Я буду здесь

Нет.

Простая, но твёрдая пульсирующая мысль билась в голове, будто язык по гулкой стенке колокола. Задыхаясь в агонии, кровью протекая по венам и артериям, умирала, но отчаянно сопротивлялась надежда. Надежда на то, что это всё ложь.

— Нет, — всхлип, исказив низкий голос, прорезал воздух, сжав легкие изнутри. Сердце скрутила боль, воткнулась в него иглою. Часть сознания исчезла, растворилась, обнажив голимые нервы, натянутые словно струны неуверенного скрипача, перетянувшего конские волосы. Щелчок — касание смычка, — и оборвется, лопнет, зальет пеленою ярости и негодования. Этого быть не может! Это неправда!

— Нет! — гнев выплеснулся, вырвался из глотки натруженным криком, отзвучал в ударе копыта о твёрдую землю, покрытую раздробленной щебёнкой. Мелкие осколки впились в плоть, но боль заглушили сжатые до эмалевой крошки зубы.

— Нет, — слабый, уже безнадежный, но отчаянный, почти молящий возглас гулким эхом отразился от граней кристальной статуи и играющей роль постамента для неё надгробной плиты.

— Как? — прошептал он, чувствуя, как из глаз брызнули горькие слёзы, скатывающиеся по щекам и капающие прямо на тёмно-синий, практически чёрный, кристальный монолит. — Как ты могла это допустить?

— Никто в Эквестрии, кроме аликорнов и тебя, не может избежать смерти, — розовое копыто в изящной золотой туфельке опустилось на его плечо. — Со смертью не мне спорить, Сомбра, ты сам знаешь.

— Я не бессмертен, — покачал головой единорог, не отстраняясь от аликорницы, лишь мельком взглянув на её копыто. — Я тоже когда-нибудь умру. Просто старею очень медленно. Прости, — он вздохнул, вытирая копытом лицо, — я знаю, что ты невиновна. Просто я не думал, что это случится так скоро…

— Ты уехал, — Кейденс села рядом с ним, осторожно накрывая серую спину крылом. — Время в разлуке идет в разы быстрее, чем обычно.

— Не трогай, — слабо возразил единорог, и аликорница тут же убрала крыло. — Я должен был уехать. Мне надо было узнать… Лури… Она так хотела жеребят… а у нас не получалось…

Он с трудом поднял глаза на статую перед ним. На солнце она казалась прозрачной, будто спелая медовая груша, в которой сквозь плод можно увидеть четыре чёрные косточки. Чистейшие голубые и фиолетовые кристаллы с вкраплениями золота на кьютимарке и волосах образовывали искусно выточенную скульптуру, запечатлевшую прекраснейшую из кобылок всей Эквестрии. При жизни у неё была голубая шерстка и волосы трёх оттенков лаванды. Сомбра ещё хранил в памяти её глаза: живые, искрящиеся, переливающиеся от ярко-голубого до глубокого тёмно-синего радужки, очерченные гранями шестиугольных бликов, заезжающими и на зрачок.

Но глаза давно потеряли свой цвет, скрылись за тонкой кожей век. Скульптор вновь проявил свой талант: сквозь плотно смеженные веки едва-едва просвечивалась радужка. Сомбра мучительно долго вглядывался в фигуру пони, казавшуюся совершенно живой — каждая ресничка, каждый волосок были вырезаны из мертвого кристалла так поразительно достоверно, что казалось — вот, дрогнуло застывшее лицо, встрепенулись густые темные ресницы, колыхнул гриву шаловливый ветерок… Сама поза Голден Лауриэль предполагала жизнь: сидя на камне, она будто порывалась встать, приветствуя старого друга, только вот именно в этот момент на неё попали лучи стазиса — так и застыла, моргнув и не поднявшись…

— Ты не писал ей, — фраза должна была быть укором, но в устах Кейденс она прозвучала мягко, сочувственно. — Почему? Она скучала по тебе.

— Я думал, ей легче будет меня забыть, если я не подам признаков жизни, — убито ответил Сомбра, но тут же тень злости легла на его лицо. — А сам мысленно молил её ждать и верить… Скажи, — он повернулся лицом к принцессе, — у неё был кто-то? Она…она стала мамой, как и хотела?

— Нет, — после недолгой паузы ответила Кейденс. — У неё был какой-то ухажер, но недолго. А детей так и не появилось.

Сомбра сник, повесив голову и скрыв слёзы от её сочувствующего и скорбного взора.

— Оставь меня, — попросил он. — Мне нужно побыть одному.

Кейденс кивнула, легко поднялась на ноги, взглянула на сгорбленную спину сидящего единорога.

— Если тебе нужно будет поговорить — ты знаешь, где меня найти.

Когда аликорница ушла, Сомбра сгорбился ещё сильнее, вжав голову в плечи.

— Лауриэль. Колосок. Скажи, что это неправда, — прошептал он, не подымая головы. — Скажи, что это неправда и ты решила так жестоко отомстить мне за то, что я тебя оставил. Ты бы так не поступила, нет. Но прошу, не лишай меня надежды. Лауриэль! — Сомбра резко подался вперед, падая на темный кристалл. — Прошу тебя! Скажи, что ты жива, что ты всё ещё здесь, со мной, услышь меня! Лауриэль… Колосок…

Отчаянный вопль перешел во всхлипы, а слёзы покатились по щекам с новой силой, путаясь в бакенбардах.

— Ты ждала меня, — прошептал он, выдыхая сквозь зубы, гася подступающую истерику. — А я снова предал тебя. Ты ждала и верила, ты была такой сильной, такой терпеливой, а я… — Сомбра судорожно всхлипнул. — Я так боялся потерять тебя, что сделал всё для этого. Я потерял тебя…

Слёзы хлынули потоком, волной обрушились вниз, скапливаясь по подбородку и разбиваясь о могильную плиту.

— Прости меня, — из последних сил выдохнул единорог. — Прости меня. Ты хотела бы, чтобы я жил. Но я хочу быть с тобой.

Он поцеловал копыто и коснулся им щеки статуи. Кристалл был тёплым на ощупь, будто под ним и вправду было тело заточенной в него пони — живой пони.

— И я буду с тобой. Любой ценой.

Где же, где же, где же…

В библиотеке Кристальной Империи творился настоящий хаос. Испуганная библиотекарша, молоденькая кобылка цвета хризопраза, сидела под столом, закрыв голову копытами, в бесполезной попытке спастись от летающих по всей библиотеке книг, подхватываемыми алой магической аурой и уносимые куда-то в центр библиотеки, который постоянно перемещался — это было понятно по хлопкам телепортационных вспышек, которые шли иногда подряд, будто барабанное соло.

— Где он? — взволнованный голос принцессы заставил бедняжку радостно взвизгнуть и подпрыгнуть, отчего кобылка стукнулась головой об столешницу и вылезла уже не такая радостная.

— Ваше высочество! — с большим облегчением вздохнула она, воочию увидев Кейденс. — Это какой-то кошмар! Все книги раскиданы, повсюду носится шаровая молния из телекинеза, а телепортации будто на автомате происходят! Остановите его, прошу вас! Я ещё когда он зашел неладное почуяла: взъерошенный, глаза безумные, из орбит вот-вот вылезут, а ведь господин Сомбра никогда таким не был, вот я…

— Поняла, — Кейденс остановила её взмахом крыла. — Я сейчас же с ним поговорю. Приношу извинения от его лица за этот беспорядок.

Аликорница взлетела к потолку, а библиотекарша, задрав голову, бормотала ей вслед:

— Да что вы, ваше высочество, я ж ничего…

Сомбра перемещался хаотично, как можно было подумать, но в постоянных вспышках можно было уловить закономерность, если смотреть сверху. И Кейденс буквально тут же заметила среди необъятных стеллажей с книгами темно-серого единорога, не гасившего рог ни на секунду. Достаточно было нескольких секунд, чтобы понять, что он вырисовывает, точки чего отмечает телепортом.

Красные вспышки образовывали контуры Кристального Сердца, а вернее, точки соприкосновения его граней.

Сомбре понадобилось разогнаться до такой степени, чтобы двенадцать точек мерцали одновременно, и он мог находиться в двенадцати местах сразу. «Как он умудряется делать тринадцать телепортов подряд, да ещё с такой скоростью?!» — мысленно ужаснулась Кейденс, и, улучив момент, спикировала в центр, умудрившись вцепиться копытом в шерсть на спине между лопаток.

Защитный механизм сработал моментально. Рог аликорницы нагрелся, соприкоснувшись с чужой аурой, утягивающей хозяйку в неизвестность, и с его каналов сорвалось мощным взрывом заклинание Сапрешен, накрывшее её и Сомбру куполом. Единорог дёрнулся, врезавшись в отливающую голубизной стенку, а его рог, вспыхнувший красным, начал пульсировать так, что стекающая по нему ко лбу магия застывала, превращалась в камень и кость.

— Что ты делаешь?! — Кейденс тут же оказалась рядом, схватив единорога за грудки. — Такими усилиями мы избавили тебя от проклятого рога, а ты решил его вернуть?!

— Ты не понимаешь! — воскликнул Сомбра, и аликорница содрогнулась от его голоса — так он был похож на голос того Сомбры, терроризировавшего Империю тысячелетие назад. — С помощью магии я могу вернуть её! Я могу вернуть Лауриэль к жизни! Заклинание Ревайвал оживит её статую, и она снова будет со мной! Я буду с ней! И за это я заплачу любую цену, даже если она будет возвращением моего проклятия!..

— Или смертью.

Лихорадка возбуждения потускнела, прерывистое дыхание единорога на секунду прервалось. Кейденс смотрела ему прямо в глаза, с ужасом отмечая, что зрачок Сомбры снова начал вытягиваться, но будто колебался ещё.

— Или…смертью… — выдохнул он, внезапно лишившись сил и обмякнув. Аликорница осторожно подхватила его под копыта, удерживая единорога на ногах. — А как тогда… как я буду с ней… если умру…

— Нельзя так с собой, — прошептала Кейденс, соткав из воздуха носилки и уложив в них жеребца, бормотавшего что-то в бреду горячки. — Так и сгореть можно. Спи.

Копытом она дотронулась до его рога, и застывшая магия кусочками откололась, звякнув об пол рубиновыми каплями.

— Ты не должен был так напрягаться. И сходить с ума тоже, пусть и кратковременно.

— Я знаю. Но я будто спятил. Нашел книгу, где говорилось о Ревайвал, а затем всё как в тумане…

Кейденс подняла глаза на единорога, оторвавшись от чашки с чаем. Он выглядел подавленным, казалось, за несколько часов он постарел на несколько лет. Она аккуратно поставила чашку на столик, а затем произнесла:

— Я тоже находила заклинание Ревайвал.

Сомбра вздрогнул и перевел на неё глаза. Аликорница не была похожа на мага, использующего темную силу; ей она априори не могла быть доступна, слишком уж разнились их полярности.

— Мой муж, Шайнинг Армор, умер много лет назад, как ты помнишь, — проговорила она. — Умер не от старости, как Голден Лауриэль. Его забрала у меня чума, ещё молодого, ещё красивого и сильного. И я потеряла своего возлюбленного, Сомбра, и мне хотелось его вернуть. Но я знаю, что это невозможно. Даже с заклинанием Ревайвал.

— Но…

— Магия оживит лишь статую. Не Лауриэль. Не Шайнинг Армора. Лишь их изображения, лишь их, допустим, телесную оболочку. Но не душу. Они не будут теми, кого мы любили, Сомбра. Они будут пустыми куклами, которые не будут знать ни кто ты такой, ни кто они такие. Нам остается только смириться… и продолжать жить. Ждать и верить, что там, за чертой смерти, мы вновь найдем друг друга.

Сомбра молчал. Обдумывал. Потом вдруг изменился в лице, шокировано уставившись на аликорницу.

— Но ведь аликорны бессмертны. Неужели ты…

— Я давно жажду смерти, — улыбнулась Кейденс. — Но я встречу её только тогда, когда буду уверена, что моя дочь достаточно сильна для того, чтобы управлять страной. Я надеюсь, Селестия и Луна поймут меня… и моё малодушие.

Кейденс встала, собираясь уходить, но Сомбра остановил её.

— И что же делать мне? — спросил он у аликорницы, пытаясь унять слёзы в голосе. Она мягко улыбнулась и передала сказанные Луной по просьбе Лауриэль слова. Всего одно слово.

— Живи.

А я буду здесь.