Виноградная долина

Часть Вторая

С того дня я каждый день приводила её на холм, с которого открывался вид на мой собственный виноградник. Солнце было высоко над нами, в то время как мы выходили. Красивейший склон, усеянный хвойной красотой, помаленьку вырисовывался на белом пространстве. Тассель рисовала очень долго. Плавные точные линии появлялись одна за другой. Казалось, она прорисовывает каждую иголочку. Не думаю, что до винограда она доберётся хотя бы за две недели. Мы молчали, пока она творила. Написание картины для неё было точным отлаженным механизмом. Было в этом нечто сумасшедшее. Её холодное напряжённое лицо. Взгляд цеплялся за дерево и начинал его изучать. Затем, ветка за веткой, оно появлялось на холсте. Глупо сравнивать её с автоматом, но ведь правда! Так это и выглядело! Где скомканные листки? Где наброски? Где перерывы на чай или сок? Она даже не подошла к винограднику, не прогулялась по лесу. Мы приходили, сидели около двух часов под полуденной жарой и уходили домой.

Мы не разговаривали с ней во время этого. Признаться честно, мы вообще мало говорили. Несколько фраз, вежливые слова. Тем не менее, говорили. И порой ей вроде даже нравилось. Во время написания картины это было бесполезно. В первый день я пыталась.

— Красиво, да?

— Ага, — карандаш машинально, будто лифт поднимается вверх по полотну.

— А представь, однажды эта картина станет великой.

— Возможно, — взгляд не отрывается от горного массива.

— Это вдохновляет? – ещё одна отчаянная попытка.

После этого Тассель просто замолчала, и почему-то не хотелось её беспокоить. Свернувшись клубочком, мне лишь оставалось глядеть за тем, как карандаш парит в воздухе, а умиротворённая мордочка художницы следит за происходящим.

— Спасибо, что сводила, — проговорила она, выводя меня из оцепенения. Жара меня разнежила, а безделье погрузило в дрёму, — Сводишь меня и завтра?

— Да, конечно, — ответила я как само собой разумеющееся.

С того дня я каждый день приводила её на холм, с которого открывался вид на мой собственный виноградник. Лишь одно беспокоило меня. Почему? Почему я ходила вместе с ней? Это было не так далеко, и запомнить дорогу легко. Несмотря на всё это, я без вопросов шла за ней. И она тоже не задавала никаких вопросов. Мы сидели с ней, занятая каждая своим делом, своими мыслями. И всё-таки мы делали это вместе.

Бабушкина комната, заполненная пылью и увешанная коврами, была моим собственным домиком на дереве. Здесь можно было спрятаться от всех напастей. И более того, тут всегда была поддержка и утешение. Даже если я не права. Как старая мудрая шаманка, она сидела в кресле, перегруженная мудростью, настолько тяжёлой, что подняться на четыре копыта ей было тяжело. И с каждым годом груз тяготел. Поэтому, как только она видела меня, она раздавала мне бесценные вещи, что копила всю жизнь. Знания, истории, события, всё то, что она смогла собрать. Щедро отдавая в мои неопытные маленькие копытца. Надеясь, что хоть крупица от этого осядет в моей голове.

— Скоро начнёт дуть ветер, — раздался голос бабушки. Шелест могучего красивого дерева, корнями проросшего в землю.

— Эх. Ты же знаешь, родители не отпустят, — окно её раскрывалось на мой виноградник... «Видишь тот холм? За ним склон, с деревьями, что тихо рассказывают истории. На этом склоне тропа. По ней спускается ветер. Он достигает долины сухим и горячим...»

— Отпустят, — проговорила бабушка, — В это лето. Ты поднимешься на гору.

Мы решили собраться на ещё один ужин. Делали мы это достаточно редко. Во-первых, мало того, проводить подобные посиделки каждый день затратно, так ещё и вскоре это бы очень надоело. А во-вторых, собрать две семьи вместе не такая лёгкая задача.

Теперь сидеть было куда приятней. Хоть они прожили тут не столь долго, мы уже были кем-то вроде друзей. Соседей, что любят опереться о забор и немного потрещать о том, о сём. Стало спокойней. Меньше напряжения и представительской вежливости. Больше уюта. Следственно, и темы обсуждались более личные.

— Как продвигается написание картин? – поинтересовался Бэниан.

— Своим... Путём, — немного опешила Тассель, — Что за странный вопрос?

— Надеюсь, тебе не сложно помогать нашей дочурке? – обратилась ко мне Постьюр, — У тебя ведь есть и свои заботы. Видела, как ты вечером копалась у себя в винограднике. Поди, сложно с утра вставать и идти куда-то.

Мама Тассель стала более простой в общении. Она была милой, приятной и до этого. Однако теперь, в старой футболке, что дала ей моя мама и с гривой, более не уложенной, а наспех собранной в одну косу, она выглядела родней, что ли.

— Нет, для меня это отдых. Смотреть на красивые горы и наблюдать за работой талантливой художницы, — после этих слов Тассель нервно дёрнула ушами, — Я бы рада была помогать. На деле в мои задачи входит лишь ничего неделанье. – единорожке явно хотелось возразить, однако делать она этого не стала.

— Вы так и не дали мне договорить. — спокойно произнёс Бэниан, — Вопрос не странный, а даже весьма уместный. Тебе скоро сдавать картины. Ты успеешь?

— Да. Разумеется, она выйдет не такой качественной, как предыдущие. – когда речь заходила о творчестве Тассель, она всегда говорила с каким-то холодом, безэмоциональностью. Будто это обыденные скучные вещи и нужно как можно раньше перестать говорить об этом. Ушки у неё пригибались, а хвост под столом нервно дёргался.

— А куда тебе нужно сдавать картины? – поинтересовалась моя мама, — Разве ты рисуешь не для себя? – вопросы вызвали некий шок у семьи Тассель. В этот раз они все замялись, как и сама художница, которая теперь вообще покраснела.

— В университет искусств Кантерлота, — осторожно сказала мать Тассель.

— Я слышал о нём! – вклинился в разговор мой отец, — это очень солидное учреждение, — Постьюр громко выдохнула после этих слов.

— Да так и есть. – подтвердил Бэниан, вытирая капельку пота со лба, — не хочется хвастаться, тем более, пока нечем, однако так и есть.

— И долго учиться? – спросила мама, пережёвывая сдобное печенье.

— Шесть лет закрытого обучения. – мама нервно сглотнула печенье одним махом.

— И вы отпустите свою дочь?

— Да, конечно, — с лёгким удивлением ответила Постьюр, — это её, можно сказать, мечта.

— Ну, не знаю. Вряд ли я бы отпустила Бэрри.

Усмехаться в этот момент было неуместно. Тем не менее, не делать этого я не могла. Это была столь наболевшая тема, и каждый раз наружу вырывался поток чувств. Наверное, с самого рождения я просилась забраться в горы. Так манили меня эти хвойные склоны, поймавшие меня в капкан в этой долине. Они всем своим видом говорили мне: «Выберись». ВЫБЕРИСЬ ОТСЮДА». И мне хотелось выбраться. Хоть краем глаза посмотреть на мир, что раскинулся за этими склонами. Ведь он бесконечен, а я здесь сижу в виноградной долине, там, где и родилась.

Мама была против. По неведомым мне причинам. Будучи маленькой, я думала: «Ладно, ведь она взрослая, она лучше знает». Теперь становясь старше, ответ так и не находился. Всё искала и искала хоть одну резонную причину не отпускать меня. А её всё не было. Поэтому я так и переживаю. Становится тоскливо от того, что моя мама не разрешает исполнить мою мечту.

— Я точно тебе могу сказать. Ты бы меня не отпустила.

После этого наконец-то начали говорить о вещах, не касающихся наших личных интересов. Все вздохнули. Казалось, наши семьи держали огромную тяжёлую вазу секретов, и одно неправильное движение могло опрокинуть её. Этого не произошло и остаётся лишь гадать – будет следующий ужин ещё более щепетильным или мы настолько сроднимся, что подобные вещи перестанут нас волновать.

Копаться в земле. По сути, именно это я и делаю каждый день. Занятие всей моей жизни. Моя кьютимарка. Моя судьба. Хотя, когда смотришь на выросшие кусты винограда. На эти милые листики с капельками дождя. Тогда осознаёшь, что готов жить в этой земле, лишь бы на земле появлялись столь прекрасные создания. Порой я говорю с ними. Не только с виноградом. С травой, природой. Небом. Со стороны странно выглядит.

Постоянные поиски никуда не приводили. Бесчисленные прогулки по разуму. Теперь мне казалось, лишь путешествие в горы спасёт меня. Все эти бабушкины сказки заставили поверить в то, что там я найду все ответы. Пока же оставалось раз за разом бросаться в пучину размышлений. И от этого всё глубже уходить в себя.

— Бэрри? – от неожиданности я выронила лопату изо рта.

— Тассель... Ты меня напугала.

— Правда? – у неё вдруг стала такая потерянная мордочка, что мне стало даже забавно. Когда её маленькие глазки растягивались в огромные блюдечки, было так умилительно.

— Немного, — улыбнулась я.

— Я не знала, что ты каждый день работаешь тут. Хотя и стоило догадаться. – она вдруг замолчала и стояла передо мной молча, иногда шмыгая и поёживаясь от вечернего холодка, — Хочешь, побуду тут с тобой? Ты же со мной сидишь, пока я пишу.

— Конечно. Мне будет приятно.

Она нелепо встала около виноградника, не зная, что делать в своей растерянности. Было непривычно, однако я продолжила работу. Прохладный свежий воздух наполнял мои лёгкие. Свет из окон ласково падал на растения и отбрасывал тени, которые со временем иссякали и сливались в ночи. Звёзды помогали нам не потеряться и делали это время суток удивительно красивым. Прохладная и загадочная ночь.

— Слушай, а почему у тебя на кьютимарке виноград вместе с клубникой?

— Не знаю. Мама вообще утверждает, что это Виктория, а не клубника.

— Наверное, приятно знать, что твоим виноградником восторгается вся Эквестрия?

Ну как ответить на этот вопрос, если ответ не известен даже мне? Добиться успеха в чём-то, что тебе не так нравится. Теперь даже не ясно, нужно ли мне радоваться этому. Мне нравилось ухаживать за виноградом. Нравилось растить этот сорт. Когда же им стала восторгаться вся Эквестрия, мне начало казаться, что я теряю его. Это было моё дело! Нечто личное. Сокровенная частичка меня. И теперь мои родители требуют, чтобы я показала результат своих трудов миру. В тот день, когда отец предложил сделать сок из моего винограда и дать попробовать его другим, и мысли не было, что подобное произойдёт. Мне ведь не жалко было. Наоборот, пони порадовались, выпив сок из этого винограда. Ну, а что сейчас. Презентация! Винограда, блин! Это обычный виноград. Просто он был моим виноградом. И это делало его уникальным. Теперь он уникален для всех.

— Ну, что-то вроде того, — тихо проговорила я.

Всё это очень напоминало тот наш разговор. Только тогда она с трудом отвечала на вопросы. Может быть, и для неё они были личными. Может, и она думает над ними долгое время, а тут ворвалась я и начала требовать ответ и делать вид, будто это легко и просто.

— Тебе помочь с работой?

Она спросила это искренне. Смотрела, ожидая ответа. Я спокойно ей улыбнулась, промолчала и принялась за работу. Тассель постояла немного, что-то обдумала, затем тоже улыбнулась и свернулась клубочком около меня.

Голова была занята мыслями о работе, о Тассель. Путешествие по глубинам сознания отошло на второй план. Передо мной сейчас была лишь лопата, земля, виноградники. Надо мной светили звёзды. Приятная прохлада повисла в воздухе. Где-то вдалеке устроили концерт сверчки. Музыка была печальной, несмотря на это, из дома доносился радостный шум общающихся взрослых. И приятное чувство того, что Тассель была рядом. Уже хотелось сорваться и побежать по умственной дороге прямиком в пучину мыслей, однако рядом была она. Последние незанятые мысли я отдала раздумьям о ней.