлен уникальный шанс подумать о собственной ничтожности. В одиночку.
За ним никто не гнался.
А вот Стэйблу пришлось изрядно побегать по городу. И к ужасу для себя он осознал, что количество бегущих за ним кобыл увеличивается в арифметической прогрессии. Разноцветные кобылки, молодые и не очень – они все невольно участвовали в забеге за ним, даже не зная, для чего это было собственно нужно. Или…?
«О нет. Нет-нет-нет», — мысленно повторял про себя единорог, прячась в соседних кустах. Шумная толпа кобылок пронеслась совсем рядом. Пытаясь успокоить расшалившееся от веселой пробежки сердце, он не сразу заметил черного пегаса. Тот с ужасно забитым и запуганным видом, потрепанный и взъерошенный, прятался рядом с ним.
-Они все сошли с ума, — прошептал он, бросив взгляд на товарища по несчастью.
-Ты хоть улететь можешь, — буркнул Стэйбл. Он еще прислушивался к крикам разгоряченных кобыл. Судя по всему, город погружался в бездну хаоса и разврата. Из окон вылетали стулья и столы, а из дома далеко за площадью уже вовсю темнел густой дым с отблесками пламени.
-Ага, щас. Небо простреливают Флиттер и Клаудчейзер. Безумные кобылы повсюду.
Стэйбл в панике выглянул из-за кустов. Вроде всё было в порядке.
-Я попробую пробиться к больнице.
-Удачи, чувак, — без всякого энтузиазма ответил пегас. Судя по всему, он надеялся отсидеться здесь.
Стэйбл резко рванул в сторону парка. Он не оглядывался, слыша за собой топот десятка кобыл. За его спиной свистели крылья, и копыта алчных фурий жадно тянулись к нему в порыве страсти.
-Нет! – ему оставалось метров сто или сто пятьдесят до больницы, как его подхватили копыта и подняли вверх, невзирая на его яростные попытки освободиться. Он видел перед собой множество разноцветных кобылок, что смотрели на него с поистине животным интересом. Настолько животным, что дружно свесили языки, оскалив зубы.
И тут Стэйбл понял, что копыта отпустили его, а он летел всё дальше и дальше, в темноту…
-Стэйбл, — его пихнули в бок. Стэйбл открыл глаза. Увидев перед собой раздосадованную мордочку Розы, он невольно попятился.
-А…
-Ты что, спал? – Хорс нахмурился, стоило карамельному единорогу поправить опавшие очки.
-Я? Нет! Ну то есть…
-Он уснул, — недовольно всхрапнула Роузлак.
-Я задумался, — буркнул он в ответ. Странно это. Он не чувствовал себя особенно уставшим или заспанным. Кажется, он слышал, как пони-цветочница рассказывает ему о симптомах своей предполагаемой болезни, а потом… потом… хрр…
-Ну вот, ты опять уснул! – воскликнула она.
-Нет! Я вас слушаю, мисс Роузлак!
-Нет, вы издеваетесь над больной! Всего хорошего, — кобылка махнула хвостом напоследок, чуть не сбив им чашку Хорса, и ушла, возмущенная и разгневанная, к своим подругам. Рыжий единорог умоляюще посмотрел на своего товарища.
-Стэйбл, ну зачем? – только и спросил он.
-Что «зачем»?
-Ну… ладно, неважно, — Хорс шмыгнул носом, — наверное, это мой вечный облом. В конце концов, Роза к тебе обратилась, а не ко мне.
А Стэйбл выразительно посмотрел на него. Ну да, небритое рыжее нечто в черной косухе. Идеальный диагност.
Еще один идеальный рабочий день в Понивилльской клинике пролетел быстро и почти незаметно.
-…Перелом серьезный. Придется вам пару дней полежать у нас, пока кости не срастутся. Никаких полетов, да.
-…Эээ, миссис Смит, пройдите в кабинет доктора Хорса, он с удовольствием сделает вам клизму. А если спросит, где я, то я ушел на важный разговор с доктором Брэйнсом. Хорошо?
-…Умница. Но запомни, что много таблеток есть нельзя. Даже если это аскорбинки.
-…Хорс, не смотри на меня так.
-…Скрю, фас!
И так далее. Самое интересное началось, когда Стэйбл услышал странный шум в коридоре. Складывалось такое ощущение, будто сестра Редхарт снова забила на все предписания главврача и решила прокатиться на роликах по строительным лесам. Но нет. Кажется, она решила приготовиться ко «Дню больших дверей» в клинике Понивилля со всей возможной серьезностью. Так что две медпони, Свити и Тенди, тащили на своих спинах носилки, на которых вальяжно развалилась старшая медсестра. Кажется, на её передних копытах было что-то написано.
Стэйбл даже не стал ничего спрашивать. Кавалькада медпони прошла себе дальше, и позади неё он заметил черного единорога.
Последние два месяца пролетели для профессора Фырцше… мягко говоря, нева. За это время здоровье старого жеребца заметно ослабло из-за опухоли. Если раньше он более-менее хорошо двигался, то теперь он не мог пройти пять-десять шагов, не испытывая при этом мучительную боль. И несмотря на свое состояние, профессор еще больше истязал его своими ночными работами (судя по всему, что-то писал во время отбоя) и чрезмерным использованием магии в силу своего нежелания что-то трогать копытами.
-Профессор? – Стэйбл подошел к нему. Фырцше покачивался от усталости. Его осунувшийся взгляд смотрел на доктора снизу-вверх, и усатый жеребец тряс головой, словно пытаясь привести себя в порядок. Доктор вздохнул:
-Вы сегодня спали?
-Сон – это бессмысленная трата времени, — ответил он, — а у меня его осталось не очень много.
-И будет еще меньше, если вы не будете спать, — Стэйбл вздохнул. Фырцше выдавил на своей мордочке что-то, похожее на ухмылку.
-Вообще-то ко мне пришло очень интересное письмо. От моего старого знакомого.
-Что-то случилось?
-Ну… — Фырцше задумался, — сложно сказать… то есть, ничего особенного не случилось, но я вспомнил про Скрю. Может, вам это будет интересно, но мой старый знакомый – очень толковый музыкант.
-Хорошо, — Стэйбл заинтересовался, — давайте я вас провожу в палату, и вы всё о нем расскажете.
-Орлейф Моро Готчок, — почти торжественно произнес его полное имя Фырцше, и сразу же уточнил: — грифон. Слышали о нем?
-Нет, — честно признался Стэйбл. Он сидел у кровати профессора и поправлял под ним подушку.
-И зря. Он виртуоз. Частенько колесит по Эквестрии, после того как его выгнали из Грифонии.
-А за что?
-Продался, — вздохнул профессор, — точнее, так говорят. Играет не то, что нужно его стране. Он пианист, а этот инструмент в Грифонии не в почете. Слишком новомодный, боевые марши на нем не сыграешь и в атаку с ним не пойдешь. К тому же, грифоны уважают железную дисциплину и точные лейтмотивы, а у него с этим проблемы. Он не хотел играть военные марши, отбивать такт на барабанах или играть на волынке в строю. Собственно, он и в армию даже не попал – по здоровью. Таких грифоны презирают. Так что Орлейф уехал в Эквестрию.
-А что со Скрю?
-У Орлейфа хорошая память на музыкальные произведения, — заметил Фырцше, — думаю, он сможет рассказать, что за мелодия играет в её шкатулке.
-Хм… но разве её играли не один только раз?
-Да. Только там был я. И Готчок тоже был. Я как сейчас помню, — Фырцше наморщил лоб, то ли от размышлений, то ли от вспышки боли, — он еще внимательно так слушал. И знаешь, что сказал?
-Что же?
-«Я никогда не видел, чтобы пони так играл на моем фортепиано», — произнес он, прикрыв глаза, — оно у него было особенным, не для пони. Клавиши слишком тонкие, для грифоньих коготков… Стэйбл? – он открыл глаза. Доктор смотрел в окно.
-Что-то случилось?
-Я не знаю, — Стэйбл вздохнул: — мне кажется, что мы приближаемся к разгадке вплотную.
-И это ведь хорошо? Ну правда же, хорошо?
-Да, хорошо. Но я не знаю, что с ней случится потом.
-С разгадкой?
-Со Скрю, — пояснил молодой единорог: — если её выпишут, то куда она пойдет?
Фырцше промолчал. Хотя спустя пару секунд он все же заметил, что любая пони найдет свое призвание.
-Я тоже так думаю. Хотя у неё нет никакого образования. Она нигде не училась, а всё, что она умеет… мнда.
-Может, ей от родителя достался музыкальный талант? – предположил профессор: — Брэйнс никогда не думал посадить её за какой-нибудь инструмент? Что-нибудь попроще? Барабаны, гармошка, треугольник?
Стэйбл покачал головой. Нет уж. Фортепиано бы неплохо смотрелось в комнате отдыха, но Брэйнс бы этого точно не допустил.
-Я вот думаю, может её родители живы? – вслух озвучил свою мысль Стэйбл, — может, она и правда случайно потерялась, а они бы… хотя, нет. Или живы? Может, они бы смогли её забрать? Хотя, наверное, плохая идея. Фырцше?
Но профессор уже заснул. Редкая удача. Боль ненадолго его оставила, чтобы дать полчаса или даже час нездорового тревожного сна. Лучше его не беспокоить. Стэйбл тихо вышел из палаты и, осмотревшись, пошел в первый этаж, в приемную. До конца рабочего дня осталось не больше получаса, поэтому доктор резко развернулся и потопал в свой кабинет. Им овладевали странные, непонятные мысли. Наверное, он сходит с ума. Или что-то в этом роде.
Глава 16
-Так, поняшки, не расходимся! Держимся парами и проходим в кабинет, не стесняемся... так, стоять! – сестра Редхарт строго зыркнула на двух кобылок, которые явно что-то скрывали от её наметанного глаза.
-Это что там у вас… а, — она брезгливо поморщилась, когда одна из насупившихся маленьких пони показала ей куриное яйцо. — Только не говори мне, что собираешься что-то пачкать! Я столько времени просидела, отдраивая пол до кристального блеска! А… — её взгляд метнулся в сторону Хорса. Рыжий доктор разговаривал с единорожкой по имени Колгейт.
-Хм, — Редхарт заулыбалась и показала копытом на Хорса, — вот. Испачкай лучше его.
Маленькая серая пони подозрительно посмотрела на неё. Но на мордочке сестры Редхарт читалась живая заинтересованность происходящим, и яйцо она не забрала. Так что малютка со всей серьезностью кивнула и прошла в кабинет, который сразу же за ней закрылся.
Старшая сестра с кривой ухмылочкой услышала: «Здравствуйте, поняши, меня зовут доктор Хо-», глухой шмяк и заливистый хохот класса мисс Чирили.
-Блеск, — произнесла она и показала передним копытом на выход. Её верные кобылки подняли носилки и унесли Редхарт в кабинет.
И тогда Стэйбл понял, почему она не пользовалась своими копытами в эти дни. На её копытах красовались две печати. Одной из них была «Годен», в то время как на второй стояла пометка «Не годен».
-Я всё понимаю, но зачем копыта пачкать? – спросил он у сестры Свитхарт. Она в этот момент ощупывала переднюю ногу старой земной пони на предмет пульса.
-Потому что в моих копытах власть над судьбами молодых, — двери резко распахнулись, впустив внутрь носилки с Редхарт. Медпони лежала на синих подушках и гордо смотрела сверху вниз на обитателей кабинета, — и красивых. Особенно красивых.
-А еще крепких, — прибавила сестра Тендерхарт, согнувшаяся под весом подруги.
-Да, крепких. Молодых, красивых и крепких. Три важных качества.
-И безгранично преданных Селестии, — прибавила Свитхарт.
-Ладно, четыре важных качества. Молодых, красивых, крепких и безгранично преданных Селестии, — быстро согласилась Редхарт.
-А еще высоких, — добавила Тенди.
-Ладно, пять…
-И стройных, — прибавила старая седая пони. Медпони на неё посмотрели. Но она без всякого стеснения проскрипела:
-Может, я всё-таки пойду?
Когда старую пони отпустили, Стэйбл выразительно посмотрел на Редхарт.
-Секундочку. Ты зовешь их на свидания?
-А куда им деваться, — довольная белоснежная кобыла с помощью двух подруг улеглась на койку для пациентов и посмотрела на свое изящно выгравированное копыто.
-Ладно, с этими карающими копытами пора завязывать, — произнесла она, — Надоело.
-Редхарт, а разве жеребцы не хотят встретиться с тобой, чтобы выклянчить справку о годности?
-Ну вот, началось, — пробурчала она, — ну да, хотят. Все хотят.
-Редхарт… — начал доктор.
-Ой да ладно, — Редхарт заулыбалась. — Я же красивая.
И тут же помрачнела и на полном серьезе спросила:
-Я же красивая?
Стэйбл резво закивал головой.
-Вот. А раз я красивая, то зачем мне встречаться с нездоровыми пони?
-Погоди-ка…
-Да-да, — развела она копытами. — это проверка. На годность. И за то, что жеребец делал зарядку и держал себя в форме, ему положена верная подруга на всю оставшуюся жизнь.
-Ну или Редхарт в крайнем случае, — ехидно заметила Свитхарт, — Однажды Хорс перед ней чем-то провинился и она влепила ему печать «Не годен». Как раз на метке.
-Было дело. Заперся на два месяца и не выходил из клиники, — Тендерхарт в отличие от подруг даже не улыбнулась.
-Это жестоко, — вырвалось у Стэйбла.
-Ну, наверное… — начала было старшая медсестра, но Тенди её перебила.
-«Наверное»?! Сена с два, Редхарт! – рявкнула она. — Он из-за тебя эти два месяца перебирался домой по ночам, потому что над ним смеялся весь город!
-Ой да ладно, кому это интересно…
-Ну да, конечно! Ходить по городу с несмываемой печатью, — Тендерхарт свирепо зыркнула на свою белоснежную коллегу. — Как будто ты не знаешь, что отметки ставят на бумагах, а не на задницах пони потому, что негодность к военной службе – позор для большинства нормальных жеребцов! Ладно будь Хорс земным пони, их не берут, но он – единорог!
-Да с чего ты так кипятишься-то, — буркнула Редхарт.
-Потому что из-за тебя его особенная пони бросила, вот что! Реди, твои приколы не всегда весело прокатывают. И за них на орехи почему-то всегда получает Хорс!
-Что, серьезно? – Редхарт выпучила глаза. — Конские перья. Ну да, тут я перегнула палку. Ну бывает! Тенди, это всего лишь Хорс!
Стэйбл резко встал между двумя земными пони. Обстановка ощутимо накалялась, обе пони прожигали друг дружку взглядами.
-Так, давайте не будем ссориться… — единорог чуть ли не силой сдерживал Редхарт, в то время как Тенди удерживала Свитхарт. Обе медпони при этом обменивались взаимными оскорблениями и порывались лягнуть друг дружку. Никто не знал, как долго могла продолжаться эта милая потасовка, если бы в какой-то момент Тендерхарт с визгом не забилась под стол. Стэйбл, стоявший спиной к двери, резко повернулся и отступил, встав между Редхарт и револьвером, направленным в её сторону.
Перед доктором предстал грифон. Вообще-то он и раньше видел грифонов – парочка даже училась на его курсе в качестве студентов по обмену опытом из далекой Грифонии, так что Стэйбл имел представление о том, какого роста и пропорций они должны быть. Суровый климат заставлял грифонов резко сузить критерии рождаемости, отбирая только самых крепких, здоровых и сильных птенцов. И хотя суровые времена, когда яйца с потенциально нездоровыми грифончками сбрасывали с высокой скалы давно прошли, в сознании целого народа существовало определенное мнение насчет того, каким должен быть настоящий грифон.
Так вот. Орлейф Моро Готчок, которому и принадлежал этот револьвер – был грифоном. Но с точки зрения любого нормального грифона он находился на уровне курицы-несушки, которая каким-то образом научилась летать и даже обращаться с оружием. По своему росту и телосложению он заметно уступал самцам грифонов. Он казался куда более утонченным, предпочитая черный костюм с белой рубашкой военной форме Грифонской гвардии.
Что интересно – оперение у Орлейфа было серым. И можно сказать, что оно удачно контрастировало с его образом, в котором даже кобура для револьвера, подвешенная поверх его белой рубашки с воротничком смотрелась экстравагантно. Но огнестрельное оружие он всё же убрал, благо из-за двери высунулась мордочка профессора Фырцше.
-Познакомься, Стэйбл. Это Орлейф, я тебе про него рассказывал.
-Здрасьте, — грифон попытался пожать доктору переднюю ногу, но одернул себя и стукнул протянутое сжатой в кулак когтистой лапой. С медсестрами он вел себя галантно. Редхарт даже зажмурилась от удовольствия, когда он поцеловал её правое копытце.
-Итак-с, — грифон приосанился и победоносным взглядом осмотрел собравшихся. — вообще-то я приехал сюда в рамках концерта «Сувениры Эквестрии». Дамы, вот вам билеты за мой счет, — три серебряные глянцевые бумажки были положены на копыта обомлевшим медсестрам. Редхарт в долгу не осталась и чмокнула его в отполированный до блеска клюв.
-О, не стоит, — грифон продолжил: — насколько я понял, у доктора Стэйбла определенные проблемы с поиском нужной песни. Я ношу в своей голове вагон из национальных музыкальных архивов и маленькую тележку зарисовок и импровизаций.
Грифон сверкнул глазами.
-Грубо говоря – я и есть музыка. А теперь несите мне свою забытую симфонию. Да, подождите! – он воскликнул это прежде, чем Стэйбл убежал за шкатулкой: — насколько важна вам эта песня?
-Ну… — Стэйбл смутился. — От неё зависит жизнь Скрю, и…
-Тривиально. Кто такой Скрю? – полюбопытствовал Готчок.
-Она. Она — Скрю, и она — тяжело больна. Это долго объяснять.
-О, так я спасаю даму. Нетривиально, — грифон задумчиво кивнул. — Несите.
Однако поиски Орлейфа заметно затянулись. Пытливый грифон слушал перестуки колыбельной шкатулки снова и снова, при этом его острый коготок отбивал ритм. Немолодой грифон задумчиво кивал головой, говорил: «Да, да» и снова уходил в себя.
-Так надо, — пояснил Фырцше. — Готчок славный малый, и сейчас он вытаскивает из своей головы всё, что знает об этой мелодии.
И Готчок заговорил как заведенный:
-Последовательное использование нонаккордов. Музыкант на редкость одаренный, но нотную грамоту не знал, насколько я. Стиль игры современный, близок к минимализму, но этой мелодии много лет. Десять лет, Фырцше?
-Двадцать.
-Двадцать, — кивнул грифон. — Первые минималисты появились сравнительно недавно — лет пять или шесть тому назад. А невежды до сих пор считают «Копыта на мостовой» гениальным произведением.
-Кстати, а эту песню всегда так называли? – невзначай поинтересовался профессор.
-Как только её не называли, — щелкнул клювом Орлейф.
-О, так Скрю — дочка музыканта, да? – в разговор влезла Редхарт. Глаза белоснежной пони горели от любопытства. — Наверное, ей дали какое-нибудь крутое имя при рождении. Скрюллекс, например.
-Хм, — грифон нахмурился, — а я могу её увидеть?
Посмотрев на врачей, он уточнил:
-Скрю. Это же её шкатулка, верно?
Кобылка послушно присела, глядя снизу вверх на лицо грифона. Орлейф Моро Готчок подошел чуть поближе, и она отступила. Её мордочка скривилась в угрожающей гримасе. Грифон ей не понравился, как и его когти, одним из которых он хотел прикоснуться к её гриве.
Она зарычала, и грифон убрал коготь.
-Это она, — прошептал он. Грифон выглядел взъерошенным и потрясенным. — Определенно, она. То есть… так похожа на неё.
-Неё? – уточнил Стэйбл. — Музыкант же был жеребцом? Или вы про её маму говорите?
-Музыкант? А, — грифон разочарованно вздохнул. — Увы. Скрю совсем на него не похожа. Может, только глазами. А вот на свою маму… Точнее, я думаю, что эта пони могла быть её мамой. Они похожи. И не только внешне.
-В каком это смысле?
-Она делала отличные музыкальные инструменты, — и Готчок тут же пояснил: — Мама Скрю. Но сходство явно не в этом.
Он заискивающе усмехнулся Скрю. Она в ответ подозрительно его обнюхала.
-У неё тоже не всё в порядке с головой.
Стэйбл нахмурился.
-Я думаю, это у них семейное, — заметил Готчок. — Хотя кто знает? Я настолько не уверен в том, кто чей родитель. Я даже рискну предположить, что эти пони и вовсе не были родителями Скрю. Я не знаю этого. Я никогда не видел её маму беременной. Никакого намека на толстый живот. Даже соленые огурцы не ела… наверное.
-И больше вы ничего не знаете, да?
-Больше ничего, — честно ответил грифон. — Двадцать лет тому назад они захотели уехать в Понивилль, и они уехали. И больше никто их не видел.
Стэйбл вздохнул.
-Пожалуй, мне надо еще раз поговорить с доктором Брэйнсом, — сказал он и устало смахнул копытом пот со лба.
-Сейчас пойдешь, жеребец? – понимающе спросила Редхарт, но Стэйбл покачал головой.
-Нет. Зайду вечером. Он сейчас занят. Работает.
-И нам не помешает немного поработать, — заметила Тендерхарт. — Наверное, там у входа небольшая очередь собралась.
Сестра подошла к двери, открыла её И тут же с грохотом захлопнула:
-Не помешает. Давайте мы немного поработаем, окей?
Дело близилось к концу рабочего дня, но пони и не думали заканчиваться. Только когда усиленный динамиками голос Редхарт объявил о том, что осмотр продолжится завтра, простоявшие весь день в клинике с громким негодованием разошлись.
-Извините! – на этом Редхарт отключила микрофон и покинула свой пост.
Стэйбл в этот самый момент стучался в кабинет главного врача. Услышав «войдите», он открыл дверь.
-Доктор Брэйнс?
-Стэйбл? Заходи, — кивнул ему земной пони. Брэйнс как раз собирался домой.
-Ты по какому-то делу? Давай быстрее, я спать хочу.
-Да, я хотел у вас спросить. Про Скрю.
-Ну?
-Вы говорили, что её нашел пони-лесник…
-Старина Штрудель, — земной пони накинул на себя куртку. Поверх своих седых растрепанных волос он натянул вязаную шапочку.
-Ну, он еще тогда немолод был, — заметил главврач, — а сейчас… ну, наверное, он еще на моих похоронах спляшет пони-польку, потому что он до сих пор где-то по лесу бродит и деревья сажает. Из всех Эпплов старее его только миссис Смит.
-А где он живет?
-В лесу, — просто ответил Брэйнс. — Точнее, вечерком он туда заглядывает. У него есть небольшой охотничий домик на отшибе… ладно, я не знаю, как до него добраться, но…
-Домик, — повторил Стэйбл.
Кажется, он догадывался. Благо рисунок Скрю остался при нем, на добрую память. Конечно, карта из него, мягко говоря, неважная, но некоторые закорючки были ему знакомы. А это значит, что дорогу он найти сможет
Проблема заключалась в другом. Древесные волки. Единорог помнил, чем закончилась прошлая встреча и не очень-то хотел повторить её плачевный результат. Магия была при нем, но её было недостаточно – недостаточно для Стэйбла. И он, прихватив с собой сумку, всё же решил навестить Фырцше и Готчока.
Грифон и старый единорог о чем-то оживленно спорили. Стэйбл стоял у двери, пока они вдвоем дружно на него не посмотрели и не спросили:
-Ну?
Стэйбл замялся.
-Мистер Готчок?
Грифон внимательно посмотрел на него сквозь серую челку, доходившую ему до левого глаза.
-Я могу одолжить ваш револьвер?
Глава 17
Перед доктором Стэйблом раскинулась дорога; тропинка, ведущая во мрак и темноту, потому что в Вечнодикий лес солнце заглядывать не любит. Все тайны, которые в себе скрывает этот лес, надежно спасает от света непроглядная чаща, которой нет конца и края.
Доктор нервно сглотнул. По его телу пробежала дрожь, но копыта медленно и упорно уводили его вперед. Клиника осталась далеко позади, и лес скрыл все видимые выходы. Ловушка захлопнулась. Оставалось только найти старого пони.
В сумке, которую Стэйбл взял с собой, лежал револьвер. Грифоны использовали огнестрельное оружие испокон веков, причем постоянно совершенствуя и улучшая его даже в мирное для своей страны время. То есть, в наше – Грифонию долгие годы раздирали войны, и даже Селестия ничего не могла с этим поделать. Грифоны – хищники. Им свойственно убивать, хотя со временем они поумерили свой пыл и среди них даже появились первые нонконформисты, вроде Орлейфа, не желающие идти по одной и той же линии, ведущей к смертям и убийствам во славу народа грифонов.
К сожалению, пользоваться грифоньим оружием с помощью копыт было невозможно. Точнее, можно взять его, но стрелять? Нет уж, и здесь единорога снова спасла магия. Телекинетическое поле отлично справлялось с ролью грифоньих когтей, хотя Орлейфу пришлось долго объяснять доктору, как правильно взводить курок, как открывать барабан и кидать туда патроны и все самое важное, что смог уложить в несколько минут. В душе Стэйблу совсем не хотел им пользоваться. Может быть, он даже обойдется обычной магией получше, чем свинцом.
Он совсем не хотел ввязываться в неприятности. Еще одной встречи с древесными волками он может и не пережить. Да и с обычными тоже. Стэйбл был уверен, что дружелюбными волки могут быть только со Скрю, а вот его с удовольствием сожрут как и те, так и другие.
И он шел дальше и дальше, тревожно оглядываясь по сторонам. За темными опушками его воображение рисовало страшных монстров, выжидающих в засаде, и многочисленные ловушки, создателем которых был сам лес. Доктор поправил очки, тщетно вглядываясь в темноту. Его страх еще больше усиливался от того, что он чувствовал всем сердцем: темнота начинает всматриваться в него, медленно поедая остатки храбрости, которая и так была порядком потрепана зловещим шумом здешних деревьев, треском веток и уханьем совы.
Я понь-лесник,
Я здесь живу,
Я ночью сплю,
И лес смотрю.
У Стэйбла чуть не отвисла челюсть. Веселый свист земного пони начисто убил всю мрачную атмосферу Вечнодикого Леса.
— Подождите! – крикнул единорог, чуть ли не галопом прорываясь сквозь колючие ветки и кустарники. Тот, кому было адресовано это послание, глянул в его сторону.
-Что?
Лесник был престарелым земным пони в старомодном зеленом костюме и шляпе лесничего. Старичок выглядел довольно худощавым и сухеньким, хотя бодрый голос и быстрая походка явно говорили о том, что он еще ого-го что может. На его метку Стэйбл не обратил внимания – наверняка она связана с яблоками. Это своеобразное клеймо семьи Эппл.
Этот земной пони точно никого и ничего не боялся.
— О, привет, Карамель, — довольно бодрым голосом произнес он. — А что ты тут делаешь?
-Ээээ… — Стэйбл осмотрелся, но никакой карамели вокруг себя не заметил. — Простите, вы о ком?
— О тебе же! – искренне удивился старый понь. — Ты зачем на себя халат белый напялил? И… очки? Карамель, я тебе говорил, что читать в темноте – эт плохо. Еще немного, и ты к своему возрасту будешь так же видеть, как и я сейчас.
Стэйбл помолчал с минутку.
— Простите, но я не Карамель, — наконец сказал он, выйдя вперед. Доктор протянул старому пони копыто, которое лесник пожал. — Меня зовут доктор Стэйбл.
-О как. А меня Штрудель звать. Папочка подсобил, он у меня был большой любитель поесть!
-Я к вам с вопросом…
-Хорошо хоть не Шницель… Что?
-У меня к вам вопрос! – единорог чуть повысил голос. — Про вашу работу! Где-то двадцать лет тому назад вы нашли жеребенка в лесу…
-Жеребенка? – старый пони наморщил свой лоб. — Ну… что-т было такое. Если он ваш, зайдите в бюро находок, оно на улице напротив магазина «Диваны и перья». Только поторопитесь, скоро совсем стемнеет.
-Нет-нет, — Стэйбл начал терять терпение, — мне туда не нужно. Двадцать лет прошло. Может, вы помните, где её нашли?
Эппл Штрудель почесал копытом седую гриву. А потом он погладил свои пышные усы. А потом…
-Где-то там, — он махнул в сторону хорошо знакомого доктору-единорогу места. Стэйбл хотел бы надеяться, что оно не то самое, а Вечнодикий лес просто играет с ним злую шутку, генерируя разнообразные локации в случайном порядке.
-Там этта… если дальше пройти и, кажется, налево по тропинке, то можно напороться на развалины какого-то замка. Но ты туда не ходи, а когда увидишь подвесной мост, вернись сюда и иди направо. Я просто не помню, в какую сторону идти к замку, а в какую к дому…
-Куда? – насторожился Стэйбл.
-Да так. Там какой-то старый дом стоит. Понятия не имею, откуда он там появился. Сколько себя помню, стоял там.
В этот самый момент в голове Стэйбла что-то щелкнуло. Он без лишних слов прощания и благодарности рванул с места, оставив за собой клубы пыли.
-Удачи, Карамель! — ободрительно крикнул ему Эппл Штрудель, но Стэйбл этого уже не слышал. Он еще никогда не был в таком возбуждении. Всё казалось ему мелким и незначительным в этот момент истины, до которого он мог бы дойти еще в самом начале знакомства с «роднёй» Скрю Луз. Его пыл смог слегка охладить только чудесный вид на развалины древнего замка, что стояли за мостом, раскинувшимся над пропастью.
«Выглядит жутковато», — про себя отметил Стэйбл. Но ему здесь нечего было делать, так что он вернулся, помня наставления старого пони и побежал в другую сторону. А Штрудель как-то быстро исчез. Единорогу еще казалось, что он слышит задорное пение где-то совсем недалеко, но потом он как-то сразу об этом забыл, потому что протоптанная тропинка вела его в самое настоящее волчье логово.
Он понял это не сразу, только когда увидел очертания до боли знакомого места. Единорог остановился.
Как странно. Кажется, это было то самое место, где доктор имел несчастье впервые познакомиться с древесным волком. И Скрю тогда не поздоровилось. Стэйбл не мог вспомнить, видел ли он эту тропинку раньше… он ведь тогда заблудился, бегая за ретивой кобылкой, а потом – обратно, вытаскивая её, раненую, прочь из этого места.
Доктор невесело усмехнулся. Да… немало времени с тех пор утекло. Он тогда не на шутку перепугался. Зато теперь он знал, почему она побежала именно сюда. Где-то неподалеку находилось место, которое можно было бы назвать домом. Её домом, и Скрю всякий раз туда возвращалась… Но дальше этой тропинки Стэйбл так и не прошел. В тот день не получилось. В другие дни это место его не интересовало – одной встречи со здешней фауной Вечнодикого леса ему хватило с лихвой, чтобы забыть об этом месте и никогда сюда не возвращаться.
Теперь же он шел вперед через непроходимую чащу из деревьев, овитых дикой лозой и колючими кустарниками. Воздух вокруг пропах сыростью, словно рядом находилась трясина или что-то вроде этого. Расчищая себе путь, единорог прислушивался к звукам.
Вроде всё тихо. Пробравшись через очередную полосу препятствий, доктор вышел на поляну, прямо перед которой стояло небольшое деревянное сооружение. В далеком прошлом оно было сторожкой, и время её не пожалело: дверь покосилась набок, а деревянная крыша прохудилась, и вдобавок частично провалилась внутрь. Единорог подошел к ней, боязливо заглянув внутрь. Никого страшного здесь нет.
Порядка здесь давно не было – пони-лесник давным-давно забыл про это место, обустроив себе другую сторожку. О ней Стэйбл не знал и потому удивился, Штрудель забросил это место. Наверное, раньше здесь было очень уютно: здесь была самодельная печка, которую, по-видимому, давно не разжигали, в ней не осталось даже пепла.
«Он нашел Скрю и привел её сюда», — думал Стэйбл, осматриваясь по сторонам. Проломленная деревянная кровать выглядела так, словно на ней попрыгал кто-то большой и очень сильный, пожелтевшие одеяла и покрывала на ней были изрезаны на кусочки. На одном гвоздике висело расколотое зеркало, на осколках которого блестела многолетняя пыль.
Но странные подозрения не оставили доктора. Единорог решил тщательно всё осмотреть. Простучать все возможные тайники, прошерстить каждую пылинку в этом месте. Что-то ему подсказывало, что за двадцать лет никто так и не додумался этого сделать. Даже пони-лесник, хотя это, в общем-то, его домик, и, если бы он что-нибудь принес из этого леса, то…
Кажется, Стэйбл что-то нащупал под кроватью.
Я не понимаю. Я ничего не понимаю.
Брэйнс рассказывал, что двадцать лет тому назад в больницу прибежал Эппл Штрудель с жеребенком, которого нашел в лесу и которого, как оказалось, воспитали дикие волки. И тайна Скрю Луз могла бы оказаться сокрытой за семью печатями, если бы не одно маленькое откровение, которое прольет свет на то, кто её родители.
А теперь вся логическая цепочка пошла алмазному псу под хвост.
Он стоял, замерев, не смея даже дышать на эту ценную вещь. Почему эта книга так ценна, ведь он не открыл ни единой страницы, а на её обложке нет названия, только черно-белая фотокарточка, сделанная много лет тому назад?
Хотя, как много? Двадцать лет тому назад, или больше, судя по всему, она и была сделана. На ней двое пони – жеребец и кобылка сидят на кровати, обняв крошку с только-только проступающей кудрявой гривой.
— Милостивые богини… — прошептал он, не сводя глаз со столь ценной вещи.
Он немедля раскрыл книгу. Страницы мелькали неровным и таким мелким почерком, что даже сквозь очки доктор мало что мог разглядеть – лишь отдельные предложения. От волнения Стэйбл случайно содрал фотографию с обложки, но положил её к себе в карман халата.
— О, привет, Карамель! А что ты тут делаешь?
-А-аа! – Стэйбл подскочил на месте, уронив книгу. На него недоверчиво косился пони-лесник.
-Халат зачем-то напялил. И это… это что, очки? Карамель, я тебе говорил, что…
Доктор непонимающе посмотрел на него.
-Читать в темноте – плохо, — повторил он.
-Агась, — кивнул понь. — Еще немного, и ты через пару лет будешь видеть так же хорошо, как и я сейчас.
-Вы это уже говорили, — Стэйбл положил книгу в сумку.
-Да? Кому?
-Мне. Мне говорили. Вы не помните?..
Лесник почесал голову копытом.
-Э-эм…
-Мы встречались с вами в лесу. Меня зовут Стэйбл. Вы меня перепутали с каким-то Карамелем.
-Так эт не ты, Карамель, да? – Штрудель залихватски присвистнул. — Ну, дела. Слушай, может, он твой родич, а? Ну правда похож! Один в один, только как щегол не ходит. И ты худой какой-то прям...
Стэйбл поправил съехавшие очки.
— Вы понимаете, где сейчас находитесь, мистер Штрудель? – спросил он. — Это ваша сторожка.
— Сторожка? Уохохо, — понь хохотнул. — Не, отродясь не было. Пару деревьев посажу – и домой.
— Вы сажаете деревья в Вечнодиком лесу?
Дедушка Штрудель посмотрел на него как на ненормального.
-Мы в Вечнодиком лесу, — уточнил Стэйбл.
-О-о, — протянул старый пони.
— Заблудился, видать. Мне тут делать-то нечего, двадцать лет уж как прошло..
Из Вечнодикого леса они шли вместе. Стэйбл шел позади земного пони, с памятью которого творился знатный непорядок. По пути он дважды удивленно восклицал «Карамель!», но несмотря на это, примерный маршрут он знал хорошо.
— Кстати, не знаешь, может, у твоих знакомых он потерялся? Хотя, думаю, родители нашлись… это сколько лет прошло?
— Двадцать.
— О-о.
Так они и шли. Шли, позабыв о постановке вопросов.
— Жуткое местечко, — прибавил Штрудель, осторожно раздвигая копытом ветки старой ивы, — как есть жуткое. А зимой... одна зебра говаривала, что там волчья стая обитала.
— Правда?
-Агась! Давным-давно, когда Вечнодикий лес обычным был. Тут и волки водились, и другая живность... нормальная, не то что сейчас. Да только, — тут Штрудель вздохнул, — когда принцессу Луну изгнали, полезла тьма тьмущая всяких зверей — там, в замке, целый зоопарк гадов магических был, они и вырвались на свободу. Вот с тех пор волки места свои покинули, а там живет что-то страшное... огромное. Я сам не видел. Зебра сказала, что оно спит. Спит и видит, как бы что-нибудь сожрать. Попадется этой твари какая-нибудь глупышка, она её хлоп — и проглотит! Ни копыт, ни хвоста — поминай как звали.
— А древесные волки его не боятся?
— В том-то и дело, — Штрудель усмехнулся, — это и есть древесный волк. Только огромный. Прозвали его Императором — ну, так пришлось, сам он футов пятьдесят, если не больше. Его бы и Титаном назвали, да Титан уже есть...
Доктор нервно сглотнул. Вечнодикий лес, как всегда, был богат на сюрпризы. Ему очень хотелось, чтобы рассказ про самого большого древесного волка остался исключительно в фантазии бредящего старого пони.
— Ну, мы уже пришли.
— Правда? — Стэйбл осмотрелся.
Ничего особенного в этом месте не было. Оно выглядело, как обычный тупик Вечнодикого леса — тропинка, уложенная кирпичом тысячи лет назад частично поросла зеленью, частично осыпалась от неизбежной старости. Копыто доктора случайно наступило на один из кирпичиков, отчего тот хрустнул на две половинки. Старое дерево обвалилось: сухая, поросшая мхом коряга валялась на поляне. Лунный свет мерно падал на неё, освещая маленький клочок земли, в котором ничего не было, и, скорее всего, всё, что можно было бы найти, давным-давно растащили дикие звери.
Когда Стэйбл это понял, то позволил себе с облегчением вздохнуть.
И в этот самый момент что-то пошло не так.
Сначала доктор и лесник услышали, как протяжно завыл волк. Это не было похоже на привычный вой на луну, какой Стэйбл слышал всякий раз, когда Скрю хотелось пообщаться с собратьями по разуму. Он звучал близко, совсем близко, будучи подхваченным десятком рассвирепевших волчьих глоток. Доктор был уверен, что половина города услышала клацанье зубов и разгневанный лай. Что-то страшное должно было здесь произойти, и единорог очень хотел покинуть это место. И надеялся, что за Скрю сейчас приглядывают.
— Нам лучше поторопиться, — пони-лесник не стал возражать. Они бежали прочь из Вечнодикого леса. Удаляясь всё дальше и дальше от злополучной поляны, Стэйбл слышал позади себя озлобленное рычание и визг раненых животных.
-Там творится что-то очень плохое, — заметил Штрудель. К тому времени они вышли на тропинку, по которой доктор попал в лес. Ни Стэйбл, ни лесник возвращаться обратно не собирались.
Доктор молча кивнул и перевел дух. Когда визг и вой начали затихать, он уверенно шагнул вперед. Книга была при нем, и...
— Ой, кто это?! — услышал он за своей спиной. Это воскликнул Штрудель. Стэйбл резко развернулся назад. Доктор успел заметить, как за кустами мелькнула серая, почти седая грива голубой пони, стремительно умчавшейся туда, откуда Стэйбл поторопился убраться.
— Скрю! — Доктор сразу же рванул за ней. Только этого не хватало! Мысленно он уже проклинал себя, её и всю компанию, не сдержавшую кобылку на пути к свободе. В тот самый момент, когда он был близок к разгадке, он снова рисковал всё потерять — и в первую очередь её, как главную загадку всей своей жизни.
«Нет, нет, даже не думай!» — мысли бешено проносились в его голове. Реальность была такова, что ему ни в коем случае нельзя было оставлять Скрю в этом месте. Даже если она начнет брыкаться, кусаться и просить о возможности пасть смертью храбрых. О том, как её остановить, Стэйбл так и не подумал. Вспомнил он об этом только тогда, когда он прибежал на место развернувшейся битвы. Потому что если она и развернулась, то уже закончилась. Стэйбл услышал жалобное поскуливание кобылки и, совладав с очередным болезненно колючим кустарником, увидел перед собой поистине удручающую картину, освещенную холодным лунным светом.
— Скрю... — кобылка его не слушала. Она крутилась вокруг волчьего тела, на серебристой шкуре которого доктор заметил кровь. Он подбежал к ним и потянул Скрю за собой. Кобылка зарычала.
— Скрю, нам надо идти, — медленно сказал Стэйбл, тревожно оглядывась по сторонам. Убитых волков было всего трое. Судя по всему, они попали в засаду древесных. Волчица, которая показалась единорогу подозрительно знакомой, была еще жива. Она быстро, отрывисто дышала — потеряла много крови. Доктор, который видел многочисленные порезы на животе, и, что самое страшное, разодранное горло волчицы, ничего не мог поделать с этим. Бинты и медикаменты он с собой не взял, да и не был уверен в том, что смог бы спасти её в таком состоянии.
Скрю села рядом с волчицей. Она жалобно посмотрела на доктора.
— Прости, я не могу ничего поделать. Слишком поздно, — сказал он. Доктор говорил это без всякого удовольствия — ему еще не доводилось говорить кому-то о смерти, хотя, скорее всего, в его практике подобное будет, и не раз. Волчица не считалась разумным существом, и доктору следовало бы отнестись к её смерти как к чему-то неизбежному вроде случайно раздавленного телегой голубя, но заметив, как к глазам голубой кобылки подступают слёзы, сам испытал это отвратительно горькое чувство собственной беспомощности. И за это ему было стыдно, и за то, что приходится торопить кобылку в такой ситуации.
— Пойдем, пожалуйста, — осторожно попросил он, — нам стоит уйти отсюда. Здесь небезопасно.
Здесь небезопасно...
Никогда не ходите в Вечнодикий Лес. У меня с этим местом связаны не самые приятные воспоминания, хотя, до встречи с Императором я бывал там всего раз.
Всё могло бы сложиться иначе. Кое-кому следовало приглядывать за пациенткой, чтобы та никуда не убежала, а кому-то как можно скорее драпать из этого проклятого места. Но это было предопределено — глупо было ожидать, что Скрю не прибежит на помощь своей стае.
Слишком многое в этот день пошло не так.
Стэйбл медленно повернулся и застыл на месте. Ему доводилось видеть, как древесный волк, разломавшийся на куски, медленно восстановился из старых палок и коряг. Теперь же на его глазах поросшие мхом пни и деревья с треском и грохотом поднимались с земли, срастаясь в нечто огромное, во много раз превышающее пони. Старые деревья превратились в лапы и склеили собой древесное тело с волчьей мордой, длинными клыками и бревенчатой пастью. Зелеными фонарями сверкнули глаза.
Скрю, к ужасу доктора, это не напугало. Она еще громче залаяла, так и норовя наброситься на гигантского древесного волка. Он же, еще до конца не восстановившись, тупо уставился на кобылку, как на маленького и очень надоедливого жука-короеда.
Стэйбл не разделял её боевого настроя. Он успел схватить кобылку за хвост и оттащить её назад, прежде чем массивная лапа опустилась на неё, чуть не раздавив на месте. Кажется, это придало кобылке немного здравого, свойственного пони, смысла. Она побежала вслед за доктором, который, в свою очередь, мысленно поблагодарил Селестию за это маленькое чудо. Чудовище последовало за ними. Оно двигалось медленно — видимо потому, что еще не до конца собралось, но даже несмотря на это, один его медленный шаг обходился двум бегущим пони в десяток.
Если для Стэйбла и Скрю деревья представляли собой препятствия, которые приходилось обегать, то древесному волку они доходили в лучшем случае до груди. Огромные лапы без труда отшвыривали от себя высокие ели и сосны. Некоторые деревья сгибались и с треском падали вниз, чудом не задавив под собой жеребца и кобылку.
Вдруг Скрю отстала от доктора и вскрикнула. Стэйбл, обернувшись, увидел, что громадная ель, которую волк задел лапами, свалилась вниз и придавила земную пони толстой веткой. Посыпались иголки. Доктор бросился к ней, когда она смогла через силу вытащить заднюю ногу из-под ветки. Он помог ей быстро подняться, и с облегчением заметил, что с ногой всё в порядке.
Нужно было что-то делать. «Император» с каждым шагом сокращал расстояние до своей добычи, а долго бегать от него Скрю и Стэйбл не смогут. Доктор подумал о том, что она не сможет далеко убежать с ним. Он попробует отвлечь чудовище. Как-нибудь.
— В больницу, сейчас же! — рог Стэйбла засветился. Магия вытащила из сумки револьвер. Дуло в желтом магическом поле уставилось на древесное чудовище. Стэйбл пальнул один раз — для того, чтобы раззадорить волка в свою сторону. К своему счастью, кобылка испугалась выстрела и поковыляла куда быстрее.
Стэйбл рванул в другую сторону. Он собирался занять древесного волка собой, пока она уходит. Как убежать самому, он так и не придумал. Как-нибудь. Он слышал рокот чудовища, которое и не думало останавливаться, более того — перегнать его было совсем нелегко. Доктору приходилось постоянно маневрировать, чтобы не попасть к волку на ужин. Хруст деревянных зубов, острых, как колья, красноречиво намекал ему, что передышки на его пути не предусмотрены.
Побег был утомительно долгим. Стэйбл не мог убежать в Понивилль — там много мирных пони, и едва ли они могли чем-нибудь ему помочь. Нельзя подвергать город лишней опасности, когда...
Его лихорадочные мысли выбил из головы удар по спине. Его сердце ёкнуло от страха — он услышал хруст костей, он почувствовал чудовищную боль всем своим телом. Исполинская сила отхватила брыкающегося единорога от земли и швырнула вперед, как тряпичную куклу. Он пролетел вместе с сумкой несколько десятков метров и ударился о дерево головой.
Стэйбл потерял очки. Они слетели с его мордочки, и, кажется, когда он упал, он ясно слышал их хруст...
Доктор с самого детства не отличался отменным зрением. Он, пытаясь пересилить боль, попробовал подвигать копытами. Задние его не слушались, передние слабо елозили по травянистой земле. Он изрядно обкололся еловыми иголками, а глаза, и так ничего не видящие, заливала кровь из раны на лбу.
...
Вслед за болью пришел шок. Стэйбл в ужасе осознавал, что умрет прямо сейчас, и не то что врачи — сама принцесса Селестия его не спасет. Он не был к этому готов — не сейчас, до него вдруг дошло, насколько жалкой оказалась его жизнь. Она слишком короткая, и, к сожалению, даже в эти маленькие годы не отличалась ничем особенным, запоминающимся, потрясающим разум и воображение...
...
Но всё это Стэйбл получил, когда приехал в Понивилль. Маленькое захолустье для земных пони дало ему новую жизнь, полную удивительных открытий и верных друзей. Неугомонные медсестры, мудрый доктор Брэйнс и его удивительные друзья и знакомые вроде профессора Фырцше, известного на весь мир выдумками и взглядом на мир, в котором не было ничего относительного и рационального...
...
Удивительно, что у Стэйбла в прошлой жизни было мало друзей. Может быть, потому что он их не ценил так сильно? Или потому, что они не ценили его, через силу терпя его в своем обществе?
...
Удивительно, что у Стэйбла никогда не было особенной пони. Он считал, что отношения — удел для взрослых, а взрослым он себя никогда не считал, и сам поражался своей неопытности в общении с кобылками. Работа позволяла отвлечься от глупых мыслей...
...
Сейчас его глупые мысли были о Скрю. Он надеялся, что с ней всё будет хорошо. Если ему суждено умереть здесь, пусть будет так. Он многое сделал для этой пони и понимал, что после смерти ей займется Брэйнс. Главный врач закончит её лечение так же, как и начал его много лет тому назад.
Какая жалость. Когда она выздоровеет, он не сможет ей сказать что-то очень важное.
В ожидании смерти эта мысль казалась ему невыносимой. Но она оказалась последней, прежде чем его покинуло сознание.
...Он не слышал, как чей-то властный голос приказал гигантскому волку уйти. Это бы показалось ему невероятным — огромное магическое существо сдалось перед таинственной фигурой в капюшоне и отступило, трусливо поджав хвост.
...Она неспешно подошла к бессознательному единорогу. Присмотревшись к его ранам, она неспешно откинула капюшон, обнажив черно-белую гриву, собранную в ирокез.
Это была зебра — одно из удивительных существ, которых в Эквестрии мало кто имел удовольствие видеть. Зебры, как известно многим этнографам, проживали далеко на юге, сохранив табунно-племенной строй. Одной из традиций была, к сожалению, полная изоляция от цивилизованного мира, так что этнографы не слишком много могли поведать об их укладе жизни.
Внимание зебры привлекла сумка единорога. Из-под неё выглядывал переплет той самой книги, которую Стэйбл вытащил из разрушенной сторожки. Осторожно достав, зебра её раскрыла и, бегло осмотрев глазами, положила книгу обратно в сумку.
Взгляд Зекоры упал на револьвер, лежавший на земле в паре десятков метров от доктора. Она нахмурилась. Много лет тому назад — так говорили старейшины её народа — грифоны пришли на их земли, принеся с собой палки, стреляющие огнем и воду, от которой жгло горло и мутился рассудок.
Они принесли с собой войну, и долгих тридцать лет потребовалось, чтобы изгнать чужаков со священных земель.
В Эквестрии зебра была наблюдателем. Она слышала легенды о пони, которые приносили идеи о магии дружбы, и они прекрасно уживались с идеями народа зебр, существовавшими задолго до кровопролитной войны. Создать прекрасный дивный мир, связавшись с добрыми существами... но сначала их следовало изучить получше. Грифоны тоже поначалу пришли с миром.
Чуткие уши зебры уловили шум голосов. Определенно, это были пони. Велика вероятность того, что они искали раненого товарища, и ей нечего было здесь делать. Зекора взяла револьвер и положила его на пень. И изо всех сил ударила по курку копытом.
Раздался выстрел. Голоса стали громче, пони поспешили в сторону шума. Зебра взвалила на себя сумку доктора и поспешила удалиться, оставив его наедине с чужой помощью.
Не стоило её винить за такой плохой поступок. Зекора прекрасно осознавала, что с ним всё будет хорошо. Он сильный, этот единорог. Он выдержит это испытание, как и множество других, которые будут его ожидать на пути. Это зебра видела так же ясно, как и настоящее, и даже будущее. Всё остальное было лишь вопросом времени.
Сестре Редхарт.
Хей,
Спасибо за посылку. Луковые колечки просто восхитительны. Про Стэйбла я слышала. Лежу сейчас в Мэйнхеттене, плюю в потолок. Профессор Пэддок рвет и мечет. Говорят, он хочет перевезти своего сына к себе. Не получится.
За копию медкарточки тоже спасибо. Брэйнс может быть спокоен, в таком состоянии его никто никуда не повезет. Жалко жеребца. Я знала, что беготня за этой психованной лошадью его погубит.
Насчет просьбы Брэйнса ничего конкретного сказать не могу. Создание новой личности — дело серьезное, одной фотокарточки может не хватить. Импровизировать тоже не получится. Придется создавать с нуля. Собаку надо загнать так, чтобы она потом не вылезла. Если не вылезет — мало-помалу исчезнет и без нашей помощи.
В общем, когда я приеду, набросаю тебе примерный план. Ну, и новую биографию твоей лошадке тоже. Стэйбл не обрадуется, конечно, но сдается мне, ему недолго осталось. Коматозники долго не живут. А лечение Скрю и так затянулось. Надеюсь, Брэйнс не будет против.
Не унывай, подруга. Скоро это всё закончится.
Seo é, seo é an deireadh scéal
deireadh scéal an domhain
Кросс.
Глава 18
Начало четвертой части. Последней, если что.
Ночью сестра Редхарт не спала. Всё-таки, в ночное дежурство спать было нельзя. И хотя её, как старшую среди медсестер, это правило не особо заботило, в ту ночь у неё был веский повод. Рядом с Редхарт сидел жеребец-единорог представительного вида в белом халате. Он успел обзавестись сединой, однако сохранил просто феноменальное сходство со своим сыном: такой же карамельный, в очках, и кьютимарка напоминала метку Стейбла.
Наконец, когда дверь раскрылась, и на пороге, слегка прихрамывая, появилась белоснежная пегаска с крестом и расправленным крыльями на крупе, Редхарт смогла наконец-то выдохнуть:
-Ну как, всё получилось?
-Агась, — с достоинством улыбнулась Кросс. Не дожидаясь расспросов, она свалилась на диван и устало закатила глаза.
-Знаешь, рассказать целую историю жизни двадцатилетней взрослой кобылы за десять часов в таких подробных деталях довольно нелегко, — заметила она, — но я сделала, что сделала. Получилось круто. Завтра Скрю навестишь, дай ей проспаться.
-И это всё из одной фотографии?
-Ну да. Знаешь, Стейбл кое в чем был прав, — не дожидаясь реакции единорога-врача, Кросс продолжила: — шкатулка Скрю была отправной точкой в биографии нашей дорогой пони. Не знаю, что там было связано с мелодией, которая в ней играла, но у Скрю она тесно ассоциировалась с волчьей стаей. Когда она жила там. Может быть, у неё сформировался рефлекс... не знаю, впрочем, теперь у Скрю появилась новая отправная точка, еще более ранняя.
-Детская фотография?
-Угу. Заметь, — пегаска зевнула, — в Скрю всегда преобладала природа пони, просто за воспоминаниями, в которых существовала одна только поющая шкатулка с подпевающими в унисон волками, пони в ней так и не могла целиком проснуться, хотя и волк в ней окончательно не смог обосноваться, Скрю постоянно мучал вопрос о том, почему она не выглядит так же, как её «сородичи». Теперь шкатулка — часть её жизни. Часть жизни пони, у которой есть семья из пони — вот что важно.
Правда, пришлось немного подкорректировать имена, но в основном я говорила ей правду. Скрю искренне верит, что родилась в любящей семье, которая потом трагически погибла...
-Но они же не... — с сомнением произнесла Редхарт.
-Ну, если учитывать, с кем повстречался Стейбл в Лесу... — Кросс развела копытами, — но это лучше, чем детский дом. Пришлось бы придумать целую кучу сказок о том,где этот самый дом находится, а потом еще оправдываться, если Скрю про него узнает.
Потом она очень долго лечилась... тут, правда, кое-что стоит отметить.
Большую часть произошедшего Скрю уже не вспомнит. Для неё этот этап будет выглядеть как долгое и мучительное лечение от всех психиатрических болячек на свете. Даже те пони, которые видели, как она закапывает кости и лает на всех подряд ничего не смогут доказать. Скажем, это был нервный срыв, связанный со смертью любимого питомца. Один из тысячи.
-Так что я сделала, что смогла. Дальше твой ход, Редди: Скрю нужно как можно быстрее впихнуть в общество. Съемная комната, работа, жеребец. С последним, конечно, пока лучше подождать.
-Поговорю с Тендерхарт, — с готовностью кивнула Редди, — у неё всегда есть кто-нибудь на примете. Что-нибудь еще?
-Угу, — взгляд пегаски стал очень суровым, — две вещи, которые стоит держать от неё подальше. Первая — это шкатулка. Эта штука её никогда в жизни не оставит, особенно со своей идиотской мелодией. Так что от шкатулки постепенно придется её отучать. Устрой ей, скажем... шкатулкотерапию. Давай её подержать ей две-три минуты, но не раскрывай. Покажи Скрю другие музыкальные шкатулки. Пускай отвыкает.
-Понятно. А вторая?
-Стейбл.
Единорог выжидающе посмотрел в её сторону.
-Ну, сейчас он не особо разговорчив, — заметила Кросс, — но Скрю ничего о нем не вспомнит. Я конечно, рассказала ей про доброго доктора, который её спас, но его тему нельзя раскрывать. Он стал частью её волчьего прошлого, так что, раз уж он лежит в коме — для нас это плюс.
Редхарт вздохнула.
-Ну да, — грустно протянула она, — жалко, конечно. Жеребец и Скрю были не разлей вода. Он расстроится, если узнает.
-Вот уж вряд ли, — наконец-то подал голос жеребец. Кросс и Редхарт посмотрели в его сторону.
-Мой сын был всего лишь её лечащим врачом, — заметил единорог. Он почитывал медицинский журнал, держа его в телекинетическом поле, почти такого же цвета, как у Стейбла, — я горжусь тем, что он довел такое сложное дело до конца, но с этой пони его больше ничего не связывает, и никогда не будет связывать.
Редхарт осуждающе покачала головой.
-Нельзя так, — сказала она, — в городе у него практически не было друзей, он почти всё время ей посвятил. И общаться с другими пони учил, и бегал за ней, как заведенный, и вообще, сколько раз спасал...
-И посмотрите, что с ним стало! — единорог начинал потихоньку выходить из себя, — я понимаю, что ваша пациентка серьезно болела, но всякий раз, вместо того, чтобы остановить, вы с Брэйнсом подвергали её опасности, а с ней заодно и моего сына!
-Ну может, когда он очнется, он тоже про неё забудет... — задумалась Кросс. А потом махнула копытом, — хотя, вряд ли. Мне её не жаль. Она и вправду чокнутая.
Редхарт задумалась.
-Думаю, как Стейбл очнется... а это будет скоро, показатели у него хорошие, — сказала она, — то они быстро найдут общий язык. Нет ничего плохого в том, что они заново познакомятся. Такая пара друг друга из тысячи себе подобных найдут.
Услышав слово «пара», единорог фыркнул.
-Хотя, может, это и к лучшему, — не обращаясь ни к кому, сказала она, — отмучается, немного пострадает... а там и к новой жизни привыкнет.
-Рано или поздно это должно было случиться, Редди, — примирительно сказала Кросс. Пегаска встала с дивана перед ней, гордо подняв голову, — an deireadh scéal, конец истории, все дела.
И даже отец Стейбла немного смягчился. Он встал рядом с Ред Кросс, и хотя по росту доктор был немного меньше пегаски, но выглядел не менее солидно.
-Мы — врачи, сестра Редхарт, — сказал он, — Рано или поздно лечение наших пациентов заканчивается, хотя мы к ним порой привязываемся. Хорошо или плохо... но заканчивается, и исключительная храбрость моего сына лишний раз показывает, что отступать от своей цели не следует никогда. Но свою цель он выполнил, а это значит — ему пора оставить Скрю, чтобы она жила долго и счастливо.
А впереди у него будет множество других спасенных жизней.
...Должны быть, я уверен в этом. Он еще всем покажет.
Некоторые жеребята — в основном, из числа получивших кьютимарку — имеют некоторый шанс устроиться на настоящую работу. Понивилль, стоит заметить, всегда дает возможность проявить себя в каком-нибудь поприще, а взрослые пони всегда рады научить молодых будущей профессии. За работу им, конечно же, ничего не платят, но жеребят это не особенно смущало — тех, кто действительно хотел чему-то научиться, уж точно.
Так Редхарт в свое время твердо решила, что Понивилльская клиника — то самое место, где ей стоит работать, поэтому её кьютимарка с крестом и сердечками выглядела точь в точь, как табличка у входа на больничный двор.
Ей льстило работать старшей медсестрой: несмотря на кажущееся своевольство и презрение к незаслуженно раздутым авторитетам, Редхарт была строга, нетерпима к глупостям и, что особенно важно, обладала профессиональной реакцией и никогда не пасовала перед опасными ситуациями. Последнее особенно ценилось молодыми врачами, которые могли легко сдаться под гнетом множества стрессовых факторов, когда казалось, что управиться со всеми проблемами может только наличие пары десятков дополнительных рогов и копыт.
Теперь, когда в команде медсестер появилось пополнение, Редхарт лихорадочно вглядывалась в пухлую, но не выражающую каких-либо эмоций мордашку жеребенка, пытаясь вспомнить, не была ли она сама настолько же оторвана от нормального детства.
У Райм — так звали земную пони, пришедшую к ним сразу же после получения медицинской кьютимарки — были все зачатки для становления отличной медсестрой, и Редхарт была этим всерьез обеспокоена. Она решительно не могла понять, испытывает ли Райм хоть что-то, похожее на страх или озабоченность. Когда Редхарт отправила её отыскать Кросс и передать ей что-то там очень важное, та свободно прошла через отделение травматологии и обратно, при этом ни разу не свалившись в обморок при виде крови. Более того, она задержалась, чтобы помочь Кросс сначала сломать, а потом выправить неправильно сросшееся крыло. А после обеда осталась помогать Тендерхарт перевязывать наиболее «кровавые» случаи пегасьих кульбитов, благо лётный сезон Вондерболтов еще только начинал набирать себе неудачливых последователей.
Думая о маленькой кудрявой кобылке Редхарт вспомнила, что, впервые увидев серьезную рану на своей практике, она с трудом подавила тошноту. А Райм хоть бы что. И такая стрессоустойчивость для Редхарт до недавнего времени оставалось загадкой.
Спустя неделю после приема Райм на работу, сестра Редхарт решила навестить её родителей, тем более, что жили они недалеко от города, в уютном маленьком домике с посеребренной крышей и пристроенным к дому сараем.
-О, Райми у нас просто лапушка, — сходство матери с жеребенком было заметно: земная кобыла была примерно такая же белоснежная и лупоглазая.
-И ничего такого странного в её поведении нет?
-Нет, ну... как сказать, — мама Райм стряпала на кухне, пока Редхарт время от времени потягивала кофе, сидя на диване.
-Райми сама по себе не хохотушка. Это странно, конечно, я и мой муж по натуре веселые.... а дочка у нас немного замкнутая, есть такое дело. Но она очень ответственная пони, и хорошо учится...
-Да, я заметила, — кивнула Редхарт.
-Ну, и храбрая очень, ничего не боится, — добродушно добавила хозяюшка. — Даже папе помогает. У нас небольшое хозяйство, есть несколько свинок и хряк...
-Хрюшки — это мило, — согласилась медпони, — декоративных держите?
-А? Нет, эти на убой. Мой муж поставляет мясо на восток, там его грифоны покупают. Очень прибыльное дело...
Редхарт, сделавшая слишком большой глоток кофе, застыла в оцепенении.
-На убой? — ошалело спросила медпони.
-Да! — радостно воскликнула кобылка, думая, что Редхарт обрадовало известие о наличии скотобойни за городом: — у нас самые откормленные... О, Райми, посмотри кто к нам пришел!
-Здравствуйте, тетя Редхарт, — Райми вошла в дом вместе с бледно-желтым усатым жеребцом (судя по всему, это был её отец). На них обоих были надеты желтые рабочие комбинезоны, перемазанные свежей кровью.
-У Райм неплохо получается! — жизнерадостный жеребец скинул окровавленные бахилы у порога и прошел к жене, чтобы чмокнуть её в щечку.
-Я даже и подумать не мог, у меня в её годы с первого раза никогда не получалось, а она раз! — и прямо в сердце! Умница, просто умница! Откуда она это знает...
Редхарт промолчала, собираясь с мыслями. Их было слишком много, и, пожалуй, самая невинная была о том, что Райм не помешала бы помощь детского психиатра. Еще одну мысль она озвучила уже в своем кабинете, на следующий день.
-Что с этим миром не так?
-Не знаю, — ответила ей сестра Тендерхарт, — вроде всё нормально. Только Твайлайт переехала в замок. Красивый, правда?
...Иногда в клинике не было работы. То есть, она была всегда, конечно же, но Редхарт, желающая выкрасть пару-тройку часов здорового сна на ночном дежурстве, игнорировала её как не слишком важную. Так что, будучи старшей медсестрой, перепоручала её кому-нибудь другому.
...На данный момент, единственной незанятой медпони оказалась Райм.
-Ну... Редхарт посмотрела в глаза, полные добродушной отрешенности и задумалась о том, какую работу можно поручить жеребенку-свиноубийце.
-Ладно, есть для тебя небольшая работенка. Нужно кое за кем присмотреть. Справишься?
-Кто это? — голос Райм звучал ровно, не выказывая никакого удивления или беспокойства за пони, лежавшего на койке. Обычно пони стараются не забывать о близких и родных, лежавших в больнице, но возможно, что у этого пони их просто не было, или они давно не навещали его. Цветы на подоконнике явно свежие (или искусственные), но цветов или открыток с пожеланиями скорейшего выздоровления замечено не было.
-Его зовут Стейбл, — сказала Редхарт.
-А-а, — Райм заговорила шепотом, — кажется, он спит. Мы должны его разбудить?
-А? Не, можешь говорить нормально, кстати, он нас не слышит, — махнула копытом старшая медпони, — но тебе придется за ним проследить. Стейбл подключен к аппарату, но он у нас старенький, без тревожной кнопки. Брэйнс как-то хотел новый поставить, но денег на него мы так и не выбили. Короче, работа плевая: просто сиди и смотри на него. Если очнется, или аппарат слишком быстро пикать начнет и красным светиться, то по коридору слева есть интерком. Нажми на кнопку и скажи охраннику, чтобы тот бегом позвал меня. Всё понятно? Да? Отлично, а я пойду.
-Удачно тебе повеселиться, дорогуша, — добавила Редхарт и закрыла за собой дверь.
Пип
Райм посмотрела на больного. Жеребец-единорог казался спящим, но в отличие от её отца, он не храпел, и это казалось жеребенку странным. Возможно, в этом и крылась причина его болезни. А может быть, с ним произошло то же самое, что и со свинками, которых разделывал на мясо папа. Тогда тем более странно, почему никто не удосужился опалить этому пони шерсть. Вообще, долго мясо передерживать нельзя, если оно не находится в морозильнике, оно может стухнуть...
А, точно.
Он же должен проснуться.
Пип
Странно, но Райм почувствовала, что ей скучно. Обычно её жеребяческий энтузиазм казался Редхарт нескончаемым. Юная пони была готова выдержать самую нудную работу.
Пип-Пип
С другой стороны, на «самой нудной работе» Райм постигала сложную науку медицинских пони. Как делать перевязку, как оказать первую помощь пострадавшему, массаж сердца, а еще ожоги, обморожение, и многое другое. А здесь не было ничего познавательного. Нужно просто стоять и смотреть на единорога с кучей проводков, идущих от него к пикающему аппарату.
Пип-Пип
Какая скука. Даже устройство аппарата жизнеобеспечения могло бы представлять собой какой-то интерес с технической точки зрения. Например, почему он медленно пикал тогда...
Пип-Пип-Пип
...И почему он быстро пикает сейчас.
Пип-Пип-Пип
Даже слишком быстро. Так и должно быть, верно?
Пип-Пип-Пип
Или нет.
Аппарат жизнеобеспечения взбесился. В непредвиденных ситуациях реагировать следует быстро, ведь от этого зависит чья-нибудь жизнь, от которой, в свою очередь, зависит чья-нибудь зарплата. Райм еще не понимала некоторых аспектов своей будущей работы, однако того, что уложилось в её голове, уже хватало для быстрого и своевременного переброса стрелок на того, кто понимает в проблеме лучше, чем она сама.
В данном случае, жеребенок исполнял приказание Редхарт. Райм резво вскочила на ноги (вид мерно пикающего аппарата чуть было не отправил её в мир снов) и бросилась бежать к переговорной панели. Найдя прибор на стене, она нажала на кнопку и попросила о помощи. Ей никто не ответил. Она нажала еще раз и снова о ней попросила. Но передатчик молчал. Наверное, охранник отлучился куда-то — в туалет или насовсем.
Любая другая пони бы запаниковала, или, в крайнем случае, побежала за Редхарт. Но её надо было найти для начала, а ушлая кобыла спряталась в бытовке и мирно посапывала на старой тахте, среди швабр и пустых ведер.
К тому же... при всем уважении к Райм, та не совсем правильно усвоила приказание Редхарт. В любом случае, ей нужно было привести старшую медсестру сюда, и как можно быстрее. Был еще один способ, но взрослые пони строго-настрого запрещали жеребятам играть с подобными вещами. Но жизнь чужого пони — это не игрушка, поэтому маленькая кобылка, тяжело вздохнув, поспешила за топором.
...Сестра Редхарт проспала не больше часа. Подъем оказался настолько неожиданным, что земная кобыла подскочила, как ошпаренная, хорошенько припечатав свой нос об пол..
-Что?.. — поднявшись, она потерла ушибленный нос копытом и выбежала на второй этаж, благо там она смогла поравняться с главным врачом.
-Редхарт, какого сена здесь происходит, кто включил пожарную тревогу?!! — рявкнул единорог, силясь перекричать писк, исходящий из доброго десятка извещателей, помноженных на пожарную сирену, пускай и старенькую, но вполне способную посоревноваться с паровозным гудком.
-Я не знаю! — крикнула Редхарт, — может, и правда пожар? Внизу только Райм, новенькая, и охранник!
-Новенькая?! Что она там забыла?
«Мясо с мангала снять», — чуть не ляпнула медсестра. Шутки шутками, а она и доктор как раз спускались на первый этаж, где встретились с не на шутку перепуганным охранником. Редхарт про себя отметила, что парфюм еще не выветрился, и аромат...
«Всё ясно», — принюхавшись, заключила Редхарт. Любовь витает в воздухе.
На посту охраны их ожидала Райм. Охранник перепрыгнул через свой стол, чтобы лихорадочно понажимать на все кнопки и выключить пожарную тревогу, в то время как Редхарт подбежала к жеребенку:
-Райми, ты зачем тревогу включила?!
-Ваш пони! Его аппарат начал быстро пикать!
-Стейбл, — выдохнул единорог. Старый врач устремился в его палату, пока Редхарт утешала (или ей так казалось) начинающую медсестру добрыми словами:
-Фух, я же чуть не обделалась пока сюда бежала, но ты больше так не делай, ладно?..
Единорог вернулся быстро, даже очень. Старый единорог карамельной масти встал возле двери. Вид у него был слегка ошарашенный, но кажется, он смог с совладать со смешанным круговоротом чувств, которые он испытал в этот удивительный момент.
-Редхарт, там...
Единорог несколько раз моргнул. Редхарт отвлеклась от жеребенка и подошла к нему. Она чувствовала — что-то не так.
-Всё хорошо? — с тревогой в голосе спросила она. Жеребец кивнул, утерев копытом глаза.
-Он хочет пить, — сказал главный врач, — Редхарт, если вам не трудно...
Белоснежная пони с облегчением вздохнула и улыбнулась врачу.
-Сейчас принесу, — пообещала она.
Встреча со Стейблом в ту ночь была короткой. Редхарт принесла ему воды, и почти сразу же её прогнал главврач, потому что больному требовался покой. Она отнеслась к этому с пониманием: отец Стейбла, профессор Пэддок, всё то время, пока тот лежал в коме, не отходил от него ни на шаг и очень сильно за него беспокоился.
А потом... потом жизнь Стейбла превратилась в череду новых испытаний.
Он заново учился ходить.
Редхарт приходилось за ним приглядывать, потому как Стейбл отличался невероятной силой воли, граничащей с безумием. Он был напорист; даже слишком, и его тренировки могли сойти на нет из-за нежелания давать самому себе передышку. Словно находя особенное упоение в издевательстве над самим собой, он с огромным трудом, подавляя крики о помощи, двигал непослушными копытами вперед и назад. Редхарт частенько приходилось его поднимать.
В первый раз она пришла к нему в палату и застала Стейбла лежащим на полу.
-Только не говори мне, что опять пытался встать, — тяжело вздохнула она, с силой поднимая единорога, чтобы положить его на кровать.
-Я всего-то хотел сходить в туалет, — понуро сказал он, позволяя Редхарт себя уложить. Мысленно, конечно, он ей сопротивлялся, но его физическое состояние всё еще оставляло желать лучшего.
-Меня попросить никак, ага? — медпони, уложив непослушного пациента, полезла было под койку, за уткой, но вскоре её копыта почувствовали на полу что-то мокрое, и прозорливая медсестра догадалась, что утка больному больше не потребуется.
-Рано тебе подниматься, жеребец, — примирительно сказала она, — а твоему отцу это совсем не понравится.
-Ничего страшного, — тяжело ответил ей единорог, — главный здесь Брэйнс, и я думаю, что даже мой папа его авторитет не оспорит. Он, кстати, пытался однажды.
Редхарт вздохнула.
-Слушай, жеребец... хотела тебе сразу сказать, но как-то времени не подвернулось.
Стейбл, в ожидании худшего, заерзал на койке.
-Ну, в общем твой отец закрепился здесь надолго. Брэйнса отправили на пенсию.
Немного помолчав, Редхарт рискнула уточнить:
-Точнее, его уволили. Профессор как узнал, что с тобой случилось...
-Но Брэйнс-то здесь причем?! — в голосе единорога прозвучало отчаяние.
-Ну, — Редхарт засомневалась, — сам подумай: Брэйнс пустил тебя в Вечнодикий лес. С оружием. Не знаю, кто твоему отцу про это рассказал... хотя, наверное, старик сам признался. Он чуть не одурел от ужаса, когда мы тебя сюда притащили.
Стейбл закрыл глаза.
-Ты в порядке? — осторожно спросила Редхарт.
-Я в порядке. Устал немного, вот и всё. Жалко его.
-Ну да, — кивнула она, — жалко. Старик уехал к себе, в Рэйнбоу Фоллс. Может, через пару недель вернется.
-Хорошо бы, — выдохнул Стейбл, — я многое пропустил. Но... Редхарт.
-А?
-Скрю. У нас получилось?
Редхарт кивнула. Доктор уединялся со своими мыслями, к сожалению, весьма отрывочными ввиду его состояния. К своему ужасу Стейбл осознавал, что от его привычного уклада мысли не осталось и следа: думать и соображать так же хорошо, как раньше, у него не получалось. Это было настолько пугающе непривычно, что единорог напрягал свой размякший мозг до предела, у него болела голова, и от этого он злился на себя еще больше.
Мысль о том, что Скрю здорова, впрочем, его успокаивала, но лишь на время.
А месяцы шли. Стейбл, запертый в четырех стенах больницы, потихоньку учился ходить. Редхарт не очень-то распространялась о Скрю — отмалчивалась, что «нормально всё», и чем чаще она так говорила, тем больше доктор убеждался, что что-то не так, а убедиться в этом он мог еще нескоро — другие пони тоже хранили упорное молчание, а отец...
Профессор Пэддок и раньше не отличался добродушием. Конечно, в его семье обошлось без домашнего насилия, но распределение родительской любви по отношению к Стейблу и его братьям и сестрам не считалось важным. В первую очередь профессор видел в своих детях продолжение великой медицинской династии, и отдаваться учебе без остатка считалось в семье милым делом. Но дети не жаловались: там, где им недоставало отцовской любви, её с лихвой компенсировала мама, так что годы того же Стейбла прошли в исключительно мирной, не отличающейся какими-то воспитательными потрясениями, обстановке.
Что касается Скрю, то профессор ничего о ней и слышать не хотел. И хотя признавал уникальность её болезни и, что совсем нехарактерно для врача старой эквестрийской закалки, уникальность её исцеления, начал считать Кросс, Брэйнса и многих других пони, так или иначе приложивших копыта к её лечению, шарлатанами.
То немногое, что Стейбл мог узнать о Скрю, — это что она снимает комнату в центре города, у цветочниц. Он подслушал это случайно, из болтовни Тендерхарт с парой кобылок, забредших на медосмотр. Еще он узнал, что медсестра устроила её в строительное агентство, занимающееся демонтажем ветхих зданий. Единорог удивился, но, вспомнив о кьютимарке Скрю, успокоился: если она освоилась на месте работы, значит, всё пучком.
Когда Стейбл начал более-менее нормально двигаться, свободное время он проводил в парке за больницей. Сидел под деревом, читал медицинский справочник, пытаясь вернуть годы утомительной зубрежки в университете. В один такой прекрасный день чтение как-то не заладилось: тень от дерева оказалась на другой стороне, голова болела, а мелкий шрифт медицинских терминов расплывался в глазах. Стейбл отложил книгу и, предчувствуя легкую тошноту, устало склонил голову. На территории клиники почти никого не было: какие-то незнакомые ему старые пони прогуливались по тропинкам, Редхарт и Тендерхарт уплетали сушки, сидя у открытого окна на первом этаже, а младшая медпони с отсутствующим видом стояла у окна, аки дозорный на посту.
-Твой мозг по прежнему играет с тобой прескверную штуку.
-Это не новость, — донеслось до Стейбла, — Зачем он мне, не напомнишь?
-Чтобы думать.
-О как. А не напомнишь, зачем он мне нужен сейчас?
-Это сила привычки, Фырцше, — ответил знакомый единорогу голос, — мы частенько таскаем с собой то, что причиняет нам боль без возможности на замену чем-нибудь другим. Каша в голове, конечно, не настолько болезненна, но и думать тебе больше не придется ровным счетом никогда.
-Это плохо?
-Ну как сказать, — из-за угла больницы осторожно выглянули два старых жеребца. Один из них потащил другого на себе, постаревшего и по виду, до полусмерти исхудавшего.
-С кашей в голове ты сможешь наконец-то завести себе семью.
-Тогда я лучше потерплю, — категорически ответил Фырцше. Прихрамывая, Стейбл поспешил к этой парочке, помахав копытом в знак приветствия.
-Доктор Брэйнс!
-Стейбл! — Доверив судьбу Фырцше ближайшей скамейке, поспешил к нему Брэйнс. Доктор, хромая, направился к нему навстречу.
-А его не опасно переносить?.. — Стейбл осекся. До сего момента он и думать забыл о профессоре. И медпони о нем особо не болтали. И вообще, казалось, что история Фырцше закончилась, пока единорог лежал в коме.
-Что есть, то есть, — согласился Брэйнс. Старый пони немного помялся, — но прогулку ему еще никто не запрещал. Ему полезно.
-Тебе тоже, — отозвался Фырцше, — только не надорвись по пути.
-Мне и правда очень жаль, Стейбл. Мне следовало тебя остановить в ту ночь.
-И тогда бы я не знал, как вылечить Скрю, верно?
-Это могло и подождать, — тряхнул головой старый пони. Троица пони расположилась на скамейке, причем Фырцше оказался посреди них, окидывая обедающих медсестер свирепым взглядом. Сложно сказать, чем они так сильно ему не угодили; одним своим существованием, наверное.
-Вечнодикий лес — место опасное, — продолжал он, глядя куда-то вдаль, — Ты сам помнишь, что случилось в первый раз. Наверное. Грустно это признавать, но твой отец был прав. Мы упустили Скрю, отпустили тебя на верную смерть, и скажем так — украли несколько лет из твоей жизни. И всё по моей вине.
-Это вряд ли, я сам вызвался...
-И что? Я должен был тебя остановить. Это же очевидно! — Брэйнс вздохнул, — на самом деле, на пенсии не так уж и плохо, так что я дешево отделался. Но одна фотокарточка со Скрю того не стоила.
Стейбл усмехнулся.
-Так уж и одна?
-Ну да,
Единорогу стало как-то не по себе.
-Вы шутите...
-А должен? Мы услышали выстрелы и прибежали как только смогли. Мы нашли фотографию у тебя в кармане.
Стейбл нахмурил лоб.
-У меня была с собой сумка, — вспомнил он.
-Мы не нашли её.
-А искали?
Брэйнс промолчал.
-Не подумай обо мне слишком плохо, — заметил он, — но никто из нас не думал в ту ночь про твою сумку и то, что там находилось. Что бы ни находилось, — уточнил он.
Раздался легкий загробный смешок со стороны Фырцше
-Не забудь его отговорить туда возвращаться, — хрипло заметил он.
-В Вечнодикий лес? Что за глупости, — отмахнулся бывший главврач, — Ты ведь не думаешь об этом, Стейбл?
Молодой единорог подумал, причем сделал это с таким видом, что определенные опасения у старого пони всё же остались.
-Стейбл, даже если ты оставил там десять томов биографии своей пациентки с её полным анамнезом, это еще не повод туда возвращаться и снова подвергать себя опасности, ты же врач, а не детектив! Ты должен был ввести её в жизнь обычных пони и доказать ей, что она пони! И ведь добился своего.
-Но её семья... — вырвалось у Стейбла.
-Не имеет никакого значения, — закончил за него Брэйнс, — по крайней мере, для её лечения. Единственное, что у неё осталось от родителей — хорошая наследственность и музыкальная шкатулка. Кстати, ты знал, что Редхарт, Тендерхарт и Свитхарт из одного детского дома? Редхарт о своей семье до десяти лет ничего не знала. Я просто говорю это к тому, что не у всех пони есть родные и близкие. Может быть, родня Скрю сплошь и рядом состоит из великих пони, но по мне так ты ближе к ней, чем все они вместе взятые. А ты ведь всего лишь тот, кто из кожи вон лез, чтобы её вылечить.
Стейбл рассеянно кивнул в ответ. Брэйнс был прав. Больные пони частенько идут на поправку, и пожелание никогда больше к нему не возвращаться было бы, пожалуй, самым лучшим со стороны лечащего врача. Маленькая часть его, которая была всё же рада тому, что Скрю Луз стала полноценным жителем Понивилля, наконец-то гордо обнажилась, и вопрос о том, что же делать дальше, решился сам по себе. Дальше надо жить. Продолжать жить и идти дальше, и тогда его победа за Скрю станет совсем уж незаметной на фоне множества других.
-Я хочу поговорить с ней, — негромко сказал Стейбл, — так много времени прошло...
Брэйнс ободряюще ему улыбнулся.
-Конечно. Обязательно навести её, когда поправишься.