Зеркало (прошлое)
Часть 2 - Госпиталь. Глава 16
Она сидела на углу её кровати с каким-то отстраненным, пустым взглядом. Усталые желтые глаза обзавелись еще более заметными мешками. Голос совсем сел. Всклокоченная, немного неаккуратная грива перестала расти во все стороны и как-то примялась, а серая шерсть пони стала еще более бесцветной, чем была раньше. Да, раньше она была совсем другой. Бойкой, энергичной. Иногда даже чересчур: когда ругалась под её дверью со своим мужем или отчитывала кого-то из обитателей общежития. В ней чувствовалась сила. Сейчас же Шейди Хуф словно бы исчезала, медленно превращаясь в собственную безмолвную тень.
– Ну, Тимм. Как идет лечение? – спросила она так, словно ответ для неё не имел никакого значения.
– Неплохо, – в унисон ей ответила её кремовая соседка, – Мне уже позволяют выходить из палаты, болей я почти не чувствую. Разве что по утрам иногда голова начинает кружиться и запах крови в носу появляется, а в остальном все хорошо.
– Славно. Кстати, я тут тебе приготовила немного овсяного печенья. Оно сладкое, с ароматизаторами даже, – передав ей кушанье, пони немного помолчала и как бы в оправдание себе добавила, – Просто дома в последнее время заняться нечем, вот и решила немного вспомнить старое. А то вдруг они тебя здесь не кормят? Пичкают физраствором и живи как хочешь. В этой больнице, говорят, вообще с пациентами не особенно церемонятся.
– Да не, они неплохо за нами смотрят, – решила заступиться за них Тимм, – Каждый день и доктора, и медсестры бывают, еду приносят и в палате убираются вовремя. Но за печенье все равно спасибо!
– Не за что… – пожала плечами Шейди Хуф.
– А у вас там как, в общежитии?
– У «нас»? – Шейд посмотрела на неё и невесело хмыкнула, – Тимм, очнись, у каких «нас»? Там уже давно никаких «нас» не осталось. Всё. Все вымерли. Осталась только я, да старик Зоннингам, который после того как наши мальчишки трагически погибли, перестал разговаривать и почти не выходит из комнаты. Замкнулся с горя. Спасибо хоть Роттенфейс иногда меня навещает, а то я бы совсем одичала, – пони вздохнула и добавила, – Эх… никогда бы не подумала, что доживу до момента, когда мне будет не хватать шума соседей.
– Да уж, это действительно непривычно, – попыталась поддержать её собеседница, – Но ты не переживай, Шейд, меня рано или поздно выпишут отсюда и нас снова станет больше.
– На это я и рассчитываю, Тимм. Можешь даже еще кого-нибудь с собой прихватить. Хотя бы вот эту вот малявку с соседней койки.
– Меня Санлайт зовут! – пискнула кобылка.
– Тем более. Солнечный свет нам бы в общежитии точно не помешал сейчас.
Шейди Хуф улыбнулась, но все еще как-то суховато.
– Кстати, а Тиммерлин разве сейчас не с вами живет? – решила, наконец, задать интересующий её вопрос Тимм, – Думаю, она бы нашла, чем тебя взбодрить. Или она все также предпочитает ночевать в полицейском участке?
– Нет, Тимм, с нами она не живет, – покачала головой собеседница, – Как, впрочем, и в участке.
– А где тогда? Она нашла новое жилье? Или вообще ушла? Она сообщала тебе что-нибудь?
Тимм пытливо уставилась на Шейди Хуф, в ожидании разъяснений, но та лишь безразлично пожала плечами:
– Понятия не имею, Тимм. С тех самых пор, как вы за этим злосчастным «доктором-потрошителем» пошли, я её вообще больше ни разу не видела.
– Вот как… – пони понурила голову, – И передавать она через тебя тоже ничего мне не передавала?
– Нет, не передавала, – покачала головой собеседница.
– Странно. Я тоже никак не могу с ней связаться до сих пор. Получается, она вызвала скорую, доставила меня с тем пони в больницу и просто пропала?
– Кхм. Ну, вообще-то, Тимм, это я вызвала скорую и доставила вас в больницу.
– Как это?! Я точно помню, что Тиммерлин уходила за помощью!
– Может и уходила, я не знаю. Но когда прошло уже много времени, а вы так и не вернулись, я забеспокоилась и решила, что с вами приключилась беда. Все-таки вы пошли арестовывать вооруженного безумца. Поэтому, чтобы не терять время, я заранее позвонила в скорую помощь и уже вместе с ними доехала до заброшенного цеха, где после недолгих поисков мы и обнаружили тебя и того бедолагу, который висел на цепях.
– А как же Тиммерлин? – продолжала расспрашивать Тимм, – Вы её видели?
– Нет. Её там не было. Только ты, освежеванный жеребец, и труп психопата, голову которого ты превратила в кровавую кашу.
Тимм внимательно заглянула в глаза собеседнице. Спокойные и уставшие желтые глаза. Тимм не считала себя психологом или еще каким-то экспертом в области понячьих чувств, но ей было совершенно очевидно, что Шейди Хуф не врет ей. Это не укладывалось в голове, но судя по всему, все было именно так, как она и рассказала. Тиммерлин просто ушла. Бросила её умирать в заброшенном цеху, а сама, очевидно, вернулась в свой светлый радужный мир будущего. Отключив при этом коммуникатор, чтобы не чувствовать муки совести.
От этих мыслей ей почему-то стало так гадко на душе, что она едва не прослезилась. Захотелось выдрать коммуникатор и выбросить его как можно дальше. Забыть про это знакомство и вообще про всё, что связывало её с так называемой «подругой». Хотя, возможно, она поторопилась и у Тиммерлин действительно имелась реальная причина вот так оставить её. Может её вернули в будущее принудительно? Может она нарушила какой-то временной закон? А может ей самой стало плохо, и она померла где-нибудь в цехах, так и оставшись не найденной? Несмотря на это она почему-то все равно чувствовала себя преданной.
– Эй, Тимм, ты здесь?
Взгляд её вновь сосредоточился на Шейди Хуф.
– Ты как будто бы выпала из реальности, – обеспокоенно сказала серая кобылица, – У тебя все в порядке?
– Нет, всё хорошо, я здесь, – солгала пони.
– Я сказала, что, наверное, пойду. Рада была повидать тебя. Извини за то, что принесла тебе неприятные вести.
– Ничего страшного. До встречи тогда.
По-дружески обняв её, Шейд поднялась с койки и, оставив на тумбочке овсяное печенье, направилась к двери.
– Выздоравливай. На днях постараюсь еще раз тебя навестить.
– Хорошо.
Шейди Хуф уже почти дошла до двери, как вдруг Тимм вспомнила кое-что важное и окликнула её:
– Шейд постой! – та обернулась, – Эм, спасибо, что спасла меня. Выходит, что теперь я обязана тебе своей жизнью.
– Забей, любой бы так поступил на моем месте, – махнула копытом Шейди Хуф и покинула палату.
Сегодняшний день в больнице проходил как-то особенно неторопливо. Словно в киселе. Возможно потому, что сегодня было нечто вроде «выходного дня» когда госпиталь закрывал свои двери и не принимал новых больных. Как поведала ей Санлайт, автором этой идеи был сам доктор Теннер, ибо из-за недостатка персонала и отсутствия подмены медработники изматывали себя до полусмерти, пытаясь справиться с бесконечным притоком больных. Желая помочь всем нуждающимся, они жили в бешеном темпе, без какого-либо намека на облегчение, а потому в какой-то момент они срывались и сами же становились её пациентами. Или мертвецами. Также изнашивалось оборудование, заканчивались лекарства и прочее, прочее, прочее. Именно поэтому хотя бы один раз в месяц им требовался день, когда в госпитале становилось пусто и кроме пары дежурных санитаров не оставалось никого. И, да, с одной стороны больные подвергались некоторому риску, ибо большинство процедур в этот день не проводилось, но с другой… измотанные медработники, по мнению Теннера, работали крайне не результативно, а потому этот единичный пропуск был для пациентов лучше, чем весь месяц ненадлежащего обслуживания. Сам Теннер, кстати, отдыха себе не позволял и даже в этот день оставался в больнице. Правда был он в эти дни еще более молчаливым и хмурым, потому как занимался не хирургическими операциями, а ревизиями. Просматривал больничные карты, пересчитывал остатки, заказывал лекарства и вызывал ремонтников для восстановления тех или иных поврежденных узлов. Медсестра миссис Донат, как правило, также оставалась вместе с ним, выполняя функцию некоего завхоза, который записывал и исполнял все его распоряжения.
Вот и сейчас, выйдя из-за поворота навстречу Тимм и Санлайт, они деловито что-то обсуждали. Вроде бы речь шла о стирке бинтов:
– …Берёте пульверизатор и обрызгиваете постиранные повязки сверху. Что тут сложного, миссис Донат?
– То, что это долго, доктор Теннер, и санитаркам придется каждую тряпку обрабатывать отдельно. Мы тогда только и будем, что пшикать их с утра до вечера.
– А как иначе? Либо мы начинаем экономить, либо потом остаемся без антисептиков вообще. Нам и так уже приходится одним марганцем всех обрабатывать, а что дальше будет? А через год? Два?
– Но так ведь в тазах с раствором мы тоже всё делаем экономно! Медсестры окунают их, а потом тщательно отжимают. Ни капли не проливается на пол, я за этим слежу!
– Ах если бы, миссис Донат… Вы понимаете, что мы за неделю месячный запас марганцовки израсходовали?
– Так и больных сколько с травмами?! Сами же знаете про ремонтёров этих злосчастных!
– Значит необходимо провести их пересортировку, чтобы не переводить лекарства на тех, кому мы вряд ли сможем помочь. Когда там с завода приезжают? – тут взгляды их пересеклись, – Погодите-ка, а вы что тут делаете?
От неожиданности Тимм вздрогнула. Конечно же, он обращался к ней и сидящей в инвалидном кресле Санлайт. В конце концов, больше поблизости совершенно никого не было. Просто за то время, что они прогуливались по этажам госпиталя, они уже раз шесть пересекались с доктором Теннером и его подчиненной сегодня, и он впервые хоть как-то отреагировал на их существование.
– У нас прогулка, доктор Теннер, – тут же поспешила ответить Санлайт, – Это я попросила. Сегодня ведь такой день, что мы никому не мешаем и…
– Им доктор Ралкин разрешил, – хмуро перебила её старшая медсестра.
– Как это «разрешил»? Вдвоем и без присмотра? – изогнул бровь заведующий госпиталем, строго посмотрев на полнотелую кобылицу.
– Эм… Вроде бы да, – немного опешив ответила миссис Донат.
– И вы это допустили? Допустили, что больные могут шататься по госпиталю предоставленные сами себе, зная при этом, что это противоречит уставу?
– Ну, я…
Видя, как стушевалась грозная и непреклонная медсестра, Тимм даже еле заметно улыбнулась. Да уж, на каждого найдется рыбка покрупнее.
– Доктор Теннер, так выходит нам нельзя здесь находиться? – спросила пони, но рассерженный главврач даже не взглянул на неё. Он уже разговаривал с тем, кого считал ответственным за их здесь появление.
– А что я могла ему ответить, Теннер?! Он старше меня по должности!
– Бардак какой-то… Вот так коллектив и расхолаживается, миссис Донат. А вы этому потворствуете!
– Да что я то?! – рассердилась медсестра, – С Ралкина спрашивайте!
Далее разговор ушел в совсем иное русло. Теннер продолжил отчитывать миссис Донат за все фиксируемые им в последнее время нарушения, а та, как могла, пыталась оправдываться. Они снова потеряли интерес к ним, и пошли дальше.
Проводив их взглядом, Тимм и Санлайт некоторое время стояли молча, переваривая услышанное, после чего Санлайт все-таки осторожно спросила:
– Так что? Возвращаемся в палату? А то я не поняла, что нам делать…
– Ну, мне этого никто не говорил, – пожала плечами Тимм, – Может, просто не будем попадаться им на глаза?
– А как мы это сделаем? Мы ведь не знаем, куда они пойдут.
– Тогда мы отправимся в ту часть госпиталя, где никого нет. Куда-нибудь туда, где им точно нечего делать.
– В четвертый блок? – предложила маленькая пони.
– Не знаю. Я здесь не так долго нахожусь, как ты. А что там?
– О, там интересно. Немного опасно из-за трещин, но мы с миссис Донат туда частенько ходим. Там всегда тихо.
– Значит, туда, – улыбнулась светловолосая кобылка и развернула тележку.
Сказано сделано. Дойдя до лифта, Тимм еще раз уточнила направление, после чего обе кобылицы выдвинулись на второй этаж. Со слов Санлайт, только оттуда они могли добраться до той части госпиталя, где в свое время содержались самые сложные пациенты.
Стоит отметить, что в отличие от других этажей, на втором почти не было кабинетов. Только коридоры и несколько закрытых служебных помещений. Сюда редко заглядывали уборщики, а перегорающие одна за другой лампы все глубже погружали этот этаж в кромешную тьму. Собственно поэтому Тимм едва не опрокинула инвалидное кресло, наткнувшись на какую-то преграду.
– Эй, осторожнее! – возмутилась Санлайт, потирая ушибленный нос.
– Прости.
Присмотревшись, она обнаружила, что это какие-то самодельные заграждения с предупреждающими об опасности обрушения табличками. Судя по всему, их установили сюда, чтобы разворачивать незадачливых сотрудников. Но этих пони простые таблички остановить были не в состоянии. Отодвинув заграждение в сторону, они отправились дальше. Куда-то вверх, затем прямо и вдоль перил, через которые можно было заметить установленные здесь лестничные переходы, ведущие на другие этажи этого изолированного блока.
Пройдя через решетчатую дверь, они оказались в не менее просторном прямом коридоре. По какой-то причине лампы здесь оказались повыносливее, да и сами они выглядели куда серьезней, чем их предшественницы из фойе госпиталя. Сделанные из толстого стекла и укрытые металлической решеткой они давали куда меньше света, но зато до сих пор отлично работали. Отличалось и окружение. Плитка уже была не черно-белой, а почти бесцветно-серой и явно армированной. Вдоль безликих стен также был пропущен металлический швеллер, для укрепления конструкции. Из этого же материала создавались и все двери от больничных палат. Этот блок явно рассчитывался на пациентов «с особенностями».
– Здесь что, лечили твайликорнов? – предположила кобылица.
– Здесь везде лечили твайликорнов в свое время, Тимм, – деловито заметила Санлайт, – Просто в этом блоке занимались более запущенными случаями.
– Оу, вот как.
Немного побродив по коридору и отметив про себя, что никаких трещин и тем более дыр она здесь не видит, Тимм решила проникнуть в одну из палат, однако, когда она потянула за дверную ручку, ничего не произошло. Закрыто.
– В тридцать седьмую зайди. Там точно открыто, Миссис Донат всегда туда заходит в первую очередь, когда мы бродим по этому блоку.
Кивнув, Тимм поискала глазами нужное помещение и направилась к нему. Действительно не заперто. Отворив скрипящую из-за недостатка смазки бронированную дверь, пони прошла в камеру. Не тюремную, нет. Там не было ни цепей, ни решеток. Обычная палата, примерно на 8 коек. По крайней мере, так было до тех пор, пока кто-то не забрал с них все покрывала, а сами койки не сгрудил в одну кучу. Также в стороне лежали и небольшие тумбочки и кое-какая оставленная здесь давным-давно утварь. Только одна из коек оставалась на своем законном месте и даже с аккуратно сложенной на нем наволочкой, чтобы можно было сидеть не на голой металлической решетке.
– И она просто приходит и сидит здесь? – спросила Тимм, осмотревшись на предмет каких-то особенных вещей.
– Да. Подолгу. Бывает полчаса и больше. Просто смотрит в пустоту и ничего не говорит. А потом встает, забирает меня, и мы уходим.
– И ты никогда не спрашивала, почему она это делает?
– Не-а. Я думаю, миссис Донат сама бы мне обо всем рассказала, если бы захотела.
Кстати, в этом помещении были и такие детали, на которые Тимм поначалу не обратила внимания из-за отсутствия в нем собственного освещения. По стене шло несколько больших трещин выходящих откуда-то из соседней палаты. Кроме того в каждом углу располагались какие-то совершенно непонятные приборы с парой кристаллов внутри, выходящими по все стороны антеннами и каким-то сейсмографом или чем-то вроде того. Разумеется, что сейчас это все не работало и куда больше напоминало рухлядь, но в прошлом оно наверняка имело очень важное значение для тех, кто здесь работал.
– Она не рассказывала что это за штука? – спросила Тимм, указав копытцем на прибор.
– Не-а, – покачала головой пони, – Наверное, что-то для определения состояния больных. Кто знает? Тут и куда более причудливое оборудование встречается. Я как-то доктора Ралкина просила про него что-нибудь рассказать, но он говорит, что при нём всё это уже не работало. Они даже не знают как оно включается, на самом деле.
– Понятно.
Забрав свою спутницу, Тимм не спеша покинула палату.
Ей захотелось узнать еще что-нибудь об этих камерах, и поэтому она попробовала открыть соседнюю дверь. Закрыто. Жаль, ведь именно оттуда выходили эти трещины. Хотя… Подойдя к палате №35 она открыла её и обнаружила, что трещины стали куда больше, где-то даже выпали куски бетона, но при этом даже не эта палата являлась источником этих разрушений. Еще дальше. В остальном, при всем сходстве внутреннего убранства этих помещений, здесь, помимо «сейсмографов», на стене присутствовала также какая-то огромная спираль с металлическими лепестками, которые, едва свет из коридора проник в комнату, начали переливаться самыми различными цветами. Забавный прибор, почему-то напомнивший ей калейдоскоп, с которым она любила играть в своем детстве. За следующей дверью вновь было то же самое, но с оставшимися на своих местах койками, затем опять была запертая дверь и наконец – и это едва не стоило Тимм жизни – она зашла в палату №32. И там был… Маханхолл. Вовремя обратив внимание на редкие огни города, которые предстали перед ней, она резко остановилась. Буквально в двух шагах от порога в палате зияла огромная пропасть, которая почти полностью поглотила эту комнату, оставив лишь кусочек её правой части. Также уничтожены были комнаты слева, а с ними все верхние и нижние этажи, отчего никак нельзя было определить, как глубоко уходит эта яма, и каков на самом деле масштаб разрушений.
– Ого, – выдохнула Тимм.
– Да, хорошо, что ты меня вперед не покатила, – негромко произнесла Санлайт, заглянув в комнату из-за её плеча, – А то летели бы сейчас вдвоем куда-нибудь к центру планеты.
– И не говори. Но тут что произошло?
– Полагаю то же самое, что могло бы произойти с нами на днях, когда твайликорн пришел в больницу.
– Ты думаешь, это сделал твайликорн? – проведя копытом по внутренней стене помещения, Тимм посмотрела на свою ногу и заметила, что копыто полностью покрыто сажей. Мощность этого взрыва было сложно даже вообразить. Как и то, что кто-то из пони мог выжить после такого.
– Говорят, госпиталь перестал обслуживать единорогов после какой-то аварии. Видимо это она и есть. Или, может быть, одна из них.
– Как ты думаешь, мы сможем найти какую-нибудь информацию об этом?
– Не знаю, но в комнате №1 расположен архив. Там много всего есть!
Взяв тележку с Санлайт, Тимм отправилась туда. Такая же пронумерованная комната-камера, как и все остальные, но при этом внутри действительно оказались стопки различных бумаг замотанных в бумажные папки.
– И откуда тебе обо всем всегда известно… – протянула пони.
В ответ Санлайт хитро улыбнулась и отвела взор:
– Ну, мне ведь надо было откуда-то таскать карандаши и бумагу, верно?
Обнаружив выключатель, Тимм нажала на него, и комната озарилась тусклым светом. Теперь здесь действительно можно было осмотреться. Столы, полки и даже стулья – все было завалено использованной и новой бумагой. В основном это были больничные карты. Огромное количество больничных карт от самых различных пациентов и датированных, как правило, с 36-го по 39-й год. Кто-то провел немалую работу, записывая это. Жаль, что всё было напрасно. Журналов, дневников или чего-то подобного Тимм здесь не нашла, и даже на рабочем столе, который уютно расположился среди всех этих бумажных завалов, она не смогла найти ничего интересней, чем коротенькую записку-напоминалку: «Отсортировать карты по алфавиту и отнести в архив в срок до 11 д.з. 2939». Очевидно, в поставленные сроки он не уложился…
– Может, в больничных карточках поищем? – предложила Санлайт, дотянувшись до ближайшей, и аккуратно притянув её к себе копытцем.
– Тогда нам тут до вечера сидеть придется, чтобы хоть что-то узнать.
– Почему же? На папках написан номер палаты. Вот тут, – пони указала кончиком копыта на небольшую цифру, на которую Тимм сначала не обратила внимания, – Просто поищи №32 и ты всё узнаешь.
И то верно. Поблагодарив Санлайт за хороший совет, пони повернулась к бумажным нагромождениям и, набрав себе несколько папок, начала перебор. Палат тут было много, пациентов еще больше, а информации по ним столько, что толщины одной папки зачастую попросту не хватало. Судя по всему кто-то (и Тимм почему-то была уверена, что это именно доктор Теннер) очень ответственно отнесся к своему делу и потому в «историю болезни» вносилось буквально всё. Каждое вводимое лекарство с точной датой введения и количеством, динамика общего состояния пациента, результаты анализов крови и других жидкостей, ежедневные описания всех новообразований, появившихся и старых, изменения вкусовых предпочтений больного, настроения и даже комментарии самого лечащего врача. Кто-то явно имел четкую цель победить эту болезнь, и был уверен в своих силах. Приметив в конце очередной страницы подпись «Доктор Р.Теннер» она даже не удивилась. Далее шли все новые курсы лечения, время проведения операций, а также снимки опухолей до и после хирургического вмешательства. Жуткое зрелище. Последней же пометкой в этой карточке была короткая, сухая надпись:
«Схема лечения №14 эффективности не показала, диагноз – острое отравление веществом RN-12, повлекшее за собой злокачественные разрастания в области таза, крыльев, шеи, спинного мозга, а также всех внутренних органов брюшной полости. Дальнейшее поддержание состояния больного нецелесообразно. Назначена деструктуризация на 39 д.л. 2937».
Следом шла небольшая картонная карточка с кратким описанием пациента и приложенной сверху фотографией. Обычный единорог в очках и с небольшой козьей бородкой. Тобиан Ду. Даже и не скажешь, что он имел хоть какое-то отношение к тем страшным фотографиям, которые можно было увидеть в самой папке. В результатах лечения также было написано «Деструктурирован».
– Интересно, что бы это значило? – пробормотала сама себе Тимм.
– О чем ты? – оторвавшись от собственного чтива, спросила Санлайт.
– Деструктуризация. Что это значит?
– Да, я тоже натыкалась на это слово. Я не знаю. Может изгнание? Больных единорогов ведь отправляли подальше от населенных пунктов, чтобы те не принесли бед. Вот, кстати, у моего тоже «деструктурирован» стоит, – пони подняла свою папку и продемонстрировала ей карточку, – Видишь?
– Угу. Просто, зачем им обозначать это таким словом? Выписали бы, да и всё…
Закрыв эту папку, Тимм продолжила искать ту, которая относилась к палате №32, но как назло её нигде не было. Были разные. И сотые, и двухсотые, но та, которая ей была нужна, почему-то не попадалась. Возможно, всему виной было то, что лежали истории болезней в полном беспорядке, а потому ориентироваться в них было крайне неудобно. Санлайт, как могла, помогала ей, но тоже пока безрезультатно.
Повернув очередную стопку так, чтобы можно было разглядеть номера, Тимм пробежалась по ним глазами. №30, №127, №43, №37… И здесь ничего. При этом та же тридцать седьмая попалась ей уже далеко не впервые. Правда в этот раз она все-таки нашла, на чем задержать взгляд. На папке указывалось имя «Черри Донат» и это явно не могло быть простым совпадением. Достав эту папку, Тимм раскрыла её и посмотрела на фотографию пациентки. Симпатичная розовощекая единорожка с курчавой вишневого цвета гривой и веселой улыбкой. Такой, будто бы фотограф корчил ей рожи и всячески смешил, пока делал эту фотографию. И это тоже никак не вязалось с фотографиями опухолей и ужасных новообразований запечатлённых далее. Дата рождения была записана как 2929 год. Значит, к моменту начала лечения ей было всего 9 лет. Как, впрочем, и на момент окончания. Результатом, как и у предыдущего пациента, было короткое заключение от доктора Теннера о том, что лечение улучшений не вызвало и назначена «деструктуризация».
– Эй, Санлайт, а ты знала, что в этом госпитале, судя по всему, дочь миссис Донат лежала? – для пущей убедительности Тимм повернула медицинскую карту так, чтобы её подруга могла разглядеть фотографию.
– Угу. И не одна, – протянула в ответ пони и развернула к ней свою карточку.
Тоже палата №37, тоже молодая единорожка внешность которой позволяла угадать в ней родственницу их медсестры и, увы, тоже «деструктурирована». Звали её Грейп Донат, о чем можно было догадаться по преимущественно фиолетовым оттенкам шерсти. Она была не такой веселой, как предыдущая, и к тому же даже на этой фотографии уже имела заметную опухоль в области шеи. Она была несколько старше своей сестры, да и болеть начала куда раньше, однако дата окончания лечения почти совпадала.
Не сговариваясь, пони принялись внимательно просматривать всех прочих пациентов тридцать седьмой палаты, и вскоре была найдена и третья сестра, звали которую Лайм Донат. Правда и в её случае результаты лечения были неутешительными. И, несмотря на то, что Тимм понятия не имела что значит слово «деструктуризация», на ум, почему-то, все равно не приходило ничего хорошего. Да, твайликорны бессмертны и во многом именно это стало причиной финального коллапса их цивилизации, но могло ли это утешить их мать? Так или иначе, они обратились в монстров, и что бы ни скрывалось под этим странным словом, вернуть их к прежней жизни уже ничего не могло. Все знали, что лекарства от аликорньей хвори так и не изобрели.
– Лайм Донат, кстати, удивительно на тебя походила.
– Да нет, неправда! – нахмурилась кобылка, еще раз взглянув на фото, – У нас и цвет гривы отличается и лицо. Мне нужно очень много кушать, чтобы такой стать.
– Или ей похудеть. В любом случае вы очень похожи.
– Да, вот только Лайм Донат родилась в двадцать пятом году и если бы я была ей, то мне бы было сейчас тридцать шесть. Да и с аликорньей заразой мой гнилец никак не связан.
– Да я не о том вообще, Санлайт, – Тимм миролюбиво подняла копытца, – Я к тому, что миссис Донат к тебе относится немного по-особенному. Возможно, это связано с твоим сходством с её дочерью.
– Вообще-то это связано с тем, Тимм, что я слушаю её и не занимаюсь ерундой. Если бы ты делала то же самое, возможно она и к тебе бы так относилась, – пони сердито свела бровки, а потом, когда пауза немного затянулась, отложила в сторону папку с бумагами и устало произнесла, – Поехали в палату уже. Я, кажется, уже накаталась на сегодня.
Тимм согласно кивнула и, взяв инвалидное кресло, вместе со своей подругой по несчастью покинула кабинет. А вскоре и сам четвертый блок.
Вечером они мало разговаривали. Расположившись каждый на своей койке, обе кобылицы занимались своими делами.
Санлайт первое время пыталась уснуть, но, поворочавшись немного из-за тяжелых мыслей и, – судя по тому как она морщилась – болей, все-таки заняла положение полулёжа и взялась за карандаши и бумагу. Чуть позже к ней забежала молодая санитарка по имени Филлиам (вроде бы та, что обычно дежурила у них на этаже) и поблагодарила её за какой-то совет, сообщив при этом, что он ей очень помог и теперь у них все налаживается. Что именно это был за совет, Тимм не знала. Да и не особенно этим интересовалась. Ей было о чем подумать.
Странно, но мысли о «деструктуризации» отчаянно не хотели выходить у неё из головы. Что-то тёмное крылось под этим словом, что-то нехорошее. Напрашивался вариант с убийством, но ведь аликорнов невозможно было убить! Тогда что? Усыпление? Но они неуязвимы к ядам, а значит и какие-либо отравляющие вещества неспособны их остановить. Может речь шла о сбрасывании их в какую-нибудь огромную тёмную яму? Конечно, эти существа прекрасно владели магией, а потому телепортация для них не была чем-то необычным, даже в самом тяжелом состоянии. Но, быть может, это была какая-то особенная яма? Из которой не было выхода.
Почему-то ей начало казаться, что в этой больнице тайком занимались какими-то ужасными вещами в те времена, и ей, во что бы то ни стало, требовалось выяснить, чем именно. Возможно, что главное зло Маханхолла было сосредоточено именно в этом месте, а вовсе не в тесном подвале цеха заброшенного завода.
Резко распахнулась дверь и в комнате появилась миссис Донат:
– Филлиам, чего расселась?! В 622-й палате пациент умирает, а ты тут языком чешешь! Живо за капельницами!
Испуганная пони с голубоватой гривой, аккуратно уложенной под чепчиком, вытянулась по стойке смирно и, извиняясь на ходу, поскакала на выход.
Когда дверь закрылась, озлобленный взгляд миссис Донат скользнул по Тимм, но затем быстро переключился на Санлайт:
– Лучик, будь добра, не подводи меня так в следующий раз.
– Извините, я не знала, что в этот день нельзя было кататься по больнице, – со вполне искренним сожалением произнесла пони.
– По больнице в принципе лучше не кататься без сопровождения врачей, – заметила миссис Донат, – В любой день. Но раз уж Ралкин вам это разрешил, то хотя бы не маячьте у всех перед глазами.
– Хорошо.
– Спасибо. Поверь, я тоже всеми копытами за то, чтобы ты не лежала без движения дни напролет, но получать взбучку от доктора Теннера мне не особенно хочется. Не заставляйте меня запирать палату на ключ.
– Хорошо. Мы постараемся быть аккуратнее.
Кивнув сама себе, старшая медсестра направилась к выходу, по пути выключив у них свет, чтобы тот не мешал им спать.
– Но я ведь еще рисую! – запротестовала Санлайт.
– Сейчас время спать, Лучик. Ложись, а то зрение испортишь, – в ответ пожурила её медсестра.
– Ну ладно. Просто у меня настроение как раз было…
Пожав плечами, Санлайт отложила карандаши и укуталась в одеяло.
– Миссис Донат? – спросила Тимм, удивившись тому, что все-таки решилась на это.
– Чего тебе, тринадцать семьсот восемнадцатая?
– Расскажите что такое «деструктуризация».
Пони вздрогнула от этого слова, но виду не подала.
– Я тебе что – справочная? – проворчала собеседница, – А ну, спи, давай.
– Но вы должны знать значение этого слова!
Нет ответа. Проигнорировав её восклицание, медсестра развернулась и открыла дверь. Не желая уступать, когда она уже была в шаге от получения интересующей её информации, пони решила использовать свой главный аргумент, но едва она открыла рот, как лежащая по соседству Санлайт нарочито громко закашлялась:
– Лучик, всё в порядке? – обеспокоенно спросила миссис Донат.
– Да, просто поперхнулась, – с невинной улыбкой ответила белая кобылка.
Кивнув, медсестра вышла за дверь и прикрыла её за собой. В палате стало тихо. Зачем она решила помешать ей сказать про дочерей, Тимм не поняла. Это был отличный шанс всё разузнать. Теперь же придется всю ночь думать об этом.
– Санлайт, а зачем ты?..
– Потому что ты чуть сейчас всё не испортила! – шепотом перебила её пони и, судя по голосу, она была неслабо так взволнована – Нельзя просто так взять и ошарашить её тем, что мы знаем про её семью, понятно? Я сама всё что тебе надо узнаю. Только не вмешивайся и потерпи немного.
В ответ Тимм лишь усмехнулась. Странная пони. Вроде и тихоня, а тут почему-то разнервничалась. Может она тоже что-то скрывает? Немного поворочавшись она заняла позу поудобнее и закрыла глаза. По крайней мере, теперь ей уже не так сильно хотелось думать про «деструктуризацию».