Скука

Здесь могла быть ваша реклама!

Дисбалансная и тягомотная повесть.

Скука… Знаете, как банально это не звучит, но если б мне вдруг взбрело в голову полностью описать своё знакомство с этим неприятнейшим чувством, то получился бы самый настоящий трактат, размером с небольшую, но заполненную библиотеку. Поверьте, я знаю, о чём говорю, потому как после второй вбитой на машинке строчки я это дело бросил. Ибо скучно. Вот так. Порой, из дурного любопытства, меня спрашивали, а как бороться с нею? О, в такие моменты моё, влекомое жаждой действа, естество тянуло на две тропки: на одной, наматывая на палец седовласую бородёнку, старый добрый волшебник гнусавым голосом рассказывал о чудесных мирах и смысле жизни, а вот вторая, более хоженая, приводила к одному единственному щелчку, от которого несчастный вопрошатель избавлялся от скуки раз и навсегда. Знаю – жестоко, зато как действенно! Ведь чем сто раз услышать, лучше воочию прочувствовать. Эх, а ведь были времена, когда щелчки становились дробью, а скука – понятием далёким и неосознанным. Хорошие были времена, правильные.

– Таким образом, я объявляю заседание закрытым! – громко заявила одна ма-а-а-аленькая проблема в моей необъятной и вечной жизни. Так сказать, та её неотъемлемая часть, благодаря которой я мог одновременно уповать и на знатное веселье, и на скуку длиной в тысячелетие.

– Тиюшка, ну зачем же так громко, – ковыряясь в ухе, протянул я. Вытащенный оттуда с недовольным кряхтением кусок необычайно живой и, отчего-то, страшно злобной серы стрельнул глазками как по мне, так и по виновнице его выселения. И как я так умудрился запустить собственные уши?

– Предлагаю пройти в трапезную, чтобы закончить всё дело обедом, – на мой взгляд, ну уж совсем официально произнесла моя, на этот раз, вторая проблема, оценив кипящую во мне жизнь, ну-у-у, от слова никак. Скучные эти сёстры, не то, что наши гости.

– Как вам будет угодно, Ваши Высочества, – просипело рядом со мной нечто. С виду всё такой же крупный и хищный грифон ярко-алой масти, ну а с высоты встречи… Жалкий птенец крепко ухваченного за горло народа. Представители которого, скукожившись в один пухловатый комочек, тихо сидели в “очень большом и очень овальном” кабинете Селестии как мышки. Как крылато-когтистые мышки, полтора метра в холке.

– Никак нет! – громко рыкнул я, тыкая в ошарашенного грифона пальцем. Мои горящие огнём глаза возымели нужный эффект. Только бы не рассмеяться... – Отныне и вовек ты обязан говорить “Ваши Вашества”, на меньшее Селестия не согласна. Факт!

– Может, ты прекратишь паясничать, Дискорд? – ласково проворковала Селестия. Так, всё, пора сматывать удочки, знаю, чем это закончится. – Разве тебе мало меня, дорогой? – Чмок в пустоту заставил меня скривиться, а остальных протяжно закашлять. Месть – сладкое блюдо, ну а наша любительница сладкого в нём и вовсе мастерица. Подумаешь, случайно, повторюсь, случайно залез почитать её личный дневник. Подумаешь, в ванной. Подумаешь, кем-то занятой… Разве невинная шутка – повод к отправленному по почте кольцу и таким вот низменным намёкам?! Вот сиди и гадай, кто тут дух хаоса!

– Господа грифоны, прошу за мной! – не успели сёстры вставить хоть слово, как я с делегацией спешно покидал зал заседаний. Один – ноль в пользу крылатого единорога с солнцем на попе, признаю. А уж вслед нам, совсем недолго погодя, донёсся самый злораднейший из злораднейших смехов на свете – счастливый и безмятежный. Тьфу!

---

Ковыряться в зубах очень полезно! Не верьте тем, кто вам с жаром доказывает обратное, честно. Вот я, например, ковыряясь в зубах, могу совершенно спокойно и невинно посматривать с интересом на наших гостей. Те, всё также прижимаясь друг к другу, подобно пони, в ответ бросали на меня испуганные взгляды. А то, попробуй почистить такие зубищи, талант-то ого-го какой. Не то, что у наших хищников, которым дай волю – будут кланяться Тии до пола.

– И что же, вы довольны договором с Сестричками? – пробасил я, выцепив особо вредный кусок резины, который, пружиня, полетел в столбом стоящего гвардейца. Не выдержав веса колёсной шины, мой невольный кетчер с грохотом упал на пол.

– Несомненно, – тут же вскинулся с изумлением следивший за снарядом, тот самый ярко-алый гри… нет, уж это я грифоном поостерегусь называть.

– Ложь, – пророкотала земля, отчего мои пернатые друзья обмерли и сбавили шаг. Я ожидал увидеть страх, ужас, или даже толику почтения, но не стыд. Что же, значит не всё потеряно.

– Мне опять что-то слышится, или кто-то говорил? – вернувшись к самому увлекательнейшему занятию в мире – ковырянию в ухе, спросил я.

– Мы знаем, о чём вы говорите, Дух Хаоса, но будучи бессмертным и одиноким – говорить такое всегда легко. Порой, надо от чего-то отказываться, чтобы спасти всё остальное… – угрюмо прошептал один из спутников ярко-алого.

– К тому же мы не единственные, кто склонил голову перед солнечной кобылицей. Вы сами тому пример. – Что же, признаю, доля правды на их стороне.

– Но это не значит, что я отказался от своей сути. – Взмыв вверх, я по кругу облетал своих маленьких собеседников. Такие разные, но такие свободные. Были.

– Если вас дома ждут голодные жена и дети, вы бы тоже задумались над тем, стоит ли продолжать бессмысленную борьбу, когда смысла в ней нет! – с болью выкрикнул ярко-алый, проскользнув подо мной. Гордость – одна из самых интересных, но с тем и опасных черт. Впрочем, кто я такой, чтобы судить?

– Ладно, ты меня убедил, – лениво загребая лапами в воздухе, произнёс я, – но что ты скажешь своему народу?

– А что я могу сказать? – болезненно прошептала птичка, подняв свою орлиную головку гордо и без тени страха. Казалось, вот, кинется в бой, лишь бы защитить свою честь, но молодец, выдохнув, лишь отвернулся, увидев в моих глазах тень свободы, лишённой, как у него, сотен жёлто-синих цепей.

Я тихо рассмеялся. Настала очередь волшебника, и когтистая лапа, вместо того, чтобы вновь перевернуть всё с ног на голову, лишь опустилась на гордый стан. Жалость? Возможно. За свои чувства, подёрнутые рябью беспорядочности и безумия, я далеко не в ответе. Отшатнувшись от прикосновения, посол врезался в спутников своим массивным львиным задом, опрокинув что-то быстро пишущего в блокноте писаря навзничь, отчего половина чернил написали своё собственное письмо на незадачливом слуге пера. Тихий смех перерос в хохот. Ещё бы, шутка без магии – вдвойне прекрасна и бесподобна! Но, тише-тише, волшебники не гогочут.

– Я вижу в тебе боль и несогласие, и это заставляет, даже сейчас, уважать тебя, грифон, – степенно начал я, – храни эти чувства, и когда-нибудь они сделают тебя и твой народ свободным. Действительно, Селестия добра и справедлива, но уж слишком она любит зарваться со своей утопией во всём мире. Это её и погубит, – с искренней грустью закончил я, оставив делегацию наедине с моим предсказанием.

Врал ли я? Да кто его знает? Я видел много таких самоотверженных народов и, тем паче, храбрых героев, которым спокойно никогда не дышится, пока у кого-то там не будет всё очень и очень хорошо. И где они? Озлоблялись, уничтожались, дробились и отчаивались – таков незавидный удел добра, посчитавшего, что серая мгла небес вдруг сжалится и прогонит тьму. Наивно. А Селестия тоже хороша, могла же вынести хотя бы один момент из моей собственной истории. Ух! Была скука, а стало раздражение! Чтобы я хоть раз согласился побывать на этих её мнимых “переговорах”! Я бы ещё понял, начни гости махать разноцветными мечами, но нет! Череда сцен, не меняющихся от мира к миру, но при этом всегда, повторюсь, всегда такие вот “аликорны” считают, что власти у них хватит даже на то, чтобы обмануть вселенную! Ух! Главный обеденный зал – небольшая гордость Тии – встретил меня чопорно разодетым распорядителем, под чьим высокомерным взором толпа юных официанток с рвением накрывала стол. Вот! Всего лишь взглянув на это рогатое недоразумение во фраке, я начинаю успокаиваться. Кто это? Наглое, хамоватое и лебезящее перед выше стоящими ничтожество – понятное и предсказуемое. Ни желаний, ни великих стремлений, ни капельки души в двух маслянистых омутах. Такие, как он, не ломают устоявшийся мир, стараясь перевернуть его и сделать “справедливым” для всех и каждого…

– Мы считаем, это соглашение поможет Империи Грифона в её тяжёлой гражданской войне, – прервав поток мыслей своим величавым тоном, в зал вошла ведущая за собой грифонов Луна. Горделивый стан принцессы нёс собой уверенность, будто вот всё и всюду она знает наперёд. Как глупо. Разве можно быть хоть в чём-то уверенным, после всего того, что случилось с этой треклятущей тьмой? Хотя, возможно, я что-то разошёлся, позабыв, что наш лунный путешественник ещё совсем юный, ещё мало чего повидавший в жизни жеребёнок. Тысяча лет во сне и тридцать в миру – не возраст, а жалкая шутка над словом древний.

– Мы безмерно благодарны вам, – прокаркал мой пернатый знакомый, стыдливо пригибаясь, всякий раз, когда ему приходилось отдавать дань уважения.

– Тогда как я безмерно благодарна вашему желанию прекратить этот кошмар, – ответила вошедшая вслед за всеми Селестия. Кривую усмешку, отыгравшуюся на моей морде, она заметила сразу, но, как и всегда, оставила её без внимания. Наивная. Наивная и жестокая в собственной наивности.

– Опять несёшь свет свободолюбия в далёкие дали? – пошутил я, потряхивая в руках некстати появившуюся тёмно-зелёную каску.

– Поговорим позже, – уловив мой настрой, грубо одёрнула она, чуть прищурив глаза. Улыбка, посланная мной в ответ, лишь ещё больше уверила её в том, что я собираюсь что-то учудить. Ребёнок. Добрый ребёнок, возжелавший от всего сердца помочь соседям, вместо того, чтобы вконец раздавить разваливающийся вблизи домик. И так переживающий, что усилия не останутся напрасными…

– Конечно, моя ты демократичная, – примирительно подняв лапы, сдался я. Ненужная поныне каска, обречённо крякнув, улетела в раскрытое настежь окно. Смысла спорить не было – она мне просто не поверит.

– Сказал отпетый анархист, – чуть смягчившись, ответила она. Изогнутая линия губ дрогнула, оказывая столь уже ясную симпатию. Милый ребёнок, и тем милее его искренняя вера, которую разобьют вдребезги, как и всех её сестёр до этого.

– Прошу за стол, – чуть подняв усики растянутыми до неприличия гласными, предложило высокомерие во фраке. Окидывая своим ядовитым взглядом зал, он цеплялся как за неточности сервировки, так и за юбчонки всех возможных подопечных. Прерванная Луной мысль вновь отыгралась в окружавшем меня мире. Не переиначивая мир, такие, как этот аморальный олух, довольствуются тем, что предлагает им мир нынешний. Хватая молчащих в тряпочку кобылок за круп, подворовывая королевское серебро и попросту довольствуясь властью, он не страдает. Нет, мир крутится вокруг него, а не он вокруг мира. И это, как бы горько не звучало, правильная позиция…

– Вы молодец, Шармонель, изысканная подача в точности по вашим заветам, – похвала Луны заставила конька ещё сильнее надуться, подняв усы едва ли не до бровей.

– Как Вам будет угодно, Ваше Высочество, – елейно пролепетал единорог, едва заметным жестом показывая своим помощникам убраться прочь. Всем вокруг это могло показаться признаком старой школы и всяких важных правил, и, готов поспорить, так оно бы и выглядело со слов той же Тии, но я знал, что ничего, кроме стягивания к себе всей славы в этом невинном движении копыта там нет. Заветы? Ха, переиначь чужую работу, постой там с важным видом, и всё – лавры обеспечены. Эх, так было, так и будет, и никто этого не изменит. Даже я. – Приятного аппетита, господа. Не буду вам мешать.

Что я мог сделать? Подобно характеру Тии, разоблачить и ткнуть пальцем, сыплясь на обвинения? Бросьте! Вместо Шармонеля придёт Бульоне, а того сменит ещё какой-нибудь умственно отсталый инвалид. Ещё веселее выглядит вариация, когда разоблачение происходит словами угнетаемого. Вот он его триумф – злодей повержен, а он сам ходит и улыбается от счастья на очередном бесполезном приёме, как этот. Сначала улыбка и счастье в кругу таких же как он, а потом… Потом мы вновь получаем нового Шармонеля. Всё просто!

– И всё равно ведь пытаешься обмануть вселенную, Тия, – со смехом выдал я, приподнимая металлическую крышку. Оказавшийся под ней салат смотрел на меня со всей возможной для травы злобой, даже комку серы до неё было далеко. Почему столько злобы? Не знаю, просто показалось. Ну, раз уж наши отношения сразу сложились неудачно, играть в дипломатию смысла нет… В общем, ложка тут же угодила в раскрытую пасть.

– Изумительная трава, просто безупречная! – сопровождая уважительным чавканьем и кусками летящих во все стороны зелёных ошмётков заклятого врага, похвалил я. Глаза Селестии моментально сверкнули гневом. Уй, так мило, что взял бы и хватанул её за щёчку, а затем для пущего эффекта сфотографировал для медицинского журнала с пометкой “Гнев до добра не доводит”. Клянусь Хаосом, фурор обеспечен!

– Ешь молча, – строго рявкнул мой юный тиран.

– Как они? – чуточку невинный вопрос пришёл непроизвольно, от всего одного наблюдения за тем, как гордые хищники, как малые дети, мешали в тарелке нелюбимую еду. Заметив себя в качестве объекта обсуждения, делегаты сразу спохватились и навалились на эквестрийскую еду с таким рвением, что у одного от неловкого движения треснуло блюдо, а другой от нервозности погнул вилку. Грустный смешок, другого тут просто и быть не могло.

– Чего ты добиваешься? – продолжив линию “мамочки”, Селестия всё не унималась. От её пламенного взгляда я мог спокойно, не напрягаясь, пожарить шашлычок-другой, и, судя по взглядам гостей, они бы от него не отказались.

– Накорми гостей нормальной едой, даже мне уже становится перед ними стыдно… – откинувшись назад, угрюмо ответил я, выхватывая из пустоты бокал с вином. Волшебник уставал – его скука, созданная такими вот “Селестиями” усугублялась день ото дня. Что я могу ей сказать? Что природу не обманешь, а порядком судьбу не задушишь? Наивно. Я не хотел видеть её слезы, но они будут, полные чёрствости и желания объявить войну всему мироустройству, так злонамеренно их вызвавших. Открыв глаза, я вновь столкнулся с тяжёлым и упёртым взглядом доброго “солнышка”.

– Обед проходит так, как и должен. Успокойся, – отчеканил холодный говорок. Ох, если бы он был настоящим – полным лютого цинизма, осознания тщетности и спокойствия. Но нет.

– Они хищники, которые, – дополнив описание жестом схлопывающейся лапы, – ам-ам кого-то, кому не повезло оказаться на их пути. Это прописано природой, а ты, вместо того, чтобы принять неугодный тебе факт, пытаешься на них навесить ошейники и отправить пастись на луга. Они не твои пони, пойми.

– О чём ты вообще говоришь, драконикус! – с гневом прошипела вклинившаяся Луна. Её взгляд, в разы более чистый, чем у сестры, уж тем более не мог принадлежать тому, кто поймёт меня. Глоток услужливо появившегося винца порядком взбодрил и дал уставшему волшебнику во мне толику спокойствия. От очередного вразумительного разговора он точно не умрёт. Надеюсь.

– Луна, когда твоё творение обходили взглядом, что ты чувствовала?

Стушевавшаяся Лу, куда больший ребёнок для меня, чем Тия, не сумела подавить в себе мелькнувшее на мордочке разочарование. Обида для меня не была непонятным чувством, в отличие от утопичных мотивов. Вполне понятная, практически во всём логичная – она грызёт умы уже долгие века. Так что неудивительно, насколько хорошо я знаю её в лицо.

– Сейчас это не важно, – буркнула под конец она, отведя взгляд.

– Наоборот, – сделав солидный глоток, ответил я. – Твою природу отвергали, втоптали в грязь и выкинули, дабы ты не мешала новообразовавшемуся государству своими жалкими желаниями. Сейчас, строя новый мир вокруг своей державы, вы повторяете то же самое. Зебры не имеют продвинутого общества? Кощунство! Грифоны едят мясо? Мрак! Алмазные псы занимаются раскопками в родовых пещерах, которые, так некстати, вдруг оказались на территории Сестёр? Беспредел!

– Насилие приводит лишь только к насилию, и гражданская война грифонов тому пример. Я не могу позволить, чтобы нашими соседями управляла жажда крови, а не разум. Прекрати немедленно, не заставляй меня устраивать перед гостями скандал, – уже не сдерживая рыка, пророкотала Селестия. В её ярости, проявившиеся крапинки настойчивости и упёртости, сказали даже больше любых слов. Не поймёт, пока не ощутит это на себе.

– И потому ты хочешь их поменять. И потому ты навязываешь свой мир, в котором нет хищников… – Пустой бокал уже мало чем мог помочь, и теперь, приподнимая когтистую лапу, я видел в её глазах проблеск понимания, омрачённый невероятной долей страха. Увы, слишком поздно, волшебник устал, ибо скучно…

Щелчок

Громогласное “УУУУ”, витавшее над некогда тихим государством, заставило не одну пару понячьих глазёнок с тревогой всматриваться в небо. И зря. Когда все взгляды устремлены в небо, происходящее внизу, оказывается порой куда важнее и интереснее. Это доказали первые крики, доносившиеся со всех уголков Эквестрии. Оттенков в них было немного: страх, паника, где-то даже удивление – самый обычный коктейль безумной катастрофы. Почти. Меня, конечно же, порадовал Понивилль. С криком “Сахарить-пересахарить!” – из столь знакомой кафешки прыгучими скачками мчался розовый ураган, чья перекошенная от ужаса мордашка была измазана кремом от и до. Хах, удачное время я выбрал! Не уступая удачливости своей смешливой подруги, яблоневый сад, гордость Эпплов, запел… И здесь, о вселенная, я готов был смеяться не меньше элемента Пай, ведь когда до моих ушей донёсся первый революционный куплет, я замер. Серьёзно. Не простая болтовня, присущая обретшему голос немому, а сразу “Вставай, страна фруктовая”! Это просто!.. Фух, люблю свою работу.

— Какого сена! – закричав почище моих творений, в сад вбежал элемент Честности. Недолго пробыв там, его крик сменился тоном, после чего вообще перерос в визг. Могучая пони, потрясавшая всех своей ковпоньской удалью, опрометью выбежала из собственных садов, оплёванная яблочными косточками от шляпы до копыт.

— Бабу-у-у-уля!

Ох, незабываемые кадры! Просто фантастика! Каких-то полдня назад быть самым крупным фермером во всей стране, а потом, бац, и быть оплёванным своими же…

— Товаищи, наше дело п’гавое, в’гагу не достанутся наши тела для утоления своих импе’гиалистических желудков, – с шумом выдыхая непонятно каким местом, на тачке, под рёв толп собратьев, выехало… яблоко. Большое и упитанное, оно само вполне могло бы перекусить каким-нибудь пони, но пока эта тема лежала чуть ниже самых важных революционных идей.

— Свободу! Свободу! Свободу!

Я, едва сдерживая всхлипы, попросту убрался восвояси. Был важный урок, а стала самая эпохальная шутка всех времён и народов! А самое-то главное – это везде! Какой-то щелчок, и подобные же визги доносились уже из кафешки, в которой меня когда-то угощала Флаттершай. Чего говорить, если в этом милом заведении c криком: “я тебя сам сейчас зажарю, усатый” за несчастным шеф-поваром с огромным тесаком бежал донельзя разозлённый баклажан?! Его же собратья, наворачивая столы и стулья, заканчивали обед на собственных условиях, выгоняя ошалелых завсегдатаев восвояси. И это всё? Как же! Весь Понивилль превращался в маленький филиал этой самой забегаловки. А самое-то, самое главное – я всего лишь создал условия, тогда как действующие лица, вот, бегают и орут кто, во что горазд. Опустившись на землю, незримый, я наслаждался этим пиршеством хаоса. Вновь всё с ног на голову, вновь важные уроки посредством шлепка по за…

— Твайла-а-а-йт! – подражая бойкой подруге закричала поныне растрёпанная и потерявшая лоск Элемент Щедрости. Промчавшись мимо меня, она прервала мою самую важную речь в жизни! Пусть и самому себе… Но её понять было можно – время нынче иное, но, вселенная меня разорви, даже здесь эти кобылки отличились!

— Сюда, живо! –командирским тоном заревела малютка Спаркл, маня к себе потеряшку через всё поле битвы, которым стал городок. Увернувшись от пролетевшего с гиканьем банана, она с трудом проскользнула промеж бегущих жителей и в утончённом прыжке оказалась прямо перед раскидистым дубом. Умница, красавица и вообще леди на все сто? Да. Почти…

— Что с твоими глазами?! – Отшатнувшись, Твайлайт наконец удосужилась пропустить подругу. Интерес победил, и я, оказавшись рядом, тут же скорчился в беззвучном смехе.

— Помнишь, я тебе советовала класть на морщины огурцы? Забудь, так себе был совет, — угрюмо проворчав, Рэрити вошла в библиотеку, подсвечивая двумя смачными фингалами вокруг глаз.

Беллиссимо! Как?! Как я до этого не додумался раньше?! Давно, давным-давно пора было отучить моих маленьких вегетарианцев корчить рожи при виде грифонов! Ох, Тия, надейся вместе со мной, чтобы эта игра не стала для меня чем-то особенным. В конце концов, от хороших игрушек я очень редко отказываюсь…

Впрочем, действо началось вот только что. Однако, позвольте, это моё самое любимое время! Привычный мир рушится на глазах, но мои упрямые мохнатики до последнего же будут держаться за эту мирскую жизнь. Чего уж там, когда я только почувствовал, как содрогнулся Кантерлот, всё вполне стало на свои места. Вы думаете, Селестия пойдёт на компромисс? Пха! Она испробует все варианты, кроме самого очевидного, после чего сделает вид, что даёт мне самую крайнюю поблажку. Да, я не откажусь от своих слов по поводу её доброго сердца, только вот она не волонтёр из приюта животных, а самый-самый важный круп государства, и это делает игру вдвойне пикантней.

— Дискорд… — прошелестело в воздухе. Оторвавшись от весёлого действа, я с недовольством смотрел на белоснежную твердыню вдалеке. И чего ей вечно не имётся?

— Драконикуса нет дома, перезвоните позже, — гнусавым голосом ответил я. Ожидая обличающих обвинений в ключе “ты негодяй”, я невольно удивился наступившей тишине. Неужели она в кои-то веки меня послушала? Нет, серьёзно, раньше она бы закатила тираду на час с лишним, ведь помешанные на властном порядке кобылы, в принципе, этим-то и занимаются на досуге. Но, видать, ей как-то не до развлечений, так как даже отсюда я видел, что дела в столице идут не ахти. Ещё бы, столько пустых сосудов, которые бряцают направо и налево своими блестящими боками. Стоп! То есть, там не менее весело? Так! Ух, опять нужно выбирать из двух забав одно! Не люблю я это. Снобы — понивилльцы, снобы – понивилльцы…

Есть своя особая изюминка в Кантерлоте, и касалась она всегда его жителей. Нет, я серьёзно. Вот скажите мне, после долгого и приятного путешествия по Эквестрии, когда каждый город раскрывает свои ворота и ведает одну историю на всех, что вы видите первое при вхождении в столицу? Да-да, правильно. Тут ты никому не нужен. Ты не нужен ни новым соседям, ни будущим друзьям, да порой даже родственникам. Что? Ты тоже пони и живём мы, оказывается, в одной стране? Что за чушь? Кантерлот – страна в стране, так что свои провинциальные замашки ты, это, брось. И, конечно же, вы и без всякой подсказки могли понять, какое торжество гуляло в моей улыбке, когда я оказался посреди всей этой светской гущи событий…

— Сохранять спокойствие! Принцессы скоро всё уладят! – разоравшись, мимо моей скромной персоны по улице пробежал бравый отряд гвардейцев. И что? На меня – ноль внимания! И пусть я невидимый, я от этого не стал котом в коробке! Ух!

— В конце-концов, чего я боюсь? – отщёлкав дробь, чудаковатый пони, в моём лице, спокойно зашагал по улочкам нездорового городишки. Почему “нездоровый” и “городишко”? Ну, наверное, от того, что в нормальных городах взаимоотношения обеда и едока оставались неизменными долгие-долгие годы. По крайней мере, пока рядом не показывалась длинная изогнутая фигура, с манией к звонким щелчкам.

— Мда, что-то я разфилосовствовался за сегодня. Пора бы подумать о менее вечном,- остановившись на перекрёстке, раздумывал я. Прокатившаяся ватага арбузов и огурцов в этом со мной была солидарна. Куда уж там, догоняя телегу с невероятно крутобоким жеребцом, они не задумывались о вечном, что-то гогоча про попки и постукивания.

— Увы, никогда мои творения не отличались глубиной души… О, зелёный!

Как оказалось, обе стороны главного перекрёстка никоим образом не отличались. Безумие царило вокруг, и даже в строгих взглядах жителей гуляла его искра. Ну, разумеется, не можешь принять мир – сойди с ума, эту правду я вообще очень часто слышал от невероятно сумасшедших, но, тем не менее, счастливых психов. Жутковато? Отнюдь. Принимая ложь за действительность, правда уже становится не так важна, а её “правдивость” не поддаётся никакой логике. А всё почему? Ну, на этот вопрос высшему свету Кантерлота ещё удастся сегодня ответить не единожды.

— О, мир, как же стонешь ты под собственным гнётом! Свободы нам! Свободы! Ну, и ещё чего-нибудь, сам придумаешь, — декламировал я неизвестного автора, скорее даже самого себя, взбираясь по длинной витиеватой лестнице замка. Ну, раз стихи вслух, значит должны быть зрители? Дайте же мне эту жаждущую зрелища толпу, и я накормлю её без остатка! Но, как это часто бывает, всем на меня было немного… всё равно. На что им безумного вида старый пони, когда зрелища везде и всюду, а хлеба попросит лишь ещё больший безумец, чем я? Увы, доступные развлечения – бич высокого искусства. Так, о чём это я? Ах да, замок. Ну что, замок как замок, со своей принцессой, которая вечно не на своём месте. Подумаешь, немного в копоти, ну, ладно, кое-где видны размытые следы сегодняшнего завтрака. И всё же, разве это не волшебно? Разве летевшие из замковой кухни крики – не верх магии дружбы, когда твоя еда сама предлагает себя приготовить? Как, она не согласна умирать? Ну и чего ты тогда стоишь, иди и сделай всё по канонам дружбомагии! Еда сочится кро… соком, всё спокойно, а ты сытый и довольный. Как всё просто!

— Спаси-и-и-ите! – проревел медведем знакомый голос. Батюшки, неужели я вижу мирскую справедливость?! Какая редкая гостья в наших землях!

Запомните, когда на вас кубарем сверху летит нечто странное и аморфное, делайте самый логичный и правильный шаг! Да, Шмундодель, получив от меня дополнительный пендель, пролетел дальше по лестнице, где-то внизу устроив чисто светскую кучу-малу, вмазавшись как шарик в гвардейские кегли. Грохот был знатным, но ему, как никогда было далеко до той неразберихи, которую они старались разрешить наверху – во дворце.

О, Мир… Стоп, где-то это уже было. Нет, определённо стоит начать носить с собой какую-нибудь учёную голову, вроде Твайлайт, чтобы она запечатлела мои подвиги в нечто более запоминающемся, чем память. Так, о чём это я? Точно! Дворец! Как сказать величественно слово “бардак”? Бедлам, мракобесие, или просто суровая обыденность? Кто-то кричит, кто-то же за кричащим гонится, а где-то там лязгает посуда напополам с оружием. Скучно. Нет, правда! Вот, придя на кульминацию борьбы Порядка и Хаоса, что вы ожидаете увидеть? Разумеется, всякие взрывы, кличи, толпа на толпу, а затем снова взрыв. Всё бухает, бахает, и глаза как два отдельных существа, бегают в разные стороны, чтобы запомнить каждую секунду. А тут что? Комедия, ей-хаос! Еда бегает за стражей, стража бегает за едой, и обе стороны явно не получают от этого удовольствия. Ох, вечно надо вытягивать весь сюжет на себя любимого! Так, где мой очаровательный злодейский монолог и хитрая борода к нему?! Так, стоп, борода на месте, а разговор… Вот он!

Бегущая от грехов подальше кошка, что может быть символичнее в происходящем? Этот хитрый из раза в раз трюк проделывала стайка столь знакомых грифонов, украдкой выбираясь с отрядом стражей. Гость есть гость – видеть ему падение хозяина ни к чему, так что Селестия сделала самый очевидный шаг. Как же предсказуемо…

— Грифоны нас бросают в столь трудную минуту?! – надрыв прокричал я, пользуясь своей очаровательной понификацией меня самого. Отряд дёрнулся, как по команде, но и только.

— Немедленно вон из замка! Вы кто такой, я вас здесь не видел, — грузно просипел объёмный пони в доспехах капитана. Ух, такой большой, а на стариков поднимает голос!

— Я не с тобой разговариваю, молодой пони, меня волнуют наши так называемые друзья! Разве грифоны не великие воины и защитники союзников?! – Лицо капитана, такое белое как шкурка Сами-Знаете-Кого, сначала посинело, а затем приобрело цвет перезрелой смоквы. И быть мне, седовласому, на местной дружбомагичной плахе, если бы не одно но. “Но” это было невероятно активным и громким.

— Капитан, противник! – вскинулся один из гвардейцев, копьём указывая вглубь коридора. Хах, думаю в другом мире мы бы увидели всяких демонов, или чудовищ, на худой конец, но куда уж там, в Эквестрии врагом стала еда. Бред, и какой только умник до этого додумался?

— Они убили Киви! Бей их, ребята! – отчаянно проорала орава фруктов, за которой степенно и молча наступала тяжёлая поддержка в виде огромных тортов. Завязалась потасовка, которую, увы и ах, я смотреть не собирался.

— Господа грифоны, за мной! – бодро воскликнул я, тем самым хором подняв поникшие птичьи головки.

— Господин Дис… — прокаркал посол, но нашу романтическую встречу самым варварским образом испортило третье лицо. Оно же, этим самым лицом, с завыванием врезалось в алую кошку, подмяв под собой всю грифонью дипломатию разом. Эх, капитан, не видать тебе майорских погон, как своих ушей.

— Догоняйте, гибриды попойки двух царей, я вас, так и быть, спасу, — проворчал я, с неохотой вызволяя из этой оболочки заветную лапу. Пони – это, конечно, замечательно, но разве есть полёт мысли веселей, когда ты выглядишь куда большей ошибкой мироздания, чем кошкоптица? Щелчок, и посол грифонов, пригибаясь под обстрелом самой массовой “битвы едой”, спешно догонял меня в коридорах обширного селестинского замка.

— Эмм, Дис… господин Дискорд, но мы же шли к небесному порту, — сглатывая половину слов, впрочем, как и всего остального, забормотал Алый. Хм, а звучит.

— Я не люблю возвращаться тем же путём – это скучно. Лучше нам направится навстречу приключениям, мой пернатый друг! – воскликнул я, вздымая вверх когтистый палец. – К тому же, там не столь безопасно, даже в воздухе.

Несомненно, я слов на ветер не бросаю, и потому тот самый палец указал на окно, за которым, отчаянно барахтаясь, летали ошалелые пегасы. Почему именно такие? Ну, как сказать, видимо, некоторые бутерброды посчитали идею “маслом вниз” слишком обидной. До тех пор, пока псевдофизика рекламы не ударила по создателям, воплотив тучу не падающих, а от того и вовсе летающих, бутербродов. Долго объясняю? Извольте

— Уберите их от меня, уберите! – отчаянно вопя, в наружную стену рядом с нами влетел пернатый герой, облеплённый с ног до головы жужжащими от злобы промасленными кусками хлеба. Бедолага пытался было уйти на своих четырёх, но воля белого батона была иной, и бедолага с криком улетел в видную даже отсюда небесную катавасию.

— Мда, вряд ли пегасы хоть когда-нибудь снова станут посещать пикники. А жаль, Элемент Смеха расстроится… — поглаживая бородёнку, сказал я.

— Зачем всё это? – неожиданно донеслось позади. Ха, а я даже и не заметил, что давно шагаю в одиночестве. Стоявшие поодаль грифоны выглядели испуганными и даже смиренными, но главный среди них – Алый, вышел мне навстречу с вызовом, не показывая и тени страха.

— Серьёзно, мои вы крылатые? Между прочим, это касается вас даже больше, чем их, — незаменимый палец под угрюмым взглядом грифона вновь указал на пресловутое окно. Странно, я думал бутерброды не причём…

— Да о чём вы?!.. Я не о таком просил! Мы не рады произошедшему, но двигать судьбу народов с чего-то нужно! Даже если и нужно чем-то жертвовать. – Стоп! Это я тут имею право толкать речь!

— Ох, мой ты орёлъ, — воскликнул я, подлетев к пернатому защитнику слабых и убогих, — ты действительно заступаешься за них? Серьёзно, а разве не ты сетовал на жестокую судьбу и её венценосных травоядных, что завещают тебе правила своей жизни? – кружа вокруг жертвы, я вглядывался в гранитные черты лица Алого. Хищный профиль, за которым виднелись большая мудрость и боль, старался быть непроницаемым, после тех слов, что в запале высказал прямо сейчас. Но я знал. О да, я знал ход всех его мыслей, и телепатом мне не нужно быть подавно.

— Для вас щелчок – развесёлая забава, которую вы прикрываете нашей болью, но для нас всё это — страшный позор, — сказала Мудрость. Её черты, такие правильные и умиротворённые, проглядывали в любом лице, и здесь подругу я узнал подавно.

— Мы искали иной путь, но он нас привёл лишь к краху. Чтобы вы не думали, а тут солнцеликая права – злоба способна порождать лишь злобу, и окружающими она не насыщается, возвращая всё без остатка своему хозяину, — сказала Боль. Искривившееся лицо, с шумом выдыхавшее, казалось, весь пылавший внутри огонь, отогнало мудрость прочь. Две давние соседки очень редко проживали на одной площади, деля её по времени и месту. Но здесь, здесь был тот самый исключительный случай.

— Продолжай. – Круг моего гибкого тела замедлился, и лишь лениво кружил в собственных раздумьях под тихий голос птенца.

— Селестия в ваших глазах виднеется самодуром, но я не вижу в ней ничего другого, кроме как усталости. Она хочет нам мира, но не потому что желает править железной хваткой, а потому что слишком много крови на моём народе, слишком долго он ею упивался, захлёбываясь, — продолжила вернувшаяся Мудрость. Оторочка взвившегося в агонии плаща предвещал возвращение боли, но в предвкушении я не был, лениво посматривая на поникшую делегацию.

— Какого это, спросите, — жрать пищу, которая перед смертью просила убить её быстро и без боли? Какого это – обнимать свою дочь, после того, как ты лично зарезал её старого друга детства, чтобы она поела нормально хоть один ненавистный денёк? Мне надоело! Нам всем это надоело! – пронзительно закричал он, вздымая вверх два широких крыла, — мы не знаем, когда это случилось, но это произошло! И наш мир изменился также, как и для пони! – завывания Боли терзали мой слух, но я терпел, потому что именно в её нотах звучала поэзия души, та, что внутри под каждой бронёй. И правда. Она, родимая.

— Дай угадаю, ваша еда заговорила? – с ухмылкой произнёс я.

— Да…

— Ну, тогда мне всё ясно, даже более чем, — мрачно подытожив, я прервал свой круг и змеёй выскользнул из коридора, проносясь по коридору куда-то вдаль. Что я искал? Сам не знаю. Белиберда в целом получалась – грифоны и рады, и грустны одновременно. Вроде и чушь, но я прожил не одно столетие, чтобы понять, как искать ответы на свои вопросы. Книги! – воскликнула бы элемент Магии. Балда, — отвечу я, припоминая, что книги пишутся с собственным виденьем ситуации, не выдавая ничего, кроме разжёванного кусочка неправдивой истории. Вот возьмите сегодняшний день от лиц той же Рэрити, Алого и Селестии. Истории будут не просто отличаться, они станут столь разными, что кому-то может показаться совершенно иной день и иная история. Ибо мы инстинктивно обеляем собственные поступки. А раз так, то мне была необходима самая белоснежная и пушистая попа во всём белом свете.

Вот не люблю я такие ситуации, наравне с выбором шоу. Был важный-важный разговор, который заставит не одно поколение грифонов задуматься над “тварь ли я пернатая, иль право поесть имею”, и вдруг надо говорить с Тией по душам. Ещё один важный разговор? Ага, щас, она заперлась в своей комнате, защита которой мне не позволяет повести себя как неприличный мальчонка на пороге женского душа! Серьёзно! Я устроил невероятный хаос в её государстве, той же личной комнате, но только побольше, а она показала лишь “Фи”? Да я чувствую себя физически и умственно неполноценным после этого! Ребёнок, тоже мне…

За окном страдают сейчас все пони!

А ты сидишь и круп свой трёшь!

Уж лучше открой ты дверь,

И мне поверь,

Спасёшь свой мирок чудной!

Последнюю импровизацию я с упоением пропел в замочную щель, ожидая услышать тот самый смех и тяжёлый отворот замка. Увы, я услышал лишь холодную тишину. Хоть, впрочем, мне её удалось и ощутить, когда снежная струя ударила мне в морду сквозь эту разнесчастную дырку!

— Тпфу, тьфу! – отплёвываясь, я с ненавистью посмотрел на эту жертву девчачьего декора. Зачем бело-розовый, когда есть белый с золотом?! Ах, ну да, это же Селестия…

— Нам нужно поговорить, моя ты неприступная! Ты же не принцесса, которая только и ждёт, когда её спасут, так ведь? – Не дай Хаос, если у меня были бы дети, и среди них затесалась вот эта! Проблемный подросток на троне, какого это?! А я-то думал, что здесь за клоуна как раз я!

— Так, я считаю до пяти, не могу до десяти! Раз, два, три, четыре, пять, ну всё, тебе несдобровать! – Аккуратный щелчок, и дверь затряслась в судорожной лихорадке. Сероватая краска сначала посвежела, после чего стала медленно и неумолимо сползать яркими цветастыми полосами. Шпингалеты повылетали с громким треньком, а засевшие в них шурупы выстрелили в неизвестном баллистическом направлении. Удобная штука – время, советую каждому опробовать! Итог, простой и незамысловатый, лежал передо мной в виде дубового семечка, которую я, не будь таким хозяйственным, тут же отправил в рот.

— Итак, прекрасный и очаровательный злодей на пороге спальни страшной и злобной героини! Я вхожу! – с торжеством выдохнул я, поднимая лапу.

— Экхем. — Нет, всё шло до невозможности удачно, вот только после того самого “экхем” у меня вечно начинаются проблемы. Нет, я не шучу, когда я в последний раз это “экхем” слышал, единственным моим собеседником стал я сам на долгие-долгие годы! И пусть я этого не помню, обида-то осталась!

— Я, надеюсь, ты потом вернёшь дверь на место? В конце концов, она стоила определённых средств, — сурово донёсся многообещающий вопросик позади меня. Чувствовал ли я себя дураком? Ну как сказать, дурак – это не тот, кто проиграл, а тот, кто поражение признал…

— Я тебя спас, а ты! – мой самый лучший обвинительный палец с укором вознесся по круговой, обрушившись на угрюмое выражение розоватых переливов. Растрёпанная не хуже Элемента Щедрости, она, тем не менее, даже здесь не теряла своего духа, что радует.

— От тебя, разве что. – Вздохнув, она прошла мимо меня в ломкой походке, не боднув крупом как когда-то. Игривость и лёгкость характера ушли в спячку, точнее, их туда намеренно направили. – Ты хотел разговора – я тут. Давай скорее, пока твои создания не создали ещё больших проблем.

— Вообще-то тут должна быть шутка про уродливое сочетание цветов на твоей дверце, ну да ладно, — отмахнулся я, пройдя вслед за ней. Комната Селестии… Сколько себя помню, она не менялась ни в дни нашего первого знакомства, ни даже сейчас. Вечный склад воспоминаний, разложенный так тихо, что никому и в голову не могло прийти, что подушка, которую ты сунул себе под круп, старше тебя, твоего отца и деда вместе взятых. И, конечно же, в знак уважения традициям, я тоже сунул подушку под свой массивный зад. А что, я ничем не отличаюсь от остальных! Ни капли!

— Учти, разговор должен быть достоин моего внимания, иначе он закончится сейчас же, — мрачно предупредила Тия, воссев за массивный позолоченный стол. Эй, я, сидящий на полу, тут за провинившегося школяра?! Так не пойдёт!

— Ох, какая серьёзная мордашка нынче у нашего вседержавца! – воскликнул я, с неохотой покидая древнюю подушку.

— Прости, но смеяться нынче расхотелось. У тебя ко мне действительно есть дело, или твои необдуманные поступки идут не дальше необдуманных речей?

— Ну, а как же противостояние двух древних сил? Или пылающая арена с криками “Ненавижу-у-у!”? Знаешь, а тебе…

— Закончили, — невозмутимо перебила она. – Суть разговора, или я ухожу.

— Расскажи мне о вашем договоре с грифонами, — чуть глухо произнёс я. Не люблю признаваться в ошибках, но надо, хаос его раздери…

Подобные чувства, какими не были мы разными, обуревали и молодую белую головку. Откинувшись назад, Тия моим же движением выхватила из воздуха бокал с вином. Готов поспорить, из тех же запасов, что обкрадывал и я. Что, это её запасы? Ну, бывает…

— За услугу, разумеется.

— Эмм, — чуть протянул я, выдумывая шутку получше.

— Я не дура, положение ты не исправишь, так что ограничусь лишь честным ответом на мой вопрос. – Дождавшись моего кивка, она отпила значительный глоток. – Тогда я начну издалека, как это умеешь ты.

— Давай, в начале было слово… — попытался было я разрядить обстановку, как она резко прошлась по моему загривку магическим холодом. Сверкавшие глазёнки явно не терпели конкуренции.

— Когда-то давным-давно, когда ты был благополучно заточён в камне, Империя Грифона была алмазом на карте многих стран мира. Опасным местом, полного своего собственного поднебесного очарования. Что и говорить, великие горы, скрытые под толщей золотых городов, механизмы, что собственным существованием могли прогнать любую идею о магии – царственный то был народ, и правил он должно статусу. – Начало, конечно, не ахти, я начал лучше, хотя продолжим. – Но лишь одно выходило за рамки его великого существования…

— Ба-да-бада-бум! Мясоедство, я прав? – изобразив барабанную дробь, предположил я.

— Разумеется. — Глоток прервал поток истории, осев в моих ушах судорожным бульканьем. – Опасны ли были они мне? Нет. Даже без Луны я была готова обратить их воинственную расу в пепел, лишь только один взгляд они кинули бы на моих пони. Но время шло, а те самые взгляды, которые я старалась не замечать, уже давно стали обыденными. Как бы ни был велик народ, а амбиции свои он искоренить так и не сумел, поддаваясь, раз за разом, своим внутренним демонам. Этих демонов я наслушалась сполна, особенно, когда они достигли апогея противостояния за наш уклад жизни.

— И ты решилась.

— Да. Я решилась. Позволить на моих землях устроить очередной загул кровавого азарта я не могла. Изменила всё одна ночь – самая страшная ночь в истории грифонов. Ты знаешь меня, Дискорд, для меня и нанести хоть кому-то вред – страшное испытание, а тут… Я ударила по врагу его же оружием, заставила окунуться в жестокость с иной стороны. Со стороны жертвы.

— Ты сделала тоже самое, что и я?

— Да. – Долгий взгляд на окно, прервавший нашу речь паузой, заставил меня в задумчивости поглаживать бородку. – Весь этот Договор – жалкий фарс. Что в нём толку, когда бесплодные земли грифонов сами предлагают народу сгинуть? Продолжить есть мясо? Ха, оно уже давно либо ощетинилось всем возможным оружием, или ушло из покалеченной страны. Но как бы я себя не оправдывала, Дискорд, а всё это было зря. Были сотни способов, а я выбрала самый лёгкий и очевидный, хотя могла попытаться их образумить. Но нет… Всё, что делаю сейчас – это исправляю свою ошибку. А раз уж ты вмешался со своим щелчком, то, что же, я получаю сполна за давние грехи. – Бокал налился до краёв вновь, но взгляд не способной хоть как-то деликатно пить Тии всё не хмелел. Не уж то на рекорд идёт? Ах да, важный разговор…

— Хах, двести лет назад… Помню, всё помню. – Мечтательно помахав копытом, она прикрыла глаза. – Помню ритуал. Помню крики, в разы страшнее, чем сейчас. Помню первый укол совести. Ха, я даже помню тихую гадливую радость на лицах моих пони, которым общаться с разумной живностью стало куда веселее соседей. – Открыв глаза, она посмотрела на меня с тем самым, столь долго ожидаемым взглядом. – Я чудовище с добрыми речами, Дискорд, я ничем не лучше тебя и любого другого, но лишь одно меня утешает – я делала всё из любви. Также, как ты сделал всё это из любви к свободе. – Горящий взгляд, как же ты надоел ломать любую мало-мальски смешную комедию. Драма тут, драма там, а ведь сам хорош, полез по самые помидоры.

— Но сейчас зачем тебе всё это снова? Страна грифонов найдёт свой путь, не беспокойся, так как твой вариант пути будет именно твоим, — опустившись перед окном, я тихонько отщёлкал пару раз. – Кто знает, чем обернётся твоя демилитаризация снова.

— Неужели ты думаешь, что я делаю всё из-за одного только этого? Как я уже говорила, я не дура, и ничего, кроме стыда, мною не ведёт.

— Ты ведь знаешь, насколько опасно быть ведомым у своих чувств? – обернувшись назад, я встретил подошедшую Тию глубоким и задумчивым взглядом.

— Ну, у меня есть вполне достойный пример, — с этими словами, в мою худосочную фигуру с силой врезалась филейная часть белоснежного тела, сдвинув меня с главенствующей роли перед окном.

— И что же ты дашь им? Они всего лишь смертные, которым просто не хватает своего пастыря. Сделай ты им утопию, так и быть, но, поверь мне, они её потеряют всего через мгновение… — потирая бок, произнёс я.

— Я им дам шанс, – перебила она мой великий ход мыслей, — шанс на собственный выбор, о котором я хотела тебе рассказать после обеда, того самого, что ты превратил в маленькую катастрофу. Если бы они хотели своей свободы, то я, падая ниже некуда, вернула бы им прежнюю жизнь с безмолвным скотом. Но раз они нашли в себе силы превзойти свою природу и прийти ко мне за помощью, то я стану для них вечным другом. Таков был наш Договор. Шанс на дружбу, вопреки самим себе.

Я замер. Не поймёт. Не поймёт и не примет, прикрываясь чем-то светлым, чем могу предположить я. Стыд – чувство, позабытое мною когда-то давно, и вернувшееся лишь недавно, стоило лишь в него влить тех, перед кем его испытывать возможно. Жалею ли я за сегодняшний проступок так же, как это происходит с Тией? Кто знает. Знаю лишь, что ещё одна партия была этой белобокой пони выиграна. Выиграна ровно так, чтобы поставить в тупик прямо перед собой. Ох уж эти пони…

— В таком случае, — окончательно щёлкнув, протянул я, — смысла продолжать игру нет – ты, как всегда, поломала все правила и игрушки. — Крики кое-где сменялись ликованием, и даже отсюда я ощущал радость минувшей беды. Проиграл ли я с треском? Хм, а кто его знает? Ведь, как мне показывала история, всякий мой проигрыш порождал нечто лучшее, чем я мог бы получить победой. Как бы там ни было, я всё равно останусь при своём мнении, хоть и позволяя смертным, во главе со своими Селестиями, раз за разом доказывать мне обратное.

– И наконец, каков же был твой вопрос. Всё, что мне было нужно, я узнал, — с удовлетворением, какая может произойти после хорошего веселья, спросил я.

Долгий и мелодичный смех Селестии звучал на сей раз непринуждённо. Все суровые аккорды исчезли, и я, пусть никогда самому себе не признаюсь, находил это более прекрасным, чем потерянный взгляд циника, коим отличались многие вечные сущности нашего несчастливого бытия.

— Много же вопросов я готова задать, драконикус. Прошлое, будущее, да даже настоящее – разве это не интересно? Но… Один вопрос, самый важный вопрос, я всё-таки задам в обход всему моему любопытству. – Повернувшись к этой хитроватой, но с тем, и невероятно чистой мордашке, я был готов ко всякой скучности, вроде “В чём смысл жизни”. Но, пораздумав в доли секунды, понял, от скуки с Селестией я точно не помру. Играть по-крупному, любил не я один… – Как думаешь, Твайлайт хорошо подойдёт мне в подружки невесты на нашей свадьбе?