Fallout Equestria: Масштабы привлекательности

Суровая романтика

Все интимные подробности постарался описать анатомически правдоподобно, в применении к настоящим лошадиным. Чтобы читатель понял, что это все таки пони — фактически инопланетяне из другого мира, а не замаскированные люди!

[1] Хэдканон. У аликорнов Единства мышление очень милитаризовано. Поэтому она говорит, как рапорт пишет. Поэтому вместо иммунной системы — подсистема биологической самозащиты. Вместо желудка — устройство переработки и подачи питательных веществ. Вместо сердца — пламенный мотор главный насос кровеносной системы. :D

… В отчаянии он прижался к земле, изо всех сил сжимая челюсти, чтобы зубы не стучали, и застыл на месте, прикрыв лицо передними копытами. Мышцы готовы были лопнуть от перенапряжения, легкие едва не взорвались от резкой остановки.

Он прислушался. Где-то вдали раздавались приглушенные раскаты грома, капли дождя барабанили вокруг, почти заглушенные его собственным пульсом, часто и тяжело стучащим в висках. Наконец, он отважился посмотреть вокруг и обнаружил все те же потемневшие руины, кучки мусора то тут, то там и ни малейшего намека на движение.

Может быть, его темная шерсть хорошо скрыла его в тени? Может быть, если он будет неподвижен, оно потеряет его из виду? О Богини, как же ему хотелось отдохнуть после не прекращающегося уже некоторое время марафона!

Мелодичный и сильный кобылий смех разом разрушил все иллюзии, почти заставив его подскочить на месте.

— Твои попытки спрятаться на местности бесполезны. Сейчас почти ночь. Из-за дождя окружающая температура еще больше упала. Ты перенапрягся после бега. И очень хорошо виден в инфракрасном спектре.

Оно произносило слова жестко, своим слегка хрипловатым контральто, обычным для них, одновременно и пугающим и восхитительным.

— Не считая того, что мы можем видеть и в инфракрасном, и в большей части видимого спектра, одна твоя эмоциональная аура выдала бы тебя, даже за укрытием.

Он прыжком поднялся на все четыре копыта и собрался опять задать деру, когда раздался громкий треск телепортации и во вспышке фиолетового света его Немезида появилась прямо перед ним. От неожиданности он упал на пятую точку, попытался отползти, но усталые мышцы не пожелали делать больше ничего. Так он и остался сидеть в раскоряку, замерев от страха.

Перед ним стояло чистое, концентрированное воплощение ужаса. Высоченное, массивное, мускулистое, гораздо больше его — взрослого жеребца-земнопони! Изящная длинная шея заканчивалась крупной головой с широким лбом, из которого вырастал зловеще острый рог. Пышная грива и роскошный хвост развевались на ветру, выкрашенные, как и вся остальная шерсть, в темно-лиловый. На удлиненном лице застыло величественное и суровое выражение. Желтые глаза с вертикальными зрачками внимательно следили за каждым его движением.

Секунды тянулись как резина, пока его перепуганный взгляд невольно скользил по фигуре, стоящей перед ним. И невольно подмечал длинные и элегантные, несмотря на мышечную массу, ноги. Широкую грудную клетку и слегка выступающую за габариты округлую заднюю часть. Мягкое сияние мокрой фиолетовой шерсти этого су…

«Нет. Ее шерсти. Такую красоту нельзя называть «оно»».

Но он тут же спохватился и метафорически затоптал эту мысль.

Неважно, что ему подсказывала другая голова — разум знал, что взглянуть в глаза этого существа было то же, что взглянуть в глаза собственной гибели.

Потому что перед ним была Лиловая Сестра. Одна из искусственных, если верить радио, аликорнов. Настоящая погибель Пустоши.

Да что ей могло от него понадобится?! Он даже не единорог! Просто обычный Мусорщик, не нашедший ничего магического или технологического, кроме пары пачек двухсотлетних готовых обедов и лечебного бинта!

— Прекратить бегство! — прогрохотала аликорница, — Мы не причиним тебе вреда! Выслушай меня!

Мешанина местоимений в ее речи привлекла внимание даже сквозь страх, когда он сжался, ожидая чего угодно: тяжелого копыта, под которым его череп мог только печально хрустнуть, или дезинтегрирующего разряда магической энергии, или острого рога прямо в брюхо…

— Мы хотим жить. Я хочу, чтобы наш вид не исчез. Но у нас нет жеребцов! Кроме магии нету другого известного способа моего воспроизводства. Но мы рассуждали и пришли к выводу, что раз у нас есть полнофункциональная мочеполовая система и молочные железы, должна быть и возможность моего размножения. Никто не будет включать в конструкцию бесполезные элементы! Но тут нет места теории, только эксперимент внесет ясность! Ты согласен учавствовать в нем, вместе со мной?

Да уж, жеребец ожидал чего угодно, но только не этого.

Некотрое время он просто глазел на нее, потом несколько раз сглотнул и наконец едва слышно прошептал:

— Почему я?

Уши аликорницы мгновенно дернулись, обнаружив отличный слух.

— Во-первых — потому что жеребец. Во-вторых — погоня показала, что ты в прекрасной физической форме и есть смысл довести ее до конца. В-третьих, я рассматривала несколько вариантов и ты был ближе всех к нашей позиции.

— Ясно-понятно… — прошептал он, но уже громче, — Везет как утопленнику. Но зачем было спрашивать? Ты же можешь просто поймать меня телекинезом и… сделать все, что хочешь…

После такого долго и сильного нервного напряжения вдруг накатила волна безразличия.

Аликорница не размышляла ни секунды.

— Однажды мы нашли довоенную книжку с инструкциями. Там было мало текста, но много ярких иллюстраций. Очень упрощенных к тому же, что странно. Описан процесс соития и зачатия. Но текст был однозначен: «Если жеребец и кобыла очень-очень любят друг друга…». Мы ничего не знаем о любви — мы созданы для войны. Моя рабочая гипотеза — для зачатия процесс должен быть добровольным для обеих сторон.

Жеребец просто не знал что ответить на это. Однако он понимал, что размышлять нужно быстро. Итак, она загнала его в угол. И, что немаловажно, могла легко поймать его снова. Правда, будет ли она после этого так же вежлива? Она обладала подавляющим превосходством, как никак.

Он снова невольно бросил взгляд на ее круп.

Как будто почувстовав это, кобыла развернулась так, чтобы ему было удобнее разглядывать, слегка отвела в сторону хвост и приняла позу как у одной из статуй Принцессы Селестии. Земля слегка завибрировала, когда она переносила вес с ноги на ногу.

«Тартар побери, но это же… красота как она есть!»

— Мы соответствуем твоим эстетическим критериям? — спросила аликорница, без единого намека на сарказм.

— Эээ… да. — глупо закивал он, продолжая пялится на полубогиню.

— Цветовая палитра твоей ауры — безошибочный индикатор. — кивнула кобыла.

Ему показалось, или она слегка улыбнулась?

Может быть, после всего бедлама и взрывов в Прекрасной Долине и гибели Красного Глаза они теперь и в самом деле не просто безжалостное живое оружие, но действительно кобылы, настолько же, насколько выглядят?

А он хорошо знал, как кобылы ценят восхищение своей персоной.

«Может, если ей понравится этот «эксперимент», мне удастся уйти живым?»

Дождь,тем временем, почти прекратился, оставив после себя только влажную взвесь.

— Итак, ты согласен?

Он глубоко вздохнул и медленно кивнул.

Возбужденная успехом, она раскрыла свои могучие крылья с громким, влажным хлопком. Целая туча мелких капель разлетелась вокруг, оросив настоящим душем глуповато-восхищенное лицо жеребца.

«Чертовы пегасы, которые вечно крыльями меряются, сейчас бы от стыда сдохли!» — подумал он злорадно.

— Как насчет предварительных ласк? — спросил он, собравшись с духом и подходя к Лиловой.

«Что я несу? Это может кончится хреново. Могу поспорить, ее челюсти могут перекусить арматуру.» — вертелось у него в голове.

«Хотя… Эх, поздно бросать пить, когда печень отвалилась!»

И он уткнулся носом в ее шею, что было не просто, учитывая что его подбородок лишь совсем немного возвышался над ее холкой, и вдохнул… почти полное отсутствие запаха от ее влажной гривы. На секунду это озадачило его. Но аликорница вдруг неожиданно нагнула голову и слегка прикусила его плечо, а потом колено, как сделала бы обычная кобыла.

«Похоже, она не только из книжек для подростков знания черпала.»

Он отдарился, тоже куснув ее колено и лизнув бок, пытаясь пересчитать скрытые мышечным каркасом ребра.

Она ткнулась в его плечо носом, заставив пошатнутся от силы, которую она вложила в это легкое движение. Нос магического чудовища был на удивление нежный и шелковистый.

Они потратили еще некоторое время, исследуя тела друг друга. Кобыла молчала, иногда заинтересованно поглядывая на него.

«Пора переходить к более решительным действиям.»

Он обошел ее и развернулся лицом к ее крупу.

Аликорница подняла развевающийся, как флаг, лиловый хвост и слегка прогнула спину.

Жеребец стушевался — он понял, что встав на дыбы, в лучшем случае только уткнется ей в вымя. Да и член, как назло, все не вставал полностью, расслабленно вися под брюхом.

— Тут, это… вобщем… — промямлил он смущенно.

Ближайший к нему большущий обломок какой-то бетонной конструкции окутался сиреневой аурой, поднялся в воздух и переместился как раз под задние ноги кобылы.

Жеребец так покраснел, что, казалось, с него сейчас с шипением начнет испарятся дождевая вода.

— С-спасибо. Но тут еще…

— Мы вижу. Недостаточное кровоснабжение. — ответила она, опять смешав все формы местоимений, развернулась и нагнула голову, отведя телекинезом его хвост в сторону.

Обалдевший жеребец почувствовал как ее теплый и жесткий язык несколько раз прошелся по его мошонке. А затем она нырнула под живот, и заглотила его «верного друга» в один присест.

Ее рот был горячий. Гораздо теплее, чем он привык, из опыта с другими кобылами. Несколько минут он просто стоял как вкопанный, наслаждаясь и чувствуя как его орудие наконец-то развернулось из походного положения в боевое.

«Ебите меня Принцессы…» — в самых диких мечтах он и представить не мог, что у него отсосет полубогиня.

«Надо и мне постараться. Если хочу уйти отсюда на своих четырех.»

Он сдвинулся, становясь ближе, прижавшись боком к ее боку, и в свою очередь сунул голову ей под хвост.

В подростковом возрасте, как и всех жеребчиков, его посещали смутные мысли на тему: как могла бы выглядеть киска одной из Принцесс — самых красивых существ женского пола за всю историю всех рас (если судить по портретам). Но сейчас, когда он увидел перед собой темно-сиреневое снаружи, розоватое внутри, слегка припухшее совершенство, то подумал что наверное именно такое зрелище, с поправкой на цвет, наблюдали счастливые древние Королевские Гвардейцы, которым выпала честь согревать августейшую постель.

Как завороженный, он медленно приблизил нос и глубоко вдохнул. И не почувствовал обычного пряного мускусного запаха. Однако, феромоны аликорницы видимо заменяли количество качеством, потому что даже вдыхая простой запах чистоты, через несколько секунд его голова буквально пошла кругом.

Не в силах сдерживаться он широко разинул рот и жадно лизнул кобылу. И еще, и еще, пока она не начала «подмигивать», ритмично сокращая мышцы, заставляя клитор выглядывать из складок плоти.

Так они простояли в позе 69 еще некотрое время.

Он никак не мог оторваться от нее, и судя по тому, что дыхание кобылы стало более тяжелым и частым, ей, как минимум, были приятны ласки. Наконец она выпустила его изо рта и настойчиво подалась назад, толкнув жеребца задницей в грудь, намекая на продолжение. Земнопони, чувствуя себя на пике сил, вскочил на кусок бетона, поднялся на дыбы, еле обхватил широкий круп передними ногами, и с коротким всхрапом, со всего размаху вошел во влажное, скользкое и невероятно теплое влагалище аликорницы. По контрасту с прохладой снаружи, ему показалось что в ней можно плавить металл.

Он громко, первобытно, заржал, поймал край ее длинной гривы зубами и потянул на себя, стремясь прижать ее покрепче и проникнуть как можно глубже. Ее внутренние мышцы сокращались с такой силой, какую он не испытывал ни с одной из своих подружек — ни с единорожками, ни с земнопони, пегасок он не знавал.

Это были долгие минуты яростных возвратно-поступательных движений и не менее яростного наслаждения.

Неожиданно, аликорница испустила пугающе низкий горловой рык, схватила его телекинезом и со всей силы воткнула в себя, еще больше припав на передние ноги. Ее мышцы сократились пуще прежнего, крылья развернулись во всю длину, кобыла вскинула голову, не переставая рычать.

И он кончил. Так сильно, как никогда в жизни. Если бы не телекинез, державший его, жеребец может быть отлетел бы назад, как ракета.

В этот момент его не волновало больше ничего. Убъет ли она его, отпустит ли… Все, о чем он мог думать, так это о неземном удовольствии и красоте триумфально воздетых огромных крыльев перед ним.

— М-моя П-п-принцесса… — шепотом озвучил он первую связную мысль за последние несколько минут, устало опускаясь на ее спину. Большущая кобыла не сделала ни одной попытки стряхнуть его. Похоже его вес ее вообще не волновал. Повисло молчание, разбавленное жадными вдохами и украшенное клубами пара от тел и дыхания разгоряченных любовников.

Первой нарушила тишину аликорница.

— Мы знали, что у меня там есть нервные окончания. Но не представляла, что обратная связь от их стимуляции настолько… приятна. — сказала она, усилием воли выровняв темп дыхания.

Жеребец едва удержал вертящийся на кончике языка вопрос. Вопрос, который мог стоить ему жизни. «Иногда,» — подумал он, — «много слушать радио — вредно для здоровья.»

— Я догадываюсь, о чем ты сейчас подумал. — отозвалась она и жеребец застыл, — Но я почти ничего не помню о том, что было до Марипони. Только какие-то обрывки данных… нет, воспоминаний. Как будто чужих.

— Извини… — прошептал земнопони.

— Я не оскорблена. Мы — магически модифицированный боевой ударный организм. Это восприятие… себя?.. все еще самое привычное для нас.

Они еще помолчали.

«Эх, что ж дальше-то?». Эйфория от недавнего секса стала понемногу проходить и беспокойство за свое будущее снова ясно обозначилось в его мыслях.

— Глупо надеяться на благоприятный результат только от одного раза. Мы должны убедится, что оплодотворение произошло. Убедиться, что моя подсистема биологической самозащиты[1] не уничтожит семя или зародыш. Может понадобится несколько повторений, пока мы не настрою все правильно. — рассуждала аликорница вслух, несомненно для него. — Ты согласен путешествовать со мной еще некоторое время? — она изогнула шею и взглянула на все еще лежащего у себя на спине жеребца.

Он не знал, что ответить. Он боялся согласиться, но отказаться… нет, не боялся — не хотел. Он лишь молчал, впившись глазами в ее лицо, красоту которого он, казалось, только что осознал…