Сабрина. Начало

Глава 10. Глаз бури

Пожилая зебра шла по коридору неторопливой уверенной походкой. В ушах у неё покачивались золотые кольца с небольшими красными кристаллами.

Подобно тому, как в Эквестрии единороги делали вид, что ничем не отличаются от прочих пони, так и среди зебринских магов не было принято козырять своим статусом. Однако, некая табель о рангах существовала, и эти кольца, для посвященных, заменяли армейские петлицы. Два рубина означали очень высокий статус. Не менее командарма, хотя прямых аналогов воинских званий или должностей, среди волшебников не было.

Звали зебру Кеура, и она в самом деле занимала очень высокое положение.

Кобылица открыла боковую дверь, и вошла в достаточно просторную комнату. Гостья знала, что комната, как впрочем и коридор, и еще несколько помещений являются выгородками в бывшем церемониальном зале. Если присмотреться к стенам, то это можно было заметить и так.

Комнату делил пополам, как в музеях, барьер из бордовой матерчатой ленты, но с той стороны не было панорамы известной битвы, или интерьера дворянского дома из позапрошлого века. Там находилось всего два объекта: вмурованный в стену (настоящую стену бывшего зала) огромный медный щит в три зебринских роста, и непонятный предмет на полу, имевший вид латунного шарика размером со сливу, с удобной «прихваткой» для копыта. Хотя из-за этой прихватки, загадочный предмет более всего напоминал выбитый глаз.

«Глаз бури», — подумала магичка, — так он и лежит, где его бросили без малого четыре тысячи лет назад. Никто не осмелился поднять, хотя помещения много раз ремонтировали, и даже отчасти перестраивали.»

Его обронила здесь Олдера Мудрая. Точнее, когда артефакт убил её, то выпал из телекинетического захвата. Саму великую волшебницу с подобающими почестями похоронили, а причину её смерти так и оставили лежать на полу.

Кеура перевела взгляд на щит, напоминавший вход в банковский сейф.

Это по сути и был сейф. То есть дверь, закрывающая портал к Дереву гармонии, а «Глаз бури» должен был её открывать. Что-то однако пошло не так, и артефакт убил своего носителя…

Легенда гасила следующее: древние аликорны, уходя в вечность, заперли за собой дверь, чтобы какой-то чрезмерно алчный маг не прошёл по их следам, и не обратил полученную силу во зло. Однако предполагая, что может найтись и некто, наделённый многими достоинствами, и кто заслуживал бы получить великое могущество (что за могущество, и как его получают, легенда не поясняла), аликорны создали ключ-артефакт, и положили на мраморную тумбу в своём бывшем дворце. На ней же был выбит текст с предупреждением. Что мол, лишь достойный сможет вложить ключ в замок, а всем прочим не следует испытывать судьбу.

Решить эту головоломку — какими же качествами должен обладать гипотетический исследователь — за века пытались многие, и наплодили, понятно, кучу концепций, но только теоретических, поскольку, после того, что случилось с Олдерой, проверять их никто не рвался.

Более развёрнутый вариант легенды «для служебного пользования» уточнял, что пройдя через врата, якобы можно сравниться силами с аликорном, (а может, стать им) и что Олдера, уверовав в это, поставила на кон жизнь, и проиграла. Секретным же достоинством, нужным кандидату, она полагала простое бесстрашие. Кто-де не испугается вложить «Глаз бури» в гнездо на щите, тот и победил. Жизнь, однако, показала её неправоту. Древняя волшебница одолела все преграды, дошла с ключом до двери… И была убита в миг своего триумфа, а дверь не сдвинулась и на волос. После сего-то случая «шарик с ножкой» приобрёл своё грозное название, а до того его называли просто «ключ».

Впрочем, Кеура, в отличие от кое-кого помоложе, ЭТО ей в вину не ставила. Олдера Мудрая была стара. Вероятно, больна. Терять ей, по большому счёту, было нечего. «С другой же стороны, — магичка усмехнулась своим мыслям, — сила и искусство в плетении заклинаний ещё не равны мудрости. Олдере, пожалуй, кто-то польстил. Уж точно не от великой мудрости она разболтала свои планы, о том что хочет стать аликорном, всей Зебрике. Столичные маги почесали репы, и решили, что новая Алое им совершенно ни к чему. Конечно, никто из них её не помнил (полтораста лет прошло), но устная традиция ещё и как жила… Строгие правила, которым надо беспрекословно подчиняться. Тяжкие налоги на неслужилое дворянство. Вызовы в кабинет, остроумно названый «чёрным», в противоположность «белому» Фессона, из которого не знаешь, выйдешь ли, или вынесут… Не, нафиг, нафиг, как-нибудь мы уж сами… И в бывшем дворце королевской четы на Олдеру устроили засаду. Старушка, однако, очередной раз подтвердила квалификацию, разогнав нападающих…» — Хотя Кеура крепко подозревала, что она шла не одна, а имён погибших История не сохранила.

Одно время её смущало, почему «диссиденты» просто не перепрятали артефакт, но повзрослев, Кеура поняла — да из страха же. Что, если взять его пинцетом, например, или копытами раба — равно тому, что взять самостоятельно?

Хотя это и довольно глупо, делать артефакт, прикосновение к которому означает смерть: а если б та тумба, где он лежал, ремонта бы потребовала, а то и весь дворец?

И на долгие годы Кеура забыла о легенде. Как и о многих других, таинственных и мистических, не несущих, однако, пользы. Ну в самом деле, что может там, где облажалась одна из величайших волшебниц, подающая надежды студентка-армейская волшебница-адьюнкт-артефактор-преподаватель-начальник кафедры-«звено» в первой десятке… Стоп. Вот тут уже появляются шансы. Но помог, как водится, случай. Несколько лет назад началась «оцифровка» магических архивов. Дело это было сродни развинчиванию ржавой мины с помощью лома, накопытника, и какой-то бабушки. Соответственно, экспертизу текстов проводили, минимум, аспиранты. И один из учеников Кеуры, в допотопной книжке, нашёл не особо-то и спрятанное дополнение… Вобщем, похоже было, что некто тупо вырвал из книги несколько листов, «криво» подшил на это место свои, и скрыл немудрящим заклинанием…

Такое встречалось нередко. Пергамент и переплёт стоили дорого, и иногда в книги вставляли страницы от других, а иногда вообще писали поверх старого, выцветшего текста. Аспирант попытался отделить «лишние» листы, и был удивлён, когда не смог. К счастью, у него хватило ума не поднимать шум, а просто сообщить наставнице.

Почерк показался Кеуре смутно знакомым, по описи книга проходила, как поступившая из дворца… А через пару часов она вспомнила, где видела такую угловатую, размашистую, вроде как у самоучки, манеру письма, и как ужаленная понеслась в архив, сличать писанину. Конечно, не будучи графологом, она не могла сказать точно, но учитывая все факты… Словом, почерк был очень похож на почерк Алое.

«Вставка» представляла собой сборник советов её гипотетическому преемнику. (Хотя половина из них по нынешним временам «подлежала», но во-первых, время было другое, а во-вторых, аликорны вряд-ли подсудны обычным властям).

Это было правдоподобно. У Алое, если верить хронистам, имелась по крайней мере одна положительная черта — она любила одарённую молодёжь, в чём бы та ни была одарена, даже в пении. Поэтому вполне могла втайне от мужа оставить преемнику дорожку к силе.

«И помни, — писала она, — что опьянение мощью это одно из самых опасных видов опьянения. Поэтому, мы с Фессоном позаботились, чтобы ты пришёл к Дереву тогда, когда будешь по-настоящему готов. Определить это легко: когда ты научишься повелевать своими чувствами, отключая и включая их по выбору — ты станешь достоин. Но остерегайся принять за готовность эйфорию либо экзальтацию (тут, правда, присутствовали трудности перевода, но видимо, имелось ввиду самовнушение). Артефакт устроен так, что не повредит тебе, аликорну, но понесенное поражение не будет способствовать твоему движению вперёд…»

— Короче говоря, — в полголоса произнесла магичка, — Олдера была не так уж не права. Но видимо, поддалась эмоциям в последний момент… То ли страху, то ли предчувствию победы. И «Глаз бури» уничтожил её.

В дверь протиснулась ещё одна зебра, и тоже с «рубиновыми» кольцами в ушах.

— Сама с собой говоришь?

— Ну надо же иногда поговорить с умной кобылицей? — И они обе заржали, видимо, общей шутке. — Принесла новый?

— Да… Слушай, я не понимаю, почему ты не возьмёшь дурня какого-то… Зачем самой лезть?

— Боги разгневаются… Велара, неужели ты сама не чувствуешь? В этой игре не платят чужими жизнями.

— Я чувствую, что это какая- то крайне опасная игра. И добро бы только для наших задниц… — Она тряхнула в воздухе коробкой со шприцем, — А на это, по твоему, боги не обидятся?

Кеура неопределённо повела плечами.

— Ну, в их времена не было фармацевтики, так что, может быть, и нет… Готова?

— Ага.

— И я.

Веллара пролеветировала шприц, и воткнула ей в плечо. Потом включила секундомер.

— Минута тридцать… Редкий случай, когда я могу безнаказанно наложить на тебя любое заклинание… Например, подчинения своей воле.

Кеура равнодушно махнула гривой.

— Или, — кобылица провела языком по губам, — увеличить твое влечение… Сделать его необоримым…

— Да ты охренела! — Возмутилась Кеура.

— Стратила. — Разочарованно сказала магичка, — это какой уже раз? Печень там у тебя ещё живая от всей этой дряни?

— Я этих химиков поубиваю… Нихрена эти уколы не действуют, раз я бешусь от такой ерунды.

— Ну, я готовилась, — хмыкнула Велара, — но пора признать, что у тебя слишком живой темперамент, чтобы войти в эту дверь. Могу я попробовать, конечно, но боюсь, с тем же результатом. А тысячелетий, чтобы пестовать в себе «достоинства», у нас, увы, нет. И значит…

— Значит, — подхватила Кеура, — нам нужен кто-то отмороженный без всякой химии… И я думаю, что знаю, где такого достать. Если он сумел выйти живым из «единоборства» с Луной, то может, и дверь одолеет?

Коллега подняла на неё полный сомнения взгляд, но решила отложить переговоры до прохода искусственной абстиненции. То есть, той её фазы, когда с похмелья на всё пофиг.

Они вышли из комнаты.

— Что там в парламенте? — спросила Кеура.

— А то ты не знаешь… Соглашатели туевы. Я вообще удивляюсь, как мы, с такими деятелями, дожили до сего дня. Комиссию им надо создать, короче, заболтать проблему. Не будет нам официальных денег, если в двух словах… А ко мне вот на днях приходил делегат от совета директоров 47-го завода. Говорил, вы-де, маги, много воруете. Нам уже ничего не остаётся. А у меня кошка рожает, и хомячок. Я же не могу ему сказать: мы так обходим бюрократию, и на оборону же эти деньги и тратим. А если б и могла, то он бы меня просто не понял. Другая у него система ценностей.