Клятва

Глава I

Пинкамина плохо помнила, что происходило в её жизни после того, как она собственнокопытно убила своих лучших друзей. Отдельные картины, не имевшие смысла, возникали у неё в голове вперемешку с непонятными шумами и неразборчивыми голосами. Поминки Эпплджек на Яблочной ферме, чёрная лента на фотографии Рэйнбоу Дэш, письмо с размазанными чернилами от родителей Рарити, где в каждом слове было столько отчаяния, сколько Пинкамина не чувствовала и от трёх лет своего самобичевания. В письме этом родители Рарити просили убийцу своей дочери «держаться». Если бы они знали, если бы кто-то показал им… Но Древняя Магия надёжно скрыла следы страшных преступлений. 

Пинкамина помнила, что до того, как съесть это письмо, она держала его у себя семнадцать дней. Каждый день доставала из ящика, перечитывала и клала обратно. Но в один день вместо ящика она положила письмо себе в рот, и в этот момент новые мысли накрыли её с головой. Вся невыразимая скорбь родителей Рарити жгучей болью прошлась от глотки до желудка розовой пони, затем вернулась чуть повыше и застыла где-то в районе сердца. И так Пинкамина придумала себе своеобразное наказание. Все мысли, копящиеся в голове розовой пони, теперь выливались на бумагу и потом, будучи проглоченными, застывали ноющей болью в районе сердца. К тому же, никто теперь не найдет эти страшные откровения. А в ночь, когда было проглочено первое из них, Пинкамина заметила, что шерсть её стала блекнуть, а кудри на гриве сами собой выпрямляться. В ту ночь и умерла Пинки Пай, оставив после себя только пустую и сокрушающуюся оболочку – Пинкамину, каждую ночь пожирающую свои мысли до тошноты, слёзно молящуюся Древним Богам из ветхих манускриптов, чтобы те скрыли следы её страшных преступлений. 

Возможно, было бы лучше, если б тысячи, а, может быть, сотни тысяч лет назад кто-нибудь съел все эти манускрипты и книги, чтобы они не достались потомкам, и чтобы не было у этих потомков надежды о том, что есть сила, способная скрыть их грехи. 

А может и не виноват тот, кто сотни тысяч лет назад решил передать свои тайные знания в будущее. Может, виновато то, что сидит внутри каждой пони и просит её читать тайные книги, молить Древних Богов о всякой мерзости и низости? 

Чем больше времени проходило с тех ужасных дней, тем отчётливее становились голоса в голове Пинкамины, тем чернее казались безобразные тени на стенах её комнаты.

Розовая пони не помнила мотивов своих деяний. Не помнила, как её копыто заносилось над вчерашним лучшим другом, чтобы прервать его последний судорожный вздох, пропитанный смятением, болью и страхом. Будто кто-то неведомый, беспощадный, безумный, злой вселился в её тело и правил её действиями, усыпив на время душу и разум.

Только с сентября этого года настроение жителей Понивилля стало понемногу улучшаться. По крайней мере, Пинкамине казалось, что происходить это начало именно с сентября… Ведь как раз тогда ей наконец удалось нанять хоть каких-то работников в Сладкий Уголок. Двое бездомных единорогов-путешественников с меткой пекарей, волей судьбы лишенные дома и места работы, с превеликим удовольствием приняли приглашение единственной оставшейся в живых Принцессы Дружбы, Элемента Радости, истощавшей и печальной Пинкамины Дианы Пай. 

С приходом новых работников Сладкий Уголок был спасён. На прилавках вновь появилась свежая ароматная выпечка, а на кассу снова выстраивалась очередь, но обычно не больше трёх или четырёх пони. А эти единороги-пекари отлично знали своё дело, но все же для Пинкамины не было ничего вкуснее, чем память о пирогах и тортах, которые пекла когда-то сама миссис Кейк. 

Магазин закрывался в восемь вечера, и тогда начиналась уборка. Единороги убирались по очереди. Один из них, рыжий, с меткой в виде кекса, убирался по понедельникам, средам и пятницам. Второй же, серый, с меткой в виде надкусанного крекера, выполнял эту работу по вторникам, четвергам и субботам. О, как же Пинкамина ненавидела вторники, четверги и субботы из-за этого серого единорога… После окончания рабочего дня она не могла тотчас отправиться на покой в свою печальную комнату на втором этаже здания магазина. Обязанности директора велели ей посчитать выручку за каждый прошедший день. Конечно же, она уже пыталась уходить, как только серый единорог начинал уборку, надеясь посчитать всё завтра. Но это почему-то не выходило, будто какая-то неведомая сила держала её в дни дежурства этого надоедливого пони. Посчитать выручку за два дня мозгу бедной Пинкамины было невероятно сложно. Постоянно путались числа, наименования продукции, ещё чаще болела голова или ещё что-нибудь, и чёрные тени танцевали на стенах вокруг розовой пони, тянули к ней мерзкие когти, хихикали и шипели. Все это никак не позволяло закончить работу в каких-либо местах, кроме торгового зала, где как раз в это время и убирался болтливый серый единорог. 

В один из вторников Пинкамина сидела за прилавком, обыденно закутавшись в шаль и спрятав свое лицо за длинной гривой, и составляла список проданной продукции. Сорок пять шоколадных кексов по семь битов за каждый, двенадцать яблочных пирогов по пятнадцать битов за каждый, тридцать упаковок печенья, по пятнадцать штук печенья в каждой, по десять битов за одну упаковку. 

— Мисс Пай, скажите пожалуйста, а какие начинки для пирогов больше всего любили Принцессы Дружбы? — серый единорог старательно вымывал полы – ни один фантик, ни один комок грязи, ни одна пылинка не оставалась незамеченной. Пинкамину тошнило от этого зрелища, хотя надо бы радоваться тому, что в её магазине такие старательные работники. 

— Яблочные, — быстро ответила Пинкамина и получше закуталась в шаль. 

— Чисто яблочные? Я думал, Принцессы Дружбы любят более изысканные начинки! Например, фруктово-ягодные или… — тараторил серый единорог практически без остановки. 

— Пожалуйста, замолчи. Принцессы дружбы мертвы, — Пинкамина с силой оторвала взгляд от своих записей и заставила себя посмотреть на глупого серого единорога. — Если тебя так интересует жизнь Принцесс, то почему бы тебе не пойти в библиотеку и не почитать о них в книгах?

— Но как же я могу упустить шанс узнать всё из первых уст? — протараторил в ответ глупый серый единорог.

И Пинкамина неожиданно почувствовала режущую боль в районе сердца, как раз там, где собирались все её темные откровения, проглоченные вместе с бумагой. И тёмные тени окружили её, заплясали в бешеном хороводе, смеясь и крича.

— Замолчи! Замолчи! Замолчи! — завизжала Пинкамина так громко, как только могла в ответ глупому серому единорогу, стараясь перекричать хор мерзких теней, совсем не похожих ни на одно живое существо во всей Эквестрии. Розовая пони стукнула со всей силой копытом по прилавку, зазвенели монеты в кассовом аппарате, опрокинулась чернильница, и большая черная клякса поползла по записям. 

Пятьдесят четыре упаковки яблочных кексов, по пятнадцать штук в каждой, по десять пирогов за один бит. 

Глупый серый единорог замолчал, ведь он никогда не видел свою молчаливую и бесконечно печальную начальницу в такой ярости. 

— Мисс Пай! Мисс Пай? Что с вами? Вам плохо? Мисс Пай! — спустя какое-то время Пинкамина снова услышала противный голос своего работника, но не могла видеть его. Черный хоровод теней загораживал свет, и голоса их становились громче с каждой секундой, а неописуемо страшные и мерзкие силуэты их не были похожи ни на одно живое существо во всей Эквестрии. 

Пинкамина упала на пол замертво, в голове её утихли звуки, и тьма полностью поглотила её.