Зимняя пора

Глава IV

— Значит, он поступил на лечение два дня назад? — стройный кремово-карамельного окраса жеребец в толстой роговой оправе внимательно рассматривал больничный лист, ставя зажатым меж зубов карандашом небольшие пометки.
— Да, все верно. Только… я никогда не встречалась с таким видом. Удивительно, что восстановление идет в таком быстром темпе.
— Конечно удивительно, – блестя на фоне оправ темно-голубыми глазами, констатировал глав врач. – Вы проверяли его на электрокардиографию?
— Да, и показатели оказались очень интересными, – шагая следом, отвечала белоснежная пони в миниатюрной больничной шапочке.
— В каком смысле? – не отвлекаясь от корректировок, поинтересовался доктор.
— С чего бы начать. Средняя частота сердечных сокращений составляет 70 ударов в минуту, – от последних слов шедший рядом доктор чуть не поперхнулся, выпустив, державшийся меж зубов карандаш.
— Да, именно столько, – поправив гриву, ответила кобылка. — Мы делаем замеры ежедневно утром, днем и вечером. Но показатели, как правило, не всегда стабильны. Днем оно может быть 60, а к ночи без каких-либо причин подняться до 90.
— Были ли какие-нибудь внешние признаки дискомфорта?
— В том то и дело, что нет. Такое ощущение, что это, – белоснежная пони немного задумалась, — его естественное состояние.
— Существует общее правило, сестра Редхарт, – поднимая упавший карандаш, заявил доктор, – чем крупнее существо, тем медленнее частота пульса в состоянии покоя. — Если согласиться с тем, что 70 ударов в минуту это его естественное сердцебиение, то чем, по-вашему, обоснованы такие резкие скачки. Как вы там говорили, до девяноста в минуту?
— Именно так, доктор Хорс.
— Как бы вы это объяснили: я в первую очередь врач, а не маг. В зависимости от диагноза нужно подбирать определенный способ лечения.
Раскрыв было рот, кобылка немного задумалась.
— Давление?
— Вот это вам и предстоит узнать, — отдав белоснежной кобылке заполненный больничный лист, улыбнулся доктор, — измерьте ему давление и обо всех изменениях докладывайте лично мне.
— Конечно. – блеснув глазами, белоснежная кобылка пошла в обратную сторону.

У стойки регистрации тем временем скопилось большое количество пони: кто записаться на прием, кто просто повидать родных. Удивительно, что по происшествию нескольких дней никто так и не пришел навестить это удивительное, недавно поступившее на лечение, существо. Если вспомнить слова Соарина о том, что, как его назвали “человек”, был не отсюда, непонятно какой смысл был вложен в эти слова: то ли он пришел из-за предела Эквестрии, то ли откуда-то еще.

Конечно, таких, как он ей никогда не приходилось видеть, но ведь это замечательно. С каждым годом энциклопедические пособия по лечению и уходу за больными становится все больше и больше: например, благодаря переселению многих видов из разных уголков планеты в Эквестрию, ученым и докторам удается вывести новые способы и методы ухода за больными. При лечении того же крыла пегаса необходимо учитывать огромное количество факторов: расположение костей, хрящей, и самое главное магической конструкции, позволяющей тем находиться в воздухе. Как правило, за проведение медицинского приема у пегасов обычно отвечают единороги. При вывихе или переломе крыла в первую очередь смотрят не повреждены ли магические каналы, протекающие по всему периметру крыла. Это подобные кровеносной системе, эфирные капиляры, циркулирующие энергию от основания спины до крыльев. Невооруженным глазом их, конечно, не заметишь. Лишь опытные врачи-единороги проводят эти сеансы с тем, чтобы определить все ли в порядке и потребуется ли дополнительное вмешательство. Потом в зависимости от увечья накладывается гипс, либо же обычная повязка и больной спокойно может отдыхать в палате, наслаждаясь чтением книг, либо в дни посещения общению с друзьями.

У драконов и других видов, способных передвигаться по воздуху ситуация складывалась абсолютно другой. К каждому из них необходим был свой подход, особенно в вопросе восстановления при повреждении энергетических каналов. Если это был обычный вывих или ушиб, то, конечно, достаточно просто наложить повязку. Все-таки энергетические каналы — это не хрустальная ваза, которую так уж и просто разбить. Но при более серьезных увечьях уже не обойтись без опытного носителя магии. Недавно была проведена серьезная медицинская конференция в Троттингеме, где приняло участие более ста специалистов в области медицины и хирургии. Надо сказать, что принятое по итогу совещания соглашение о более тесной кооперации между представителями разных видов: пони, чейнджлингов, грифонов и драконов в области медицины положило новый этап в научной интеграции. Оно подразумевает обмен научными знаниями, а именно энциклопедическими пособиями с тем, чтобы представители разных видов могли получить высококвалифицированную помощь и в других государствах, а также обмен самими специалистами, чтобы те учились оказывать помощь другим видам. Конечно, это все замечательно, но что касается человека.

Белоснежная пони немного задумалась.

Определенно у него очень большой потенциал к самовосстановлению. Благо теплые ванны и зебриканские мази пока стали именно тем, что было нужно. Легкое обморожение и несколько ушибов в местах, название которых пока было неизвестно, и, благо, список увечий на этом заканчивался. Сейчас главное было обеспечить ему спокойный сон, от которого тот не отходит уже вторые сутки и хороший отдых после пробуждения. Указания доктора Хорса прямо указывали, что хоть и тело человека положительно отреагировало на выписанное лечение, необходимо было продолжать снимать показатели с тем, чтобы убедиться в том, что в дальнейшем его здоровью ничего не будет угрожать. Пусть и некоторые показатели выбивались из ряда вон, показывая цифры, абсолютно не похожие на нормальные показатели среднестатистического пони, грифона или чейнджлинга, по всей видимости, для него это было вполне нормально, что лишь доказывает то, что каждому живому существу соответствуют свои параметры.

На последней мысли белоснежная пони немного улыбнулась, подтверждая свою гипотезу, изложенную в своей диссертации на тему изучения подходов при лечении представителей других видов.

— Что такая довольная, сестренка? – неожиданно подскочившая слева пони легонько толкнула своим крупом улыбающуюся кобылку. – Неужто получила нагоняй от мистера Хорса?
— Что ты, я вовсе не… — не успев закончить, та ощутила прикосновение копыта неожиданно подскочившей собеседницы к своим губам.
— Даже не оправдывайся, Редди, – мило улыбнулась последняя.- Да, Селестия упаси, достался бы мне такой пациент, я бы совсем растерялась. Умеешь же ты найти правильный подход к лечению.
— Фауна, – убирая копыто подруги, улыбнулась Редхарт, – я просто стараюсь делать свою работу очень хорошо. А вот, интересно, чем это ты тут занимаешься? – изогнув бровь, улыбнулась белоснежная кобылка.
— А она со вчерашнего вечера, как пчела ужаленная мотается по всей больнице, – оперевшись на дубовые доски, выглянула из за стойки регистрации упитанная, переливающаяся синим окрасом пони. – Хочет увидеть этого че-ло-ве-ка.
— Фауна, ты же вроде ветеринар?
— Так поэтому я и здесь, – шагая рядом, не переставала улыбаться последняя.
— Но Фауна, он не животное… По крайней мере, я в этом уверена. Он говорит и…
— Ты сама-то слышала его речь?
— Пока нет, – опустила голову Редхарт. –Так Соарин сказал, когда принес его к нам. Значит и лечение нужно соответственное.
— Редди, под “соответственным” ты понимаешь ванны и зебриканские мази?
— А что в этом такого? – неожиданно выпрямилась Редхарт – Как оказалось, его организм замечательно отреагировал на лечение, правда … — та немного почесала шею. – во многом тот справился почти самостоятельно.
— Ты это о чем?
— Видишь ли, – Редхард ненадолго задумалась, пытаясь сформулировать идею. – Вот посмотри на меня, что ты видишь?
— Симпатичную медсестрицу? – подмигнула Фауна.
— Да не это, – начала заливаться румянцем Редхарт, – наш покров состоит из шерстки, защищающей в холодное время года от низких температур. Но у че-ло-ве-ка… ее нет, лишь гладкий покров с неравномерно выступающими в некоторых местах волосами явно не предназначенными для перенесения очень низких температур.
— Может это его физиологические особенности?
— Быть может, но тогда нам бы не пришлось лечить последствия легкого обморожения.
— А что по поводу остальных травм? – Фауна указала на больничный лист, который несла Редхарт.
— Благо, ничего страшного: пару ушибов, и несколько царапин, которые уже успели зажить. Сейчас, главное, дать ему хороший и спокойный сон, – подойдя к Фауне поближе, та легонько тыкнула ее в нос основанием копытца, добавив. – И избавить его от назойливых вопросов о его истинной природе, по крайней мере на время реабилитации.
В ответ Фауна лишь смешливо прыснула

— Привет, Лили, как поживаешь? – обратилась Редхарт к упитанной, переливающейся синим окрасом единорожке, стоящей за стойкой регистрации.
— Ой, привет, Редди. Вот вроде бы утро, а гляди сколько народу, тут точно не до прохлаждения, – ответила та, продолжая делать небольшие пометки в амбулаторных листах. — Ты это и своей подруге передай, – улыбаясь, взглянула та на Фауну, но что получила в ответ от последней лишь высунутый язычок.
— Я, между прочим, тоже врач, – с ухмылкой ответила Фауна. — Тем более, если приглядеться к его больничному листу. – указала та на небольшую пачку документов, которую Редхарт передала Лили для штампа. – То в нем не указано к какой области медицины этот человек принадлежит.
— Фауна, мы же с тобой все только что выяснили, – ответила Редхарт, оперевшись на стойку регистрации.
— Да я не об этом, – запротестовала последняя копытами. – Я только хочу взглянуть на него, поэтому… – улыбнувшись настолько мило, насколько это было возможным, Фауна молящими глазами продолжила. – Лили, вы могли бы мне выписать временный пропуск для посещения пациентов, а Редхарт за мной присмотрит.
— Конечно, дайте я только заполню пару полей. Итак, кем вы приходитесь этому человеку: родственник, друг, молодой кольтфренд?

Только после последней фразы Фауна обратила внимание на озорную ухмылку со стороны Лили. Как правило, дни для посещения по установленным правилам городской больницы были рассчитаны исключительно для родственников, близких или друзей. И, конечно, для медицинского персонала, правда это было их привилегией и в обычные дни. Сейчас же, глядя на неспешную стрелку настенных часов было ясно, что, времени, отведенного для посещения, становится все меньше и меньше, а, если не сегодня, то уже неизвестно, когда Фауне выдастся еще один шанс лично познакомиться с представителем другого вида.

— Лили, ну пожалуйста, – взмолила Фауна.
— Фауна, не знаю, как у тебя, а у меня работы во, – указала Лили на толпу понивильцев, заполонивших зал в очередь для посещения родственников.
— Лили, – чуть приблизившись, вмешалась Редхарт. – Фауна и правда специалист, только, как ты знаешь в ветеринарии, а мне, я вспомнила, нужно провести повторную электрокардиографию, – наклонившись чуть вперед к самому уху Лили, на что последняя тоже пододвинулась поближе, Редхарт добавила. — Сама же слышала про частоту его сердечных сокращений.
Та согласно кивнула.
— Может Фауна поможет мне разобраться, в конце концов ранее я не сталкивалась с таким видом: тут нужен, – прикидывая слово, покрутила копытом Редхарт. – Широкий подход, если ты понимаешь, о чем я. Фауна, как и я сейчас заняты подготовкой к последующей конференции по изучению способов оказании помощи и ухода за представителями других рас.

Обернувшись к улыбающейся во всю мордочку Фауне, Редхарт добавила.

— Думаю, это будет хороший опыт для наших сфер, а с меня, конечно, будет причитаться.
— Все, только копыта мне заговаривай, – сдерживая улыбку, запротестовала Лили.
Обернувшись на 360 градусов, подобно профессиональному шпиону, последняя огляделась по сторонам после чего подозвала к себе белоснежную кобылку:
— Редди, ты ведь понимаешь, что Хорс меня потом живьем растерзает, если узнает, что я пропускам всем подряд выписываю.
— Не волнуйся, мы быстренько его осмотрим и сделаем замеры.
— Ладно, Редди, но только присматривай за своей подружкой, – глядя на Фауну, Лили заполнила пару полей, после чего бумажка, гласившая “Посетитель” телекинезом направилась к Фауне.
— Век тебя не забуду, – просияла последняя с зажатым меж зубами листком.
— Все, идите, пока я не передумала.

Отправив на прощанье Лили воздушный поцелуй, на что та театрально взмахнула копытцем к верху, Редхарт вместе с Фауной галопом помчались по коридору в сторону палаты, где находился человек.

— В какой он палате?
— В тридцать четвертой, – ответила Редхарт, сбавляя темп перед палатой, номер которой гласил тридцать три.

Приоткрыв дверь, обе кобылки в первую очередь, навострив ушки, прислушались ко всем звукам, исходившим из палаты и, как и ожидалось, кроме легкого посапывания ничто больше не нарушало режим тишины пациентов.

— Сколько, говоришь, он в отключке? – пройдя следом за Редхарт, шепотом обратилась Фауна.
— Второй день. Показатели, если учитывать его специфику, вполне нормальны. – включая электрокардиограф, ответила Редхарт, – Но вот не знаю, стоит ли мне теперь беспокоиться о его сне.
— Он как-то проявлял признаки дискомфорта? – осматривая спящего человека, поинтересовалась Фауна.
— Нет, за исключением редких приступов тахикардии, которые не продолжаются больше десяти минут.
— А в какое время?
— Обычно вечером. И нет, не спрашивай, я не знаю в чем причина. Поэтому мне и требуется, – намазывая присоски специальным гелем, Редхарт возвела глаза к потолку – так сказать, взгляд со стороны.
— Не волнуйся, сестренка, разберемся.

Подойдя вплотную к кровати, оказалось, что спящий пациент был молодым парнем, которому по человеческим меркам было от двадцати пяти до двадцати семи лет. Темные волосы, зачесанные назад, с легкой трехдневной щетиной идеально довершали образ вольного авантюриста, способного по первым визуальным впечатлениям на многое. Широкие плечи, виднеющиеся из-под торчащего одеяла явно демонстрировали крупное телосложение; вкупе с высоким ростом тот со стороны производил впечатление вполне серьезного и размашистого молодого человека. Если бы только не лицо, отражающее душевную умиротворенность и спокойствие, то вполне вероятно тот со стороны сошел бы за весьма серьезное и невозмутимое существо.

Присоединив все нагрудные электроды, обе кобылки застыли напротив аппарата, явно выжидая первых показателей. По мнению многих в том числе Фауны был удивителен даже тот факт, что в состоянии спокойствия частота сердечных сокращений этого существа равнялась в среднем от 60 до 80 ударов в минуту, в то время, как у нее самой, да и вообще у большинства обитателей Эквестрии, за исключением алмазных псов, пульс равнялся 20-30 ударам и лишь в исключительный моменты, связанные с перенапряжением и стрессом тот мог подняться до 40, что хорошо снималось специальными травами и настоями, либо хорошим сном.

Впрочем, когда аппарат снова выдал неожиданную цифру в 77 ударов в минуту, у кобылок не осталось сомнений в том, что это существо действует исключительно по своим законам, не вписываясь в общую схему Эквестрийских медицинских энциклопедий.

— Ты могла бы провести оценку источника возможных возбуждений?
Фауна ненадолго задумалась:
— Сердце сокращается автоматически под воздействием электрических импульсов, которые вырабатываются в особых участках проводящей системы миокарда. В норме работой сердца у всех известных живых организмов управляет атриовентрикулярный узел, который изменяется в широких пределах под воздействием стрессов, физической нагрузки, усталости и многого-многого другого. Но, как правило, тот не бывает менее 20 ударов в минуту, иначе бы мы ходили сонными, как… Я даже не знаю кто, – развела Фауна копытами. — Разве что вы ему кофе не подливаете, пока он спит или сонного не выводите на изнуряющие пробежки.
— Значит сейчас трудно делать выводы.
— Именно. Разве что, когда он проснется, расспросить его об этом.
Завершив на этом краткий утренний обход, кобылки двинулись в сторону выхода, как вдруг со стороны аппарата послышался сигнализирующий звук.
— Подожди, я посмотрю, что там, – Редхарт жестом копытца попросил Фауну немного подождать у двери, пока та проверяет показатели аппарата.
Однако, заметив через несколько секунд отсутствующий взгляд белоснежной кобылки, уставившейся на датчик электрокардиографа, начавшего издавать продолжительный треск, Фауна не на шутку забеспокоилась.
— Редди, что там? – уставилась та на подругу, а потом на показатели датчика…

… 77 … 81 … 85 … 91 …
… 100 …

Ранее спокойно посапывавший человек начал тяжело дышать и, судя по размашистым движениям рук, тот пытался скинуть с себя теплое одеяло.
— Учащенный пульс. Фауна, сними с него одеяло, я открою окно!
На место спокойствию в одно мгновение пришло чувство откровенной беспомощности. Если в самом начале у медицинского персонала было хоть какое-то представление о том, как лечить последствия легкого обморожения и народными средствами бороться с возникающей тахикардией, то в критические моменты, в виду несовершенствия энциклопедических пособий по уходу за представителями других видов, у персонала, в том числе и Редхарт, вызвавшейся лечащим врачем нового пациента, были просто на просто связаны руки. Не обращая внимания на участившийся сигнализатор пульса, бивший с каждой секундой все более интенсивный оркестр, Редхарт, открыв окно, сразу выбежала в коридор:
— Врача в тридцать четвертую палату!

… 112 … 116 … 123 …

— Фауна, сейчас подойдут врачи. Попробуй послушать его.
Оставив человека в одном нижнем белье, Фауна прислонила свое ухо к его груди, как вдруг кончиком почувствовала почти обжигающее тепло, исходящее от его тела.
— Он очень горячий. Нужны мокрые полотенца. Редди, сходи за ними, я присмотрю за ним.

В миг белоснежная кобылка выскочила из палаты, оставив Фауну наедине с теплым, подобно пегасам в снежную погоду, человеком. Прислонив свое ухо еще раз к его груди, та только сейчас услышала, насколько сильно бьется его сердце, от чего у последней по всей спине пошли мурашки. Однако в момент, когда та неожиданно ощутила под своей мордочкой поднимающееся тело, пульс Фауны в сравнении с человеческим стал наиболее похож по показателям электрокардиографа, правда, если тот сумел подняться, то та, наоборот в это же мгновение от переполнивших ее эмоций готова была упасть.
Переведя взгляд на лицо приподнявшегося существа, та увидела спокойное выражение лица, переливающееся сверкающими хрусталями глаз, излучающих абсолютное безразличие, будто возникшая ситуация является чем-то обыденным. Рассмотрев перед собой Фауну, тот на мгновение задумался, однако пока та бездвижно продолжала смотреть на того в ответ, тот, наоборот, обдал ту доброй улыбкой и спустя мгновение заключил ту в крепкие объятья, растворив в одно мгновение для обоих все существующие проблемы…

Признаться, я всегда хотел завести себе кота или собаку, чтобы, просыпаясь утром вместо сложившейся традиции в виде потягивания затекших конечностей, я мог просто полежать еще некоторое мгновение на кровати и понаслаждаться этаким теплым комком шерсти. Жаль только, что на работе не принимают справки, краткое содержание которой гласило бы:”Меня придавил кот, не смог подняться по уважительной причине, прошу простить и отпустить”. Впрочем, кто-то сказал бы, что подобная отговорка с домашними животным лишь маленькая часть большой прокрастинации, однако у меня отнюдь была другая проблема, от которой хоть на стену карабкайся, а легче не станет… Аллергия на шерсть. Вроде бы обычный диагноз, а звучит, как приговор к вечному одиночеству. Впрочем, любовью и лаской не был обделен, но иметь домашнее животное, которое в отличие от человека всегда будет рядом и не предаст, а также в трудную минуту будет греть, подобно переносной батарее, была, по-моему, настоящей привилегией, разделить которую, к сожалению, уже не удастся. Был, конечно, вариант завести более экзотическое животное, спрос на которых с каждым годом увеличивается: те же самые попугаи или безобидные резиновые удавы, о которых как-то говорил один ведущий телепередачи, постоянно подвергавшийся укусам разных насекомых или животных, но это, по-моему, не то. Одно дело просыпаться от приятной и пушистой тяжести на груди, другое от бесконечного “каркания” того же какаду или пусть и безопасного, но очень склизкого ощущения чего-то, ползающего по твоему телу.

Впрочем удивляли меня не столько неожиданно непривычные для буднего дня размышления, сколько ощущение действительно чего-то теплого и мягкого на моей груди. Можно было подумать, что в потемках я просто сграбастал одеяло в попытках уталить давний бзик, однако, как правило, одеяло не отдает в твои руки обратным теплом. Только проведя ими вдоль источника неожиданных возмущений, я понял, что, скорее всего, со всеми этими ночными похождениями окончательно разорвал сделку со своим мозгом о доверительных отношениях, за что тот подкинул мне очень удивительную тактильную галлюцинацию. Впрочем, когда я тыкнул своими пальцами по тому, что у источника возмущений судя по всему называлось бочком, к тактильным галлюцинациям прибавились и слуховые в виде неожиданного “Ой”, от которого мое сердечко чуть не попросило остановочки.

Медленно разомкнув слипшиеся веки, я заметил перед собой милую мордочку светло-карамельного окраса с голубыми волосами, которая несмотря на свой цвет, в одно мгновение залилась цветом свежего помидора.

Честно признаться, в свое время я часто представлял себя героем романа или фильма, в которых, несмотря на все чудеса, что творятся с главным героем, я всегда вел бы себя так, будто все происходящее не выходит за рамки дозволенного, нацепив на себя маску невозмутимого и всегда знающего что делать героя. Это распространялось бы и на сюжет, в котором описывается обыденная жизнь, в которой я бы стал спокойным наблюдателем, так и на сюжет, в котором мне необходимо было столкнуться с бесчисленными преградами на своем пути, где мне необходимо было бы принять облик хладнокровного и стойкого человека.

Впрочем, когда данные размышления действительно вторгаются в твою жизнь, все надуманное в одно мгновение становится эфимерным прахом, от чего единственное, что у тебя остается – это полная дезориентация и вопрос, как тебе необходимо себя вести и что делать в сложившейся ситуации. Когда речь действительно заходит о том, что может в конечном счете представлять угрозу для твоей жизни, тебе не до примерки масок сильного и хладнокровного героя, ведь, как правило в таких мечтах ты заранее наделяешь себя безграничными возможностями, которые позволят тебе не волноваться о твоем дальнейшем благополучии, что позволяет тебе играть свою роль в пьесе… красиво. Но, как показывает данная ситуация, действительно: глядя на эту милую мордочку, может показаться, что все в порядке по их меркам, но как мне теперь реагировать на пищу, который подбросил мне мой мозг, я не имел понятия.

Но одна заготовка, к счастью, у меня была.
— Привет, – продолжая обнимать за часть выше талии начал я.
— Добрый день. Если вам стало лучше, могли бы вы… Отпустить меня.

Что я за человек, если не выполню просьбу этой милой особы.

— Конечно, – убрав руки в стороны, я только сейчас смог приподняться и понять, что, мало того, что я нахожусь не в своей комнате, так и то, что помещение, в котором я сейчас очутился больше было похоже на больничную палату. Чуть в уменьшенном масштабе, но все-таки больничную, правда выполненную в минималистическом антураже.
— Мистер… Скажите, вам уже лучше?
К первой особе, мгновение назад покинувшей насиженное на моей груди, прибавилась вторая, оказавшееся по правую сторону от моей кровати. Только сейчас до меня дошло, что существа, стоявшие передо мной были самыми что ни на есть, пони, одетые в медицинскую экипировку.
— Да, вполне, – почесав за затылком, единственное что нашел ответил я.
— Это хорошо. Вы были без сознания пару суток и теперь моя обязанность, как вашего лечащего врача, пронаблюдать за ходом вашего выздоровления.
— Выздоровления? – откровенно не понял я. В тот же момент мне пришла в голову мысль спросить “выздоровления от чего”, но, когда уже в очередной раз осознав, что передо мной стоит не человек, а говорящая пони, то откинул эту мысль как можно дальше, ведь даже не имея под рукой профессионального психотерапевта, диагноз складывался налицо.
— Да, если у вас возникнут вопросы, вы можете смело обращаться ко мне, либо к любому другому сотруднику данной больницы. – белоснежная пони обвела взглядом всю палату, немного задержавшись на своей коллеге карамельного окраса, смущенно стоявшей по левую сторону от моей койки.
— Так, это уже ни в какие рамки не годится, – пробубнил я себе поднос. – Так подъем. – хлопнув перед собой пару раз в ладони, я как можно сильнее зажмурил глаза, сам не зная, чего ожидая.

Однако, открыв глаза, я заметил, что мало того, что ничего не изменилось, так и то, что обе кобылки, закинув головы набок, удивленно смотрят на меня. Будто это я сошел с ума, а не они.
— Я сказал… Подъем! – хлопнув еще раз в ладоши, я засунул указательный палец себе в рот и прикусил. Больно.
— Скажите, с вами точно все в порядке? – закинув бровь, поинтересовалась белоснежная кобылка.
— Да, в полном порядке, – в конечном итоге это пустая затея убеждать галлюцинацию в том, что она галлюцинация. Ведь, учитывая то, что это плод моего воображения, убеждать их в нереальности равносильно убеждению самого себя. По крайней мере пока я отдаю себе отчет в том, что все это воображение, я остаюсь вполне вменяемым.
— Хорошо, в таком случае сейчас по расписанию у нас обед.

После последних слов мой желудок предательски заурчал, выдавая неожиданно появившееся чувство голода, что вызвало милую улыбку у обеих кобылок.
— Вам все принесут в течение десяти минут. Прошу вас не вставать и не покидать палату.

После последних слов обе кобылки развернулись и, закрыв за собой дверь, вышли из палаты, оставив меня наедине со своими мыслями.

— Редхарт, я должен его увидеть
— Соарин, я все понимаю, но он только очнулся и все еще приходит в себя.
— Я тоже все понимаю, но сама посмотри, – Соарин обвел крылом несколько членов своей бригады, преимущественно состоящей из кобылок, которые несколько дней назад совершали тренировочный полет в районе Винтерберга.
— Я обещал, что зайду сразу, как только тот придет в себя. В конце концов, мы ведь не с пустыми копытами.
Напротив каждого члена и Соарина в том числе стояли небольшие связки пакетов, наполненные фруктами, овощами и прочими сладостями, необходимыми больному для быстрого выздоровления.
— Соарин, я не могу тебя пропустить.
— А я говорю можешь.

За комичной сценой, в которой оба пони столкнулись лбами и толкали друг друга на пару шагов то в одну сторону, то в другую наблюдали не только члены бригады, но и несколько других санитаров, проходящих мимо с еле сдерживаемой улыбкой. Подобные перепалки не вписывались в логические объяснения данного мира, просто они происходили настолько спонтанно, что единственное, что можно было делать в этой ситуации – это просто наблюдать, либо участвовать самому, забыв о том, насколько комично это смотрится со стороны.

Не сказать, что Редхарт и Соарин были близкими друзьями, разве что сводными коллегами по работе, поскольку именно его отряд в зимний период занимался поиском попавших в беду пони и доставкой тех в ближайший медицинский пункт, но от таких формальностей, как мимолетный спор о правильном графике посещения пациентов было трудно отказаться в особенности в том мире, где веселье и радость являются основой мироздания.

— Редхарт, я просто занесу это к нему в палату и сразу уйду, – упираясь своей головой в лоб Редхарт, Соарин пододвинул ту на пару шагов назад.
— А я тебе отвечаю, он только пришел в себя и еще не в состоянии принимать гостей, – поднажала та в ответ и пододвинула Соарина обратно на два шага назад.

Наблюдавшие за перепалкой члены Вондерболтов про себя делали ставки, кто победит в этой ожесточенной перепалке. И, можно сказать, что особенность каждого живого существа, проживающего в Эквестрии и за его пределами было умение наслаждаться ни сколько конечной целью и результатом, сколько самим процессом. Чуть позабыв о том, что целью данного визита был обещанный визит че-ло-ве-ку, когда тот оклемается, все пони теперь стояли и вместо того, чтобы грузиться о быстро уходящем времени, наслаждались столь комичной ситуацией.
— Редхарт сегодня в ударе, – взмахнув крыльями, прервал тишину белоснежный пегас. – Немного взъерошенная, не замечаете. Может случилось что?
— А что бы ни случилось, у Соарина есть козырь в рукаве, – с легкой ухмылкой, глядя по сторонам, ответила аквамариновая пегаска с белоснежной гривой.
— Разве. Что-то я не припомню, чтобы он ей заранее бутылочку сидра купил.
В ответ на услышанное, стоявшие до этого молча кобылки, тихо прыснули.
— Нужно уметь быть непредсказуемым, смотрите, – указала одна из кобылок в сторону идущей всем ходом комичной сцены.

— Прости, Соарин. Может у тебя и свободный день, но у меня, сам видишь, – указала та на дверь больницы, перед которой предательски откуда ни возьмись пролетело перекати поле. Зимой…

— Да, я вижу, – прыснул тот. – Кстати, а это случайно не твой человек стоит в дверях? – решил Соарин отвлечь внимание Редхарт, как вдруг, пока та отвлеклась, он выхватил из пакета неожиданный подарок. – Эфо фебе!

Когда белоснежная кобылка развернулась, в зубах у Соарина красовался пышный букет белых тюльпанов. Цветочная классика настолько сильно удивила белоснежную медсестру, что Соарин, почувствовав легкое облегчение, снова переспросил:
— Мы ненафолго, – так и держа в зубах букет повторил Соарин, на что Редхарт тихонько посмеялась. – И извини меня за тот случай. Ну, ты меня понимаешь.
— Хорошо, только это последний раз: правила в больнице действуют для всех одинаково. — перехватив букет в свои зубы, мило улыбнулась медсестра.

Когда четверо членов Вондерболтов, включая Соарина получили долгожданные пропуска в качестве посетителя, Редхарт, оставив цветы на регистрации, провела всех к палате № 34, где уже должен был перекусить человек.
— У вас десять минут. Сильно не перегружайте его, у нас и самих после вчерашнего осталось очень много вопросов.
— Все в порядке: только проведаем его и вручим то, что припасли.
Приоткрыв дверь, оказалось, что человек, принявший позу лотоса все еще …

… Не мог отойти от странного чувства, будто распределительная шляпа отправила меня вместо волшебной школы в место, которое описать даже самым отточенным чернильным пером было невозможно. Можно было и дальше продолжать убеждать себя в том, что увиденное мгновение назад было лишь искривленным видением. Если объяснить нынешнее местоположение было вполне возможно, то существ, которые, как показал мне мой замученный мозг через призму глаз, было довольно трудно. Не просто пони, а говорящие пони. Удивительно, как я раньше не замечал проблем со своей психикой. Люди, устающие на работе, проводят там десятки лет, а мне хватило с лихвой и нескольких бессонных ночей для того, чтобы словить последствия депривации сна. Интересно, когда все это закончится, я проснусь у себя в квартире или в такой же палате, только с мягкой обшивкой, обволакивающей стену?

Услышав скрип открывающейся двери, я, оставаясь в той же позе йога, открыл веко левого глаза, чтобы понять, закончился ли этот замечательный трип.
— Привет, Джеймс, как поживаешь? – вошедший вслед за уже знакомой белоснежной медсестрицей переливающийся цветом моря пегас, добро улыбнулся и помахал крылом, подзывая за собой еще нескольких гостей в лице нескольких кобылок разных мастей и окрасов.
— Можно я сразу уточню, – сменив позу на более удобную, обратился я. – Вы ведь все галлюцинация, иначе я не могу объяснить то, что передо мной стоит с дюжину говорящих поней?
— А он интересный, – мило улыбнувшись, ответила неизвестно откуда, но очень знакомая аквамариновая кобылка с белоснежной гривой.
— Нет, Джеймс, мы абсолютно настоящие. Мы же вытащили тебя с одного из перевалов на Винтерберге.
— Попались, – выпалил в тот же миг я, встав на колени у края кровати. – Ты знаешь мое имя, хотя я тебе его еще не называл. Не иначе, как галлюцинация: вы знаете все, что происходит у меня в голове. – прожестикулировав, указал я пальцем на висок.
Слушавшие это пони переглянулись, после чего негласно дали светло-синему пегасу продолжить.
— Ты ведь сам представился, когда мы тебя нашли, – тот внимательно посмотрел в мою сторону, явно, судя по лицу по лицу не понимая, шучу я или нет.
— Я пред…

В один миг в моей голове, судя по ощущением, произошел мощный взрыв, сопровождающийся нещадными уколами в области висков из-за чего единственное, что я мог сделать это откинуться обратно на подушку. Подбежавшие в тот миг говорящие пони начали осматривать меня, а та, что носила на голове больничную шапочку прислонила свое ухо к моей груди, пытаясь послушать сердце.
— Все нормально, – потирая виски, выпалил я, пытаясь унять головную боль. – Просто… Я не могу понять, как я здесь очутился. Это… неправильно.
— Расскажете все потом, сейчас вам необходим отдых, – белоснежная пони мило улыбнулась, убирая свое ушко от моей груди. – И почему это вы так ничего и не поели? – наигранно нахмурилась та.
— Я поем, но только позже.
— Нет, вы будете есть прямо сейчас.

Соскочив с постели, белоснежная медсестричка подошла к оставленному на тумбочке подносу и взяла его в копытце, поднеся ближе к моей кровати.
Взяв в свои зубы ложку, та подхватила порцию пюре и, подойдя ко мне, невинным голосом сказала:
— Ефте, вам нуфно выфтороветь.

До этого стоявшие в беззвучном молчании пони тихо прыснули, наблюдая за тем, как кобылка пытается меня накормить прямо с ложечки, которая находилась у нее в зубах.
— Нет уж, спасибо, я как-нибудь сам. – аккуратно перехватив миниатюрную ложку, которая была у нее в зубах, я отправил еще не успевшую остыть порцию себе в рот, как мои вкусовые рецепторы отреагировали яркой гаммой вкусов. – Ммммм, я никогда не пробовал ничего подобного.

Светло-синий пегас, до этого с улыбкой наблюдавший за комичной сценой, прокашлялся.
— Мы, собственно, зашли тебя проведать, как и обещали, – улыбнулся тот, достав из пакета пару яблок. – Мы пакеты оставим у тебя, если захочешь, угощайся. Здесь фрукты, овощи и даже немного выпечки.
— Спасибо, – улыбнулся я, как заметил, что прямо перед моим лицом появилась вторая ложка с пюре, которая была в зубках у белоснежной медсестрицы. – Только как вас зовут?
— Меня зовут Соарин, а это моя летная бригада: Сюрпрайз, Флитфут и Сильвер Зум.

Каждый из названных улыбнулся и помахал мне своим копытом, на что я в ответ помахал им своей рукой, лениво улыбнувшись до конца не веря, что все это происходит взаправду.

Как только я перехватил вторую ложечку и скоропостижно отправил ее себе в рот, белоснежная медсестра обратилась:
— Хорошо, на этом прием окончен. Пациенту необходимо нормально поесть и отдохнуть.

Не став спорить, Соарин пожал плечами.
— Хорошо. Удачного тебе выздоровления, Джеймс, мы еще как-нибудь зайдем.
— Удачи, ребят. С меня причитается.
— Уже второй раз обещаешь, – добро прыснул Соарин, после чего я получил очередной укол в затылке.

Помахав на прощание, а от белоснежной пегаски, на удивление, получив многозначное подмигивание, пони распрощались и вышли за дверь, оставив меня с медсестрой наедине.
— А кто это был? – удивленно обратился я.
— Они? – поняша взяла у меня из рук пустую ложку и зачерпнула в нее очередную порцию. – Вондерболты. Отряд специального назначения. Как я поняла про него вы тоже ничего не слышали? – улыбнулась та.
— Определенно. – замотал я головой. – Даже то, что меня с ними могло объединять.
— Они нашли вас пару дней назад в горах неподалеку. Вы совсем ничего не помните?
— Абсолютно. А как вас зовут? – прожевав, поинтересовался я.
— Медсестра Редхарт, можно просто Редхарт.
— Очень красивое имя, – от услышанного ее щечки в миг порозовели. – Редхарт, если так получилось, что теперь я попал в…
— Эквестрию.
— Точно, – щелкнув пальцами, я продолжил мысль. – в Эквестрию. Есть ли у вас специалисты, которые могли бы мне помочь решить вопрос, связанный с моим появлением?
— Конечно, но только, когда мы поставим вас на ноги, – передав мне очередную ложку мягкого картофеля, я с удовольствием отправил ее в рот, наслаждаясь необычными вкусовыми гаммами.

Когда тарелка с едой и стаканом свежевыжатого сока стали пустыми, Редхарт помогла мне улечься как можно удобней и, откланявшись уже собралась выходить, как вдруг я решил убедиться в последний раз:
— Сестра… Редхарт, а могу ли я вас потрогать, чтобы точно убедиться, что все это взаправду?

Осознав наконец мою некую обескураженность, та подошла вплотную к кровати и поднесла свою голову к моей руке. Сказать, что по ощущениям ее грива была похожа на нежный бархат, значит ничего не сказать. Она была такая мягкая и пушистая, что я не удержался и провел пальцами по ее мягкому ушку, от чего та мило ойкнула и секундой позже раскраснелась, как помидор.
— Надеюсь, вы убедились достаточно. А теперь, Джеймс, желаю вам приятного отдыха, я к вам еще зайду.
— Спасибо, буду ждать, – улыбнувшись на прощание, я помахал ей рукой прежде чем дверь закрылась, оставив меня в палате одного.

Интересно, если я сейчас засну, то проснусь дома или здесь же…