До последнего

Эпилог

Селестия оглянулась на вошедшую сестру и поправила одеяло на племяннице. Шади спала, как убитая, но даже не смотря на это солнечной принцессе было тревожно за неё. Луна подошла ближе к дочери и нежно коснулась её крылом.

— Как она? — спросила принцесса, и Селли ответила:

— Ей уже немного лучше. Всё-таки ты зря её так сильно ударила. А вдруг она…

— …станет слепой? — с горечью закончила за неё сестра. — Я знаю, Тия, но я отчаялась. Она попыталась защитить Сомбру, и я…

— Ты говорила, — Селестия положила копыто на плечо сестре. — Это не твоя вина, Лулу. Так сложились обстоятельства. Видимо, Сомбра ещё нужен, раз он так упорно остается в живых.

— Я стерла ей память, — проговорила Луна, нежно поглаживая личико дочери. — Теперь она не помнит об отце. Но, ты знаешь, я порылась в её воспоминаниях. Никогда не думала, что скажу это, но он был гораздо лучшим родителем, чем я.

Селестия сочувственно улыбнулась. Кто знает, если бы черногривый маг не был злом, пытавшемся захватить власть, возможно, они с Лулу могли стать хорошей парой. Но, к сожалению, этому никогда не бывать.

— У тебя есть все шансы стать лучше, сестра. Я надеюсь, что ты не повторишь своих прошлых ошибок.

Луна молчала. Наверное, она не знала, что ответить.

— Знаешь, когда я его ударила… У меня что-то екнуло в груди. Словно не он, а я была виной всех наших бед.

«Так и есть» — с горечью подумала солнечная аликорница.

— И мне на миг показалось, что я хочу всё исправить. Вернуться в прошлое, шестнадцать лет назад, и обернуть всё иначе. Я столько раз могла прервать беременность…

— Лулу, — нахмурилась Селестия, — ты всё ещё ненавидишь девочку? Серьезно?

— Нет! — чуть вскрикнула Луна, но затихла убаюкивая единорожку. — Я просто хотела бы оставить её ему. И тогда я смогла бы забрать её.

— Не думаю, что у тебя это всё вышло бы также просто, — Селестия засветила рог и зажгла свечи.

— Он не отдал бы малютку просто так.

— Ты права, Тия, — вздохнула аликорница. — Ты как всегда права.

— Она скоро проснется, — Селли отошла от кровати и направилась к двери. — Ты уже заменила воспоминания?

Ночная принцесса только кивнула. Белая аликорница отворила дверь и, бросив на сестру и племянницу печальный взгляд, вышла.

Луна осторожно приложилась губами ко лбу дочери, вкладывая в этот поцелуй всю нежность, на которую была способна. Её сердце сжалось от того ужаса, что пережила дочь.

— Теперь всё будет по другому, милая, — прошептала принцесса. — Теперь я тысячу лет могу спать спокойно и заботиться о тебе. Прости меня, за всё прости.

По щеке скатилась слеза, а Шадия поморщилась во сне. Аликорница выпрямилась и прошептала:

— Я понимаю. Понимаю, что ты любила его. Но, поверь, так будет лучше. Я буду заботиться о тебе так, как он не смог бы.

Проснулась Шадия от того, что лунный свет щекотал ей нос. В голове царила пустота. Она была такой звонкой, что невольно резала тишину вокруг. Щекой единорожка ощутила хрустящую от свежести наволочку, и вдохнула приятный запах мыла. Но он ей был не знаком: раньше она пользовалась другим мылом, с более резким запахом, резавшим нос, а этот лишь щекочет его своими приятными душистыми нотками.

Глаза постепенно привыкали к темноте, и Шади видела открытый балкон, сквозь который в комнату заглядывала луна. Занавески трепетали и вдувались в комнату, как паруса, а полоска света смотрела прямо на неё.

«Какой свежий воздух» — подумала Шадия и тихонько села на кровати. В комнате больше никого не было, а мягкие, родные тени окутывали всю остальную мебель. Единорожка смогла разглядеть очертания большого овального шкафа, вытянутого зеркала и серебристой двери.

За окном слышались новые звуки: журчание ручья, трели сверчков и крики ночных птиц. «Как странно, — подумалось кобылке, — раньше я слышала другое». Что-то неуловимо чуждое было в этой комнате.

«Но ведь раньше я спала в чулане!»

Но ярость, которую раньше вызывал у неё этот факт, так и не пришла. Шадия оглянулась по сторонам, а не сон ли это — но ничего не сказало ей об этом. «Чужая, я здесь совсем чужая…»

Единорожка попыталась вспомнить, почему она здесь, но в голове словно не хватало огромного куска памяти. «А мне казалось, что я сбежала отсюда» — с грустью подумала Шадия.

Дверь тихо скрипнула, и кобылка прикинулась спящей. В комнату зашла принцесса Луна, её мать, которую она так ненавидела.

— Шадия? — тихо позвала она. Единорожка фыркнула и снова села.

— А, это ты, — Шади отвернулась от аликорницы. — Снова хочешь отправить меня в чулан? Или магии лишить?

— Не говори глупостей, — мать подошла ближе и села рядом. — Знаешь, как я волновалась, пока ты спала?

— А почему я, собственно, спала? — Шадия сдула спавшую челку, отмечая, что когда она последний раз видела себя в грязном и побитом зеркальце, то та была намного короче. Да и ребра выступали значительно больше.

— Ты ударилась головой о балку в прачечной и свалилась в воду, — Луна ласково провела по её лицу крылом, отчего единорожке захотелось чихнуть. — Я очень беспокоилась за тебя, малышка.

— С чего бы это? — отвернулась от неё Шади и сползла на пол. — Тебе всегда было на меня всё равно, а сейчас вдруг…

— Шади, — мягко прервала её Луна, — по воле богов, ты моя единственная дочка. Больше у меня детей не будет никогда. И я только сейчас это поняла. Прости меня, дочка, за всё то, что я не сделала так, как должна была.

Единорожка фыркнула и подошла ближе к балкону. Легкий, невесомый ветерок обдул её лицо, а яркая луна на чернильном небе мигнула. Послышался цокот копыт, и на спину приземлилось крыло матери.

— Я понимаю, что тебе тяжело меня простить, так как я была не лучшей матерью. Но, пожалуйста, прошу тебя, давай начнем всё с начала, ладно? Я обещаю, что никогда больше не повышу на тебя голос.

— И не скажешь своё коронное «Вся в отца»? — фыркнула кобылка, слабо представляя, как такое возможно.

— Ты и правда вся в него.

Шадия взглянула на мать. Эта фраза была сказана без всякого отвращения и ненависти, а лишь с какой-то платонической нежностью.

— Ты же ненавидишь его. Почему тогда…

— Мне нужно научиться прощать, — Луна жестом описала полукруг, указывая на мир за окном. — И перестать прятать тебя ото всех. Шадия, отныне ты свободна.

— Свободна? — прошептала единорожка, недоуменно глядя на мать. — Как это?

— Ты моя дочь, а народ должен знать о всех своих принцессах.

— Что?!

Кобылка вырвалась из-под крыла матери и отскочила в сторону. Сердце подпрыгнуло до горла, а мозг лихорадочно соображал. Ей вдруг почудился странный звук капающей воды, который она где-то слышала.

— Я хочу начать всё заново, Шади, — принцесса взлетела в воздух и приземлилась на перила балкона. — Если ты позволишь.

— Мне надо подумать, — ответила единорожка и отвела голову в сторону. Луна вздохнула и прошептала:

— Я люблю тебя, дочка. Помни об этом.

Аликорница взлетела вверх и пропала среди облаков чернильного неба. Шадия подбежала к перилам, стараясь отыскать её глазами, но те затуманились слезами. Неужели её действительно приняли? Неужели мать решила измениться и подружиться с ней?

Единорожка стояла, освещенная серебристым диском луны, и свет падал ровным лучом. Тень, лежавшая поверх него, была самой обыкновенной, если бы не одна деталь.

У этой тени были зеленые глаза.