Тень и ночь

XXV. Рождение Империи

Тонкая пластина горного хрусталя осторожно опустилась глубоко в снег морозной пустоши. Сомбра, концентрируясь на ровном вхождении чистейшего в своём роде минерала, почти не заметил того, как злобно воющие ветра сломали застёжку его любимой красной меховой накидки, но Луна успела срастить разлом обратно, прежде чем бесценная вещь оказалась бы унесена в беспросветную бушующую даль.

— Готово! — замахал копытом вверх единорог, выпустив большую прямоугольную пластину; та осталась на своём месте, как вмороженная. — Давай!

Селестия, из-за ветра парящая высоко над землёй далеко не так грациозно, как хотелось бы, кивнула на приглушённый бесконечным воплем метели крик и собрала на кончике своего рога магию. Золотое сияние сгустилось, прежде чем с почти колокольным звоном быстро пролиться вниз и точно попасть на верхнюю грань хрусталя. Безукоризненное его качество позволило свету оживить структуру минерала ещё быстрее, чем тот достиг её, и прозрачная пластина вспыхнула драгоценным магическим золотом. Сомбра несколько секунд любовался на чарующее сияние, прежде чем со вздохом осквернить его вмешательством собственной магии. Изогнутый рог вскипел, забугрился красной плазмой, и мелкие гранулы со зловещим чёрно-зелёным отливом нетерпеливо налипли на нижнюю часть хрусталя, скатываясь по гладкости полировки в снег и заражая пластину изнутри. Старшая из сестёр перестала удерживать свою часть заклинания и стремительно улетела в сторону, причём вовремя: с неприятным рёвом аура Сомбры взяла верх и выстрелила в небо гигантским перевёрнутым конусом.

Горный хрусталь опасно зазвенел от напора рвущейся через него мощи, в которой зелёные и чёрные завихрения, треща фиолетовыми молниями, подавляли и уничтожали золотой свет. Селестия не смогла не сглотнуть тревожно, глядя на закручивающий снежные облака вокруг себя локальный тёмный шторм. Несколько вендиго, как жуткая аллегория на привлечённых огнём светлячков, подлетело к невиданному явлению и с азартным гулом начало кружить в противоположную сторону.

— Проклятье, — топнула Луна, не открывая глаз и не выныривая из разведки потоков вокруг. — Мы привлекли этим кого угодно, но только не Зиму! Где она вообще изволит гулять?

— Вряд ли её могли напугать сирены, — заметил Сомбра. — Но, так или иначе, уже неделю после декабря единороги таскают солнце и луну самостоятельно. На Эквус она не пришла.

— Искать Зиму — бесполезное дело, — вздохнула Селестия, приземляясь. — Кто-нибудь из вас слышал, чтобы она вообще когда-либо осведомляла кого-то о том, что собирается делать? Можно только гадать, почему она исчезла и когда вернётся.

— Ты не рассматриваешь вариант с тем, что она может быть мертва? — наклонил голову единорог, подходя к Луне и накрывая её спину стянутой с себя мантией.

— Зима? Самое суровое время года и самый скрытный аликорн из когда-либо существовавших? Каким монстром нужно быть, чтобы убить её? — не без нервозности посмеялась Селестия. — К тому же, Анима говорила, что не провожала её в царство мёртвых. Она жива, просто… взяла отпуск? Объявила бойкот? Всячески скрывала свою привязанность к другим временам года и теперь чувствует себя одинокой, когда все они мертвы? Больше не хочет приносить свою магию на землю, где они и умерли?

Аликорница поджала губы и отвела взгляд, делая вид, что ёжится от холода, а не от чего-либо ещё.

— Словом… — пробормотала она чуть слышно в завывании метели, металлическом звоне совместного заклинания и ржания вендиго. — Забираем транслятор и уходим. Будем довольствоваться мыслью, что Зима всё ещё где-то существует. Просто вне нашего знания.

Луна и Сомбра грустно переглянулись. Аликорночка подошла ближе к горному хрусталю и почти без усилий заставила ураган чёрной магии сначала стихнуть, а потом и вовсе угаснуть да уйти глубоко под снег, втекая в промёрзшую насмерть землю. Сколько бессмертные ни экспериментировали — именно у младшей из сестёр получалось унимать побочные эффекты специфической магии Сомбры лучше и безопаснее всего.

— Творится что-то очень нехорошее, — сквозь зубы сказал единорог, придерживая балансирующую у него на хребте пластину телекинезом. — Аликорны попросту исчезают, словно их никогда и не было — почему?

— Потому что появились они примерно так же, — пожала плечами Луна. — Каждый из нас рождался, чтобы защищать мир на случай возвращения драконикусов. Может, угроза отступила?

— Вряд ли, — покачала головой Селестия. — Дженезис говорил, что мироздание мудро. Ему не свойственна паранойя или расточительность. Вряд ли угроза отступила… скорее появились новые способы её предотвратить.

— Способы, равные по могущественности и эффективности аликорнам? — нахмурился недоверчиво Сомбра. — Допустим, но зачем тогда убивать их?

— Этот вопрос был бы уместен, разлетайся мы пылью с ничего, — невесело откликнулась Селестия. — Нет, это просто несчастные случаи, стечения обстоятельств и так далее. Даже если мы не знаем всех причин — они явно были, и это не Вселенная подсылает аликорнам ассасинов. Дело не в том, что они умирают, дело в том, что они больше не рождаются.

— Оставшимся следовало бы поберечь себя, а не исчезать без хоть какой-нибудь записки, — ворчливо объявил Сомбра.

— А что, если драконикус просто умер где-то там? — вдруг остановилась Луна.

— Это было бы лучшим исходом, — немного расслабилась Селестия. — Но надо будет через Аниму попросить Патрилума дать нам что-нибудь для разведывания обстановки.

Селестия, Луна и Сомбра друг за другом прошли под защиту кристального купола и поневоле облегчённо выдохнули, когда тёплый воздух омыл их исстрадавшиеся снаружи лёгкие. Вернуться домой было приятно, и даже несущийся к ним со всех ног кристальный стражник поначалу вызвал только самые оптимистичные впечатления.

— Ваше присутствие срочно требуется в тронном зале, — сходу выпалил запыхавшийся жеребец, прежде чем пошатнуться от усталости и начать с хрипом восстанавливать дыхание.

— Просто для справки: если бы мы не вернулись так удачно — ты же не побежал бы искать нас в метель? — наклонил голову набок Сомбра с иронично приподнятой бровью, но Луна, закатив глаза, не дала ему подшутить над старательным подданным и телекинезом потянула за ухо.

— Но что случилось? — задержалась около задыхающегося стражника Селестия.

Ответом ей был столь ошеломлённый взгляд и столь растерянные бесплодные хлопки челюстью, что аликорница, заволновавшись, оставила пони разбираться с его чувствами самостоятельно и рысью помчалась за далеко ушедшими вперёд сестрой и её мужем.

Трое пытались прислушиваться к разговорам на улице. Все пони собрались группами друзей и семей и что-то обсуждали вполголоса, периодически косясь на сверкающий шпиль монолитного дворца. Кристальное Сердце вращалось на своём постаменте ровно и лило свет без напряжения — значит, ничего слишком плохого не происходило, но витающие в воздухе ажиотаж и тревога изрядно сбивали с толку в догадках о произошедшем.

Во дворце бессмертных встретила обеспокоенная секретарь Дженезиса, Хартлесс, которую все предпочитали ласково звать Лесси из-за её неожиданно мягкого и вежливого нрава, что отнюдь не составляло помеху профессионализму. Увидев троицу, кристальная пони удивилась и сразу облегчённо выдохнула, видимо, не рассчитывая, что две аликорницы и единорог найдутся так быстро. Она смахнула со лба несуществующий пот и с цоканьем копыт по кристальному полу подбежала к Луне и Селестии лёгкой трусцой, чтобы склонить голову и речитативом прошептать:

— Их Величества уже ждут Вас с… — она замешкалась. — С гостями.

Сёстры переглянулись. Это была не самая типичная формулировка; похоже, Лесси сама терялась, как охарактеризовать… причину тихого переполоха, должно быть?

— С какими гостями? — мягко уточнила Селестия.

— Вы давно ждали этого, — шепнула секретарь, улыбнувшись. — Единорог по имени Старсвирл прибыл.

Аликорница едва не распахнула крылья от радости и поспешила вперёд. Луна рванулась бы за ней, если бы не услышала тихий задумчивый голос Сомбры:

— А почему требуется, чтобы присутствовали все мы, да ещё и о гостях сказано во множественном числе?

На это справедливое замечание Луна замялась и, не найдя ответа, просто пожала плечами. В тронный зал они вошли вдвоём и там, несмотря на наблюдательность единорога, всё же удивились количеству гостей. Учитывая, что все они добирались пешком через Эквус и место, пусть и покинутое Зимой, но по-прежнему считающееся самым лютым и холодным в мире, удивляться было чему — примерно по двум десяткам единорогов, пегасов и земных пони стройными рядами стояло перед тронами Дженезиса и Анимы. Когда стражники открыли перед Селестией и Луной двери, каждая голова, рогатая или нет, повернулась к ним.

Под этими взглядами сёстры замерли на мгновение, и обеим показалось, что их гривы, шелохнувшиеся лишь от резкой остановки, на самом деле самовольно поплыли по невидимому ветру. Луна мгновенно вспомнила рассказ Анимы о прикосновении Судьбы, моменте, когда аликорн инстинктивно ощущает близость своего предназначения.

«Мы скоро получим кьютимарки», — до странности уверенно подумала она, мельком посмотрев на Селестию и увидев в её широко распахнувшихся глазах отражение всего того, что ощущала сама. Старшая из сестёр сглотнула и, гордо подняв голову, прошествовала между рядами пони к трону.

Перед ним уже находились шестеро пони, среди которых аликорницы мгновенно признали Старсвирла, но пять остальных не были им знакомы — два пегаса, два земных пони и пожилая единорожка с гривой, которая двигалась сама по себе, потому что во дворце не было ни ветра, ни даже сквозняков.

— Старсвирл, мой друг! — уважительно склонила голову Селестия, остановившись перед бледно-серым жеребцом. — Я рада видеть тебя нашим гостем в добром здравии. Но я не ждала увидеть… — она скосила лавандовый взгляд себе за плечо, — у тебя столько друзей.

— Я тоже счастлив наконец встретиться с тобой, — приветственно скрестил рога маг с ней, а затем — с подошедшей с небольшим опозданием Луной, — особенно после всего того, что мне… и всей Эквестрии… довелось пережить.

— Именно по этому поводу все пони здесь, — весомо сказал Дженезис. — Кобылы и жеребцы, которых вы, мои младшие сёстры, видите рядом со своим другом, спасли Эквус от великой угрозы и помогли Старсвирлу изгнать сирен.

— Способ, которым это было достигнуто, — шевельнула ушами Анима, — вызывает уважение, что и побудило нас выслушать и донести их просьбу до вас.

— Вовсе не магические достижения толкнули нас на это, — смело отмахнулся от королевы единорог, поморщившись. — Но понимание того, что иначе наша родная земля будет обречена, а вместе с ней — и весь понийский род. Сирены пришли, потому что для их основной пищи, ненависти, Эквус — самая благодатная и плодородная почва.

— Они стали сигналом для нас в том, что мы не достигнем никакой гармонии и никакого единства до тех пор, пока не изменимся, — заговорила старуха рядом с ним удивительно красивым голосом. Луна едва не ахнула от удивления; ей показалось, что морщины с каждой вибрацией разглаживаются, глаза яснеют, а опухшие и выбитые от старости суставы встают на свои места. Но то было даже не иллюзией, а лишь чарующим впечатлением от единственного следа былой красоты кобылицы. Та коснулась копытом дряблой груди, прикрытой красивым платьем с крупным голубым цветком, всё ещё мокрым после прохождения через снега. — Мы должны освободить свои сердца от въевшихся в них тщеславия, алчности и нетерпимости, и единственный способ сделать это раз и наверняка… — она пожевала морщинистую губу в нерешительности.

Ей на помощь пришёл песочного оттенка бравый пегас, чей потрёпанный вид вызывал лишь уважение к его воинскому таланту. Похоже, за время перехода с Эквуса в Кристальное королевство он потерял все свои защитные накопытники, кроме одного.

— Единственный способ, — продолжил он, — это признать не просто друг друга, а тех, кого мы, пони, веками стремились истребить, даже если на то не было причин. Аликорнов.

Вперёд выдвинулась симпатичная пегаска, чей головной убор, закрывающий почти всю ровно постриженную гриву, выдавал в ней уроженку далёких южных районов Эквуса. Несмотря на то, что для тепла она была одета в меховую мантию, которую теперь вне снегов и ветров держала перекинутой через переднее копыто, с национальным узорчатым платком кобылка всё равно не рассталась.

— Ваше Величество, — поклонилась она аликорнам, глядя им по очереди ровно между глаз. — Моё имя — Сомнамбула, и во имя службы своему царству я проводила дни в пыли древних свитков, впитывая их мудрость, но даже в них я находила множество заблуждений, что были вызваны излишней эмоциональностью учёных прошлого. Ибо, если отбросить все ужасные, устрашающие описания аликорнов, их убивали, едва увидев, даже не потрудившись разобраться, стоит ли это делать, — пегаска повесила голову в выражении вины. — В одном те документы были правы: один аликорн превосходил по могуществу десятки простых пони. Но вместо того, чтобы показать убийцам всю свою силу, они проявили милосердие в ответ на жестокость и просто ушли, подчинившись глупым желаниям смертных.

Анима Кастоди слегка поджала губы. Как свидетельница — и зачинщица — тех событий, она лучше кого бы то ни было могла сообщить, что вовсе не милосердие стало причиной ухода аликорнов. Оно, конечно же, имело место быть… но только к адекватным и разумным пони, согласным признать в крылато-рогатых своих друзей и отправившимся прочь вместе с ними.

Говоривший до Сомнамбулы пегас вдруг звякнул остатками доспехов, глубоко кланяясь им.

— От лица всей нашей расы я приношу неискупимые извинения. Мы были слепы, следовали заветам предков и даже не думали посмотреть, нужно ли это на самом деле… И нужно ли было когда-либо вообще.

«Он сам наверняка не убил ни единого аликорна в своей жизни, — размышлял остававшийся в тени Сомбра, с первых нот почувствовавший, что здесь ему не место. — Тем не менее, он униженно извиняется за каждый грех, который не совершал, пока его, м, подруга просто стоит рядом, хотя речь и манеры выдают в ней кого-то близкого к власти. Это… мужественно или глупо?». Он напряжённо перевёл бесплотный взгляд на Аниму Кастоди, Дженезиса, Луну и Селестию. На его глазах разрешался один из самых главных, трагических и несправедливых конфликтов мира.

Аликорны переглянулись, телепатически обмениваясь потоком мыслей. «В дипломатии это беспрецедентный случай», — зазвучал голос Селестии. «Нужен какой-то ритуал? Может, просто каждый скажет «Прощаем» — и пустим искры? А что, он же пегас, должен поверить…» — «Луна, сестра, — усмехнулся Дженезис, — чуть больше почтения, пожалуйста. Дело очень серьёзное», — «А я с Луной согласна…» — «Анима, ты-то куда?» — «Лично я бы ещё документ составил, тут толпа единорогов, которые любят подобную тягомотину», — «Спасибо, Сомбра, вот ты этим и займись».

Дженезис опустил брови и поднялся на ноги, расправляя крылья.

— Осознаёшь ли ты, смертный, что один признаёшься в самом большом преступлении своей расы и просишь прощения за него в земле, где аликорнов почитают, как богов? — мерно спросил он.

— Целиком и полностью, — не дрогнул отважный пегас. — Потому что это — меньшее, что я, Флэш Магнус, могу сделать за все убийства и боль, которые мы принесли вашему роду. И, если эта цена недостаточна, я готов искупить грехи по-другому! — его порванные, но всё ещё мощные крылья демонстративно хлопнули.

Анима Кастоди встала рядом с мужем. Её персиковые глаза строго взирали на Флэша, и он храбро выдерживал этот проникающий в душу взгляд, испытывающий его искренность.

— Того, что случилось, не исправишь, — негромко проговорила она, но молодой жеребец не дрогнул, а лишь решительно распушил грудь, уже готовясь выдвинуть новое предложение, каким бы безумным или опасным оно ни было. — Сын не должен отвечать за грехи своего отца. Взыскивать с ныне живущих за былые убийства — жестокость столь же бессмысленная, какими эти убийства и были, а потому аликорны раскрывают свои сердца, — она зажгла рог. — Мы прощаем.

— Прощаем, — подтвердил Дженезис, зажигая собственный.

— Прощаем, — вторила ему Селестия.

— Прощаем, — настал черёд Луны. Сомбра незримо для всех сделал свой ход, наколдовав свиток со светящимся гербом кристального королевства — и тот упал Флэшу Магнусу в копыта. Жеребячья радость, отразившаяся в его глазах, так резко контрастировала с былой непоколебимой, легендарной решительностью, что теневой единорог в каком-то смысле признал это… милым. Было неожиданно.

— Хорошо, что всё так закончилось, — разухабисто сказал стоявший рядом со Старсвирлом земной пони, чья лохматая медово-каштановая грива была заплетена в косы, относящиеся, напротив, скорее к северу Эквуса. Среди похожей по стилистике бороды белела улыбка, в очередной раз выдавая в жеребце коренного северянина с их фосфорной диетой. — Но мы к вам, Ваш-Величества, не ток за прощением пришли.

Он легко перекинул лопату так, чтобы она упала ему на плечо поудобнее. «Стоп, лопату?! — едва не вытаращила глаза Луна. — Кто вообще пустил… зачем ему лопата?! Он решил, что так будет удобнее через снега пробирать… ох… это даже… логично?».

— Да, Рокхуф прав, — процедил Старсвирл, словно недолюбливал этого земного пони, напоминавшего своими мускулами скорее несокрушимую скалу. — Нам было важно извиниться за былое, но гораздо важнее то, что происходит прямо сейчас. Мистмэйн, — он, напоминая, указал на пожилую единорожку, — была права. Объединение племён и тройственная власть — это хорошая идея, но совсем недавно нам было доказано, что пони не готовы воплотить её.

— Учитывая количество жертв, они вообще вряд ли будут когда-либо готовы, — недовольно крикнул кто-то из толпы пегасов.

— Проклятые летающие змеи всех пони стравили, — горько донеслось от земных пони. — Переубивали друг друга своими же копытами!

У единорогов и вовсе было столько замечаний, что, высказанные одновременно, они слились в неразборчивый ропот. Сомбра и Луна, пробежавшись по тараторящей толпе взглядами, с облегчением заметили среди пони свою дочь, которая, однако, сидела, полностью отрешившись от происходящего и никак не участвуя в этом историческом моменте.

Внезапно неприметная и скромная пони насыщенно-голубого цвета, стоящая позади всех друзей Старсвирла, перестала быть таковой, потому что надвинула на голову огромную птичью маску, до сих пор незаметно покоившуюся у неё на спине. Она резко повернулась к расшумевшимся пони и угрожающе подкинула на копыте идеально круглую склянку. В установившейся мгновенно тишине стало слышно, как мелодично поплёскивается её содержимое.

— Вм вбщлм вндь бхм… — укоризненно донеслось из-под гротескно-большого цветастого клюва.

— Голубка, — шепнул ей за копытом Рокхуф, добродушно прикрыв глаза, — маска.

Ещё более неразборчивый звук донёсся из-под названного предмета, и земная пони откинула его обратно на спину. Непослушные кудри, собранные в удивительную высокую причёску, мгновенно восстановили свою форму.

— Я говорила, — сконфуженно хихикнула кобылка, — что вы обещали быть тихими, пока герои будут говорить с аликорнами. Ох, — она, широко улыбнувшись, убрала склянку в одну из перемётных сумок на своих боках и приложила копыто к груди, приветствуя Аниму и Дженезиса. — Меня зовут Медоубрук, всего лишь скромная целительница. Прошу прощения, что прервала.

Луна тайком закатила глаза. От Селестии это не укрылось, и она вежливо подтолкнула:

— Пожалуйста, продолжайте.

— Да, — подчинился Старсвирл. — После нападения сирен и ряда крупных злоключений ещё до их нашествия мы все поняли, что никому из наших народов не хватает мудрости править тремя столь разными расами, раскиданными по большой территории. К тому же, большинство знатных династий уже мертво, кандидатов на власть не осталось, а выбирать, как в древности, голосованием случайного пони, и доверять ему огромное количество сложных проблем… — единорог раздражённо махнул копытом вместо завершения мысли и вздохнул. — Поэтому мы просим у вас помощи.

— Вы создали королевство с изумительной культурой, — поддакнула Мистмэйн.

— Процветающее среди вьюг и не знающее голода, — подхватила Медоубрук.

— С такой армией, что даже драконы не решаются напасть на вас! — восторженно рубанул воздух передней ногой Флэш Магнус так энергично, что единственный накопытник чуть совсем не слетел с неё.

— И стоит заметить, — улыбнулась ему Сомнамбула, и от Селестии не укрылось, как смягчился и потеплел её задорный взгляд, — что даже без могучих воинов в кристальных землях царит мир.

— А это уж всяко значит, что толк в управлении государственными делами вы знаете, — простодушно подхватил Рокхуф. — Кого ещё, как не вас, звать на трон?

— Мы собрали самых легендарных пони из живущих, — подытожил Старсвирл, — и оставшихся представителей знати от каждого народа, чтобы подчеркнуть важность нашего прошения. Мы просим властвовать над нами, — маг поклонился, и все моментально последовали его примеру. — Мы просим защищать нас от всех невзгод взамен на нашу безоговорочную преданность и послушание. Нам нужны именно такие вожди — сильные, опытные и, что самое главное, наглядно воплощающие в себе все три расы.

Дженезис ненадолго задумался.

— Селестия, Луна, — обратился он к своим сёстрам. — Принимаете ли вы предложение этих пони властвовать над ними, защищать их и получать взамен полную покорность и верность?

Аликорницы изумлённо переглянулись.

— М-мы? — запнулась Селестия. — Они просили вас об этом.

— Мы согласны признать Эквестрию, — степенно кивнула Анима, — как часть кристального королевства и готовы заботиться о ней, как о нашей колонии. Но мы не покинем дворец, чтобы править там. Также мы не станем расширять купол. Мы надеемся, что Зима, раз я не сопровождала её в царство мёртвых, всё ещё жива и вернётся домой, — после этого признания пони заметно напряглись. Конечно же, никто из них не осознавал в полной мере, к кому они обратились за помощью. — Вместо этого мы хотим присвоить нашим землям статус Империи, а вас сделать первыми наместницами.

— О, — резко выдохнула Луна, инстинктивно забегав глазами по всем теням. Она нашла Сомбру не по движению, но по его желанию поддержать её, и увидела его даже вне плоти и крови. — Должно быть, спасти нашу родную землю и пони, что населяют её — и есть наш земной долг. Как ты считаешь, сестра?

— Было бы жестоко бросать этих несчастных совсем одних, когда они стали достаточно мудры, чтобы усмирить свою гордыню и признать ошибки, — ласково ответила Селестия. — Мы согласны на ваше предложение. Мы будем царствовать над вами мудро и справедливо.

В присутствии аликорна, связанного с самой Смертью, радость эквестрийцев была не столь бурной, как того требовала классика.

Старсвирл незаметно отделился от обсуждающих новость или слушающих размещающих их по комнатам слуг пони, чтобы подойти к вышедшим из тронного зала Селестии и Луне. Он почти не удивился, когда Сомбра материализовался рядом с ними из тени, и заговорил:

— Я знаю, кого вы оба искали в толпе. Мне… мне тяжело приносить эту новость.

Луна похолодела.

— Анима ничего нам об этом не говорила…

— Даже если она провожает смертных, — избегал взгляда аликорночки маг, — она не может забыть ощущений от похорон собственных жеребят.

Сомбра беззвучно сглотнул, его скулы на миг окаменели.

— Как это случилось? — хрипло спросил он.

— Это моя вина, — дрожащим голосом признался Старсвирл. — Я искал заклинание, которое могло бы позволить избавиться от сирен так, чтобы они больше никому не смогли навредить, и Кловер помогала мне. Во время испытаний она… открыла такой способ, — единорог отчаянно сжал копыта, — но была не готова к его действию. Это был портал. Портал, в который она от неожиданности провалилась наполовину, прежде чем он снова закрылся.

Лицо Луны посерело, и Сомбра уже был готов поймать её передними копытами, спрятать расчерчиваемое слезами лицо у себя на груди, позволяя тихо всхлипывать, глубоко, прерывисто дыша. Однако, даже не взглянув на единорога, аликорночка мужественно стиснула челюсти, сдерживая эмоции, и без единого слова пошла прочь с идеальной осанкой. Сомбра в странном, горестном восхищении смотрел ей вслед.

В следующие три дня новоявленная Империя готовилась к коронации Селестии и Луны, как правительниц Эквестрии, и обсуждались все сопутствующие празднику и дальнейшему правлению вопросы. Старшая из сестёр, пусть и соболезновала потере младшей, по понятным причинам выглядела намного живее. Она живо участвовала в любом предприятии; ей явно было радостно быть в центре столь выдающегося события. Сыграла свою роль и возможность проявить свои дипломатические навыки задолго до этого — когда аликорница всеми путями и в обход всех проверок организовывала поставки на Эквус. Некоторые купцы, упорно дожившие с тех времён до этого момента, даже сумели признать её — и популярность будущей правительницы начала поистине стремительный взлёт.

Луне же было не до своего имени.

Бессловесным привидением она слонялась по замку, глядя на суету непричастно и отрешённо, и даже Сомбра не мог высечь из неё ни искры жизни. На исходе третьего дня после трагичной вести аликорночка словно оттаяла в одно мгновение, осунувшись, сбившись с дыхания и не удержав слёзы в чашечках нижних век. Она со щелчком замка открыла дверь в покои, в которых пытался сосредоточиться на документах от Селестии Сомбра, и, почти незаметно пошатываясь на ходу, приблизилась к нему. Единорог зачарованно смотрел на неровный шаг жены и невольно ахнул, когда она вдруг рухнула на пол рядом с ним, уткнувшись лбом ему в бедро и простонав:

— Любовь моя, как же так? Она же моя дочь! Почему? Почему мне так всё равно?

Сомбра знал, что должен был удивиться. Он также знал, что Луна должна была скорбеть. Но сейчас ему в полной мере открылось, что состояние последних дней — не горе, не печаль, даже не опустошение. Это был стыд.

Стыд, которого он сам оказался начисто лишён.

— А разве, — нетвёрдо, приучившись жить в благовоспитанном обществе, предположил единорог, — мы с самого начала не принесли свою дочь в жертву, не лишили её неприкрытого родительского тепла? Сейчас она буквально положила себя на алтарь своей расы, которую и должна была спасти с первого года жизни, и её предназначение оказалось исполнено. Ты собиралась чему-то удивиться?

Луна моргнула пару раз. Помолчала, осмысливая сказанное.

— Ну мы и уроды.

— Да.

— Конченные негодяи, — робко улыбнулась аликорночка.

— Не то, чтобы совсем, но близко, — развеселился Сомбра.

— Знаешь, я чувствовала себя очень плохо, — села рядом с ним по-нормальному Луна, заправляя растрёпанную гриву за уши. — Но тут ты произнёс всё это, и мне как-то стало легче.

— А чего ты ждала? — свёл все её старания на ноль единорог, растрепав приглаженные волосы, как маленькой. — Что я начну читать тебе нотации о морали и грехе, а потом закидаю камнями, потому что слишком увлекусь и резко вспомню, что ты творила на мне неделю назад? Я?

Луна захихикала, даже не думая краснеть. Разве что немного, от шевельнувшегося при воспоминаниях возбуждения.

— Да, ты прав, — выдохнула она, отсмеявшись. — Но всё же… мне следует хоть немного поскорбеть о ней?

— По-моему, эти три дня все за скорбь и приняли, сойдёт, — отмахнулся Сомбра. Кобылка благодарно поцеловала его в щеку, и он скривился от пришедшей в голову мысли. — Хотя…

— Что?

— Может, со следующим жеребёнком всё же будем полюбезнее?

— Договорились, — проурчала Луна. — Пойдёшь со мной на Эквус?

— Луна, ты в самом деле думала, что я останусь здесь?

— Нет. Я имею в виду… ты разделишь со мной корону?

Единорог на мгновение перестал дышать, но ему пришлось собраться с мыслями, потому что Луна с радостным нетерпением ждала его ответа.

— Я, конечно, понял, что тебе понравилось быть маргиналом, — усмехнулся он наконец, — но мне кажется, что короновать старого короля вместе с новыми — это слишком уж роскошная шутка.

— Ох, — приложила копыта к щекам аликорночка. Через мгновение она улыбнулась и игриво толкнулась в Сомбру бедром. — Однако тебе явно понравилась идея править вместе со мной.

— Развивая тему того, какие мы подонки: звучит так, будто ты предлагаешь мне свергнуть Селестию, — захохотал жеребец.

— Очень даже может быть, — задумчиво протянула Луна, и смех резко прервался. Она сама возобновила его, не в силах долго сдерживаться от выражения лица мужа.

Легкомысленный и весёлый настрой сохранился для Сомбры вплоть до переезда в город, который пегасы, земные пони и единороги отстроили вместе в надежде совместно править в нём и сделать символом своего союза. Отчасти их чаяния оправдались. Первоначально предлагаемое Старсвирлом знамя с двумя аликорнами гордо развевалось над дворцом, а сам он был забит до отказа; желающие посмотреть на новых правителей пони не умещались в просторных помещениях. Хотя, конечно, их распределение больше базировалось на том, в какой степени пришедшие сохранили страх перед обладателями крыльев и рогов. Самые трусливые смотрели на церемонию от самых дворцовых врат.

Луна ощутила, как кто-то тянет её за украшенный жемчужными нитями хвост. Она чётко знала, что сзади неё никого не может быть. Аликорночка послушно отошла в тень, и из черноты плавно проступили очертания Сомбры. По-настоящему твёрдым и осязаемым было только его копыто, на котором лежала небольшая диадема из чёрного кристалла, слишком редкого, чтобы быть чем-то иным, чем-то, что единорог сотворял с нуля собственной магией.

— Мне понравилась идея разделить с тобой корону, — с улыбкой произнёс жеребец, — но меня гораздо больше привлекло подарить её тебе одной.

Аликорночка магией подняла подарок, растроганно рассматривая его. Им с Селестией изготовили идентичные короны, подчёркивающие равность их власти и различавшиеся только расцветкой, но у Луны всё равно с самого начала сложилось впечатление, что сестра сможет носить её корону, а она корону сестры — нет. Сделанная Сомброй диадема же буквально просилась на увенчанную тёмно-синим рогом голову, обещала сесть на своём месте, как влитая, и полностью отражала суть Луны благородным, сдержанным блеском.

— Она изумительна, — прошептала кобылка, благодарно поцеловав подавшее корону копыто и потеревшись об него щекой. — Спасибо.

— Тебе пора, — в кровавом взгляде из темноты была нежность. — Сегодня твой день, Луна.

Кобылка обнадёженно кивнула и магией заменила короны. Под торжественные звуки труб она пошла на своё место. Сомбра уже хотел последовать за ней, но крадущиеся шаги остановили его.

Платина, по несправедливому недоразумению выжившая в смуте, войне и всех невзгодах, забытая и отвергнутая принцесса, брела за Луной. Красные глаза единорожки-альбиноса неотрывно сверлили удаляющуюся от неё гордую спину, но тут в темноте сверкнула оставленная корона, и безумный, как у матери, взгляд приковался к ней. Платина хищно подобралась к оставленной регалии; из-под её дёргающейся, будто в тике, верхней губы вырывалось неразборчивое бормотание. Кобылка протянула копыто к символу власти, которую она так страстно желала, и оно мгновенно оказалось схвачено чёрным бесплотным щупальцем.

Платина хотела закричать от ужаса, но в рот мгновенно забились десятки таких же теневых отростков, гнездясь в глотке, лишая кислорода и душа прямо изнутри. Задние копыта забарабанили по полу, но тщетно — её уже утягивало в непроглядную темноту, смотрящую на неё свирепо прищуренными красными глазами, так похожими на её собственные.

«Смириться со смертью одной дочери и тут же хладнокровно убить другую, — невольно подумал позже Сомбра, наблюдая за ритуальным возложением корон на головы юным аликорницам. — Мне начинает казаться, что если и существует путь превращения в монстра — его начало должно выглядеть примерно так».