Чёрная метель

XXI

В эту главу влезла только половина запланированных для неё событий. Так что финал на одну главу отдаляется. Надеюсь, что только на одну. Зато вот сюжетная арка самого важного и солидного персонажа к концу подошла.
|||КОНЕЦ ВСТУПИТЕЛЬНОГО СЛОВА|||

Все ощущения вернулись сразу. Половина тела Твайлайт начала ощущать холод от земли и зелёной травы, и уколы высохших травинок. Эти ощущения вернулись резко, аликорна подпрыгнула на месте. Паралич, наведённый Дискордом, прошёл. Но толку с того? Ни Дискорда, ни Селестии уже тут не было. Они проиграли.

Твайлайт окинула поле мельком, только чтобы убедиться, что Дискорда уже нет. Она заметила, что с её подругами всё в порядке. Жители Понивилля были насмерть перепуганы, но живы и здоровы. Боковым зрением Твайлайт выцепила подростка прижавшегося к груди матери. Жеребёнок тихо рыдал, пока мать закрывала его крыльями. Никто бы не обвинил его в трусости. Они все только что были в милости слетевшего с катушек духа хаоса.

И слетел он не без причины, как Твайлайт и подозревала с самого начала. Плевать, чтобы там не натворила Селестия, её нужно вернуть обратно. Не Дискорду решать её судьбу.

— Девочки, приготовьтесь, я сейчас попробую открыть портал в Хаосвилль.

Твайлайт Спаркл закрыла глаза и ощутила тепло идущее от элементов гармонии. Когда элементы гармонии действовали, она могла узнать, где её подруги даже с закрытыми глазами. Она просто чувствовала, что Пинки Пай, например, стоит слева. Обычно корона со встроенным элементом магии неприятно давила и холодила голову. Но когда элементы гармонии включали свою магию, вес короны исчезал, а от неё исходило очень приятное тепло, как будто кто-то родной тебя обнимает за голову. И эти запахи. Как бы далеко не стояли её подруги, когда магия гармонии шла сквозь неё она могла почувствовать запахи их грив. Она долго не могла понять, что это за запахи, пока однажды не принюхалась к гриве Эпплджек. После расспросов выяснилось, что и остальные чувствуют это. «Да, оно как сирень пахнет. Запах такой едва уловимый», «Мне мама говорила, что моя грива сиренью пахнет». И после того, как Твайлайт это поняла, управлять магией гармонии стало чуть-чуть проще.

Теперь её обволокло тепло объятий. Нечто, что давало беспредельную уверенность. Этот краткий миг, когда тебе кажется, что ты можешь абсолютно всё. Главное – правильно направить это чувство. Хвост был прижат сзади к ногам очень тёплым ветром. Порождённый магией ветер аккуратно щекотал её. Ещё чуть-чуть и у неё получится всё на свете. Ещё чуть-чуть и портал в Хаосвилль откроется.

Ветер и тепло пропали. Корона стала тяжёлой и холодной. Приятные запахи сменились каким-то дымком. Магия ушла. А вместо неё пришёл какой-то холод, из глубины души поднялось ощущение, будто она совсем одна. Испуг заставил Твайлайт Спаркл покрутить головой, чтобы убедиться, что её подруги никуда не пропали. Магия гармонии ушла окончательно, кристаллы, через которые шла сила, потускнели. Портал в Хаосвилль открыть не удалось.

Голова чуть-чуть заныла. Паршиво. Неизвестно, что ещё выкинет Дискорд, а у неё начинается перегруз и элементы гармонии разряжены.

— Твай, не получилось? – крикнула Эпплджек.

Твайлайт, оглядываюсь через плечо на остальных, только грустно покрутила головой. Не получилось. У них ничего не получилось. Элементы гармонии больше не действуют.

Её заключили в объятия, но она болталась, как кукла, и не слышала их утешений. Её обхватывало множество передних ног, но Твайлайт Спаркл никак на это не реагировала. Казалось, что если её сейчас повалят на землю, она не заметит. Какая-то пустота внутри, когда ничего уже не хочешь. Очнулась она, только когда Рэйнбоу Дэш схватила её передними копытами за голову:

— Твайлайт! Твайлайт! Ты с нами? Мы его достанем. Мы его достанем, ты слышишь? Мы обязательно его достанем.

Как глупо. Разве эти слова им хоть чем-то помогут?

— Смотрите!

— Вон там.

— Смотрите! Смотрите!

— Там на небе…

— Что происходит?

— Что это?

— Смотрите, вон там!

— Какая-то луна?

— Принцесса Луна же не может поднять луну?

— Что Дискорд сделал с луной?

Тысячи пони сидели на этом поле. Кто-то уже успел дойти до окраины Понивилля, а кто-то даже не сдвинулся с места. И все как один смотрели в небо. Твайлайт пришлось посмотреть тоже. И её апатию сразу же как рукой сняло.

Солнце плавно двигалось по небу. Навстречу ему выплывала луна. За луной наступала темнота, появлялись одна за другой звёзды. По мере того, как они приближались друг к другу, цвета неба смешивались, образуя нечто причудливо-фиолетовое. Цвет был настолько нереальным, что небо казалось похожим на театральную декорацию, висящую над сценой. Солнце и луна медленно двигались навстречу. Дуэт небесных актёров. И никто понятия не имел, какое представление задумал разыграть Дискорд с их участием.

Твайлайт торопливо перебирала в уме всё, что она знала о магии. Она уже видела нечто подобное, когда Вечнодикий лес вышел из-под контроля, а Селестии и Луне не удалось его сдержать. Тогда сёстры подняли оба светила вместе, чтобы дать всем понять, что что-то не в порядке. Импровизированный сигнал бедствия. Но тогда небо было разделено на две половины, день и ночь наступили одновременно.

Теперь день и ночь сплавились в нечто невиданное доселе. Этот оттенок фиолетового можно было увидеть в Хаосвилле, но никак не над Эквестрией. Звёзды зажглись вокруг солнца и луны, которые продолжали двигаться навстречу друг другу. В какой-то момент луна заслонило солнце. Вокруг луна образовалась корона из солнечного света. Всюду потемнело. Но это темнота была мягкой. Не темнота, накатывающая от настоящего затмения, а, скорее, приглушённый свет перед началом представления.

Полностью чёрная луна внезапно стала увеличиваться. Тысячи пони ахнули. Кто-то лёг на землю, и закрыл голову копытами в страхе. Ещё больше криков стало, когда на чёрном диске луны проступило изображение.

Дискорд. Именно он был изображён на луне. И это изображение двигалось. Когда Дискорд кашлянул, и это услышали все пони, Твайлайт поняла, что это не просто изображение. Это и есть Дискорд.

Драконикус осмотрелся по сторонам. Выглядело это так, будто он пришёл на вечеринку звёздочек, где никого не знает, и пытается понять, что он тут забыл. Дискорд повертел немного головой, посмотрел прямо вниз, и заговорил:

— Кхм. Привет, ребята. Извините за всю эту суету, что была в последние пару дней. – драконикус опустил глаза и почесал затылок. – Не бойтесь, обещаю, что не трону вас. Никого. Но мне нужно, чтобы вы узнали кое-что очень-очень важное. Но не сразу. Я кое-чего налажу сначала. А пока немного секретов, которые она хотела спрятать от вас. Никогда не понимал этого фетиша с сожжением писем в одном и том же месте.

Множество лиц смотрело в небо со страхом и недоумением.

— Что ты сделал с ней?!

Почти все пони на том злополучном поле, включая Твайлайт, обернулись на этот крик. Вокруг кричавшего образовался небольшой пустой круг. Санбёрст. Это был Санбёрст. В своей вечной зелёной накидке, он стоял и смотрел в небо. Шея его была напряжена, лицо сморщено, как будто ему было очень больно. Неподвижность пугала. Было в нём что-то угрожающее. Как в диком звере, который непонятно кого укусит в следующую секунду.

Твайлайт смотрела на него, и никак не могла понять, почему он так отреагировал. Зачем ему её так защищать? Что он сделает против Дискорда? Он хоть понимает, что Дискорд их не слышит? Почему он так переживает из-за принцессы. Ах да, точно. Он же ведь не знал, из-за чего Дискорд был зол на Селестию. Никто не знал. «Мне нужно, чтобы вы узнали кое-что очень-очень важное» — эта простая мысль, фраза Дискорда, всплывшая в памяти, ударила Твайлайт в самый центр её разума. На какую-то долю секунды все мысли исчезли. Осталась только одна мысль, которую Твайлайт Спаркл прошептала вслух:

— Так вот, что ты задумал, подлуныш.

Её дыхание участилось. Ненависть, которая копилась ещё со вчерашнего вечера, взбурлила. Зубы плотно сжаты, взгляд исподлобья. Не ему решать, когда и как Эквестрия узнает правду. Твайлайт направилась к своим подругам. Выражение её лица изгладилось, стало почти нейтральным, но внутри её всё кипело.

— Девочки, ждите здесь, я скоро вернусь. Если понадобится, организуйте эвакуацию. Замок всё ещё под защитой древа гармонии. Туда Дискорд не сунется.

— Эй, а ты куда? – крикнула Эпплджек.

Остальные ничего не спросили, но их взгляды говорили куда лучше всяких слов. Кажется, она ждут, что Твайлайт опять психанёт. Пусть ждут. У неё есть дела поважнее.

— Кое-кто слишком много на себя берёт. Дискорда нужно остановить, и отсюда я это никак не сделаю. Ждите здесь.

Вспышка телепортации сверкнула на поле. Пятеро пони начали переглядываться между собой. Пинки Пай пожала плечами. Эпплджек нахмурилась. Рэрити осталась бесстрастной. Флаттершай опустила глаза. Рэйнбоу Дэш в ответ на всё это осмотрела поле. Санбёрст всё так же напряжённо смотрел в небо. Юный единорог выделялся на фоне остальных. Пони отступили от него на несколько шагов. В его взгляде было что-то дикое. Пегаска решила подлететь к нему, чтобы проверить, всё ли с ним в порядке. Ну, и потому, что он мог знать, что вообще происходит.

Дискорд в луне оставался неподвижным. Он взирал на это столпотворение спокойно. Возможно, это был даже не сам Дискорд, а просто статичное изображение. Но пони внизу такие мелочи не волновали. Дискорд что-то сделал с луной. Селестии нет. Принцесса Луна едва не погибла от перегруза, и ничего с луной в ближайший год сделать не сможет. Элементов гармонии нет. Дискорд обещал, что никому ничего не сделает. Но мало ли, чего ему взбредёт в голову в следующую секунду? Тревожные шепотки уже наполняли поле. Много ли надо, чтобы тревога переросла в панику и началась давка?

Рэйнбоу Дэш уже была около Санбёрста. Пришлось помахать копытом у него перед носом, чтобы вывести его из ступора.

— Эй! Эй! Ты в порядке?

Санбёрст посмотрел на неё с раздражением. Что за глупости она у него спрашивает? Зачем она вообще тут?

— Нет, я не в порядке. Что он с ней сделает?

Рэйнбоу Деш схватила единорога за лицо.

— Мы её обязательно достанем оттуда. Но только если ты расскажешь нам, что вообще происходит. Ты тут главный ботан. Так что скажи мне, у тебя есть хоть какие-то идеи? Что тут творится?

Санбёрст опустил голову. У него не было идей. Если честно, у него даже мыслей не было. Лишь леденящий страх. Только бы он мог попасть туда вместо неё.

— Хоть что-нибудь?

Санбёрст в ответ только головой покачал.

— Увы, сходу ничего не приходит в голову. Это может быть чем угодно, а без места, откуда эта магия идёт, сказать точнее невозможно.

Поле огласил какой-то странный, приглушённый стук. Пони как один обернулись в сторону луны. Кто-то прижал уши к голове. Кто-то смотрел злобно и открыто. Чей-то взгляд был пуст. У всех мышцы были напряжены. Все были скованны страхом неизвестного.

На луне, тем временем, Дискорд стучал когтем по микрофону. Он осмотрелся по сторонам, оглядывая весь мир внизу. В этот момент в голове у Рэйнбоу Дэш мелькнула странная, но вполне логичная мысль: «Его теперь видит вся Эквестрия».

— Раз, два, три. Раз, два, три. Проверка связи. Кстати, знаете ли вы, что во всём, что касается музыки ваш прогресс ушёл на несколько веков вперёд? Это из-за меня, если вам интересно. Но да, перед тем, как вы узнаете что-то очень важное, как я и обещал, я хочу вас подготовить. Вот, почитайте.

Кто-то начал тыкать копытом вверх, крича. Спустя секунду это заметили все: с неба спускалось что-то чёрное. Очень похоже на тот снег, который терзал их ещё утром, но снежинки были странными. Очень большие и, кажется, прямоугольные.

— Пожалуйста, не пугайтесь. Это просто конверты. Вы можете их открыть. Они безопасны. Но то, что вы там прочитаете, может вас расстроить.

Дискордом владело странное спокойствие. Он выглядел даже виновато. Казалось, что он вот-вот расскажет какую-то шутку, чтобы сбросить напряжение. Но нет, вместо этого он просто продолжал смотреть вниз, как будто хотел проводить взглядом каждый конверт.

А конверты падали. Разного размера, но одного и того же оттенка чёрного, так похожего на тот самый снег. Кто-то уже вертел их в копытах. Самые смелые начали их аккуратно открывать.

— Ох, ты ж ёжечки-корёжечки!

Рэйнбоу Дэш узнала бы этот крик из тысячи. Она бросилась на помощь Эпплджек. Санбёрст поскакал за ней следом просто потому, что не знал, что ему ещё делать. Они мчались мимо ошарашенных пони с конвертами в копытах.

На том месте, где остались четверо носительниц элементов гармонии, Рэйнбоу Дэш и Санбёрст увидели Эпплджек, распоровшую очень большой конверт. Размером почти с пони, но той же формы и того же цвета, что и остальные. Из конверта она достала картину. Очень дорогое и древнее полотно. Рэрити отметила про себя, что это явно сделали на заказ. И заказчик явно был не из последних пони. Но вот то, что было изображено на полотне, было больше похоже на дикую шутку, чем на настоящий портрет.

Больше всего это было похоже на гигантскую кучу зефира с головой и крыльями. Торчавшие из этой кучи передние ноги казались короткими палочками. Только покачни их, и вся куча зефира рассыплется, а голова с шеей упадёт на землю и укатится в сторону. Только по этой голове можно было догадаться, кто именно изображён на портрете. Кьютимарка была с другого бока. Да, очертания лица были скруглены, от аристократической строгости линий не осталось и следа, но по этому взгляду, по этим фиолетовым глазам было ясно, что кто-то нарисовал карикатуру на принцессу Селестию. Дело было не в недостатке умения художника. Как раз наоборот, только настоящий мастер мог изобразить столь величественный взгляд великой принцессы и эту жуткую груду белого жира вместе. И ему удалось сделать так, чтобы это было похоже на настоящую пони. Пугающе похоже. Это могло существовать.

— Второй-третий век, судя по обстановке вокруг картины, — пробормотал Санбёрст, — но для столь реалистичных полотен рановато. Кроме, разве что, одного художника. Неужели это Лайт Кэтчер?

— Прости, сахарок, кто? – лицо Эпплджек немного вытянулось.

Санбёрст нервно замахал копытом в сторону картины:

— Переверни её, быстрее переверни её. Там должно быть.

Эпплджек торопливо перевернула полотно. Ещё до того, как она успела бросить взгляд на обратную сторону холста, Санбёрст начал тыкать копытом в самый ближний к нему уголок:

— Вот оно! Смотрите!

Теперь и Эпплджек увидела надпись в углу.

«Лайт Кэтчер. Посмотри на себя. 251 Э.С.».

И рядом ужаснейшим подчерком было нацарапано следующее:

«Сожжено 17 февраля 251 года».

— Сахарок, я смотрю, ты в истории немного понимаешь. Ты можешь нам рассказать, кто такой этот самый Лайт Кэтчер?

— Художник, который до середины третьего века был одним из самых любимых живописцев кантерлотской аристократии. Потом у него случилась какая-то размолвка с Селестией. Пришлось уехать в провинцию и перейти с портретов на пейзажи.

— Ага, — ехидно заухмылялась Эпплджек, тыкая копытом в злосчастное полотно, — я даже знаю, как эта размолвка выглядит.

— Ну, с такими карикатурами великим живописцем не станешь, — буркнула Рэрити, изучая свой конверт.

— Карикатуры? – усмехнулся Санбёрст. – Ты, видимо, не знаешь, кто такой Лайт Кэтчер, и почему он в своё время считался лучшим портретистом Эквестрии. Он был пони-фотографом за века до того, как изобрели фотографию. Всё, куда дотягивался свет, оказывалось на его полотнах без малейших искажений. Он видел красоту в тех пони, которых писал, а не придумывал её из головы.

— И что это значит? – спросила Рэрити, оторвав взгляд от какого-то письма, которое она достала из своего чёрного конверта.

Перед тем, как ответить, Санбёрст бросил печальный взгляд на картину «Посмотри на себя». Как бы странно она не выглядела, в подлинности её он не сомневался. Копыто мастера узнал бы любой любитель антиквариата. Его голос дрогнул:

— Лайт Кэтчер был первым, кто прекратил льстить знати на портретах.

Повисла какая-то неприятная тишина. Было только слышно, как пони вокруг них открывают чёрные конверты и тихонько переговариваются. Первой не выдержала Пинки Пай:

— Рэрити, а что ты читаешь?

Даже сама Пинки Пай осознала, насколько глупо прозвучал её вопрос. Но это было лучше, чем фестиваль неловких взглядов, где все делают вид, что этого портрета не существует. Так думали все они, кроме Рэрити. Она помрачнела и отвела глаза в сторону. Эпплджек вытянулась в её сторону:

— Что такое, сахарок?

Рэрити всё же подняла письмо на уровень своих глаз, и сказала:

— Увы, это так просто не объяснишь. Мне лучше всё же прочитать вам вслух.

Рэрити лёгким движением головы смахнула свою синюю гриву вбок, кашлянула, чтобы прочистить горло, и начала читать:

— «Дорогая принцесса Селестия. Каждый год, вот уже двадцать семь лет, я сажусь и пишу вам это письмо. Да, вы отказали мне в прошлые двадцать семь раз. Но я не оставляю надежды. Я помню, как вы были щедры, до того, как случился «месяц тьмы». Возможно, именно поэтому я никак не могу поверить, что вы не дали мне ни единого мига свидания с моим мужем. Я знаю о вашей клятве. Вы поклялись, что никто и никогда не услышит голоса Хани Сона. Вы поклялись в этом публично. Мне остаётся только догадываться, почему эта клятва для вас так важна. Даже спустя столько лет, когда уже никто и не помнит, кто участвовал в заговоре против вас.

Но и вы должны понять, что я люблю своего мужа. До сих пор люблю, несмотря на то, что прошло столько лет. Поэтому я обязана хотя бы попытаться. Я умоляла вас до этого, я умоляю вас и сейчас: пожалуйста, разрешите мне пятнадцать минут наедине с моим мужем. Если это для вас так важно, мы будем молчать. Разве тем, кто любит друг друга, нужны слова? Мы не будем говорить. Я лично закрою ему рот копытом, если нужно. Только дайте нам повидаться, умоляю вас.

С уважением, Люсид Мэйн, жена Хани Сона».

Пони замолчали. После такого никому уже не хотелось ничего говорить. Вокруг на поле уже были слышен гомон. Видимо, не только им достались странные письма в конвертах. Все виды удивления от драматичного шёпота до недовольных криков можно было услышать на этом поле. Санбёрст первым пришёл в себя.

Он вспомнил о Люсид Мейн, которая жила при дворе Селестии до самой старости, то ли до семидесяти, то ли до восьмидесяти лет. Правда, один из источников упоминал, что она под конец жизни спятила, и попыталась забросать Селестию огненными шарами. Ввиду преклонного возраста дело закончилось смертельным перегрузом. Селестия не пострадала. Но можно ли было этому верить? Всё-таки, всего один источник. У Санбёрста даже начал всплывать в голове год смерти Люсид Мейн. То ли 157, то ли 167, то ли вообще 171. Тяжело было сказать точнее.

— Рэрити, там ещё что-то написано. – пробормотал Санбёрст. – Кажется, какой-то постскриптум.

— Да, написано. – с вызовом ответила единорожка. – Но я не уверена, что это надо зачитывать вслух.

— Ты серьёзно? – вскрикнула Рэйнбоу Дэш. – А ну-ка, давай сюда!

Рэрити отпихнула свою крылатую подругу вверх с помощью телекинеза. Злобно оглядев остальных, она вздохнула, буркнула «я сама», и продолжила читать:

— «P. S. Ты старая, жирная сука! Я знаю, что тебе жалко даже одной минуты на то, чтобы сказать мне в лицо, почему ты не можешь дать мне увидеться с моим мужем. Ты просто выбрасываешь мои письма в огонь, не читая. Сколько это у тебя заняло бы? Три минуты? Пять минут? Если бы ты не сожгла моё прошлогоднее письмо, ты знала бы, что я процитировала ту самую песню, за единую строчку из-за которой теперь выгоняют из Кантерлота. Поэтому я напишу здесь то же самое, что и год назад. Проверим, можешь ли ты отжалеть хотя пять минут на письмо несчастной вдовы при живом муже. Надеюсь, никто не потратит и минуты на то, чтобы слушать тебя, «когда единорог поднимет солнце».

Сожжено 5 июля 144 года»

Санбёрст застыл на месте. Все его мышцы сжались, а в животе заворочался тёплый, неприятный клубок. Просто для того, чтобы не думать о том, что он только что услышал, он коротко спросил:

— А у остальных что?

Он очень сильно надеялся, что на него никто сейчас не смотрит. Казалось, что сейчас увидят, что с ним что-то не так. Поймут, что у него есть какая-то тайна и разгадают её. Он не мог позволить себе так подставить Селестию. Поэтому сейчас он надеялся, что кто-то откроет конверт и начнёт читать. Но никто не торопился. Ему казалось, что все на него смотрят. Поэтому он просто выбрал пони, которую будет проще всего отвлечь, и сказал ей:

— Флаттершай, что у тебя?

Флаттершай как раз медленно мяла в копытах чёрный конверт. Когда Санбёрст кивнул в её сторону, она как будто немного испугалась того, что у неё в копытах. Флаттершай едва не выронила конверт, но начала его открывать. Там тоже было какое-то письмо. Она робко оглядела остальных, едва сдерживаясь, чтобы не попросить разрешения. Читать она начала тихо, тоном спокойным и размеренным. Тем страшнее были слова, которые она зачитывала:

— «Дорогая принцесса Селестия,

Должен вам признаться: я в ужасе. Виндиго действительно отступают. Пони действительно можно объединить ненавистью. Всё-таки раздор между пони, а не их ненависть является пищей виндиго. Но вы всё равно не правы! Да, когда генерал Архей «десять тысяч изнасилований» горел на костре заживо, пони вместе радовались его крикам. Это помогло отогнать виндиго. И поможет ещё не раз, если я правильно понял ваш курс. Но в долгой перспективе пони, чьи сердца приучены к жестокости, будут на раз-два сожраны виндиго, сколько карибу вы бы не засунули в костёр. И не надо врать мне, что другого выхода не было. То, что вы не захотели его придумать, не значит, что его не было.

Как мы и договаривались, я возьму всё на себя. Никто не узнает, что именно вы отдали этот приказ. Карибу поднимут шум и гомон. Меня отправят в отставку за «самоуправство», и я наконец-то покину эту проклятую должность. Без всякой иронии, я рад, что моя отставка поможет Эквестрии. Тем не менее, надеюсь, вам спится спокойно, потому что лично меня запах горящей плоти будет преследовать во снах ещё очень долго.

С уважением, бывший канцлер по делам военнопленных Райтинг Фезер.

Сожжено 24 августа 120 года»

Флаттершай читала на автомате, пытаясь не вдумываться в слова. Когда она прочитала «120 года», её копыта дёрнулись вниз. Кусок бумаги был прижат к земле. Флаттершай смотрела вдаль.

Гомон на поле становился громче. Кто-то кричал. Кто-то громко охал. Можно было услышать, как кто-то из пони озлобленно рвёт бумагу в клочья.

— Как можно сжечь кого-то живым? За что? – прошептала пегаска, дрожащим голосом. – Это же очень больно. Я просто вилку в кипящем масле на ногу уронила, и это был ужас. А тут живое существо в костёр засунуть.

— Ну, по его прозвищу, думаю, можно уже догадаться. – нервно ответил Санбёрст.

— Знать бы ещё, что оно означает. «Десять тысяч чего-то там» — я видела один раз это слово в какой-то очень старой книжке. – задумчиво пробормотала Рэрити.

Их разговор прервал чей-то дикий вопль из соседней группки пони. «Что это ещё за штучки?! Это ложь! Это всё ложь! Зачем он над нами издевается? Чем мы это заслужили». Санбёрст скривился. Он-то как раз понимал, что те три документа, что он видел, скорее всего, подлинные. И вряд ли Дискорд добыв подлинники документов восьмивековой давности, будет разбавлять это выдумками. Не будет же?

Остальные старались не смотреть друг на друга. Первой не выдержала Пинки Пай. Задумчиво, без всякого энтузиазма, она пробормотала «кажется, теперь моя очередь» и начала открывать конверт. Там была какая-то небольшая записка. Красивый почерк, с завитушками. Почти против своей воли Санбёрст сделал у себя в голове пометку «каллиграфическая мода седьмого века, хороший образец». В голове, как назло, всплыли адреса кантерлотских антикварных магазинов, где за эту записку отдали бы две-три зарплаты обычного работяги. Чутьё кричало ему, что записка подлинна ещё до того, как Пинки Пай начала её читать.

— «Дорогая принцесса Селестия,

Пишу вам для того, чтобы избавить вас от необходимости лично лицезреть «его несуразную рожу». Теперь мне больно и мерзко от мысли, что я мог искренне признаться вам в своих чувствах. Но что сделано, то сделано. Дело в том, что мне довелось услышать, пусть и против своей воли, как вы насмехались надо мной. Я не могу понять, откуда в вас столько жесткости, чтобы высмеивать то, что было сказано от чистого сердца. Неужели я вам настолько отвратителен, что не заслужил хотя бы капли уважения? «Вы бы видели его лицо в этот момент», «Кажется, он мне поверил», «Да он во что угодно поверил бы». Я всё это слышал! Мой приезд в Кантерлот был ошибкой. Вам придётся принять мою отставку, потому что я не могу больше находиться с вами в одном городе.

Всё ещё любящий вас Брайт Флэш.

Сожжено 17 декабря 687 года».

Пинки Пай отложила бумагу в сторону. Лицо её скривилось.

— Она смеялась над тем, кто ей в любви признался?

Все с надеждой посмотрели на Санбёрста. В его животе скрутился тугой комок. Что они от него хотят? Экспертизы определения подлинности прямо здесь и сейчас? Самое противное, что Санбёрст прекрасно помнил, кто такой Брайт Флэш. Подавал большие надежды. Уже к двадцати в нём видели будущего канцлера. Но зимой, в конце 687 года он резко сбежал из Кантерлота, чтобы отправится в экспедицию к дальним землям. Экспедиция закончилась паршиво, была организована абы как и дальнейшее расследование показало, что шансов у Брайт Флэша изначально не было. Была ли тому виной юношеская безрассудность? Или у несчастного были иные причины нестись навстречу гибели? Сейчас об этом даже думать не хотелось.

— Документ вполне может быть подлинным, если вы об этом. – мрачно, чуть ли не сквозь зубы, ответил остальным Санбёрст.

Рэйнбоу Дэш не стала ждать очередной неловкой паузы. Она разорвала конверт, который уже давно держала в копытах, бросила короткий взгляд на бумажку внутри, и швырнула её на землю с высоты.

— Я думала, ты больше не ненавидишь читать. – удивлённо сказала Пинки Пай, расправляя, лежащую на земле бумажку.

— Читайте такое сами. – гаркнула, висящая в воздухе Рэйнбоу Дэш.

Остальные озадаченно склонились над запиской, которую Пинки Пай прижимала к земле. Там было всего две строчки:

«А солнце светит так же ярко, как будто ты и не предала.

Сожжено 4 июня 502 года».

Как и на всех письмах, «Сожжено 4 июня 502 года» было дописано уже позже чей-то очень корявой лапой. Трудно было представить, чтобы копыто или рог пони могли породить столь кривой почерк. Что означало это «сожжено»? Как Дискорд мог вообще добыть эти письма? Он же был превращён в камень более чем на тысячу лет.

— А ты, сахарок? Не откроешь письмецо?

Санбёрст застыл на месте, когда это услышал. Эпплджек строго смотрела на молодого единорога. Он отвёл глаза в сторону и ответил:

— Не думаю.

Лёгкое, неприятное недоумение охватило носительниц элементов гармонии. Эпплджек пошла в его сторону мимо остальных. Пошла медленно, попутно мрачно спрашивая его:

— Не хочешь почитать чего-нибудь?

Санбёрст ответил, всё так же отводя глаза в сторону:

— Нет, не хочу.

Эпплджек приближалась. Её шляпа была чуть-чуть наклонена в сторону, губы плотно сжаты, а взгляд строг и полон неприязни. Санбёрст едва не задрожал. Ему пришлось сделать маленький шажок назад. Рэрити, Пинки Пай и Флаттершай смотрели на него выжидающе, Рэйнбоу Дэш кривилась, глядя куда-то в землю, между пони.

— А чего же не хочешь? Боишься, что найдёшь чего-то нового?

Эпплджек уже была так близко, что могла услышать учащённое дыхание Санбёрста. Его глаза нервно бегали из стороны в сторону.

— Так почему ты не хочешь открыть конверт, а? – тихо и холодно спросила Эпплджек.

— Да потому что я не найду там ничего нового! – заорал Санбёрст.

Все обернулись в его сторону. Взгляд единорога был диким, а частое дыхание теперь слышали все. Они были слишком удивлены, чтобы что-то ему возразить. И Санбёрст начал говорить, поначалу запинаясь:

— Вы… Вы… Вы думаете ей просто было?! Думаете, ей было легко? Вы хотя бы понимаете, что из себя представляла Эквестрия тысячу лет назад? Эта сказочка про то, как пони прогнали виндиго. Командиры перестали поливать друг друга грязью минут на пять, и всё сразу наладилось. А то, что тогда виндиго отстали буквально на два дня, а потом всё началось заново, как-то никто не упоминает. Ей досталась страна, где все друг друга ненавидели и не разорвали на куски лишь из-за виндиго.

Дыхание Санбёрста стало прерывистым. Он тяжело дышал, пытаясь собраться со словами. Казалось, что его голос вот-вот дрогнет.

— Последний раз виндиго видели в 455 году. В 455-ом. Полтысячи лет пони понадобилось, чтобы они перестали ненавидеть друг друга в открытую. И она была среди них всё это время. Каждый день, каждое утро, она не просто исполняла какое-то хитрое заклинание, а начинала новый день ради них. Ради тех, кто был рад увидеть, как кто-то горит заживо.

Флаттершай отвела глаза в сторону и что-то прошептала так тихо, что её никто не смог услышать. Но куда больше слов говорила то, как она помрачнела и скосила глаза в сторону Санбёрста. Остальные глядели на него с мрачным недоумением. Тот, казалось, их и не замечал вовсе.

— О, дискордова луна, вы же даже с понятием изнасилования не знакомы. Когда тебя покрывают против твоей воли, чтобы показать, что ты вещь, ничто. Да, да, да, вы меня правильно поняли, — тут единорог нервно засмеялся, — я имел в виду именно то, что я сказал. Многие пони предпочитали убивать себя после такого. Да, я имею в виду именно это. Слово «суицид» же вам тоже не очень знакомо. Не отводите глаза! Она смотрела на всё это тысячу лет! — Санбёрст замолчал, но не стал спокойнее. Его страшно трясло.

Все замолчали. Казалось, эту тишину можно потрогать. Она просто висела между ними, натянутая между тяжёлыми взглядами. И все ощущали эту тишину, несмотря на стоявший на поле гомон. Уши шестёрки пони выхватили сравнительно близкий крик «как она могла»? Первой нарушить молчание решилась Эпплджек:

— Сахарок, — она сделала долгую паузу, — так это вот всё правда?

— Скорее всего. — обессиленно прошептал Санбёрст и упал на траву. – За что он так с ней? За что ей это?

Эпплджек обняла готового заплакать единорога. Он прошептал ещё раз:

— Спасите её, пожалуйста.

---

Луна потрогала кольцо на своём роге.

— Так непривычно. Когда я его смогу снять?

Трикси ещё крепче прижалась к своей подруге и озадаченно пробормотала ей на ухо:

— Луна, ты же знаешь, чем грозит даже случайная вспышка магии после такого перегруза. Я сама слышала, как они тебе это объясняли.

Луна опустила взгляд. Сколько бы она не ворчала на врачей, а сама она понимала, что не в этом дурацком кольце дело.

Ей нравилась эта школа, которую временно превратили в больницу. Этот коридор с приятными, кристальными цветами стен и красными коврами сочился уютом. Специально для отдыха на переменках здесь была выемка с роскошным, мягким диваном. Прямо сейчас Луна утопала в этом диване, обнявшись с Трикси. И каждое объятие до сих пор сопровождалось радостной мыслью «никто меня за это не осудит». И каждый раз Луна делала усилие, чтобы поверить в это. Приятной теплоты добавлял кот. Марциус светил белым пятном на груди и изумрудными глазами, лениво осматривая коридор. Делал он это, устроившись у неё на боку. Напротив выемки, где стоял диван, было окно. Большое, роскошное, выходящее на юг, прямо навстречу солнцу. Кольцо-подавитель приятно холодило рог и вместе с магией глушило головную боль от перегруза. Лучше обходится без магии, чем терпеть страшную боль и риск лишить себя способности к магии.

Тёплый и пушистый кот, тёплая и пушистая Трикси, мягкий диван и кольцо, убирающее головную боль. Всё было бы хорошо. Если бы не эти чёрные конверты, которые падали сверху. Если бы не луна, заслоняющее солнце. Если бы не небо странного цвета. И если бы не Дискорд, который всё-таки захватил Селестию. Иного объяснения тому, что происходило, не было.

Конверты падали сверху, как будто потолков не существовало. Они просто возникали сверху и падали. Нигде нельзя было от них спастись.

Трикси перехватила копытами чёрный прямоугольник в воздухе. Сначала она примеривалась копытами к неподатливому язычку, но потом не выдержала и разорвала конверт зубами. Рогом-то она его открыть не могла. Трикси пробежала глазами несколько строчек. Чтобы она там не прочитала, это произвело на неё тяжёлое впечатление. Она отвернулась и протянула бумагу Луне:

— Кажется, это твоё. Мне не стоило это читать.

Луна недоумённо посмотрела на свою подругу. Та коротко пояснила:

— Твой почерк. Его ни с чем не перепутать.

Луна пробежала глазами письмо и закрыла глаза, тяжело вздохнув. В брюхе скрутился тугой, тёплый комок неприятных предчувствий. Больше всего на свете она теперь хотела забыть это письмо. И всё, что с ним связано. Сделать вид, что им померещилось. Двинуться дальше, будто этой части её жизни не существует. Но разве она имела право?

Луна отдала письмо Трикси и, волнуясь, сказала:

— Нет, ты должна его прочитать. Ты имеешь право знать. А я не имею право утаивать это от тебя.

Трикси расправила копытами бумагу, и начала читать вслух:

«Дорогая принцесса Селестия,

Мы ценим твои попытки им помочь. Нет, правда, ценим. Хоть наша должность и не предполагает этого. Но ни долгие разговоры, ни дрессура, ни даже электрошоковая терапия не помогают. Увы, для прогнивших обратной дороги нет. Вы были не правы. Вы были не права, сестра моя. Ничто не помогает тем, чьи души пропитаны извратом.

Тем не менее, ваш запасной план с выселением в вечнодикий лес ужасен. Даже с поправкой на то, что мы снабдим их всех необходимым. Нам нужно найти сравнительно малонаселённое место в Эквестрии и выгнать всех геев и лесбиянок туда. Да, возможно, переселив тех, кто уже там живёт. Вечнодикий лес – простое и быстрое решение, а вы, сестра моя, стали слишком склонны к простым и быстрым решениям.

Ведь мы обе понимаем, что в Вечнодиком лесу выживут немногие. И подумай о родственниках. Не все готовы расстаться с частью семьи, даже если она такая. Но ещё меньше готовы обречь их на смерть. Даже необходимый минимум будет воспринят не так радостно, как нам хотелось бы. Не все понимают, что несущим раздор не место в Эквестрии.

Да, их надо выгнать. Но надо выгнать туда, где они выживут. Всё-таки я верю, что без контакта с остальными они не смогут разнести своё дурное влияние и есть шанс, что несущие раздор своим развратом вымрут за одно-два поколение. Мы знаем, что вы нас не послушаете. Но наш совет – гоните тех, кто вам такое предлагает взашей в тот самый Вечнодикий лес, и не подпускайте их к Кантерлоту даже на бой огненного шара. Иначе пожалеете. Горько пожалеете. То, как к вам липнет всякое отребье не может остаться без последствий.

Принцесса ночи, канцлер чистоты нравов и противодействия раздору Луна.

Сожжено 19 февраля 86 года»

Трикси озадаченно посмотрела на Луну. Она не понимала. Она не хотела понимать. Луна вздохнула, опустила взгляд вниз и горько объяснила:

— Их тогда все ненавидели. Мы верили, что из-за таких как мы, возвращаются виндиго. В итоге мы с сестрой сошлись на том, что выселить всех «нетудашек» туда, где теперь Лас-Пегасус. Там раньше была пустыня.

Луна скривилась. Она верила тогда в то, что делала, но слово «нетудашки» невзлюбила сразу. Но оно хорошо показывало, как относились к таким, как Трикси в те времена в Эквестрии. Возможно, даже слишком хорошо.

— И как? Выселили? – бесстрастно спросила Трикси.

— Собирались. Потом мне стало не до того. – горько усмехнулась принцесса. — Не знаю, что там следующий канцлер делал.

Луна повернулась в сторону Трикси и тихо сказала:

— Трикси, я не знаю, что ещё всплывет из этих конвертов. Поэтому ты должна знать. Я делала ужасные вещи. И делала их, потому что считала это правильным. И это меня не оправдывает. Это делает всё хуже. Если ты после этого не захочешь иметь со мной никаких дел, я пойму.

Трикси ошарашенно посмотрела на Луну. Они всё ещё полусидели-полулежали вместе с котом на боку Луны. Только теперь они смотрели не в окно, а друг другу в глаза. Трикси спросила:

— Ты была канцлером, которая боролась с геями и лесбиянками?

— Да.

— Ты хотела выгнать их из Эквестрии?

— Да.

— Ты и правда думала, что они насквозь прогнившие?

— Как и все мы тогда. – ответила Луна. В этот момент она ненавидела себя за то, что просто не сказала «да».

Трикси опустила глаза и задумалась. Сердце Луны ухнуло куда-то вниз. Так страшно ей было только перед вторым превращением в Найтмер Мун. Она не была готова к приговору, который считала заслуженным. Но даже если Трикси не отвернётся, как Луне жить со счастьем, которое она считает незаслуженным?

Все страхи подкатили к самому горлу, когда Трикси вновь подняла глаза. Глядя прямо на Луну, она сказала ей:

— Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное.

— Да? – ответила Луна, и голос её едва-едва не дрогнул.

Трикси вдохнула и выпалила:

— Я украла кота!

Марциус, чёрно-белый кот, как раз закрывал собой кьютимарку Луны. Когда он повернул голову, это выглядело так, будто кьютимарка принцессы ночи ожила. В изумрудных глазах плескалось недовольство. «Чего вы дёргаетесь, нормально же лежали». Луна повернула голову в сторону кота. Тот своим нехитрым умишком пытался прикинуть, есть ли смысл лежать тут дальше. В конце концов, удобство лошади в качестве подушки и количество корма ею насыпаемого – разные вещи. И учитываться должны отдельно. Всякому уважающему себя коту эта истина известна.

— Марциус? – спросила Луна, обращаясь прямо к Трикси.

— Он не Марциус, он Люциус. Люциус. – процедила сквозь зубы Трикси. – Ты тогда хотела чего-нибудь пушистого. Когда я его увидела, я просто не смогла удержаться. Ты просто посмотри, как хорошо вы смотритесь вместе.

Трикси вытянула копыто в сторону кота. Кот самодовольно оглядел парочку, как бы говоря, «да, я хорош, а вы чего добились в этой жизни?».

— Ты украла кота, чтобы подарить его мне? – спросила Луна.

— Да. Я ради тебя на преступление пошла. Ты думаешь, я теперь от тебя так просто отвернусь? – заявила Великая и могучая Трикси. – У меня тоже, знаешь ли, есть прошлое.

Луна рванулась навстречу Трикси и заключила её в объятия. Марциус-Люциус решил, что с него хватит лишних движений, спрыгнул на пол и потопал по своим кошачьим делам.

— Я люблю тебя. – прошептала Луна на ухо Трикси, прижимаясь к ней сильнее и сильнее. – Я люблю тебя, Трикси. Но кота придётся вернуть.

Трикси поникла и проворчала «зануда».