Дни Осы и Паука
15: ...опаснее незнания (1)
После приземления Ганельфа отцепили от стены и позволили ему встать. Всё ещё с мешком на голове, он двинулся вниз по трапу, подталкиваемый суровыми тычками когтей, затем поднялся по невысокой лестнице в помещение, показавшееся ему ещё одним транспортным средством. Спустя несколько килосекунд — Ганельф отсчитывал время, считая удары сердца и пытаясь мысленно проследить путь, по которому двигался корабль — его вытащили и снова куда-то повели. На этот раз путь был дольше, и большую его часть они, похоже, куда-то спускались. Наконец, его захватчик, грифон, чей голос он не смог узнать, приказал ему остановиться.
Он терпеливо ждал, стоически перенося вторжение в личное пространство, пока чужие когти сняли с него сначала сбрую, а затем броню и электронно-таумическую систему. Мешок на голове стал последним. Ганельф слегка напрягся, когда когти обхватили ремни, стягивающие клюв и голову. Это движение не осталось незамеченным, он получил резкий удар под рёбра, заставивший его, задыхаясь, корчится на полу.
Быстрым движением с его головы сдёрнули мешок, и в то же мгновение несколько чешуйчатых конечностей втащили его через узкий дверной проём в тускло освещённую комнату. С тихим шипением дверь камеры захлопнулась за спиной грифона, погружая его в мёртвую тишину. В молчании Ганельф осмотрелся по сторонам.
Он был заперт в коробке лишь вполовину длиннее его тела и ещё меньше в ширину. С нарастающей паникой он начал кружится на месте, быстро размахивая крыльями в бессознательном желании сбежать. Сгибы крыльев бились о стены, комната была настолько узкой, что ему приходилось подниматься на задние лапы, чтобы завершить поворот. Внезапное осознание того, что он даже не может расправить крылья, пронзило его словно нож. Казалось, стены начали сближаться.
Для существа, привыкшего к безграничной свободе неба, это было худшим наказанием. Во власти клаустрофобии Ганельф бросился на дверь, царапая прозрачную панель, но его бритвенно острые когти лишь скользили по безупречно гладкой поверхности, не оставляя следов. Следующие несколько сот секунд прошли как в тумане, грифон кричал до хрипоты, отчаянно колотя в дверь, пока стекло не покрыли мелкие брызги крови. Наконец, с тяжело вздымающейся грудью и дрожащими от усталости конечностями, он упал на пол, уставившись сквозь стекло на освещённый коридор.
И только после этого его тюремщики активировали встроенную в камеру систему наказания.
Яркие стробоскопические вспышки в сочетание с интенсивными высоко- и низкочастотными звуками заставили его отскочить от двери и свернуться клубком в углу, зажав лапами уши и накрыв голову крыльями. Его не стошнило только потому, что он целый день ничего не ел. Спустя вечность — скорее всего лишь около ста секунд — в камере воцарилась тишина, а уровень освещённости вновь стал приятно приглушённым. Ганельф остался на прежнем месте, поднявшись лишь десять килосекунд спустя, когда доставили его скудный паёк. Еда помогла. По крайней мере, он мог проглотить неопределённые хрящеватые кусочки, не жуя и не пробуя на вкус.
Он пробыл в камере ещё сорок килосекунд, прежде чем за ним пришли двое стражников. Одна из них была грифониха — женщины обычно были немного больше мужчин, так что неудивительно было увидеть одну из них в этой должности — другим был пони. Не очень крупный жеребец со стройными ногами смотрелся неуместно рядом с громадным грифоном в армированном жилете и с ящиками для оборудования на спине. У бледно-зелёного пони не было ничего, кроме лёгкой накидки, покрывающей только холку и задние ноги, которую украшал лишь Глаз Мастера — символ 'службы безопасности', расположенный над тем местом, где должна была быть его трудовая метка, и латунный диск, прикрепленный к меху у основания шеи.
Ганельф сразу же обратил внимание на пони. Возможно я, по крайней мере, смогу заставить трусливое травоядное сбежать, — подумал он, пытаясь пробудить в себе чувство превосходства, которое он испытывал по отношению к этим существам. Все пони, которых он когда-либо встречал, всегда реагировали как жертвы — при испуге они пытались убежать. Он не собирался использовать эту ситуацию, чтобы попытаться освободится, так что весь инцидент должен лишь немного унизить травоядное.
Грифон с красно-коричневыми перьями канюка, окаймляющими горловину армированного жилета, защищающего её от вражеских когтей, нажала на что-то за дверью, пробудив к жизни скрытый динамик. «Заключенный, стой на месте. Не двигайся, пока не будет приказано,» — сказала она. Голос раздался из динамика — дверь не пропускала ни звука. Грифон-канюк внимательно наблюдала за тем, как Ганельф присел на корточки за дверью, затем кивнула пони, отступив на несколько шагов.
Дверь, настолько толстая, что он с трудом смог бы обхватить её край когтями, плавно задвинулась в стену. Пришедший в движение воздух принёс с собой запах пони, других грифонов и острый аромат свободы. Ганельф вздрогнул, слегка встряхнув крыльями в бессознательном желании взлететь, но сумел подавить побуждение вырваться из камеры и с боем пробивать себе путь к свободе. Конечно, — с сарказмом подумал он, — обезврежу этих двоих, а также всю автоматику и других стражников в придачу, и всё это в одиночку.
Канюк коротко махнула ему, и Ганельф вышел из камеры, изо всех сил стараясь поддерживать видимость смирения. Как только он переступил порог, грифон обернулся, чтобы встретиться взглядом с пони, его крылья бешено бились, а клюв приоткрылся в свирепом зловещем крике. Он думал, этого будет достаточно, чтобы заставить пони как минимум подскочить от неожиданности, но он добился совсем другой реакции. Он увидел быструю вспышку света из рога пони-стражника, и успел вспомнить другую пони, ту, что, казалось, светилась словно молния, поразившая дерево, прежде чем его окутала зелёная дымка.
Его оторвало от земли и впечатало в стену коридора, затем дёрнуло в сторону, и ударило о противоположную стену. В панике, он висел в телекинетическом поле, задыхаясь и напрягая мышцы в тщетных попытках пересилить магию пони. С расширенными глазами он уставился на грифона-канюка, пока стражница приближалась к нему.
«Ты первый за долгое время, кто допустил эту ошибку, но я уверена, что не последний,» — непринуждённо сказала она, остановившись перед Ганельфом и извлекая из своего жилета короткий чёрный жезл. Быстрое движение запястья — и его длина увеличилась втрое. Она задумчиво посмотрела на него, затем сделала что-то, и между ощетинившимися на конце устройства электродами вспыхнули бело-голубые электрические дуги. «Вижу, ты так и не выучил урок,» — сказала она, небрежно указывая шокером на кольцо ожога, обрамляющее его шею.
Не в силах пошевелить головой, Ганельф с ужасом следил за движением потрескивающего искрящегося наконечника. Но мы же оба грифоны! Разве мы не должны держаться вместе против этих безмозглых пони? Почему ты на стороне этого существа? Он попытался открыть клюв, чтобы озвучить эти мысли, но ему было отказано даже в этом незначительном движении.
«Возможно, нам стоит повторить,» — с усмешкой произнесла она, прижимая жезл к его груди сквозь зелёную ауру. Зловоние палёных перьев наполнило коридор.
Пока он висел, дрожа от мощного удара тока, пони извлёк из ящика Канюка сдерживающую упряжь и опустил её ему на спину. Она немного отличалась от военной: была более лёгкой и проходила только над передними лапами, но обвивала каждую из них кабелем и охватывала суставы каждого крыла узкими металлическими зажимами. Двигаться в ней было проще, но зато она самым неприятным образом сжимала перья.
После этого Канюк махнула пони, чтобы тот отпустил Ганельфа, и обхватила его голову когтистой лапой. В другой она держала намордник из проволочной сетки.
«А без этого никак?» — спросил Ганельф, стараясь говорить твёрдым голосом. «Проблем больше не будет.»
Сомнительно хмыкнув, Канюк склонила голову в сторону. «Что думаешь, босс?» — спросила она, не отводя глаз от Ганельфа.
'Босс', — подумал он, — во имя Первого Яйца, пони тут главный! Часть его сознания с криком бросилась бежать, отступая перед столь непостижимым заявлением. Грифон выполняет указания этого… этого…
«Протокол,» — ответил пони не терпящим возражений голосом.
Канюк наградила его быстрой усмешкой. «Извини,» — сказала она, натягивая намордник на клюв Ганельфа и закрепляя его на голове.
На этот раз он, по крайней мере, мог видеть своё окружение. Сопровождаемый своими тюремщиками Ганельф с трудом двигался по коридору, кабель, пропущенный между передними лапами, принуждал его идти непривычно короткими шагами. Хотя протяжённость коридора не превышала ста длин, к тому моменту, как они достигли двойных дверей в его конце, ноющая боль в плечах грифона стала невыносимой. Двери, как оказалось, вели в кабину лифта. Пока они поднимались, Ганельф вёл себя тихо, пытаясь понять, куда его везут.
Дверь открылась, погружая их в царящую на этаже суету. Пары грифонов-стражников с грифонами-заключёнными двигались между шахтами доступа к блокам тюремных камер и помещениями, похожими на залы суда. Видимо, Ганельф оказался единственным, кому полагалось 'особое' обращение. Здесь даже был пони-техник, ремонтирующий прикрепленную к стене панель с кристаллами. В отличие от его сородича-стражника, этот пони, похоже, не привык к подобному окружению, вздрагивая и подпрыгивая каждый раз, как какой-нибудь грифон подходил слишком близко.
«Комната четыре готова,» — спустя около сотни секунд, наконец, произнёс сопровождавший его пони.
Канюк кивнула, затем тычком заставила Ганельфа двигаться к двери, которую пони только что открыл зелёной дымкой своей магии. Обстановка комнаты оказалась спартанской: только огороженный участок пола и длинный стол, за которым сидели три грифона, на вид старше Ганельфа. Стражники прикрепили его упряжь к специальной петле в полу, затем отошли в сторону и встали у двери.
Последствия его действий оказались куда хуже, чем он мог предположить. Не трибунал, как он наивно рассчитывал, а полномасштабный военный суд. Защиты, конечно, не было, его изобличали записи с камер, встроенных в шлем каждого грифона в отряде. Весь процесс занял меньше пяти сотен секунд и представлял собой лишь формальное зачитывание его имени и серийного номера, за которым последовал список обвинений. Комиссия судей, три грифона, уважаемые за их возраст и опыт, единогласно признали его виновным.
Его вернули в камеру, ожидать деталей наказания.
Ганельф пробудился от сна, в котором он парил над высокими горами, только чтобы обнаружить себя в полной темноте. На мгновение он решил, что спит где-то на горном уступе, он ещё удивился, почему воздух столь затхлый и тёплый на такой высоте. Реальность ворвалась в его сознание раздражающе быстро, и он снова закрыл глаза, пытаясь ухватиться за ушедший сон. Но камера никуда не исчезла.
Как он успел обнаружить раньше, расправить оба крыла за раз было невозможно, даже поворот вокруг своей оси требовал определённых ухищрений. Часть пола, обитая материей, служила постелью, небольшая дальняя секция одновременно была источником воды и переработчиком отходов. Дверь камеры представляла из себя сплошной лист стекла или необычайно прочного пластика, в ней не было отверстий и если судить по затхлости воздуха, она запиралась полностью герметично. Еду ему доставляли в маленьком одноразовом цилиндре, появляющемся из круглого отверстия в центре стены. Оно же служило каналом для свежего воздуха, никакой другой вентиляции здесь не было.
Вместе с воспоминаниями на грифона с новой силой накатила волна клаустрофобии, грозясь окончательно его поглотить. Ганельф закрыл глаза, усилием воли подавляя панику, стараясь убедить себя, что стены не наступают на него с неотвратимой скоростью… Вспомни о тренировках, — подумал он, эти раздражающие килосекунды тряски в заднем отсеке штурмовика. Постепенно его дыхание восстановилось, а ощущение скованности пошло на убыль. Не исчезло совсем, но отступило достаточно, чтобы он смог нормально мыслить. Он чувствовал его внутри, тень, ожидающую мгновения слабости.
Он уселся на корточки, уставившись на небольшую секцию коридора, видимую из его узкой камеры, и обдумывая события, которые привели его к нынешнему положению. Нужно было убить эту пони, пока была возможность, — подумал он, его предубеждения в отношении травоядных расцвели ненавистью, отбросившей в сторону даже клаустрофобию. Неважно как, но я до неё доберусь.
Теперь оставалось лишь узнать, какое его ждёт наказание. Он ел, когда ему доставляли капсулу с едой, спал, когда гас свет, но всё время смотрел на коридор за стеклом. И продолжал смотреть спустя полтора дня, когда Мастер пришёл поговорить с ним.
Салрат обмякла в удобном, обитом кожей кресле воздушной машины, откинувшись на спинку и вытянув ноги. Транзитная система всё ещё не работала, да и, в любом случае, была реквизирована для тяжёлого инженерного транспорта, который по-прежнему курсировал из Института и обратно. Так что, все застряли, ожидая редкого свободного транспорта, чтобы добраться до ближайшего рабочего транзитного хаба. Если они, конечно, не были Агентами Службы Безопасности высокого ранга, желающими убраться из этого места как можно скорее.
Ранг даёт некоторые привилегии, — подумала она, пока её флаер на автопилоте проворно маневрировал между неповоротливыми громадами грузовых перевозчиков. По крайней мере, Служба Безопасности оплатила транспорт. Им нужно было, чтобы она вернулась, они хотели услышать её доклад о катастрофе в течение нескольких килосекунд, ей же хотелось смыть со своего меха зловоние пожара и слуг, а также хоть немного поспать. Она охотно переложила ответственность на лидера новоприбывшей команды инженеров и, не оглядываясь назад, забралась в блестящую воздушную машину. Автопилот принял её код переопределения и теперь весело нарушал все возможные правила дорожного движения с целью доставить пассажира к пункту назначения как можно быстрее.
Салрат с лёгким испугом бросила взгляд на нижнюю часть грузового перевозчика, быстро увеличивающуюся и заполняющую всё пространство лобового стекла, а затем отклонившуюся в сторону, когда её флаер стремительно вылетел из-под надвигающейся пожарной машины. Она не чувствовала тряски, кристаллы, встроенные в стены салона, нейтрализовали инерцию, создавая иллюзию, что вид из окна был лишь чем-то вроде компьютерной игры. Агент закрыла глаза и начала погружаться в сон.
Кого-то пытали в комнате, заполненной гелием, протяжные крики врезались в её чувствительные уши. Она резко открыла глаза от невыносимо громкого высокочастотного писка, раздававшегося из отброшенного в сторону браслета-коммуникатора. Она избавилась от него, в отличие от её персонального, теперь уничтоженного, устройства, замена не подходила по размеру, и теперь он валялся где-то за сиденьем. В обычной ситуации, он бы начал мягко вибрировать, чтобы привлечь её внимание, но поскольку в данный момент устройство не было на её руке, оно переключилось в 'режим паники'.
«Проклятье Создателя,» — пробормотала она, разворачиваясь в кресле и принимаясь шарить в груде снаряжения, сваленного кучей на заднем сиденье. Мерзкая штуковина провалилась в пространство между передним и задним сиденьем, и к тому моменту, как она её нащупала, сигнал стал ещё громче. «Что!» — прорычала она в браслет, ткнув когтем в клавишу 'приём'.
После секундной паузы звенящую тишину наполнил спокойный вкрадчивый голос. «Проблемы, Агент Салрат?»
Слова были вежливыми, а тон не таил в себе ничего кроме беспокойства, но Салрат знала говорившего, знала, что он опаснее всего именно когда притворяется добрым. Она сглотнула, злость сменилась страхом, осевшим в желудке ледяным комком. «Нет, Глава Сектора Оргон, сигнал р…» Не говори, что он тебя разбудил! «…немного резкий, а эта сейчас слегка на взводе. Салрат просит прощения за свой тон, как она может вам помочь?»
Лицо на крошечном экранчике несколько мгновений пристально смотрело на неё с лёгкой улыбкой. Он выглядел… обычно. Ничто в нём особо не выделялось: коричневый мех неприметного оттенка, ровные заострённые уши скрытые под копной волос, никаких шрамов и светло-зелёные глаза, как у половины всего населения. Его легко было забыть, если, конечно, не знаешь его лично. Оргон начинал как полевой Агент, превосходно справлялся со своей работой и быстро продвигался по службе, пока не встал во главе всех крупных операций. Но он никогда не забывал о своих корнях и вёл себя с персоналом с той же беспощадностью, которую проявлял в зонах боевых действий.
Салрат подавила лёгкую дрожь. Улыбка коснулась даже его глаз, а такого было бы сложно добиться и хорошему актёру. Она знала прошлое Оргона, он улыбался такой же мягкой улыбкой во время 'допросов с пристрастием', она вселяла в заключённых ещё больший страх, чем сам процесс. Несмотря на свой ранг, Оргон до сих пор иногда проводил их, он говорил, что это помогает сохранять связь с рядовыми сотрудниками.
«Этот получил несколько интересных сообщений,» — сказал Оргон, — «и хочет знать, может ли Салрат пролить на них свет.»
«Конечно, Глава Сектора,» — ответила Салрат, всем своим видом выражая готовность помочь, пока её сознание работало с бешеной скоростью.
«Первое от Советника Индуту. По видимости, Агент проводила полевой допрос слуги, способной привести к величайшему прорыву в области магической техники со времён создания этих существ. Советник довольно огорчён. Он сказал Оргону, что слуга всё ещё восстанавливается. Этот надеется, что Агент не станет вмешиваться.»
«Салрат…» — Оргон поднял лапу, и Салрат закрыла рот так быстро, что был ясно слышен лязг её зубов.
«Есть кое-что ещё. Оргон получил жалобы по поводу общего снижения эффективности слуг загона двадцать семь. Оказывается, что если забрать у них детей, даже прямой приказ не сможет восстановить максимальную производительность родителей.» — его улыбка стала холодной. «Кто бы мог подумать? Похоже, как минимум одного из взрослых придётся подвергнуть эвтаназии из-за не невозможности разорвать цикл карающей фуги. Этот хотел бы знать, есть ли какие-нибудь данные осмотра слуг-жеребят, изъятых в тренировочном центре? Для Службы Безопасности было бы позором создать столько проблем на пустом месте.»
Оргон собирается заставить Салрат разгребать все последствия собственными лапами, — подумала Агент, мысленно ища способ сохранить свою карьеру и, если всё окажется совсем плохо, свободу. «Был риск аудита Мирового Суда, так что эта решила действовать на опережение.»
«В Совете Безопасности Мирового Суда ходят некоторые слухи, так что, это было бы разумно.» Он испытующе посмотрел на Агента. «Однако, ты была превосходным полевым агентом и, хотя твои действия похвальны, их причины глубже, чем просто беспокойство. Оргон ожидает полного отчёта по этому делу и по слуге, ответственной за оба инцидента, в течение следующих двухсот килосекунд.»
«Да, Глава Сектора,» — ответила Салрат, успешно подавив дрожь от того, что Оргон говорил о ней в прошедшем времени.
«Превосходно! В таком случае Оргон больше не станет тебя задерживать.» С этими словами он прервал связь.
Салрат на всякий случай перезагрузила коммуникатор, чтобы лишний раз убедится, что связь прервана, затем обхватила морду лапами и застонала. Мечта о горячем душе и полноценном ночном сне была погребена под гнётом предстоящей работы. Прошептав проклятье, она обхватила позаимствованный браслет коммуникации, открывая ссылку на своё виртуальное рабочее место и принялась с точностью до минуты вспоминать все события, в которых участвовала, все действия, которые совершила и их причины.
Задача становилась одновременно и более и менее сложной из-за отсутствия каких-либо подтверждений произошедшего в Институте, она бы не смогла ничего доказать. Её слова против слов Ванки. Да, я смогу всё исправить, — подумала она, утвердительно кивнув. Иланиро был не в себе из-за обезболивающего, а Корна дискредитируют его собственные действия.
Даже допрос слуги не выдаст неправомерности её решений. В результате него стало бы известно лишь то, какие действия она совершила, но до тех пор, пока комиссия разделяет уверенность в том, что учитывая информацию, которая на тот момент была в её распоряжение, её действия полностью оправданы, её методы не будут поставлены под вопрос. Салрат знала, что её подход к такого рода проблемам немного более… очевидный чем у большинства, она видела своё психологическое заключение, знала, каким расстройством, по их мнению, страдает, к счастью, ей удалось сделать карьеру, позволяющую в полной мере реализовать своё детское увлечение.
Салрат всегда задавалась вопросом, что бы случилось, если бы школьная медсестра не заметила шаблонов её поведения и не сообщила о ней в Службу Безопасности, как о потенциальном рекруте, почему…
Агент ударила себя по щеке, жгучая боль отвлекла от воспоминаний о прошлом. Пытаясь прийти в себя, она применила мозговой стимулятор, поморщившись от горького привкуса на языке. Что-то в этой сильнодействующей смеси оказывало длительное влияние на вкусовые рецепторы, чем чаще она его принимала, тем противнее оно становилось. Она отпила воды из полупустой бутылки, чтобы смыть отвратительный вкус, а затем уселась за компьютер и принялась набирать отчёт.
Это продолжалось слишком долго.
Хаос чувствовал эту штуку, ощущал, как она бесцельно плавала в мягких тучах автоматов. Оно, должно быть, знало, что Хаос поблизости, несмотря на его усилия скрыть своё присутствие, Страж не уходил. Его обычная тактика сбежать в холодное тёмное пространство провалилась, что-то было не так. Хаосу невыносимо хотелось вернуться в мир, чтобы увидеть, что стало со слугой, увидеть, ослабило ли его вмешательство взаимоотношения между политическими силами до той степени, при которой обычно происходит значительное снижение численности популяции двуногих.
Хаос знал, что органические существа функционируют в других временных рамках, в отличие от него самого и систем автоматов/Стражей, заполняющих всё пространство-время, но он всё равно опасался, что может утратить контакт с событиями, которые сам же привёл в движение. В обычной, компактной, форме, его мыслительные процессы протекали со скоростью, стремящейся к минимальному возможному во вселенной временному интервалу. Огромная разница в скорости между ним и органиками обычно означала, что у него было достаточно времени, чтобы сбежать, оставив Стражей позади, а затем вернуться, чтобы, в случае необходимости, внести дополнительные изменения. Но сейчас ему было отказано в этом обычном режиме действий, ему пришлось развеяться тонким слоем, составные части его сознания рассеялись по окружающему пространству, скорость его мыслей уменьшилась из-за медлительности света, ползущего между увеличившимися промежутками.
Невыносимо медленно, Хаос пробежался по собственным мыслям, в поисках чего-нибудь, что помогло бы ему вырваться из этой ловушки.
Страж нашёл его, как только импульс автоматов стал активно расходиться от слуги. Он был остроугольной штукой, сплошь из шипов и острых граней, и, в сравнение с аморфными автоматами, засечь его было просто. Хотя время, необходимое, чтобы преодолеть короткое расстояние до первого слоя защитных кристаллов было огромным по стандартам Хаоса, ему хотелось остаться, чтобы понаблюдать за эффектом, а может даже изменить его свойства.
Никогда прежде он не желал чего-либо столь сильно, настолько, что он решил сделать то, чего никогда не делал раньше — нанести ответный удар. Оружие, используемое Стражами, работало в матрице упорядоченного пространства-времени, формировавшего субстрат для автоматов и Хаоса. Метод был грубым в своей эффективности, всё в радиусе его эффекта стало бы рандомизированно, возвращено в естественное состояние квантовой пены. Чего ему не хватало, так это радиуса действия. Хаос знал, что из-за этого у него будет лишь крошечное окно возможности между тем мгновением, когда он сможет засечь Стража и прежде, чем эта сущность заметит его.
Стражи фундаментально отличались от автоматов. Они могли работать в свободном пространстве, могли создавать порядок из квантовой пены, так что их разрушительные атаки могли бы считаться всего лишь механизмом самовосстановления всей инфраструктуры, лежащей в основе и способной манипулировать физической реальностью. Хаос знал об этом, но это нисколько не утешало. Он знал, что любой контакт со Стражами приведёт к прерыванию его мыслительного процесса и прекращению его существования.
Хаос был порождением автоматов, и потому, как и они, был связан с субстратом. Из-за этого у него не было доступа к методу Стражей, он не мог обратить их собственное оружие против них самих. Что у него было, так это целый арсенал техник, созданных для обмана и манипуляции автоматами. Эти сущности обладали схожей физической основой, так что, как Хаос думал, они смогли бы работать против Стражей.
В пикосекунды, за которые Хаос сформулировал свой план, Страж засёк его и свернул в его сторону. Страж надвигался, заполняя поле зрения Хаоса, мерцая внушающим страх светом творения, разбирая и снова собирая субстрат, сквозь который он проходил. Он был ужасающе быстрым, но Хаос не двинулся с места, ожидая, пока он будет достаточно близко, чтобы ударить в ответ.
Странные, бесформенные запросы, специально сформированные версии приказов, отданных двуногими хозяевами кристаллов или кем-то из четвероногих, передавались от автомата к автомату, пока не настигли Стража, поражая его со всех сторон. Многим это не удалось, автоматы, которые несли их были разрушены системой Стража, уничтожавшей аберрантные объекты, но прошло достаточно.
Непредвиденная информация хлынула сквозь Стража, заставляя его колебаться. В игру включились системы проверки ошибок, сбрасывая большую часть мусорных запросов и возвращая Стражу его максимальную скорость. Но, к сожалению для него, не все команды были отфильтрованы, одна избежала внимания и начала действовать, направляя часть его системы рендеринга пространства-времени внутрь его самого.
В мгновение ока часть Стража прекратила своё существование, рандомизированная до состояния обычного субстрата. Гладкая гранёная внешность сущности исказилась и закрутилась, сгорбившись над своей раной, словно шрам. Мгновение Хаос пребывал в приподнятом настроении, Страж лежал, не двигаясь с места, окружённый обломками собственной внутренней структуры и медленно крутясь по множеству ортогональных осей, но затем вновь начал целенаправленное движение.
Каким-то образом он смог восстановиться, похоже, те же механизмы, что он использовал для восстановления субстрата, были применимы и к его собственным системам. Ремонт не был полным и совершенным, остался шрам, но Страж всё ещё функционировал. Он ускорился, снова направляясь в сторону Хаоса, свечение его оружия подчёркивало его грани. Хаос ощутил настоящий страх, он бросил в эту штуку всё, что у него было, и всё же этого оказалось недостаточно. Он попытался снова, и опять нанёс урон, но на этот раз это были лишь царапины, которые мгновенно восстановились. Третий раз — никакого эффекта.
Хаос сделал то, что должен был сделать с самого начала, он сбежал к спокойному краю маленькой вселенной, чтобы уклониться от столкновения с преследователем.
Страж двигался медленно, но неотвратимо. Что-то отличало его от других, будто у него было что-то личное к Хаосу. Любой другой Страж уже бы сдался и продолжил патрулирование. Но не этот. Хаос начал задаваться вопросом, не допустил ли он критическую ошибку, атаковав его, хотя теперь, он, по крайней мере, знал, что его собственное оружие оказалось гораздо менее эффективным, чем он ожидал.
Насколько Фьюжен могла судить, кто-то изменил задачу одного из гелиостатов, заставив его войти в дневной режим освещения, спустя всего несколько килосекунд после того, как она закрыла глаз. Это было единственным возможным объяснением её усталости. У Гравити подобной проблемы не наблюдалось. Фьюжен проснулась от прикосновения света к лицу, волосы её сестры щекотали ей губы. Открыв глаз, она посмотрела на синюю кобылу и застонала.
«Я только что получила обновление приказов!» — восторженно воскликнула Гравити, чуть не подпрыгивая от нетерпения.
«Отлично!» — с фальшивым энтузиазмом ответила Фьюжен. «Они приказали тебе дать мне ещё немного поспать?» — Фьюжен снова закрыла глаз.
Ещё одно прикосновение, на этот раз не настолько нежное, и совершённое не волосами, а твёрдым кончиком копыта. «Я думала, 'Селестия' должна быть утренней пони,» — весело сказала Гравити. «Тебе ещё предстоит научить меня, как увеличить свою силу, как только вылечат твой глаз.» Счастливое выражение исчезло с лица синей кобылы, когда она заметила, как Фьюжен вздрогнула. «Тебе не о чем беспокоиться, мама и папа уже виделись со Спайрал. Она хочет поговорить, но самое худшее ей уже известно.»
Фьюжен кивнула и встала, следуя за Гравити в лазарет. «Ты будешь устраивать вечеринку по поводу возвращения домой?» — спросила она сестру.
Гравити слегка развернулась и помотала головой. «Не сейчас, я решила подождать, пока мы не узнаем больше. Столько много семей затронуло…»
Фьюжен мрачно кивнула, весь оставшийся путь они прошли молча.
Лазарет был с противоположной стороны загона от их жилища, но, несмотря на то, что Фьюжен еле волочила ноги, путь никогда не казался ей столь быстрым. Она достаточно поздно встала, так что все уже приступили к своим обязанностям, кроме тех, чьи повреждения были слишком сильными, чтобы они могли служить и маленьких жеребят, находящихся в данный момент в школе. За это она была очень благодарна. Ей и так было бы тяжело встретиться со Спайрал, но выдержать сначала множество взглядов доведённых до отчаяния пони, всё ещё ожидающих хоть каких-то новостей о своих жеребятах, было бы совсем невыносимым.
Спайрал Фракче, кобыла с зелёным, аккуратно расчёсанным мехом и белыми хвостом и гривой, заплетёнными в привычные тугие косы, встретила их у двери медицинского центра. Выражение её лица было пустым, а движения — резкими, будто её сознание больше не управляло телом, изо всех сил стараясь обуздать эмоции. Фьюжен были знакомы эти признаки, после того, как она вызвала разрушения в Институте, она чувствовала что-то похожее. Ей, должно быть, ещё хуже, — подумала Фьюжен, — по крайней мере, я могу выкинуть из головы часть боли, мой разум свободен. Ей же отказано даже в этом.
В здание был широкий центральный коридор с просторными стойлами по обеим его сторонам. Пространство было очень открытым и обеспечивало пациентов только теплом и крышей над головой, пока над ними работали медики. В копытах опытного врача, магия пони вполне могла исцелить даже самые ужасающие повреждения, при достаточном количестве времени, конечно, и если несчастная жертва смогла бы прожить достаточно, чтобы магия сработала. Мастера обеспечивали часть оборудования, в основном устройства удалённого наблюдения и медикаменты для менее поддающихся магическому вмешательству случаев. Самым ценным вкладом были услуги Спайрал Фракче и Трокар Пойнта в качестве медиков, пони было позволено самим заниматься оказанием медицинских услуг, Мастера вмешивались лишь чтобы установить приоритеты и отказать в лечение тем, чьё восстановление заняло бы слишком много времени.
В одноэтажном здании было одиннадцать стойл, пять по сторонам коридора и одно в его дальнем конце. В это последнее стойло невозможно было войти изнутри, в него вела дверь с задней стороны здания невидимая из загона. Небольшое складское помещение завершало незамысловатую структуру здания. Около половины стойл были заняты, обычные случаи ожогов, несерьёзных переломов и простого истощения. Лица всех присутствующих хранили очень хорошо знакомое Фьюжен выражение стыда, так выглядели пони, знающие, что оказались недостаточно хороши для службы Мастерам.
Из-за этого в лазарете всегда царила безрадостная атмосфера, но сегодня всё было ещё хуже. Фьюжен держалась поближе к Спайрал, начав нервничать от слабого хныканья, раздававшегося из четвёртого стойла, пока три пони шли по коридору. Двери и стены стойл состояли из белой пластиковой сетки, позволяя хорошо видеть и чувствовать запах всех пони в здании. Благодаря этому, пациенты не чувствовали себя изолированными, одиночество вызывало стресс, замедляющий восстановление. Неудачным побочным эффектом было то, что даже самые незначительные звуки страдания были ясно слышны, даже когда Спайрал пригласила их в пустое стойло.
Пока Спайрал осматривала крыло Гравити, Фьюжен присела на обитую материей часть пола, пытаясь разглядеть, что не так с пони из стойла четыре. Мелкие вздохи и всхлипы, звук просачивающегося меж сжатыми зубами воздуха… всё это было так знакомо. Другой пони был захвачен фугой наказания. «Кто в четвёртом стойле?» — спросила Фьюжен, больше не в силах это терпеть. «Ты можешь что-нибудь сделать?»
«Рэдшифт,» — пробормотала Спайрал. «Отец Шок Даймонда. Он п-плохо отреагировал, когда Шок не вернулся домой, думаю, ожидал самого худшего. Первый раз всегда сложнее всего.»
Фьюжен чувствовала, как контроль Спайрал ослабевает, пока она говорила, делая небольшие паузы, когда её челюсть сжималась, а дыхание дрожало. «А его супруга?» — спросила она, вспоминая, как смогла помочь Гравити.
«Ей не позволили пропустить рабочую смену,» — ответила Спайрал, из-за напряжения в мышцах её дыхание вырывалось с шипением. «Я дала ему кое-что, чтобы помочь преодолеть это, но, в конце концов, ему придётся справляться самому, если сможет. Если он не пройдёт Испытание Создателя… ну, это очень плохо отражается на организме, даже несмотря на лекарства.» Выражение лица кобылы говорило само за себя, она не особо надеялась на его восстановление.
Воображение Фьюжен дорисовало остальное, и она почувствовала тошноту. Она была права, 'Испытанием Создателя' в разговорной речи называли фугу наказания. Если это займёт слишком много времени, его Мастер решит, что он не стоит спасения, — подумала она, в молчание ожидая, пока Спайрал закончит осмотр и объявит Гравити, что та может идти. Сумеречно-синяя кобыла быстро удалилась, бросив виноватый взгляд на Фьюжен, когда она галопом неслась по коридору, желая поскорее убраться подальше от терзающего присутствия Рэдшифта.
«Как ты, держишься?» — тихо спросила Фьюжен, когда зелёная кобыла повернулась к ней. «Мне так жаль Сингл Кристал.»
Спайрал на мгновение застыла, выражение её лица стало пустым. Она пробормотала несколько слов, слишком тихо, чтобы Фьюжен могла услышать, хотя в этом коротком предложении был знакомый ритм, очевидно кобыла часто говорила это за последние несколько дней. Она глубоко вздохнула. «Жить буду,» — глухо ответила она. «Это…это случилось быстро?»
Фьюжен съёжилась, её уши поникли. «Да,» — прошептала она. «Рассказать, что я видела?»
Спайрал прикусила губу и кивнула, а затем села рядом с Фьюжен и принялась работать над её глазом. Пока её рог излучал дрожащий зелёный свет, белая кобыла рассказала ей всё, что смогла. Какой храброй была её старшая дочь, Рандом, что большинство жеребят остались невредимы и о 'чести' Благословения, оказанной им на том тёмном поле. Когда Фьюжен замолчала, другая пони немного расслабилась, хотя она всё ещё чувствовала сильную боль, но теперь принимала её и надеялась, что в скором времени сможет увидеть свою выжившую дочь.
Исцеление продолжалось, казалось, целую вечность, Фьюжен старалась оставаться неподвижной, пока врач выполняла свою работу. Как и большая часть магии пони, это заклинание включало в себя движение объектов или энергии, ничто не создавалось и не уничтожалось, так что любая новая материя должна была откуда-то появиться. То, что Спайрал сейчас делала, было чрезвычайно сложным, требовалось восстановить недостающие или мёртвые клетки из протеинов, взятых из мышечной ткани вокруг глаза Фьюжен.
Энимал оказал ей первую помощь вскоре после получения раны, так что Фьюжен надеялась, что этот визит будет быстрым, по крайней мере, должен был быть, если бы её почти полдня не продержали на станции первой помощи. Жеребец закрыл её глазницу, чтобы защитить повреждённую ткань и наложил внешнюю повязку, чтобы защитить небольшое отверстие, оставленное для протока жидкости. К этой области магии у Фьюжен совсем не было таланта, так что она мало что знала о процессе исцеления, она знала лишь, что магия вызывает у неё сильный зуд, и от этого сохранять неподвижность практически невозможно.
«Ты говорила, это рана от взрыва?» — отвлечённо пробормотала Спайрал.
Зелёная кобыла сидела со стороны повреждённого глаза Фьюжен, она представила Спайрал с закрытыми глазами и с искривлёнными от напряжения губами. «Да, от фрагмента, когда взорвался инструмент,» — ответила она.
«Тебе очень не повезло… насколько я вижу, никаких других повреждений нет. Странно, и никаких следов инородных тел в глазнице.»
«Мне практически сразу оказал помощь местный медик, должно быть, он всё удалил,» — сказала Фьюжен, надеясь, что Спайрал не станет на неё давить. Энимал был ветеринаром долгое время, он точно узнал происхождение раны. Тогда, в Институте, красный жеребец долго и внимательно смотрел на неё, прежде чем, пожав плечами, отправить к остальным раненым.
«Ну, кто бы это ни был, он проделал отличную работу.» Кобыла вздохнула, зуд прекратился.
Всё прошло гораздо быстрее, чем Фьюжен ожидала. «Что-то не так?» — спросила она, её сердце сжалось. Сколько проблем добавили эти полдня ожидания?
«Я могу вылечить твой глаз, но не сейчас. На твоё лечение мне выделено только пять килосекунд… этого не достаточно.» Кобыла с сочувствием посмотрела на Фьюжен. «Если бы ты обратилась раньше…»
«Понимаю,» — сказала Фьюжен, стараясь сдержать горечь в голосе. «Что теперь?»
«Я доложу об изменениях в твоём состоянии, надеюсь, в скором времени мы сможем продолжить лечение. Я пока стабилизирую твою глазницу, на случай если пройдёт больше ожидаемого времени, прежде, чем ты вернёшься сюда.»
Очень дипломатично, — мрачно подумала Фьюжен, — всё равно, что сказать 'никогда'. «Что это значит?»
Спайрал изучала лицо белой кобылы, пытаясь понять, сможет ли она выдержать правду. «Я достану для тебя протез, чтобы предотвратить зарастание глазницы, иначе дальнейшее лечение стало бы ещё сложнее. Я сниму мерки, и вскоре ты сможешь его получить. Твой глаз пока останется закрыт, на сегодня это всё. Возвращайся завтра, и мы сможем закончить.»
Фьюжен уже собиралась поблагодарить кобылу, когда особенно громкий стон, раздавшийся со стороны Рэдшифта, заставил её содрогнуться. «Ничего, если я посижу с ним немного?» — спросила она, принимая спонтанное решение. «Я знаю, у тебя есть и другая работа.»
«Ты действительно хочешь этого? Большинство пони не…»
«У Гравити, моей сестры, несколько дней назад был приступ. Если есть хоть небольшой шанс, что это поможет…» Фьюжен замолчала, тихо надеясь, что Спайрал согласится.
Выражение лица Спайрал немного посветлело. «Ах, да, я видела это в её файлах. Тебе повезло, что рядом был медик, знающий, что делать. Даже в случаях средней тяжести, как её, всё могло закончиться очень плохо, особенно учитывая тот факт, что Гравити, похоже, более восприимчива, чем большинство. Так что, да, было бы очень мило с твоей стороны. Действие моих лекарств как раз подходит к концу, так что сейчас очень подходящее время.»
С этими словами, Спайрал поднялась и направилась вместе с Фьюжен в четвёртое стойло, наблюдая с порога, как белая кобыла опускается рядом с Рэдшифтом. Фиолетовый жеребец лежал на боку, ноги и крылья беспорядочно распростёрлись по обитому полу. Время от времени он всхлипывал и издавал глубокие шипящие вздохи, когда дрожь сотрясала его от головы до кончиков крыльев. Его карие глаза были открыты и смотрели в пустоту, закатываясь в момент приступов.
Фьюжен наклонилась, забираясь под его запачканное крыло, чтобы прижаться к нему как можно сильнее. Он сильно потел, она чувствовала, как пена пропитывает её мех. Положив свою шею на его, она принялась напевать ту же литанию, которую Энимал использовал на Гравити, поглаживая его спину крылом.
Тихий звук из коридора и изменения в воздухе возвестили о том, что Спайрал Фракче покинула помещение, ветеринар, похоже, была довольна. Ещё несколько вздохов Фьюжен продолжала притворяться, затем переключилась на теневое зрение, чтобы осмотреть голову Рэдшифта.
В его состоянии присутствие Благословения было очевидно. Напоминающая грибницу масса из спутанных усиков светилась, как зелёный лазер, резко контрастируя с тёмным силуэтом жеребца. Фьюжен проследила направление нитей до того места, где они разделялись на практически невидимые тонкие волокна, глубоко вгрызаясь в мозговой ствол, затем посмотрела в другом направлении, туда, где они сходились у основания рога. Здесь было кое-что, чего она не заметила, когда изучала благословение сестры.
Усики сливались с материей рога, изменяя его мягкий фиолетовый свет на более ядовитый оттенок. Фьюжен наклонилась поближе, сфокусировав внимание на аккуратных, закручивающихся спиралью выступах рога, замечая, как они изменяются в тех местах, где в них вторглись зелёные усики. Заклинание изменяет саму структуру рога, — подумала Фьюжен, в её сознание начала формироваться неясная догадка о том, как Благословение может пережить влияние таумического подавителя.
Следующий этап был очевиден, хотя она и медлила. Если я ошиблась насчёт связи с сердцем, — подумала она, но затем отбросила все сомнения. Он испытывает ужасную боль, и она не прекратиться, пока забвение не поглотит его, а как только закончится действие лекарств, всё начнётся по новой. Что ему сейчас нужно, это время без боли, чтобы разобраться в своих эмоциях, а этого не случиться, если лекарства будут постоянно отключать его сознание. С этой мыслью, Фьюжен применила свою силу к зелёным нитям в той точке, где они проникали в рог.
Задушенный и изолированный от источника энергии, клубок зелёных усиков начал увядать, отдельные волокна начали мерцать, заклинание разрушалось. Фьюжен сосредоточенно наблюдала за процессом, ей хотелось, чтобы оно поскорее исчезло, но один плотный узел, похоже, наоборот, становился прочнее, будто выпивал силу остальных. Кобыла напряглась, удивлённая происходящим. При разрушении заклинания могли вести себя странно, в большинстве случаев, в этом не было ничего страшного, но… Она потянулась к этому маленькому пучку магии, когда вся оставшаяся сеть заклинания вспыхнула ярким зелёным светом, а затем пропала.
«Исчезло,» — прошептала Фьюжен, внезапный восторг захлестнул её. Она ощутила, как у неё под боком жеребец с громким вздохом расслабился, его напряжённые до твёрдости железа мышцы обмякли. Фьюжен, всё ещё глядя на него теневым зрением, застыла в нерешительности, её радость сменилась ужасом, когда она поняла, что Рэдшифт абсолютно неподвижен. Его рог всё ещё светился мягким фиолетовым светом, но прямо на глазах у Фьюжен излучение становилось неоднородным, постепенно исчезая, когда мозг пони начал отказывать из-за недостатка кислорода. В эту ужасную секунду она осознала, что только что случилось нечто чудовищное, и отпустила свою магию, словно ядовитую змею.
Я убила его. Мысль гремела в её мозге, шёпот перерос в крик.