Зеркало (прошлое)
Часть 1 - Дом. Глава 8
Разлепив веки пони уставилась в пустоту. Её разбудил коммуникатор, а потому, едва лишь осознав это, Тимм поспешила активировать голографическую панель и посмотрела на экран. Там её ждало не самое приятное сообщение:
«Привет, Тимм-с, у меня для тебя хорошие новости! Вернее, не совсем хорошие, но и не плохие. В общем, на следующей неделе я появиться не смогу, но через месяц я точно буду у тебя. Теперь уже совсем точно и больше без переносов даты. Так что держись там и не вешай нос. Извини за задержку! Я очень хотела бы появиться раньше, но пока это невозможно. Извини!
Тиммерлин».
Тимм закрыла экран и глубоко вздохнула. Снова ей придётся терпеть и ждать. Подруга из будущего уже не первый раз переносила дату своего визита, а потому время шло, а проблемы никуда не уходили. Уже больше месяца прошло с тех пор, как жеребцы силой отняли у неё невинность и с тех пор они не только не раскаялись в содеянном, но наоборот – окрылённые своей безнаказанностью буквально не давали ей прохода превращая обычные будни в ад. Пахабные намёки, какие-то вечные шлепки, щипки и попытки погладить или обнять её. Она уже сбилась со счета, сколько раз её личное пространство было нарушено, и это буквально сводило кобылицу с ума. Чтобы хоть как-то защитить себя она почти перестала покидать свою комнату, выходя оттуда только лишь на работу и на кухню, выбирая для этого самое неудобное время, но полностью избежать встреч с ними она всё равно не могла. Они все равно были где-то поблизости. Она всё равно их слышала, видела и думала. Это должно было когда-то закончиться, но вот, наступил новый день и ей снова сказали, что нужно «еще чуть-чуть потерпеть». Еще месяц. ЦЕЛЫЙ МЕСЯЦ!
Быстро помотав головой из стороны в сторону, Тимм прогнала прочь дурные мысли, а затем взяла сумочку, фонарик и тихонько покинула свою комнату. Для завтрака пока было рановато, однако завтраки как таковые для них уже давно перестали быть частью распорядка дня. Шейди Хуф так и не оправилась от разрыва отношений со Стоунхаммером, а лишь усугубила свою нескончаемую депрессию, пристрастившись к алкоголю. Причем пила она беспрерывно, доводя себя до полуобморочного состояния. Хозяин общежития уже несколько раз приходил к ним и громко подолгу отчитывал за что-то Шейд (за прогулы, или же просто беспокоился за её здоровье), но результатов это не приносило. Она продолжала целенаправленно губить себя, растрачивая на крепкие напитки все имеющиеся у неё в запасе талоны.
С другой стороны про них она все-таки не забывала. На кухне, посреди стола, лежала открытая пачка овсяных галет, производимых где-то в теплицах или рядом с ними, и в целом, жильцы дома уже привыкли к такой еде. По крайней мере, ими также можно было забивать желудок в начале долгого дня, особенно если чуть-чуть сдабривать их водой и солью перед употреблением. Этим и занялась Тимм, налив в тарелку воды и превратив сухой твердый корм в неаппетитную, но съедобную кашицу. Быстро закончив с завтраком, кобылка убрала тарелку и, не теряя времени, тихонько покинула общежитие. Сегодня ей повезло.
На остановке она оказалась на полтора часа раньше срока, но это её не сильно смутило. Ей не впервой было приходить так рано, а потому, не сбавляя шага, Тимм отправилась дальше. Мимо остановки, в полутьму заброшенных кварталов.
Ей нравилось гулять там. В тех местах, где давно уже никто не жил и никогда не появлялся. Проходить сквозь заброшенные детские площадки, представляя себе как было весело жеребятам играть на них много лет назад. Смотреть на погибшие деревья, голые ветви которых медленно осыпались на землю. Останавливаться раз за разом у незаконченной статуи некоему А.Блюбладу которая, увы, так и осталась огромным неотёсанным валуном, в котором только начинал прослеживаться силуэт пони. За что её собирались ему ставить? Вряд ли кто-то об этом знает сегодня. Может он был военачальником, может великим ученым, а может просто богатеем, который сам себе решил воздвигнуть статую в парке, но что-то пошло не так и проект так и остался стоять незавершенным.
Думая об обладателе незаконченного памятника Тимм, почему-то, вновь переключилась на жеребцов и всё её поэтичное настроение тут же пропало. Его место вновь заняло чувство отчаяния и злобы. И ведь она прекрасно понимала, что лучший способ справиться с этой проблемой, это просто сбежать. Собрать вещи и перебраться жить в любой из тысяч заброшенных домов, которыми полнился сейчас Маханхолл. Выбрать любую квартиру, сломать замок и переехать туда, причем ей даже платить за это не надо будет. Что она вообще забыла в этом общежитии, в конце концов?! Она не раз уже обдумывала этот вариант и несколько раз была в шаге от того, чтобы сделать это, но что-то её всегда останавливало. Страх того, что хозяин её нового дома все же вернётся и прогонит её? Страх того, что Тиммерлин не сможет найти её на новом месте? Боязнь безрадостной жизни в полном одиночестве в заброшенном доме? Возможно, но сама для себя Тимм уяснила, что она просто не способна бросить «насиженное гнездо». Что-то в голове не давало ей пойти на столь решительный шаг. Если бы не родители, она и в Маханхолл бы не пошла, ибо голодная смерть пугала её куда меньше, чем боязнь перемен. Также и сейчас. Бабушкина комната хоть как-то связывала её с семьей и прошлой жизнью, а потому она готова была терпеть даже самые страшные унижения, лишь бы не разрывать эту призрачную связь. Глупо? Да, глупо, но она и не рассчитывала сойти за умную.
Едва погасла искусственная Луна и стало особенно темно, Тимм поспешила на остановку. Пора отправляться на работу. У неё еще было достаточно времени, чтобы успеть, но лучше поторопиться, ведь и Луну могли выключить позже обычного, и трамвай порой приезжал раньше, чем нужно. Но на этот раз всё обошлось. Она успела вовремя, села в трамвай и через час уже подходила к знакомому товарному складу, где её ждали знакомые ей ежедневные обязанности грузовой лошадки.
Сегодняшний день на работе явно не клеился. Во-первых, ящики, которые им приходилось перетаскивать на машину в какой-то глуши, оказались тяжелыми и крайне неудобными для носки, во-вторых бригадиром, с которым они отправились в эту поездку, оказался не грузный бука Ротбур, а куда более вредный и придирчивый Ландкольт (если его вообще так звали). В-третьих, из-за специфики сегодняшнего груза все работали молча и сосредоточено, а потому ей просто не на что было отвлечься. Она только и делала, что ходила туда-сюда, снова и снова мысленно возвращаясь к проклятым жеребцам и сегодняшнему письму Тиммерлин, которое приговаривало её к новому месяцу ожидания. В общем, ничего хорошего. Единственное, что позволило не сделать этот день еще хуже, так это поддержка коллектива утром, когда Тимм только пришла на работу и узнала про текущее задание. Дело в том, что Ландкольт сначала наотрез отказался брать её в эту поездку и хотел отправить её домой (что для Тимм являлось наихудшим вариантом развития событий) ссылаясь на то, что она, якобы, слишком слабая для сегодняшних работ, однако, видя её расстройство, работники вступились за неё. Бреган и остальные стали защищать её, мол, она сама знает свою меру и если она хочет ехать, значит не ему её останавливать, а потом и вовсе поставили ультиматум, что либо она едет вместе с ними, либо они все сегодня остаются на складе. За это она была им очень признательна. Конечно, была в их действиях и не озвученная причина, ведь шутка про «Талисман Тимм» уже успела превратиться в некую легенду, ибо за все восемь рейсов за город, в которых успела побывать кобылица, с ними действительно ни разу ничего не случалось. Все проходило идеально и на них не только твайликорны не нападали, но и груз всегда был в том объеме, который они искали, и машина не ломалась, и даже каких-то мелких происшествий и травм не было. Она, по мнению многих, одним своим присутствием приносила удачу, хотя саму пони это скорее тяготило, чем радовало. В действительности ведь она ровным счетом ничего не делала, а ей приписывали какие-то невероятные заслуги и даже более того, кто-то из грузчиков уже озвучивал идею, чтобы в принципе освободить её от обязанностей тягловой лошадки и брать её чисто для того, чтобы она «духовно защищала» их в пути. Благо, Ротбур и Аваф не поддержали его идею, ведь Тимм понятия не имела что может входить в обязанности «духовного защитника». Жертвоприношения? Создания оберегов? Защитные символы на кузове автомобиля? В общем, идея просто таскать грузы ей нравилась куда больше. Да и нести ответственность за вещи, на которые ты никак не можешь влиять – сомнительное счастье.
Так или иначе, в поездку она попала, и удовольствия таскать токсичные удобрения на своей спине её никто не лишил. Те же безликие ящики с каким-то порошком внутри и изображением понячьего черепа и перечеркнутых красных легких, которые им после погрузки придется везти в теплицы и столько же времени разгружать их там. Поговаривали, что сбор этих ящиков архиважен, ибо без них объем урожая сократится настолько, что в городе опять начнется голод. Как будто бы он когда-то заканчивался…
А еще про них говорили, что их содержимое жутко ядовитое и, например, в теплицах, рабочие занимались с ними исключительно в противогазах и костюмах химзащиты. И именно поэтому морда Ландкольта всегда так кривилась, когда он глядел на то, как ноги Тимм подгибаются под немалым весом этой ноши. Он как будто бы только и ждал, когда она упадет, но пони принципиально этого не делала и рейс за рейсом шаталась, да, но все равно стоически переносила нагрузку, не роптала и не просила перерыв. Она вообще никогда их ни о чем не просила. В том числе и о помощи с кольтами-насильниками.
И снова у неё в душе разгорелся пожар. Неужели ничего нельзя сделать? Почему мир так не справедлив к тем, кто слабее? Как будто бы вместе с Солнцем пони потеряли еще и свою добросердечность. С другой стороны, если они так поступили с ней, то что мешает ей самой ответить им той же монетой? Скинуть им что-нибудь на голову, подкараулить и напасть из темноты, поджечь их комнату, в конце концов! У неё была масса вариантов, и даже тот факт, что большинство из них могли осуществиться только лишь в её голове, никак не отменял приятного ощущения от мысли об их гибели. Желательно страшной и мучительной. Пони так замечталась, что не обратила внимания, как ящик начал крениться вправо и прежде чем она успела что-либо предпринять, бухнулся на кафельный пол. Подгнившее дерево треснуло, и по полу рассыпался белый, невзрачный порошок. Все замерли.
– Ну что, тетеря, довыпендривалась? – неприятным голосом спросил Ландкольт, подойдя поближе и сделав настолько глубокий выдох насколько это возможно. Казалось, это заготовленная заранее фраза висела у него на языке буквально с самого их приезда.
– И что теперь делать? – испуганно спросила пони.
Вроде бы на ноги ничего не попало, сильного какого-то запаха она тоже не чувствовала. Может, не все так плохо?
– Что делать?! – рявкнул Ландкольт, – Ничего не делать! Ложиться и помирать.
– Правда? Мы что, все умрем из-за этого?
– У-ух, какая же ты трудная, – жеребец закатил глаза, – Да шучу я! Шуток не она не понимает… Бреган, Блэкмейн оттащите аккуратно этот ящик к стенке и накройте чем-нибудь. Только не вымажьтесь в этой гадости! А ты бери совок, веник и чтобы через пять минут ни соринки на полу не осталось, понятно?
Тимм закивала головой и поспешила к транспорту за инвентарем.
– Как закончишь, выбрось все это куда подальше и возвращайся в машину. До конца поездки там сидеть будешь, а то и так уже целый ящик удобрений из-за тебя профукали.
– Хорошо… А что, совок с веником тоже выбрасывать? – уточнила кобылка.
– Нет, блин, к нам его обратно притащи, очень хочется нам химикатами подышать в кузове!
– Просто я бы аккуратно могла…
– Аккуратно!? – на лице у бригадира появилась кривая ухмылка, – Ха-ха-ха, ты уже и так все сделала аккуратно, растяпа.
Тимм еще раз кивнула и побежала выполнять поручение. Вполне справедливое наказание. Ей следовало быть внимательнее с опасным грузом. Оставалось надеяться, что хоть немного талонов ей все-таки дадут по итогам дня.
Пролет за пролётом Тимм доковыляла до третьего этажа. Прав был Беттер Ран, когда говорил ей не геройствовать и не перетруждать себя лишними тяжестями, ибо даже несмотря на то, что начиная с середины дня, она в погрузочных работах более не участвовала, ноги и спина болели жутко. Благо Ландкольт сжалился и все же выдал ей пару талонов за сегодняшний день, а то ведь мог и вовсе – удержать с неё за порчу груза. Это позволило ей закупиться в теплицах и поужинать еще по дороге домой, а значит, можно было спокойно запереться в комнате и до завтрашнего утра больше не высовывать оттуда своего носа. Хоть какая-то хорошая новость!
Тихонько приоткрыв входную дверь и заглянув в коридор, Тимм никого там не обнаружила и поспешила к себе, однако, когда до заветной двери оставалось всего несколько шагов, позади неё послышался скрип и в коридоре появился один из жильцов:
– Тимм, постой!
Пони взрогнула. По голосу она сразу поняла, что это был старик Зоннингам, но особой радости она от этого не испытала. Чего ему от неё надо?
– Тимм, не зайдешь ко мне? Я хотел бы с тобой поговорить кое о чем.
– Я вообще-то спешу, – пробормотала пони, все еще оглядываясь по сторонам, чтобы случайно не пропустить момент появления своих врагов.
– О, я не отниму много твоего времени, поверь. Всего минут пять или десять.
Похоже, он собирался настаивать на своем. Взглянув на старика, пони попыталась прикинуть, насколько ему можно доверять. Её прошлый поход в чужие покои закончился для неё очень плохо, но с другой стороны Зоннингам не походил на подлеца. Да и вряд ли он сумеет справиться с ней, даже если попытается что-то сделать. В конце концов, он просто старый больной пони.
– А о чем вы хотели поговорить?
– О тебе, Тимм. Я подумал, что тебе может быть нужна моя помощь.
– Помощь?
Он ей помочь, что ли собирается? Вступить в бой с Саллютом и Батлером, чтобы защитить её достоинство? Звучало глупо, но все же Тимм медленно и немного неуверенно направилась к нему.
– Я знаю, что у тебя случилось некоторое время назад и хочу помочь тебе справиться с этим.
Жестом он пригласил её пройти внутрь комнаты, а после зашел следом и прикрыл за собой дверь.
– Присаживайся, Тимм, я угощу тебя травяным чаем.
Стоит сказать, что комната его была попросторней, чем у Барбар или жеребцов. И даже более того, она была не одна, но соединялась с еще одной комнаткой поменьше, в которой, сквозь старую белую тюль, виднелись стеллажи с разнообразной электрической рухлядью. Мастерская или типа того. В основной комнате также находилось много различных приборов на разной стадии разборки: телевизоры, магнитофоны, радио и т.д. но окончательно превращать зал в склад он пока не решился. Здесь было достаточно и нормальных вещей, как то: диван, кресло, столик с чайным сервизом, зеркало и различные запылённые статуэтки на столах и полках. Также повсюду виднелись старые, полуистлевшие узорчатые салфетки и скатерти, которые, похоже, много лет не сдвигались со своих мест, отчего пыль ровным слоем очертила их контуры.
Тимм села на диван, а хозяин комнаты, как и обещал, налил горячей воды в две небольшие кружки и добавил туда пахучих сушеных трав, дополнив запах канифоли и подгорелых проводов приятным ароматом мяты и каких-то других трав, которые в эту эпоху кроме как в чьих-то запасах и встретить-то было нельзя. Также на столе появилось и несколько печенюшек.
– Угощайся, Тимм.
– Спасибо.
Уютно. Даже немного напомнило визиты к бабушке Барбарис в далеком прошлом. И, как будто бы прочитав её мысли, Зоннингам, который успел уже отхлебнуть немного пахучего чая из своей кружки, задумчиво проговорил:
– Да… мята с ванилью. Барбар больше всего любила этот рецепт чая.
– Вот как? Значит, у бабушки действительно был хороший вкус.
– Еще бы, – улыбнулся пожилой пони, – Барбар делала целый ритуал из чаепития. Заваривала каким-то особым способом, поочерёдно добавляла туда различные ингредиенты, а потом зажигала сигарету и садилась на диван, – старик ненадолго задумался, погрузившись в воспоминания, – Меня всегда удивляло, зачем она чередует глотки чая с затяжками? В моем понимании сигаретный дым только перебивал аромат чая, а она настаивала, что он его дополняет.
– Она любила курить…
– Не то слово! Мы часто ругались на эту тему, но переубедить её в чем-то было невозможно. Сильная была пони. Шейд многому у неё научилась.
– Шейд была её ученицей? – удивилась Тимм.
– Можно и так сказать, – кивнул Зоннингам, – Барбар готовила из неё свою преемницу и поэтому воспитывала, как могла. Учила готовить, домоводством заниматься, учила быть сильной и настойчивой. Ведь это сейчас в общежитии никого нет, а раньше, когда здесь три этажа было семей разных, управляющему было ой как не просто. Корми всех, за чистотой следи, квартплату собирай. Иногда такие жильцы попадались, что всю кровь свернут, прежде чем талоны отдадут за проживание… А порой и вообще взашей выгонять приходилось.
– И у неё это получалось? – Тимм ненадолго представила себе Барбарис, выгоняющую из дома олухов, наподобие Саллюта с Батлером.
– А то! Бабушку твою здесь все уважали.
– Ха, здорово, – пони перевела взгляд на пустую стену и задумалась, – Жаль, что я не приехала сюда раньше. Может она и меня бы научила быть сильной…
– Зачем это тебе, Тимм? – будто бы удивленно спросил старик, – Тебе детей нужно рожать, воспитывать, а не в битву с кем-то вступать. А сильным пусть твой избранник будет, ему ведь тебя защищать.
– Какой избранник? – изогнула бровь кобылица, – У меня никого нету.
– Это только потому, что ты никого не выбрала. А кандидатов вокруг достаточно. Просто открой свое сердце любому из них и перестань мучить себя попусту.
– Мне некому его открывать, – нахмурилась пони, – И вообще, вы вроде как помощь предлагали. Может, перейдем к этой теме?
– Так я этим и занимаюсь, – на лице Зоннингама снова появилась улыбка, – Я вижу со стороны, как ты маешься, Тимм. Как одиночество съедает тебя, гложит. Так живут старики, но ты-то совсем молодая. Тебе нельзя так жить. Поверь мне, если ты найдешь себе жеребца, то все твои проблемы закончатся. Вдвоем ведь решать их гораздо проще будет!
– Понимаю, но проблема в том, что у меня даже на примете никого нет.
– А Саллют? Молодой, красивый парень, чем тебе не кандидат?
Внутри у Тимм все перевернулось. Она сначала подумала, что дед говорит это с иронией, и пыталась разглядеть в его взгляде намек на то, что он шутит. Но, видимо, он говорил серьезно.
– Саллют? Вы… вы в своем уме?! – захотелось прямо сейчас отвесить ему пощёчину и покинуть комнату, – Да Саллют и есть моя проблема! Это от него мне нужна защита! Вы разве не знаете, что этот подонок со мной сделал?!
– Успокойся, пожалуйся, Тимм, – примирительно поднял копыта Зоннингам, – Да, я знаю. Я знаю, что Салл поступил некрасиво, что он не сумел сдержать себя, но вы сейчас находитесь в том возрасте, когда очень тяжело противостоять гормонам. Особенно такому жеребцу как Саллют. В этом возрасте сама природа требует от нас делать детей, – ну, так уж мы устроены, – и не всегда можно этому противиться.
– И, по-вашему, это его оправдывает?!
– Ничуть, но поверь мне, Салл на самом деле хороший парень. Он не тот негодяй, каким ты себе его представляешь. И я говорю это потому, что знаю его буквально с самого рождения. Он рос на моих глазах, я много общался и с ним и с его родителями, пока они были живы.
– Он моральный урод, и я даже не хочу это обсуждать! – зло бросила в ответ собеседница.
– А я бы сказал, что у него просто тяжелый характер, – поспешил парировать Зоннингам, – Он слишком рано потерял своих родителей и начал самостоятельную жизнь, и поэтому у него сформировалось своеобразное мировоззрение.
– Я тоже потеряла своих родителей, однако «своеобразным мировоззрением» почему-то не обзавелась, – фыркнула Тимм.
– Потому что ты их потеряла в двадцать лет. А он остался сиротой в восемь. Вся его жизнь это стремление доказать окружающим, что он уже взрослый. Тебе просто нужно получше понять его. Увидеть его положительные качества.
– Так, послушайте, – в гневе пони не рассчитала силы и как-то даже слишком громко шваркнула кружкой с чаем о стеклянный стол, – У него нет никаких положительных качеств! Он мне отвратителен. И даже если бы он не изнасиловал меня на пару со своим дружком, то я бы все равно и на километр бы не приблизилась к такому как он.
– А если я скажу тебе, что на самом деле он безумно в тебя влюблен? – использовал свой главный аргумент старик, и внимательно посмотрел на пони.
– Ага, как бы ни так! – отмахнулась Тимм, – Он гнобит меня с самого первого дня знакомства!
– Это только потому, что он не знает, как еще заслужить твое внимание, – спокойно принялся объяснять старик, – Видишь ли, Тимм, Салл думает что если он будет вести себя в твоем присутствии таким образом, то ты влюбишься в него. Он пытается продемонстрировать тебе свои самые яркие качества, поразить тебя чувством юмора, нахрапистостью, мужественностью. Думает, что это поможет ему произвести на тебя впечатление. Он пытается подобрать к тебе ключик, но не может и это приводит его в отчаяние и заставляет совершать ошибки. Поверь мне, он сам приходил ко мне и рассказывал, что думает только о тебе.
– Пусть думает что хочет, – пони помотала головой из стороны в сторону, отгоняя дурные мысли, – Я его ненавижу и точка.
– Почему ты так категорична, Тимм?
– А того, что он сделал недостаточно для это?! – возмутилась кобылка.
– Но ведь он изменится. Ты сама сможешь сделать его лучше, если останешься с ним. Лично я считаю, что вы отличная пара и здорово бы дополняли друг друга. Он помог бы тебе побороть свою замкнутость, а ты – сдерживала бы его буйный нрав, – старик ненадолго замолчал, – Пойми, Тимм, я не заставляю тебя и не принуждаю ни к чему. Я просто прошу подумать. Уйми свою злобу, ответь ему взаимностью, и ты сможешь сделать из врага лучшего друга и верного спутника жизни.
Тимм задумалась. Нет, не о том, чтобы действительно прислушаться к словам старика. Это всё еще казалось ей каким-то бредом. Она задумалась о том, какие еще аргументы можно было привести ему, чтобы он, наконец, понял, что она ненавидит Саллюта. И Саллюта и Батлера и всех тех, кто ведет себя подобным образом в обществе. И что ни о какой любви тут не может идти речи. Но, прежде чем она успела ответить, шипение статики, которое все это время доносилось из комнаты неподалёку и стало уже почти родным для неё, вдруг изменилось на какие-то шуршащие звуки. Шуршащие, чавкающие и более напоминающие помехи, а не реальные шумы. Тем не менее, едва лишь они их услышали, как Зоннингам тут же навострил уши и, мигом забыв про затеянный им разговор по душам, с невиданной прытью подскочил с кресла и скрылся за белой тюлью.
Немного посидев, Тимм все же не сумела побороть свое любопытство и тихонько прокралась за ним.
В комнате-мастерской, все было именно так, как она себе и представляла – груда электроники и разобранных приборов. Преимущественно аудиоаппаратура. Единственное, чего она не представляла, так это достаточно массивного агрегата, похожего на самодельную радиостанцию, из разложенных на столе динамиков которой и раздавались эти странные и немного пугающие звуки. Там также имелось несколько тумблеров и микрофон, у которого и замер сейчас Зоннингам:
– Кани, ты меня слышишь? – негромко спросил он, полностью игнорируя присутствие рядом Тимм, – Кани, ответь.
Сначала было тихо, но потом вновь что-то заурчало. Это могло быть что угодно, ибо помехи искажали любой звук до неузнаваемости. Но для старика это, видимо, не имело значения.
– Наконец-то ты вышла на связь. Я так боялся, что потерял тебя. Как ты себя чувствуешь?
Тишина. Скорее всего, прошло около двух минут, прежде чем колонки вновь выдавили из себя непонятный звук.
– Я тоже по тебе скучал, Кани, – он снял с лица очки и дрожащим копытом отер слезы, – Не пропадай так больше.
Далее пошли новые вопросы и новые ответы, смысл которых по всей видимости, понимал один лишь Зоннингам. Он спрашивал её о самочувствии, о погоде, делился новостями. Для Тимм же это выглядело так, словно старик просто обезумел и разговаривал сам с собой. Она даже не могла с уверенностью сказать, имели ли те звуки, что исходили из радио, вообще хоть какое-либо отношение к звукам живых существ. Бульканья, хлопки, шипение… Это все больше походило на помехи, вызванные повреждением проводов или сильным ветром. В конце концов, когда «ответы» на задаваемые Зоннингамом вопросы перестали приходить, он, в конце концов, успокоился, встал из-за стола и не торопясь вернулся в главную комнату.
На долгое время повисла гнетущая тишина. Старик долго что-то обдумывал глядя в пустоту, а потом также неожиданно пришел в себя. Взял чайничек и налил еще две кружки ароматного травяного чая.
– Ты ведь будешь еще чай, Тимм? – спросил он.
– Эм, да, не откажусь, – с улыбкой выдавила из себя кобылица, – А Кани это…?
– Моя супруга. Канилен.
– А-а… Там откуда она с вами разговаривает, похоже, не слишком хорошая связь. С ней всё в порядке?
«Уж, не с потусторонним ли миром пытается разговаривать старик?» – пришла в её голову неожиданная мысль. Звучало именно так. Тогда и звуки эти приобрели бы куда более зловещий оттенок.
– Да, конечно. Просто она сейчас очень далеко от города и дальности приемника едва хватает. Я прошу её держаться ближе, но… она не слушает.
– А, так она путешественница? – догадалась пони.
– Ну, можно и так сказать, – ответил Зоннингам, – Канилен – единорог. Вернее, была им до тех пор, пока с ней не приключилась эта беда.
– Мутации?
– Да. Те же, что и у всех. Когда боли стали невыносимыми, а лечение так и не принесло результатов, Кани решила убраться из города подальше, чтобы случайно никому не навредить. Все-таки сила аликорна в помутнённом из-за нескончаемой агонии разуме – страшная вещь.
– А вы… не пошли с ней?
– Хотел, но мы оба понимали, что это самоубийство, – вздохнул Зоннингам, очевидно все еще сомневаясь, что сделал тогда правильный выбор, – В конце концов, она являлась бессмертным хоть и больным аликорном, а мне, увы, необходима была еда и вода, которых за пределами Маханхолла давно уже нет. Да и сама она во время очередного приступа, скорее всего, убила бы меня, даже не заметив. В итоге сошлись на том, что я останусь в городе, и буду принимать её сообщения. Поддерживать, если будет совсем грустно и информировать обо всех результатах борьбы с этой аликорньей напастью. Мы договорились, что как только врачи найдут лекарство от этой болезни, я сразу сообщу ей об этом, и она вернётся.
– А как вы с ней связываетесь? Ну, я имею в виду, у неё ведь нет с собой такой же радиостанции, верно?
– Ей она и не требуется. У неё есть ошейник. Я неплохо разбираюсь в радиоэлектронике и поэтому, когда Кани собралась уходить, то я смастерил для неё небольшой приемник, работающий на её магической силе, с помощью которого она постоянно находится на связи со мной. С тех пор уже лет тридцать прошло, а я все еще не пропустил ни одного сообщения от неё.
– И вы понимаете, что она говорит?
– А ты разве нет? – удивился пожилой пони, – Согласен, речь её немного деформировалась со временем, но в целом я вполне разбираю её реплики.
– Понятно… Думаю, у меня просто недостаточно опыта в общении с аликорнами.
– Возможно, – улыбнулся Зоннингам.
Очень не хотелось расстраивать старика, поэтому Тимм решила солгать ему. Маловероятно, что это все еще была она, да и в устройство, которое тридцать лет бесперебойно работает на теле твайликорна, верилось с трудом. Но какая разница? От этой правды никому лучше не станет.
– Это здорово, что вы не покинули её. Думаю, если рассудок всё еще при ней, она вам весьма признательна. Вы очень преданы и наверняка искренне любите её.
– Спасибо за такие слова, – вторая кружка чая благополучно закончилась, и пони водрузил её обратно на стол, – А знаешь, ведь когда мы только встретились с ней – давным-давно, еще до эпидемии, до голода и даже до гибели Солнца и Принцессы Селестии, – Канилен тоже жутко меня ненавидела.
– За что же?
– За то, что был дураком. Приставал к ней и вел себя как идиот, прохода не давал. У меня даже шрам на шее остался от молнии, которой она меня шандарахнула, когда я её при подругах обнять попытался. Вот тут, – Зоннингам повернул голову и показал на кривую отметину в области шеи, – думал, помру тогда.
– А что же заставило её изменить свое мнение о вас?
– То и заставило. Я попал в реанимацию после этого случая, а Кани себя виноватой почувствовала и стала меня там навещать каждый день. Там мы в спокойной обстановке и поговорить смогли. Она меня лучше узнала, без показного бахвальства. Я, наконец, понял, что она любит и что ей нравится. Мы просто сумели понять друг друга. Позже, когда меня выписали из больницы, мы уже выходили оттуда вместе, бок к боку, и больше никогда не ссорились. А еще через год официально стали мужем и женой и принесли Эквестрии двух прекрасных сыновей.
– Хорошая история, – протянула кобылица.
– Она поучительная, Тимм.
– Вы что, снова хотите порекомендовать мне Саллюта? – пони нахмурилась, поняв, к чему он клонит, но уже не так сильно.
– Нет, Тимм. Я снова прошу тебя подумать об этом. Ты в силах сделать это место чуточку светлее, а ведь это то, чего очень не хватает современному миру. От вас зависит, будет ли у Маханхолла будущее, или же раса пони просто вымрет, как и вся жизнь на этой планете.
– Хм.
Они еще какое-то время просто сидели, думая каждый о своем. Когда в коридоре послышались чьи-то шаги (Тимм почему-то решила, что это Шейд), старик изменился в лице и, улыбнувшись, поднялся с кресла:
– Ладно, Тимм. Я и так уже отнял у тебя куда больше времени, чем обещал. Спасибо, что зашла ко мне, надеюсь, наш разговор оставит хоть какой-то след в твоей душе.
– Угу, – буркнула пони.
– Если захочешь еще что-то узнать: про бабушку, там, или еще про кого – заходи. Всегда рад буду пообщаться.
Тимм тоже поднялась с места и неуверенной походкой направилась к выходу. Разговор действительно её вымотал. Оставил много вопросов, ответить на которые она не могла. По крайней мере, не сейчас.
– Кстати, – уже дотронувшись до дверной ручки, вдруг встрепенулась Тимм, – Вы говорили, что у вас двое сыновей было. Где они сейчас?
– В лучшем из миров. Смерть увела их за собой еще очень давно, во время первого голода в 2923 году. Им было всего по семь лет.
– А-а… Извините, что напомнила вам об этом.
– Ничего страшного.
Еще раз попрощавшись, Тимм покинула его комнату и направилась к себе. Примечательно, что в коридоре оказалась вовсе не Шейди Хуф, а Саллют, однако состояние Тимм было настолько подавленным, что она как-то не придала этому особого значения, да и он решил обойтись без привычных подколок сегодня, а просто монотонно поздоровался с ней и пошел дальше.
Весь вечер она безуспешно пыталась выйти на связь с Тиммерлин.