Аллегрецца
Concerto Sette
— Напомни-ка ещё раз, зачем ты меня позвала, Окти?
Октавия закрыла лицо копытом и вздохнула.
— Потому что я не могу появиться на подобном мероприятии одна.
Винил задумалась над её ответом, вместе с виолончелисткой идя в сторону концертного зала. Он уже был виден вдали, выполненный как раз в том стиле, который пони викторианской эпохи считали крутым. С точки зрения Винил же он просто выглядел старым. Единорожка не могла не вспомнить джемперы, которые вязала её бабушка и которые самой Винил приходилось носить, пусть и с неохотой. Вынырнув из своих мыслей, она обернулась к Октавии:
— И у тебя нет друзей, которые… ну, любят такую музыку?
Октавия не встретила её взгляд своим, более того, Винил заметила, что глаза виолончелистки смотрели куда угодно — на пол, куда-то далеко вправо — но только не на неё.
— Они… все заняты. Ну, знаешь, играют в своих оркестрах и все в таком духе, — ответила она с нервной улыбкой, которая вызвала у Винил желание продолжать давить на неё. Однако она чувствовала, что для столь очевидной лжи есть какая-то причина, и потому решила сменить тему на что-нибудь более нейтральное.
— И почему мне пришлось оставить свои очки дома? Ты же знаешь, какие я ловлю на себе взгляды из-за своих глаз.
— Какие взгляды? Твои глаза в полном порядке!
Винил фыркнула, и маленькое облачко пара начало медленно кружить в холодном, зимнем воздухе.
— Не считая их цвета. Это выглядело круто в старшей школе, но сейчас попросту раздражает. Все шутят, что с такими глазами я похожа на Найтмер.
— Эх, Винил, порой ты говоришь невероятно глупые вещи, — хихикнула Октавия и дернула крупом, поправляя футляр. — Как по мне, твои глаза прекрасны, правда.
— Честно-честно? — напористо переспросила Винил, отчётливо давая понять, что уловила намёк.
— Ну… они весьма экстраординарны… в смысле… о, смотри, мы уже пришли!
Винил едва успела остановится и не врезаться прямо в невероятно накачанного охранника. Он был из тех охранников, про которых можно сразу понять, что в схватку вступать они не будут, и которые были просто разумной горой мышц. Тем не менее, часы бодибилдинга и галлоны протеинов давали требуемый эффект, и Винил резко отдернулась от него.
Октавия же просто прошла мимо и подтолкнула единорожку копытом, заставляя ту продолжать идти. Охранник осторожно взял в копыта билет на двоих, который виолончелистка до этого удерживала в зубах, и разорвал его пополам. Он махнул им проходить, не переставая сверлить Винил взглядом, словно ожидая, что та в любую секунду попробует сделать какую-нибудь глупость. Единорожка не знала, чего именно он от неё ждал, однако чувствовала, что среди всех этих высокомерных и напыщенных пони, которые обычно и посещали подобные мероприятия, она, должно быть, выглядела словно магазинная воровка. А с этим, между прочим, она уже пять лет как завязала. К сожалению, продолжающее настойчиво подталкивать её копыто Октавии заставило Винил отойти от охранника, что, очевидно, было большей удачей для него, чем для неё.
— Окти, можешь перестать толкать меня. Ну или хотя бы убери копыто с моего крупа.
Щеки Октавии слегка покраснели.
— Я просто увела тебя до того, как у охранника возникло бы подозрение, что ты затеваешь драку или что-нибудь в том же духе. Порой они тут бывают очень предвзяты.
— Ну разве мне не повезло, что у меня есть такая пегаска-хранитель, как ты? Итак, где тут напитки? — хлопнула диджей копытами, с нетерпением потерев их друг о друга.
— Вон там, Винил. И, пожалуйста, не опозорь меня сегодня. Эта ночь может определить мою будущую карьеру. Просто… слейся с толпой настолько деликатно, насколько получится.
— Будет сделано, Окти. Я просто засяду возле закусок.
Винил устроилась возле тарелки с чем-то одновременно выглядящим вычурно и при этом покрытым шоколадом. Раз это находилось здесь, то оно было сделано высококвалифицированным поваром, а значит, в теории, должно было быть вкусным. Тем временем Октавия направилась в толпу, высматривая, где бы сесть, пока ей не повстречалась неприятно знакомая зеленая единорожка.
— Ну и ну. Уж не Октавия-виолончелистка ли это? Смогла найти очередную корягу, чтобы играть на ней во время своих низкопробных концертов?
Когда Октавия обернулась на голос, на её лице уже появилась надменная улыбка.
— Ой-ой, Лира! До сих пор играешь на своей корявой арфульке?
— Это лира, она из чистого золота, и твоему трухлявому полену до неё как до луны.
— Да? А похоже на железку с позолотой. К слову сказать, музыкант намного важнее инструмента, и моя виолончель — в копытах, а не у плебейского рога.
— Пф, вот любители нудятины пускай радуются твоим земнопоньским трюкам, но ты ведь даже не отличишь тремоло от пикколо!
Винил уселась с коробкой чего-то похожего на попкорн, который был покрыт икрой, шоколадом и вообще всем претенциозным, до чего дотянулись копыта повара. Представление, однако, было гораздо лучше закусок, и она старательно запоминала, какие именно оскорбления задевали Октавию сильнее всего. Сзади к ней подошла застенчивая земная пони с бежевой шкуркой и воздушной розово-синей гривой и дотронулась копытом до её плеча, заставив Винил обернуться посреди недослушанного оскорбления.
— Ты, значит, подруга Октавии?
Винил проглотила попкорн, немного пожалев о том, что повар решил во все это добавить ещё и перепелиные яйца.
— Думаю, можно сказать и так. Винил Скрэтч, рада знакомству, — она протянула копыто, и земная пони крепко пожала его в ответ.
— Бон-Бон. Вижу, они с Лирой уже начали наверстывать упущенное.
— Ага, лучше стендапа. Я так понимаю, они не шибко ладят.
— Ох, грустно видеть, как они постоянно выбешивают друг друга. Честно говоря, они так будут продолжать до самого начала. Если ты не против, мы можем занять хорошие места в театре. Лучше поторопиться и сесть где-нибудь поближе к сцене, пока нас не опередили.
Обдумывая идею, Винил посмотрела назад и увидела, как Октавия яростно жестикулировала перед зеленой единорожкой, и это зрелище показалось ей невероятно очаровательным. Тем не менее она больше не могла услышать, что та говорила, поскольку шум голосов в помещении заглушил тихую ярость виолончелистки. Винил кивнула Бон-Бон и схватила поднос, полный крошечных кексиков со съедобными шариками на верхушке по пути. Официант со светло-коричневой шкурой и кьютимаркой в виде песочных часов улыбнулся им, когда они прошли мимо него. Последний взгляд через плечо показал, что теперь Октавия делала гораздо менее культурные жесты, чем той хотелось бы верить. Напоследок Винил сделала мысленную пометку дразнить ту днями напролет за подобное прегрешение.
Бон-Бон привела Винил в основной зал. Несмотря на пышный вид снаружи — во всем его неоготическом великолепии — интерьер самого зала ничем не отличался от интерьера в любом другом из тех, что видела Винил. Да, таковых было немного, но она часто посещала представления для жеребят, когда была маленькой кобылкой. Сцена представляла собой полукруг идеально гладкого дерева, который словно был вырезан из одного цельного куска. Перед ней простиралось множество сидений, выстроенных в ряды до самого потолка, напоминая древнепонаньский Колизей, и развёрнутых к сцене.
Винил и Бон-Бон присмотрели для себя пару мест возле первого ряда; в зале, помимо них, было лишь несколько пони. Винил предположила, что немногим были интересны репетиции или прослушивания, и что большинство с гораздо большим удовольствием посмотрят на законченный продукт. Если только это не было что-то в духе «Кумира Эквестрии», эта ночь придется Винил вполне по вкусу, ожидай их такой тип прослушиваний.
Бон-Бон села возле прохода, Винил — рядом с ней, а поднос с честно украденными кексиками занял свое социально-уместное положение, ненадежно балансируя между ними двумя. Пусть единорожка с удовольствием приберегла бы их все для себя, Бон-Бон выглядела не такой уж и плохой пони, да и, в любом случае, манеры Винил попросту не допустили бы подобного акта эгоизма. И не только потому, что Октавия попросила её быть вежливой и культурной.
Она повернулась к Бон-Бон, которая, как предположила Винил, уже бывала на подобных мероприятиях, а значит, сможет ей помочь приготовиться к тому, что будет.
— Итак, что нас ждет?
Бон-Бон вежливо кашлянула и указала копытом на четверых пони, сидящих отдельно от всех остальных на переднем ряду.
— Это прослушивание на Гранд Галопинг Гала. Очень престижное мероприятие. Увы, Лира была вынуждена пропустить его в прошлом году из-за… личных обстоятельств. Она надеется получить место в группе, которая будет там выступать. Это даст ей отличный толчок в карьере.
— То есть, Лира и Октавия спорят из-за того, кому достанется возможность попасть на Гала… А вместе выступать они там не могут?
— О, вероятность подобного есть, обычно они набирают двух музыкантов на струнных инструментах, одного пианиста и одного басиста. Они могут выступать вдвоем, но помоги Селестия тому бедолаге, которому придется убеждать их работать вместе.
Винил практически истекала слюной от подобной возможности узнать интересную сплетню-другую и приподняла тарелку с кексиками, чтобы привлечь внимание Бон-Бон.
— К слову, не хочешь попробовать? Сама я их точно все не съем, — самая что ни на есть откровенная ложь.
— Ох, мне не стоит… но хей, у меня кьютимарка в виде трех конфет, — она быстро оглядела кексы и взяла тот, на котором было больше всего глазури. — Я обещала Лире, что завяжу со сладким, но порой устоять так трудно…
— Понимаю тебя, кобылка. Почему ты вообще ей пообещала подобное? Вы вместе на диете?
Бон-Бон покраснела и хихикнула в копыто.
— Немного больше, чем просто на диете. Мы женаты.
Кексик Винил умудрился совершенно коварным образом застрять у неё в горле.
Предвкушение бурлило в крови у Октавии, по ощущениям, десятикратно увеличивая нагрузку на сердце и заставляя его биться в двадцать раз чаще. Она осмотрела комнату, из которой медленно, один за другим, пони выходили на сцену. Тем не менее та, которой она остерегалась, все ещё сидела неподалеку, упражняясь на своей лире. Октавия подумала было отвлечься и тоже попрактиковаться, но чувствовала, что Лира найдет способ вставить язвительное замечание, если она осмелится.
Что сумело пробить брешь в её маске высокомерия, так это присутствие среди жюри одного пони. Даже просто думая о его имени, Октавия чувствовала, как по её спине начинают пробегать мурашки. Хуфс Циммер был для неё источником вдохновения в течение всей её жизни, он же ни много ни мало был причиной, по которой она упрашивала родителей подарить ей музыкальный инструмент на День зимней луны. Этот легендарный композитор был предметом восхищения Октавии с тех пор, как она была жеребенком, и сама идея о том, что она будет играть перед ним, заставляла её ноги мелко дрожать.
— Ох, Октавия. Ты ведь не потеряешь сегодня сознание перед достопочтенным гостем? — Лира прекратила практиковаться и теперь смотрела на Октавию со знакомой, вызывающей ухмылкой.
— Боюсь, что нет, Лира. Похоже, ему не терпится услышать мою игру, возможно, поэтому твой черед и будет… лишь в самом конце.
Лира слегка вздрогнула от колкости в свой адрес.
— Скорее, сохраняет самое вкусное напоследок и хочет как можно скорее избавиться от мусора.
— Ну, если эта мысль помогает тебе чувствовать себя лучше… К слову, как у тебя было с работой в прошлом году? — Октавия прощупывала грань дозволенного и ждала ответа единорожки, чтобы понять, стоит ли продолжать давить. Лира нахмурилась и посмотрела на неё взглядом, который сделал бы честь дракону.
— Тебе прекрасно известно, что именно произошло, Октавия. Но я отнюдь не беспокоюсь, более того, единственная причина, по которой тебе удалось выступать в прошлом году — это мое отсутствие. Но теперь твой час подошел к концу.
— И теперь они понимают, насколько лучший выбор они могут сделать. На самом деле, это по-настоящему печально, что тебе пришлось поставить под угрозу всю свою карьеру ради какой-то кобылы из такого отсталого убожества, как Понивилль.
На мятно-зеленом лице Лиры проступили пульсирующие от ярости вены.
— Посмеешь сказать ещё хоть одно слово о Бон-Бон, и я оберну этот драгоценный смычок вокруг твоей шеи… и у тебя будет два галстука-бабочки. И я лично удостоверюсь, чтобы оба оказались крайне тугими.
Октавия быстро отскочила от неё настолько далеко, насколько это было возможно, не выглядя при этом побежденной или уступающей. Она даже подумала было извиниться и хоть как-то помириться, но эти мысли были прерваны тучным жеребцом, вызывающим пони на сцену. Её черед. Так что она просто отошла от Лиры, достала свою виолончель и помахала копытом буравящей её сердитым взглядом кобыле. Она получила свою мотивацию.
— Ногу себе сломай, Октавия. Или шею.