Fallout Equestria: Кругозор

Однажды в баре

Стояла духота. Естественная вентиляция проигрывала борьбу с количеством посетителей. От принудительной остались лишь воспоминания. Среди множества ароматов особенно выделялись пот, перегар и следы пороха.

Бармен, одноцветный темно-синий единорог, оторвался от протирания граненного стакана и окинул взглядом зал, как раз чтобы заметить уверенно трусящего к стойке жеребца-земнопони.

Новоприбывший был одет в поношенную кожанку с металлическими накладками, сильно потертую не спине, вероятно от боевого седла. Но сейчас из оружия у него был только револьвер в нагрудной кобуре, рядом с небольшим мешочком для денег.

— Здорово! Плесни-ко мне чего-нибудь, горло промочить. — выдал он без предисловий, хриплым, грубым голосом, со странным акцентом.

Бутылка яблочного виски, окутанная аурой бармена, наклонилась, наполняя только что протертый стакан. Жеребец кивнул, зажал его между передними копытами, поднес ко рту, разом опрокинул и поставил обратно. Пожевал губами, оценивая пойло.

— Еще!

С услужливой полуулыбкой бармен повторил. Посетитель довольно крякнул и вернул стакан.

— Издалека к нам в Эпплузу? — единорог не узнал ни жеребца, ни его акцента.

— Довольно таки. Из самого Ванхувера. — виски промочило ему горло и немного развязало язык.

Бармен присвистнул.

— Это же через всю Пустошь! По какому-нибудь делу?

— Нет. Наемник я. Нанялся в охрану поезда.

— С последним товарным составом, значит? Ну, за благополучное прибытие, понятно, и выпить не грех!

Земнопони молча кивнул и пододвинул стакан. Бутылка снова издала свое тихое “буль-буль-буль”.

— Я знаю, обычно охрана поезда меняется: кто на несколько станций нанимается, кто на пол-пути. Хотя за весь путь плата-то повыше, но и риск… — единорог сделал выжидательную паузу.

— Меня всегда считали немного “того”. — рассмеялся посетитель. — На самом деле, хотелось посмотреть самому как в остальных местах дела идут. Любопытство —— оно такое дело…

— Это верно. — поддержал бармен. — Но все таки… Дома ведь и стены помогают.

— Без быстрого револьвера и хорошего глазомера никакие стены не помогут. — усмехнулся посетитель и снова кивнул на стакан.

— Что-нибудь интересное по дороге попадалось? — продолжал разговор бармен, исполнив просьбу.

— Да, ну как интересное… Вот смотрю, порядка везде по разному. Там, у нас, Гильдия следит за этим. Всяких полоумных отстреливают или в кандалы. Здесь, у вас, Красный Глаз тоже вон старается. А по дороге…

— А много у вас народу-то?

— Немало. Часть конечно потомки тех, кто из Стойл. Но и с поверхности прилично пони уцелело в свое время.

— Но Ванхувер, я слышал, был мегаполисом, приоритетной целью!

— Тут вот какое дело, нам в школе-трехлетке нашей еще рассказывали: вроде как удар наносился с востока на запад. Мы на крайнем западе. Когда Мейнхеттен, Хуффингтон и другие уже поджарились, до нас только долетало. И вот, значит, военным и флотским вроде как хватило этих нескольких лишних минут, чтобы развернуть ПВО. А потом еще многие боеголовки не смогли найти цель и упали где попало, потому что сраные пегасы небо закрыли.

— Хоть какая-то от них польза. — услужливо кивнул бармен.

Земнопони по привычке посмотрел вверх, выискивая угрозу в невидимых сквозь потолок облаках. Спохватился, смущенно кашлянул, и собравшись с мыслями продолжил:

— Эх, скажу я тебе, ехать через Юникорн Рейндж — как через море плыть: станция-островок, а вокруг дикое поле. Несколько перестрелок было с рейдерами. Но у нас-то локомотив переделанный! Машина снята, толку от нее. А в получившимся отсеке тягловая команда, под защитой. Рейдеры, на счастье наше, вооружены достаточно херово. Кожух моторного отсека им нечем пробить. Мутантов на дороге почему-то мало, наверно шума не любят, ну да и хер с ними. Дикарей еще встречали, не всех Гильдия на товар переловила.

Бармен внимательно смотрел на собеседника, поигрывая ушами. Ремарка гостя о море привлекла его внимание.

— А вот интересно мне, — спросил он быстро, и как будто чтобы удержать собеседника, снова наливая виски — Ванхувер же на побережье, верно? Не как Мейнхеттен, в глубине залива, а на берегу океана?

— Ну, да.

— Как это, жить у по-настоящему большой воды?

Посетитель вновь стукнул донышком стакана о стойку и задумался.

— Нууу… Даже так сразу и не сообразишь, с чего начать… У нас влажно очень. Из-за этого даже легкий холод или небольшая духота, скажем, в комнате с отоплением, острее чувствуются. Дождей много. В основном чистых.

— Но ведь ветер все равно должен поднимать пыль с зараженной местности, а потом она смешивается с дождем.

— С моря часто дует сильный бриз, он отводит в сторону то, что надувает с материка. Еще соли у нас много, ну да это ты и так знаешь. Торгуем же. Кстати, дай-ка немного, закусить.

Бармен выложил на стойку серовато-белый матовый кубик на блюдце с выемкой. Земнопони с наслаждением его лизнул, прикрыв глаза от удовольствия.

— Эх, хорошо! У нас, знаешь-ли, еще рыбу солят. Пальчики оближешь! Только вывоз запрещен, ее не так много ловится.

— Так океан тоже чистый?!

— То ты может за Мэйнхеттен слыхал, но у нас довольно чистый. Старики говорят — океан большой, он что хочешь перемелет, даже зебриканскую дрянь.

Бармен уже даже не скрывал своего интереса. Он наклонился к стойке, глаза светились интересом.

— А вы сами, как это говорят, выходили в море?

Земнопони еще несколько раз лизнул кубик соли. Причмокнул.

— Да, доводилось. Жеребенком еще, когда дед жив был. Он в артели работал и взял меня как-то на баркасе, сети проверять.

— Баркасе? —— непонимающе уставился на него единорог.

— Лодка такая, с парусом. Пошли мы рано утром. Если рано-рано ветер еще в море дует. А потом меняется и тут уж мы и возвращаемся… Ну так, значит, утром это было. Сначала шли — над нами облака, как обычно. А потом, на горизонте, стала появляться такая, знаешь, синеватая полоса. Я тогда малый был, первый раз в море, не знал что это. А она все растет, растет! И вот уже облака с одной стороны, стеной, а дальше… как будто синее море, но только вверху, в небе. Я рот разинул. А дед усмехнулся и говорит: «То небо чистое. Такое как столетия назад оно было. Такое, как должно оно быть.» Никогда этого не забуду…

Бармен склонил голову, обдумывая услышанное, а потом вдруг встрепенулся от внезапной мысли.

— А Солнце? Вы видели Солнце?! — воскликнул он.

— Нет, тогда утро было, а мы на западе ведь. Солнце утром на востоке. Но по вечерам, когда дымки нету, видно как горизонт багряным полыхает. У нас говорят: «Селестия бока полощет». — посетитель рассмеялся. В следующее мгновение, однако, его смех оборвался.

Сквозь шум и гомон в зале и он, и бармен, и все остальные даже не услышали, а почувствовали чьи-то тяжелые, глухие шаги. Они зловеще вибрировали сквозь мебель, стены, заставляли посуду на столах и полках позвякивать, проходя противной дрожью сквозь тело наполняли душу беспокойством. Разговоры притихли, даже самые хмельные присмирели.

В глубине бара двери ВИП-зоны окутались бледно-зеленой аурой и распахнулись. Оттуда, в одиночестве, вышла огромная малахитовая кобыла. Неяркие светильники отблескивали на ее остро отточенном длинном роге и гладкой, идеально ухоженной шерсти. Роскошная грива развевалась сама по себе, тугой зеленой струей омывая мускулистую спину и сложенные крылья.

Ее лицо, прекрасное как портрет Принцессы, намертво приковывало бы взгляд, если бы пони не прятали его, не в силах взглянуть в страшные, неподвижные желтые глаза. Даже когда она презрительно усмехнулась, взглянув на притихших выпивох, глаза все равно оставались безучастными, как будто чужими на ее лице.

Она пошла через зал, к выходу, высоченная и широкая, но, несмотря на размеры, грациозная. При каждом шаге под кожей переливались мышцы, достойные зависти любого земнопони-культуриста.

Дверь бара открылась, пропуская величественное существо и закрылась следом.

Прошло не меньше минуты, прежде чем гомон в зале мало-помалу восстановился.

— Ч-что это было? — спросил шокированный наемник бармена, медленно поднимая прижатые в смятении уши.

— Эмиссар Единства. — все еще полушепотом ответил тот. — Отбирает подходящих единорогов-рабов, для Госпожи из Марипони.

— Но она ведь… аликорн?!

Бармен молча кивнул.

— Выходит не врут-то пони. — потрясенно покачал головой наемник. — А ты ее видел в деле? Хоть раз? А то я слыхал всякое…

— Самому лично не доводилось. Но слышал о группе работорговцев, которые решили ее слегка кинуть. Она тогда не пошла к начальнику города, а пошла прямо к ним в офис, на окраине. Одна. Там было около пол-сотни пони. Все с оружием, некоторые даже с енергомагическим. Она всех их убила. Не больше трех минут возилась.
А еще я слышал как она допрос ведет, от охранника, который при этом присутствовал. Он говорил, аликорница — телепат, может душу вывернуть наизнанку. Он поседел аж, так корчило тех, за кого она бралась. Беднягу потом куда-то перевели, наверное, давно его не встречал.

Земнопони молча пододвинул стакан. Единорог налил. Потом подумал, взял из-под стойки еще стакан, налил и себе. Некоторое время оба молчали.

— Ехал посмотреть как там за пределами нашего угла, а тут такое, оказывается… — вздохнул наемник. — Чего только не бывает на Пустоши!

Бармен внимательно посмотрел на него, а потом немного нерешительно спросил:

— А вы никогда не задумывались, что там, за ее пределами?

Земнопони поднял взгляд от кубика соли.

— Ну, тут думаю более-менее просто. Грифонов, что в горах гнездились, сам знаешь, пегасы нагнули преизрядно. Они и так все тут, кто уцелел. Полосатая сволочь — это потомки тех, кто уже был в Эквестрии к началу войны. Севернее нас собственно, хм, Морозный Север. Там ледяная пустыня. Я только жеребячьи сказки помню, что там когда-то было королевство, но оно куда-то исчезло еще в незапамятные времена. На юге — не помню что.

— На юге Дурноземье. Тоже пустыня, только жара вместо холода. Я читал, наша, светлейшей памяти, Солнечная Принцесса сражалась там с каким-то древним божеством, и все разнесла в процессе. Но не в этом дело.— ответил бармен, — Я однажды видел старую карту мира…

Земнопони задумался.

— А ведь верно! — воскликнул он. — За океаном же тоже земля должна быть!

— У вас там, на берегу, никогда не встречались пони, хм, не отсюда? Лодки в море? Корабли? — с надеждой спросил бармен.

— Нет, не слыхал о таком. А мэйнхеттенцы что сказывают? — наемник тоже заинтересовался, его уши встали торчком. —— Не встречали со своей стороны?

— С их стороны была Зебрика.— усмехнулся бармен.

Земнопони, немного смущенный масштабом разворачивающейся картины мира, почесал в затылке.

— Так-то оно так, но… — тут вдруг его осенило — Постой, постой! Жар-бомбы ведь только зебриканские бывают, верно? А у нас, у нас было чем им ответить? Или полосатые сейчас на солнышке гарцуют да посмеиваются?! — зло закончил он, уже захмелевший, повысив голос. Несколько посетителей скосили глаза и уши в его сторону.

— Наверняка было. — убежденно, с легким нажимом, ответил бармен. — Просто за семью печатями засекречено, наверное. Уверен, им всыпали по первое число.

— Да. Наверно, да. — утихомирился гость. Не стоит бузить в незнакомом баре. — Иначе за двести лет они бы уже приплыли нас добить.

Бармен еще раз наполнил его стакан, чтобы сгладить момент.

— Да уж. Вот экую ты хреновину-то затронул! Чем больше думаю — тем интереснее! — произнес наконец наемник, выпив и закусив солью. — Пегасы только над нами ведь облаков напустили. Значит над другими материками, выходит, небо-то есть… Вот бы доплыть… — он замолчал, явно вспоминая то чистое, жеребячье ощущение чуда, которое он испытал впервые увидев чистый синий небосклон.

— И зеленая трава… — прошептал бармен, вспомнив что-то свое, дорогое лично ему.

Вдруг, над большой сценой в стороне от стойки зажглись яркие фонари. Заиграло арканопианино. Пони, стоящие вверху, на колосниках, растащили пыльный тяжелый занавес. И на сцену, медленно и осторожно, вышла угольно-черная единорожка с бело-желто-красной гривой. Сидевшие за столиками сбоку смогли в ярком свете рассмотреть ее кьютимарку —— поющего соловья. Единорожка подошла к краю сцены и наконец одарила собравшихся вымученной улыбкой. Потом подхватила магией микрофон, кое-где еще блестевший хромом и… запела.

Ее голос, чистый и сильный, произвел на зал полный солдат, охранников, рабочих, головорезов и работорговцев действие сходное с тем, какое оказывает прохладный душ на земнопони, утомившегося жарким днем в поле.

— А это кто? — шепотом спросил наемник бармена.

— О, это наша новая певица! Вельвет Ремеди ее кажется зовут. Днем она доктору помогает, медсестрой. По вечерам у нас поет. Босс над ней прямо трясется.

Наемник смотрел на нее, подняв уши торчком, ловя каждую ноту чарующего пения.

— Немудрено! Какая красавица… — прошептал он.

Старая довоенная песня лилась под крышей душного бара. Вся разномастная толпа притихла, не хуже чем при виде аликорна.