Иголка с ниткой

Стежок за стежком.

Всезнайка забежала в свою комнату и со всей силы хлопнула за собой дверью, пытаясь сдержать плач. Она чувствовала, как слёзы подобно колючкам жгут её глаза, один синего цвета, другой лилового. Лишь только после того как пони обпёрлась всем весом о дверь и уселась крупом на деревянный пол, она позволила себе наконец расплакаться; слёзы струились по её серым щёчкам. Всезнайка подняла переднюю ногу и принялась со злобой вытирать свои необычные, разноцветные глаза.

— Я-я-я никогда н-не вернусь т-туда... — прохныкала она.

Серая земнопони закусила губу, проводя копытом по боку. Малышка заметно вздрогнула, когда попыталась легонько прикоснуться к большому чёрному синяку, оставшемуся от кинутого в неё камня.

— Никогда, — повторила она, снова всхлипнув, сидя в пустой комнате, которую называла своей.

Всезнайка расстегнула ремешки седельных сумок, дав им самостоятельно упасть со спины. Маленькая пони легонько поелозила крупом по полу, но её синие штаны в горошек остались неподвижны, потому что были великоваты для неё. Вытерев ещё раз глаза, она подтянула штанишки: грубый хвост свободно гулял в них, настолько широкими они были.

Когда раздался стук в дверь, она неожиданно для себя подпрыгнула и издала писк. Малышка повернула голову в сторону шума.

— Знайка, дорогуша? — послышался голос матери за деревянной дверью её комнаты. — С тобой всё в порядке, сладенькая? Ты молнией промчалась мимо нас с отцом.

— Уходи! — закричала Всезнайка, чувствуя, как дрожит и надламывается её голос. — Я не хочу возвращаться туда, никогда в жизни!

— Ох, дорогая, я понимаю, что ты расстроена... — начала говорить мама тоном, который Всезнайка слышала сотни раз. Тоном, который пытался убедить тебя, что всё будет хорошо. Тоном, который пытался уверить тебя, что не нужно плакать, убедить тебя, что над тобой только что не глумились в течении семи часов подряд. — Но всё наладится, уверяю тебя.

— Нет, не наладится! — Всезнайка и не заметила, что полностью перешла на крик, прижимая копытами свои ненормально огромные уши. — Они только и делают, что обзывают меня лопоухой, неряшливой, неумытой и глупой уродкой! С меня хватит! — Малышка закусила губы, грудь её вздымалась от рыданий, которым она не позволяла вырваться наружу. Пони была благодарна тому, что навалилась телом на дверь, потому что не хотела, чтобы мать успокаивала её сейчас. Ей просто хотелось побыть одной. — У меня даже друзей нету, и я единственная в школе без кьютимарки! Ненавижу этот город!

Мать за дверью долго хранила молчание.

— Знайка... давай я дам тебе время, чтобы успокоиться, ладно? — спросила она. Всезнайка не ответила, лишь закусывала губы, не позволяя ни одному безвольному звуку с них сорваться. — Мы можем поговорить потом, когда ты немного остынешь.

Удаляющийся цокот копыт эхом отдавался в ненормально-больших ушах Всезнайки. Подняв голову, она громко всхлипнула и поднялась на все четыре ноги, после чего вяло протащила свою сумку через всю комнату до кровати, такой же крапчатой, как и её штанишки. Закинув седельную сумку, малышка запрыгнула вслед за нею на кровать, зарылась в подушку лицом и свернулась в комок. Так она могла плакать, не издавая при этом ни звука.

И как обычно, пони не смогла нормально разрыдаться, потому что знала, что слезами ничему не поможешь. Она могла плакать, но только когда была где-то, где её никто не мог слышать, например у себя в комнате, или в чаще леса. Только когда кто-то был в пределах слышимости, её эмоции бурлили без выхода.

Вскоре Всезнайка оторвала лицо от подушки. Неопрятная, грубая грива лезла ей на глаза. Пони прошлась копытом по груди, чувствуя каждый синяк, оставленный камнями и гальками, что кидали в неё одноклассники. В глазах защипало, но пони знала, что не расплачется, потому что выплакала всё, пока бежала до дома.

Серая пони села и медленно наклонилась за сумкой. Положив рядом с собой, она открыла её одним копытом. Долго она рылась в ней, пока не вытащила на свет два предмета: небольшую тетрадку и перо. Плюхнувшись на спину и вытерев ещё раз глаза, маленькая пони дотянулась копытом до чернильницы, что всегда стояла на прикроватном столике, где она хранила все свои книги и школьные тетради. Окунув перо в чернильницу и поставив её назад на стол, Всезнайка принялась рисовать.

Рисование было одним из многих занятий, за которым она проводила свободное время. Оно также было одним из способов малышки успокоиться или поднять себе настроение, когда она была не в духе.

Пони рисовала самые разные вещи. Всё, что возникало в её голове. Космические корабли, стаканы, домики, даже пони иногда появлялись на страницах её тетрадки. Как только Всезнайка завершила набросок птицы, она перевернула тетрадь на новую страницу, обмакнула в чернила перо и принялась бездумно водить им по бумаге, рисуя. Всезнайка даже не думала о том, что рисует, просто случайные образы приходили ей на ум. Моргнув несколько раз, пони на середине наброска поняла, что все эти каракули вырисовывались в... куклу для неё.

Земнопони снова моргнула и обвела черты куклы почётче. Кукла напоминала формой пони, единорога, если приглядеться получше. Всезнайка в сосредоточении высунула язык, продолжая лихорадочно водить пером. Пони нарисовала кукле гриву с одной цветной полосой, тут же набросала ей первую пришедшую в голову кьютимарку на боку. Большую звезду, окружённую несколькими поменьше. Всезнайка долго любовалась рисунком единорожки, в особенности её кьютимаркой. Она напоминала ей о окончании дня, когда сумерки только начинают сгущаться, и искрящиеся звёзды возникают в небе.

Взяв перо, пони принялась писать в самом верху своего наброска:
«Твайлайт Спаркл. 'Сумеречная Искорка'».

Это было неплохое имя... в разы лучше, чем “Всезнайка”, по мнению жеребёнка. Перевернув лист тетрадки копытом, она наткнулась на полностью исписанный каракулями лист. Тяжёлый вздох сорвался с уст пони, как только она поняла, что тетрадка закончилась. Она дала ей выпасть из копыт и приземлиться рядом, после чего бросила фиолетовое перо в сторону и тихо заворчала. И что теперь ей остаётся делать?

Взгляд гетерохромных глаз маленькой пони мелькал по рисунку с куклой, что лежал перед нею. Всезнайка неожиданно захотела, чтобы кукла стала настоящей, и чтобы она могла подержать её в копытах, поразговаривать с нею, притвориться, что у неё есть хотя бы один настоящий друг. Пусть даже это и будет лишь притворством...

Всезнайка усмехнулась. Реальный мир был грубым, намного грубее, чем она представляла себе его иногда. В нём было много пони, которые не нравились ей, и которым в свою очередь не нравилась она. Временами, она мечтала о возможности сбежать ото всех куда-нибудь. Куда-то далеко, может даже в другой мир.

Серая пони не знала, как или почему эта идея возникла у неё, но пока все эти мысли вертелись в её голове, что-то расставило всё по местам, направило её раздумья в правильное русло. Она до сих пор не была уверена, что натолкнуло её на это, но в то время как она рассматривала свой эскиз куклы, простая идея засела в её голове, длиною всего лишь в семь слов.

— А что, если я создам свой мир? — пробормотала Всезнайка вслух в тишине пустой комнаты.

Пони уселась, держа рисунок в копыте, после чего вскочила с кровати, галопом подбежав к шкафу, порылась в нём, пока не вытащила на свет небольшую коробку. С хлопком она открыла крышку, найдя внутри разные инструменты, ножницы, иголки и нитки. Малышка помнила, как мать пыталась научить её шить несколько лет назад, и даже купила ей свой собственный набор для шитья. Всезнайка никогда не интересовалась сшиванием тряпок или чем-то подобным, потому позволила коробке с набором гулять по шкафу среди других вещей в надежде на то, что она больше не попадётся ей на глаза.

Всезнайка всё не понимала, что на неё нахлынуло, пока перерывала одно одеяло за другим в поисках своего любимого цвета. Вскоре она выдернула из кучи мягкое покрывало лавандового оттенка, которым пользовалась, когда была маленькой. Оно было старым, но сделанным с нежной любовью в каждом стежке, что и требовалось малышке.

Нежная любовь...

Всезнайка вытащила швейные ножницы из коробки и принялась с силой разрезать ткань.

— Готово! — радостно воскликнула Всезнайка, подняв в воздух куклу лавандового цвета. Она не знала, что на неё нашло, но сидя в темноте, в своей комнате, окружённая изрезанными покрывалами и набивкой подушек, она осознавала, что её ничего не волнует кроме куклы, которую она взяла в копыта и прижала к груди.

Ей и не пришло в голову, что через несколько часов придётся вставать и идти в школу.

Серая пони посадила куклу лицом к себе. Она получилась с неровными краями, и набивка местами скомкалась, но пони делала её для себя, и была неимоверно рада. И пока она смотрела в её глаза-пуговицы, улыбка на её мордашке всё росла и росла, а время всё шло и шло.
“Хорошая работа,” — подумала пони. — “Кукла выглядит так, будто была сделана и куплена в одном из магазинов игрушек ручной работы... ну, почти так.”

Грива игрушки была такой же, как и у малышки: грубая и завивающаяся, хоть она и представляла себе куклу с прямыми, ровными волосами, пока делала её. Розовая полоса волос всё же была на месте, да и рог не был набитым, и ни капельки не отвисшим.

— Здравствуй, Твайлайт. Добро пожаловать в новый мир!

Всезнайка почувствовала, как её улыбка увядает, пока она продолжала смотреть на куклу. Она выглядела... одиноко. То, что кукла сидела в одиночестве, создавало впечатление, будто она и правда одинока, отрезана от всего мира. Всезнайка подумала про себя, как Твайлайт в молодости не попыталась завести друзей, из-за чего теперь у неё никого не было. Жеребёнку не понравилась мысль о том, что даже кукла одна-одинёшенька.

Неожиданно на лице Всезнайки вновь появилась улыбка.

Мир ведь не может состоять только из одной пони, ведь так?

Впервые Всезнайка не возвращалась домой вся в слезах и не жаловалась. Более того, даже родители редко слышали её. Всю эту неделю почти каждую свободную минуту вне школы маленькая пони проводила в своей комнате, прерываясь только на обед, да вечерний туалет. И ничего малышка не говорила о том, почему она сидела у себя и не играла на улице, как самые обычные жеребята.

Только когда из комнаты раздался радостный крик, разнёсшийся по всему дому, родители поняли, почему девочка вот уже неделю не вылезала из комнаты. Тут же они услышали и цокот копыт.

— Мам, пап! — провизжала Всезнайка, выбежав из своей комнаты навстречу родителям. Того же цвета, что и их дочь, и с такими же, как и у неё, гривами.

— Смотрите, смотрите! — вскрикнула она, мчась в гостиную, на полу которой сидела пара пони и болтала о работе.

Оба они не сразу заметили, что дочурка выбежала без своих обычных штанов: слишком были отвлечены охапкой кукл, которую она несла. Однако их внимание быстро переключилось на оголённый бок жеребёнка.

— Я получила свою кьютимарку! — завизжала она, после чего показала родителям бок, на котором теперь красовались иголка с ниткой.

— Всезнайка, ты и правда наконец получила её! — заплакала от радости за свою дочку мать.

— Как, во имя всего, это произошло... и что это за куклы у тебя? — спросил отец, выгнув бровь дугой.

— Ох, мне просто было скучно после занятий в школе, и я решила занять себя чем-то, и сделать куклу, а когда доделала, то просто не смогла остановиться! — затараторила малышка. После чего подняла лавандовую единорожку. — Вот это Твайлайт Спаркл, она была одна и без друзей, когда я сшила её, и поэтому я решила наделать их ей! — сказала она, указав на нескольких пони вокруг себя.

— Это Эпплджек, она работает на ферме! — произнесла Всезнайка, дотянувшись до оранжевой пони в ковпоньской шляпе и с веснушками.

— А вот Флаттершай, и она хорошо ладит с животными, — потянулась к жёлтой пони с розовыми волосами.

— Это Рейнбоу Дэш. Она очень бахвальная и хочет когда-нибудь стать известной! — Малышка подняла небесно-голубую пегаску с гривой и хвостом всех цветов радуги.

— А здесь Рарити. Она работает в индустрии моды, — показала копытом на единорожку цвета зефира. Последней на очереди была розовая кукла земной пони.

— И наконец, Пинки Пай. Она обожает вечеринки, своих друзей и всё, в чём есть сахар!

— Ты сама их всех сделала? — спросил отец Всезнайки, дотянувшись и бережно подняв копытами Флаттершай, с расправленными крыльями, будто игрушка собиралась взлететь, и кьютимаркой в виде бабочек, того же цвета, что и её грива.

— Да, и они все живут в королевстве, которым правит принцесса, поднимающая каждый день солнце на небосвод. А ещё у неё есть сестра, которая поднимает луну каждую ночь. Я их ещё не сшила, но имена им уже придумала: Селестия и Луна!

— А это кто? — удивилась мама.

Всезнайка затихла ненадолго, пока взгляд её не наткнулся на игрушку, что она обнимала всё это время. Она приподняла красного жеребца с хомутом на шее.

— Это Биг Макинтош, старший брат Эпплджек и мой любимчик! — ответила малышка, радостно улыбаясь. — В тот момент, когда я доделала его, у меня появилась кьютимарка. Я сшила его только сегодня, когда нашла наконец красное одеяло у себя в шкафу! Он первый жеребец, сшитый мною, и он нравится мне больше всего на свете! — заявила она, снова прижав к себе куклу пони. — Биг Мак очень стеснительный, но в то же время сильный и способен защитить своих родных, если понадобится! — добавила Всезнайка.

— Не могу поверить, что моя малышка уже обзавелась своею собственною кьютимаркой! — воскликнула мать, протянув оба копыта и принявшись крепко тискать свою дочь.

— Мааааам! — завредничала Всезнайка.

Жеребёнку удалось вырваться из объятий матери и отпрыгнуть, подобрав всех кукол.

— Простите, мам, пап, но меня ждёт ещё столько пони, которых мне хочется сделать! — крикнула она, радостным галопом помчавшись в свою комнату.

Всезнайку ждал целый мир, нуждавшийся в расширении, и приключения, с нетерпением ожидавшие, когда она с новыми друзьями их придумает. Ей предстояло ещё столько работы!