"На луне у Луны"

Пламя Рэйнбоу Вишес

Рэйнбоу Вишес сидела и ждала. Так она вела себя все двадцать пять лет жизни, и то, что сегодня, этот день… вернее, эта ночь, ночь дерзости и неслыханных просьб, начиналась с бездействия, весьма нервировало единорожку. Она заставляла себя ждать, подавляла суетливые движения ног, ушей и хвоста, и как могла изображала спокойствие и уверенность в своих силах. Лишняя спешка и нервы могли всё испортить. Вишес уверяла себя, что сегодня она сидит и ждёт ради собственной души, ради своей метки.

Единорожка глянула на бок — за неопределённое время ожидания кьютимарка не сменилась на нечто более осмысленное. Всё тот же розовый контур пятиугольной звезды, за которой тянулся короткий шлейф трёхцветной радуги, жёлто-ало-голубой. Профессорша, с которой Вишес консультировалась после особенно сложного периода в жизни, сказала, что её особый талант — исполнять желания. Вишес кивнула, отдала пять тысяч битсов и ушла, не получив никакой новой информации. Сердцем она понимала, что означает её метка — все пони так или иначе ощущают, в чём их призвание, иначе кьютимарку невозможно получить, — она не знала, как реализовать столь необычный талант. Должна ли она, подобно Хранительницам Элементов, разъезжать по стране и искать тех, чьи невоплощённые желания рано или поздно поставят Эквестрию под угрозу? Но у Вишес не было волшебной карты. Допустим, она отыщет таких пони, но за чьё желание ей взяться первым? А если обе пони захотят, например... одно и то же платье haute couture, кому она должна его отдать? Как определить, чьё желание сильнее и чья мечта заветнее? Что, если кто-то на другом конце Эквестрии откажется от мечты сам стать модельером, и всё потому, что её не было рядом, ведь она решала, кому подарить глупое платье? К тому же, Вишес не была достаточно богата, чтобы кататься по всей стране и дарить дорогие подарки.

Тысячи подобных мыслей парализовали Рэйнбоу Вишес всякий раз, когда она пыталась осмыслить своё призвание, и поэтому каждый раз она отступала. Но не сегодня...

Не сегодня... не сегодня...

Рэйнбоу Вишес поймала себя на том, что ищет поводы не начинать сегодня. Почему бы не завтра? Завтра у неё будет два дня в запасе, неужели этого не хватит...

Ну уж нет! Она и так тянула до последнего. Завтра повторится та же история, послезавтра она скажет себе "ну, я слишком долго тянула, теперь уже поздно", а в следующем году её идею воплотит другая, более смелая пони, может быть, даже без таланта исполнительницы желаний, и Рэйнбоу Вишес снова отступит и продолжить жить, ничего не понимая.

Почему ей так страшно? Даже здесь, в этом светлом и дружелюбном месте? Вишес уставилась в другой конец бара — каким-то образом она ясно видела его сквозь сотни метров сплошных столиков, стульчиков, кресел, подушечек, дружеских компаний и счастливых парочек — где украшали к Согревающему Очагу стену и арку, ведущую куда-то в другую часть "На луне...". Почему-то вид блестящих украшений, огоньков и панно с несущими подарки флаттерпони ещё сильнее расстроил единорожку. Набежавшие на глаза слёзы скрыли их, но боль в сердце уже набирала обороты.

Кобылка всхлипнула и испугалась этого всхлипа. Он означал поражение, признание того, что она трусиха, плакса, неудачница, которая не понимает, в чём состоит её особый талант, и хуже того — отказывается от попытки понять прямо здесь, прямо сейчас. Слёзы означали отказ. Вишес надеялась, что осознание разозлит её, а злость превратится в уверенность и силы, но осознание принесло только жалость.

Что же делать? Рискнуть? Вишес очень хотела рискнуть, но сомнения, страхи, непонимание придавливали это желание как огромный неподъёмный камень. Что, если её идею поднимут на смех? А вдруг это вообще оскорбительно? Что, если никто её не поддержит? Или поддержат, но поймут потом, как всё это глупо и несерьёзно? Если бы всё зависело от неё одной, было бы проще, но для задумки Вишес требовалось вовлечь как можно больше пони... и лично принцессу Луну.

Уйти? Постараться забыть о подобной глупости? Вишес чувствовала, что не простит себе этого. Едва она проснётся... поймёт, что предала первое своё настоящее желание... Единорожка не стала развивать эту мысль — она вела к ещё бо́льшим слезам, плачу по тому, что ещё не случилось, но обязательно случится, если она будет сидеть и наматывать сопли на копыто.

Удивительно, но эта мысль задержала рыдания. Кобылка уцепилась за неё как смогла. Пока ещё рано плакать, пока ещё не всё потеряно... Да, успех мероприятия не зависит от одной неё, но вот что лишь в её, и ничьих больше, силах — это не дать себе плакать над упущенной мечтой. Даже если никто не поддержит, если никому не будет нужен её замысел, она будет плакать по совсем иной причине — она пыталась, сделала всё от себя зависящее, просто никто не оценил, потому что у неё дурацкие мечты и идеи. Уж лучше плакать над этим, чем над трусостью и слабостью.

Вишес встряхнулась, чувствуя, как пробирается на мордочку ухмылка. Да, уж лучше быть глупой, нелепой, излишне самоуверенной пони со странными, никому больше не нужными мечтами, чем предательницей и трусихой, которая желает изменить свою жизнь, в то же время стоя на месте и хныча. Сомнения всё ещё покалывали сердце единорожки, но она изо всех сил удерживала внимание на открывшейся истине.

Она мечтала воплотить мечту, как бы забавно это ни звучало, однако ей, глубоко увязшей в неуверенности, привыкшей не понимать себя, каждый шаг давался нелегко! Помня, как тяжело и страшно ей было всего минуту назад, Вишес пожелала одного: подойти к принцессе Луне и рассказать ей о задумке. Только и всего. И если принцесса согласится... лишь тогда Вишес осмелится мечтать дальше.

Единорожке захотелось поскорее встать, и она спрыгнула с кресла. В её уголке царила тишина, бар вокруг представлялся бескрайним цветным туманом, в котором взгляд выхватывал иногда знакомые лица или неожиданно подмечал нечто интересное, что, казалось бы, невозможно рассмотреть на таком расстоянии. Туман тихо гудел, то был приятный, успокаивающий звук, подобный шуму океанских волн или шелесту крон в лесу. Вишес закрыла глаза, потянула носом: воздух вокруг неё пах чем-то терпко-смолистым, орехом, древесиной и травяным чаем. Будто бы она и впрямь в лесной чаще... Как здорово было бы жить в деревне или в каком-нибудь домике на опушке! Рейнбоу-Фоллс, родной город Вишес, ей нравился, но всё-таки... безлесные горы, облака и потоки яркой радуги порядком утомили единорожку.

Бар "На луне у Луны" ощущался как уютный, гостеприимный дом, в котором забывались усталость и разочарование. Каждую ночь Вишес отдыхала здесь душой, старалась зарядиться его светом на день грядущий. И сегодня волшебница надеялась отдать любимому заведению хотя бы часть того добра, что она получила.

Здесь не существовало времени, часы и секунды пролетали одновременно, и всё же Рэйнбоу Вишес долго, долго стояла, впитывая в себя тепло и сердечность сновидческого мира.

Внезапно нестерпимо сияющий серебряный свет пронзил её закрытые веки... пронзил её душу. Вишес содрогнулась от этой космической, непостижимой энергетики и силы, её сердце затрепетало в ужасе и восторге одновременно. Без сомнения, все пони в баре тоже ощутили это… сейчас они находились в её царстве, стали частью её мира.

Вишес открыла глаза: сквозь облака тумана, в которые свивалась нереальная реальность, плыла принцесса Луна. Весь бар свернулся вокруг неё, сложился, подобно сомкнувшимся лепесткам бутона; она была его центром и первопричиной. Почему-то понимание этого не напугало Вишес — она ожидала, что заробеет, увидев владычицу — наоборот, ей захотелось дать принцессе понять, насколько дорог для неё, и наверняка не только для неё, этот сон.

Единорожка побежала сквозь призрачное заведение. Бар разворачивался перед ней, обретал чёткость и настоящесть, просторные залы вырастали один за другим. Краем глаза Вишес видела ободряющие улыбки, счастливые лица; какие-то пони, которых она не знала или забыла, махали ей копытом просто потому, что здесь быть открытым и добрым было легко и приятно. Пробежка быстро закончилась: как только Вишес отвлеклась на чей-то несуразно огромный торт, украшенный рельсами, по которым ехал паровоз с вагончиками размером с небольшой бочонок сидра... как только она отвлеклась, её внимание перестало считать комнаты и альковы, и пространство мгновенно перенесло её прямо к сцене, в толпу восторженных пони. По инерции Вишес пробежала ещё немного и толкнула впереди стоящих, едва не образовалась куча-мала. На кобылку пошикали, даже не осознав, что случилось: все взгляды и мысли были прикованы к хозяйке бара.

— Мои возлюбленные пони! — проговорила принцесса Луна в микрофон. Вместо ветрозащиты[8] на нём был нацеплен шматок розовой сахарной ваты. — Надеюсь я, вы отдохнули от приятных хлопот пред чудесным праздником Согревающего Очага?

Рёв согласной толпы едва не вышиб единорожке барабанные перепонки.

— Так пробудитесь же, встретьте новый день с улыбкой и подставьте мордочки солнцу, что подарено вам моей сестрой! Пусть не так оно ласково греет, как того желают многие из вас, — послышались смешки и одобрительное бормотание от нелюбителей зимы. — Но сей долгожданный Вечер учит нас, что посреди самой суровой зимы согреемся мы теплом наших любящих, дружных сердец. Пробудитесь и горите очагами!

Все зааплодировали, и Вишес с радостью присоединилась. Ей понравилась речь принцессы, страстная и сдержанная одновременно, и её слова про очаг напомнили Вишес о том пламени, что горело в её сердце, о пламени мечты.

Толпа начала истаивать: многие пони с видимым недовольством замотали головами, без сомнения прислушиваясь к будильникам, которые пытались дозвониться до них из реального мира. Кто-то просто замирал, расслаблялся, обвисал на копытах и позволял течению собственного сна подхватывать себя и уносить к неизбежному пробуждению. Что-то, что будило первобытных пони с рассветом, заворочалось в разуме Вишес, краешком сознания она ощутила пробивающийся сквозь занавески бледный свет утра, тяжесть одеяла, мягкость подушки, прохладу комнаты... Так просто сосредоточиться на этих чувствах и позволить себе проснуться... Но у единорожки была цель. В её душе наконец-то горело пламя.

Принцесса отошла куда-то вглубь сцены, скрылась за тяжёлым бархатным занавесом. Единственный способ встретить её — пойти туда... разве можно? Вишес не знала, дозволен ли обычным пони вход в другие помещения бара. Для чего они вообще нужны? Еда и напитки появляются магически, смысла в уборке здесь нет, пространство расширяется и сжимается сообразно количеству пони... Спрашивал ли хоть кто-нибудь о назначении этих комнат? Интересовался? Или все принимали чудеса как должное?

Нет времени на праздные гадания. Вишес преодолела внезапное смущение и шагнула на сцену. Ей нужно поговорить с принцессой Луной... и взглянуть на обратную сторону бара тоже было бы интересно.

Вишес поднырнула под занавес, и пол исчез из-под её копыт. Пропали верх и низ, лево и право, приглушённые мягкие цвета бара сменились космической, забирающей всё зрение чернотой. Единорожка попятилась, не ощущая ног, но занавеса больше не было; паникуя, она мотнула головой... куда-то... к счастью, взгляд ухватился за две сияющие во тьме фигуры, ярко-розовую и тёмно-синюю. Они шли неспешно, словно бы на прогулке.

— Нет, Пинки, сахарная вата не улучшает звучание микрофона, — тоном любящей, но бесконечно уставшей матери объясняла Луна.

Прыгающая рядом земнопони надулась.

— Нечестно! Во сне тебя услышат, даже если ты будешь общаться жестами! Нам необходимы полевые исследования! Поле, микрофон и кабель достаточной длины, чтобы дотянуться до Кантерлота! И сахарная вата! Я вот не берусь готовить сахарную вату...

— Пинки, нам не нужно тянуть кабель до Кантерлота, и полевые исследования не означают, что они обязательно... — тут принцесса увидела замершую единорожку. — Неужто опять не закрыли Дверь?

— Упси! Моя вина! — Пинки в один прыжок оказалась рядом с незваной гостьей, взяла её за плечи и с поистине земнопоньской силой толкнула назад. Рог Луны вспыхнул, и чернота исчезла, будто щёлкнули выключателем. Вокруг снова был жизнерадостный, прихотливо украшенный бар.

Вишес вскочила на ноги.

— П-принцесса! — ужас перед бездной тьмы выбил из неё все мысли и заготовленные слова. — Я...

— Ты в порядке? — перебила её Луна. В голосе аликорна не было ничего, кроме беспокойства и заботы. — Моё Пространство испугало тебя?

Кобылка изо всех сил замотала головой, но принцесса почему-то нахмурилась.

"Я что-то не то сказала? Что я сделала?!"

Кто-то мягко, почти невесомо прикоснулся к её плечу. Вишес оглянулась и уткнулась носом в большущий стеклянный стакан... чая, наверное? Пониманию этот напиток поддавался так же плохо, как и абсолютная вселенская чернота.

— Держи! — вскричала Пинки, как-то балансируя несколько литров на вытянутой передней ноге. — За счёт заведения!

— Пинки Пай, дражайшая подруга, у нас всё за счёт заведения.

— Да? — рассеянно уточнила земнопони и, порывшись свободным копытом в гриве (стакан и вытянутая нога при этом даже не шелохнулись), выудила сложенные купюры, шоколадную медаль и маленького плюшевого кролика. — Тогда доплата!

— Уф...

Вишес просто глазела на напиток.

— Тебе лучше выпить это, — побеждённым голосом молвила Луна и, обойдя единорожку, села перед Пинки. — Не убоись, сие питьевое изыскание безопасно и ум не наводнит странными картинами.

― Э… ладно, ― Вишес целиком повернулась к кобылам, взяла стакан дрожащим телекинезом, чуть не уронила ― даже во сне вес ощутимо выходил за пределы её невеликой магической силы, ― и глотнула. Вкус одновременно походил на грушевый пирог со сливками, сладкие лепёшки с гвоздичной начинкой, ягоды с заварным кремом, апельсиновый сок, засахаренную полынь ― Вишес её не любила, но здесь вплетение очень-горько-и-чуть-сладкого вкуса было по-странному уместным ― леденцы, снова ягоды, пряные горные травы, очень похожие на те, которые добавляли к чаю в Рейнбоу-Фоллс, и, наконец, на хорошо заваренный крепкий чёрный чай с невообразимым количеством сахара. Единорожка заставила себя проглотить этот банкет и через силу улыбнулась выжидающей Пинки:

― Вкусно, ― на самом деле, было действительно вкусно, но Вишес предпочла бы никогда больше такое не пить.

― Йей! ― Пинки подпрыгнула до потолка, что, учитывая нематериальную и не нуждающуюся в потолке архитектуру бара, было настоящим достижением, и впилась взглядом в Луну. ― Видишь? Это просто пушечка!

― Может быть, ― дипломатично сказала Луна и, отвернувшись от земнопони, целиком сосредоточилась на Вишес. ― Ежели досадный инцидент исчерпан, можем перейти к делу, ради которого решилась ты, кобылка, преступить Порог.

Вишес прислушивалась к тому, как бродят в её желудке, натыкаясь друг на друга, несколько разнообразных и не всегда сочетаемых десертов и хорошо заваренный крепкий чёрный чай с невообразимым количеством сахара. Луна с намёком кашлянула в копыто. Нет реакции.

― Может, она хотела первой попробовать суперпраздничный семь-в-одном… ― принцесса повернула голову к Пинки и сверкнула очами. Та извиняюще ухмыльнулась и, уловив намёк, принялась пересчитывать про себя количество намешанных в чай десертов. Луна вернулась к единорожке, засветила на конце рога голубую звёздочку и стала рисовать восьмёрку плавными покачиваниями головы. Мало-помалу отрешённый взгляд Вишес обрёл осознанность.

― Ой! Простите, ― она ярко покраснела сквозь белую шёрстку. ― Я искала вас… по одному вопросу…

― Слушаю тебя внимательно.

― Ну, в общем… ― Вишес опустила мордочку и принялась накручивать на копытце фиолетовую прядь двухцветного хвоста. ― У меня есть один замысел…

Луна ждала, не сводя с единорожки бирюзовых глаз.

― Этот замысел… он связан с Вечером Очага… я просто подумала, что, может, не мне одной будет интересно…

Луна молчала.

― Я понимаю, что, наверное, большинство пони не такие, как я… но для тех, кто такие… они, наверное, поддержат, понимаете? Может быть, они сами задумывались над этим, но так вышло, что мой особый талант это исполнение желаний, и, наверное, я исполню не только свою мечту, а чью-нибудь ещё… кто не встречает праздник так же, как все…это, наверное, небольшая прослойка пони…

― ОЙ, ДА БЛИЖЕ К ДЕЛУ!!!

― Пинки! ― вскричала Луна. ― Позволь пони сказать!

― Она говорит не то что хочет! А тебя через десять минут будут искать пожарные и пониция!

― О чём ты… ах! Моя встреча с Дневным Советом, укатиться бы ей в Тартар!

― Простите! ― крик Рэйнбоу Вишес привлёк внимание обеих кобыл. ― Я… я не хочу тратить ваше время, принцесса, просто это очень важно! Я ждала вас всю ночь, и сейчас я просто трачу ваше время, и своё, и…

Луна легонько сжала плечо единорожки. Голубые глаза встретились с бирюзовыми, когда аликорн чуть склонила голову и ободряюще улыбнулась растерянной пони.

― Я слушаю тебя внимательно и с надеждой, Рэйнбоу Вишес, и верю в каждое твоё слово.

“Это… правда? Она верит в меня?”

― Спасибо! ― сейчас или никогда; кобылка глубоко вдохнула, и слова потекли из её уст рекой. ― Понимаете, тут вот какое дело, я живу с семьёй, своей семьёй, они замечательные пони, мы все любим друг друга, но мне как-то тяжко с ними, понимаете, и мы… любим друг друга, но как-то… не ладим, и все праздники мы всегда встречаем вместе, мы чувствуем, что мы друг другу в тягость, но как бы, Вечер Очага это семейный праздник, для любимых, семьи и друзей, так? ― но я не хочу встречать его с ними, дело не в них, наверное, дело во мне, но я просто… не хочу, и я очень люблю ваш бар, он просто прекрасен, тут так здорово пахнет, и вся пища очень вкусная, и здесь вообще так здорово, уютно и хорошо, как дома, когда все не просто любят друг друга, но ещё и ладят, и на самом деле я… не особо общаюсь с пони, я знаю, что в этом смысл вашего бара, но мне просто нравится наблюдать за пони, подмечать в них что-то, понимаете? ― и, в общем, я бы с радостью провела здесь весь Вечер Очага, но семья не поймёт, если я просто завалюсь спать, игнорируя их всех, мама очень старается наготовить побольше всякой вкуснятины и салатиков, но я не люблю салатики, я ненавижу календулу, а она всегда добавляет много календулы, но я о чём-то не том говорю, я…

Ещё один глубокий вдох.

― И всё-таки я бы хотела провести этот праздник здесь, где мне хорошо, и я думаю… что в Эквестрии наверняка есть такие пони… которые тоже не ладят с теми, в чьём обществе они находятся, и они бы с радостью провели его здесь, вдали от всех, среди пони, которых они не знают… или о ком вообще думают, как о части сна, и всё-таки им бы было здесь хорошо, по-праздничному… Может быть, эти пони просто бодрствуют одиноко всю ночь, не зная, что могут заснуть и оказаться здесь, и я думала, может быть, мы могли бы как-то… собрать всех одиноких, пригласить их сюда, дать им знать, что их любимый бар всё так же работает, но в честь праздника здесь будет ёлка, и подарки, и песенки, и десерты, и… и… и вообще-то, я собиралась начать с вопроса, будет ли бар работать в праздничную ночь, ведь, наверное, большинство пони не спит… но если бар будет работать, то я готова сама всё организовать, то есть, было бы здорово, если бы мне помогли, но я понимаю, что это моя идея и ответственность, и… я бы хотела знать, что вы думаете.

Луна отстранилась от единорожки и села очень, очень прямо. Её лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. В животе Вишес что-то тревожно заворочалось, и на сей раз это был не чай. Губы принцессы едва заметно, беззвучно шевельнулись.

― Ась? Где?! ― Пинки отвлеклась от пересчитывания ворсинок в ковре, схватила лежащий на полу пустой стакан и принялась его вертеть. ― Не вижу! Принцесса?

Аликорн встрепенулась и потрясла головой.

― Со всей безмерной благодарностью за твоё щедрое предложение, вынуждена я его отклонить.

Вишес ощутила себя крошечной и потерянной. Несколько секунд она беззвучно открывала и закрывала рот, а когда смогла прийти в себя, выдавила только:

― П-почему?..

― Бар будет работать, ежели так желаешь ты укрыться в нём, ― Луна поднялась на ноги, её фигуру охватила полупрозрачная, быстро густеющая голубая дымка. ― Но со всей своей любовью я прошу… умоляю тебя… проведи Вечер с семьёй. Не отталкивай их от себя, и не отстраняйся сама.

― Но принцесса!..

Пелена магии окутала аликорна в узкий сверкающий кокон; со вспышкой он распался на множество лёгких звёздочек, которые осели, подобно снежинкам, на Пинки и Вишес. Они остались вдвоём.

Единорожка сидела, как поражённая громом. Она понимала, что принцесса может отказать… скорее всего, и откажет... и вот она отказала, но почему? Разве… да, это глупо, но Вишес искренне верила, что её уверенности в себе и желания воплотить мечту достаточно для того, чтобы всё прошло идеально: принцесса бы согласилась, кто-нибудь помог бы украсить бар и оповестить всю страну ― вернее, тех, кого это касалось, ― о грандиозной вечеринке, и в праздничную ночь все одинокие пони ощутили бы то самое единение и дружбу, которым учит Очаг.

Почему принцесса отвергла её предложение?! Разве бар создан не для общения и дружбы? Если это так, то почему пони, подобные Вишес, должны грустить в компании тех, кто их не понимает? Или вообще без компании?

Даже не отказ так расстроил единорожку, как его нелогичность и противоречие смыслу заведения. В смятении кобылка опустилась на ковёр, слёзы потекли по её щекам. Желание пробудиться усилилось, но Вишес гневно отмахнулась от него. Она просто не могла оказаться сейчас в своей скучной комнате с видом на очередной скучный радужный водопад, сидеть там и знать, что очередной Вечер Очага пройдёт без души.

Аромат имбирного печенья и сладких садовых цветков опустился на её понуренные плечи, а секунду спустя к ревущей Вишес прижалась Пинки Пай.

― Я п-просто не понимаю, ― выговорила Вишес сквозь плач. ― Неужели я и вправду одна такая? Разве мало пони будут просто спать в праздничную ночь? П-почему бы им не увидеть праздничный сон?

Пинки просто лежала рядом, плечо к плечу.

― В-ведь они лягут спать и ок-кажутся здесь... мы всё ещё можем отпраздновать его? Поздравить друг друга? Я просто подумала... что помощь принцессы Луны сделала бы всё... официальным...

Пинки приподняла голову и мягко, ненавязчиво погладила мордочкой гриву единорожки. Вишес подалась чуть ближе к боку земной пони: тепло объятий и молчаливая поддержка чуть успокоили её. Слёзы не ушли, но потекли тише. Теперь Вишес была в большей степени озадачена, чем расстроена. Она попыталась отвлечься от печали раздумьями.

― Если бы Луна объяснила причину... может, я просто не понимаю чего-то? Я обычная пони... а она принцесса, ― Вишес утёрла мокрый нос копытом: жест, который она ни за что не повторила бы наяву. ― Если бы... она сказала, что есть причина, которую мне не дано постичь...

Тут её осенило:

― Пинки! Ты дружишь с ней, может... ― внезапно единорожка поняла, о чём просит, и ей стало страшно неловко. ― Или лучше я сама... завтра...

Земная пони так затрясла головой, что чуть не ударила Вишес по щеке.

― Не-а, не стоит! Если Лулу говорит загадками, значит она хочет, чтобы ты разгадала их сама! А может, ей просто нравится говорить загадками! Это тоже огромная загадка!

― Ну вот... ― тут Вишес кое-что поняла. ― Погоди, ты зовёшь принцессу Луну просто "Лулу"?

― Конечно! Как ещё её называть?

Единорожка всерьёз задумалась над вопросом, но мысли об аликорне ночи привели её обратно к грусти и разочарованию. Громко выдохнув, кобылка уткнулась лицом в сложенные передние ноги.

― Я тоже не всегда понимаю, что Лулу имеет в виду, ― болтала как ни в чём не бывало Пинки. Перед ней возникла из ниоткуда тарелка, до краёв полная мармеладками, печеньем и прочими сластями. ― Может, это потому, что она тёмная лошадка? Напускает туману в свои речи? Такова её работа!

Вишес сдавленно хихикнула и магией поднесла к себе шоколадный бисквитик.

― Вот про какой раскол она сейчас сказала? Я думала, что-то не то со стаканом! ― Пинки не глядя вытащила откуда-то позади себя стакан из-под "суперпраздничного семь-в-одном" и помахала им перед волшебницей. ― Всегда проверяй посуду после нового блюда, и под "новым" блюдом я подразумеваю "новейшее-новёхонькое, только что изобретённое тобою на этот свет"! Можно очень многое понять по посуде! Я помню, прошлым летом в Филлидельфии...

Единорожка апатично жевала вкусности, не слушая Пинки. Её разум уцепился за что-то... за какое-то слово, которое только что обронила земная пони. Кажется, она читала в газете...

― Раскол? ― произнесённое вслух слово стало гораздо понятнее, и мысли закружились вокруг него быстрым, вбирающим в себя всё новые и новые догадки водоворотом.

― Да! И когда из трещины полезла лава, я закричала "вы, головотяпые! Это не апельсиновое чили!", и тогда...

― Я поняла! ― Вишес подскочила как ужаленная. ― Я вспомнила! ― она глянула на Пинки, которая с любопытством смотрела на неё снизу вверх. ― Теперь мне нужно проснуться и подумать... может, я придумаю, как её переубедить!

― Вау, ― земная пони склонила голову набок и потёрла подбородок копытцем, не сводя взгляда с единорожки. ― А ты не придумала подумать над тем, что сказала Лулу?

Воодушевлённая улыбка Вишес чуть потускнела.

― Я знаю, что ничего толкового из этого не выйдет. Мы просто сидим и смотрим в свои тарелки весь праздник. А здесь... здесь я смогу прожить настоящий Вечер согревающего очага. И не только я! Разве это плохо?

Пару тихих секунд они обменивались взглядами. Вишес уже не чувствовала себя так уверенно. Пинки Пай была Элементом Смеха и известной на всю страну вечериночной пони, принцесса Луна была... принцессой. Видимо, они действительно понимали что-то, чего не могла понять она, боязливая художница из Рейнбоу-Фоллс?

Затем Пинки Пай широченно улыбнулась своей легендарной улыбкой, и у Вишес мгновенно отлегло от сердца.

― Плохо? Да это крутотенно! Веселье круглые сутки, во сне и наяву, наяву и во сне! Я должна подготовиться! ― подпрыгнув, она взлетела как воздушный шарик... и лопнула как шарик. На пол перед Вишес опустились розовые лоскутки, один упал на её протянутую ногу. Он ощущался как слой глазури и благоухал клубникой.

Вишес не успела придумать, как ей ко всему этому отнестись ― её весьма бесцеремонно разбудили.

 🌑~🌒~🌓~🌔~🌕~🌖~🌗~🌘~🌑

Всю дорогу до леса Вишес и отец провели в молчании. Отец до сих пор сердился, что дочь продрыхла до обеда, наплевав на подготовку к празднику; единорожка просто не знала, что сказать. В какой-то момент она подумала, не стоит ли осторожно обсудить свои планы на Вечер согревающего очага, но отвлеклась на другие мысли. Их за ночь скопилось немало.

Странно: когда-то сон помогал забыть о хлопотах и тревогах, оставить заботы в дне вчерашнем. Однако маятник качнулся в другую сторону, и теперь Вишес проснулась с бо́льшей головной болью, чем на закате. И всё же кобылке нравился вызов, который ей бросила принцесса Луна.

Вишес рассудила так: если бы её идея подвергала опасности Эквестрию или Мир Снов, или была совершенно недопустима по другой причине, Пинки бы ей об этом сказала. Элемент Смеха славилась своей непредсказуемостью и беззаботностью, и всё-таки она не была безответственной: в баре она следила за всеми и всем наравне с Луной. Её прощальные слова единорожка восприняла ― вернее, решила воспринять ― как завуалированное одобрение.

Рассердит ли она правительницу и хозяйку "На луне..."? Скорее всего да. И всё-таки Вишес надеялась, что озарение, снизошедшее на неё в баре, окажется верным и поможет ей выполнить задачу, не поставив Луну под удар, которого та боялась.

Художнице не терпелось вернуться домой и проверить догадку. Сразу после пробуждения они с отцом потащились за праздничной елью: такая была традиция. Смысла в ней Вишес не видела. Каждый год они вставали как можно раньше, чтобы Вишес выбрала лучшее деревце, затем отец его рубил, укладывал в сани и тащил обратно. Отец никогда не оспаривал её выбор, и единорожка была уверена, что если бы она показала на куст смородины, отец пожал бы плечами с невозмутимым выражением лица и срубил бы куст. Всё остальное время она лишь путалась под ногами, и даже её магия скорее мешала. Всю дорогу туда и обратно они молчали так усердно, что, наверное, деревья в лесу брали с них пример.

Дома Вишес и её мама начинали украшать ель, но очень скоро кобылка оставалась в стороне. Скай Вишес буквально порхала вокруг ёлки, решая, где виток гирлянды подчеркнёт красоту стеклянного шарика, а её дочь-волшебница стояла рядом с кислой мордочкой и уже не вмешивалась.

Вечер согревающего очага лишь подчёркивал их различия: Вишес наблюдала, как быстро и споро отец-земнопони добывает ёлку, видела, как мать-пегаска украшает деревце согласно своей неуёмной фантазии, и не понимала, почему она единорог, не способный ни на что.

Но сегодня Вишес не собиралась наблюдать, как веселится кто-то другой. У неё было своё праздничное занятие! Едва они с отцом вернулись из леса, единорожка пробежала в свою комнату и заперлась. Прошло полдня, начинало темнеть, а она ещё не подготовилась к ночи.

Раньше кобылка удивлялась тому, как мало бодрствующие пони обсуждают "На луне...". Она знала официальную версию: все ― или большинство ― считали бар и пони в нём сном, и всё-таки... неужели никто не обсуждал сны и не удивлялся подробнейшему сходству? Не проводил эксперименты? Легко было бы узнать правду, сказав другу в баре кодовую фразу и повторив её следующим утром. Вишес с радостью бы поставила такой опыт просто забавы ради.

Про "На луне..." не писали в газетах, не сообщали по радио, не говорили наяву. Вишес даже не была уверена, знают ли её родители о таком замечательном месте. Им стоило побывать там, даже если Вишес предпочла бы не пересекаться с ними хотя бы во сне.

Таинственное молчание вокруг бара не нарушила, но потревожила статья. Она вышла в какой-то нелепой газете, жёлтой как лимон и такой же кислой. Если бы не статья, Вишес и не притронулась бы к этой макулатуре. Обычно там мусолили кантерлотские сплетни, сочиняли чудовищные небылицы про Хранительниц Элементов и принцесс, а также публиковали псевдонаучный и псевдоисторический бред. Неудивительно, что семистраничную писанину с яркими иллюстрациями запихали в самое начало, потеснив прочие сказки как не стоящие внимания, а броский заголовок "КОЛЛЕКТИВНОЕ ПОМЕШАТЕЛЬСТВО ИЛИ РАСКОЛ ЭКВЕСТРИИ???" занимал первую полосу. Из-под огромных букв грустно выглядывали маленькие круглые портреты йети и Фэнси Пэнтса.

Проклятая ахинея лежала в папочке, в которую Вишес намеревалась собирать все материалы про любимый бар. Пока что газета была единственным её наполнением. Глядя на дешёвую серую бумагу с мажущейся вонючей краской, единорожка испытывала презрение и ненависть. Как они могли напечатать это! В предисловии редактора она прочитывала лишь страх перед таинственной, некогда мятежной принцессой Луной, но ещё хуже этой трусости было сплетническое любопытство, желание погреть ушки, какие бы ни настигли последствия. Ей казалось, что редактор напечатал этот пасквиль только чтобы купить собственную газетёнку и с наслаждением его прочитать, поминутно оглядываясь и ожидая, что Найтмэр Мун лично прилетит покарать его за ложь.

Единорожке пришлось перечитать этот истерический бред, и перечитать внимательно, подмечая, на чём авторы статьи делали особый акцент. В этот раз её возмутило даже не абсурдное раздувание проблемы из ничего, превращение единичных спорных случаев в социальную эпидемию, а отношение к принцессе Луне. Бездарные писаки, похоже, действительно верили, что не сегодня-завтра она взбунтуется вновь, но теперь у неё будут заложники в Мире Снов, а идеалы гармонии и дружбы навеки падут! Авторы подписались как "Союз обеспокоенных родителей", чему единорожка не верила: настоящие "беспокоящиеся" родители обошли бы сточную яму под названием "Сплетница Эквестрии" десятой дорогой. Кем бы они ни были, они в упор не желали увидеть в принцессе Луне её саму, а не ошибку прошлого настолько давнего, что страшно даже подумать. Вишес не могла представить, как можно быть настолько злопамятными и бессердечными.

Иногда художница задумывалась о написании статьи-противовеса: чего-то вроде отзыва, какими ресторанные критики награждают достойные заведения. В её случае получилась бы скорее восторженная похвала, но почему бы и нет? Почему бы не рассказать о "На луне..." всему миру? Почему бы не сломать стену странного молчания? Но черновики расстраивали Вишес: слова не складывались так, как нужно, а безграничная, почти детская любовь к иллюзорному бару сквозила в каждой косноязычной строчке. Почему-то её смущало это обожание. Как-то стыдно было признаваться в почитании сна, пусть и наполовину реального... И где бы опубликовали заметку, полную одной лишь радости?

Ну ничего, если у неё получится, о баре обязательно напишут что-нибудь хорошее! И сделают это правильно, лучше, чем смогла бы она.

Если получится... Вишес помрачнела. Теперь она понимала резкий отказ Луны. Вечер согревающего очага восхвалял любовь и дружбу, на которых держалась цивилизация. Мир пони был обречён на гибель в вечных льдах, но в последний момент правители племён открыли друг другу свои сердца, оставили гордыню и былые распри, и тем самым изгнали ужасных Вендиго. Это был день основания Эквестрии, мира между тремя расами и первого появления царственных Сестёр.

Празднество в Мире Снов могло показаться выпадом против всего, что свято чтилось в Согревающий очаг. Пони бы разделились на тех, кто отмечает "там", и тех, кто отмечает "здесь". Возник бы вопрос: почему они отмечают порознь? Подобный раскол походил на причину для ссоры между правительницами, у которых были разногласия в прошлом... или, ещё хуже, на последствие ссоры. Вместо символичного объединения принцессы разошлись бы каждая по своему миру, и пони пришлось бы выбирать сторону в ночь, когда им следовало веселиться.

Раньше ей не приходилось анализировать так глубоко и тщательно, просчитывать последствия последствий. Вишес, которой она была (и, если честно, являлась до сих пор), с трудом решала, не является ли салатовый зелёным чересчур ярким цветом для спальни маленькой кобылки и не стоит ли выбрать пастельно-голубой. Единорожка протяжно фыркнула, чувствуя, как потеет от напряжения шея под гривой.

С кем бы она могла посоветоваться? Времени оставалось совсем немного! Ну почему она тянула так долго? Из-за её глупой трусости всё могло пойти насмарку! У неё оставалось две ночи до праздника, а Вишес даже не решила, с чего начать.

Надо составить список. По-хорошему, с этим списком ей следовало подойти вчера к Луне, но художница рассчитывала заняться планом когда… если принцесса одобрит затею. Ведь как можно планировать то, что ещё не обговорено? Теперь Вишес оказалась в ситуации похуже, и ей страшно было даже начать… но Пинки дала ей надежду. И волшебница планировала зайти со своей надеждой как можно дальше.

Единорожка магией поднесла к себе блокнот и карандаш, открыла чистый лист и замерла. Время бежало, не сбавляя ходу, свет закатного солнца сменился жиденьким свечением фонаря, еле попадающим в комнату, а Вишес сидела, гипнотизируя блокнот и пытаясь хоть как-то разложить свой замысел на составные элементы. Пару раз она слышала, как родители зовут её, но не ответила; вероятно, они посчитали, что она вновь легла спать, и оставили попытки докричаться.

Спустя два часа список всё-таки был готов:

"ВЕЧЕРИНКА СОГРЕВАЮЩЕГО ОЧАГА В "НА ЛУНЕ У ЛУНЫ":

― нарисовать плакаты,

― взять у мамы в шкафу тот плащ, в котором она играла Найтмэр Мун в прошлую Ночь Кошмаров,

― надеть плащ и расклеить плакаты по городу,

― нарисовать праздничные открытки,

― отправить открытки подругам из колледжа,

― отправить объявления в "Эквестрийский вестник", "Пони-Авангард" и "Объявления Эквестрии" (???),

― лечь спать,

― отыскать Пинки Пай и, если она не будет занята, показать ей этот список, попросить помощи,

― рассказать как можно большему количеству пони о том, что будет здесь в праздничную ночь,

― спросить, хочет ли кто-нибудь из них помочь,

― ПОПРОСИТЬ ИХ ДЕРЖАТЬ РОТ НА ЗАМКЕ!!!

― не попасться принцессе Луне,

― придумать, как ещё можно украсить "На луне у Луны", придумать интересные конкурсы, выучить анекдоты."

Вишес перечитала список: бледные следы карандаша еле виднелись в тусклом зеленовато-голубом свечении её магии. Вышло неплохо, хоть и длинно. Слишком много дел для... одного дня. Одного-единственного дня. Надежда дрогнула под весом множества задач, которые не выглядели быстрыми и лёгкими даже на бумаге. Как она успеет? Проклятая, проклятая трусость! Целую дискордову неделю Вишес морозилась в баре, не могла решиться, и вот ― уйма времени потеряна! Если бы она начала сегодня с первыми лучами зари, может быть, она бы успела хоть что-то, но за один день...

Кобылка стиснула зубы. Да, она боялась целую неделю, но всё-таки поняла, насколько это важно для неё, и наверняка не только для неё, и благодаря этому решилась. Пусть остался лишь день, но она не сдастся без боя... или похожего на бой барахтанья...

День и ночь. Она может начать прямо сейчас.

Единорожка ещё раз пробежалась глазами по исписанному блокноту. Действительно, на одни только плакаты и открытки она потратит целый день, а ведь и сам праздник требовал тщательной подготовки. Значит предстоит бессонная ночь. Вишес не сдержала тяжёлый вздох. Конечно, она понимала, что придётся хорошенько потрудиться, делать всё в ужасной спешке, и что её мечта стоит того... но она просто не привыкла к такому темпу. И к ответственности тоже. И к тому, чтобы брать что-то в свои копыта, добиваться чего-то и чем-то управлять.

Она повторила про себя эти пугающие мысли... и не испугалась! Понимание этого удивило и воодушевило. Вишес позволила себе улыбнуться: пока что она вела себя... правильно. Как пони, которой по силам за ночь и день устроить праздник под самым носом у принцессы Луны.

И всё-таки, если она хочет не просто верить в то, что делает, а быть уверенной, ей нужен совет и опытный взгляд на её первый в жизни план вечеринки. Вишес понятия не имела, как соотносится время в баре и время реального мира, поэтому вылазка в Мир Снов могла нечаянно занять всю ночь. Хватит ли ей получаса? Единорожка решила положиться на будильник. Она левитировала его к себе и ужаснулась: уже девять часов! Неужели весь день был потрачен на безрадостный поход за ёлкой и написание списка дел? Значит, нужно торопиться ещё быстрее. Художница завела будильник, сунула его под подушку, чтобы звон не привлёк родителей, погасила рог...

 🌑~🌒~🌓~🌔~🌕~🌖~🌗~🌘~🌑

...и оторвалась от подлокотника, на котором покоилась её голова. Как, уже?! Видимо, умственная работа действительно отнимает много сил. Вишес с наслаждением потянулась: лежать в идеальном кресле ― подходящая жёсткость и упругость, мягчайшая обивка, удобная высота, ― было несравненно приятнее, чем в реальной кровати. Даже потягиваться лёжа было приятно! В "На луне..." разум работал так же, как наяву после хорошего здорового сна и полезного завтрака, сытного, но лёгкого. Вот только "наяву" единорожка испытывала такие чудеса ясности пару раз в год в лучшем случае: обычно она то пересыпала, то недосыпала; вид маленькой, кое-как украшенной для создания уюта комнаты, наводил тоску; мысли о встрече с родителями за завтраком заставляли неосознанно напрячься; завтрак то перегружал, утягивая обратно в дрёму, то не насыщал, и Вишес через час возвращалась на кухню, теряя время и желание что-либо делать... Бар был благословением уже и потому, что бодрость ума и хорошее настроение в нём являлись нормой, чем-то само собой разумеющимся.

В то же время Мир Снов пленял и успокаивал, замедлял дыхание, сердцебиение, мысли; всё происходило как в замедленной съёмке, и Вишес могла словно со стороны посмотреть на себя и своё сознание. Интересный, чисто сновидческий опыт.

Художница могла бы наслаждаться этим все полчаса, а затем и до утра, но не для этого она сюда пришла. Выпихнув себя из кресла, пони принялась искать в осенних красках бара ярко-розовое пятно. Что, если Пинки сейчас не спит? Или она с принцессой Луной?

― ХВАТЬ!

Вишес завизжала и вскочила на спинку кресла.

― Какого?!

― Приветики! ― земнопони по-кошачьи вывернулась из-под кресла и уселась на него. ― Чур моё!

― Обязательно было так пугать? ― единорожка спрыгнула на пол и подошла к Пинки. ― Ладно, это всё неважно, у меня срочное дело.

― О-о! Ты придумала, как убедишь всю Эквестрию потусить с тобой на Вечер согревающего очага? Придумала же, правда?

― Ну... не всю, но тех, для кого это действительно важно.

― Оу. О гораздо более весёлой версии "приколи пони хвост" придётся забыть ещё на год, ― Пинки погрустнела буквально на секунду, но тут же пожала плечами с философским выражением лица. ― Зато у меня есть ещё целый год на подготовку!

― Ты начнёшь планировать Вечер согревающего очага в первый же день нового года? ― спросила с улыбкой Вишес.

― Конечно! Особые вечеринки требуют особого внимания, ― Пинки подмигнула единорожке, но та, к её удивлению, насупилась. ― Что-то не так?

― Я распланировала свою особую вечеринку лишь сегодня перед сном... значит, я безответственно к ней отношусь?

― Ну вот ещё! ― Пинки охватила кобылку обеими ногами и, обняв, чуть встряхнула. ― Мы же все с чего-то начинали. Если ты и в следующем году будешь таааааааааааааак тянуть, то да, ты безалаберная пони! ― она легонько надавила копытцем Вишес на нос, и та засмеялась. ― А пока что ты прыгающая-в-последний-вагон-уходящего-года-пони!

― У года есть вагоны? ― волшебница чуть отстранилась и потёрла нос, продолжая улыбаться.

― А ты как думала? Январь, февраль, март, черника... ― Пинки неопределённо покрутила передней ногой в воздухе. ― Все такие вещи. Но мы отвлеклись от темы! Тётушка Пинки хочет знать план работ.

― Да! ― Вишес откашлялась и встала ровнее. ― Я подумала и решила начать с плакатов и подготовки конкурсов. Затем... нет, что-то не так, ― единорожка прикусила губу. ― Всё было в другом порядке! Я забыла! Мой блокнот остался в реальном мире, а без него я совсем ничего не помню!

― Блокнота!

― Да! Я записала в нём все цели, но не подумала, что...

― Вот такого? ― Пинки вытащила из-за уха блокнот Вишес.

Несколько мгновений единорожка силилась что-то сказать, но, к счастью, быстро сориентировалась.

― Да, этот. Спасибо, Пинки.

― Агасики, ― земная пони быстро пролистнула блокнот до нужной страницы и уставилась на план. ― Вау! Весьма неплохой список для новичка! Продолжай в том же духе, кобылка, и скоро весь северо-восток Эквестрии станет послушным тебе вечериночным механизмом величиной в пять тысяч миль. Восток и юго-восток уже мои, так что без обид.

Вишес сделала вид, что поняла её слова.

― О! Тебя тоже озадачивают эти газеты? ― розовое копытце указало на пункт, отмеченный тремя знаками вопроса. ― Почему, например, “Эквестрийский вестник” называется Эквестрийским? Почему бы не назвать его просто “Вестник”? Мы ведь и так в Эквестрии! Я вот знаю, что мы в Эквестрии! А ты знаешь? Или это газеты для страны драконов? Кстати, ты бывала когда-нибудь…

― Я не уверена насчёт газет, ― перебила её художница. Жуткая бестактность, так ещё и в адрес единственной пони, что собиралась ей помочь, причём бескорыстно, но времени на праздную болтовню не оставалось. К удивлению волшебницы, Пинки ничуть не обиделась, лишь кивнула с видом знатока. ― Объявления могут привлечь внимание врагов Луны.

― ВРАГОВ ЛУНЫ??? ― закричала Пинки самым громким шёпотом, который физически могла издать equus sapiens. Что ж, она старалась сохранить тайну. ― У нашей няши-Луняши-поняши есть враги?!

― Ну, не враги, но неприятели уж точно, ― Вишес поморщилась: было противно вспоминать этих злобных глупцов в чудесном заведении той принцессы, которую они поливали грязью на всю страну. ― Кто-то написал "расследование" о баре в "Сплетнице Эквестрии", и мне бы не хотелось дать им повод для ещё одной нелепой статьи.

― О, Вишес... ― Пинки понимающе улыбнулась. ― Гадким сплетникам не нужен повод для дурацких россказней! Нельзя прятаться от них! Когда ты честно делаешь своё дело, ты доказываешь свою правоту! Какая пони поверит клевете, если правда прямо у неё под носом? ― Хранительница Элемента выбросила вперёд свою длинную ногу, и Вишес не успела опомниться, как из-под её мордочки вытянули кексик. Пинки забросила его в рот и с аппетитом прожевала. ― М-м-м, этот вкус правды!

Единорожка призадумалась.

― Но тогда почему принцесса Луна отказала мне? ― пробормотала она. Пинки встрепенулась и забегала взглядом по всему вокруг; художница это заметила. ― Погоди, ты всё-таки что-то знаешь?

― Ну... ― земная пони потёрла шею. ― Наверное, да. Ты заговорила об этих врушках из газеты, и я подумала о... ох, это же не секрет, верно? А если это всё-таки секрет?! Я не могу рассказать!

― Если это секрет, то не надо, ― поспешила ответить Вишес. ― Я просто хочу устроить праздник для тех, кто любит это место так же сильно, как и я, но не хочу подставлять принцессу. Она не желает, чтобы пони нарочно собирались здесь в Вечер согревающего очага...

― И права в этом безмерно.

Вишес дёрнулась, запуталась в ногах, кое-как развернулась и упала в поклоне перед рассерженной принцессой Луной. Пинки отсалютовала ей блокнотом и принялась что-то намечать копытом поверх списка.

― Принцесса! ― мысли единорожки разбегались как рассыпанные бусины; она понимала лишь то, что её застигли врасплох, и теперь правительнице всё известно. ― Я-я не это имела в виду!

― Воистину? ― Луна пренебрежительно фыркнула. ― Кажется мне, у слов "она не желает, чтобы пони нарочно собирались здесь в Вечер согревающего очага" одно значение, тем более если вспомним мы вчерашний разговор.

― Но кто-то же всё равно придёт! ― ляпнула Вишес. Страстное желание оправдаться и защитить свою идею бежали впереди сознания, взяв контроль над речью. Единорожка позволила сердцу говорить о том, что оно ощущало. ― Это праздник для них! Конечно, если кто-то ещё придёт...

― Глупая кобыла! ― Луна гневно топнула, и мягкий толстый ковёр зазвенел, как сталь от удара камнем. Уютные цвета посерели, зыбкие контуры бара поплыли и смешались в статику. ― Не до́лжно принцессе привечать печальные отклонения от нормы целого вида! Как же ты не поймёшь?!

― Эй! Не смей называть Вишес и ещё десять тысяч семьсот двадцать одного гражданина Эквестрии ненормальными! ― вскричала Пинки за спиной Вишес.

Луна оторвалась от единорожки и прожгла приятельницу взглядом, который, без сомнения, мог расплавить камень. На секунду художнице захотелось увидеть, как земная пони встретила этот взгляд, невыносимый для неё даже из коленопреклонённого положения.

― Уж тебе бы помалкивать, Пинки Пай! Из всех пони ты как никто должна понимать, сколь хрупко равновесие в Эквестрии! Мы все должны строго изучать наши сердца и души дабы не пропустить позорные пятна слабости!

Луна принялась быстро расхаживать влево и вправо, хлеща себя звёздным хвостом по задним ногам. Вишес позволила себе распрямиться.

― Сей бар создан, чтобы пони могли отдохнуть в нём душою и телом, открыть лучшее в себе и ближних, чтобы научиться в нём чему-то новому и набраться сил для грядущего дня. Но не для жизни в нём!

Аликорн тяжело выдохнула и опустилась в роскошное кресло с тёмно-синей бархатной обивкой. Из-за спинки выскользнула Пинки Пай и без слов протянула принцессе стакан воды. Вишес не заметила, как переместилась земная пони, но не стала слишком озадачиваться этим во сне. Луна безучастно приняла воду и сделала крошечный глоток. Её глаза, пылавшие праведным гневом, точно погасли.

Наступила тишина. Художница неловко переминалась с ноги на ногу, не зная, сесть ей, или продолжать стоять, или заговорить, или что-нибудь ещё. Пинки просто сидела рядом с Луной. Безмятежное веселье на её лице сменилось виной, печалью… и, может быть, разочарованием. Эти чувства, обычные для любой другой пони, смотрелись так чужеродно и странно на мордочке

Элемента Смеха! Чем дольше кобылка смотрела на Пинки, тем хуже становилось у неё на душе. До этого Вишес неосознанно казалось, что земнопони по-своему контролирует положение, что у неё припрятаны для Луны особо убедительные аргументы… Сейчас она выглядела не как неунывающая приятельница богини, а как провинившаяся пони… наверняка Вишес выглядела точно так же.

Луна смотрела прямо перед собой. Единорожка не осмелилась бы гадать, о чём думает владычица "На луне...", но вопреки всему в ней уцелела крошечная частичка надежды на то, что аликорн всё-таки скажет "ладно уж, какие у вас идеи?".

Вишес чуть не заснула стоя во сне.

— Думаешь, ты первая?

Волшебница встрепенулась, завертела головой, но опомнилась и глянула на лицо Луны, такое же безучастное, как и раньше. Она сидела, не поменяв позу, и Вишес уже решила, что ей послышалось, однако принцесса продолжила.

— Ты не понимаешь... Это хорошо, значит, Селестия... мы с Селестией добились хотя бы внешнего благополучия. Все вы считаете себя такими находчивыми...

Луна встряхнула головой. Её горделиво расправленные плечи поникли, словно от тяжёлой ноши.

— Как часто пони подбегают ко мне и просят о чём-то вроде "принцесса Луна, а вы могли бы растягивать сон так, чтобы мы проводили здесь как можно больше времени?" или "принцесса Луна, может быть, есть способ перенести мою рукопись, или картину, или платье из сна в реальность, чтобы мне не пришлось творить их наяву?"... сколько подобных просьб я слышу за ночь? Все эти пони уверены, что лишь они отыскали обходную тропинку для жизни, все они предпочли бы сладкий сон настоящему миру, если бы им только предложили...

"И в чём они неправы", чуть не вырвалось у Вишес, но она вовремя прикусила язык.

— Разве ваша жизнь наяву так уж плоха? — теперь принцесса смотрела в глаза единорожке, не отрывая пытливого взгляда. — Во времена моей юности большинство простых пони не могли вообразить и десятой доли тех богатств, которыми вы сейчас обладаете. Вы не нуждаетесь в убежище грёз для того, чтобы отведать сладкие кексы, согреться в тепле или даже поговорить лично со мной... так почему?

Вишес потупилась: десятки ответов на тихий вопрос Луны и сотни собственных вопросов закружили её сознание. Она вряд ли бы объяснила свою привязанность к лунному бару, как она могла отвечать за всех эквестрийцев?

— Тогда зачем всё это? — буркнула она в раздумьях. — Для чего?..

Аликорн тяжело вздохнула, но это не напугало художницу. Теперь она хотела просто знать.

— Я задумывала это место как приятную иллюзию, что подкрепляла бы уроки дружбы, усвоенные вами, пони, при свете дня. Не спорю, многие довольствуются этим, не ища бо́льшей выгоды, но... — Луна отвела взгляд, словно бы стыдясь. — Всё чаще слышу я эти смущающие ум речи. Иллюзия оказалась слишком приятной.

Воцарилось недолгое молчание.

― Слышала я, что ты не желаешь подставлять меня под удар, и за то благодарна, — заговорила принцесса вновь. Она медленно выныривала из печали, привычное самообладание возвращалось к ней. — Полагаю, ты тоже видала эту... — тень ярости легла на её лицо, богиня сжала зубы, и Вишес поспешила помочь:

— Лживую пачкотню?

— Лживую пачкотню, да, — ярость слетела с лица Луны подобно облаку, аликорн даже слабо улыбнулась. — Как точно сказано. Милая моя подруга говорила, что никто не верит этим мерзким сплетням, но самые опасные сплетни — те, что выращены из семян правды.

Понимание медленно охватывало Вишес: она не имеет права ослушаться Луну. Осознание давалось нелегко, хотелось поспорить, придумать ещё какое-нибудь решение... но в словах Луны была неоспоримая истина.

— Хорошо, принцесса, — выговорила единорожка через силу и поклонилась. Только сейчас она заметила, что виды бара исчезли, и они с Луной находились в круге неяркого света, за которым была лишь равномерная темнота. Пинки тоже куда-то запропастилась, отметила Вишес с грустью. Скажет ли ей Луна, что план отменяется?..

Кобылка поднялась и посмотрела на принцессу. Лицо аликорна смягчилось, ободряющая улыбка украсила её губы. Луна поднялась из кресла, величественно подошла к единорожке и, к большому удивлению Вишес, накрыла её крылом. Тревоги и огорчение отступили как по команде, разум расслабился. Мягкая тяжесть крыла ощущалась как одеяло, и Вишес неосознанно прижалась щекой к плечу Луны, словно к подушке. Что бы ни случилось, принцесса была на её стороне, была всегда рядом, и осознание этого наполнило кобылку умиротворением.

— Спасибо... — прошептала она, стараясь прочувствовать каждый миг в тёплых объятьях. Нос аликорна несильно ткнулся ей в затылок.

— Ты добрая пони, Рэйнбоу Вишес, и сердце твоё желает дружбы и мира. В целом мире нет ничего важнее. Береги в себе этот свет, этот пламень, и, молю, разжигай его наяву, а не в царстве мечтаний. Согревай тех, кто тебе дорог, его истинным теплом, не дразни слабыми отблесками других и саму себя.

Разум Вишес плыл между сном и явью, но слова Луны, как заклинание, отпечатались в её памяти. Единорожка кивнула...

 🌑~🌒~🌓~🌔~🌕~🌖~🌗~🌘~🌑

... и подскочила как ужаленная на своей кровати.

Комната полнилась тьмой, и Вишес немного успокоилась. Неужели всё это произошло за каких-то полчаса? В самом деле, Мир Снов не обязан подчиняться законам реальности.

Вишес слезла с кровати, потянулась, бросила случайный взгляд в окно... и чуть не закричала от разочарования. Фонарь на противоположной стороне улицы ещё не погасили, но с востока уже тянулись первые лучи рассвета. Она и впрямь проспала почти всю ночь!

Кобылка выхватила будильник: похоже, он и не был заведён. Или же принцесса каким-то образом дотянулась из Мира Снов и выключила его? Вишес не знала, что и думать. Да и что тут думать... Охваченный её магией будильник побеждённо опустился на подушку. Драгоценное время потрачено.

Тут она вспомнила содержание сна: разговор с Пинки, затем с Луной. Слова, сказанные аликорном на прощанье, вспомнились легко, как собственное имя.

"Разжигать пламя наяву..."

Вишес понимала, что имела в виду Луна, но не представляла, как это воплотить в жизнь. Провести праздник с семьёй? Но он пройдёт точно так же, как во все предыдущие годы. Может быть, она была нечуткой к своей семье, и Луна говорила как раз об этом? Да, вчера она вела себя... мягко говоря, отстранённо, но разве Призм Стоун и Скай Вишес не вели себя точно так же всю её жизнь? Один молча шёл в лес, не задавая вопросов срубал ель, на какую покажут, и молча тащил домой; другая так увлекалась подготовкой к празднику, что забывала о его семейной сути. Каждый Вечер очага проходил одинаково: они ели, поздравляли друг друга, смотрели на фейерверки в виде сердца, открывали нехитрые подарки, ложились спать. Вишес вкладывала всю душу в подготовку и подарки, и только в последние года, видя скуку в глазах родителей, научилась относиться к празднику с такой же скукой.

Может быть, устроить торжество для всех желающих в городе? На мгновение Вишес загорелась этой идеей... и всё-таки она мечтала о другом. О большой, дружной встрече в полюбившемся ей месте. Там, где пони, лишённые праздника наяву, смогут обрести его хотя бы во сне... Ведь для того и нужны сны, разве нет?

Что же делать? Вишес размышляла, нахмурив брови. Перебирала идею за идеей, возвращалась к отброшенным, отбрасывала их снова, отыскивала новый нюанс, новую лазейку... Комнату озарили нежные лучи восходящего солнца, дом пробуждался, наполнялся звуками, но художница ничего не замечала. Все первоначальные планы отменены, это она поняла. Как бы она могла претворить мечту в жизнь и не подвести при этом Луну? Не прекращая хмуриться, единорожка магией потянулась за блокнотом, открыла список...

В нижнем уголке листа была нарисована подмигивающая рожица с высунутым набок языком и забавно нахмуренными бровями.

Пару секунд Вишес пялилась на неё, не моргая. В голове не осталось ни единой мысли. Наконец кобылка осторожно приблизила нос к рисунку и понюхала. Пахло... бумагой и воском, а ещё имбирным печеньем и яблоневым цветом. Аромат поддержки и заботы.

Пони выдохнула и отстранилась. Подсказка от Пинки Пай — кто бы ещё оставил ей послание розовым восковым мелком с блёстками? — вселяла надежду. Рожица на рисунке казалась хитрой, но доброй, она словно бы подначивала додуматься до чего-то... до чего?

Что бы она сделала, будь она Пинки? Представить это ей помешал стук в дверь.

— Вишес? Ты там?

"Где же я ещё могу быть в семь утра", — хотела ответить единорожка, но сдержалась и ответила просто “да”.

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Да, мам.

— Хорошо, тогда иди завтракать, — и кобылка услышала, как мать удаляется от её комнаты. Живот заурчал, будто отвечая на слова Скай Вишес, и единорожка вспомнила, что почти сутки не ела. Может быть, поэтому ничего толкового не придумывается, решила она и направилась на кухню.

На столе её уже поджидала тарелка любимых оладьев с сиропом и кружка чая с молоком. Вишес чуть не проглотила вилку: настолько была голодна. Мать принималась за готовку, и Вишес с неудовольствием учуяла терпкий, горьковатый запах календулы. Впрочем, даже это не испортило ей аппетит.

Завтрак проходил в молчании: единорожка была слишком занята оладьями и множеством мыслей о "На луне...", Скай Вишес, видимо, просто не знала, о чём говорить с дочерью. Так уж повелось в их семье. Неудивительно, что вопрос матери застал художницу врасплох.

— А? Что?

Скай Вишес негромко, но показательно вздохнула.

— Я спросила, всё ли в порядке было вчера вечером. Ты так быстро убежала к себе... — она замолкла на полуслове.

Вишес-младшая чуть не подавилась от неожиданности. Конечно, родители заботились о ней, но чувства держали при себе, такой уж у них был характер. Могла ли принцесса явиться к ним во сне и объяснить, насколько всё непросто в их семье? То была приятнейшая мысль, однако Луна ясно дала понять, что проблемы должны решаться в реальности.

— А, это... — Вишес не понимала, что ей ответить: правду? ложь? или вообще замять разговор? Но этот неловкий вопрос оказался таким... приятным, что волей-неволей хотелось ответить правду. И всё-таки ей не хотелось сообщать о своих планах на грядущий Вечер вот так. — Я просто... устала, и мне захотелось полежать. И нечаянно уснула. Наверное, замёрзла в лесу.

— Понятно... Ты и спала до обеда, — с этими словами Скай Вишес вернулась к салату.

Вот и поговорили. Единорожка подождала на всякий случай несколько минут, но мать молчала, и она быстро доела остывшие оладьи. Ей хотелось скорее продолжить.

Вымыв тарелку, Вишес ушла к себе. Почему-то она ожидала от матери какого-то вопроса, интереса к тому, как она собирается провести день накануне Согревающего очага, но та продолжала готовить, и волшебница без сожалений покинула кухню. Она помнила и ценила наставление Луны, но неловкий завтрак лишь убедил её бороться за мечту. Принцесса могла не понимать, насколько тяжело исправить отчуждённость. За один день — так вообще невозможно.

Первым делом единорожка настежь открыла окно: в комнату хлынул холодный воздух, и кожа под шёрсткой покрылась мурашками. И всё-таки прилив свежести был куда лучше духоты и спёртости. То ли от бодрящего ветра, то ли от сытного завтрака, а может, из-за всего сразу, в голове у Вишес прояснилось, губы сами собой сложились в улыбку, и кобылка прогарцевала к столу — работать за ним было приятнее, чем сидя на кровати. Устроившись, пони взяла блокнот, подмигнула розовой мордашке и вычеркнула пункт про газеты и привлечение внимания в баре. Она усмехнулась, увидев строчку "не попасться принцессе Луне", и перечеркнула её крестом. Напротив целей "лечь спать" и "отыскать Пинки Пай" Вишес поставила галочки. Из выполнимых и не ведущих к конфликту с принцессой задач остались плакаты и открытки подругам. Ночью кобылка писала список несколько на автомате, но теперь она задумалась над тем, что именно проступило на бумаге.

Четыре года в Филлидельфийском колледже искусств были единственным ярким пятном в её однообразной жизни. То время прошло не совсем так, как ей хотелось — учёба была интересной и полезной, и часто Вишес предпочитала книги прогулкам и вечеринкам, о которых она мечтала до поступления. Она не встретила любовь, не обрела подруг на всю жизнь — общение с приятельницами сократилось до пары поздравительных открыток в год; не осталась работать в колледже, поняв, что Филлидельфия не для неё. Просто закончила обучение чуть лучше, чем большинство её сокурсников, и получила диплом колледжа своей мечты. Почему-то Вишес часто думала о тех временах: вспоминала годы обучения, сравнивала ожидания с реальностью, гадала, как могла бы сложиться её жизнь в том или ином случае... и только сейчас эти мысли и воспоминания заставили её почувствовать что-то. Разочарование. Досаду. Горечь.

Действительно ли Филлидельфия была "не для неё"? Или же она не подходила Филлидельфии? Была ли она честна с собой тогда и сейчас?

Единорожка была уверена, что не забудет обдумать это после того, как закончит с баром, но всё же написала чуть ниже поредевшего списка "анализ прошлого". Сейчас следовало сосредоточиться на цели.

Ночью Вишес подумала именно о приятельницах, что поздравляли её, как и она их, с днём рождения, Вечером согревающего очага и Летним Солнцестоянием. Теперь кобылка вообразила их: две вступили в брак ещё во время учёбы, третья переехала в Ванхувер, и Вишес понятия не имела, чем и как она живёт, четвёртая всегда была среди огромной толпы, в центре внимания, и художница сомневалась, что её заинтересует вечеринка для одиноких. На самом деле, Вишес даже не могла вспомнить, когда в последний раз писала ей. Может быть, все они с радостью посетили бы сновидческий праздник, а единорожка с радостью бы их пригласила… но всё-таки это был праздник для другого типа пони.

Вместо них Вишес подумала о Файркрекер. Она была старше их — вероятно, разница в возрасте добавляла им непонимания — получала второе образование на факультете Магических Иллюзий, где обучалась художница, и слыла самой вредной, раздражительной и отчуждённой пони на всём курсе, а может и за всю историю колледжа. Из всей их компании Вишес общалась с Файркрекер теснее всего, и хотя тёмно-бирюзовая единорожка с огненной гривой действительно была не подарок, на звание самой вредной, по мнению кобылки, не тянула.

Как казалось Вишес тогда и сейчас, Файркрекер просто понятия не имела, как общаться. Она не отказывала в помощи, не сплетничала, добросовестно выполняла свою часть командной работы... Другие считали её чрезмерно самоуверенной зазнайкой, но художница считала, что Файркрекер имеет на это право: она окончила первое образование пиротехника на высшие баллы. Разве плохо гордиться своими достижениями? Бирюзовая пони была честной до болезненности и училась только своими силами, все её заслуги были справедливыми.

И всё-таки... да, она действительно вспыхивала как спичка, неважно от чего: от малейшей провокации или безобидного замечания. Может, кьютимарка в виде трёх языков пламени отражала её взрывной характер, а не жизненное призвание? Файркрекер была оголённым нервом, и частенько по этому нерву били просто чтобы насладиться реакцией. Вишес видела это и молчала. В те времена ей было некомфортно от собственной трусости, которой она придумывала множество оправданий. Теперь единорожке стало невыносимо стыдно.

Она должна написать хотя бы ради извинений. Может быть, Файркрекер уже давно не помнит её, всё же они не были близкими подругами, может, давно забыла эти моменты подлости... или же помнит и не может простить. Как бы то ни было, Вишес чувствовала, что обязана написать забытой приятельнице.

Художница открыла чистый лист и принялась сочинять. Следовало поторопиться: сегодня огромные очереди соберутся даже к почтовому дракону.

Спустя полтора часа кобылка прочитала, что у неё получилось:

"Здравствуй, дорогая Файркрекер!

Пишет тебе Рэйнбоу Вишес из Рейнбоу-Фоллс, мы вместе учились в Филлидельфии несколько лет назад. Понимаю, что ты меня, скорее всего, уже не помнишь, и всё-таки мне показалось, что написать тебе — хорошая мысль.

Во-первых, я хочу извиниться за все те случаи, когда не поддержала тебя в конфликтах: промолчала, перевела тему, пыталась унять твои эмоции. Конечно, успокаивать тебя, когда ты в гневе — это как тушить огонь бензином, это я помню, и знала ещё тогда, но мне казалось, что стоит быть выше них, благороднее обидчиков и т.п... Но это были отговорки. Я ужасно поступала, и я пойму, если ты сожгла это письмо прямо в конверте, едва увидев, от кого оно. Всё же я верю, что ты дала мне шанс, поэтому и пишу дальше.

Во-вторых, приглашаю тебя встретиться в баре "На луне у Луны" — думаю, ты знаешь о нём: чудесное место во сне, в котором ты можешь встретиться с кем угодно! Я собираюсь организовать там Вечеринку согревающего очага, для тех, кто по какой-то причине не празднует наяву. Я понимаю, что, наверное, тебе есть с кем встречать Вечер, или у тебя уже другие планы, но если вдруг ты одна или просто не хочешь скучать в праздник, то давай приснимся друг другу? Хотя бы на двадцать минут? Мне бы хотелось увидеть тебя снова.

Не жду ответа почтой (обычной или драконьей), твоё появление в баре будет лучшим, и, если честно, самым желанным ответом. Но я, конечно же, пойму и не обижусь, если ты не придёшь! Это просто предложение. Если ты не хочешь или не можешь быть "На луне...", но хочешь ответить, буду рада получить письмо! Обычное вполне сгодится. Мой адрес тот же, на который ты присылала гостинцы из дома! Я всё ещё ношу свитер, связанный твоей мамой! Передавай ей привет от меня! И если вдруг у неё не будет других планов на Вечер согревающего очага, пусть присоединяется к нам, если захочет!

Каким бы ни был твой ответ, или его отсутствие, с Наступающим! Пусть Новый Год будет наполнен дружбой, весельем, добротой! Пусть свет Селестии озарит твою жизнь, а звёзды Луны укажут тебе путь!

Прости меня за то, что я не была такой хорошей подругой, какой мне следовало быть.

С наилучшими пожеланиями, Рэйнбоу Вишес.

P.S. Ужасно хочу услышать, как у тебя дела!!!"

Строчки плавали как плотики среди огромного моря помарок и зачёркиваний: письмо давалось нелегко. Требовалось переписать его начисто хотя бы для того, чтобы прочесть послание на одном дыхании, как если бы Вишес была адресатом, а не отправителем. Кобылка начала переносить текст на новый лист, пытаясь вчитаться в каждое слово так, как сделает это Файркрекер... и остановилась. Карандаш замер над блокнотом.

С чего она вообще взяла, что Файркрекер нуждается в подобном... снисхождении? В жалости? Бирюзовая пони не восприняла бы это иначе, Вишес знала. Письмо, отправленное только ей, как бы подразумевало: да, я знаю, что у тебя ужасный характер, и пони разбегаются от тебя как от ядовитой шутки, так что приглашаю на вечеринку для самых одиноких. Мир?

Ещё Файркрекер наверняка бы закатила глаза на огромное количество “слов-расшаркиваний”, как она их называла: тех, что засоряли текст, но создавали ощущение вежливости и уступчивости. Вишес не видела ничего плохого в вежливости... в подобном духе она общалась со всеми в жизни и на бумаге.

Стоит ли ей перефразировать послание? Художница уставилась на исписанный листок, как астроном на далёкую звезду. Варианты и версии мельтешили в её разуме стайкой юрких рыбок, Вишес не могла их поймать. Она так усердно вчитывалась в письмо, что в какой-то момент слова потеряли всякий смысл. Время шло, кобылка пялилась в листок и чувствовала, что занимается какой-то ерундой.

В самом деле, что за сено? Разве Файркрекер не помнит, какой пони была её приятельница, что она всегда вела себя любезно и тактично? Разве Файркрекер не уважает принципы и характеры пони, даже те, что её раздражают?

Эта мысль расслабила единорожку. Файркрекер поймёт, что она писала искренне, не закладывая никаких оскорбительных смыслов. Поймёт, что её подруга всё та же, что и пять лет назад. Может быть, рассердится и несколько раз сомнёт её обходительное послание… но поймёт. И примет справедливое решение.

Значит, письмо готово. Вишес снова пробежалась по тексту, на сей раз — чтобы выловить ошибки и опечатки. Удовлетворённая результатом, волшебница убрала аккуратно сложенный лист в кармашек седельной сумки, надела её на спину и подошла к висящей рядом с дверью полке, на которой стояли её “сокровища”: фотоальбом, коллекция билетиков из театра и кино в красивой жестяной коробочке, всякие памятные безделушки… и свинка-копилка, жёлто-розовая, потому что любые товары, от зубных щёток до мебельных гарнитуров, продавались гораздо лучше, будь они выполнены в цветах Носительниц Элементов. В копилке хранились все сбережения Вишес. Кобылка магией подняла свинку и улыбнулась, ощущая приятный вес золотых монет. Интересно, сколько же там битсов? Времени пересчитывать не было, и единорожка на всякий случай достала ровно половину: она знала, что драконья почта ― недешёвое удовольствие.

Последняя монетка перелетела из копилки в сумку благодаря сине-зелёной магической ауре, и единорожка вернула свинку на место. Как бы сильно Вишес ни спешила, она не могла не восхититься стоящим рядом подарком Файркрекер на Вечер согревающего очага, из тех времён, когда они ещё обменивались подарками. Это был снежный шар, в котором, если его потрясти, вместо снега вспыхивали сотни маленьких салютов. Сейчас волшебные искры лежали на дне красной, золотистой и зелёной пудрой. Разумеется, только Файркрекер могла выдумать нечто подобное. Вишес очень любила этот шар, но теперь, глядя на него, она думала не о щедрости и изобретательности кобылки-пиротехника, а о собственной скупости. В самом деле, что она присылала Файркрекер в ответ? Вишес даже не помнила!

Она поспешила на почту, надеясь, что угрызения совести не превратят её в бегущий факел.

К удивлению волшебницы, народу было немного. Видимо, все умные пони сделали дела заранее, а не тянули до последнего дня... Вишес отогнала лишние мысли и направилась к окошку, за которым сидел скучающий дракон.

— Доброе утро! — сказала она. — С Наступающим!

— Ага, и тебя. Что отправляем?

Вишес замялась, не зная, перейти ей сразу к делу или отметить приятный нежно-розовый цвет чешуи собеседника. Принцесса Луна побуждала её быть доброй и смелой наяву, а не во сне, и она решилась:

— Кхм, у вас... очень красивая чешуя, — сказала единорожка и мгновенно устыдилась. Что она сказала? Это было весьма неуместно! Вдруг он подумает, что она заигрывает? Что тогда?

— Ага, все так говорят. А у тебя красивая грива, ― дракон безо всякого интереса разглядывал когти на верхней лапе. На Вишес он даже не покосился.

— Спасибо, — ответила застигнутая врасплох художница. Даже такой неискренний комплимент вызвал у неё смущённый румянец. Она прокашлялась и вытащила послание. — Я бы хотела отправить письмо, можно пожалуйста конверт и марку, конверт ярко-зелёный, если вас не затруднит?

— Это не здесь, — дракон повёл лапой в сторону "обычной" почты. — Сначала там, потом ко мне.

Единорожка с облегчением подбежала к работнику, которому ещё не успела наговорить глупостей. Выяснилось, что ярко-зелёных конвертов не существует, ей предложили на выбор изумрудный и салатовый. Файркрекер одинаково не любила и "скучные", и блеклые цвета, так что Вишес взяла алый, подходящей яркости. На конверт приклеили две марки: с видом на Кантерлотский дворец и с портретом принцессы Твайлайт. Чуточку нервничая, пони как можно аккуратнее подписала конверт. Адрес Файркрекер она взяла с чудом уцелевшей бандероли, что валялась в шкафу. Вишес надеялась, что Файркрекер никуда не переехала или хотя бы вернулась домой на время праздника.

Пока Вишес возилась с конвертом и марками, дракона заняли сразу два посетителя, и ей пришлось встать в короткую, но всё-таки замедляющую её очередь. Ожидая, кобылка начала продумывать дизайн плакатов. Сколько их вообще понадобится? Конечно же, один она повесит на базарной площади, чтобы привлечь внимание тех, кто по какой-то причине придёт туда накануне праздника. Ведь есть такие пони, что готовятся ко всему в самый последний момент… А это идея! Что, если подписать плакат как-нибудь навроде... "СТОЙ" — большими буквами, чтобы привлечь внимание, затем буквами мельче: "Ищешь тыквенные кексы на праздничный стол? Поздно! Но тебя ждут БЕСКОНЕЧНЫЕ кексы в баре "На луне у Луны"!!! Поспеши на празднование Согревающего очага в бар "На луне у Луны", и стол накроют ЗА ТЕБЯ!!!". Ах, нет... Принцесса ведь не хотела привлекать к бару излишнее внимание. Значит, без рекламы... Но разместить плакат там, где обязательно будут пони, разумно. Для тех, кто не отойдёт от своего домика дальше, чем на сто шагов, она принесёт по афише на восточную и западную окраину. Так она получит максимум внимания.

Едва Вишес посчитала, что план неплох, посетитель перед ней ушёл, и она смогла наконец отправить письмо. Глядя, как её сердечное послание превращается в лёгкий пепел и удивительное жёлтое пламя, единорожка пожелала ему счастливого пути и отыскать Файркрекер. Остальное зависит от своенравной волшебницы.

Уходя, кобылка замерла на пороге. Почему-то она подумала о почтовом драконе. Интересно, каково ему встречать Вечер в одиночестве, без соплеменников? Вишес ни разу не видела в городе других драконов. Празднует ли он вообще праздник пони? Может, стоит пригласить его в бар… Тут единорожка вспомнила их короткий и неловкий диалог и вылетела из здания пулей. Лёгкий морозец привёл её в чувство. Художница продышалась как следует и сосредоточилась на делах насущных.

Довольная собой, но всё равно встревоженная — придёт ли Файркрекер? Может быть, не придёт, но напишет? Где она вообще, что с ней? — единорожка вошла в соседнюю дверь, в магазин художественных принадлежностей. Только сейчас она поняла, что вновь поступила беспечно: в их маленьком городке плакатные краски, ватман, широкие кисти и прочие необходимые инструменты были, скорее всего, в дефиците, а те, что имелись, могли раскупить на подарки. Однако удача улыбнулась Вишес, и кобылка с радостью выложила на прилавок солидное количество золотых. Её магия ловко распределила покупки по сумке, рулон ватмана пони пристроила между шеей и сумкой.

— Что это ты затеяла, Рэйнбоу Вишес? — поинтересовалась Сангина, владелица магазинчика. Она и Вишес хорошо знали друг друга, единорожка часто приходила за всякой всячиной. — Хочешь нарисовать самую большую открытку в истории?

— Ха-ха, да, можно и так сказать, — Вишес изобразила улыбку, не зная, как скрыть правду, не солгав. — Кстати, какие планы на Вечер?

— А что, ты наконец-то зовёшь меня на свидание? — Сангина привстала на цыпочки и преувеличенно быстро захлопала ресницами. Вишес закатила глаза, не соизволив улыбнуться, и земная пони вернулась к серьёзному тону. — Ну и ладно. Сепия пригласила меня отмечать со своими друзьями. Будем объедаться сластями и разыгрывать по ролям Основание Эквестрии. Кстати! — Сангина ахнула. — Ты можешь присоединиться к нам! Нам как раз не хватает Кловер Мудрой! Ты идеально подойдёшь!

Вишес замерла, удивлённая внезапным предложением... внезапным и весьма заманчивым. Они с Сангиной не были подругами, так, просто знакомыми, а уж Сепию, сестру Сангины, единорожка почти не видела. Но ведь именно об этом и говорила принцесса Луна — о дружбе в реальном мире, о том, чтобы согревать пони рядом теплом своего сердца...

Она могла провести Согревающий очаг вдали от семьи, в весёлой компании, занимаясь традиционным праздничным дураковалянием, обрести новых друзей, сделать шаг навстречу чему-то новому... И ей очень этого хотелось. Настоящие изменения вместо попыток повлиять на пони, которые, пробудясь, наверняка посчитают вечеринку занятным сном. Счастливый шанс буквально лежал перед Вишес.

Почему она медлила с ответом? Что удерживало её от радостного "да"?

Единорожка медленно покачала головой, понурившись. Ей очень, очень хотелось согласиться... Но перед ней лежала заветная мечта, неважно, сколь незначимая для всего остального мира. Праздник в баре был важен для Вишес.

— Прости, Гвини. — прошептала художница. — У меня есть... дела.

Она ожидала, что Сангина расстроится или вообще никак не отнесётся к отказу, лишь пожмёт плечами с равнодушным видом, поэтому пренебрежительное фырканье земнопони удивило кобылку.

— Дела? В Вечер согревающего очага? — единорожка не успела вступиться за себя, Сангина отмахнулась копытцем. — Ты, конечно, не обязана идти, если не хочешь, но хоть придумала бы отговорку посолиднее.

— Это не отговорка! — вскричала Вишес.

Сангина удивлённо посмотрела на неё, и волшебница решила, что будет правильным объясниться. Она не могла рассказать всё, но могла не оттолкнуть от себя земную пони.

— У меня... есть шанс воплотить свою мечту. Понять, в чём мой талант, — Вишес изогнула шею и глянула на кьютимарку. — Говорят, Согревающий очаг — самое волшебное время в году. Время, когда возможно всё. Может быть, если я постараюсь как надо, приложу все силы... Моё желание исполнится. Вот для чего всё это, — единорожка указала кивком на переполненные сумки, чуть не сбив со спины рулон ватмана.

Недоумение на лице Сангины медленно переплавлялось в нежность и принятие. Она ободряюще улыбнулась.

— Что ж, это куда больше в духе праздника, чем очередная пародия на Основание. Что бы ты ни задумала, я уверена, у тебя всё получится, — земная пони подмигнула художнице и хотела добавить ещё что-то, но звон колокольчика над входной дверью перебил её. К прилавку прошла семейная пара с жеребёнком, и Сангина сосредоточила внимание на них. Кобылки спешно попрощались, и Вишес покинула магазин.

День подбирался к полдню. Создавалось впечатление, что времени ещё много, и раз уж она успела выполнить несколько дел до полудня, оставшегося дня хватит с лихвой... но Вишес знала, что это не так. Как раз после двенадцати время ускорялось так, словно катилось с горки, набирало обороты, торопилось, и вот уже вечер, тьма на улице, а родители стучат в дверь комнаты и зовут за стол. На самом деле времени оставалось меньше, чем было.

И Вишес галопом помчалась домой. Баночки с краской и наконечники для перьев бились в сумке друг о друга с приятным звяканьем. Ватман чуть не упал со спины единорожки прямо в сугроб, и ей пришлось подхватить рулон магией. Бежать и одновременно с этим концентрироваться на телекинезе, чтобы ватман плыл рядом и не оставался позади, было сложновато, но время стоило дорого. Кобылка знала: едва зажгутся первые фонари, большинство пони уже не выйдет из дома до утра. Если она хочет, чтобы её плакаты увидели, придётся успеть до первых закатных лучей.

Единорожка, не задумываясь, магией распахнула дверь и влетела в дом, спустя мгновение — в свою комнату. Поспешно снятые сумки и ватман рухнули на кровати, Вишес осела на пол, тяжело дыша. Она не привыкла к спорту, и теперь расплачивалась за гонку головокружением и бешеным стуком сердца. Как только праздник закончится... она обязательно... займётся бегом... по утрам...

Пони кое-как утёрла пот со лба дрожащей левой ногой, затем легла на ковёр и расслабилась насколько смогла. Пот лился ручьём и неприятно остывал в холодном воздухе — уходя, единорожка оставила окно открытым. Так и простудиться недолго... Вишес закрыла окно вспышкой рога и внезапно кое-что поняла. Вбегая в дом, она открыла дверь магией, не выронив при этом ватман, и это получилось совершенно случайно. Вишес не была магически одарённой или даже тренированной, что часто удивляло заказчиков. Они привыкли, что единороги-творцы — художники, модельеры, скульпторы и другие — окружены роем инструментов, каждый из которых словно обладает собственной волей, и ожидали подобного от Вишес. Единорожка предпочитала другой подход: быстрое, почти мгновенное переключение между инструментами. Со скоростью фотографической вспышки кисть в её захвате менялась на карандаш, карандаш — на перо, и паузы случались лишь когда требовалось подточить карандаш или смешать особый оттенок краски. Этого вполне хватало для нехитрой работы "художницы чего угодно" в провинциальном городке. У кобылки не было ни желания, ни мотивации тренироваться.

То, что для многих единорогов было пустячком, по-настоящему обрадовало Вишес. Она могла применять множественный телекинез! У неё была предрасположенность!

Может быть... ей действительно стоит поупражняться в магии? Хотя бы для себя. Чтобы знать, что она так может.

Вишес поднялась с пола, умиротворённо улыбаясь. Настоящая подготовка к празднику ещё не началась, а она уже столько всего узнала о себе! Отыскала решимость бороться за мечту, рискнула написать Файркрекер, захотела заняться спортом и магией... А ещё она запросто болтала с самой принцессой Луной! И Пинки Пай верит в неё! Единорожка не удержалась и затанцевала на кончиках копыт. Восторг и вдохновение охватили её.

Самое время заняться плакатами!

Вишес села за стол, разложила ватман, и её уверенная, спокойная улыбка чуть угасла, когда кобылка поняла, что всё ещё не знает, что именно хочет изобразить. Единорожка понимала, что её цель ― привлечь внимание таких же, как она. При этом никакой рекламы быть не должно, излишнего восхваления ― тоже. И что ей тогда рисовать?

Вишес хотела пригласить одиноких пони в бар, чтобы они почувствовали себякак дома в этот праздник дружбы и семьи. Как передать это чувство? Художница открыла блокнот и попыталась изобразить то, что ощущала во снах. Лёгкими небрежными штрихами она набросала комнату, принцессу Луну в центре и пони, сидящих слева и справа от неё; широкие крылья принцессы, сдерживаемые лишь границами листа, обнимали толпу. Подумав, единорожка нарисовала изгибы и завихрения магии вокруг рога принцессы, протянула их через всё пространство рисунка, отображая колдовскую природу бара. В качестве небольшой шутки Вишес поставила перед аликорном огромный стакан "суперпраздничного семь-в-одном".

Получилось... мило. И неконкретно. Рисунок не ощущался как приглашение, как реклама без рекламы. Это была маленькая законченная работа, замкнутое пространство, которое манило, но не звало к себе. Может быть, подпись поможет... "Мы ждём именно тебя!" — ну уж нет, с таким девизом только бумажки в филлидельфийском офисе перекладывать. "Хочешь так же? Присоединяйся к нам!" звучало слишком хвастливо в первом предложении и как-то... по-сектантски... во втором.

Художница ломала голову, но ничто не казалось подходящим. Чем бы ей привлечь одиноких пони...

Точно не видом счастливой толпы, набившейся под крыло принцессе.

Вот в чём дело! Если бы Вишес увидела этот плакат, подобная картина вызвала бы у неё горькую улыбку и острое чувство ненужности. Единорожка аккуратно загнула уголок рисунка, чтобы вернуться к нему когда-нибудь позже, и перевернула страничку.

Плакат должен приглашать. Логично, если принцесса сама будет приглашать в свой бар. Бар на луне… Лунная принцесса… Связь между Миром Снов и реальностью… Карандаш летал над бумагой. Спустя двадцать минут Вишес отстранилась от работы, стараясь оценить её непредвзято. Изображённый пони стоял, задрав голову к небу: из облаков пробивался широкий лунный луч, в котором виднелся силуэт принцессы с горящим рогом и полурасправленными крыльями. Предполагалось, что облака вокруг луча будут похожи на полупрозрачное видение комнат бара и улыбчивых лиц, как если бы Мир Снов отражался в небе как в реке.

Что ж... Волшебница закусила губу. Ей нравился набросок, нравилось ощущение волшебства, которое он передавал, но по смыслу рисунок был ещё более идолопоклонническим, чем предыдущий. Подписи, которые приходили кобылке в голову, вроде “Наша принцесса приглашает тебя!” и “Поддайся зову чудес!”, ситуацию не спасали. Вишес была уверена, что Луна их не одобрит. Близко, но не то…

С тихим "пу-пу-пу" Вишес опустила голову на стол и принялась постукивать копытом. Широкий белый ватман поглощал все смутные идеи и образы, как чёрная дыра поглощает свет. Может быть, стоит использовать космическую тематику... Единорожка знала о космосе только то, что в нём есть звёзды, планеты и чёрные дыры. Всё это слабо увязывалось в её понимании с “На луне…”. Хотя звёзды... Кобылка мысленно повертела образ звёзд: они далёкие, яркие, таинственные... Нет, не подходит.

Что бы такого ночного и космического, но в то же время тёплого и "домашнего" она могла отыскать...

Во имя принцесс! Бар на луне! Ответ заключался в самом вопросе. Единорожка отбросила вызванный недогадливостью стыд, открыла чистый лист и поместила луну с аккуратным домиком в верхнем правом углу. Штрихами отобразила чёрное небо, полное звёзд. И приглашение...

Под небом стоял земной пони. Слева и справа от него высились силуэты домов с зажжёными окнами, в некоторых виднелись наряженные ели. Пони не смотрел на дома, он смотрел на луну, на чудесный двухэтажный бар с растущим рядом деревом, чьи гибкие ветви оплетали второй этаж и крышу. Таким Вишес увидела “На луне…” впервые.

Пока что этот вариант подходил лучше всего. Как пони попадёт в бар? Может быть, принцесса позовёт его... Надо как-то добавить принцессу... Но куда? На пороге её фигурка смотрелась или маленькой в сравнении с дверью, к тому же земнопони на переднем плане отвлекал внимание, или большой, больше собственного творения, что выглядело нелепо. Других мест не было. Вишес вообще не очень хотела рисовать Луну, ей казалось — и небеспочвенно — что аликорну это не придётся по духу. Вспомнилась клеветническая статья в "Сплетнице Эквестрии", и единорожка невольно поёжилась.

Кто бы ещё мог представлять "На луне…"? Нарисовать себя кобылка не смела. Как же сложно! Знала бы она, что афиша вызовет столько трудностей, первым делом посоветовалась бы с Пинки. Уж эта пони придумала бы сотню вариантов...

О Селестия. Вишес прикрыла глаза, сердито выдохнула и, стерев Луну, изобразила Пинки Пай. Весёлая земная пони воплощала собой всё, что делало бар таким особенным и милым сердцу: доброту, заботу, принятие, непосредственность, и неопасный, забавный сюрреализм, который и отличает сны от реальности. И она не была принцессой Луной, а значит, лгуны-бумагомаратели не найдут, за что бы ещё зацепиться, какую ещё вину повесить на аликорна ночи.

Пинки стояла на пороге, с улыбкой вытянув переднюю ногу в сторону жеребца на земле. Однако Воплощение Смеха выглядела такой же одинокой, как и гость. Вишес это не устраивало, Вишес была в ударе, поэтому она стёрла Пинки и нарисовала сперва множество пони, выглядывающих из окон, высовывающихся почти наполовину, один вылезал даже из печной трубы (единорожка не помнила, есть ли на крыше труба, но эта деталь казалась забавной): они улыбались, смеялись, подмигивали, корчили милые рожицы и показывали языки, тянулись к земному пони и вытягивали передние ноги, словно желая поймать его в объятья; они размахивали копытами, подзывали движениями крыльев, привлекали его внимание искорками вокруг рогов. В каждом окне торчало сразу несколько пони, отчего казалось, что все они просто не помещаются в домике. Это даже не было преувеличением: в баре действительно собиралась как будто вся Эквестрия, и будь заведение настоящим, из камня и древесины, оно бы просто лопнуло. Чтобы подчеркнуть эту переполненность, Вишес скруглила стены домика и пририсовала на фасад парочку трещин.

И последнее, самое главное. Единорожка замерла. Она чувствовала, что почти добилась желаемого: создала идеальный плакат, нарисовала чудесный рисунок, и ей хотелось посмаковать эту минутку триумфа. О да, эта работа понравится всем, даже требовательной принцессе Луне, а уж Пинки будет просто в восторге! Вишес вновь поднесла карандаш к бумаге, всё вокруг ощущалось словно бы в замедленной съёмке. Благодарность, уважение, восхищение переполняли сердце художницы до краёв, и все эти чувства она сосредоточила в наброске той, к кому она их испытывала: Пинки Пай. Земная пони стояла на задних ногах у крыльца, на белоснежной лунной земле. Одну из передних ног она упёрла в бок, другой во взмахе указывала на планету, где стоял печальный жеребец. Эта поза, а также широченная улыбка и прищуренный левый глаз придавали кобылке вид пиратского капитана, приказывающего взять корабль на абордаж. Её помощники торопились исполнить поручение: из дверного проёма высовывалось сразу пятеро голов, те две пони, которые виднелись лучше всего — Вишес не смогла удержаться и, перебарывая смущение, изобразила в одной из них себя, — прижимали к полу один конец верёвочной лесенки. Лесенка выбегала на порог, но не сбегала по ступенькам, а взвивалась как дым и, в точности повторяя траекторию взмаха Пинки, опускалась подобно мосту на Эквус к бедолаге. Его взгляд как раз падал на второй конец лесенки. Единственным несоответствием оставалось его выражение лица: Вишес сменила грусть на осторожное удивление.

Единорожка положила блокнот картинкой вниз, подпрыгнула, чувствуя, как кружится от усердной работы, долгого сидения, и, главное, от радости голова, и закружила по комнате, давая себе размяться и отвлечься от несомненно шедеврального рисунка. Как только сознание прояснилось, а сердце начало уставать, художница вернулась за стол, подняла блокнот...

Вишес замерла, разглядывая серые контуры: работа была бесцветной, скупой на детали, чисто схематичной, но уже — лучшей в её жизни. Пришло время переносить рисунок на ватман, но кобылка медлила: что, если работа всё же не настолько хороша? Тонкие очертания давали разгуляться воображению, а в воображении всё что угодно выглядит ярче и талантливее, чем наяву... Не испортит ли она тушью и красками свою задумку? Нет, отрезала Вишес. Ей следовало больше верить в себя. Сегодня уже показало, что она способна на те вещи, о которых, не начнись вся эта история с баром, она бы даже не подумала. Может быть, создание афиш относится к числу таких вещей.

И даже если не относится, она зашла слишком далеко, чтобы струсить перед своим талантом и сдаться, отбросив мечту. Рисование не могло быть сложнее чем спор с богиней ночи или... или отказ праздновать Вечер согревающего очага с семьёй. Отказ, который Вишес ещё не озвучила, а стоило бы. Просто не спуститься к праздничному столу было бы трусливо и нечестно с её стороны.

Эти мысли единорожка уже не хотела обдумывать. Она установила блокнот так, чтобы хорошо видеть черновик, подготовила кисти, перья, краски и чернила, взглянула на весело тикающий будильник, чтобы знать, сколько времени у неё есть на три плаката...

Нет.

Не может быть.

Часы спешат, ведь так? Кобылка схватила будильник, но с ним всё было в порядке. Нет, глупость какая-то. Она не могла почти три часа — два с половиной, но всё же — набрасывать три рисунка? Вишес знала, что работает слишком медленно для успешной художницы. В их городке срочность требовалась только накануне больших праздников, всё остальное время единорожка неспеша работала над простыми заказами. Теперь эта нерасторопность выходила ей боком. Вишес топнула и, зажмурив глаза, замотала головой: она не могла признать, что потратила столько времени на раздумья и зарисовки, потому что если признает, то поймёт, что времени...

Первый плакат займёт часа четыре точно. Пока она поймёт, как разместить объекты, выполнит основную работу, закончит с деталями... пройдёт целая вечность, и вешать его придётся на тёмной, беспонной улице. С таким же успехом он мог висеть у Вишес над кроватью. Второй и третий получатся — вернее, могли бы получиться, — быстрее, ведь у неё появился бы образец, примерный план, что и как делать, чтобы сберечь силы и время. Но в реальности художница опаздывала с одним-единственным плакатом.

Вишес закусила губу и сердито, шумно выдохнула. Плевать. Она сделает сколько сможет. Сделает попроще — да, заведение её принцессы заслуживает как минимум самого лучшего, но, Дискорд побери, пусть лучше будет такая афиша, чем совсем никакой. Едва солнце коснётся горизонта, она, Вишес, возьмёт то, что получилось, и гордо поместит в центре города, пока ещё будет шанс, что её работу увидят. Сейчас не до амбиций, не до того, что она считает правильным для "На луне…" — главнее всего привлечь тех, кто, взглянув на плакат, воскликнет "ах, вот бы и мне так!".

В семь часов ночь завладеет улицами. В семь часов все пони спрячутся по домам и не выйдут в лучшем случае до полудня следующего дня. Единорожке стоило приклеить плакат самое позднее в шесть вечера. Значит... у неё есть три часа на полноценную, сложную, многоцветную работу с множеством деталей, и это всё при том, что за три часа, как выяснилось на опыте, она успевает сделать лишь несколько карандашных набросков.

Довольно, довольно болтовни.

Вишес завела будильник на без десяти шесть и ринулась в бой.

 🌑~🌒~🌓~🌔~🌕~🌖~🌗~🌘~🌑

Будильник прозвонил через тридцать минут. Единорожка разозлилась бы на себя за неправильно установленное время, но почти готовая афиша, хаос всех цветов радуги вокруг и ноющий от напряжения рог не давали ошибиться: три часа действительно пролетели как миг.

Вишес заставила себя отстраниться. Потрясла головой, осмотрела стол. Раскатанный лист ватмана был единственным светлым и не загромождённым пятном. Его обрамляли горы баночек с краской и тушью, опасно неустойчивые ёмкости с водой, в которой Вишес мыла кисти; тряпочки, о которые Вишес вытирала кисти; кусочки ластика, маленькие и большие; разнообразные перья; стружка от карандашей, а также всякие милые украшения вроде клея с блёстками, верёвочек и крошечных дощечек, золотой фольги, цветной ваты — раз уж плакат всего один, почему бы не поэкспериментировать? — и прочих мелочей. Казалось, что ватман лежит на дне неглубокого колодца. В какой-то момент художнице приходилось аккуратно нависать над плакатом, чтобы не сшибить поворотами головы шаткие кучки материалов; к счастью, магия позволяла ей работать “издали”. Конечно, надо было взять мольберт, но в спешке кобылка просто не подумала об этом, а потом каждая секунда стала дороже золота.

Единорожка ожидала, что плакат окажется в лучшем случае наполовину не готов, но, видимо, дух вдохновения снизошёл на неё и ускорил работу. Чёрно-синие цвета, царившие на листе, уравновешивались прозрачно-голубым светилом и песочной шерстью земного пони. В чёрных домах светились окошки из золотой фольги; в каждом квадратике художница с величайшей осторожностью процарапала тонкие контуры праздничных елей, голов пони и украшений. Жеребцу она “повязала” шарф из кусочка шерсти. Из верёвочек и дощечек Вишес сделала маленькую лесенку, аккуратно приклеила её поверх нарисованной. Вишес не рискнула смешивать два материала, поэтому написала луну не акварелью, как планировала, а гуашью, добавляя на кисть побольше воды. Получилось прозрачно и нежно, как ей и хотелось. Листву лунной ивы она усыпала мелкими блёстками.

Что ж, самое время спешить в город и…

Взгляд Вишес замер на пустоте у порога, где должна была стоять Пинки Пай. Как, во имя всей Эквестрии, она умудрилась забыть ключевой элемент афиши?

Художница закрыла бы глаза на отсутствие лесенки или проработки домиков, стерпела бы даже безпонность в окнах бара — так уж и быть, все ждут внутри, — но, Дискорд побери, без Пинки Пай весь плакат терял смысл! Это она направляла спуск лестницы, это она заприметила одинокого пони и спешила помочь ему. Настоящая Пинки именно так и поступила бы.

Единорожка сцепила зубы и вновь приникла к работе. Розовая краска, белила, тонкая кисть, кисть пошире, палитра, карандаш, голубая краска, перо с тончайшим наконечником, чернила сменяли друг друга в напряжённом телекинезе Вишес со скоростью мерцания. Комочек ваты — ах, вот для чего она была нужна, — клей, готово. Вишес вытянула себя из омута, в которое превратилось её рабочее место, и взглянула на фигурку Элемента Смеха со стороны. Очень даже славно! И не скажешь, что пририсовано в последний момент, буквально на копытах.

Пони вылезла из-за стола, пошатнулась, ухватилась за спинку кровати, выпрямилась, на головокружение нет времени, как можно аккуратнее ухватила постер телекинезом и поднесла к себе. Что-то пребольно ущипнуло её под рогом, бирюзовая магическая аура поблекла и задрожала.

Плохо-плохо-плохо. С Вишес такое уже бывало, ничем хорошим это не закончилось. После того глупого случая рог неделю просто не зажигался, не ронял ни малейшей искорки. Страшное и неприятное ощущение — самая важная часть кобылки словно отмерла. Тогда Вишес поклялась любой ценой не допустить подобного, какие бы глупые пари она ни заключила впредь, но сейчас магия была ей необходима.

Волшебница заставила себя влить ещё больше волшебства в рог, аура вокруг него вспыхнула белым и угасла до привычного цвета. Голова налилась свинцом, сдвинулись рамки поля зрения.

— Пожалуйста... — Вишес не знала, к кому обращается: к своим силам? К Луне? В пространство? — Мы сейчас отдохнём, клянусь, нам просто надо... сначала отнести...

Кобылка сосредоточилась на полосе магии, которой удерживался верхний край афиши. Она объяла эту полосу своим вниманием, и, ощутив, что осознаёт её, осторожно потянула вниз, укрывая плакат как стеклом. Так она сможет безопасно его донести, не испачкав и не смазав ещё не высохшую краску.

Вишес очень хотелось побежать, но глаза уже застилала пелена. Всё внимание кобылки сконцентрировалось на афише, на самой красивой и полезной работе в её жизни. Самым быстрым шагом художница направилась к двери, и все чудовища Тартара не смогли бы её остановить.

 🌑~🌒~🌓~🌔~🌕~🌖~🌗~🌘~🌑

Спустя час в чёрную от ночи комнату ввалилась взмокшая, обессиленная, драконовски голодная единорожка с раскалывающейся от боли головой. Шатаясь и налетая на кресло, тумбу, стол, она кое-как перетащила себя к кровати и рухнула. Дышать было тяжело, на лоб и виски будто навалили груды раскалённых камней, в глазах плыли оранжевые, синие, красные пятна, похожие на киринские фонарики.

Странно, но только сейчас Вишес поняла, как сильно она истощила себя, как сильно устала. В прошлый раз перенапряжения художница выдохлась гораздо быстрее — пожалуй, это и хорошо, предмет спора вообще того не стоил. Сегодня у неё была цель, прекрасная цель, и поэтому кобылка тащила себя сквозь изнеможение, голод, боль и прочие неприятные последствия.

Но оно того стоило.

Вишес закрыла глаза — как же приятно! — и попыталась расслабиться. Ноги обмякли, но напряжение из них не уходило. Если бы прямо сейчас ей потребовалось встать, она бы не смогла, так почему её тело не хочет успокоиться?

Нужно поскорее заснуть. Что за удивительное место "На луне…" — там, во сне, она устроит вечеринку, при этом отдыхая от тяжёлого дня. Принцесса, конечно, права во всём, и тем не менее... Почему бы не проводить все встречи в баре? Так ведь освобождается масса времени и сил!

Медленный вдох... Спокойный выдох... Не думать ни о чём...

Сонливость опустилась на единорожку тёплым, давящим облаком. Вишес отпустила мысли об изнеможении, о надоедливой боли в голове; о том, что она сегодня сделала правильно или неправильно. Чувство свободного падения захватило художницу, и она позволила себе падать куда-то в глубины своей усталости.

Вишес мягко, медленно всплыла посреди широкого дивана, как субмарина в центре моря. Спустя миг совершенного ничего — ни цвета, ни ощущения, ни мысли, — пони осязала копытцами бархатную обивку, чуяла сладкий аромат глазури где-то вдалеке, услышала... смутно знакомую музыку, вспомнить которую полусонной кобылке не удавалось. Ноты, сплетаясь, рождали дивную, воодушевляющую мелодию, похожую на могучий прилив, обрушивающийся на берег прекрасного моря. И звучала мелодия... глуховато, словно откуда-то с глубины. От этого песнь неизвестного инструмента звучала как-то потусторонне, будто звуки её доносились с иного плана бытия. Впрочем, так ведь оно и было! Это же Мир Снов!

Вишес перевернулась на бок, радуясь приятному касанию бархата, затем слезла с дивана. Освещение в баре было тусклее, чем обычно: и без того неяркое, уютное, оно померкло, и казалось, что всё бесконечное помещение озаряется одной угасающей свечкой. Тёплые цвета сгустились, потемнели, но не стали мрачными. Так, наверное, выглядит поздней осенью лес на закате, когда на землю падают последние оранжевые лучи солнца…

Вспыхнули мириады радужных огоньков, и Вишес поняла, почему бар погружён в темноту. Волнистые линии гирлянд бежали "под потолком" — единорожка знала, что если поднять голову, он отодвинется, станет куполом, — и вдоль плинтусов; опоясывали столешницы, кое-где были намотаны на ножки столов. Пушистая мишура обрамляла диваны и креслица. Конфетти сверкало в ворсистом ковре как звёздочки. На стенах висели традиционные праздничные венки, панно и прочие украшения.

Бар выглядел очень нарядно, не изменяя при этом себе. Внезапно Вишес испытала… нечто вроде облегчения? Она задумалась над этим чувством и поняла, чего боялась: вновь оказаться в невыносимо ярком огромном помещении, где кричат не только звуки ― громкая болтовня пони, музыка патефона, выстрелы хлопушек, топот и грохот, ― но и насыщенные цвета, и ослепительный свет; и, конечно, всюду толпы, толпы, толпы. На таком празднике каждый пони заведомо лишний. Здесь, к счастью, всё было не так, и спокойный уют объял всё безграничное пространство. Вот ещё одно неоспоримое преимущество сна ― он позволяет сочетать несочетаемое.

Вдоволь полюбовавшись обстановкой, Вишес пошла на глубокие, раскатистые звуки. Долго искать не пришлось: единорожка обогнула диван и остановилась как вкопанная. В десяти шагах от неё высился невероятных даже для сна размеров орга́н. Каким-то образом Вишес могла охватить взглядом бесчисленные ряды труб, что громоздились, вздымались, возносились один над другим, подобно уступам и склонам крутой горы; трубы попирали потолок в невозможной высоте, и в то же время потолок усмирял исполинский инструмент, заставляя его помещаться под круглым сводом. Под стеной труб раскидывался целый амфитеатр клавиатур, одна располагалась даже за спиной у органиста… которого почему-то не было видно, хотя инструмент играл. Это что, автоматика?

Заинтригованная Вишес приблизилась…

― БУ!!!

…и отпрянула, визжа. С весёлым криком Пинки выскочила из центра многослойного клавишного кольца подобно розовому камушку, вынырнувшему из чёрно-белого пруда… если бы камушки летели из воды, а не в воду; прыгнула к художнице, стиснула её в крепких объятиях ― та ощутила запах дерева и олова, примесь к аромату печенья и яблоневого цвета, ― отпустила, взмахом указала на орган, вновь прыгнула за кафедру органа, покрутилась на низком стульчике, пробежала хвостом по каждой клавише, вернулась к Вишес, потрепала по макушке, и всё это время из её рта водопадом изливалась, без пауз и ошибок, воодушевлённая речь:

― О! Это ты, это ты! Как здорово! Я тебя ждала-ждала, ждала-ждала, надеялась, что ты не придёшь, потому что это значило бы, что у тебя наконец-то появились свои пони под боком, но потом я спросила себя: “эй, Пинки, а что это за орган тут стоит?”, и я ответила: “потому что Рэйнбоу Вишес захотела устроить праздник в нашем замечательном «На луне у Луны»”, и я такая “что?! это невозможно!”, а я возразила “а вот и возможно! ты ведь сама разговаривала с ней вчера ночью, забыла, что ли?”, и я ей говорю “точно! А она не послушается Луну? Она вчера была супер-серьёзная, лучше к ней прислушиваться в такие моменты”, и я задумалась и поняла, что она, которая я, права насчёт того, что она, которая Луна, права, и я сказала “кексики! Тогда она, которая Рэйнбоу Вишес, может и не прийти!”, но тут я спросила “если вечеринка отменяется, то кто притащил орган?”, и я сказала “хороший вопрос, но точно не я!”, и я тоже сказала “и точно не я!”, но, между нами говоря, она могла слукавить, и тут пришла Луна и сказа…

Синяя облачко магии сжало её мордочку, и Пинки умолкла, как попугай, на клетку которого набросили покрывало. Из-за органа выступила принцесса Луна с непроницаемым выражением лица. Сердце замерло в груди у Вишес, и она, стараясь не думать о грядущем разговоре с властительницей, согнулась к неловком поклоне.

― И я молвила: ежели глупая кобыла так желает провести святой праздник сердечного тепла в сонном забытьи, пусть сон тот будет празднику соразмерен, ― Луна глянула на инструмент и медленно провела крылом по кафедре органа. На секунду аликорн показалась Вишес… почти смущённой, но это выражение исчезло в тот же миг, как Луна вновь глянула на единорожку. ― Сей дивный инструмент зачарован играть прекрасные мелодии, посвящённые великому Вечеру, едва ты клавишу нажмёшь. Но коль захочет пони сам исполнить сонату или фугу, наш орган препятствовать не станет, ― богиня чуть опустила голову и фыркнула. ― Если вообще найдутся такие смельчаки.

Застывшее в тревоге сердце поняло слова принцессы и забилось вдвое быстрее, снятое с паузы радостью и облегчением. Неужели это правда? Луна… помогла ей? Судя по тому, как Пинки набросилась на ту с объятиями, это не сон. Вернее, сон, но тот, в котором всё сбывается. Художница чуть не рухнула от счастья, но её перехватила земная пони. Чуть ли не уложив единорожку себе на спину, Пинки как ни в чём не бывало продолжила болтать, и разум Вишес выхватывал лишь отдельные кусочки: к сожалению, она не может задержаться, наконец-то они проведут Согревающий очаг вшестером, как давно следовало сделать, вернее, однажды они все вместе играли в праздничной постановке, но тогда они были не совсем они, а значит…

Ледяной взгляд аликорна приморозил Вишес к месту, и всё её внимание безраздельно перешло к ночной принцессе. Щебетание Пинки показалось таким далёким… Спустя пару секунд молчания и напряжённого разглядывания Луна кашлянула раз, другой, и Пинки, извинившись, в полном молчании вернулась за орган. Владычица “На луне…” глянула ей вслед и вновь посмотрела на смущённую внезапной переменой Вишес.

― Но есть условие.

― Условие? ― пискнула кобылка.

― Соблюдение его обязательно, ― Луна говорила тихо и чётко. ― Ни единая живая душа не должна узнать, что сон есть не просто забавная выдумка, но отражение жизней в потоке магии. Много есть способов у принцессы принудить пони держать своё слово, но раз уж вверяю я тебе свой ненаглядный бар, прекрасное моё творенье, значит, ты того достойна, и честному твоему слову я готова поверить. ― богиня подошла к остолбеневшей Вишес и опустила к ней лицо. Сантиметр, не более, разделял изящную, узкую мордочку цвета ночи и белоснежный круглый носик, но единорожка была поглощена пытливыми, проникающими в самую её душу бирюзовыми глазами и не замечала ничего, кроме них. ― Согласна ли ты на моё условие?

Плакат в угасающем свете дня и черновые варианты к нему промелькнули в мыслях Вишес как падающие звёздочки, но прежде чем она успела осознать, что уже нарушила ещё не данное слово, с её губ сорвались слова:

― Клянусь, принцесса, я вас не подведу!

Луна отстранилась со скоростью тени, скорее раздражённая, чем… чем любая другая реакция, которую Вишес втайне надеялась узреть. Почему-то ей казалось, что аликорн одобрит её рвение.

― Никогда не клянись, маленькая пони: слова клятвы бывают тяжелее гор и невыносимее жара пламени, не стоит ими бездумно разбрасываться, ― Луна потоптала левым копытцем ковёр, явно о чём-то размышляя. ― Обожди минуту, есть то, что мы не предусмотрели.

Прежде чем единорожка успела как-нибудь деликатно спросить, что же они не предусмотрели, богиня подошла к Пинки, колдовавшей над клавиатурами.

― Полагаю, я не застану тебя, когда вернусь. Вновь поздравляю с Вечером согревающего очага: пусть пламя твоей любви и дружбы растопит снега невзгод и лёд раздоров, ― принцесса наклонилась и обняла земную пони. Та обхватила её всеми четырьмя ногами в ответ.

Интересно, каково это ― вот так запросто обнять принцессу-аликорна? Болтать с ней на равных? Неужели Пинки совсем не ощущает никакого внутреннего трепета? Конечно, вчера Луна сама накрыла её, Вишес, своим крылом ― художница до сих пор ощущала его тёплую, пушистую тяжесть, ― но то был жест более официальный, более покровительственный. Волшебница не завидовала, ничуть, мысль о подобном панибратстве с богиней вызывала нервную дрожь… просто было любопытно.

Наконец подруги расцепились, и Луна скрылась в тени, отбрасываемой гигантским органом. Земная пони ещё раз крутанулась на стуле и уставилась на Вишес с благожелательной улыбкой. Почему-то молча. Она чего-то ждёт? Единорожка не понимала, что от неё хотят услышать. Она посмотрела на добродушную мордочку Пинки, заглянула в её большие голубые глаза…

― …Спасибо, ― сказала Вишес от всего сердца, чувствуя, как искренняя благодарность обесценивается тем, что она могла просто забыть о ней. ― Спасибо… огромное, честно. Это так много для меня значит, это…

К удивлению художницы, Пинки захихикала и принялась раскачиваться на стуле влево-вправо. Её мелкие, звонкие, бурные смешки напоминали пузырьки в лимонаде.

― Что? Я что-то не так сказала? ― Вишес окончательно растерялась. Может, её признательность настолько запоздала…

― Всё так! Просто… ― Пинки попыталась сдержать смех, но не смогла и захихикала пуще прежнего. ― Ну чего вы все такие серьё-ё-ёзные! Сегодня же праздник! “Спа-си-бо, бип-боп”, ― каким-то образом скорчив мордочку в нечто квадратное, передразнила Носительница Элемента гнусавым монотонным голосом. ― “Всё бу-дет су-пер кру-то, бип-боп”, вот вы какие! ― Пинки так развеселилась, что не могла больше говорить и, подкошенная смехом, рухнула на клавиши и замолотила по ним копытцами, извлекая всевозможные ноты.

Кобылка стояла, открывая и закрывая рот. Как на это вообще реагировать? Безудержный звонкий хохот Пинки Пай и переливы звуков из органа дополнительно сбивали её с толку. Вишес хотелось ответить в таком же беззаботном тоне, но она была другой пони, более… зажатой, неуверенной в своих шутках. Как она вообще собралась устроить торжество для незнакомцев, если она не может как следует посмеяться с самой ребячливой пони в Эквестрии? Единорожка выдавила несколько напряжённых смешков, чувствуя себя смущеннее, чем когда-либо.

Чуткая Пинки заметила перемену и, выпрыгнув из заколдованного круга клавиш, обняла плечи Вишес передней ногой. Другой ― взъерошила ей чёлку. Голос земной пони стал мягче, доверительнее, но отголоски буйного веселья всё ещё звенели под сводами бара, как угасающая музыка.

― Расслабься! Это же сон! Праздничный сон! Зачем жалеть себя, если можно разжелеиться? ― не успела художница и слова молвить, как её приятельница осела на пол грудой светло-розового дрожащего желе. ― Уи-и-и-и! С-с-сегодня от-т-торвусь по полной! ― студень заходил ходуном и измазал бок и плечо Вишес тонким, пахнущим яблоками и земляникой слоем. ― В-в-видишь?

Единорожка рассмеялась искреннее, чем пару минут назад.

― Ага! ― и всё-таки ей хотелось донести до Пинки, как много та сделала для неё за эти три ночи. Замешкавшись, волшебница коснулась поверхности желе и вздрогнула, когда большие голубые глаза переползли с грани лакомства к её копыту. Взгляды, напряжённый её и любопытствующий Пинки (Вишес не могла объяснить, как понимает настроение глаз на гладкой поверхности студня, просто понимала и всё), встретились.

― Слушай. Я не робот, но по-другому не умею, так что скажу серьёзно. Спасибо, что поверила в меня. Спасибо, что защитила перед Луной. И спасибо, что утешила в тот раз, когда она мне сразу отказала. ― Желе моргнуло. Вишес чуть запнулась, но продолжила. ― Спасибо за вдохновение, поддержку, доброту… просто за то, что ты ― это ты. Я бы ничего не смогла без тебя.

Желе вздрогнуло и с хлопком превратилось обратно в пони.

― Ох, Вишес, ― проворковала Пинки с той же открытой, мирной улыбкой, что и несколько минут назад. ― Глупышка ты. Вся эта помощь в двойном объёме и с горкой не стоила бы ничего, если бы ты сама не хотела устроить праздник. Если бы он не завладел твоим сердцем. ― Розовое копытце коснулось груди волшебницы. ― Луняша считает, что ты избегаешь делиться теплом дружбы с теми, кто ждёт тебя в “бодром” мире, но я считаю, что согреть тех, кто лишён вообще какой-либо дружбы, не менее важно!

Правда комом встала в горле Вишес. Она не смела сказать, что праздник не был самоцелью, что отмечание Вечера в “На луне…” ― лишь первое в цепочке желаний, которые она должна выполнить по велению кьютимарки. Она вовсе не была такой доброй, ответственной или уверенной в своих силах, как казалось Пинки.

Единорожка ответила только:

― Спасибо…

Земная пони длинно, негодующе фыркнула.

― Знаешь, под твою ёлочку Смарт Куки положит огромный классный словарь. С картинками!

― Смарт Куки? ― так, кажется, звали кого-то из легенды, и Вишес не очень понимала, при чём здесь этот персонаж.

― Ага! ― Пинки надоело стоять на всех четырёх, а потому она поднялась на задние ноги и заходила колесом вокруг художницы. ― Когда Основатели основали Эквестрию, Смарт Куки отправилась в самые отдалённые деревеньки чтобы рассказать всем такую новость и подарить подарки! И поскольку она очень-очень-преочень упрямая, она не успокоится, пока все-все-превсе пони в Эквестрии не получат свои подарки! Даже те пони, которые только что родились! Вот сейчас родились! Рождаются прямо в эту секунду!

― Это из фольклора земных пони? ― Вишес никогда не слышала такое продолжение легенды. Глядя на гибкость и быстроту Пинки, единорожка пожалела, что не может так.

― Ага, ― Хранительница Элемента приземлилась напротив Вишес. ― Сама придумала только что. Как тебе?

― А, э…

Искренний отзыв кобылки оборвал тихий, нарастающий звон. Она завертела головой, ища звук, и увидела, как Пинки достаёт из-за уха маленький серебряный колокольчик. Земная пони сдавила его в копыте, и колокольчик, издав высокую ноту, хрустнул. Мерцающий густой туман вырвался из обломков, окутал Носительницу пеленой, и её силуэт начал медленно таять.

― Мне пора! ― Пинки помахала художнице. ― Было приятно поболтать!

― А, да, мне тоже, ― проговорила сбитая с толку Вишес и только сейчас поняла, что понятия не имеет, что же ей делать с предполагаемыми гостями. ― Постой! У меня есть ещё вопросы!

Пинки мгновенно стала мрачнее тучи. Потрясённая таким контрастом единорожка отшатнулась.

― Вишес. Что бы ни случилось, ― Пинки говорила чётко, раздельно, с убийственной серьёзностью, которую волшебница не ожидала бы от неё и в самом диком кошмаре. ― Ни за что на свете не разыгрывай придурашливую версию легенды. Пони будут веселиться и смеяться и валять дурака, но, поверь мне, все уже по горло сыты, ― она выразительно постучала по шее. ― Одним и тем же из года в год. Эй, а как насчёт “пробеги внутри органа и не задень ни одну трубу”?! Вот настоящее развлечение для Мира Снов!

Резкая смена настроения с безмятежного веселья на серьёзность и обратно в течение доли секунды окончательно запутали Вишес. Она глазела на то, как Пинки растворяется в серебристом мареве.

― Хотя, конечно, решать тебе. Сегодня ты босс! ― Пинки подмигнула и ещё раз помахала. ― Счастливого Вечера согревающего очага, Рэйнбоу Вишес!

И она исчезла, бросая маленькую скромную пони на произвол судьбы в безразмерном баре вместе с не очень-то жалующей её принцессой. Вишес плюхнулась на круп, не понимая, как ей теперь выкручиваться. Вообще-то… после приглашения Сангвины она обдумывала нечто вроде “расширенной версии” всем известной постановки, в которой несколько пони будут играть роль одного и того же Основателя, если, конечно, придёт более шести гостей. В теории, должно быть весело. Но единорожка не смогла объяснить даже себе, что же в этом такого весёлого, и здраво рассудила, что тем более не объяснит и гостям, которые придут просто отдохнуть и зарядиться дружбой.

Если бы она принялась за подготовку раньше… у неё было бы гораздо больше времени продумать развлечения. В круговерти споров с Луной, планирования нюансов и рисования плакатов самое главное ― хорошее времяпровождение гостей ― совсем позабылось. И теперь Вишес стояла на грани катастрофы! Волшебница никогда не была душой компании, не посещала вечеринки и ни с кем не дружила… разве что давным-давно с Файркрекер… Как вообще веселятся нормальные пони? Чем согреть их сердца? Для Вишес вершиной уюта и веселья был мягкий плед, горячий чай в большой кружке и неторопливая настольная игра. За этим ли придут сегодняшние посетители?

Что ж, как бы то ни было, она уже здесь, и отступать некуда. Кобылка убедила себя, что не всё потеряно, время ещё есть, она обязательно успеет что-нибудь придумать, и тревога неохотно отступила.

Единорожка неуверенно подошла к органу. Ей вспомнилось предложение Пинки побегать внутри него ― возможно ли это? ― и Вишес не смогла не улыбнуться. Приободрённая, художница наугад нажала несколько клавиш, их звуки зацепились один за другой, как звенья цепи, и потянули за собой хорошо известный праздничный мотив. Незамысловатая песенка в исполнении помпезного инструмента звучала необычно: глухо, громко, торжественно… Триумфально, отыскала волшебница нужное слово. Несколько секунд она качала головой, прикрыв глаза, и притоптывала под раскатистую музыку, что было не так-то просто, но доставляло Вишес радость. Единорожка подумала об органе, который принцесса Луна создала просто чтобы добавить празднику величия; о Пинки, которая помогала с самой первой ночи; о собственных маленьких успехах и обо всём, что она уже сделала для бара и для себя. Может быть, эти победы совсем незначительные, для какой-нибудь успешной пони вообще смешные, но это были хоть какие-то изменения в замершей жизни Вишес, и она ценила их. И, подумав ещё чуть-чуть, она оценила себя: пони, что заручилась помощью принцессы и Элемента Смеха, что заставила себя открыться новому, что избрала своим первым выполненным желанием вечеринку для всех грустных и одиноких.

Вишес открыла блистающие решимостью глаза. Её губы украшала уверенная улыбка. Она сделала столь многое за какие-то три ночи, руководствуясь по большей части интуицией, и уж сейчас-то отсутствие плана точно ей не помешает. Тем более, что это неформальная, как бы дружеская вечеринка. Наличие чёткого графика может превратить всё в обязаловку.

Довольная рассуждениями, единорожка прошла вглубь заведения. Принцессы Луны нигде не было видно, но Вишес не сомневалась, что аликорн сама её отыщет, когда посчитает нужным. Волшебница окинула взглядом в кои-то веки пустующий бар. Странно было видеть его, вечно полный жизни, таким замершим и тихим… Неужели вообще никто во всей Эквестрии не лёг спать с желанием оказаться здесь? Вишес отогнала беспокойство: может быть, сейчас ещё не такая поздняя ночь. Может быть, вероятные гости сейчас высиживают время среди тех, с кем их свела судьба в Вечер очага. Или ищут возможность прикорнуть на длинной и бессмысленной ночной смене. Уж кто-нибудь да придёт.

Кобылка вновь осмотрела помещение, прикидывая, где бы им всем ― если, конечно, не окажется, что она одна такая неудачница, ― разместиться. Недостаток освещения окутал пространство иссиня-чёрной тенью, и “На луне…” словно бы напряжённо застыл во мраке. Мягкие контуры кресел и подушечек заострились, окаменели, отчего всегда дружелюбный бар стал напоминать… кладбище. Холодное, заброшенное, лишённое всякой жизни. Чересчур яркие звёздочки гирлянд резко контрастировали с призрачным тёмным миром, и чем дольше единорожка вглядывалась в цветные огоньки, тем сильнее напрягал её этот диссонанс. Но бескрайняя территория бара впереди пугала ещё сильнее. Гирлянды и приглушённое фоновое сияние самого “На луне…” подсвечивали ближайший к Вишес ряд мебели, делая его каким-то плоским, похожим на театральные декорации. Уходящие вдаль бесконечные ряды диванчиков, столиков и скамеек мало-помалу растворялись в пространстве, словно погружались в океан черноты. Что за ужасы затаились во тьме?

Холодный пот охватил спину Вишес. Она всматривалась в “На луне…” до боли в глазах, не в силах оторвать от странной картины покинутости и безвременья. Она так хорошо знала этот бар… и в то же время совершенно не узнавала его. Зрелище не пугало кобылку, скорее…нервировало, напрягало, мучило разум не поддающимся разгадке диссонансом.

Взгляд Вишес зацепился за пониподобный смутный силуэт на самой границе зрения, и собственный резкий вскрик ужаса напугал даже её саму. Но этот крик разбил наваждение: “На луне…” снова стал собой, пусть и темнее, чем обычно, и художница больше не дрожала на берегу океана пустоты. Это… что-то… даже не шелохнулось, точно не слышало. Может, и впрямь не слышало. Художница перевела дух, неосознанно отступая ближе к органу. Что происходит? Дрожащий хвост сам собой поджался к задним ногам, в горле пересохло. Образы демонов, привидений, зловещих тварей из космоса, вторгшихся в бар, хлынули потоком в её распалённую фантазию.

Но… ведь принцесса Луна рядом? Где-то совсем поблизости… верно? Вишес ухватилась за эту спасительную мысль, вдохнула, выдохнула и приказала себе посмотреть на чёрную фигуру в черноте.

Так.

Ну конечно же это пони там, в тени, в отдалённом кресле, в самом дальнем уголке бара ― Вишес вообще не знала, что у “На луне…” есть углы. Она сделала несколько шажков в ту сторону, и с каждым её слабенькая уверенность таяла. Почему посетитель спрятался так далеко… почему сидит так неподвижно? Кобылка видела лишь очертания головы с тёмной массой гривы, шеи и передних ног на столешнице ― ни мордочки, ни глаз. Странная, напряжённая поза… казалось, пони или упадёт, рухнет грудой на стол, или же вскинется, отлетит спиной на ковёр, вывернется и… Вишес сглотнула… бросится на неё с бешеной паучьей быстротой… Художница уже видела, как убегает что есть мочи, запинается о все коврики, скамеечки, столики и кресла, замедляется, спотыкается, падает, как чёрная тень настигает её одним прыжком…

Кровь заледенела в её жилах, каждое соприкосновение копытца с полом вызывало боль, но кобылка, словно бы уже угодившая в кошмар, где всем, даже ею самой, верховодит пугающая ирреальность сна, неотвратимо приближалась к таинственному креслу, в котором сидит… в котором сидит…

Вишес остановилась. Едва она разглядела гостя получше, страх сменился смущением и жалостью.

Этот пони выглядел очень больным и несчастным… и волшебница не понимала, почему. Она была уверена, что во сне, особенно в таком, как “На луне…”, все видят себя здоровыми, радостными, полными сил, но черношёрстный единорог напротив выглядел так, словно его морили голодом. Оттощавшие ноги, впалые щёки, прерывистое неглубокое дыхание… Яркость небесно-голубых глаз скрывала мутная пелена и краснота лопнувших капилляров. Алая грива стала какой-то терракотовой от грязи и свалялась в воронье гнездо.

Вишес знала, что обязана помочь, хотя бы попытаться. Вся эта вечеринка для одиноких была целиком её идеей, и она не имела права звать Луну при первом же затруднении. Секунду единорожка колебалась, раздумывая, хватит ли ей знаний и сил, но стыд перед беднягой, которого она так глупо испугалась, торопил действовать.

Кобылка приблизилась вплотную. Измученный жеребец даже ухом не повёл.

― Привет? ― получился скорее вопрос, чем утверждение, но главное ― начать. ― Всё хорошо?

Единорог с трудом отлепил голову от стола и посмотрел на Вишес…ну, куда-то в её сторону. Мутный взгляд никак не мог сфокусироваться.

― А? Кто это?

― Эм, я Рэйнбоу Вишес. Приятно познакомиться! ― наигранно бодрый тон и вымученная улыбка ей самой казались неуместными, и всё же создавали ауру дружелюбия и безопасности… наверное. ― Ты в порядке? Может, позвать принцессу?

В одно мгновение пони засиял как бриллиант под ярким светом.

― Принцесса? Моя принцесса?! Ты знаешь, где она? ― громкость его голоса нарастала, словно кто-то медленно и не останавливаясь выкручивал ручку приёмника. Туман в широко раскрытых глазах рассеялся, теперь в них горела надежда.

Вишес отступила на шаг, не понимая, как себя вести и что сказать.

― Э… принцесса Луна где-то здесь! Сейчас я поищу её, и ты…

Боль и растерянность на лице единорога оборвали Вишес на полуслове. Секунду жеребец смотрел на неё, будто бы надеялся, что она поймёт его, скажет нечто другое… Но кобылка недоумевала, и он, горько вздохнув, опять ссутулился за столом.

Вот и поговорили. Художница прикусила губу. Что же теперь делать? Желание спрятаться за Луну искушало. Просто отойти, привлечь её внимание, попросить помощи… Однако… разве такой праздник она, Вишес, затевала? Разве не она убеждала всех вокруг, себя в первую очередь, что её вечеринка поможет одиноким, по-настоящему согреет печальные сердца?

Разве она завоёвывала доверие ночной богини лишь для того, чтобы потерять его через десять минут?

И, в конце-то концов, разве так, слабостью и безучастностью, она постигнет смысл своей кьютимарки?

Значит, придётся справляться самой. Единорожка подобралась: расправила плечи, выпрямила шею и спину, и сразу почувствовала себя уверенней. Просто надо говорить с жеребцом искренне, от всего сердца, и он доверится ей. А затем они вместе найдут решение его проблемы. А после будут праздновать! Такой план наметила Вишес, план ответственной и дружной пони.

― Как тебя зовут? ― вот с чего следовало начать. Кобылка села напротив, не спрашивая разрешения: во-первых, это она организовала вечеринку, во-вторых, она решила, что самое время стать немного навязчивее.

― Кленолист, ― сказал чёрный единорог столешнице.

― Очень красивое имя! Я Рэйнбоу Вишес! ― какого Тартара она представилась ещё раз? Художница ощутила, как горят от стыда ушки, но собеседник, судя по отрешённому виду, едва ли её слышал, и она постаралась не зацикливаться на промахе. ― Кхм… так какую принцессу ты ждёшь?

И в самом деле, какую? Уж не принцессу Селестию ли? Единорожка хотела пошутить, но посмотрела на безрадостного, обескураженного пони напротив и передумала. Кленолист вздохнул горше прежнего, лёг грудью на стол и уставился невидящим взором куда-то над макушкой Вишес.

И не ответил.

Потянулось молчание, неловкое, досадное и почему-то липкое. Вся ситуация напоминала кобылке те разы, когда ей задавали в колледже склеить картонные макеты: она очень старалась, тратила как можно меньше клея, аккуратно подгоняла детали друг к другу, но в итоге всё вокруг, и она, и детали оказывались в противном клею, а макет превращался в вязкий размокший ком… Тут Вишес осознала, что отвлекается и упускает драгоценное время.

― Ну? ― надавила она, надеясь, что жеребец не успел забыть о её существовании..

Кленолист покачал головой, вернее, поелозил ей по столу.

― Бесполезно… Она не придёт.

“Да кто же она?!”, хотелось вскричать художнице. Вариантов, впрочем, было немного. Скорее всего, речь шла о какой-нибудь подружке, которую Кленолист ласково называл своей принцессой. Может быть, они поссорились, и теперь бедолага сидит и ждёт, что она придёт мириться. Наверняка так и есть. Вишес почувствовала себя очень умной. Как ей помочь в этой ситуации? Просто сказать “да ладно, всё наладится” явно не поможет. Следовало отнестись к разбитому сердцу бережно и с уважением.

Воспрянув духом и спеша заразить этим настроением Кленолиста, пони медленно наклонилась и тронула копытцем его плечо. Единорог чуть вздрогнул, но не отстранился. Вишес обняла бы его, если бы он не распластался по столу.

― Мне очень жаль, что так случилось, ― заговорила Вишес шёлковым голосом. ― Может, всё ещё наладится? Ты пробовал поговорить с ней? Я вижу, что ты очень её любишь! ― глаза Кленолиста загорелись как две далёкие, тусклые звёздочки, и Вишес сочла это хорошим знаком. ― Я уверена, что вам нужно встретиться, желательно не здесь, наяву, и обсудить свои проблемы как подобает двум взрослым пони!

Кленолист зажмурился. По его щеке пробежала единственная слеза, и сердце кобылки дрогнуло от сочувствия.

― Она прекрасна… как все звёзды в ночи. Как рассвет и закат, как всё самое лучшее, что есть в жизни, ― голос единорога дрожал и колебался от подступающих слёз, как слабый огонёк свечи под сильным ветром. ― Я был счастливее всех… и она больше не придёт…

― Почему?

― Принцесса Луна и та, другая… они прогнали её…

Что?

Фраза Кленолиста выбросила единорожку из худо-бедно составленного сценария. Теперь она очутилась перед тысячей объяснений, начиная с “да он спятил” и заканчивая “он тайный любовник принцессы Селестии, и меня отправят в изгнание за вмешательства в дела государства”. Но первый вариант всё же был ближе к реальности… и уже не в компетенции Вишес. Здесь нужна помощь психиатра, но где его раздобыть в Вечер согревающего очага? Может быть, среди сегодняшних гостей? Как скоро они придут, не навредит ли промедление? Но все эти благородные мысли, толпившиеся в голове художницы, растолкало бесцеремонное любопытство:

― Кого “её”? ― ей было стыдно за неприятную, сплетническую пытливость, но Вишес успокоила себя тем, что это поможет психиатру, которого она обязательно отыщет, быстрее понять состояние Кленолиста и грамотнее помочь.

Жеребец перестал плакать. Теперь он шмыгал носом и смаргивал оставшуюся влагу с ресниц. Его взгляд из потерянного стал озадаченным.

― Твайлайт Спаркл, ― медленно произнёс он, и каждый слог этого имени возвращал неживому голосу яркость и силу. ― Мою… принцессу.

Новые слёзы заблистали в неверном свете бара, и Кленолист прижал копыта к глазам.

― Всё было так замечательно! Она… слушала меня. Ей было интересно со мной. Я сначала стеснялся, не понимал… не понимал, что такая, как Она, может найти во мне. Но она сказала, что это всё неважно. Главное, что я люблю её, и она… и она…

Единорог громко выдохнул и потёр мокрое лицо. Вишес обратилась в слух, все мысли и подозрения были забыты.

― А потом… меня позвала принцесса Луна… в какую-то комнату, вроде подземелья… Там была она и ещё… та, розовая, северная, как её зовут?

― Принцесса Каденс?

― Да, эта, ― Кленолист взъерошил гриву. ― Они сказали… сказали, что мою жизнь забирал чейнджлинг. Через любовь к моей Твайлайт. Он питался моей любовью… нашей любовью… Сказали, что мне повезло… потому что чейнджлинг потерял осторожность и явил свою суть перед принцессой Луной. Ещё немного, и моя душа могла бы просто раствориться во сне…

Кленолист лепетал, словно в гипнозе, а художница не могла поверить своим ушам. Чейнджлинг? Здесь? И он… хотя, наверное, она… или чейнджлинги бесполы? Дискорд, да это вообще неважно: важно то, что здесь, в царстве принцессы Луны, паразит вытягивал из Кленолиста любовь, и если бы не счастливый случай… Даже подумать об этом страшно. А потом, когда Кленолист бы… погиб, подменыш присосался бы к кому-нибудь ещё. И всё это в нескольких шагах от песен, танцев, забавных конкурсов, угощений и улыбок. В нескольких шагах от… Луны.

Вспомнилась проклятая статья в “Сплетнице Эквестрии”, подливая топлива в пламя ужаса и гнева Вишес. “Принцесса Луна развращает Эквестрию!!!”, как же! Она сама была в неменьшей опасности! Превознесение сна над реальностью, бесспорно, вело к куче неприятностей, но Вишес даже не подозревала, что может быть нечто хуже этого.

Что сном можно… злоупотреблять.

Единорожка ясно представила себе, точно увидела кинохронику, как весёлый, здоровый, полный сил Кленолист впервые ступает на мягкие ковры бара, как сияют его большие голубые глаза, как в восхищении он вертит головой по сторонам, любуясь диковинками и причудами бара… Его сердце открыто, он готов встречать новых друзей… и тут какая-то подлая тварь ― кобылка сама содрогнулась от таких слов, неожиданно грубых даже для её возмущённого состояния, ― ловит его, точно паук мошку, опутывает ядовитой, губительной ложью… И вот Кленолист смотрит в глаза подменыша, равнодушные, лицемерные глаза, и не видит в них ничего, кроме любви, которую его заставили испытывать… и каждой ночью, сам того не подозревая, мало-помалу теряет себя, превращается в слабое, разбитое горем существо. Ради чего? Чтобы нечто, прикинувшееся Твайлайт Спаркл или кого там он ждёт, утолило свой омерзительный голод?

Как долго он был счастлив? Как быстро чейнджлинг пришёл по его душу? Мог ли он спастись?

― Мне жаль, ― выдавила единорожка. Маска уверенности и спокойствия слетела, показывая истинное лицо Вишес: робкая, растерянная, мало что знающая о жизни рисовальщица. Она ничем не могла помочь Кленолисту… она даже не знала, что ещё может сказать, чтобы облегчить эту ужасную боль.

Пони замолчали. Жеребец думал о чём-то своём, Вишес… замерла. Сострадание к несчастному и ярость в сторону чейнджлинга внезапно утихли, давая дорогу странному чувству, похожему на… подозрение? Что-то было не так…

― Это бесполезно, ― пробормотал Кленолист, выпрямляясь; стеклянный взгляд вновь смотрел сквозь Вишес. ― Она не придёт.

И кровь застыла в венах единорожки.

Казалось, прошли часы и годы, прежде чем она поборола дрожь и осмелилась глянуть на собеседника. Черношёрстный пони лежал на столе точно так же, как в самом начале их разговора, похожий на куклу, которую бросили после игры в тёмный угол. Вишес всё ещё искренне жалела его, но теперь к этой жалости примешивалась изрядная доля ужаса. На мгновение художнице почудилось, что никакой беседы не было, что всё сказанное ― лишь игра её тревожного воображения… но тусклые безжизненные глаза молодого пони заставляли принять кошмарную действительность.

― Д-да, чейнджлинг не придёт, ― еле вымолвила кобылка, отлично понимая, что речь идёт вовсе не о нём.

― Они изгнали чейнджлинга, ― Кленолист качнул головой, словно бы в замешательстве. ― Они… поэтому она не придёт. Я умолял не говорить принцессе Твайлайт, но они… наверняка они сказали ей, и теперь я ей противен.

Жеребец сложил передние ноги на столе и уткнулся в них носом. Он вёл себя как механизм, обречённый на одни и те же действия, одни и те же слова… теперь Вишес понимала, почему.

― Она больше не придёт. Она заслуживает кого-то гораздо лучше: умнее, богаче, способнее… Но она любила меня, слушала… ей было интересно со мной… и она больше не придёт.

Несколько секунд Вишес смотрела на грязную макушку. Затем рывком встала с атласной подушечки. Давно уже пора найти принцессу Луну…

Стальная хватка сжала её плечо, и Вишес поняла, что принцесса оказалась быстрее. Она обернулась…

…и узрела бездонную, неутолимую печаль в глазах богини. Все слова, что Вишес хотела ей сказать, растаяли как дым. Единорожка и аликорн смотрели друг на друга, разделяя горькое понимание.

Луна убрала копыто и пошла быстрым, чётким шагом прочь от стола. Кобылка засеменила следом, подавляя желание оглянуться. Почему-то теперь она ждала очередного поучения, очередного “видишь, как бывают коварны сны?”, но принцесса молчала, и это молчание делало ситуацию ещё страшнее, придавало ей какую-то… безнадёжность.

Они приблизились к бесконечной барной стойке. Луна распрямила правое крыло, и на стойку упало… нечто волнующееся, извивающееся, не поддающееся внятному описанию. Больше всего оно походило на длинного червяка, но Вишес не могла назвать этот живой, колеблющийся, сверкающий цвет таким мерзким и животным словом. Её взгляд потерялся в кусочке сине-серебристого потока.

― Нравится? ― голос Луны чуть потеплел: она заметила бесхитростное восхищение кобылки.

Вишес молча кивнула.

― Сие прядь моих волос, ― будто в подтверждение слов аликорна, её грива всколыхнулась. ― Суть чистая магия, она связана со мною, с тем чародейством, что течёт по моим венам и бьётся в моём сердце. Едва ты коснёшься этой пряди своим волшебством, я услышу тебя всей душою и пойму, что требуется подмога.

Суровый взор принцессы пронзил Вишес точно ледяная стрела.

― Должна ли я сказать, что звать меня ты можешь единственно в час угрозы?

― Н-нет, я понимаю, это только для дела, ― пробормотала единорожка и, догадавшись, поклонилась. ― Благодарю за доверие, принцесса. Честно, я не подведу. Всё будет хорошо!

Лицо богини смягчилось.

― Не говори наверняка, упрямая кобыла. Думается мне, этот вечер преподал тебе жестокий урок, ― она глянула куда-то поверх Вишес, и сердце пони дрогнуло. Она знала, куда смотрит повелительница, и вся радость, испытанная в миг получения пряди, сокрушилась под весом сострадания.

― Принцесса Луна… ― слова давались с трудом, но Вишес не могла не спросить. Аликорн склонила голову, ожидая. ― Он… он всегда здесь?

Луна вздохнула.

― Да. Разум его в плену, разорван меж двумя царствами, тем, что моё, и тем, что принадлежит моей сестре, ― увидев непонимающий взгляд Вишес, принцесса ещё раз вздохнула, теперь с оттенком раздражения. ― Проклятый чейнджлинг настолько опустошил и разрушил душу бедолаги, что теперь она может существовать лишь здесь, где сознания и магия переплетены и неотличимы, как течения в реке. Даже когда Кленолист бодрствует, разумом он здесь, бесконечно бежит по кругу влюблённости и предательства. Мы с Ми Аморе… мы с Каденс воистину сделали всё, что только было в наших силах.

Единорожка узрела всё воочию, сама догадалась, что произошло, и теперь Луна подтвердила её догадки… и всё равно, всё равно не могла осознать ужасную правду. Неужели здесь, в этом беззаботном, безмятежном месте, могло произойти нечто подобное, могло и произошло? Это ведь… это просто несправедливо! Разве реальная жизнь недостаточно опасна, что теперь злоключения и чудовища будут преследовать пони даже во сне… даже в таком чудесном, ласковом сне…

И после всего увиденного и услышанного она по-прежнему собиралась устроить вечеринку. Стыд пламенем охватил Вишес, негодование на саму себя превратилось в омерзение едва она поняла, что не может отказаться от мечты, даже несмотря на то, что веселье и игры будут проходить в трёх шагах от несчастной жертвы. Горький комок застрял в горле художницы. Огорчённая, запутавшаяся в чувствах ― она действительно жалела Кленолиста, но, видимо, не настолько, чтобы отменить торжество, ― Вишес потупилась. Луна истолковала её молчание по-своему.

― Не переживай, он безобиден и не повредит твоему празднику, ― затаив дыхание, пони ловила каждое слово аликорна и ждала, когда же проскользнёт в её тоне разочарование и презрение, созвучные тем, что испытывала она сама. ― Кленолист сидит за своим столом, не сходя с места, переживая раз за разом события последних четырёх месяцев его… его полноценной жизни, ― повелительница отвела взгляд, внезапно смутившись сама. ― Просто не трогай его и предупреди гостей.

Единорожка смогла только кивнуть. Прежде чем Луна успела заговорить, она её перебила.

― Неужели… неужели он навсегда такой? ― и сама испугалась бестактного вопроса.

Принцесса поджала губы, словно бы от гнева, но в глазах её не было ничего кроме печали и боли. Она расправила крылья, затем сложила, расправила опять, явно подбирая слова.

― Прошу, скажите правду.

Луна позволила скорби проявиться в длинном, пораженческом выдохе.

― Неизвестно. Воздействие огромных количеств могущественной магии, вроде магии Гармонии, способно исцелять и очищать души, но душа Кленолиста не больна и не порочна, она… разбита в мельчайшую пыль, частицы которой невозможно соединить меж собой. Волшебство Мира Снов позволяет ему жить…существовать… не более и не менее того. По сути он ― образ, призрак, зачарованный алгоритм, обречённый повторять одни и те же неизменные действия. Но никто не смеет говорить наверняка, когда речь идёт о магии и душах. Поэтому мы ждём и надеемся, что когда-нибудь разум Кленолиста вспыхнет искрой, что позволит ему вновь стать собой… или переродиться.

Вишес глянула на жеребца, неподвижного и тихого, как памятник. Луна отследила её взгляд. Они смотрели, ожидая слова, жеста, хоть чего-то… но Кленолист не шелохнулся. Художница закрыла глаза и вознесла короткую молитву Селестии: она знала, что принцесса дня ничем не способна помочь бедняге, но Вишес привыкла обращаться к ней. Вдруг здесь, в Мире Снов, молитвы являются чем-то большим, чем искренними просьбами к пустоте?

Луна повернулась к единорожке, и та, открыв глаза, обратила внимание на свою начальницу на вечер. Они обе преодолели себя, чтобы позволить празднику случиться, и лишь конец света мог бы помешать началу вечеринки для всех одиноких. Оставалось только обговорить последние детали.

― Нет смысла вновь упрекать тебя в ребячливой задумке, коль уже дала я своё королевское согласие. Посему… желаю удачи.

Она шагнула вперёд, а затем случилось то, что не приснилось бы Вишес даже в самом дерзком сне. Принцесса Луна, суровая богиня ночи, обняла её передней ногой и крыльями, положив подбородок на её макушку. Свежесть холодной осенней ночи волной накрыла художницу, нос переполнился горькими, пряными, глубокими ароматами увядающих трав, влажных от нескончаемых дождей цветочных бутонов, перезрелых ягод и яблок, первого октябрьского морозца…

Кобылка не успела осознать всю эту гамму ароматов, аликорн отстранилась мгновенно.

― Прошу, внемли моему совету, потому что… ― взгляд Луны скользнул в сторону, жёсткость, с которой она заговорила, смягчилась внезапной доверительностью. ― потому что я знаю, о чём говорю. Не воображай себя той, кем не являешься. Не пытайся вводить пони в заблуждение. Не играй во врачевательницу душ, будь собой, ― богиня мягко коснулась груди Вишес, и контраст этого дружеского тычка и крепкой хватки несколько минут назад поразил единорожку. ― Будь той, кто пожелала чудесного праздника для всех. Поверь, не за спасением, но за дружбой они приходят сюда.

Луна выпрямилась, и Вишес, увидев её безмятежное, словно бы равнодушное лицо, поняла, что время откровенностей закончилось. Богиня опять стала холодной, отдалённой и недоступной, под стать своей небесной тёзке. Нежно-голубое сияние охватило её фигуру.

― Теперь же я пойду, сестра ждёт меня за праздничным столом.

Сияние разгоралось ярче и ярче, стало почти невыносимым, обжигающим глаза, но Вишес не успела даже прикрыть их: свет угас, погружая бар в ещё более густую и непроницаемую темноту. Единорожка заморгала, пытаясь прогнать тёмный силуэт Луны, отпечатавшийся на сетчатке, и всполохи белых искр. Ну вот вроде и всё.

И вот бар в её распоряжении. Времени остаётся катастрофически мало, подумала Вишес: может быть, празднование уже началось! С минуты на минуту придут первые гости! Если, конечно, хоть кому-то будет дело до эфемерного заведения в этот вечер.

Кобылка уселась на барный стул и, взяв бокал с пуншем, принялась усердно размышлять. Из всех развлечений на ум приходила игра в Основателей и обычные игры для вечеринок вроде “приколи пони хвост”. Совсем не годится для Вечера согревающего очага! Что-то зашебуршалось в памяти Вишес, и она напряглась, вспоминая… Кажется, у пегасов была традиция, ещё из доэквестрийских времён, “впрыгивать” в наступающий новый год[9]: с первым ударом курантов ― художница вспомнила картинку из любимой энциклопедии детства “Мы все разные!”: роль праздничных часов у крылатой расы исполняло облако с особенно яркой и громкой молнией, бьющей через равные промежутки, ― пегасы взлетали на маленькие облачка или вообще на что угодно, а с последним ударом спрыгивали. Почему бы не предложить гостям такую весёлую встречу нового года?

Ну почему, почему она не начала готовиться заранее?! Ведь была целая неделя, в течение которой Вишес набиралась смелости подойти в конце концов к Луне. За это время она могла бы изучить традиции всех рас и существ, и праздник получился бы необычным и интересным. Но что уж теперь об этом… Вишес постаралась запомнить идею с прыжками и переключилась на земных пони. Чем бы таким занимательным ей вдохновиться у них?

Мгновение, другое, и единорожка со стыдом поняла, что не знает о земнопони практически ничего. Теперь уже и спросить не у кого… Она пожалела, что не задумалась о культурных развлечениях раньше, когда здесь была Пинки, ― вот уж кто составила бы программу на целый год вперёд!

Следующая мысль, внезапная, непрошенная, поразила Вишес точно гром.

Я забыла сказать маме и папе, что не буду праздновать с ними.

Счастье, что пони уже сидела на стуле, иначе бы она так и рухнула. Что же теперь делать? Неужели её вот-вот разбудят? Паникуя, Вишес завертела головой по сторонам, словно ожидая, что в этот самый миг сон развеется и пейзажи бара сменятся недовольным лицом матери или отца. Сильно ли они обидятся? С другой стороны, с чего бы им обижаться, разве они сами не чувствуют, насколько унылыми и неискренними стали все их праздники? И всё-таки как же некрасиво получилось…Но что, если её растолкают в самый разгар вечеринки и она всех подставит: гостей, себя, Пинки, Луну?!

Кобылка зарычала и схватилась за голову. И так всё из копыт валится, теперь ещё и это! Ей стало совестно, что сновидческий праздник вдруг оказался дороже и важнее семьи… но ведь она так старалась ради этого шанса, отдавала все силы, преодолевала себя! Что, если проснуться буквально на минутку, как можно быстрее объясниться с родителями и заснуть обратно? Но сможет ли она заснуть? Вишес была из тех, кто после пробуждения мог ворочаться до рассвета. И как назло в доме нет никакого снотворного!

Два желания тянули единорожку в разные стороны: желание поступить правильно и желание… нет, теперь уже долг провести идеальную вечеринку. Ведь она обещала принцессе… Значит, всё? Решено? Однако Вишес вовсе не чувствовала себя так, словно всё решила. Тревога и сомнения держали крепко, не позволяли переключиться на другие заботы. Художница откинулась на стойку, прикрыла глаза и глотнула терпкий, сладкий пунш, надеясь отвлечься. В который раз богатая палитра вкуса эфемерной еды поразила её: Вишес ощущала каждый оттенок, каждую нотку по отдельности, наслаждалась ими с первой секунды до последней, до тех пор, пока они не растворялись в конце концов на языке; и в то же время она вкушала полноценное, сложное блюдо, где каждый ингредиент был на своём месте и дополнял “соседей”.

В “На луне у Луны” даже простой пунш становился целым пиром. Единорожка смаковала свой глоток и надеялась, что этот миг блаженства продлится хоть немного дольше…

Обжигающая бело-розовая вспышка озарила весь бар и разрушила её идиллию. Вишес чуть не поперхнулась пуншем, скатилась со стула ― бокал в магической ауре неловко шлёпнулся на стойку, ― приземлилась, встряхнулась, изобразила самый представительный и дружелюбный вид, какой смогла, и погарцевала навстречу новоприбившей.

Панически оглядывающаяся бело-розовая единорожка напомнила Вишес её саму всего несколько минут назад… и не только. Что-то было знакомое в её резких движениях, в нетерпеливом притоптывании копытцем… Наверное, они встречались раньше ― но где, когда? Вишес не могла увидеть ни лица, ни кьютимарки: единорожка стояла к ней хвостом. Художница приблизилась, желая поприветствовать первую гостью, и та молниеносно развернулась, будто уловив, что к ней подходят с тыла. Её лаймовые глаза распахнулись.

― Вишес! Это ты! ― перебила она открывшую рот пони. ― Дискорд побери, какое счастье!

Вишес мгновенно узнала этот жёсткий, не позволяющий себя прервать голос. Лавстрак училась с ней в Филлидельфийском колледже искусств на факультете Магических Иллюзий и всегда была окружена табунами приятелей, поклонников и прямо-таки настоящих фанатов. Художница относилась к категории приятелей, единственно потому, что она, Лавстрак и Файркрекер жили в одной комнате общежития. Лавстрак относилась к ней снисходительно, покровительственно, пыталась вовлечь в хаотичную и весёлую филлидельфийскую жизнь, но учёба была для Вишес приоритетом, и после пары тусовок их общение так и ограничилось “привет-пока” и просьбами поделиться конспектом. Лавстрак, конечно, просила чаще. Вишес всегда видела её где-то в городе: в парках, театрах, ресторанах, но уж точно не на лекциях. Также она припомнила, что Лавстрак и Файркрекер на дух друг друга не переносили, грызлись каждую свободную секунду.

У розовогривой единорожки не было причин дружить с ней в те времена или вспомнить о ней сейчас. Как Лавстрак вообще её нашла?

― Само провидение свело нас, ― продолжала та, не давая бывшей одногруппнице и слова молвить. ― Ты ведь у нас искусна в Магии Желаний, не так ли? ― она столь бесцеремонно взглянула на украшенный звёздочкой бок, что Вишес еле поборола внезапное желание прикрыть его хвостом. ― Мне очень, очень нужна твоя помощь, и это, тьма побери, срочно.

Лавстрак буквально лучилась надеждой, облегчением… и нервозностью. Вишес вспомнила, что розовогривая единорожка всегда была, мягко говоря, экзальтированной. В тревожном смысле. Если буйный темперамент Файркрекер часто задевал её приятельниц, создавал ей множество проблем и наградил её репутацией задиры, но был… понятен, что ли… то какие мысли бродили в лихорадочной голове Лавстрак, Вишес боялась даже представить.

Сейчас её обычная нервозность подпитывалась не только бурей эмоций, но и страхом. Художница чувствовала его и неосознанно отступила.

― Э… привет? ― она решила не сдаваться. ― Приветствую тебя на первом в истории…

― Да-да-да, как скажешь, ― Лавстрак беспокойно била копытами по ковру, её взгляд скользил влево-вправо, выискивая что-то или кого-то. ― У меня мало времени. Ты разобралась как работает твой дар? ― впервые за весь разговор лаймовые глаза остановились на лице Вишес, и, если честно, хозяйка вечера предпочла бы, чтобы Лавстрак продолжила смотреть по сторонам.

― Я сама здесь для этого! ― как сказала когда-то Файркрекер, с такими как “эта самовлюблённая вертихвостка” стоит говорить уверенно и громко, и художница попробовала перехватить разговор. ― Я устроила праздник в “На луне у Луны” чтобы исполнить своё желание и вообще понять, как это делается!

Лавстрак застыла.

― Давай-ка уточним, ― медленно проговорила она. ― Ты не умеешь исполняешь желания?

Вишес неловко переступила с ноги на ногу.

― Ну… да.

Громкий разочарованный стон бывшей приятельницы полностью заглушил её робкое “Но я собираюсь научиться!”.

― Прекрасно, ― розовогривая единорожка села и поскребла ковёр передним копытом. Торопливая ярость исчезла из её облика, сменившись холодной, змеиной задумчивостью. ― Я в западне.

― А что случилось? ― Вишес уселась рядом. Ей не очень-то хотелось помогать Лавстрак, и она стыдилась этого нежелания ― всё-таки та неплохо к ней относилась в дни студенчества, ― но такая пони легко могла впутаться во что-то противозаконное или неэтичное, что, судя по всему, и произошло. Однако роль заместительницы Луны требовала от Вишес хотя бы узнать, с чем Лавстрак пришла.

― Какая разница, если ты не можешь помочь? ― фыркнула она, избегая участливого взгляда художницы.

― Но вдруг смогу? ― Вишес сама не понимала, почему настаивает. Просто Лавстрак казалась такой… потерянной. Беспомощной. Почти беззащитной. Файркрекер, будь она здесь, сказала бы, что Лавстрак по натуре своей не может быть такой, но единорожка решила довериться сердцу.

Что, если вся толпа обожателей по какой-то причине оставила своенравную кобылку? И теперь она совсем одна? Может быть, и не случилось никакого преступления; да наверняка не случилось, она была слишком милой и беззаботной для криминала. Может быть… ей просто одиноко в праздник дружбы и любви? Конечно, Лавстрак и одиночество всегда представлялись параллельными прямыми, однако Вишес, получившая на вечер в своё распоряжение бар в Мире Снов от принцессы ночи, не спешила клеймить что-то невозможным.

Лавстрак сложила передние ноги, умостила на них голову и пронзила художницу взглядом исподлобья.

― Ну давай попробуем, ― пробормотала она. ― Отмени-ка… то, что я сделала в прошлый раз.

― А что ты сделала в прошлый раз?

Розовогривая единорожка прищурилась.

― Неважно, ерунда. Примени магию своей кьютимарки и отмени мой поступок.

Это была не просьба, а приказ. Вишес не умела сопротивляться приказам. Растерянная, она принялась покусывать губы, её копытца перебирали шелковистый ворс ковра.

― Но как я могу отменить незнамо что? А если я отменю, например, твоё прибытие сюда? Или то, что ты ела на ужин? Или… ― тут до единорожки дошло, что Лавстрак просит о чём-то совсем уж невозможном, и уверенность вернулась к ней. ― Погоди! Я не могу исправить прошлое или повернуть время вспять! Это не под силу даже принцессам!

Лавстрак фыркнула с особым презрением.

― А я и не дура, чтобы просить о таком, ― отчеканила она. ― Я сказала тебе отменить моё действие. Или его последствия. Скажем так… ― кобылка потёрла подбородок, вновь стреляя напряжённым взглядом по сторонам. ― Я ошиблась и заколдовала не тех пони. Силой своего таланта. Они попросили меня отменить заклинание, а поскольку эти пони мои лу-у-учшие друзья, я поторопилась и нечаянно сделала ещё хуже. Так что мне хотелось бы отменить это большое неразумное действие и вернуться к маленькой ошибке. Пожалуйста.

Вот теперь Лавстрак выглядела отчаявшейся. Прижатые ушки, смущённая мордочка, закушенная губа… Вишес подумала, что наверняка сама выглядит так же. Если бы не цвет глаз и гривы, единорожка напротив была бы её точным отражением. Художница жалела её всей душой… и всё же ничем не могла помочь, как бы сильно ей этого ни хотелось.

― Лавстрак… ― она с величайшей осторожностью подбирала слова. ― Мой талант не Элементы Гармонии, которые способны на любые чудеса. Он скорее… опосредованно помогает пони отыскать свой путь к мечте. Так мне объяснила одна профессорша из Мэйнхеттена. Я консультировалась с ней…

Было в униженном, огорчённом лице Лавстрак нечто… угнетающее, нечто ядовитое, и Вишес, не в силах вынести это скрытое воздействие, потупилась в ковёр. Казалось, что свет проходит сквозь тонкие шелковистые ворсинки. Единорожка слегка надавила ― ворс деликатно пощекотал стрелку. Бывшая однокурсница смотрела теперь на кончик её рога, и Вишес это вполне устраивало.

― Кхм, ― сказала наконец Лавстрак после нескольких минут тишины, которые для охваченной тревогой кобылки тянулись одна за десять. ― И как же твой талант опосредованно может помочь мне?

Она словно пыталась подловить Вишес на чём-то, и от этого хозяйка вечера ещё сильнее робела.

― Ну… я… ― художница сглотнула тяжёлый комок, вставший в горле, и попыталась собрать воедино осколки своей маски “заместительницы Луны”. ― Обычно… Обычно я помогала пони воплотить их мечту, и мы с моей магией… как бы находили некий новый, необычный путь, до которого эти пони могли бы не додуматься, ― она беспомощно повертела копытцем в воздухе, стараясь подкрепить слова жестом. Жест вышел таким же неуверенным, как и слова.

― Ты помогала… А почему сейчас не помогаешь? ― в голосе Лавстрак проскользнуло нечто вроде заинтересованности.

Если бы этот вопрос задала Файркрекер… если бы Файркрекер была здесь… Вишес рассказала бы ей всё как перед принцессой, поделилась бы каждым соображением и сопутствующей ему бесконечной тревогой, страхом, робостью… Единорожка-пиротехник громко и в открытую презирала слабость, но Вишес знала, что на искренние переживания та ответит заботой и поддержкой. Даже если Лавстрак спрашивала искренне, художница не собиралась открывать ей сердце… её беспечное и жестокое отношение к сердцам было всем известно.

― Не уверена, что делаю именно то, что нужно, ― просто ответила Вишес и поднялась. Каким-то образом она ощутила появление новых пони, и какое же безмерное облегчение пришло к ней с этим чувством! Наконец-то гости! ― Ну ладно, мне уже пора…

― Стой! ― Лавстрак подскочила вплотную к единорожке, так близко, что их носы соприкоснулись. ― Слушай, мне плевать на твои заморочки, что ты там о себе такое думаешь, но мне очень нужна твоя помощь, это может быть жизненно важно, и ты должна хотя бы попробовала…

Вишес не слушала, она метнулась к барной стойке, прижалась к ней крупом, и прежде чем Лавстрак прыгнула бы на неё разъярённой пантерой, выставила переднюю ногу.

― Лавстрак! ― получился не грозный окрик принцессы Луны, получился вопль испуганной кобылки. ― Я не могу тебе помочь. Извини, но я не могу!

Она в самом деле сказала это! Она осмелилась отказать! Пьянящее чувство силы и контроля охватило Вишес, и она повторила чуть тише:

― Извини, но я не могу.

Лавстрак не приближалась, но художница всё ещё вытягивала ногу перед собой, словно щит. Пони напротив тяжело дышала, её глаза метали молнии, копытце вспахивало ковёр, как будто она готовилась побежать на Вишес. Но пока что обе волшебницы замерли в молчании.

― Что ж, ― тихое спокойствие в голосе Лавстрак создавало пугающий диссонанс с гневом на лице, подавленной агрессией в позе. ― Я думала, мы подруги, но если дружба для тебя ничего не значит… ― она хлестнула хвостом по задним ногам.

― Лавстрак, подумай сама: как я могу отменить твоё заклинание? Которое происходило из твоего таланта? ― Вишес и не думала, что помнит такие детали: память словно выталкивала подробности их диалога, помогая быстрее закончить неприятный, опасный разговор. Как же ей хотелось поговорить наконец с нормальными пони. ― Давай так: эти твои друзья здесь?

Розовогривая единорожка переменилась мгновенно. Её словно окатили ледяной водой. Ярость сменилась чистым ужасом, огонь в распахнутых глазах погас.

― Селестия, надеюсь, что нет, ― съёжившаяся Лавстрак заозиралась по сторонам. ― Если они заявятся сюда в дискордов Вечер очага, значит, мне конец.

Теперь Вишес не была так убеждена, что её бывшая знакомая неспособна на криминал.

― Я не могу колдовать над пони, которых даже не знаю, ― художница старалась говорить чётко и рассудительно. ― Ты говоришь… было два заклинания? Ты пробовала снова применить первое?

Лавстрак фыркнула с максимальным презрением, страх отпускал её.

― Ну конечно же. Это бесполезно, я очень сильно облажалась.

― А если попробовать другое заклинание?

― И сделать всё ещё хуже? ― поскольку Вишес не поняла, почему нельзя применить “правильное” заклинание, Лавстрак раздражённо объяснила: ― Ты ведь художница, да? Вот и представь себе, что психика ― это холст, а заклинания ― краски. И если размалевать холст вообще всеми красками, получится не шедевр, а куча ослиного навоза.

“Тогда как ты вообще решилась заколдовать кого-то?” ― хотела спросить Вишес, но сдержалась и предложила:

― А если позвать опытного мага? Может, он всё исправит?

― Невозможно, ― отрезала гостья. ― Дискорд, могла бы и подумать, прежде чем сказать. Если бы я была умнее, то не болтала бы об этом даже с тобой, особенно с тобой, но поскольку ты у нас пони с меткой исполнительницы желаний, а я в тупике, то пришлось рискнуть.

Розовогривая единорожка шумно выдохнула и потёрла лицо. Вишес опустила ногу и рискнула спросить в лоб.

― Лавстрак… Ты совершила что-то, ну, противозаконное?

Лавстрак замерла, не убирая копыто от мордочки, и глянула на смущённую собственным вопросом пони круглыми от изумления глазами. Её взгляд застыл, затем она моргнула раз, другой, и начала так истерически, взахлёб смеяться, что от этих звуков у Вишес свело живот. Кобылка стояла как оплёванная, не понимая, что делать, что говорить, а Лавстрак выплёскивала ярость и боль через надрывный смех: она даже полуприсела от напряжения, слёзы из прищуренных глаз текли по раскрасневшимся щекам.

Наконец истерика утихла. Гостья утёрла влагу с глаз дрожащим копытцем. Несколько секунд она смотрела на Вишес нежным, туманным, почти любящим взглядом, припадок безумного веселья оставил похожую на шрам рассеянную улыбку.

― Вишес, ты… ― Лавстрак обессиленно захихикала, качнув головой. ― Ты просто нечто. Я поверить не могу, что ты спрашиваешь всерьёз.

― Так да или нет? ― Вишес сама не знала, что хочет услышать, она хотела лишь уйти от Лавстрак и заняться гостями, которые нуждались в ней.

Лавстрак смотрела с тем же мечтательным выражением лица. Вишес терпеливо ждала.

― Нет, ― сказала розовогривая пони в конце концов. ― Ничего противозаконного.

Она говорила уверенно, без попытки убедить, и в то же время спокойно, без деланой небрежности, к которой прибегают, чтобы не выдать ложь, но Вишес всё равно не верила. Интуиция подсказывала, что Лавстрак была честна лишь в моменты гнева. Вишес было уже всё равно.

― Тогда почему бы тебе не признаться им? ― утомлённо проговорила она. ― Скажи, что не можешь отменить эти заклинания. Предложи любую другую помощь, будь рядом с ними. Если они настоящие друзья, то простят тебя. Если нет, то хотя бы будут знать, что случилось. Но ты не изменишь прошлое, не отменишь свою ошибку, потому что это невозможно, и лучшее исправление ошибки ― это оставить её в прошлом и сделать новое, доброе дело. Больше я ничем тебе не могу помочь.

Кобылка развернулась и погарцевала вглубь бара, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Хозяйка вечера дала совет, исполнительница желаний оказала помощь, а Рэйнбоу Вишес хотела забиться под столик и просидеть там до возвращения принцессы.

Лавстрак не побежала за ней, ничего не крикнула вслед, и художница благодарила судьбу уже за это. Вечер был словно проклят, праздник, несомненно, катился в Тартар, ― она пустила торжество на самотёк, бросила гостей, и всё потому, что не могла бросить в беде полузабытую приятельницу, которой и даром не сдался бар со всеми его чудесами.

“Я ужасная хозяйка”, корила себя Вишес, но никакой другой сегодня в баре не было. Если так разобраться, что вообще она сделала для самого праздника, не для подготовки к нему? Красивая афиша, может быть, и привлечёт внимание каких-нибудь запоздалых гуляк, но какое торжество ждёт их здесь? Торжество её, Вишес, нерешительности? Одно-единственное развлечение? Скандальные кадры вроде Лавстрак? Тут ей вспомнился и Кленолист, одинокий, потерянный в своём разуме, и горечь стыда ещё раз отравила художницу.

Мрачные самоуничижительные мысли всё прибывали и прибывали, и чем больше их становилось, тем быстрее бежала Вишес. События и лица мелькали как стёклышки в калейдоскопе, все слова, сказанные и нет, вспоминались разом, и кобылке было одинаково стыдно и за разговоры, и за молчание. Она вертела головой туда-сюда, видела пони где-то вдалеке, почти все они приходили группами, компаниями, как и следовало ожидать. Их лица приближались, будто Вишес смотрела в бинокль: они сияли беззаботностью и счастьем, они были счастливы находиться именно здесь, именно сейчас, именно со своими друзьями и возлюбленными. Хватит ли ей смелости вмешаться в их веселье? Должна ли она вмешиваться со своей глупой, тщеславной ― теперь Вишес не могла не признать очевидного, ― необдуманной затеей? Кому она вообще нужна?

Горе-заместительница уселась посреди бара и заплакала.

― Мисс! Погодите!

Тоненький голосок где-то позади звал её. Вишес утёрла нос бабкой и кое-как поднялась. Очень хотелось посидеть, круп словно магнитом тянуло к мягчайшему ковру, но у неё были обязательства, она сама вызвалась провести торжество, и теперь некий гость… судя по голосу, всё же гостья… нуждалась в ней. Единорожка выдавила улыбку и развернулась к приближающемуся звуку…

Маленькая жёлтая кобылка с разбегу влетела в неё. Воздух вышибло из лёгких, со сдавленным “уф” Вишес приземлилась на спину, основание хвоста прожгло болью. Художница беспомощно забарахталась, как перевёрнутый жук, в её ногах ворочалась пойманная поняшка. Та сориентировалась быстрее и спрыгнула с живота единорожки; Вишес кое-как перекатилась и поднялась.

Теперь они разглядывали друг друга. Перед старшей пони сидела крошечная единорожка с ярко-жёлтой шёрсткой и кудрявой гривой клубничного цвета. Вишес с удивлением и горечью заметила еле сдерживаемые слёзы в голубых глазах. Неужели эти слёзы из-за неё?! Пока она тратила время на деспотичную Лавстрак, что-то случилось в баре и теперь её гостья, совсем ещё ребёнок, плачет! Вот так праздник она устроила!

Вишес отлягнула прочь ненужные сейчас мысли и обратилась к смущённой малышке:

― Д-да? ― голос дрогнул, и художница, дав себе секунду на собраться, продолжила увереннее. ― Ты меня искала, да?

Поняшка кивнула. Только что она бежала за Вишес и звала её через весь бар, теперь же ― молча шмыгала носом. Её печальный взгляд скользил по ковру, не поднимаясь к лицу хозяйки вечера. Подумав, Вишес аккуратно прилегла рядом с жеребёнкой, и их глаза оказались на одном уровне. Когда маленькая кобылка посмотрела на неё, она постаралась ободряюще улыбнуться. Вишес редко общалась с детьми и понятия не имела, как заслужить их доверие, но решила начать с минимума: ободряющего вида и ласкового голоса.

― Что-то случилось? Ты можешь мне рассказать.

Жеребёнка помотала головой, но прежде чем Вишес смирилась с тем, что ей снова необходимо допытываться, всё же заговорила:

― Я просто хотела спросить, всё ли с вами в порядке, ― она потупилась. ― Я шла за пирожными и услышала, как на вас кричит та пони, которая громко смеялась, а потом вы убежали и я побежала за вами, вот.

“Убегала? Я деликатно переходила от одного гостя к другому!”, ― хотела оправдаться Вишес, но вид заплаканной мордочки вернул её к насущной проблеме. Тут художницу посетил ещё один вопрос, который она отложила на потом.

― Спасибо за беспокойство, я в порядке! ― малышка робко улыбнулась. Единорожка не желала ещё раз испортить ей настроение, однако требовалось понять, что произошло. ― Почему ты плакала? Тебя кто-то обидел?

Кроха поёжилась, ею снова овладела неловкость.

― Н-нет, всё уже хорошо, правда! ― ответила она со всей возможной убедительностью, не подозревая, что язык тела выдал правду. ― В смысле, я здесь, значит всё путём! Никакой грусти! ― жеребёнка подкрепила слова широкой улыбкой без капли искренности.

Хозяйка вечера вежливо кивнула. Конечно же она не поверила юной гостье, но решила подыграть.

― Что ж, хорошо когда всё хорошо! ― Вишес поднялась. ― Раз мы со всем разобрались, то давай найдём твоих родителей? Наверняка они уже беспокоятся, где ты!

Будь маленькая единорожка чуть старше, она бы справедливо заметила, что бар “На луне у Луны” ― самое безопасное место в обоих мирах, и Вишес не удалось бы её провести, но для пони её возраста неусыпная родительская опека наверняка была чем-то абсолютным, самим собой разумеющимся. На это и рассчитывала художница.

Она попала в яблочко. Малышка встрепенулась, забегала взглядом по залу, и Вишес позволила себе удовлетвориться маленькой победой. Теперь оставалось всего-то услышать правду…

― Э, да, наверное, ― юная гостья фальшиво рассмеялась и с явной неохотой встала. ― Давайте их поищем.

Вот на это Вишес не рассчитывала.

Озадаченная художница двинулась в сторону органа, и поняшка поспешила за ней… упорно смотря под ноги. Она нервничала. Вишес заподозрила, что кроха тянет время. Шли минуты, две пони брели по бару, и когда молчание между ними стало совсем уж напряжённым, хозяйку вечера осенило, что она до сих пор не знает имя жеребёнка.

― Кстати, как тебя зовут? ― с небрежностью спросила Вишес, надеясь, что кроха не заметила подобную грубость. В душе хединорожка сгорала от стыда.

Малютка затормозила и пнула копытцем ковёр.

― Не скажу.

― Как это? ― художница тоже остановилась. ― Это великий секрет или что?

Поняшка надулась и замолчала. Вишес закатила глаза.

― Мне нужно знать. Я вот Рэйнбоу Вишес. А тебя как зовут?

Её собеседница отвела взгляд, упорствуя, но спустя пару мгновений всё-таки буркнула:

― Эппл Старс.

― Эппл Старс? ― повторила единорожка, запоминая. ― Красивое имя! Теперь пойдём… твои родители наверняка все извелись.

Эппл Старс ничего не ответила.

Весь этот “поиск” можно было оборвать одним вопросом, но Вишес хотела понять, что вообще происходит в баре. Сколько же времени она потеряла, разглагольствуя то с новым знакомым, то со старой подругой?! Бело-розовая расцветка, к смутному облегчению художницы, не попадала в поле зрения. Посетителей было немного, и уж точно не было таких сборищ, что померещились ей совсем недавно. Как заметила Вишес, большинство гостей сидело с огорчёнными или задумчивыми мордочками. Некоторые спокойно улыбались. Иногда гости поглядывали в сторону друг друга, обменивались улыбками и вновь смотрели в свои тарелки или на сложенные копыта. В одном уголке разместилась компания из пяти пони, их сердечный смех долетал даже сюда, на середину бара. Кое-где виднелись парочки, довольные обществом друг друга. Одиночек Вишес насчитала около четырнадцати, вероятно, кто-то ещё был в части бара за её спиной.

Для Вишес, непривычной к лидерству, даже такое количество представлялось огромным ― втайне она рассчитывала на шесть-семь пони, без учёта себя, ― и всё же, как ни странно, единорожка не переживала. Вряд ли эти простые эквестрийцы будут такими же как Кленолист или Лавстрак, после которых, как наивно думала художница, ей теперь вообще ничего не страшно. Главное, чтобы гостям понравились развлечения… Что бы ещё она могла придумать?

Бесцельно лавируя между столиками и креслами, Вишес задумалась над программой вечера и позабыла, для чего вообще ходит по бару. Разочарованный вскрик жёлтой кобылки напомнил ей.

― Ладно, ладно! ― Эппл Старс топнула по ковру, но глубокий мягкий ворс поглотил силу и так слабого удара, и проявление гнева осталось незамеченным. ― Нет здесь моих родителей! Довольна?

Вишес остановилась и увидела, что жеребёнка опять на грани плача. Единорожка отогнала смущение и вину: что-то здесь было явно нечисто, и ей, как заместительнице Луны, следовало разобраться.

― Что ж ты сразу не сказала! Мы бы не тратили время! ― сказала она как можно беспечнее. Вишес сообразила, что вопрос “а где твои родители?” будет ужасающе бестактным, судя по реакции малышки, и постаралась задать вопрос как можно корректнее. ― Но почему ты здесь одна? Сегодня же Вечер согревающего очага!

Каким-то образом Эппл Старс огорчилась ещё сильнее. Глядя на расстроенную, готовую заплакать кроху, Вишес хотела как следует побиться головой о стену: почему, ну почему каждое её слово делало только хуже?! Она спешно добавила:

― Прости, если задеваю больную тему, но сегодня я замещаю принцессу Луну, и мне необходимо знать всё.

Маленькая пони моргнула ― как такое огромное количество слёз помещалось в её глазах? ― хотела что-то сказать, но осеклась, словно поражённая какой-то мыслью, и внезапно уставилась на Вишес с благоговением.

― Замещаешь принцессу Луну? Это как?

― Долгая история, ― Вишес нервно взмахнула хвостом. ― Если вкратце, то сегодня здесь будут игры и веселье для всех, кто встречает Вечер согревающего очага в одиночестве. Сама принцесса празд…

― Серьёзно?! Крутя-я-як!

Теперь художница увидела искреннюю улыбку Эппл Старс: она сияла как ясное солнышко. Казалось даже, что от крохи исходит свет.

― И принцесса Луна доверила тебе всё тут, да? ― малышка взбудораженно запрыгала на месте. ― Даже рояль? И сцену? Можно будет поиграть на рояле? А какие будут игры? Мы будем играть в догонялки? Раньше тут нельзя было бегать! Ты разрешишь нам бегать?

Вишес словно посадили на качели и карусель одновременно: её взгляд пружинил вверх-вниз за повеселевшей жеребёнкой, голова кружилась от громких нескончаемых вопросов. Почти наугад единорожка вытянула ногу и притормозила Эппл Старс, поймав её за плечо. Та замерла, не сдерживая радостную дрожь.

Что вообще можно разрешить жеребёнку? С какой свободой она может распоряжаться имуществом сновидческого бара? Хотя… всё это ведь только снится, верно?

― Я думаю, сегодня все будут делать что захотят, главное ― чтобы было весело и все подружились, ― дипломатично сказала старшая пони… и пожалела о своих словах. Образно выражаясь, жёлтая кобылка из “Вондерболта на старте” мгновенно превратилась в “готовую взмыть к небесам ракету”, и вряд ли бы Вишес смогла удержать её дольше одной секунды. Вовремя вспомнился приём Луны, и художница торопливо добавила. ― Но есть условие.

Эппл Старс еле заметно поникла.

― Условие? ― спросила она, как Вишес около часа назад, но не жалко, а жалобно. Хозяйка вечера кивнула.

― Да, условие, и соблюдение его обязательно, ― она почувствовала, что нашла нужный подход. ― Поскольку ты здесь одна, а я хвостом отвечаю перед принцессой Луной, ты должна во всём меня слушаться. Я думаю, что ты сможешь побегать… ― юная гостья затрепетала, желая поскорее начать игру, но Вишес чуть сжала её плечо, чтобы вернуть внимание к себе. ― Но если я скажу тебе посидеть рядом или… или ещё что-нибудь, ты посидишь. Хорошо?

Малышка часто-часто заморгала. Плохой признак.

― Но сидеть так ску-у-у-учно!.. ― протянула она самым печальным голосом, на какой только способна раса пони. ― Я хочу бегать! Ну пожалуйста-пожалуйста-пожа…

― Я не говорю, что тебе нельзя бегать, ― оборвала её единорожка. Вся эта болтовня уже слишком затянулась, праздник в баре ещё даже не начался, и спорить с жеребёнкой, ответственность за которую на неё конечно же свалилась в самый важный вечер жизни, Вишес хотелось меньше всего на свете. ― Я говорю о том, что если с тобой что-то случится, а всегда может что-то случиться, даже здесь, в Мире Снов, ― в памяти само собой всплыло пустое лицо Кленолиста, и Вишес кое-как подавила нервную дрожь. ― Отвечать буду я и принцесса Луна. Ты же не хочешь, чтобы у нас были проблемы?

Эппл Старс заколебалась.

― Н-но…

― Ты же не хочешь?

Секунда напряжённой тишины.

― Н-не хочу, ― кроха опустила голову и копнула пол копытцем. ― Простите, мисс.

― Ничего страшного, ― с облегчением ответила Вишес, радуясь, что хотя бы этот раунд за ней. ― Я не хочу, чтобы ты сидела и скучала, но мне нужно поддерживать здесь порядок. Всем пони должно быть весело, поэтому постарайся никому не мешать, ладно?

Эппл Старс кивнула, и художница потрепала её по макушке, так же, как её саму недавно потрепала Пинки Пай.

― В таком случае, веселись! Счастливого Вечера согревающего очага! ― что-то… припомнилось ей; похоже, она хотела что-то сделать или спросить, но уже забыла об этом. Вишес решила не зацикливаться и развернулась в сторону других посетителей. ― А, и ещё кое-что. Если вдруг ты заметишь что-нибудь подозрительное, странное, или что-то тебя напугает… В общем, что бы ни случилось, найди меня, я обязательно помогу. Хорошо?

― Хорошо.

― Вот и славно.

Единорожка отбежала от Эппл Старс и наконец-то сосредоточила всё внимание на гостях. Ярко-красной пегаски, которую она заметила ранее краем глаза, больше не было, за её столиком сидела влюблённая парочка. При виде их у Вишес потеплело на сердце: такие милашки! Как было бы здорово провести Вечер согревающего очага с особенным пони! Может быть, они бы даже вместе устроили вечеринку в Мире Снов… Но додумалась бы она до такого, будь она не одинока? Вероятнее всего, нет…

Цокот маленьких копыт за спиной.

― Мисс! Погодите!

Художница ощутила неприятное дежавю и шагнула в сторону. Знакомая жёлтая кобылка резко затормозила аккурат на том месте, где Вишес стояла секунду назад.

― Да? Что-то не так?

Тут Вишес поняла, что ей припомнилось: вообще-то она должна была узнать, почему несовершеннолетняя посетительница бара плачет и находится здесь совсем одна в важнейший вечер года. Может быть, сейчас она объяснится?

― Я нечаянно подслушала ваш разговор! ― выпалила кроха и густо покраснела. ― Вернее… часть разговора. Вашего с той пони, которая громко смеялась, ― она уставилась себе под ноги. ― Вы… вы правда исполнительница желаний?

― По крайней мере, так говорит моя кьютимарка.

Вишес отвечала кобылке и одновременно с этим билась головой о воображаемую стену, безмолвно молилась Селестии и панически бегала по кругу в своих мыслях. Творческая многозадачность ― великое дело.

Лицо Эппл Старс вновь засияло. На сей раз не безудержной детской радостью, а на удивление взрослой, смиренной надеждой; не светом солнца, а мерцанием последней звёздочки на тающем ночном небосклоне.

― Тогда… пожалуйста… ― её голос надломился, но жеребёнка упрямо продолжила. ― Если вы можете… если это не слишком сложно, не могли бы вы мне помочь, пожалуйста…

― Чем? ― прервала её Вишес, не в силах слышать тихую мольбу.

― Моя кьютимарка… ― Эппл Старс всхлипнула и повернулась боком к единорожке, показывая… какие-то пятна и контуры? ― Пожалуйста, я… я не знаю, что это такое! Она такая тупая! Может быть, вы можете… как-нибудь её поменять…

Сердце Вишес рвалось на части. Её метка была куда как понятнее ― звёздочка и шлейф ― но художница испытывала те же самые затруднения. Она прекрасно понимала маленькую пони, и как же больно, как жестоко было разбивать её робкую надежду… пусть даже малышка с самого начала надеялась на несбыточное.

― Я не могу, ― пробормотала Вишес сквозь подступающие слёзы. ― Никто не может. Это невозможно…

Эппл Старс не стала спорить и скандалить ― лишь тяжело вздохнула и плюхнулась на пол.

― Я знаю, что это невозможно, ― буркнула она. ― Но сегодня же Вечер согревающего очага! Эппл Старс говорила, что сегодня могут случиться любые чудеса. Разве принцесса Луна не может поменять метку пони?

― Принцесса Луна празднует со своей сестрой, поэтому я вместо неё. Но не думаю, что даже принцессам…

Вишес осеклась и глянула на кроху свежим взглядом.

― Подожди-ка, в каком смысле “Эппл Старс говорила”? Разве не тебя зовут Эппл Старс? ― маленькая гостья заёрзала и ничего не ответила. Её виноватая мордашка объясняла ситуацию лучше всяких слов. ― Ты что, назвалась не своим именем?

Кроха сжалась в маленький комочек, её взгляд то поднимался к Вишес, то скользил по сторонам, не в силах выдержать негодование старшей пони.

― Зачем?! ― единорожка рухнула на пол и обхватила голову копытцами. ― Зачем? Что за глупая скрытность!

“Эппл Старс” упорно молчала, распаляя этим гнев хозяйки вечера. Вишес чувствовала, что срывается, кричит, впадает в истерику, выплёскивает на жеребёнка раздражение от вереницы неудач, но просто не могла ― не хотела? ― остановиться.

― Ты весь вечер играешь со мной в какие-то игры вместо того, чтобы сказать правду! Я что, такая ужасная?! Не заслуживаю хоть немного доверия?! Я весь Дискордов вечер только и делаю, что бегаю хвостиком за пони и умоляю дать им помочь! Если бы…

― ДА НЕ МОЖЕШЬ ТЫ МНЕ ПОМОЧЬ!!!

У тихони Вишес не было и шанса выстоять против чемпиона истерик ― маленькой кобылки.

― Мне ВООБЩЕ НИКТО не может помочь! Потому что метку невозможно изменить! И понять я её тоже не могу! И когда я спрашиваю взрослых пони, что это такое, они тоже не понимают!! Потому что это какая-то тупость!!! ― она била всеми копытцами, размахивала передними ногами, мотала головой, и её слёзы текли обильнее и быстрее, и даже икота и нервные спазмы в горле не мешали крохе кричать всё громче и громче и громче. ― И потому что у меня тупое имя, потому что меня зовут Флиппити Флоп[10], что это вообще за имя?! И меня дразнят, потому что это не имя, а какое-то… какое-то… шлёпанье лягушкой! И у меня самое дурацкое имя во всей Эквестрии и самая тупая кьютимарка и никто никогда не будет со мной дружиииииить!

Флиппити Флоп повалилась на пол и заколотила ногами, как жеребёнок, требующий игрушку у родителей. Изумлённая Вишес могла только смотреть. В голове у неё было подозрительно пусто и тихо, даже самообвинительные мысли куда-то исчезли. Единорожка хотела бы порадоваться этому, но она подозревала, что стоит ей шевельнуться, как они набросятся все разом. Так что Вишес стояла и ничего не понимала.

Драгоценное время уходило, Флиппити рыдала, Вишес… Вишес подошла к жеребёнке сбоку, осторожно присела рядом и заключила её в мягкие, некрепкие объятия. Художница сомневалась, что это поможет, что малютка не оттолкнёт её ― признаться, именно этого она и ожидала, ― но Вишес не знала слов и действий, что помогли бы сейчас лучше обнимашек.

Кроха просто лежала, заливаясь горючими слезами, но прошла секунда, другая, и она вцепилась в шею склонившейся над ней единорожки. Жёлтая мордочка уткнулась в двухцветную гриву, и Вишес заставила себя поверить, что высмаркивание в её волосы и вытирание слёз локонами не происходят на самом деле, пусть даже в Мире Снов, а являются лишь играми бессознательного. Задние ноги маленькой кобылки пихали её в бок, от крепкой хватки на шее наверняка могли остаться синяки, правое ухо оглохло из-за рёва, но Флиппити начала мало-помалу успокаиваться.

Когда рыдания сменились тихими всхлипами, Вишес отпустила изнемождённую жеребёнку.

― П-пр…

― Да ладно. Как ты себя чувствуешь?

― Прости, ― всё же выдавила из себя Флиппити. Взгляд её припухших, покрасневших глаз был направлен куда угодно, только не на растерявшую весь задор единорожку. ― Мне правда-правда жаль, что я тебя обманывала весь вечер, и что накричала и заплакала, и, ну… ― её тихий голос опустился до шёпота. ― Спасибо, что возишься со мной весь вечер.

Радость и благодарность легли на израненную душу художницы целебной мазью. Она видела, как непросто дались малышке эти слова, видела её смущение и стыд, и потому ободряюще улыбнулась. Ничего другого она не могла сделать.

Не могла ведь?..

― Ну, ничего страшного, ― ответила Вишес невпопад, её ум заняла борьба с догадкой… с идеей, отмахнуться от которой становилось всё сложнее. ― Долг старших пони заботиться о младших. Сейчас всё хорошо?

Флиппити презрительно фыркнула, но, словно опомнившись, тут же изобразила на лице умиротворённую улыбку.

― Ага! Лучше не бывает! ― она старалась говорить искренне, однако Вишес уже видела подобную фальшь в её исполнении, потому не купилась. Всё не было хорошо, обе кобылки это понимали, и, может быть, если она только попробует…

Нет, нет, она не могла. Не умела. У неё ничего не получится. Это даже не относилось к её квалификации исполнительницы желаний! Смысл и значение кьютимарок постигают профессора, которые очень долго и усердно учатся, изучают психологию, философию, историю пони… У Вишес не было необходимого опыта и знаний… Да, она пыталась понять смысл своей метки, но экспериментировать над собой это одно, а оказывать неумелую помощь жеребёнку ― совсем другое. Что, если она сделает только хуже?

Она вспомнила свой бестолковый приём у профессорши, отданные ни за что деньги и чувство разочарования, с которым она покинула кабинет известной специалистки. В тот день Вишес осознала, что единственная пони, которая может ей помочь ― она сама, но как же ей хотелось хоть чьей-то помощи! Или хотя бы сочувствия…

― Послушай, Флиппити… Не морщься так, тебе нужно принимать себя безоговорочно, если ты хочешь понять кьютимарку… ― кроха одарила Вишес таким неверящим, но полным надежды взглядом, что единорожка заторопилась хоть как-то закончить мысль, прежде чем Флиппити сделает собственные выводы. ― Мы можем попробовать обсудить твою метку, я ничего не обещаю, но может быть, вместе мы…

Её вновь опрокинули на спину, вновь сдавили в объятьях ― теперь не безнадёжно-печальных, а в отчаянно-радостных, ― вновь оглушили криком:

― ТЫСЕРЬЁЗНОПРАВДАНЕМОЖЕТБЫТЬСПАСИБОСПАСИБОСПАСИ…

 🌑~🌒~🌓~🌔~🌕~🌖~🌗~🌘~🌑

Они расположились у органа. Флиппити сидела на краешке софы, на которой целую вечность назад проснулась Вишес, и, болтая задними ногами, рассказывала историю своей жизни. Слушать её было не так-то просто: каждый раз, когда малышка заговаривала о чём-то действительно важном ― о мечтах, любимых занятиях, отношениях с воспитывающей её двоюродной сестрой Эппл Старс, ― в повествовании возникали новые подробности, воспоминания и похожие случаи, зачастую их похожесть была для Вишес совершенно непонятна. Иногда кроха настолько сбивалась с мысли, что старшей пони приходилось обрывать её вежливым покашливанием.

― И вот тогда я побежала за Алулой, но она была быстрее, потому что махала своими цыплячьими крылышками, и тогда я укусила её за хвост, и тут как раз пришла Эппл Старс и накричала на меня, а я сказала…

Вишес старалась не упустить ни словечка, но богатый отступлениями рассказ сбивал с толку, а дело, за которое она принялась, чтобы не терять время зря, требовало максимальной концентрации. Художница создавала силой воображения декор и развешивала его там и сям, стараясь немного выделить “их” часть бара среди однотипных залов. К её удивлению и радости, здесь, во сне, она могла свободно поднимать телекинезом множество объектов, и несколько минут назад Вишес просто наслаждалась танцем мишуры, огоньков и ёлочных игрушек вокруг неё.

― Эй! Ты меня совсем не слушаешь!

Вишес вздохнула и опустила золотисто-розово-голубой венок из лент и гибкой лозы.

― Извини. Я просто хочу успеть хоть что-то, ― единорожка повертела головой. Вроде бы число посетителей не изменилось, значит, ещё не всё потеряно. ― У меня такое чувство, что вот-вот пробьют часы и праздник закончится.

― Почему бы им не наряжать бар вместе с нами? ― Флиппити слезла с дивана и зачем-то потянула на себя подушки дрожащим телекинезом. ― Так они будут у нас на виду и не придётся переживать, что кто-то слиняет раньше, чем ты им поможешь.

Старшая пони усмехнулась и шутки ради примерила венок на Флиппити. Та засмеялась и отогнала его взмахом копыта словно птицу.

― Гости должны приходить на всё готовое, ― сказала Вишес и, зажмурившись, представила себе хрустальные звёздочки, усыпанные серебряной пылью. Что-то вторглось в её магическое поле, создало сферу телекинеза в метре от её мордочки и тяжело повисло там, и когда единорожка открыла глаза, она с восхищением увидела точную копию своей задумки. ― К тому же, если мы будем разговаривать, а все остальные ― молча работать, это будет глупо.

― Тогда пусть думают вместе с нами, ― пожала плечами Флиппити. ― Эй, это ты сделала?! Как круто! Я тоже так хочу!

Не дожидаясь ответа, кроха скорчила суровую гримасу и засветила рог. Художница с интересом наблюдала. Маленький жёлтый рог равномерно горел бирюзовым огнём, внезапно в магической ауре затрещали крупные синие искры, и ― БАХ! ― что-то повалилось между кобылками, разорвав магию Флиппити. Малютка охнула и осела, прижав копытце ко лбу.

― Ай!

― Не бойся, это сейчас пройдёт, ― Вишес подошла к приятельнице и погладила её мордочкой. Тут она увидела, что жеребёнка сочиняла с таким усердием.

― Это… мешок?

― Пф-ф-ф! ― Флиппити подбежала к своему творению, позабыв про головную боль. ― Зачем мне какой-то тупой мешок! Это башня!

― Башня?

― Подними-ка, ― приказала Флиппити, и Вишес, закатив глаза, подчинилась. Бесформенная масса действительно оказалась башней, почему-то мягкой и обитой коричного цвета тканью в мелкий цветочек. ― И-и-и поставь вон на те подушки. Ага.

Жеребёнка отбежала чуть назад и, присев, составила копытца прямоугольником.

― Йей! Наконец-то настоящий подушечный форт!

― Выглядит чудесно! ― похвалила Вишес, и она не лукавила. Нагромождение валиков, подушек, думочек и пледов, увенчанное башней, выглядело как ожившая мечта. Если бы единорожка была младше, она бы уже сидела внутри и не вылезла ни за какие коврижки.

― Ага! Но это лишь восточный бастион! ― Флиппити прицелилась взглядом на пару кресел рядом с ними. ― Сейчас ещё кое-что раздербаню и построю величайший замок в истории!

Кроха умчалась, не успела Вишес и слова молвить. Вздохнув, хозяйка вечера уставилась на парящие перед ней звёзды.

Сколько времени прошло? Она боялась даже думать об этом, как если бы мысли заставили время вспомнить, что прошло уже несколько часов и куранты давно должны были пробить. Могло ли время идти по-разному в разных уголках бара? Разумеется, единорожка не жалела о том, что пыталась помочь Кленолисту и Лавстрак, просто… выяснилось, что индивидуальный подход требует много времени и сил, и не факт, что твою помощь поймут и примут. Впервые за несколько лет Вишес вспомнила, как сложно и хлопотно быть исполнительницей желаний.

Беззаботный смех отвлёк её от руминации. Художница увидела, как Флиппити сражается с креслом втрое больше её, стараясь оторвать подушку для сиденья магией и всеми четыремя ногами. Вишес не могла не улыбнуться, наблюдая за этой забавной, безмятежной борьбой, все тревоги и сомнения растаяли от простого детского веселья. Жёлтая кобылка была счастлива, значит, весь этот вечер, как бы он ни закончился, уже оправдал себя.

Может быть, ей с самого начала стоило работать с жеребятами?

Умиротворённо улыбаясь, Вишес посмотрела на гостей вдалеке… и поняла, что пора. Ночь не может длиться вечно. Каким бы образом ни работало время в баре, единорожка знала, что в любом случае получила больше, чем должна была. Если она хочет наконец-то заняться делом, наконец-то заявить о себе и раскрыть свой талант… Она должна подойти туда. Ко всем этим пони. Привлечь к себе внимание. Пригласить их в свой уютный уголок. Уютный ли? Художница в панике оглядела украшения: всё висит ровно? не противоречат ли цвета? Может быть, коврик поверх коврика это малость перебор…

― Ау, Эквус вызывает Рэйнбоу Вишес! ― Флиппити помахала перед ней маленькой пятиугольной подушкой. ― Если ты так и будешь стоять столбом, никто не увидит, какой крутой замок у меня получается!

― А! Да, ага, ― слова спотыкались у Вишес на языке. Встряхнув головой, она заставила себя сделать несколько шагов, гоня прочь мысли о том, что именно делает и куда идёт. ― Да, всё, я иду. Сейчас вернусь. Наверное с пони. Если они захотят… ― она бормотала как старушка, а шла и того медленнее, но всё-таки она шла. Осознав это, Вишес чуть распрямила плечи.

― Так держать, кобылка! Достань хвост из задницы и скачи гордо! ― вскричала Флиппити. Когда единорожка отошла чуть дальше, она вернулась к своему творению. ― Обожаю эту песню Сапфайр Шорс. Кстати, теперь это замок. Форт это слишком некруто.

Вишес, конечно, уже не слышала рассуждения жеребёнки. Она всматривалась вперёд так напряжённо, что пространство слева и справа сплющилось и прижалось к ней как стены. Оживлённая часть бара отдалилась на километры и оказалась будто на дне колодца, в который спускалась художница. Вишес могла лишь переставлять копыта и всматриваться до боли в глазах.

Вот он, момент, ради которого всё и затевалось. Миг, в который она позовёт одиноких, печальных пони веселиться вместе с ней, такой же одинокой и печальной. Начало праздника любви и дружбы, который кто-то впервые проведёт в приятной, радушной компании. Три дня назад Вишес представляла, как все эти грустные пони взглянут на неё как на последнюю надежду, взглянут так, словно только сидели и ждали, когда же она позовёт их отмечать. Конечно же, она делала всё это не чтобы потешить эго, ей и вправду хотелось помочь! Но теперь, идя вперёд и мысленно оглядываясь назад, Вишес поняла, насколько самонадеянными были её фантазии. С чего она взяла, что эти пони страдают? С чего она взяла, что сможет помочь им всем, что сможет найти подход к каждому? Их одинокая печаль представлялась ей чем-то… похожим на занозу, чем-то, что легко выдернуть, подойдя со стороны.

“Не играй во врачевательницу душ”, сказала ей Луна. Вишес хотела последовать этому совету, но все встреченные ею пони страдали, и единорожка просто не могла притворяться, что не видит их боли, не могла просто веселить их и занимать легкомысленными конкурсами. Да и стали бы эти пони веселиться? Кленолист, ушедший в себя? Лавстрак, опять вляпавшаяся во что-то… неправильное? Флиппити… ну, её печаль Вишес смогла развеять, но надолго ли? Утром кроха проснётся среди пони, которым она практически чужая, и вновь окажется в обстоятельствах, с которыми, будучи импульсивным жеребёнком, не сможет справиться.

И сейчас самозванная хозяйка вечера переставляла копыта в сторону десятка вероятных Кленолистов, Лавстрак и эмоционально неустойчивых жеребят чтобы предложить им праздник… каким наивным, снисходительным, может быть, и вовсе ненужным это покажется для них!

Но Вишес уже не могла отступить.

Она приближалась к креслу, в самом уголочке которого приткнулась дымчато-фиолетовая пегаска. Художница видела её печальное лицо, опущенные ушки, полные слёз пурпурные глаза так ясно, будто смотрела в увеличительное стекло. И вновь, снова, опять досада и стыд охватили сердце единорожки. Что такого она может сделать или сказать, что осушит слёзы?

То, что она заметила в следующую секунду, словно выбило весь воздух из её лёгких. Вишес узрела в копытах пегаски изящную, затейливо украшенную лютню. Одним копытом пегаска удерживала гриф ― так ненавязчиво, нежно, точно вовсе не касалась, ― другим водила над струнами, не видя их за пеленой слёз.

Что Вишес могла сказать ей, творцу, плачущей над инструментом? Почему эта пони вообще здесь? Какие печали привели её сюда, и сколь сильными они должны быть, что их не лечит даже музыка?

И всё-таки единорожка сделала ещё один шаг, не собираясь сдаваться. Если эта пони здесь, значит, ей нужна поддержка и дружба. Вишес ухватилась за эту простую истину, выставила её перед собой как щит. Она хотела помочь. Поделиться поддержкой и дружбой. Больше ничего. До лютнистки оставалось пара шагов…

Разумеется, Вишес ухватили за плечо и дёрнули куда-то вбок.

Она заверещала, оглянулась, боясь увидеть Лав…

А, нет. Это всего лишь Санбим.

Стоп, что?!

― Эй, привет! ― светло-жёлтая пегаска, так хорошо знакомая Вишес, подпрыгивала на месте и улыбалась во все зубы. ― Я уж подумала, что правда сплю! В смысле, вижу просто сон! Но это правда ты! Что ты здесь делаешь?

Вишес молчала, пытаясь выгнать сердце, колотящееся где-то в горле, обратно в грудную клетку. Её прошиб холодный пот. Что, сено побери, Санбим здесь забыла? И как, откуда она знает, что всё вокруг ― не обычный сон?

Единорожка устыдилась бы тому, что первый вопрос волновал её куда сильнее, если бы не была так испугана.

― Я, э… А…

Теперь вопрос “что сказать” стал вовсе не таким возвышенным и трагическим. Вишес металась в тесной клетушке растерянности, не видя выхода. Вопрос “а что здесь делаешь ты?” нарушит правило Луны. Ложь… но какая?! Санбим замерла на месте, ожидая ответа, и бровь её изгибалась во всё более и более скептическом жесте, и взгляд художницы метался из стороны в сторону, ища, за что бы уцепиться, и разум буксовал…

Искренность взяла управление на себя.

― Я устраиваю здесь вечеринку, ― ляпнула Вишес, и правда, соскочив с её языка, словно бы утянула за собой нервозность и страх. Единорожка почувствовала себя гораздо лучше! Она поспешила добавить. ― И, кстати, я тебе снюсь-снюсь. Это всё выдумка.

Санбим может знать что угодно, но вот она, Вишес, будет всё отрицать до победного. Приняв это неосознанное решение, хозяйка вечера облегчённо улыбнулась.

Светлая пегаска тоже расслабилась, однако всё равно смотрела с подозрением.

― Ну… как скажешь, ― протянула она. На её мордочке проскользнуло нечто вроде… смущения? ― Наверное, на меня просто подействовал тот чудесный плакат в центре города. Очень красивый, и весь такой пёстрый!

Афиша. Холодный пот на спине и боках Вишес превратился в лёд. Санбим продолжала болтать:

― Я, как её увидела, сразу подумала, что это твоя работа. Ну… мне так кажется! Тебе действительно стоит подписываться. Ты… хорошо рисуешь, ― пегаска кашлянула и, опустив глаза в пол, провела копытцем. ― Я, эм… думала залететь к тебе и спросить, правда ли это твоя работа, но у тебя в комнате не горел свет, и я просто… кхм… полетела обратно на дежурство.

― “На дежурство”? ― единорожка ухватилась за слова, уводящие разговор от злополучной афиши. Санбим кивнула.

― Ну да! Нашей-то погоде всё равно, Вечер сейчас или там Утро Солнцестояния. Постоянно что-нибудь да налетит с гор. Или, ещё краше, от Империи пригонит вьюгу. Интересно, у них там вообще работают погодные службы?

― И ты что… спишь на дежурстве? ― Санбим всегда была ответственной, исполнительной кобылкой. Уж от неё Вишес не ожидала сна в рабочее время.

Светло-жёлтые щёки и ушки явственно покраснели.

― Ну, у меня очень чуткий сон! Я точно услышу, если к нам чего-нибудь надует! Просто, ну… Мне так скучно! Все разлетелись по домам на праздник, стажёр Пейпер Плейн всё канючил и канючил, и мне проще было его отпустить, чем слушать, как он жалуется, что пропускает всё веселье… Я пыталась лепить снежинки, но они выходили такие кривые, как пятиугольные тарелки, я даже расстроилась немного! ― румянец пегаски разгорелся, она прокашлялась и отвела взгляд. ― Я просто не так талантлива как ты.

Тут уж настал черёд Вишес покраснеть! Она уставилась на очень интересный ковёр под ногами, чувствуя, как застревают в горле всё подступающие и подступающие слова, которые она не могла ― не знала, как ― высказать.

Поэтому она нервно захихикала.

― Да брось! Я вовсе не талантлива! В смысле, ты видела мои работы? Вернее, это даже не работы ― это роспись детских комнат и муниципальных помещений! Для этого не требуется мастерства! ― Вишес сама не знала, для чего так старается убедить Санбим в своей неумелости, поток слов тёк вместе со смешками.

― Вот именно! ― с неожиданным жаром вскричала Санбим, и Вишес поймала её взгляд, уже не робкий, а убеждённый. ― Вернее, ну… Я хотела сказать, что ты словно вдыхаешь душу во все эти помещения! Наш пост на земле, к примеру! Ты вообще знаешь, какие классные там облака! Как живые! Какие они, ну… ― Санбим дёрнула левым крылом, подбирая слова. ― Закатные! Там всегда супер-классно отдыхать! Когда кто-то очень уж задалбывается, он улетает туда и отдыхает! Ты вообще представляешь, насколько хорош должен быть кирпичный домик, чтобы пегас прилетел в него отдыхать?!

Вишес была так ошеломлена внезапной тирадой и уверенными словами Санбим, что взглянула ей прямо в глаза… и увидела в них ту же искренность, которую ощущала сама все эти ночи, искренность, что заставляла её спорить с принцессой Луной, утешать Кленолиста и до последнего разговаривать с Лавстрак. Единорожка неосознанно шагнула к приятельнице, шёрсткой чувствуя, как теплеет воздух между ними, как дрожат, завязываясь, тончайшие ниточки симпатии.

Санбим храбро продолжала:

― А комната Брайтклауда?! Он был так счастлив, что ты прислушалась к его мнению и нарисовала Могучих Пони в космосе! И вообще у тебя получился очень красивый космос, мне нравится туманность в углу над окошком! Особенно когда свет на неё падает и она вся переливается! И теперь Брайтклауд спокойно спит в своей кровати, а не бегает к маме! Мы уже и не знали, что с ним делать, а твоя живопись решила эту проблему за пару часов! У тебя золотые копыта… рог… неважно, ты просто супер!

Художница не могла дышать от переполнявшей её нежной благодарности. Неужели… неужели кто-то и вправду может так думать о ней, о её скромных работах? Быть может, Санбим льстила ей? Но зачем ей льстить образу в своём сне? Или… или она знает, что всё это реально? Но всё равно, для чего ей подмазываться к ней, они ведь даже не общаются? Выходит… это восхищение в глазах пегаски не шутка! И она, Рэйнбоу Вишес, вызвала его! Слёзы навернулись на глаза единорожки. Она не бесполезная пони! Её маленький вклад действительно важен! Она делает пони счастливыми, дарит радость не во сне, а наяву! Вишес обдумывала эту мысль на все лады, вертела со всех сторон, и всё равно не могла поверить в её правдивость.

― Я хотела поболтать с тобою вечером, ― щебетала Санбим, не замечая, намеренно или нет, смятение кобылки. ― Ты ведь часто засиживаешься до утра, даже в праздники! Я видела пару раз! Но у тебя не горел свет, и я подумала “ну, Рэйнбоу Вишес или спит, или наконец-то празднует с… какими-нибудь весёлыми пони! И, ну, мне почему-то стало грустно от этих мыслей, но потом я подумала, что это вовсе не плохо, если ты проводишь праздник не одна! В смысле, если я сегодня одна, то почему ещё кто-то должен скучать только для того, чтобы мне было весело? Но, типа… ― пегаска внезапно умолкла. ― Мне всё-таки хотелось поболтать с тобой. Я знаю, что тебе праздники тоже не дарят шибко много радости.

Теперь она смотрела на Вишес без улыбки. И художница тоже не могла улыбнуться. Память воспроизвела слова Луны, и Вишес задумалась, не отталкивает ли она сама приятелей и знакомых, не выстраивает ли она одиночество вокруг себя, пока гоняется за призраками и мечтами.

Да, она практически не знала Санбим, а Санбим не знала её… Но разве все друзья не были когда-то давно незнакомцами? Даже легендарные Носительницы Элементов стали живыми воплощениями дружбы только потому, что доверились друг другу, открыли свои сердца, несмотря на все различия и недопонимания… поверили в то, что их дружба стоит того.

― Ну, сейчас я тебе снюсь, ― проговорила Вишес как можно спокойнее. Она пыталась думать и говорить одновременно, чтобы не растерять подаренную словами пегаски уверенность. ― Может быть, твой сон вещий? И он означает что-то вроде “завтра с утра тебе стоит прилететь к Вишес”?

― Мо-ожет бы-ыть… ― протянула Санбим и подозрительно сощурилась. Неужели она что-то заподозрила? Вспомнила про афишу? ― Но что, если она не будет рада меня видеть?

― Это ещё почему? В смысле… почему бы не попробовать? Ты ведь хотела с ней поговорить, да? ― Вишес дождалась кивка. ― Вдруг и она хочет поговорить с тобой?

― Ну, надеюсь, ― Санбим выдохнула и почесала коленку правой ноги левым копытцем. ― Утром выясню! Эй, а почему мне вообще снится это место? Не думаю, что когда-либо была в таких красивущих ресторанах!

― Барах, ― поправила единорожка. ― Это бар. А ты здесь потому… потому что… здесь проходит вечеринка в честь Согревающего очага! И этот сон видят все, кто сейчас спит!

― Круто! ― пегаска подпрыгнула, точь-в-точь как Флиппити, и затрепетала крыльями. ― А… где вечеринка?

Вишес ухмыльнулась.

― Начнётся сразу же, как мы соберём народ. Кстати, не хочешь помочь?

 🌑~🌒~🌓~🌔~🌕~🌖~🌗~🌘~🌑

После, казалось, целой жизни сплошных драм, интриг и препирательств время разогналось в тысячу раз. Вишес не поспевала за всем происходящим, вернее, за всем, что делала сама. События превратилась в цепочку кадров. Раз ― и единорожка с Санбим обходят каждый столик, приглашая немногих посетителей в свой уголок. Два ― и крошечный табун идёт за ними, пересекает бесконечное море уютных мягких кресел, ковров и подушек; Вишес улавливает первые нотки смеха, пока ещё неуверенного, слышит, как завязывается робкая болтовня между незнакомцами. Три ― и все её гости на этот вечер, семнадцать их, стоят широким полукругом перед ней, Санбим и подбежавшей Флиппити, стоят и ждут…

…и на их лицах медленно проявляется недоумение… и Флиппити дёргает её за хвост…

…и Вишес поняла, что этот момент не застыл, как фотоснимок, что сон продолжается: от неё чего-то ждут и ей необходимо что-то сделать.

Поэтому она прокашлялась с максимально деловым видом, готовясь сказать нечто воодушевляющее, бодрое, праздничное… нечто, чего она не отрепетировала… эта мысль ей не понравилась, и художница закашлялась громче, вдобавок провела копытом по чёлке… Санбим и Флиппити пялились на неё во все глаза, и Вишес толкнула себя в пучину импровизации.

― Уважаемые пони! ― заговорила она как можно громче и чётче. ― Вернее сказать, дорогие пони!.. Кхм… Мы все собрались сегодня здесь не просто так! Можно сказать, сама судьба свела нас сегодня в этом замечательном баре…

― Да не, это ты нас собрала, ― крикнул какой-то жеребец, Вишес не заметила, какой. Важно то, что многие в толпе засмеялись! Ушки художницы своевольно прижались к голове.

― Ну… да… верно, но ведь вы пришли сюда поодиночке!

― Лично я здесь с Берри, ― пожала плечами синяя пегаска справа, её стоящая рядом подруга закивала. Кто-то слева переглянулся, Вишес заметила, как они поворачивают головы друг к другу. Ей хотелось заскрипеть зубами. Почему гости не могут просто послушать?

― Или не поодиночке! Важно то, что сегодня все вы оказались в баре Луны, чтобы… э… чтобы…

― Чтобы хоть где-то у меня был праздник! ― судя по голосу, это крикнул тот самый жеребец.

― Вот, верно! ― Вишес радостно ухватилась за слова насмешника. Приподняв копытце, она взмахами подчёркивала свою речь. ― Чтобы оказаться в атмосфере праздника, чтобы встретиться с друзьями, чтобы…

― Чтобы жизнь не была таким печальным отстоем! ― выкрикнула единорожка из середины, и её соседки в толпе захихикали. Вишес надеялась, что смеются не над ней или этой пони, а над её словами… хотя и не над чем тут смеяться…

Указующее копытце дрогнуло и опустилось, воодушевлённый жест увял.

Взгляд Вишес метался по ряду гостей. Позабыв её, они начали болтать друг с другом. Возможность привлечь их внимание таяла с каждой секундой! Вечер выходил из-под контроля… опять… Санбим и Флиппити смотрели на подругу с той же растерянностью, с какой она смотрела на кучку незнакомцев перед собой.

К счастью, Флиппити предпочитала растерянности наглость.

― ЭЙ, ВЫ ВСЕ!!! ― гаркнула она во всю мощь лёгких и бешено запрыгала на месте, размахивая ногами. Визитёры осеклись и недоумённо уставились на кобылку. ― ВООБЩЕ-ТО ВИШЕС ВЫКЛЯНЧИЛА БАР НА ВЕЧЕРОК У САМОЙ ПРИНЦЕССЫ ЛУНЫ, И ВСЁ ЭТО РАДИ ВАС, ТАК ЧТО В ОДНУ ШЕРЕНГУ ― СТРОЙСЯ! ― миг, и неровный полукруг гостей превратился в линию, словно отчерченную по линейке. ― И СЛУШАТЬ ВИШЕС! ВНИМАТЕЛЬНО!

Флиппити опустилась на пол как сдутый шарик и царственно кивнула приятельнице.

― Продолжай.

Вишес опять прокашлялась, на сей раз с неподдельным изумлением.

― Эм… да. Всё как она сказала. За исключением того, что я не “выклянчила” бар, мы с принцессой, скорее, “договорились”, но это не так важно. Важно то, что все мы почему-то здесь вместо того, чтобы праздновать наяву с нашими родными и близкими, ― взгляд многих пони отяжелел печалью, и художница поспешила добавить. ― Я не спрашиваю, почему так! Единственное, что меня сегодня волнует ― чтобы грусть покинула ваши мордочки, хотя бы на этот вечер.

Тревога и боль масками застыли на лицах гостей… и Вишес была к этому готова. Действительно готова! Она знала, что сказать этим растерянным пони! Теперь слова бежали свободной рекой, берущей истоки в её сердце.

― Я знаю, знаю, что эта мимолётная радость не изменит прошлого, не исправит ошибки, не излечит раны… но моя цель и не в этом, ― Вишес сглотнула ком в горле и продолжила менее дрожащим голосом, чем секунду назад. ― Моя цель ― отвлечь вас и успокоить в этот праздник. Потому что мы, никто из нас, не должны встречать его в одиночестве… или в компании сомнений, разочарований и страхов! Что бы ни случилось, вы… мы заслуживаем дружбы и тепла в Вечер согревающего очага!

Эквестрийцы перед ней все как один тихонько выдохнули. Их глаза ― голубые, зелёные, розовые, золотистые, всех цветов, ― слабо засверкали. Опущенные уголки губ затрепетали и приподнялись, образуя улыбки… сперва несмелые, но быстро крепнущие. Новые приятели, обрадованные перспективой оставить заботы во сне, с облегчением переглянулись.

Сердце единорожки колотилось как сумасшедшее. Она ощутила холодный пот на шее, боках и спине: эта речь, неуверенная вначале и пламенная в конце, далась ей нелегко. Хозяйка вечера выдохнула вместе с гостями и тоже ощутила расцветающую на губах улыбку.

Мягкое крыло потрепало её по левому бочку, и Вишес оглянулась на восторженную Санбим.

― Это было что-то!!! ― пегаска смотрела на неё почти с обожанием. ― Ты взбодрила всех!

― Эй! Это я заставила их слушать! ― пропищал голосок справа, и единорожка повернулась к сердитой Флиппити.

― И ты тоже молодчина! ― Санбим принялась подпрыгивать как солнечный зайчик. ― Вы отлично справились, кобылки!

Жар смущения и восторга прилил к щекам и ушкам художницы, и она, не в силах сдержаться, засмеялась, чувствуя, как растёт и ширится в груди тёплое, безусловное счастье.

― Мы все хорошо постарались! Но торжество ещё и не началось толком, ― Вишес перевела дыхание и шагнула к толпе. ― Давайте скорее его… хихи… начнём!

Три приятельницы смешались с гостями. Те уже вовсю болтали: кто-то обсуждал злоключения, что привели их сегодня в бар, кто-то интересовался программой вечера, но большинство пони наперебой предлагали свои развлечения. Вишес этому только обрадовалась: ничего кроме традиции пегасов ей так и не удалось вспомнить.

― Всепони, внимание! ― вскричала она, стараясь вести себя как лидер. К счастью, на этот раз все замолчали без помощи Флиппити. Вишес решила думать, что заслужила своей речью хоть какое-то уважение. ― Поскольку время идёт, а игр и развлечений очень много, предлагаю всем озвучить свои пожелания! По очереди! И будем голосовать, чтобы всем было весело! Начнём с, э, тебя. ― Вишес указала на стоящую к ней ближе всего синюю пегаску. Та недоумённо хмыкнула и переглянулась с подругой, земнопони чуть серого оттенка синего.

― Простите? Разве не вы должны нас развлекать?

Что ж, хорошее замечание. Вишес не успела оправдаться, её перебил единорог насыщенно-фиолетового цвета:

― О, я знаю, я знаю! ― он дождался, пока все повернутся к нему, и провозгласил. ― Давайте… поиграем… в прятки!

Упала такая тишина, что Вишес засомневалась, не оглохла ли она. Все смотрели на жеребца, приподняв бровь или нахмурившись в раздражённом недоумении. Сиреневые глаза единорога метались от одного скептического лица к другому, а белозубая улыбка становилась всё напряжённее и шире.

― Эм, если вы не хотите, то конечно… ― сглотнув, он отступил назад и спрятался за другими пони. Как по команде, все мордочки вновь обратились к Вишес.

И вновь её спасли.

― Эй, у меня тоже есть предложение! ― это сказала серо-синяя земнопони. ― Давайте… поиграем с напитками?

― Чего? ― раздалось тут и там, громче всего ― от её хмурой синекрылой подруги.

― Мы ведь все здесь сами себе барпони, так? И здесь ведь есть все ингредиенты, какие только можно вообразить? ― кто-то кивал, кто-то слушал, ожидая суть. ― Почему бы нам не… выдумать какие-нибудь коктейли, но только чтоб съедобные, и не предлагать друг другу попробовать и угадать состав? Вот, смотрите, ― не дожидаясь согласия или отказа, она вытянула переднюю ногу и комично зажмурилась. Серебристый туман сгустился над её копытом и вылепил из себя длинный узкий бокал с зеленовато-оранжевой жидкостью и воткнутыми сверху зонтиком и веточкой чего-то хвойного. ― Кто рискнёт?

Помня опыт с суперпраздничным семь-в-одном, Вишес сделала вид, что не слышит. К счастью, вызвался белогривый пегас. Схватив крылом стакан, он ухнул, одним движением забросил в себя весь объём, поморщился, покатал напиток на языке и наконец проглотил. Озадаченная гримаса на его лице сменилась озарением.

― Эй, да это вкусно! Мне что, угадывать теперь? Потому что я точно узнал можжевеловую…

Единорожка узнала голос: именно он кричал ей из толпы.

― Стой! Не сейчас! ― воскликнула Берри, замахав копытцем. ― Просто скажи всем, что хочешь поиграть в эту игру.

Пегас на удивление синхронно пожал крыльями и передними ногами.

― Да почему бы и нет.

― Йей! Спасибо!

― У меня тоже есть идея! ― земнопони нежнейшего светло-розового оттенка подняла копыто как школьница. ― Как насчёт “приколи пони хвост”!

Не успела она договорить, а презрительное фырканье уже вылетело изо рта синей пегаски, как ядро из всегда готовой выстрелить пушки.

― Чего? Может, ещё поиграем в Основателей?

― Я бы хотел поиграть в Основателей… ― еле слышно пробормотал кто-то за спиной Вишес.

― И-извините, ― кобылка вздрогнула и опустила голову, точно от стыда. ― П-просто это моя любимая игра…

― Моя тоже! ― крикнула хозяйка вечера, и все взгляды вернулись к ней.

Она сказала это не задумываясь: вид растерянной гостьи заставил её заговорить с такой же быстротой и напором, что и у синей пегаски. Но теперь ей следовало что-то сделать, найти компромисс… Вдохновение пришло мгновенно, и единорожка властно повела копытом, заставляя пони немного расступиться. Вишес заметила, что светло-розовая земнопони следит за ней с широко раскрытыми глазами, и уверенная радость нахлынула волной.

Заместительница Луны указала рогом на пустое пространство и, закрыв глаза, сосредоточилась на ощущении мелких золотистых искорок, бегущих внутри её рога, по её рогу, собирающихся вокруг её рога в мелкий сияющий рой. Магия не требовалась, но Вишес хотела развлечь публику спецэффектами. Когда волшебство превратилось в миниатюрный вихрь, кобылка ухватилась за образ желаемого, представила это как можно подробнее и быстрее, объяла сознанием главные черты и незначительные нюансы… Магия развеялась сама, точно выключилась, одновременно ахнули гости, и Вишес поняла, что фокус удался. Она открыла глаза.

На пустом месте теперь росла прямо из ковра невысокая пушистая ёлочка, ровная и совершенная, как снежинка. Рядом с ней стоял, доходя до середины деревца, огромный сундук красного дерева, украшенный золотом, изумрудами и рубинами, мерцающими в неярком свете бара. Крышка была приглашающе открыта, и все могли видеть чудесные ёлочные игрушки из тончайшего стекла, серебра и драгоценных камней, гирлянды и серпантин из шёлка, большие конфеты с привязанными к ним верёвочками, цветные свечки, чьи радужные огоньки призрачно сияли сквозь вещи… В реальном мире весь сундук с содержимым стоил бы как второй Кантерлотский дворец, но здесь, во сне, богатства существовали исключительно для удовольствия и красоты.

― Та-да! ― голос единорожки разбил трепет и шок, в который погрузились гости. ― Это наша праздничная версия “приколи пони хвост”! Правила вам известны! Ёлочка вовсе не колючая, а очень даже пушистая… ― Вишес на нетвёрдых ногах подошла к дереву, все взгляды были прикованы к ней, и храбро сунула голову в гущу веток. Упругая мягкая хвоя льнула к щекам, обрамляла лицо. ― Так что никто не пострадает! Тот, кто прицепит больше всего украшений, украсит верхушку ёлки игрушкой, которую придумает сам! Как вам такая версия?

Даже синяя пегаска не могла и слова вымолвить. Первой очнулась светло-розовая пони: ликуя, она зааплодировала копытами по ковру, и на этот Вишес слышала весёлый дробный топот так ясно, словно гостья стучала по паркету. Спустя мгновение к аплодисментам присоединились все, даже вредная подруга Берри.

Сияющая, красная от смущения и счастья Вишес смотрела с бесконечной благодарностью на их восторг. Она сделала это! Она впечатлила своих гостей! Все так рады, и теперь-то уж вечер пройдёт идеально! Вишес заплакала бы, но боялась, что посетители не так её поймут. Желая хоть как-то выпустить эмоции, она присоединилась к общему топоту, и теперь уже все топали просто потому, что это было весело

 🌑~🌒~🌓~🌔~🌕~🌖~🌗~🌘~🌑

Вишес не представляла, что жизнь, пускай и во сне, может быть таким блаженством!

Рот болел от бесконечной широкой улыбки, причём искренней, а живот болел от множества кексиков, пирожных, кусочков пирогов, печенек, бисквитов и Луна ведает чего ещё! Игра в коктейли всем настолько понравилась, что пони еле-еле перешли к другим развлечениям. От количества выпитого голова стала лёгкой и почему-то огромной, как воздушный шарик из тончайшей тюли, и бар вращался словно золотисто-коричный, цвéта любимого домашнего пирога, калейдоскоп. Откуда-то из глубины живота вылетала икота, и Вишес знала, что может прекратить эти ощущения ― в баре Луны не существовало опьянения, как, впрочем, и алкоголя, ― но они ей нравились, и потому они ощущались. Копыта слабо ныли от топота, и от пробных прыжков с подушек и пледов, обращённых в облака, и от танцев! Мышцы гудели, как отпущенные струны, по тем же самым причинам, а ещё потому, что синяя пегаска, оттаяв душой, предложила, чуть смущаясь, какую-то забавную игру с цветными кругами и поворотом стрелки. К тому моменту все как-то позабыли специфику праздника и смело мешали традиционные забавы с любыми играми, которые они знали и любили. В первом раунде художница играла вместе с Фрости Берри ― так звали ворчунью, ― и земнопони Индиго Стил, и впервые она услышала смех синей пегаски, грубоватый и немелодичный, но искренний. Её лицо лучилось мирной радостью, глаза горели жаждой победить, и Вишес была счастлива, что маска вредности наконец слетела с Фрости, хотя бы на один вечер. Вишес выбыла второй, сразу после Индиго, но победа в игре не значила ничего по сравнению с победой над этим вечером и над самой собой.

О да, она победила саму себя. Художница упала на сиреневое, с мелким рисунком васильков, облако, которое раньше было подушкой, и позволила себе небольшой перерыв. Сотни счастливых моментов, произошедших секунду, минуту, полчаса назад, замелькали в её голове крыльями разноцветных бабочек. Временами казалось, что восторг и блаженство так переполнят её сердце, что она не выдержит и сбежит в холодную, тоскливую реальность, лишь бы скинуть эту невыносимо тяжёлую, пусть и безмерно приятную, ношу, но каким-то образом Вишес умещала в себе океаны и галактики счастья, и вечеринка продолжалась. Прошлое стало воспоминаниями, а будущее не успело ещё случиться! Единорожка с нетерпением ждала его, и не просто ждала ― она готова была его сотворить! Вместе со всеми этими милыми и весёлыми пони!

Она перевернулась на бок и, выдохнув, взмахнула копытом. Перед ней возник список, в котором сами собой расположились по порядку все предложенные игры и забавы. Список вообразила Санбим, и Вишес решила, что поблагодарит её сразу как вернётся ― идея была действительно удачная.

Оказалось, их компания не выполнила даже одну десятую длиннющего перечня. Вишес чуть нахмурилась: ей хотелось, чтобы сегодня воплотились все планы гостей, даже такие маленькие и несерьёзные, как, например… Её глаза остановились на пункте “пары чистят мандарины ртом, кто быстрее, те и победили”, и единорожка не смогла сдержать смех, представив себе это зрелище: гости, разделённые на двоицы, неловко топчутся и приплясывают, стараются одновременно и удержать мандарин, и снять с него кожуру зубами, и кислый сок из прокушенных долек бьёт во все стороны как струи из фонтана! Какие же они все будут оранжевые и липкие!

Конечно, всё это просто сон, и испачкаться не страшно… Неожиданно для себя самой, Вишес вновь вздохнула, теперь с печалью: ей хотелось, чтобы реальность этого яркого, радостного вечера запечатлелась не только в её уме и сердце, но и в мире, в который она неизбежно вернётся утром. Ей хотелось проснуться с конфетти и блёстками в хвосте и гриве, с измазанным глазурью ртом, с головой, гудящей от ночи музыки, болтовни и шума… она бы даже согласилась на боль в животе и мышцах!

Но ещё больше Вишес хотела встретить своих новых друзей по ту сторону рассвета и продолжать дружить с ними не во сне, а наяву. Она знала, что это невозможно даже без условия Луны: теперь Вишес понимала, что видит одну грань своих гостей, ту, которую они согласились показать в праздничный вечер, и утром они станут совсем другими пони. Ни один сон, ни одна вечеринка не могли длиться вечно… к сожалению.

Какой бы прекрасной была эта жизнь! Потакая внезапному капризу, Вишес легла на спину и, зажмурившись, представила, как весёлый, добрый беспорядок этого вечера следует за ней в реальный мир, как она просыпается в перевёрнутой вверх дном комнате, где пол засыпан хвоей и залит коктейлями, где валяются там и сям ёлочные игрушки и картонные шляпы Основателей, где на столе кисточки и палитры соседствуют с фужерами и недоеденными кексиками; она на нетвёрдых ногах выбегает на улицу и видит спешащих навстречу ей Призм Глайдера и Свит Строуберри, и вот они втроём торопятся собрать остальных, чтобы… чтобы…

Вишес открыла глаза и тяжко выдохнула. В реальном мире у неё была только Санбим, искренняя и добрая, но даже с ней единорожка не могла обсудить устроенный ими чудесный праздник. Встретятся ли они вообще завтра? Если да, то она наверняка расскажет, что ей снилось, и Вишес придётся изобразить удивление и радость: “в самом деле? вещий сон? я так и сказала тебе? ну дела!”. Поневоле они обе наденут маску лжи.

Художница села, понурив голову. Ей не хотелось, чтобы ночь заканчивалась. Ей не хотелось, чтобы счастье осталось всего лишь сном.

Она явственно услышала удар копыт, глухой и тяжёлый.

Вишес подскочила, словно от кошмара; на мгновение ей показалось, что она разбудила себя этим судорожным рывком, что она дома, но прошла секунда, другая, и художница с облегчением поняла, что она всё ещё… пока ещё в баре. Но что это был за звук?! Едва мысль мелькнула в голове, сам собой возник ответ: пришла новая посетительница. Вишес ощутила её сердцем: перед мысленным взором хозяйки вечера предстал тёплый, мягкий, словно облачко пара в форме пони, силуэт. Силуэт переминался с ноги на ногу и вертел головой, принюхиваясь. Длинные уши гостьи подрагивали, ловя звуки отдалённой музыки, отдалённой исключительно потому, что она, коренастая нервная единорожка, не желала идти в ту сторону.

Стоило Вишес подумать о гостье ещё секунду, и сердце камнем ухнуло в копыта. Она знала эту душу.

Файркрекер Бёрст ответила на письмо.

Тело реагировало быстрее сознания. Вишес уже скакала. Ноги сами несли испуганную долгожданной встречей кобылку в сторону бара: теперь пространство “На луне…” было для неё понятно, как собственная картина. Тёплые пейзажи бескрайнего заведения двинулись прочь от художницы, сливаясь в пёстрое пятно.

Возмущённый голос Флиппити, её якоря здравомыслия, заставил её остановиться.

― Вишес! Ты где пропадала?! Ночь не резиновая! ― кроха подбежала к Вишес и ткнула её в дрожащий бок. ― Давай, у нас глотание мандариновой кожуры на горизонте! Серьёзно, пони, кто это вообще придумал?!

― Эй, не хочешь ― не играй! ― недовольный кобылий голос донёсся до Вишес как сквозь толстую каменную стену.

Единорожка сглотнула и посмотрела на юную приятельницу.

― Я… мне… у меня ещё одна гостья. Особенная гостья. Я хочу привести её сюда…

― Ну быстрее тогда! ― Флиппити закатила глаза. ― Мы не сможем разбиться на пары, если нас будет не двадцать! Так что ты нужна нам!

― Уже бегу! ― пролепетала Вишес и, действительно, сорвалась в галоп.

Интерьеры бара закружились волчком, и её выбросило прямо под ноги к скучающей Файркрекер.

На автомате кобылка отошла, давая пространство, тут же опомнилась и подскочила к давней подруге, обняла её ― запах серы и пороха, знакомый и родной, прыгнул в её нос, как кот на привычную лежанку, ― и Вишес дрожаще выдохнула, не в силах поверить, что Файркрекер действительно здесь, действительно рядом.

Художница чуть расслабила хватку, и бирюзовая пони наконец откликнулась: её не по-единорожьи увесистое копыто неловко погладило спину Вишес, цепляясь за пряди двухцветной гривы. Когда касание замерло, хозяйка вечера мягко отстранилась и взглянула в глаза цвета голубого газового пламени.

Файркрекер смотрела на неё с тем же самым снисходительным выражением лица и расслабленной улыбкой, смотрела так, словно и не было всех этих лет разлуки. Действительность вокруг Вишес расплылась, затрепетала, как тени на ветру, и единорожка отчётливо услышала шум листвы клёнов, окружающих Колледж, шорох множества конспектов, повторяемых за минуту до зачёта, стук мяча на хуфбольной площадке…

Это мгновение схлынуло, как приливная волна, и Вишес вспомнила, где они и для чего собрались.

― Кхм… привет! ― собственный голос, излишне бодрый, показался ей чужим. Вишес попыталась совладать с собой. На Файркрекер её взволнованная болтовня никогда не действовала, и художнице приходилось выбирать слова. ― Рада, что ты здесь! И что ты прочитала моё письмо! В смысле, таких ведь совпадений не бывает, верно? Но даже если и бывают, и ты не читала моё письмо, я всё равно тебе очень рада! Я хотела, чтобы ты пришла сюда!

Тревога всё равно заставляла её тараторить! Вишес будто катилась с крутой горы в карете без тормозов. Она беспомощно чувствовала, как изо рта летят совершенно пустые фразы, она не могла смотреть на старую подругу, ― быстрый взгляд явил ей настороженное лицо и приподнятую бровь, и теперь Вишес смотрела на что угодно, кроме Файркрекер, ― и ей очень хотелось заткнуться наконец, но она боялась, сама не знала, чего, но боялась, и Файркрекер ещё смотрит на неё с таким сомнением…

…и смеётся?

Вишес с облегчением ощутила, что фонтан слов иссяк. Она уставилась на кобылку-пиротехника, радуясь её смеху и всё равно чего-то боясь. Досмеявшись, Файркрекер положила копыто на её плечо и улыбнулась художнице с такой тёплой уверенностью, до которой Вишес предстояло ещё жить да жить.

Единорожка видела эту уверенность раньше, в прошлой жизни, и каждый раз она согревала её сердце, вдохновляла на смелость, заставляла верить в лучшее и в собственные силы. Но в этот раз Вишес пришлось быть смелой и сильной самостоятельно, и вот награда ― отблеск света из прошлого, заботливый взгляд весёлых глаз. Вишес знала: едва Файркрекер услышит о её достижениях, веселье сменится гордостью.

И потому она улыбнулась подруге в ответ.

― Вижу, ты ничуть не изменилась, ― наконец прозвучал голос Файркрекер, низкий, рокочущий, похожий на треск поленьев в камине. ― Всё такая же глупышка.

― А ты такая же клёвая, ― ответила Вишес. Всё смущение от долгих лет разлуки исчезло при звуке её голоса, лучистом взгляде глаз. Они обе вновь были на своих местах.

Файркрекер беззлобно фыркнула.

― Глупышка и подлиза, ― сказала она, и художница закатила глаза, усмехаясь: бирюзовая пони знала об искренности её чувств, просто подкалывала. Их давняя игра, на которую Вишес не обижалась ещё в те времена.

― Да-да, всё про меня. Расскажи лучше как ты! Что нового?

― О неужто! ― Файркрекер издала самый драматичный вздох на свете и вскинула копыто ко лбу. Иногда она чудовищно переигрывала. ― Рэйнбоу Вишес, звёздочка Филлидельфии, спустилась с кантерлотской высоты чтобы узнать, как мои дела! Чем я заслужила такое счастье?!

― Ха-ха, очень смешно. Но я серьёзно. Мне… ― слова застряли в горле, и Вишес, на секунду растерявшись, всё-таки заставила их выйти. ― Мне правда жаль, что мы позволили нашей дружбе угаснуть. Вернее, я позволила. Я писала серьёзно! Мне жаль, что я не занимала твою сторону в тех спорах, что позволяла им болтать лишнего…

― Вишес, Ви-шес, остынь, ― бирюзовое копыто снова опустилось на её плечо и несильно сжало, приводя младшую единорожку в чувство. ― Всё в порядке. И тогда было в порядке, а сейчас тем более. Прошлое в прошлом. Я совсем другая пони… стараюсь ею стать, и ты, наверное, тоже...

Этих слов Вишес никак не ожидала. Что значит “другая пони”? Она не успела спросить: Файркрекер говорила дальше, и художница, отбросив замешательство, прислушалась.

― …так что уже не имеет значения, какой была я и какой была ты. Я… ― к немалому изумлению хозяйки вечера, фейерверкерша потупила взгляд, и румянец окрасил её щёки отблесками пламени. ― Тоже была не подарок. Так что мы стоили друг друга в те времена. Но эй! ― она вновь оживилась, стала привычной собой. ― Мы обе осознали свои ошибки и можем двигаться дальше! Новые кобылки дружат по-новому, ага?

― А-ага, ― слабо кивнула Вишес.

Её смятение не укрылось от Файркрекер. Та отпустила единорожку и взглянула с растерянностью.

― Что-то не так?

― Всё так, просто… Почему мы новые пони? ― Файркрекер приоткрыла рот, то ли от удивления, то ли готовясь ответить, и Вишес поспешила развить мысль. ― В смысле, я вот не чувствую, что как-то поменялась. Я всё та же Рэйнбоу Вишес. А ты? Ты думаешь, что сильно поменялась?

Файркрекер моргнула. Прикрыла рот, словно задумавшись, открыла. И наконец сказала:

― Вишес, ты… эм… как ты жила все эти годы?

Почему-то вопрос уколол её. Она не знала, был ли здесь подвох, какой-то намёк, но она его нашла. И всё-таки Файркрекер смотрела на неё с необыкновенной серьёзностью ― не с раздражением, не с сомнением, не как на глупую жеребёнку… смотрела как на взрослую пони, что ляпнула вдруг несусветную дикость.

Понимание пронзило Вишес точно молния: она и в самом деле больше не кроха-первокурсница, бегающая хвостиком за старшей подругой, и никогда больше ею не будет. Это понимание, странно-неприятное, вынудило художницу поскорее ответить:

― Я… живу как обычно, вернее, как обычная пони. Работаю в городе: рисую на заказ портреты, расписываю комнаты, провожу иногда занятия для жеребят… всякое такое. Иногда рисую для себя. Хожу в местный книжный клуб, выращиваю сладкие перцы… не очень хорошо растут, мама часто выдирает их вместе с сорняками… думаю, весной посажу редис, мне кажется, он требует меньше заботы… ― Вишес осеклась, увидев выражение лица Файркрекер. Та смотрела на неё с искренним, ничуть не наигранным потрясением.

― Вишес… ― кобылка-пиротехник потрясла головой, словно отгоняя овода. ― Я поверить не могу. Прошло пять лет, и в этом вся твоя жизнь? В рисовании и перцах?

Вишес стояла, пытаясь осмыслить претензию, и, когда не получилось, осторожно ответила:

― Ну… да?

― Серьёзно?! ― фирменная раздражительность бирюзовой единорожки прорвалась наружу. ― Выпускница Филлидельфийского колледжа искусств, лучшего после Кантерлота, да ещё и с золотым дипломом?! Пони с кьютимаркой исполнительницы желаний?! Всё ещё сидит в этой промозглой пернатой дыре?! Ты что, шутишь?

― Эй, я не виновата, что я так живу! ― крикнула Вишес и поняла, что именно озвучила. ― В смысле… мне нравится моя жизнь!

― Ой, да что ты! ― Файркрекер принялась нарезать круги вокруг Вишес, сердито топая; удары падали на ковёр как наковальни. ― Именно поэтому ты спишь и цепляешься за обгорелую вонючку как за единственную подругу, а не празднуешь с настоящими друзьями! Вот что значит жизнь мечты, а я-то и не знала!

― Всё не так! ― слабо, но усердно защищалась Вишес. ― И… и ты не вонючка! Ты очень способная и талантливая, и я хочу с тобой дружить!

― Не уходи от темы! Я не поверю, что тебе действительно нравится прозябать в этой горной дыре и рисовать что-то за полцены для своих сосе-е-е-едей. ― Файркрекер замерла напротив хозяйки вечера, прижигая её пытливым взглядом. ― Где та воодушевлённая маленькая пони, которая не вылезала из-за книжек и мольберта? Которая хотела стать лучшей?

― Это я! ― пискнула Вишес, почему-то ощущая себя лгуньей.

Она буквально увидела, как Файркрекер по-драконьи выпускает пар из ноздрей.

― Да неужели? И где же твои достижения? Чего добилась золотая выпускница? ― фейерверкерша картинно завертела головой. ― Мы что, в картинной галерее? На выставке?

― Ну так послушай! ― Вишес топнула, и, на удивление, Файркрекер действительно замерла. ― Я… я устроила эту вечеринку.

Словно отзываясь на её призыв, грянул орган. Файркрекер дёрнулась и оглянулась. Далёкое празднество казалось янтарно-золотистым островком чёткости в море теней, скрывающих пустой бар.

Ободрённая этим звуком, художница продолжила, возвращая внимание подруги к себе.

― Я поняла, что больше не могу праздновать Вечер в неловкой тишине и чувствовать себя как на скамье подсудимых, и решила провести его здесь, в заведении принцессы Луны. Потом я поняла, что… наверняка я не одна такая, верно? И мне захотелось устроить вечеринку для всех, кто почему-то не празднует с семьёй, друзьями, возлюбленными; что бы ни случилось там, наяву, здесь нам всем… Кхм…

Файркрекер не перебивала, и Вишес, чувствуя нечто уважительное в её молчании, не спеша обдумала вывод, который необходимо было услышать не только бирюзовой пони, но и ей самой.

— Я думала, что смогу помочь им, своим гостям, что каким-то образом этот сон исправит их жизни, но, знаешь… Эта ночь длится словно год, и столько всего произошло, но благодаря этому я поняла, что просто радость — это замечательно! Просто радости иногда вполне достаточно! Даже если мои гости посчитают наш праздник пустым сном, даже если они его забудут, пускай! Главное, что сегодня они не грустят, не думают о переживаниях, а веселятся и смеются! — Вишес неосознанно выпрямилась, подтянулась, расправила плечи. — Сначала принцессе Луне не пришлась по душе моя идея, но, видимо, мы с Пинки Пай переубедили её, и она разрешила! И тот орга́н, который ты слышала, создала она! Так что на этот вечер я считаюсь хозяйкой бара, потому что принцесса Луна празднует с принцессой Селестией, и я, как хозяйка бара, приглашаю тебя на нашу официальную, одобренную свыше первую Вечеринку согревающего очага в Мире снов!

Хлопушки и фанфары грянули за её спиной, взметнули гриву, и Вишес победно вскинула копытце. Она их не придумывала, заведение будто бы само откликнулось на её слова, и единорожка с благодарностью приняла такое дополнение.

Пара конфетти осела на чёлку и нос Файркрекер. Бирюзовая кобылка стояла с тем же нечитаемым выражением лица, что и прежде. Неужели она так шокирована? Вишес улыбнулась бы ещё шире, но шире было некуда.

Файркрекер смахнула бумажку с носа и сказала одно слово:

— Нехило.

— Я тоже так думаю! — роли поменялись: теперь Вишес нарезала круги вокруг неподвижной Файркрекер, прыгая на пинкипаевский манер. — В смысле, я и сама не верила, что смогу! Но я смогла! Конечно же мне помогли, мисс Пай… в смысле, Пинки… столько всего сделала, что я даже не знаю, как её отблагодарить! Но ты не думай, что я сидела сложа ноги, мне пришлось немало потрудиться! И, кстати, возвращаясь к тому, с чего мы начали… Может быть, я не поменялась за пять лет, но за три последних дня ― ещё как! Я открыла в себе столько всего нового, чего даже не подозревала! Я поняла, что могу быть настойчивой, защищать свои идеи, вести пони за собой! Мне на самом деле всё по силам!

― Ага.

Художница остановилась. Лицо Файркрекер из нейтрального стало… откровенно скучающим?!

― Ч-что-то не так? Ты… ― ужасная догадка посетила её, настолько ужасная, что не хотелось даже озвучивать. ― Ты что, не рада за меня?

Файркрекер устало выдохнула и опустила голову.

― П-почему? Разве это всё не здорово? Я… м-мы все столько всего сделали за эти ночи перед праздником! Мы усердно трудились! Да, я начала позже, чем собиралась, но…

― Вишес, Вишес, подожди, пожалуйста, ― кобылка-пиротехник замахала копытом, и Вишес обиженно замолчала. ― Всё это конечно очень здорово и классно, только… Как бы тебе это сказать помягче…

― Говори как хочется, ― она сама изумилась, насколько побеждённой она звучит.

Фейерверкерша ядовито усмехнулась.

― “Новая Файркрекер” не гадит в душу своим друзьям, прикрываясь “прямотой” и “честностью”, но, тьма, я должна тебе как-то сказать… ― она всхрапнула и, вскинув голову, посмотрела на подругу с необычной жёсткостью. ― И я скажу. Потому что настоящая “новая Вишес” должна выдерживать напор даже таких грубиянок как я.

Она нацелила рог в сторону Вишес, словно собиралась идти на таран, не сводя при этом цепкого, неумолимого взгляда с растерянной кобылки.

― Правда в том, что все эти твои победы во сне ― кучка мульего дерьма. Ты проснёшься утром, порадуешься тому, какая ты молодец, будешь гордиться собой… и на этом все победы закончатся. И я знаю, что это не просто сон, что здесь всё как по-настоящему, но какая разница, если потом ты всё равно просыпаешься и понимаешь, что ничего не изменилось? Эти пони, твои “гости”, проснутся, может быть, скажут тебе спасибо, и тут уже два пути ― либо они идут и меняют что-то в своей жизни, либо они застревают в этом цикле из приятного сна и отстойной жизни, и так до тех пор, пока им не надоест в конце концов. И ты здесь в самом невыгодном положении, Вишес, потому что попадаешь в ловушку очень приятных, но ужасных заблуждений. Неужели ты сама не понимаешь, что в какой-то момент проснёшься с осознанием, что была персонажем чьего-то сна?

Единорожка остановилась, тяжело дыша. Вишес хотела бы ответить, но не могла ― слёзы туманили взор, превращая сине-зелёную пони в размытое пятно, клокотали в горле, путали мысли…

― П-прости меня, Вишес, ― пробормотала Файркрекер, съёжившись. ― Я не должна была так наезжать на тебя. Я стараюсь быть мягче, но сейчас… я просто не знала, как сказать иначе…

“Всё в порядке”, хотела сказать Вишес, но слёзы душили её, и заговорить означало выпустить их, превратиться в плачущую размазню. Вместо этого художница кивнула, чуть махнула копытом и погрузилась в сказанное.

Неужели… неужели Файркрекер права?! Она исполнила свою мечту, устроила весёлую вечеринку, но… изменило ли это что-то? Прибавило ли ей понимания? Она всё равно не ощущала себя настоящей исполнительницей желаний. Что будет завтра? Кобылка надеялась проснуться с триумфальной улыбкой и ясным планом на будущее, но по всему выходило, что утро принесёт ей только горечь.

Эта мысль сокрушала. И всё же… и всё же Файркрекер не во всём была права! Вишес как смогла затолкала слёзы обратно и обратилась к подруге, стараясь держать лицо.

― Я… я вовсе не х-хочу устраивать вечеринки к-каждую ночь, и даже не каждый Вечер очага! Наверное… Я просто хотела сделать всех счастливыми! Хотя бы на одну ночь, в такой великий праздник! И я сейчас тоже счастлива! Разве это плохо?

― Ох, Вишес… я вовсе не это имела в виду, ― Файркрекер покачала головой, смягчаясь. ― Нет ничего плохого в том, чтобы делать себя и других пони счастливыми! Просто… почему это всё должно происходить во сне? Что ты будешь делать, когда проснёшься и поймёшь, что всё сказанное и сделанное, всё, чего ты “достигла”, исчезло с рассветом?

― Но ты и здесь ошибаешься! ― надежда переубедить Файркрекер и саму себя зажглась в сердце Вишес. Художница сморгнула последние слезинки. ― Я прилагала силы не только во сне, и наяву тоже! Мне пришлось напрягаться умственно и физически, я впервые за… годы, наверное… бегала до изнеможения, напрягла свою магию так, что она чуть не выгорела, и, кстати, я поняла, что способна к множественному телекинезу! И мне приходилось делать всё в такие сжатые сроки: принимать быстрые решения, думать в ускоренном темпе, рисовать огромную картину за несколько часов! Всё это происходило в реальности, и всё это я делала ради “простого сна”! И мне приходилось переступать через себя, через свой характер, пусть это было во сне, признаю, но я запомню эти уроки! Ты не поверишь, но я скажу чистую правду: сегодня я встретила Лавстрак, и она хотела от меня чего-то… нехорошего, но я не поддалась на её уговоры, я сказала "нет!" и ей пришлось уйти ни с чем! И я говорила с самой принцессой Луной, убеждала её, уговаривала! Без этих усилий мы бы сейчас не спорили с тобой! А ещё…

Файркрекер подняла копыто, собираясь возразить, но Вишес уже несло:

— Дай мне закончить! Эти дни меня обогатили опытом с лихвой, за все прошедшие годы, и я правда хочу поделиться им с тобой! Ты говоришь, что вся жизнь может пройти во сне, в заблуждениях, но не кто иная как принцесса Луна убеждала меня отступиться и пойти праздновать с семьёй, друзьями, где угодно, лишь бы не во сне; и именно она говорила мне согревать заботой тех пони, что по-настоящему вокруг меня, и она права! Я благодарна за этот совет! Я задумалась над её словами и поняла, что должна больше думать о своих настоящих друзьях, и поэтому… поэтому я набралась смелости написать тебе, пригласить тебя, и ещё я поняла, что у меня есть подруга здесь, в Рейнбоу-Фоллс! И пусть даже этот сон не сблизит нас так, как реальность, теперь я знаю, что она тянется ко мне, и я увидела, какая она замечательная, искренняя пони, и для меня будет честью подружиться с ней в жизни! Теперь ты понимаешь, Огонёк? Эта вечеринка не только радует неизвестных мне пони, она также спасает меня! Это новый старт моей жизни!

Воздуха не хватало. Голова единорожки кружилась от эйфории. Все перечисленные ею победы выстроились в ряд, точно армия, готовая защитить её перед недоверчивой Файркрекер. Вишес торжествующе смотрела на бирюзовую кобылку, которая казалась растроганной… и смущённой? Второй раз в жизни она видела румянец на щеках своенравной фейерверкерши. Неужели её так покорило рассказанное?

— Ты… — Файркрекер сглотнула комок в горле, опустила глаза. — Я уже и забыла, что ты звала меня Огоньком… а я над этим потешалась.

Вот в чём дело?! Мордочка Вишес вспыхнула в затемнённом уголке бара, как маяк в ночи. Файркрекер продолжала. От её нервозности и снисходительности не осталось и следа.

— Теперь я вижу… Ты не то что "не поменялась", хуже: ты потеряла себя. Сейчас ты заговорила, и я вновь увидела и услышала ту сияющую, полную амбиций и надежд кобылку, которой ты была в Филлидельфии. Неужели твоё захолустье так влияет? Или… дело в твоих родителях, да? А я не догадалась сразу! Они что-то говорили тебе?! Убеждали быть скромнее?! Потому что если да…

— Нет! Всё не так! — Вишес топнула и в отчаянии встряхнула чёлкой. — И какая разница! Главное, что я вхожу в новый год новой пони, что я хочу измениться! Я ведь убедила тебя? Ты веришь в мои успехи?

— Вишес, Ви-шес, всё не так просто. Твои успехи впечатляют и всё такое, но скажи мне честно, ты в самом деле готова прилагать усилия, напрягаться, испытывать себя на прочность? Ошибаться, падать, разочаровываться во всём и вся, в первую очередь в себе, но каждый раз подниматься и встречать невзгоды с улыбкой? Не только встречать, но и приветствовать, идти им навстречу, потому что пони развивается только благодаря трудностям?

— Да!

Файркрекер замолчала. Прищурилась, разглядывая излучающую оптимизм Вишес. Повисла тишина, которую очень скоро разбил голос фейерверкерши, напряжённый и жёсткий, как и всегда.

— Ложь.

Вишес подумала, что ослышалась. Не переставая улыбаться, она переспросила:

— Ч-что, прости?

— Ты лжёшь, — Файркрекер нервно дёрнула коротким, подпалённым хвостом. — Ты и понятия не имеешь, о чём говоришь.

— Почему это?

— Потому что я, да и много кто, проходили через это тыщи раз, — она зашагала перед художницей. — Что-то происходит, плохое или хорошее, и пони решает, что вот он — знак наконец-то изменить свою жизнь. Начать бегать по утрам, вспомнить былые таланты, завести новых друзей… что угодно. Вечер согревающего очага — вообще безусловный повод, это же начало нового года! Но дни рождения тоже подходят. И пони открывает, как ей кажется, новую страницу жизни. Берёт самые красивые перья и блестящие чернила. И пишет! Первые пару дней она живёт образцово, как в своих мечтах: просыпается с зарёй, бегает, рисует или пишет или ваяет из глины, неважно, и ей кажется, что так будет всегда. Затем начинаются поблажки. Одно утро можно не бегать, ведь это всего лишь одно утро, что от него изменится? Можно отложить дела и планы и вместо этого пойти смотреть на бабочек, ведь каждая пони должна отдыхать время от времени… — единорожка фыркнула. — И вот список благородных, полезных дел мало-помалу сокращается, пока не исчезает совсем, и в какой-то момент пони осознаёт, что сидит всё в том же болоте, что и прежде. Это осознание разбивает ей сердце, но ненадолго, ведь на носу Вечер согревающего очага… или день рождения, а значит, ещё не всё потеряно!

Конечно же, есть такие пони, что борются. Отбрасывают лень и слабость, не забывают о том, что действительно важно, между пряником и шпинатом выбирают шпинат. Но тут в игру вступает реальная жизнь. Огорчения, разочарования, сомнения, неудачи всё наваливаются и наваливаются, справляться с ними всё сложнее и сложнее… И знаешь, что бьёт больнее всего?

Вишес помогала головой.

— Осознание того, что это нужно только тебе. Что никто не прибежит с медалькой, что никакой награды вообще может не быть. Лучшее, что ты получишь, ― радость тех, кто тебе дорог, но разве стоит эта похвала всех трудностей, что ты преодолела? Ты борешься не ради результата, а ради самой идеи, что ты достойна большего, что ты заслуживаешь большего. И чем дальше ты заходишь, чем больше делаешь, тем у́же и у́же становится мостик над пропастью бездонного разочарования. И если ты упадёшь, если поддашься отчаянию, подниматься будет гораздо, гораздо труднее. Слабые пони так и будут бегать по кругу новых попыток, ничего существенного не добиваясь… а пони, которые были сильными, сидят на дне этой пропасти и не понимают: стоило ли оно того? Заслуживаю ли я нового начала? Я могу измениться, или же падение означает, что нет?

Кобылка-пиротехник легла на ковёр и, вздохнув, прикрыла лицо копытами. Вишес мельком глянула в сторону вечеринки: там кипело строительство подушечного замка мечты Флиппити. Поразительно, что эквестрийцы всех возрастов с такой охотой взялись за совершенно жеребяческую забаву. Единорожке хотелось убежать к ним и стереть из памяти весь непростой разговор, но, разумеется, она не поддалась желанию. Вместо этого Вишес осторожно прилегла рядом с подругой.

― Ты, должно быть, думаешь, что всё будет так же просто и легко, как в эти ночи перед вечеринкой, что всё будет как во сне, но это всё потому, что сейчас перед тобой была ясная цель, и ты её добилась, ты молодец… Сможешь ли ты преодолевать себя не в течение пары-тройки дней, а неделями? Месяцами? Годами? В чём-то, может быть, десятилетиями жизни? Десятилетиями, Вишес?.. И у тебя не будет ни грамма уверенности, ждёт ли на том горизонте, к которому ты стремишься, такая же цель, такая же, допустим, “вечеринка”, а если и ждёт, то разглядишь ли ты этот шанс? Сложатся ли обстоятельства в твою пользу? ― Файркрекер перевела дыхание. ― Ты не поверишь, как многое зависит от слепой удачи. Когда тебе везёт, ты радуешься ей, приветствуешь фортуну, но когда что-то, что должно было по праву стать твоим уходит из копыт просто потому, что на этот раз повезло другому… ― от выдоха фейерверкерши, громкого и обозлённого, зазвенели бутылки в баре.

Вишес не знала, что сказать.

Две пони лежали в темноте, думая каждая о своём. Справа высилась бесконечная барная стойка, похожая на крепостную стену, ряд барных стульев казался деревьями. Золотистый свет праздника горел далёкой звёздочкой и не долетал до них. Вишес смотрела на тёмно-рыжую макушку Файркрекер, опущенные подрагивающие ушки, и хотела сказать что-то воодушевляющее, бодрое, нечто такое, что она пыталась сказать и Кленолисту, и Флиппити, и даже Лавстрак, но ничего не шло на ум. И она молчала. В необычной тишине от Файркрекер художница разгадала предложение подумать над всем ею сказанным, и Вишес задумалась. Подруга причинила ей боль, но единорожка не могла отрицать правду и опыт в её словах. Оставалось лишь извлечь из них урок.

Какой бы она хотела видеть свою жизнь? Вишес с удивлением поняла, что не знает. Её устраивала спокойная рутина в Рейнбоу-Фоллс… так ли уж устраивала, если она сбежала из реальности в сон? Кобылка перебрала в памяти весь их с Файркрекер разговор, с самого начала, затем ещё раз. Неужели подруга права, и что-то важное пропало в ней после возвращения домой? Но что?

В Филлидельфии ей нравилось учиться и быть лучшей. Тогда она только-только получила кьютимарку и была уверена, что целый мир лежит перед ней как на блюдечке, ждёт именно её, пони с талантом исполнительницы желаний. В колледже у неё были приятельницы, была Файркрекер ― столь много знающая, такая сильная и уверенная, что казалась не обычной единорожкой, а живой легендой, ― были, на самом деле, все возможности. Но она сторонилась приятельниц, не ценила Файркрекер, и слишком концентрировалась на учёбе, отвергая все иные пути… может быть, даже боясь их. Почему? Вероятно, из-за того, что иные пути потребовали бы переступить собственные рамки, так чётко очерченные, такие… узкие, но такие удобные. Ей пришлось бы меняться и стремиться к чему-то новому, бежать к туманному горизонту по сужающемуся мосту, который так ярко описала Файркрекер.

Видимо, в те времена она была готова лишь учиться и изучать свой талант. Правда, значение собственной кьютимарки так и осталось загадкой, так что даже с этим Вишес не справилась. Призвание, которое окрыляло её, наделяло чувством значимости, превратилось в непонятное разочарование. До сегодняшней ночи единорожке казалось, что, едва она докажет себе и миру, что она действительно исполнительница желаний, всё изменится как по волшебству, в неясном полумраке ляжет дорога света, и она пойдёт по ней в новую жизнь… Но Файркрекер права, как всегда права. Нет и не может быть такого, что она изменится и станет совершенно новой пони в ту же секунду как поймёт, в чём её судьба. Ей действительно надо меняться, преодолевать себя, чтобы по-настоящему стать вдохновлённой и вдохновляющей

Что, если она вообще не поймёт смысл метки? Годы могут пройти в ожидании озарения, которое не факт что настанет… и не настанет само по себе. И вновь Вишес выходила к тому самому “мосту”, ведущему к незнакомому ей идеалу. Встретиться с ним будет непросто… Но лучше делать хоть что-то, меняться и расти, чем беспомощно топтаться на месте и терзать себя праздными размышлениями. Пусть даже она не станет исполнительницей желаний… но, может быть, она станет лучшей пони, чем была вчера или пять лет назад.

Она позволила огню жизни внутри себя погаснуть, не стала выбирать сложные пути, ожидая некоего “прозрения”, и, быть может, именно поэтому она вернулась в знакомый унылый Рейнбоу-Фоллс, где ей просто нечего было делать. Где каждый день проходил спокойно и мирно, не закрывая при этом пустоту в её душе, пустоту, где следовало быть предназначению.

Неужели… неужели всё это было так очевидно? Всегда лежало на поверхности?

Вишес могла понять, почему в упор не видела эту очевидную истину. Её интересовало другое: не приди сегодня Файркрекер, постигла бы она всё это сама? Сколько времени бы на это ушло? Постигла бы вообще?..

И неужели… она когда-то была такой воодушевлённой, полной амбиций и сияющей, как описала её Файркрекер? Единорожка-пиротехник видела в ней это тогда… и разглядела сейчас. Наверное, это значило, что не всё ещё потеряно, однако Вишес не чувствовала себя такой ни в прошлом, ни тем более сейчас. Она даже не могла толком вспомнить себя пять лет назад, свои мысли, чувства и мечты. Она поняла, что очень бы хотела вернуться в то время… или хотя бы посмотреть со стороны на ту окрылённую пони, увидеть и понять её секрет. Должно быть, та Рэйнбоу Вишес была отличной кобылкой.

Или же… ей хотелось стать ею вновь.

Не “ею”, а собой.

Но для этого был всего один способ.

Вишес вздохнула.

― Огонёк?

Единорожка справа чуть пошевелилась.

― Да?

― Спасибо за этот разговор и за всё, что ты мне сказала. Ты абсолютно и стопроцентно права.

Файркрекер так и не повернулась к ней лицом, но художница услышала, как она усмехается.

― Ну, не за что. Хоть сейчас ты начала меня слушать.

― Мне следовало слушать тебя ещё тогда, ― Вишес положила голову на сложенные передние ноги. ― Скажи, только честно…

― Ты моей “радикальной честностью” ещё не наелась, что ли?

― Представляешь, но нет. Я хочу знать, как ты думаешь… ― единорожка набрала воздуха в грудь. ― Я смогу начать меняться? По-серьёзному? Не бросить всё из-за лени или разочарования? Пройти хотя бы… до середины этого моста, который ты привела как пример?

Теперь пришёл черёд Файркрекер вздохнуть.

― Я не знаю. Правда. И никто не может знать. Но это не значит, что ты не должна пытаться. Даже те пони, которые начинают и бросают, начинают и бросают… они бегают по кругу, но они бегают. А есть такие, что сидят на задницах до конца жизни, затем падают и больше не встают. Единственное, что я тебе могу точно сказать ― никогда не довольствуйся серединкой или половинкой или “так сойдёт”. Если ты всерьёз сделаешь их ориентиром, не удивляйся потом, что твой ориентир упал до ноля. Помнишь же, что я говорила про поблажки.

― Помню…

Несколько минут кобылки лежали в тишине.

Затем Вишес перевернулась и крепко обняла Файркрекер. Нос художницы уткнулся в колючую растрёпанную гриву, пропахшую металлическими стружками и смолой, ноги обвились вокруг бирюзовых плеч и шеи, ощущая жар тела и многочисленные шрамы, порезы, царапины, свежие и застарелые, в короткой шерсти. Вишес как смогла прижала подругу к себе, всем объятием передавая благодарность и любовь. Она не задумывалась над тем, что делает, просто это было нужно им обеим. Кобылка-пиротехник подтвердила это, расслабившись в ногах подруги. Чуть вывернув правую переднюю ногу, она коснулась белого копытца своим, делая объятие не таким односторонним.

Где-то вдалеке веселились, шумели и радостно кричали приглашённые Вишес пони. Она позволила себе не переживать о них: то, что она хотела сказать, было даже важнее праздника. И всё-таки она медлила со словами. Не хотелось разрушать воцарившуюся после криков и споров уютную, мирную тишину, подобную штилю после бури. Хотелось просто побыть с подругой рядом. Обнимать её за все эти годы.

Но прошло время, и Вишес заговорила.

― Я… я и сама не знаю, смогу ли. Я вообще мало что знаю о себе. Но очень хочу узнать. Благодаря тебе я поняла, что это будет непросто, но я… по крайней мере сейчас я готова к этому. И постараюсь быть готовой каждый день. Как можно дольше. И стараться как можно лучше. Потому что я хочу быть той пони, ради которой ты пришла сюда, пони из твоих воспоминаний о Филлидельфии… Амбициозной и сияющей, готовой сделать что-то хорошее…

Затылок Файркрекер, в который она до сих пор утыкалась мордочкой, заглушал её речь, но кобылка-пиротехник и так всё прекрасно слышала. Спустя пару мгновений она перевернулась в объятиях Вишес и смогла посмотреть ей в глаза. Бирюзовое лицо украшала гордая ухмылка.

― Вот это настрой! Так держать! ― левым копытом Файркрекер нажала на белый носик, и Вишес захихикала. ― Что бы ни случилось, я буду в тебя верить.

― Спасибо…

― Да не за что. Если я могу чем-нибудь помочь… ― фейерверкерша осеклась. ― А вообще-то могу!

Она рванулась из объятий Вишес так, что ноги отлетели той в лицо как разорванные верёвки. Файркрекер едва не тряслась от излучаемого энтузиазма, гордая ухмылка сменилась дерзкой, взгляд голубых глаз ликовал.

― Переезжай ко мне! Серьёзно! Отличная идея!

― Ч-что… ты шутишь? ― художница не поверила своим ушам. Даже для Файркрекер это было чересчур.

― С чего бы это?! ― не в силах усидеть, Файркрекер загарцевала вокруг лежащей на боку растерянной Вишес. ― Нам будет супер-весело! Вместе мы разберёмся, чего ты хочешь, и возьмёмся за тебя наконец! Давай, это же лучше, чем киснуть в Рейнбоу-Фоллс! Такие предложения не делаются каждый день!

― Я… мне надо подумать! Не торопи! ― Вишес зажмурилась. ― Давай так… дай мне неделю, чтобы во всём спокойно разобраться, объясниться с семьёй и всякое такое. Я была бы очень рада жить с тобой, но… но…

― Что “но”? Что тебя не устраивает?

― Когда я писала письмо, то думала, что ты меня втайне ненавидишь и вообще вряд ли отзовёшься… И спустя несколько часов мы… говорим о жизни, принимаем решения и ты буквально предлагаешь переехать к тебе, предлагаешь так просто, как если бы… как если бы мы не исчезли из жизней друг друга на целых пять лет. Ч-что, если ты разочаруешься во мне? Пожалеешь о том, что пригласила? Что… если я не оправдаю твоих ожиданий?

Файркрекер запыхтела и пнула ворс ковра.

― Я уже всё сказала. Дружба ― это непросто. Расти и развиваться ― тоже непросто. Нам обеим придётся потрудиться, не только тебе. Не разочаруемся ли мы друг в друге, зависит от нас. И я не считаю, что тороплю события! Раздумывать и взвешивать нужно разве что в химии, во всех остальных делах осторожность лишь тормозит.

― Тогда… ― Вишес замерла, осознавая, на что вот-вот подпишется. ― Я согласна. Но мне всё равно нужна неделя.

― Прекрасно! Отлично! ― Файркрекер замерла над подругой. Её глаза сияли как звёздочки. ― Ладно, хватит нам тут валяться. Теперь можем и посмотреть на твою вечеринку.

 🌑~🌒~🌓~🌔~🌕~🌖~🌗~🌘~🌑

Флиппити лежала поперёк спинки высокого кресла. Восемнадцать пони окружали её, как ученики учителя, и внимательно слушали. За креслом возвышался невероятных размеров замок, старательно и с любовью выстроенный из подушек, пледов, валиков, и даже свёрнутых ковриков, увитый гирляндами и мишурой, украшенный шариками и венками. Эта впечатляющая конструкция была слишком шаткой даже для сна, и Вишес заметила, как подрагивает мягкий материал. От неизбежного падения замок спасало то, что строился он с опорой на заднюю часть волшебного орга́на принцессы Луны.

Но, самое главное, замок рассчитывался и на взрослых пони тоже! Вишес увидела стоящие на “подоконниках” бокалы, фужеры и тарелки с недоеденными лакомствами, разбросанные по этажам конфетти и мандариновые корки, и с огорчением поняла, что не успела повеселиться в воплощённой мечте каждого жеребёнка. Конечно, разговор по душам с Файркрекер был гораздо важнее, и всё-таки… воистину, есть вещи, возможные лишь во сне.

Когда две единорожки, идущие бок о бок, приблизились, Вишес услышала звонкий, счастливый голос Флиппити:

― …но поскольку Энигма и его команда обвалили западную галерею… ― малышка так зыркнула на фиолетового единорога, что он съёжился. ― Я больше не доверю им ничего серьёзнее выдачи напитков!

Видимо, это была какая-то новая шутка, потому что все засмеялись. Даже Энигма неловко захихикал, стараясь не выпадать из компании, хотя ему, судя по печальному взгляду, было несмешно.

Флиппити это заметила.

— Но мы все большие молодцы! У нас получился отличный замок! И, несмотря на все эти шутки, я ценю твои старания, Энигма, поэтому… — кроха дважды хлопнула в копытца, и, ко всеобщему изумлению, на шею жеребца легла увесистая медаль на сине-зелёной ленте. Вишес разглядела выбитые в золоте слова: "НЕ СДАВАЙСЯ". — Давайте похлопаем Энигме за то, что он сегодня помогал как только мог и предлагал много идей, пусть даже мы не прислушались ни к одной! Мы рады, что ты с нами!

Толпа возликовала и затопала, поддерживая единорога радостными криками. Он стоял среди друзей, раскрасневшийся и растроганный, и вся печаль, увиденная Вишес, исчезла из его сиреневых глаз без следа.

Каким-то образом Флиппити завладела сердцами пони вдвое и втрое старше себя. Кобылы и жеребцы, которые в реальном мире отмахнулись бы от неё как от мелочи или вообще высмеяли, сейчас смотрели на неё как на равную, внимали её словам и поддерживали затеи. Ничто не напоминало Вишес о той растерянной, плачущей крохе, которую она встретила часы назад. Флиппити сияла в лучах всеобщего внимания и поддержки как драгоценный камень.

Сердце Вишес разрывалось от гордости.

Они с Файркрекер уже были в двух шагах от гостей, и те придвинулись ближе к креслу, освобождая пространство для вновь прибывших. Флиппити наконец заметила их. Взгляд жеребёнки прошёлся по Файркрекер, Вишес, и вклинился куда-то между ними. Выражение её лица стало хитрющим донельзя.

― Ты пришла наконец! ― Флиппити кувыркнулась через голову, упала на кресло и отпружинила от него прямо под ноги художнице. ― Йей! Я уж думала идти тебя искать! Ты пропустила всё самое весёлое!

― Может быть, ― добродушно усмехнулась Вишес, помогая кобылке подняться ― Но мы с Файркрекер тоже отлично провели время.

― Не сомневаюсь, ― она закатила глаза и зачем-то подёргала бровями, вызывая взрыв смеха у гостей. Даже Файркрекер расхохоталась!

Белая единорожка стояла и в недоумении хлопала глазами, не понимая, смеяться ли ей вместе со всеми или потребовать объяснений.

 ― Ладно, забей, ― Флиппити махнула копытцем, но дьявольская ухмылка никуда не исчезла. Кроха повернулась к гостям. ― Теперь наконец-то мандарины!

― ЙЕЙ! ― вскричали гости.

― Мандарины? ― Файркрекер посмотрела на кроху, которая, высунув язык от усердия, воображала чашу с фруктами. ― Мы будем их есть?

― Мы будем их чистить! ― перед Флиппити возникли мандарины в большой стеклянной миске. ― Вернее, ВЫ будете. А я тут посижу. ― Взяв в зубы миску, жеребёнка прошагала к креслу и попыталась залезть в него, но груз мешал. Два магических сияния, циановое и тёмно-золотистое, синхронно объяли Флиппити, приподняли и поместили в кресло. Царственно кивнув им, маленькая единорожка принялась раздавать фрукты уже разбившимся на пары пони.

― Подожди, а ты что, не играешь? ― спросила Вишес.

Флиппити ещё раз закатила глаза.

― Нет конечно! Я же маленькая, ― коротким взмахом она подчеркнула свой рост. ― Игра ведь должна быть честной. Кстати, все только вас и ждут.

Вишес огляделась и поняла, что это так. Девять пар стояли наготове с мандаринами и смотрели на них с Файркрекер. Художница не успела пригласить её в игру, Файркрекер как всегда была быстрее.

― Что надо делать?

― Всё очень просто! ― Флиппити с горящими от предвкушения глазами хлопнула в копытца. ― Каждая команда чистит мандарин без использования копыт, крыльев или магии, кто первее, те и победили! Можно чистить вдвоём, можно так, что один придерживает мордочкой, а другой чистит, как хотите, ― она пожала плечами. ― Ах да, уронили мандарин ― выбыли из игры. Начинаем!

В одно мгновение бар преобразился. Там, где прежде царили шум и суета, наступила сосредоточенная тишина. Постороннему могло показаться, что все эти пони танцуют, такими выверенными и осторожными были их движения и мелкие шажки в поисках равновесия. Затаив дыхание, пары прижимали гладкие скользкие фрукты к носикам друг друга, пытались подступиться к оранжевой кожуре. Вишес придерживала, Файркрекер старалась надкусить поверхность, но мандарин проскальзывал мимо её рта, и Вишес, чуть поднимая голову, ловила фрукт подбородком; Файркрекер носом поднимала его к мордочке Вишес, и всё начиналось сначала. Игра оказалась не весёлая, а скорее напряжённая, но художница всё равно радовалась, что они с Файркрекер чем-то заняты вместе.

Через несколько минут взгляд единорожки, сосредоточенный на мандарине, начал соскальзывать на другие парочки. Некоторым удалось надкусить цитрус и теперь они тянули полоски кожуры вниз. Справа раздался глухой “шлёп”, и Вишес аккуратно скосила глаза туда: единорожка с золотистой гривой пронзала суровым взглядом уронившего их мандарин Энигму. Флиппити указала им на столик, и волшебники, понурившсь, прошли туда. Еле слышное хихиканье потянуло внимание Вишес влево: Индиго Стил с коварной усмешечкой смотрела на покрасневшего как помидор Призм Глайдера, позабытый ими фрукт словно застрял между неподвижными мордочками. Самым краем глаза художница увидела, как в паре за этими двумя Фрости Берри дотянулась до губ Свит Строуберри: молниеносное, крошечное касание, которое Вишес могла бы и не понять, если бы не зубастая улыбка синей пегаски и румянец на щёчках земнопони, точь-в-точь как у Призм Глайдера.

Внезапно игра наполнилась для Вишес новым смыслом. Теперь она смотрела только на Файркрекер, которая оказалась так близко. Вишес ощущала жар, исходящий от её гибкого, подвижного тела, слышала, как тяжело она дышит, пытаясь ухватиться за мандарин, видела блестящие белые зубы в обрамлении изгибающихся губ и полуприкрытые, сосредоточенные глаза под забавно нахмуренными бровями…

Мандарин выскользнул из-под носа Файркрекер, упал на ковёр, и художница очнулась от наваждения. Почему в баре стало так жарко? Она ощущала, как струится по загривку пот.

― Вы вы-ы-ыбыли! ― пропела Флиппити, хихикая и размахивая копытцами. ― Идите теперь за стол к неудачникам и подумайте над своим поведением!

С огромной радостью Вишес оторвала взгляд от лица Файркрекер, на котором ясно читался вопрос “ну и что это было”, и посмотрела на столик. К её удивлению, там уже сидели восемь пони! Берри Дримс, двоюродная сестра синей пегаски, весело махала им, подзывая. Две единорожки уселись рядом с ней и уставились на тихую борьбу оставшейся десятки.

― У этой игры будет второй этап? Или что-то типа реванша? ― прошептала Файркрекер Берри Дримс, но та была слишком увлечена зрелищем. Ещё одна пара выбыла. Поняв, что земнопони её не слышит, Файркрекер фыркнула и обратилась к подруге. ― Видимо, нет. Как мы вообще могли проиграть?! Я уже вот-вот поняла, как мне уцепиться за этот проклятый мандарин! Мы должны попробовать ещё раз!

― Ага, ― прошептала Вишес, надеясь, что полумрак скрывает её горящее стыдом лицо.

Санбим так сильно сжала свой фрукт зубами, что откусила кусочек и растерялась; никем не удерживаемый мандарин шлёпнулся между ней и каким-то лаймовым пегасом. Флиппити молча указала крылатым пони на зону проигравших.

― Дурацкая игра, ― пробормотал пегас и сел на противоположном конце стола. Санбим заметила подругу и устроилась рядом.

― Эх, я надеялась, что мы победим. Всё так классно шло! Ой, а ты в компании, ― пегаска с любопытством посмотрела на Файркрекер. ― Привет! Я тебя раньше не видела! Я Санбим, а тебя как зовут?

И Вишес оказалась зажата между двумя болтливым пони. На своё счастье, она была слишком увлечена конкурсом. Круг яркого, по меркам “На луне…”, света превратил место игры в ринг, и все участники были видны как на копытце. Сиреневая с зелёной гривой единорожкой на автомате подхватила падающий фрукт магией, тут же раздался громкий и резкий звук, кобылка пискнула и, окончательно растерявшись, уронила мандарин. Флиппити сокрушённо покачала головой, и зеленогривая с напарником побрели к уже переполненному столику. Впрочем, к товарищам они приблизились без тени грусти, и Вишес порадовалась, что большинство пони не принимает игру близко к сердцу.

Осталось четверо: Строуберри и Фрости, Призм Глайдер и Индиго. Переминаясь с ноги на ногу, обе двоицы кружили вокруг условного центра “ринга”, на три четверти очищенные мандарины балансировали между светло-розовым и синим, между бледно-голубым и серым носиками. Свет стал пронзительнее и ярче, выделяя и будто бы даже увеличивая фигуры соперников. Пегасы перебрасывались презрительными взглядами, Призм Глайдер при этом умудрялся аккуратно, по кусочку за раз, снимать кожуру. Её оранжевые ленты и хлопья усеивали весь пол, игроки наступали на них копытами и вминали в мягкий ковёр. Хорошо, что чистота и порядок сами себя наведут к утру, подумала Вишес.

В паре “Строуберри-Фрости” оставался неочищенным тот край мандарина, где он крепился к веточке. Фрости уже улыбалась, её торжествующий взгляд метнулся к запаниковавшему Призм Глайдеру. Пегаска ухватилась за “попку”, потянула, кусочек кожуры оторвался, оставляя мандарин совершенно чистым, глаза соперников расширились от страха… а Фрости всё тянула уже оторванный кусочек, отодвигала голову всё дальше, и лишённый опоры фрукт покатился ей под ноги.

Рубиновые глаза, не мигая, остановились на беззаботно подпрыгивающем очищенном мандарине. Мгновение спустя Фрости подскочила в воздух, изрыгая проклятия, до которых не додумались бы и в Тартаре. Такая бурная реакция вызвала всеобщий смех, даже напарница пегаски захихикала. Не дожидаясь её, Фрости рухнула за столик выбывших и надулась.

― Полагаю, дальше в игре смысла нет, ― пожала плечами Флиппити. ― Призм Гладер и Индиго Стил выиграли!

Откуда ни возьмись из четырёх концов бара к ним подкатились праздничные Пинки-пушки и дали залп конфетти и блёсток, звёздочки из фольги посыпались с потолка, грянула победная музыка. Из чистого принципа компаньоны дочистили мандарин и съели его в один укус под улюлюканье толпы; губы пони встретились на середине фрукта и вовлекли друг в друга в поцелуй. Вздохи умиления разбавили радостные вопли. Флиппити скорчила рожицу и отвернулась.

Громкий и звенящий удар заглушил всё происходящее, эхом отразился от каждой поверхности. Ликование сменилось недоумением, недоумение превратилось в осознание. Всё завертелось и закружилось: пони выскочили к наряженной ёлке ― в “прицепи шарик на ёлочку” тоже сыграли без Вишес, ― пегасы метнулись к замку Флиппити и выдернули самые верхние подушки, замок зашатался, но устоял. Вернувшись к друзьям, пегасы закружились, обняв подушки, так быстро, что стали похожи на мельтешащие разноцветные колёса; когда они остановились, из их хватки выплыли лёгкие пушистые облачка с тканевыми узорами. Даже Файркрекер смотрела на это разинув рот. Хихикая и торопясь, гости залезли на любезно спустившиеся к ним облачка, каждое занятое облачко воспаряло на высоту спинки кресла Флиппити. Куранты ударили вновь, и Вишес заторопилась отыскать и себе парящую подушку. Санбим подтолкнула одну в её направлении, не успела та приземлиться, а Вишес уже запрыгнула на неё с размаху. Файркрекер вынырнула из ступора и ловко влезла на смехотворно маленькую для неё думочку; бордовая с золотистыми росчерками ткань проминалась под её увесистыми копытами, но всё-таки и Файркрекер оказалась в воздухе.

Третий удар курантов! Тишина стала непроницаемой: если в "мандаринном конкурсе" можно было слышать трудолюбивое сопение и шелест копыт по ковру, то сейчас лишь торжественный тяжёлый звон эхом гулял по замеревшему залу. Все устроились поудобнее на своих подушках и жадно прислушались к отзвукам часов.

Четвёртый удар! Пятый! Вроде как под бой курантов надо загадывать желание? Вишес задумалась в лихорадочной спешке. Чего ей пожелать? Чего она хочет?! До разговора с Файркрекер художница пожелала бы чего-нибудь неясного, например "обрести себя" или "чтобы всё получалось", и в принципе ей до сих пор этого хотелось, но бирюзовая единорожка так крепко вбила ей в голову, что всё приходит исключительно с трудом, что теперь Вишес не могла загадать такое даже от безыдейности.

Седьмой удар! Восьмой!

— Эй, пони, а почему мы сразу не додумались… — прервала тишину Файркрекер, заговорщически ухмыляясь, но её саму оборвали дружным шиканьем. Никому не хотелось нарушать благословенное, полное сокровенных мыслей молчание. Кобылка-пиротехник закатила глаза и зажгла рог, что-то сверкнуло под носом у Вишес, и она, скосив глаза, увидела во рту у себя бенгальскую свечу: её трескучий, неровный огонь метался у самого носа, но не опалял, лишь слабо согревал. У всех гостей, у Файркрекер в том числе, появились крошечные фейерверки на палочках. Но все смотрели с удивлением, а Файркрекер ухмылялась до ушей. В её глазах сияла нехарактерная, но искренняя нежность.

Десятый удар! Одиннадцатый!

Осознание вспыхнуло в те несколько секунд, что оставались у Вишес: больше всего на свете она хотела стать достойной подругой для честной, щедрой, упрямой и такой доброй Файркрекер Бёрст. Не просто стать ― приложить к этому все силы. Добиться этого. Стать достойной её дружбы.

Двенадцатый удар!

"На луне у Луны" содрогнулся от радостного грохота восьмидесяти четырёх копыт, больших и маленьких, лёгких и тяжёлых. Очутившись на полу, в новом году, все пони засмеялись сквозь зажатые в зубах палочки; лохматые огоньки озарили пространство и довольные мордочки. Вспыхнув на прощание, свечи погасли, вместо них тут же появились бокалы игристого вина. Образовалась куча-мала, всем хотелось чокнуться со всеми. Кое-как разобрались, чуть не пролив напиток на себя и соседей. На мгновение все замолчали, наслаждаясь терпким насыщенным вкусом и покалыванием золотистых искорок во рту. Выброшенные бокалы растворялись в воздухе, не долетая до ковра.

Требовался тост. Напитки закончились, но пустота на месте воодушевлённой речи ощущалась и требовала заполнения. Пока ещё все пребывали в своих мыслях и мечтах, у Вишес была возможность ухватить этот момент и сказать, на правах хозяйки вечера, что-то важное, хорошее, светлое… Но что? Она покосилась на Файркрекер: та смотрела куда-то в пространство перед собой, не видя его, целиком поглощённая какой-то думой. Тепло, омывшее сердце кобылки при виде подруги, побудило её закашляться и привлечь внимание гостей.

Все события этой ночи и прошлых ночей, все разговоры и беседы сверкнули в её разуме падающей звёздочкой. Вишес отследила её полёт и заговорила.

― Дорогие пони! ― все глаза смотрели на неё с теплотой и уважением. Какое приятное ощущение! ― Поздравляю нас с наступлением нового года! Пусть он будет самым счастливым, самым успешным, и все наши мечты станут реальностью!

Толпа согласно загудела: сейчас их радовали даже такие незамысловатые тосты. Однако Вишес только начинала свою речь.

― Я не знаю, что привело вас сюда сегодня, и не буду спрашивать. Я только надеюсь, что эти печали и беды покинут вашу жизнь в новом году… но мы не должны думать, что всё, что нас тяготит, просто возьмёт и испарится само собой. Поэтому я желаю всем нам силы и смелости менять то, что нас не устраивает, и добиваться того, чего мы хотим. Вы хотите обрести друзей ― так не замыкайтесь в своём одиночестве, ищите их сами! Это непросто и страшно, но разве дружба того не стоит?

Единорожка глянула на Файркрекер. Кобылка-пиротехник слушала, навострив ушки, её взгляд, вновь проницательный и острый, был прикован к лицу Вишес. Художница не удержалась от улыбки.

― И так я могу сказать про что угодно, про любые высоты, которые вы хотите достичь! Это непросто, но оно того стоит, и даже если вы ничего не добьётесь, ошибётесь или оступитесь, с вами будет опыт и знание того, что вы попытались стать лучше, чем вы есть, что выуже стали лучше, чем вы есть. И вы спросите меня, особенно ты, Фрости Берри, ― Вишес подняла копытце, словно ограждаясь наперёд от её задиристых слов. ― Как я имею право раздавать такие советы? Чем я лучше вас? И я отвечу: не имею право, и я ничем не лучше вас. Но эту истину мне сегодня донесла Файркрекер, моя подруга, которая верила в меня все эти годы, несмотря ни на что, которая откликнулась на моё приглашение и битый час объясняла мне, как устроена жизнь, опять же, потому, что она верит в меня.

Как по команде, все взгляды переместились на бирюзовую единорожку. Та неловко замерла, непривычная к такому количеству внимания… но постепенно расслабилась и даже улыбнулась улыбающимся ей пони.

― И вот о чём я на самом деле хочу сказать: кем бы вы ни были сейчас, кем бы вы ни мечтали стать, какие бы ошибки ни совершали и каких бы высот ни достигали, самое главное… самое главное… что бы ни случилось, помогайте своим друзьям. Помогайте тем, кто рядом с вами. Тем, кого вы считаете достойными этой помощи. Вы нуждаетесь в них, а они нуждаются в вас. Я устроила эту вечеринку ради таких же, как и я сама, отчуждённых и грустных, но, скажу честно, если бы я была умнее, я бы поняла, что меня окружает множество замечательных пони, ― на этот раз Вишес посмотрела на Санбим, и та зарделась под её благодарным взглядом. ― Но я ничуть не жалею о том, что всё вышло как вышло! Мы все отлично провели время! Теперь я хочу попросить вас об одном-единственном: если вы насладились этим праздником, если вам было хорошо и весело, то, пожалуйста, не дайте этой радости пропасть! Поделитесь ею с теми, кто рядом, кто бы это ни был! Сделайте доброе дело для реальных пони, которых вы знаете и любите, или даже для тех, которых не знаете! Они нуждаются в этом так же, как и вы. И, поверьте, когда вы осчастливите их пусть даже маленьким поступком, вы и сами станете счастливее!

Громкий одобрительный гул нахлынул на единорожку волной. Вишес видела пренебрежение и равнодушие на некоторых лицах ― на лице Фрости, вновь укрывшейся за маской безучастности, золотоглазой волшебницы, что была в паре с Энигмой, на некоторых других лицах, которые она не успела хорошо запомнить, ― но большинство пони, похоже, согласились с ней. Вишес очень хотелось верить, что они действительно приняли её слова близко к сердцу и не восторгаются просто потому, что наступила душещипательная минута… первая минута нового года.

Вишес знала, что сделала всё, что было в её силах. Она не могла изменить этих незнакомых пони, вряд ли могла повлиять, но она развлекла их ― нет, честнее сказать, что они развлекали себя сами, просто под её с Флиппити и Санбим руководством, ― и предложила хорошую, как ей показалось, идею. Таковы были её обязанности хозяйки вечера, и единорожка надеялась, что справилась с ними.

Где-то позади раздался лёгкий двойной цокот. Вишес позволила бы новым гостям самостоятельно подойти к компании, но удивление на мордочке Санбим заставило её встревожиться. Художница обернулась и потеряла дар речи.

Там, переминаясь с ноги на ногу, стояли… её мать и отец! Пристыженные выражения их лиц и неловкие взгляды, которые они бросали на толпу, втрое увеличили изумление Вишес. Она моргнула, но внезапные гости не растаяли как мираж. Зато отступила вся компания, сообразив, что происходит что-то личное.

На негнущихся ногах Вишес подбрела к родителям. Они наверняка увидели её, когда только появились, но сейчас их взоры скользили по всему бару, не касаясь дочери. Когда она приблизилась вплотную, Скай Вишес и Призм Стоун вздрогнули и наконец посмотрели на неё. Вишес впервые увидела огорчение и вину в их глазах. С изумлением она поняла, что этот пораженческий вид её не радует… а вызывает стыд за саму себя.

― П-привет, ― пробормотала кобылка, заглядывая в лица родителей. ― Что… как вы здесь оказались?

Скай Вишес вздохнула и пошевелила крыльями.

― Мы… мы хотели бы извиниться.

― Не знаю, за что, но хотим, ― вставил Призм Стоун. Розовое крыло пихнуло его в бок, и земной пони замолчал с сердитым видом.

― Мы… мы вправду не знаем, что сделали не так, и почему ты не хочешь встречать Вечер с нами, но, должно быть, есть какая-то причина, ― пегаска потёрла копытцем пол. ― Мы хотели бы понять тебя, и если ты хочешь рассказать… мы с радостью послушаем.

― Да, но… ― замешательство не давало единорожке полноценно осознать смысл сказанного. ― Как вы узнали, что я здесь?

Мать и отец переглянулись. Тяжело выдохнув, Призм Стоун подхватил нить разговора.

― Я сказал Скай, что если ты не хочешь с нами праздновать, то пожалуйста, мы прекрасно проведём его вдвоём, но всё-таки… ― он почесал затылок. ― Неправильно это, когда за столом кого-то не хватает. И мы вышли прогуляться…

― И увидели твою работу! ― не утерпела Скай Вишес. ― В центре города! Мы сразу поняли, что в Рейнбоу-Фоллс только одна пони может нарисовать что-то настолько красивое.

― И я вспомнил, что есть какой-то такой бар или кафе, куда можно попасть во сне, и мы с твоей мамой сложили два и два, ― подытожил Призм Стоун. ― Мама твоя почему-то забеспокоилась вся, сказала, мы оба должны прийти, поговорить, не понимаю, заче… Ай!

Скай Вишес пронзила мужа суровым взглядом и сложила крыло.

― Вот так, ― сказала она. ― Поэтому, если ты не против… давай поговорим сейчас. Если мы не отвлекаем тебя от твоих… друзей, ― пегаска глянула в сторону двух десятков пони, и те дружно замахали ей.

Вишес дрожаще выдохнула. Она не верила своим органам чувств. Всё вокруг стало мерцающим, расплывчатым, невесомым, как во сне ― неужели это не волшебный, а самый обыкновенный сон? Тоска и досада сжали сердце единорожки, но шли секунды, а видение не сменялось другим, более причудливым и грандиозным, и она поняла, что всё ещё в “На луне…”, что её зрение туманят слёзы, а уши ловят встревоженное дыхание родителей и отдалённый шёпот гостей. Досада растаяла как дым, и нежное, чуткое сердце, более ничем не скованное, забилось быстрее от нахлынувшей благодарности и любви.

― Да… д-давайте поговорим, ― еле выдавила Вишес, слёзы сами бежали по её щекам. Пони напротив отразили её хрупкую, растроганную улыбку. В зелёных глазах матери художница видела целые озёра слёз. ― Пройдёмте куда-нибудь… за столик… мне так о многом надо вам рассказать!

Посетители бара смотрели, как уходит, сопровождаемая любящей семьёй, их распорядительница, и сами не могли сдержать слёз умиления. Огромный список игр и развлечений был ненадолго позабыт, пока пони разделяли с Рэйнбоу Вишес драгоценный момент воссоединения и заботы.

Семья обогнула диванчик с высокой спинкой и скрылась из виду. Гости очнулись, словно от наваждения: ночь медленно подходила к концу, а у них ещё было столько планов! На чём они вообще остановились? Что следует по списку дальше? Толпа беспокойно зашепталась, и в конце концов все взгляды остановились на Флиппити, всё ещё неотрывно смотрящей в ту сторону, где исчезла Вишес с родителями.

Призм Глайдер неловко тронул кроху за плечо.

― Эм-м… Флиппити? Что мы будем делать дальше?

Компания подступила ближе, чтобы услышать ответ. Флиппити как можно тише набрала воздуху в грудь, загоняя обратно выступившие слёзы. Не время думать о своих “реальных” проблемах и быть нюней! Эти пони нуждаются в её наставлениях! Кто ещё развеселит их, если не она?!

И Флиппити обернулась, сияя белоснежной улыбкой, в которой не хватало двух молочных зубов.

― В каком смысле “что”? Вы разве не знаете, что орга́ны такие большие, что внутри них можно пробежать и не задеть ни одной трубы? Если, конечно, вы не такая надутая вредина как Фрости Берри!

Негодующее “эй!” смыло приливом единого смеха. Улыбка Флиппити стала ещё шире.

 🌑~🌒~🌓~🌔~🌕~🌖~🌗~🌘~🌑

Вишес не знала, что на рассвете бар опалесцирует.

Так назвала это Файркрекер. Вишес это сияние напоминало густой ноябрьский туман, пронзённый лучами солнца. Всё огромное пространство бара, заставленное креслами, диванами, столиками и подушками, оказалось неоднородным облаком ароматов и образов, которое раздвигали ало-золотые лучи зари. Краски смешивались, контуры накладывались один на другой, создавая совершенно новые, неизвестные объекты, мебель и декор теряли плотность и вес. В какой-то миг сияние солнца пронзило бар под идеально прямым углом, и художница с подругами замерли, поражённые чудесным и ужасающим видом: всё вокруг стало прозрачным, как из стекла сделанным, и даже очертания вещей скорее угадывались каким-то шестым чувством, чем воспринимались. И сами кобылки стали такими же колебаниями эфира, бестелесными, бесцветными, безграничными, зависшими в пустоте между мирами. Никто из них не успела запаниковать: солнце скользнуло выше, и бар вновь погрузился в свою извечную тень. Контуры становились чётче, возвращались цвета и оттенки… Лёгкие подруг опять наполнились воздухом, и все ощущения ― запах выпечки, шум дыхания, тепло на коже, ― нахлынули разом.

Очень медленно Вишес поставила копыто на ковёр. К её удивлению, оно не прошло насквозь. Затем единорожка удивилась тому, что удивляется такой очевидной вещи. Она оглянулась на подруг: шокированной казалась только Санбим.

― Это… это потрясающе! ― выдохнула пегаска и помахала крыльями, будто не веря, что снова чувствует их. ― Я никогда не видела такой красоты! Ну, в смысле… не то чтобы красоты, но выглядело так… необычно!

― Что это вообще такое? Попытка разбудить тех сонь, которые сами не проснулись? ― спросила Файркрекер. В противовес Санбим, она была самой невпечатлённой.

Внезапно заговорила Флиппити.

― Нет! На самом деле, рассвет давно уже наступил. В смысле, там, в реальном мире. Сейчас вообще уже полдень.

― Полдень?! ― хором вскричали старшие пони.

Флиппити насладилась произведённым эффектом и поправила с умным видом несуществующие очки.

― Так точно! То, что мы видели, произошло потому, что солнце в зените ближе всего к Миру Снов и почти касается его... Прикиньте, мы видели, как поднимается солнце, но типа с другой стороны! Не с земли, а с неба! ― взволнованная кроха запрыгала.

Быстро ей надоело изображать академика. Вишес усмехнулась и села в ближайшее кресло.

В баре осталось четверо. К тому моменту, как художница вернулась после разговора, несколько пони уже ушли, и с тех пор количество гостей мало-помалу сокращалось. Все они просыпались с благодарными, счастливыми улыбками, сияющими глазами и видимым нетерпением поскорее начать новый день. Они благодарили за игры, веселье и саму идею вечеринки, но больше всего Вишес радовали заверения, что они постараются не упустить то вдохновение, которое она им подарила, не забыть её напутственные слова. Художница верила им. Файркрекер для виду закатывала глаза и пыталась кольнуть счастливых пони остротами, но Вишес замечала нежность в её взгляде и улыбке. Очевидно, гостей кобылке-пиротехнику тоже не удалось обмануть.

Конечно, не все уходили с озарением и надеждой. Фрости Берри и золотогривая единорожка вообще проснулись без всяких “до свидания” и “спасибо”. Вишес старалась не показать, насколько это её задело.

Последние гости ушли буквально с первыми лучами рассвета: Призм Глайдер и Индиго Стил так прижимались боками, словно верили, что это поможет им проснуться вместе. Вишес от всего сердца надеялась, что они отыщут друг друга наяву.

Вишес ожидала принцессу Луну ― в том, что истинная хозяйка заведения рано или поздно появится, она не сомневалась, ― хотела отчитаться ей и вернуть прядь, которая не пригодилась. Единорожка призвала локон усилием мысли и залюбовалась переливами магии в сине-голубых волосах.

Кобальт и серебро, ультрамарин и чистейшая лазурь дрожали, переплетались, пульсировали, подобные течениям в быстрой реке, ветру в ночном небе, и чем дольше художница смотрела на это живое волшебство, тем сильнее овладевала её умом странная, нелепая, просто дикая идея… Здравый смысл, уважение к богине и, наконец, элементарное воспитание кричали, взывали, умоляли её одуматься, и всё-таки… и всё-таки… быть может, она, Вишес, первая и последняя из всех смертных пони, кому выпадет такой шанс, каким бы святотатственным он ни был.

Так что она поднесла завиток к носу и принюхалась: тотчас же её разум заполонили образы диковинных орхидей и магнолий, умытых тропическим ливнем; виды бездонных и безграничных горных озёр, чьи неподвижные зеркальные воды отражают глубокое чёрное небо, усыпанное крупными звёздами… или это жемчуг, круглый и белоснежно-розовый, что виден в кристальной воде лучше, чем на собственном копытце; картины забытых городов, обращённых в руины неисчислимые тысячелетия назад, колонны и ступени которых поглощены лианами, мхом и землёй…

Флиппити заметила, что Вишес занимается чем-то интересным и подбежала к ней. Через мгновение присоединились и Файркрекер с Санбим.

Как-то так Вишес и обнаружила, что они собрались в тесный кружок и передают по очереди волшебный локон принцессы Луны. Файркрекер додумалась даже лизнуть его! Не успела Вишес отговорить её от такого богохульства, как бирюзовая единорожка коснулась языком сине-голубой полосы, тотчас же отшатнулась и вновь попробовала! И вновь отпрянула! Пони настороженно следили за этими махинациями, пока Файркрекер не потеряла интерес.

― Электрическое, ― сказала она в ответ на встревоженный вопрос Флиппити “ну как оно?”.

Малышку такой ответ не устроил, и она принялась за самостоятельное изучение. Со стороны могло показаться, что она играет с кусочком синего мармелада. В конце концов жеребёнке тоже наскучило, и прядь вернулась к Вишес. Она выглядела нетронутой и чистой, но Вишес не могла выкинуть из головы знание о том, что священную гриву принцессы Луны облизали аж две пони. Когда художница представила, как отдаёт богине прядь её волос, перепробованную на зубок, ей стало не только противно, но и стыдно. Хорошо хоть Санбим воздержалась от таких забав.

Санбим… За весь вечер Вишес так и не нашла минутки, чтобы поговорить с ней, и теперь стыд грыз… или, вернее сказать, покусывал душу единорожки. Подумав немного, Вишес поняла, что стыдится не того, что целую ночь не могла уделить приятельнице внимания, а того, что все её обещания практически обесценивались. Только-только она решила стать хорошей подругой для Санбим, и вот пожалуйста ― она уже одной ногой в Троттингеме! Конечно же, теперь кобылка знала, что будет писать регулярно и много, но всё-таки…Искра её дружбы с Санбим могла угаснуть, не превратившись перед этим даже в крошечный костерок.

Что, если предложить ей переезд? Согласится ли Файркрекер принять не одну, а сразу двоих? Кратковременное воодушевление от этой идеи исчезло, едва Вишес вспомнила, что, в отличие от неё, Санбим была важным членом общества в Рейнбоу-Фоллс, как и все пегасы, работала в погодном патруле, и, что самое главное, беззаветно любила родителей и младшего братца. Вряд ли она бросит их и всю свою жизнь… Со вздохом Вишес отказалась от привлекательной мысли.

Что ж, у них есть хотя бы неделя. За эту неделю они обязательно поговорят, и наверняка не один раз. Вдруг Санбим вообще не планировала дружить с ней, и всё сказанное ею в начале вечера ― лишь избыточная откровенность души во сне? Или она раздумает дружить по переписке с пони, которую практически не знает? Как бы то ни было, за неделю всё станет определённее. На этом Вишес и успокоилась.

Она не успела задуматься о Флиппити, потому что маленькая единорожка сама подёргала её за хвост. Привлечённая таким образом Вишес уставилась на жеребёнку. Она улыбалась, как и прежде, широко раскрытые глаза сияли… как и прежде, но что-то в ней изменилось. Эта Флиппити отличалась и от расстроенной малышки в начале праздника, и от весёлой тамады в его разгаре. Тут Вишес и поняла, что не так: кроха больше не излучала энергию и не носилась по сторонам. Она была спокойной… нет, даже лучше: безмятежной.

― Эй, Вишес, ― сказала Флиппити и, запрыгнув на подлокотник, попыталась втереться между ним и боком волшебницы. ― Подвинься, ну.

Прижатая к противоположному подлокотнику Вишес хотела сказать, что кресло рассчитано на одну пони, но тут опора исчезла из-под её бока, и Флиппити передвинула её на свежесозданное пространство. Кресло превратилось в двухместное.

― В общем, ― продолжила жеребёнка, устроившись поудобнее. ― Помнишь, мы говорили о моей кьютимарке…

Художница вспомнила. И плач Флиппити, и их разговоры, и, самое главное, её обещание помочь крохе, хотя бы попытаться. Конечно же, они обе были заняты… и всё равно Вишес стало стыдно. Ей правда хотелось помочь или по меньшей мере облегчить боль непонимания. Единорожка не знала, сколько времени у них ещё имелось, но готова была потратить каждую минуту с пользой.

― Да. На чём мы остановились?

Флиппити наморщила носик.

― Я что, помню? Да это всё и неважно… ― она посмотрела на свои сложенные копытца, и только быстрые движения ушек выдавали нервозность.

Минуты шли. Вишес терпеливо ждала, когда маленькая единорожка соберётся с силами и озвучит, что у неё на уме.

― Знаешь, я тут подумала… Да ну её, эту кьютимарку! — взгляд Флиппити, неожиданно умиротворённый, прыгнул на шокированное лицо Вишес. — Ну серьёзно! В смысле, я и правда думала, что моя метка меня определяет, что я должна ей как-то следовать, но я просто не знаю, чему здесь следовать, поэтому я грустила и злилась… Но сегодня! Сегодня я веселила всех этих пони, делила их на команды, была судьёй в играх, объясняла, во что и как играем дальше… И все меня слушались! Я заработала себе ав-то-ри-тет! — она поднялась и горделиво выпятила грудь, затем снова легла. — И мне понравилось дарить всем улыбки! Я была почти как Пинки Пай! Эй, ты вообще меня слышишь?

Старшая пони смогла только кивнуть. Довольная Флиппити продолжила:

— Ну и в общем, я приняла решение, что к Дискорду эту кьютимарку! Я лучше знаю, какая я пони и чем хочу заниматься! Эпоха Плаксы Флиппити прошла, да здравствует Флиппити-Королева-Вечеринок! — жеребёнка осеклась и потёрла подбородок. — Ладно, для вечеринок покруче чем дни рождения в детском саду мне надо подрасти. Пока что я буду Никогда Не Унывающей Флиппити! И уже завтра я сделаю первые шаги к построению пляжной империи вечного веселья! И, кстати, ты сегодня отлично всё устроила, так что я готова взять тебя на должность своей помощницы по праздникам! Что скажешь?

И вот так вот маленькая Флиппити Флоп за пару часов пришла к выводу, для которого ей, Рэйнбоу Вишес, потребовалось пять лет апатии, организация вечеринки в Мире Снов и долгий разбор полётов с Файркрекер. Вишес не знала, замереть ей в немом восхищении или зааплодировать и кричать об этом озарении на весь мир.

Она выбрала более искренний способ передать свои чувства. Вишес наклонила шею и нежно обняла кроху, что прильнула к ней в ответ. Художница ощущала, как напряжена Флиппити, но через мгновение та расслабилась и выдохнула в её плечо.

— То есть, ты рада за меня? — пробормотала она, не отрывая мордочки от плеча Вишес.

— Конечно же рада! Ты поняла за вечер то, что… ч-что некоторые взрослые пони не могут понять годами. Ты просто умница! Я верю в тебя, я знаю, что теперь ты добьёшься всего, чего только пожелаешь!

Флиппити издала звук, подозрительно похожий на шмыганье носом, и отстранилась. Вишес предпочла смотреть на её улыбку, а не заглядывать внимательно в глаза.

― А как тебе моё предложение? Хочешь работать на меня?

― Хочу! Но сперва ведь нужно, хм… что ты хотела построить?

Малышка закатила глаза, но, увидев извиняющееся выражение лица Вишес, сменила гнев на милость.

― Пляжную империю веселья! Вечного! У нас будет тир с плюшевыми игрушками, бесплатное мороженое, огро-о-о-омный аквапарк, можно будет заниматься сёрфингом в море или лежать на берегу под зонтиками! А по вечерам дискотека!

Флиппити принялась обстоятельно рассказывать Вишес , как будет обустроена их “империя вечного веселья” и как сама Селестия скатится с высочайшей и крутейшей горки, доказав тем самым свою божественную храбрость, прославленную в веках. Очень скоро Вишес потеряла нить беседы, и разум её отвлёкся на воспоминания и переживания уходящей ночи. Как она обрадовалась, увидев Файркрекер впервые за годы; как робела, встав перед толпой гостей, но собралась с силами и предложила им праздник; как заледенела от ужаса, когда поняла, что произошло с бедным Кленолистом… События лежали перед Вишес ворохом разрозненных фотографий, и она медленно перебирала их с чувством непонятной ей самой ностальгии.

Разочарованная тем, что её не слушают, Флиппити показала ей язык убежала к спорящим о чём-то Файркрекер и Санбим. Взгляд художницы уцепился за её рысящую фигурку, и Вишес вернулась в настоящее. Единорожка отрешённо наблюдала, как Файркрекер и Санбим, теперь объединившись, уверяют Флиппити, что пегасы вовсе не могут сделать облака из газировки. Затем, когда спор утих, пегаска прокатила ликующую кроху на спине. Затем две единорожки, маленькая и взрослая, дружно поднапряглись, магией подняли Санбим под потолок и закружили: та, летунья от природы, вопила так, словно её зашвыривали в космос. Всё это происходило на глазах Вишес, но кобылка не могла отделаться от ощущения, что запутанный лабиринт образов и мыслей вывел её к особенно сокровенному воспоминанию, к чему-то, что она давно позабыла и при этом всегда ощущала на подкорке сознания, и лишь теперь, увидев воочию при тусклом и туманном свете оранжево-золотистых ламп, по-настоящему вспомнила.

Наконец подруги вспомнили и про неё. Магическая хватка разжалась, и Санбим, пискнув, чуть не упала камнем на ковёр, но быстро сориентировалась и помогла себе приземлиться. Две пары голубых глаз и одна зелёных уставились на неё.

― Ты спишь, что ли? ― спросила Файркрекер.

― Пф-ф! Это тупо! Зачем спать во сне, если можно спать наяву? ― сказала Флиппити и нахмурилась. ― Нет, подожди, бессмыслица какая-то.

― Может, Вишес просто, ну, уста―

Луна входила в Мир Снов.

Вишес не могла слышать, говорить, видеть или думать: второй раз за ночь все её чувства оборвались, как нити у марионетки, и пустоту заполнило Присутствие: неодолимое, неспоримое, божественное. Вишес знала лучше, чем что-либо в этом мире, что она только душа, свободная от оков плоти, висящая на тоненьком тяже магии в океане бескрайнего звёздного эфира, и лишь эта крошечная связь не даёт ей раствориться в Мире Снов и стать его частью. Единственной настоящей пони здесь была принцесса Луна, его хозяйка и повелительница, и одна её воля удерживала этот сон, позволяла ему быть таким осязаемым.

Проблеск мысли, и всё вокруг опять стало потрясающе реальным; Вишес могла чувствовать, думать, дышать. Ещё не видя принцессу, но ощущая её всем телом и сердцем, она скатилась с кресла и низко поклонилась. Судя по мельканию жёлтого, бирюзового и бежевого на границе зрения, подруги тоже проявили почтение.

― Поднимитесь, пони, ― голос богини, мягкий и властный, шёл словно бы отовсюду, даже изнутри Вишес. Утруждалась ли аликорн говорением, или её речь сообщалась напрямую в сознание всех присутствующих?

Вишес поднялась, и подруги тотчас обступили её. Не для защиты, скорее для поддержки. Их забота грела сердце единорожки, и всё-таки она нервничала… Взглядом она пробежала по лицу Луны, как обычно сдержанному и нечитаемому.

― Д-добрый день, принцесса, ― почему она робела? Художница сама не знала. Быть может, оттого, что праздник прошёл, и все вернулись в привычные роли: она стала смертной подданной, Луна ― доброй, но суровой богиней. ― Эм… как отпраздновали?

Аликорн чуть склонила голову.

― Благодарю, Рэйнбоу Вишес, за любезность. Праздник меня изрядно порадовал. Уж который год удивляюсь я тому, сколь много новых любопытных традиций и ритуалов придумали пони, пока… кхм… сколь много придумали они в течение тысячелетия.

― С ума сойти! ― крикнула Флиппити так внезапно и громко, что все вздрогнули. ― Вы правда настоящая принцесса Луна?! Вы, типа, не снитесь как во сне?

Принцесса уставилась на неё так, словно кроха вдруг заговорила на древнем наречии. Вишес очень захотелось пробить себе лицо копытом. Санбим ойкнула. Файркрекер усмехнулась.

Луна не смотрела на кобылку-пиротехника, но повторила её улыбку и сверкнула рогом, глядя в глаза примолкнувшей Флиппити.

― Желаешь проверить, дитя? Хочешь, разбужу тебя сей же миг?

― Ой, не надо, ― малышка попятилась и скрылась за Вишес. ― Лучше я тут постою.

― Сделаю вид, что это извинение, ― Луна посмотрела на художницу. ― Прошёл ли вечер так, как ты желала, Рэйнбоу Вишес?

Она ответила не задумываясь: шутки и смех, одобрительный топот и слова благодарности на прощание зазвучали в её ушах чудесной мелодией. Богиня вновь еле заметно усмехнулась, и сердце Вишес дрогнуло, когда она не увидела отражения этой ухмылки в её холодных, серьёзных глазах.

― В самом деле?

И Луна, зажмурившись, наполнила рог сиянием. Еле заметные взору серебристо-голубые волны побежали от него по всему бару, как круги от упавшего в воду камушка. Нежный перезвон наполнил воздух. Вишес вертела головой во все стороны, не понимая, что происходит, но замерла, увидев стакан. Его прозрачная поверхность воспроизводила, как кино, все события этого вечера. Единорожка в буквальном смысле со стороны видела их с Лавстрак ссору, обезображенное гневом лицо розовогривой пони и испуганную, дрожащую себя…

Теперь каждая вещь в баре, способная что-то отражать, показывала достоверную хронику торжества. Бокалы и чашки, тарелки и подносы, бутылки пустые и полные, даже бронзовые плафоны светильников показывали принцессе Луне… и подругам Вишес… все её ошибки. Как Флиппити буквально принудила гостей послушать художницу. Как Файркрекер убеждала её измениться. Как Санбим хвалила её афишу в центре города…

Взгляд аликорна, тяжелее камня и острее ножа, пригвоздил Вишес к месту, и кровь в её жилах стала льдом. Все сомнения и страхи богини, неуверенность в странной робкой художнице и её неслыханной затее, все попытки повлиять на мнение Вишес и защитить то, что Луна считала священным и важным, единорожка пережила как свои собственные чувства. И теперь два айсберга, которыми стали бирюзовые глаза Луны, не так сильно пугали её, ибо глубоко в их толще Вишес зрила жемчужины боли и предательства.

Принцесса просила её о столь малом, и даже здесь она не подчинилась.

И, что хуже всего, Вишес не чувствовала никакой вины. Хотела, но не могла. Она осознавала, что обманула принцессу, ощущала её боль, и Вишес было стыдно, правда… но этот праздник прошёл слишком счастливо и хорошо, чтобы художница могла искренне раскаяться.

― Рэйнбоу Вишес, ― начала аликорн, немигающе глядя на кобылку. ― Скажи, помнишь ли ты наши разговоры? Те, что были этой ночью, прошлой, третьего дня?

Единорожка кивнула, стараясь выглядеть храбрее, чем она была на самом деле.

― Тогда почему, ― выдохнула Луна. ― Скажи, почему ты поступила вопреки всему, что сама говорила мне? Пусть пони современности обращаются со своими принцессами без того трепета и почтения, к которому я некогда была привычна: такой уклад пожелала моя сестра, и я его принимаю. Пусть ты не вняла моим словам и мольбам и устроила всё-таки празднество. Но почему ты, та, что как огня боялась осрамить мой бар, та, что поносила моих врагов, сама сделала всё то, что бросает на меня порочащую тень и радует тем самым клеветников?

Файркрекер хотела что-то сказать, но Луна остановила её движением крыла. Санбим, стоящая чуть позади справа, тряслась как в лихорадке. Вишес чувствовала её дрожь. Неужели она боится? И за кого: за себя, за неё? Единорожка не могла долго думать: пристальный взгляд, нахмуренные брови и губы, сжатые в тонкую жёсткую полоску, призывали к ответу.

Вишес мелко вдохнула. Выдохнула. Напряглась, как перед прыжком в воду и, превозмогая боль в сердце, стараясь не отводить глаз от богини, заговорила.

― Я ослушалась вас, принцесса…

― ПРОСТИТЕ!!!

Художница дёрнулась. Луна отступила на шаг и удивлённо моргнула. Обе посмотрели на тяжело дышащую, красную Санбим.

― Что…

― Простите её! И меня! Но больше её! ― слова наперегонки вылетали изо рта пегаски. ― Она ни в чём не виновата! У неё получился чудесный плакат! Мне не стоило её хвалить и говорить, что я знаю, что это она нарисовала! Вишес просто хотела как лучше, принцесса, пожалуйста, не наказывайте её! Если хотите, накажите меня, Вишес просто хотела, чтобы все пони улыбались!

Она замолчала и напряжённо запыхтела. Пару секунду все смотрели на неё, осмысляя сказанное, а Санбим с вызовом смотрела в ответ. Вишес достаточно хорошо знала пегаску, чтобы понимать, с каким трудом ей даётся этот вызов.

Слабая улыбка украсила лицо Луны.

― Такое радение за подругу похвально. Как тебя зовут, добрая пони?

― С-санбим…

 Богиня кивнула, и Вишес с радостью заметила, что взгляд её смягчился.

― Что ж, Санбим, успокой сердце и дыхание: я не собираюсь кого-либо наказывать сегодня. Ни тебя, ни Рэйнбоу Вишес.

Пегаска облегчённо выдохнула.

― И всё же я жду ответа от своей заместительницы. По какой причине ты предала себя и меня?

Предательство. Вот как восприняла это Луна. Огорчение и обида восстали в разуме художницы, хотелось закричать… и она поняла, что страх исчез. Она ухватилась за эту маленькую храбрость и, пытаясь не упустить её, вспомнила всё, что хотела сказать до крика Санбим, обратила гнев в разумные, спокойные слова, которые могли действительно убедить принцессу.

Но перед этим Вишес обернулась к подругам в надежде, что её беззаботная улыбка сотрёт беспокойство с их лиц.

― Никто больше ничего не хочет сказать? Точно?

К счастью, Санбим и Файркрекер позабавили её слова. Кобылки асинхронно замотали головами, спустя мгновение закивала и Флиппити.

Хорошо. Вишес посмотрела на принцессу, встретила её настороженный взгляд. Единорожка знала, что не должна сейчас улыбаться, но радость так и лезла из неё.

― Вы знаете, почему я ослушалась вас, принцесса Луна? Потому что я считала себя умнее вас.

Аликорн ошарашенно моргнула, и Вишес засчитала себе первую победу, пока что маленькую.

― Я говорила вам и Пинки, что просто хочу подарить всем пони праздник, но то была половина правды. Другую половину я сама не осознавала до сегодняшнего вечера. Я хотела не только обрадовать пони, я хотела помочь им. Исцелить их одной-единственной ночью. Быть может… ― Вишес замерла и ткнула копытцем в ковёр: пришла внезапная мысль, которую захотелось озвучить. ― Быть может, я надеялась, что, если изменю за ночь чью-то жизнь, то и моя исправится так же мгновенно и удачно. Разумеется, это не так. Теперь я это понимаю.

Луна внимала ей, и, судя по тишине позади, кобылки тоже. Интересно, что Файркрекер подумает о ней после этой речи? Единорожке не терпелось узнать, но она продолжала говорить размеренно и уважительно.

― Вы говорили мне не играть во врачевательницу душ, и я старалась придерживаться этого совета… И каждый раз лажала. В смысле, терпела неудачу, извините, ― Луна улыбнулась и кивнула. ― Я хотела помочь Кленолисту, не осознавая, как глубока его травма. Я хотела помочь Лавстрак и чуть не поддалась ей. Я хотела помочь Флиппити, и, знаете, даже хорошо, что я не успела ей ничего насоветовать. Каждая эта неудача подрывала мою уверенность в себе, в своих силах, в том, что вечеринка была хорошей идеей, и сейчас, оглядываясь назад, я благодарю каждую из этих неудач, каждое это разочарование. Благодаря ним я смирилась с тем, что я просто глупая и неудачливая пони, что мне не дано разом избавить пони от всех тревог и забот, и всё, что мне по силам ― это просто развлечь их, не больше и не меньше. Но ведь просто развлечение тоже что-то значит, верно?

Вишес глотнула воздуха.

― И, знаете, всё бы так и продолжалось до самого утра, если бы не моя подруга, Файркрекер Бёрст. Я должна признаться, что написала ей письмо и пригласила встретиться здесь, в баре, потому что… потому что я очень хотела её увидеть и порадовать приятным сном. К плакату это тоже относится, кстати. Именно она сказала мне, что одна вспышка радости не способна перевесить годы страданий, сомнений и неудач. Что перевесить их можно только годами тяжёлой работы над собой, годами попыток и борьбы за то, чтобы стать теми, кем мы хотим быть. Файркрекер открыла мне глаза, и я буду бесконечно благодарна ей всю свою жизнь.

Должно быть, непривычная для бара долгая тишина играла шутки со слухом Вишес. Она могла поклясться, что слышит дрожащий, хриплый вздох и всхлип где-то слева за спиной.

― Вы говорили мне разжигать пламя не во сне, а наяву. Дарить любовь и дружбу не образам, а настоящим пони, которых я знаю. Забавно, но Файркрекер говорила мне о том же самом! Благодаря ей я поняла, что могу не только порадовать своих гостей, кратковременно облегчить их боль… но, может быть, всего лишь может быть, вдохновить их так, как Файркрекер вдохновила меня. В смысле, не прямо так, конечно же, но хотя бы наполовину как она. Или на четверть. Я ещё не такая умная пони, ― Вишес усмехнулась и потопталась на месте. ― И, как только пробили куранты, я сказала им… я попросила их, чтобы утром, при пробуждении, они начали новый год с доброго дела, ласкового слова, щедрого подарка… С чего угодно, что могло бы подбодрить пони рядом с ними так же, как я подбодрила их. Не все вняли этой просьбе, но к тому момент я уже усвоила урок и не пыталась их переубедить. К счастью, были и те, кто воспринял меня всерьёз… кажется. Надеюсь, этот шаг доброты уведёт их из сна, в котором они прятали своё одиночество и боль, в реальность, где их тоже ждут заботливые друзья и весёлые праздники, пусть даже на этих праздниках не создать праздничную ель силой мысли. Зато на этих праздниках настоящие, не тающие с рассветом подруги и друзья!

Художница сглотнула, стараясь промочить слюной пересохшее от монолога горло, и вновь вдохнула.

― Я больше не буду прятаться за миражами и иллюзиями, не буду исправлять и спасать пони, которых знаю так плохо и мало, что можно сказать, что я сама себе выдумала их характеры и проблемы. Меня ждёт реальная жизнь, и, надеюсь, в ней я буду умнее и лучше, чем была сегодня во сне… буду стараться стать лучше. Но я не могу жалеть о том, что пошла наперекор вам, о том, что солгала, потому что если есть шанс, хоть один крошечный шанс, что кто-то из этих пони услышал мой совет… то, выходит, мне в каком-то смысле повезло разжечь огонёк хоть в одном сердце. Вы понимаете, почему я говорю “повезло” и не приписываю себе победу, которой не было. И даже если все те пони забудут вечеринку как сон, если я не смогла их даже порадовать… я всё равно не могу раскаиваться в своём проступке, потому что письмо привело ко мне Файркрекер, плакат ― Санбим, и можно сказать, что хотя бы одной пони я сегодня по-настоящему помогла. Не знаю, что насчёт гостей, а эта пони точно не забудет ни секунду этого вечера.

Вишес выдохнула, чувствуя, как упал с сердца огромный камень. Ноги и спина расслабились сами собой. Ей хотелось взглянуть на подруг, но отводить глаза от принцессы в данный момент казалось непочтительностью. На протяжении беседы её спокойное, ничего не выражающее лицо позволило себе изумление, сдержанную заинтересованность, ироническую улыбку, волнение, растроганную улыбку и, наконец, нежное, полное гордости понимание. Настороженность и боль сменились признанием, суровость ― умилением, словно у кобылки, дочитавшей сказку до счастливого финала, в котором пони остаются жить-поживать да добра наживать. Единорожка и мечтать не смела о такой реакции. Её душа пела от радости и благодарности за то, что аликорн открыла ей своё сердце, вняла её словам.

― Что ж, ― пробормотала принцесса, продолжая таинственно улыбаться. ― На тебе я готова была завершить всё это, и ты же убедила меня ещё побороться… Груз сам сменил чашу весов — могла ли я предположить такое?

Вишес посмотрела на переглядывающихся подруг и убедилась, что они так же ничего не понимают.

― Кхм… о чём вы?

― Не бери в голову, ― Луна приосанилась и обвела кобылок горделивым, лучистым взглядом. Вишес не могла поверить, что ледяная, всегда немного отстранённая аликорн, которую она видела все эти ночи, может так улыбаться, так смотреть. ― Ты и твои подруги доказали мне, что не всё ещё потеряно. Сердечно благодарю вас, Рэйнбоу Вишес, Файркрекер Бёрст, Санбим… и Флиппити Флоп.

Изумлённый вздох жеребёнки вспорол тишину заведения.

― Вы знаете, как меня зовут?!

― Принцесса я или кто? ― озорно подмигнула Луна и вновь остановилась глазами на Вишес. ― Ты права, маленькая пони, тебе многому ещё необходимо научиться, многое понять и преодолеть. Я счастлива сказать, что всё в твоей искренней душе и сострадательном сердце делает это возможным. Ты можешь стать той, кем мечтаешь, стать Исполнительницей Желаний… и этот сон ― первый и последний, который тебе действительно помог. В нём ты чудесно исполнила своё желание… но все остальные не исполнятся так легко, понимаешь ли ты это?

― Конечно, принцесса, ― кивнула Вишес. Она действительно понимала.

― Сказала ты, что не забудешь и секунды, проведённой здесь сегодня, и я всей душой желаю верить, но, увы, есть немощи тела и недостойные заклятия, способные повредить память и разум. Посему я желаю преподнести подарок, который ты действительно заслужила, а также объединить им сон с реальностью. Где прядь моих волос?

― Вот! ― волшебный локон лежал на столике неподалёку. Помня, что трогать магией его не стоит, Вишес подошла к столу и аккуратно взяла прядь губами. Эта короткая прогулка позволила ей разглядеть получше лица подруг. Санбим всё ещё всхлипывала и растроганно улыбалась, будто вышла с сеанса мелодрамы. Флиппити так и сидела с открытым ртом, глядя то на Луну, то на Вишес. Файркрекер… она смотрела только на Вишес, смотрела так, будто у неё выросли крылья и второй рог. Художница притворилась, что не видит, какой покорённой и нежной выглядит гневливая кобылка-пиротехник, как дрожат в её расширившихся голубых глазах целые океаны слёз.

Вишес поднесла прядь к Луне, и та с кивком приняла её в облачко магии. Принцесса сосредоточенно уставилась на локон, её рог запульсировал неожиданно ярким, режущим белым светом, и магическая аура запульсировала в такт сиянию. Вишес и подруги невольно прищурились. Само пространство бара задрожало и натянулось как струна, в который раз за вечер Вишес ощутила его ― и свою ― эфемерность по сравнению с богиней и её могущественным волшебством. Облачко магии стало плотным белым шаром, он перестал пульсировать и завис перед Луной точно маленькая копия её светила. Принцесса коснулась шара самым кончиком рога, и тот начал втягиваться сам в себя, стремительно уменьшаясь. О его изначальном размере напоминал лишь тонкий белый контур, зависший в воздухе, вместо сферы в нём замелькали цветные пятна. Мир Снов дёргался и рвался, как дикий пёс с цепи, стремился к дыре между мирами, но белый контур и полурасправленные крылья Луны, прикрывавшие её как два щита, удерживали бар на месте.

Сфера окончательно исчезла, пятна в круге стали чётче, и Вишес внезапно поняла, что показывает это межпространственное окошко. Она смотрела на свою белую грудь, мерно вздымавшуюся в такт дыханию, пёстрое клетчатое одеяло и светло-розовую простыню! Крошечная вспышка синего полыхнула на груди, превратилась в горошину, увеличилась ещё немного, и единорожка узрела, как лёг на её шёрстку необычный кулон из двух волнистых изгибов, кобальтового и бледно-голубого. Приглядевшись, она заметила тончайшую серебристую цепочку, поблёскивающую в лучах позднего солнца.

С щелчком закрылась дыра в мироздании, и бар застыл, словно корабль в штиль.

У Вишес перехватило дыхание.

― Это… это правда?

Луна с достоинством кивнула. Пот на её шее сверкнул в оранжевом свете ламп, сам напоминая серебро.

― Искусство обращения в реальность чистой магии, тем паче при нахождении в Мире Снов, бесконечном эфирном потоке, нелёгкий труд даже для меня. Цени это, Рэйнбоу Вишес. Сей кулон потерял всякую связь со мной, можешь применять к нему своё волшебство. Надеюсь, он даст тебе кое-что получше, чем возможность призвать меня.

Сколько счастья может вынести сердце пони?! Вишес не знала, но чувствовала, что её собственное едва вмещает всю благодарность и ликование. Слова срывались с губ, обгоняя друг друга, все они были глупыми; глаза щипало от слёз; хотелось обнять всех, разделить это бескрайнее счастье со всем миром, и, не контролируя себя и не сдерживаясь, она подпрыгнула к принцессе Луне и стиснула её в объятиях. Напряжённая, застывшая точно статуя, она позволила себе расслабиться и обняла свою заместительницу на вечер крыльями и шеей. Когда Файркрекер и Санбим с Флиппити на спине осторожно приблизились к ней с боков, она переложила крылья на них. И смертные кобылки, и бессмертная богиня замерли, наслаждаясь драгоценным моментом, разделяя его друг с другом.

Объятие длилось несколько секунд, объятие длилось вечность. Но даже ему суждено было закончиться, и Луна мягко высвободилась из хватки окружающих пони. Вновь они встали друг напротив друга, и Вишес поняла, что пришла пора прощаться.

― Спасибо вам, принцесса. Большое, огромное спасибо! Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы не забыть ваши слова, вашу доброту и всё то, что поняла сегодня.

― Поверь, Рэйнбоу Вишес, ты сделала для меня не меньше, ― кивнула аликорн с улыбкой. ― Знаешь ли ты, каков твой следующий шаг?

Единорожка глянула на Файркрекер, спокойно-насмешливую как прежде. Затем на Санбим, трепещущую от несказанного восторга. И, конечно, на Флиппити, умиротворённую и вдохновлённую, как она сама.

― Да. Знаю.

― Ежели так, не смею тебя больше задерживать, ― рог принцессы вновь засиял светом лунным и звёздным. ― Готова ли ты наконец проснуться?

Вишес желала проснуться. Вишес жаждала действовать, бороться, ошибаться и достигать. Прямо сейчас. И всё-таки она задержала себя и богиню ещё на минутку, потому что обнимать своих драгоценных подруг было изумительно приятно.

Ей не хотелось отпускать Файркрекер, Санбим и Флиппити, ей хотелось ощущать их любовь и веру в неё, подкрепляться ими точно чейнджлинг. Поэтому Вишес силой вырвала себя из нежной, бережной хватки. Исключительно ради того, чтобы поскорее обнять их по-настоящему, в реальной жизни, всех троих одновременно.

Уже чувствуя вес кулона на шее, тепло солнца на веках, мягкость подушки под головой, она шутливо скомандовала Луне ― когда ещё выдастся такой шанс? Да никогда:

― Пли!

Луна рассмеялась, подруги рассмеялись, а затем сон наконец развеялся.