Соломинка
Последняя
Быстрый вдох, крылья вниз, задержка полсекунды, медленный выдох, крылья вверх. Бриттл Вейв под крылом странной пегаски взлетела уже на такую высоту, о которой пони побоялась бы давать какие-то оценочные суждения. Проще говоря, высота была даже не головокружительной, она была просто ненормальной. Поверхность земли превратилась в голубые и белые разводы, линия горизонта стала отчетливо полукруглой, голубая полоска над закатом превратилась в тонкую ниточку, а всё остальное небо было залито густым лиловым цветом. Смотреть прямо вверх Бриттл побоялась, потому что краем глаза заметила там звезды. Почему-то ей показалось, что смотреть на звезды до заката будет неуважением к принцессе Луне, ведь, может быть, она прямо сейчас составляет какое-нибудь красивое созвездие и не хочет, чтобы простые пони видели незаконченную работу.
– Ну, как самочувствие? – спросила пони, наклоняя голову к Бриттл и придерживая дыхательную маску одной ногой.
– Знаете, очень странное, – отозвалась Бриттл через пару секунд на выдохе. Непроизвольно она стала разговаривать с большими паузами между словами, как бы переводя дух. Её спутница разговаривала так же, только паузы были покороче.
– Ты отлично держишься, любезная. Кстати, волшебство должно было начаться минуты две назад. Ты, главное, сразу скажи, если устанешь, или если станет трудно дышать, или еще чего-нибудь. Ты ведь знаешь, что не обязательно махать крыльями все время? Просто делай то же, что и я, крылья у тебя шикарные.
– Дурные они.
– Сама ты дурная. Ты с этими крыльями можешь даже без напёрышников на эшелоне висеть чётко. Если бы у меня были такие крылья, я бы эти гадкие напёрышники…
– Чего-чего гадкие? – переспросила Бриттл Вейв, впервые слышавшая это слово.
– Напёрышники. – пегаска носом указала на кончик своего крыла. Действительно, её маховые перья были необычайной длины и прямо от основания заключались в некие подобия больших перьев, по виду сделанных как будто из твёрдой ткани, в цвет лётного костюма. Хоть крылья этой пегаски и были размерами гораздо больше, чем у любого простого пони – пожалуй, они были даже длиннее, чем у принцессы – их маховые перья не могли быть настолько большими, эти «напёрышники» были надеты прямо на них.
– А зачем они? – Бриттл и сама догадывалась об этом, но вопрос задала машинально.
– Любезная, – отозвалась Двенадцатая, – не у всех такие шикарные перья как у тебя. К тому же на своих перьях не получится висеть на эшелоне больше двенадцати часов, там начинаются очень неприятные процессы в крыле. Я не доктор и не в курсе точно, но с напёрышниками можно летать дольше, это факт.
– Про эти штуки ясно, но я не понимаю другого, – ответила Бриттл, – почему там внизу так холодно, а здесь так тепло?
Бриттл и правда ничего не понимала. Они поднимались уже полчаса, не меньше, и по всем наблюдениям молодой пегаски должно было становиться только холоднее. Действительно, первое время холод буквально пронизывал пегаску, однако её странная спутница только ободряюще улыбалась и советовала не беспокоиться, мол, всё хорошо. И через сорок минут подъема всё действительно стало хорошо.
– Я не понимаю, – повторила Бриттл, с недоумением разглядывая капельки на стёклах очков. Буквально пять минут назад эти капельки были слоем инея. Температура хоть и не стала комфортной, но была явно выше нуля.
– А это и есть местное волшебство, любезная, – весело сказала пони, сделав широкий жест передней ногой.
– То есть кто-то из принцесс делает это место теплее, чем внизу? А зачем?
– Нет, это не принцессы. По крайней мере, они не влияют на это напрямую. В общем, тебе, наверное, еще рано это знать, но мы сейчас в слое инверсии. Сложная штука, солнечные лучи попадают туда-сюда, задерживаются воздушными слоями там-сям, всё такое. Короче, здесь тепло, и это полностью физическое явление. Вверх еще метров на четыреста, а выше… Ну, туда просто так лучше не соваться, если ты, конечно, не одета, как я.
Пони выпятила грудь и сделала движение, отдаленно напоминающее реверанс, при этом её хитрая амуниция отчетливо звякнула. Бриттл окончательно убедилась, что ходить по земле с этим передвижным складом было бы совершенно неудобно. Да и взлететь вряд ли бы получилось.
– Вот там я и работаю. Хотя и с моей шкуркой совсем высоко не подняться, мороз нестерпимый, да и дышать там нечем. У меня с собой есть запас смеси, хватает на дежурство, но это же не изолирующая система. Я слыхала, что где-то летают с полной изоляцией, но…
Слова пегаски были прерваны странным шумом, донёсшимся откуда-то из недр мешочков и коробочек, что висели на её правом боку. Чертыхнувшись, пегаска положила копыто на бок, откинула какую-то рукоятку и начала быстро крутить её, как ручку миксера. Послышалось противное жужжание, а затем негромкий щелчок. Пони приложила копыто к уху и нахмурила брови. Через несколько секунд сосредоточенное выражение на ее мордочке сменилось чем-то похожим на отчаяние вперемешку с отвращением.
– Ну теперь всё. Сейчас начнется… – выдохнула она, глядя куда-то вбок.
– Что начнется? – испугалась Бриттл.
– Я-то думала, что полетаю тут с тобой, поболтаем о том о сём… – пегаска снова ненадолго приложила копыто к уху, затем снова щелкнула переключателем где-то на боку и продолжила, обращаясь в пустоту, – да-а, да, сейчас. Батарейку мне потом сама заряжать будешь.
Бриттл несколько мгновений не понимала, что происходит, пока откуда-то не донеслось что-то напоминающее хрип громкой связи у них в учебных классах. Не успела она толком понять откуда доносится этот звук, как услышала крик:
«Проверка-проверка! Раз-два-три!»
– Началось…
«А-а-а! Приветствую в наших краях!»
– Можешь говорить, она тебя слышит… – выдавила из себя незнакомая пегаска.
– А кто это? – спросила Бриттл.
– Ну, скажем, Шестая.
«Так вот как значит! «Ну, скажем»?!
– Кстати, любезная, – спохватилась незнакомая пегаска, – мы же так и не познакомились. Тебя как зовут?
– Меня зовут Бриттл Вейв, очень приятно.
– А меня, хм. Меня зови Двенадцатой.
– У вас странное имя.
– Да это не имя, мы тут в целом именами не пользуемся, все равно по позывным работаем. Эта ушибленная, например, Шестая, я Двенадцатая, в соседних секторах еще Пятая и Двадцать Восьмая сейчас, но им не до нас, у них под пузом грозовой фронт на тысячу миль. Кстати, Бриттл, помаши Шестой копытом. Вон она летит.
– Где, не вижу? – проговорила Бриттл, пытаясь разглядеть кого-нибудь в сплошной синеве неба.
– Вон там, – указала Двенадцатая копытом. Спустя несколько секунд, Бриттл буквально на пределе возможностей своего зрения действительно разглядела еле заметную черную точку, – Шестая в своем секторе дежурит, ее вообще не должно быть видно, но она, как обычно, слушала чужой эфир и прознала про тебя, поэтому, – пони нарочито повысила голос, – в нарушение всех инструкций подлетела ближе, чем нужно, и сошла с нужного эшелона.
«Бриттл Вейв?! Погоди-погоди-погоди! Так ты кобылка?!»
– Ну... Да, кажется… – промямлила Бриттл.
«Неудача! Снова не жеребчик!»
– Уйми свои фантазии, Шестая. – сказала Двенадцатая, а затем добавила, обращаясь к Бриттл, – Тут забавный феномен у нас. Дело в том, что у нас работают только кобылки. Жеребчики не вырастают с таким объемом легких, с такими длинным крыльями и лёгкими костями, как мы. И зрение у них так себе. Вот мы и видим их раз в… Пожалуй, раз в месяц, в лучшем случае.
«Иногда чаще! В прошлом году воздушный шар залетел, полный крепких жеребцов! Только они земнопони все были!»
– А еще они все были без сознания и чуть не замерзли насмерть. – добавила Двенадцатая.
«Так тем лучше! Я даже успела сфотографироваться с одним!»
– Ты потратила целую кассету казённой плёнки. И вообще у них шар чуть не лопнул от разницы давления, а ты еще прыгала на нем сверху.
«Но ведь это же так интересно! И опасно! Летать на таком пузыре, который может лопнуть или занести тебя куда-нибудь в опасное место!»
– Или на опасную высоту. В общем, у нас тут не соскучишься. – Двенадцатая улыбнулась, приложила ко рту маску и сделала долгий вдох.
– Если эта высота такая опасная, – сказала Бриттл, сощурив глаза и пытаясь разглядеть Шестую, – то что вы здесь делаете? Тут ведь холодно и нет ничего.
– А зачем ты тогда сюда прилетела, если тут «холодно и нет ничего»? – хитро спросила Двенадцатая, грациозно огибая Бриттл по широкой дуге.
– Я… – Бриттл на мгновение задумалась, стоит ли рассказывать им, – я сбежала из лётной школы. Не вписалась в поворот, как обычно, сломала ворота, в облако шлепнулась. Еще и одноклассники дразнятся, называют...
– Соломинкой.
«Соломинкой!».
Бриттл оторопела, когда две эти пегаски одновременно произнесли прозвище, которое, как ей казалось, могла получить только она одна.
«Соломинка, куда полетела, крыло отвалится!»
– «Ха-ха-ха, соломинка!» – передразнила Двенадцатая, грустно улыбнулась и снова приложила к мордочке дыхательную маску.
– Слушайте, это не смешно совсем, – проговорила Бриттл, поёжившись от знакомых обидных слов.
– Мы в курсе, что не смешно, – ответила Двенадцатая, – просто нам тоже слишком хорошо знакомо подобное.
«Очень-очень хорошо!»
– Но, – продолжила Двенадцатая, – у нас доставало ума, убегая с обучения, не взлетать в нижнюю стратосферу, облачившись только в лётный комбинезончик и лёгонькие очки. Хотя… Погоди, сколько тебе лет?
– Не скажу.
– Ладно, что у тебя на кьютимарке?
– Сама посмотри, – ответила Бриттл, поворачиваясь к собеседнице боком.
– Невежливо судить о кьютимарках других пони, – с укоризной проговорила Двенадцатая, – и чему только вас в институте учат.
– Я еще в школе учусь.
– В какой такой школе, любезная? – недоуменно спросила собеседница. Бриттл даже показалось что она на миг замерла в воздухе.
– Ну, в специализированной, – нерешительно ответила молодая пегаска, – с уклоном в…
«Они оставили её в обычной школе! Неслыханно!»
– Да уж, действительно, – процедила Двенадцатая, снова облетая Бриттл вокруг, – тебя после общеобразовательного курса должны были отдать в наш институт. Для иного у тебя должны были быть врожденные болезни, которых, как я вижу, не наблюдается. Или особое мнение твоих родителей.
– Я не знаю ни про какой институт, – возразила Бриттл, – а мои родители не сделали мне ничего плохого. Наоборот, они желают только хорошего, они прилетают сразу, как только со мной что-нибудь случится или я что-нибудь натворю.
– Они отдали тебя в школу для обычных пегасов. Где летают юркие низенькие пони и грифоны с маленькими крыльями, умеющие разворачиваться «на пятачке» и пролетать через маленькие маршрутные кольца. Умеющие мгновенно набирать большую скорость и почти мгновенно останавливаться.
– Ну и что? – Бриттл с вызовом посмотрела в глаза собеседнице, а потом зачем-то повернулась в сторону Шестой, – Это я неполноценная, а не они!
«А я знаю, в чем дело! Её родители побоялись отдавать дочь в наш институт потому, что там учатся ненормальные! Не такие, как все! Они хотели, чтобы она была с другими пегасами и чувствовала себя не оторванной от общества, хотя она никогда не сможет быть такой как они!»
– В кой-то веки ты выдала что-то разумное, Шестая, – хохотнула Двенадцатая, мотнув головой, – вот на мои загадки бы отвечала так же чётко и быстро. А то думаешь по двенадцать часов, а потом несёшь чушь про жеребчиков.
«Я тебе глаз высосу!»
– Это мы развлекаемся так, любезная, – пояснила Двенадцатая оторопевшей Бриттл, – загадки придумываем и загадываем друг другу. Шестая обычно ничего дельного не отгадывает. Но в вопросе твоего обучения она скорее всего права. Родители излишне опекают тебя, причем в ущерб тебе же.
Бриттл не нашла, что ответить. Она продолжала парить, широко раскрыв крылья и чувствуя, как каждое перышко легонько подрагивает, ловя магическую подъемную силу. Физической здесь уже почти не было, хотя Бриттл не без удивления обнаружила, что она и не требуется. Конечно, о таких скоростях полета, как у поверхности нельзя было даже думать, но спокойно перемещаться в любую сторону можно было без проблем. Даже вверх.
Снова приложив маску ко рту, Двенадцатая огляделась вокруг и занялась какими-то своими делами. Она попеременно проверяла многочисленные мешочки, подсумки и коробочки на своих боках и ногах, вытаскивая оттуда разные предметы и пристально разглядывая их. Бриттл понятия не имела что это были за штуки, но выглядели они достаточно научно. Наконец Двенадцатая вытащила из широкого кармана квадратный планшет, в котором Бриттл заметила нечто вроде карты. Сделав на планшете несколько пометок, Двенадцатая вытащила из него «карту» и, свернув в трубочку, сунула в маленький футлярчик.
Вслед за этим пони потянулась к большой коробке, висящей между передних ног. После того, как Двенадцатая сняла с коробки крышку, оказалось, что это большой и вычурный фотоаппарат. Такие камеры Бриттл видела только в музее, но её спутница деловито покрутила какие-то колесики и рычажки, выдвинув объектив и настраивая что-то. Потом она сильно наклонила голову и, глядя в складной визир, больше похожий на прицел, куда-то вниз, нажала один из многочисленных рычажков. Объектив мгновенно сложился, а Двенадцатая закрыла крышку и вытащила откуда-то сбоку фотоаппарата плоскую металлическую коробочку. Вставив в коробочку футляр с картой, пони деловито посмотрела на часы и бросила коробочку вниз.
– А так мы тут работаем, да… – пояснила Двенадцатая свои действия, картинно отряхнув копыта одно об другое. Правда, это всё так, баловство. Рутина. Но иногда случается такая головомойка, что хоть лети, хоть падай.
«Циклоны!»
– Да, всякое, – продолжила Двенадцатая. Но нет, это бывает редко, очень редко. В основном мы просто фотографируем, измеряем всякое. Иногда картографы дают задание что-нибудь посмотреть...
«Гадкие пони!»
– Они придираются, педантичные. Я однажды в два раза больше положенного круги наворачивала над полсотнипятым сектором, потому что они решить не могли, что правильнее – их карта или моя фотография. Но это их работа, на самом деле, так что мы не в обиде. Шестая просто ударенная головой, она никого не любит.
«Неправда! Я люблю маму, и северные сияния, и жеребчиков! А тебя не люблю! Положительная барометрическая тенденция, эволюция давления плюс шестнадцать! Ложбина в барическом поле там нормальная! Ой, забыла переключить канал!»
– Вот так вот, Бриттл, – продолжила Двенадцатая, – извини, что вот так сразу начали на тебя давить своими расспросами. Просто у нас бывает совсем немного гостей, а на базе все друг друга знают.
«Все! Я даже знаю когда у Двенадцатой…»
Двенадцатая быстро протянула копыто и щелкнула выключателем, прежде чем Шестая успела закончить фразу.
– Хе-хе, иногда её заносит. В общем, на чем мы остановились? – деловито продолжила пегаска, – Ах да. Ты говорила о том, что это ты неполноценная, а все те пони в школе крутые и умеют делать всякие штуки.
– Да, что-то вроде, – тихо ответила Бриттл, прислушиваясь к своим ощущениям. Кажется, она либо привыкла к заложенным ушам, либо они перестали быть таковыми. По крайней мере, теперь молодая пони не слышала непрерывного звона, а простой разговор, хоть и был явно тише, чем у земли, различался вполне неплохо.
– А теперь вспомни, что ты сделала полтора часа назад.
– Я позорно сбежала с простого маршрута…
– Ты, любезная, свечкой ушла в небо прямо сквозь дикие облака, заставила инструктора, прекрасного спортсмена, в мыле возвращаться восвояси и проситься на пенсию, подальше от этих несносных акселератов. Ты без кислородного оборудования, теплой одежды и даже знаний обо всём этом, не запыхавшись, достигла такой высоты, пятой части которой не осилит ни один из этих школьных пони. Ты прямо сейчас находишься в инверсионном слое стратосферы, куда не каждый высотный разведчик вообще попадает по физическим ограничениям, и ты прилетела сюда сама. Конечно, это не выдающиеся показатели, у нас есть молодые пони, которые летают выше и дольше, и я могла бы тоже самое, будь я посмелее в твоем возрасте. Но эти показатели уже делают тебя как минимум не хуже тех, кто издевается над тобой в школе. Тебе никогда не пройти маршрут слалома даже с минимально возможным временем. Тебя у земли будет обгонять большинство жеребят. Но они никогда не увидят северного сияния так близко, будто до него можно дотронуться копытом. Они никогда не полежат на полярном стратосферном облаке. Перламутровые облака только наши, Бриттл, так же, как скоростные полеты у земли доступны только им. Ты хороша в одних вещах, а они в других. Я бы назвала тебя альтернативно-одаренной, но это выражение уже занято чем-то обидным, так что я просто выразительно посмотрю на тебя и понадеюсь, что ты поняла мысль, любезная. Потому что без мозгов в нашем деле никуда. Конечно, ты можешь выбрать другую профессию, но… Думаю, сердце тебе подскажет, как бы банально это ни звучало.
Закончив свою мысль, Двенадцатая с чувством выполненного долга приложила ко рту маску, а затем снова покрутила рукоять у себя на боку и щелкнула переключателем.
«...и она любит заниматься такими вещами! Кто бы мог подумать?! И вообще, получается, из них я самая воспитанная! А ты, Бриттл, ничего такого не делаешь, я надеюсь?! »
– Вряд ли, – призналась молодая пегаска, переглянувшись с Двенадцатой, которая ей заговорщицки подмигнула, – я люблю просто книжки читать подальше от суеты.
«Книжки — это хорошо! Я тоже люблю! Про жеребчиков! В нашей работе книжки читать сложно, но иногда получается! Главное на базе не забыть! А если забыла, то можно на звезды глядеть!»
При этих словах Бриттл наконец отвлеклась от разглядывания своей спутницы и вспомнила, что находится там, где никогда раньше не была. И это место сейчас было потрясающим. Ослепительное белое солнце вот-вот должно было коснуться горизонта, но небо уже было иссиня-черным, словно в самую ясную из ночей. Хотя Бриттл решила для себя, что таких ночей там, внизу, она не видела никогда. Судя по всему, принцесса Луна уже закончила создавать созвездия на этот месяц, потому что небо казалось цельным, законченным произведением искусства. С земли это казалось бы настоящим сокровищем, и никакой пони не смог бы оторвать глаз от него меньше чем через несколько минут. Однако пегаска заметила кое-что еще. Здесь, на огромной высоте, звезд было больше. Как будто с каждым метром высоты зажигались новые звезды, появлялись новые созвездия.
Бриттл догадывалась, что это зависит от какого-то явления, но не знала, от какого. Зато она точно знала, что никто, кроме этих немногих пони, что парят на огромной высоте, никогда не увидит этих звезд. Значит ли это, что сама принцесса Луна зажигает звезды специально для них? Специально для неё?
Воздушный шар, полный перепуганных пони в непропорционально пухлых костюмах и круглых шлемах, поднялся к ним через полчаса. Бриттл Вейв буквально за хвост сдёрнули с неба в корзину шара, которая была не открытой, как у всех шаров, а закрытой со всех сторон, кроме одной, где оказался круглый люк со шлюзом. Пегаска тут же оказалась в копытах медиков, директора школы и еще пяти-шести пони, на которых она даже не смотрела. Медики тут же укутали Бриттл в блестящее одеяло из какого-то подобия мягкой фольги, начали светить в глаза фонариками и сунули в рот градусник. Директор школы начал рассказывать о том, как они все испугались, когда Бриттл убежала, и что внизу её с тревогой ждет весь класс, который даже разучил какое-то приветствие. Какой-то пони с подозрительно участливым лицом интересовался её самочувствием и посоветовал никому ничего не рассказывать и ничего не подписывать, пока он не увидится с её родителями.
Через минуту этой катавасии пони уже перестала отвечать окружающим, которые, впрочем, начали больше ругаться между собой, чем интересоваться состоянием самой Бриттл. Вместо этого пегаска прильнула к иллюминатору в дверце, откуда можно было еще увидеть россыпь звезд. Пегаске даже показалось, что она мельком увидела маленькую черную точку, парящую между звездами и облаками. Бриттл даже не успела попрощаться с Шестой и Двенадцатой, но она не очень переживала по этому поводу, потому что в её голове уже созрело решение. Возможно, первое взрослое решение в её жизни.
Бриттл Вейв не переживала о том, что не успела попрощаться, потому что скоро она сюда вернется. На головокружительную высоту, о которой даже судить страшно. Туда, где отчетливо и ясно видно то, что не различить тем, кто ниже. Где никто не видит тебя, а ты не видишь никого, где дикий холод, солнце с луной, звезды и облака.
Домой.