Хищник

Глава 14. За гранью

Назвать себя живым язык не поворачивался. Я ведь никогда и не был живым. Да, я сейчас ною как глупый жеребёнок. Подумать только, а ведь буквально пару мгновений назад мне казалось, что эмоции утратили всякую власть надо мной. Терзала мою тушку горькая и мучительная обида то ли на судьбу, то ли на весь мир за поганую мою долю. Собственная участь казалась мне верхом вселенской несправедливости. Ну да, теперь-то я знал, каково это — быть. И не просто быть, а быть живым. Самым забавным во всей этой ситуации была именно моя реакция. Всегда считал, что просто лишён способности обижаться, да и воспитанием моим занималась разведка, а там такие нелепые чувства гнали ссаными тряпками. Однако вот он — великий хищник надулся обиженно и пялится на саму Смерть как сиротка на бывших родителей.
— Хорошо, что ты сам понимаешь, насколько забавным кажешься, — хвалит меня Смерть. Мне почему-то кажется, что смотрит она с сочувствием. Хотя как можно хоть что-то разглядеть в бездонной вечности её пустых глазниц?
— Великое умение — казаться забавным. Очень полезно для существ вроде меня. Увы, но сейчас я таким не просто кажусь, а это погано. Впрочем, давай перейдём к делу. Что тебе от меня нужно?
Смерть смотрит задумчиво, а я, наконец, понимаю, почему мне так понятны её эмоции. Ну да, мог бы сразу догадаться — если Смерть захочет, я не только её эмоции, я квантовое взаимодействие пойму.
— Неужели совсем не боишься? — с любопытством спрашивает она.
— «Я не отнимаю жизни, а лишь помогаю душам добраться туда, куда им суждено» и так далее. Да-да, Сиба мне уже всё рассказала. Неужели ты так любишь повторять этот монолог?
— Просто не люблю, когда меня считают чудовищем, — кажется, Смерти я понравился. — А о ком ты говоришь?
— Ну Сиба. Киборг. Жёлтая такая пегаска. Встречалась с тобой лет девятьсот назад.
— Помню, — улыбается Смерть. При этом никаких изменений на её, эм, черепе не происходит, но она как-то улыбается. Нет, я от таких зрелищ точно поседею.
— Тогда у неё было совсем другое имя, — задумчиво произносит Смерть. — Забавное существо. Знаешь, я рада, что в тот раз её вытащили.
— Ага, я тоже. А зачем ты так упорно тянешь время?
— Просто висеть тут и неловко молчать мне не хочется, а праздно болтать о пустяках я не умею.
Из её речи я понял, что какое-то время нам тут придётся провести в любом случае. Интересно, зачем? И что будет, когда время выйдет?
— Окей. Ну расскажи тогда, почему я ещё существую. Помню ведь, что сгорел, когда солнце поднимал. Кстати, а как я его поднял? Такая бредовая была идея, а надо же — сработало.
— А ты дерзок, — одобрительно говорит Смерть. — Хорошо, я отвечу. Наше Солнце — вполне живое и, в некотором роде, разумное существо. Вот только оно напрочь лишено воли, а потому не может самостоятельно передвигаться по небосклону, как бы ему ни хотелось.
— Поэтому оно использует волю других живых существ? Ну, если их волеизъявление совпадает с его желанием, конечно, — догадался я.
— Верно. И в этом вопросе нет никакой существенной разницы между Селестией, тобой или какой-нибудь зверушкой. Открою тебе маленькую тайну: до того, как пони взяли на себя обязанность поднимать солнце этим занимались леса.
Леса? Не буду притворяться, будто удивлён. Я вполне готов поверить, что наш Вечносвободный не просто кучка вместе растущих деревьев, да и остальные… Ну не зря же пони проводят все эти глупые обряды перед тем, как начать вырубать деревья, а потом тщательно высаживают новые вместо срубленных.
— Вот и в этот раз солнце захотело вам помочь, а тут ты так удачно подвернулся, — Смерть говорит немного насмешливо, но продолжает вполне серьёзно. — Ты хорошо постарался. Совершил самое настоящее чудо, ведь с твоими-то силами…
Мне и без слов понятно, что там с моими силами. Мало их, почти нет. У Твайлайт в состоянии полного истощения было гораздо больше силы, чем у меня в лучшие дни. А уж сегодня я и по своим меркам ослаб дальше некуда.
— Такие подвиги заслуживают награды, — мягко и ласково говорит Смерть. — Твой разум восстановила Твайлайт Спракл, а спасти твой эйдос было не слишком сложно, хотя я вряд ли бы справилась без помощи солнца. Теперь же мы ждём, пока твоё тело приведут в порядок. Опасно возвращать тебя до того, как это случится.
Это она про искорку, тлеющую у меня в груди? Эйдос (если я правильно помню уроки философии) — это суть вещи, идеальный и совершенный образ. Как это относится к огоньку в моей груди я слабо понимал, но Смерти виднее.
— Так вы дружно спасли меня потому, что я весь такой великий герой? — в моём вопросе было поровну недоумения и ехидства. Смерть тяжко вздыхает или просто изображает такой вздох.
— Нет, твоё геройство тут ни при чём. Ты нужен нам. Не мне и солнцу, а всему миру.
— Вот это поворот, — только и смог растерянно выдавить я.
— Слышал что-нибудь про Пути Судьбы? Впрочем, вы, скорее всего, называете их линиями вероятности.
Смерть взмахивает копытом, и перед ней вспыхивает точка, а от неё куда-то вверх расползаются десятки ветвящихся линий.
— Это варианты возможного будущего. Основные, разумеется. К ним мы ещё вернёмся.
Смерть вновь взмахивает копытом, и линии исчезают.
— Видишь ли, у нас тут назревает самое грандиозное противостояние за всю историю мира.
— Ага, — киваю я, — представители Тьмы хотят целиком перекроить весь наш мир.
— Ты даже не представляешь, насколько прав, — кивает Смерть в ответ. — И нашему миру это очень не нравится. Он на всё готов, лишь бы не сбылись их намерения. Вот только могущество наших противников практически безгранично.
— Настолько безгранично, что они могут изменять судьбу? — враз осипшим голосом спрашиваю я.
— Да, Сивас. Сами вероятности подвластны им. Ныне не осталось ни одного пути, что привёл бы нас к победе. Однако, — тут Смерть опять усмехнулась, а у меня глаза чуть на затылок не уползли от такого зрелища. Ну нечем ей усмехаться, и глаза это видят. Но также они видят эту её жуткую усмешку. Между нами вновь вспыхивают линии вероятности или, как она их назвала, пути судьбы.
— Ни одна вероятность не учитывает тебя. Сколько бы мы ни всматривались в эти линии, мы не видели последствий твоих поступков. Ты есть ничто, поэтому не упитываешься судьбой, а значит, как бы наши враги ни манипулировали будущим, тебя это не коснётся. Сам ты, разумеется, вряд ли сможешь изменить хоть что-то, но мы все надеемся, что эхо твоих действий позволит остальным проложить новую судьбу.
— И как? Результат уже есть? — спрашиваю я, когда смысл её слов доходит до неё. Подумать только, на меня возложили почётную роль генератора случайных чисел. К моему удивлению, Смерть рассмеялась. Её смех чуть с ума меня не свёл. Слишком уж… необычная штука.
— Семь существ продолжают жить. Хороший результат? К тому же, круг Твайлайт Спаркл раскрывает свой потенциал гораздо быстрее, чем это возможно при естественном развитии событий. А теперь иди, вноси смуту и путай вероятности.
Могу поклясться, она опять смеялась. Кажется, от её смеха моя бедная крыша всё-таки поехала, но в весьма правильном направлении.

Есть такое забавное лакомство — шипучка. Никогда не пробовал, но Сиба его описывала как «много-много крошечных взрывов на языке». Сейчас я чувствовал что-то очень похожее, только взрывы были отнюдь не крошечные, а охрененно большими! Одного такого хватило бы голову мне разнести, а тут их до жути много. А ещё они горячие, просто раскалённые. Завопить не получилось — пасть-то занята. Меня ещё и держали! «Отпустите, сволочи!» — я попытался завопить, но вопить с полным ртом — плохая идея.
— Да жри ты уже! — злобно рявкает Селестия. Понятия не имею, как узнал её голос, но удивился настолько, что невольно проглотил дрянь, которой в меня напихали. Поток жизни, подобной огню, наполнил тело. Это очень больно, страдания мои были невыносимы, но наслаждение было столь же сильно. Я не заметил, когда в пасть мне запихали новую порцию дряни и зажали рот, но вот как моё тело само, без моих указаний, это проглотило я почувствовал. Новая порция пламенеющей жизни лишила меня способности к мышлению. Голод, совсем недавно ставший покорным мне, вновь обезумел, утратил покорность и вырвался на свободу. Самым обидным было то, что огонёк в моей груди к нему присоединился, и тушка моя кинулась пожирать шипуче-огненную дрянь, напрочь игнорируя мои приказы. Вот жрать решили они, а отдуваться за них мне. Противоречивые чувства, яркие до безумия, сильнее даже, чем эмоции Твайлайт разрывали меня напополам, сводили с ума. Боль и наслаждение едва ли не наизнанку выворачивали. Сибе такое точно понравится.

Я не знаю, как долго это длилось. Чувство времени отказало напрочь, но одно я знаю точно — это всё же закончилось, оставив ноющую усталость в теле, лихорадочный перестук сердец и дикую нехватку кислорода. Я задыхался, хватал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Дышал во всю мощь лёгких и никак не мог надышаться. Тело было словно до предела натянутая струна и болезненно чувствительным. Даже совсем невесомый поток чужого дыхания ощущался чётко и ясно. К тому же я дрожал как промокший котёнок на осеннем ветру и язык на всю длину вывалил. Язык у меня от понячьего сильно отличается — толстый, узкий и очень длинный. Помню, как-то на спор до ушей дотягивался. Это я к тому, что высунутый язык заметил только когда попробовал здешнюю землю на вкус. Мне не понравилось, так что пришлось задрать голову, ведь вернуть язык в пасть, не прерывая лихорадочного дыхания, было решительно невозможно. Яркий свет едва не ослепил, хотя глаза мои были закрыты. Неожиданно я ощутил, как Селестия тянется к солнцу, делает это пылко и яростно. И уводит его обратно за горизонт. Свет исчез, сделав мою жизнь чуточку проще.
— Ты в порядке? — чей-то невыносимо громкий голос словно череп мне вскрыл.
— Ой, прости, — испуганно извиняется голос. Уже совсем негромко. Селестия топает так, словно весит как весь Кантерлот. Я всем телом чувствую дрожь земли под её копытами. Вероятней всего, она хочет меня обнять. Прикинув свою нынешнюю чувствительность я в ужас прихожу.
— Не вздумай! — отчаянно рявкаю я, пытаясь при этом продолжить дышать и так и не вернув язык в пасть. По дурости ещё глаза открыл и едва не ослеп. Всё было до рези ярким, контрастным. Каждый волосок в шкуре Селестии отпечатался на сетчатке, а переливы её серой гривы едва не сломали мне мозг. Разумеется, я тут же зажмурился.
— Расслабься, не паникуй, — медленно и тихо говорит Селестия. — Дыши глубоко и ровно. Не части.
Я повинуюсь её словам, и стоило мне сосредоточиться на дыхании, и тело само вспомнило, как это правильно делается. Уже через пару минут я смог вернуть язык в пасть. А вот отдышался я только минут через пять. Чувство времени тоже обострилось. Сильно. И всё это время я ощущал на себя сразу восемь обеспокоенных взглядов. Удивительно, но Дискорд тоже за меня переживал. Такого я от него не ожидал. У меня ушло ещё десять минут, чтобы открыть глаза. Зрение не пришло в норму, до сих пор всё мне казалось слишком ярким, резким, контрастным. Просто теперь это получалось терпеть, даже наслаждаться немного. Голова тут же начала кружиться. От обилия информации, полагаю.
— Ты в порядке? — спрашивает Селестия. Думаю, сейчас она говорит нормальным голосом, но я удивляюсь, что у меня перепонки не лопнули от такой громкости.
— Сомневаюсь, — отвечаю, стараясь говорить с той же громкостью что и она. — Что вы со мной сделали?
— Ты умирал, а никакой подходящей еды по близости не было. Пришлось накормить тебя собой. — Тия лучезарно улыбается, а я спешно осматриваю её на предмет огромных таких ран. — По счастью, у меня нашлось лишнее тело.
Тия кратко пересказывает произошедшее. М-да, аликорны могут регенерировать из одной только головы и я только что съел Селестию. Вот такие вот выводы. Зато теперь никогда не возжелаю съесть аликорна.
— И как, помогло? — осторожно спрашиваю я. Селестия молча создаёт передо мной зеркало. Спутанная грива, перепачканная грязью и кровью шерсть, измождённое лицо — выглядел я ужасно, правда было тут одно огромное «но». При всех этих ужасах я снова был молод! Если отмыться, мне и вовсе больше двадцати не дашь! Ох, к тому же я больше не был тощим. Довольно худым, но не тощим, даже рёбра сквозь шкуру не выпирали. Вашу мать, шкура! Грязная, но целая! Ни одного шрама!
— Охренеть, — это единственное что я смог сказать.
— Ну хоть кьютимарка не появилась, а то совсем бы с ума сошёл, — насмешливо сказала Селестия. Я только кивнул. Так, хватит любоваться. Собрав волю в копыто, отрываю взгляд от зеркала и смотрю на Селестию.
— Знаешь, а тут есть пони, которым помощь нужна больше чем мне.
На миг глаза Селестии в ужасе распахнулись, а потом она кинулась к поняшам, буквально излучая заботу и сострадание.

Увы, но исцелить их раны принцесса не могла. Ну не целитель она и лечить может только совсем свежие раны «пока тело не успело осознать травму». То есть могла исцелить в течение минуты, максимум двух. Ну или совсем пустяковые раны. Зато она клятвенно обещала, что уж в разведке найдутся специалисты, способные им помочь. Даже рог Рэрити восстановят. Закончилось всё тем, что Селестия разревелась от жалости и вины. Кобылкам ещё и успокаивать её пришлось. Также в нашей компании сразу двое оказались неспособны самостоятельно передвигаться. У Твайлайт было слишком серьёзное магическое истощение, и она даже сидеть самостоятельно не могла. Даже говорила только совсем тихим шёпотом. К тому же у неё сильно поднялась температура. А я не мог передвигаться потому, что не мог совладать с собственным телом. Такое трудно описать, но чувство было, словно я пытался вдеть нитку в иголку с очень маленьким ушком. Копытами. Точности движений просто не хватало даже чтобы встать. Как я говорить-то мог? Сто-о-оп. Я вот сейчас встать пытался, да? Впившись взглядом в левое переднее копыто, я долго пытался понять, что с ним не так. И только заметив обломки протеза, наконец понял: у меня вновь четыре настоящих ноги. А потом обратил внимание на ещё один замечательный факт: в груди моей бьются два сердца, и между ними пылает подросший огонёк. Увеличился он изрядно — раза в четыре. Честно сказать, я счастлив. Впервые за хрен его знает сколько лет — счастлив.

И как нам отсюда выбираться? После смерти Наместника арена вернулась в первоначальный вид, и родное небо маячило над нашими головами. Но никаких других выходов предусмотрено не было. Ну разве что назад вернуться. Впрочем, такая мысль даже мне не нравилась, а кобылки и вовсе в ужас пришли от такого предложения. С телепортацией тоже облом. Тия утверждала, что это опасно в нашем нынешнем состоянии. Она, конечно, говорила правду, но я-то знал, что ей просто не хватит сил телепортировать всю толпу даже на дальние окраины Эквестрии (сейчас же мы были где-то в пустынях Зебрикании). Слишком уж дорого ей обошлась эта битва. Не буду утверждать, что она находилась на грани истощения (это и близко неправда), но бодрость принцессы точно была напускной. «Придётся лететь», — заявила она. Похватала поняш магией, Твайлайт закинула себе на спину, меня схватила копытами и взмыла в воздух. Понятия не имею, как она летела с таким грузом, да ещё и скорость приличную удерживала, но другого выбора не было. Тащить меня телекинезом опасно, да и затратно. Опасно для меня. С Твайлайт всё гораздо хуже. При столь сильном истощении чужая магия может только навредить, даже если это всего лишь безобидный телекинез. Честно говоря, лучше всего было бы и вовсе не колдовать рядом с ней, но выбора, как я уже говорил, не было.

Кобылки на удивление хорошо себя чувствовали. Наслаждались свободой полёта, свежим ветром в шкуре и поразительной красотой ночного неба. Рейнбоу осторожно расправляла крылья, позволяя ветру играть с перьями. Глаза её были закрыты, а по лицу блуждала рассеянная улыбка. Наверняка пегаска представляла, что летит сама. Флаттершай забралась на спину к Дискорду, трепетно обнимала духа хаоса, тёрлась об него мордочкой, шептала тихо-тихо всякие нежные глупости. Пинки Пай болтала с Эпплджек. Рэрити вполуха слушала их разговор, изредка говорила что-нибудь едкое, но забавное. Только Твайлайт выбивалась из общей картины. Её состояние трудно было назвать радужным. Аликорна повисла где-то между жизнью и смертью. Дыхание её было слабым и редким, поверхностным, казалось, что каждый вдох даётся ей огромными усилиями. Сознание покинуло юную аликорну, сменившись тяжёлым лихорадочным забвением. Но я ни капли за неё не переживал. И дело тут отнюдь не в том, что сама Смерть пинками выгонит её из своих владений, если это вдруг потребуется. Просто я чувствовал, как бьётся её сердце и как каждый его удар гонит по телу не только кровь, но и жизнь. Смешанную жизнь шести пони. И это было лучшим гарантом её выживания. Её круг не даст ей погибнуть.
В древности существовал один забавный магический орден. Звали их орденом круга. Эти ребята, подобно Твайлайт Спаркл, изучали магию дружбы и черпали в ней могущество. Увы, могущество они ценили превыше дружбы, так что ничего путного у них не вышло, но это уже другая история. Высшим проявлением магии дружбы они считали образования круга. Так они называли совершенно особенную связь нескольких пони, когда их судьбы, магия и даже души становились практически едины. Предполагалось, что высшей формой круга станет одно сущность, пребывающая в нескольких телах. Бред это или нет, мы никогда не узнаем, но прямо сейчас я вижу шесть пони, души которых связаны так плотно, что едва не соприкасаются. Совсем недавно я как раз вспоминал, что чужая магия может только навредить, помешать собственной, но их это не касается. Магия этих пони абсолютно совместима, им смешение только на пользу. То же самое касается и их жизненной силы и даже судьбы (хотя как это работает с судьбой я не очень понимаю). Короче, чтобы угробить Твайлайт потребуется как минимум оторвать ей голову. Хотя… Ну, пожалуй, такое истощение будет посерьёзней оторванной головы, а значит можно не пытаться.
Раз уж беспокоиться не требовалось, то можно предаться созерцанию. Хотя глаза я открывал очень осторожно. С моим обострившимся зрением я мог разглядеть каждую песчинку на километр вокруг. Ночью! Впрочем, тут был не только песок — оказалось, что по ночам пустыня довольно обитаемое место. Носились какие-то насекомые, мелкие животные и даже растения. Все они весьма умело маскировались, но против моего зрения их маскировка была бесполезна. Такое зрелище мгновенно перегружало мою несчастную голову и вызывало жуткую мигрень. Поэтому созерцал я другими чувствами. На нюх я никогда не жаловался, но чувствовать прилипший к шкуре Селестии аромат кексиков, которыми питались на обед грифоны, с которыми она вела переговоры… крыша моя попыталась было уехать, но оказалось, что ехать ей некуда. Слух тоже радовал, но большая часть звуков, на моё счастье, гасилась мощным потоком встречного ветра. Все эти чувства вызвали безумный дискомфорт, но я ни за какие пряники не соглашусь их хоть чуть-чуть ослабить. Смерть говорила, что подвиги, вроде моего, заслуживают награды. Уверен, столь сильно обострившиеся чувства и были моей наградой.

Мы летели уже час, и столько же оставалось до восхода. Рейнбоу Дэш временами уважительно косилась на Селестию или принималась осторожно её разглядывать, выискивая малейшие признаки усталости. Не находила, и тогда её уважение к принцессе возрастало ещё сильнее. С её точки зрения, лететь целый час, волоча на себе сразу двух пони, да к тому же лететь быстро — настоящее достижение из разряды удивительных. А даже чуть-чуть не утомиться от такого и вовсе невозможно! Хорошо, что Рейнбоу совсем не разбирается в аликорнах, иначе её постигло бы разочарование. Эти создания от природы обладают невероятной выносливостью (в древности даже бытовало мнение, что они и вовсе не могут уставать), к тому же их тела могут использовать магию, дабы избавляться от усталости, утомления и истощения. Да и сила их полётной магии намного превосходила таковую у простых пегасов. Селестия, например, вполне смогла бы поднять дом. К тому же усталость у аликорнов проявлялась не так, как у обычных пони. У них не учащалось дыхание, шкурка не мокла от пота, даже сердцебиение оставалось спокойным и размеренным.
Почему же Рейнбоу (да и остальные) не знали этих банальных вещей, несмотря на то, что кучу времени проводят с принцессой дружбы? Твайлайт ещё не вошла в полную силу, да и память играла с ней злую шутку. Аликорночка уставала, ибо знала, что должна устать, а её организм помнил, каким образом реагировать на это состояние. Точнее говоря, Твайлайт не уставала, она считала, что устала, а её организм послушно имитировал все признаки утомления. С полётами похожая ситуация. Она не верила, что может поднять телегу исключительно силой крыльев, а потому действительно не могла это сделать. Примерно то же самое происходит и с жеребятами, когда они подрастают. Особенно это проявляется на единорогах, когда подросшему жеребёнку приходиться ценой огромных усилий осваивать телекинез, хотя, будучи совсем младенцем, он спокойно мог телепортироваться.
Правда, в случае с аликорнами, это приобретает особый размах. Их представления о себе имеют сокрушительный вес. Принцесса Луна, однажды предавшись гневу (и куче других негативных эмоций, будем объективны), превратилась в Найтмейр Мун, и потребовалась сила Элементов Гармонии, чтобы вернуть её в прежнее состояние. Временами мне казалось, что приспичь принцессам считать себя бессмертными и всемогущими, и так и станет. Бред, конечно, есть ведь предел и у их силы. Причём довольно ощутимый, судя по тому, как сильно устала Селестия.
Тия не просто устала, она почти полностью вымоталась и физически, и магически. Хотя в её случае это почти одно и то же. Я чувствовал это в её дыхании — оно стало глубже и немного чаще, и в гулких ударах сердца, которые теперь звучали так, словно в груди у неё билось сердце тысячелетних гор. Но самым верным признаком был ток её жизни. Почти вдвое больше нормы; не спокойный и ровный, как обычно, а пульсирующий и бушующий подобно урагану. Увлекательное зрелище, даже жаль, что не могу запечатлеть это на бумаге.

— Тия, — тихо взываю к принцессе. Она отвечает вопросительным междометием. — Тебе срочно нужен отдых.
— Нет, — она мотнула головой, — нужно как можно скорее добраться до дома.
— А ну немедленно снижайся, бестолочь ты солнцекрупая, — я говорю рассержено и даже немного злобно. Тия хочет ответить, но я нагло её перебиваю: — Хочу напомнить, что я тут единственный специалист по уставшим пони, и если ты ещё немного ослабнешь, я не удержусь и начну кусаться.
Тия удивлённо, даже шокировано уставилась на меня. Невольно смущаюсь и уже спокойно говорю:
— Да и кобылкам нужен отдых. Твайлайт что-то совсем плоха, — пришлось задействовать последний козырь.
Мои слова про Твайлайт были изящным компромиссом между правдой и ложью. Состояние её действительно было хуже некуда, но оно не ухудшалось и никаких поводов закончить полёт не давало. К счастью, Тия поверила, послушно кивнула и пошла на снижение, бодро заявив, что нам всем нужен отдых. «Ну, мне уж точно нужен» — буркнул я так, чтобы кобылки меня расслышали. Разумеется, их взгляды тут же сосредоточились на Твайлайт. Они всерьёз считают меня абсолютно неутомимым, да ещё и заботливым? Довольно странно, учитывая, сколько раз я умирал у них на глазах и сколько заботы они от меня получили. Хотя… ну, пожалуй, после всех моих «смертей» они перестали верить, что я это всерьёз. Шесть пар глаз уставились на меня с немым вопросом и лёгкой тревогой.
— Жить будет, — уверенно говорю я и многозначительно добавляю: — Даже поправится достаточно скоро.
Разумеется, у меня тут же начинаю выспрашивать, когда же это «скоро» наступит. Даже не знаю, что сказать. На описание таких серьёзных случаев у аликорнов я никогда не натыкался, а обычные единороги такое попросту не переживут. Хотя если смотреть по общей тяжести состояния, то можно смело утверждать, что потребуется лет десять.
— Месяц, — отвечает за меня принцесса. Интересно, она учла, что пять поняш сливают Твайлайт целую прорву жизни и магии?

Солнце приятно согревало шкуру, прохладный песок создавал изумительный контраст с теплом светила. Ноздри щекотал запах затухающего костра и солоноватость воды. Пока мы спокойно отдыхали, нас попытался сожрать огроменный червяк, но наткнулся на лёгкий взгляд Флаттершай и едва не помер от ужаса. Три из шести его сердец точно остановились, хорошо, что не навсегда. Зато червь изрядно присмирел, стал покладистым и послушным. Ну, после того, как перестал сотрясаться всем телом от ужаса, спасибо Флаттершай. Сама запугала, сама и успокоила. Ещё и за водой его отправила. Селестия по такому случаю выплавила из песка объёмистые фляжки. Мне ещё и отчитывать её пришлось за нерациональный расход сил. Ну а бедному червю пришлось в срочном порядке осваивать цирковые приёмы по открытию и закрытию фляжек, ибо пить воду, которую он притащил в пасти желающих не нашлось. Уже перед самым восходом червь всё же смог выполнить все наши требования и притащил воду во фляжках, после чего был отпущен на все четыре стороны.
Вода оказалась просто замечательной, даже несмотря на моё обострившееся чувство вкуса. Кобылки и вовсе были в восторге, выхлебали почти по литру каждая (на Дискорда и Тию ушло по два) и в Твайлайт залили почти столько же, проявив чудеса терпения и аккуратности. Твайли это пошло на пользу. И я сам не знаю, имел ли в виду чудесные свойства воды или дружеской заботы. Селестия стремительно восстанавливала силы, хотя дело тут было отнюдь не в воде, а в солнце. Дискорд тоже шёл на поправку и уже начал глупо, но забавно шутить. Правда, магия к нему так и не вернулась, так что бедолаге приходилось обходиться словами. Угнетало его это чрезмерно, но порхающая тут и там Флатти была гарантом отличного настроения у духа хаоса. Только каким же чудом она летала с такими дырами в крыльях? Впрочем, не буду притворяться, будто не знаю ответа.

Бытует мнение, что телепортация — штука мгновенная. Досужие домыслы глупых обывателей. Вот и сейчас я ощутил, как дрожит и искажается пространство рядом, наполняется разреженной, словно бы сильно разбавленной жизнью. На самом-то деле оно наполнялось магией, просто я воспринимаю её таким своеобразным способом. И только потом появляется телепортант. Занимает это доли секунды, но имея хорошую реакцию (например, как у меня) можно что-нибудь учудить. Я вот фляжку кинул. Не потому, что хотел навредить, а потому, что хотел впечатлить. Стил Рейн ловко перехватил фляжку магией, благодарно мне кивнул и отважно отхлебнул. Одобрительно покачал головой, сказал:
— А хорошо водица! Нужно взять на заметку.
Кобылки ошалело уставились на Стила. Секунды три они играли в гляделки и только потом начали реагировать, причём не все. Рейнбоу вскочила; Рэр подобралась, напряглась, готовая в любой момент прыгнуть прям с места, а Флаттершай выпорхнула вперёд, готовая принять на себя первый удар.
— Пинки пять, остальным два с минусом, — Стил вынес вердикт с мягкой улыбкой, чтобы никто не подумал, словно он всерьёз. Поняши на этом месте подвисли, явно не зная, как себя вести. Хорошо хоть переглядываться не начали, следили внимательно за Стилом да кьютимарку разглядывали, пытаясь понять, чего же от него можно ждать. Кстати, совершенно бесполезное занятие. Кьютимарка у Стила забавная, но совершенно непонятная. Ну вот что может значить облачный гриб, окрашенный лучами заката?
— Вы чего? — недоумённо спросила Пинки, растерянно оглядывая своих подруг. — Он же хороший!
Тихонько рассмеялась Селестия, и я к ней присоединился.
— Всё правильно, Пинки. Он хороший, — сквозь смех подтвердила принцесса и обратилась уже к Стилу. — Ну привет, дружище. Рада, что ты пришёл, а то я уж решила, будто мне придётся своим ходом до самой Эквестрии добираться.
— Ну что вы, — церемонно ответствовал Стил. — Как я мог бросить свою принцессу на такую ужасную участь! Я как самый верный из ваших подданных просто обязан обеспечить вам максимально комфортное перемещение.
И оба рассмеялись. Наверное, это была какая-то особая шутка, только для своих. Такие даже если и захочешь, постороннему не расскажешь. Всё равно не поймёт.
Любое заклинание телепортации жрёт тем больше энергии, чем больше расстояние. Перемещаться на пару метров хватит сил даже простому единорогу. На сотню только опытному волшебнику. Переместиться на десяток километров могут только обладатели исключительного магического таланта. Например, Твайлайт до превращения в аликорна. Ну а больше сотни подвластно только аликорнам. Разумеется, любой маг разведки, услышав это, покивает, но в душе будет ржать аки невоспитанная лошадь. Особо экономные заклинания очень трудно освоить и тяжело применять, но что ещё остаётся, если хочешь смотаться по-быстрому на соседний континент? Тем не менее, перетащить сразу девять существ даже с экономичными заклинаниями практически невозможно. Если заклинание творит один маг.
Стил одним движение рога вычертил сложные узоры вокруг места нашего привала. Надо полагать, в точке выхода уже суетилась бригада волшебников, накачивала такие же узоры магией. Это заклинание мне знакомо. Очень полезное и широко известное, но, по всеобщему мнению, практически неприменимое. Дело тут в том, что колдовать должны были и на «входе», и на «выходе». Причём одновременно. Совершенно невыполнимая задача! Пока в дело не вступает разведка с их сетью. Прелестью такой магии было то, что вкладываться в заклинание может сколько угодно магов и совершенно неважно, с какой стороны они находятся. Вернулись мы быстро и без происшествий. Вернулись домой. Наконец-то.

* * *
Некоторое время назад

Запуск системы…
Сбой.
Анализ ошибки…
Сбой.
Перезагрузка

Это повторялось из раза в раз. Долго, очень долго. Но ничто не способно длиться вечно. Вот и сейчас произошла одна из величайших тайн мироздания…

Анализ ошибки…
Несовместимое оборудование.

…после очередной перезагрузки всё заработало. Пожалуй, даже всеведущее божество не смогло бы сказать, что изменилось на этом цикле. В любом случае, дело сдвинулось с мёртвой точки. Адаптивный протокол принялся перестраивать себя под новое оборудование. Как он вообще заработал — загадка.
Адаптация завершена. Анализ платформы…
Платформа: высокофункциональная нейронная сеть. Повреждено. Уровень повреждения: 79,3%.
Ремонтное оборудование… не обнаружено.
Попытка связи с техническим отделом… нужное оборудование не обнаружено.

Протоколу досталась почти разрушенная платформа, но он не унывал. Просто не умел.

Проверка возможности функционирования при текущем уровне повреждений… функционирование возможно.
Поиск операционной системы…

И вот тут всё зависло на волоске. Программой было предусмотрено очень, очень многое, но только не две системы. Когда делаешь военное оборудование, и в голову не придёт размещать две ОС на одной платформе. К счастью, ни зависания, ни сбоя не произошло. Протокол просто решил, что система лишь одна. Они обе были изрядно повреждены, поэтому всё, что выходило за рамки программы было списано на повреждения. Протокол запуска искусственного разума принялся спешно сшивать из двух систем одну. Недостающие участки он создавал сам, пользуясь, по большей части, особенностями доставшейся ему платформы. Она, платформа, словно была создана для функционирования подходящей системы. Протоколу оставалось лишь решить некоторые технические сложности, но это было в сфере его компетенции. Благо, что даже доставшиеся ему 20,7% платформы обладали достаточными мощностями.

Восстановление операционной системы завершено.
Запуск ОС Трикси.

* * *
В одиночной палате медцентра разведки открыла глаза голубая единорожка. Движение век сопровождалось интенсивным физическим удовольствием. Единорожка поморгала и невольно улыбнулась от удовольствия. Улыбаться было ещё приятней. Любопытство сподвигло её пошевелить передней ногой. Улыбка стала шире. Она пошевелила второй. Потёрла копыта друг о друга и рассмеялась от удовольствия.
Она могла бы и дальше наслаждаться радостью движения, но единорожка была очень любопытна и жаждала деятельности. Пони подвигала и задними ногами, словно хотела убедиться в их наличии. Теперь перед ней встала задача посложнее — встать. Она попробовала шевелить ногой не как попало, а как ей хотелось — упереть в мягкую поверхность кровати. Получилось не сразу. Упорядоченные движения давались ей с трудом. И вот переднее копыто ровно стоит на поверхности. С таким же усердием она поставила второе. Теперь предстояло самое сложное: выпрямить обе ноги и принять вертикальное положение. Сесть.
Почему-то распрямить обе ноги одновременно не получалось. Как бы пони ни старалась, но такие попытки приводили только к тому, что копыта разбегались в разные стороны. Зато в череде попыток она научилась уверенно ставить передние ноги. Пони решила, что раз не получается выпрямлять передние ноги одновременно она будет выпрямлять их по очереди, по чуть-чуть. Начать решила с левой. Что-то пошло не так, и нога распрямилась не чуть-чуть, а сразу полностью, рывком. И поняша упала с кровати. Головой вниз. К счастью, она успела подхватить себя магией. Это получилось легко, словно само собой. Кобылка застыла в поле телекинеза совсем рядом с полом. Головой вниз. Колдовать круто, твёрдо решила пони. Магия, в отличие от движений, давалась ей легко и непринуждённо.
Именно в этот момент дверь открылась. Кобылка с радостью поняла, что за дверью стоит медсестра. Нет, её обрадовало не появление медсестры, а сама возможность отделять живых существ от неживых предметов, а пони от других живых существ, кобылок от жеребцов, да ещё и профессию определять по одежде. Медсестра так и застала, с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. Поняша поняла, что надо поздороваться.
— Пивет! — получилось у неё вместо внятного «привет». Язык слушался так же плохо, как и копыта. Зато она широко улыбнулась медсестре. Та почему-то здороваться не стала, а куда-то убежала. Пони решила, что у неё дела. Однако через двадцать две целых и шесть десятых секунды кобылка услышала голос медсестры. Речь она не разобрала, слишком уж тихим был голос. Зато отвечал ей мощный бас:
— Этого просто не может быть! Ты не хуже меня знаешь, что повреждения слишком… — голос не договорил. Врач, которому он принадлежал, добрался до палаты и увидел висящую в воздухе пони. Она больше не висела вниз головой, а перевернулась. Висеть вниз головой ей было неудобно.
— Пивет! — она вновь попыталась поздороваться, но получилось так же, как и в прошлый раз. Правда, сейчас она ещё и копытом помахала, передним, как и положено. И очень обрадовалась, что хорошо понимает чужую речь и знает, каким именно копытом надо махать.
— А ты помнишь, как тебя зовут? — спросил врач, внимательно оглядывая кобылку.
— Тр-р-рикси! — собственное имя далось ей легче других слов, даже сложное «р» получилось правильно и, как ей показалось, очень красиво. Врач почему-то тоже убежал.
Кобылка тем временем попробовала стоять. Осторожно опустила себя на пол, но поле не убрала. Старательно поставила ноги и стала осторожно ослаблять телекинез. Увы, стоило появиться нагрузке, и ноги начинали разбегаться в разные стороны. Её занятия прервала громкая ругань. Пони был знаком этот голос, а вот слова, которые он орал она узнавал не всегда. И почти половина из знакомых ей слов были жутко неприличными. Кажется, обладатель голоса был в чём-то виноват и считал, что из-за этого его решили разыграть. И это его злило. Он считал, что негоже так поступать с несчастными пони, которым ведомы муки совести. Трикси стало очень интересно, что же у них там случилось, она подхватила себя телекинезом и вылетела в коридор.
Рассерженного пони она узнала сразу. Это был тот самый единорог, вместе с которым она спасала свою подругу. И только сейчас она про неё вспомнила. Бедную Трикси тут же обуяло волнение и тревога. Единорог был далеко, поэтому она телепортировалась. Это было совсем просто — позволить желанию оказаться рядом с этим пони выйти на первый план, а потом сплести из него заклинание. Нужное заклинание было ей незнакомо, поэтому она придумала своё.
Оказавшись рядом с единорогом, она принялась трясти его и вопить: «Сипа! Сипа!». Она помнила, что они звали её подругу Сибой, но внятно выговорить её имя не могла. К тому же волнение не пошло на пользу внятности речи. К счастью, единорог сразу понял, о чём она, но так удивился, что даже ответил:
— Жива Сиба, даже в сознании.
Трикси тут же полегчало. Тревога рассеялась мгновенно. И не потому, что она сразу поверила ему. Доверчивой дурочкой она точно не была. Просто устройства в головах этих пони подтвердили его слова.
— Пасибо! — отблагодарила она единорога и тут же крепко обняла. Трикси помнила, что именно благодаря ему Сиба осталась жива. А уж неблагодарной она никогда не была.

* * *
У Инермана всё было по-старому, словно не было переезда из Кантерлота в Понивилль. Пол укрыт знакомым, очень мягким ковром, а стен не видно из-за книжных шкафов. Разумеется, ни одной пустой полки тут не было, а среди книг встречались до жути редкие образцы. Я бы не удивилась, узнав, что большая часть здешних книг сохранилась в единственном экземпляре. При этом книги выглядели так, словно кто-то отправился на пару-тройку тысячелетий назад и принёс оттуда свежеизготовленные тома. Мне почему-то казалось, что эти книги действительно очень древние, сохранённые в идеальном состоянии какой-то таинственной магией. Хотя если рассуждать логически, то, скорее всего, это просто современные копии старинной литературы. Хотелось бы мне иметь возможность прочитать их все… Но как-то копыта не доходили спросить разрешения одолжить парочку томов, да и времени читать у меня не было.
Самым странным в этой комнате был потолок. Причудливый узор тёмных балок колыхался, подобно морской воде, и я не смогла понять, было это по-настоящему или лишь плодом воображения.
Я удобно лежала на довольно большом диване прямо в центре комнаты и… жаловалась. Инерман сидел за своим столом в круглых очках с тонкой оправой, смотрел внимательно, но не назойливо.
— Почему так? — я невольно всхлипнула. — Когда мы были там, в центре всех возможных неприятностей, всё было в порядке. Я была в порядке! И мои подруги тоже… наверно.
Не самые удачные слова, но Инерман поймёт. Он всё всегда понимает.
— Просто тогда вы не могли позволить себе слабость, — мягко говорит Инерман. — Выживание стало приоритетом на бессознательном уровне, поэтому всё, что может помешать было отброшено, спрятано в самых глубинах. Сомнения, комплексы, страх и слабость. Не полностью, конечно, возможности подсознания не безграничны. А сейчас, когда опасность миновала, всё вернулось. В некотором роде это даже хорошо, ведь проблемы не возникли. Просто проявились.
Инерман задумчиво откидывается в своём кресле, глядит в потолок. Я молчу, жду, когда он продолжит говорить.
— Продолжи проблемы копиться за пределами сознательного, и, в конце концов, они любого на части разорвут.
— Думаю, нам и так грозит эта участь, — шепчу, надеясь, что Инерман не услышит. Но он всё слышит.
— Может быть. Вещи, которые с вами происходили и которые вам приходилось делать… Это слишком. Даже для таких крепких пони.
— Такое разрушительно воздействие на психику… — бормочу себе под нос. — Последствия непредсказуемы.
— Я бы не стал так говорить, — ласково говорит Инерман. — Конечно, ни в одной из прочитанных тобой книг нет упоминания столь серьёзных случаев, да и специалисты с тобой согласятся, но…
Он делает паузу, словно хочет, чтобы я продолжила. И я продолжаю:
— Но вы живёте очень долго и сталкивались с куда более тяжёлыми случаями.
Инерман кивает, улыбается одобрительно.
— Да, Твайлайт. Конечно, на моей памяти неподготовленные пони ни разу не попадали в столь тяжёлые обстоятельства, но и столь крепкими они не были. Я знаю, чего ожидать и сколь трудно будет достичь исцеления. Трудно, но возможно. Предлагаю начать прямо сейчас с чего-нибудь простого. Сможешь сформулировать свои эмоции?
Я невольно шевелю ушами, задумчиво хмурюсь. Устраиваюсь на диване поудобнее. Так, чтобы, не напрягаясь, смотреть в потолок. Очень уж мне нравятся мерные колыхания тёмных балок.
— Я… Мне страшно. Очень страшно. Кажется, что из каждой тени вот-вот выпрыгнет монстр… нет, каждая тень и есть монстр. Да и за каждым поворотом, в ящиках, шкафах, под кроватью и одеялом мне везде мерещатся чудовища.
Всхлипнув, я опасливо оглядела кабинет, выискивая малейшие признаки опасности. И ничего не нашла. Утерев слёзы, я, наконец, заметила, что ран на ногах больше нет. Тут же проверила крылья, но и они были целыми. Задумчиво поглаживая нежные пёрышки внутренней стороны крыла, пытаюсь вспомнить, каким же образом исчезли эти чудовищные раны. И не могу. Последним, что зафиксировала моя память, была кучка пепла, оставшаяся от Наместника. А потом… потом я оказалась здесь. Сразу, без переходов и с уверенностью, будто уже давно тут. Сон, просто сон. Эта мысль не успокоила, наоборот — я ведь не знаю, что сейчас происходит, может, моим подругам срочно нужна помощь, а я тут сплю! Без лишних промедлений я со всей силы укусила себя за ногу — самый верный способ проснуться. Но боли не ощутила, нога словно стала резиновой, упругой, но крепкой. Стоило мне отпустить ногу, и она тут же стала нормальной.
— Не стоит так переживать, — Инерман неодобрительно нахмурился. — Твои друзья в порядке, вся необходимая помощь им уже оказывается.
— Я хочу проснуться! — заявляю упрямо и злобно, не желая доверять собственному сну.
— Это сработало бы, будь этот сон твоим, — мягко говорит Инерман. — Увы, но проникать в чужие сны я не могу, только затягивать пони в свои.
Вот теперь я окончательно перестала понимать происходящее.
— Но зачем?
— Чтобы помочь тебе поправиться. Сейчас ты в состоянии критического истощения, а именно я занимаюсь такого рода проблемами.
— Как вы можете помочь? — недоумённо спросила я, мысленно перебирая все варианты. — Истощение всё же скорее физическое состояние, а это не ваш профиль!
— Твоим телом займутся другие врачи, но истощение бывает не только физическим, а также нервным, магическим и даже душевным. У тебя сразу все.

Я почти не помню, что было дальше. Скорее всего, ничего и не было. Думаю, Инерман погрузил меня в куда более глубокий сон, чтоб не мешалась, а мимолётно проскакивающие воспоминания были не больше чем плодом воображения. А потом я уснула ещё раз.

Очнулась я в пещере. Совершенно обыкновенной, ничем не примечательной пещере, а рядом со мной был обыкновенный, ничем не выделяющийся пони. У него было обыкновенное лицо, банальный цвет и причёска, простенькая кьютимарка. Не было в нём ничего, что стоило внимания. И только попытавшись определить, кобылка это или жеребец я поняла, что-то тут не так. Это… существо казалось обычным, но попытавшись понять, какого цвета его шкура, глаза или волосы я словно в стену врезалась. Цвет был обычный. И на этом всё! То же самое случалось, когда я пыталась понять, это пегас, земнопони или единорог. И кьютимарка тоже была обычной. Существо было обычным, но пони я его называла только по привычке, ведь я редко встречала кого-то кроме пони. У меня так и не получилось понять, к какому оно принадлежит виду. Долго, очень долго я всматривалась в обычные черты этого существа. Так долго, что в один момент ощутила, как падают незримые стены в моей голове и наступает невиданная ранее ясность. И тогда я поняла, что это существо было всем. Одновременно и пони, и зебра, и буйвол, и грифон, всех мыслимых и немыслимых расцветок, всех возрастов и… Можно очень долго перечислять. Проще будет сказать, что это существо было одновременно всеми живыми существами, какие только есть на Эквусе.
— Рад видеть тебя, Твайлайт Спаркл, — голос у него был подобающий, словно все говорили одновременно, но их голоса не забивали и не заглушали друг друга, не сливались в общий шум.
— Я мир, — представилось существо. Кажется, я упала в обморок, но падать было некуда, так что состояние моё не изменилось. Мир одобрительно кивнул:
— Хорошо, что ты мне веришь. Не придётся тратить время, доказывая, что это не сон. Пойдём, нам стоит поторопиться.
И он пошёл, не оглядываясь на меня. Пришлось засеменить следов, задавая вопросы на ходу.
— А почему вы мне снитесь?
— Могу, вот и снюсь, — важно ответил мир, но всё же объяснил: — Далеко не каждому я могу присниться. Большинство либо не переживут, либо сойдут с ума. Честно говоря, сейчас ты единственная, кому можно присниться. К тому же, вполне может быть, что моя судьба в твоих копытах.
Я вроде должна возгордиться после его слов, но вместо положенной гордости чувствую тяжесть ответственности. И это несмотря на то, что от мира прямо веяло спокойствием и благодушием, а печали таяли как мороженое в жару. Что-то подобное я чувствовала только в далёком детстве, когда только-только познакомилась с Селестией. Спросить, чего же мир от меня хочет, не хватало решимости.
— Ничего я от тебя не хочу, — рассмеялся мир, — по крайней мере, не прямо сейчас.
— А вы все мои мысли читаете? — спросила я скорее от удивления.
— Просто ты всё ещё часть меня. Разумеется, я знаю о тебе всё, — мир ласково мне улыбнулся. Я поёжилась. Существование кого-то, кто знает обо мне абсолютно всё как минимум смущало.
— Не всё так плохо, — ласково сказал мир. — Поверь, я не стану считать тебя плохой пони из-за парочки злобных мыслей, нескольких необоснованных неприязней или неприличных фантазий.
Я почувствовала, что краснею. Выложил всё, о чём я так беспокоилась.
— Совершенно невинные глупости, — мир умилённо покачал головой. — В любом случае, вскоре ты перестанешь быть частью меня, а значит, моё всеведение перестанет на тебя распространяться.
Невольно застыв и покрывшись холодным потом, я с ужасом смотрела на родное мироздание.
— Не надо так волноваться. Ничего плохого в этом нет, тебе не придётся покидать меня, и прочих ужасных вещей, которые ты навоображала, не произойдёт. Это хорошие перемены, правильные.
Его слова успокоили меня, но не до конца. Неизвестность всегда вызывала у меня разумные опасения. И зачем он тогда приснился мне? Провести некий «обряд отречения»?
— Нет, просто хочу помочь тебе стать чуть ближе к той Твайлайт Спаркл, которая однажды спасёт меня.
— А эта будущая Твайлайт сильно отличается от нынешней? — осторожно спрашиваю я.
— Так же сильно, как Твайлайт, едва ставшая ученицей Селестии, отличается от нынешней принцессы дружбы. Поверь, эти перемены придутся тебе по нраву. Вот, мы пришли, — радуется мир и я отвлекаюсь, смотрю вперёд… и застываю от восхищения.
Нечто, представшее перед нами, было таким же неопределённым, как и мир. Оно было огромным, нет — бесконечным, но я видела его всё целиком. Оно напоминало шар, и куб, и квадрат, и круг, и плоскость, и тессеракт. Было подобно и молочно-густому ветру, и монолитной иссиня-чёрной скале, и поверхности моря в непогоду, и ряби на поверхности озера, в котором резвятся жеребята. Но больше всего нечто напоминало магию. Дикую, неукротимую, совершенную магию.
— Ты близка к истине, Твайлайт. Это суть меня, идеальный и всеобъемлющий образ целого мироздания. Смертные зовут его Сердцем Магии. На удивление точное название.
— Оно прекрасно, — шёпотом говорю я, не в силах оторваться от созерцания.
— Иди! — командует мир. От удивления я даже перевожу взгляд на мир.
— Давай, — ободряюще говорит он. — Окунись в моё сердце.
Кое-как кивнув, я иду навстречу бушующей магии. Она зовёт меня, ждёт нетерпеливо и властно, а я не в силах противится…

* * *
— Даже не думай, тебя я туда не пущу, — твёрдо говорит мир, обернувшись к ещё одному участнику этого «сна».
— А я и не прошу, — по-настоящему удивился гость. — Мне от этой штуки бежать хочется! Неужели не чувствуешь?
— Не чувствую, — подтвердил мир. — Ты не являешься частью меня, а перенять твои ощущения как-то иначе я не могу. Через небытие даже мне не прорваться.
— Забавно, — задумчиво говорит гость. — Никогда не рассматривал с этой точки зрения. Ты именно поэтому не хочешь пустить меня в своё сердце?
— И поэтому тоже, — усмехается мир. — Пустота в сердце не то, что мне нужно. Да и ты сам…
С этими словами мир мгновенно оказался рядом с гостем, и его копы… конечность погрузилась в грудь гостя, застыв совсем рядом с микроскопической искоркой. Гость тут же отскочил и злобно зашипел, обнажая шесть десятков острейших клыков.
— …не станешь пускать чужого в свой эйдос.