Купальня для Вандерболтов

История о Винд Райдере - легенде Вандерболтов, который после своего позорного ухода из состава Вандерболтов оказался в доме престарелых. Вот и всё.

Рэйнбоу Дэш Вандерболты

Октавия любит потяжелее / Octavia loves heavier

Винил Скрэтч стало крайне интересно, почему её близкая подруга Октавия начала слишком часто встречаться с подругами. Не выдержав любопытства, она решает проследить за ней. Однако она не знает, что этим она откроет один из самых скрываемых секретов Октавии Мелоди.

DJ PON-3 ОС - пони Октавия

Изумрудное Пламя Воли \ The Emerald Flame of Will

Что такое "Сила Воли"? Это то, что заставляет нас продолжать идти, прорываясь сквозь все невзгоды и преграды, какими бы они ни были. Пожалуй только на "Силу Воли" и может рассчитывать Мэтью, оказавшись в неизвестном месте, без памяти о прошлой жизни, а лишь с невнятным письмом и странным зеленым кольцом. Сможет ли он использовать эту могущественную силу или же его страхи разорвут эту связь?

ОС - пони Человеки

Последний бой

Они сражались. Они смогли.

Принцесса Селестия Принцесса Луна Дискорд

Любовь не зависит от жизни.

Рассказ-это дневник одного пони, попавшего в тяжелую ситуацию. Действие происходит в будущем, после ядерного апокалипсиса.

Шарлоточная Экзальтация

Рассказ ведётся от лица пони с незаурядным мышлением, и в нём категорически нет ничего, кроме притягательности Понивилля, добра, печенек и прочих няшностей. Одним словом, повседневность.

Рэйнбоу Дэш Пинки Пай Эплджек Эплблум Биг Макинтош Грэнни Смит

Воспоминанье

Будущее всегда волновало Селестию сильнее, нежели прошлое. Она не зацикливается на ошибках – ни своих, ни чужих. Но временами воспоминания затаиваются в самых неожиданных местах. И, когда они обретают форму, даже божество не в силах противостоять их тяжести.

Принцесса Селестия Принцесса Луна Найтмэр Мун

Карусель

После столкновения с противницей Рарити осознает, что гнев и гордыня иногда скрывает от нее то - или тех - что важно по-настоящему.

Флаттершай Рэрити Свити Белл

Гармоничный день

Обычный день обычно существующего в вездесущей гармонии существа...

Дискорд

Любим, но не помним / Loved, but Not Remembered

Что такое память? Почему кажется, что важные вещи ускользают, а другие преследуют, разрушают и не хотят покидать нашу голову? Её звали Лира Хартстрингс, но никто не вспомнит о ней.

Скуталу Снипс Снейлз Лира

Автор рисунка: BonesWolbach

Нечаянная гармония

Глава 1

— Как это — нет свободных вакансий? — потребовала светло-серая кобыла с отчаянным хныком, который подчеркнул фразу, как она и рассчитывала. — Вакансии должны быть! Я же...

— Октавия Филармоника, — перебил бежевый жеребец, окидывая кобылу взглядом через стол. — В настоящее время известная по всему Кантерлоту как пони, которая помогла разрушить Гранд Галопинг Гала путем участия, подумать только, в «пони-польке».

— Это не моя вина, — возразила Октавия, в её ритмичном и утонченном голосе явно проступило желание себя оправдать. — Я просто исполняла свою работу и заказы посетителей. Я в принципе не могу нести за это ответственность.

Жеребец вздохнул и потер впадину между бровями.

— Мисс Филармоника. Вы правы, вас никоим образом нельзя в этом обвинить. Но вы же знаете пони из высших слоев в Кантерлоте. Так что, боюсь, вы теперь персона нон-грата для ваших обычных клиентов. В моих списках просто нет желающих воспользоваться вашими услугами в данный момент, — предвосхитив желание Октавии перебить его, он продолжил без запинки: — Конечно, скоро они забудут о произошедшем. Это лишь вопрос терпения. 

— Терпение это хорошо, мистер Букинс, но мой арендодатель, похоже, на мели. И мне нужно ему заплатить! Для меня определенно должно быть что-то, какие-нибудь маленькие заказы, за которые можно взяться!

Элит Букинс только покачал головой.

— Мне очень жаль, но сейчас у меня нет ничего даже отдаленно подходящего под вашу деятельность. Только вакансия в недавно открывшемся ночном клубе. Там ищут помощника диджея.

Октавия тихо фыркнула и отрицательно покачала головой.

— Нет, не могу сказать, что это мне подходит. Только представьте, я, да в каком-то ночном клубе.

Однако образ сам сформировался на задворках её разума. Она в пластиковых украшениях на шее и передних ногах беспорядочно дрыгается в такт неслышной музыке посреди безумной толпы. Характерная розовая бабочка и элегантно уложенная грива соседствуют с ирокезами и крашеными гривами других пони. От такого нелепого образа она слегка усмехнулась. 

— Ну, если мне что-то попадется, я сразу же вас уведомлю, мисс Филармоника. 

Октавия могла понять, когда разговор окончен.

— Премного вам благодарна.

Виолончелистка поднялась и вышла из комнаты с высоко поднятой головой. Она была дисциплинированным и профессиональным музыкантом, чьи способности высоко ценил весь Кантерлот. Она с достоинством выдержит это испытание.


Октавия лежала на кушетке и гадала, куда же делось все её достоинство. Её хвост безвольно свисал, а ушки поникли. 

«Куда бы оно ни делось, оно прихватило с собой гордость и самоуважение».

Взглядом сиреневых глаз она устало окинула разбросанные по полу письма домовладельца. На собственном опыте узнать, каково это — быть бездомной, ей не хотелось. Желудок громко заурчал, а последний кусок еды, который у неё был и который она могла себе позволить, был съеден пару дней назад. А работы не намечалось. Октавия покорно вздохнула. Эта вакансия в ночном клубе приходила на ум после каждого звонка, предлагая спасение в обмен за скромную плату её усердно созданным имиджем изысканной и серьезной виолончелистки. Было сложно устоять перед возможностью заработать денег, но она бросила все свое упрямство на борьбу с этим порывом начать заниматься чем-то столь чужеродным и низкопробным. Однако вполне реальная перспектива голода и лишения крова были хорошими уравнителями среди пони. Вздохнув, Октавия взяла телефон. Номер она уже помнила наизусть. Начался вызов, и она мысленно приготовила себя к разговору.

— Мистер Букинс, если вакансия в ночном клубе всё ещё свободна, то я готова её рассмотреть. 


Октавия нерешительно стояла рядом с незнакомым зданием в незнакомом же районе. Даже снаружи она могла слышать и почти ощущать бухающие басы и приглушенную какофонию, которая, очевидно, считалась «музыкой» для некоторых пони, хотя для неё они были больше сродни звукам проклятых из Тартара. Она перемялась с ноги на ногу, пытаясь приободрить себя перед лицом незнакомой обстановки и отправиться на поиски пони, с которой она должна была обсудить работу, некой Винил Скрэтч. 

Взгляд на небо подтвердил, что вечер был ещё ранний. Для «ночной жизни» ещё слишком рано, по крайней мере ультурная кобыла так считала. Да и толпы из пони, пытающихся попасть внутрь, было не видно. Октавия проглотила внезапно сформировавшийся ком в горле.

«Давай, Октавия. Это собеседование на работу, а не преступление. Бояться тут совершенно нечего». 

Значительно успокоившись после этой мысли, она шагнула вперед и толкнула дверь. Когда же дверь отворилась, Октавия тут же остолбенела от нахлынувших на неё ритмов и баса. Вибрация от них пробирала до самых костей. Взгляд её ослепили гипнотические пульсации неоновых огней, которые прорезали тьму. Кобыла просто застыла с открытым ртом, пытаясь осознать эту атаку на органы чувств. Пусть медленно, но её глаза начали выхватывать из тьмы нечто большее, чем конвульсивные творения светотехника. Неумолимо взгляд Октавии уперся в дальний конец помещения, где ослепительно белая единорожка возвышалась над рядами консолей и аудиотехники, стоявшими на подъемной подиуме посреди огромного танцпола. Фиолетовые солнцезащитные очки скрывали её глаза, но рог сиял синим светом, таким же, как и её оборудование. Октавия завороженно смотрела, как вихрь разноцветных огоньков падал на безупречную шерстку единорожки, придавая ей невообразимую красоту. Взъерошенная грива двух оттенков синего качалась вверх-вниз в такт шуму, заполнявшему помещение. Октавия отказалась признавать это музыкой.

Постояв так в дверях пару мгновений, виолончелистка наконец вышла из транса и сделала несколько шагов внутрь клуба. Диджей заметила её и прекратила покачивать головой. Звук смолк, а светомузыка погасла, оставив двух кобыл смотреть друг на друга. Единорожка наклонила голову набок. На её лице начала формироваться улыбка. Она явно ждала, когда Октавия что-нибудь скажет.

— Я ищу Винил Скрэтч. Мне нужно поговорить с ней насчет вакансии, — изо всех сил стараясь звучать уверенно, сказала виолончелистка, подходя к незнакомой пони. 

Ухмылка единорожки переросла в широкую улыбку, и диджей легко спрыгнула к Октавии.

— Ну, ты меня нашла. Винил Скрэтч, также известная, как диджей Пон-3. Чем могу помочь, Ключик?

Октавия прищурилась. Ей отнюдь не понравилось получить прозвище от пони, которую она только что встретила, не говоря о том, что оно ещё и основано на такой личной вещи, как кьютимарка. Тем не менее, когда виолончелистка ответила, её тон был сдержан и вежлив:

— Я узнала от менеджера, что вам нужна помощь в этом, эм, заведение. И надеялась, что смогу вам пригодиться.

— Серьёзно? — Винил вопросительно вскинула бровь. — Кем по жизни будешь?

— Э... ещё раз? — Октавия тупо уставилась в ответ.

— Чем ты занимаешься, раз пожаловала к нам и хочешь работать? Ты кто — диджей, мелодист, звукарь? Кто? Почему именно клуб?

— А! Ну, вообще-то я... ну, виолончелистка, — призналась Окставия, неуверенно шаркнув копытом.

На мгновение воцарилась тишина, но затем Винил зашлась в припадке хохота. Она тщетно пыталась выдавить из себя слова, но в итоге просто упала на круп, сжимая бока.

Октавия же не могла выбрать между шоком и негодованием при виде этого варварского перфоманса. Как будто нужны были ещё доказательства того, что виолончелистка больше не среди равных. Настолько это было неотесанно и грубо.

— Не вижу ничего смешного в моем роде деятельности, — холодно и четко произнесла кобыла, пытаясь донести свои слова до чересчур драматичной диджея. 

Помахав копытом, словно пытаясь остановить следующие слова кобылы, Винил наконец взяла себя в копыта.

— Не, не, ничего смешного в этом и нет, — сказала она, всё ещё слегка сотрясаемая порывами смеха. — Смешно то, что виолончелистка пришла устраиваться в клуб. На рейвах оркестры обычно не бренчат, знаешь ли. Тебе точно не в концертный зал надо, милашенька? Может, заплутала?

— Не учите меня! И нет, ничего я не заплутала. Куда хотела, туда и пришла, — в голосе Октавии уже засквозила нотка досады.

Брови Винил любознательно изогнулись поверх непроницаемых очков.

— Да ну? Ну скажи тогда, Ключик, в чём разница между техно и хаусом?

— А, эм... Вообще-то, не знаю.

— Чем микширование отличается от скретчинга?

— И это не...

— А апфейдерить — это как?

— Не понимаю, как я...

— Что делает эквалайзер?

— Да понятия не имею! — сердито выпалила наконец Октавия.

— Тогда что ты тут забыла? Пришла помахать бумажкой из филармонии? Народ ходит сюда, чтоб налакаться и потрясти крупом до упаду, а не вздыхать под скрип контрабарабаса, — съязвила Винил.

— Так получилось, что мне нужна работа. Агент сказал, что есть только одна вакансия, вот так я сюда и попала. Я понимаю, что в этих вопросах я не специалист, но уверяю, что сделаю все, что потребуется.

— Да, не сомневаюсь. Но давай ты лучше пойдешь поищешь работу под стать своим талантам, Ключик.

Октавия оцепенела от ужаса.

«Но это была моя последняя надежда. У меня и в мыслях не было, что мне откажут, я просто не хотела падать так низко».

Она уже открыла рот, чтобы возразить суждениям этой бесчувственной кобылы, но тут же закрыла. 

«Нет, я не опущусь ещё ниже мольбами».

— Большое спасибо, что уделили мне время, миз Скрэтч. Выход я найду.

Прежде, чем Октавия успела развернуться, неотвратимость потери жилья и полного банкротства навалились на неё со всей силы, замутив взгляд. 

«Интересно, поместятся ли все мои пожитки в картонную коробку на улице?»

Единственным утешением было то, что, скорее всего, момент её слабости остался незамеченным.

Винил смотрела вслед абсолютно не подходящей соискательнице. Солнцезащитные очки скрывали взгляд диджея, не оставляя никакой возможности прочесть её мысли. Она едва успела заметить слезы на глазах расстроенной виолончелистки. И с каждым шагом уходящей серой кобылы Винил проклинала себя за растущий альтруистический позыв. 

«Да я её знать не знаю. Почему меня вообще должно волновать, что она разревелась, когда я сказала ей проваливать? Сама же сказала, если бы не работа, она бы вообще сюда не пришла. Зазнавшаяся снобка из касты классических музыкантов, поди, ноги её раньше в таких местах не бывало. Поди, считает себя лучше меня и моей музыки».

Винил скорчила гримасу, когда раздражающий источник сих мыслей достиг двери. Диджей разочарованно накрыла белоснежным копытом лицо перед тем, как смиренно решила проявить любезность к той, кто, вероятно, относилась к ней как к пятну на ткани общества.

— Эй, Ключик, погодь, — пронзил её голос пустое помещение.

Резкое «что?» было всем, что она получила в ответ.

— Слезы у тебя заметила, так что давай иди сюда и выкладывай, — потребовала Винил.

— Вам-то какое дело? — упрямо возразила Октавия.

Винил Скрэтч закатила глаза, хотя этого, в принципе, никто не мог увидеть.

— Я же не Дискорд какой. Не ставлю себе задачей на день заставить кого-нибудь расплакаться, особенно не зная причины. Так что открой секрет, отчего это виолончелистке так нужна работа в ночном клубе, что когда ей говорят проваливать, у неё вдруг глаза становятся на мокром месте.

Октавия не смогла побороть короткую ухмылку, вызванную беспечной прямотой кобылы.

— «Проваливать», говорите? Не очень-то вы изысканны в подборе слов, миз Скрэтч?

Винил насмешливо фыркнула:

— Кобылка, изысканнее только лунное затмение.

Виолончелистка неуверенно пошла к Винил, которая все ещё сидела на полу после припадка хохота

Диджей поднялась и указала головой на скопление столов рядом с тем, что, очевидно, было баром. 

— Так, Ключик, давай обсудим всё как взрослые кобылы.

Глава 2

Обе кобылы сели на стулья напротив друг друга за маленьким круглым столом. После всепоглощающей темноты огромного помещения клуба слабое освещение создавало положительный контраст. Пока висело неловкое молчание, они успели окинуть друг друга взглядом, а затем Винил спросила на удивление приветливым тоном:

— Ну, не хочешь сказать, в чем дело? 

Октавия глубоко вздохнула и ответила:

— Это долгая история. Суть в том, что моя репутация разрушена, и никто в городе меня не наймет. Обычно я выступаю в концертных залах и прочих подобных заведениях, и иногда для богатеньких пони и на официальных мероприятиях, но теперь я никому не нужна. Я уже месяц как безработная, а через неделю меня вышвырнут из квартиры. Эта работа — единственное, что мог предложить мне агент. Это была единственная связанная с музыкой вакансия, доступная мне, и я избегала её, потому что она крайне далека от того, чем я обычно занималась. Естественно, я ничего не знаю об этой музыке, но это была моя последняя надежда. И вот, когда я пришла сюда и вы сказали мне пойти куда-нибудь еще, я, надо сказать, упала духом. Скажу больше, пока я шла, я думала, смогу ли вместить все свои пожитки в картонную коробку где-нибудь на улице, потому что именно к этому все и шло. Так что простите мне мои слезы, миз Скрэтч. Отсутствие жилья все же достаточно депрессивная перспектива. Надеюсь, что вы поймете.

Винил слушала объяснения Октавии, и с каждым словом её беспокойство росло все больше. Виолончелистка казалась отрешённой, но тон её становился все более подавленным после каждого предложения.

— Это... эм... ого. Не знаю, чего я ожидала, но явно не такого. Короче, если ты по-быстрому не поднимешь битов, окажешься на улице?

Октавия кивнула.

— Окей. Ну, по чесноку, я хотела ещё одного диджея, который бы мне помогал зажигать по ночам. Не думаю, что ты подойдешь. Давай так, ты будешь моим менеджером, будешь следить за всем, чтобы я могла полностью сосредоточиться на музыке, за которой сюда идут пони, — предложила единорожка.

Виолончелистка снова вспомнила о полном непонимании данного вида деятельности.

— А что подразумевается под «всем»? — подозрительно спросила она.

— Ну, твоей задачей будет контролировать остальных моих работников и разбираться с их вопросами и проблемами наилучшим возможным способом. Будешь следить за толпой и пресекать нарушения. Будешь следить за тем, чтобы все делали то, что должны. Будешь связующим звеном между владельцем и всеми остальными. Вот это все.

— А кто у нас будет владелец? — потребовала Октавия.

— Чё? Ты ещё не доперла? — спросила Винил. — Это я — владелец. Я думала, что понять будет не сложно, раз уж мы говорим о «моем менеджере» и «моих работниках». Да и твоем найме вообще.

— Извините, мне это не приходило на ум.

— Эй! Это ещё чё значит? — предъявила единорожка.

— Ничего, ничего! — быстро объяснила Октавия. — Вы просто не похожи на бизнеспони. 

— Вот именно, Ключик, я не бизнеспони, — ухмыльнулась Винил. — Я просто диджей с мечтой. Я хотела свой собственный клуб, где смогла бы миксовать и скретчить для души и сердца, с тех самых пор, как начала зарабатывать себе на жизнь своими треками. У меня ушли годы, но я накопила на это место. Считая тебя, у меня теперь есть достаточно пони, чтобы здесь все заработало. И как раз вовремя. Завтра у нас торжественное открытие. 

— Погодите, то есть вы ещё даже не открылись? — растерянно спросила Октавия.

— Пока нет. На днях только закончила расстановку освещения и настройку аудиотехники. Бар уже неделю как установили, а танцпол вообще нужно было до всего этого уложить.

Серую кобылу ошеломила серьезность Винил, и она решила перевести разговор обратно в русло её предполагаемых ответственностей:

— А кто ещё числится среди участников интерлюдии, помимо меня?

— Ась? — издала все ещё потерянная в мыслях единорожка. — А, кто ещё тут работает? Нас немного, на самом деле. Ты, я, барпони да пара вышибал. Ну, и стриптизёрши, куда же без них, — добавила она беспечно. 

Зрачки Октавии сузились от ужаса, а в животе завязался тугой узел.

— Стриптизёрши? — недоверчиво прошептала она.

— А, расслабься, я над тобой угараю. Нет тут никаких стриптизерш. Ну, если ты, конечно, не хочешь записаться, крупец-то у тебя подходящий, — закончила Винил и наклонила голову, будто размышляя над этим. 

Октавия открыла рот, раздираемая между гневом и смущением от образа её танцующей на подиуме, как какая-нибудь дегенератка. Резкий ответ так и не был сказан, так как она увидела, что Винил едва не давится, пытаясь сдержать смех. 

— Это сексуальные домогательства на рабочем месте, — невозмутимо ответила виолончелистка. — Я подам иск.

— Ну, договоров мы не подписывали, так что это не домогательства. Пока что это все ещё флирт, — последовал непринужденный ответ.

Вместо элегантного контрапункта Октавия лишь невпечатлённо фыркнула:

— Если уж намерены со мной флиртовать, то могли бы хотя бы на ужин пригласить.

Возникший крайне невовремя рокот в её животе перевел фразу из саркастично-обиженного ответа в нечто более буквальное. 

Из тона Винил тут же пропала все шутливость.

— Когда ты ела в последний раз? — спросила она подозрительно.

Захваченная врасплох, Октавия не смогла придумать нормальную отговорку.

— Я, эм, ну, пару дней назад, наверное.

На протяжении достаточно долгого времени Винил просто смотрела на неё, отчего Октавии стало не по себе.

— Только не говори, что ты не только на шаг от потери дома, но ещё и голодала все это время? — наконец выдала она.

Виолончелистка виновато понурилась. Ей было стыдно признавать, как низко она пала, но при этом ей не хотелось лгать пони, которая предложила работу и выход из затруднительного положения. Компромисс был найден в молчании, а поверхность стола внезапно стала такой интересной. 

Винил без предупреждения встала со своего места. Цоканье её копыт по полированному танцполу оторвало Октивию от созерцания стола. Она подняла взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как синий хвост Винил целенаправленно рассекает воздух позади хозяйки, направляющейся к двери. Оглянувшись, единорожка спросила своим обычным веселым и легким тоном:

— Ну, ты идешь или нет?

Октавия быстро последовала за ней, и уже спустя несколько шагов поравнялась с ней.

— Эм, а куда мы направляемся, миз Скрэтч?

— Поесть на ночь глядя. За мой счет.

Октавию охватило противоречивое чувство благодарности и отвращения. Ей не хотелось, чтобы кобыла, которую она только что встретила, угощала её едой, но гложущее чувство голода низвело её желания до предрешенных умозаключений. После откровенного «спасибо», от которого Винил отмахнулась, две музыкантки вышли на прохладу едва наступившей ночи. 

Под светом луны и звезд их шаги по мощенной мостовой звучали синхронно. Октавия сопротивлялась порыву посмотреть на Винил уголком глаза, но щедрость идущей рядом кобылы не могла её не заинтриговать. Появившаяся благодарность подняла дух виолончелистки и заставила её покраснеть сильнее, чем за весь последний месяц. 

— Ещё раз спасибо, Винил. Я не знаю, как ещё выразить свою благодарность, но, вероятно, ничего добрее для меня в жизни не делали, — сказала Октавия, нарушая тишину.

Винил тихонько фыркнула:

— Да, да, я и с первого раза это поняла.

— Я серьезно, — настаивала Октавия. — Знаю, это немного, но благодарность — это все, что я могу сейчас предложить.

— Ой, да ладно? — с ухмылкой спросила диджей. — Так уж и все?

Хвост Винил мягко коснулся бока Октавии, оставляя за собой след тепла, который перерос в румянец на лице виолончелистки.

— Я... я не... — начала было Октавия, пытаясь справиться с внезапно участившимся сердцебиением.

— О, смотри, а вот и оно, — радостно объявила Винил, когда залитые светом окна искомого заведения появились на горизонте. — Вперед. 

Октавия молча пошла вслед за кобылой, делая все, чтобы смотреть на что угодно, кроме жемчужно-белых боков с восьмой закрытой нотой и яркого синего хвоста.

Глава 3

Немногие из ресторанов, известных Октавии, оставались открыты в столь поздний час. Но, к счастью, Винил разместила свой зарождающийся клуб в самом сердце ночной жизни Кантерлота. Так что закусочных и небольших заведений, удовлетворявших аппетиты ночных кутил, здесь было в достатке. И Винил знала их все. Всего несколько минут, и виолончелистка с диджеем уже комфортно уселись при свечах в открытом дворике одного из таких местечек.

Лишь сияние ночных звезд придавало жизни их молчаливым размышлениям. Октавия была поглощена изучением, признаться, довольно простенького меню со рвением, обычно свойственным религиозным фанатикам, чуть ли не благоговея от мысли отведать нормальной, настоящей еды.

Сокрытая от взора непроницаемыми фиолетовыми очками, Винил молча оценивала свою спутницу. Для Винил она была загадкой, интригой. Её элегантный и несколько формальный (и Винил была вынуждена признать, довольно милый) галстук-бабочка и вежливый тон, да ещё с утонченными манерами и статусностью признанного классического музыканта, делали её если не представительницей кантерлотской элиты, то точно близкой к таким пресыщенным кругам общества персоной.

С другой стороны, никто из этого снобского бомонда, по крайней мере из известных Винил, никогда не осмелился бы даже войти в столь плебейское место, как ночной клуб. Она могла лишь заключить, что виолончелистка действительно была в том отчаянном положении, какое описывала. Но оставался один вопрос: что именно могла совершить эта кобылка, чтобы попасть среди своей ровни в такую опалу.

Чтобы это выяснить, Винил вдумчиво сформулировала вопрос в самом тактичном виде, в котором только могла и тут же задала его не ожидающей подвоха Октавии:

— Итак... И с кем ты там покувыркалась?

Глаза Октавии резко устремились на собеседницу.

— Чт... О чем вы? — запинаясь выдала она, слишком шокированная, чтобы ответить что-то внятное.

— Ну, как я поняла, чтобы стать настолько непопулярной среди богатеньких пони, тебе надо было попасться не в той постели или что-то вроде, — пояснила Винил, сконфузившись.

— Вы поняли неправильно, — резко отрезала Октавия. — В том месяце я выступала на Гранд Галопинг Гала, и один розовый кошмар на копытах убедила ансамбль исполнить, ох, «пони-польку»... Я не совсем представляю, что после этого произошло, но включало все это паническую давку в бальном зале, какого-то неуклюже врезавшегося в статую пегаса, и Селестии одной ведомо, что ещё пошло под откос. Во всем обвинили нас, и, поскольку я участвовала в ансамбле, то не осталось никого, кто пожелал бы заказать мое выступление.

Мордочка Винил расплылась в ухмылке.

— Хэй, то есть ты была втянута в эту канитель? Да пони об этом неделями судачили!

— Это не смешно! Моя карьера, репутация — все пропало. Я очень близка к бродяжничеству и нищете... — Октавия оглянулась по сторонам и раздраженно добавила: — И голоду. Где этот официант? 

— Мхе, ну да, во всем этом ничего смешного нет. Но признай: это таки немного забавно, что ты сыграла пони-польку на Гранд Галопинг Гала. Кругом все такие пресыщенные и утонченные «ценители прекрасного», и тут возникаешь ты, наигрывая на виолончели жеребячью песенку.

— Ну, в таком ключе, полагаю, это и вправду забавно, — ответила Октавия. Немного простецкого юмора Винил заставили её слегка улыбнуться.

— Вот это по-нашему! Ты уже нашла работенку, можешь больше не трястись над потерей дома. Расслабься, Ключик. И, я надеюсь, ты уже решила, что заказываешь — официант идет.


В других обстоятельствах Октавия устыдилась бы той скорости, с которой она слопала свой сендвич с тюльпаном, салат из лепестков розы и двойную порцию соломы-фри. Она раздумывала даже заказать еще, но из уважения к Винил и её акту благотворительности удержалась. Она и так слишком активно испытывала щедрость Скрэтч, чтобы продолжать.

Вместо этого она предпочла в завершение тщательно протереть рот салфеткой, а после уложить её на тарелку, на которой не осталось даже крошки.

— Было очень вкусно, миз Скрэтч. У меня нет слов, чтобы выразить мою благодарность. За всё.

— Прошу, давай уже на ты, без «миз», просто Винил. И не дрейфь ты так — ведь для этого друзья и нужны, не?

Октавия уставилась на кобылку, которую встретила буквально только что. И воспитание, и нормы приличия подсказывали ей держаться подальше от подобных спонтанных знакомств, особенно столь далеких от обычного круга общения, входя в конфликт с реальностью, в которой пони предложила свою дружбу и помощь без всяких раздумий.

Октавия улыбнулась в ответ и молвила с неподдельной теплотой: 

— Да, Винил, конечно.


И вот они уже семенили бок о бок в приятной тишине пустых, в большинстве своём, улочек. Ночной воздух все более остывал, тьма сгущалась достаточно, чтобы заставить Октавию радоваться компании, составленной Винил. Наблюдаемая краем взора мягкая игра лунного света в неоновой гриве перламутровой кобылки завораживающе дразнила Октавию. Она подметила, что уж больно часто начинает ловить взглядом пони сбоку от себя.

«Вот получу первую оплату — возмещу Винил за её доброту. Надо будет вытащить её поужинать. Несколько раз поужинать, наверное».

Столкновение копыта Октавии с камнем, выпиравшим из брусчатки, ознаменовало возвращение ясности мысли и понимание, что она засматривается на спутницу заметно дольше, чем принято в приличном обществе.

«Но ведь Винил не совсем “приличное общество”, не так ли? Уверена, она не будет против...»

Октавия спешно заткнула свой внутренний голос, настоятельно указав держать подобные мысли при себе. И все же она была вынуждена признать, что перспектива проводить побольше времени с нов... была на удивление приятна. Кобылка ни разу не походила на какой-нибудь криминальный сброд, который Октавия опасалась встретить в местах столь для неё чуждых, как ночные клубы. Воистину, эксцентричный, почти жеребячий задор и беззаботная прямолинейность были как освежающий дождь посреди пустыни душного формализма, с которым обычно приходилось сталкиваться

В таком темпе они вскоре вернулись к темным стенам клуба «П0Н-3». Попрощавшись парой тихих слов, они разделились. Октавия направилась к своему вновь сохраненному жилищу, а Винил — внутрь клуба, где, как она заявила, все ещё предстояло проложить проводку к аудиотехнике перед предстоящим торжественным открытием. От попыток Октавии предложить помощь быстро отмахнулись. Винил была уверена, что это займет всего ничего времени.

Короткая прогулка до дома была скоротечна. Маленькие оазисы света, исходившие от уличных фонарей, направляли её путь. Тихое эхо перестука собственных копыт, расходившееся по округе, составляло ей компанию, почти входя в ритм с блуждавшими внутри думами, которые так и грозились заставить её покраснеть с жеребячьим смущением.

Уже ложась в кровать, Октавия поразилась, насколько же сейчас действительно поздно, и вознамерилась как можно поскорее заснуть, чтобы не опоздать в свой первый день на должности менеджера Винил. И стоило её голове потонуть в мягкой подушке, как белые и синие цвета стали сливаться в её сознании в причудливые формы, заставляя её слегка улыбнуться; эта постепенно сошла на нет, стоило Октавии погрузиться в сон.

Глава 4

Полуденный свет постепенно заполнял комнату, пока Октавия медленно, но просыпалась. Втихаря проклиная переплет простыней, обвившийся вокруг её копытц подобно предательским лианам, серая кобылка наконец-то вырвалась из объятий своего ложа. В содрогании от столь позднего пробуждения она поспешила поскорее в ванную, собираясь прихорошиться перед первым рабочим днем.

Горячий пар разошелся по ванной, покинув душевую вместе с серой кобылкой с черной гривой, насквозь мокрой после мытья. Но эту проблему легко решило висевшее неподалеку полотенце. После, подойдя к ближайшему зеркалу, она осмотрела свою блестящую гриву черного янтаря, струящуюся вдоль спины, как и её отличительную черту стиля — розовый галстук-бабочку на белом воротничке. Весь её вид выражал умеренность и одновременно респектабельность. Покажись она так в клубе этой ночью, Октавия выделялась бы среди округи как единорог посреди толпы земнопони. Но кобылка лишь со смирением вздохнула — даже если ей и хотелось как-то преобразить себя, чтобы лучше слиться с новым окружением, у неё совершенно не было идей, с чего начинать.

«Я могу лишь надеяться, что выдержу. Да, я и раньше знала, что все это не из моей оперы, но... Что, если я и вправду опростофилюсь? Все это же для Винил мечта. Она доверилась мне, сделала частью происходящего, даже зная, что я понятия не имею, что делать. Что, если все это из-за меня превратится в катастрофу? Что я тогда буду делать?..»

Её взгляд соскочил на расшторенное окно. Судя по высоте светила, перед выходом кобылке предстояло убить ещё несколько часов. Мысли обратились к виолончели, неприкосновенно лежавшей в углу уже приличное время. Недостаток практики для Винил превратился в вечно жалящий комок вины, проходящий сквозь всю её жизнь, преисполненную усердием и преданностью своему ремеслу, сейчас выразившийся во внезапном беспокойстве за отточенность и владение её главным талантом.

Стоило ей усесться на задние копыта, её вес вкупе с весом виолончели мигом сбалансировали друг друга. Солнце тем временем, казалось, стало греть шерстку чуть сильнее. Уложив смычок в копыто, кобылка преисполнилась наслаждением с первых же исполненных нот рапсодии. Закрыв глаза от окружающего мира, она начала играть.

Октавия раскрыла глаза только с умолканием последних звенящих нот, разрушивших музыкальные чары. Вздохнув с облегчением, она вновь встала на все четыре и аккуратно вернула инструмент на свое место в отдельно выделенный уголок.

Немного мысленных вычислений позволили с уверенностью утверждать, что у неё было ещё в достатке времени, чтобы прибыть в клуб «П0Н-3» к означенным семи часам. Впрочем, можно было выдвинуться и сейчас. В последний раз неуверенно поправив свой галстук-бабочку, Октавия вышла навстречу раннему вечеру, все ещё сомневаясь в своем текущем положении.


Подойдя к месту, Октавия с изумлением увидела, что даже несмотря на ранний час у входа в клуб уже стала собираться внушительная толпа молодных пони. Она остановилась, настороженно осматривая как молодежь с разноцветными гривами, уложенными в странные шипы, завитушки и спирали, так и воистину грозного земнопони, стерегшего вход в клуб. И чем дольше она смотрела на него, тем больше душа уходила в копыта — он был огромным, почти вдвое больше неё. Мощные, ярко выраженные мускулы хорошо прослеживались по всему телу, а взгляд был будто сосредоточен на всем и ничем одновременно, излучая враждебность. Кобылка не могла не заметить, что первые в собравшейся очереди старались стоять поодаль от него.

«Октавия, давай! Тебе положено здесь быть, ты сотрудница и подруга владельца! Нет ни единой причины тревожиться!»

Проглотив свой страх, она просеменила к этой живой горе мышц. Большая тень жеребца полностью укутала её, стоило только приблизиться, а само присутствие привлекло внимание, и он опустил свой взгляд на виолончелистку.

— Могу я вам помочь, мэм? — произнес он низким и рычащим голосом, от которого вопрос в такой близи не просто слышался — он чувствовался.

— Да. Меня зовут Октавия Филармоника. Меня ожидает Винил — она наняла меня прошлой ночью, — выдавив с усилием улыбку на лице и взяв максимально уверенный тон, ответила подрагивающая от нервов кобылка.

— Октавия... — повторил жеребец с нескрываемым сомнением.

— Эм, Винил постоянно звала меня «Ключиком», если это что-то прояснит, — добавила она.

И тут глаза вышибалы раскрылись шире в узнавании.

— А, точняк. Босс говорила, что ты зайдешь. Заскакивай.

С тихой благодарностью Октавия прошмыгнула мимо охранника вовнутрь заведения. Как и в прошлый раз, кругом было темно. Только небольшие островки света в округе бара и диджейской платформы Винил служили здесь в качестве какой-то иллюминации.

Околачиваясь вокруг бара, Октавия принялась тихо наблюдать за Винил, сейчас сидевшей с двумя пони: златошкурым жеребцом-земнопони и зеленой кобылкой-единорогом. Сама же диджей заметила её практически мгновенно, начав энергично подзывать к себе копытом.

Октавила поспешила к ним и осторожно подсела, обменявшись дружелюбными кивками с пони, которых не знала.

— Вечер добрый, Винил. Надеюсь, я не заставила вас ждать.

— Вообще нет! Я тут как раз предфинальную летучку с остальными работничками веду, давай представлю. Эт Фреш, — молвила Винил, указывая на земнопони. — А эт вот Кадия, ещё одна моя вышибала, — продолжила она, указывая на единорожку. — Уверена, Хэвисета ты снаружи уже видела. А это, поняши... Эм, это... — умолкла она, в растерянности смотря на Октавию.

Чувствуя нарастающую нерешительность Винил, виолончелистка поспешила на помощь:

— Я Октавия. Приятно с вами всеми познакомиться. Винил, полагаю, тебе так понравилось называть меня Ключиком, что ты в итоге не успела спросить настоящее имя, м-м?

— Похоже, так... Тави, — молвила Винил с озорной ухмылкой.

— Ох, во имя Селестии! Мне стоило догадаться об этом, нежели думать, что ты будешь использовать мое настоящее имя как цивилизованные пони... — выдохнула Октавия, закатывая глаза.

— Похоже, стоило, Ключик. Или лучше Тави.

— Эх, ладно... Полагаю, у нас сейчас есть дела и поважнее — произнесла Октавия спокойно. — Во-первых: Винил, мне бы хотелось услышать от тебя, что именно ты от меня ждёшь. Ты же знаешь, я незнакома с подобной обстановкой, и мне не хотелось бы создавать ни единого повода, чтобы весь этот клуб, вершина твоих стараний, канул в Лету.

Винил подалась вперед, выражение её мордочки и тон голоса стали серьезнее и деловитее.

— Не создашь, Тави, я в тебя верю. А вот к чему все сводится: я тут диджей. Я стою за установкой, делая клиентуру счастливой и веселой. Я не могу тратить время на слежку за ситуацией, помощь или разборки с проблемами Фреша, Кадии или Хэвисета. И тут на сцену выходишь ты: если Фрешу нужна помощь с замешиванием выпивки или надо ещё чего заказать, ты это делаешь. Ты следишь за толпой и говоришь вышибалам впускать или не впускать ещё пони. Кого-то надо вышвырнуть? Ты следишь, чтобы вышвырнули. Ближе к концу ночи ты помогаешь мне подсчитать, сколько мы потратили и сколько заработали, потом помогаешь нам все подчистить и приготовить к следующей ночи. В каком-то смысле, ты позволяешь остальным работать их работу, а сама следишь за всей картиной и подаешь копыто помощи там, где надо. Ты моя зам, моё правое копыто. Ты разбираешься со всем, пока это не чересчур важно, чтобы звать в это меня. В общем, всё. Знаю, звучит как тот ещё загруз, но я уверена, что ты справишься.

С каждым услышанным словом в Винил нарастало волнение и неуверенность.

— Но... Винил, я ведь не знаю, как делать большую часть из этого! Просто не представляю, как я со всем этим справлюсь, — произнесла виолончелистка, покачивая головой. — Может, такое стоит поручить кому-то еще? Я ведь все испорчу...

— Тави, завязывай, — сказала Винил, положив копыто на плечо кобылки. — Я не выбрала тебя случайно, не выбрала потому, что просто пожалела или что-то типа того. Для порученной тебе работы нужен ум, внимание к деталям и самоконтроль. Я почувствовала, что ты, как мастер-про классической музыки, подходишь по всем статьям. Остальное приложится. Я знаю, что ты всего этого не умеешь и не против того, чтобы показать, откуда какие концы выходят. Я уверена, как ты возьмешь себя в копыта, с тобой все будет окей. Расслабься, наслаждайся и пытайся делать то, что делаешь. Вот и все, о чём я прошу. Ну и помни — я вот новичок во владении и управлении чем-то своим, мне тоже хватает, чему учиться.

— Спасибо, Винил. Если не в себя, то в тебя я верю. И раз уж ты думаешь, что я справлюсь, я сделаю все, что в моих силах, — ответила Октавия с благодарной улыбкой, адресованной своей начальнице и подруге.

— Ну, раз с этим покончили, может, уже начнем эту вечерюгу?! — выпалила диджей, выдвигаясь, чтобы занять свое место среди музыкальной аппаратуры. — Тави, смотайся и скажи Хэви начать впускать пони. Где-нибудь по тридцать поней в пять минут, пока не скажут иного.

Кивнув в знак понимания, Октавия припустила выполнять свою первую задачу. Позади неё Фреш скользнул за барную стойку, а Кадия растворилась в тенях незримым наблюдателем.

Стоило новоиспеченному мененджеру положить копыто на входную ручку, чтобы передать указания вышибале, электронное звучание синтезатора и пульсирующие огоньки софитов, которые она уже ожидала, ожили, наполняя клуб энергией вместе с заходящими внутрь первыми посетителями.

Это будет занятная ночь.

Глава 5

есчисленные пони заполонили танцпол клуба «П0Н-3», зачарованные закручивающимися узорами неоновых огней, пульсирующими в такт захватывающим басам и электромагическому дисторшну носительницы имени клуба, диджея Пон-3 собственной персоной. Хаотичная музыка и непрекращающийся перестук копыт пони объединялись в причудливый звуковой ландшафт, внутреннюю красоту которого могли понять только немногие, способные его прочувствовать. Знали они об этом или нет, но все эти кутилы воистину являли собой современное воплощение древних последователей Луны, 
таинством движения и музыки праздновавших священную ночь.

Но каждый новый бит проходил мимо Октавии. Её внимание было сосредоточено на молодом пони перед нею и десятках похожих за его спиной, кто так же нетерпеливо ожидал, пока она разбирала скрытые инструкции, передаваемые ей таким же осажденным толпой Фрешем. Бармен активно потчивал её указаниями о пропорциях в смешивании разных типов алкоголя, которые вместе образовывали впечатляющий размерами список напитков, о которых утонченная виолончелистка и слыхом не слыхивала. Неуклюже держа бутылки в копытах и во рту, незнакомая со всем процессом, она с завистью поглядывала на более опытного в этих делах барпони позади себя, раздававшего воистину немыслимое количество алкоголя. Сейчас же она смотрела, как стакан перед нею дрожаще наполнялся болезненно-зелёной жидкостью, разливаясь по чрезмерному для стакана количеству лежащего в нем льда. Она с облегчением убрала бутыль в сторону и подтолкнула напиток клиенту. Получив свои битсы и на автомате отправив их в кассу, она уже успевала выслушивать Фреша, рассказывавшего, где найти компоненты для следующего заказа. Когда был подан и он, кобылка вновь бросила взгляд на очередь и увидела, что в неё встало ещё двое пони. Пот постепенно покрывал лицо Октавии, пока она отчаянно пыталась держать темп непрекращающегося потока смешиваний, замен и подач различных напитков.

«Единственный светлый момент — нет времени подумать о том, в какой же понец я сама угодила».


Прохладный ночной воздух обдул Октавию, стоило ей выбраться через входную дверь клуба. Кобылка вздохнула с облегчением: несмотря на постоянные попытки системы климат-контроля клуба, внутри все равно было до некомфортного тепло из-за сплошной, повсеместной давки. Глаза её невольно заморгали; слишком она привыкла к нескончаемому урагану света, настолько, что честная и нерушимая тьма ночного неба, прерываемая лишь поблескиванием звезд, казалась лишь беспорядочным подрагиванием на краю зрения.

Кобыла легонько потрясла головой, чтобы прогнать эту мимолетную иллюзию. Грива виолончелистки после этого легла неправильно, и Октавия инстинктивно кивнула, чтобы исправить это недоразумение. Только после этого кобыла встала рядом с Хэвисетом, чье внимание было целиком сфокусировано на заметно выросшей толпе народу, ожидавших начала. 

Дыхание Октавии перехватило от одного вида очереди в сотню-другую пони. У любой другой пони, с менее развитым чувством собственного достоинства, вырвался бы звонкий писк от внезапного холодного душа страха, окатившего её при виде стольких нервных пони, жаждущих посещения уже полного до краев клуба.

Вместо этого виолончелистка спросила невозмутимого вышибалу (голосом, который явно ни чуточки не дрожал):

— Такая очередь тут всю ночь?

— Нет, мисс Филармоника, — не сводя глаз с толпы, пророкотал Хэвисет. — Каждые полчаса мы запускали по тридцать-сорок пони, ровно столько, сколько покидало клуб. Но в это же время к очереди присоединялись по пятьдесят-шестьдесят пони, вот она и стала такой длинной. 

— Нет опасений, что они начнут потасовку или что-то из этой оперы? — нахмурилась серая кобылка.

Гигантский жеребец отрицательно покачал головой:

— Нет. Не вижу тут никаких задир.

— Ну и славно. Я посмотрю, как можно увеличить пропускную способность.

С этими словами Октавия вернулась обратно в клуб. И тут же вздрогнула от басов и лучей стробоскопа, снова атаковавших её. 

«И как, во имя Селестии, я должна впихнуть сюда ещё больше пони?!..»


Открыв рот, виолончелистка увидела, как разбушевавшегося выпивоху, который начал танцевать слишком рьяно, окутало голубой аурой магии Кадии. Несколько стоявших рядом с ним пони теперь потирали места ушибов, покидая толпу. Нарушитель спокойствия был тут же бесцеремонно выдворен невозмутимой единорожкой на улицу. 

Надеясь урегулировать сложившееся недоразумение, Октавия, натянув свою самую обаятельную улыбку, направилась к пони, пострадавшим от копыт пьянчуги. 

— Господа, — начала говорить она, пока в груди нервно стучало сердце.

«А что, если они разозлятся и решат подать на нас в суд или настоят на аресте того пони?»

— Приношу свои извинения за то, что ваше время препровождение было столь грубо прервано. Могу ли я предложить вам выпивку за счет заведения?

К счастью вусмерть уставшей кобылы, её предложение было принято, и она проводила пострадавших к бару и дала необходимые указания Фрешу. 

«О Луна, надеюсь, Винил не расстроится, что я раздаю выпивку задарма...»

Разобравшись с этим делом, Октавия направилась искать Кадию, чтобы удостовериться, что не произошло ещё чего-нибудь подобного. ещё ей надо было принести ящик Сладкого Яблочного Сидра из кладовки Фрешу. И ещё — посмотреть, не начался ли там у дверей бунт. 


Наконец у Октавии появилась секунда для отдыха. Быстрый взгляд на часы, висевших над баром, оповестила, что было уже одиннадцать. Двери клуба открылись ровно три часа назад. Винил предпочитала работать до часу ночи, так что, по крайней мере, осаждаемая слегка успокоилась, зная, что половина рабочей смены уже прошла. 

Сама же диджей была именно там, где и всю ночь: на консоли, среди толп танцующих пони. Октавия завороженно смотрела, как голова Винил безмятежно качается в такт музыке, отчего её неоновая двухцветная грива беспорядочно падала на лицо. Глаза её были скрыты фирменными солнцезащитными очками, но лик несомненно украшала улыбка. Копыта единорожки искусно скользили среди огромного количества переключателей и ползунков. Время от времени она ловко меняла пластинки, не нарушая ритм музыки ни на йоту. Любому было очевидно, что это у неё в крови, это её дар. Октавия не смогла сдержать легкую улыбку при виде подруги: даже если эта музыка была не в её стиле, не оценить радость и страсть Винил было просто невозможно. 

Если у какого-либо пони и были мыслишки, почему она так исступленно пялилась на Винил с глупой улыбкой на лице, они придержали их при себе.


Вновь Октавия стояла на раздаче напитков — Винил только отыграла несколько стремительных композиций, и сейчас большой поток пони устремился к барной стойке в поисках того, чем бы освежиться, да дать уставшим телам отдых. Примерно столько же решили, что после этого раунда неудержимых танцев пора бы закругляться, и уже успели уйти — только чтобы на их место тут же пришла свежая волна тусовщиков снаружи. И в процессе приготовления и выдачи в голове мененджера зарождалась идея. Как только толпа вокруг бара подрассосалась достаточно, чтобы Фреш мог справиться сам, Октавия вышла на танцпол сама. Спокойно и осторожно она проходила через извивающуюся толпу танцоров, большинство которых учтиво расступались перед сосредоточенной кобылкой, позволяя ей добраться до самой Винил. Её неожиданное появление привлекло внимание диджея, и та склонилась к ней поближе, чтобы лучше услышать, что серая кобылка наговаривала ей прямо в ухо. Улыбнувшись, Винил выпрямилась и шутливо отсалютовала, демонстрируя понимание и согласие перед добавлением к плейлисту новой записи. Когда Октавия добралась назад к барной стойке, она услышала, как музыка перешла на гораздо более быстрые и энергичные треки, а пони вокруг пустились плясать ещё активнее. Она улыбнулась, наслаждаясь своей смекалкой.


Таким образом, Октавия решила проблему очереди в клуб, лишь попросив Винил продолжать выбирать треки, под которые пони быстро устанут танцевать. Количество покидающих танцпол резко возросло, что в свою очередь позволило Хэвисету пускать больше страждущих снаружи. Дела пошли своим чередом.

Взглянув на часы, виолончелистка к собственной радости обнаружила, что уже почти настало время закрытия. Фреш закончил продавать напитки полчаса назад, а звуки музыки потихоньку начала угасать. 

Посетители, явно заметив перемену в настроении, сами начали потихоньку уходить. И точно, когда часовая стрелка заняла свое законное место на первой отметке, двери клуба покинул последний пони.

Музыка затихла, свет погас. Октавия вздохнула с облегчением и опустила голову от внезапно нахлынувшей усталости. Она почти не заметила, как вокруг неё собрались коллеги по работе. Вдруг появилась Винил и обняла всех разом.

— Ай! Винил! Не могу... дышать, — едва молвила виолончелистка. 

Чересчур полная энтузиазма диджей отпустила их и сказала извиняющимся тоном:

— Хех. Простите. Просто рада, что все прошло как надо. Спасибо всем. Без вашей ничего бы не вышло. 

— Не волнуйся, Винил. Нам было только в радость, — ответил Фреш.

Пони вокруг кивнули в согласии.

— Что же, — оглянувшись по сторонам, начала Кадия, — Винил, если мы тебе больше не нужны, то я, пожалуй, пойду домой.

— Звучит круто, ребят. Увидимся завтра в семь, приберемся немного и убедимся, что все готово к следующей ночи.

Засим вышибалы и барпони удалились, оставив Винил с Октавией наедине. Диджей повернулась к подруге и сказала более спокойный тоном:

— А особенно я хотела поблагодарить тебя, Ключик. У тебя хорошо получилось держать все под контролем. А идея играть быструю музыку, чтоб освободить место для других, была вообще бомба. 

На Октавию внезапно нахлынуло смущение, и она повела копытом по полу.

— О, да это просто идея. Я даже не была уверена, сработает ли она. 

— Но сработала же! И это доказывает, что есть у тебя голова на плечах для таких делишек. Я реально рада сейчас, что тебя взяла.

— То есть ты только сейчас обрадовалась моему найму?.. — подколола Октавия в ответ, неожиданно игриво.

Взятая врасплох, диджей незамедлительно парировала:

— Не-не-не! Я и тогда была рада, что взяла тебя, а теперь ещё больше рада! Вот что я хотела сказать!

— Я знаю, что ты хотела сказать, Винил, — отозвалась Тави, слегка посмеиваясь.

— Хэй, даже если бы это не сработало, для тебя всегда открыта дорожка в экзотические танцоры.

Сухое «нет» стало единственным ответом на такое предложение.

— Ох, ну дай кобылке помечтать,— элегично молвила Винил.

Возвращаясь к делу, Октавия продолжила:

— Фреш и я зафиксировали продажи и использование инвентаря за ночь. Мне пройтись по списку доходов и расходов сейчас?

— Не-е, — слегка покачав головой, отказалась диджей. — Можешь завтра, если подойдешь чуть пораньше, уже поздно. Думаю, тебе уже пора в кроватку.

Октавия не стала отвечать на колкость.

— Хорошо, тогда я пошла домой, если ты не против.

— Нет проблем, Ключик. До скорого!

Стоило виолончелистке собраться наружу, как она моментально опешила, увидев, как Винил скользнула в одну из задних комнат — она ожидала, что диджей пойдет к выходу вместе с ней.

«Ох, ну, возможно ей надо разобраться ещё с чем-то перед уходом. Она владелица, как-никак».


— А затем он такой: «Это не моя жена, это — принцесса Селестия!» — закончила с ухмылкой похабный анекдот Винил.

— Это... аха-ха... вообще... пха-ха-ха... не смешно, Винил, — едва сдерживая смех, проговорила Октавия. — Это же... пффф... простая пошлость.

— Конечно, пошлость. Потому и смешно, — с легкой улыбкой констатировала диджей.

Наигранно закатив глаза, Октавия подняла стакан виски и сделала разумный глоток. После она снова опустила взгляд на разложенные на столе финансовые документы. В сотый раз она просмотрела цифры, и заключение, на которое они указывали, было неизбежным. Нельзя было препираться с напечатанными черным по белому числами. Оставалось только надеяться, что Винил воспримет новости с честью и достоинством. 

— Винил, я просмотрела цифры и... знаешь...

— Знаю что? — не выдержала Винил, когда пауза подруги слишком затянулась для её терпения.

— Клуб... он... — нерешительно взглянула на диджея Октавия.

— Что, клуб что? — начала переживать Винил. — Только не говори мне, что с ним что-то не так! Я сама просмотрела все пару дней назад, и с клубом все было отлично. В чем дело? Давай же, скажи мне! Может ещё есть время все исправить. Я могу урезать себе зарплату, может, взять ещё займ, если нужно. Уверена, что мы сможем что-нибудь придумать, — сказала единорожка, в голосе которой уже явно слышалась паника. 

— С ним все хорошо, Винил, — ухмыльнулась Октавия, сделав успокаивающий жест копытом. — Мы уже две недели официально работаем без убытков. Думаю, что можно считать клуб «П0Н-3» успешным.

Винил тупо смотрела в ответ.

— Ты... ты... — запинаясь произнесла она, а затем плюхнула голову на стол. — Ты жестокая, знаешь это? — послышался голос из-под голубой гривы. 

— Да ладно тебе, Винил, — сказала виолончелистка, нежно толкнув подругу в плечо. — Сама знаешь, что я не упущу шанс разыграть лучшую подругу. 

Винил лишь фыркнула.

— С такими-то друзьями, кому нужны враги? — пожаловалась Винил, хотя улыбка выдала её истинные эмоции, когда она подняла голову, чтобы шутливо посмотреть на Октавию.

Виолончелистка едва улыбнулась. Сейчас её терзали другие мысли. Каждый раз, когда она уходила домой, Винил мистическим образом исчезала в утробе клуба. Октавия вообще ни разу не видела, чтобы подруга покидала здание после закрытия. 

«Да, она владеет этим местом, она занятая пони, но… серьёзно? Должна же она была хоть раз уйти вместе с нами домой».

Совать нос в чужие дела ей не хотелось, но и от объятий подозрительности и озабоченности она отделаться не могла.

«Ладно, затрону сейчас этот вопрос, посмотрим, что из этого выйдет».

Винял потянулась и зевнула. 

— Что ж, Ключик, на сегодня хватит. Не знаю, как ты, а я в кроватку. 

— Идея хоть куда, — нежно сказала Октавия. — Уходим?

— О, да мне тут ещё кое-что надо сделать. Так что не жди.

— Ой, да ладно тебе, Винил. Сама же сказала, что устала. Дела подождут до завтра.

— Да там делов-то на пару минут, — настаивала диджей.

— Хорошо, тогда я подожду.

— Тави, это не обязательно. 

— Винил, что ты от меня скрываешь? — потребовала Октавия.

— Ч... что? Понятия не имею о чем ты, — ушла в отказ единорожка.

— Хватит уже, Винил. Ты ни разу не уходила вместе с кем-либо из нас. Все время у тебя какие-то «дела». Только не говори мне, что ты спишь в одной из подсобок или ещё какую-нибудь чушь навроде этой.

— Конечно, я не сплю в одной из подсобок!

— Спишь же, да? — настаивала виолончелистка, явно начиная переживать.

— У меня клевый спальник, все отлично, — ответила в свою защиту кобылка. 

— Винил, почему? — грустно вопросила подруга.

Винил отвела взгляд, явно чувствуя себя неловко.

— Я не могу позволить себе аренду и квартиры, и клуба, окей?

— Ох, Винил, это просто... — Октавия не смогла подобрать слова. — Ты помогла мне сохранить дом, но сама отказалась от своего ради мечты? 

Вопрос был риторическим, но диджей все равно утвердительно кивнула. 

— Не могу в это поверить. Ты можешь жить у меня, — смело предложила виолончелистка.

— Но, Тави, я не могу...

— Нет! Только из-за тебя у меня все ещё есть дом. С моей стороны это единственно верное решение.

— Окти, я польщена, правда. Но я не могу теснить тебя в твоем собственном доме.

— Винил, я не пойду к себе домой, зная, что ты тут совсем одна спишь на полу. Точка, — решительно заявила Октавия.

— Ненавижу подачки, — угрюмо пробормотала диджей, глядя в сторону. Ушки её были понурены. 

— Это не подачка, это дружеская помощь, — поправила виолончелистка. 

— Уф, — простонала Винил, закрыв лицо копытами. Сложно было противиться перспективе провести ночь не на полу. — С радостью приму твое предложение, Окти. Но с одним условием. Поклянись, что тобой не движут обязательства передо мной как боссом. Не хочу, чтобы ты считала, что должна это сделать, раз я подписываю твои чеки. 

— Конечно же, нет. Я с удовольствием приму тебя у себя дома просто потому, что ты моя подруга и я хочу помочь тебе, прямо как ты помогла мне, — уверенно проговорила Октавия.

— Удовольствие действительно может быть, если ты понимаешь, о чем я, — заметила диджей, многозначительно прищурив глаза.

— Ну тебя! — хихикнула Октавия. — Пошли, мне уже давно пора быть в кроватке. 

Кобылы вместе покинули клуб и направились по залитым звездным светом улицам домой.

Глава 6

Перед двумя кобылами, открывшими дверь в квартиру Октавии, предстали диковинные силуэты предметов, обсрисованных проникавшим сквозь шторы лунным светом. Виолончелистка быстро нащупала что-то на стене, и комнату озарил ослепительный свет, явивший взгляду обстановку комнатушки. Уютная потертая кушетка занимала большую часть пространства, перед нею стоял скромного вида телевизор. На многочисленных полках покоились пластинки, которые явно полагалось прослушивать с помощью проигрывателя и подключенному к нему колонок. Стоящая в углу ухоженная виолончель очень выделялась на общем фоне. 

Виолончелистка сразу зашла в квартиру, тогда как Винил мялась на пороге.

— Проходи, Винил. Будь как дома.

Войдя в комнату, Диджей элегантно обошла кушетку, стараясь не смахнуть что-нибудь хвостом с полок.

Робко пройдя глубже, Винил заметила нервный взгляд Октавии и неуверенную улыбку на её лице. Она явно ожидала мнения подруги о своем доме. 

— Ну и ну, и как ты тут только ходишь-то? — спросила Винил, как она надеялась, веселым тоном. 

Очевидно, веселье в её словах не было услышано, так как оптимистичная улыбка тут же исчезла с лица Октавии, когда неловкость за её условия жизни перевесила гордость за возможность помочь подруге.

Сердце Винил упало быстрее, чем улетучилась радость Октавии. Горечь за неуместную шутку встала рядом с боязнью того, что она смертельно оскорбила кого-то столь значимого для неё.

— Ты же преувеличиваешь, да? — грустно спросила Октавия.

Поборов желание хорошенько побиться головой об стену в качестве наказания, Винил направила все усилия на то, чтобы сохранить лицо:

— Ха, конечно же. Я намекала, что нам придется быть ближе, вот и все, — сказала она со свойственной её обыденностью.

Спустя секунду разум Винил осознал смысл сказанных слов.

«Да что же такое-то, а? Хоть скотчем рот заклеивай».

Октавия захихикала и робко прикрыла рот копытом, чтобы скрыть смех.

Винил почувствовала, как тяжелый груз ужаса перед тем, что она нанесла непоправимый вред, растаял без следа.

— Винил, ты такая искусительница, — удалось сказать Октавии сквозь тихий смех.

— Ну да, ражу наповал и разбиваю сердца, — беззаботно ответила она.

— Не сомневаюсь, — сухо прокомментировала виолончелистка. — Ну ладно, разбивательница сердец, боюсь, пока тебе придется перебиться кушеткой. Возможно, завтра мы поразмыслим надо покупкой футона или чего-нибудь в этом роде.

Винил энергично замахала копытом.

— Что ты, не надо ради меня тут ничего менять. Кушетка вообще норм тема. 

Октавия изумленно покачала головой.

— Ну, тогда спокойной ночи, Винил. Ванная комната по коридору направо. Моя спальня — налево. Постарайся не перепутать.

— Спасибо, думаю, отличить их будет несложно.

Улыбнувшись в ответ, виолончелистка развернулась и пошла в спальню.

Диджей осторожно легла на незнакомую софу и начала ворочаться в поисках удобной позы. Наконец она положила голову на передние ноги и закрыла глаза, не сняв очки. Спустя пару мгновений легкое посапывание наполнило комнату.

Октавия проснулась некоторое неопределенное время спустя. В комнате все ещё было темно, но след лунного света заметно сместился. Ощущение слабости, охватившее тело, подсказало виолончелистке, что её сон длился как минимум пару часов. А вот то, что во рту у неё сухо, как в пустыне, она поняла и без подсказок. 

С трудом выбравшись из самой удобной кровати на свете, кобыла поплелась в сторону примыкающей к гостиной кухне. Но умиротворенный вид спящей Винил отвлек от намеченной цели, заставив Октавию улыбнуться. Яркая грива Винил беспорядочно покрывала её лицо, выделяя солнцезащитные очки, которые кобыла не снимала даже на время сна. 

«Интересно, она вообще их снимает? Если подумать, то я понятия не имею, какой у неё цвет глаз».

Октавия продолжила завороженно наблюдать, как грудь кобылы вздымалась в бесконечном ритме жизни. На краткий миг виолончелистка задумалась, каково это — провести копытом по невероятно уникальной гриве. Но мечтательная задумчивость была разрушена громким храпом. Октавию вдруг охватила паника, и она немедля покинула комнату, чтобы не создавать впечатление, будто навязчиво наблюдает за чужим сном. Таким образом она решительно вернулась к исходной цели — стакану с водой. 

«Ну и мысли, наверное, это все от усталости».

Залив огонь жажды, Октавия вернулась к себе. Там она внезапно замерла: с задворков разума её оповестили о том, что она что-то забыла. Виолончелистка раздраженно покачала головой, не представляя , что же именно. И вдруг вспомнила. 

«Селестия, я что, правда забыла дать Винил подушку и одеяло? Есть ли предел моему безрассудству?»

Она спешно взяла запасное одеяло из шкафа и пошла обратно к спящей единорожке.

Держа одеяло в зубах, Октавия медленно опустила его на задние ноги Винил. Затем, с бесконечной осторожностью, она натянула его на тело все ещё спящей единорожки. Удовлетворенная скрытным выполнением плана, Октавия без дальнейших промедлений вернулась в спальню.

Гораздо позднее, утром, когда солнце было уже высоко, а многие пони уже проснулись, Винил Скрэтч потянула свои ноги и села. Озадаченно окинув взглядом невесть откуда взявшееся одеяло, кобыла поднялась и благодарно посмотрела на кушетку.

«Спальный мешок даже рядом не лежал».

Затем Винил прислушалась, не выдаст ли какой-нибудь звук бодрствования подруги. Так ничего и не услышав, она улыбнулась и пошла на кухню. 

Октавия проснулась от треска кипящего масла. Она спешно сбросила с себя одеяло и ринулась на кухню. Её встретили Винил, сидящая за столом, и стоящие перед ней стакан молока и тарелка омлета. Аметистовые глаза виолончелистки тут же сузились от вида неимоверного количества грязной посуды на столешнице и ломящейся от еды тарелки Винил. С языка Октавии чуть было не сорвалось резкое высказывание, но она вовремя заметила равную порцию завтрака, которую не-столь-беззаботная диджей разместила на втором месте за столом. Гнев улетучился без следа, и виолончелистка села напротив новой соседки. 

— Доброе утро, Винил. Спасибо за завтрак, он выглядит аппетитно. 

— Неф фрофлем, — с набитым ртом ответила единорожка. Затем, увидев каменное лицо Октавии, она прожевала и сказала: — Эмм, то есть, нет проблем. Ничего, что я без спроса?

— Конечно, нет. С твоей стороны было очень осмотрительно сделать завтрак на нас двоих.

Разговор утих, но ему на смену пришел звон столовых приборов.

Закончив жевать последний кусочек яично-сырной вкуснятины, Октавия кинула взгляд на подругу:

— Винил, надеюсь, ты не думаешь, что обязана постоянно делать для меня вещи на вроде этой?

— Ага, — ответила единорожка. Очки успешно скрыли её эмоции. — Но коль ты позволила мне остаться тут, то справедливо будет отплатить добром.

— Что же, спасибо, Винил.

Когда тарелки опустели, кобылы поднялись со своих мест и сложили всю грязную посуду в раковину. Винил открыла копытом кран, и кухонная утварь скрылась под тут же вспенившийся водой. Воспользовавшись телекинезом, единорожка без труда отмыла всю посуду, извлекая её из воды зеркально чистой. Октавия тщательно протирала и возвращала каждый прибор на свое место. Вдвоем кобылы быстро управились с работой и, вернув кухню к её первоначальному виду, переместились в гостиную. 

— Можешь принять душ первой, если хочешь, конечно, — сказала Октавия, усаживаясь на кушетку. — В шкафу есть ещё мыло и полотенца.

— Лады, Тави. Спасибо, — ответила диджей и скрылась в коридоре.

Октавия дождалась звука льющейся воды и резво направилась к виолончели. Краткая проверка подтвердила, что та была настроена. С легкой улыбкой серая кобыла начала водить смычком по струнам, наполняя свой разум и дом божественной реверберацией музыки.

Винил прекратила энергично натирать себя мылом, когда услышала сквозь шипение воды тихие звуки. Она навострила уши, но смогла разобрать лишь то, что играли на струнном инструменте. Вспомнив о виолончели, стоявшей в углу, диджей вернулась к мытью с новым зарядом энергии. 

Вымывшаяся единорожка вышла из окутанной паром ванной комнаты и нашла свою соседку полностью увлеченной музицированием. Едва дыша, Винил на цыпочках добралась до кушетки, стараясь не отвлечь виолончелистку. Кобылка с восхищением наблюдала за игрой, хоть и не была фанаткой классики. Но Октавия жила этим, это был её дар. И один лишь вид счастливой подруги не давал Винил отвести взгляд. Она могла только изумленно смотреть. 

Когда Октавия наконец открыла глаза, её ждало осознание того, что её импровизированное соло собрало слушателей. Робко улыбнувшись, она отложила виолончель и села рядом с Винил.

— Прости, Винил. Я не хотела играть так долго. Прошу прощения, если отвлекла тебя.

Винил столь рьяно затрясла головой, что её грива на пару секунд превратилась в неоновое торнадо. 

— Что ты! Это твой дом, в конце концов. Хочешь играть на виолончели — играй. Я вообще не против. К тому же все было вполне неплохо. 

— Из уст пони вроде тебя это звучит как высшая похвала, не иначе, — ответила Октавия.

— Не иначе, моя милая леди. Я же именитый знаток всея музыки, — подтвердила Винил.

Две кобылы с секунду смотрели друг на друга, а затем обе зашлись истеричным смехом.

— Ха-ха, Винил, — проговорила, сотрясаемая хохотом, виолончелистка. — Да ты не определишь хорошую музыку, даже если она приложит тебя секцией струнных.

— Пф! Если мне нравится новая, мощная и уникальная музыка, а не унылое старье, это вовсе не значит, что я не могу отличить хорошую музыку от плохой.

Спор был стар как мир, подобен танцу, движения которого были знакомы каждой из них наизусть. 

— Да ты даже играть на инструментах не умеешь, тебе ли судить о музыке? — возразила Октавия.

— Красотка, я творю музыку с помощью технологий, они — мой инструмент.

— Брось ты. Виолончель — инструмент, скрипка — инструмент, да та же гитара. Но никак не синтезатор, компьютер или тому подобная муть.

— Это терминологический спор, и ты это знаешь, — сказала Винил.

— Винил, да ты даже не знаешь, что означает «терминлогический спор», — указала виолончелистка.

— Что ты неправа, вот что, — с нахальной ухмылкой ответила единорожка. 

— Это... это даже... даже не знаю, что и ответить на это! — воскликнула Октавия.

— Ништяк, значит, я автоматом победила, — триумфально улыбнулась Винил.

С чувством горечи от поражения в словесной битве, виолончелистка позорно покинула кушетку.

— Пойду приму душ, — сказала Октавия, стараясь не захихикать от вида милой победоносной ухмылки единорожки. 

— Как тебе будет угодно, Ключик, — ответила Винил, уже щелкая каналами телевизора.

Когда Октавия закончила с водными процедурами, она снова села рядом с Винил. Оставшуюся часть полудня они скоротали за просмотром ток-шоу и ситкомов. Когда солнце начало садится, удлиняющиеся тени подсказали паре, что пора направляться в клуб «П0Н-3».


— Эй, Фреш, у тебя все в порядке? — спросила барпони Октавия, зайдя за стойку. 

— Агась. Правда, вяло как-то, — ответил земнопони.

Кивнув в знак согласия, Октавия облокотилась на стойку. Взгляд её начал блуждать по толпе пони, заполняющей помещение. Мерцание света и грохот басов больше не беспокоил её, как было раньше. Она вспомнила, как на заре её работы в клубе непрерывный шум и вспышки расшатывали ей нервы, и она с нетерпением ждала конца каждой смены. Сейчас же повторяющиеся огни стробоскопа гипнотически играли, отражаясь в её сиреневых глазах.

«Забавно, я и подумать не могла, что закончу в месте, подобном этому. Даже когда я пришла сюда, я все равно думала, что буду презирать тут все. Но сейчас я чувствую, что мое место здесь. Винил и многие другие пони зависят от меня. Даже «музыка» не так плоха, если пообвыкнуть».

Взгляд Октавии прошелся по дальнему концу клуба и остановился на энергичной форме диджея Пон-3, чья грива колебалась в такт биту, который кобыла и задавала. Бесчисленное количество пони перемещалось рядом с её подиумом, словно неугомонные волны вокруг скалы. 

«Да и коллектив тут приятный».

Октавия легонько встряхнула головой, чтобы откинуть внезапный порыв воспоминаний. 

— Фреш, я сейчас вернусь. Гляну, сколько у нас ещё осталось ящиков Баколти. 

— Понял, — рассеяно ответил тот.

Выйдя из-за барной стойки, Октавия пошла в направлении служебных помещений. Но спустя пару шагов оступилась, выведенная из равновесия внезапно обхватившем её жеребцом.

— Эй, милашка, нашла уже, с кем домой пойдешь? — невнятно произнес он.

— Боюсь, вас это не касается, — ответила Октавия, морщась от мощного запаха перегара.

— О, крошка, не надо так, — проворковал пьяница и наклонился, пытаясь поцеловать явно отстраняющуюся Октавию.

«Блин, да где же эта Кадия, когда она нужна?»

Виолончелистка попыталась оттолкнуть нежелательного ухажера.

— Прекрати... сопротивляться, — прорычал жеребец с мерзкими нотками в голосе. Когда подчинения не последовало, нападающий повалил уже напуганную Октавию на пол жестким ударом ноги и набросился на неё сверху. А вокруг тем временем продолжали равнодушно танцевать. Жеребец начал её лапать, а виолончелистка пыталась вырваться, но её крики о помощи тонули в грохочущей музыке и топоте копыт.

Винил держала копыто на пульсе счастья своей толпы, своих пони. Она улыбалась, видя радость, выражаемую танцами и движениями. Внезапно внимание единорожки привлекла сумятица в дальнем конце клуба. Она посмотрела туда как раз вовремя, чтобы заметить, как Октавия падает навзничь, а какой-то странный жеребец наваливается сверху. Диждей не могла быть уверена, расслышала ли она слабый крик о помощи или нет, но это и не имело значения. Резким движением копыта она остановила музыку, погрузив клуб в объятия тишины. Все нерешительно замерли, а Винил, спрыгнув с подиума, тяжелой поступью целенаправленно пошла в сторону подруги. С каждым шагом злость и ужас в обычно беспечной единорожке нарастали, как крещендо. Толпа расступалась пред излучающей решительность Винил. 

Сердце стучало в груди Октавии, пока она отчаянно пыталась вырваться из копыт нападающего. Вдруг вес жеребца пропал. Испуганная кобыла вскочила на ноги, ожидая увидеть подоспевших на помощь Кадию или Фреша. Но вместо них виолончелистка увидела Винил. Её лицо — сама ярость, неприкрытые очками рубиново-красные глаза опасно сверкали. Рог её сиял синий магией, такой же, из которой была соткана петля, затянувшаяся у жеребца на шее. Тот безрезультатно пытался освободиться от душащей его бесплотной энергии. 

— Как ты смеешь, — прорычала Винил. — Как ты смеешь накладывать на неё свои копыта?

Зрачки кобылы сузились от злости, а магическое кольцо затянулось ещё сильнее. Жеребец издавал глухие звуки в тщетных попытках вздохнуть.

— Винил... Винил, остановись! — крикнула Октавия. Винил перевела взгляд на своего менеджера, стоявшую, пусть и неуверенно, рядом.

— С тобой все в порядке? — сипло спросила диджей, переполненная эмоциями.

— Д-да, Винил, все отлично, правда, — ответила Октавия, хотя чувствовала себя явно совсем иначе.

— Хорошо. Кадия, вышвырни его отсюда, — сказала Винил невесть откуда взявшейся единорожке. Та без лишних слов перехватила дебошира в телекинетический захват и не слишком-то заботливо пошла с ним на выход.

— С тобой точно все хорошо, Тави? — уже заметно смягчившимся голосом спросила Винил. — Я так переживала за тебя. 

Где-то поблизости хихикнул жеребенок.

— Ау, как мило, — наигранно сладким тоном воскликнул он. 

Единорожка тут же повернулась к толпе, пытаясь найти анонимного крикуна. 

— А чей-то вы все смотрите? — рыкнула она, отваживая любого взглядом рубиновых глаз. Все как-то сразу нашли занятия поинтереснее, а сама Винил снова посмотрела на Октавию.

— Если хочешь, можешь идти домой, отдохнуть, — начала прощупывать землю Винил.

— Говорю же, все хорошо! Я уже не маленькая. И я не позволю подобному заставить меня отказаться от работы.

Винил лишь молча на неё посмотрела, не сумев найти слов, чтобы выразить все нахлынувшие на неё чувства. А затем крепко обняла, после чего молча направилась направилась к пультам.


Октавия проснулась от шума воды в ванной комнате. Повернувшись и удобнее натянув на себя одеяло, она посмотрела на чистое голубое небо за окном.

«О Селестия, наконец-то выходной. Отчего в неделе так мало воскресений?»

Она снова закрыла глаза и вернулась в блаженный мир сновидений. И так она проспала, пока Винил её не растормошила. Стеная, Октавия продрала глаза и увидела свою соседку.

— Хэй, Тави, может, вечерком сходим в киношку под открытым небом, а?

— Киношку? Звучит заманчиво, — ответила виолончелистка, выбравшись из-под одеяла.

— Это хорошо, Ключик. У нас всего один выходной, так что можно и повеселиться. 

— Никогда раньше не смотрела кино под открытым небом? Каково это вообще?

— У, потрясно! Берешь одеяло или что-нибудь еще, чтобы посидеть, еду, друга и наслаждаешься фильмом прямо под звездным небом! — восторженно пояснила Винил, встав на дыбы и закончив свое предложение бурной жестикуляцией.

— Винил, Винил, успокойся. Я поняла, это весело.

Выглянув в окно, виолончелистка увидела, как солнце уже скрылось за горизонтом, окрасив небо в оранжевый цвет, а облака в розовый.

— И когда там начало сеанса? 

Винил тоже посмотрела в окно.

— Эм, думаю, что нам уже пора собираться.

Закатив глаза от характерной непредусмотрительности своей подруги, Октавия последовала за спешащей Винил в темноту наступающий вечера.

Быстрым шагом они вскоре добрались до кинотеатра. Купив билеты и выбрав приятное местечко, откуда хорошо просматривался гигантский экран, они комфортно устроились на траве. Вокруг было множество других пони, сидящих по одному, парами или целыми группами, но все они находились на достаточном удалении, чтобы не слышать разговоров друг друга. 

Подруги наслаждались приятной тишиной, с удовольствием наблюдая за появлением новых звездочек на чернильном небосклоне. Когда начался фильм, Октавия могла смотреть только на игру света, падающего на гриву Винил. Он придавал ей яркое сияние, которое было столь же очаровательным, сколько эфемерным. Тепло наполнило виолончелистку, когда она вспомнила о мимолетном взгляде на рубиновые глаза Винил, преисполненные защитным инстинктом и гневом. Неглубоко дыша, Октавия прислонилась к плечу диджея, черная грива смешалась с белой шерсткой. 

— Эм, Тави, в чем дело? — спросила Винил, в её голосе ощущалось притяжение, которое нельзя было перебороть.

— Винил, — сердце Октавии билось в такт словам, — красивее твоих глаз нет ничего... — она вдруг замолкла.

Неизвестная сила заставил Винил обхватить подругу ногой, прижимая виолончелистку ещё ближе. Удовлетворенный вздох вырвался из Октавии, и она положила голову на плече единорожки. Пряди её гривы легонько касались белой шерстки, вызывая искры статического электричества. 

Собравшись с силами, виолончелистка приподнялась и поцеловала Винил в щеку. Тут же зардевшись, Октавия попыталась отдернуть голову, но не смогла. Нога Винил не давала ей пошевелиться, а сама диджей смотрела кобыле прямо в глаза цвета аметиста. 

— Неплохо, Окти, — со жгучей теплотой прошептала Винил. — Но позволь мне продемонстрировать тебе кое-что получше.

— Что... — начала было Октавия, но была прервана, когда единорожка жестко прижала к ней свои губы. Глаза виолончелистки блаженно прикрылись, и она охотно позволила языку Винил проникнуть к ней в рот.

Кино закончилось, но оно уже не имело значения. Теперь мир состоял лишь из контакта между ними, этой теплоты и неугасающего света звезд над головами.

Глава 7

Застонав, Винил протерла уставшие глаза, в которых уже начало рябить от цифр. Даже несмотря на хорошее освещение в квартире Октавии, голова уже начинала побаливать. 

— Тави, не взглянешь? — попросила она.

— Не понимаю, почему бы тебе просто не нанять бухгалтера? — ответила Октавия, не отрывая взгляда от брошюры с нотами произведения, которое она изучала.

— Если б я кому могла это доверить.

— Но мне-то ты доверяешь, да? — спросила виолончелистка с нотками веселья.

— Это другое, — прозвучал угрюмый ответ.

Вздохнув, Октавия отложила ноты. 

— Давай их сюда, глупышка.

Винил с благодарностью в глазах левитировала тяжелый гроссбух к кобыле и мастерски плюхнула его на стол между тарелкой с остатками сиропа и пустой чашкой из-под кофе.

— Но ты займешься стиркой, — сказала виолончелистка, уже погруженная в изучение дебета и кредита клуба. 

— Ладно, ладно, — ответила Винил, вставая из-за стола. Октавия проводила её взглядом, абсолютно точно не заостряя внимания на определенных частях подруги. 

«Подумаешь, грязное белье, будто мне сложно?»

— Глупая Тави, — бормотала себе под нос Винил, угрюмо идя по ковру в коридоре. — Какой вообще смысл в этой стирке? У неё из одежды только эта дурацкая бабочка, а я вообще одежду не ношу. Все, что у меня есть — это пара носков.

Успокоившись, она открыла дверь в ванную и подошла к их ультракомпактной стиральной машине с сушкой. Единорожка начала забрасывать в неё различные предметы одежды телекенетическим захватом. Носки, седла и чуть не целую галактику розовых бабочек. Винил поднесла одну их них к лицу.

— Ну реально, сколько же их у нее? — спросила она, явно не веря глазам. Этот конкретный элемент одежды присоединился к своим собратьям, и вот корзина с вещами для стирки почти опустела: на её дне покоился последний предмет. Он уже был на пути в машинку, но остановился, пролетая мимо лица Винил, которое внезапно озарила озорная улыбка. 

Октавия все ещё сидела за счетами Винил, лениво переворачивая страницы копытом. 

— О-о-о, Тави, — вполголоса напела диджей за спиной кобылы. От страсти, вложенной в ласковое прозвище, у виолончелистки по спине побежали мурашки. 

— Что, дорогая? — обернулась Октавия, ожидая увидеть какую-нибудь чушь. И у неё отвисла челюсть: в дверях стояла Винил. На её стройном белошерстном теле было черное туго облегающее седло, зашнурованное тонким блестящим розовым шнурком. На лице диджея красовалась широченная улыбка, какую озадаченная Октавия ещё не видывала.

— От-ткуда оно у тебя, Винил? — спросила виолончелистка, ощущая неприятное тепло внутри. Её дыхание участилось. 

— У меня к тебе тот же вопрос, — практически промурчала Винил, подкрадываясь к Октавии с грацией кошки. Она начала ходить кругами вокруг остолбеневшей земнопони, позволяя изредка, почти что случайно, тереться хвосту о шерстку Октавии. — Оно точно не мое.

Почти сформировавшийся ответ исчез без следа, когда Винил, встав на задние ноги, облокотилась на спинку кресла и ловко зажала ушко виолончелистки зубами, легонько покусывая.

— А-а-ай, — тихо простонала Октавия. — Я... я купила его в качестве сюрприза, на особый случай. 

— Так, — начала диджей, тепло её дыхания окутывала щеку подле захваченного уха, — почему бы ему не случиться сейчас?


Спустя неопределенное количество времени Октавия снова сидела за гроссбухом Винил. Записи были такими неопрятными, что виолончелистка потихоньку начинала сходить с ума.

«Селестия милосердная, да как у кого-то, владеющего магией, может быть столь корявый почерк? Да жеребята-земнопони и то пишут лучше».

Где-то в глубинах квартиры перестал шуметь душ. Спустя пару мгновений Винил присоединилась за столом к виолончелистке-бухгалтеру. Мокрая грива диджейя впервые больше была похожа на стилизованную, нежели на привычный косматый хаос. 

— Ну и как оно, Тави?

— Как будто некто пытался сотворить артхаусное произведение с помощью чернил и бумаги, — ответила Октавия, указав на страницу. 

— Оч смешно, шутница, — сухо прокомментировала Винил. — Я имела в виду, не сделала ли я ошибок в подсчетах.

— Нет, Винил, не похоже. Доход клуба за последний месяц превышает расходы, более того, оставляет нас в солидном плюсе. 

— Крутяк! Это надо отметить! — воскликнула Винил, вскинув копыто в воздух.

— Нет! После прошлого нашего «отмечания» меня тошнило от запаха алкоголя целую неделю.

— Пф, ну ты и неженка. К тому же у меня на уме было кое-что поизысканнее, дорогая моя Октавия.

— Например, скажи на милость? — подозрительно поинтересовалась виолончелистка.

— Пока точно не знаю. Поразмыслю над этим на работе.

— Кстати, о работе: думаю, нам пора собираться. Надо ещё прибраться после прошлой ночи. 

— Да, да, Ключик, я знаю, — сказала Винил и натянула на глаза свои солнцезащитные очки. — Все, я готова. 

Выйдя из квартиры, Октавия направилась на улицу, а Винил, закрыв дверь, нагнала её чуть погодя. Вместе они пошли в сторону клуба под угасающим светом солнца. 


Октавия сидела дома одна. Винил после обеда ушла работать над каким-то эзотерическим элементом её аудиоустановки, в которой виолончелистка ничего не смыслила. Кобыла вздохнула и устроилась на кушетке поудобнее, собираясь провести время за просмотром повторов старых сериалов и чашечкой кофе.

Резкий звон телефона разбил вдребезги спокойствие, установившееся в квартире.

Хмурясь, Октавия пошла к раздражающему устройству. Оно успело ещё пару раз прозвенеть, прежде чем кобыла неловко умудрилась схватить трубку копытами и зажать её между головой и плечом.

— Алло? — спросила виолончелистка, ожидая услышать в ответ голос Винил.

— Добрый вечер, мисс Октавия, — ответил интеллигентный голос, который явно не принадлежал диджею.

— Вам тоже, мистер Букинс. Должна признать, что не ожидала от вас звонка.

— Прошу простить меня за подобную внезапность, однако до меня дошло сообщение о вакансии, которая однозначно поможет вам вернуть себе звание самого выдающегося виолончелиста среди эквестрийской элиты.

— В самом деле? Кто-то в Кантерлоте наконец забыл о Гала? — спросила Октавия, сопротивляясь желанию запищать от радости, как школьница.

— Ну, на самом деле, нет. Я предлагаю вам сыграть на торжественном открытии нового пятизвездочного отеля в Лас-Пегасусе. На открытие будут присутствовать богатые и влиятельные пони из Кантерлота, таким образом, ваше выступление может стать отправной точкой к возвращению былых высот. Торжества будут идти на протяжении месяца или около того. Билет и проживание оплачивает заказчик. Это настоящий шанс восстановить ваше светлое имя.

— Я... понимаю, — осторожно ответила виолончелистка, прижав ушки. — Вы должны понять, что это предложение очень неожиданное. Мне необходимо время, чтобы все обдумать.

— Конечно, дорогая моя. Но я должен оповестить заказчика в течение недели.

— Я... да, я поняла. Спасибо за ваш звонок, мистер Букинс. Хорошего вам дня.

Октавия повесила трубку с негармоничным стуком. Она легла на кушетку, в голове кругами летало эхо слов Букинса, словно ненормальный пегас.

«Лас-Пегасус... я не могу поехать так далеко. На такое долгое время. Я нужна Винил здесь. Не говоря уже о том, что я сама не хочу находиться вдали от неё так долго».

Телевизор продолжал вещать, но все, что могла видеть Октавия, была она, снова стоящая на сцене. Не помогали даже случайные взгляды на жемчужно-белую единорожку, одиноко сидящую среди аудитории.


— Винил, это выглядит очень... дорого, — сказала Октавия, осматривая роскошный интерьер ресторана, расположенного в самом центре Золотого круга — элитного района Кантерлота.

— Естестно, — ответила Винил с полным ртом салата. — В конце концов, все самое лучше для моей кобылы. 

Октавия изучила меню и остановила свой выбор на плове из ингредиентов, которыми мог бы гордиться любой шеф-повар в Кантерлоте. Кобылы быстро съели основные блюда и перешли к вину с десертом. 

— Винил, как ты думаешь, ты сможешь некоторое время управлять клубом без меня? — отважилась спросить Октавия.

— Эм, окей, такого я не ожидала, — ответила Винил, вопросительно смотря на свою компаньонку. — По чесноку, не думаю. Ты слишком много делаешь для меня.

Лицо Октавии омрачилось, а ушки немного опустились. 

«Так и знала».

— Да и почему? Хочешь отдохнуть, или типа того? — спросила Винил. — Если хочешь, то пару дней я смогу осилить без тебя.

— Эм, а как насчет месяца? — с натянутой улыбкой сказала виолончелистка.

— Так к чему ты клонишь-то, Тави?

— В общем, тут пару дней назад позвонил мой агент, — начала объяснять Октавия, мрачно перебирая остатки сахарной глазури. — Сказал, что для меня есть работа в Лас-Пегасусе. И займет она месяц. 

У Винил отвисла челюсть.

— Целый месяц? Но Тави... — умолкла она.

— Я знаю, Винил. Месяц — это много. Мне правда хочется воспользоваться этой возможностью восстановить карьеру, но при этом мне не хочется быть вдали от тебя столь долго.

— Карьера, верно, — ответила диджей. — Я уже и забыла, что вся твоя работа в клубе была временным решением, пока ты не сможешь снова работать виолончелисткой. 

— Винил...

— А я, видимо, утешительный приз, чтобы ты совсем не скисла, пока дела на поправку не пойдут, да? — подавленно продолжала кобыла.

— НЕТ, — прошипела Окатвия с куда большей силой, чем планировала. — Винил, ты не утешительный приз, ты — лучшее, что случилось со мной в этой жизни. Не смей мне больше такое говорить, слышишь, не смей!

Винил подняла взгляд на глаза виолончелистки. В них горело страстное пламя, заставившее отступить внезапный холод, подступавший к сердцу диджея. 

— Спасибо, Тави. Но все-таки, ты все ещё собираешься туда ехать, да?

— Я не знаю, Винил. Просто не знаю.

Глава 8

«Я не знаю, Винил. Просто не знаю».

Октавия усердно потрясла головой, пытаясь прогнать бесконечный рефрен её сомнений и нерешительности. Резкие движения лишь усугубили положение, разворошив подушку и лишив её какого-никакого комфорта. Кобыла пресекла порыв повернуться на другой бок: заснуть это все равно бы не помогло.

Полумрак комнаты душил Октавию, даже легкий ветерок из приоткрытого окна не спасал от духоты. Она уже скинула с себя на пол все одеяла, но капельки пота продолжали появляться на её шкуре. Под закрытыми веками формировались навязчиво-меланхоличные видения, от которых не хотелось принимать никакого решения вообще.

«Останусь?» 

Пустая сцена, вакантное место под софитом, брошенная виолончель.

«Поеду?»

Она одна. Винил давно покинула её, не желая быть рядом с такой эгоистичной кобылой.

«Селестия милосердная, что же мне делать?

...

Конские яблоки. Раз уж я не собираюсь спать дальше, можно и встать».

Вырвав свое беспокойное тело из враждебных объятий матраца, Октавия тихо поплелась в гостиную и, дойдя до кушетки, смиренно плюхнулась на неё с тихим «уф», заставив старые пружины недовольно скрипнуть. 

«Великолепно. Теперь, если ничто не нарушит блаженную тишину, я смогу...»

— Тави? Это ты?

«Ну, ещё бы».

— Нет, Винил, я — грабитель, обожающий посиделки на диване посреди преступлений, — раздался саркастический ответ.

— Похоже, что у нас уже украли твое душевное спокойствие, — сказала Винил, появившись из маленькой комнаты, которая была переделана под нужды диджея. Кобыла села подле любимой. — Не хочешь об этом поговорить? — спросила она и положила копыто на плечо Октавии, а затем начала рассеяно гладить шелковистую черную гриву. 

— Не очень, — пробормотала виолончелистка, отвернув голову, чтобы не видеть света, играющего в глазах Винил.

— Да ладно, Тави. Не надо этого. Я знаю, что Лас-Пегасус и твой агент не дают тебе покоя уже целую неделю, но не надо от меня закрываться. Позволь мне помочь.

— Именно, Винил, целую неделю. Я должна завтра дать ответ, а я понятия не имею какой.

— Который подскажет сердце, — тоном загадочного мудреца предложила Винил.

— Ага, хорошая попытка. Сердце говорит мне поехать, чтобы я снова смогла вернуться к игре на виолончели — главной любви всей моей жизни. Но также оно хочет, чтобы я осталась здесь, с тобой — другой главной любовью всей моей жизни. 

— Оу, Тави, это так трогательно, что последний циник бы расплакался, — ответила единорожка, но суровый взгляд Октавии напомнил, что сейчас не лучшее время для шуток. — Эх, я просто хотела сказать, для меня важно твоё счастье, Тави. Если ради этого тебе надо уехать на месяц в Лас-Пегасус, так тому и быть. Я буду ждать твоего возвращения.

— Но Винил, — возразила виолончелистка. — Я нужна тебе здесь. Я не могу тебя бросить ради погони за мечтой.

— Тави, благодаря тебе свою мечту я уже исполнила. И позволить тебе сделать то же самое — меньшее, что я могу сделать. Без тебя будет не просто, не весело, но я справлюсь. Ради тебя.

— Винил...

— Иди сюда, — потребовала Винил, широко обняв виолончелистку. Они упали на кушетку, прижавшись друг к дружке. 

— Винил?

— Да? — с трудом выговорила она.

— Пообещай, что ты дождешься меня...

Винил крепче сжала подругу в объятьях.

— Уж поверь мне, Ключик.

Опустилась тишина. В скором времени дыхания кобыл стали синхронными, и Октавия впервые за много дней успокоилась. 


В телефонной трубке послышались гудки. Октавия могла только надеяться, что ей ответят.

«Я только набралась смелости сказать мистеру Букинсу, что принимаю его предложение. Если он сейчас не ответит, то я могу струсить. Снова».

Кобыла робко улыбнулась, воспоминая те шесть раз, когда уже брала сегодня трубку, уверенная в том, что сейчас-то точно покончит с этим делом. 

После тридцати гудков Октавия положила трубку на телефон. 

«Впрочем, ожидаемо. Хотя, может, он просто отошел пообедать. Tщё не вечер».

Взгляд на часы напомнил виолончелистке, что сегодня ей надо прийти в клуб пораньше, чтобы помочь Винил с установкой какого-то нового оборудования. Сама же Винил уже была там. 

«Ну ладно, попробую дозвониться из клуба».

Закрыв за собой дверь, Октавия спустилась вниз и вышла из подъезда на свежий воздух залитой солнцем улицы. Путь её лежал в клуб. Она шагала быстро и легко впервые за последние дни. Переживания, в общем и целом, отступили. Простое осознание уверенности от твердого решения и знание того, что Винил её не ненавидела, сделали мир гораздо светлее.

Солнце сегодня сияло чуть ярче, птицы пели чуть звонче — все для неё. Ничто не могло разрушить маленькую сферу счастья, окружавшую пони. Промчавшаяся мимо команда погодных пегасов в форме пожарной бригады была едва удостоена её взгляда.

На подступах к клубу кобыла начала чуять запах гари. Она постаралась не придавать этому особого значения, однако едкий запах все усиливался. 

«Надеюсь, не придется идти в обход».

С облегчением Октавия свернула за последний угол, отделявший её от клуба, ожидая увидеть знакомый фасад клуба «П0Н-3» с его великолепной неоновой вывеской, выключенной в дневное время. 

Но вместо этого увидела его лежащим на земле, разбитым и почерневшем. Дававшее ему приют здание было объято огнем. Яркие жёлто-рыжие языки, жадно пожиравшие постройку, отражались в застывших от ужаса аметистовых глазах, словно тартар. В небе десятки пегасов поливали бушующий пожар водой из облаков. 

Октавия оцепенела, не уверенная даже в том, билось ли её сердце. Каждый вздох ощущался так, будто его вырывают нависающие стены огня. 

Пегасы кружили над постройкой, пытаясь с помощью крыльев и погодной магии побороть ярость стихии. Нагретые до неимоверных температур воздушные потоки поднимали пожарных вверх, а они планировали вниз, словно осенние листья. Все их действия были одновременно и хаотичны, и хорошо скоординированы.

Наконец, виолончелистка заметила толпу, которая уже собралась поглазеть на представление. Появились и несколько стражей в плакированной броне. Октавия начала пробираться вперед, небрежно отталкивая тех, кто был у неё на пути. По её лицу струились слезы, на которые она не обращала внимания. Они были лишь жалким проявлением воды, которое не могло потушить пожар. 

За линией оцепления единороги магией освобождали проход в огне, чтобы их товарищи под защитой магических щитов могли прошмыгнуть внутрь здания.

Октавия смотрела на это с открытым ртом, её сердце ледяной хваткой сжали безнадежность и страх — настолько всепоглощающий, что невозможно было вообразить.

«Селестия, Луна, да хоть кто, просто позвольте ей выжить».

Казалось, прошла уже целая вечность; время просто не хотело идти. Октавия будто замерла между шагом с утеса и падением в пропасть: в моменте, когда ужас полностью берет верх над рассудком и больше не разжимает хватку.

Вдруг лучик надежды явил себя сквозь пелену отчаяния: потрепанные спасатели без магических щитов, тяжело ступая, вышли на улицу. В магическом захвате парили носилки с неподвижной белой единорожкой. 

— Винил! Держись! — крикнула Октавия и уже было побежала к подруге, но у неё на пути встал один из стражников оцепления. 

— Извините, мэм, но проход сюда воспр...

— Твою ж мать, там моя подруга, а я даже не знаю, жива ли она! — закричала Октавия, преисполненная первобытными эмоциями. Стражник даже непроизвольно попятился. 

— Мне жаль, но я не могу сюда никого...

Октавия не стала его слушать и просто пробежала мимо, подчеркнуто игнорируя приказы остановиться, раздававшиеся у неё за спиной. Когда она добежала, Винил уже собирались грузить на воздушную повозку с красными крестами на бортах. Медики ничего не говорили, сфокусировавшись на стабилизации состояния единорожки магией. 

Октавия опустилась на колени рядом с дорогой сердцу диджеем, слезы рекой катились по её лицу. Она хотела дотронуться до Винил, но боялась ненароком задеть одни из многочисленных ожогов, видневшихся в местах, где шерстка единорожки пала жертвой огня и жара. Наконец Октавия нашла выход и провела копытом по ярким волосам кобылки, в которых тоже виднелись опалины.

Из созерцательного транса кобылу вывели четкие действия медиков, которые погрузили носилки в карету скорой помощи. Октавия пыталась открыть рот и попросить, чтобы ей позволили сопроводить подругу, но горло будто сжали тисками. Слезы затуманивали взор кобылы, и она вытянула вперед дрожащую ногу, будто пытаясь что-то достать. В этот момент повозка взмыла в воздух, и порыв ветра от крыльев пегасов пустил во все стороны пыль и песок, заставив Октавию зажмурить залитые слезами глаза. Когда ей снова удалось открыть глаза, повозки уже и след простыл, а толпа зевак начала расходиться.

«Прошу, прошу, Винил, живи. Пожалуйста. Ты же обещала, что меня дождешься. Обещала...»

Глава 9

Огонь, всюду огонь. Он жадно начинал пожирать потолок, уже полностью превратив стены в адский занавес. Зловещее сияние пламени не давало никакого освещения. Густой и едкий дым полностью окутал помещение. Самое страшное, что он уже проник в легкие Винил, заставив её беспомощно кашлять. Кобыла остолбенело стояла в дверях технических помещений. В глазах её плескался ужас, тот же, что сейчас парализовал её мысли.

Вдруг она почувствовала резкий запах: часть её шкуры на боку загорелась. Запаниковав, она сбила пламя копытом. И, похоже, это движение помогло ей преодолеть первую волну шока. 

«Здесь не пройти. Надо идти назад, к запасному выходу».

Повернувшись хвостом к огненной бездне, она быстро побежала назад по коридору, полному закрытых дверей. Сердце бешено стучало в груди, страх управлял движениями, глаза пытались различить что-нибудь в дыму. Тут вдали появилось спасение: крепкая металлическая дверь пожарного выхода. Ей оставалось только до неё добраться.

«Как он так быстро распространился? Я же здесь совсем недавно была».

До выхода было копытом подать, как вдруг раздался резкий скрипучий грохот, заполнивший собой все пространство. Единорожка подняла голову и увидела, как потолок раскололся надвое, словно разрубленный гигантским топором. Тяжелые обломки пригвоздили её к полу. Она отчаянно попыталась выбраться из-под завала, используя все свои силы и магию, но сверху продолжали падать обломки потолка, ещё больше погребая её под собой. Все её старания были тщетны. Винил почувствовала как её шкура начинает гореть, добавляя жара уже и так подобравшемуся к ней огню. С её места все ещё была дверь, насмешливо мигающая ей табличкой «Выход».

Она опустила голову. Её гриву уже кое-где объял огонь, и теперь кобыла беспомощно и испугано смотрела, как языки пламени начали облизывать ей лицо. С запозданием она отметила, что её солнцезащитные очки успели сломаться, и осколки, по всей видимости, воткнулись ей в левый глаз.

«Прости, Тави... Похоже, больше тебе не придется беспокоиться о выборе между мной и Лас-Пегасусом».


Тьма, что темнее черноты и самой безлунной ночи. В ней сейчас и находилась Винил, лишь отдаленно ощущая себя или нечто еще. Остаться в этой тьме казалось неплохой идеей, казалось, будто так будет лучше. Просто уплыть в небытие и никогда больше не вернуться. Так просто.

Нечто пронзила тьму — имя. Голос эхом донесся откуда-то издалека, он был преисполнен страхом и отчаяньем. «Винил!» — пронесся он по бескрайней тьме, безукоризненный и прекрасный в своем одиночестве.

«Винил? Я — Винил?»

Появилось ещё кое-что: здесь, где не было места чувствам и ощущения, что-то её коснулось. И она уже была не одна, она вспомнила, вспомнила серую шерстку, оттенявшую гриву цвета свежих чернил на новой музыкальной композиции.

«Кто? Октавия. Я помню... помню её. Помню, как мы встретились, как я к ней переехала, как поцеловала её, как обнимала её. Как спала с ней».

Каждое новое воспоминание чуть рассеивало тьму, но вместе с тем приносило боль. Первая встреча с Октавией — и Винил почувствовала, как зажмуриваются глаза. Корка застывшей крови треснула, вызвав невыносимую боль. На глаза кобылки навернулись слезы агонии, начав смешиваться с кровью.

Первый взгляд на Октавию в свете лунных лучей: у Винил перехватило дыхание, и тут же половина её лица заболела. Казалось, будто кожу оттянули столь сильно, что самый слабый ветерок мог открыть новые грани боли.

Винил вспомнила их первый поцелуй, но вместо сердечной радости он отдался щемящей болью в спине и боках. Сухая кожа трескалась и кровоточила от каждого вздоха, и Винил бы застонала, если бы даже это действие не причиняло мучительных страданий. 

За каждое воспоминание она готова была заплатить страданиями и агонией, лишь бы перед ней не прекратил складываться образ кобылы по имени Октавия.

И тут тьма начала раскалываться. Белые трещины усеяли её поверхность. Вдруг Винил увидела зеленые стены и толпящихся вокруг неё единорогов со скальпелями и тампонами. Единорожка почувствовала, что движется. Кровать, на которой она лежала, перемещалась вдоль коридора. Ценой титанических усилий воли Винил пыталась вспомнить кобылку с сиреневыми глазами. Ведь пока она видела эти глаза, она знала, что все будет хорошо.


Проникавший в комнату лунный свет освещал спящую единорожку. Она неподвижно лежала среди переплетений проводов и трубок, которые, казалось, переходили в само её тело. 

У окна на единственном стуле сидела мрачная Октавия, несущая ночную вахту. На расстоянии вытянутой ноги дремала её подруга. Виолончелистка сидела неподвижно, давно погружённая в размышления равномерно капающими по пластиковым трубам каплями и звуками аппарата, следящего за сердцебиением пациентки. 

Октавия посмотрела на экран, на пульсирующую зеленую линию. Слышались периодичные звуки «бип», каждый из которых означал успех, ещё одну победу в битве за жизнь. 

«Не к такому биту ты привыкла, да, Винил?»

Кобыла подумала немного над своей попыткой юмора и закинула эту шутку подальше. Она была не к месту.

Время шло. Для Октавии каждое следующее мгновение было похоже на предыдущее: сплошная неопределенность, которая явно продолжалась уже больше положенного ей срока. 

Тело Винил конвульсивно дернулось. Виолончелистка тут же поднялась на ноги, чтобы быть готовой в туже секунду позвать на помощь. В груди кобылы появилась своя секция ударных. Взгляд Октавии устремился на кардиомонитор в поисках нарушения в работе сердца подруги.

Когда спазм прошел, правый глаз Винил, пару раз моргнув, медленно открылся, явив померкший от боли и седативных средств зрачок. Бинты скрывали другой глаз и всю левую часть лица кобылы.

— Тави, — прохрипела едва слышно Винил сквозь обожженное и пересохшее горло. 

— Да, Винил, я тут. Тебе налить воды? — тихо спросила Октавия.

Едва заметный кивок стал ей ответом, и даже он заставил Винил резко вздохнуть и скорчить болезненную гримасу.

Аккуратно держа стакан в копытах, Октавия поднесла его к лицу Винил и нагнула соломку так, чтобы диджей смогла сделать пару глубоких глотков.

— Сколько... — начала было Винил, но зашлась кашлем. Виолончелистка тут же положила копыто ей на плечо в попытке успокоить. 

— Ты тут уже два дня. В себя ты пришла впервые после того краткого момента, когда тебе везли в реанимацию из кареты скорой помощи. 

— Сколько... ты уже здесь? — упорно продолжила Винил.

— С самого начала, — энергично ответила она.

— Ты не...

— Нет, Винил, я тебя тут не брошу. Ничто меня не заставит это сделать, — пообещала Октавия.

— Я... я люблю тебя, Тави, — сказала Винил, позволив единственному глазу закрыться от накатившей усталости. — Прошу... не оставляй меня здесь одну.

— Я тоже тебя люблю, Винил, и я тебя не оставлю. Никогда, — тихо ответила виолончелистка, нежно дотронувшись копытом до единственного нетронутого огнем участка лица Винил. Она гладила его, пока Винил не уснула.

Затем Октавия вернулась на свое место, свой пост. Быстрый взгляд на часы оповестил, что уже почти полночь.

«Через шесть часов я уже должна сидеть на поезде в Лас-Пегасус.

...

А нахер Лас-Пегасус. Нахер Букинса, и Гала, и мою карьеру. Все нахер. Винил нуждается во мне. А остальные найдут мне замену».

Глава 10

— Ну и ну, Винил, ты тут уже третий день, а доктора все ещё нам ничего не сказали. Как думаешь, может, сегодня они будут поразговорчивее, — тихо проворчала Октавия.

— Итак, у меня есть хорошие и плохие новости, — войдя в палату, начал белый единорог со стетоскопом на шее, не сводя взгляда с планшета.

«Да, помянешь Дискорда...»

Октавия прекратила свой тихий и, в основном, односторонний диалог с Винил. В горле у неё скопился ком беспокойства. Она поднялась и встала рядом с подругой, положив ей на плечо копыто. Этим действием она изобличила реальное напряжение, которое скрывалось за маской незаинтересованности. 

— Мы вас слушаем, доктор, — сказала Октавия, сохраняя спокойствие ради Винил, которая лишь утвердительно покивала головой. Её горло все ещё болело.

— Начнем с хорошего. Винил получила ожоги второй степени тяжести. Они болезненные, но после них не останется никаких шрамов и пятен, шерсть отрастет заново.

Винил вскинула пару раз ноги в воздух, чтобы отпраздновать тот факт, что ей не придется остаток жизни прожить уродливым чудищем. 

— А теперь плохое. На полное восстановление уйдет две недели, и все это время ей придется провести здесь.

Заметив, как ушки Винил поникли, доктор торопливо добавил:

— Не все так плохо. Октавия и кто угодно ещё может каждый день тебя навещать, и, если все пойдет хорошо, есть шанс, что мы выпишем тебя раньше срока. 

Диджей улыбнулась и энергично закивала головой.

— Да, спасибо вам большое за информацию, — перевела Октавия.

— Всегда пожалуйста. Не переживай, Винил, оглянуться не успеешь, как уже снова будешь крутить диски, — с этими словами доктор выскользнул из комнаты.

Винил внезапно серьезно и обеспокоенно посмотрела на Октавию единственным глазом. Та вздохнула и рассеяно потерла копыта, решая, как же подойти к этому разговору.

— Да, насчет клуба... — начала она.


Клубу пришел конец, это было очевидно. Выдохнув, Октавия уныло наступила на головешку, упавшую перед лентой, огораживающей место пожара. Она затрещала и рассыпалась в кучку пепла, испачкав тротуар. За лентой в руинах лежал некогда величественный клуб «П0Н-3». Крыша вместе со стенами обрушились вовнутрь, и теперь уже было не определить, что раньше было на этом месте. Октавия снова вздохнула и начала свой долгий путь обратно в больницу. Она не знала, что побудило её прийти сюда, пока Винил спала — возможно, знание того, что единорожка захочет узнать, что стало с клубом. Виолончелистка шла с поникшей головой и пыталась не думать о том, как мечта её любимой диджея сгорела дотла вместе с несчастным клубом. 


Голова Винил плюхнулась на подушку. Взгляд её был поникшим и потерянным. Из кобылы будто высосали силы.

— Не надо, Винил. У тебя есть страховка, я знаю. Можешь возвести клуб «П0Н-3» заново, — предложила Октавия, отчаянно пытаясь приободрить подругу.

Винил фыркнула в ответ.

Увидев, что попытка тщетна, Октавия решила сменить тему:

— Что насчет Хэвисета, Кадии и Фреша? Хочешь знать, что с ними? 

Во взгляде Винил зажглась искра жизни, и единорожка утвердительно покивала.

— Я позвонила им после того, как твое состояние стабилизировалось. Они были в ужасе от произошедшего и, конечно же, пообещали тебя навестить. Также Кадия хотела узнать, продолжишь ли ты им платить, даже если они не могут больше работать. 

С улыбкой на лице Винил закатила глаза.

— Знаю, знаю. Тем не менее, вопрос важный. Я сказала, что наша финансовая подушка позволит выплачивать им их стандартную зарплату, пока мы не решим, что делать. Все так?

Винил утвердительно кивнула.

— Хорошо. Надо позвонить в страховую компанию. Думаю, они вышлют оценщика после того, как я заполню бумаги. И из незавершенного осталось только твое выздоровление, — сказала Октавия и наклонилась, чтобы нежно потереться мордочкой с Винил. — Самое важное.

Виолончелистка уже хотела отойти, но остановилась, когда почувствовала, как подруга гладит копытом её гриву.

— Хорошо, хорошо, глупышка. Остаюсь, — сказала Октавия. Она переместила часть своего веса на кровать, чтобы наклониться и нежно поцеловать Винил в губы. И все это осторожно, стараясь не задеть обожженные участи и множество трубок, по которым в тело единорожки подводились жизненно важные медикаменты. 


В свете тусклого освещения квартиры Октавия въедливо разглядывала лежащий на столе документ. Попытавшись сконцентрироваться на тексте, кобыла покачала головой, взмахнув гривой. На веки словно давил невероятный по тяжести груз, и ему приходилось противостоять. 

Наконец, почти в конце документа, она нашла нужный абзац и начала внимательно читать.

«Совместное расследование королевской гвардии города Кантерлота и инспекторов данного страхового агентства установило, что причиной пожара, повлекшего дальнейшую порчу собственности, послужила неисправность в системе электропитания здания. Улик, указывающих на поджог или иные неправомерные деяния, обнаружено не было; таким образом, данное пришествие признано несчастным случаем. Денежная компенсация по вашему страховому плану была одобрена и будет немедленно выплачена, как только мы получим подтверждение он застрахованного лица или его доверенного представителя. Просим Вас подписать и поставить дату в прилагаемом соглашении. Для получения денежной компенсации данный документ необходимо доставить в офис нашей компании в любое удобное для вас время».

Октавия резво взяла перо, окунула его в чернила и поставила подпись. Потом с удовольствием выплюнула перо, немного скривившись от послевкусия чернил. Затем ещё раз прочла подписанный документ на предмет пропущенных ей мелочей и, убедившись, что все в порядке, бесцеремонно поместила его в конверт.

«Так. Со страховкой закончили. Если повезет, можно начать возрождать клуб. Уверена, что эта новость взбодрит Винил».


— Возрождать? Ну ты загнула, — безэмоционально отреагировал Винил.

— Но Винил, ты же не можешь... у нас есть деньги и все необходимое. Нужно просто найти новое здание.

— Если бы. Страховка покроет стоимость здания и моей электроники. Но её точно не хватит на покрытие многотысячных счетов на обустройство нового здания под наши нужды. Я за все это заплатила из своего кармана. Деньгами, которые копила многие годы. Я вложили в него все. Мне даже на съемную квартиру не хватало, но мне было плевать — моя мечта воплотилась в жизнь.

— О, Винил, — грустно сказал Октавия.

— И все это псу под хвост, все впустую, — горько выплюнула единорожка. — Ну, не совсем впустую, — уже мягче сказала она. — У меня появилась восхитительная кобылка.

— Хех. Спасибо. Ты тоже восхитительная, — сказала Октавия, поглаживая гриву Винил.


Счастливая Октавия рысцою шла по коридорам больницы. Мимо проносились пациенты и врачи — все со своими проблемами, но у виолончелистки на душе было легко, как никогда. Сегодня Винил должны были выписать, и с лица Октавии не могла сойти глупая ухмылка.

Наконец она свернула за последний угол и вошла в палату, которая приютила её искалеченную подругу, казалось, на целую вечность. И пусть Октавия была рада, её радость меркла на фоне радости Винил.

Тихо войдя в комнату, Октавия увидел именно то, на что надеялась: Винил, сидящую на кровати без множества трубок, через которые ей вводили обезболивающие и антибиотики. Грива единорожки почти вернула себе былой неоновый окрас и взъерошенность, а места былых ожогов начала покрывать жемчужно-белая шерстка. На лице Винил тут же появилась беззаботная улыбка, от которой по спине Октавии пробежали мурашки радости. Сквозь окно в палату врывались лучи солнечного света, и делали они это, похоже, только чтобы добавить уникальной гриве Винил загадочного сияния, а шерстке теплых тонов мрамора. Откровенно говоря, она выглядела потрясающе. 

Должно быть, вид Октавии выдал её мысли, и Винил, ухмыльнувшись, приняла позу.

— Да, я оказываю такой эффект на пони, — манерно сказала она.

Но заклятие уже разбилось.

— Рада видеть, что ты поправилась. Готова идти домой, дорогая? — фыркнула в ответ Октавия.

Винил тут же подорвалась с кровати.

— Готова, уж поверь мне. Тут тоска смертная! 

Чтобы нагнать подругу виолончелистке пришлось перейти почти на галоп.


Той ночью подруги впервые за долгое время крепко уснули в объятиях друг друга. Хотя они далеко не сразу перешли ко сну.

Глава 11

Аметистовые глаза Октавии были прикрыты, а брови нахмурены от насильственной концентрации. Кобыла ловила ушами ноты, сотворенные с помощью смычка и струн. Они мучительно повисали в воздухе, словно отсветы угасающего света. Их существование было горьким и фальшивым.

Приоткрыв глаза, виолончелистка быстро просмотрела ноты.

«Да почему я не могу это правильно сыграть? Оно же несложное, жеребенок смог бы с ним без труда справился».

Глаза снова закрыты, смычок приведен в движение. Он скользит по струнам с уверенностью и грациозностью, за которые и была известна Октавия. И, несмотря на это, ноты все равно продолжали звучать пресно и не воодушевлено. Она уже сама не знала, в который раз исполняла это произведение, и каждый раз оно звучало абсолютно безжизненно. Виолончелистка пыталась слиться с музыкой, вложить в неё душу. В отчаянии она извлекла из памяти все сколько-нибудь значимые воспоминания, чтобы привнести их эмоции в игру.

И опять смычок заскользил по струнам. И опять все ноты звучали идеально и так же идеально фальшиво. 

— Гарх! — выкрикнула Октавия, когда её разочарование наконец прорвало дамбу самообладания. Она кинула смычок через всю комнату, и тот, со звонким хрустом ударившись об стену, упал на пол. Вне себя от ярости, кобыла вернула виолончель в футляр и бесцеремонно пнула его прочь.

— Что такое, Ключик? — донесся сквозь туман негодования спокойный голос.

Обернувшись, Октавия увидела любознательно выглядывающую из двери спальни единорожку.

— О, да ничего особенного. Просто не могу сыграть это треклятое произведение как надо, — сердито ответила она.

— Может, надо поспать? Ты играешь с восьми вечера, а уже как бы четыре утра, — предложила Винил.

— Не могу я. Завтра днем у меня прослушивание, а потом ещё два вечером. Я должна быть безукоризненна, нет, даже лучше, чем безукорезненна. Только так я смогу завтра получить работу в этом городе.

— Да ты уже готова ко всему, глупышка. А сейчас марш в кровать.

— Но Винил, — почти умоляюще сказал Октавия.

— В кровать. Сейчас же, — приказала единорожка, топнув для пущей важности ногой.

— Хорошо, мамочка, — хихикнула Октавия, не в силах противостоять идее лечь спать, и последовала за Винил в спальню. Там они прижались друг к дружке в даруемом мягким матрасом комфорте. Магическим захватом единорожка укрыла их обеих одеялом. Ритмичное дыхание Винил убаюкивало Октавию, и, когда она наконец уснула, на её лице появилась довольная улыбка.


«Твою за ногу, Селестия, как же я ненавижу свою жизнь».

Копыта Октавии стучали по мостовой Кантерлота, пока она лавировала в толпах пони, чей единственной задачей, похоже, было помешать ей. Новый шаг — новый удар футляра о спину. Без синяков не обойдется. Бока кобылы болели, а горло жгло, но заветная цель уже была на горизонте. Задыхаясь, Октавия вошла внутрь элегантного концертного зала, чья классическая колоннада из белого мрамора гордо заявляла о приверженности традициям.

Плечом открыв огромную, украшенную резьбой дубовую дверь, Октавия вошла внутрь, и её взгляду предстал роскошный интерьер. Со всех концов помещения сияла позолота. Плотный красный занавес и бархатные гобелены поглощали звуки. Кобыла прошла глубже внутрь здания, ориентируясь на едва слышимый звук музыки. По пути она попыталась выкинуть из головы два прошлых неудачных прослушивания и настроиться на позитивный лад.

«Селестия ведь троицу любит, да?»

Необъятность пустых помещений театра поглощала отзвуки шагов Октавии, которая неуверенно шла к открытой двери в конце тусклого коридора.

За дверью её ждала огромная сцена с несколькими музыкантами и ещё какими-то пони. Быстро пройдя мимо рядов абсолютно пустых сидений, Октавия натянула самую обаятельную улыбку и встала на сцене рядом с дюжиной конкурентов. 

— Мисс Филармоника? — спросил официозный единорог с пером и планшетом.

— Да, это я. Извините, я немного опоздала.

— Ага. Но раз уж вы пришли последней, то и выступать будете последней, — пресно ответил единорог.

— Да, я поняла, — просияла Октавия.

«И тут меня прокинут».

Виолончелистка одно за другим просматривала выступления других музыкантов: одни были искусными, другие — не очень, третьи — едва выше среднего. Она явно превосходила их всех. Но шанс, что её возьмут, по её мрачным предположениям, был ниже одного процента.

Когда же её очередь наконец пришла, она покорно встала в центр сцены. Поднявшись на задние ноги, Октавия нашла точку равновесия между собой и своим инструментом. Она закрыла глаза и начала безукоризненно исполнять выбранную композицию. И за все десятиминутное выступление ни разу не сбилась, ни разу не породила ни одной фальшивой ноты. 

После выступления Октавия вернулась к остальным, пока единорог с планшетом совещался со своими коллегами. Наконец он начал называть имена принятых, и виолончелистка без удивления обнаружила, что её среди них нет. Вздохнув, она положила виолончель в футляр и тихо покинула театр. На улице её ждали надвигающиеся сумерки, которые уже начали сулить холодную ночь.

Тяжелой походкой кобыла шла под темнеющим небом. Каждый шаг отдавался болью в спине и стоптанных копытах. Футляр, как только она его не поправляла, неумолимо вонзался в бок, а на спине от пары быстрых забегов с виолончелью по городу появился синяк, как и ожидалось.

В квартиру Октавия вошла с понуренной от истощения и подавленности головой. Знакомый уют был очень кстати. Ещё более кстати была неописуемая мягкость кушетки, на которую она упала без сил, наконец-то освободившись от тяжести футляра.

— Научись играть на виолончели, говорили они. Будет весело, говорила они. Уж лучше бы выбрала скрипку, — пробормотала она в обивку.

Но ничего не могло быть более кстати, чем радушный голос Винил:

— Привет, малышка, наконец-то ты вернулась. Как все прошло? 

Октавия перевернулась на кушетке, чтобы видеть лицо подруги, и молча покачала головой. 

— Ого, настолько плохо? Ну и забудь, мы-то знаем, что ты лучшая в Кантерлоте, — успокоила Винил, положив виолончелистке копыто на плечо.

— Винил, — устало начала Октавия, — за последние две недели я побывала почти на тридцати прослушиваниях. И пригласили на работу меня только в двух случаях. Причем на грошовую зарплату, которая и близко не стояла с тем, что я раньше получала. Я просто не знаю, что мы будем делать дальше.

— Да все нормально будет, Октавия. Не парься ты.

— Нет, Винил! Мы обе безработные. И бесконечно мы так жить не сможем. В конце концов, у нас кончатся деньги, так что надо что-то придумать, пока это не произошло.

— У нас есть деньги от страховки. И за время работы клуба мы тоже накопили сбережений. Так что нам ещё хватит на пожить.

— Страховка уйдет на покрытие аренды и займов, что ты набрала. И это не говоря об увольнительных для наших сотрудников. А сбережения от клуба, конечно, существенные, но не бесконечные. Так шиковать мы долго не сможем. Либо мы что-то меняем, либо оказываемся на мели через три месяца.

— Да, ты права. Но знаешь, у тебя был долгий день и выглядишь ты паршиво. Я приготовила ужин, так что давай поедим, а заботы оставим до завтра, идет? — попросила Винил.

— Уговорила. Едим сейчас, сокрушаемся над неизбежным будущим потом, — сказала Октавия, поднявшись с кушетки. — А что на ужин?

— Твое любимое — салат из лепестков роз.

— Ум, вкусняшка, — ответила виолончелистка, истекая слюной от предвкушения сочного и сладкого аромата снеди. — Но, право, не стоило, я знаю, как сложно приготовить лепестки, а уж на сервировку вообще можно вечность положить.

— Для тебя, все, что угодно, Тави. К тому же я знаю, как тяжко тебе приходится. Селестия, да я даже не могу вспомнить, когда ты в последний раз не играла на рассвете. Как и дня, когда бы тебе не надо было спешить на хотя бы одно прослушивание, — сказала Винил.

Тем временем благодарная Октавия заняла место за столом.

«Был бы ещё с этого какой прок...»

— Вообще мне стало как-то тухло, ты как проклятая вкалываешь, пока я тут кушетку просиживаю. И, чтобы было не обидно, я решила сделать тебе приятно, — объяснила Винил, тоже сев за стол. 

— Винил, какая обида? Ты же только-только из больницы выписалась, и все ещё восстанавливаешься. И доктора явно дали понять, что на это уйдет ещё пара недель. Так что не надо себя накручивать, — сказала Октавия.

— Да, я знаю. Но как тут не накручивать, когда ты приходишь вся измученная. И все это чтобы помочь нам, пока я тут груши околачиваю, — виновато сказала единорожка.

— Винил, да один взгляд на тебя после долгого дня меняет все в этой жизни.

Винил слегка улыбнулась.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста. А теперь ешь салат, он бесподобен, — сказала Октавия, прежде чем вкусить сочных лепестков.


Погодная команда в этом году превзошла саму себя: снежинки в идеальном ритме покрывали землю белым покрывалом, не доставляя никому хлопот. Под ногами Винил хрустел снежок, а изо рта вырывались клубы пара, пока она шла по мощеному тротуару. К счастью, сапожки и шкура не давали морозу шансов, а с лавандовым шарфом, обернутым вокруг шеи, было ещё уютнее. Голова единорожки вдруг опустилась, предательски выдав изнеможение. В своих поисках она снова вышла на улицы, пока Октавия проходила новый виток безуспешных прослушиваний. 

Винил была уверена, что за последний месяц посетила все заведения в шаговой доступности, где могли бы хотеть нанять диджея. Она уныло покачала головой. Жизнь особо не готовила её к вещам, лежащим не в плоскости клубной деятельности и индустрии развлечений, а в этой плоскости ей уже везде дали от ворот поворот. 

«Ну правда, что нужно сделать кобыле, чтобы тут на работу устроиться? У нас что, кризис?»

Теперь же Винил бесцельно бродила по улицам. Идеи закончились, но не закончилось желание искать. Она обращала внимание на витрины всех магазинов в поисках табличек «Требуется работник». Но ничего, пусто. И вот торговый район перешел в Королевские палаты, где размещался дворец и разнообразные правительственные учреждения. Там единорожка и повернула назад. 

Смирившись со своей неудачей, Винил поспешила домой. У неё ещё есть время сделать что-то полезное — приготовить Октавии вкусный ужин.

Вдруг в лицо Винил прилетел кусок бумаги, залепив глаза. Постояв несколько секунд в ступоре, диджей сняла его и обнаружила, что это на самом деле был глянцевый журнал-брошюра. Она уже собралась равнодушно выбросить его, но на глаза ей попался помпезный заголовок. Винил пролистала пару страниц и ухмыльнулась. Крепко держа журнал, единорожка направилась домой. Её голова была теперь поднята высоко, а в каждом шаге чувствовалась уверенность. 

«Порой нужно искать возможности, а порой они сами находит тебя...»

Глава 12

Винил с Октавией уютно лежали на кушетке бок о бок. Белые ноги диджея, лежавшие на плечах подруги, контрастировали с темной шкуркой. Единственным источником освещения в темной комнате был телевизор, из которого доносился никому не интересный приглушенный звук. 

— Винил, идею хуже придумать сложно, — сказала Октавия, просматривая журнал.

— Десять тысяч битов — с такими деньгами мы сможем снова открыть клуб «П0Н-3», — Винил для пущего эффекта ткнула в страницы копытом. 

— Мы не выиграем, — просто ответила Октавия.

— Не с таким отношением, — игриво сказала единорожка. — А что нам терять? В худшем случае просто повеселимся.

— Наши понятия веселья крайне различны, — безэмоционально заметила виолончелистка. 

— Издеваешься, что ли? Я говорю о создание музыки, а мы обе тащимся от музыки. Почему ты не хочешь составить мне компанию?

— Нет, Винил, ты говоришь о кощунственном смешение двух жанров, которые никак нельзя смешивать.

— Ой, не будь такой ретроградкой. Импровизируй! Экспериментируй! 

— Нет, — ответила Октавия тоном, не располагающим к дальнейшим пререканиям. 

— Но Та-а-а-ави, — взмолилась Винил, использовав имя в качестве жалобного рефрена.

Виолончелистка отвернула голову, чтобы не смотреть в широко открытые, полные чувств рубиновые глаза. 

— Решение окончательное, — раздраженно ответила Октавия. 

Уверенный в святости и абсолютной неприкосновенности своего инструмента, резонирующей внутри неё, её разум противился всякому влиянию извне. Октавия была готова отстаивать свои позиции.

Она позволила своему взгляду встретиться со взглядом Винил; гранатовые глаза блистали как прекраснейшие из камней, ограненные так, чтобы отражать свет с идеальной чистотой. Их глубина была неизмерима, позволяя завороженным созерцателям взглянуть глубже в запутанности и тайны Жизни, являющиеся через форму одного живого существа. Чувства и эмоции проносились сквозь них подобно кроваво-красному потоку, отражая их подобно пламени сквозь безупречный самоцвет.

В ответ этому пламени Октавия ощутила разрастающееся в глубине души тепло, расплавлявшее все её несогласие. 

— Ох, ну ладушки. Может, я могла бы попробовать, — признала она.

— Йей! — воскликнула Винил со щенячьей радостью, хлопая копытами.

— Ну, и что именно мы должны будем сделать?

— Записать одну песню и отправить на конкурс. Победители получат десять тысяч битов и контракт со студией на прокат своей песни.

— Ну, звучит не сложно. Особенно, когда понимаешь, что мы не выиграем.

— Эй, выше нос. Кстати, нам ещё предстоит выбрать песни. Я не смогу миксовать, пока не узнаю, что ты будешь играть. 

— Славно, придется хорошо подумать над тем, какую же композицию отдать на подобное растерзание, — послушно ответила Октавия.

— Другое дело, — ободряюще сказала Винил. — Особенно с учетом того, что я уже взяла в аренду консоль и колонки.

Октавия лишь раздраженно вздохнула в копыто, покоившееся на её лице.


— Винил, я... прости, но я никогда такого не делала и не знаю, что от меня требуется, — неуверенно призналась она.

— Где-то я уже это слышала, — хищно ухмыльнулась Винил.

Щеки Октавии покрылись румянцем.

— Хватит уже! Я говорила о том, что мы сейчас будем делать, а не о других наших «занятиях».

— А, да не парься, ты схватываешь на лету, — заверила её Винил. — Ну, судя по успехам в «других наших занятиях».

— Я... ты... — заикаясь вымолвила Октавия, ещё больше покраснев. — Просто давай уже закончим поскорее.

— О, это я тоже уже слышала, — хихикнула Винил.

— Винил! Хватит уже этих пошлостей! — потребовала окончательно смущенная Октавия.

— Ладно, ладно. Не заводись ты так, Ключик.

Винил закрепила на струнах рядом с машинками виолончели маленькую металлическую коробочку. От неё отходил довольно толстый на вид шнур, который вел в чудовищно запутанную кашу проводов, подсоединенный к электромагической консоли Винил.

— Хорошо, госпожа диджей, изволишь ли мне снова объяснить, что это за чертовщина? — спросила Октавия, беспокойно оглядывая улучшение своего любимого инструмента.

— Без проблем. Вот эта малышка, — указала Винил на коробку, которую виолончелистка пристально изучала на предмет опасности, — преобразовывает колебания струн в цифру и передает её на мою консоль, и, в общем, я записываю твою игру в идеальном качестве. Потом я смогу наделать сэмплов и замиксовать, как обычно.

— Так, ясно. А дальше что?

— А затем я объединю твою гениальность в области классической музыки со своим звуком и сотворю такой образчик искусства, который перевернет Эквестрию, — беспечно ответила Винил, пытаясь вычленить из кучи искомый кабель.

— Ого, амбициями тут и не пахнет, я смотрю.

— Не-а. Все, готово! — удовлетворенно воскликнула Винил, подсоединив последний шнур. — Ну что, Тави, начнем?

Октавия слегка кивнула и поднялась на задние ноги. Смычок занял свою позицию и издал несколько пробных нот. Винил же аккуратно положила выбранную пластинку на вертушку. 

Сначала виолончелистка играла в гордом одиночестве, как много раз до этого. Но затем она с удивлением обнаружила, что ей деликатно аккомпанирует пианино. Осмотрев комнату, она наконец остановила свой взгляд на Винил. Лицо единорожки, склоненное к консоли, закрывала грива. Манипуляции Винил были ясны одной только Селестии. Призрачные отзвуки пианино продолжались, его задумчивое звучание медленно переросло в зловещий рефрен, который проносился мимо глубоких тонов виолончели, акцентируя и усиливая их.

Закрыв глаза, Октавия продолжила играть. Эффект ей не особо понравился. Через некоторое время послышался тяжелый гул басов, перекрывающий звуки пианино. Кобыле едва хватило времени осознать свое негодование, когда её сакральную виолончель и фантомное пианино заглушили биты и звуки, которые нельзя было воспроизвести обычными инструментами.

Возмущение росло, и Октавия уже почти прекратила играть, но Винил яростными жестами велела ей продолжать. Виолончелистка прикусила язык, но продолжила. Ей инструмент начал медленно возвращаться в композицию, аккомпанируя и подчеркивая ведущую партию электронной музыки. Наконец произведение закончилось парой нежных нот, изданных виолончелью.

Октавия опустила смычок и опустилась на ноги, уже начавшие ныть. Затем она раздраженно посмотрела на организатора всего это эксперимента.

— Винил, что это была за хрень?

— Ты о чем? Все было просто зашибись.

— Половину времени мою виолончель заглушал твой «шум»! О каком образчике искусства ты вообще говорила? 

— Да хорош уже! Твоя виолончель была во главе угла, без неё это была бы лишь ещё одна электронщина, — объяснила Винил.

— Хм-м-м, что-то главенства я и не заметила.

— Ну так знай, это так, — настаивала диджей. — К тому же нам нужно всего один трек отправить. Если этот тебе не понравился, можем другой записать.

— Хорошо. А что насчет второй композиции, что я выбрала? Прикинула, что с ней делать? 

Винил задумчиво постучала копытом по подбородку.

— Ага, кое-что прямо напрашивается. Готова?

— Как никогда.

Октавия начала вслушиваться в новую увертюру, уделяя особое внимание её четкой, словно сыгранной на арфе мелодии. Почти сразу к ней присоединились звуки синтезатора, подчеркнутые умеренными басами.

По сигналу она пропустила смычок по струнам виолончели, присоединяя к разыгрывающемуся треку её глубокие и мрачные тона. Она продолжала играть сосредоточенно и сконцентрированно, пока Винил привносила и выводила очевидно электронные звуки и глубокий бас, доверяя своему партнеру регулировать звучание, чтобы отразить лучшие черты их обеих. Она продолжала играть, закрывая глаза и теряясь в зарождающейся мелодии.

«Невозможно: электронщина должна полностью глушить классическую музыку или находиться с ней в яростном диссонансе. Они не должны гармонировать так прекрасно».

Даже когда электронная музыка Винил немного затмила виолончель, Октавия не почувствовала никакой зависти. Она приняла присутствие электроники в композиции как грациозные и знакомые движения вальса.

«Высокие и низкие — полные противоположности, но столь гармоничные вместе. Прямо как мы. Как же я раньше этого не заметила?»

Мелодия изменилась, но гармония осталась. Партия Винил закончилась, оставив за Октавией следующий шаг в танце. И виолончелистка продолжила играть, ожидая, когда же единорожка снова присоединится к ней.

Музыка продолжалась; в её нотах сплетались два сердца, соединяясь с гармонией классики и модерна, скрипки и баса, аметиста и рубина.

Наконец мелодия затихла, и запотевшая Октавия посмотрела на Винил. Их лица озарили улыбки.

— Ну, неплохо же вышло, а? — ухмыльнулась Винил.

— По крайне мере не ужасно, — возразила Октавия.

— Да, да, да. Ты-то точно от этого тащилась. А я от тебя, — единорожка задумалась на секунду: — И знаешь, походу у меня развивается фетиш на виолончель.

— Держи свои грязные копыта подальше от моей виолончели, извращенка. И остальные части тоже, — поспешно добавила серая пони, когда Винил открыла рот для остроумной ответки. — Так, музыку мы записали, а теперь что? 

— Ну, мне потребуется денька два на полировку, затем запишу их на винил и вышлю по почте. А дальше останется только сидеть и ждать нашей неизбежной победы.

— Хоть кто-то здесь в себе уверен, — усмехнулась Октавия, подойдя к диджею, чтобы нежно потереться мордочкой. — Засиделись мы. Как насчет купить еды навынос в кафе неподалеку?

— Ничего не имею против.

И две кобылы бок о бок покинули квартиру, выйдя на вечернюю улицу.


По спальне расползались тени, посягая на формы двух кобыл, лежавших в нежных объятиях друг друга. Никаких ночных активностей (пока), просто наслаждение моментом.

— Хэй, Тави, насчет того фетиша на виолончель... — начала Винил.

— Не стоит, можешь занозу получить, — вяло пробормотала Октавия.

Глава 13

Входная дверь с неожиданной силой отворилась, с громким стуком впечатавшись в ничего не подозревавшую стену. Октавия с трудом преодолела порог; тяжелые седельные сумки с каждым шагом угрожали придавить её к земле. Быстрым шагом пройдя через небольшую гостиную к кухне, она с облегчением положила свою ношу на пол.

— Винил! Я вернулась из магазина. Иди сюда, помоги разобрать, — позвала она.

Октавия начала вытаскивать разнообразные припасы и быстро расставлять их по нужным полкам в шкафах и холодильнике. Наконец из первой сумки были извлечены последние несколько морковок и галлон молока, оставив её совершенно пустой.

— Серьезно, неужели чуть-чуть помощи — это слишком много? — раздраженно прокричала она. Так и не получив ответа, Октавия фыркнула и открыла вторую сумку.

Коробки с хлопьями и разогреваемой выпечкой занимали свои места на полках, прекрасно отсортированные и сгруппированные, пока Винил до них не доберется. Булка хлеба переместилась в выдвижной ящик — вместе с не очень-то нужными, но невероятно вкусными пирожными. Октавия уже съела половину упаковки, исключительно из научного интереса, разумеется. Осторожно придерживая их во рту, она разложила дюжину помидоров в холодильнике. Вернувшись к последней сумке, она обнаружила, что та также опустела. Виолончелистка аккуратно сложила её и положила к другой такой же на кухонном столе. 

Её взгляд поймал одинокий развернутый лист бумаги, лежавший рядом с поспешно разорванным конвертом. На нем виднелся официально выглядящий заголовок, которого прежде ей видеть не доводилось. Заинтригованная, она наклонилось ближе и начала читать.

«Уважаемая Винил Скрэтч,

Мы благодарим вас за композицию, которую вы предоставили на конкурс, спонсированный “Equine Espressivo Records”. Хотя наши судьи были впечатлены приложенными вами усилиями, мы с сожалением вынуждены сообщить, что вы не были выбраны в качестве победителя. Мы искренне надеемся, что эта неудача не отобьет у вас желание творить, а наоборот, побудит улучшать и оттачивать свои навыки. Желаем вам удачи в будущих начинаниях.

Искренне ваши,

Сотрудники “Equine Espressivo Records”

P.S. Ждите дебютный альбом победительницы конкурса, Лиры Хартстрингс, этой весной».

Подняв взгляд от письма, Октавия внезапно осознала очевидное отсутствие Винил в квартире. Для единорожки вполне нормальным было избегать рутинных задач, таких как разбор покупок, но не соблюдать абсолютную тишину. Также для неё не было нормальным игнорировать просьбу помочь. Ворчать и стонать — да, но не попросту отказываться помогать своей кобылке и соседке по комнате.

Быстрый поиск по квартире занял совсем немного времени, но так ни к чему и не привел; Винил явно не было в гостиной и на кухне, а также в ванной, её спальне или спальне Октавии.

Никаких записок, которые могли бы указать, куда она подевалась, тоже не было, и до ухода Октавии Винил не говорила о планах куда-то уйти. 

Беспокоясь, и оттого ещё сильнее торопясь, Октавия опять приготовилась отправиться наружу. Поскольку в этот раз ей явно придется не просто дойти до близкого магазина, она оделась гораздо лучше. Теплое пальто и крепкие ботинки укрыли большую часть её серого тельца от кусачих холодных ветров, бушевавших на гранитных ярах кантерлотских улиц.

Покинув стены уютной квартиры, виолончелистка вышла на полуденный мороз, перебирая в уме места, куда могла бы направиться Винил в состоянии глубокой печали. Быстрым шагом кобыла добралась до одного из ресторанчиков, где любила посидеть диджей. Октавия заглянула в окна в поисках своей явно выделяющийся на фоне других белой подруги. Но там её не оказалось. Виолончелистка перешла улицу, зашла в музыкальный магазин и быстро пробежалась взглядом по рядам аудиотоваров и музыкальных альбомов. Не обнаружив единорожки, Октавия покинула магазин, не проронив и слова. 

Поиски продолжались. От мороза не спасала даже теплая одежда. Пока Октавия быстро осматривала рестораны и магазины, которые посещала Винил, и места, где они бывали вместе, солнце неумолимо спускалось вниз по небосклону, словно громадная стрелка часов. Ноги виолончелистки уже начали болеть, а легкие горели от морозного воздуха. Все места в радиусе шести кварталов были осмотрены — и ни следа единорожки. Внезапный порыв загнал Октавия внутрь телефонной будки. Она достала из кармана пальто пару битов и позвонила домой. Задержав дыхание, Октавия слушала звонки, моля Селестию, чтобы Винил сняла трубку. Но после тридцати гудков она наконец признала, что этого не произойдет, и вернула трубку на законное место.

Выйдя из будки, Октавия задумалась, пытаясь не обращать внимания на пронизывающий холод. 

«Ох, да где же она? Я и так себе места не нахожу, а уже начинает темнеть. Все места уже проверила.

...

Хотя нет, не все. Если бы жизнь была похожа на книгу или фильм, я бы точно знала, где она сейчас».

Решительный шагом Октавия направилась в последнее место, куда могла бы направиться Винил, ведомая разочарованием от проигрыша в конкурсе, на который возлагала так много надежд. 

Сделав последний поворот, виолончелистка увидела именно то, что одновременно ожидала и боялась увидеть. На мостовой сидела Винил, печально глядя на пустое место, разделяющее два больших здания. Ветер играл с её голубой гривой. Солнцезащитные очки скрывали истинные чувства от тех немногих прохожих, что молча проходили мимо, кидая в её сторону странные взгляды.

Октавия проглотила внезапный ком неуверенности и подошла к Винил. Вблизи та представляла собой жалкое зрелище: её сотрясала почти неуловимая для взгляда дрожь, а на лице видны были засохшие следы слез. Плечи диджея были так понурены, что казалось, будто единственной причиной, почему она ещё не упала на землю, было то, что она просто промерзла насквозь. 

Винил никак не отреагировала на севшую рядом с ней Октавию. Виолончелистка осторожно положила копыто на плечо подруги и тут же глубоко вздохнула, почувствовав леденящий холод, исходящий от все ещё никак не реагирующей диджея.

— Винил, с тобой все в порядке? Сколько ты уже здесь сидишь? — боязливо спросила Октавия. — Ладно тебе, поговори со мной.

Тут она навострила ушки. Ей показалось, что Винил прошептала ответ столь тихий, что расслышать его было почти невозможно.

— Винил, погромче, пожалуйста, — мягко-мягко сказала Октавия, прижимаясь к единорожке. 

— Я сказала, прости меня, — повторила единорожка все ещё тихо, но в этот раз чуть-чуть громче.

— Простить? За что? Винил, тебе не за что передо мной извиняться.

Винил опустила голову. Её взгляд уперся в землю, уши поникли. 

— Я все пропегасила. Все испортила, — угрюмо заявила она. 

— Да о чем ты вообще говоришь? Ничего ты не испортила! — твердо сказала Октавия.

Винил засмеялась коротким и горьким смехом, в котором не было ни капли веселья.

— Ты издеваешься? Я была так горда собой, когда дала тебе работу и помогла сохранить квартиру. И вот ты уже стала моей подругой и пригласила жить к себе, хотя толком меня и не знала. Затем каким-то немыслимым образом ты умудрилась меня полюбить и сделать самой счастливой пони на свете. И вдруг за одну ночь я теряю все, ради чего горбатилась всю жизнь, и возвращаю тебя обратно на грань потери квартиры, с которой мы и начали. И даже хуже, теперь у тебя на шее сидит ещё и никчемная безработная кобылка и соседка.

— Винил, ты вовсе не никчёмная, я лю… — попыталась перебить Октавия, но та всё равно не останавливалась.

— Если бы я чего-то стоила, то давно нашла бы работу, чтобы помочь нам обеим. Вместо этого, лишь Селестии известно зачем, я только заставила тебя, оставшись со мной, упустить шанс восстановить карьеру. Единственной идеей был этот дурацкий конкурс. Ты надрываешься, не жалея крупа, уже два месяца, пытаясь найти работу, и хоть какие-то деньги заработала. Я же лишь выслушивала напоминания о том, какая я никчемная, каждый раз, когда кто-то говорил о моей недостаточной квалификации для работы в, лягать его, продуктовом магазине.

Октавия слушала с нарастающим ужасом, каждое горькое слово — свежий укол, приводивший к слезам, вторящим боли ближайшей подруги. 

— Я попросту ходячая никудышность, — ядовито выплюнула единорожка; свежие слёзы стекали по её лицу.

Октавия обхватила другой ногой Винил и сжала её в крепких объятиях, почти утонув лицом в гриве подруги. 

— Не смей так говорить, Винил Скрэтч, — задыхаясь, выговорила виолончелистка, отчаянно стараясь найти возможность обхватить целиком свою убитую горем любовь. — Ты не никчемная и не бесполезная. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы это было правдой. 

— Но Октавия, я...

— Нет! Никаких «но», ни единого даже! Я тебя люблю, ты моя особая пони и не должна брать на себя ответственность за все подряд! Винил, это не твоя вина. И не надо её брать на себя. Нельзя себя ненавидеть из-за воли случая. Да, жизнь у нас сейчас не сахар, но я не хочу, чтобы ты считала, что не вносишь свой вклад. Само осознание, что ты есть, что ты встретишь меня по приходе домой после долгого дня, лучше всяких денег, Винил. 

— Спасибо, Тави, — неуверенно ответила Винил, обхватывая Октавию ногой. — Но я все равно должна делать для нас больше. 

— Хватит, Винил, прекрати. Мы — команда, и мы вместе пройдем сквозь все испытания, чего бы это ни стоило. 

— Не знаю, чем я заслужила такую кобылу, как ты. Ты и впрямь уверена, что я тебе нужна? — с болью прошептала единорожка.

Разорвав объятья, Октавия нежно взяла в копыта голову Винил и подняла её, чтобы взглянуть кобыле в глаза, чему, конечно, помешали солнцезащитные очки. Затем виолончелистка крепко поцеловала диджея, и поцелуй длился достаточно долго, чтобы единорожка смогла понять его смысл. После этого Октавия провела копытом по следам от слез на белом лице подруги. 

— Т-с-с, Винил, ты от меня так просто не избавишься. Если понадобится, то я до конца жизни буду утирать тебе слезы, — прошептала виолончелистка, её слова были пропитаны уверенностью. Винил ничего не ответила, лишь долго смотря в ответ; её губы дрожали. Внутри неё явно шла борьба. Наконец, что-то внутри диджея сломалось, и она заключила подругу в объятья. Октавия тут же сделала то же самое. Всхлипывая, единорожка погрузила лицо в шерстку подруги. Горячие и соленые слезы, на которые обе они не обращали внимания, стекали вниз. Когда наконец все они были выплаканы, подруги отпустили друг друга. И Октавия отважно быстро поцеловала Винил. 

— Вот так вот, теперь тебе лучше? — спросила она, помогая диджею подняться на ноги. 

— А знаешь, и правда полегчало, — протерев глаза копытом и легонько всхлипнув, сказала Винил и коротко поцеловала Октавию. — Спасибо, Тави. Если кто-нибудь когда-нибудь спросит, почему я люблю тебя, то именно поэтому. Ты — милейшая пони из всех, что я знаю. Я безмерно благодарна, что ты готова терпеть меня.

— Винил, «терпеть тебя» одна из величайших радостей в моей жизни, — воодушевлённая неуверенной улыбкой подруги, продолжила Октавия. — Не желаю видеть тебя в таком состоянии хоть когда-нибудь снова. Не желаю, чтобы подобные чувства накапливались и приводили к чему-то такому. Доверяй мне, говори со мной и позволь мне помочь. Разве не такими должны быть отношения? Я всегда буду рядом, как ты была рядом со мной, только позволь мне помочь. Пожалуйста, Винил, пообещай, что не будешь больше скрывать подобные чувства.

— Хех, ну, на самом деле я и не пыталась их скрыть. Я пыталась их игнорировать, но когда получила то письмо, меня как будто прорвало, — робко ответила Винил.

— Ты поняла, о чем я. Просто не доводи больше до такого, хорошо?

— Обещаю, Тави.

— Вот и славно. А теперь, как насчет пойти домой? Я абсолютно уверена, что там гораздо теплее, чем тут, на морозе, на котором ты, моя своенравная кобылка, пробыла уже слишком долго.


Октавия развалилась на диване, отключившаяся Винил лежала рядом с ней, а теплое, уютное одеяло укрывало их обеих. Винил вроде как приободрилась после того, как они вернулись домой, поужинали и наполнили свои желудки горячим какао. Она была немногословной то время, что они с Октавией делили диван и одеяло, и потихоньку погрузилась в сон. Виолончелистке же в свою очередь было достаточно, что её кобылка была рядом. Иногда она проводила копытом по обманчиво мягкой гриве и вспоминала её горькие слова.

«Винил точно была права в одном».

Она взглянула на спящую кобылу, и на её лице сама собой появилась небольшая улыбка.

«Но только в одном: каждой из нас становится все сложнее и сложнее найти работу в Кантерлоте».

Октавия покрутила эту мысль в голове, пытаясь найти более светлую перспективу. Но тщетно. Наконец она сдалась и закрыла глаза, позволив ритмичному биению сердца и теплой мягкой шерстке убаюкать её, вытеснив из головы грустные мысли. 


Утреннее солнце застало подруг за кухонным столом, и никто из них явно не был расположен к разговору о вчерашних приключениях. Злополучное письмо без дальнейших рассуждений отправилось в мусорное ведро. Пока кобылы завтракали, Винил обратила внимание на то, что Октавия была сегодня сама не своя. Она больше играла с едой, чем ела, и очень много времени смотрела в никуда. 

Вспомнив вчерашний урок о порочности сокрытия чувств, диджей решила сегодня побыть ответственной кобылой и активно настоять на том, чтобы её подруга рассказала о волнующей её проблеме.

— Хэй, Тави, чего такая задумчивая? — с невероятной грацией и нежностью поинтересовалась Винил.

Выбитая из своих дум, Октавия уронила ложку в тарелку. Окинув её вялым взглядом, виолончелистка поглядела на Винил. 

— О, да так, просто. Подумала, что раз уж никто из нас, ну, не может найти работу в Кантерлоте, может, нам стоит подумать над тем, чтобы уехать куда-нибудь, — осторожно объяснила Октавия. Молчание воцарилось на несколько секунд, длившиеся целую вечность. — Эм, Винил, ау?

Шокированная диджей сидела с замершей на полпути ко рту ложкой. 

— Ты хочешь... чего? — с запинкой сказала она.

Глава 14

— Я сказала, что нам нужно уехать из Кантерлота, — нерешительно повторила Октавия. — Сама знаешь, что квартиру мы арендуем последний месяц, и работу никто из нас найти не может, — продолжила она, осторожно наблюдая за плавным переходом выражения Винил от неверия к... горечи?

— А, то есть ты хочешь, чтобы мы вдвоем вот так взяли и забили на наши мечты? Ура, решение на десять из десяти, — сухо пошутила единорожка.

— Ты знаешь, что я не это имела в виду.

— А прозвучало именно так.

— Как, скажи на милость, это могло прозвучать именно так?

— Смотри, твоя мечта — стать популярной и известной виолончелисткой, а моя — успешной владелицей ночного клуба. Теперь, раз уж ты говоришь о переезде в другой город, то явно речь не идет о другом крупном городе, где снять квартиру столь же дорого, следовательно, ты говоришь о переезде куда-нибудь в деревню. А там наши мечты не сбудутся. Так что да, ты говоришь забить на них.

— Винил, я не забиваю, я просто смотрю в лицо фактам. После того, как мы выплатили все займы и аренду за клуб, у нас от страховки осталось не так уж и много, а теперь денег вообще почти не осталось. Мы безработные, и варианты выйти из этого положения почти закончились. Зато в более... провинциальной местности мы сможем прожить на остатки куда дольше.

— В более тухлой местности, ты хотела сказать, — фыркнула диджей явно без восторга. — Никаких тебе клубов, никакой ночной жизни — ничего для пони вроде меня. Спасибо, нет, уж лучше бомжевать, но в городе. 

— Ну, хотя бы подумай над этим, — попросила Октавия. — Пожалуйста. 

— Я уже подумала. Ответ — нет.

— Ну, тогда давай предлагай сама, раз мои идее никчемные, — фыркнула Откавия, пытаясь сдержать нарастающий гнев.

— Я хз, — сдалась Винил, пожав плечами. — Но явно должен быть варик получше, чем съезжать фиг пойми куда.

— Например? — потребовала виолончелистка. — Ты не понимаешь, что ли, что у нас уже почти закончились варианты. Что ещё можно сделать, Винил? Что ты такое придумала, чтобы нас спасти?

— Эй, я пыталась на работу устроиться, если ты не заметила. Плюс идея с конкурсом, — защищалась диджей.

— Да, и я смотрю, ты преуспела в обоих вариантах? — без намека на радость рассмеялась Октавия.

— Это ты мне будешь об этом говорить? У тебя всего и было, что три работы за последние три месяца, — оскорбилась Винил.

— Получается, что я в три раза полезнее тебя! — вспылила виолончелистка и тут же заткнула себе рот копытом, но слова уже было не вернуть.

«Селестия, прошу, нет, только не после вчерашнего».

Винил опасно прищурилась, сжала губы и, медленно встав из-за стола, зашагала прочь. Беззвучно Октавия проводила блестящими от невысказанного сожаления глазами подругу. В памяти звучали вчерашние слова: «Я попросту ходячая никудышность». 

Октавия вздрогнула, услышав, как хлопнула дверь в спальню Винил.


Октавия вытянулась на кушетке, больше ей никто не мешал это сделать. Правда, это не принесло ожидаемого комфорта. Она начала просматривать журнал с объявлениями о сдаче квартир и домов в местах довольно удаленных от Кантерлота. Цены были неприлично низкими, на их сбережения подруги смогли бы жить ещё год минимум.

«Но все ли это, о чем я беспокоюсь, или Винил права? Я сдалась?.. Мне просто осточертели эти высокомерные взгляды, игнорирование, порицание за то, в чем я вообще неповинна. Долго я так жить не смогу. Но... но вправе ли я рассчитывать, что Винил тоже сдастся?»

Со своего места Октавия видела, что дверь в комнату диджея все ещё была закрыта. Виолончелистка осторожно поднялась на ноги, скинув пару журналов на пол к их собратьям. Пару шагов спустя она уже была у двери. Глубоко вздохнув, она постучала.

— Винил, — крикнула Октавия. — Я знаю, что ты злишься. И я тебя не виню, мои слова были грубыми и непростительными. Я понимаю, что простым «извини» тут не обойтись, но знай, мне очень жаль.

На протяжении пары долгих секунд Октавия просто слушала. Ответа не последовало, и она попробовала дернуть входную ручку. Ожидаемо, дверь была заперта. Вздохнув, виолончелистка опустила голову и поплелась обратно на кушетку.

За запертой дверью Винил перевернулась на спину и бесцельно уставилась в потолок, не снимая свои солнцезащитные очки. Магией она повернула регулятор передового музыкального плеера, повышая и так оглушительную громкость музыки в наушниках. Диджей прикрыла глаза, пытаясь забыться в звуках басов и электронной мелодии.

Но не тут-то было: она все ещё могла слышать едкие слова Октавии, ранившие её с силой хлыста. И Винил, словно безумная мазохистка, наслаждалась этим. Она снова и снова вспоминала каждое слово и следующие за ними эмоции: удивление, горечь, а затем шок и ярость. Затем она вспомнила, как встала и ушла, пока сама не наговорила лишнего, о чем потом пожалела бы. Тогда ей сильно хотелось выговориться, но все, что она могла сказать в порыве гнева, представляло из себя обычные вульгарности, а Октавия заслуживала большего. Её-то слова, по крайней мере, имели больше общего с правдой, чем с простой злобой.

Винил протерла глаза, и, как оказалось, они были на мокром месте. Вздохнув, она ещё прибавила громкости.


Октавия лежала на кровати, не в силах смириться с непривычным одиночеством. Она закуталась в одеяло, но без особенной пони, которая согрела бы своей нежной и знакомой теплотой перед сном, побороть холод зимней ночи было невозможно. Без маленького белого островка тепла, нежно заполнявшего комнату своим дыханием, даже тени казались какими-то более враждебными, а тишина — удушающей. 

В сотый, наверное, раз Октавия повернулась на бок, спиной к пустой части кровати, стараясь не заострять внимание на том, что сейчас в комнате она могла слышать только себя. Даже закрытые глаза не давали никакого убежища от мыслей, терзавших виолончелистку.

«Почему она не может просто понять, что я права? Нам нужно переехать, чтобы не стать бездомными.

...

Может, если бы я не накричала на неё, как глупый жеребенок, она была бы более открытой к диалогу.

...

Но её даже слушать было невыносимо: не захотела даже думать над моим предложением, ещё и обвинила в желание поставить крест на наших мечтах.

...

Но это же не давало мне право оскорблять её? Бедная Винил, она только вчера плакалась мне в плечо потому, что чувствовала себя бесполезной, а я взяла и насыпала ей соль на рану, как какой-нибудь бесчувственный чурбан. Селестия милосердная, что же я за пони. Как я могла так с ней поступить?»

Она зарылась лицом в копыта, приглушая стон.


Проникавший сквозь кухонное окно утренний свет освещал все ещё сонную Октавию, морщившуюся от горечи свежезаваренного кофе.

«Уф, как Винил пьет эту бурду? Да всех сахарных запасов Эквестрии будет мало, чтобы подсластить это пойло».

Но пить напиток она не перестала. Сейчас его способность прогонять сонливость была куда важнее сохранности нёба. Допив кофе, Октавия небрежно поставила кружку на стол с остатками завтрака. Место с другой стороны неуютно пустовало. 

«Ну же, Винил, хоть на завтрак-то приди. Не мучай себя голодом».

Хмурясь от этой мысли, Октавия раздраженно постукивала копытом о стол. Наконец она встала и снова подошла к комнате Винил. Схватив дверную ручку, чтобы подчеркивать её дребезгом свои слова, виолончелистка выкрикнула:

— Винил, открой дверь! Я хочу поговорить... 

Дверь оказалась не заперта.

— ... с тобой? — неуверенно закончила фразу Октавия.

Она зашла в комнату и увидела сидящую на кровати Винил, словно мумию завернутую в одеяло.

— Я думала, что закрыла её за собой, — удивленно посмотрела на подругу единорожка. 

— Винил, прошу, прости меня. Я не хотела этого говорить, — пролепетала Октавия, хватаясь за возможность. — Знаю, что ты злишься, но хотя бы поешь. Я не хочу, чтобы ты ещё и голодала.

Винил сперва абсолютно безэмоционально смотрела в ответ, а затем опустила голову и начала пристально изучать матрас. Лицо её скрывала свешивающаяся грива. 

Октавия осторожно пересекла комнату и села на кровать напротив Винил. Сердце стучало в груди. Она вытянула ногу и положила копыто на плечо подруги. Когда же диджей не отдернула его, Октавия набралась храбрости сесть рядом с единорожкой. 

— Винил, я...

— Ты была права, — перебила Винил, посмотрев подруге в глаза.

— Т-то есть? — крайне глубокомысленно переспросила виолончелистка.

— По поводу переезда. Ты была права, — признала диджей. — Даже думать о нем противно, как и о прозябание где-нибудь фиг пойми где, но что ещё нам остается? 

— Рада слышать, но я все равно была капитально не права, когда сравнивала нашу полезность. Ты меня простишь за это? 

Винил взяла долгую паузу перед ответом.

— Да, думаю, что да. Ну, типа я вообще вела себя как жеребенок, которому бестолку что-то говорить. Я знала, что тебя это взбесит, и все равно продолжила так себя вести. Так что винить тебя я не могу. 

— Вряд ли это можно считать оправданием, — покачала головой Октавия. — Именно меня надо винить.

— Да, да, да, как скажешь, Ключик. Короче, мы обе спороли горячку и теперь сожалеем, так что давай просто забудем об этом.

— То есть извинения приняты?

— Да, приняты. И ты прости меня, что начала все это по своей глупости.

Вместо ответа Октавия наклонилась и сжала подругу в крепких объятьях. Спустя секундное замешательство Винил обняла её в ответ. 

— Больше никогда, хорошо? — спросила Октавия, не ослабляя хватку.

— С радостью, — ответила Винил. — А сейчас давай поедим, а то я просто помираю с голода.

Согласно кивнув, Октавия и пошла вместе с Винил обратно на кухню. Единорожка положила себе порцию овсянки. Виолончелистка беззвучно наблюдала.

— Уф, — скорчила гримасу Винил, съев ложку каши, — мы уже, наверное, трехсотый день подряд едим овсянку на завтрак. Больше ничего нет?

— Двести девяносто шестой день подряд. И нет, больше ничего. Надо экономить, так что мы можем позволить себе только самую дешевую и питательную еду. Овсянку, то бишь. 

— А поп-тартсы? — жалобно поинтересовалась Винил.

— Селестия, как же надоели эти тупые поп-тартсы... — пробормотала Октавия. — Нет, их тоже не можем, — уже громче сказала она. — Овсянка, молоко, консервы, буханка хлеба и пучок моркови. Все. 

— Дай-ка мне несколько морковок, — оживившись, сказала Винил. Бросив насмешливый взгляд, Октавия отправилась рыться в холодильнике.

— Они где-то... ох ты ж.

Она вытащила упаковку неопознаваемой растительности, осторожно закрыла её и поскорее выбросила в мусорку.

— Хотя лучше забудь о морковке, — объяснила она, возвращаясь на своё место. Винил лишь вздохнула и принялась за овсянку.

Ожидая Винил, Октавия допила кофе, однако она пыталась не взбодриться, а избавиться от запаха сомнительных морковок.

— Ну как, насчёт переезда куда бы то ни было: у тебя есть конкретные предложения? — спросила Винил, стирая остатки завтрака со рта.

— На самом деле, да, есть. Что думаешь о поездке в Понивилль?


— И где именно находится этот Пониград? — поинтересовалась Винил, глядя на пролетающий за окном пейзаж.

— Понивилль, а не Пониград. Это к юго-западу от Кантерлота, всего несколько часов на поезде. Практически пригород, — ответила Октавия.

Указывая на однотипные холмы и нетронутые луга, простирающие до самого горизонта, Винил сделала вид, будто её тошнит. 

— Я уверена, всё не так плохо, — заверила её Октавия.

— Это мы ещё посмотрим, — пробормотала Винил прежде, чем вновь уставиться в окно.

Завораживающая смена пейзажа и ритмичный стук колёс по путям вскоре убаюкали пренебрежительную кобылку, и она заснула. Её тихое похрапывание скрашивало досуг Октавии, пристально наблюдавшей за неизбежно отдаляющимся Кантерлотом.

В конце концов, после последнего поворота поезда, на горизонте появились очертания Понивилля. Октавия прижалась носом к окну: ей не терпелось взглянуть на их пункт назначения. В скором времени поезд, пошатываясь, остановился, и кондуктор отправился вдоль прохода объявлять остановку.

Винил, всё ещё похрапывая, проснулась и заморгала, разгоняя остатки сна.

— Мы уже приехали? — спросила она, громко зевнув.

— Да, мы уже здесь. Ну что, пошли? — ответила Октавия, протискиваясь в узкий проход между сиденьями.

Выйдя из поезда на перрон, кобылки окинули взглядом маленькую деревушку, залитую солнечным светом. Соломенные крыши, грунтовые дороги, трава и деревья. Пара зданий выделялись среди своих собратьев. Одно из них — богато украшенная карусель, а второе — конфетно-розовый гигант, явно снившийся диабетикам в страшных снах. Но в основном среди зданий преобладали деревянные, без каких-либо изысков, за исключением скудных украшений, нарисованных на фасадах краской. 

— Довольно живописно, — отважилась произнести Октавия.

— Крайне тухло, — безразлично ответила Винил, но косой взгляд подруги быстро её пристыдил.

— Дай ему шанс. Мы здесь и десяти минут не пробыли.

— Да, ты права, Тави. Не суди книгу по обложке и все такое, — согласилась Винил.

— Другое дело! А теперь давай пройдемся и посмотрим, что здесь к чему.

Две кобылы начали прокладывать свой путь сквозь городок, наугад выбирая направления. Октавия показывала то на уютно выглядящий ресторанчик, то на интересный магазин, то на какую-нибудь достопримечательность. Винил определенно не была заинтересована, беззвучно следуя за подругой, хотя местная библиотека, обустроенная внутри все ещё живого дерева, смогла произвести на неё впечатление.

Понивилль был небольшой деревенькой. За пару часов они обошли его вдоль и поперек, а до рейса на Кантерлот было ещё достаточно времени. Чтобы убить время и заморить червячка, они зашли в замеченное ими по пути дешевое кафе и заказали сандвичи с тюльпаном и жареное сено.

— Ну, что думаешь? — спросила Октавия, проглотив кусок сандвича.

— Тут... неплохо, — ответила Винил, — Но, если честно, не думаю, что смогу здесь жить.

— Почему это? — поинтересовалась виолончелистка. 

— Мне тут нечем заняться. Вообще нечем. Тут нет ни клубов, ни сцен, ни музыкальных магазинов — ничего. Мне кажется, что здесь даже электричества, и того нет!

— Винил, не все...

— Я вот что хочу сказать, ты сможешь поднять тут деньжат, пусть и не прославишься так, как в Кантерлоте. Но отвечаю, тут всем пофиг на мою музыку. Так в чем тогда смысл моего пребывания тут? 

— Смысл в том, что ты сможешь жить вместе со мной в доме, а не на улице в Кантелоте! — вспылила Октавия.

— Лучше уж в Кантелоте! Там хоть есть шанс, что мою музыку поддержат!

— А меня тошнит от него, поеду куда угодно, но не обратно! — прошипела виолончелистка.

— А что насчет карьеры, музыки? Разве ты не хочешь снова стать известной? — скептически вопросила диджей. — Вот так просто все бросишь?

— Именно, — просто ответила Октавия. — Я так устала, что мне уже все равно.

— Ты... ты... — запнулась Винил, — Поверить не могу. Просто не могу поверить, что ты бросишь пытаться.

— Прости, Винил, но теперь все это в прошлом. Кантелот, карьера профессионального музыканта, беспричинные игнорирование и ненависть — все в прошлом. Слишком много боли все это мне принесло, — слабо выговорила виолончелистка.

— Ты меня тоже прости, Тави, но я не брошу свою мечту. Даже ради тебя.

— Что ты такое говоришь, Винил?

— Говорю, что сюда ты сможешь переехать только в одиночку, — объяснила единорожка.

Октавия ошарашенно посмотрела на неё в ответ. Сама же Винил старалась сохранить стоическое выражение лица.

— Выбирай.

Глава 15

— Я... ты... да как ты смеешь! — бессвязно выпалила Октавия. — Ты смеешь использовать наши отношения, чтобы добиться своего?!

— Да ты что? А сама-то пытаешься меня тащить за собой куда вздумается, будто я никчёмный багаж, — рявкнула в ответ Винил.

Обе кобылы были на взводе. Они впились друг в друга взглядами. Однако первой, поджав уши, отвела взгляд Октавия.

— Наверное, я и вправду не приняла во внимание твои чувства, — смущённо сказала она.

— Ещё мягко сказано, — кратко ответила Винил; она сидела насупившись и не глядя в сторону спутницы.

— П-прости, Винил. Наверное, было безрассудно с моей стороны ожидать, что для тебя будет пустяком переезд в столь непривычную обстановку, — спокойно признала Октавия.

— Да уж, угрожать нашим расставанием было отстойно, — немного смягчившись, сказала Винил. — И ты меня прости, Тави. Надеюсь, ты понимаешь, что я это не серьёзно.

Октавия наконец-то повернулась к Винил, чтобы посмотреть ей в глаза, и, немного колеблясь, улыбнулась. Винил робко ответила тем же.

— Тави, я хочу кое-что узнать. Почему ты так внезапно и решительно захотела уехать из Кантерлота? В смысле, мне казалось, ты хотела восстановить карьеру и всё такое.

— Просто я... выдохлась. Наверное, это наиболее подходящее слово. После Гала прошли месяцы, а я всё ещё в чёрном списке всего Кантерлота. Это был счастливый случай, что Фэнси Пэнтс хотел нанять меня в тот раз, и то лишь потому, что предыдущий виолончелист отказался. После пожара я прикладывала колоссальные усилия, была на сотнях проб и прослушиваний, подавала заявки в каждый квартет, ансамбль или симфонический оркестр, умоляла и упрашивала, объясняла свою ситуацию снова и снова, и всё впустую. Это никого не волновало. Иногда мне казалось, что ты единственная пони в Эквестрии, не считающая меня полным ничтожеством, — проговорила Октавия, отрешённо уставившись на стол.

— Тави... — тихо сказала Винил, протянув через стол своё копыто к копыту Октавии. — Почему ты не рассказала мне обо всём этом раньше? Мы ведь вроде договорились больше не скрывать переживаний друг от друга. Эй, мне казалось, только меня волнует безуспешный поиск работы.

— Просто я не хотела признаваться в этом даже самой себе, — со вздохом сказала Октавия. — Я надеялась, что всё наладится, надо лишь продолжать пытаться. Но я больше не выдержу, Винил. Это больно, слышать отказ каждый раз из-за чего-то, в чём даже не виновата. И я начала сходить с ума потому, что деньги заканчивались и нас могли выкинуть на улицу. Мне было страшно... Винил, прости... Я боялась, ты бросишь меня, если так случится.

— Нашла о чём волноваться, Ключик. Ты же знаешь, я тебя ни за что не брошу, — заверила её Винил.

— Даже если я решу переехать в Понивилль? — нерешительно ответила Октавия.

— Мы обе знаем, я за тобой, если понадобится, хоть в Тартар, — смущённо отведя взгляд и вздохнув, прошептала единорожка настолько тихо, что только они двое могли расслышать. — Конечно, тяжело оставлять позади, возможно, единственный шанс исполнить мечту, но всё же ты для меня важнее.

— Даже не знаю, чем я заслужила такую кобылку, как ты. Извини, что я сомневалась в твоей преданности, Винил. Ты заслуживаешь гораздо большего, — растрогавшись, ответила Октавия. — Я не собираюсь заставлять тебя принимать поспешные решения о переезде куда бы то ни было, особенно сюда. Мы ведь здесь ещё и дня не пробыли, торопиться будет как-то не по-взрослому. Всё, о чём я прошу — чтобы ты подумала об этом. Договорились?

— Окей, Тави, я прекрасно понимаю, что ты пытаешься делать как лучше для нас обеих. Постараюсь больше не быть такой упрямой ослицей.

— Спасибо, Винил. Я постараюсь не решать за нас обеих. В конце концов, ты тоже пони, и твоё мнение заслуживает уважения.

— Рада это слышать, Ключик. А теперь я сдержу своё обещание. Не хочешь ещё пошататься по Понивиллю? Ну, чтобы принять окончательное решение. На этот раз вместе.

— Звучит восхитительно, дорогая, — согласилась Октавия.

Они вместе встали из-за стола, оплатили счёт и отправились бок о бок по незнакомым улицам города, который они ещё не успели изучить.


— Привет! — раздался пронзительный голос в сопровождении падающих на пустой стол конфетти. 

Секундой позже появилась ослепительно розовая пони, неожиданно вылезшая из-за большого цветочного горшка неподалёку.

— Оу-у, они уже ушли, вот непруха, так и знала, что не нужно было класть последнюю партию кексиков. Из-за них я опоздала.


— Что ж, Винил, должна признать, я понимаю твоё нежелание жить в Понивилле. Это однозначно не Кантерлот, — признала Октавия во время прогулки по очередной немощёной дороге между рядами идентичных деревенских домов, лишь изредка разбавленных яркими, цветастыми витринами магазинов. Но одно особо выделяющееся здание привлекло их внимание. Элегантные изгибы и роскошные круглые окна демонстрировали невероятный ассортимент высококлассных платьев.

— Ты только глянь, Винил. Выглядит прямо как карусель, — восхищённо отметила Октавия.

— Винил? — она осознала, что её спутница больше не идет с ней рядом. Единорожка застыла будто вкопанная, и со сконфуженным выражением лица уставилась на интригующий магазин.

— Кажись, я тут была раньше, — медленно выговорила она.

— Винил, не говори ерунды. Ты же сказала, что никогда не была в Понивилле до этого.

— Ага, знаю, но клянусь, что помню это место.

— Мне сложно представить тебя любительницей разодеться.

Винил ничего не ответила и лишь решительно продолжала пялиться на магазин, как вдруг неожиданно быстро зашагала в его сторону.

— Винил, подожди! Ты только выставишь себя дурой, — Октавия поспешила за своей подругой.

Диджей вломилась в магазин, демонстрируя манеры как у мантикоры и заставив дверной колокольчик звякнуть. Этот звук вызвал незамедлительную реакцию.

— Уже бегу, дорогуша, — раздалось откуда-то из соседних комнат.

— Винил, нам нечего здесь делать. Пошли уже.

Но та лишь отмахнулась, покачав головой, и продолжила пристально всматриваться в интерьер, будто пытаясь растормошить свою память. Её размышления были прерваны появлением другой белой единорожки, вышедшей из драпированного прохода. В отличие от анархии в волосах Винил, насыщенно-фиолетового цвета грива вошедшей кобылки была безупречно уложена, контрастируя с сапфирово-синими глазами. Её шерсть была в безупречном, гладком, чистом состоянии, очевидно благодаря стараниям профессионалов. Как только она увидела Винил, по её лицу растеклась улыбка.

— Мисс Скрэтч, как я рада снова вас видеть! Что привело вас в мой скромный бутик?

— Винил, ты её знаешь? — неуверенно спросила Октавия.

Та лишь разинула рот, в отчаянии пытаясь вспомнить имя элегантной единорожки.

«Регалия? Раритет? Ну же, Скрэтч, думай!»

— Ох, моя дорогая, примите мои извинения. Я — Рэрити. Мисс Скрэтч однажды меня сильно выручила, обеспечив мой показ мод музыкой и освещением сцены.

«Ага! Так и знала, что-то подобное всё же было».

— Октавия, рада знакомству.

— Октавия Филармоника, знаменитая земнопони-виолончелистка? — ответила собеседница, предварительно драматично вздохнув.

— Бывшая знаменитая земнопони-виолончелистка, — поправила Октавия. — Боюсь, удача была не на моей стороне после минувшего Гранд Галопинг Гала.

— Ах, какие ужасные новости. Во имя Эквестрии, что произошло? Когда я слышала о вас последний раз, вы были восходящей звездой Кантерлота.

— До моего ансамбля на последнем Гала домогалась одна поистине вызывающе розовая кобыла, требовавшая от нас сыграть дурацкую жеребячью песенку. И мы сыграли, к огромному раздражению остальных гостей. Нас объявили причастными к тому фиаско, в которое обернулся Гала, и после этого я оказалась в чёрном списке всех работодателей, — объяснила Октавия.

— Песня, которую вас заставили исполнить, случайно, не «пони-полька»? — с натужной деликатностью спросила Рэрити.

— Кхм, да, вообще-то она. Откуда вы знаете?

— Так совпало, что я была на Гала в этом году, и, возможно, мне довелось послушать ваше... выступление, — ответила Рэрити с нервной улыбкой. — Должна сказать, я видела... фиаско, как вы выразились, и не понимаю, как вас можно винить в произошедшем.

— Просто высшему обществу Кантерлота нужен был козёл отпущения, на которого можно выпустить своё раздражение, и, к сожалению, за неимением влиятельных защитников, почётного звания или богатства им оказалась я, — утомлённо вздохнув, ответила Октавия.

— Мне очень жаль слышать о вашем несчастье, — неодобрительно покачав головой, сказала Рэрити. — Могу я поинтересоваться, что привело вас в наш скромный городок? Да ещё и в компании мисс Скрэтч?

— Ну, это типа относится к рассказу Тави, — включилась в разговор Винил. — Мы ищем жильё подешевле, чем в Кантерлоте. Мы обе сейчас не работаем, так что платить аренду становится всё трудней.

— Значит, вы ищете место для вас обеих, — ответила Рэрити с понимающим выражением.

— Ну, вроде того, — призналась Винил, краснея.

— И как долго вы намерены пробыть в Понивилле?

— Мы здесь всего на день, ближе к закату отправимся обратно в Кантерлот, — продолжила разговор Октавия.

— То есть уже в ближайшее время, дорогуши, — проговорила Рэрити, бросив осуждающий взгляд на горизонт за окном. — Но раз уж у вас ещё есть время — я собираюсь навестить подругу, и, надеюсь, вы не откажетесь составить мне компанию?


— Винил, что здесь происходит? Ты же говорила, что никогда не была в Понивилле? Но, как оказывается, ты не просто здесь была, а устраивала целое шоу! — шёпотом допрашивала Октавия, идя с Винил немного позади Рэрити.

— Ну, я вроде припоминаю, что кто-то нанимал меня поиграть музыку и все дела, но я вообще не помню, кто это был. Или где, — так же тихо отвечала диджей.

— Как ты можешь не помнить? — Октавия покачала головой с недоверием.

— Возможно, я была слегка пьяной. Или не слегка, — призналась Винил, пожимая плечами.

— И почему я не удивлена, — простонала виолончелистка в ответ.

— Что тут скажешь? Работать диджеем — это не по скрипке водить, — передразнила единорожка с беззаботной ухмылкой.

— И как давно это было?

— Ещё до знакомства с тобой. Примерно за несколько месяцев до Гала. Я отрывалась на ночной тусовке, когда мне неожиданно позвонили и предложили работу. Я была просто убитая, но сумму предлагали приличную, так что я согласилась, приехала, отработала, вернулась домой и тут же вырубилась. Полагаю, это совсем вылетело из памяти, пока я не увидела бутик.

— Вот это да, Винил. Я не думала, что ты была такой гулякой.

— Я вроде как остепенилась, когда начала вкладывать много усилий в запуск клуба. Конечно, круто быть навеселе, когда просто играешь музыку, но не когда сама остаёшься за главную.

— Полагаю, что нет, — начала Октавия, но была прервана резкой сменой курса в пути Рэрити: они повернули к зданию, которое лучше всего можно было описать как огромный пряничный домик.

— Вот мы и пришли, дорогуши, — заявила Рэрити перед тем, как войти в здание. Косо переглянувшись, Винил и Октавия пошли следом. Как только они вошли, взгляд виолончелистки застыл, прикованный к задорной розовой пони, стоящей за прилавком. Сердце ёкнуло, а дыхание спёрло — весь мир сузился до неё и создательницы всех её бед.

— Ты, — прорычала она, заставив Рэрити бросить обеспокоенный взгляд, а Винил — сделать шаг назад. — Ты... розовая мерзость. Ты разрушила мне жизнь!

Глава 16

Кричаще-розовая пони яростно затрясла головой в знак несогласия. Её вьющаяся грива энергично болталась во все стороны.

— Нетики-приветики! Я ведь тебя даже не знаю! Как же я могла разрушить тебе жизнь? В смысле, если бы я встретила тебя раньше, то обязательно бы закатила вечеринку, но я не закатывала для тебя вечеринку, очевидно, что я тебя никогда не видела, так как же тогда я могла разрушить тебе жизнь? — лепетала она в непрерывном порыве звуков, на что Октавия и Винил лишь уставились, прижав от потрясения уши. — Хей, я ведь не встречала вас раньше, так как насчёт закатить вечеринку?

— О, ты встречала меня раньше, — тихо ответила Октавия, направляясь в сторону прилавка с явно выраженными намерениями и распаляющимся гневом во взгляде. — Во время Гранд Галопинг Гала, когда ты унизила меня на глазах буквально у всех важных пони Кантерлота. 

Она продолжала идти вперёд.

— Когда ты уничтожила мою репутацию одной из ведущих музыканток, — по мере приближения её взгляд становился всё суровее. — Когда ты гарантировала, что я больше никогда в жизни не найду работу в Кантерлоте.

Она подошла к прилавку и перегнулась через него, сжигая гневным взглядом ошеломлённую пони, инстинктивно шагнувшую назад.

— Когда ты втоптала в грязь цель всей моей жизни и выкинула её на помойку! — прошипела виолончелистка, разгневано ударив по деревянной стойке.

— Н... но я... — кобылка в ужасе безрезультатно пыталась её перебить.

— Ты хоть представляешь, что со мной случилось после этого? — требовательно спросила Октавия, её глаз начинал подёргиваться. — Я месяцами не могла найти работу, потому что все винили меня за твою дурацкую «пони-польку». Я бы осталась без жилья, если бы Винил не оказалась достаточно щедрой, чтобы нанять меня в свой клуб безо всякой подходящей квалификации, а ведь она меня даже не знала! — продолжала упрекать она, начиная задыхаться.

— Я лишь пыталась развеселить всех и сделать счастливей, — вяло пыталась защищаться розовая пони, помахивая копытами в знак протеста. — Я не хотела никому навредить.

— Что ж, мне ты ещё как навредила. Надеюсь, твоё «веселье» того стоило, — выпалила Октавия и вдохнула побольше воздуха, готовясь выплеснуть очередную волну негодования.

— Та-а-ак, дорогуши, давайте не забывать про порядочность. Мы все здесь взрослые пони, разве не так? — с обезоруживающей улыбкой вмешалась Рэрити. — Пинки, дорогая, могу я с тобой поговорить? — спросила она трясущуюся розовую кобылку; та, очевидно, находилась на грани срыва.

Розовая пони нерешительно кивнула и получила в ответ утешительную улыбку.

— Октавия, не могли бы вы с Винил присесть за столик, пока я разговариваю со своей подругой?

Октавия ещё больше нахмурилась, упрямо склонив голову, и попыталась отмести любой компромисс, но нежное поглаживание по спине заставило её повернуть голову. Она встретилась взглядом с красными глазами Винил, уставившимися на неё с намёком на осуждение и явно выраженным беспокойством. Октавия упорно цеплялась за свой гнев, хоть он и начал испаряться при виде поддержки её любимой. В конечном счёте её раздражительность поугасла, и она покорно повесила голову.

Октавия и Винил расположились за одним из столиков, удобно усевшись на потертом деревянном сиденье. Никто не начинал разговор, пока Рэрити увела Пинки в уединённую кухню. Неловкое молчание продолжалось ещё какое-то время. Аппетитный домашний аромат пекарни не сочетался с поникшим настроением Октавии. Она с ненавистью уставилась на щербатый стол. Лицо виолончелистки, будто под маской, не выражало никаких эмоций, пока она решительно сверлила столешницу взглядом. Однако понемногу её напряжение начало отступать, и она слегка расслабилась. Винил воспользовалась этим, чтобы прервать молчание.

— Ты действительно считаешь, что стоило так на неё орать, Ключик? — спокойно спросила она.

— Наверное, нет, но я в любом случае намеревалась накричать на неё или даже ударить, — последовал мрачный ответ.

— Да брось, нельзя же держать в себе такую злобу, — продолжила диджей и, проявляя поддержку, положила копыто на копыто Октавии. — Если ты будешь винить её за то, чего она не хотела, то будешь не лучше кантерлотских снобов, отвернувшихся от тебя.

— Нет, она должна была понимать, что не стоить выкидывать подобных детских выходок на светских мероприятиях высшего общества. И я сполна расплатилась за её невежество.

— Уверена, всё будет в порядке, — утешала Винил с улыбкой на лице. — Сомневаюсь, что Рэрити привела нас сюда, чтобы начать кровную вражду с одной из её подруг. Она должна была понимать, что может произойти.

— Ты это о чём? — в замешательстве ответила Октавия.

— Ну смотри, Рэрити ведь наверняка сообразила, что ты описала её подругу, и намерено нас к ней привела. Сильно сомневаюсь, что она хотела столкнуть вас лбами, — уверенным голосом сказала единорожка.

— Полагаю, в этом есть смысл. Но тогда вопрос, что же у неё на уме.

«И устроит ли меня её затея».

— Пожалуй, я могу ответить на этот вопрос, дорогуша, — вмешалась Рэрити, появившаяся с колеблющейся Пинки позади.

Они сели за тот же столик, Октавия испепеляла взглядом свою заклятую противницу, всеми силами пытавшуюся не смотреть на неё в ответ. Рэрити тяжело вздохнула и обменялась страдающим взглядом с Винил.

— Октавия, знакомься, это моя хорошая подруга — Пинки Пай. Пинки, это — Октавия Филармоника и её кобылка, Винил Скрэтч. Возможно, ты помнишь Октавию по Гранд Галопинг Гала, — Пинки нерешительно кивнула, наконец посмотрев на неё, но тут же отвела взгляд. — Тебя она точно запомнила, дорогуша. Собственно говоря, полагаю, ей есть что тебе сказать.

Что Октавия, что Пинки продолжали молчать, неуверенно глядя на Рэрити. Но та легонько толкнула Пинки локтем, побуждая начать разговор.

— Что... что ты имела в виду, когда сказала, что я тебе навредила? — спросила та приглушённым голосом.

— Что ж, эм, — Октавия остановилась, пытаясь собраться с мыслями.

Вот же он — шанс вывалить всё разочарование, всю злость, беспокойства и унижения на виновницу всего этого кошмара. Возможность конфронтации с пони, разрушившей её жизнь своей детской выходкой. Великолепная возможность нанести ответный удар (в устной форме, конечно же) по безжалостной кобыле, способной, не задумываясь, ради мимолётного развлечения разворотить чужую жизнь.

— Видишь ли, — продолжила Октавия, пытаясь разжечь в своих словах гнев, но буря эмоций, переполнявших её предыдущую тираду, угасла окончательно. Она сдалась, осознав, что это всё исчезло от столкновения с реальностью: на самом деле жертвой была обычная пони, а не бездушный монстр без уважения к окружающим.

«Ну, назад пути нет, я уже начала разговор, да и правда не изменилась. Но всё же, полагаю, нет необходимости быть мелочной или озлобленной. Я выше этого».

— Твой запрос сыграть «пони-польку» разозлил многих гостей на Гала, — начала Октавия тихим, ровным голосом. — После катастрофического развития событий никто не мог разобраться, кто же всё это устроил. И каким-то образом крайними оказались мы. Конечно, они не могли навредить нам напрямую, но в скором времени мы все остались без работы. Богатые и влиятельные пони попросту перестали нас нанимать. Никто во всём Кантерлоте не предлагал нам работы. Мои товарищи по ансамблю со временем просто разъехались по другим городам. Но я была слишком упряма и не хотела уезжать, убеждала себя, что со временем всё устаканится и придёт в норму. Но этого не происходило. Несколько месяцев у меня не было никакого заработка. Дела становились всё хуже, денег не было даже на еду, и оставалась неделя до моего выселения, ведь денег на аренду тоже не было. Далеко не самый приятный опыт в моей жизни, скажу я вам. Я никак не могла понять, чем же заслужила столь ужасную участь... — она притихла, погрузившись в воспоминания.

Неудобное молчание продолжалось несколько ударов сердца, а Пинки на глазах падала духом. Пока Октавия её отчитывала, она сутулилась и поджимала уши, в её глазах стоял ужас. Наконец вмешалась Рэрити, очевидно намеренно кашлянув, перед тем как прервать меланхолию виолончелистки.

— Дорогуша, ты в самом деле… ну знаешь, оказалась на улице в результате всего этого? — осторожно спросила она, опасаясь возможного ответа, который ей все же нужно было знать.

— Нет, до этого не дошло, — слегка покачав головой, ответила Октавия, вернувшаяся из путешествия по глубинам своей памяти. — Но, как я упомянула раньше, это лишь благодаря Винил, проявившей щедрость и предложившей мне работу в своём клубе. Это была единственная работа, которую мне удалось найти во всём городе, так что я согласилась. Это было далеко вне зоны моего комфорта, и поначалу я сильно нервничала. Я была уверена, что ужасно напортачу. И, если уж говорить начистоту, первое время я считала это слишком нецивилизованным для столь представительной музыкантки, как я. Эта работа казалось мне унизительной.

— Типичная кантерлотская снобка, — невозмутимо прокомментировала Винил, фыркнув и закатив глаза.

— Нет, Винил, ты же знаешь, я давно так не считаю. Даже наоборот, мне начало нравиться работать с тобой, — поспешила оправдаться Октавия, неожиданно испугавшись, что оскорбила свою любимую.

— Да знаю, Тави. Шучу я, шучу, — заулыбалась та в ответ.

— Рада слышать, что вам не пришлось испытать позора, оказавшись на улице, но если позволите перебить, — Рэрити плавно вступила в беседу, — почему вы двое ищете жильё в Понивилле, если у вас бизнес в Кантерлоте? Что-то пошло не так?

— Ха, — фыркнула Винил, усмехнувшись. — Всё было очень даже неплохо, пока не сгорело дотла. У меня нет денег, чтобы начинать всё сначала, а Октавию всё ещё ненавидит практически вся знать. Она не могла получить никакой связанной с музыкой работы, а я вообще не гожусь ни для какой долбаной работы, кроме диджея. А во всех клубах уже есть свои талантливые музыканты. Так что и мне местечко не светило. На самом деле, мы оказались у того же разбитого корыта, неспособные оплачивать аренду и еду, что и Октавия до того, как я её наняла.

Неожиданный протяжный вздох приковал всё внимание кобылок к Пинки Пай, лицо которой показывало восторженное озарение и практически закипало от восторга.

— Стоп, стоп, стоп! Винил, ты и Окти хотите переехать в Понивилль? И ты ищешь работу диджея? — восторженно выплеснула она.

— Э… да? — подтвердила Винил.

— Окти? — размышляла виолончелистка вслух, не обращаясь ни к кому конкретно. — И почему все называют меня педантичными кличками?

— Это супер-пупер-дупер-удивительно восхитительно! А знаете почему? Раньше я размышляла про себя: «Пинки, ты закатываешь кучу вечеринок, и там всегда есть музыка и всё такое, это очень сложно, организовывать музыку плюс всё остальное, и как круто было бы иметь реального диджея, который взял бы это на себя». А теперь здесь ты, и ты настоящая диджей, и я могу тебя нанять, и ты можешь работать на меня, и это будет так круто, и это…

— Пинки, дорогуша, полагаю, все уже поняли твою мысль, — сказала Рэрити с натянутой улыбкой, зажимая белым копытом розовый рот, чтобы сдержать поток слов. — Ты уверена, что не должна сначала обсудить это с Кейками, прежде чем предлагать кого-то нанять?

— Нетики-етики! — энергично прочирикала Пинки. — Они хотели нанять диджея уже аж полторы вечности, но их услуги слишком дорогие, ведь они приезжают из других городов. Винил же прям здесь, в Понивилле, так что это ведь не будет проблемой?

— Я… мои расценки более чем в пределах разумного, — неуверенно ответила Винил, ещё не пришедшая в себя от предложения.

«Лягайте меня семеро, да я, пожалуй, сейчас хоть за еду работать буду».

Она посмотрела на не менее озадаченную Октавию, пожимающую плечами.

— Это лучшее предложение, полученное нами, — согласилась она. — Но Пинки Пай, почему ты это делаешь? Сомневаюсь, что хочу принимать подачки лишь потому, что кому-то нас жаль.

«А подачки именно от тебя — особенно».

— Не слушайте её, мы согласны на любые условия! — возразила диджей.

— Винил, имей хоть каплю достоинства! — упрекнула её Октавия.

— Конечно, я очень, очень, очень сожалею о том, что с вами случилось, но это не просто жалость к кому-либо. Это особая жалость из-за того, что в этом есть моя вина, и я должна попытаться загладить вину и вновь принести в жизнь счастье, ведь этим я и занимаюсь, так как я — элемент смеха, и…

«Так она и правда сожалеет о том, что натворила, и хочет загладить вину? Полагаю, это благородное желание. Селестия знает, я уже наделала и наговорила достаточно глупостей в последнее время».

— Ещё раз, дорогуша, мы поняли, о чём ты, — вновь прервала Рэрити розовую крикунью, ткнув копытом с филигранной точностью. — Я считаю, сделать такое предложение в попытке загладить ошибки прошлого очень щедро с твоей стороны. 

Она окинула Октавию и Винил ожидающим взглядом.

— Ну что, а вы что скажете? Если Пинки получит формальное подтверждение от Кейков и вы решите его принять, я с радостью помогу вам найти уютное местечко в Понивилле.

«Селестия свидетельница, у нас нет варианта лучше. Это может быть именно то, что мы ищем, если только я смогу проглотить свою гордость и двигаться дальше».

Винил и Октавия быстро переглянулись, прежде чем в унисон ответить понивилльским кобылам:

— Почему бы и нет?


Наконец прохладные объятия зимы спустились с гор Кантерлота и накрыли низины Эквестрии, включая Понивилль. Стылый холодный воздух предвещал в ближайшем будущем снега.

Однако никакой мороз не мог пробиться сквозь счастье и оптимизм, окружавшие белую единорожку с поразительно синей гривой и серую земную пони со смоляно-чёрной гривой. Они стояли посреди дома. Их дома. Они любовались плодами проделанной тяжёлой работы. Мебель была расставлена по местам, а пожитки и удручающе большая куча вещей аккуратно разложены. Личные безделушки и всякая всячина украшали полки и столы, а интерьеру хоть и не доставало индивидуального стиля или оформления, но всё было по-домашнему уютно.

— Не знаю, как ты, Винил, а я рада, что мы уложились в одну поездку. Даже за один раз мы заплатили более чем достаточно.

— И не говори, — согласилась кобылка. — Понятия не имела, что у нас столько хлама.

— Винил, большая часть этого «хлама» твоя — ответила Октавия, указывая на целую кучу коробок с записями и рассортированным музыкальным оборудованием, до сих пор лежащих в углу.

— Ну да, но твои вещи занимают куда больше места, — с лукавой улыбкой ответила диджей. — Взять хоть виолончель. По частям её перевозить было бы куда проще.

— Как и тебя, — парировала Октавия.

— Только убедись, что лучшая моя часть останется в целости и сохранности, — продолжила Винил с похотливой ухмылкой.

— Да? И какая же это часть? — с притворной невинностью ответила кобылка.

— Хочешь, чтобы я напомнила? — намекнула единорожка, подкрадываясь всё ближе.

— Может, позже, Скрэтчи. Нам ещё на вечеринку Пинки идти, не забыла? — легонько оттолкнув её в сторону и направившись к двери, ответила Октавия.

— Ох ты ж, и правда из головы выскочило, — сказала Винил, поспешно последовав следом.

— Скрэтчи? — спросила единорожка, идя бок о бок с Октавией по грязной замёрзшей дороге.

— Знаешь ли, не только ты способна придумывать клички, — последовал надменный ответ.

— Я знаю, Окти.

Октавия со вздохом повесила голову, признавая своё поражение под тихие смешки Винил. Ночь уже опускалась, принося с собой морозец. Обе кобылы уже начинали жалеть, что пренебрегли одеждой, выходя на улицу, но вскоре они достигли оазиса света, звука и движения, озарявших лик «Сахарного уголка», как маяк. Винил уверенно подошла и распахнула дверь, упиваясь нахлынувшим порывом разговоров, тепла и веселья. Обнаружив столик с узнаваемыми бутылками и этикетками, глаза диджея загорелись под стёклами очков, и, не медля ни секунды, она зашла внутрь.

— Ну же, Окти! Тут есть выпивка!

— Во имя Селестии, — простонала Октавия. Винил растворилась белым пятном, смешавшись с остальными пони. Она двигалась через толпу, словно рыба в воде, раздавая брохуфы и обмениваясь короткими приветствиями и любезностями. Кто-то предлагал ей выпивку, от которой она никогда не отказывалась. Диджей оказалась втянута в оживлённую беседу с бурым пегасом, и, судя по её бойкой жестикуляции, они обсуждали что-то связанное с её музыкой. Ничто так не приводило единорожку в восторг, как её творчество.

Неожиданно пронзительный голос ударил по ушам Октавии, заставив её подпрыгнуть и напрячься в попытке угадать значение стремительного потока звуков.

— Хей! Тебе весело? Это ведь вечеринка, а вечеринки должны быть весёлыми, и если тебе не весело, значит, это плохая вечеринка, а я не люблю, когда пони не нравятся мои вечеринки, так что, пожалуйста, скажи, что тебе весело!

— Да, мне очень весело, и это очень классная вечеринка, — заверила она розовую пони, появившуюся рядом с ней. — Мы с Винил очень благодарны, Пинки. За всё.

«Даже не думала, что когда-нибудь буду за что-то благодарить эту кобылу, но я рада, что преодолела свою злость к ней. Она этого вовсе не заслуживает, и очевидно, что она — хорошая пони, пытающаяся загладить вину».

— Я так рада это слышать, Окти! Я чувствовала себя просто ужасно из-за всего, что с тобой произошло по вине типичной глупышки Пинки Пай, и я просто должна была найти способ извиниться, и я знала, что вечеринка будет идеальным вариантом, серьёзно, что нельзя исправить вечеринкой? — пролепетала одержимая вечеринками пони. — И я так счастлива, что смогла найти Винил новую работу, которую она любит, и мы с Рэрити усердно ищем и для тебя тоже, ведь это в первую очередь моя вина, что ты свою потеряла.

— Стоп, Пинки, что… — Октавия попыталась задать вопрос, но была прервана, когда Пинки со скоростью ракеты улетела на перехват очередного нового гостя.


— О Луна всемогущая, чем я нажралась прошлой ночью? — простонала Винил, держась за раскалывающуюся голову копытами, которые по ощущениям весили не меньше тонны каждое. Её вялая поза на диване была почти неподвижна: каждое движение приносило слишком большой дискомфорт.

— Ты пила всё, что видела, милая ты балбеска, — тихо ответила Октавия, идя с кухни с двумя кружками горячего кофе, ненадёжно балансирующими на подносе в её зубах. — Держи, это должно хотя бы немного помочь, — заверила она, проворно протягивая одну из кружок и терпеливо дожидаясь, пока Винил сядет и сообразит, как взять напиток копытами. Магия сейчас, безусловно, была за пределами её возможностей.

— Пожалуй, это объясняет противное похмелье, — застенчиво ответила единорожка. — Но почему ты не в таком же убитом состоянии? Я знаю, ты тоже много выпила.

— Полагаю, я просто лучше умею пить.

— Конские яблоки. Не родилась ещё та пони, которая перепьёт Винил Скрэтч.

— Хорошо, если ты так хочешь знать, я всю ночь пила абсолютно то же самое, но не так много. Ты же, напротив, кидалась на каждую бутылку алкоголя, будто это были твои заклятые враги. Теперь тебе легче?

— Это точно помогло моей гордости, — серьёзно ответила Винил.

— Чем бы дитя ни тешилось. Сменим тему: разве тебе не нужно сегодня в город, забрать что-то там из ремонта?

— Бр-р, даже не напоминай. Мне нужно отнести электромотор вертушки, который я использовала в проигрывателе, тому жеребцу, с которым мы познакомились на вечеринке. Он сказал, что, возможно, сможет его починить, а мне он нужен, чтобы диджеить на вечеринке, запланированной Пинки через несколько дней.

— Как скажешь, дорогая. Ты больше меня понимаешь в своём оборудовании.

— Что я точно понимаю, так это что была бы не против позволить себе установку покруче, чем нынешняя. Я поднастроила кое-что, чтобы работать с имеющимся хламом, но это далеко не идеал, — проворчала Винил.

Октавия снова исчезла на кухне, не говоря ни слова и оставляя диджея допивать свой кофе и обдумывать трудную затею — перемещение своего измученного тела через город. Это была устрашающая перспектива. Однако одно спасение всё же было.

— Эй, Тави! Ты, случаем, не готовишь завтрак?


Спустя несколько чашек кофе и внушительное количество блинчиков Винил была готова для похода по улицам Понивилля, оживлённым даже для относительно раннего утреннего часа. По пути она не могла не наслаждаться прохладным воздухом, в котором разносился слабый запах пекарни и едва заметная примесь хвои. Он пах… свежестью. Пони кивали и улыбались ей, когда она проходила мимо, и Винил с удовольствием отвечала взаимностью. Атмосфера домашнего уюта сопровождала её на всём пути, поднимая дух.

«Да, тут не Кантерлот, конечно, но на удивление всё оказалось куда приятнее, чем я думала».

После небольшого целеустремлённого поиска она нашла нужный ей магазин. На витрине была вывеска с изображенными на ней стилизованными часами. Она толкнула дверь и вошла в ярко освещённое современным электрическим оборудованием здание.

«Ах да, слава Селестии, здесь хотя бы есть электричество. Это было классным сюрпризом, хоть я чувствовала себя глупо, предположив обратное лишь из-за недостаточно современного вида города».

— Ау? — воскликнула Винил, осматривая магазин. Затем она заметила зеленую кепку на черной гриве, едва выглядывавшую из-за прилавка.

— Чем могу помочь? — спросил выпрямившийся коричневый пегас. — А, привет, Винил, рад, что ты нашла мой магазин.

— Да, это было несложно, — ответила единорожка. — Ещё раз спасибо, что согласился посмотреть его, Клокворк. 

— Не стоит, я люблю трудности, — ответил жеребец.

Винил выудила из переметной сумки маленькое электромеханическое устройство и передала его часовщику. 

— Ну, это явно не часы, так что, надеюсь, эта трудность не окажется непреодолимой. 

— Не часы, да, но оно все равно состоит из хитросплетения шестеренок и прочих механизмов, что роднит его с ними, — возразил он и достал увеличительное стекло и всевозможные инструменты из нагрудных карманов.

На глазах очарованной Винил механизм разобрали и расположили его части на столе. Затем, взяв отвертку в зубы, часовщик начал осторожно собирать все обратно, щедро сдабривая механизм маслом. И вот, когда каждая деталь вернулась на свое законное место, Клокворк запустил механизм. Все двигалось чётко и гармонично, так, как и должно было. Лицо часовщика озарила улыбка.

— Все, готово. Заедало механизм немного, теперь все работает как часы, — удовлетворенно проговорил Клокворк и передал устройство.

— Спасибо огромное, — выпалила Винил. — Не знаю, что бы я без него делала. Что бы я без тебя делала. 

— Всегда пожалуйста. Удачи тебе с этой вечеринкой, хотя уверен, ты и без неё справишься.

— Ха, вот тут ты прав, мне она не нужна. Но за пожелание спасибо. Увидимся, Клокворк, — сказала Винил и была такова. 

А сам жеребец все никак не мог отбиться от мысли, что он что-то забыл. Внезапно он стукнул себя копытом по лбу.

— Я же денег с неё не взял...


Винил же в приподнятом настроении направлялась в их новый дом, намереваясь провести остаток дня с Октавией. По пути облака пара от дыхания обволакивали её мордочку, напоминая, что серые небеса скоро начнут засыпать землю Понивилля хлопьями снега, как недавно — улицы Кантерлота, когда они покинули город, закончив с переездом. При виде дома лицо единорожки озарила короткая, но выразительная улыбка. Приветственный завиток дыма вился из дымохода, обещая тепло и комфорт, ожидающие внутри.

Подойдя ближе, она навострила уши, уловив слабые нотки музыки. Она поспешила войти внутрь и остановилась при виде Октавии, поднявшейся на задние ноги и грациозно балансирующей со своей виолончелью, играя оживлённую мелодию. Улыбка Винил от увиденного стала шире. 

— Окти, это прекрасно! Ты так долго не играла на виолончели, что я уж думала, что ты забыла, как это делается.

— Уж это вряд ли, моя дорогая, — ответила Октавия, прекращая двигать локтем. — Хотя признаюсь, сноровку немного подрастеряла. Однако это нужно срочно исправить.

— Эм? И почему же?

— Потому, — повторяя спонтанную усмешку Винил, заговорила Октавия, — я буду давать уроки музыки. Разве это не превосходно, Винил? Я наконец-то вновь нашла применение своему таланту!

— Йей! — воодушевилась единорожка, притягивая подругу в односторонние объятия, позволяя той удержать виолончель. — Как я рада это слышать. Как ты смогла это устроить? Мы ведь были в Понивилле всего несколько дней.

— Ну, Рэрити сказала, что она, возможно, рассказала обо мне и моём таланте нескольким родителям, желающим найти преподавателя музыки для своих жеребят. По-видимому, единственный учитель музыки в Понивилле не в состоянии работать со всеми, так что никто не будет возражать против моей подработки.

— Рада это слышать, Ключик, — усаживаясь на диван, ответила Винил. — Я уже начала скучать по твоей игре.

— Ты же знаешь, я никогда не дам тебе забыть эти звуки, — нежно подразнила её Октавия.

— Ага, ага, как скажешь, — пробормотала диджей, закрывая глава и устраиваясь поудобнее.

Улыбаясь, Октавия начала играть для единственной слушательницы.

Единственной, которая имела для неё значение.

Глава 17

— Доброе утро, Тави, — мелодично окликнула её Винил, распахнув занавески великолепным весенним днём. Яркий свет озарил комнату, освещая хаос мятых простыней и разбросанных подушек и одеял. Чистое голубое небо было украшено лучезарным солнцем, проливающим свет на расцветающие растения и бутоны, вновь расцветшие после долгого сезона спячки. Бодрое пение птиц доносилась до дома, принося с собой надежду и благоденствие.

— О-о-ох, и с каких это пор ты стала ранней пташкой? — простонала Октавия из-под завала одеял. — И чему, лягать тебя, ты так рада?

— Потому, что после ночных вечеринок Пинки Пай я теперь знаю, что это тебя раздражает, — ухмыльнулась Винил.

— Селестия помоги, у тебя что, даже похмелья нет? Я вот чувствую себя отвратно и не отказалась бы от компании...

— Ты просто пить не умеешь, Тави. Так и скажи: отрываться с диджеем Пон-3 мне нельзя. И нечего тут стыдиться.

— Ты — алкашка. И прямо сейчас я на грани ненависти к тебе.

— Я тоже тебя люблю, дорогая, — ответила Винил, выходя из наполненной солнечным светом спальни к лестнице, чтобы спуститься и пойти на кухню.

Краткая ревизия содержимого холодильника выявила остатки вчерашнего ужина — тарелка сена-фри. Ухмыляясь, Винил взяла добычу и уселась на диван. Октавия просто не переваривала холодное сено, но единорожка считала это деликатесом. Она радостно забросила в рот несколько соломинок и устроилась поудобнее с журналом, рекламирующим новейшие чудеса звукового оборудования, пока Октавия отходила от затяжного похмелья. Винил быстро перелистывала страницы, окружённые синей аурой её магии.

Стук в дверь вырвал её из комфортного расслабленного состояния.

— Кого, во имя Эквестрии, к нам принесло? — пробормотала она себе под нос, сползая с дивана и направляясь к двери.

Открыв её, Винил оказалась лицом к лицу с незнакомой пегаской. Кобылка нетерпеливо покачивалась то вперёд, то назад; на ней были надеты седельные сумки, скрывавшие кьютимарку на тёмно-серой шерсти.

— Вы — Винил Скрэтч? — осведомилась она, увидев, что Винил открыла дверь.

— Ага, я. Чем обязана?

— Вам письмо. Спецкурьер, срочная доставка. Распишитесь вот здесь, пожалуйста, — кобыла, ловко управляясь отдельными перьями, крылом выудила из седельной сумки планшет и перо и протянула их ожидающей Винил.

Пожав плечами, Винил взяла телекинезом перо и чиркнула свою подпись. Курьер молча вернула принадлежности в сумку и протянула письмо. После короткого пожелания счастливого дня она поднялась в небеса и скрылась из вида, направившись в сторону Кантерлота.

Винил развернулась обратно к дому и осмотрела письмо. Розовый конверт с её именем, написанным слегка другим оттенком розового, чтобы легко читалось на фоне остального.

Быстро потянув магией, она оторвала верхушку конверта. Оттуда с пшиком вырвалось облачко конфетти, закружившись вокруг получательницы и усеяв пол и гриву.

— Ну надо же. Понятия не имею, от кого бы это могло быть, — пробормотала она, вытаскивая письмо.


— Всё ещё не могу поверить. Мне довелось стать диджеем на королевской свадьбе! Разве это не обалденно? — бодро сказала Винил, вышагивая через сады Кантерлотского дворца, окружённая величественно возвышающимися шпилями.

— Конечно, это большая честь. Со стороны Пинки Пай было очень щедро попросить твоей помощи с музыкой, — согласилась Октавия, с большим достоинством следовавшая за подругой через замысловато украшенные газоны и прокладывая путь через сады, изобилующие редчайшими экзотическими растениями. — Мне просто не верится, что кто-то желает слушать именно твой жанр музыки на свадьбе.

— Ты злишься, потому что они не захотели заглушать всё вокруг твоей старой скучной виолончелью, вот и все, — ответила Винил через плечо с игривой ухмылкой.

— Вовсе нет! — возмущённо взвилась Октавия. — Ну... ладно, может, самую чуточку.

— Эй, Тави, ты же знаешь, я только прикалываюсь, — взволнованно сказала единорожка и замедлила шаг, чтобы сравняться со спутницей.

— Я лишь надеялась, возможно, снова сыграть в Кантерлоте. Ну, знаешь, в память о старых временах.

— Эй, Окти, не надо так, — умоляла Винил, продолжая идти рядом. Она нежно потёрлась носом о лицо подруги, вдыхая запах цветочного шампуня, которым пахла её грива. — Никто не хотел тебя огорчать. Это свадьба молодого капитана гвардии и принцессы. Уверена, они лишь хотели что-то более оживлённое и современное.

— Да, уверена, так и есть, — сухо ответила Октавия. — Ну да ладно, а что насчёт всей этой охраны? — пожаловалась она, когда очередной королевский гвардеец в золотых доспехах с подозрением осмотрел их. — Этот гигантский барьер над Кантерлотом не очень-то обнадёживает.

— Уверена, это какая-то стандартная процедура или что-то типа того. На свадьбу ведь соберутся всякие важные пони, — сказала Винил, безразлично глянув на полупрозрачный магический купол, нависший над ними и накрывавший собой весь Кантерлот. — Но ты давай, не уходи от темы. Если так хочешь сегодня сыграть, почему раньше не сказала? Я бы могла поговорить с Пинки Пай.

— Сама не знаю, наверное, не хотелось ей навязываться. Она и так нашла нам обеим работу в Понивилле.

— Не глупи. Нет никаких при…

ТРЕСЬ!

— Какого сена это было? — воскликнула Винил, оглушённая звуком, похожим на разбитое стекло, но тысячекратно громче.

— Винил, смотри! Барьер! — выкрикнула Октавия, когда гигантское поле, заслонявшее небеса, покрылось трещинами и рассыпалось, обрушивая на улицы внушительные куски магической оболочки. Вместе с падающими остатками магического барьера Кантерлота появилось что-то ещё. 

Расплывчатые чёрные силуэты, окружённые всполохами тошнотворно зелёного пламени.

Воздух задрожал от зловещего гудения, пока пони вокруг, не веря своим глазам, таращились в небо. Спустя мгновение повсюду уже сновала королевская стража. Кто-то выкрикивал приказы, но было непонятно, выполнял ли их кто-нибудь.

В нескольких шагах первые загадочные объекты столкнулись с землёй. Из кратера появилось существо, по большей части пониподобное — если бы для пони обычным делом были насекомовидные крылья и сверкающие клыки, а на пони эти создания не смотрели бы, как на бесплатную закуску.

— Окей, это не похоже на стандартную процедуру, — пробормотала Винил.

— Что это за штуки? Что нам делать? — взволнованно спросила Октавия, подходя к ней ближе.

В считанные секунды сады наполнились какофонией начавшейся битвы стражи с этими инородными существами и шумной толпой гражданских, рассыпавшихся во всех направлениях, пытаясь избежать неожиданной опасности. Это выглядело неплохим планом действий.

— Бежать! — прокричала Винил, рванув к замку с Октавией, бежавшей за ней по пятам.

Глава 18

— Похоже, это эталон фиговой свадьбы, — проворчала Октавия, всем телом навалившись на выбиваемую дверь номера в Кантерлотском дворце.

Из-за толстой деревянной двери, сотрясаемой под напором ударов, доносилось звонкое жужжание пластинчатых крыльев. Виолончелистка изо всех сил старалась удержать дверь. 

— Ну что, Винил, есть идеи? 

— Полагаю, для утех сейчас не время, так что нет, нету, — ответила диджей, которая не сводила взгляда с единственного окна, освещающего большую комнату. Элегантное стеклянное полотно было разбито вдребезги. Тут внимание Винил захватило темное пятно, резко влетевшее в оконный проем. Усилием воли кобылка сотворила магическое копье и метнула его в нападающую тварь. Пораженный прямо в грудь разрядом голубой энергии, чейнджлинг отправился восвояси — живой, пусть и раненый. 

— Как ты там, держишься?

— Начинаю уставать. Не знаю, сколько этих тварей, но, как бы нам ни хотелось, сдаваться они явно не собираются. 

— Блинский. Может, идея заныкаться здесь была не такой и хорошей. 

— Явно лучше идеи остаться снаружи, — вздрогнув, заметила Октавия. — Только вспомни тех пони, что пытались убежать из замка. 

— Да, здесь мы этот понец... — ещё один разряд энергии полетел во влезающего в окно чейнджлинга. — ...можем хоть попытаться отлягать, — согласилась Винил. 


— Да сколько же их тут, а? — в сердцах вопросила она, выбив ещё троих атакующих из окна.

С неё градом падал пот, пока она пыталась перевести дыхание. С тактически выгодного места у окна открывался вид на полчища черных тварей, которых было столь много, что они почти закрывали собой солнце. А звонкий шум их пластинчатых крыльев будто реверберировал с каждой косточкой и самой громадой каменного замка.

— Хотя знаешь, забудь. Здесь их больше полутора миллионов. 

— Крайне точный подсчет, дорогая Винил, — произнесла Октавия, которую уже начало отталкивать внутрь комнаты под напором снаружи. — В математике тебе явно нет равных.

— В самом имени «диджей Пон-3» есть число: само собой, я хороша в математике. 


Тут зубастая пасть покусилась на нежную шею диджея. Выставив передние ноги вперед, кобылка не дала твари воплотить задуманное. В холодных голубых глазах чейнджлинга можно было увидеть пламя алчного голода. В порыве животной ярости он замахал крыльями и вытянул шею, пытаясь настигнуть цель. Внезапная атака перехватила дыхание Винил и опрокинула её на пол. И диджея охватил ужас перед надвигающейся смертью. 

Её мышцы вздулись, а силы начали истощаться. На лице чейнджлинга возникла злая ухмылка: он метнулся вперед, обнажая клыки, готовые нанести удар. Винил использовала свое последнее оружие, ударив лбом ему по лицу. С воплем удивления и боли враг отступил, дав ей возможность с трудом подняться на ноги. Зарычав, чейнджлинг вновь метнулся к Винил: в его глазах застыла жажда убийства; пони не отступала ни на шаг и в последний момент опустила голову. С глухим стуком её противник нанизал сам себя на её рог, с легкостью пробивший черный панцирь, и зеленая густая кровь брызнула на пол, когда враг рухнул.

Для уверенности единорожка встала на дыбы и обрушила передние копыта на череп монстра, разбрызгав повсюду зеленую слизь. Позади неё раздался треск ломающегося дерева: Октавия все ещё пыталась держать дверь.

— Мы в полном дерьме, — произнесла Винил и потрясла головой. Движение со стороны окна привлекло её внимание. — Эм, Окти, у нас проблема, — позвала она, отступая от дюжины врывающихся сквозь оконный проем чейнджлингов. Винил обратилась внутрь себя, к тому источнику её воли, что питал магию, и обнаружила, что он опустел. — Понячьи перья…

— Да, эм, здесь дела тоже идут не очень, — ответила Октавия, пытаясь не дать деревянной двери распахнуться, и в то же время избежать хватки проникающих через пробоины конечностей. Давление с той стороны начинало превышать предел её сил; скользящие по полу копыта и струящийся пот не давали твердо удерживать дверь. Она решительно зажмурилась и сжала зубы, убеждая себя оставаться сильной. Внезапно конечность чейнджлинга смогла пробить осажденное дерево; Октавия не успела среагировать вовремя, и нога обвилась вокруг её шеи, прижав к двери и не давая вдохнуть.

— Винил! Помоги! — слабо выдавила Октавия.

— Держись, Окти! — крикнула Винил, повернулась хвостом к атакующим со стороны окна чейнджлингам и ударила копытом и рогом предательскую конечность, душившую Октавию. Из-за двери раздалось болезненное шипение, конечность исчезла, и виолончелистка, опираясь на Винил, захромала прочь от входа.

Оставшись без обороны, дверь распахнулась, и в комнату ворвалось более дюжины новых чейнджлингов. Беззащитные, две кобылы медленно отступали прочь от этой орды, пока их крупы не уперлись в каменную стену. В ловушке между окружившими их полукругом чейнджлингами и непоколебимой каменной кладкой Винил обернулась к Октавии и мягко приподняла её голову копытом.

— Я так тебя люблю, — тихо произнесла она, не обращая ни малейшего внимания на приближающихся к ним голодных и истекающих слюной монстров. Она встала между ними и Октавией, спиной к жаждущим поглотить их тварям. Простым прощанием он впилась в губы виолончелистки, в последний раз растворяясь в их нежности. Октавия вернула ей не менее страстный поцелуй, едва слышно заскулив, когда её глаза посмотрели за спину Винил. — Не смотри, милая, — мягко произнесла единорожка. Подчинившись, Октавия закрыла глаза.

Винил напряглась, почувствовав первое прикосновение к своей шкуре, когда один из чейнджлингов подобрался совсем близко. Представляя, как чудовище готовится нанести удар, а его клыки зловеще сверкают на свету, она с трудом боролась с желанием отшатнуться.

«Спасибо тебе, Окти. За все».

Винил закрыла глаза, радуясь, что последним воспоминанием будет её любимая. Она ещё раз наклонилась к Октавии. Когда их губы соединились, диджей почувствовала электрический импульс, промчавшийся от её ушей и до кончика хвоста.

«Какого…»

Её заполонили тепло, радость и каждая счастливая эмоция, что она когда-либо испытывала. Из глаз потекли слезы восторга, и вся её любовь и верность зажатой в объятиях кобыле вознеслась вместе с ней. Сквозь пелену в глазах она видела, что Октавия пребывала в схожем состоянии, крепко держась за неё и обвив передние ноги вокруг её шеи.

Поток света пронесся мимо них, не задерживаемый ни камнем, ни деревом. Его пурпурный оттенок прошел насквозь и заполнил всю комнату нестерпимо ярким сиянием. В замешательстве Винил и Октавия вцепились друг в друга, инстинктивно стремясь к знакомому прикосновению. Сквозь низкий рев проходящей волны они слышали отчаянные вопли чейнджлингов, завывающих от боли и страха. Кобылы продолжали стоять, крепко зажмурившись и прижав уши к голове, пережидая проходящий сквозь них бесконечный поток магической энергии. Наконец все закончилось: они открыли глаза и увидели всю ту же комнату, в которой были до этого, но теперь в ней не было ни единого чейнджлинга.

— Вау. Это мы сделали? — спросила Винил с благоговением в голосе.

Глава 19

Ну, вот и всё. Оба фанфика, переведённые для сборника, целиком выложены в сеть. И если ещё хотите или не успели заказать сборник — ещё не поздно, экземлпяры ещё остались на нашем сайте :)

— Танцуют все! — провозгласила Пинки Пай своим неизменно живым звонким голосом.

Придерживаясь плана, Винил появилась из-под микшерской установки, где пряталась все это время. С профессиональной легкостью она положила тщательно подобранную пластинку на вертушку и тут же запустила музыку. Из грохочущих колонок полилась заразительно радостная музыка, и диджей, ликуя, вскинула копыто в воздух. Это была её стихия. Музыка, толпа, атмосфера праздника — всё это было для неё домом. После пережитого дня ужасов было крайне приятно отдаться чему-то столь невинному и благотворному. 

Гости явно были того же мнения. Все, кто поместился на полянке в саду, уже наслаждались жизнью. Даже принцессы заразились духом праздника. Винил возвышалась над ними всеми, в своих фирменных очках, скрывающих алые глаза, контролируя музыку и само празднество. Однако её взгляд неизбежно зацепился за одну подозрительно серую кобылку, потягивающую в баре стаканчик спиртного и выжидающе смотрящую в ответ на энергичную единорожку, которая своей музыкой поддерживала праздничную атмосферу. 

— Хэй, Пинки, не порулишь тут пока за меня немного? Покорную слугу ожидает к танцу особенная пони, — перекрикивая музыку, спросила Винил розовую кобылку.

Широко улыбнувшись, Пинки кивнула и жестами приказала диджею уходить. Быстро покинув рабочее место, единорожка направилась сквозь толпу прямо к месту, где её все ещё ожидала Октавия, задумчиво глядя в другую сторону. 

— Миледи, могу я пригласить вас на танец? — прошептала диджей ей на ушко. 

Октавия испуганно повернулась. 

— Винил? Селестия милосердная, не пугай меня так. Что до танца, то с превеликим удовольствием, — сдержанно улыбаясь, ответила она. 

— Пойдем? — Винил повела её к танцевальной площадке, радостно улыбаясь.

Миновав толпы кружащихся в медленном танце пони, Винил и Октавия нашли ещё не занятое местечко. Подруги посмотрели друг дружке в глаза, и Октавия повела их дуэт в танце. Сначала были простые движения, на которые Винил автоматически повторяла. Вместе с остальными танцорами они стали двигаться в гармонии с музыкой и друг другом. Остальные пони превратились в едва заметное разноцветное море, оставив двух кобыл спокойными и невозмутимыми, словно центр урагана. 

Аметист и рубин встретились и слились вмести, освещаемые светом факелов. Ритм движений заглушил все звуки, кроме музыки и биения их сердец. Вместе они кружились, обнимались и поворачивались, повинуясь капризам мелодии. Незаметно для них прошел один час. Затем другой. На их шкурках начали проступать капельки пота. Наконец, утомившись танцем, Октавия наклонилась и прошептала Винил на ухо:

— Может быть, найдем место потише? 

— Хорошая идея, — кивнула Винил. 

Вырвавшись из эпицентра праздника, куда все ещё стягивались пони, чтобы танцевать всю ночь до утра, Винил и Октавия последовали примеру некоторых парочек, нашедших уединение среди теней деревьев вдоль извилистых тропинок королевского сада. Когда подруги отыскали незанятую нишу, они сели на землю достаточно близко друг к другу, чтобы ощущать теплоту, исходящую от их тел. Винил обхватила Октавию ногой, а та положила голову ей на плечо. 

В чистом ночном небе ослепительно сияли звезды, словно маленькие бриллианты, подчеркивающие восхитительный лик луны. Этого света было достаточно, чтобы выделять силуэты кобыл и ненавязчиво отражаться от глаз, обращенных к небу. А ещё придавать блеска неоновой гриве Винил.

Листва и расстояние приглушили звуки торжества до легкого шелеста, нарушающего тишину, ненадолго воцарившуюся между подругами.

— Винил? — нарушила наконец молчание виолончелистка. 

— Да, Окти? — ответила Винил, явно витавшая в облаках. 

— Спасибо тебе. Что защитила от чейнджлингов, — тихо сказала Октавия и сдавленно спросила: — Ты готова была умереть ради меня, да? 

Это вопрос захватил внимание Винил. Она повернулась и внимательно посмотрела на Октавию. В глазах диджея проглянули искры чувств. 

— Да, не задумываясь, — нежно и искренно ответила Винил. 

Октавия всхлипнула и глубже зарылась лицом в шкурку Винил, как будто отчаянно пытаясь удостовериться, что перед ней реальная пони, а не игра воображения. 

— Тише, — проворковала на ухо диджей. — Это уже неважно, Окти. Все уже закончилось. 

— Но это важно, — настаивала Октавия. — Не у каждой есть особенная пони, готовая отдать жизнь ради неё. Мне даже сложно решить, должна ли я ужаснуться тому, что ты готова была пожертвовать собой ради меня, или радоваться, что я для тебя дороже жизни.

— Окти, не у каждой есть особенная пони, ради которой стоит умереть. Хорошо, что у меня — есть. И не надо больше об этом волноваться. 

— Я просто... — неуверенно начала Октавия, но затем без лишних слов подняла голову и, закрыв глаза, прильнула к мягким губам Винил, оставляя длительность поцелуя на откуп единорожке. По их телам, словно слабый лестной пожар, расползлась теплота. Подобно молнии она сверкнула на губах. И вот, наконец, кобылки неохотно прервали поцелуй, чтобы перевести дыхание. Однако они жаждали продолжения.

Единорожка продолжала смотреть на Октавию. На её лице сомнение. Казалось, что взгляд Винил устремлен куда-то вдаль. 

«Должна ли я, или нет?»

— Винил, с тобой все хорошо? — озабочено спросила Октавия.

Винил незаметно сглотнула, пытаясь прочистить пересохшее горло. Как же она хотела сейчас назад свои очки, чтобы скрыть бурлящие эмоции.

«Ух, Селестия, я к этому не готовилась».

— Д-да, Тави, все в порядке, — удалось вымолвить диджею, пока её сердце хотело выпрыгнуть из груди. — Просто...

«Но если и есть удачные время и место, то это они...»

— Да, Винил?

«Не напортачь».

— Октавиявыйдешьзаменя? — выпалила диджей за один нервный выдох. Заметив сконфуженный вид виолончелистки, Винил мысленно отругала себя, сопротивляясь порыву положить копыто на лицо от осознания собственной некомпетентности. 

— Что? Винил, я ни слова не поняла. 

«Ах, какая же я глупая. Спокойно, Винил. Ты же, лягать твою, гений соблазнения и романтики».

— Я сказала: «Октавия, ты выйдешь за меня?» — повторила единорожка, следя за тем, чтобы её речь оставалась в рамках членораздельного эквестрийского.

Октавия так и замерла. Винил даже на короткое время показалось, что её парализовал невесть откуда взявшийся василиск. Однако медленно, но верно лицо подруги начало расплываться в широченной улыбке, а в глазах засиял отсвет осознания. Вдруг Октавия прыгнула на диджея с прытью дикого зверя и заключила её в болезненно крепкие объятия. Застигнутая врасплох, Винил потеряла равновесие — и они упали на землю. В глазах виолончелистки отражался свет далеких звезд, а хвост рассекал воздух в редком эмоциональном порыве. 

— ДадададаДА! — выкрикнула Октавия перед тем, как одарить свою уже не просто любимую, а невесту ещё одним страстным поцелуем, который продлилась явно меньше, чем они обе того хотели. Ловя ртом воздух, виолончелистка зарылась лицом в мягкую шерстку на груди Винил, продолжая повторять свою мантру: — Дададададаослестиядадада.

И продолжалось это даже тогда, когда она начала тереться мордочкой. Пусть шерстка единорожки её и щекотала, Октавия не могла представить чувства лучше. 

Винил в свою очередь обвила передней ногой Октавию, прижимая её ещё ближе. Нежные пряди гривы виолончелистки разделились от мягкого поглаживанич свободного копыта единорожки, изредка позволяя его кончику задевать шею Октавии, вызывая лёгкую дрожь. Ночь окутывала кобылок, пока они, крепко прижавшись, нежились в объятиях друг друга под панорамой звёздного неба.

— Винил? — спросила мечтательно Октавия спустя несколько минут.

— Да? — столь же мечтательно ответила единорожка. 

— Это же была импровизация, да? 

— Агась, — тут же ответила Винил. — Оттого и кольца нет. Но момент был подходящий, и я не могла его упустить. Когда же ещё подвернется столь романтическая обстановка, а? 

— Наверное, никогда. Видит Селестия, такой уровень романтичности в одиночку тебе не организовать, — игриво подколола Октавия. — Хорошо хоть, что ты не сделала мне предложение перед всей толпой и принцессами. Я бы тогда просто умерла от смущения и шока. 

— Ну, я думала, стоит или нет сделать предложение именно так, — озорно улыбнулась Винил. В ответ на ошеломленный взгляд виолончелистки она хихикнула и продолжила: — Но решила, что не стоит. Все эти пони, вся вечеринка — это для знати. Было бы нечестно вот так нарушать их веселье. К тому же так просто лучше. Ведь это только для нас. 

— Должна признать, ты права. Так гораздо лучше. Ты да я, только мы вдвоем. 

— С другой стороны… — задумалась Винил, смотря вдаль. 

— Винил, — предостерегающе произнесла Октавия.

— Здесь все ещё много пони и огромная звуковая система. Спорим, я бы могла вдоволь повеселить здешних зевак. Ради тебя, естественно, — пропустив предостережение мимо ушей, продолжила диджей. 

Октавия закатила глаза.

«Вот случилось же мне из всех пони на свете влюбиться именно в неё...»

Бесцеремонно Октавия отвесила легкий подзатыльник Винил, точно рассчитав силу, чтобы привлечь внимание единорожки. Кобылка взвизгнула, как будто её ударило током.

— Какого сена вообще? — вопросила она. — Все, что я хотела сказать, это то, что я все ещё теоретически могу взбодрить происходящее точно выверенным объявлением и несколькими неотесанными проявлениями любви на публике. Я же не сказала, что так и поступлю. Если только, ну, ты сама не захочешь. Можно пропустить первую часть и сразу перейти к неотесанным проявлениям любви. Так тоже сойдет, — после ещё одно игривого подзатыльника Винил снова гиперболизировано вскрикнула: — Неравноправные отношения! Домашнее насилие! Избиение кобыл!

— Винил, последние нельзя брать в расчет, раз мы обе кобылы, — с улыбкой заметила Октавия, закатив глаза. 

— То есть первые два можно? — преувеличенно дуясь, спросила Винил.

— Неравноправные отношения и домашнее насилие? Да, думаю, вполне можно. 

— Окти! Разве так можно обращаться с таким деликатным существом, как я? Я же хрупкая и нежная, — протестующе фыркнула Винил. 

Октавия открыла рот, чтобы выдать ещё одну остроумную реплику, но тут у неё в голове что-то щелкнуло. 

«Хрупкая и нежная».

В памяти сразу всплыло воспоминание об одном трудном зимнем дне, когда она видела, насколько хрупкой Винил может быть. 


— Винил, погромче, пожалуйста, — мягко-мягко сказала Октавия, прижимаясь к единорожке. 

— Я сказала, прости меня, — повторила единорожка все ещё тихо, но в этот раз чуть-чуть громче.

— Простить? За что? Винил, тебе не за что передо мной извиняться.

Винил опустила голову. Её взгляд уперся в землю, уши поникли. 

— Я все пропегасила. Все испортила, — угрюмо заявила она. 

— Да о чем ты вообще говоришь? Ничего ты не испортила! — твердо сказала Октавия.

Винил засмеялась коротким и горьким смехом, в котором не было ни капли веселья.

— Ты издеваешься? Я была так горда собой, когда дала тебе работу и помогла сохранить квартиру. И вот ты уже стала моей подругой и пригласила жить к себе, хотя толком меня и не знала. Затем каким-то немыслимым образом ты умудрилась меня полюбить и сделать самой счастливой пони на свете. И вдруг за одну ночь я теряю все, ради чего горбатилась всю жизнь, и возвращаю тебя обратно на грань потери квартиры, с которой мы и начали. И даже хуже, теперь у тебя на шее сидит ещё и никчемная безработная кобылка и соседка.

— Винил, ты вовсе не никчёмная, я лю… — попыталась перебить Октавия, но та всё равно не останавливалась.

— Если бы я чего-то стоила, то давно нашла бы работу, чтобы помочь нам обеим. Вместо этого, лишь Селестии известно зачем, я только заставила тебя, оставшись со мной, упустить шанс восстановить карьеру. Единственной идеей был этот дурацкий конкурс. Ты надрываешься, не жалея крупа, уже два месяца, пытаясь найти работу, и хоть какие-то деньги заработала. Я же лишь выслушивала напоминания о том, какая я никчемная, каждый раз, когда кто-то говорил о моей недостаточной квалификации для работы в, лягать его, продуктовом магазине.

Октавия слушала с нарастающим ужасом, каждое горькое слово — свежий укол, приводивший к слезам, вторящим боли ближайшей подруги. 

— Я попросту ходячая никудышность, — ядовито выплюнула единорожка; свежие слёзы стекали по её лицу.


От всплывших в памяти слов слезы снова навернулись на глаза Октавии, и кобылка быстро закрыла их, желая прогнать горестное воспоминание. 

— Ты же знаешь, что дальше подтруниваний я никогда не зайду, — заверила она. 

— Знаю, — подтвердила Винил и нежно потерлась мордочкой о щеку Октавии. — Знаю, что ты не причинишь мне боль. Хотя я не смогу отказаться от удовольствия изредка поиспытывать твое терпение.

— Ох, ты испытываешь его довольно часто, но я и не думала, что будет наоборот. Просто хочу убедиться, что ты втайне не боишься, что я начну тебя бить или ещё какой-нибудь лабуды навроде этого, глупышка. 

— Не-а, — весело ответила Винил. — Мы же обе знаем, что я сильнее. 

Октавия закрыла глаза и вздохнула. 

«И чем я это заслужила?»

Однако она улыбалась, вновь открыв глаза и пригвоздив Винил испепеляющим взором.

— Мне кажется, тебе стоит обдумать это ещё раз, Винил, — хрипло прошептала она и наклонилась вперед для ещё одного поцелуя. Этот закончился далеко не так быстро. Он длился очень и очень долго.


Солнце поднялось над Понивиллем прекрасным днем, таким же, как и любой другой. Его лучи ярко сияли сквозь белые пушистые облака, за которыми заботливо приглядывали местные погодные пегасы. Легкий ветерок зашуршал изумрудными листьями деревьев, отбрасывающих на землю свою тень, и в воздухе повис едва заметных запах будущего дождя.

Продавцы в газетных киосках суетились вовсю, продавая копии полудюжины газет, каждая из которых пестрела драматичными фотографиями и историями атаки чейнджлингов, а также освещала королевскую свадьбу. Пони практически пожирали их глазами, одновременно улыбаясь при виде счастливой пары и ахая, дойдя до катастрофического вторжения, угрожавшего самому сердцу Эквестрии.

В воздухе звучали вопросы и теории, каждая фантастичней и безумнее другой, давая пищу для слухов и сплетен.

Все это пролетало мимо ушей двух кобыл, которые сплелись на кровати в своем маленьком раю для двоих.

— Винил? — тихо спросила Октави, на случай, если недавно ставшая её невестой кобылка ещё спала.

— Да, Окти? 

— Полагаю, теперь нам надо планировать собственную свадьбу, верно? — прошептала Октавия.

— Ага, — не открывая глаз, произнесла Винил.

— И поговорить с нашими семьями, — продолжала Октавия.

— Угум-с, — подтвердила единорожка.

— Подобрать платья. И кольца, — добавила виолончелистка к своему растущему списку заданий.

— Неплохая идея, — согласилась диджей.

— Есть желание заняться чем-нибудь из этого сейчас?

— Не особо, — сказала Винил.

— Хорошо, — произнесла Октавия и зарылась глубже в неоново-голубую гриву, наслаждаясь мягким щекочущим ощущением по всему лицу.

— Окти? — спросила Винил, проведя копытом по черной как смоль гриве Октавии.

— М-м? — промычала та в качестве ответа.

— Разве у тебя сегодня нет занятий с учениками?

— Да, но они будут ближе к вечеру, — согласилась Октавия с ноткой сожаления при мысли о том, что надо будет покинуть кровать. — Винил?

— А? — ответила та.

— Ты… ни о чем не жалеешь? — спросилась виолончелистка

— О чем ты, Окти?

— Ты не жалеешь, что переехала сюда со мной вместо того, чтобы остаться в Кантерлоте и попытаться возродить свой клуб? Я имею в виду, это была твоя мечта и все в этом духе, а здесь эту мечту ты явно не осуществишь. Честно говоря, иногда я жалею, что мы не попытались восстановить «П0Н-3» после того пожара, потому что он значил для тебя так много, — призналась Октавия с беспокойством в голосе.

— Нет, — просто ответила Винил.

— Но…

— Ты права, — не прерываясь, продолжала единорожка. — Это была моя мечта, и я тяжело работала ради неё. И, потеряв её, я была разбита. Но что ранило гораздо сильнее — это то, что мой клуб сгорел, и я больше не могла обеспечивать тебя как раньше. Сильнее всего я была расстроена из-за того, что подвела тебя. И в тот момент я осознала, что ты стала для меня важнее моей мечты. Полагаю, можно сказать, что тогда у меня появилась новая: я хотела быть с тобой и сделать тебя счастливой. И эта мечта претворяется в жизнь так, как я не смела даже надеяться. Так что нет, Тави. Я ни о чем не жалею.

— Винил, — начала дрожащим голосом Октавия, и её сердце разрывалось от счастья, — обещаю, я сделаю все, чтобы эта мечта каждый день претворялась в жизнь до самой нашей смерти.

— И это все, что мне нужно, чтобы стать счастливейшей кобылой в Эквестрии, — с тем же чувством произнесла Винил. — У меня есть ты, у нас есть дом и работы, которые нам нравятся. Возможно, все разрешилось далеко не так, как мы планировали, но в итоге все окончилось хорошо.

Вместо ответа Октавия просто наклонилась вперед и впилась в губы Винил, закрыв глаза от наслаждения. 

— У меня ещё есть немного времени до прихода учеников, — соблазнительно прошептала она.

— М-м-м, — промычала Винил, не разрывая поцелуя. Наконец, она мягко высвободилась и прошептала виолончелистке на ушко: — Просто оставайся со мной, Окти.

— Ты же знаешь, что я буду, Винил. Всегда, — без малейшего промедления пообещала Октавия и вновь заключила Винил в свои объятья, слившись воедино со своей любимой, вместе с ней упиваясь настоящим и с уверенностью глядя в будущее, полное гармонии.