Завершение стэйблриджских хроник
Глава 25. Свет клином
Путь к созданию третьей версии ракеты "Феникс" оказывается тернист и полон агрессивных препятствий...
Рэдфилд когда-то практиковался в жонглировании. Его личный рекорд – четыре мячика в воздухе. Ничего, кроме мячиков, единорог не подкидывал и не ловил. Но сейчас он охотно взялся бы жонглировать голодными пираньями в процессе хождения по канату. Ведь это было проще, чем манипулировать интересами грифонов-военных, к которым добавилась доктор Везергласс.
Естественно, предложение перебраться в какую-то ненаселённую долину, расположенную за пределами Мэйритании и имеющую в названии слово «проклятая», не вызвало энтузиазма у Флоуика. Тот явно смотрел на север, в сторону Республики, которая, вроде как, страдала от тирании Гиира. «Вроде как» – потому что все издания с логотипом «Джи-Джи-Эм» специализировались исключительно на прославлении прайм-лорда. Дескать, добровольческие корпуса он формирует лишь для отведения угрозы со стороны южного соседа, то есть драконов. И отправил доверенное лицо, младшего брата, рисковать жизнью и добиваться мира с лордом Эмбер и её подданными. Кроме того, Гиир именовался устроителем мирной жизни, восстановителем промышленности, градостроителем. Даже – что особенно взбесило Флоуика – борцом с преступностью.
В общем, идеи Рэдфилда принимались лишь по причине личного доверия. Менее влиятельного единорога Флоуик давно бы бросил, отведя легион к эквестрийской границе. Серый пони упрямо твердил, что существует маршрут в обход закрытых границ и недружелюбно настроенных народов. Вице-командующий был не в восторге от него, как и от предлагаемого «уникального транспорта», но командир Форестолл напомнил про возможности Южного Оборонительного Рубежа Республики, который строился, чтобы сдерживать атаки драконьего племени и наверняка разметал бы легион грифонов, если допустить, что для начала тот вообще прорвётся через воздушное пространство Эквестрии.
В общем, Флоуик нехотя признал, что самый рискованный путь даёт больше всего шансов на успех, и по его распоряжению легион разбил лагерь на подступах к Проклятой долине. Из лагеря, как заметил Рэдфилд, если смотреть в одну сторону, открывался завораживающий вид на парящие в волшебной невесомости поросшие травой и даже деревьями земляные острова. С другой временный форт подпирали пески всех оттенков оранжевого с чёрными осыпающимися слоистыми скалами и редкими зелёными кустиками с белыми ветвями.
Следующим приказом вице-командующий велел для защиты будущего летательного аппарата возвести строение, именуемое «ангар». Конструкторские работы велись под строгим контролем Везергласс, которая умудрялась строить грифонов-воинов не хуже командования – помогала любовь единорожки к крепким выражениям. Бойцы легиона стараниями пони, лишившейся тормозов в виде учёных сородичей и любимого мужа, быстро пополняли словарный запас. О чём успел наслышаться Рэдфилд, сменивший штабную палатку на «штабной дворец», по южным традициям сделанный из соломы и высушенных на солнце глиняных кирпичей. Несмотря на скромные размеры саманного жилища, места в нём хватало благодаря подземным помещениям, спасавшим от лютой пустынной жары. Сам серый единорог, дополняя обстановку, стал куда больше походить на вельможу-мэйританца – нацепил белый наряд, повязал черным шнурком платок вокруг головы и отпустил бородку.
— Железо никуда не годится. Качество паршивое! – жаловалась Везергласс разодетому единорогу. – Оно не подходит для создания «Феникса».
— Купим новое, – пообещал Рэдфилд, прикидывая, сколько ещё сможет безнаказанно тратить средства легиона. На его счастье, расходы пока что удавалось компенсировать, отправляя ту или иную когорту подрабатывать в соседних эмиратах. – Караваны скоро отправятся в Неурль-Кент. Привезут оттуда железную руду.
— Меня не всякая руда устроит! – повысила голос учёная пони. – Не всякое железо примет легирующие добавки. Так что я должна ехать с караваном в этот-самый-как-его-твою-налево. Зараза! – Везергласс ругнула себя за неспособность запомнить только что прозвучавшее название. – В общем, я еду.
— И я еду. Как казначей и представитель легиона. Но если мы оба покинем сборочную площадку, то все работы остановятся. Нас тут заменить некем.
— Но я закупку руды тебе не доверю. Мне надо куски породы потереть, поцарапать. Понюхать даже. Только я знаю, какой материал мне подходит.
— А никому, кроме меня, средства легиона не доверят. Так что без меня каравана нет.
— То есть тупик?
— Тупик, – с досадой согласился Рэдфилд. – Если бы у нас был кто-то достаточно толковый, чтобы организовать инженерно-конструкторское дело в твоё отсутствие…
— Таких нет, – безапелляционно ответила Везергласс. Автор и фанат металлических «Фениксов» со знанием дела отвергала чей-либо опыт в ракетостроении. Хотя и не совсем. – Единственный, кто мог бы разобраться в моём проекте, с кем я начинала расчёт теоретических выкладок, давным-давно исчез. Как под землю провалился.
Везергласс, всегда верившая, что события в континууме имеют сильную взаимосвязь, буквально через секунду подумала, что нашла этой идее железобетонное подтверждение, потому что стоило ей вспомнить добрым словом имевшего технический дар давнего коллегу, как снаружи донёсся громкий голос, судя по характерным клекочущим ноткам, без сомнений принадлежащий грифону, но не похожий ни на один из голосов солдат легиона.
— Вот вы куда запрятались, служивые! А то прилетаю в Мэйританию – легиона нет, как ветром сдуло. Думаю, что за бардак! А вы тут чем-то промышляете, оказывается… О, привет, Форестолл, собрат по пятнам! Узнал, командир? – Последовал куда более тихий ответ. – Ага. А это найдёныш мой, Фардеай. Вот, прибыли к вам на побывку. От нефиг делать. Ну, хоть лапу пожми, чего ты? Где хвалёное мэйританское гостеприимство?
Не замолкающий грифон апеллировал к известной Рэдфилду традиции, когда хозяин обеспечивал гостя всем, чем мог, а гость сыпал в ответ похвалами. Даже если от поданной воды хрустело на зубах, а постеленные простыни самостоятельно шевелились от поселившихся в них насекомых.
— Не-е-ет! – протяжно произнесла Везергласс, когда гомон за окном на мгновение утих.
По её мордочке читалось, что, хотя пони только что искала встречи с шумным субъектом, она крайне недовольна его появлением. И законы гостеприимства соблюдать точно не собирается. Утратив всяческий интерес к Рэдфилду, она рванула к двери, ставшей скромной преградой на пути её гнева. Секретарь легиона, сохраняя безопасную дистанцию, выглянул из домика, предвкушая эпичное зрелище.
— Ты! – сохраняя заряд ярости, произнесла Везергласс, останавливаясь перед парой сильно потрёпанных с дороги грифонов, навьюченных по самые хохолки узлами и чемоданами.
Старший из новоприбывших, обладатель редкого пятнистого окраса на хвосте и лапах, оказался не менее шокирован встречей, чем Везергласс. А собравшаяся вокруг Гальвара компания, включая командира легиона, заметив на мордочке единорожки предвещающие беду знаки, предпочла срочно разойтись по делам. Рискнул остаться только молодой подмастерье – и то неясно было, желает ли он защитить наставника или просто не может сдвинуться с места из-за поклажи.
— Опаньки! Краснуля! – Гальвар гостеприимно развёл лапы. – Я понимаю присутствие этих толоконных лбов в мундирах. Но ты-то здесь откуда взялась?
— Гальвар! Харя бесстыжая! – всё ещё на повышенных тонах ответила единорожка. – Я десять лет думала, что тебе скажу при встрече. Или какого пинка отвешу! Тебе повезло, что я так и не решила, с чего начну.
— Ой, да ладно, Гласси. – Грифон продолжал улыбаться, но, прислушавшись к внутреннему голосу, всё же отступил на пару шагов, потому что мощный удар задними ногами не был процедурой, рекомендованной для улучшения самочувствия. – Чего я сделал, чтобы заслужить столь нелюбезный приём?
— Чего? – разошлась малиновая пони. – Ну, например, ушёл. И пропал лет на десять! Для начала. Ни одного письма не написал, щеглина! Даже по научным вопросам.
— Если бы ты интересовалась моими научными ответами, я бы с радостью помог. Но, как мне казалось, тогда наше общение ушло немного в другую сторону.
Гальвар вспомнил, что сопящая и шевелящаяся куча багажа рядом с ним нуждается в представлении, и уцепился за эту возможность разрядить обстановку:
— Кстати, вот Фардеай. Мой недалёкий воспитанник. Найдёныш. Мы здороваться, манеры хорошие демонстрировать собираемся, нет? – прицепился Гальвар к молодому сородичу. Ответить что-либо не позволил, вновь обратившись к Везергласс: – А ты уж прости, никакой воспитанности у молодёжи! Так всё-таки, Гласси, чего ты забыла в этой глухомани?
Он надеялся перейти на нейтральную тему, не грозившую молниеносным ударом копыта. А также на то, что стоящий перед ним ящик задержит гневно сверкающую глазами и раздувающую ноздри кобылку хотя бы на секунду.
— Хоть это и не твоё дело, – процедила Везергласс, – но я здесь завершаю работу над своим «Фениксом». Заметь, я сказала «своим». Не «нашим». Потому что ничего твоего в конструкции давным-давно не осталось.
— Может, поэтому он у тебя уже два раза спёкся?
Ящик с логотипом в виде морского конька охватило красное магическое сияние, которое подняло личный багаж Гальвара аккурат над его же головой. Несколько песчинок упало с фанерного дна, заставив грифона нервно щуриться.
— Я это к тому, что могу помочь не допустить подобного исхода снова, – торопливо добавил Гальвар, с морды которого бесследно испарилась усмешка.
Ещё несколько секунд ящик отбрасывал тень на технаря, потом отплыл в сторону.
— Если бы мне не требовалась помощь с «Фениксом»… – прошипела Везергласс. И вместо завершения фразы развеяла захват, с грохотом уронив ящик на землю. Гальвар, уже смекнув, что немедленной расправы не последует, мгновенно вернул себе язвительный тон.
— Не сомневайся, Гласси. Я тебе окажу любую помощь. Подготовь чертёжики, чтобы было о чём поболтать. – Грифон вытянул лапу, поманив сгорбившегося ученика. – Чего застыл? Двигай уже. Надо найти мне кровать приличную. И тебе конуру какую-нибудь.
Поравнявшись с Везергласс, Гальвар, видимо, решил проверить на прочность удачу.
— Не скучай, Гласси. Я только пёрышки приглажу и скоро вернусь, – пообещал он.
— Обломись, – буркнула пони. – У меня любимый муж есть.
— Он здесь? – Гальвар чуть притормозил и завертел головой.
— Нет, – немного смутившись, ответила единорожка.
— Тогда не считается.
Везергласс демонстративно отвернулась, что при общении с данным орлольвом оказалось серьёзной ошибкой: Гальвар, перед тем как двинуться дальше, отвёл крыло чуть назад и легко провёл кончиками длинных перьев по кьютимарке кобылки. Единорожка дёрнулась куда сильнее, чем в любом из девяти случаев, когда её поражал пучковый заряд энергии.
— Совсем охамел? – возмутилась малиновая пони. На что грифон даже не отреагировал, притворившись, что ничего не произошло.
Рэдфилд благоразумно отступил вглубь комнаты, отгородившись от входной двери рабочим столом. Он понадеялся, что кобылка пройдёт мимо узких окошек с плотными ставнями на лестницу из песчаника, уводящую на крышу, ко второму входу, потому что не мог представить состояние и уж тем более предсказать поведение Везергласс в данный момент. Однако, как оказалось, вспыльчивость единорожки проходила быстрее, чем песчаные бури в этой части Стэрип-эль-Седла.
— Когда намечено отправление следующего каравана? – первым делом поинтересовалась она.
— Через пять дней.
— Твою ж! – вырвалось у пони. – Ещё пять дней терпеть пернатого!
— Я… Обещаю, что не расскажу Скоупрейджу про этого грифона, – осторожно заметил Рэдфилд.
Везергласс спокойно присела на лавочку, сложенную из не пошедших в дело кирпичей, и проинформировала единорога:
— Да пожалуйста, рассказывай. Я сама два раза пыталась. Услышала в ответ только смех и «классная шутка». Эх! – сжала зубы кобылка. – Мне бы хотелось, чтобы это была классная шутка. А не горячность юности. – Словно устав от воспоминаний, пони попыталась найти в ситуации положительные стороны: – Голова и лапы у Гальвара, скажу тебе, растут из положенных мест. Он что хочешь собрать может.
— Очень полезный нам субъект, – дипломатично резюмировал Рэдфилд, возвращаясь к чтению пришедшей из дальних краёв почты. Вопреки традиции, это было не полное переживаний письмо от супруги, а выписки из трактатов, продавливающих полки библиотеки Кристальной империи.
Последний из здравствующих командиров короля Сомбры успел инкогнито посетить много мест на карте. Он видел Балтимэйр, Кантерлот, Мэйнхеттан и запомнил их как города, отличавшиеся тем, что дома там ставились в ряды друг напротив друга, а ровные линии планов застройки превращались в изящные прямые улицы. Но поселился Прэсенс в городе племени карасонов, Атеш-Куасаре, где понятие «улица» практически отсутствовало, так как ходили здесь исключительно через дворы домов, которые соединялись один за другим подобно лампам гирлянды. При этом на пути не встречалось каких-либо дверей и калиток – только арочные или прямоугольные проёмы, разграничивающие владения.
На севере каждый пони располагал личным домиком, в комплекте к которому шла связка ключей. В Атеш-Куасаре, как шутили местные жители, владельцу в лучшем случае принадлежала одна стена дома, так как к трём другим пристраивали свои дома соседи. И эти же соседи могли беспрепятственно зайти через незапираемую дверь. Поначалу Прэсенса удивляли подобные обычаи, но, как оказалось, причин опасаться подобных визитов у жильцов не было – традиция крайне жестоких наказаний, когда за кражу финика на базаре можно было остаться без ноги, и отсутствие богатств у большинства карасонских семей позволяли не волноваться за сохранность имущества. Особенно если речь шла об имуществе «воина света» – этим титулом, восходящим к какой-то древней легенде, Прэсенса наградил сначала народ, потом эмир Атеш.
Но даже «воин света», преломляющий своей шкурой лучи мэйританского солнца, мог получить во дворце эмира Атеша отказ. Что только что и произошло, и кристальный пони в дикой злобе спускался по крыльцу дворца Атеш-Куасара. Два часа назад Прэсенсу пришло донесение от верного, пока риски не превышают плату, торговца в Неурль-Кенте. Тот уведомил, что в городе закупает руду и ещё какие-то вещи необычного вида караван. В нём повозки тянули исключительно грифоны, а распоряжался – что было для Прэсенса особенно важно – серый единорог с меткой в виде красного прямоугольника. Личность, с которой кристальный пони хотел бы потолковать вдали от основных сил Песчаного легиона. Завершить этот разговор Прэсенс намеревался жестоким ритуалом, когда обвинённому пони ломали передние ноги и бросали умирать в песках Стэрип-эль-Седла. Но такое можно было проделать только с поддержкой эмира и его армии.
Однако эмир Атеш, названный в честь того же великого предка, что и город, отказал советнику, указав, что ни один карасонский воин не покинет границ эмирата. Повод для личной мести, который имелся у Прэсенса, коричневый пони с белыми пятнами отказался признавать достойным. «Он не вредил твоей семье и не рубил тебя на поле боя», – сказал Залим Атеш, – «так что не требуй крови там, где не проливалась кровь». На этом аудиенция у эмира завершилась, а Прэсенс отправился в город в надежде, что холодный ночной воздух притупит его ярость. При этом даже не стал накидывать капюшон – тем более что солнце на небе не сияло, и свет от шкуры кристального пони никого не раздражал.
Советник неспешно обходил трёхэтажное здание Атеш-Куасара, чью крышу украшал покрытый золотом купол, притягивающий взгляд даже в ночи. И в очередной раз убедился, что дворец не зря называют «каменным кружевом» – стоило там закрыться одной двери, как открывалось ещё несколько проходов. Кристальный пони сначала услышал тихую поступь, потом обернулся, чтобы поклоном приветствовать светло-оранжевого воина с белыми пятнами, не так давно ужинавшего вместе с эмиром за одним столом.
— Принц Ахаким, – произнёс Прэсенс, стараясь, чтобы его акцент не досаждал ушам молодого вельможи. К счастью, оранжевый пони не требовал называть его «Ахаким Харбидал уд-Карасн, младший сын Ахарб Сантидала уд-Карасна», на чём сломал бы язык и кто-нибудь, прилежно учивший диалекты хорси.
— Воин света, – произнёс жеребец, носивший на боку скимитар с роскошно украшенным эфесом. Принц Ахаким охотно практиковал общение на эквестрийском, которому его учил отец. Это давало паре жеребцов дополнительное преимущество, так как почти никто вокруг не мог понять их разговор. А обсуждали они отнюдь не красоты пустынного края.
Ещё до того, как Залим Атеш вместе с остальными эмирами подписал договор о кочевьях, ещё до того, как глава эмирата вообще решил отправиться в Десятиугольный дворец, его племянник и советник вели осторожные беседы заговорщицкого характера. Идея о постоянных границах шла вразрез с настроениями многих карасонов, которые фактически жили набегами на соседей. Сам принц Ахаким получил прозвище «рыжий бандит» за подобные заслуги.
Когда Прэсенсу поведали историю Ахакима, челюсть кристального пони, повидавшего всякое при дворе Сомбры, слегка приоткрылась. Пятнистый жеребец незадолго до совершеннолетия потерял отца с матерью, которых убил старший сын Амир, желавший захватить власть. Ахаким пережил несколько лет скитаний по Стэрип-эль-Седлу с бандой верных воинов, после чего прибился к кочевьям дяди Атеша, с которым вместе «навёл порядок» в родном эмирате. Теперь же юный воин активно интриговал против занявшего трон дяди.
Впрочем, сверкающий в лучах солнца жеребец, считавший, что придворные интриги для него остались в Кристальной Империи, не мог отрицать, что сам влез в эту политическую паутину. Сам предложил свои услуги военного командира тогда-ещё-не-эмиру Атешу. Дал пару дельных тактических советов, позволивших раздробить и уничтожить воинство узурпатора Амира. Получил в дар кинжал, снискал почёт и уважение. Но, очевидно, не право использовать войска эмирата для личной мести.
— Прошу не держать сердца на моего дядю, не пожелавшего открыть уши вашим словам, – произнёс Ахаким, который в вопросах отмщения разделял точку зрения кристального пони, а не правящего родственника. – Безусловно, уважаемому вождю карасонов недопустимо накрывать возможность славной битвы тканью пренебрежения.
— Кто-то может даже сказать, что такой жеребец вождём быть не должен, – ответил Прэсенс, прекрасно осознавая, что «кто-то» – это принц и быстро растущее число его сторонников.
При явной поддержке молодого воина кристальный советник понимал и поведение действующего эмира. Возглавив эмират и народ карасонов, Залим Атеш, в прошлом великий мечник, поневоле перековался из безрассудного рубаки в осмотрительного политика. И, наступив на горло собственным убеждениям, подписал договор о границах кочевий, потому что иначе ему пришлось бы воевать против девяти других правителей, что не оставило бы и пепла от карасонского государства, а то и от карасонского племени. Однако Залим Атеш просто не мог объяснить свои поступки каждому буйному жеребцу, начиная с собственного племянника. Поэтому, как казалось Прэсенсу, досиживал во дворце последние дни.
— Любой, кто затеял бы удачный боевой поход, овеянный славой грифонобойца и богатой добычей, прослыл бы достойным новым вождём, – продолжал присущим мэйританским жителям витиеватым слогом излагать простые идеи Ахаким.
— Такому смельчаку не помешала бы помощь опытного военачальника, знающего приёмы боя, неведомые пернатому народу.
— Готовому на это опытному военачальнику верный слову сын своего отца даровал бы богатства и титул, – пообещал оранжевый пони с белыми пятнами. – Если его знания и опыт окажутся источающей пользу поддержкой в походах во славу пылающего воинской доблестью карасонского эмирата.
— Видят звёзды, что именно таким полотном и ляжет дорога жизни под копыта достойнейшего потомка своих предков… – Прэсенс не уступал собеседнику в умении перекладывать витиеватую южную манеру речи на эквестрийские нормы грамматики.
По мэйританской традиции обсуждение, смысл которого можно было бы выразить фразой «Моя банда устроит нападение на караван в обмен на помощь в свержении дяди», растянулось ещё минут на десять. Но ради своей мести Прэсенс готов был терпеть разговоры о воле самых неярких звёзд ночного неба, к которому пустынные племена относились с глубочайшим уважением.
Караван Рэдфилда, который все привыкли называть по имени главного казначея, представлял собой странное зрелище. Двадцать грифонов, избавленные от доспехов и оружия, разбились на пары. Десятеро тащили вперёд через пустыню крытые телеги, ухватив их за выступающие вперёд подобно бивням оглобли. Другая десятка отдыхала, поскольку её очередь демонстрировать выносливость наступала вечером. Рэдфилд с Везергласс в изнурительном марафоне не участвовали вовсе. Они расположились на козлах последней повозки – самой лёгкой, поскольку в неё сложили не руду и прочие тяжести, а провизию и личное имущество грифонов.
Политическая ситуация требовала, чтобы воины легиона оставили Мэйританию, поэтому на пути в Неурль-Кент и обратно, чтобы избежать проблем, Игнэйс – назначенный центурионом отряда – распорядился убрать военную амуницию. При таких условиях грифоны считались мирными странниками, которые имели право свободно торговать в городах эмиратов и пересекать пустыню. Что не означало утраты боеспособности – бойцы легиона отработали команду «к оружию» и за полторы минуты могли организовать боевое построение. А ещё приучились на каждой остановке, где была вода, сооружать примитивные походные шатры, стирать вещи, наполнять все бурдюки и фляги, но только после того, как убеждались, что поблизости нет группы каких-нибудь вооружённых копытных. Если бы в принципе нашёлся безумец, решившийся посягнуть на караван грифоньего легиона.
Рэдфилд до последнего надеялся, что необходимые запасы получится транспортировать по воздуху. Необходимость тащиться по пустыне по неделе в каждую сторону единорог считал неоправданной тратой времени. Но торговцы рудой давали хорошую скидку лишь на единовременно закупаемые большие партии. Брать металл слитками «фениксостроительница» категорически отказывалась. Предостерегал против этого и Гальвар, оставшийся вести опытно-конструкторские работы в Проклятой долине. Поэтому Рэдфилду пришлось смириться с пятью телегами грузов – не только руды, но и бочек различных смесей, которые требовались ответственному за ракетное топливо Игнэйсу. Пони-секретарь окончательно бросил поиск лёгких путей, когда вычислил, что увеличение числа задействованных грифонов приведёт к такому пропорциональному росту «припасов в дорогу», что не перевезут даже крепкие бойцы легиона. Двадцать пять воинов оказались подходящим количеством орлольвов, математически выведенным из грузоподъёмности одного грифона.
Вообще-то, хватало и двадцати. Но, следуя мудрому мэйританскому правилу «только мертвец пренебрегает коварством Стэрипа», Рэдфилд взял ещё пятерых. Для выполнения разведывательной задачи, ради которой орлольвы парили в воздухе над караваном. Летевшие далеко впереди, позади, справа и слева бойцы изучали простиравшуюся до горизонта пустыню, время от времени сигналя центральному, летевшему над повозками, что никакой опасности нет. Они же помогали путникам ориентироваться на местности и преодолеть пустыню, не изобилующую оазисами, но усердно дурившую миражами.
Атмосфера в медленно двигающемся караване царила самая безмятежная. Рэдфилд сочинял очередное письмо жене. Он долго думал над каждой фразой, предполагая, что Дэйли читает корреспонденцию малолетнему сыну. Сыну, которого отец из-за превратностей судьбы и принесённых клятв почти год не видел.
Единорог искренне жалел, что отправился в столь долгое путешествие. И если бы знал, что один визит в Грифонью Республику обернётся скитаниями по всему материку, наверное, не покинул бы пределов Стэйблриджа. Послал бы Краулинг Шейда куда подальше. Хотя в этом случае он мог оказаться отдельно от семьи в сыром подземелье с ещё меньшими шансами на возвращение.
Краем уха Рэдфилд слушал беседу, которую Везергласс вела с Игнэйсом, как обычно прицепившимся к борту повозки; выглядело это странно, но самому грифону, похоже, так было вполне удобно. Беседу малопонятную, касающуюся каких-то дефлаграционных и детонационных показателей и состава огнесмеси. Попав в расположение легиона, Везергласс была поражена опытом и способностями грифона-зельетворца. И его производственными травмами тоже. Как подумалось Рэдфилду, Игнэйс оказался первым существом, взорвавшим и испепелившим не меньше вещей, чем единорожка. Так что две «мигрени вышестоящего начальства» быстро нашли общий язык и общие взгляды на механизмы инжекторов и топливных насосов.
Другим ухом секретарь ловил обрывки разговоров из едущей впереди телеги. Там воины, отдыхающие прямо на подрагивающей при движении куче руды, стремились поразить коллег достижениями своих предков. Учитывая, что историческое образование у всех было примерно на одном уровне, удивляли орлольвы сходными по складу баснями.
— Вот мой прадед, Фусрод, – докладывал грифон с хохолком тёмных перьев, – как-то раз с двумя драконами в бой вступил. Да как крикнул на них. От его рёва драконы разом сознание потеряли, да рухнули в океан. А прадед мой цел-целёхонек остался.
— А вот мой прадед, Гарет, из пещеры дракона десять мешков сокровищ стащил, – делился историей грифон, в крыльях которого чередовались синие и зелёные перья. – Стрелами с водой затушил все светильники. И утащил всё золото, серебро, драгоценности. Так вот с того случая как раз Вторая Драконья и началася. А про завоевание островов – это всё политики придумали, чтобы между собой сокровища переделить.
— Тю! Ты хоть один слиток золота в лапах держал? – прищурился воин с бежевой шерстью и кремовым оперением. – Не унёс бы грифон столько мешков добычи.
— Мой прадед очень сильным был! – не уступил потомок «расхитителя пещер». – Он бы твоего пополам согнул. В любую сторону.
— Не бахвалься попусту, – предостерёг бежевый «скептик». – Мой прадед Г’ералт твоего бы прадеда зарубил своими мечами. Или заколдовал бы. Да, потому что он колдовать умел. Между прочим. Никто со времён Грифна Великого не творил заклинаний. А мой прадед мог.
— Да вас послушать, – не выдержал отвлёкшийся от разговора с Везергласс центурион, – так у каждого предок лично Вторую Драконью выиграл. Так чего же она длилась тогда пятнадцать лет?
Бойцы неловко замолчали, не зная, что ответить младшему командиру на подобный вопрос. Потом перешли на тему, в которой Игнэйс уж точно не мог вставить своих аргументов – начали делиться впечатлениями о грифинах, к которым намеревались вернуться, чтобы продолжить или начать отношения.
Эти рассказы, особенно с учётом специфических вгоняющих в краску подробностей, Рэдфилду были совершенно не интересны. Он поправил полог, защищающий возниц от палящего солнца, и сосредоточился на написании письма. От выведения каллиграфических букв его оторвала скользнувшая по бумаге тень, намекавшая, что к повозке спустился координатор наблюдателей.
Грифон-дозорный поравнялся с висевшим на борту повозки центурионом.
— Большой отряд копытных. Слева. Идут в нашу сторону, – доложил он.
Рэдфилд хотел было высказать свои опасения начальнику отряда, но Игнэйс, выйдя из образа рассеянного тюфяка, сам сориентировался в обстановке. Последовали приказы:
— Караван, стой! Дозорных на землю! Всем к оружию!
Обученным бойцам не требовались уточнения. Они мгновенно и организованно выстроились в очередь к последней повозке, чтобы получить и тут же начать прилаживать поверх стёганых поддоспешников, защищавших только от солнца, металлические пластины, прикрывающие важные участки тела. Каждый из грифонов также забирал из повозки длинное копьё, короткий меч и прямоугольный щит, по всей длине центральной оси которого шла похожая на зубья тупой пилы металлическая полоса.
Тем временем к каравану слетелись грифоны-разведчики. Тот, кому поручалось контролировать левый фланг, опустился на песок перед центурионом и доложил подробно то, что не мог сигналами передать центральному дозорному.
— Воинство в традиционных цветах карасонского племени, – сообщил боец, который, как и все сородичи, после муштры командира Форестолла наизусть знал условные знаки армий всех эмиров. – Примерно голов восемьдесят. Идут быстрым шагом. При оружии.
— Бандиты какие-нибудь, – предположил центурион Игнэйс. – Надо развернуть штандарт легиона. Может, сообразят, с кем связались, и отступят.
— Это маловероятно, – спрыгнул с козел повозки Рэдфилд. – Если они, ещё не видя нас, идут быстрым шагом, значит, движутся наперерез. Следовательно, узнали, когда караван покинет Неурль-Кент, и рассчитали, где можно его перехватить. Так что, очевидно, идут на нас.
— Не было печали, – выдохнул Игнэйс. Заметив, что все воины благополучно вооружились и надели броню, центурион вернулся к командной работе: – Легион, построение в две шеренги! Спиной к повозкам! Полукольцо!
Двадцать четыре рядовых легионера начали формировать защитное построение. Первый ряд выставил щиты, образовав монолитную стену, упиравшуюся краями в борта повозок. Грифоны второй шеренги выставили вперёд копья, используя плечо впереди стоящего и край щита как точки опоры для древка. Игнэйс применил классическое построение военной школы орлольвов, о которое, в теории, должен был разбиться любой табун копытных войск.
Паре единорогов при такой тактике отводилась роль наблюдателей в тылу. Причём Рэдфилд внёс в этот спектакль интересное новшество: он решительно затолкал коллегу в одну из повозок.
— Мы что, обречены? – поинтересовалась у него Везергласс.
— Вовсе нет, – заверил Рэдфилд. Однако сам не испытывал железной уверенности. И давным-давно оставил Флоуику письмо, начинавшееся словами: «Моя милая Дэйли. Мне очень жаль, но, похоже, судьба не позволит вернуться…» – Но тебе лучше спрятаться, – продолжил он. – Заройся поглубже. Я сообщу, когда станет безопасно.
— А не пойти бы тебе в подхвостье? – без увёрток ответила малиновая пони, не желавшая за пределами Стэйблриджа пачкать шёрстку. Ничем, кроме, возможно, лечебной грязи на каком-нибудь спа-курорте.
— Я вовсе не шучу. Для «Феникса» критически важно, чтобы ты уцелела. Если спрячешься среди груза, то с высокой долей вероятности тебя не найдут, потому что руда бандитам ни на что не сдалась. Они возьмут всё ценное или полезное, а эти кучи оставят.
Везергласс брезгливо поморщилась и потрогала копытом грязную кучу. Глубоко зарыться в неё для владеющего магией существа было не так уж сложно. Вот вылезти обратно – в этом пони, когда-то пережившая обрушение здания на собственный хребет, немного сомневалась.
— Ты первый, – потребовала она.
В ответ Рэдфилд нагло поднял магией мелкие комья породы с вкраплениями железа и рассыпал над гривой единорожки.
— Не тяни время! – распорядился он. – Бандиты знают про караван. Так что они знают, что казначеем является единорог серой масти, у которого деньги. Так что ради меня они сутки напролёт пустыню по песчинкам перебирать будут. А ты, извини за прямоту, кроме меня, никому в этой пустыне не нужна. – Он подключил к делу ноги и аккуратно присыпал недовольно пыхтящую единорожку маскирующей грязью. – Хотя, конечно, бандиты и тебе найдут применение. Но по этому поводу я, пожалуй, не буду распространяться. Ибо ничего приятного.
— Угораздило же связаться… – буркнула Везергласс и тут же замолкла, чтобы не наглотаться песка.
Рэдфилд бегло убедился, что для случайно заглянувшего жеребца внутри повозки не виднеется ничего подозрительно красного, после чего осторожно отошёл к козлам и перемахнул через них, едва не столкнувшись с центурионом Игнэйсом, которому приспичило воткнуть в песок штандарт с развевающимся знаменем. Знаменем нового образца, где между раскрытыми крыльями умельцы вышили тарелку с едва различимыми квадратными пластинами.
— Ты тут, главное, не высовывайся, чтобы под случайный удар не попасть, – сказал центурион единорогу, прежде чем замкнул собой строй войска.
Но если Игнэйс надеялся, что Рэдфилд подчинится и будет спокойно ждать надвигающуюся угрозу за спинами грифонов, то ему полагалась медаль за наивность. Серый единорог полез на верх полога, желая посмотреть на банду, поднимающую столб пыли на горизонте. Он поднял на лоб недавнюю покупку – круглые очки с толстой резинкой, сходные с теми, какие носили в Академии «Чудо-молний» – и приставил к глазам второе недавнее приобретение – мощный бинокль.
Ватага перешедших на рысь жеребцов в тёмных красно-коричневых одеждах вынырнула из-за дальнего бархана. Из-за колышущегося от жары воздуха казалось, что фигуры скачут прямо по небу. А ещё из-за постепенно оседающей тучи песка казалось, что к каравану приближается гигантское насекомое с чёрной головой и медового цвета тельцем. Зрелище было в какой-то степени поэтическим, только Рэдфилду не особо хотелось заниматься стихосложением. Вместо этого он пытался прикинуть расстояние между отдельными жеребцами.
Внезапно его внимание привлёк далёкий, слишком яркий даже для пустыни блик. Бинокль повернулся в сторону дюны, до которой не долетала туча песка от надвигающегося воинства. На вершине песчаного кряжа стояла яркая четырёхугольная звёздочка, на которую было физически больно смотреть. Лишь на мгновение она пригасла, открыв взору единорога кристального жеребца в накидке и ещё пару карасонских воинов по соседству. Потом Рэдфилд снова бросил взгляд на перешедшую на полный галоп ватагу вооружённых воинов, которые уже видели свою добычу и препятствие из грифонов, казавшееся не особо серьёзным. Быстро сложив два и два, пони-секретарь спрыгнул чуть ли не на спину Игнэйсу, благо, до центуриона было совсем недалеко.
— Отставить две шеренги! – скомандовал единорог. – Это нас не спасёт.
— Чего? – не отрывая взгляда от приближающегося противника, произнёс центурион. Мысленно он уже вступил в бой с врагом, так что единорог заявил о себе крайне некстати.
— Они скачут не стандартным мэйританским строем. Это более плотная формация. «Кристаллийский камень». – Рэдфилд чуть ли не силой впихнул бинокль в лапу орлольву. – Она продавит ваши две шеренги.
— Ты уверен? – недоверчиво поинтересовался красно-оранжевый грифон.
Конечно, он тоже отметил, что надвигающаяся лавина жеребцов собралась в необычно компактное построение. Но конкретно такую тактику он на военных курсах не проходил, поэтому задумчиво водил нижней половиной клюва, попутно размышляя, откуда может знать военную науку простой штабной документовед.
— Уверен. Строй такой, будто сошёл с конспектов времён Сомбры. Забытая древняя тактика, – продолжал удивлять Рэдфилд. – Вам нужно срочно взлетать!
— Мы вас не бросим, – заверил грифон, решивший, что ему предлагают спешное отступление.
— Построение «кристаллийский камень» имеет существенные недостатки, – пояснил единорог. – При такой малой дистанции воины не в состоянии менять направление движения. Бегут только вперёд. Поэтому фланги беззащитны. И если вы покажете свой знаменитый клин… – Рэдфилд резко впечатал одно копыто в другое и тут же показал, как «атакованная» нога бессильно обмякла.
Игнэйс мог всё испортить, вступив в спор или вовсе отмахнувшись от слов не являющегося бойцом пони. Ведь ватага карасонов стремительно приближалась, и для фланговых манёвров времени оставалось всё меньше. Но центурион, неоднократно подмечавший, что сам вице-командующий Флоуик прислушивается к советам серого единорога, принял слова копытного как приказ старшего по званию.
— Легион, копья бросить! Щиты под-нять! Равнение напра-во! На кры-ло! – выдал на одном дыхании Игнэйс.
Рэдфилд отшатнулся, закрыв глаза и уши, потому что двадцать пять грифонов, синхронно поднимающиеся в небо, создали неслабый по силе смерч.
Бывший командующий короля Сомбры с трудом удержался от хохота, когда увидел, как взлетел отряд грифонов, на столкновение с которым неслась банда Ахакима. Карасоны же продолжили двигаться к брошенным повозкам. Теперь там их встречал лишь одинокий пони. Взгляд Прэсенса притягивала эта серая фигурка, в панике метавшаяся возле крытых повозок. Очевидно, последний караванщик уже понял безвыходность своего положения. И кристальному воеводе отчаянно хотелось знать, догадывается ли серый единорог, кто натравил на него целую армию убийц. К пони, что выставил «воина света» на смех перед могущественными правителями, неотвратимо приближалась расплата.
— Как низок духом оказался Песчаный легион, – фыркнул пони рыжей масти с белыми пятнами, стоявший позади Прэсенса, – что вселял страх в сердца доблестных воителей Мэйритании. Какая воинская доблесть в том, чтобы улетать при первых признаках опасности, не дожидаясь героической битвы?
— Принц, я обещал вам богатую добычу и незначительные потери, – заметил Прэсенс. – Как видите, звёзды благоволят мне в исполнении обещаний.
— Так ли это? – изменившимся голосом произнёс «рыжий бандит».
Кристальный пони оторвал взгляд от намеченной цели, потому что обстановка в один момент изменилась. Отряд грифонов, уносившийся в небеса, прямо на ходу перестроился, образовав сходящуюся фигуру, острым углом направленную в движущуюся массу карасонов. Последние надвигающийся строй грифонов, естественно, заметили. Несколько воинов попытались сбавить ход и начать перестроение, чтобы подготовиться к отражению новой угрозы, чем моментально сломали общий строй. «Кристаллийский камень» являлся эффективной тактикой под командованием короля Сомбры, который мог бы лично контролировать и направлять каждого солдата. Прэсенсу было далеко до возможностей сгинувшего чародея. И советник эмира мог лишь обречённо наблюдать, как сокращается дистанция между клином грифонов и сбившейся с шага группой пони.
Выставив вперёд щиты, орлольвы врезались в толпу карасонов. Ребро щита, конструкция доспеха и угол атаки позволили грифонам принять энергию столкновения всем корпусом без каких-либо последствий. А вот подставленные под удар жеребцы кое-где отшатнулись, но в большинстве своём оказались поваленными, а то и подброшенными в воздух. Поднялись на ноги после этого не все.
Погасив свою скорость о построение врага, грифоны выхватили короткие мечи и молниеносными уколами из-под щитов принялись жёстко, но эффективно доводить до уцелевших жеребцов мысль, что нападение на караван легиона было огромной глупостью. До копытного воинства урок дошёл быстро: несмотря на умелое обращение со скимитарами и другим клинковым оружием, все, кто остались на копытах или сумели оперативно подняться, предпочли сражению бегство. Совсем не согласованным порядком – лишь бы подальше от мечей в лапах легионеров.
Грифоны решили за отступающими карасонами не гнаться. Впрочем, этого Прэсенс знать не мог, поскольку, когда разгром стал очевиден, он вместе с принцем Ахакимом поспешил покинуть точку наблюдения, чтобы чуть позже смешаться с остатками убегающего войска и внести в него хоть какое-то подобие порядка. Почти сотня лихих бандитов рыжего предводителя превратилась в пять с небольшим десятков не самых боеспособных жеребцов, которые до самого заката продолжали на бегу бросать испуганные взгляды на небо, ожидая, что сверху раздастся хлопанье крыльев и устрашающий клёкот.
Принц Ахаким не без труда развернул воинство к временной базе, располагавшейся в укромном оазисе. До оставленных там припасов добралось даже меньше воинов, чем вышло из боя. И, что разозлило рыжего жеребца сильнее всего, где-то в пути потерялся сам легендарный «воин света». Очевидно, Прэсенс сообразил, что ничего хорошего в лагере мятежного принца его не ждёт, и сделал то, в чём преуспел ещё тысячу лет назад – сбежал от своего повелителя, оставив того разбираться с недовольством подчинённых, родственников и соседних государей, земли которых пострадали от форсированного марша бандитской своры.
Центурион Игнэйс, завершив чистку меча и воткнув лезвие до половины в сухой песок, подозвал к себе казначея. Рэдфилд с радостью оторвался от «увлекательного» занятия по приведению в порядок гривы доктора Везергласс: спутавшиеся красные локоны были полны песка и не расчёсывались. Кроме того, воды, чтобы отмыть грязь посреди пустыни, не имелось. И Везергласс чуть не прибила серого единорога, узнав, сколько часов пути до ближайшего водоёма.
— Рекомендую представить тебя к награде, – сообщил красно-оранжевый грифон чудом избежавшему расправы единорогу. – Без тебя, может, мы и отбились бы. Но вряд ли без потерь. – Он кивнул на сослуживца, занятого очищением изрядно заляпанной амуниции от крови. Ни одна из красных капель не принадлежала владельцу доспеха.
— Мы живы. Вот она, награда, – произнёс Рэдфилд. На секунду его взгляд задержался на невысоком песчаном холме, который в некоторых местах потемнел. Под слоем песка, в неглубокой яме, победители сражения, как могли, скрыли тела побеждённых от пустынных падальщиков.
— Во время боя как-то не получилось спросить. Как ты разгадал замысел карасонской банды?
— Увидел среди них кристального пони. Который мне не так давно угрожал ножичком. И понял, что нападающий отряд придерживается тактики, заимствованной у северян.
— Ну а ты-то откуда про неё знаешь?
— После перепалки с кристальным жеребцом я подумал, что, возможно, он станет проблемой, и надо узнать о нём побольше. Я направил запрос в библиотеки Кристальной Империи. Незадолго до отправления каравана прибыли выписки из древних трактатов по искусству войны. Оттуда я про «кристаллийский камень» и вычитал. А так… Как я слышал, для победы нужно всего лишь точно знать свои возможности. Да ведать сильные и слабые стороны своего врага.
— Эх, тебя бы к нам в учебку! – присвистнул центурион.
— Не считаю, что я способен учить других, – последовал ответ. – Нет у меня такого таланта. Поучать могу. Учить – вряд ли.
Игнэйс кивнул, отпуская собеседника слёзно каяться перед некогда малиновой единорожкой.
Караван возобновлять путь не спешил, хотя, конечно, и возле могильного кургана задерживаться не собирался. Грифоны несколько часов приводили себя в порядок, песком полируя металл и ожидая повторных ударов от убежавшего прочь противника. Но отряд, который привёл для перехвата каравана кристальный пони, очевидно, понял всё с первого раза – ни одна точка, походившая на карасонского воина, на горизонте не показывалась.
В положенное время одна принцесса в одном далёком замке магией обратилась к дневному светилу, убедив его спрятаться из виду. Но если на севере процесс казался мгновенным, то в Мэйритании он растягивался на несколько минут и дарил красивые закаты над пустыней, один из которых стал для каравана сигналом к отправлению. Не участвующим в тягловых работах воинам повезло выспаться ночью, своевременно проснуться и наблюдать не менее красивый восход. А через два таких восхода Рэдфилд планировал вернуться в Проклятую долину, где под чутким руководством Гальвара вовсю процветали химическая, сталелитейная, приборостроительная и ещё более экзотические виды промышленной деятельности.
Удалённый и незаселённый уголок южных земель с парадоксальным ландшафтом постепенно превращался в место величайшего научного прорыва для грифонов и пони.
Плотно заселённый город Троттингем манил туристов приземистыми постройками, редко превышавшими высоту в два этажа. Дома охотнее росли вширь, чем вверх, поскольку почва на месте древнего поселения оказалась не слишком устойчивой – преобладали болота и топи. Но местных жителей, не привыкших жаловаться, всё устраивало. Кроме, разве что, одного сооружения из стекла и бетона, которое словно гигантский кол вонзилось в центр города.
Любой путник на подъезде к Троттингему сразу отмечал, насколько серый цилиндр высотки портит живописный вид города. А преодолев ещё километр с небольшим, мог лично увидеть, кто ответственен за возведение этой монструозной постройки – буквы, каждая из которых по высоте превышала этаж здания, складывались в наименование «Троттингем Солюшенс».
Только хозяин известной всем строительной фирмы мог возвести на ненадёжной почве такой монумент собственному величию – отведя грунтовые воды и обрекая соседствующие кварталы на периодическое подтопление. Только владелец доходного предприятия мог смело игнорировать мнение эстетов и ценителей архитектурной красоты. А также требования городской управы, которые волшебным образом сошли на нет после отправки по нескольким адресам тяжёлых сундуков с золотом.
Из застеклённого пентхауса «Джог-тауэр» представители городской управы, горюющие ценители однообразной урбанизации и путники с испорченными впечатлениями казались мелкими букашками, муравьями, ползающими по городским улицам или летающими над крышами домов. Таковыми они и являлись в представлении старого земнопони, ежедневно подходившего к широкому окну и любовавшегося панорамой. Не лучше Иолиан Джог относился и к тем, кого пригласил в пентхаус. К тем, кому позволил сесть за лакированный стол из редкой берёзы. К тем, кто приходились ему прямыми потомками.
Семейство с характерной родовой чертой – заострённой формой носа – терпеливо ждало, пока старый земнопони налюбуется на город, уже долгое время не знавший иного властелина, кроме главы «Троттингем Солюшенс». Пока принцессы Эквестрии находились где-то далеко, занимались государственными делами, троттингемцы покорно сидели в тени гигантской башни, нерушимой «Джог-тауэр».
Когда недовольное сопение детей стало слишком громким, отец соизволил отвернуться от вида городских кварталов, сверху представляющихся квадратами одинаково-грязного цвета. И соизволил посвятить себя делам, касающимся конторы и работающих на неё бездарей.
— Вчера я выкупил у эквестрийского собственника, – поведал Иолиан Джог, умышленно избегавший произносить «принцесса» или «Селестия», – двадцать четыре процента прав на остров. Остров имеет сложное и длинное название, так что я обозначу его как «Си-Хорс», потому что так назывался существовавший там зоопарк научных достижений Краулинг Шейда. Правда, эквестрийский собственник основательно в нём похозяйничал. Вынес всё, что мог вынести, выломал всё, что ломалось. Шейдово барахло забрал, а пустые помещения продал без скидок по стоимости. Но неважно! Остров полностью мой. Я могу делать там всё, что угодно.
Складывалось впечатление, что старый Джог рассказывал о приобретении пустому пространству – настолько тщательно он избегал взглядов в сторону собственных наследников. Эбраиш и Дэфлаш, сидевшие рядом по левую сторону от кресла отца, отвечали родителю взаимностью. Их куда больше интересовало, когда они смогут вернуться к своим делам. Эбраиша распоряжение отца подняться в пентхаус оторвало от шестидесятой страницы новой книги про Дэринг Ду. Дэфлашу пришлось прервать рыбалку, которую он устроил в бассейне на одном из этажей «Джог-тауэр». И только сидевшая справа чуть на отдалении Сликер Стайл буквально не отрывала взгляда от старого коммерсанта, который служил бизнес-кобылке образцом и примером. Только её и печалило показное безразличие главы семейства.
— Так ты всё-таки собираешься строить там бункер, да? – услышав про «всё, что угодно», спросил Дэфлаш Джог. От его вопроса, рождённого полным игнорированием корпоративных новостей, даже брат с сестрой сокрушённо тряхнули гривами.
— Нет, – отрезал Иолиан Джог.
Он не сердился на сына за идиотские вопросы. И за идиотские поступки тоже. В разуме Иолиана Джога, немалую часть жизни посвятившего строительству, развилось нечто сходное с «усталостью» возводимых им конструкций – земнопони попросту устал разочаровываться в потомстве. Устал злиться на нерадивых отпрысков, которым не хватало прилежности их умершей матери.
— Мне не нужен никакой бункер, – пояснил Джог-старший. – У меня уже есть убежище прямо под этой башней. Полностью обеспеченное укрытие на случай любой катастрофы. Не такое убожество, которое я соорудил под Кантерлотом для «её гривейшества».
— То есть на «Си-Хорс» наш бункер будет? – гнул своё Дэфлаш. На этот раз его брат не ограничился мимикой и чувствительно двинул невежду копытом в бок.
— Нет. На «Си-Хорс» будет буровая платформа, – «раскрыл карты» Иолиан. Причём он буквально вытащил снимок из чёрно-белых полос, не превосходивший по размерам игральную карту, и показал его собравшимся. – Это данные геологической разведки звуковыми волнами, которые некогда получил Краулинг Шейд. После его отстранения я смог добраться до этих данных.
Плоская карточка скользнула по поверхности стола. Опередив нерасторопных братьев, Сликер Стайл коснулась её копытом и слегка приподняла.
— Ценные полезные ископаемые? – поинтересовалась она, вглядываясь в две чисто-белые кляксы, формой походившие на тыквенные семечки.
— Бесценно ценные, – позволил редкий каламбур отец. – Линзы кристаллизита.
Ему пришлось углубиться в разъяснения, потому что только на мордочке Сликер Стайл отразилось понимание значимости открытия.
— Жидкий минерал, способный стать чем угодно. Фантастический элемент. Первоисточник всей материи в мире. И он залегает прямо под «Си-Хорс». Совсем близко от поверхности. – Морщины на морде Иолиана Джога сложились в гримасу лёгкой печали. – Верхнюю линзу Краулинг Шейд пробурил и осушил. Не знаю, для чего он употребил кристаллизит, который позволил бы ему купить половину Эквестрии. Видимо, спустил на свою драгоценную науку. Болван!
— Но есть и вторая линза, – заметила Сликер Стайл. Она наконец-то вняла жестам старших братьев и передала им карточку с результатами геологического сканирования.
— Она мелкая по сравнению с первой, – добавил Дэфлаш, решивший, что очевидное наблюдение можно выдать за что-то умное.
Но и здесь жеребец сплоховал – Эбраиш, вглядевшись в мелкие цифры на верхней части карточки, вздохнул и перевернул её, поместив в копыта старшего брата под корректным углом.
— А-а-а… – среагировал на это Дэфлаш.
— В общем, слушайте меня! – хлопнул копытом по столешнице Иолиан Джог. – Я хочу, чтобы вы организовали добычу кристаллизита. Чтобы вы приступили к разработке этого месторождения. Если вы окажетесь на это способны, – старый земнопони откинулся на спинку кресла, – я составлю новую «юридическую волю». Новый документ на случай утраты дееспособности. Или смерти. И в нём я, вместо указания раздробить и распределить активы «Троттингем Солюшенс» между мелкими фирмами, отпишу всё имущество вам. Моим… Мне даже страшно такое говорить… Наследникам. Я думаю, не надо говорить, что в случае успешной добычи кристаллизита стоимость компании возрастёт в сотни раз.
Вот теперь «сонное царство», которое представляли собой младшие Джоги, всерьёз зашевелилось. После долгих лет ожидания перед молодым поколением наконец-то открылась возможность прибрать к копытам семейный бизнес. Естественно, каждый из наследников мнил главным управляющим именно себя.
Карточка со снимком принялась стремительно кочевать из копыт в копыта. Сликер Стайл моментально вытащила блокнот и стала делать записи. Ушлый Дэфлаш хотел подсмотреть мысли сестрицы, но та повернула к нему пустой лист – пони пользовалась чернилами особого состава, которые спасали её планы от излишне любопытных братьев.
— По-моему, нам надо действовать сообща, – раздосадованно произнёс старший брат. – Если мы хотим решить такую непростую задачу.
— В моём понимании, «сообща» подразумевает, что вы знаете только то, что я хочу, чтобы вы знали, – ответила Сликер Стайл.
— Ага. Я так вижу, тебе в больнице логику кобылью пересадили, – сразу же огрызнулся Дэфлаш.
— Я, между прочим, ещё в состоянии тебе челюсть сломать, – напомнила кобылка, габаритами превосходящая брата.
Тем временем не скрывающий пренебрежения к извечным внутрисемейным дрязгам Эбраиш подсел поближе к отцу. Естественно, не просто так: он надеялся, что пустым обещанием затмит прочих наследников и отхватит по итогам совместного триумфа наибольшую долю.
— Папа, я тебя уверяю, кристаллизит будет в твоём распоряжении через пару месяцев. Мы наймём самых квалифицированных специалистов, закупим самое передовое оборудование, организуем всё по самым высоким стандартам. Мы наладим добычу кристаллизита, чего бы нам это ни стоило.
— А вот нет, – моментально встрепенулся Иолиан Джог. Он мог бы и дальше отстранённо наблюдать, как пытается втереться в доверие средний сын. Или как собачатся Дэфлаш и Сликер Стайл – они друг друга невзлюбили ещё когда оба были жеребцами. Подобные перепалки Иолиан наблюдал в своём доме десятилетиями. Десятилетиями он позволял им продолжаться. Но как только вопрос коснулся денег, старый предприниматель вышел из оцепенения, чтобы потребовать: – О любых единовременных затратах, превышающих тысячу битов, я должен быть в курсе. Согласовывайте их со мной. Без возражений.