Яд, что течёт в нас
Часть I. Дух свободы
Прошло минут десять (хотя ей казалось, что она лежит уже недели), с тех пор как она перестала ясно ориентироваться в пространстве. Верх слился с низом, мысли путались и болтали всякое. Мягкая кровать под ней потеряла форму и грозилась поглотить её в себе, как зыбучие пески. Она видела слегка расплывшуюся картинку перед собой, далёкий отголосок реальности, которую её глазам удалось выловить. И даже так, это был набор цветов, теней и блеклых очертаний. Пространные блики искусственного света, оставленные настольной лампой, размазанные по холсту окружающей действительности. Разум отказывался воспринимать мир вокруг таким, какой он есть. Он был слаб.
Твайлайт была слаба. Тело принцессы дрожало и обильно потело под толстым мягким одеялом, лицо будто окунули в холодный бассейн и сразу загнали в парилку. Она всё ещё старалась хвататься за реальность, не позволяя себе ни на миг забыться, упасть в небытие больного сна. Твайлайт отказывалась сдаваться и выбор этот, как она чувствовала, был чисто инстинктивный, основанный лишь на глубоко запрятанным в ней стержне – той внутренней силе, что всегда помогала ей идти вперёд и принимать решения. Чувство ответственности и долга держало её на тонкой границе между двумя состояниями. И там, в объективной реальности, пусть даже мир вокруг потерял свой привычный смысл, а окружающие предметы утратили названия, она ясно ощущала, как кто-то держит её за копыто. От его прикосновения ей было будто бы тепло. Неизвестно, что могло случиться, если там бы никого не было. Твайлайт боялась, что тогда никакого сопротивления бы и не было.
— У этого молока срок годности истекает через неделю — сказала Твайлайт, доставая из холодильника пачку молока и бросая её рядом, на пол. – Выбросим. И эти фрукты тоже. Мне не нравится, как они выглядят.
— Я схожу и куплю новых, — проговорил Шайнинг Армор, не отвлекаясь от рамки с фотографией, стоявшей на кофейном столике. На фото были запечатлены они оба: брат и сестра, проводящие время в каком-то парке развлечений.
Твайлайт левитировала к себе мусорное ведро и сгребла в него всё, что лежало в холодильнике.
Утренний туман, простынёй накрывший Кантерлот, превратил улицу за окном в довольно унылую аллею, по которой лишь изредка, словно заблудшие призраки, проходили редкие пони. Внутри дома всё было также тоскливо и безрадостно. Серые стены давали яркие блики от серебристого света из окна, отчего в комнатах было хотя бы не темно, пусть расставленные по ним предметы и отбрасывали чёрные жёсткие тени.
Брат и сестра рассматривали кухню, параллельно определяя, чего здесь не хватает. Посередине комнаты стоял небольшой стол круглой формы и из тёмного дерева. По бокам стояли подходящие ему по цвету комоды, раковина из стали.
— Я давно говорила, стоит нанять сиделку, — сказала Твайлайт, просматривая пустые шкафчики.
— Ты же в курсе, ей не нравится, когда какой-то посторонний пони ходит по дому. К тому же, соседский мальчишка постоянно заглядывает и присматривает за ней.
— Я не знаю, что за соседский мальчишка, в этом и проблема. Будь здесь сиделка, она бы рассказывала нам обо всём, что происходит, мы были бы осведомлены.
— Ей куда больше нравится наша компания.
— Что ж, печальный факт в том, что эта компания далеко не всегда имеет достаточно свободного времени, чтобы заходить сюда.
— Ты часто бываешь в Кантерлоте.
Твайлайт посмотрела на брата с таким взглядом, будто он её только что оскорбил.
— По королевским обязанностям, да. А после сразу же на поезд, обратно в Понивилль, или ещё куда-нибудь. То, что я хочу сказать…
— Прости, я не хотел тебя обидеть.
— То, что я хочу сказать, это то, что я не занимаюсь туризмом, Шайнинг. И не совершаю поездки по всей Эквестрии, или сижу днями напролёт за бумагами, потому что мне больше нечего делать. Это не хобби.
Шайнинг выдержал паузу, прежде чем ответить.
— Я не хотел тебя обидеть, — сказал он.
Твайлайт выдохнула, устало села на стул, понимающе кивнула. Она мельком бросила взгляд в сторону открытой двери, ведущей в гостиную. Массивное кресло, стоявшее посередине комнаты, было развёрнуто спиной к принцессе и направлено к широкому окну с задёрнутыми прозрачными занавесками. По копыту на ручке кресла можно было понять, что в нём кто-то сидел, не шевелясь. Твайлайт отвернулась и отстранённо уставилась на стол.
— Надо будет его помыть, — сказала она, постучав по столу. – Всё везде отмыть. Так, чтобы было видно отражения.
— Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Шайнинг.
— Нормально. Вполне обычно, но сейчас не об этом.
— Ты так и не обмолвилась ни словом с той минуты, как мы сюда пришли. Только об уборке говоришь и всё.
— Есть какие-то другие темы для обсуждения? – Твайлайт подняла глаза на брата. – Настолько же насущные темы.
— Есть. Твайлайт, мы все очень переживали, когда узнали о том, как ты заболела. Все! Я, Кэйденс, Фларри…
— Теперь уже всё в порядке. Я справилась, я выздоровела. Теперь всё снова хорошо.
— Нет, не хорошо. Нет абсолютно ничего хорошего в том, что случилось. Это всё результат твоего перенапряжения на работе.
— О, брось. О чём ты вообще говоришь? Ты не знаешь, о чём ты говоришь.
— Я узнавал. Ты берёшь на себя слишком много. Иногда даже больше, чем Селестия или Луна. За раз! Неужели так сложно просто отдать часть работы кому-нибудь другому? Тому, кто — я не знаю – на самом деле, должен выполнять подобную работу? Получать за это заработную плату.
— Я не буду обсуждать с тобой мою работу. Ты не знаешь, чем я занимаюсь, ты не имеешь ни малейшего понятия о том, как много всего важного от меня зависит.
— Ты уничтожаешь себе здоровье. Какого… проклятье, Твайлайт, ты только недавно пришла в себя, наконец оклемалась, мы с Кэйденс рады, и одна из первых новостей, что мы слышим, не о том, как ты отдыхаешь с семьёй…
— Это моё личное дело.
— Не о том, как ты берёшь отпуск, чтобы расслабиться где-нибудь на берегу.
— Серьёзно, почему мы это вообще обсуждаем?
— Но…
— Правда.
— О том, как ты берёшь шефство сразу над несколькими саммитами, над подготовкой реформы образования…
— Это всё важные вещи.
— И о том, как Твайлайт Спаркл, одна из принцесс Эквестрии, ответственная за благополучие и дружбу всей страны и недавно перенёсшая тяжёлую болезнь, которая вывела её из строя почти на целую неделю…
— Шайнинг.
— Займётся проектом по преобразованию городского парка в Понивилле, потому что она одна из того микроскопического числа пони во всей стране, кому важно, чтобы плитка на мостовой была идеального оттенка серого!
Твайлайт подождала пару мгновений, перед тем как ответить. Этим она дала Шайнингу возможность отдышаться.
— Он называется «пепельный», — сказала она.
— Ты меня не слышишь. Всё, что я сказал, пролетело абсолютно мимо тебя.
— Мне нужно было привести вещи в норму, статус которой они потеряли за время моего отсутствия. И да… ладно! Возможно, я увлеклась, но это было важно.
— Идеальный оттенок серого.
— Пони будут видеть его каждый день, проходить мимо, ступать копытами по нему. Моя вина, что я хотела сделать для них всё как можно лучше.
— Ты посадишь своё здоровье, и никому от этого уж точно не будет лучше. Ты будешь прямо как мама.
Твайлайт подавила в себе желание тут же возразить и вместо этого машинально отвела взгляд в сторону массивного кресла посреди гостиной. Отсюда оно представляло собой тёмный силуэт на фоне серебристо высвеченного окна, словно монолитное напоминание о чём-то. Проглотив все свои раздражительные возгласы, направленные к Шайнинг Армору, Твайлайт смиренно отвернулась и посмотрела на брата.
— Я постараюсь в ближайшее время брать на себя меньше работы, — проговорила она. – Доволен?
— Как никогда.
— Извини.
— Да ничего, — Шайнинг тяжело покачал головой и обратил внимание на приготовленные пакеты. – Я схожу за продуктами, и выброшу всё то, что ты сюда сгребла. Посидишь с ней немного?
— Да, разумеется.
Голубое свечение овеяло рог Шайнинга и чёрные пакеты, собранные Твайлайт. Прошла пара мгновений, послышался стук закрывания двери. Аликорн посидела на своём месте ещё немного, задумавшись над обещанием, которое дала брату. Она метнула взгляд в сторону кресла в гостиной. Вышла из-за стола и направилась к нему, пока оно в её глазах становилось всё ближе и больше. Копыто на ручке кресла не дрогнуло, когда цокот копыт Твайлайт начал становится всё чётче и яснее.
Она обошла кресло и села на пуфик, напротив. Её мать неподвижно сидела перед ней, устало откинувшись на спинку кресла, и с грустью смотрела на прозрачные занавески. Твайлайт не могла представить, о чём она сейчас думала, но она подозревала, что ей незачем знать.
— Прошло много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз, мам, — призналась Твайлайт, пускай в этом и не было её вины. – Я прошу прощения за это. Учитывая всю эту пыль, и продукты, и… ох, даже не знаю. Прости.
Мать медленно – казалось, она это делает лениво — перевела на неё взгляд. Её брови нахмурились, придав лицу строгое выражение.
— Я постараюсь, — Твайлайт сбилась и пыталась подобрать слова, — сократить тот промежуток между этой нашей встречей и следующей.
Брови её матери нахмурились сильнее.
— Чем ты недовольна? – и едва задала этот вопрос вслух, Твайлайт догадалась, какой на него ответ. – Ты слышала нашу перепалку с Шайнингом, так? О, не стоит из-за этого переживать, правда. Я немножко переболела, теперь всё в порядке.
Такой ответ её мать не устроил, судя по сохранившемуся укору в глазах.
— Я уже сказала, что постараюсь брать на себя меньше, ладно? Теперь хватит на меня так смотреть.
Её мама выполнила эту просьбу и теперь её лицо вновь стало чем-то опечаленным, но всё ещё смотрящим в Твайлайт.
— Я знаю, о чём ты думаешь, — продолжала аликорн. – Полагаешь, что я не сдержу обещание, что всё равно позволю своему чувству долга взять надо мной верх. Но я правда намерена держать это слово. Потому что над этим вопросом я думаю уже давно, какое-то время. С самого дня, когда ясность ума вернулась ко мне после болезни. Никогда… никогда до этого так не болела. Я лежала на своей кровати, вся вспотевшая, в лихорадке. И я всегда считала, что наш разум – одна из главнейших вещей, что у нас есть. Наша сила, наше достоинство, наш прямой путь к тому, чтобы делать мир вокруг себя лучше тем или иным образом. И вот я лежу на кровати, и мысли путаются в моей голове, беспощадно. В одну секунду я думала, что вот и всё, а в другую размышляла что-то о макаронах, грозящих захватить Эквестрию. И хаос, хаос, полный хаос… в моей голове.
Твайлайт осознала, что уже какое-то время смотрит куда-то вниз, на ковёр гостиной. Она подняла глаза на мать, но та лишь смиренно слушала и её лицо говорило «продолжай». И Твайлайт продолжила.
— Знаешь, жизнь в Понивилле уже не та, что раньше, с тех пор как все разъехались. Рэйнбоу Дэш и Флаттершай живут в Клаудсдейле, Рэрити здесь, в Кантерлоте, а Пинки… кто знает, где сейчас может быть Пинки. Единственное, что до меня доходит – лишь эхо тех вечеринок, что она устраивает по всей Эквестрии. Она так и не остепенилась, видимо.
И Твайлайт вновь обнаружила себя смотрящей в пол. Она задумчиво хмыкнула и повернула голову к задёрнутыми занавесками окну. Через них ей удалось разглядеть разве что пустую, залитую туманом улицу.
— И я запустила Старлинк. Собственную дочь. Опять же, из-за работы. Она часто меня не слушается, приходит домой гораздо позже того времени, когда у неё заканчиваются уроки. А когда приходит, мы не разговариваем. Это ещё одна причина, почему я хочу сдержать своё обещание. Пока я болела, пока… лежала в своей кровати, беспомощная, одна мысль повторялась раз за разом и этим отпечаталась во мне и после выздоровления: Старлинк, моя дочь. Эта мысль и чувство… это стойкое чувство того, что времени нам дано совсем немного. Я должна разобраться со своими делами, я чувствую, что должна это сделать. Потому что даже если не время, даже если не старость, несвойственная аликорнам, то одна, всего одна болезнь… и мир вокруг меня сдует ветер, а я останусь падать в беспроглядную черноту, информации о которой нельзя найти в книгах. Все эти мысли пришли ко мне, когда я вновь обрела ясность своего разума. И осознание… мне надо многое успеть, и я хочу наладить контакт со Старлинк. Не знаю, насколько это будет сложно, и насколько уже разрушен мост между нами, но я хочу это сделать. Это то, что мне нужно. Для этого, я чувствую, мне нужно приложить силы, усилить хватку своей… реальности.
Твайлайт перевела свой взгляд и встретилась им со взглядом матери. Она тут же прочла всё и почувствовала, как глубоко внутри рада оказаться вновь здесь, в родном доме, напротив кобылки, взрастившей её. Любившей её, как ничто другое.
Она заметила, как задрожало копыто матери, когда та с трудом подняла его с ручки кресла и протянула к ней. Твайлайт пробрало сомнение, но на смену ему тут же пришло нечто другое. И Твайлайт осторожно протянула копыто в ответ, дотронувшись до копыта матери. Они держали так друг друга какое-то время, на что обеим потребовались силы.
Группа из нескольких пони свободно пробиралась через узенькие переулочки разросшегося Понивилля. Грязь на земле беспомощно прогибалась под весом копыт, оставляя за ними перемолотую массу из земли и ошмёток мусора. Некоторые стены были изрисованы и исписаны всяким. По пути они то и дело проходили мимо довольно подозрительных, косо провожающих их взглядом, личностей.
Группа состояла из четырёх пони: белый пегас, шедший впереди всех, был в чёрной куртке, с аккуратно приглаженной красивой причёской; бледно-розовая единорожка, чья грива была распущена и взлохмачена, чем косвенно вызывала мысли о стихии, вроде ветра или урагана; серый земной пони очень грузной комплекции. Четвёртым участником группы была идущая позади всех пегаска, одетая в тёмную куртку с натянутым на голову серым капюшоном. Её крылья цвета саванна прижимались к телу; вечером на улице бывало довольно холодно.
Они прошли ещё несколько переулков и оказались напротив массивно выглядевшей железной двери, на которой расписалось уже столько пони, что почти ничего нельзя было разобрать.
— Вот и пришли, — сказал пегас, стоявший впереди всех. – Дух свободы, господа… ждёт нас. Прямо за этой дверью.
Он смело распахнул дверь и повёл всех внутрь; дверь за ними закрылась сама по себе. Тут же всё вокруг охватила непроглядная тьма, едва-едва отгоняемая слабыми лучиками света из трещин в стене. Пони пошли дальше, ведомые своим лидером, который двигался во всей этой темени на удивление свободно. Остальные тоже не отставали. Странное – по меркам всей группы – поведение было заметно разве что у пегаски в капюшоне. Она на мгновение остановилась на месте, попробовав свыкнуться к почти полному ослеплению; её крылья прижались к телу ещё сильнее, пусть ветер, проносящийся по узким проходам между зданиями Понивилля, и остался снаружи. Не желая отставать от других, она пошла дальше почти наощупь.
— Осторожно, — задорно донёсся голос пегаса. – Тут ступеньки.
Она с испугом почувствовала, как переднее копыто уходит вниз, в пустоту. И испытала облегчение, когда оно приземлилось на прочный холодный камень. Повторив такое ещё несколько раз, она уткнулась в чей-то массивный зад. Группа остановилась.
Вспышка яркого света ударила по глазам, заставив всех, кроме пегаса во главе, отвернуться и зажмуриться. Когда боль ушла, все подняли взгляд наверх и увидели, как большой – ещё больше, чем их грузный друг – земной пони, чьё лицо освещала небольшая свисающая с потолка на проводке лампочка, смотрит на них. Его взгляд был таким тяжёлым, что единорожка и земной пони из их группы отвели свой в сторону, поникнув головой вниз. Пегаска же не шевельнулась, осторожно смотря перед собой, на вставшего преградившего им дорогу силача. Надетый на ней капюшон и тень от него полностью закрывали её мордочку, оставив лишь маленький кончик носика на тусклом свету. Пегас при виде огромного пони лишь ехидно ухмыльнулся.
— Стоун Брейкер, — сказал он, не спуская с лица ухмылку. – Значит, сегодня ты на входе. Всегда рад тебя здесь видеть. Остальные, кого они набирают для этой работы… ты их видел, ты знаешь, почему я о них не высокого мнения.
— Вайт Снейкрут. С этой смазливой ухмылкой, как всегда, — сказал земной пони и посмотрел на других пони. – И мисс Розари Пиа, ты чертовка. И Кастор Бин. всё меряешься силами с ребятами из городских банд?
Он недружелюбно улыбался, обращаясь к ним. А когда очередь дошла до пегаски, улыбка сошла с его лица.
— А ты кто? – спросил он. – Тебя я раньше здесь не видел.
— О, она с нами, — сказал Вайт, делая шаг перед земным пони. – Теперь, если ты извинишь нас… у нас есть дела, которыми стоит заняться. И низменные искушения, которые стоит удовлетворить. Ну разве я не прав, ребята?
Он повернулся к остальным и те немедленно поддержали его слова. Разве что возглас пегаски прозвучал чуть тише и неуверенней.
— Так что, — Вайт вновь обратился к земному пони. – Позволишь нам войти?
Стоун Брейкер громко хмыкнул; отошёл в сторону, и все сразу смогли увидеть железную дверь, похожую на ту, что была на улице, только гораздо чище. Земной пони приложил к двери копыто и сильно надавил, отчего та поддалась и открылась с громким неприятным скрежетом.
— Проходите, — басом сказал пони.
Вайт театрально обернулся к своей группе и жестом позвал их следовать за собой. Один за одним пони входили в дверь: сперва Вайт, затем единорожка, Розари Пиа, за ней земной пони, Кастор Бин. Шедшая позади них пегаска почти пересекла порог, когда массивная гора мышц, представлявшаяся Стоун Брейкером, встала перед ней, загородив весь путь.
— Не ты, — прозвучал его угрожающий голос. – Их я знаю. Тебя нет. Так что ступай отсюда по-хорошему.
Однако, пегаска не отошла, но резко подняла голову на преградившего путь привратника. Крошечные блики от сияющей лампочки блестели из-под капюшона в глазах решительно настроенной кобылки. Хотя пол-лица при этом всё ещё оставалось в тени.
— Лучше отойди, — сказала она.
— Ты мне?
— Только ты здесь своей тушей загородил мне проход.
Земному пони такие слова явно не понравились, его лицо скривилось, тело выпрямилось, становясь ещё немного выше. Вайт, тем временем, обернулся на всё это.
— Эй, эй, приятель! Расслабься, — сказал он, протискиваясь через Стоун Брейкера и становясь между ним и пегаской. – Она со мной, я ведь сказал тебе.
— Я не знаю, кто она такая.
— Ну, ты точно знаешь, кто я такой, приятель. Неужели никакого послабления для старого знакомого… самого известного гостя всего заведения?
— Если хочешь, можешь обговорить это с хозяином. Уверен, он будет несравненно рад, если ты к нему заглянешь. Но я одолжений не делаю.
— О да, он будет рад про-осто несоизмеримо, — сам себе сказал Вайт и снова обратился к Стоун Брейкеру. – Стоун, можно тебя на секундочку.
Он жестом попросил его наклониться поближе, а другим жестом приказал пегаске отойти подальше. Когда массивная голова Стоун Брейкера оказалась близко к Вайту (и, сравнивая их, была почти как две его собственные головы), тот продолжил, не торопясь.
— Есть кое-что, о чём тебе стоит знать, — говорил он. – Эта девчонка, — он указал копытом на пегаску, которая оперлась на стену, — далеко не самая обычная гостья. Совсем не из тех, что сюда обычно заглядывают.
— Да неужели? – равнодушно спросил Стоун Брейкер.
— Дослушай. Вот эта девчонка, — он продолжал указывать на неё взглядом, но копыто его вернулось на пол, — глазом может не моргнуть, при этом отправить всех нас на Луну. Или… или чего похуже. Знаешь, что я о ней слышал? М?
— О чём вы там шепчетесь? – донёсся голос бледно-розовой единорожки за дверью.
— Не твоего ума дело, Розари! – повысил на неё голос Вайт и вернулся к спокойному разговору со Стоун Брейкером. – Что она дочь какого-то влиятельного парня. Из дворца. Система легко прогибается под неё, проклятье, да она, в каком-то роде, и есть система, если мы берём локальный взгляд. Однажды… как я слышал, она отгрызла какому-то чуваку ухо, на глазах у нескольких свидетелей. Знаешь, что было потом? Ничего. Дело замяли, свидетели о себе не заявили, а парень… ну, отгрызенное ухо с тех пор стало меньшей из его проблем, учитывая, что он не сразу понял, с кем имеет дело.
— Ни о чём подобном никогда не слышал.
— В этом… и суть. Въезжаешь? Значит, система работает и работает как надо.
— Вайт, если это какая-то шутка, то должен предупредить: у меня нет чувства юмора. Совсем. Это не сработает.
— Ты не дослушал. Помимо того, что эта особа может смести всех нас под ковёр, стоит только её воле захотеть подобного, она также и та, кто может… озолотить всех нас. Скажем, тебя и меня. Это и есть мои дела, и если ты только дашь мне шанс, то – кто знает? – возможно, твой хозяин и вправду будет рад видеть меня при следующей встрече.
Стоун скептически всмотрелся в мордашку Вайта; потом поглядел тем же взглядом на неподалёку стоявшую пегаску. Поразмыслив ещё немного, он громко хмыкнул, встал и выпрямился; отошёл от двери, освобождая путь внутрь.
— Не наделай глупостей, — произнёс он. – Или я сделаю с тобой, и с твоей пассией, что-то нехорошее.
— О, Стоун, ты же меня знаешь, — ехидно ответил Вайт и жестом поторопил пегаску пройти в дверь.
— Отнесись к этому предупреждению серьёзно, Вайт. Потому что я не шучу.
На мгновение, ехидная ухмылка пропала с лица Вайта и он поспешил пройти мимо грозного Стоун Брейкера и присоединиться к остальным. Единорожка, Розари Пиа, раздражённо выдохнула, что-то пробубнила, и вместе с Кастором нетерпеливо пошла дальше по коридору, пока Вайт и пегаска шли следом.
— Я слышала, о чём вы болтали, — тихо сказала пегаска, подойдя поближе к Вайту.
— Да? И как история?
– Что это за «дела», которые связаны с тем, как я тебя «озолочу»? Ты как-то не упоминал до этого ни о чём подобном.
— Надо было пропустить тебя внутрь. История про отгрызенное ухо его не впечатлила, а вот перспектива профита и вся твоя предыстория, вполне способна была, знаешь… растопить лёд в его сердце. И дать пройти такой кокетке.
— Ох, замолчи ты, — фыркнула пегаска. – Кстати, как раз насчёт того отгрызенного уха… что это был за бред?
— Ну, сложись так обстоятельства… ты бы отгрызла?
Она резко встала на месте, чтобы переварить вопрос. Это не заняло много времени.
— А вот да, между прочим.
— Ну, вот видишь, — сказал Вайт, уходя вперёд. – Всему, так или иначе, нужна хорошая презентация.
Скептически обдумав его слова, пегаска пошла дальше за группой.
Они прошли ещё немного дальше по тёмному, освещённому лишь размещённой на стене неоновой трубкой, излучающей приглушённый пурпурный свет. Пройдя ещё немного, до ушек пегаски стала доноситься тяжёлая музыка, напоминавшая совмещение истошных криков и лязга металла. Наконец, перед группой показалась широкая деревянная дверь; источник музыки, а также прочих, добавившихся по мере продвижения группы к двери, звуков, очевидно, находился за ней. Театральным движением, развязно, Вайт раскрыл двери.
От ярких красок и люминесцентных ламп пегаске поначалу захотелось прикрыть глаза, а музыка подземки влетела в раскрытый дверной проём бушующей волной, обволакивая группу с копыт до головы. Наконец, справившись с первым впечатлением и придя в себя, пегаска обнаружила, что остальные уже зашли внутрь, и поспешила последовать за ними.
Внутри раскинулся большой клубный зал, заполненный отрывающимися пони с сомнительным внешним видом. В центре зала упала самодельная сцена, на которой выступала какая-то группа музыкантов; солист группы злобно орал на микрофон и, очевидно, приковывал к себе большинство взглядов фанатов и просто завсегдатаев клуба. У стены, в углу, стоял большой хорошо освещённый бар, у которого также собрались несколько пони: заказывали выпивку, закуски; лежали в отключке. По другую сторону были столы и лоджии, за которыми посетители проводили время, если не танцевали в общей массе. Все стены были обклеены изодранными постерами и изрисованы каракулями.
Пегаска, пока осматривала всё вокруг, заметила на себе несколько взглядов в толпе. Они показались ей не очень дружелюбными. Никто здесь не выглядел дружелюбным; само место своей агрессивной атмосферой вообще не настраивало на дружелюбный лад. Пегаска уже сделала осторожный шаг назад, как до неё резко кто-то дотронулся, положив тяжёлое копыто на спину.
— Не стой здесь столбом, ты выглядишь глупо, — это был Вайт. Пегаска выдохнула и позволила Вайту повести себя к столику, за которым уже сидели остальные. – Пони здесь не очень любят глупых, знаешь. Не то чтобы тут был какой-то клуб интеллектуалов, просто мало того, что ты выглядишь глупо, ты ещё смотришься беззащитно, одна, такая маленькая.
— Я не маленькая, — раздражённо сказала пегаска, присаживаясь за стол.
— Смотря, с кем сравнивать, — Вайт остался стоять. Он поднял крыльями стопку виски со стола и тут же осушил её, после со стуком вернув на стол. – А-ах! Ну, вот мы и здесь! Это была долгая неделя, господа! Мы бессмысленно влачили своё существование, по банальной инерции плыли сквозь унылое бытие, ведомые лишь ложными идеалами, как хорошая работа, счастливая семья, статус в социуме… В’ах! От одного произнесения этих слов мне тошно. Но! Но теперь… теперь мы снова здесь. Сегодня особенный день и мы будем делать то, для чего на самом деле создала нас матушка-природа. Удовлетворять свои потребности и отжигать! Наслаждаемся, ребята! Carpe Diem!
Единорожка и земной пони торжественно поддержали его речь и осушили свои стопки виски. Пегаска, однако, воздержалась от своей.
— А ты почему не пьёшь? – спросил Вайт, подойдя ближе, занеся голову повыше.
— Не хочу.
Лицо Вайта украсила ехидная ухмылка. Как и все здесь, недружелюбная.
— Как вам будет угодно, — он вернулся на своё место у середины стола и вновь обратился ко всей группе, уже менее демонстративно. – Как я и сказал… сегодня особенный день. Но знаете, что делает этот день по-настоящему особенным даже среди прочих особенных времён? Это наша сегодняшняя гостья. Новая нить нашей организации, нашей группы. И, о, Селестия, насколько же особенная это гостья. Не хочешь рассказать нам об этом, Старлинк?
Пегаска удивлённо подняла глаза на Вайта. Тот поправил свою идеально ухоженную причёску и одарил её взглядом, сообщающим о том, что от неё ожидается. Она посмотрела на двух остальных участников группы, но те выглядели так, будто им уже просто хочется закончить эту «официальную» часть.
— Так что? Ты не хочешь, — медленно проговорил Вайт, снова подойдя ближе, — рассказать нам, какая ты особенная? Давай, нам… нам интересно, правда.
— Ну, я, — неуверенно начала пегаска. – По правде говоря, я…
— Встань, — твёрдо сказал Вайт.
Могильное молчание повисло в воздухе; казалось, что музыка переместилась куда-то вдаль, на второй план. Пегаска замялась на какое-то время, но потом быстро выполнила приказ Вайта и поднялась со стула. Он указал ей на место, на котором только что стоял и произносил речь, и она медленно встала туда, а сам Вайт сел на её место. Крылья пегаски прижались плотнее к телу, и она вдруг почувствовала, что в словах Вайта всё же была доля правды. Она выглядела маленькой. Особенно в сравнении с ними.
— По правде говоря…
— Капюшон сними, — прервал её Вайт.
И она сняла. Осторожно она прикоснулась крыльями к ткани капюшона не аккуратно потянула вниз. Перед ними показалась очень юно выглядящая кобылка с чёрной, зачёсанной на бок чёлкой, почти полностью закрывавшей правый глаз, в свете неоновых ламп блиставшего цветом аметиста. Её маленький носик прекрасно дополнял общую картину невинно выглядящего подростка. И был одной из причин, почему она слегка покраснела, увидев на себе голодный взгляд Кастора.
— По правде говоря, — она продолжила, — не такая уж я и особенная. Не особенней, чем вы, ребята. Я просто… тоже люблю тусоваться во всяких клубах. Вот так вот.
— Но это ведь не всё, правда, Старлинк? – Вайт наклонился над столом, смотря на неё с замершим на лице предвкушением.
— Нет, — негромко ответила она. – Не всё.
— Расскажи самую лучшую часть.
Она ещё раз взглянула на лица двух других участников группы. Всё также никакого энтузиазма в их глазах не читалась. Старлинк решила с этим покончить.
— Моя мать – Твайлайт Спаркл, одна из трёх принцесс Эквестрии, носительница элемента гармонии и ответственная за связи и политику страны. Та самая принцесса дружбы, героиня Эквестрии, всезнающая наставница, мудрейшая правительница. Невероятный организатор и… Селестия знает, какой там титул ей приписывают ещё. Моё имя Старлинк, и я её дочь… ученица старшей школы. Это всё. Серьёзно.
Старлинк почувствовала, как растёт в ней раздражение, как поднимается вверх уголок её рта. Провалиться прямо сейчас под землю – было бы неплохой кульминацией её презентации самой себе, как ей на миг показалось. До её ушек донёсся звук стекла, неровно скользящего по деревянной поверхности стола.
Она опустила голову вниз. Вайт протащил копытом её не выпитую стопку виски и оставил прямо перед ней. На этот раз без раздумий, она подняла её со стола и резко осушила до дна, после аккуратно поставив на место. Вайт встал рядом и товарищески обнял кобылку, ярко при этом улыбаясь.
— Вот это, Стар, — сказал он, — вот это дух свободы. Привыкай к нему, пока ты с нами.