Чудо в перьях. Заметки ксенофила
Вместе. Поздний ужин и много интересных историй
История Шай. Ничего особенно хорошего, в общем-то.
За окном была какая-то мерзость. Из приличного показывали только луну, да и ту поднакушенную с левого бока.
Кухня тоже не радовала. В последнее время я как-то ленился убирать бутылки из-под Бургунь де Фландр. Да и водочных пузырьков накопилось довольно много. Мне-то пофиг, а вот перед гостьей было неудобно. Как и за голую лампочку на потолке, висящую на шнуре, за обшарпанные стены и загаженную плиту. Особенно меня угнетала плита. Ах да, ещё немытая посуда в раковине, стопка которой поднялась уже до крана. Я предчувствовал, что изведу полночи на мытьё этой проклятой посуды.
Но сейчас было не до того. Я ужинал. Точнее, мы ужинали. То есть Шай вроде как уже поужинала. В общем, теперь я намеревался поесть сам.
Я ухватил консервный нож и открыл банку латвийских шпрот. Подцепил рыбку, истекающую маслом, вилкой, и поднёс ко рту.
Тут же под мышкой у меня образовалась ласковая мордочка.
— Серёжа, — умоляюще сказала Шай, — ну пожааааалуйста… рыбоньку… одну.
— Ты вообще-то должна траву есть, — напомнил я поняшке.
— Я рыбоньку очень люблю, — сказала поняшка, умильно подлащиваясь. – Только мне её жалко. А эта уже мёртвая, ей всё равно. И масло очень вкусное! Ну ещё! Одну! Одну-однушечку! Однюшуленьку! Маленькую! Самую малипусечку!
— У тебя живот болеть будет, — со вздохом сказал я, кладя рыбку в подставленный ротик.
— И пусть! Шчфвпффффф! – рыбка исчезла.
Пока Шай перемалывала рыбёшку, я думал о том, что делать дальше.
Ну естественно, тогда, в туалете, мы совместными усилиями наполнили чайник. И даже вскипятили. Выяснилось, что остался только «Липтон», а я его терпеть не могу. Потом не нашлось сахара. И, в общем, я пригласил её к себе домой. Заодно помыться и привести себя в порядок. Но она не успокоилась, пока не выгнала сначала моль. И правильно. Не оставлять же дерьмо в помещении.
Представьте себе, они действительно какают бабочками!
Они — в смысле пегасы. Без владения этим заклинанием их не допускают к полётам. Земнопони очень не любят, когда им на голову сыпется дерьмо. Они и так-то пегасов не жалуют. Потому что те, по их мнению, прохлаждаются в облаках, пока земнопони вкалывают. Но приходится терпеть, потому что пегасы управляют погодой и могут устроить ливень дней на сорок.
Однако дерьмо на голову — повод для серьёзного конфликта. А спускаться на землю каждый раз, когда тебе приспичит – значит отрываться от работы и нарушать границы чужой земельной собственности. Так что бабочкам альтернативы нет. Потом-то они, конечно, снова превращаются в навоз. Но обычно успевают аккуратно долететь до голой земли, сесть на неё, и уже там становятся полезным удобрением.
А вот радугой пегасы не писают. Это только кажется. В смысле — это оптическая иллюзия. Струя мочи магически испаряется в воздухе, образуя что-то вроде облачка не очень душистого пара. Вот в нём-то радуга иногда и возникает. Я хотел бы посмотреть, но Шай ужасно стеснительная.
Это всё я узнал позже. А пока что мы пошли ко мне. По дороге поняшка стянула ауру у помойного кота, который обычно тусуется около «Лариски» в надежде на подкорм.
Нет, в кошку Шай не превратилась. Наложение аур породило какое-то тощее, прискорбное существо неопределённого вида, на которое без слёз смотреть невозможно. Какая-то бабуся, когда мы с ней подходили к дому, даже сказала «бедненькая». Поняшка испугалась – и успокоилась только у меня в прихожей, когда я сказал, что никого тут больше нет. После чего попросила тазик для копыт. Дико краснея и извиняясь. Потом-то я узнал, что у них есть этикетная проблема. Тазик должны предлагать хозяева и всё такое.
Но я всего этого не знал и поэтому повёл её в ванную. Где пережил серию восторженных писков, море вопросов, и под конец – вопрос о стоимости всего этого. Я сказал, что вода бесплатная, и предложил шампунь. Она сказала, что шампунь пахнет чем-то неживым (вот удивила-то) и целомудренно закрылась занавесочкой. Так я и не посмотрел, как она орудует душем. То есть посмотрел, конечно, но потом.
В конце концов она вышла – уже совсем в другом виде. Следы помойных аур с неё сошли, и стало видно, что она не жалкая и несчастная, а хрупкая и изящная.
Следующие три часа ушли на еду и разговоры.
В общей сложности я скормил ей десяток помидоров, половину капустного кочана, четыре картофелины (две сырые и две варёные, варёные ей понравились существенно больше), баночку каперсов, пучок петрушки и лимон. Ну то есть всё, что было у меня в холодильнике.
Она была очень голодной, но ела осторожно. Помидоры привели её в восторг. Капусту съела, кажется, только с голодухи. Петрушку долго нюхала, но в конце концов всё-таки съела. Вид у неё при этом был такой, будто она занимается чем-то очень извращённым, хотя и интересным. А вот лимон… Я вообще не ожидал, что она будет такое есть. Я просто делал себе чай. Но от запаха лимона Шай пришла в экстаз и принялась канючить. Сначала я отрезал ей тонкую дольку, потом ломтик, а потом отдал целиком. Она схомячила его вместе со шкурой. Я подумал, что у них там, кажется, проблемы с витаминками.
Кроме того, она опустошила сахарницу, хлебницу, солонку – хорошо, что соли было на самом донышке – и банку с польскими сардинами.
Я боялся за её желудок. Поэтому делал паузы. Ну то есть – давал ей что-нибудь, а потом что-нибудь спрашивал. Отвечала она, смущаясь и с запинками, но точно и подробно.
Выбросило её сюда неделю назад по нашему времени. В общем-то, ей повезло. Остальные пони из её табуна погибли. Даже не в бою. Как говорят там – «стали окопной пылью». Грифоны методично долбили поньские укрепрайоны распылительными мегазаклинаниями, запрещёнными всеми конвенциями. Но грифоны плевали на любые конвенции. Потому что они воевали за честь, достоинство и исторические права, а поняши – просто чтобы выжить. Зато симпатии всех прогрессивных существ того мира были на стороне грифонов. Поэтому у грифонов было всё, начиная с новейших заклятий и кончая мобильными туалетами. А у поняш — дзоты, полуразряженные защитные кристаллы и приказ «ни шагу назад».
Шай не воевала. Воевали земнопони и единороги. От пегасов в бою мало толку: всё равно небо принадлежало грифонам. Которые все поголовно крылаты и которым не нужно менять гравитационную массу, чтобы летать.
Да, об этом. Шай была сирота, родители погибли в Первую Грифонскую. Выросла она в детдоме. Потом началась война, сирот в массовом порядке инциировали и отправили на фронт.
Кстати, Шай – это не имя, а позывной. Она его взяла в честь пони из пропагандистского сна. У них в детдоме ничего, кроме пропаганды, ночью не показывали. Так что всякие там «Эпплджеки», «Рэрити» и так далее – это всё оттуда.
Да, вот самое время про мультик рассказать.
Оказывается, наш мультик – это случайное последствие их магической военной пропаганды. Все стороны конфликта пытались внушить нейтралам, что именно они хорошие. В частности, навевали им соответствующие сны. Занимается их производством ведомство принцессы Луны. Ну вот что-то из этой продукии на Землю залетело. Точнее, в головы земным сценаристам. Магия границ не знает, а творчество – это тоже вид магии, только слабенький, так что сконтачилось.
А вот там у них понячья пропаганда не сработала от слова совсем. Потому что политика важнее. Весь ихний мир сочувствовал грифонам. Потому что у пони – отсталая реакционная монархия, а у грифонов – прогрессивная парламентская республика. А поскольку республиканцы у их там в тренде, все преступления грифонов как-то игнорировались. Хотя они жрут мясо и пленных пытают. Зато из поняш сделали агрессоров и кровавых палачей.
Ну что тут сказать? У нас на Земле тоже всякое бывает. Хотя я в политике не разбираюсь. Не моё это. И даже сейчас, когда я во всякие дела вляпался по самое не могу – то же самое скажу. Ну не знаю я, кто там прав. Не ко мне вопрос.
Ладно, я лучше про Шай.
Она работала в госпитале. Ну то есть числилась при госпитале. Фактически – таскала с переднего края тех, кто ещё мог выжить. Учитывая, что на весь госпиталь приходилось четыре пегаса, из которых двоим было за семьдесят, можно себе представить, что это была за работа.
В тот день она попала под удар в воздухе. Сначала ей казалось, что выберется. Лавируя между струями огня, она уже почти долетела до границы защитного круга, когда в неё всё-таки попали. На этом всё должно было и кончиться. Но Шай, можно сказать, повезло: в неё ударило два распыляющих заклинания разом.
Что в таких случаях происходит, никто не знал. Потому что обычно первое же заклинание разносит плоть на молекулы. Однако поняшке выпал один шанс на миллион – разница по времени между ударами была настолько малой, что тело просто не успело распылиться.
Как выяснилось, два пересекающихся заклинания перебрасывают тело в соседний мир. Это, наверное, большое научное открытие. Хотя бы потому, что те порталы, которые получается открывать с одной стороны — размером с рублёвую монетку. И то в самом лучшем случае.
Очнулась она километрах в пятидесяти от Москвы. В сугробе, с переломанной ногой.
К счастью, у неё было две аптечки – одну она таскала для оказания первой помощи. Там было средство для магического заживления переломов. Но ей нужно было попить воды и что-нибудь съесть. К тому же она замерзала.
Но поблизости было шоссе, и она смогла долететь до заправки Роснефти. Там она впервые увидела местных жителей. Тут она поняла, что это мир обезьян, и огорчилась, потому что слышала, что он очень грубый и грязный. (Тут бы мне поинтересоваться, откуда она всё это знает, но тогда я пропустил это мимо ушей.) К тому же к местным было трудно подобраться, чтобы стащить ауру.
Аура – это что-то вроде визитки. Оказывается, мы узнаём знакомых именно по ауре. Если её с кого-то стянуть, то в течении пары недель, пока не отрастёт новая, этого кого-то не будут узнавать. Точнее, будут, но с большим трудом и без настоящего доверия. Зато из чужой ауры можно сделать магический пузырь. То есть укрыться чужим обликом. Правда, чужая аура будет мешаться со своей, так что подделать в точности другого человека или существо нельзя. Но Шай это было не нужно. Ей нужно было перестать быть жёлто-розовой пони.
Война её кое-чему научила. Поэтому сначала она стянула ауру у одичавшей собаки, которая рылась в мёрзлых объедках. После чего ей пришлось от неё спасаться: сука приняла её за конкурентку.
На заправке какой-то добрый человек кинул ей недоеденный бутерброд. Пришлось вытаскивать его из грязи. Тут пришлось вспоминать, что местные обезьяны ещё и хищники: бутерброд был с ветчиной. Она всё-таки заставила себя съесть это. Чуть не проблевалась, но стало получше. Через час ей удалось забраться в кузов фуры и растянуть над собой щит невидимости.
Москва её поразила. Она никогда не видела такого огромного, такого грязного и такого злого города.
Дальше нужно было изучить язык и получить хоть какие-то сведения о мире. В аптечке было магическое средство для экспресс-допроса (на тот случай, если удастся подобрать умирающего грифона). Но существо нужно было в бессознательном состоянии. Например, спящее.
Долго думать поняша не стала, а начала облёт окон высоких зданий. Может быть, её кто-то и увидел, но вряд ли понял, что это там в воздухе телепается.
Где-то к пяти часам утра ей повезло: она нашла приоткрытую форточку и сумела открыть окно. Ей повезло ещё раз: в комнате была спящая девушка. Которой поняша дала подышать тем самым средством. И через три часа совместного сна и дыхания ноздри в ноздри вытащила из неё базовый словарь, языковые конструкции и основные сведения о мире.
Под конец она призналась, что украла у девушки ауру. По этому поводу она очень переживала – дескать, нехорошо сделала.
На этом её везение кончилось.
Два дня она бомжевала по подъездам, залетая в них через открытые окна на лестничных клетках. На третий день какой-то пьяный вернулся домой под утро и увидел её, спящую на тряпье из мусорки. Она убежала, и с тех пор пряталась на чердаках – там, где был выход на крышу. Там было тесно и очень грязно, но безопасно.
Самым тяжёлым оказалось отсутствие еды. Она пару раз пыталась найти что-нибудь съедобное в помойке, но её мутило от запаха гнилья. Однажды ей досталась коробка из-под пиццы, там были две засохшие дольки. Она их съела, но потом сильно мучилась животом.
Как достать местные деньги, она не знала. У той девушки, у которой она забрала ауру, было несколько опций, от «попросить у родителей» до «отсосать кому-нибудь за деньги». Последнее было, как это часто случается с такими девицами, чисто теоретическим представлением. Шай даже не поняла, что это такое.
В конце концов она нашла источник средств – тележки из «Ашана». Дело тут во в чём. Они там ввели такую систему: тележки соединены с цепочками, чтобы снять тележку с цепочки, нужно вставить туда десять рублей. Если её привезти обратно и подсоединить к цепочке, монетка вываливается обратно. Но большинство покупателей всё-таки бросает тележку на улице. Шай, как все пегасы, владела телекинезом. На самом грубом уровне, конечно – не то что у единорогов. Но выдавить монетку из щели она могла. Кроме того, вокруг магазина вообще было разбросано много мелочи. Понячье зрение позволяло ей замечать валящиеся на мостовой денежки. Она их собирала – монетку за монеткой. В основном ей попадались десятки. Иногда и бумажки – как правило, грязные, рваные.
За день она собирала рублей сто. Деньги она тратила на хлеб, и каждый день старалась что-нибудь откладывать. Хлеб она покупала не в «Ашане», а в каком-то дрянном магазинчике, где самый дешёвый батон стоил восемнадцать рублей. Не знаю, где такой продают, и знать не хочу. И, конечно, она не могла им насытиться. Кроме того, желудок требовал нормальной растительной пищи: фруктов и травы. В наш магазин её занесло, потому что она учуяла – сквозь вонь химических отдушек – запах сена…
— Серёжа, — снова появилась мордочка. — Можно я немножко полетаю?
— Ты посмотри, что на улице творится, — сказал я.
— Мне очень нужно, — тихо сказала поняша, отвернув мордочку, и я понял, что сейчас у нас будет полным-полно бабочек.
— Ладно, — разрешил я. – Давай на выгул. Только тихо. Ты наше окно запомнила?
— Запомнила, запомнила, — поняшка уже танцевала на месте, с трудом удерживая внутри себя понятно что.
— Летай, — сказал я и открыл кухонное окно настежь. Эффект был такой, будто всё тепло из кухни вышибло разом.
— Я тут буду, — сказал я Шай. – Если чего, в стекло копытом не стучи. Разобьёшь.
— Я осторожно, — пообещала поняша, потягиваясь. Движение совершенно не лошадиное: так могла бы потянуться кошка. Я уже знал, что это она так входит в старт. Но всё равно напрягся, когда на столе зазвенели стаканы, а от коврика пошла пыль столбом.
Ну вот, опять нужно что-то объяснять. А я даже не знаю, что именно. Потому что я не знаю, в чём разница между инертной и гравитационной массой. У нас этого вроде бы никто не знает. И у них тоже. Просто магия Воздуха действует только на гравитационную массу. Но, в общем, в обычном состоянии Шай весит около пятидесяти килограммов. А в стартовом состоянии – столько же граммов. Тут начинает действовать архимедова сила. Она как бы всплывает. Как воздушный шарик. Потом начинают работать крылья. Они создают скорость и ими можно управлять направлением полёта. Шай говорит, что входить в старт могут даже земнопони, если им передать магию и её инициировать. Но летать они всё равно не смогут, потому что без крыльев особенно не полетаешь. К тому же ни один земнопони не согласится на инициацию. Они поэтому и земнопони. То есть потомки тех, кто отказался от магии. И поэтому их большинство. Потому что большинству хочется жить, желательно без риска. А у пегасов детская смертность пятьдесят процентов. Потому что включение магии возможная только в ситуации смертельной опасности, когда других способов выжить просто нет. Так что после передачи магии папа берёт ребёночка, поднимается метров на сто и роняет его вниз. И тут уж – или он сможет войти в старт, или не сможет. У Флаттершай в семье все дети разбились. Она бы тоже, наверное, разбилась, но почти у самой земли столкнулась с вороной и всё-таки вошла в старт. С тех пор она любит всяких мелких животных.
Единорогам, кстати, не лучше. Они работают с Водой, поэтому и обращаются с ними как с Муму. Камень на шею – и в пруд. Ты или левитируешь камень, или захлёбываешься. Есть там у них одно озерцо, на дне детские косточки в пять слоёв… Про аликорнов я сам догадался. И почему их так мало – тоже. Брррр.
Пока я обо всём этом думал, Шай всплыла, смешно болтая ножками в воздухе, и подняла крылья. Немножко повела ими и бросилась в окно. Ветер мотнул её, она полетела как-то боком, но потом выровнялась, расправила крылья и исчезла.
Вернулась она минут через десять. Конечно, постучавшись в стекло.
Она и сейчас так делает.
Я ей потом сто раз говорил. Никакого эффекта.