Идолы и Боги

Глава 2

Крэлкин прошел в свою комнату в одной из башен кэнтерлотского дворца и осмотрелся. В глаза сразу бросилась белая обложка сборника фотографий с жителями Империи Грифона, расположившейся на столе, которая выделялась среди простой обстановки комнаты. Селестия не баловала его излишествами и выделила лишь необходимое: небольшую кровать, стол и стул, ставшие рабочим местом, да шкаф, в котором с одной стороны были вешалки для одежды, которой у жеребца не было, а с другой – полки для книг, но и там была пустота.

Ежедневно, утром и вечером, к нему приходили работники замка и приносили еду, порой – приглашение на званый ужин с принцессами, где он общался с Селестией о государственных делах и дифференциации общества. Нередко она спрашивала о продвижениях в его работе, на что получала пространный ответ, что жеребцу необходимо еще время. Зачастую после разговоров он гулял с Луной по замку или ночному городу. Если подруга была занята, он возвращался в комнату и сортировал фотокарточки.

Первое время в замке на него смотрели с недоумением, но вскоре свыклись с новым обитателем дворца, и некоторые даже пытались с ним заговорить, но Крэлкин не был намерен заводить друзей на новом месте, потому отвечал сухо или просил, чтобы его оставили в покое. Его внутренний взгляд постоянно обращался к Понивилю и всем, кто там остался. Он много времени думал об Альтусе, и как бы плохо с ним не обходился старый друг, он оставил пустоту в сердце. Также ему не хватало Твайлайт, однако он не решился ей ни разу написать, и иногда спрашивал у Селестии, как та живет, видя пришедшее письмо от ученицы принцессы.

В комнате было два небольших окна, у которых открывалась только одна узкая створка. Прикинув, зачем это сделано, чужак решил, что это просто требования техники безопасности. Он пытался несколько раз высунуться, чтобы проверить свою теорию, но удавалось это лишь наполовину.

Из всех предлагаемых комнат, эта была ближе всего к Принцессе Луне, что и стало решающим фактором в его выборе. К тому же, дальше от привычной суеты замка. Более того, жеребец имел полный вид на столицу и несколько раз намеревался нарисовать план города, но как только брал в зубы карандаш, понимал, что это ему ни к чему.

С Принцессой Луной он достаточно много общался и гулял. Правительственная особа порой не понимала грубых шуток или утонченных двусмысленных высказываний, но это ничуть не мешало им обоим с удовольствием проводить время, наслаждаясь обществом друг друга. К своему удивлению, Крэлкин обнаружил, что Луна перестала вести себя как капризный ребенок, желающий получить одобрение своей сестры или ее время. Она больше присматривалась к пони, размышляла о долге и о дружбе, и о взаимосвязях между этими понятиями. Жеребец поддерживал разговоры, тем более что они ему нравились, хотя проходили очень редко.

Много времени он проводил сидя за столом над пергаментом. Он учился красиво писать, пробовал изобразить множество стилей. Понимая, что Старсвирл теперь ведет свою, непонятную ему линию, он полагал, что умение подделывать почерк будет достаточно важным. Несколько раз за этим делом его застала Луна, но ни разу не предала его занятию ни малейшего значения и даже однажды похвалила за старания. Крэлкин похвалы не понял, но где-то в глубине души ему стало приятно.

Взгляд жеребца упал на кровать, которая была, как обычно, безукоризненно застелена. Он не утруждал себя заниматься подобным делом. В сущности, ему было все равно, на мятых простынях он будет спать или нет, а комнату изнутри видела лишь Селестия, Луна и еще несколько пони, так что к эстетичному виду своего пристанища он относился равнодушно. Но работники замка бдели и, как только он покидал свои пенаты, моментально заправляли постель и укрывали цветастым покрывалом.

Посреди кровати, лежал небольшой камешек, который слабо переливался изнутри. Подойдя к драгоценности и сбросив сумки на пол, жеребец узнал свечение заряженного особым способом александрита, но он оказался не тем камнем, что был передан главному правителю часом ранее. Удивившись, пони переложил вещицу на стол и краем глаза скользнул по улицам города.

Крыши помпезной и даже вычурной столицы Эквестрии блестели в ярких лучах солнца и навевали на чужака тоску и уныние. Свысока, где было плохо видно снующих по каменным дорожкам непарнокопытных существ, ему казалось, что он смотрит на отражение своего собственного мира. Город практически не отличался от среднего по величие районного центра небольшой страны, и это сходство постоянно и неуклонно рисовало картины минувшей жизни с каждодневным действом и знакомым чувством животного страха смерти.

Он тряхнул головой, выбрасывая мрачные мысли, и уселся за стол. Чтобы хоть как-то отвлечься, он достал из ящика небольшой листок, чернила, перо и приготовился практиковаться в каллиграфии. После своего занятия он решил навестить Луну, но пока красивый почерк был важнее подруги. Смочив письменную принадлежность в чернилах, он опустил ее, и скрипящие звуки наполнили комнату.

“Я стоял над пропастью и думал, что будет дальше. Я даже не понимал, как тут оказался. Я не хотел прыгать, но и жить тоже не видел смысла. Все размылось, стало серым. Грань между добром и злом напрочь стерлась. Я понял жизнь, и жить стало скучно. Хуже всего быть бессмертным в таком состоянии. Ты уже пресытился жизнью, но не можешь избавиться от этого бремени.

Наверное, так себя чувствуют женатые, живущие в браке не по любви. Вероятнее всего, они уже пресытились одним телом и теперь жаждут другого, но его нет и быть не может. Так и с жизнью. Единственным развлечением становится смерть. Любая: твоя или чужая. Да и уже не разобрать, зачем убивать кого-то или резать себе вены в который раз, мечтая проститься с жизнью. Это становится привычкой, обыденностью. Все равно никакого наказания не будет, а боль… боль лишь принесет сладострастные мгновения, вырывая из болота однотонности.

Бессмертным в этот момент должно быть завидно смертным. Вторые могут прервать свои мучения в любой момент, заключить договор со смертью и уйти. Радостные или не очень, но уйти. Бессмертным же приходится наблюдать за идущими. Они как нищие сидят около дороги с протянутой кружкой, глотая пыль из-под копыт проходящих странников, и наблюдают. Кто-то кинет им монетку, кто-то – нет. И звон этого небольшого кусочка металла радостно зазвенит в их ушах, и тогда слова лживой благодарности сорвутся с уст. Они будут жадно взирать за каждой появляющейся фигурой, и смотреть вслед уходящим безразличным взглядом.

Они прокляты, они – изгои общества, застрявшие в своем времени и не понимающие, что происходит вокруг. Некоторые из них тянут назад, но в большинстве случаев они просто живут, прожигают жизни и ждут монетку развлечений в своей маленькой кружке безысходности”.

– Какой же бред я пишу… – с разочарованием произнес Крэлкин и вздохнул. Он перевернул листик и задумался. – Надо написать о чем-то нейтральном. О погоде.

“Изменения в природе происходят с завидной периодичностью. Иногда даже странно понимать, что ты идешь сейчас по снегу, а завтра жара заставляет залезть тебя в речку. Зимой мы хотим тепла, а летом – прохлады. Невозможно уловить тонкую грань перехода между одним состоянием и другим. Кто-то отделяет их, называет весной и осенью, но моему глазу они незаметны.

Погода идет в ногу со временем, и плохой погоды не бывает. Бывает неправильное или неподходящее время для чего-либо, но не бывает неподходящей погоды. Просто дело вкуса. Кому-то нравится купаться, а кто-то обожает лыжные прогулки. Но не стоит лукавить или кому-то завидовать. Всем дано одинаковое количество времени на свои забавы. Три месяца для лыж и три месяца для купания. Остальное – подготовка.

Погода проста и понятна. Она не лжет, показывает свой истинный вид и ни под кого не подстраивается. Если над городом зависла обложная синяя туча, то будет дождь. Рано или поздно. Она не подарит зимой тепло, а летом – минус пятнадцать. У нее есть четкий ритм, темп, которому она неукоснительно следует, не повинуясь никому. Лишь изредка она может подарить нечто необычное: град или ураган. Но бывает это редко.

Осень, зима, весна, лето… Целый год пролетает незаметно, погруженный в какие-то свои проблемы и переживания. Встречи, расставание, потери… Мало кто обращает внимание на обыденность. А погода тут, рядом, окружает нас каждый день и даже ночью, а вон та кобылка может согласиться на предложение другого. И что тогда важнее и дороже?”

– Да что же меня на лирику несет? – возмущенно произнес Крэлкин и отложил перо. – Может, про пельмени написать? Хотя поймут ли, если найдут подобную заметку в мусоре?

Он смахнул листик в корзину для бумаг и потянулся. Вспомнив приказ Селестии о необходимом отдыхе, жеребец поднялся и критически осмотрел все, что он мог бы взять с собой в дорогу. Папку с фотокарточками он тут же расценил, как рабочие материалы, и мысленно отложил в сторону. Он полагал, что коронованная особа лично будет проверять его вещи перед поездкой. Бросив быстрый взгляд на пустой шкаф, он перевел его на кровать. Задержавшись на грязной сумке, жеребец посмотрел на стол и придвинул к себе александрит, пергамент и чернила.

Выдвинув нижний ящик стола, в котором он хранил сумки, предоставленные Селестией по его просьбе, чтобы разложить вещи по карманам, жеребец достал зеленую вещицу и недовольно поморщился. С некоторых пор ему стало некомфортно смотреть на диссонанс цветов. Первый раз он это списал на усталость, но это стало повторяться снова и снова. Жизнь среди помпезных и возвышенных единорогов давала о себе знать. Не только костюмы работников столицы и дворцовой прислуги гармонично сочетались с цветом шерстки и гривы, но и цвета домов, скамеек, дорожек, столбов сочетались между собой и не резали глаз.

Внезапно в дверь кто-то постучал и без спроса зашел. Перед жеребцом предстала серая пегаска в синем костюме с белыми линиями, в такой же синей шапке, скрывающей песочную гриву, и небольшими сумками. Сбоку на одежде красовалось изображение конверта. Взгляд Крэлкина непроизвольно приковали явственно желтые глаза. Он вскинул бровь, но почтальон не придала его удивлению никакого вида и, проследовав к адресату, вручила конверт. За дверью стоял стражник и беспристрастно смотрел в окно. Пегаска коротко поклонилась и вышла, оставив недоуменного жеребца с посланием.

Положив сумку на стол, он с интересом посмотрел на посылку и, не теряя времени, развернул. Внутри оказалась светло-зеленая открытка с изображением нарцисса. На обороте было сухое приглашение на завтрашний день на обеденную трапезу в тронный зал. Земной пони фыркнул и отложил приглашение в сторону.

«Чего еще Селестия задумала? – спросил он про себя. – А если это не Селестия? От нее приходили желтые картонки без указания даты и времени. Просто приглашение на ужин. Да и доставляли ее приглашения работники замка, а эту пегаску я впервые вижу. Тем более, она со стражником пришла. То есть либо дороги не знает, либо охранники ей не доверяют».

Наскоро сложив вещи для поездки, он выскочил из комнаты и едва не наткнулся на голубую единорожку в черном костюме. Она поднималась выше, но теперь замерла и с испугом смотрела на чужака. Крэлкин улыбнулся и засеменил вниз по лестнице, мысленно прокручивая маршрут до покоев Луны.

Пройдя практически на автомате до места назначения, он привычным движением толкнул двери, однако они не поддались. Жеребец постучал и некоторое время подождал, но ответа не последовало. Он вновь постучал, но дверь никто не открыл. «Интересно, где она? Она, конечно, нередко запирается, но всегда открывала. Вероятно, за этим стоит Селестия… Опять Селестия… Заодно и спрошу про это дурацкое приглашение».

По коридору шествовал стражник, выполняя свои обязанности. Когда Крэлкин первый раз увидел патрулирующего пегаса, он удивился, но вскоре свыкся, тем более что попадались они ему очень редко. Расспросив подробную дорогу до тронного зала правителя Эквестрии, чужак последовал по маршруту и вскоре заметил в конце коридора золотую дверь.

Из зала вышла знакомая серая пегаска в синем костюме и, в сопровождении стражника, удалилась. «Она и Селестии что-то принесла? Странно, но что именно. Такое же послание, как и мне? У почтальона не было никаких больших посылок…» Нахмурившись, жеребец подошел к двери и постучал. Единороги в доспехах, стоящие около входа в тронный зал, переглянулись, но промолчали. Крэлкин постучал еще раз, но вновь безрезультатно. Он обратил внимание направо и спросил у стражника:

– Селестия там?

– Принцесса Селестия? – сухо уточнил тот. – Да. Но приказала никого не пускать.

– Это почему?

– Она общается с Принцессой Луной.

– Но ведь посыльный…

– Он принес важную почту Принцессе Селестии и Принцессе Луне.

– Вы хотя бы знаете, кто я? – поинтересовался чужак.

– Ты Крэлкин, – уверенно сказал второй единорог и привлек взгляд земного пони.

– И почему вы меня не пускаете?

– Это распоряжение Принцессы Селестии.

– Понятно… – сдался гость. – Не подскажите, как долго они уже общаются?

– Пятнадцать минут назад Принцесса Селестия вызвала Принцессу Луну.

«Как же режет слух эти извечные “принцессы”… но почему Селестия решила так скоро форсировать разговор с сестрой?»

– Спасибо. Передадите Луне, что я ее искал? – Единороги переглянулись и сглотнули. – Ладно, тогда пусть мне сообщат, когда они закончат, раз вы боитесь своих непосредственных руководителей.

– Мы не имеем права покидать пост, – боязливо бросил стражник.

– Какую-нибудь служанку пошлите. Как дети…

Чужак развернулся и потопал обратно в свою комнату. По пути ему попалась земная пони в синем комбинезоне, которая тихонько пела задорную песенку и пританцовывала на ходу. Увидев жеребца, она стушевалась и, попросив прощения за подобную дерзость, поплелась дальше по своим делам. Крэлкин поднял бровь, настолько это было неожиданное зрелище для дворца Кэнтерлота.

Дойдя до своей комнаты, попутно спрашивая дорогу, чтобы не заблудиться, он развалился на кровати и бросил скучающий взгляд в окно. Солнце уже начало заваливаться к горизонту, и на улице все громче стали разноситься смех и крики жеребят и взрослых пони. Сквозь какофонию шумов жеребец услышал отрывки стихотворений и прислушался. Рассказывали о всякой всячине: кто-то декламировал о нравах, кто-то восхвалял некоего Виннипега, кто-то воспевал красоты природы.

Заинтересовавшись, чужак подошел к окну, открыл его, и в комнату ворвался громогласный голос, рассказывающий очередное стихотворение. На дворцовой площади была поставлена небольшая сцена, на которой пони стоял и рассказывал свои произведения публике. Перед сценой собралась уже достаточно большая толпа. Среди них были и пегасы, и единороги, и земные пони разного достатка.

Крэлкин слушал выступления долго и пытался понять, самопроизвольный это был концерт или подготовленный Принцессой Селестией. На сцену выходили все желающие в порядке живой очереди, каждый представлялся, объявлял название произведения и начинал читать стихотворение. Некоторые поэты выходили по нескольку раз.

Стражники, дежурившие у входа, никак на это действо не реагировали, даже вынесли попить некоторым просившим участникам концерта. Через несколько часов зрители сменились полностью, а смех и ажиотаж остались прежними.

Толпа увеличилась ближе к вечеру, и тогда наступила кульминация: поэтические дуэли. Незамысловатые поединки проводились под дружный топот и улюлюканье. Названный судья задавал тему, характер изложения и размер стихотворения, давал до пяти минут подготовки, а потом уже зрители выбирали понравившегося поэта голосованием.

Несмотря на сплоченность пони, Крэлкин увидел некоторое неосознанное деление в их рядах: единороги были ближе к единорогам и лишь редкие представители веселились в общей толпе, пегасы пытались держаться около пегасов небольшими группками, разбросанными по разноцветной массе, и только земным пони было все равно, с кем наслаждаться зрелищем.

Ближе к ночи разошлись последние зрители, оживленно обсуждающая концерт, и стражники тут же принялись убирать сцену. Жеребец зевнул, неплотно прикрыл окно, позволяя ночной прохладе хозяйствовать в его обители, и увидел, что на столе стоит ужин. «Интересно, когда его принесли?» Еда уже была холодной, и у него не возникло никакого желания есть.

Еще раз наведавшись к Луне, и не застав ее на месте, он отправился к Селестии, но стражники опять его не пустили, ссылаясь на занятость коронованных особ. Крэлкин вздохнул и, поняв, что Верховная правительница попросту отгородила его от своей сестры, отправился в свою комнату, попутно обдумывая визит почтальона и приглашение, посланное неизвестной персоной.

«К тому же Селестии и Луне та посыльная тоже что-то отдала. Или же одной из них? Если одной, то Селестии, ибо стражники сказали, что почтальон принесла важное послание именно ей. Вероятно, она получила, то же, что и я. Но кто хочет нас собрать? Старсвирл? Возможно. Но тогда почему Луна? Конечно, если она получила письмо…

Майт слишком труслив для подобной выходки, а Изабор – безучастный. Только у лидера Целеберриума хватит духу на подобную авантюру. Но неужели он покажется перед лидером государства? Сейчас это подобно смерти его организации, но остановит ли его это обстоятельство? И волнует ли?

Если это действительно Старсвирл, то завтрашний день будет очень и очень трудным, а потому необходимо отдохнуть. Луну, если она там будет, этот разговор коснется меньше всего, да и не нужно ее пока втягивать в политику. Необходимо увести младшего правителя от этого разговора, ссылаясь на его неопытность в таких делах. Это не разборка Луны. У нее пока что будет спокойная жизнь, потом же – множество прав и обязанностей».

Добравшись до кровати, жеребец повалился на нее и стал наблюдать, как неспешно начинают зажигаться звезды. На небе хлопотали пегасы, укрывая город плотным одеялом облаков, но пока что через большие бреши можно было созерцать изменения природы, чем чужак и наслаждался. Но чем бы он ни занимался, его взгляд всегда соскальзывал либо на Твайлайт, либо на важные государственные и личные дела. И в те моменты, когда он думал о лиловой единорожке, он размышлял, что же на самом деле чувствовал к ней. Раньше новое, неизведанное чувство он с неприкрытой завистью называл любовью, но спустя некоторое время стал задумываться, что же на самом деле питает к ней, однако ответа не находил.

Селестия могла помочь разрешить его проблему, цинично, грубо, отмахнув ее огромным тесаком жизненного опыта, но к такому он пока что не был готов. Крэлкин хотел найти опытного хирурга, который по кусочку обрежет все его сомнения, неправильные домыслы, и оставит тот же обрубок, что и Селестия, однако сделает это настолько искусно, что он сам не заметит подмены понятий.

Вспомнив, что он ни один раз рубил мечты и стремления спутника жизни Альтуса, он теперь боялся своего же инструмента, осознав его силу и свое дилетантство. Жалев спортсмена, он отбрасывал мысли о нем и Понивиле, но каждый раз возвращался к ним, как только образ Твайлайт вставал перед глазами.

Крэлкин не мог понять, что поменялось в его отношении к ней. Он искренне хотел ее осчастливить, и если ранее допускал малейшую вероятность своего присутствия в ее жизни, как второй половинки, то сейчас сама мысль внушала смешанные чувства, а видение их семейной парой бесследно исчезло. Вспоминая ее, чужак оправдывал свои чувства и пытался обдумать план по избавлению единорожки от селекционной программы Целеберриума, но пока что придумать не мог. Сейчас же, получив послание от Старсвирла, он не знал, чего ждать от скрытой организации.

Крэлкин проснулся рано утром и сразу же принялся изучать послание. Он хотел найти скрытый смысл в цветах, в компоновке элементов, в почерке. Он верил, что где-то должна быть зацепка, потому, проигнорировав завтрак, он тут же обратил внимание на открытку. За окном пони уже вовсю занимались своими делами, весело переговариваясь друг с другом, и гость замка закрыл окна, чтобы ему ничего не мешало.

– Светло-голубой цвет… – пробубнил он под нос. – Ничего в цветах не понимаю. Впрочем, мне ничего не говорит и нарцисс. А почерк… Тот, кто писал это – даже рука не дрогнула, словно к этому он относился безучастно. Но этот почерк я где-то уже видел. Причем не так давно… Странно… Интересно, Селестии пришло такое же послание? С нарциссом и той же расцветки? Черт, я просто хожу по кругу… Если сейчас идти в библиотеку узнавать про символику цветов и цветков, это может занять слишком много времени. Надо просто дождаться обеда и тогда уже поговорить со Старсвирлом по существу.

Решив еще немного подремать и попутно обдумать, какую цель может иметь визит главы Целеберриума, Крэлкин услышал, как в дверь постучали и сразу же зашли. Взору чужака предстал белый единорог с короткой синей гривой, окинувший его недовольным взглядом. Фыркнув, гость попросил земного пони пройти с ним для подготовки к официальному приему.

– Погодите, раньше Селестия…

– Принцесса Селестия, будьте добры, – недовольно проговорил единорог.

– Это неважно, – отмахнулся чужак. – Раньше меня никуда не водили до беседы и трапезы, так почему сейчас?

– Принцесса Селестия к этой просьбе не имеет никакого отношения, – безрадостно проговорил жеребец. – Меня попросили приготовить Вас к важному собранию. Там не будет место подобным вещам.

Гость бросил недовольный взгляд на потрепанную красную накидку.

– Спасибо, но я в этом не нуждаюсь, – махнул копытом земной пони и укутался в одеяло.

– Принцесса Селестия меня предупредила, что Вы можете заартачиться, так что я получил особые распоряжения на этот счет.

Внезапно Крэлкин почувствовал, как он оторвался от кровати и, словно обернутый в теплое одеяло, полетел по воздуху к двери.

– А у Вас и правда нет кьютимарки, – в задумчивости проговорил единорог. – Я не удивлен, что Вы ходите в накидке, скрывающей ее отсутствие. Это как минимум… странно.

Закрыв глаза, земной пони сосредоточился на накопившейся у крупа энергии и, удостоверившись, что ее запасы не развеялись, ударил в рог незваного гостя. Он ожидал, что сейчас магия рассеется, и приготовился к падению, но заклинатель словно ничего не почувствовал, открыл дверь и неспешно покинул помещение, перемещая за собой подопечного.

Крэлкин попытался вырваться из облачка магии, но его движения были крепко скованы. «Неужели я промазал? Или этот единорог настолько сильный? Может, это посланник Старсвирла? Не может быть, такой бы беспечности лидер Целеберриума не допустил… В любом случае, у меня нет пока что сил сопротивляться, да и висеть над землей не особо интересно. Уж лучше я своими ногами пойду дальше».

– Ладно, я понял, – недовольно отозвался чужак.

– Поняли? – неподдельно изумился волшебник. – Я ничего не говорил.

«Он еще и шутит? Какая нелепость… Или он действительно настолько наивен».

– Отпусти меня, – прошипел жеребец.

– Чтобы Вы сбежали? Не стоит меня обманывать.

– И как я от тебя убегу? – страдальчески вопросил чужак. – Если что, ты меня магией схватишь.

– Хорошо, но я буду настороже, – предупредил единорог. – Мне поручили ответственное дело, и я не хочу из-за Вас попасть в неловкое положение.

– А кто приказал меня… И что со мной вообще будет?

– Вас причешут, помоют, оденут… – стал перечислять возмутитель спокойствия и внезапно запнулся, повернул голову и посмотрел на Крэлкина. – Приведут в минимальный порядок.

– И кто же…

– Этого я не могу Вам сказать.

Следующие три часа чужака прихорашивали перед важным, как ему говорили, приемом. Только выбор подходящего фрака занял практически час. Как только ему предстояло открыть пустой круп, единорог просил всех выйти и сам обслуживал навязанного клиента. Земной пони удивился такому обстоятельству, на что дворцовый модельер сказал, что это лично распоряжение Принцессы Селестии, и чтобы он не беспокоился по пустякам.

За четверть часа перед встречей, Крэлкина отвели назад в комнату и оставили там. Спустя всего несколько минут к нему пришла Луна и с удивлением застыла в дверях. Она выглядела ошарашенной, и чужак, скорчив страдальческую мину, пожаловался, что не смог вчера навестить ее, а также сегодня с самого утра его вытащил из кровати единорог и потащил в душ.

– Это Аттир Молди. У него, конечно, скверный характер, но свою работу он делает превосходно, – уверенно произнесла принцесса, проходя в помещение. – Он тебе шерсть всю вычесал?

– И копыта отполировал, – пожаловался жеребец и показал копыто.

– Интересно, кто же к нам пожаловал, что потребовалась помощь Аттира? Он далеко не каждого пони обслужит, а за таких, как ты…

– Кто-то заинтересован во мне? – предположил Крэлкин.

– Вероятно, – неуверенно произнесла Луна.

– А ты тоже идешь на прием?

– Конечно, как и Селестия.

– А почему ты не в платье? – возмутился чужак.

– Зачем? – с удивлением поинтересовалась кобылка.

– А почему я должен носить эти тряпки один? Ну, зачем мне это, если на улице и так жара… Меня уже парит.

Луна принюхалась.

– Это дорогой одеколон, – с удивлением сказала она. – Одна баночка стоит пять грамм александрита. Причем торгуют им только зебры.

– Какая честь, – недовольно фыркнул жеребец. – Идем уже, а то мне не терпится узнать, кто же нас собрал.

– Как-то странно это все, – сказала августейшая.

– Да, странно поднимать кого-либо с утра пораньше и заставлять заниматься глупым делом.

– Да я не об этом, но… ладно.

Луна вышла из комнаты, и чужак последовал за ней. У него было неспокойно на душе, и, видя, как его подруга сникла, он всерьез задумался, что за неизвестный пони пригласил его на встречу с такими высокопоставленными особами, как правители Эквестрии, и что озаботился его внешним видом до такой степени. Теперь он не ожидал на встрече встретить Старсвирла, зато предполагал узреть лидера какой-то другой страны, хотя он понимал, что это было маловероятно.

– Это все не имеет смысла, – покачал головой земной пони, как только дверь тронного зала стала открываться перед ним по мановению рога одного из стражника.

Как только золотая преграда раздвинулась, он увидел посреди помещения большой стол, усыпанный яствами, во главе которого сидела Селестия и улыбалась, слушая рассказ серой единорожки с гривой в крупную бело-фиолетовую полоску, заплетенную в вычурную прическу. Волосы были украшены маленькими драгоценными камнями, сияющими в ярких лучах солнца. Неизвестная особа была одета в помпезное белое платье. Рядом с ней сидел Кресцент и внимательно слушал незнакомку, улыбаясь, как и Селестия. Он был одет в точно такой же черный фрак, который был на Крэлкине, и белый жеребец помедлил проходить внутрь, не понимая, что происходит.

К нему подошла Твайлайт и с улыбкой попросила его и Луну к столу. В ту же секунду взгляд серой кобылки упал на гостя и стал его пристально изучать, ненадолго замирая на некоторых мелочах туалета. Чужак поморщился и, закрыв глаза, мотнул головой, пытаясь избавиться от неприятного чувства дискомфорта. Селестия поприветствовала прибывших и сказала, что они пришли раньше всего на несколько минут, и что они с родителями Твайлайт хорошо проводят время.

«Родители Твайлайт? Причем тут родители Твайлайт? Кто вообще нас собрал? Кресцент что ли? Нет, это был не его почерк… И не могла быть эта серая пони… Ее почерк я не видел, а каллиграфически образцово выведенные буквы в приглашении я ранее уже наблюдал… Селестия это или нет? За тысячелетие она могла научиться писать как угодно».

– Меня выдернули ради… чего? – с недоумением спросил жеребец. – И кто же…

– Нас здесь собрала Твайлайт, – сказала августейшая.

«Твайлайт? Точно, это почерк Спайка!»

– “Твайлайт”? – растерянно переспросил земной пони. – Но… зачем? И зачем меня надо было таскать по всяким примерочным и тому подобное? Что тут вообще происходит?

– Проходи, садись за стол и ожидай, пока Твайлайт не скажет то, что намерена нам поведать, – сказала Селестия спокойным голосом и посмотрела на серую кобылку. – Так что там было дальше?

Крэлкин сел напротив Кресцента, посмотрел тому в глаза и увидел лишь недоумение. Луна села рядом, а Твайлайт – напротив своей учительницы.

– Привет, Кресцент, – махнул копытом чужак. – Мне потом с тобой надо будет поговорить.

– Дорогой, ты его знаешь? – изумилась кобылка, прервав ненадолго беседу.

«Твою же… Значит, это его жена. И мать Твайлайт. Ну, да, это же очевидно. Что-то это все очень дурно пахнет…»

Внезапно дверь открылась, и в зал зашел белый единорог в красном мундире. Отец Шайнинга тут же приветливо помахал копытом сыну и показал, что рядом с ним есть свободное место. Земной пони нахмурился и посмотрел на Твайлайт. Лиловая кобылка встала, обняла брата, и тот поспешил занять предложенный стул, извинившись за опоздание.

– И ты здесь? – с недоумением спросил гость.

«Кого-кого, а его я тут не ожидал увидеть».

– Привет, Крэлкин, – радостно поздоровался Принц Кристальной Империи. – Как себя чувствуешь? Нигде не поранился больше?

– Есть раны, которые не затягиваются, – с напускной важностью проговорил жеребец. – Отчего же Каденс не приехала?

– Готовится к празднованию первого дня лета, – просто ответил единорог.

– Шайнинг, ты его знаешь? – спросила серая пони.

– Да, он участвовал со мной в одной опасной операции…

– Тише, – мягко перебила Селестия. – Время подошло. Да и Твайлайт уже не терпится сделать объявление.

Крэлкин посмотрел на подругу, которая встала и окинула взглядом собравшихся. Глаза ее прыгали из стороны в сторону, а рот расплылся в нервозной улыбке. «И что она хочет сказать? Зачем вся эта показуха? Для кого? Тут ее родители и единственный брат… Вся семья. Ее учитель и сестра ментора. Да и меня зачем-то нарядила. Зачем? Произвести на кого-то впечатление? Но на кого? Кресцента я знаю, Шайнинга тоже, впрочем, как Селестию и Луну. Неужели ее мать должна на меня обратить внимание? Бред какой-то…»

– Я рада, что все сегодня смогли прийти, – неуверенно начала кобылка и сглотнула. – Я понимаю, что это неожиданно и… все такое, но я уже несколько месяцев думаю об этом и если не сейчас, то, вероятно… Папа, ты знаешь Крэлкина и понимаешь, что он добрый и хороший пони. – Кресцент кивнул и улыбнулся. – Шайнинг, ты тоже знаешь Крэлкина и даже был с ним на опасной миссии. Он…

– Верный друг, который не бросит в беде своих товарищей, – закончил брат Твайлайт, и кобылка снова сглотнула.

– Принцесса Селестия, Принцесса Луна, я знаю, что вы видите в Крэлкине хорошего жителя Эквестрии, который никогда не нарушит закон и не подвергнет других опасностям.

Твайлайт перевела взгляд на свою маму и замерла. Мать с недоумением и озабоченностью смотрела на свое чадо и ждала. Внезапно серая кобылка нахмурилась, ученица Селестии стушевалась и опустила взгляд. Глубоко вдохнув, она снова посмотрела в глаза своей матери и быстро произнесла:

– Мама, я хочу познакомить тебя с Крэлкиным. Я его выбрала.

– “Выбрала”? – переспросил чужак и посмотрел на Луну, которая накладывала себе еду в тарелку, словно ничего не слышала.

– Твайлайт, прости, дорогая. Не могла бы ты повторить? – попросила серая кобылка.

– Я хотела бы, чтобы Крэлкин стал моим особенным пони, – словно в трансе проговорила ученица Селестии.

– Он? – с возмущением поинтересовалась мама Твайлайт.

– Да, – робко ответила та.

Чужак выдержал прямой взгляд серой единорожки и посмотрел на Селестию. Принцесса слегка улыбалась и, казалось, мыслью была где-то далеко. Крэлкин толкнул ее под столом ногой и подождал, пока взгляд августейшей не обратится в его сторону. Он жестом попросил аликорна наклониться к нему и шепнул на ухо:

– Ты что за концерт тут устроила?

Венценосная поморщилась и отодвинулась:

– “Концерт”? – возмутилась она. – Я бы попросила.

– Слушай, то, что это не инициатива Твайлайт – понятно с первого взгляда, – с недовольством произнес жеребец. – Но ты прекрасно знаешь, что сейчас губишь ее жизнь. Она же твоя ученица… или я чего-то не понимаю?

– Крэлкин, сейчас Твайлайт говорит от своего имени, – благосклонно молвила правительница. – Прислушайся и не смотри на того, кто оказался приглашенным на светский обед и стал свидетелем признания.

– Посиделки закончены! – рявкнул жеребец и резко поднялся.

Он отшвырнул в сторону стул и двинулся к выходу. Мебель издала протяжный стон, и зал замер. Чужак слышал, как отчетливо стучали его копыта в гробовой тишине и проклинал себя, что трансформировался в пони. Дойдя до огромной золотой двери, он попытался открыть ее, но все усилия оказались тщетны, словно с другой стороны ее кто-то держал. Упираясь передними копытами в преграду, он тихонько зарычал себе под нос и обратил взгляд на собравшихся.

– Очень смешно, Селестия. Что дальше? Потомство от нас хочешь?

– Крэлкин, успокойся и присядь на свое место, – приказным тоном проговорила принцесса и магией поставила стул на место.

– Не собираюсь я здесь больше находиться.

– И все же тебе придется потерпеть.

– Что ты сделала с Твайлайт?! – рявкнул он и повернулся к собеседнице всем телом. – Мозги промыла?! Зачем только это тебе, я не понимаю.

– Твайлайт учится магии дружбы в Понивиле, и подобные темы мы не поднимаем ни в переписке, ни при личной встрече, – с нажимом сказала Селестия.

– Тогда откуда у нее такие дурацкие идеи? Самой в голову это ей прийти не могло.

– Твайлайт доверяет тебе свою жизнь. Ты не рад своему счастью?

– Хочешь знать, что для меня счастье, Селестия?!

– Думаю, это сейчас пустой разговор.

– Отчего же? – Крэлкин посмотрел на принцессу ненавистным взглядом. – Для меня счастье – помогать тебе в сложных ситуациях. Да, не совсем комфортно понимать, что я работаю на тебя, но это мелочи. Мне все равно, куда ты меня пошлешь, хоть на смертельную миссию. Я непременно буду жаловаться, но на самом деле буду счастлив. Я буду счастлив, Селестия, понимаешь или нет? Мне нравится преодолевать себя, преодолевать препятствия, образовавшиеся на моем пути…

– А хочешь ли ты сделать Твайлайт счастливой? – внезапно спросила светлая принцесса, и земной пони на секунду потерял дар речи.

– Хочу, но не такой ценой! – нашелся тот.

– Твайлайт выбрала тебя сама…

– Ты лжешь! Твайлайт никогда бы…

– Крэлкин, это правда, – подала голос единорожка, и чужак мутным взором посмотрел на нее. – Конечно, я долго думала, правильно ли будет это и… поняла, что так будет лучше для нас.

– Никаких “нас” еще нет! – гаркнул жеребец. – Это ложь и даже не полуправда. И я не собираюсь ломать тебе жизнь, потому что так того хочет Селестия!

– Твайлайт, послушай его! – встряла серая кобылка. – Он же просто земной пони. Не губи свою жизнь и репутацию нашей семьи. Посмотри на своего брата, у него жена аликорн! Да еще и принцесса! А этот пони…

«Значит, мать Твайлайт видит во мне только отброс общества? Вот, значит как? Думаю, надо бы поставить эту выскочку на место».

– Я принимаю предложение, – внезапно сказал Крэлкин.

– Правда? – ошарашено спросила ученица Селестии и уставилась пристальным взглядом на говорившего.

– Не смей этого делать! – взвизгнула мать Твайлайт. – Моя дочь никогда не будет с такими, как ты!

– Вашей дочери далеко до меня, даже в плане магии, – огрызнулся жеребец. – А уж о других сферах жизни я вообще молчу.

– Твайлайт самая сильная единорожка в Эквестрии! – не унималась родительница. – Она училась и учится у Принцессы Селестии!

– То есть эта особа теперь является светилом научного гения и величайшим магом всех времен и народов? – с пренебрежением поинтересовался Крэлкин и скользнул взглядом по старшему потентату.

– Как ты смеешь так выражаться в присутствии Принцессы Селестии?! Как ты смеешь оскорблять Принцессу Селестию?!

– Как мне позволяют разговаривать в стенах этого замка, так я и разговариваю, – легко парировал чужак.

– Дорогая, пожалуйста, не нужно устраивать ничего подобного перед… – донесся голос Кресцента, но его жена его проигнорировала.

– Я требую, чтобы ты отказался от Твайлайт и ее нелепого предложения! – кричала она.

– Вы не хотите счастья для своей дочери? – с ухмылкой поинтересовался жеребец.

– Да ты хоть знаешь, сколько жеребцов приходило ко мне просить копыто моей дочери?!

– Да какая разница, сколько? – меланхолично отозвался жеребец. – Даже если и было их великое множество, то Твайлайт никого не выбрала, да и не уверен, что вообще видела кого-то из них. Не думаю, что Вы вообще можете распоряжаться жизнью Твайлайт таким образом. Полагаете, что я не знаю законов этой страны? Знаю получше Вашего. Это не я трясусь перед обществом и всемогущим существом, которое все прозвали аликорном. С Селестией я общаюсь на равных.

– Пока тебе это позволяют! – взвизгнула серая пони и поднялась с места. – Я не прошу, я приказываю, чтобы ты отказался от предложения Твайлайт. Есть и более достойные кандидаты на ее копыто и сердце.

– И кто же? – брезгливо спросил Крэлкин и покосился на верховного правителя, пытаясь прикинуть, сколько еще будет позволено длиться этой перепалке. – Какие-нибудь единороги из богатеньких семей? Решили сохранить имидж своей семьи, но без чистой крови и потомства жеребят-волшебников этого никак сделать нельзя?

– Возьми свои слова!..

– Чистота крови или постыдное существование! – рявкнул чужак, и его собеседница с открытым ртом рухнула на место.

«Был запал, да вышел весь. А стоило мне только сказать истину, как она стушевалась и отдала мне лидирующую позицию в руки. Им еще учиться и учиться».

– Крэлкин, ты сейчас можешь перегнуть палку, – с легкой озабоченностью в голосе сказала венценосная. – Я прошу тебя, сядь на место и обсуди все возможные варианты выхода из ситуации с Твайлайт и ее родителями.

Жеребец показно прошелся к стулу и, усевшись, окинул взглядом собравшихся. Твайлайт присела и, ссутулившись, опустила взгляд. Ее мать наблюдала за земным пони с нескрываемой неприязнью. Кресцент безмолвствовал и во все глаза глядел на Крэлкина, что-то ему показывал, но тот проигнорировал послание. Шайнинг смотрел на сестру с сожалением. Иногда его взгляд перескакивал на мать, но потом сразу же возвращался на лиловую единорожку. И лишь Луна вкушала благоухающие яства, едва слышно жевала и не предавала разразившемуся конфликту ни малейшего значения.

Земной пони нахмурился и посмотрел на светлую принцессу.

– Что ты предлагаешь? – нахально спросил он.

– Вопрос задан не по адресу, – сдержано ответила венценосная.

– Ты будешь и дальше настаивать, что непричастна ко всему этому фарсу? – изумился жеребец. – Это уже даже не смешно.

– Твайлайт говорит от своего имени, – настаивала Селестия.

– Это начинает раздражать, знаешь ли…

– Если ты не веришь себе, не веришь мне, то кому можешь верить?

– Опять размытые фразы, не имеющие к делу никакого отношения! – рявкнул чужак. – Я лишь себе верю, потому до сих и стою на ногах. А верил бы таким, как ты…

– Крэлкин, я действительно хотела бы, чтобы… – подала голос Твайлайт, но как только встретилась со взглядом жеребца сникла и опустила голову.

На некоторое время в зале вновь разлилась тишина. Было слышно, как Луна налила себе что-то в кружку и сделала пару глотков.

– И зачем тебе это? – поинтересовался чужак.

– Ты мне нравишься… – неуверенно произнесла кобылка. – И…

– Ты не умеешь врать, – покачав головой, проговорил земной пони. – Учись у своего ментора: прямой, четкий взгляд, никакой дрогнувшей интонации, никаких подергиваний мышц, даже машинальных, никаких лишних движений. Она – ас в своем деле.

– А тебе не кажется, что ты забываешься? – с возмущением проговорила мама Твайлайт.

– Мне кажется, что встревать в чужие разговоры как минимум невежливо, – с недовольством произнес Крэлкин и перевел взгляд на старшую единорожку.

– Когда дело касается чести…

– Селестия, – сказал чужак, смотря в глаза серой кобылке, – если я спарюсь с Твайлайт, каковы шансы, что у нас будут единороги, учитывая, что…

– Да как ты смеешь?! – воскликнула пони и подскочила. За ней вскочил и Кресцент, с ненавистью глядя на собеседника жены.

Крэлкин подался назад и увидел, как рог отца семейства окутала синяя аура, и в помещении стало еще жарче.

– Сейчас ты действительно перегнул палку и сказал то, чего говорить нельзя, – рассудительным голосом произнесла принцесса, и гость посмотрел на нее. – Твое поведение неподобающе для Эквестрии. Пока что я даю тебе шанс исправиться, но как долго продлиться мое терпение зависит целиком и полностью от тебя.

– Да убей меня хоть сейчас, думаешь, это что-то изменит?! – выпалил тот. – Вот эта парочка, – ткнул он копытом в родителей Твайлайт, – думает, как бы пристроить свою любимую дочку к какому-то единорогу, но им глубоко плевать на ее пожелания. Ну, может, Кресцент еще не утратил рассудок в погоне за чистой кровью, но его жена… Я ему сочувствую. Жить с ней, наверное, не сахар.

– Я требую извинений! Немедленных! Принцесса Селестия! – кричала серая кобылка.

– Я попрошу всех успокоиться и занять свои места.

– Балаган какой-то, – бросил Крэлкин и скрестил передние ноги на груди. – Собрались не пойми кто, не пойми зачем.

– Я не позволю!.. – вскрикнула мама Твайлайт.

– Стар Спаркл, пожалуйста, успокойтесь, – попросила старшая правительница, и земной пони почувствовала, как внутри него разливается тепло, и он стал успокаиваться. Он мутным взглядом посмотрел на Селестию, но облачка выделяемой магии вокруг рога он не увидел.

«Но она же воздействует на окружающих, тогда как?»

– Но он же… – неуверенно сказала родительница.

– Я понимаю, что он говорит отвратительные вещи… – с легкой, словно извиняющейся, улыбкой проговорила принцесса.

– Тогда почему Вы его терпите?

– Хоть он груб, но он всегда говорит правду, за что я его и ценю, – объяснила Селестия. – Один из немногих пони, который умеет четко расставлять приоритеты и без вопросов выполнять разные миссии.

– Показушница, – фыркнул Крэлкин.

– Объяснись, – потребовала принцесса.

– Ты и без того знаешь, что я не тот, кем ты хочешь меня видеть, – отмахнулся жеребец. – И уж тем более, я не тот, кем ты меня хочешь выставить перед родителями Твайлайт.

– Я вижу пони намного лучше тебя, я чувствую их…

– Да-да, слышали, знаем. Только вот ты меня не чувствуешь.

– Сейчас к делу это не относится, – произнесла августейшая.

– Как скажешь, – отмахнулся Крэлкин, понимая, что спорить сейчас бесполезно, да и подобную тему в присутствии члена Целеберриума не хотел поднимать. Он посмотрел на Луну, которая сидела и с каменной мордочкой смотрела на Шайнинга, а тот в ответ смотрел умоляющим взглядом. Селестия подождала, пока родители Твайлайт сядут на свои места и будут готовы к диалогу.

– Прошу всех простить Крэлкина за его поведение… – начала она и тут же была перебита чужаком:

– Не нужно за меня извиняться. Я говорил то, что должен, и мне не нужны розовые сопли.

Верховный потентат повысил голос и повторил:

– Прошу всех простить Крэлкина за его поведение, позже он понесет заслуженное наказание…

– Чего? – возмутился жеребец.

– Тем не менее, Твайлайт нас собрала здесь, и сделала очень важное заявление. Ее обращение было адресовано Крэлкину. Крэлкин, что ты ответишь на него?

– Я не собираюсь разрушать ее жизнь, – пробурчал тот и услышал, как Стар Спаркл с облегчением вздохнула.

– Значит… – подтолкнула венценосная.

– Но ты же сказал, что согласился, – с недоумением отозвалась Твайлайт.

Чужак посмотрел на нее прямым взглядом.

– Мне была интересна реакция твоих родителей, – пояснил он. – Я действительно пересек дозволенную черту и прошу прощения, но мое решение останется неизменным. И мне не нравится, что ты об этом заговорила накануне нашего путешествия.

– О каком путешествии идет речь? – спросила Стар с подозрением.

– Я и Твайлайт едем в поселок… не помню названия…

– Они отправляются в Филдс сегодня после обеда, – произнесла принцесса.

– Ага, именно туда.

– Для чего? – с недоумением спросила миссис Спаркл.

– Селестия хочет, чтобы мы отдохнули, – пояснил Крэлкин. – Сколько – недели две. Зачем – вопрос не ко мне.

– Твайлайт, я не разрешаю… я запрещаю тебе куда-либо с ним ехать! – с вызовом проговорила серая кобылка, смотря пламенным взглядом на дочь.

– Мам, – жалобно проговорила Твайлайт, – но Принцесса Селестия сказала мне помочь жителям приготовиться к первому дню лета.

– Тогда я запрещаю тебе ехать с моей дочерью, – переключилась родительница на земного пони родительница.

– Куда я поеду – не Ваше дело, – заявил тот. – Меня отправляет в Филдс лично Селестия. То, что со мной едет Твайлайт – к делу не относится. У меня будет, чем там заняться.

«Надеюсь, что Старсвирл мне нашел годное применение».

– Принцесса Селестия, пожалуйста, не отправляйте их вместе, – попросила мама Твайлайт.

– Миссис Спаркл, не переживайте, Крэлкин умный пони, и он прекрасно разберется в ситуации, – постаралась успокоить Селестия. – Я уверена, что он не обидит Твайлайт и, тем более, не навредит ее жизни.

– Но они же могут полюбить друг друга, – с робостью в голосе проговорила Стар.

– Вы не желаете счастья своей дочери? – изумилась венценосная. – Постыдитесь, миссис Спаркл.

– Я хочу счастья для Твайлайт. Но я знаю, что она будет с ним счастлива только первые несколько лет. Потом она поймет, она осознает, что совершила ошибку, но будет поздно. Не позволяйте ей совершить ошибку.

– Боюсь, что это решать не нам. Чувства порой неподвластны даже тем, кто их испытывает. И этих пони нельзя винить за возможный душевный порыв. Чувства, которые Вы называете любовью, не смогут остановить ни каменные преграды, ни стальные оковы. Если эти пони захотят быть вместе, то они будут вместе, и никто ничего с этим поделать не сможет.

– Просто я переживаю… – извиняющимся голосом проговорила Стар. – Я же мать.

– Вы были хорошей опорой для Твайлайт, – заверила августейшая, – но сейчас она научилась быть одной и одной справляться со всеми трудностями. Она готова покинуть родные пенаты и устремиться в свой неизведанный путь. Отпустите ее, если на самом деле желаете только добра.

– Какие пафосные речи, – желчно отозвался земной пони. – Если мы закончили, то я бы хотел наведаться в библиотеку.

– Крэлкин, я хотела бы с тобой поговорить наедине, – произнесла Селестия.

– Наконец-то пахнет серьезным разговором, – со вздохом сказал жеребец и поднялся с места.

За ним встала светлая принцесса. Чужак бросил быстрый взгляд на Луну, и увидел, как она кушала и словно не замечала движения вокруг нее. Верховная правительница попросила гостя последовать за ней, и они скрылись за дверью тронного зала.

Они шли в тишине по коридорам, и земной пони постоянно оглядывался, ожидая увидеть отряд стражи за спиной, но в длинных переходах никого не было. Наконец, Селестия зашла в одну из комнат и плотно закрыла дверь за чужаком. Рог ее засветился, и помещение утонуло в легком желтоватом свечении. Крэлкин помотал головой и посмотрел на собеседницу.

– Зачем надо было трогать Твайлайт? Она и так хорошо живет…

– Подожди, – перебила принцесса, и по мановению ее рога около нее и чужака появились кресла. – Я никогда не любила говорить стоя, – продолжила она, умащиваясь в кресле. – Давай с самого начала.

– С самого начала? – в задумчивости произнес Крэлкин. Этот вопрос его выбил из колеи, и он стал думать, что же упустил в прошлом. – Давай с самого начала, – согласился он. – Я прибыл в Эквестрию в своем истинном виде и встретился с ЭплДжек.

– Это слишком далеко, – мягко перебила венценосная. – Меня интересует сегодняшний день.

– Сегодняшний… – фыркнул земной пони и посмотрел в единственное окно. – Сегодня я хотел бы быть в академии и подбирать учеников для своей небольшой группы.

– Однако сегодня тебе выпала честь обедать с правительственными особами и одной из самой уважаемой семьей в Кэнтерлоте.

– Большая честь… – Жеребец поддел бабочку и попытался сорвать, но копыто скользнуло по ткани, и одежда осталась на месте. – Зачем на меня это было напяливать? В одежде пришли только…

– Шайнинг, Кресцент и Стар Спаркл, – закончила кобылка, и собеседник посмотрел ей в глаза, пытаясь понять, намеренно она прервала его или нет.

– И все же, зачем?

– Твайлайт…

– Давай без промежуточного звена, – попросил чужак.

– Твайлайт – не промежуточное звено, – заявила Селестия. – Она – инициатор всего этого.

Крэлкин покачал головой.

– Ну, ты опять начинаешь старую песню? – с раздражением поинтересовался он. – Я же знаю, что ты лжешь.

– Думаешь, мне больше заняться нечем, чем сводить вас вместе? – поинтересовалась августейшая.

– А я откуда знаю?

– Сегодняшние, как ты правильно выразился, посиделки будут стоить мне ночи непрерывной работы. Мне не трудно, но ночью я привыкла передавать дела Луне, чтобы она училась. Тем более, простые пони спят, а для принятия решение нередко необходимо их мнение. Все же, можно было обойтись и без меня.

– Ладно, – сдался жеребец. – Допустим, я тебе поверю, хотя я до конца не поверил. Пойми и меня, я не могу доверять никому.

– Учитывая твои знания в голове, я не удивлена.

– И, тем не менее… зачем тогда Твайлайт вообще это затеяла? – спросил чужак.

– Это хороший вопрос, – заметила собеседница, – и, если честно, я бы хотел то же самое спросить у тебя.

– У меня? – удивился Крэлкин. – А я-то тут причем?

– Твайлайт обратилась к тебе, – напомнила принцесса.

– Значит, всех собак на меня вешать? Хорошо же… Погоди, так это получается Твайлайт меня нарядила в этот наряд?

– Он тебе очень идет, – заверила Селестия. – Аттир выполнил свою работу превосходно.

– Очень смешно. Можешь снять?

– Боюсь, что нет. Пускай это сделает Твайлайт. Все-таки, это ее инициатива. Присядь, в ногах правды нет.

– В крупе, между прочим, тоже, – огрызнулся жеребец, и венценосная слегка улыбнулась. – Какой-то бред, если честно, – пожаловался он, смотря в окно. – Старсвирл с ума сошел, Твайлайт рехнулась. Кто дальше? Ты или Луна?

– Ты преувеличиваешь.

– Да ладно? – с вызовом воскликнул жеребец и вновь обратил взгляд на кобылку. – С чего это она вообще решила со мной построить семью? Сколько я жил с ней, ни разу даже не заговорила об этом, намека не дала, а теперь родителей позвала и при всех заявила, что выбрала меня. Как собачонку какую-то.

Крэлкин нахмурился и отвернулся.

– Твайлайт в подобных делах несведуща, – благосклонна сообщила принцесса. – Впрочем, как и ты.

– А тебе-то откуда знать?

– Я знаю о тебе больше, чем ты можешь представить, – сказала Селестия и, помедлив, добавила: – Я тебя чувствую в коллективном бессознательном.

Земной пони замер и задумался. «Она чувствует меня в коллективном бессознательном? Но как? Я человек из иного времени… как такое может быть? Да и то подпространство, которое Селестия называет коллективным бессознательным, создал некий Фрейдман для общения когиторов. Странно все это. Такое ощущение, что появился кто-то похожий на меня… Или кто-то намеренно подключил меня к этому подпространству. Но возможно ли это вообще?»

– Что значит, чувствуешь? – уточнил Крэлкин. – Я человек, а не пони, я не могу…

– Но факт остается фактом. Твой отпечаток есть в коллективном бессознательном… – Селестия немного помедлила и с сожалением проговорила: – Жалко, что судьба с тобой так обошлась, но пора идти дальше.

Жеребец развернулся и посмотрел в наполненные скорбью глаза собеседницы. Он не верил, что она увидела его суть, поняла, из чего он слеплен, и теперь оказался раскрытым перед врагом. «Но что она знает? Мысли же читать через то подпространство нельзя… или можно? Как происходила передача данных между когиторами в этом бессознательном? Не могли же они слышать весь тот шум, который порождал каждый имеющий туда доступ мозг. Тогда и Селестия не может читать мои мысли…

Думаю, что единороги могут использовать это подпространство для передачи информации, наподобие когиторов. Подключаться друг к другу и посылать прямые импульсы. Нет излишних затрат по магии, нет никакого риска, что эта информация вообще просочиться вовне. Наверняка так общались между собой Кресцент и его напарник».

– Ты обо мне ничего не знаешь, – с легкой грустью отозвался жеребец.

– Присядь, – попросила кобылка, и пони, к своему удивлению, выполнил просьбу. – Хотим мы этого или нет, но теперь ты являешься частью коллективного бессознательного всех пони и строишь его вместе с другими. Пожалуйста, веди себя пристойно.

– Да не могу я быть в вашем коллективном бессознательном… – отпирался чужак.

– Возможно, это из-за твоей трансформации в пони, – предположила венценосная. – Если это так, то уровень твоей магии очень высок.

– Был высок… – с грустью добавил Крэлкин, – теперь уже был. Нет у меня магии, и не будет.

– Однако ты можешь влиять на энергетические потоки.

– Лишь тень от былого мастерства… Эти крохи нагоняют лишь понимание собственной ущербности. Словно у меня отобрали пальцы… – Жеребец поднес копыта к глазам и некоторое время смотрел на них. – Впрочем, и пальцев я тоже лишился, – с горечью добавил он.

– У нас есть более важные дела, – сообщила принцесса. – Предаваться самобичеванию ты можешь в другое время.

Крэлкин обратил взгляд на Селестию и замер, увидев решительность.

– Тебе легко говорить, – сказал земной пони, – у тебя ничего никогда бесследно не пропадало.

Теперь правительница замерла и смотрела немигающим взглядом на собеседника. «Вспомнила про Фрутти? Надеюсь, что да. Будешь знать, как безнаказанно кусаться».

– Будь жеребцом, в самом деле, – с нажимом произнесла принцесса, и тот опешил от такого заявления. – Как ты думаешь, почему Твайлайт решила сделать это заявление сейчас?

«Она так быстро оправилась? И так скоро перешла непосредственно к делу… Надо взять себя в копыта, в этом Селестия несомненно права. Но как же больно осознавать ценность утраченных способностей».

– Не знаю, – признался Крэлкин. – Я с ней даже не общался последние два месяца, только через тебя узнавал, как она там живет. Необходимо разобраться во всем с самого начала.

Принцесса улыбнулась.

– И как ты думаешь, откуда стоит начать? – поинтересовалась она.

– Наверное, с диалога, который произошел между тобой и твоей ученицей, – неуверенно проговорил жеребец. – Пожалуй, это единственное, что могло ее выбить из колеи.

– А твое появление? – предположила Селестия. – Гости из другого мира…

– Как я сказал ранее, не было даже намека на подобные взаимоотношения, – напомнил чужак. – Ну, да, мы ее интересовали, пока были в своем облике, но потом все сменилось гонками за книгой и, впоследствии, возвращение к размеренной жизни. Для Твайлайт в библиотеке просто появился временный постоялец, больше ничего. Потому я склонен полагать, что следующая отправная точка – твой разговор с ней. Что ты наговорила?

– Я рассказала правду, – беспристрастно произнесла кобылка.

– Ты рассказала о Целеберриуме и селекционной программе?! – воскликнул Крэлкин.

– Именно так, – твердо произнесла Селестия.

– Твою же!.. – ругнулся под нос жеребец. – Я думал, что политик твоего уровня… – обвиняющее сказал он. – Что ты понимаешь, потому и вверил информацию в твои копыта, но ты… Просто взяла и все уничтожила!

– Я ей рассказала не больше, чем того требует ситуация. Она знает, что есть Целеберриум, очень могущественная организация единорогов, которая не подчиняется никому, и что у этой организации есть селекционная программа по выведению сильных пони. Твайлайт у них стоит на первом месте.

– Не думаю, – с сомнением в голосе проговорил Крэлкин. – Пинки и…

– Сейчас это неважно. Важна информация, которой располагает Твайлайт. Правильно ли то, что я рассказала ей или нет, – другой вопрос.

– Про отсрочку в год она знает?

– Об этом я умолчала.

– Чего?! – возмутился жеребец. – И ты ведешь какую-то свою игру?

– Все ведут свою игру, – меланхолично отозвалась принцесса. – Я же просто хочу подготовить Твайлайт к ее будущему испытанию.

– Но… – Крэлкин на секунду задумался, и внезапно его осенило: – Ты сама заставила ее сделать первые шаги.

– Полагаю, что так, – кивнула венценосная. – Но с другой стороны, пойми и меня. Твайлайт – моя ученица, она мне как дочь…

– И, тем не менее, ты не вольна разрушать ее судьбу, – встрял чужак.

– Я ей рассказала о ситуации, которая сложилась вокруг нее, безо лжи и обмана. Да, кое-что я умолчала, как хорошее для нее, так и плохое. Но что делать с той информацией, которая попала к ней, – решать только ей. Я не думала, что она соберет близких пони и расскажет всем, что увидела в тебе особенного пони.

Крэлкин захлопал, выдавливая из копыт стукающие звуки.

– Очень благородно, Селестия, очень благородно, – проговорил он. – Интересно, сколько информации ты скрываешь от своих граждан, кроме истории?

– Хватит ерничать, – с напором сказала принцесса.

«Сейчас действительно не стоит говорить о чем-то подобном, только время потеряем, так ни к чему и не придя».

– Значит, она знает о селекционной программе, и потому решила выставить меня в хорошем свете перед своими родителями, чтобы они приняли меня в семью, – подытожил жеребец. – Потому она и приодела меня, чтобы придать, так сказать, товарный вид, а в довесок и правительственных особ пригласила, чтобы урезонить мой пыл. Тут она и просчиталась… – Он бросил быстрый взгляд в окно, и перевел глаза на потентата. – Но почему? Видела же, как я с тобой и Луной разговариваю, и все равно сделала этот ход.

– Пойми ее, – попросила принцесса. – У нее уважаемая семья, а после того, как она стала моей ученицей, да Шайнинг стал Принцем Кристальной Империи, их авторитет возрос до небес. – Селестия вздохнула. – Представь, что будет с семьей, когда самая сильная единорожка Эквестрии вступит в брак с земным пони. Это крах их авторитету. Да и вообще любой брак с кем-то другим, кроме единорога, очень сильно ударит по любой уважаемой семье и низведет ее. У единорогов с глубокими корнями, коими и являются родители Твайлайт, очень трудные взаимоотношения.

– И ты допустила такую нечеткую иерархию в обществе? – с удивлением спросил жеребец.

– Эта иерархия сохранилась лишь в узких кругах, да и она скорее вымирает, нежели выживает, – проговорила правительница. – Общество единорогов зачастую само себя возводит в рамки иерархии.

– Думаешь, это волнует Твайлайт? – поинтересовался Крэлкин.

– Твайлайт волнует мнение родителей, – пояснила кобылка. – А родителей волнует мнение общества.

– И если выкинуть промежуточное звено, то Твайлайт должна подстроиться под общество, – подвел итог земной пони. – Она занимает свою нишу, которую нельзя терять…

– Либо она сломает своих родителей, либо ее сломает общество.

– Незавидная судьба… – понурившись, проговорил чужак.

– Именно это я имела в виду, когда говорила, что ты не справишься с этим.

– Я сломаю общество, – заявил Крэлкин.

– Именно в этом и проблема, – с волнением сказала Селестия. – Общество ты не сломаешь, лишь навлечешь на себя беду.

– Ну, изгонят меня, что с того?

– А ты не подумал, что будет с обществом, когда ты уйдешь? – поинтересовалась принцесса. Собеседник потупил взор. – Ты не почувствуешь раскол, смещение акцентов. После тебя, хоть трава не расти, да?

– И все же, для меня будет лучше тогда в другом государстве.

– С первого взгляда, да.

– И все же…

– Крэлкин, к чему этот разговор? – спросила венценосная. – Мы же оба знаем, что ты боишься покинуть Эквестрию.

Чужак посмотрел на кобылку. Она смотрела на него проникновенным взглядом, и тот поежился. Теперь он не был уверен в подмене, он понял, что теперь его отпечаток появился в коллективном бессознательном, и Селестия стала читать его глубокие эмоции, словно книгу. Теперь для него возник вопрос, как он туда попал и кто за это ответственен.

– Как давно ты меня чувствуешь? – спросил он.

– Первый раз я заметила тебя в коллективном бессознательном сравнительно недавно, несколько недель назад, – сообщила принцесса. – Причем появился ты внезапно, словно некоторое время прятался и вынырнул из укрытия. Когда рождаются жеребята, они чисты и нейтральны, в их отпечатках угадываются черты родителей, но с тобой все было по-другому.

– К коллективному бессознательному имеют доступ лишь пони, – в задумчивости проговорил жеребец. – Значит, меня кто-то насильно подключил?

«Это может быть когитор… Странно, зачем ему это нужно было делать?»

– Как один из вариантов я это тоже рассматривала, но… – Селестия снова помедлила, и чужак прищурился. – Вероятнее всего, твое тело приспосабливается к этому миру.

«Она что-то скрывает. Подолгу задумывается перед тем, как сказать мне необходимую информацию. Ее что-то выбило из привычного ритма жизни. Неужели это заявление Твайлайт? Не могу поверить, что ее ученица смогла так сильно ее ударить… даже несознательно. Видимо, она не наврала, что Твайлайт для нее как дочка».

– Что-то долго оно приспосабливается, – отрешенно проговорил чужак.

– Этот процесс может занять до нескольких десятилетий, так что смирись и ожидай перемен, – сказала принцесса.

– Ты так говоришь, словно уже имела возможность созерцать нечто подобное, – с сомнением в голосе произнес жеребец.

– Любые изменения такого плана достаточно длительные и трудные.

Крэлкин бросил взгляд в окно и увидел, как вдалеке блестели на солнце крыши.

– Ответишь на мой вопрос? – поинтересовался он, смотря за окно. – Только честно?

– Если это будет возможно, – пообещала августейшая.

Собеседник перевел взгляд на Селестию и, словно в трансе, спросил:

– Ты бы хотела, чтобы я был вместе с Твайлайт?

Принцесса застыла и некоторое время смотрела в глаза жеребца. Чужак ждал и боялся получить подтверждение его мыслей. Он боялся, что правительница Эквестрии придерживается плана лидера Целеберриума, и уже подбирает венчальное платье для своей ученицы.

– И какой ответ ты хочешь получить? – поинтересовалась кобылка.

– Честный.

– Твайлайт для меня как дочь, – напомнила принцесса.

– Тогда… – потянул Крэлкин, – Ответ политика твоего уровня.

– Я хотела бы, чтобы ты был с Твайлайт, – со вздохом проговорила пони, и жеребец прикрыл глаза, слушая гулкий стук своего сердца. – У тебя в голове уникальные знания, которые помогут укрепить статус в обществе моей ученицы и усилить ее магический потенциал. Более того, ты сможешь вместе с Твайлайт стать влиятельнее, что позволит тебе стать уважаемым жителем Эквестрии. Это снимет множество вопросов, почему мы с тобой часто общаемся, и, соответственно, снимет напряжение с общества. Твайлайт с тобой будет психологически комфортно, как и тебе с ней.

– А если я спрошу учительницу Твайлайт? – спросил Крэлкин.

– Тогда бы я отказала тебе сразу же, – резко заявила Селестия, и земной пони распахнул глаза и уставился на собеседницу. – Моя позиция по отношению к безрассудному поступку Твайлайт целиком и полностью совпадает с позицией Стар Спаркл.

Чужак едва заметно вздохнул и вновь посмотрел в окно.

– Трудно жить с раздвоенным мировосприятием? – поинтересовался он.

– Со временем привыкаешь, – отозвалась августейшая. – Впрочем, не мне тебе рассказывать об этом.

Крэлкин закрыл глаза и тяжело выдохнул.

– Все-таки, ты меня чувствуешь… – заключил он. – Странно это все.

– Я с тобой согласна, но, увы, никак не могу это прокомментировать. Отследить подобную магию я не могу, просто не знаю как. Это первый прецедент с коллективным бессознательным, выходящий за рамки понимания. К тому же, я не уверена, что это вообще магия.

– Как думаешь, будет ли Твайлайт пытаться уговорить меня поменять решение? – спросил пони и посмотрел в глаза августейшей.

– Несомненно. Мне кажется, что она попросту боится, – заметила кобылка.

– Как думаешь, во мне она увидела что-то, кроме барьера между Целеберриумом и ее личной жизнью? – поинтересовался жеребец.

– Она в тебе не видит особенного пони. Нет у нее огонька в глазах, лишь страх и неуверенность. Ты – защита ее личной жизни, не более того.

– Грустно, – проговорил Крэлкин. – Но неужели она не понимает, что жизнь со мной… У нее уже не будет обратного пути…

– Как сказала Твайлайт, она об этом думала два месяца, – напомнила венценосная.

– У страха глаза велики. Ее решение ничем не лучше селекционной программы Целеберриума.

– Пока что она этого не понимает, – со вздохом проговорила правительница. – Я уверена, что ты сможешь на нее повлиять.

– То есть, такую роль ты выбрала мне для поездки? – поинтересовался чужак.

– Эта роль была запланирована для тебя давно, – проговорила Селестия. – У Твайлайт в письмах проскакивали намеки на то, что она запуталась и хотела бы только продолжать обучение. Помня ее отчеты о твоих действиях в библиотеке, я ее понимаю.

– И что же я там делал? – поинтересовался земной пони, но уже для того, чтобы поддержать диалог.

– Ты учился, – просто сказала принцесса, и земной пони поднял бровь. – Ты лежал, читал, – пояснила она, – и не мешал ее обучению. Даже изредка помогал.

– И это все? – удивился чужак.

– Вероятно, этого ей достаточно, – предположила кобылка. – Хотя я не могу говорить за Твайлайт с полной уверенностью. Все-таки, она должна говорить за себя.

– Хотя бы это ты понимаешь, – вздохнул жеребец. – Давай уже закругляться, а то уже минут двадцать болтаем, подозрительно это все.

– Время за этой комнатой практически остановлено.

– Значит, вот что за магию ты поддерживаешь?

– Я думала, что ты спросишь об этом в начале разговора, – с разочарованием произнес аликорн, и собеседник насторожился. – Но, кажется, тебя сейчас больше волнует Твайлайт и ее решение. Ты стал подвержен эмоциям. Я не говорю, что это плохо, напротив. Только такое отношение к мелочам может стоить тебе даже жизни.

«Неужели все настолько серьезно, что даже Селестия решила лично проверить меня и мою осторожность, но я подвел… Буду надеяться, что в дальнейшем я не разочарую ее».

– Значит, магия была лишь моей проверкой? – поинтересовался чужак.

– Отчасти – да. Отчасти – упражнение. Я давно не практиковала заклинания подобного рода.

– Назревает что-то серьезное? – с опаской спросил Крэлкин.

– Возможно, – образно проговорила кобылка. – Но пока что я не намерена разговаривать про это. Если Старсвирл начал действовать, то мне нужно будет приготовиться дать отпор.

– Не думаю, что он вступит в открытый силовой конфликт, – отмахнулся пони. – Он понимает, что ты не только сильнее, но и важнее, чем весь Целеберриум вместе взятый. Но свою линию он будет гнуть, это бесспорно. Какую – покажет только время.

– Значит, Старсвирл – дело будущего, – заключила Селестия. – А пока пошли обратно, все-таки, тебе оказали честь.

– Нужна она мне…

– И, тем не менее, – настояла принцесса. – Я попрошу тебя соблюдать рамки приличия и больше не ввязываться в конфликт и не поддерживать его.

– Мне надо игнорировать мать Твайлайт? – уточнил жеребец.

– Можешь игнорировать, – кивнула венценосная. – Но не нужно разжигать к себе ненависть. Это будет плохо для всех нас... Уже нас.

Крэлкин встал, и Селестия убрала кресла. Рог ее погас, и два пони покинули небольшое помещение. Шагая обратно, чужак размышлял на счет Твайлайт и ее предложения. «Конечно, глупо, но она была права по поводу “нас”. “Мы” уже есть, состоявшийся факт, связаны воедино на уровне подсознания, находимся в одном подпространстве. Только вместе с нами вертятся еще несколько десятков миллионов жителей разноцветной страны, с которыми, как говорит Селестия, я должен уживаться».