Дорога в Изумрудный город

Глава 2

«Ахой, мои слушатели!
Да воздастся каждому по делам его! Всего несколько дней, как наше мировое правительство приняло Хартию с большой буквы, а от Портленда до Филадельфии уже творится чёрт знает что. Восстали рабы, подняли головы сумасшедшие, теневые дельцы заготовили сети для ловли рыбок – если те раньше не перегрызут друг другу глотки.
В ближайшие дни рекомендуется не выходить из дома без зонтика – обещают резкое увеличение числа тех, кто по случайности выпадет из окна. Советую надеть противогазы – поднимается смог от горящих прибылей и весёлых заведений. А некоторым будет не лишним вспомнить, хорошо ли они обращаются со своими домашними питомцами – вдруг их тоже повысят в правах.
Шутки шутками, но будьте аккуратны. Рано или поздно эта бомба взорвалась бы, а таймер её запустили господа, которые додумались дать искусственным существам полноценный интеллект. Обыватели тоже подбавили огоньку, долгие годы теша порывы своих душонок на бессловесных и бесправных созданиях. И счёт накопили немаленький!
Если у кого-то из вас, мои слушатели, есть свои синтеты, то настоятельно рекомендую попросить у них прощения. Кайтесь и прощены будете.
А пока что до новой встречи! Искренне ваш, любимый вами и богом радиожокей Дженкинс!»

Элли убрала с глаз и отложила визор, перевернулась на спину. Недолго всматривалась в небо, затем вытянула переднюю ногу, заслонила копытом продолговатый силуэт стратолайнера в вышине и стала ждать. Утренняя роса намочила лёгкую тунику и хвост, но пони продолжала лежать и смотреть, как сбоку от копыта проклюнулась и начала расти тёмная точка. Но едва стратолайнер появился на треть, как она снова передвинула копыто, и величавая машина опять как будто бы оказалась в ловушке.
– Попался.
Ей вспомнилась кошка, которая так же лежала на подоконнике и лениво водила лапкой по стеклу, пытаясь накрыть ползавших снаружи мух. Те неизменно улетали, а кошка оставалась лежать, так и не догадываясь, что сама давным-давно поймана в четырёх стенах. Или догадывалась, но положение дел более чем устраивало её.
Воспоминание о кошке потянуло за собой цепочку остальных, крайне смутных видений, но при попытке сосредоточиться у Элли только зазвенело в ушах.
Понадобилась секунда, чтобы сообразить: не в ушах звенит, а играет музыка по ту сторону распахнутого окна на втором этаже. Спохватившись, пони вскочила и быстро пошла прочь с лужайки; на полпути пришлось вернуться и забрать оставленный визор. По узенькой дорожке свернула за угол, на ходу сорвала цветок с клумбы (розы здесь — просто объеденье!)… и врезалась в вышедшего из боковой двери садовника. От неожиданности тот отскочил, ругнувшись, Элли же целиком проглотила бутон, немедленно вставший лепестками поперёк горла.
– Фу ты, чего носишься? – проворчал в усы мужчина, потирая ушибленное бедро. Вымученно улыбнувшись, пони проскользнула в дом; в полумраке коридора она судорожно прокашлялась, сплёвывая лепестки на пол. Запоздало раскаиваясь перед садовником и заранее перед горничной, сгребла их под дверной коврик, и заторопилась дальше.
Ковровое покрытие приглушило топот копыт, когда Элли пробежала по пустым коридорам и лестнице на второй этаж; только напротив нужной комнаты притормозила и перевела дух.
Начинались её повседневные обязанности.
– Вставай, – едва войдя внутрь, безо всяких затей обратилась к бугрящемуся на кровати одеялу, и как всегда, услышала в ответ сонное и недовольное мычание. Отыгравший своё медиацентр уже отключился, и Элли без угрызений совести включила его снова. Наполнившее комнату щебетание птиц и рёв водопада смешались с протяжным стоном: «Уже встаю!».
Однако пони ждала до тех пор, пока над одеялом не показалась всклокоченная шевелюра.
– Вставай, Эрик, – повторила, одарив мальчика самой лучезарной улыбкой, на какую была способна. И пригнулась от полетевшей в её сторону подушки.
– Поднимайся, умывайся, и идём завтракать.
– Угу…
Она заметила выглядывавший из-под матраса уголок планшетки за секунду перед тем, как Эрик невзначай положил сверху ладошку. Его полный досады и ненависти взгляд был почти впечатляющим – если бы не сонно щурившиеся глаза. На что Элли по-прежнему безмятежно улыбалась.
Эрика она не боялась: не он был её настоящим хозяином.
Пони терпеливо подождала, пока мальчик неряшливо накинет одеяло на кровать, и отвернулась, давая ему переодеться. И так же неотрывно последовала за ним из комнаты, стараясь не посмеиваться над нарочито размашистыми и громкими шагами. В них и в вихрастой головёнке чувствовалось желание сотворить с нянькой что-нибудь ужасное, что могло представить детское воображение.
Но тогда Элли просто расскажет обо всём его отцу.
Только в обеденном зале она обогнала Эрика и процокала вдоль стола к своему месту, самому дальнему от входа. Вспрыгнула на стул и сразу же принялась отдавать должное овсу и овощному салату, разложенным по глубоким мискам. Последние напоминали собачьи; впрочем, вкус еды ничуть не портился.
Завтрак в доме начинался строго в установленный час, но домочадцы Свонов собирались неохотно и частенько запаздывали, будь то рабочий день или выходной. Элли подозревала весьма банальную причину: все они недолюбливали друг друга и желали как можно реже встречаться. Железная воля главы семейства заставляла их рассаживаться за столом, но даже так взгляды замирали на окнах, планшетках, тихо работающем в углу головизоре – где угодно, лишь бы не смотреть глаза в глаза. Сидя в стороне и потихоньку хрупая овсом, пони сравнивала их со стаей хищных зверьков, стерегущих свои норки.
– Гейт, — голос прозвучал чуть громче диктора, рассказывающего об обвальном падении цен на акции биотехнологических компаний, но вздрогнули все присутствующие. Особенно парень с ёжиком светлых волос; не меняя позы, он опасливо повернул голову к дальнему концу стола.
– Будь любезен и проясни, куда с твоего счета вчера ушли пятьсот единиц.
– Четыреста… – Гейт большим усилием проглотил всё, что было во рту, и поспешно вытер губы. – Четыреста… девяносто восемь.
– Да, это меняет дело, – Свон-старший слегка выгнул бровь. – И всё-таки?
Говорил он совершенно спокойно, но полувопрос звучал сродни приказу. Элли поёрзала на своём стуле, высоковатом для неё и жестковатом даже с подложенной подушечкой. Только сейчас вся остальная семейка зашевелилась и зашушукалась на грани слышимости, и очередной раз Элли сделала неприятное открытие, что могло заставить этих людей-зверьков смотреть друг на друга.
Жертвоприношение. Причём одного из их же стаи.
– На личные нужды, – парень попробовал не огрызнуться, а хотя бы закруглить разговор. Но со своего места Элли почуяла резкий запах пота.
– Вот как.
Отложив салфетку, Свон-старший включил планшетку рядом с собой. Хвост пони против её воли беспокойно дёрнулся раз, другой, точно умел видеть будущее. Она покосилась на соседний стул, но малыш Эрик меланхолично жевал хлопья и казался единственным, кого не занимало происходящее.
– Да, на личные, — голос Гейта дрогнул. – Это мой счёт!
– Зато деньги не твои.
– С каких пор?!
– С тех, как ты стал получать их в моей фирме, – Свон-старший вывел изображение с планшетки на свой визор и стал что-то рассматривать. – Ну-ка, вспомни наш основной принцип.
– Рациональность и экономия, – озадаченно притихнув, Гейт вытянул шею, точно пытался разглядеть, что же делает отец.
– Да-да, всё правильно…
Лёгкий тычок по планшетке, и картинка головизора сменилась. При виде неё парень вмиг спал с лица и побледнел; уши Элли дёрнулись навстречу новым, весьма неожиданным и смущающим звукам. Вместе со всеми она повернулась к голографии, в первый миг подумав: «Зачем он включил такой канал?!».
«Сёстры милосердные, как он так выгнулся?!» – она уставилась на призрачного голого парня, которого невидимый объектив запечатлел вместе с получеловеком-полукошкой в темной комнатке. А затем поспешно наклонилась, заслонив обзор Эрику.
– Эй, я тоже посмотреть хочу! – звонкий голос прорвал плотину молчания. Тут и там раздались смешки, от которых Гейт съежился в своей цветастой рубахе.
Свон-старший, выждав с минуту, снова включил канал новостей.
– Ты дурак не потому, что спустил за пару часов столько же, сколько наш обычный сотрудник тратит за месяц. Ты прекрасно знаешь, что именно сейчас творится повсюду, и всё же сунулся туда, где в любой момент могло запахнуть палёными волосами с твоей задницы.
Диктор уже кончил говорить об акциях, и теперь мановениями руки раскладывал перед зрителями кадры с разных мест: демонстрации и митинги синтетов, столкновения, стычки, погромы.
И тела.
Элли хотелось верить, что это были просто раненые, дожидающиеся помощи, но дрожь в теле и поджатый хвост вторили упорному шепотку в сознании: «Даже не надейся». Одна из голограмм вышла особенно яркой: наверное, камера подлетела близко и теперь транслировала распростёртую на асфальте фигуру в легком платьице и валявшуюся поодаль сумочку. Та почему-то привлекла внимание Элли, и некто в сознании прошептал: «С одними лишь сумочками протестовать не ходят».
Случайная прохожая, случайная жертва.
Пони отвернулась и сглотнула запросившийся обратно салат. Когда все стали расходиться, она чуть ли не с радостью заспешила к выходу одной из первых. Выскочить в коридор и наружу…
– Постой, – сказал мистер Свон, когда Элли проходила мимо.
Она так и замерла с поднятой для шага ногой; не успела грива зашевелиться от мимолётного страха, как мистер Свон протянул руку и поправил ей чёлку на лбу, разгладил сбившуюся на плечах тунику.
– Будь сегодня осторожна, – голос его зазвучал мягко, как и всегда в разговорах с ней. – На всякий случай с вами поедет Джордж.
– Хорошо…
– Тогда идите, Эрику пора в школу.
Её смущало отношение Свона-старшего. С домашними он бывал твёрд, подчас жесток – Гейт молчаливым свидетельством до сих пор сидел на стуле, ожидая дальнейшего разговора с отцом. На неё же глава семьи зачастую просто не обращал внимания, только изредка осведомлялся о делах или мог – вот как сейчас – ни с того ни с сего приласкать. Точно любимую послушную собачку.
Сравнение показалось Элли далеко не самым приятным.
Джордж поджидал их возле машины, прислонившись к капоту и негромко болтая с водителем. При виде него пони сбилась с шага. Телохранитель семейства пугал её до жути: с виду он казался вполне нормальным, даже весёлым – ровно до тех пор, пока не брался за дело. Всего однажды ей довелось увидеть это, и с тех пор она не могла сдержать дрожь, если оказывалась поблизости. Просто не верилось, что живое существо может быть настолько безжалостным.
Однако она предпочитала не спорить с приказами хозяина. Если снаружи ограды и впрямь творилось то безумие, каким оно показывалось в новостях, то помощь Джорджа будет нелишней.
Заметив их, он прервал разговор и широко улыбнулся, открыл дверь навстречу невнятно буркнувшему Эрику и подождал, пока Элли заберётся следом. Мгновение спустя он сам устроился на переднем сиденье, и машина плавно тронулась.
– Туда и обратно, – поинтересовался, обернувшись через плечо.
– Да, – помедлив, кивнула пони, пока её подопечный хмуро уставился в окно. Что она и сама сделала, едва за ними закрылись ворота. Мысли скакали с намеченных дел (лёгких и ничего не значащих) на последние события. Смутное предчувствие или опасение не оставляло её в покое точно так же, как у стариков ноют кости перед непогодой, и заставляло всматриваться в улицы.
Но в животе у пони всё равно ныло от ощущения скорых неприятностей. И те не замедлили появиться, уже на обратном пути.
Проводив Эрика, она отъехали от школы всего ничего, когда толпа перегородила путь впередиидущим мобилям. В стихийно возникшем заторе между машинами носились синтеты и люди с плакатами и листовками, в то время как с тротуаров таращились любопытные прохожие. Элли наблюдала за происходящим с толикой страха и любопытства, одновременно подмечая, как водитель барабанит пальцами по панели управления и каким спокойным внешне остаётся Джордж. Сама она старалась вести себя как можно тише – и ждать, когда все разойдутся.
Вдруг откуда-то спереди раздались вопли, и толпа резко подала назад.
– Твою ж, — сквозь зубы процедил водитель, прекрасно видевший всё со своего места. – Кто-то кого-то задавить попытался. Ну, сейчас начнётся…
И началось ещё до того, как он закончил говорить. Уши Элли дрогнули от яростных воплей, громких ударов и звона разбивающихся стёкол.
– Слыш, доставай свою пукалку, — нервничая, водитель с надеждой повернулся к Джорджу, но тот покачал головой.
– Смысле нет, — ответил ровным голосом. – Всех не перестреляю, только сильнее разозлю. Тогда нам точно каюк, а сейчас всё может и обойдётся.
Водитель выдохнул, быстро посмотрел назад, по сторонам, но из-за тесно стоящих машин им было некуда деваться. Сердце Элли заколотилось сильнее, когда из машин впереди выскочили и бросились врассыпную люди.
— Машина крепкая, — водитель убеждал больше самого себя. – Внутрь не проберутся. Но господи, я ж только сегодня помыл ей!
Пони не удержалась от смешка, аккурат перед тем как взвизгнуть от появившегося напротив капота синтета.
– Сидим и не дергаемся, — процедил Джордж.
Синтет или модификант был заметно выше и шире в плечах любого нормального человека. Оставалось только гадать, чья фантазия смешала в нём человечьи и бычьи черты, однако увидь пони во сне такую рожу, немедля бы проснулась в холодном поту. Взгляд его раскосых, сдвинутых к вискам глаз скользнул по людям и остановился на выглядывавшей из-за водительского сиденья Элли. Их взгляды встретились. Втянув воздух сквозь зубы, она немедля спряталась обратно, но опоздала.
Громкий рёв сотряс воздух, а сильный удар кулачищем – машину. Водитель с руганью отпрянул от своей дверцы, на чьём стекле расцвела «розочка» трещин.
– Стреляй! – заорал в то же время, как Джордж выхватил и наставил пистолет на окно. Как раз в тот момент, когда похожий удар сотряс машину с другой стороны: к синтету присоединился похожий и не менее грозный приятель.
Дальнейшее заняло считанные мгновения.
Элли ещё не закрыла рот от испуганного выкрика, Джордж разворачивался навстречу новой опасности, водитель пригибает голову, а первый монстр ухватил ручку задней двери и рванул, с мясом выдирая замок. Огромная ручища сунулась внутрь и схватила за шкирку взвизгнувшую пони, чтобы рывком вытащить её наружу… и аккуратно поставить на все четыре дрожащих ноги.
– Давай, подруга, — тяжело дыша, рыкнул монстр. – Свободна… ах ж млять!
Вой сирен накрыл улицу. Налетевшие неведомо откуда полицейские флаеры заполнили воздух, как рой насекомых, ор из громкоговорителей смешался с воплями синтетов.
– Беги! – чей-то крик и куда более весомый пинок швырнули Элли далеко вперёд, где её увлекла толпа. Сбитая с толку, зажатая между ногами и телами, она вынужденно мчалась вперед, не оглядываясь, хотя в мозгу билось истошное: «Что ты делаешь?!». Крепко пахло потом и пылью, её подпинывали со всех сторон, и она продолжала нестись из страха быть задавленной.
Она ничего не видела перед собой, когда спереди внезапно затормозили; тут же пони вжало в передних, кто-то сзади споткнулся о неё, вырвав писк ужаса. Воздух наполнился трескучими звуками, от которых не то что грива – хвост встал дыбом.
И все заметались кто куда.
Очутившаяся посреди кошмара Элли упала животом на асфальт и прикрыла голову, попыталась сжаться в комочек, но её снова пнули, откинули в сторону; нечто со свистом пронеслось рядом с головой.
«Сёстры!..» – мысленно крикнула пони, и тут на неё наступили. Тонко взвизгнув, она с зажмуренными глазами дёрнулась вперёд, обо что-то ударилась, когда воздух вокруг затрещал и обжёг голову, швырнув в бесчувственную темноту.

– Ну и куда эту?
– А хрен знает, фургон под завязку.
– Твою ж… эй, сержант! Подсоби!
– Чего надо? – в какафонию вмешался новый, грубоватый голос.
– Давай её к себе и в участок.
Окончательно Элли очнулась от того, что её схватили и потащили за заднюю ногу. «Что? Я сама могу…» – дрыгнулась в попытке освободиться и встать, хотя голова казалась тяжёлой и горячей.
– Оба-на, очнулась! Ладно, принимай!
Её вздёрнули в воздух и встряхнули; тут-то она и распахнула глаза, задергавшись. Глубоко вдохнула за секунду перед тем, как извергнуть полупереваренный завтрак на чьи-то ботинки и закашляться.
– Тварь! – краткий миг облегчения сменился ударом в живот, заставившим Элли болезненно согнуться и захрипеть. Где-то рядом гоготали, кто-то перехватил её за шкирку и пронёс по воздуху, швырнул на что-то мягкое и шершавое… на сиденье.
Пони распахнула глаза, чтобы увидеть под собой сиденье. Незнакомое сиденье незнакомой машины. В животе и голове полыхали пожары, но она всё-таки оглянулась. Улица с домами и магазинчиками, куча полицейских, отъезжающий в сторону фургон… и тела. Как на утренней голографии. Элли разом вспомнила всё – кроме того, что произошло с ней самой.
Застонав, она попробовала приподняться, но нога подогнулась и уронила её обратно. Сзади раздались шаги и дверца машины громко захлопнулась – и гораздо тише открылась водительская.
– Заблюёшь – пеняй на себя, — коренастый полицейский бросил фуражку на соседнее сиденье и неприязненно зыркнул на Элли. – Усекла?
– Мххх, — она только и смогла, что кивнуть, окончательно сбитая с толку. Что же случилось?
Спустя несколько минут она почувствовала себя лучше достаточно, чтобы подняться и неловко усесться. Полицейский никак не отреагировал, и тишина в кабине стояла прямо-таки пугающая. Глянув на проносившуюся за окном вереницу чужих улиц, Элли наконец-то отважилась задать вопрос.
– Сэр, простите, – произнесла еле слышно. – А куда мы едем?
— Не слышала, что ль? – грубовато проворчал сержант, ни на миг не оторвавшись от дороги.
– Но, сэр… за что?
– Я не знаю. Мне просто велено тебя доставить, что я и делаю.
– А…
– Знаешь что? – впервые с начала разговора полицейский глянул на пони в заднее зеркало. – Молчи дальше. Натворила ты что-нибудь или нет, мне совершенно без разницы. Может быть, ты ни при чём, может быть, тебе есть что сказать в свою защиту, но сейчас я просто везу тебя в участок, где сдам дознавателю, и на том мои заботы окончатся.
– Но я ничего не делала! – всё равно воскликнула Элли, чувствуя слёзы на глазах. – Честно!
– Говорю ж, меня не волнует. Все так говорят: и люди, и другие из вас, чокнутых игрушек. Но если я могу раскусить обычного парня или деваху, то с вашим братом сплошная головная боль. Чуть что – сразу корчите из себя несчастных, сплошь и рядом обиженных людьми. А на деле оказываетесь хуже уголовников, которых я повидал.
– Но это вы сделали нас такими! – невзирая на вновь заболевшую голову, на то, что еще четверть часа назад она валялась без сознания, Элли яростно подалась вперёд, чувствуя, что должна сказать хоть что-нибудь. – Вы убивали, насиловали и пытали нас, и все ваши мерзкие выдумки оставались безнаказанными!
– А я недавно спас ребёнка, которого чуть до смерти не забила похожая на тебя лошадка, – парировал сержант. – Вынул из петли девушку, которую изнасиловала банда хвостатых ублюдков. И безо всяких цифр знаю, сколько стало убитых, ограбленных, избитых или пропавших людей в районах возле гетто.
– Как будто люди не делают того же, – Элли уселась обратно, сдерживая тошноту.
– Делают. И я нахожу и ловлю таких подонков. Заключаю под стражу, где они ждут суда. Многие садятся за решётку, некоторым сволочам везёт и их отпускают. Однако я стараюсь делать всё, что в моих силах, чтобы исправить положение, в то время как ты и тебе подобные просто одним чохом обвинили всех вокруг в своих бедах, даже тех, кто вас и пальцем-то не трогал. В итоге многим людям приходится разгребать всё ваше дерьмо.
Оба снова замолчали: сержант вернул внимание к дороге, а надувшаяся Элли уселась в дальнем углу сиденья.
Мелодично прозвенело, и сержант глухо пробормотал в рацию – как будто находился далеко-далеко, его голос почти терялся в окружающих звуках. И пони не понимала, зачем вообще вслушиваться; прислонившись лбом к стеклу, она продолжала смотреть на калейдоскоп домов и улиц до тех пор, пока не выдержала и прикрыла глаза.
Как сказал тот синтет? Что она теперь свободна; если да, то свобода начиналась как-то странно. И к чему вообще была?
«Надо позвонить мистеру Свону, он поможет», – успела подумать до того, как мысли спутались и отступили перед дрёмой – до самого приезда в участок.

Всего стражу правопорядка запихнули в камеру десятка полтора синтетов. Комнатушка, где взгляд цеплялся только за массивную дверь, зарешеченное окошко и небольшой закуток в углу, пахнущий дезинфекцией и фекалиями одновременно, уж точно не была рассчитана на такое количество постояльцев. Когда почти все глянули в сторону вошедшей пони, та попятилась и наткнулась задом на решётку, съежилась… но пока только взглядами дело и ограничилось.
– Эй, новенькая, – раздалось чуть подальше от стены. – Давай сюда.
Элли ещё не поняла, обращаются к ней или к кому-то ещё, а девчушка с лопоухими собачьими ушами рядом уже посторонилась, как и двое синтетов поодаль, образовав узкую дорожку. И все до сих пор посматривали на неё, точно ожидали чего-то.
– Чего застряла? Топай ко мне, я сказала!
Вздрогнув, пони поспешила навстречу голосу и, запнувшись о собственную ногу, тут же упала, пребольно ударившись мордочкой о пол. Кто-то рядом хмыкнул; схватившись за нос, она уже гораздо медленнее осмотрелась и заметила единорожку неподалёку. Та сидела по-человечьи, прислонясь спиной к стене и раскинув задние ноги в стороны, и с толикой интереса рассматривала сиреневую кобылку.
Затем посторонилась и постучала копытом рядом с собой, приглашая присесть.
— Есть чё курить? – спросила первым делом, когда пони неуверенно присела рядом.
– А? Нет…
— Хреново, — равнодушно подытожила и уставилась куда-то в потолок.
Не зная, чем заняться дальше – или хотя бы сейчас – Элли решила оправить порванную и замызганную тунику. Той изрядно досталось во время невольного забега, вдобавок так перекрутилась вокруг тела, что никак не хотела ложиться ровно.
– Хорош ёрзать, – единорожка пихнула её в бок, и пони немедленно притихла, прижав уши к голове. Она не боялась многих в семейке Свонов, потому что те не представляли никакой опасности по-настоящему. Но от этой крутой – иначе не скажешь – пони веяло… чем-то сильным.
Помедлив, Элли осмотрелась вокруг.
Многие синтеты казались потрёпанными, как и она сама. Кто-то дремал, другие просто сидели или стояли. И никто не разговаривал, разве что косились друг на друга. Подспудно Элли всегда ждала от других синтетов чего-то хорошего – ведь всем им стоило держаться друг друга в этом огромном мире, но сейчас она видела тех же зверьков, стерегущих свои норки, что и в доме Свонов.
Лампа под потолком тихо гудела – гораздо громче дышала незнакомая единорожка: хрипло, с присвистом. Снова посмотрев на неё, Элли заметила, как порой судорожно вздымалась и колыхалась её грудь. Если же забыть грубоватые манеры, незнакомка выглядела мило: высокая – уж точно повыше многих пони, с белой шёрсткой и двухцветной гривой, в которой смешались фиолетовые и синие пряди. Но этот милый облик ничуть не вязался с остатками черной помады и теней на мордочке, да и тяжелая кожаная куртка казалась совсем неподходящим нарядом.
— Чё зыришь? – приоткрыв глаз, пони скосила его на Элли.
— Просто так… — та попятилась, смущенно потупив голову, пока не уперлась в чью-то ногу. Кобылка с новым интересом посмотрела на неё – а затем резко подалась вперед, звучно клацнув зубами.
Взвизг перепугавшейся Элли слился с хохотом незнакомки и хмыканьем остальных присутствующих. Постукивая копытом по полу и посмеиваясь, она перевернулась на живот – и ошарашенная пони увидела проглядывавшие из-под куртки кончики крыльев.
— Эм… вы богиня? – спросила робко.
— Ага, — пофыркивая, единорожка – аликорница? – улеглась поудобнее. – Богиня любви, во!
— Правда?
— А как ж! Люблю и дам отлюбить во всех позах, какие только существуют!
— Эммм… — Элли не была уверена, что до конца поняла смысл её слов. – Вы… аликорн?
Незнакомка наклонилась и демонстративно махнула крыльями, затем снова фыркнула:
— Ты прям как некоторые мои клиенты начинаешь. Такие наивные поначалу, что сунуть боятся. А мне и пофиг, — аликорница качнула головой. – В конце концов, за время платят.
Рассмеявшись было, она вдруг осеклась и затряслась всем телом в громком кашле. Элли смотрела, как пони переводит хриплое дыхание и облизывает губы, затем вытирает мордочку о копыто.
— Хрень… точно курить нет?
— Н-нет…
— Иэххх, — аликорница вздохнула и внезапно погрустнела. – Скажу банальную фигню: даже не могла представить в детстве, что однажды буду готова задрать хвост перед кем угодно, лишь бы дали затянуться.
— Аэммм… — Элли замешкалась и спросила первое пришедшее на ум. – А какое у вас детство было?
– Будешь ржать, — пони уложила морду на передние копыта и уставилась на дверь. – Я ведь типа у богини родилась – и меня саму готовили богиней стать, да вот угораздило в то треклятое озеро сунуться. На спор, прикинь. Мне тогда, кажись, четырнадцать или пятнадцать исполнилось недавно… а, мля, уже не вспомню. Короче, похрен. Фларри.
— А? – Элли отвлеклась, чтобы снова поправить треклятую тунику, которая словно выросла в размере и теперь опутала тело наподобие смирительной рубашки. И ткань неведомым образом продолжала растягиваться и удлиняться.
— Это типа моё имя. А больше ничё и не осталось… да хорош уже возиться! – гаркнула ей на ухо. От крика, больше напоминавшего грохот, Элли отпрянула и свалилась на пол, засучила ногами в попытке избавиться от одёжки. Извернулась, напряглась…
…и уставилась на льющиеся через окошко серые сумерки.
Тяжело дыша, огляделась вокруг, и затем осторожно вытянула запутавшиеся в тряпье ноги. Вздохнула поглубже и выдохнула, пытаясь усмирить скачущее галопом сердце. Камера сменилась прачечной, вместо синтетов появились тумбы-машины и трубы.
«Приснилось ведь».
В прачечной было холодной и сыро. Особенно холодно: по полу ощутимо сквозило, вынуждая Элли отодвигаться назад, в тепло и уют пегасьего крыла. Да, Дерпи никуда не делась и спала себе; её дыхание шевелило прядку гривы сиреневой пони.
И её присутствие радовало гораздо больше той аликорницы из прошлого.
Где-то снова грохнуло – точь-в-точь как перед её пробуждением. Звук донёсся со стороны окошка, но через мутное стекло виднелись только изредка прохаживающиеся туда-сюда силуэты.
«Неважно», – Элии осторожно глянула на пегаску, а затем аккуратно сползла вниз и прильнула головой к её груди. И сглотнула от волнения, когда мягкое серое копытце вокруг неё стиснулось чуть сильнее.
«Так гораздо лучше», – подумала прежде, чем провалиться обратно в сон.