Дорога из желтого кирпича
Глава 06. Когти страха
Ну кто сказал тебе, что можно просто так
Забыть про страх и тихо дальше жить,
Кто за тебя решил, что ты всего лишь тень,
Без права мыслить, драться и любить.
Кто объявил охоту на тебя?
В сердце нож, что ты ждешь?
Беги вперед из пут своих кошмарных снов.
Вверх за спасением души.
Птицей в небо,
Камнем обратно вниз.
Пепел к пеплу,
Сможешь — назад вернись.
И ты пошел вперед, забыв про вечный страх.
На сердце лед, зато огонь в глазах.
Пытаясь выжить, ищешь неба на земле
Но берегись, спасенья больше нет.
Кто объявил охоту на тебя?
В сердце нож, что ты ждешь?
Беги вперед из пут своих кошмарных снов.
Вверх за спасением души.
Птицей в небо
Камнем обратно вниз.
Пепел к пеплу,
Сможешь — назад вернись.
(С) Вольная стая
Горы постепенно отдалялись, и никто из попутчиц об этом не жалел.
Дорога вела под уклон, и Рейнбоу Дэш, сама того не заметив, перешла на легкую рысь. Вид безлюдной, немного холмистой степи очень быстро развеял приподнятое настроение, стоило только представить, как далеко придется еще топать.
Гайка прекрасно понимала ее чувства: невозможность взлететь и покрыть за считанные минуты огромное расстояние просто снедало радужную пони.
Это было заметно даже по ее поведению: Рейнбоу Дэш морщилась на ходу.
– И что за гребаный извращенец, – она оглянулась на попутчицу и в этот раз добавила. – Когда он говорил о том, что хочет, я думала, сейчас прямо при нас портки спустит и наяривать начнет.
– Да, все еще не верится, что он серьезно, – согласилась мышка. – Ты правильно поступила, что разгромила там все. Забудь о нем.
Дэш помотала головой:
– Разлягать, не могу! Все время теперь думаю об этом!
– Давай о чем-нибудь другом поговорим, – предложила Гайка, покачиваясь на спине пони и хрустя сухариком из немногочисленных, но разнообразных запасов, которыми поделился Брейн по старой дружбе. – Например, можно узнать друг друга получше, наконец.
Экономить продукты смысла не было. По крайней мере, сухари: их был целый мешок. А еще – сухофрукты и сушеный сыр, необходимый мышке. Не говоря уже об аптечке, которой заботливо снабдил Брейн.
«Это для пони, которая выглядит так, будто готова подраться даже с бетонным столбом», – сказал тогда белый мыш, но делиться этой мыслью с пегаской Гайка не собиралась.
– Валяй, – согласилась тем временем Дэш. – Я вот про тебя ни фига не знаю.
– Хорошо. Когда мы, Спасатели…
– Кто? – переспросила пони.
– Ну… ребята из команды. Бурундуки Чип и Дейл, мыш Рокфор, муха Вжик. И ещё я. В общем, когда мы пробрались в лабораторию профессора Нимнула и помешали его машине остановить время, что-то пошло не так. И нас затянуло в остаточное излучение, забросив далеко в будущее. И размножив.
– Погоди-ка, – перебила Рейнбоу. – Так это что, искусственная память, что ли?
– Наверное, искусственная, – немного смутилась Гайка. – По крайней мере, другие версии критику не выдерживают.
Пегаска только презрительно фыркнула:
– Расскажи лучше что-нибудь настоящее. Или у тебя не было ничего хорошего в реальной жизни?
– Ну отчего же, – улыбнулась мышка и мечтательно откинулась назад, оперевшись на вытянутые руки. – После того, как я нашла себя в мышином гетто… это в районе фурри, который «Зоопарк»… то будто бы начала оживать после того срыва программы, который случился со мной в поместье Фитцжеральд…
…Ник Грабовский Лазарус снова шел к Гайке Коннорс, что недавно вернулась с первого боевого задания.
Лишь мельком взглянув в глаза мышки на дебрифинге, старейшина общины мог с уверенностью сказать: та на грани срыва.
Но когда Гайка открыла дверь, Ник с облегчением увидел на лице мышки радушную улыбку, а в комнате – горящий свет и накрытый стол.
– Я тебя ждала, – улыбнулась с порога хозяйка домика. – Проходи.
Мыш, все еще борясь с удивлением, перешагнул порог. Гайка сменила сталкерский комбинезон на свои обычные штаны и футболку, правда, пышные волосы оставила сплетенными в хвост.
– То ли я вконец выжил из ума, то ли... на этом мысль обрывается, – пробормотал Грабовский, усаживаясь за стол. – Гайка, ты в порядке?
– Не то чтобы в полном, – отозвалась мышка, возвращаясь с кофейником от плиты. – Ты чего там принес? Вино?
– Не совсем, – еще больше смутился Ник, ставя на стол свой подарок.
Для кого-то размером с человека этот пузырек не содержал бы и полглотка, но для двух синтетов ростом в пару десятков сантиметров, это была целая бутыль.
– Настойка из тех фруктов, что не успели умять летом до того, как они забродили, – пояснил мыш. – Крепка, зараза, но башку вправляет. Мне это показалось нелишним, но теперь...
Гайка рассмеялась:
– Теперь для романтического вечера не хватает только свечей!
Ник молча полез за пазуху и, достав самодельную бензиновую зажигалку, поставил ее на стол и зажег в режиме постоянного огня.
– Чем богат, – сказал он и даже почти улыбнулся.
Почти.
После того, как он когда-то поймал попадание станнера (остаточным зарядом, иначе здесь бы не стоял), нервные окончания на морде были так травмированы, что мимика стала для мыша практически недоступной без серьезных усилий.
Гайка, чуть натянуто улыбнувшись, подсела рядом с Ником и сказала:
– Я знала, что ты придешь. Вернувшись с задания, я очень переживала за то, что нам пришлось сделать. Ведь кто-то живет торговлей этим сыром, верно? А мы крадем... Но потом я подумала, что мы при возможности все равно купим, и о том, что ты говорил... В общем, это, конечно, не новый смысл жизни, но на первое время сойдет. И я хотела сказать тебе спасибо...
Ник Грабовский, который вот уже лет пятнадцать жил в холостяцкой берлоге и питался растворимой вермишелью с сыром, оглядел накрытый стол. Салатики, обломки печенья, кофе и шоколад. Судя по всему – все сэкономленное по крохам с минимального пайка.
– Не стоит благодарности, – сказал Грабовский. – Я сделал только то, что должен был.
– Ты ведь не ходишь к каждому новому жителю гетто лично, правда?
Ник посмотрел в голубые глаза и покачал головой. И вправду, он зашел не только чтобы вывести её из депрессии. И даже не потому, что иначе бы Гайку, как тунеядца, вскоре выставили из общины.
Положа руку на сердце, он и сам не знал, зачем уговорил симпатичную мышку вылезти из своей скорлупы и дать миру еще шанс. Может, в огрубевшем сердце мультяшного мыша что-то шевельнулось, когда он увидел в тоскующей о прошлом девчонке другого, почти забытого себя?
То, что должно было стать посиделками с бутылкой под душевные разговоры, превратилась этим вечером в нечто... иное.
Ник с удивлением обнаружил, что, оказывается, способен состроить свою онемевшую морду в некое подобие улыбки. А через минуту – что еще может даже целоваться.
– Почему, Гаечка? – спросил он, когда их губы разомкнулись.
– Сегодня я подвела черту, – ответила мышка. – Это не значит, что я все забыла, и не значит, что отреклась от прошлого. Просто... нельзя без чувств совсем. Иначе делаешь больно тем, кто рядом. И жить тогда незачем.
– Это похоже на какой-то эмоциональный суррогат, – заметил Ник.
– Пусть лучше будет это, чем вообще ничего, – ответила Гайка и снова поцеловала его.
В этот раз Грабовский даже прикрыл глаза.
Он давно, очень давно запретил себе думать обо всем подобном. Еще с тех пор, как сам пришел в общину: голодный и оборванный подросток, единственно чудом не попавшийся уличным хищникам. И слишком часто в жизни протащенный мордой по самому что ни на есть дерьму.
И не понаслышке знающий, что ждет в гетто маленького фурри-одиночку.
– Гайка, – беспомощно позвал мыш, видя, как та решительно взялась за низ своей футболки. – Ты же знаешь, я...
– Большой начальник и годился бы мне в папы, если б не был синтетом, – перебила мышка, сбрасывая футболку на пол и берясь за застежку бюстгальтера. – Считай, что это тоже... суррогат. Суррогат того, что я потеряла по собственной глупости... И если ты не согласен, то просто скажи, когда мне остановиться. Потому что если ты не скажешь – я не остановлюсь...
Говоря все это, она закончила с верхней половиной своей одежды и, соскользнув с колен Ника на пол, принялась за ремень его джинсов. Судя по всему, мышка настроилась решительно.
Когда же несколько немыслимо долгих секунд спустя стройная фигурка поднялась в полный рост, мыш про себя отметил, что в ней куда больше человеческих черт, нежели мышиных.
Впрочем, среди фурри любого вида и размеров баланс между человеческими и звериными признаками всегда имел довольно мало значения.
«Что я тут делаю и где моя одежда?.. – отстраненно подумал Ник Грабовский, не отрывая взгляд от мышки, что оседлала его, не сумев скрыть нерешительности. – А, пропади оно все пропадом!»
В таком ключе можно было даже немного побыть суррогатом. Особенно если это поможет одной одинокой мышке вновь найти себя. Тем более, такой красивой.
Две причины ведь всегда лучше, чем одна?..
– Ты так говоришь об этом мыше, как будто влюблена в него, – вырвал из воспоминаний голос Дэш.
Гайка, покраснев, ответила:
– Да, одно время так и было... Мы даже на волне моих восторгов какое-то время... встречались.
– Ага, – пони хихикнула, – так это называется теперь, да? А ты, оказывается, времени не теряешь: сначала тот Джерри, что стал папой малявке-пони, потом этот Ник, а теперь и Брейну перепало?
– Ну перестань! Я думала, Джерри умер вместе со всеми! – возмутилась Гайка. – И ничего такого с Брейном не было…
Мышка даже почти пожалела, что так разоткровенничалась, но в это время пони оглянулась, и, заметив на ее мордочке совершенно шельмовскую улыбку, Гайка сразу поняла, что над ней просто беззлобно подтрунивают.
Она нашла в себе силы улыбнуться в ответ. По крайней мере, Рейнбоу больше не строила вокруг себя ледяную крепость отчуждения. Видимо, сделанный под горами выбор немного подтопил эти холодные стены. Давно и со старанием возведенные еще Алексом Вендаром, что издевался над радужной пони всю ее жизнь.
Шоссе начало петлять, огибая холмы. Рейнбоу, заметив это, плюнула и поскакала напрямую, поднимая пыль с обочин и иссушенной земли. Очевидно, пегаске было не слишком сложно подниматься на пологие склоны, а потеря времени на бесконечных поворотах просто претила.
Несколько раз им встречались источники воды в виде ключей и небольших озер. По берегам находилась свежая трава и листья для Рейнбоу, немного непонятных желтых ягод для обеих, и главное – немного прохладной тени в изнуряющем зное дня.
И хотя сам по себе переход не был очень уж легким, в общем и целом, пегаска втянулась в ритм, рысью идя по этому неизведанному миру.
Так она могла скакать хоть весь день: несильно нагруженной, без ограничения во времени. Крепкие ноги с легкостью несли тренированное тело, и Дэш даже наслаждалась бы процессом, если бы не невозможность полететь. В молодости немало пота было пролито на беговой дорожке, когда приходилось тренировать выносливость по указке хозяина, но отвращения к этому виду спорта у легконогой Дэш не возникло. Во-первых, бег давался поняше довольно легко, а во-вторых, это было для нее естественно генетически.
Поднявшись на очередной холм, пегаска остановилась.
В некотором отдалении холмистую степь пересекал глубокий каньон. Судя по всему, он возник позже, чем покрывающие берега нагромождения каких-то построек: те выглядели полуразрушенными и брошенными. Единственной более-менее уцелевшим сооружением было двухэтажное строение основательного вида. Мрачное, даже неоштукатуренное здание из серого бетона, по меньшей мере, имело целую крышу.
Последнее было нелишним: со стороны гор довольно быстро приближался фронт совсем недружелюбно выглядящих облаков. И доносящиеся раскаты грома тоже не сулили в ближайшее время ничего хорошего.
– По крайней мере, будет не жарко, – заметила Рейнбоу Дэш, но уверенности в ее голосе не было.
– Гроза в степи? – вопросом ответила Гайка. – Не уверена, что хотела бы торчать в открытом поле и привлекать молнии. К тому же, костер будет не разжечь, а ночью станет весьма прохладно. И хотя Брейн нас снабдил аптечкой, схватывать простуду не стоит.
– Твоя правда, – вынуждена была согласиться Дэш, невольно вспомнившая дождливую октябрьскую ночь, ставшую последней в прежней жизни, – тогда держись.
После чего перешла в торопливый галоп.
Городок ничем не отличался от первого, встреченного в этом мире, если не считать следов разрушительного землетрясения или похожего катаклизма: обрушенные крыши и стены, искореженная дорога, множество разбитых и даже придавленных упавшими столбами машин.
Кроме того, тут почти не наблюдалось аномалий. Да, некоторые здания имели странную форму. Но так, навскидку, Дэш не взялась бы сказать, что было тому виной: мистическое искажение или крайняя стадия алкоголизма архитектора.
Висящих же в воздухе техники, камней и дорог не наблюдалось. По крайней мере, на этой стороне каньона, а противоположная терялась в перламутровой дымке.
Рейнбоу успела заскочить во двор большого здания, когда первые капли уже падали на сухую землю. Тяжелые ворота в трехметровом бетонном заборе было бы сложно сдвинуть с места, но, к счастью, в них обнаружилась щель. Достаточная для стройной пони, не говоря уже о маленькой мышке.
Зайдя внутрь и миновав внушительный холл с пустым постом охраны, попутчицы оказались в просторном помещении, занимающем, очевидно, большую часть здания.
Рейнбоу только выругалась при виде нескольких галерей, соединенных лестницами. Вспышка молнии озарила ровные прямоугольники решетчатых дверей, маленькие, прочные окна и еще несколько прозрачных будок, явственно казенного вида.
Убежище, казавшееся таким надежным и безопасным, оказалось тюрьмой.
Заброшенной, с целой крышей, множеством старых скамеек и каких-то фанерных панелей в качестве топлива для костра и, возможно, некоторыми удобствами, но – тюрьмой.
– Пошли отсюда, – резко бросила Дэш и развернулась, чтобы выйти.
Правда, прогремевший гром заставил ее остановиться. Перспектива оказаться посреди шторма невесть на какое время, не радовала от слова «совсем».
– Да брось ты, Дэши, – сказала Гайка, которой, правда, тоже стало не по себе, – тут давно уже никого нет, и никто не просит нас ночевать в камере. Стащим одеял, разведем костер, переждем шторм, и вуаля. Завтра продолжим путь посвежевшие, отдохнувшие, а дорожную пыль как раз прибьет дождик. Разве не круто?
– Круто, круто, – угрюмо отозвалась Рейнбоу, бросив мрачный взгляд на временное убежище. – Ни фига мне не улыбается ночевать в тюряге. Это мне напоминает мою жизнь.
«Мою тоже», – подумала Гайка и почувствовала, как по спине пробежал холодок при одной мысли о кукольном доме в игровой комнате малолетнего чудовища.
– Давай лучше осмотримся, – предложила она вслух, решив, что разговор угрожает свернуть в опасном направлении. – Может, тут осталось что полезное.
Пегаска не стала спорить и направилась к первому ярусу камер.
Обстановка в тесных одиночках была одинакова: койка, умывальник, унитаз, откидной стол. Больше ничего. Разве что в некоторых камерах на постелях лежали ветхие полосатые матрасы. Вода в кранах была железистая и такая ледяная, что сводило зубы.
Создавалось впечатление, что когда отсюда ушли люди, их место заняли дикие звери: на стенах тут и там были видны следы, поразительно напоминающие когти, а многие матрасы – порваны будто бы в злобе. Правда, ни объедков, ни нечистот не было: то ли животные уходили на охоту и не гадили в логове, то ли все происходило слишком уж давно.
Гайка почувствовала, что пони под ней вздрогнула.
– Что случилось? – спросила мышка, заметив, как лазурные уши испуганно прижались.
– Смотри, – убитым голосом произнесла Дэш.
Мышка проследила за голубым копытом, что указывало в одну из камер. На кровати без матраса лежала детская игрушка: стилизованная моделька старого боевого флаера «Дайна Сор». Было непонятно, почему пегаску так расстроил вид безобидной игрушки, но Гайка не решилась спрашивать.
– Я хочу уйти отсюда, – добавила пони надломившимся голосом, – немедленно. Я лучше замерзну под дождем. Плевать. Не хочу, чтобы снова вылезало из прошлого то, что я мечтала забыть все эти годы.
На улице в очередной раз громыхнуло.
Словно эхом раздался грохот железной лестницы, по которой пегаска с мышкой на спине поднялась на галерею с камерами: видимо, старые болты не выдержали, и невеликий вес маленькой пони стал последней каплей для усталого металла.
– Проклятье, – нервно бросила Дэш и пошла вперед.
Другая лестница была на противоположной стороне галереи, опоясывающей весь главный зал.
– Вот готова поспорить, это специально так сделали, – снова подала голос пони, проходя мимо открытых камер. – Точно кто-то играет на моем подсознании.
– Тогда уж и на моем, – голос Гайки тоже дрогнул, когда она увидела в камере плакат со всей командой улыбающихся Спасателей.
Постер был наискось перечеркнут следами когтистой лапы. Не пострадавшим изображением была только сама Гайка, беззаботно и скромно улыбающаяся зрителям.
Дэш и мышка переглянулись.
– Ты все еще думаешь, что я виртуальный бот? – тихо спросила Гайка.
– Не то чтобы я исключала такую возможность, – ответила пони, – но далеко не так уверена, как буквально пару дней назад.
– Ну спасибо, – нервно хихикнула мышка.
– На здоровье, – буркнула пони, так же неискренне пытаясь казаться непринужденной. – Кушай, не обляпайся, у меня еще много.
Гайка прекрасно понимала, что Дэш огрызается неспроста, просто пряча под этим собственный страх. Мышке и самой было не по себе от этого места.
Но шторм снаружи не оставлял выбора. Словно в ответ на мысли о том, что может, и неплохо было бы покинуть негостеприимное убежище, снаружи завыл такой ветер, что, казалось, пошатнулись сами стены.
Мышь и пони переглянулись.
– Ураган, – сказали они хором, и Дэш добавила:
– Хрена лысого мы отсюда уйдем – снесет на хрен.
Гайка кивнула, обхватив плечи руками, будто от холода:
– Тогда предлагаю вернуться к плану «А»: костер, одеяла, ужин. Что скажешь?
Пегаска что-то невнятно буркнула и двинулась вдоль камер. Как просто было бы слететь вниз, попросту уменьшив антигравом вес собственного тела! Но тот по-прежнему не отзывался на мысленные импульсы пегаски, и она изо всех сил гнала мысли о том, что сама ее суть, чуть ли не единственная радость в жизни – полет – так и не вернется.
Остальные камеры на этом уровне оказались пусты. Пусты, заброшены или разгромлены неведомым зверем.
Лишь в последней обстановка отличалась. Там не было ни койки, ни стола, а лишь невысокий топчан с лежаком из кожзаменителя.
Бросив туда мимолетный взгляд, Рейнбоу Дэш ощутимо вздрогнула и расправила крылья. Отведя глаза, она чуть ли не бегом скатилась вниз по загрохотавшей железной лестнице, и уже на первом этаже пробурчала сквозь зубы что-то невразумительное.
Гайка не сказала ни слова: она тоже узнала этот безобидный с виду предмет мебели. Похожий на медицинскую кушетку или массажный стол, он отличался тем, что по бокам свисали на цепях с карабинами широкие круглые браслеты, пригодные для фиксирования понячьих ног. Точно такие же, какие сейчас были на Рейнбоу Дэш.
Похожий как две капли воды топчан стоял в большой комнате дома, принадлежащего Алексу Вендару.
И Гайка неоднократно видела, для чего использовал хозяин Рейнбоу Дэш эту мебель.
Когда разгорелся костер из старых скамеек, сваленных в кучу на первом этаже основного зала, мышка осторожно привлекла внимание пегаски, не проронившей ни слова, и будто бы замкнувшейся в себе:
– Дэши…
– Чего? – угрюмо отозвалась та, не поворачивая головы.
– Сожжем его.
Лазурные уши, до того грустно опустившиеся, встали торчком:
– А?
Гайка подняла взгляд выразительных глаз, в которых сейчас отражалось пламя:
– Я говорю, принеси сюда этот чертов стол и кинь его в огонь…
…Как выяснилось, когда горит кожзам – он ужасно воняет. Но Рейнбоу Дэш, слезящимися глазами смотря на то, как ненавистную мебель пожирает пламя, даже не думала отходить.
Гайка, стоя рядом, словно чувствовала сама эти гнев и облегчение, испытываемые пегаской.
– Даже если, – вдруг подала голос та, – это не тот самый топчан… а просто точно такой же… Пусть он все равно горит. Вместе с прошлым. И Алексом. В аду!
Вспышка за окном сопроводилась чудовищным по силе громовым раскатом, а в вентиляции раздался оглушительный вой ветра, эхом отразившийся от стен бывшей тюрьмы…
Пони и мышь переглянулись.
Этот вой отличался от остальных, и обе уже слышали его.
– Дверь закрыта? – спросила Гайка, и Рейнбоу кивнула:
– Да, чтобы сквозняк не гулял. А других дверей тут вроде бы нет?
– Есть, – сказала мышка и показала в дальний конец зала. – Вот там и там. Но они закрыты и завалены даже.
Куча дров, бывшая старыми скамейками и массажной кушеткой, просела, и в воздух взметнулся сноп искр.
– И сразу как-то легче стало, – буркнула Рейнбоу Дэш и злобно сплюнула в костер.
– Мне показалось, что тебе захочется это сделать.
– О да. Еще как… – пегаска осеклась и вдруг, посмотрев Гаечке в глаза, улыбнулась. – Спасибо, мелкая.
– Пожалуйста, – вернула улыбку мышка. – Хочешь, расскажу смешную историю?
Пони снова уставилась в огонь, и Гайке подумалось, не поспешила ли она. В костре с треском осели остатки кушетки, оставив стоять только обугленный каркас.
– Лучше расскажи, как ты умерла, – попросила пегаска.
Гайка вздохнула. Раньше или позже этот вопрос бы всплыл.
– Примерно как ты, – ответила она. – Спасая других, в плазменном огне. Хочешь подробный рассказ?
– Хочу.
– Тот судья, с которым ты дралась… он выжил все-таки.
– Вот он и осудил… сначала меня, потом тебя, – буркнула Дэш.
Гайка продолжила:
– Мне пришлось его увлечь за собой, в камеру очистки… и продуть ее плазмой.
– Офигеть, как подробно, – фыркнула Рейнбоу. – Если встречу Скуталу, так уши накручу, на всю… навсегда запомнит. Для чего, спрашивается, я жертвовала собой?
– Скуталу с нами не было, – пояснила Гайка. – Она осталась на ранчо. В лазарете.
Пегаска вздохнула. Как показалось мышке – облегченно:
– И на том спасибо. Это вселяет надежду, что я не встречу ее здесь, – пони перехватила взгляд мышки и спешно добавила. – Если, конечно, допустить, что это типа и впрямь загробный мир.
Костер с гудением пожирал старые доски, оставляя после них оплавленные и обугленные остовы. Только каркас от массажного стола выделялся: качественная сталь не капитулировала перед пламенем в отличие от дешевого железа, шедшего на основу тюремных скамеек.
Гайка и Рейнбоу успели разогреть несколько консервных банок и перекусить. В этот раз им достался горошек, томатная паста, фасоль и маринованный сладкий перец.
Поедая получившийся импровизированный салат, Рейнбоу философски заметила:
– Сегодняшний обед – просто отвратителен. Как сказала бы одна моя подруга, «гастрономический терроризм».
– И чем тебе не нравится горошек?
– Да ну, сырье для пердежа.
Здесь, в мрачной тюрьме, с бушующим снаружи ураганом, плоская шутка смотрелась удивительно глупо. И смешно.
Мышка неуверенно хихикнула. Потом Рейнбоу.
А через мгновение тьма, сгустившаяся вокруг костра, будто в страхе отдернулась от двухголосого смеха и вспыхнувшего ярче обычного пламени.
Неожиданно все здание сотряслось до основания. С потолка посыпалась ветхая штукатурка, а решетки задребезжали в несмазанных петлях.
От неожиданности обе путешественницы резко смолкли, и Дэш даже выронила банку с недоеденным горошком.
По полу у дальней стены, за которой на некотором отдалении начинался каньон, прошла тонкая трещина. Зловещий хруст бетона раздался в шуме урагана, явственно потянуло сквозняком с улицы.
– Кажется, берег каньона подмыло, – сказала Гайка.
– Прелестно, – буркнула пони. – Не хватало еще того, чтобы эта тупая тюрьма обрушилась в пропасть.
– Да нет, – мышка почесала в затылке, – там еще довольно далеко до обрыва. Наверное, просто грунт просел. Сколько лет уже этому месту…
– Ну да, а мы пришли и все порушили. Мышка бежала, хвостиком махнула, здоровая бетонная хрень – бах! Упала и разбилась.
– Я тут ни при чем! – возразила Гайка.
Повисла гнетущая тишина, нарушаемая ревом шторма и шумом дождя. Обе путешественницы вслушивались в темноту, ожидая новых сотрясений, но нет: все было тихо.
Мышка и пони синхронно и с облегчением вздохнули.
– А что это за подруга, которую ты помянула? – спросила Гайка. – Ты говорила, тебе не нужны друзья.
– Что, неужели всевидящий глаз мистера М не заметил очевидного? – усмехнулась пегаска. – Не поверишь, но я не всегда была такой одинокой.
– Я помню. Но думала, ты не очень любишь… сближаться с другими.
– Теперь не люблю. А раньше…
– Раньше был кто-то, кто тебе дорог?
Рейнбоу усмехнулась.
– Ага. «Катберт и Алан», как ты выразилась. У меня и вправду были… друзья.
– Люди?
– С ума сошла? – фыркнула пони. – Чтобы я доверилась людям после того, что они со мной сделали? А раньше Алекс практически никого ко мне и не подпускал.
– Не могу поверить, что в твоей жизни не было ни единого человека, которому ты могла бы довериться, – возразила Гайка.
– Алексу я доверяла безоговорочно, – огрызнулась пегаска, – до тех пор, пока он не связал меня и не начал насиловать.
– Ты прекрасно поняла, что я имею в виду, – возразила мышка, но не раздраженно, как можно было ожидать, а спокойно и даже как-то сочувственно.
– Ладно, ладно… Был один такой человек, – тихо сказала пегаска, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, а в носу противно защипало, – который знал меня с детства, и которому я могла доверять…
…Доктор Филип-Жозеф Салазар, сделавший себе имя в области медицины негуманоидных синтетов, только что отужинал и уже подумывал о том, чтобы готовиться ко сну.
Казалось, годы снова начинали нагонять его: минуло десять лет после того, как доктор омолодился, и теперь выработавшие ресурс наниты требовали обновления.
Зуммер входной двери привлек внимание человека.
«Кто так поздно? – подумал доктор, бросив мимолетный взгляд на часы, – не иначе, случилось что...»
Подойдя к двери, он увидел на экране камеры нетерпеливо переступающую с места на место лазурную пегаску-синтета с радужной гривой. Собрана пони была будто в поход.
Хмыкнув, доктор открыл дверь.
– Чем могу быть полезен, Рейнбоу Дэш? – спросил он.
– Доктор Салазар! – воскликнула пони и взлетела, повиснув прямо напротив лица человека. – Простите за беспокойство в столь поздний час... Я Дэш Вендар!
Филип-Жозеф удивленно вскинул брови:
– Дэш Вендар?.. Что случилось? Где... Впрочем, не здесь. Заходи скорее.
– Спасибо!
Пегаска, приземлившись, проскользнула мимо посторонившегося доктора, и тот в задумчивости затворил дверь.
Алекс Вендар перестал приводить к нему воспитанницу больше года назад, и доктор сделал вывод, что прекрасная, лучащаяся здоровьем и энергией пегаска бесславно погибла на арене.
Но, как выяснилось, нет.
Когда Рейнбоу умылась и выпила стакан воды, Филип-Жозеф спросил:
– Что случилось, Дэши? Тебе нужна помощь?
– Да... Да! Доктор, очень нужна!
– Где болит? – деловито осведомился доктор. – Почему Алекс мне не позвонил?
Мордочка Дэш вдруг исказилась, а в огромных глазах заблестела влага.
Пегаска бросилась к человеку и неожиданно обняла его, содрогаясь в сдавленных рыданиях.
Догадка пронзила опытного врача словно игла.
– Идем, – сказал он, погладив пони по гриве, и та вздрогнула, будто от удара. – Все рассказы потом. Срочно в смотровую.
– Я не...
Доктор, не обращая внимания не лепет пони, взял планшет и подтолкнул пони в сторону домашнего медотсека, оборудованного на экстренный случай.
– Доктор... – снова начала Рейнбоу Дэш, но тот не слушал:
– Быстро, раздевайся и на стол. Вопросы, объяснения – потом. Ничего не желаю слушать до того, как проведу диагностику.
Рейнбоу хотела было еще что-то сказать, но под строгим взглядом доктора старые привычки взяли свое.
Филипу-Жозефу пришлось приложить немалые усилия, чтобы сохранить спокойствие при виде обнажившихся шрамов и едва заживших гематом. Когда же пегаска повернулась хвостом, пришлось сжать зубы, чтобы не выругаться.
Сказать, что на Рейнбоу Дэш Вендар живого места не было, означало практически точно поставить диагноз даже без сканеров.
Доктор почувствовал себя уязвленным. Так, вероятно, чувствует себя художник, на глазах которого разрисовали маркерами его лучшую картину. Зодчий, чье творение разрушили безжалостные варвары...
Взгляд виноватых рубиновых глаз поднялся на человека.
– Простите, доктор Салазар... После начала боев Алекс всегда лечил меня дома...
– ТЫ просишь прощения?! – изумился доктор, не забывая программировать сканер. – Да что ты такое говоришь!.. – он бросил взгляд на экран. – Гематомы, ушибы, порезы... Ладно, это арена... Святый боже, что с тобой делали?! Кто?
Лазурные уши опустились вместе с глазами. На смотровой стол упала пара горячих капель.
– Это... Это Алекс.
– Когда?
– Давно... он давно начал... насиловать меня.
Доктору Салазару снова потребовалось усилие, чтобы совладать с собой.
– Покажи мне, – попросил он, стараясь, чтобы голос оставался ровным.
Пегаска вздрогнула.
– Нет, доктор... Не надо меня ТАМ трогать, пожалуйста!
– Сейчас же, Дэши. Я врач, меня не надо стесняться.
– Я уже не жеребенок, чтобы стесняться! – вдруг взорвалась Рейнбоу. – Я убежала из дома, мне страшно! Я лечу, не останавливаясь, третьи сутки и безумно боюсь того, что он догонит меня! У меня нет времени копаться в собственной...
– Тихо, – негромко, но властно сказал врач, опустив руку на шею пони и погладив ее, чем снова вызвал приступ нервной дрожи, – мне нет дела, гонится за тобой кто-то или нет. Ты в моем доме, это частная территория, и если сюда кто-то заявится без полицейского ордера, то мое право его не пустить. А если он попытается вломиться, система защиты его поджарит разрядником. Ты в безопасности. А теперь, раз уж ты решила довериться мне и пришла, то доверяй полностью, хорошо? Обещаю, я не буду тебя сильно трогать.
Гнев пегаски будто напоролся на скалу спокойствия доктора. Воинственно расправившиеся крылья сложились, и пони молча припала на передние ноги, трясясь как осиновый лист.
«Еще и программу синтету сбил, – подумал доктор, с предельной осторожностью отодвигая в сторону радужный хвост. – Что за люди, а...»
Свободной рукой он взял один из манипуляторов автодока, оканчивающийся «бережной» насадкой диагноста, что напоминала кисточку с длинными волосками-щупами.
– Больно не будет, – пообещал он дрожащей пони, хотя совершенно не был уверен в своих словах в свете увиденного...
…Спустя короткое время Рейнбоу Дэш была приведена в относительный порядок регенеративными повязками и гелем, накормлена бутербродами и напоена чаем с конфетами, после чего усажена за стол рассказывать. Доктор не поскупился и заказал в срочной доставке товаров пару брикетов сена от «Хасбро», сейчас не думая о накладных расходах.
Положа руку на сердце, он так и не смог до конца перестать жалеть синтетов за всю многолетнюю карьеру. Может быть, это была старческая сентиментальность, но сейчас он видел перед собой не искусственное существо для развлечения, а зареванную, испуганную девчонку. Ту, что пропала больше чем на год и только сейчас решилась долететь до того, кому в жизни доверяла.
Девчонку, которая раньше напоминала веселую радужную искорку, а теперь превратилась в загнанного взъерошенного зверька. Обойтись подобным образом с живым существом доктор Салазар считал настоящим преступлением против человечности и медицины в частности.
Судя по тому, что с Рейнбоу сделал Алекс Вендар, той было больно даже просто двигаться. Как она умудрилась долететь через два десятка субрайонов, вообще было загадкой.
Картинка обрисовалась безрадостная.
Рейнбоу Дэш Вендар сбежала из дома, устав терпеть побои и сексуальное насилие, что началось примерно год назад, после проигрыша в чемпионской лиге арены клуба «Пони-Плей». И теперь пегаска бежала без оглядки, не сомневаясь, что Алекс отправился в погоню.
– Мне нужно спрятаться, доктор Салазар, – закончила поняша свой рассказ. – И хотя бы совет, где это можно сделать так, чтобы Алекс меня не нашел.
Филип-Жозеф ненадолго задумался. Ему никогда не надо было где-то прятаться, но если бы пришлось, он, скорее всего, выбрал бы Окраины, где мало следящих устройств, почти нет полиции и вообще присутствие муниципальных властей минимально.
Об этом он сказал Дэш и увидел, как на миловидной мордочке проступила робкая улыбка.
– Когда я был молодым, – добавил доктор, – я ездил почти к самым Окраинам на вызов в одно заведение... В общем, в трущобах там была видна недостроенная башня старого Сити, Не уверен, что на нее можно взобраться без флаера или чего-то подобного: леса давно сгнили и рухнули, а вот железобетонная основа еще стоит, и долго будет стоять. Попробуй там. Только договорись с местными, чтобы найти средства к существованию.
– Спасибо, доктор Салазар, – тихо проговорила пони. – Я немедленно...
– Нет, – перебил Филип-Жозеф. – Немедленно ты сделаешь только одну вещь: отправишься спать вот на этот диван. А утром, позавтракав, уже отправишься к своему новому убежищу.
– Я хочу сейчас!
– Координаты района я все равно скажу тебе только завтра, – отрезал доктор, слегка хлопнув ладонью по столу. – Причем после душа, смены повязок и плотного завтрака, не раньше. Это понятно? Считай это врачебным предписанием.
– Да, доктор, – опустила пегаска взгляд и снова всхлипнула. – Спасибо Вам...
– Не волнуйся, – заверил еще раз Филип-Жозеф. – Здесь ты в безопасности, и от меня точно никто ничего не узнает о тебе. Обещаю.
...Отправляясь к себе, доктор Салазар бросил взгляд на уснувшую пегаску. Получив заверения в безопасности, медицинскую помощь и впервые за три дня нормально поев, та попросту отключилась на диване, и осталось только накрыть ее одеялом и удалиться.
Предлагать остаться доктор не стал: объяснить друзьям и родственникам появление радужной пегаски было бы сложно, кроме того, элементарное сканирование быстро выявило бы беглянку, наверняка объявленную в розыск. Чип был уже перебит, судя по ожогу на загривке, попросту оголенным проводом бытовой сети. Нейропрограмматора же у доктора не было ни здесь, ни в клинике.
Поэтому Рейнбоу оставалось только бежать. Бежать без оглядки, чтобы достигнуть убежища раньше, чем жестокий хозяин отыщет ее...
– …но это мне не помогло, – завершила свой рассказ Дэш. – Алекс все равно нашел меня и вернул. И заставил горько пожалеть о том, что я пыталась сделать.
– Прости, – сказала Гайка, опустив взгляд.
– Да, причем тут ты… – отмахнулась Рейнбоу. – Я тебя даже не знала тогда. Наивная, испуганная лошадка, в ужасе бегущая от воплощенного ужаса…
– Как Скуталу? – спросила Гайка и тут же пожалела об этом, потому что Дэш отвела взгляд и сжала зубы. – Прости.
– Что заладила, «прости» да «прости», – проворчала голубая пони. – Прощаю! Теперь тебе легче?
За окном ударил гром, заполняя повисшую паузу. Гайка почувствовала себя неловко. В конце концов, кто дал ей право лезть в душу радужной пони, вся прошлая жизнь которой напоминала натуральный ад?
– Это он был твоим другом, да? – спросила, наконец, мышка.
– Нет. С того случая я больше не виделась с ним. Я говорила про дорогих мне пони, не людях. Твайлайт Спаркл МакАлистер и Рейнбоу Дэш Хоул.
В голосе пегаски прозвучало что-то новенькое: теплота. Да и уголки рта приподнялись в легкой улыбке.
– Расскажешь? – попросила Гайка. – Хоул я знала, она была одна из тех пони, что ходили в клуб добровольно и даже с удовольствием. А кто такая МакАлистер?..
Пегаска покосилась на мышку. Неодобрительно, будто та сказала что-то обидное про ее друзей. Но, вопреки ожиданиям, Дэш даже не стала отпираться и начала рассказывать. Про свое знакомство с будущими друзьями и первые бои. Совместные посиделки и немногочисленные радости в жизни пони-гладиаторов. И настоящая, что бы там ни говорили некоторые яйцеголовые нейропрограммисты, дружба.
Крылатая пони сама даже не заметила, как впала в характерное для этого мира погружение в прошлое, будто заново переживая события той, прошлой жизни…
…Рейнбоу Дэш Вендар терпеливо дожидается, пока Алекс присоединится к ней за завтраком.
Сегодня пятница, и в субботу на Арене обещают устроить большой бой. Но есть еще кое-что, что заставляет юную Рейнбоу волноваться.
– Ну? – вдруг спрашивает Алекс, накладывая Дэш отварное сено и поливая его густым ароматным соусом с овощами и травами.
Дэш вздрагивает и поднимает взгляд.
– Ты ерзаешь, значит, хочешь что-то сказать, – говорит Алекс. – Давай, спрашивай. За вопросы я не наказываю никогда, ты же знаешь. Даже за глупые.
Пегаска прижимает уши и краснеет.
– Можно мне... – лепечет она, но собирает волю в копыта и заканчивает уверенным голосом. – Можно мне в воскресенье сходить в кино с Твайлайт?
– Свидание? – уточняет Алекс.
Один из стереотипов про пони гласит, что все они – в той или иной степени «шаловливки». Это неудивительно: на каждого жеребца приходится кобыл по десять, а то и больше. Закон рынка и закон фэндома. Но Алекс в этом вопросе строг сверх всякой меры: никаких «случайных» связей на стороне. И даже запрещает Рейнбоу клопать и заниматься сексом в вирутальности. Последнее, правда, Рейнбоу все равно тайком делает: уж больно необычные ощущения, а тело подростка требует свое, несмотря на изнуряющие тренировки.
А претендентов на длительные отношения Алекс велит приводить к нему. Для обстоятельного разговора, видимо.
Дэш краснеет еще больше и спешно возражает:
– Нет! Просто в кино! Двухмерное, ретро.
– Твайлайт... которая? МакАлистер?
– Да.
– Иди, – коротко разрешает Алекс, пожав плечами. – Только не подведи меня в субботу.
– Не подведу, – радостно скалится Дэш, расправив крылья и отправляя в рот первую ложку. – Когда я тебя подводила?
– Никогда, – Алекс скупо улыбается и отпивает свой кофе. – Моя чемпионка…
…Рейнбоу Дэш Вендар никогда раньше не была в общественном транспорте.
Для перемещения по городу и за его пределы Алекс использует колесную машину, а в одиночестве пегаска летает на собственных крыльях.
Но Твайлайт Спаркл МакАлистер – единорожка и летать не может, и двум пони приходится воспользоваться маглевом.
Да, в продаже можно видеть модификацию Твайлайт с крыльями по прозвищу «Твайликорн». Но популярностью модель не пользуется, несмотря на дешевизну: цена конкретно этой модели прочно закрепила за «Твайликорном» репутацию «аликорна для бедных».
На двух гладиаторов не оглядываются: на этой станции пони часто садились или выходили из вагончика, и жители квартала давно привыкли к синтетам в целом и к разноцветным лошадкам в частности.
Твайлайт принарядилась для похода в кино, и было непривычно видеть яркого боевого телекинетика в скромной наглаженной юбке и легкой блузе. Только небольшой шрам на скуле и отсутствие самого кончика левого уха выдает в единорожке гладиатора. В остальном Твайлайт походит на себя: тихую книжную заучку из детского сериала.
Сама же Рейнбоу, как обычно, щеголяет в спортивной форме. Разве что на этот раз комплект поновее, чистый и яркий. Синий с белым, с красивой красной полосой.
– Здорово, что тебя отпустили, – говорит Твайлайт, столкнув копыто с Дэш, – я опасалась, что Вендар тебе не позволит.
– Почему нет? – вопросом отвечает та. – Я вчера заняла первое место на блиц-турнире, режим не нарушала... В воскресенье Алекс часто дает мне послабление.
– Поразительно, – качает головой единорожка, – каких разных Алексов Вендаров мы с тобой знаем.
– А вот как тебя отпустили из твоего лудуса? – меняет тему Рейнбоу Дэш, которую раздражают разговоры об опекуне.
Твайлайт смеется:
– Хозяйке все равно. Все что она требует – это тренировки и арена. Ну и еще возвращаться до поверки. На остальное ей начхать.
– Если ты будешь днями шляться всюду, попадешь в неприятности или собьешь режим, – вспомнив наставления Алекса, замечает Рейнбоу.
– Днями и не получается. Все будни заполнены тренировками и боями, да и выходные часто. А вот в свободное время нас не ограничивают.
– Это просто круто.
– Я тоже так считаю.
Кинотеатр «Лис» находится на другом конце квартала «Коппер Тауэрс», в котором располагается «Пони-Плей», и представляет собой укутанное голограммами теплых оттенков трехэтажное здание с колоннами.
Сюда без проблем пускают негуманоидных синтетов, и поэтому на двух пони, купивших билеты, никто не обращает особого внимания. Тем более, в толпе мелькает еще несколько знакомых разноцветных мордочек.
В зале стоят не только кресла, но и удобные для пони диванчики, а также несколько обширных лежбищ и приспособленных к маленьким или гигантским размерам стульев, помостов и насестов.
Кажется, публика интересует Дэш не меньше, чем сам фильм. Люди, гуманоиды, несколько крылатых созданий антропоморфного вида, разные фурри и даже пятиметровый лысый великан в грубой, но чистой рабочей одежде.
Воздух древнего кинотеатра пропах попкорном и лимонадом, оформленный в классическом виде зал заставляет сердце трепетать в предвкушении.
– Что хоть за фильм? – спрашивает Рейнбоу Дэш, устраиваясь на диванчике и ставя рядом большой стакан с попкорном. – Ты говорила, ему больше сотни лет?
– Тебе понравится, – улыбается Твайлайт. – Ты ведь читала о приключениях Дэринг Ду?
– Конечно!
– Ну вот, это похоже. И не выглядит глупо по сравнению со многими подобными произведениями.
– Мне уже интересно.
Пони довольно хихикают.
На соседний диванчик приземляется Дитзи Ду, одетая в толстовку и джинсы. Вежливо кивает сородичам и устремляет взгляд на экран. Рейнбоу про себя отмечает, что глаза пегаски не косят, а в соломенной гриве полно седины.
Свет начинает медленно гаснуть. Гомон заполненного зала стихает, и на двухмерном экране появляется древняя заставка давно сгинувшей киностудии.
Следующие два часа для Рейнбоу Дэш оказываются заполнены увлекательными приключениями археологов, случайно пробудивших к жизни древнюю мумию. Действительно, фильм напоминает приключения Дэринг Ду, разве что главными героями оказываются люди. Да и работают командой.
Это Рейнбоу нравится. Конечно, быть героем-одиночкой круто, но куда лучше чувствовать поддержку друзей.
Рейнбоу Дэш чувствует, как в груди разливается чувство теплой привязанности к Твайлайт.
Кто-нибудь мог бы сказать про императивы поведенческих программ, направленных на дружбу между героями сериала, но пони его все равно не стали бы слушать.
Пегаска даже ловит себя на мысли, что хочет обнять подругу, и от этого слегка краснеет, благословляя полумрак кинозала.
Когда же фильм кончается, пони выходят из театра в приподнятом настроении, с улыбкой обсуждая увиденное.
– Полетишь домой сама? – спрашивает Твайлайт, когда восторги малость утихают. – А то дело к вечеру.
– Могу тебя проводить, – улыбается пегаска. – Алекс разрешил мне вернуться поздно и знает, что я с тобой.
Твайлайт вздыхает.
Ей хочется напомнить об опасности сближения гладиаторов Арены. Но глядя в эти восторженные рубиновые глаза, лавандовая единорожка понимает, что ей попросту не хватит духу. Да и положа копыто на сердце, ей нравится эта Рейнбоу, даже в таком месте как «Пони-Плей» и несмотря на жизненные невзгоды остающаяся жизнерадостной и вдохновленной.
«Я еще пожалею об этом», – думает Твайлайт Спаркл МакАлистер и кивает:
– Хорошо. Идем тогда обратно на маглев.
Две пони, прижавшись боками, направляются прочь от кинотеатра.
Если бы Рейнбоу Дэш Вендар кто-нибудь спросил сейчас, она бы ответила, что это был один из лучших вечеров в ее жизни...
– А где сейчас Твайлайт МакАлистер? – спросила Гайка, вырвав пегаску из воспоминаний и прервав рассказ.
– Умерла, – буркнула пони, к которой будто бы мгновенно вернулось мрачное расположение духа. – Как и Дэш Хоул.
Тяжелый взгляд поднялся на мышку, и та опустила глаза:
– Прости я...
– Опять ты за свое. Ты не виновата, это... – Рейнбоу осеклась и навострила уши в темноту, откуда разжался тихий шорох.
Из-за шума бури, гудения огня и потрескивания дров шагов слышно не было, но в круг света неожиданно запрыгнула белая лисица. Судя по всему, та самая, встреченная в окрестностях дома Брейна.
Мокрая и взъерошенная, она встала возле огня и вопросительно, как показалось, посмотрела сперва на Гайку, потом на Рейнбоу.
– Можно, – сказала мышка, вспомнив слова Брейна о разумности зверька. – Если не смущает есть горошек, присоединяйся к ужину.
Белая мордочка отрицательно качнулась, и взгляд глаз-бусин мимолетно метнулся к дверям. Лисица подошла к противоположной от путешественниц стороне костра и отряхнулась. Брызги с шипением исчезли в пламени.
Обеим спутницам подумалось, что раз лисичка тут, значит, мог поблизости оказаться и тот страшный волк.
И точно. Вновь раздавшийся волчий вой прозвучал куда ближе. И страшнее.
– Жеваный торт, – выругалась Рейнбоу и бросила на лисичку неодобрительный взгляд. – Не было бы тут тебя, может, этот гребаный волк и прошел бы мимо… что?!
Лисичка, снова отрицательно покачав головой, указала на пони. Потом посмотрела на дверь и снова ткнула в Рейнбоу лапкой.
– Кажется, она хочет сказать… – начала было Гайка, но пегаска перебила:
– Лягать то, что она там хочет сказать! Не было печали, приперлась!..
Дальнейший спор прервал грохот. Все повернулись на шум, и в следующий миг Рейнбоу Дэш почувствовала, что грива и шерсть на загривке встают дыбом.
Потому что закрытая и подпертая скамейкой дверь сейчас валялась на полу. Шум дождя усилился, и в зал тюрьмы ворвался холодный ветер, заставивший пламя загудеть и задрожать: в наружных помещениях целых стекол почти не было.
Но всем стало не до костра, потому что белесым силуэтом на фоне темного дверного проема стоял, опустив голову, волк.
Огонь отразился в двух серо-стальных глазах. И если бы кто-нибудь спросил сейчас Рейнбоу Дэш, она бы ответила, что этот мертвенный свет был самой жуткой вещью, что пегаска видела в жизни.
Волк вымок насквозь, но непохоже было, чтобы он собирался отряхиваться. Медленно шел вперед. Скалился, но не рычал.
И, не отрываясь, смотрел на Рейнбоу Дэш, и та с ужасом поняла, что монстр все это время шел только... за ней.
Лисичка, поджав хвост и прижав уши, тявкнула и шагнула вперед, оказавшись между путешественниками и медленно идущим вперед волком.
Тот не торопился: добыча была здесь и не могла никуда деться.
И много страданий, боли и страха, по следу которых он шел.
Наверное, в каком-нибудь дурацком ужастике сейчас сверкнула бы молния, бросая на стены и пол зловещие тени. А после прогремел бы гром.
Но нет. Зверь наступал в гнетущем молчании, и только рев урагана наполнял старую тюрьму.
Рейнбоу, не отрываясь, смотрела прямо в глаза хищника. В такие знакомые, до ужасающей боли знакомые глаза, каких не бывает у зверей.
Гайка же вместо белого волка видела другое: огромный маламут со взглядом, искрящимся злобой и холодным рассудком.
Стил Фитцжеральд, начальник синтетской части охраны особняка и воплощенный кошмар живых игрушек молодого хозяина…
Она отстраненно подумала, что Брейн неправ: сейчас ей очень хотелось, чтобы миниатюрный лазер работал. Пусть тонкий луч не мог, как рассчитанный на человеческую руку бластер, прожечь противника насквозь, но, как показал опыт, разозлить и отвлечь на себя – вполне. К тому же, оставались еще глаза…
Лисица тем временем преградила путь зверю в несколько раз больше себя.
Волк, казалось, только сейчас заметил помеху и перевел на нее взгляд. Два белых зверя стояли друг напротив друга, будто бы неслышно переговариваясь, после чего волк вдруг угрожающе пригнул голову.
Предупреждающий рык заставил Рейнбоу Дэш вздрогнуть и словно бы вынырнуть из безотчетного ужаса, в который нырнуло сознание…
«…– Итак, на чем мы остановились? – раздался у нее в голове собственный, искаженный злобой и безумием голос. – Кажется, на медленной, мучительной смерти для тебя?»
Пегаска почувствовала, как хвост позорно поджимается. Ей еще никогда в жизни не было так страшно.
Сейчас, загнанная в угол, она понимала, что остается только драться. Или молча сдаться, лечь, закрыть глаза и ждать своей судьбы, даже не надеясь на милосердие голодного хищника.
Она как во сне видела белую лисичку, что грозно ощерилась и бросилась на огромного волка с человеческими глазами. Тот даже отдернул морду от неожиданности, когда маленькие и острые зубки щелкнули буквально в сантиметре от его носа.
А в следующий миг страшные клыки перехватили отважную лисичку поперек тела. Волк, потрепав добычу, бросил ее под ноги. Опустил морду, готовясь добить свою жертву, но, похоже, лисе хватило: зверь оставил ее и перешагнул через неподвижное тельце как через сломанную игрушку…
Серо-стальные глаза поднялись.
«Ты следующая», – прочитала пегаска в них, и будто впрямь услышала этот голос в голове.
Непохоже было, что огромный хищник приложил хоть малейшее усилие в короткой схватке с лисой, так что ему какие-то пони и мышь?..
– Стой! – вдруг раздался голос, и Дэш как в замедленной съемке увидела, как прямо к белому волку бежит, подхватив какой-то гвоздь, Гайка.
Воображение быстро нарисовало разверзнутую пасть, полную острых клыков, в которой исчезает с коротким вскриком та, к кому Рейнбоу успела хоть немного, но привязаться. И даже если сейчас волшебным образом заработал бы антиграв, и удалось улететь, воспоминания об этом стали бы преследовать Дэш днями и ночами.
«И без того прошлое покоя не дает…» – отрешенно подумала пегаска.
…Гайка прекрасно понимала, что здесь и сейчас бежит навстречу гибели. Даже более ясно, чем когда уводила от измученных, раненых друзей человекоподобное чудовище по имени Судья Рок.
Белый волк двигался неспешно: его добыча была здесь, беззащитная и загнанная в угол. Создавалось впечатление, что он просто смакует момент, нависая над поверженной лисицей, белую шерстку которой обагрила кровь.
Гайка, сжимая в руках острую железку, понимала, что у рыцаря с мечом против огнедышащего летающего дракона – и то больше шансов.
Но стоять и смотреть было выше сил той, кто годами рисковала жизнью ради других.
На морде волка отобразился оскал, удаленно напоминающий улыбку. Если бы речь шла о разумном синтете, Гайка бы решила, что монстр просто наслаждается моментом.
И когда мышка уже решила, что сейчас зверь стремительно атакует, и у нее будет один-единственный шанс всадить свое оружие в оскаленную пасть, мимо нее, обдав запахом дыма, пронеслась радужно-голубая молния.
Гайка уже видела, как Рейнбоу Дэш Вендар дерется с более сильным противником. Судья Рок, полубоевой синтет, не моргнув глазом перебивший целый взвод полиции, хотя и победил в той схватке, на пегаску потратил куда больше времени и сил, чем рассчитывал.
Оставалось надеяться, что и волк недооценит цветастую лошадку в метр ростом.
Лошадку, которая с детства готовилась стать бойцом.
Рейнбоу Дэш Вендар приходилось раньше драться с хищниками: Алекс несколько раз выставлял ее против разумных синтетов-зверей. Однажды на Арене она столкнулась с алмазным псом, а раза четыре – с грифонами. Правда, эквестрийскими, небольшого роста, но зато с полноценным разумом.
Потом были злобные собаки, пума и даже какое-то бронированное чудище, пышущее ядовитым газом. К счастью, последнее было достаточно неповоротливым, чтобы Дэш успела найти на его теле пару уязвимых точек и добить монстра прежде, чем тот превратил всю Арену в зону химического поражения.
…Гайка пару секунд шокировано наблюдала, как лазурная пегаска сошлась в клинче с огромным белым зверем. Рыча ничуть не хуже.
Клацанье зубов, летящие шерсть и перья, глухие звуки ударов копытами вызвали у Гайки воспоминание о том, как однажды ей пришлось поприсутствовать на собачьих боях. Зрелище было просто отвратительным, особенно когда поверженного пса сородичи стали жрать прямо на глазах зрителей, пьяных от крови.
Вдвойне отвратительнее было, что все псы-бойцы были синтетами и обладали разумом. По мнению Гайки, только технически: ибо разумные существа просто не могут так себя вести.
Два тела, белое и голубое, кувыркались по полу, круша импровизированный лагерь. Едва не угодив в костер, они укатились в темноту к дальней стене и, суда по грохоту, навернули одну из куч старой тюремной мебели.
Мышка проводила их взглядом. Опомнившись, она метнулась к костру. Общеизвестно, что звери боятся открытого огня. Даже разумные синтеты: этот инстинкт слишком силен, чтобы его полностью подавила поведенческая программа. Лезть в драку тех, кто в десять раз больше тебя – это глупо. Но вот напугать, а может, даже прогнать зверюгу…
– Сдохни, сука! – раздался сквозь шум драки голос Рейнбоу Дэш, после чего последовал особо смачный удар копытами, сопроводившийся влажным хрустом и взвизгом боли.
«Так тебе», – довольно подумала мышка, но в следующий миг воздух сотрясся от отчаянного крика пони.
Гайка с горящей палкой в руке подбежала к месту схватки. Рыжие всполохи выхватили из темноты нависающего над пегаской волка. Тот, весь покрытый пылью и кровью, вцепился клыками в переднюю ногу Рейнбоу Дэш, которая, уберегая горло, закрывалась от зубастой пасти. Сильными лапами волк наступил на ноги и крылья пони, не давая ей встать, и вообще в драке проявил себя на удивление умело.
Мышка уже было замахнулась своим оружием, как тюрьма вдруг вновь сотряслась. Трещина прошла по полу, отделяя живых существ от костра, сверху посыпались куски штукатурки и бетона. В следующий миг в новоявленной расселине завыл ветер, а внутрь помещения начали залетать струи дождя.
Казалось, эта драка нарушила хрупкое равновесие штормовой ночи под крышей, и хаос бушующего снаружи урагана ворвался в древнюю тюрьму, которая еще час назад казалась такой безопасной.
Пол покачнулся, и волк слегка потерял равновесие. Рейнбоу Дэш, взревев от боли, воспользовалась моментом и вывернула ногу из пасти. При этом на ее собственную мордочку брызнула кровь, но пегаску это не волновало.
Гайка не могла об этом знать, но пони от страха и ярости даже с трудом воспринимала реальность. Для нее остались только эти глаза: серо-стальные, прямиком из ночных кошмаров.
К счастью, тренированное тело не нуждалось в указаниях разума для боя. Отточенные движения обороны от четвероногих хищников получались будто сами собой.
Ей казалось, что эта схватка длится вечно. Адреналин кипел в крови, а несчастный, загнанный в угол разум изо всех сил гнал прочь панические мысли о том, что жуткий зверь – сильнее. И слишком умен, чтобы попадаться на примитивные уловки.
Освободив переднюю ногу из хватки зубов, а заднюю – от волчьей лапы, Дэш от души лягнула зверюгу туда, где находится уязвимое место всех самцов. Тот судорожно вздрогнул и отшатнулся.
Рейнбоу, перекатившись на живот, попыталась встать и со стоном припала на переднюю ногу, покусанную зверем.
Мысль о том, что волку сейчас достаточно просто прыгнуть вперед и вонзить зубы в радужную холку, прошла как-то отстраненно. И что пары секунд, чтобы собраться с силами, у пони просто нет.
И в этот миг, когда хищник и вправду дернулся к беззащитной Рейнбоу, через нее с сальто перепрыгнула Гайка, и без паузы в движениях огрела волка по носу горящей палкой из костра…
Кто бы сказал мышке, что простой волк может издать такой преисполненный боли и ярости крик, она бы не поверила. Тюрьма вновь затряслась, и создалось впечатление, что именно этот злобный вопль был причиной.
Дальняя стена вместе с изрядным куском пола и стен вдруг вздрогнула и медленно, словно во сне, стала оседать. Крошились и трескались плиты пола, сыпались со стен блоки и гремели выпадающие из гнезд решетки. Поток холодного воздуха обдал мышку, и та успела заметить, что она и волк находятся на одной стороне трещины, а Рейнбоу Дэш – на другой.
А потом Гайка Коннорс перестала думать, потому что заскользивший в пропасть волк взмахнул передними лапами и на излете ударил разумную мышку когтями со всей звериной силы.
Крохотное тельце, из которого моментально вышибло сознание, отлетело куда-то к лежащей в луже крови лисице.
Рейнбоу Дэш же с ужасом увидела, как добрая треть тюрьмы с грохотом рушится в темный каньон вместе с изрядным куском почвы. Словно черная пасть исполина разверзлась с оглушающим ревом и рокотом, но гораздо страшнее было то, что за край продолжал отчаянно цепляться крупный белый волк.
Зубы клацнули в каком-то сантиметре от копыта Дэш, и та инстинктивно отпрыгнула, даже забыв про острую боль в ноге.
Они встретились взглядами, и в серых глазах отразилась досада.
– Аста ла виста, бэби! – едва соображая, что делает, не своим голосом выпалила Рейнбоу.
В следующий миг она, закусив до крови губу, взмахнула бесполезными крыльями и, подпрыгнув, нанесла свой коронный удар в прыжке с разворота.
Неуместно подумалось, что, увидь такую мощь, Алекс Вендар испытал бы гордость за воспитанницу.
Когтистые лапы, оставляющие на бетонном полу крошащиеся борозды, сорвались. Преисполненный отчаяния вой был слышен недолго: рев бури и грохот обвала быстро заглушили его.
Обессилев, пони упала на пол, неловко подвернув прокушенную ногу. Захлебываясь непрошеными слезами от боли и вцепившихся по новой когтей страха. От облегчения и накатившей от адреналина и кровопотери эйфории.
Молния осветила то, что осталось от тюрьмы, теперь нависающей над пропастью. Но Рейнбоу было уже плевать. Стиснув зубы и не с первой попытки встав, она, хромая, направилась туда, где в общей луже крови лежали маленькая лисичка и мышка-фурри…
К счастью, аптечка оказалась на прежнем месте, у костра, который под порывами ветра разгорелся ярче прежнего. Рейнбоу Дэш, рыча от боли в раненой ноге, перетянула бинтами сначала себя, потом обеих попутчиц.
Этого было явно недостаточно: все потеряли много крови, и последствия от укусов и когтей могли быть самые плачевные, особенно если волк был болен бешенством или еще чем. Да и банальное заражение было бы весьма некстати.
Сил искать новое убежище просто не было.
Рейнбоу, стащив одеяла в кучу подальше от отсутствующей теперь дальней стены, просто зарылась в них, предварительно затащив туда же мышку и лису.
Ей очень хотелось верить, что ураган вскоре утихнет, и можно будет продолжить путь в надежде встретить хоть какую-то цивилизацию.
А еще – что остатки тюрьмы не рухнут им на головы до утра.
…Рейнбоу Дэш проснулась от пульсирующей боли в ноге.
Выругавшись, она вылезла из кучи одеял и невольно сощурилась: яркое желтое солнце нещадно било прямо в пролом.
Присохшую повязку пришлось с руганью отдирать. Кровь остановилась, но рана лучше не стала: зубы чудовищного волка порвали лазурную шкурку и впились в мышцу, достав едва не до кости.
По опыту Дэш знала, что естественным путем раны от укусов заживают очень медленно.
Закончив со сменой бинтов, пони вновь полезла в кучу одеял.
Покопавшись там, вытащила сперва Гайку, потом странную белую лисицу. Обе так и не пришли в себя, и даже не шелохнулись, когда пегаска и им сменила пропитавшиеся кровью повязки.
Раны выглядели скверно: рваные и опухшие по краям. А еще у обеих раненых был жар, что свидетельствовало о большой вероятности заражения.
– Да чтоб вас, – выругалась Дэш, которая, положа копыто на сердце, и сама чувствовала себя не очень. – Только этого не хватало.
Она обратила внимание, что на шее Гайки висит тот самый медальон, что дал им Вард в начале пути. И что, судя по царапинам, именно на него пришелся основной удар волчьих когтей, способных пополам разорвать хрупкое тельце с тонкими костями.
– Ну просто перст, мать его, судьбы, – буркнула Рейнбоу.
Она покопалась в аптечке в поисках антибиотиков, но нашла только перевязочные, обезболивающие и желудочные препараты. Названия ничего не говорили, однако Брейн надписал фломастером, что есть что.
Но видимо, запасом антибиотиков не располагал и сам белый мыш.
Собрав вещи и взвалив на себя два легких тельца, пони вышла из здания тюрьмы. Не удержавшись, обошла вокруг и глянула в пропасть, еще вчера, казалось, такую далекую и безопасную.
Каньон за ночь стал шире. По крайней мере, местами. Подмытый дождем берег осел вниз, и след селевого потока явственно прослеживался вплоть до дна бурым языком на фоне желтоватой почвы с островками зелени. Естественно, никакого движения внизу не наблюдалось.
Воздух был наполнен свежестью, а над простором висела яркая радуга. Поглядев в ту сторону, Дэш увидела проступающие сквозь утреннюю дымку очертания металлического моста.
Настроение, и без того поганое, испортилось окончательно.
– Да ладно, – буркнула пегаска. – Серьезно, что ли?
Впрочем, других вариантов, кроме как вернуться назад, не было.
Пони, прихрамывая и ворча под нос, поцокала в том направлении, и вскоре вновь ступила на старое шоссе. Асфальт тут был в ещё более плачевном состоянии, и в протертых когда-то многочисленными колесами дырах виднелся все тот же желтоватый камень.
Город вскоре кончился, и Дэш об этом не жалела.
Ничего полезного здесь на глаза не попалось, а шарить по руинам не было времени: если не найти какой-то антибиотик или типа того, то существовала реальная опасность свалиться в горячке буквально к вечеру и стать немногим подвижнее попутчиц.
Через несколько минут Рейнбоу Дэш стояла у автомобильного моста. Старого и покрытого налетом ржавчины, но кажущегося вполне надежным. Уж, по крайней мере, способным выдержать вес маленькой пони с поклажей.
Смотря на перекинутую через пропасть дорогу, Рейнбоу думала о том, что висящая над степью радуга не поднимает ей настроение, а, наоборот, бесит.
И даже недавняя победа над кошмарным волком не прибавляла оптимизма, как можно было подумать. Наоборот, раздражение и гнев вызывало то, что после пережитого ужаса ничего не изменилось. Вот это и впрямь не походило на виртуальную игру: там после подобного обязательно был какой-нибудь приз.
Радуга и дорога на приз не тянули ну никак. По крайней мере, Дэш так считать отказывалась.
Не выдержав, пегаска выплеснула чувства, ни к кому конкретно не обращаясь. Разве что к неведомым создателям этого мира, которые наверняка сейчас от души потешались над терзаниями маленькой пони.
Эхо разнесло над каньоном хрипловатый крик:
– Что вам еще надо от меня?! Я преодолела страх! Я победила его!
Ответа не было.
Была лишь дорога и мост. А также осознание того, что маленькой белой лисе, да и Дэш с Гайкой требовалась медицинская помощь.
– Ни разу этот Путь не дает всего необходимого, – буркнула Дэш. – Как всегда, облапошили лошадку. Мы получаем лишь уродов, которые нисколько не облегчают жизнь, а также воспоминания, которые только заставляют еще больше страдать. Где теперь чертов доктор, клиника или хотя бы коновал?! Нет опасности для жизни?! Чтоб я еще раз в это сено, перемать, поверила! Пожелать нужное, ага! Желаю, так вашу растак! Доктора! Антибиотик хотя бы!.. Хрен там?.. Кто бы сомневался…
Выговорившись подобным образом, Дэш ступила на мост и поцокала на ту сторону. Воющий ветер заставлял старые конструкции дрожать и слегка покачиваться, но пегаска не боялась. Здесь не было ни шатких пролетов, ни оборвавшихся вант, а опоры вообще создавали впечатление построенных не так уж давно. И если ветра с дождями и доконают эту конструкцию когда-нибудь, то определенно не сегодня.
Когда мост кончился, и впереди вновь раскинулась холмистая равнина, Рейнбоу почувствовала, как пульсирующая боль в ноге словно разрастается. Нужно было спешить. Скоро она и сама не сможет ступить и шагу. Хорошо бы пуститься галопом, но с больной ногой нечего и думать.
Гайка издала тихий стон, не приходя в сознание, и Рейнбоу, не оглянувшись, процедила сквозь зубы:
– Не смей мне тут подыхать, слышишь! Не смей меня бросать! Меня и так все бросили. Только не сейчас. Только не здесь, – голос отважной пегаски вдруг стал тише и надломился. – Пожалуйста...
Дорога была влажной после дождя. И еще несколько капель, упавших на нее, не изменили общей картины…
…Рейнбоу, тяжело дыша, взобралась на очередной холм. Она давно бросила считать который. Какое-то время назад пришлось поджать раненую ногу: наступать на нее стало настоящей пыткой. Что делается под повязкой, думать не хотелось. Не хотелось думать и о том, в каком состоянии тяжелеющие с каждым шагом пассажиры.
После дождя степь зазеленела. Трава будто обновилась, и унылый пейзаж сменился пасторальными просторами. Даже желтое солнце прекратило нещадно палить, и лишь одаривало ласковым теплом.
Впрочем, пегаску все равно знобило. И совсем не тянуло ни наслаждаться чудесным деньком, ни щипать свежую травку.
Холмы тем временем стали выше и круче. Дэш вскоре вынуждена была идти по петляющей дороге: карабкаться на склоны с больной ногой и грузом на спине было слишком больно и утомительно.
Когда же она свернула за очередной поворот, то увидела, как на двух противоположных склонах примостился небольшой поселок. Как водится в этом мире – весьма запущенного вида, но явно жилого: стекла в окнах, печные дымы, чьи-то голоса и ухоженные газоны не оставляли сомнений.
А еще – над поселком, как и над покинутым несколько дней назад городом-призраком звездообразно сходилась исполинская транспортная развязка, непонятно на кой дьявол нужная в таком захолустье.
Впрочем, Дэш была и без того слишком вымотана, чтобы еще размышлять о таких вещах. Петляющая потертая дорога плавно переросла в сельскую улицу. Внимание сразу привлекло крупное двухэтажное здание ослепительно-белого цвета, утопающее в зелени сада и выглядящее гостеприимно и успокаивающе.
И главное – украшенное знаком красных креста и полумесяца. Насколько знала Дэш – это был знак медицины.
Оставалось надеяться, что там не откажут в помощи трем нечеловеческим существам и не бросят их подыхать на улице.
Это оказалось последней осознанной мыслью Рейнбоу Дэш на сегодня.
Силы измученного организма кончились прямо на пороге белого здания: сил хватило лишь на то, чтобы пройти через ухоженный садик, скрипя под копытцами мелким гравием дорожки, и рухнуть на белые ступени крыльца… аl*�)WE