Чудо в перьях. Заметки ксенофила

Вместо предисловия

Такие записки оставляют на случай, если что-то пойдёт не так. Но пусть будет хотя бы это.

Одиннадцатое декабря. Нет, уже двенадцатое. За окном нечто среднее между атомной войной и бурей на Юпитере. Что-то страшное, нечеловеческое что-то. Или наоборот, слишком человеческое. Я в последнее время путаюсь в таких вопросах.

Не знаю, зачем я это пишу. По ходу, такие записки оставляют на случай, если что-то пойдёт не так. Но это не мой случай. То есть не так пойти может вообще всё, но вот писать об этом совершенно незачем. Наказать я никого не смогу, рассказать правду – тоже. Даже если это опубликуют – ну, большинство решит, что это ещё один фантазёр. Те, кто в теме – посмеются. Некоторые даже поржут. А то и поклекочут. Не знаю даже, что обиднее.

То, чем я займусь утром, очень опасно и абсолютно незаконно.

С другой стороны. Пусть будет хотя бы это. Хоть какая-то царапинка на блестящей фарфоровой роже этого мира. Вот я её и оставлю. Тем более, что заснуть я сегодня всё равно не смогу, а делать мне сегодня нечего.

Знакомство. Дурочка с переулочка.

Я собирался свалить и пойти пить пиво. Но тут в магазин зашла девушка.

С чего начать-то? Пожалуй, с запаха.

Ненавижу запахи, ненавижу. Хуже только музыка.

Музыка выжила меня из «Седьмого Континента». Там я тоже стоял за прилавкам, разбавляя своими финно-угорским лицом стайку узбечек. Они были отличные, эти узбечки: им всё по барабану. Даже музыка. Не знаю, кто её ставил. Всё время одну и ту же. Такая мелодия – «ту – ри – пам – пу – пу – ру, дзынь-ба-бам, дзынь-ба-бам». Оно выедала мне мозг, это «дзынь-ба-бам». И сделать с этим было ничего нельзя, потому что продавец работает в том числе и ушами. Нет, не так: любой работающий — работает ушами. Уши ему даны, чтобы слышать, что ему говорят. Я был хорошим продавцом. Но «дзынь-ба-бам» победило, и я свалил.

Меня взяли сюда, потому что предыдущий продавец уволился. Наверное, из-за запаха.

Да, пора бы представиться. Меня зовут Серж. Для близких – Серёжа. За «Сирожу» или «Сер — гея» могу засветить в хохотальник, но чаще просто перестаю общаться. Моя фамилия неинтересна вам, а отчество неинтересно мне. Папаша у меня был, как говорили в прежние времена, скотиной. Так что на его похороны я не ездил. Мама была хорошей женщиной, её я сам схоронил. Кстати, умерли они в один день с интервалом в год. Хотя много лет не общались и знать друг друга не хотели. И тем не менее.

Это было самым мистическим и загадочным событием в моей жизни – до десятого ноября этого года, когда со мной произошло кое-что поинтереснее.

Я работал на 17-й Парковой, на углу, в магазине «Лариска». На вывеске у нас мышь белая. Внутри, точнее внизу – мы в полуподвале – мрачная комната с высоченными стеллажами, пропитанная запахом кормов. Для собак, для кошек, для птиц, для крыс. Да-да, для крыс. Есть такие граждане, что разводят у себя дома крыс. Декоративных, но я большой разницы не вижу. Как-то раз к нам пришёл какой-то хипстер, у которого крысак сидел в капюшоне куртки. Натуральный серый крысак, здоровенный такой. Муся – это наша вторая продавщица – крыс боится до одури. Как у неё хватило духу не завизжать, не знаю. Обслуживать крысолюба пришлось мне. Хипстер ещё и выпендривался: ему, видите ли,  нужен был бельгийский «раттенфуттер классик». Который вообще-то сняли с производства, но вот его крысак, оказывается, любит именно это. У нас он, как на грех, был, но пришлось лезть на самый верх стеллажа. Я вообще-то боюсь высоты, а лесенки у нас хлипкие. И чуть не навернулся, пока доставал эту упаковку. Которая и стоила-то всего триста пятьдесят рублей, но парень развонялся, что, дескать, в интернете дешевле. Я спорить не стал. Но понадеялся, что его крыса хоть иногда использует этот капюшон в качестве туалета. Представьте, угадал. Этот придурок пришёл к нам через два дня, в той же куртке, но без крысы и капюшона. И предъявил претензии, что от нашего корма у его крысы случился продристон. Я позвал нашего главного, он человек ушлый. Тот с хипстером поговорил и продал ему кучу всяких лекарств для крысака. А я просто тихо поржал в углу.

Кстати, к корму крысиному я нормально. Он хотя бы не так воняет, как кошачий. Или собачья хавка для мелких пород. Не знаю, из какого дерьма её делают, но для меня это настоящий ад. Когда мне приходится идти в тот угол, где у нас пакеты с роял-канином для йоркширов, меня реально подташнивает. Хотя был ещё такой корм для попугайчиков, не помню чей – украинский, кажется. Вот он смердел страшно, даже клиенты мне говорили. Я напел в уши главному, и он  в конце концов это дерьмище куда-то дел. Теперь у нас для попугаев итальянский, нормально упакованный и не пахнет. Ну, почти.

Да, у меня хорошее обоняние. Впрочем, это как сказать. Знавал я одного перца, он парфюмер-любитель, делает авторские ароматы. Вот у него – да, обоняние. Он может по запаху определить, сколько ты выпил вчера и чего. Я так не могу. У меня обоняние просто хорошее. К сожалению, я живу в Москве, а это не самое благоуханное место на свете. Хотя благоуханные места ещё хуже. В ЦУМе на первом этаже у меня сразу начинает болеть голова. А ещё было дело, приятель затащил меня в «Иль де-Ботэ» — выбирал парфюм любимой маме. Меня там чуть не стошнило от мешанины запахов. В этом смысле корма всё-таки получше: к середине дня я обычно принюхиваюсь и на вонь почти не реагирую. Если только не завезут чего-нибудь новенького, конечно. Тогда я страдаю два-три дня, пока не привыкну. Но это всё-таки лучше, чем «дзынь-ба-бам».

Ещё одна беда – почему-то считается, что к нам можно с животными. В обычный магазин баба с мопсиком не сунется: знает, что выгонят. А к нам типа только в путь. Одна бабища повадилась покупать у нас чаппи для своего кабыздоха, и всегда притаскивала его с собой. Не было случая, чтобы тварь не опрокинула что-нибудь или не попыталась что-то стащить. Однажды кабыздох вёл себя подозрительно смирно. После бабкиного ухода я обнаружил под стеллажом свежую какаху. Вот радости-то было.

Да, вы угадали, я не люблю животных. Хотя это тоже как посмотреть. Некоторых я так просто обожаю. Поросяток, овечек. Даже коровёшек и коровяточек. Но я готов их любить только по частям. В тарелке. С кетчупом я их люблю. Или хотя бы с горчицей.

А живых – увольте. Живность – это грязь, шерсть и вонь. Извините, опять про это, но что поделать? Тот же запах кошачьей мочи — для меня это как пенопластом по стеклу тереть. Я просто не могу находиться в квартире, где живёт кошка. Потому что, как бы там не старались хозяева, вонь кошачьего туалета пропитывает в квартире всё. Вообще всё. И её нельзя ничем вывести. Собаки в этом отношении получше – они хотя бы делают это на улице. Но у них есть шерсть, голос и зубы. Они всегда норовят облаять, а то и укусить. Не было случая, чтобы самая милая, самая добренькая собачка на меня не ощерилась и не обгавкала. Я особо не в обиде: они чуют, что я им не друг. Да, я им не друг. Хотя не настолько, чтобы по вечерам разбрасывать вокруг дома отраву. Я знаю ребят, которые этим занимаются. Несколько раз я им давал полезные советы, но сам ничего такого не делал. Во-первых, это бессмысленно – травить собак. Сдохнет одна – появится другая. Во-вторых, по-настоящему неприятные собаки отраву чуют, а вот какой-нибудь глупый йоркшир её действительно сожрёт. И помрёт на руках у маленькой девочки, которая потом всю жизнь будет меня заочно ненавидеть. Я не хочу, чтобы меня ненавидели всю жизнь, даже заочно.

Ну и вообще: нарушать правила – это не с моим счастьем. Сколько себя помню, в любом сомнительном деле я всегда оказывался крайним. Все, все как-то вылезали сухими из воды, а я платил за всех, с процентами. Так было с детского садика, когда детишки могли измываться надо мной сколько угодно, но стоило мне схватить лопатку и броситься на обидчика, как невесть откуда выскакивала воспиталка. В школе та же фигня: стоило мне не выучить или не подготовиться, как меня вызывали к доске. Выкручиваться я не умел, и получал заслуженную двойку. С тех пор я понял, что мироздание меня не любит. И никогда ни в чём не надеялся на удачу.

Вот о чём-то таком я и думал в тот ноябрьский вечерок. И ещё о том, как бы уйти пораньше.

Была пятница, и у меня на эту пятницу запланировано сладостное свидание. В баре «Чертовка» меня дожидались – я на это очень, очень  надеялся – две подружки, блондиночка и шатеночка. То есть кружечка светленького Бланш де Брюссель и кружечка тёмненького Бургунь де Фландр. Это коричневое бельгийское пиво, которое отчасти примиряет меня с жизнью. По своим тогдашним доходам я мог позволить себе две кружки того и другого и чего-нибудь перекусить. После этого я заходил в «Перекрёсток» и брал ещё две-три бутылочки Бургуни, а также маленькую водку и какой-нибудь хавчик. А дома меня уже дожидался свежескаченный с ру-трекера фильмец.

Да, моя жизнь далека от совершенства. Хотя это опять-таки как посмотреть. Я молодой высокий блондин в самом расцвете сил: дурь уже вся вышла, а тридцатник ещё не стукнул. У меня отличная фигура, плоский живот и, между прочим, замечательная эрекция. Её можно в учебных фильмах для школьников показывать, такая она замечательная. Потому что кому ещё она нужна? Нет, бывает, что и нужна, но именно что бывает.

Также у меня два незаконченных, но всё-таки высших образования и однушка на улице Вилиса Анониса. Понятия не имею, кто это. Кажется, какой-то латышский революционер. А может, литовский. В детстве эту улицу все называли «улица Онанизмуса», а теперь – «Анонимуса». Это совсем рядом с 17-й Парковой и баром «Чертовка». Была ещё машина, маленькая тойотка, я её продал. Не моё это — водить. Да и ехать-то мне особо некуда.

А так у меня всё нормально. Мне не хватает мелочей – нормальной работы, жизненных перспектив и более-менее любимой женщины. Пустяки, в общем-то.

Вы скажете, что молодой высокий блондин в цветущем возрасте должен жить по-другому. Да я согласен, согласен я. Я всеми руками за. Но на мою долю другой жизни почему-то не завезли. Завезли только «чаппи» — и ещё какой-то новый корм для черепашек, который мне нужно где-то разместить, прежде чем я, наконец, пойду на свою свиданку. От которой меня отделяет именно эта груда черепашьей хавки.

Итак, я думал обо всём об этом, когда верхняя дверь хлопнула. Послышался звук шагов –неуверенный, но усиливающийся. Кто-то спускался вниз.

В мои планы это не входило. Я собирался запихнуть куда-нибудь черепашьи обеды и свалить.

 - Закрыто! – проорал я, проклиная себя за то, что не запер вовремя дверь.

 - И-извините пожалуйста, — послышался очень робкий голосок, — н-но у вас там н-написано до д-двадцати н-ноль – ноль… я б-быстренько…

Я поднял голову.

На пороге стояло ужасно тощее, нескладное, нелепое создание.

Сначала я подумал, что это парень. Какой-нибудь нефор, много их сейчас развелось. Потом я заметил жиденькие волосёнки, свисающие из-под розовой шапочки, и огромные глаза. Они, наверное, были бы красивыми, если бы под ними не было таких же огромных синяков на пол-лица. Личико тоже было бы ничего, несмотря на лошадиную нижнюю челюсть, как у Ксюши Собчак. Если бы только оно было не таким унылым и затравленным. Но всё-таки было видно, что это девушка.

Приглядевшись, я приметил, что одета девушка не по погоде. На ней была какая-то нелепая грязно-жёлтая кофта и джинсики. Точно не для наших ноябрей. Ножки, ими обтянутые, были тоненькие и кривенькие. В общем и целом, эти было как раз то самое, что моя покойная мама называла «отворотясь не наглядишься».

Стояла девушка тоже странно – привалившись плечом к железному косяку, холодному даже не вид.

 - П-пожалуйста, — пролепетала она, — мне очень н-нужно…

«Наркоманка, что-ли?» — подумал я, но тут же с собой не согласился. Сидящих на веществах я видал, и это был явно не тот случай. Она была похожа на смирную домашнюю девочку, с которой случилась какая-то беда.

Ну, это бы я понял. Но было в ней ещё что-то такое, что-то неправильное, фальшивое и, как бы это сказать, чреватое. Поэтому сочувствия к бедняжке я не почувствовал. Наоборот, внезапно захотелось развернуть незнакомку на сто восемьдесят градусов и дать ей хорошего пинка под самый копчик. Нет, даже не пинка. Пинчища. Такого, чтобы она взлетела наверх, как птичка, и там бы уже разревелась. А я бы закончил дела, позвонил бы главному, запер двери. Чтобы потом выйти, найди её – скорчившуюся и рыдающую – и угостить несколькими хорошими ударами в бок, вытереть ноги и лицо и кофточку и следующим могучим пинчищем отправить по направлению к ближайшей помойке.

Естественно, ничего такого я не сделал. Вместо этого я убрал взгляд и буркнул что-то вроде «проходите».

 - М-можно? – ещё раз спросила девушка, не делая попыток приблизиться.

 - Да, можно! – злобно рыкнул я и вернулся за прилавок. Пока между полками шарится хотя бы один клиент, надо быть начеку и контролировать дверной проход. Из зоомагазинов тоже иногда пытаются уйти, не расплатившись. А эта конкретная девочка совершенно не внушала мне доверия. С ней было что-то очень не так. Моя интуиция об этом орала.

 - Мне к-корм нужен. Для… — она явно пыталась что-то вспомнить. – Для к-кролика, — наконец, сообразила она. – С-сено.

 - Вон там, — я показал на третий стеллаж вдаль, где стояли упаковки «Моей эко-фермы».

Она осторожно, бочком, прошла мимо меня и быстро юркнула в проход. Я только заметил, что на джинсиках у неё – как раз в том самом месте, куда хотелось пнуть – у неё то ли грязный потёк, то ли след от ботинка. Может, кто-то её и в самом деле отоварил.

Я вздохнул и тут меня как током ударило.

От девушки остался запах. Очень необычный. Это был какой-то странный парфюм, остро-сладкий, но с примесью пахучей кухонной приправы вроде хмелей-сунелей. Сочетание было почти противоестественным, но вот именно что почти. Через секунду я понял, что хочу вдохнуть его ещё раз.

 - Девушка! – позвал я.

Никто не ответил. Хуже того, из-за полок послышался странный звук. Странный и неприятный.

Проклиная себя за доверчивость, я рванул с места и быстро обогнул стеллаж, готовый увидеть что угодно. Но не то, что я увидел на самом деле.

Пачка кроличьего корма была разорвана – скорее даже растерзана – и рассыпана по полу. А девушка склонилась над ней в позе пьющего оленя и поедала эту дрянь.

Буквально поедала. Ртом.

Увидев меня, она тоненько запищала и, не поднимаясь с коленей, шарахнулась так, что вмазалась в стену.

 - Я заплачу! – закричала она. – У меня есть деньги!

Она каким-то очень неловким движением вывернула карман джинсиков. Затрещала ткань. Посыпалась какая-то мелочь, мелкая и грязная.

Но мне было всё равно. Психованная девка устроила безобразие. Это давало мне моральное право выкинуть её на мороз и наградить тем самым пинчищем.

Я схватил её за руки…

Потом я думал, на что же это всё-таки похоже. Пожалуй, на то, как лопается воздушный шарик. Или как будто ты выныриваешь и вдыхаешь воздух. Или как после долгого запутанного вранья тебе, наконец, говорят правду. Нет, всё это будет не то. Пожалуй, больше всего это похоже на пробуждение, только не полное, а частичное. Как будто ты спал, но не весь, а как бы избирательно. Спал по какому-то вопросу, извините за выражение. Но теперь проснулся и видишь, как оно всё на самом деле.

Вот примерно такое чувство возникает, когда лопается аура. И становится видно, что за ней.

Передо мной стояло – на мелко трясущихся ногах – существо, похожее на маленькую лошадку. С жёлтой шёрсткой и розовой гривкой.

Когда я познакомился с ней поближе, то понял, что сходство чисто внешнее. Они совсем не лошади. И даже не пони, хотя мы их так называем. Они вообще ни на кого не похожи. Хотя бы потому, что у них в норме по шесть конечностей. Ну и всё остальное – глаза, кожа, запах. Не знаю, что у них внутри. Но уверен: не то, что у нас. За некоторыми приятными исключениями… гм, ладно, об этом потом, тема скользкая. Во всех смыслах.

Но тогда я ничего об этом не знал. Я видел перед собой маленькую лошадку. Розового цвета. С жёлтой гривой.

Которая смотрела на меня огромными глазами так, будто я собирался её убить. Буквально. Так что мне самому стало страшно.

Нет, я ни на секунду не подумал, что сошёл с ума. Как ни посмотри. Вот этой мысли у меня в голове не появилось ни разу. Я верил своим глазам. И носу. А в нос бил тот самый запах – остро-сладкий с сушёной травой вроде хмелей-сунелей.

Но удивился я, конечно, сильно. Настолько, что сел на попу. Вид у меня был, наверное, дурацкий.

Что самое смешное – лошадка всё продолжала жевать этот чёртов кроличий корм. Как будто она была дико голодная.

И вот только тогда до меня, наконец, дошло. Что она, наверное, и вправду голодная.

Продолжение знакомства. Пунцовая мордочка

Они действительно какают бабочками. А что им ещё остаётся делать?

Мне голодать приходилось. Реально голодать, а не сидеть без пармезана или там хамона. То есть — когда ты готов съесть что угодно, чтобы вообще иметь возможность шевелить конечностями. Когда кусок черняшки, политый подсолнечным маслицем с солью кажется лакомством. А картошку ты готов схомячить вместе со шкуркой, чтобы ничего не потерять. Так что эту тему я понимаю.

Тут я посмотрел на пакет, который она ухватила, и мне он не понравился. От него воняло какой-то химией, довольно противной.

Я присел рядом с лошадкой и осторожно сказал:

— Подожди это есть. Это корм с добавками. Возьми обычное сено.

И потянул с полки другой пакет.

Лошадка подняла глаза – ох, до чего же они у неё огромные, как только в черепе помещаются? до сих пор привыкнуть не могу. И я увидел её слёзы.

— Это очень дорого, — сказала она грустно. – У меня столько денег нет.

Я каким-то очень задним умом почувствовал, что просто угощать её сейчас не следует. У маленькой лошадки в голове было что-то очень неправильное, и она бы мне не поверила.

— У нас акция, — соврал я. – Когда клиент приходит в первый раз, ему полагается пакет бесплатного корма. Советую вот этот. Тут нормальная трава без закидонов, — а вот это было правдой.

Бирюзовые глаза вспыхнули и тут же погасли.

— Ну… — пробормотала она, — так же н-нечестно. Вы же это делаете, чтобы покупатель з-зашёл ещё. А я н-не знаю… — она снова склонилась над своим кормом.

— Это распоряжение хозяина магазина, — снова соврал я. – Я должен предоставить вам пакет бесплатного корма, это моя работа.

— Но я же ничего не купила… — она беспомощно повозила копытом по полу, где среди сухого корма блестела какая-то мелочь.

— Это неважно, приз за посещение, — ещё более вдохновенно соврал я, понадеявшись на то, что лошадь не очень представляет себе наши порядки.

— Это как Пинки открывала кондитерскую и можно было всё попробовать? Ну если так… — лошадка всё ещё сомневалась, это было видно по её мордочке.

— Вы меня задерживаете, — строго сказал я, чтобы она не додумалась до какого-нибудь неудобного вопроса. – Мне уже закрываться пора. Куда вам пакет положить?

— Н-не знаю… н-наверное в сумку, — выговорила лошадка.

Только тогда я, наконец, заметил, что у неё на спине с двух сторон висят сумки на ремнях, перекинутых через спину. И тогда же увидел, что на боках у неё не шерсть, а что-то блестящее, с отливом. Чертовски напоминающее перья.

Меня это в тот момент не сильно заинтересовало. Меня больше беспокоило, что лошадка сейчас уйдёт. Не дай боже, в своём натуральном виде. Это было бы совсем некстати. Маленькая жёлтая лошадка на углу 17-й Парковой – не самая хорошая идея, как говорят в таких случаях в американском кино.

— Хотя в принципе, — протянул я задумчиво, — вы можете поесть здесь. Время есть, мне надо кое-что сделать. Вот из этого кушать будете?

Я потянул с полки кошачий лоток, надеясь, что лошадка не знает, что это такое, и не обидится.

— С…спасибо, — с искренним удивлением выговорила лошадка.

— Всё выложить или оставить часть? – продолжал интересоваться я всё тем же деловым тоном.

— Ох, я бы целый с-стог съела, — вздохнула та. – Но лучше п-понемножку.

— Вам насыпать? – предложил я.

— Я с-сама, — она вся сжалась и посмотрела на меня подозрительно. Я понял, что слегка перегнул палку.

— Тогда я пока отойду, — сказал я и пошёл обратно.

Бездумно просматривая всякие бумажки, я пытался сосредоточиться на ситуации.

Шока я не чувствовал. В конце концов, я смотрел «Аватар», у меня есть знакомый негр, считающий себя эльфом, а мой институтский препод по дифурам уехал в Австралию и там сменил пол. Так что девушка, оказавшаяся лошадью, меня не потрясла. И основ мировоззрения не поколебала.

Но вот её поведение меня и в самом деле напрягло. У меня достаточно ума, чтобы понимать: девушка, умеющая становиться лошадью – или лошадь, умеющая притворяться девушкой – это всё-таки не часто встречается. Все девушки, которых я знал, лошадьми были разве что по жизни, но не в натуре. Такое умение – это круто. Люди или даже лошади, умеющие что-то крутое, обычно не бедствуют. Эта же девушка-лошадка  производила впечатление крайне жалкое.

Из этого следовал один нехороший вывод. До такого состояния её кто-то довёл. Кто-то покруче её самой. Кто-то могущий и умеющий больше, чем превращаться в лошадь. Или наоборот, в человека. И если я ей сейчас помогаю – а я ей помогаю, чего уж там – то не получу ли я неиллюзорных люлей от того, кто с ней это сделал? Кстати, что конкретно с ней сделали? И почему? А может быть даже – за что?

В общем, передо мной стоял выбор. Я мог дать ей доесть этот дурацкий корм и выпустить. Она бы ушла. В этом я почему-то не сомневался.

Или я мог, что называется, принять участие в её судьбе. С совершенно неочевидными перспективами.

Если б я знал тогда… хотя – ну и что, если б знал? Наверное, дёргался бы сильнее. Потому что одно дело – загадочная история, а другое – личный интерес и собственная шкура. С другой стороны, не рискнуть было бы тоже глупо, правда? Я бы в жизни себе этого не простил.

Но тогда я ещё ничего не знал. И решил сначала хоть что-нибудь выяснить.

— Девушка! – позвал я. Мне показалось, что так будет проще.

— Шейчаш, я быштро, — было слышно, что лошадка жуёт. Более того, она ещё быстрее заработала челюстями.

— Да вы кушайте, не торопитесь, — на автомате сказал я. – Я вот чего… — мозг лихорадочно прокручивал варианты. – Давайте познакомимся, что-ли. Меня Серж зовут.

— Швашшешшыф, — послышалось из-за стеллажа. – Ой, извините, н-нехорошо как-то вышло, — это было уже сказано без сена во рту. – Я Шай. То есть Ф-флаттершай. Это п-по понячьи…

Тут меня, наконец, пробило. Я вспомнил. Вспомнил этот дурацкий мультик! Который не смотрел ни разу, но в интернете им всё замусорено под завязку.

И вот тут я не сдержался.

— Ты хочешь сказать, — начал я, — что ты литтл пони из мультика? Которая какой-то там элемент гармонии? А бабочками ты случайно не какаешь?

— Ой, и-извините, — послышалось из-за стеллажа. – Я д-думала, вы н-не заметите… Н-никто раньше не з-замечал… Я с-совсем чуть-чуть…

И в этот самый момент мне на руку села моль. Здоровенная такая. Чешуекрылая.

Не особо задумываясь, я её прихлопнул. Стряхнул на пол. И только потом понял, что здесь что-то не так.

Во-первых, моль у нас не водится. Во-вторых, от неё пахло. Тем самым запахом.

Я понюхал руку. Точно, пахло какой-то суповой травой вроде хмелей-сунелей и ещё чем-то. Только это что-то было едва заметно, а вот запах приправы был острым и противным. Навозным, я бы сказал. В отличие от родного аромата лошадки, который мне понравился.

Тут же на прилавок сели ещё две моли.

— Моль, — сказал я громко.

— П-пожалуйста, — лошадка закончила с хавкой и осторожно выглянула из-за стеллажа, — д-дайте мне немножко времени. Я всё п-поправлю.

— Как? – поинтересовался я.

— Я в-выгоню всю моль, — пообещала поняша. – На м-мороз. Я м-могу. Вот только бы мне сначала чего-нибудь г-горячего.

— Да вылезай ты оттуда, — вздохнул я, не заметив, что перешёл на «ты». И добавил: — Там чайник на полке стоит, захвати его, пожалуйста?

Конечно, было очень глупо просить лошадь взять чайник. Но я об этом не подумал. Потому что появление моли мою соображалку всё-таки немножко перегрузило.

То, что я увидел дальше, напоминало цирковой номер.

Поняшка серьёзно кивнула, покрутила головой и увидела на стеллаже электрический чайник со шнуром. Подошла, встала на задние ноги. Потом её шея изогнулась под каким-то немыслимым углом. Она аккуратно обняла чайник губами – других слов я и сейчас не нашёл бы – и повернула его ручкой к себе. После чего сделала что-то такое, чего я вообще не понял. Но чайник оказался у неё на голове, а шнур – изящно перекинут через шею.

Теперь-то я знаю, какие пегасы ловкие и какое у них чувство равновесия. Шай, например, преспокойно летает с подносом в зубах. И с полной чашкой кофе на попке. Ох уж эти её полёты – я просто  привыкнуть к этому не могу. Особенно когда она входит в старт и начинает менять массу. Ну очень специфические ощущения: как муравьи под кожей бегают. И возбуждает дико. Конечно, если ты её в этот момент обнимаешь… Стоп-стоп, не буду сейчас об этом. Иначе точно ничего не напишу.

И опять-таки: тогда я ничего этого не знал. Поэтому я просто с лёгким обалдением наблюдал, как жёлтая пони несёт чайник на голове.

— В-воды, н-наверное, нужно? – спросила она. – У вас есть… ну это… — чёрт возьми, я увидел, как лошадь краснеет! Реально – сквозь жёлтую шёрстку пробивается самый настоящий румянец.

И опять-таки. Теперь-то я знаю, насколько нежная у них шёрстка, и насколько тонкая у них кожа. Особенно у Шай. Она вообще очень нежная и чувствительная. Но тогда я воспринял это как ещё одно необъяснимое явление и просто сказал:

— Туалет у лестницы, там дверь.

И опять: я совершенно не подумал, как она сможет открыть эту дверь. Но она смогла. Повернула ручку зубами, при этом чайник на голове только покачнулся. Дальше она скрылась в кабинке, чихнул водой кран, а лошадка тихо вскрикнула.

Тут я вспомнил, что у нас перепутаны краны горячей и холодной воды. Ну то есть кран с красной кнопочкой – не горячий, а холодный. И наоборот. Я чертыхнулся и побежал, наконец, помогать.

Бормоча извинения, я отпихнул поняшу, лезущую мордочкой в раковину, завернул горячую воду и наполнил чайник холодной. И совершенно машинально, не думая, погладил лошадку по гривке.

Гривка  у Шай скользкая, ладонь сама скатывается. Она и скатилась. На спину. Тут ощущения были другие – как от бархата, например. Который тоже гладкий, но рука с него не соскальзывает, а останавливается.

Теперь-то я, конечно, изучил её шёрстку вдоль и поперёк. Во всех местах. Но тогда Шай испугалась. И от испуга присела. Так что её мордочка упёрлась мне в ширинку.

Меня как током ударило. То есть приятным таким током. Ну как будто девушка туда тебе руку положила.

Лошадка, видимо, тоже что-то почувствовала. Мордочка у неё стала пунцовой.

Я понял, что никуда её не отпущу.

Вместе. Поздний ужин и много интересных историй

История Шай. Ничего особенно хорошего, в общем-то.

За окном была какая-то мерзость. Из приличного показывали только луну, да и ту поднакушенную с левого бока.

Кухня тоже не радовала. В последнее время я как-то ленился убирать бутылки из-под Бургунь де Фландр. Да и водочных пузырьков накопилось довольно много. Мне-то пофиг, а вот перед гостьей было неудобно. Как и за голую лампочку на потолке, висящую на шнуре, за обшарпанные стены и загаженную плиту. Особенно меня угнетала плита. Ах да, ещё немытая посуда в раковине, стопка которой поднялась уже до крана. Я предчувствовал, что изведу полночи на мытьё этой проклятой посуды.

Но сейчас было не до того. Я ужинал. Точнее, мы ужинали. То есть Шай вроде как уже поужинала. В общем, теперь я намеревался поесть сам.

Я ухватил консервный нож и открыл банку латвийских шпрот. Подцепил рыбку, истекающую маслом, вилкой, и поднёс ко рту.

Тут же под мышкой у меня образовалась ласковая мордочка.

— Серёжа, — умоляюще сказала Шай, — ну пожааааалуйста… рыбоньку… одну.

— Ты вообще-то должна траву есть, — напомнил я поняшке.

— Я рыбоньку очень люблю, — сказала поняшка, умильно подлащиваясь. – Только мне её жалко. А эта уже мёртвая, ей всё равно. И масло очень вкусное! Ну ещё! Одну! Одну-однушечку! Однюшуленьку! Маленькую! Самую малипусечку!

— У тебя живот болеть будет, — со вздохом сказал я, кладя рыбку в подставленный ротик.

— И пусть! Шчфвпффффф! – рыбка исчезла.

Пока Шай перемалывала рыбёшку, я думал о том, что делать дальше.

Ну естественно, тогда, в туалете, мы совместными усилиями наполнили чайник. И даже вскипятили. Выяснилось, что остался только «Липтон», а я его терпеть не могу. Потом не нашлось сахара. И, в общем, я пригласил её к себе домой. Заодно помыться и привести себя в порядок. Но она не успокоилась, пока не выгнала сначала моль. И правильно. Не оставлять же дерьмо в помещении.

Представьте себе, они действительно какают бабочками!

Они — в смысле пегасы. Без владения этим заклинанием их не допускают к полётам. Земнопони очень не любят, когда им на голову сыпется дерьмо. Они и так-то пегасов не жалуют. Потому что те, по их мнению, прохлаждаются в облаках, пока земнопони вкалывают. Но приходится терпеть, потому что пегасы управляют погодой и могут устроить ливень дней на сорок.

Однако дерьмо на голову — повод для серьёзного конфликта. А спускаться на землю каждый раз, когда тебе приспичит – значит отрываться от работы и нарушать границы чужой земельной собственности. Так что бабочкам альтернативы нет. Потом-то они, конечно, снова превращаются в навоз. Но обычно успевают аккуратно долететь до голой земли, сесть на неё, и уже там становятся полезным удобрением.

А вот радугой пегасы не писают. Это только кажется. В смысле — это оптическая иллюзия. Струя мочи магически испаряется в воздухе, образуя что-то вроде облачка не очень душистого пара. Вот в нём-то радуга иногда и возникает. Я хотел бы посмотреть, но Шай ужасно стеснительная.

Это всё я узнал позже. А пока что мы пошли ко мне. По дороге поняшка стянула ауру у помойного кота, который обычно тусуется около «Лариски» в надежде на подкорм.

Нет, в кошку Шай не превратилась. Наложение аур породило какое-то тощее, прискорбное существо неопределённого вида, на которое без слёз смотреть невозможно. Какая-то бабуся, когда мы с ней подходили к дому, даже сказала «бедненькая». Поняшка испугалась – и успокоилась только у меня в прихожей, когда я сказал, что никого тут больше нет. После чего попросила тазик для копыт. Дико краснея и извиняясь. Потом-то я узнал, что у них есть этикетная проблема. Тазик должны предлагать хозяева и всё такое.

Но я всего этого не знал и поэтому повёл её в ванную. Где пережил серию восторженных писков, море вопросов, и под конец – вопрос о стоимости всего этого. Я сказал, что вода бесплатная, и предложил шампунь. Она сказала, что шампунь пахнет чем-то неживым (вот удивила-то) и целомудренно закрылась занавесочкой. Так я и не посмотрел, как она орудует душем. То есть посмотрел, конечно, но потом.

В конце концов она вышла – уже совсем в другом виде. Следы помойных аур с неё сошли, и стало видно, что она не жалкая и несчастная, а хрупкая и изящная.

Следующие три часа ушли на еду и разговоры.

В общей сложности я скормил ей десяток помидоров, половину капустного кочана, четыре картофелины (две сырые и две варёные, варёные ей понравились существенно больше), баночку каперсов, пучок петрушки и лимон. Ну то есть всё, что было у меня в холодильнике.

Она была очень голодной, но ела осторожно. Помидоры привели её в восторг. Капусту съела, кажется, только с голодухи. Петрушку долго нюхала, но в конце концов всё-таки съела. Вид у неё при этом был такой, будто она занимается чем-то очень извращённым, хотя и интересным. А вот лимон… Я вообще не ожидал, что она будет такое есть. Я просто делал себе чай. Но от запаха лимона Шай пришла в экстаз и принялась канючить. Сначала я отрезал ей тонкую дольку, потом ломтик, а потом отдал целиком. Она схомячила его вместе со шкурой. Я подумал, что у них там, кажется, проблемы с витаминками.

Кроме того, она опустошила сахарницу, хлебницу, солонку – хорошо, что соли было на самом донышке – и банку с польскими сардинами.

Я боялся за её желудок. Поэтому делал паузы. Ну то есть – давал ей что-нибудь, а потом что-нибудь спрашивал. Отвечала она, смущаясь и с запинками, но точно и подробно.

Выбросило её сюда неделю назад по нашему времени. В общем-то, ей повезло. Остальные пони из её табуна погибли. Даже не в бою. Как говорят там – «стали окопной пылью». Грифоны методично долбили поньские укрепрайоны распылительными мегазаклинаниями, запрещёнными всеми конвенциями. Но грифоны плевали на любые конвенции. Потому что они воевали за честь, достоинство и исторические права, а поняши – просто чтобы выжить. Зато симпатии всех прогрессивных существ того мира были на стороне грифонов. Поэтому у грифонов было всё, начиная с новейших заклятий и кончая мобильными туалетами. А у поняш — дзоты, полуразряженные защитные кристаллы и приказ «ни шагу назад».

Шай не воевала. Воевали земнопони и единороги. От пегасов в бою мало толку: всё равно небо принадлежало грифонам. Которые все поголовно крылаты и которым не нужно менять гравитационную массу, чтобы летать.

Да, об этом. Шай была сирота, родители погибли в Первую Грифонскую. Выросла она в детдоме. Потом началась война, сирот в массовом порядке инциировали и отправили на фронт.

Кстати, Шай – это не имя, а позывной. Она его взяла в честь пони из пропагандистского сна. У них в детдоме ничего, кроме пропаганды, ночью не показывали. Так что всякие там «Эпплджеки», «Рэрити» и так далее – это всё оттуда.

Да, вот самое время про мультик рассказать.

Оказывается, наш мультик – это случайное последствие их магической военной пропаганды. Все стороны конфликта пытались внушить нейтралам, что именно они хорошие. В частности, навевали им соответствующие сны. Занимается их производством ведомство принцессы Луны. Ну вот что-то из этой продукии на Землю залетело. Точнее, в головы земным сценаристам. Магия границ не знает, а творчество – это тоже вид магии, только слабенький, так что сконтачилось.

А вот там у них понячья пропаганда не сработала от слова совсем. Потому что политика важнее. Весь ихний мир сочувствовал грифонам. Потому что у пони – отсталая реакционная монархия, а у грифонов – прогрессивная парламентская республика. А поскольку республиканцы у их там в тренде, все преступления грифонов как-то игнорировались. Хотя они жрут мясо и пленных пытают. Зато из поняш сделали агрессоров и кровавых палачей.

Ну что тут сказать? У нас на Земле тоже всякое бывает. Хотя я в политике не разбираюсь. Не моё это. И даже сейчас, когда я во всякие дела вляпался по самое не могу – то же самое скажу. Ну не знаю я, кто там прав. Не ко мне вопрос.

Ладно, я лучше про Шай.

Она работала в госпитале. Ну то есть числилась при госпитале. Фактически – таскала с переднего края тех, кто ещё мог выжить. Учитывая, что на весь госпиталь приходилось четыре пегаса, из которых двоим было за семьдесят, можно себе представить, что это была за работа.

В тот день она попала под удар в воздухе. Сначала ей казалось, что выберется. Лавируя между струями огня, она уже почти долетела до границы защитного круга, когда в неё всё-таки попали. На этом всё должно было и кончиться. Но Шай, можно сказать, повезло: в неё ударило два распыляющих заклинания разом.

Что в таких случаях происходит, никто не знал. Потому что обычно первое же заклинание разносит плоть на молекулы. Однако поняшке выпал один шанс на миллион – разница по времени между ударами была настолько малой, что тело просто не успело распылиться.

Как выяснилось, два пересекающихся заклинания перебрасывают тело в соседний мир. Это, наверное, большое научное открытие. Хотя бы потому, что те порталы, которые получается открывать с одной стороны — размером с рублёвую монетку. И то в самом лучшем случае.

Очнулась она километрах в пятидесяти от Москвы. В сугробе, с переломанной ногой.

К счастью, у неё было две аптечки – одну она таскала для оказания первой помощи. Там было средство для магического заживления переломов. Но ей нужно было попить воды и что-нибудь съесть. К тому же она замерзала.

Но поблизости было шоссе, и она смогла долететь до заправки Роснефти. Там она впервые увидела местных жителей. Тут она поняла, что это мир обезьян, и огорчилась, потому что слышала, что он очень грубый и грязный. (Тут бы мне поинтересоваться, откуда она всё это знает, но тогда я пропустил это мимо ушей.) К тому же к местным было трудно подобраться, чтобы стащить ауру.

Аура – это что-то вроде визитки. Оказывается, мы узнаём знакомых именно по ауре. Если её с кого-то стянуть, то в течении пары недель, пока не отрастёт новая, этого кого-то не будут узнавать. Точнее, будут, но с большим трудом и без настоящего доверия. Зато из чужой ауры можно сделать магический пузырь. То есть укрыться чужим обликом. Правда, чужая аура будет мешаться со своей, так что подделать в точности другого человека или существо нельзя. Но Шай это было не нужно. Ей нужно было перестать быть жёлто-розовой пони.

Война её кое-чему научила. Поэтому сначала она стянула ауру у одичавшей собаки, которая рылась в мёрзлых объедках. После чего ей пришлось от неё спасаться: сука приняла её за конкурентку.

На заправке какой-то добрый человек кинул ей недоеденный бутерброд. Пришлось вытаскивать его из грязи. Тут пришлось вспоминать, что местные обезьяны ещё и хищники: бутерброд был с ветчиной. Она всё-таки заставила себя съесть это. Чуть не проблевалась, но стало получше. Через час ей удалось забраться в кузов фуры и растянуть над собой щит невидимости.

Москва её поразила. Она никогда не видела такого огромного, такого грязного и такого злого города.

Дальше нужно было изучить язык и получить хоть какие-то сведения о мире. В аптечке было магическое средство для экспресс-допроса (на тот случай, если удастся подобрать умирающего грифона). Но существо нужно было в бессознательном состоянии. Например, спящее.

Долго думать поняша не стала, а начала облёт окон высоких зданий. Может быть, её кто-то и увидел, но вряд ли понял, что это там в воздухе телепается.

Где-то к пяти часам утра ей повезло: она нашла приоткрытую форточку и сумела открыть окно. Ей повезло ещё раз: в комнате была спящая девушка. Которой поняша дала подышать тем самым средством. И через три часа совместного сна и дыхания ноздри в ноздри вытащила из неё базовый словарь, языковые конструкции и основные сведения о мире.

Под конец она призналась, что украла у девушки ауру. По этому поводу она очень переживала – дескать, нехорошо сделала.

На этом её везение кончилось.

Два дня она бомжевала по подъездам, залетая в них через открытые окна на лестничных клетках. На третий день какой-то пьяный вернулся домой под утро и увидел её, спящую на тряпье из мусорки. Она убежала, и с тех пор пряталась на чердаках – там, где был выход на крышу. Там было тесно и очень грязно, но безопасно.

Самым тяжёлым оказалось отсутствие еды. Она пару раз пыталась найти что-нибудь съедобное в помойке, но её мутило от запаха гнилья. Однажды ей досталась коробка из-под пиццы, там были две засохшие дольки. Она их съела, но потом сильно мучилась животом.

Как достать местные деньги, она не знала. У той девушки, у которой она забрала ауру, было несколько опций, от «попросить у родителей» до «отсосать кому-нибудь за деньги». Последнее было, как это часто случается с такими девицами, чисто теоретическим представлением. Шай даже не поняла, что это такое.

В конце концов она нашла источник средств – тележки из «Ашана». Дело тут во в чём. Они там ввели такую систему: тележки соединены с цепочками, чтобы снять тележку с цепочки, нужно вставить туда десять рублей. Если её привезти обратно и подсоединить к цепочке, монетка вываливается обратно. Но большинство покупателей всё-таки бросает тележку на улице. Шай, как все пегасы, владела телекинезом. На самом грубом уровне, конечно – не то что у единорогов. Но выдавить монетку из щели она могла. Кроме того, вокруг магазина вообще было разбросано много мелочи. Понячье зрение позволяло ей замечать валящиеся на мостовой денежки. Она их собирала – монетку за монеткой. В основном ей попадались десятки. Иногда и бумажки – как правило, грязные, рваные.

За день она собирала рублей сто. Деньги она тратила на хлеб, и каждый день старалась что-нибудь откладывать. Хлеб она покупала не в «Ашане», а в каком-то дрянном магазинчике, где самый дешёвый батон стоил восемнадцать рублей. Не знаю, где такой продают, и знать не хочу. И, конечно, она не могла им насытиться. Кроме того, желудок требовал нормальной растительной пищи: фруктов и травы. В наш магазин её занесло, потому что она учуяла – сквозь вонь химических отдушек – запах сена…

— Серёжа, — снова появилась мордочка. — Можно я немножко полетаю?

— Ты посмотри, что на улице творится, — сказал я.

— Мне очень нужно, — тихо сказала поняша, отвернув мордочку, и я понял, что сейчас у нас будет полным-полно бабочек.

— Ладно, — разрешил я. – Давай на выгул. Только тихо. Ты наше окно запомнила?

— Запомнила, запомнила, — поняшка уже танцевала на месте, с трудом удерживая внутри себя понятно что.

— Летай, — сказал я и открыл кухонное окно настежь. Эффект был такой, будто всё тепло из кухни вышибло разом.

— Я тут буду, — сказал я Шай. – Если чего, в стекло копытом не стучи. Разобьёшь.

— Я осторожно, — пообещала поняша, потягиваясь. Движение совершенно не лошадиное: так могла бы потянуться кошка. Я уже знал, что это она так входит в старт. Но всё равно напрягся, когда на столе зазвенели стаканы, а от коврика пошла пыль столбом.

Ну вот, опять нужно что-то объяснять. А я даже не знаю, что именно. Потому что я не знаю, в чём разница между инертной и гравитационной массой. У нас этого вроде бы никто не знает. И у них тоже. Просто магия Воздуха действует только на гравитационную массу. Но, в общем, в обычном состоянии Шай весит около пятидесяти килограммов. А в стартовом состоянии – столько же граммов. Тут начинает действовать архимедова сила. Она как бы всплывает. Как воздушный шарик. Потом начинают работать крылья. Они создают скорость и ими можно управлять направлением полёта. Шай говорит, что входить в старт могут даже земнопони, если им передать магию и её инициировать. Но летать они всё равно не смогут, потому что без крыльев особенно не полетаешь. К тому же ни один земнопони не согласится на инициацию. Они поэтому и земнопони. То есть потомки тех, кто отказался от магии. И поэтому их большинство. Потому что большинству хочется жить, желательно без риска. А у пегасов детская смертность пятьдесят процентов. Потому что включение магии возможная только в ситуации смертельной опасности, когда других способов выжить просто нет. Так что после передачи магии папа берёт ребёночка, поднимается метров на сто и роняет его вниз. И тут уж – или он сможет войти в старт, или не сможет. У Флаттершай в семье все дети разбились. Она бы тоже, наверное, разбилась, но почти у самой земли столкнулась с вороной и всё-таки вошла в старт. С тех пор она любит всяких мелких животных.

Единорогам, кстати, не лучше. Они работают с Водой, поэтому и обращаются с ними как с Муму. Камень на шею – и в пруд. Ты или левитируешь камень, или захлёбываешься. Есть там у них одно озерцо, на дне детские косточки в пять слоёв… Про аликорнов я сам догадался. И почему их так мало – тоже. Брррр.

Пока я обо всём этом думал, Шай всплыла, смешно болтая ножками в воздухе, и подняла крылья. Немножко повела ими и бросилась в окно. Ветер мотнул её, она полетела как-то боком, но потом выровнялась, расправила крылья и исчезла.

Вернулась она минут через десять. Конечно, постучавшись в стекло.

Она и сейчас так делает.

Я ей потом сто раз говорил. Никакого эффекта.

Про это. Ну вы поняли.

Если два разнополых существа спят в одной постели, финал немного предсказуем, не так ли?

Это случилось довольно быстро. Где-то через неделю, если мне память не изменяет.

Ну, то, что Шай осталась у меня жить – это вы, наверное, уже поняли. Как и то, что она мне нравилась. Немножечко даже и в том самом смысле. Нет, я типа нормальный мужик, безо всяких извращений. Но она была очень… как бы это сказать? Нежной, что ли? Нет, она не нежная. И нифига не трепетная. Помню, на следующий же день мы гуляли, ну под аурой, конечно. Она увидела крысу. Прыгнула и раздавила её копытом. Оказывается, у них это принято – крысы жрут зерно, а у поняш плохо с продовольствием. Так что крыс убивают. Я бы не особо удивился, если бы она её съела. И это ни хрена не эротично, доложу я вам.

Но всё-таки, есть в Шай что-то такое… Честное, вот. Совсем забыл это слово. Шай – честная девушка. Вот этого у неё не отнять. Сейчас такие у нас совсем перевелись, а у них нет.

Неинтересно? Хочется про секс? Ну давайте про секс, я не против.

В общем, дело было так. Я спал. Если это безобразие можно назвать сном.

Вообще-то я не особо озабоченный. Вот есть у меня знакомый, для которого потрахаться – как зубы почистить. То есть он это делает каждый день, с разными девками, а если чего не складывается – очень удивляется: как это вдруг? По идее, я должен ему безумно завидовать. Так вот: не завидую. Нет у меня такой всепоглощающей страсти к этому занятию. Я вполне могу обойтись. И голые девки мне сниться не будут.

Но в ту ночь мне снились именно голые девки. Почему-то с хвостами. Очень узнаваемыми хвостами. Они меня обнимали, они были горячими, они прижимались ко мне, и я ужасно их хотел. Но при этом понимал, что это сон, и меня это выбешивало.

В конце концов, когда очередная девица с ярко-жёлтыми волосами начала ставить мне засосы на шее, я не выдержал и проснулся. И обнаружил, что меня обнимает Шай.

Нет-нет, она ко мне не приставала, не подумайте. Она спала. Аккуратно так спала, тихо посапывая куда-то в подмышку. Я первым делом подумал, брил ли я подмышки. Меня к этому приучили в спортивной секции, с тех пор брею. Вспомнил, что ещё позавчера брил. Успокоился немного.

Потом-то она мне объяснила, что просто замёрзла, поэтому и пришла ко мне. У них принято греться друг о друга, это считается нормлаьно. Что у кобылок, что у жеребцов. С сексом это не связано вообще. Потому что сонный или сонная пони вообще не могут думать о сексе, им спать хочется. Так уж они устроены.

Но я-то этого всего не знал! И подумал… ну не то чтобы подумал… но появились всякие мысли. Неправильные. Плюс дурацкий эротический сон вызвал реакцию. То есть, извините за прямоту — эрекцию.

Причём сплю я обычно голый, так что эта штука упиралась Шай прямо в живот. И чувство это было довольно приятным.

Наверное, всё дело в темноте. Если бы я видел, что меня обнимает существо, похожее на лошадь, я бы так не поступил. Но у меня были чисто тактильные ощущения. Член упирался в тёплое и мягкое, понимаете? И у меня давно никого не было. Так что я сделал движение бёдрами, и мне понравилось. Так что я решил продолжать. Ну а под конец взять дело в свои руки и закончить куда-нибудь на простыню.

Да-да, я знаю, как это называется. Онанизм. Очень смешное слово. Это делают только дети, а также мужики, которым бабы не дают. Но таких очень-очень мало. Остальные этого не делают. Поэтому в интернете совсем-совсем нет порносерверов, а какие есть, те загибаются от недостатка трафика. Так ведь? Или всё-таки нет? Вот пусть тогда те, кто это делает часто и при свете,  помолчат. Потом что я делаю это  редко и в темноте.

В общем, я провёл членом по тёплому животику, и ещё раз, и ещё. И только после этого разглядел огромный блестящий глаз Шай, смотревший на меня с испуганным недоумением.

Хорошо, что было темно, и она не увидела, какого цвета стала моя физиономия.

— Это… из-за меня? – прошептала она. – Я тебе так нравлюсь?

Ну вот что бы вы сказали на моём месте? Нет, правда? Вот что бы? При условии, конечно, что вы совершенно не хотите, чтобы она встала и улетела. А я понимал, что она может. И непременно так и поступит.

Я ничего не собирался делать такого, нет. Я же не извращенец. То есть это я в тот момент так думал.

В общем, я что-то промычал. В смысле – «ты мне нравишься».

Шай как-то обречённо вздохнула, обняла меня покрепче и вдруг начала становиться лёгкой. Вошла в старт, только я не понимал зачем. Пока не почувствовал.

Да, у этой магии есть побочный эффект. Я не очень понимаю, как это работает, но кровь тоже начинает рваться вверх. Для этого, правда, нужно быть в контакте со стартующим телом.

Но это она мне потом объяснила. А сейчас я почувствовал, что она надо мной всплывает, а член каменеет.

А потом она села на меня сверху.

Она не была мокрой. Так, немного влажной, поэтому член протискивался с трудом. Но я не торопился. Я взял её за бёдра и стал слегка поднимать и опускать её, постепенно увеличивая амплитуду. Она была совсем лёгкой. Я насаживал её на себя, как большую игрушку.

И в какой-то момент она тихо застонала и расслабилась внутри. И я смог войти по-настоящему глубоко.

Тут она стала тяжелеть, оседать на меня. Если бы она это сделала резко, то, наверное, мне кое-что сломала или придавила. Но она была осторожна и выходила из старта по чуть-чуть. Это было чертовски приятно – чувствовать, как она прижимается к тебе всё сильнее. И двигается, двигается. Тоже сама, насаживаясь на мой член.

Кончила она очень тихо. Наверное, это был самый нежный оргазм на свете. Она сжала меня там внутри и застонала на вдохе. И тут я почувствовал, как в мой член что-то вливается и проникает внутрь. Нет, не из члена, а именно в него. Что-то невесомое, горячее, и чертовски приятное. Настолько приятное, что я уже не мог сдерживаться. Я тихо зарычал и кончил.  

Потом мы лежали вместе, обнявшись. Я гладил её по шёрстке и целовал за ушком. А она меня держала – крепко, очень крепко.

— Никогда не думала, — наконец, сказала Шай, — что выйду замуж за обезьяну. Оказывается, ничего страшного.

— Замуж?! – я дёрнулся всем телом. – Как это замуж?!

— Не беспокойся, — снова сказала поняша и погладила меня копытом по спине. – Ваш обряд мы совершим, когда будет время. Теперь давай обменяемся желаниями. Я хочу, чтобы ты пускал меня в свою постель на ночь, даже если будешь на меня очень сердиться. А ты чего хочешь?

— В попу дашь? – глупо сострил я, всё ещё думая насчёт «замуж».

— Как же я могу не дать попку? Я же твоя жена и ты можешь делать со мной что хочешь, — с удивлением сказала поняша. – Я имею в виду – чего ты хочешь каждый день, когда я с тобой?

— Завтрак в постель, — брякнул я первое, что пришло в голову.

— Как мило, — обрадовалась Шай. – Ты очень хороший, Серёжа, — она поцеловала меня в губы, и я подумал, что пони, оказывается, отлично целуются. Чёрт возьми, они очень хорошо целуются. Так, что мне захотелось ещё.

Но сначала я должен был внести ясность в один вопрос.

— Кхм, — я прокашлялся, не зная, как начать. – Видишь ли… Такое дело. Я не против брака, — быстро добавил я. – Но у нас принято сначала пожить вместе, узнать друг друга получше…

— У нас тоже, — со странной интонацией сказала Шай. – Я, конечно, не против выйти за тебя. Ты мне сразу понравился. Но я не думала, что это будет так быстро.

— Ты имеешь в виду секс? – уточнил я.

— Секс? – лошадка задумалась. – Какое странное слово, я только что заметила… У вас это и для удовольствия, и для рождения, и для соединения энергий… Как же вы всё различаете?

— По контексту, — буркнул я. – Погоди. Что значит – ты не думала, что всё произойдёт так быстро? А кто, извини, начал?

— Начал что? – снова не поняла Шай и даже слегка отстранилась.

— Эх, кофе бы сейчас… — невпопад сказал я.

— Кофе? Я умею варить кофе, у той девушки был навык, — Шай легко вскочила, цокнув копытцами. Тут же загорелся свет. Я сначала испугался, а потом вспомнил, что Шай владеет телекинезом.

— Подожди с кофе, — сказал я строго. – Представь себе, что я маленький жеребёнок. Вообще ничего не знающий о сексе. Которому нужно рассказать всё быстро, но подробно.

— Но маленьким жеребятам не рассказывают такие вещи! – ещё более удивилась Шай.

— Хорошо, большой жеребёнок. Расскажи толком, потому что я чего-то не понимаю. Кажется, у нас некоторые вещи устроены по-разному.

— Ничего не по-разному, — уверенно сказала лошадка. – Всё было как положено. Ты получил меня, а я тебя.

Сначала я не понял.

А потом я вспомнил то чувство, что нечто проникло в меня. И до меня стало понемножечку доходить.

— Магия, – сказал я. – Это грёбаная магия!

Несколько полезных советов. Что делать, если ваша жена - эквестрийская пегаска

НИКОГДА не говорите своей супруге, что у неё тусклая грива или тощий хвост. Даже не думайте об этом. Не спрашивайте почему. Просто запомните.

Что-то вроде инструкции. Может, кому-нибудь пригодится.

Если вы собираетесь жениться на эквестрийской пони-пегаске (или вас угораздило это сделать, как меня), запомните следующее.

Самое главное. Жениться на пони относительно просто: вы должны добиться от неё классического – дурацкое слово, но здесь оно подходит – секса. И чтобы всё получилось. Этого, в принципе, достаточно. После этого вы магически связаны. Вы получите её, а она – вас.

Брак по-эквестрийски – это верность. Взаимная. То есть это магический контракт, согласно которому вы можете это делать только друг с другом. На другую женщину – или другую пони – у вас просто не встанет. Извините за подробность.

Расторгнуть брак можно. Для этого нужно каким-то образом перебраться в Эквестрию и попросить об этом принцессу Луну. Если у вас нет такой возможности, лучше подумайте дважды, прежде чем затевать это.

Если всё уже случилось и вы женаты, имейте в виду вот что.

Во-первых, окно на ночь. Оно должно быть или приоткрыто, или, как минимум, без занавески. У вашей супруги должна быть возможность вылететь на улицу за шесть-семь секунд. Иначе в комнате будет полно бабочек. Которых нужно обязательно выгнать, потому что иначе они превратятся в кусочки этого самого. У поняш слабый кишечник, а у пегасов – особенно. У них нет привычки сдерживаться. Они там в небе, чтобы справить нужду, даже за облачко не залетают.

Во-вторых, свет. Обзаведитесь широкими плоскими выключателями на уровне вашей опущенной руки. Опущенной, понимаете? Тогда вашей супруге будет удобно тыкаться в них мордочкой. Иначе она, чтобы зажечь свет, будет использовать телекинез. А поскольку пегаска – это не единорожка, и концентрировать магию толком не умеет (для этого ей не хватает длинной косточки в носу), она вполне способна сорвать со стены картину или уронить какую-нибудь вазочку. Вам это безразлично? Зато она расстроится.

В-третьих, грива и хвост. Мойте с шампунем, потом – спрей-кондиционер. Я рекомендую «Блеск» российской фирмы VEDA: это бюджетно, патриотично, совместимо с магией пегасов и препятствует запылению. Небо над Москвой очень пыльное, имейте это в виду. После каждого полёта у неё будет тусклая грязная грива. Кстати: НИКОГДА не говорите своей супруге, что у неё тусклая грива или тощий хвост. Даже не думайте об этом. Не спрашивайте почему. Просто запомните. Если не хотите разочарований в семейной жизни.

В-четвёртых, тёмное пиво с карамелью. На поняш эта штука действует как афродизиак. Ну, в смысле, они расслабляются. А вот вам придётся поднапрячься. Главное – чтобы вы успели добраться до дома. Иначе придётся это делать в туалете того бара, где вы угостили супругу тёмненьким. Если, конечно, у вас нормальные отношения с владельцами заведения. Или вам обоим придётся добираться до дому со смешанными чувствами.

В-пятых, придерживайте язык. Если вы в раздражении брякнете супруге что-нибудь вроде «пошла вон отсюда, чтоб я тебя больше не видел», она уйдёт и вы её долго не увидите. Потому что эквестрийская жена слушается мужа. Вы будете её искать по всему городу, вглядываясь во всех встречных девиц. И не найдёте. Вам очень повезёт, если ночью вы всё-таки обнаружите её в своей постели – потому что вам досталась умная пони, которая в качестве супружеского желания выберет право возвращаться в вашу постель, даже если вы сердитесь. Мне досталась умная пони, но я ничего не знаю о вашей. Так что будьте осторожны.

В-шестых, сериалы. Пони подсаживаются на них как на наркоту. Но у вас есть права супруга. Так что ограничьте просмотры… ну, скажем, тремя часами в день. Можно двумя, но ваша супруга будет слишком сильно страдать. Да, учтите ещё одно: пони смотрят сериалы примерно в том же стиле, что мы – футбол. Шай очень тихая, но когда она смотрит «Доктора Хауса», она орёт. Что-то вроде «давай скорей, она умирает!». Или «ты что, не видишь, у неё с головой плохо!» И так далее. А после окончания очередного просмотра ей нужно что-нибудь пожрать, чтобы успокоить нервы. Отнеситесь к этому с пониманием.

И наконец. Если вы любите завтрак в постель, заведите специальный столик для этого. Который можно поставить над вашими бёдрами, понимаете? Иначе ваша супруга будет перед вами держать поднос в зубах. Нет, если она единорог, ей это нетрудно – поднос для неё ничего не весит. Если земнопони – тоже: они очень сильные. Но если она пегас — ваш апельсиновый фреш, выжатый любимым копытом, будет подниматься над бокалом. Этаким шариком. А бутербродики с сырной пастой могут воспарить. Если вас это не смущает, всё отлично. Однако меня это смущает, так что я завёл столик.

И знаете что? Это оказалось чертовски хорошей идеей.

Финансовый вопрос. Некоторые вещи выясняются случайно

Шай оказалась не такой уж бедной сироткой.

Тот разговор произошёл где-то через неделю.

К тому моменту в «Лариске» у меня всё шло ни шатко, ни валко, но финансовая пропасть пока не маячила, а кое-какие сбережения у меня были. Так что можно было пока не думать, на какие шиши существовать самому и кормить Шай.

Кстати, пони оказалась отличной домохозяйкой. Мою холостяцкую берлогу она успела привести в человеческий вид. Ну, допустим, не совсем человеческий, но всё-таки очень аккуратный. Хотя, конечно, приглашать гостей в такую квартиру стрёмно. Слишком много необычных вещей, а которые обычные – тоже не совсем обычные.

Например, кровать. Она у нас, само собой, двуспальная. Я её купил на следующий же день в мебельном. То есть мы купили: Шай стянула ауру с какой-то толстозадой девицы. Она там всех замучила, проверяя лично каждую кровать. В конце концов остановились на немецкой, из массива дуба. Она была по акции минус шестьдесят процентов, так что взяли за тридцатник. И ещё сэкономили на доставке. Хорошо, что зимой рано темнеет, а то зрелище летящей упаковки могло бы кого-нибудь довести до нервного срыва. И особенно хорошо, что она влезла в окно… Так вот, кровать у нас двуспальная. Но одеяло – узенькое, только для меня. Потому что Шай к одеялу так и не привыкла. Когда на ней сверху что-нибудь лежит, её это нервирует. Так что или обнимашки, или грелка. Грелка электрическая, положена под простыню в нужном месте. Выключатель где-то под кроватью, но Шай научилась его включать аккуратно, ничего больше не задевая. Телекинезом, само собой… Но выглядит всё это странно.

Или вот ещё. В углу стоит тазик, в нём – тибетская розовая соль, рубленый лимон и конфеты-«подушечки». Всё перемешано. Я не знаю, как это можно есть, но Шай наворачивает эту смесь только в путь. Ну вот как объяснить нормальному человеку, что это такое? Правильно, никак.

Но, в общем, я и раньше-то никого к себе особо не звал, разве только случайных девиц на вечерок. Так что я ничего и не потерял. Всегда бы так.

В общем, мы валялись после отличного секса (Шай научилась делать обалденный минет, а также продемонстрировала кое-что ещё, о чём я и не догадывался) и разговаривали о том о сём. И меня дёрнуло за язык спросить, сколько живут пони. Ну, в среднем.

Оказалось, что у них очень большой разброс. Грубо говоря, от семидесяти-восьмидесяти лет до хрен знает скольких. Ну, хрен знает – это про Селестию с Луной. А так – нормальным сроком жизни считается что-то около ста пятидесяти. Но бывает и больше, иногда сильно больше. От чего это зависит, никто толком не знает. И не задаются таким вопросом.

И тут Шай сказала вот что:

— Я хотела бы, чтобы меня похоронили в лесу. Я там присмотрела себе местечко. Если я умру раньше тебя, пожалуйста, отправь меня туда.

Разумеется, я посмотрел на неё странно. И спросил, как это я её отправлю.

— Ну ведь я буду уже неживая, — сказала она, как будто речь шла о чём-то совершенно понятном. – А до смерти я успею открыть портал. Тебе нужно будет только отдать моё тело с запиской. Я её сама напишу, заранее, — добавила она, видя, что я взволнован.

Я вцепился в неё и стал выяснять подробности.

Выяснилось вот что. Проблемы с перемещением между мирами связаны только с живыми существами, особенно обладающими магией. Неживые немагические предметы не очень большого веса можно гонять туда-сюда, если в обоих мирах есть существа, умеющие открывать порталы. Когда-то портал сюда был у грифонов – откуда, собственно, наш мир им и известен. Но единственный грифон, которого сюда занесло каким-то катаклизмом, давно умер, и портал закрылся. Случилось это двести лет назад, но грифоны успели получить отсюда много всяких ценных вещей. Прежде всего – разные железные предметы. У пони их было мало и стоили они дорого. Как я понял, железо и магия несовместимы. То есть холодное железо нельзя расплавить магией. А у пони с немагической металлургией всё обстояло не просто плохо, а вообще никак.

Я спросил, чем грифоны расплачивались за железо. Шай не знала. Зато она вспомнила, что до сих пор числится пропавшей без вести.

— Серёжа, — встревоженно сказала она, — мне, наверное, нужно будет открыть портал. Мне нужно туда написать, что я жива, но не могу вернуться. А то они до сих пор начисляют мне жалованье за работу в госпитале. А я же не работаю. Это нехорошо.

И я чуть было не сказал «ну делай как знаешь», но всё-таки спросил, в чём именно она получает зарплату.

— В битах, — сказала Шай. – Ну там совсем немного. Двадцать золотых в месяц. Просто это непорядок, что они мне их начисляют.

— Золотых? – спросил я для порядка. – А из чего их делают на самом деле?

— Из золота, — не поняла Шай. – А из чего же ещё?

— А ты можешь получить свои деньги сюда? – замирая, спросил я.

— Наверное, — Шай пошевелила ушками. – Но кому тут они нужны? У вас же свои деньги.

— Да не в этом дело, — я махнул рукой. – А сколько в них золота?

Первый контакт. Мы становимся богаче

А Шай меняет мнение о земной цивилизации.

Портал не удавалось открыть два дня. За это время моя жена совершенно извелась. Она даже очередную серию «Теории большого взрыва» пропустила.

На нерваках у пони обычно начинается жор на соль. Шай подъела всё солёное, что была в доме. Обожравшись соли, она начинала пить, как лошадь (что, в общем-то, предсказуемо). Так что за окном, будь там посветлее, можно было бы увидеть очень много радуг.

Наконец, она до кого-то там достучалась. Выглядело это так: секунду назад она лежала на полу, положив голову между передних ножек, и вдруг по гриве пробежали синие искры, а она сама вскочила, задрав хвост и поводя ушками.

Открывшийся портал выглядел совсем неэффектно. Такой мутный шарик в воздухе величиной с виноградину. Туда я с огромным трудом пропихнул свёрнутую в трубочку записку. С трудом, потому что шарик дёргался, пульсировал, норовил схлопнуться в точку и к тому же оказался упругим, как пудинг. Шай без рук не справилась бы с этим ни за что. Ну, я так думаю.

Ответ пришёл через сутки. На этот раз портал был величиной с апельсин и из него выпала другая записка и пять мешочков с чем-то тяжёленьким. Я первым делом бросился к мешочкам.

Там было золото. Ну или металл, очень на него похожий – мягкий, жёлтый и тяжёлый. Всего сто восемьдесят два кругляшка: всё, что было у Шай на счету. Оказывается, она жила довольно экономно и много откладывала.

Пока я дрожащими пальцами считал золотяшки, Шай читала записку. Сначала про себя, потом вслух.

Я, честно говоря, ожидал, что там будут излияния друзей и подруг. Ничего подобного. Пони вообще не очень сентиментальные существа. Добрые, да. Но не сентиментальные. Так что записка была от юриста. Он поздравлял Шай с выживанием, после чего забросал её вопросами насчёт судьбы имущества. Оказывается, у Шай была недвижимость и кое-какие ценные вещи. Юрист, правда, предупреждал, что в связи с крайне тяжёлой обстановкой на фронтах цена всего этого упала до двадцатой части довоенной.

— Значит, они всё-таки побеждают, — сказала Шай грустно.

Тут меня переклинило. Мне стало не просто грустно – мне стало почти физически больно.

— А что они сделают, когда победят? – брякнул я.

— Не знаю. Наверное, всех убьют. Им нужна земля, а население не нужно, — ещё грустнее сказала моя пони. – Я тебя очень люблю, но лучше бы я была там, — закончила она. – Хотя нет, — она повела ухом. – От меня нет пользы. Нам всё равно нечем воевать.

— Может быть, здесь чем-нибудь разжиться? – брякнул я.

— Ваше оружие нам не подойдёт, — Шай пошевелила ушками. – Вы же убиваете друг друга кусками острого железа? У грифонов такое есть. Но у них есть ещё лапы, а у нас только ноги. Нам такое оружие не подходит. А магии у вас нет. Вы довольно безобидные существа, — закончила она грустно.

Мне стало даже как-то обидно за человеческую цивилизацию.

— Безобидные существа? – сказал я. – У тебя несколько устаревшие сведения.

Я открыл ноут и довольно быстро нашёл подходящий милитаристский ролик, а сам пошёл на кухню – есть оливки и читать Кортасара.

Часа через полтора мне захотелось любви и ласки. На обычные приставания, почёсывания за ушком и прочие испытанные средства моя жена не реагировала. Пришлось настоять, и только тогда она отлипла от экрана.

Всё было хорошо. Но думала она не о любви. Когда мы закончили, она выждала секунды полторы, чтобы снова прильнуть к ноуту.

Посреди ночи меня разбудило восторженное ржание. Как выяснилось чуть позже, Шай узнала про атомную бомбу.

Ох, куда-то мы влезаем в нехорошее. А что делать?

Не понравились мне глаза старого приятеля. Но он нам нужен.

Пашу Завидова я знал со школы. Интересно, что у него было прозвище «Порося-Карася». Не потому, что он был толстый или походил на свинью. Наоборот, он был и остаётся мелким, тощим и жилистым. Просто у него была такая присказка – «порося-карася».

Ещё  Паша отличался редкой пронырливостью. Он всегда мог что-то достать, выменять, добыть каким-нибудь образом. Разумеется, не бесплатно. При этом жадным он тоже не был. С деньгами расставался легко и весело. Ему нравился сам процесс доставания и получения прибыли. Получив же, он терял к ней интерес. Поэтому, наверное, и не нажил себе особенных капиталов. Хотя и не бедствовал.

Я  Пашу два года не видел: незачем. Номер мобильника оказался отключён. На съёмной квартире, телефон от которой у меня тоже был, жили другие люди. Но я не очень огорчился, потому что у Паши, когда он был в Москве,  имелась одна неизменная привычка: по субботам он всегда ходил в один подвальчик на Маяковке – «Соль и Перец». Там подавали какие-то особо правильные, по его мнению, хинкали. Я их пробовал и ничего замечательного в них не нашёл. Тесто как тесто, начинка как начинка. Я вообще кавказскую кухню не люблю. Не подумайте там чего, в чисто гастрономическом смысле. Тяжело, жирно, остро. Но Паша мог съесть тазик этих хинкалей. Или два тазика, если есть время. При этом оставаясь всё таким же тощим и жилистым. Вот такой он человек.

Сначала мне не повезло: я пришёл, но Паши не было. Однако владелец заведения, который его хорошо знал, сказал, что того сейчас в Москве нет и дал его актуальный мобильник. Так что мы всё-таки созвонились и забились на понедельник.

Встреча произошла всё в том же «Соли и Перце».

Конечно, я был не один. Я был с супругой. На этот раз она стащила ауру у какой-то пышнотелой брюнетки: я знал, что Паше такие нравятся. Так и получилось. Порося-карася, заметив нас, сразу разулыбался, а когда сел, поцеловал ручку. Если бы он знал, что целует копыто!

Кстати, аура – странная штука. Даже точно зная, что это фальшивка, ты всё равно на неё клюёшь. Тактильный контакт её не разрушает. Тогда, в магазине, аура Флаттершай исчезла потому, что она испугалась. А так можно даже сексом заниматься, будучи в полной уверенности, что это женщина. Да, мы пробовали. Да, ощущения очень сильные и очень натуральные. А вы как думали: аура снимается со всего тела, в том числе и со всяких интимных мест. Нет, описаний не будет. Извините, это личное. Но вообще-то учтите – если вас всё-таки сподобит жениться на пони, не вертите головой на улицах. Если вы в присутствии супруги долго пялились на какую-нибудь девицу, очень вероятно, что вам придётся с ней сегодня спать. То есть не с самой девицей, а с её подобием. Потому что ваша супруга стянет с неё ауру и перекинется в неё. Они так ревнуют, видите ли!

Ну ладно, это действительно личное. Я про Пашу.

На этот раз Паша пришёл вовремя. Мне он не понравился. За то время, пока мы не общались, он изменился. И не к лучшему. Рожа у него не то чтобы потолстела, но покрылась какой-то гладкостью. А глазки стали честными-пречестными, как у депутата Мосгородумы. Ну то есть было ясно, что Поросю-Карасю удалось вырасти из мелкого мошенника в средней величины афериста. И ему теперь не то что палец в рот не клади, но и кончик ногтя в аренду сдавать нежелательно.

К сожалению, другого варианта у нас не было. Так что пришлось рассказывать ему заготовленную сказку и показывать золото.

Паша повёл себя предсказуемо. То есть не выразил никакого интереса и долго толкал речь на тему того, что золото сейчас никому не нужно, потому что оно для лохов. Что реальные люди работают с реальными активами (что это такое, он не объяснил). Что он сам с драгметаллами вообще никак не связан. Что то, что сё, и что ему неинтересно. Хотя он советует сходить в какой-нибудь ломбард, меньше возни.

Я, конечно, лох, но понял Поросю правильно. И объяснил ему, что мы только что из ломбарда «Златоструй», где у нас взяли золотые кружочки по две штуки за грамм. Да, я знаю, что для 999-й пробы это не цена, но меня сейчас волнует не это. А более интересные темы, о которых я готов поговорить после первой покупки. В качестве бонуса я подарил ему монетку – блестящий кружочек весом 8,3 грамма, почти как в английской гинее.

Кстати. Магия через портал тоже не переносится. А изображения на битах делаются магически. Она говорит, что там всякие красивые картинки, обычно с изображениями Селестии и Луны. Не знаю, не видел. До нас доходят только золотые кружочки. И очень мягкие, потому что прочными они становятся тоже благодаря магии. Но нас это мало волнует: нам нужно чистое золото, а кругляшки состоят именно из него.

Ну да это опять не о том. Я про Поросю-Карасю.

Паша тоже всё понял правильно, монету взял, быстро поел-выпил и ушёл восвояси. На прощание как бы между прочим поинтересовавшись, живу ли я всё ещё на улице Анониса. Я пожал плечами и ответил уклончиво – но это было больше похоже на «да».

В тот же день мы сняли однушку на Тёплом Стане, на пятом этаже девятиэтажки, за двадцать тыр. За те же деньги можно было найти что-нибудь получше, но для нас было важно подстраховаться. Вещи перетащили за два дня. Единственное что – с выключателяи не получилось. Но я решил об этом не думать.

От телефона я избавился. Точнее, скопировал содержимое на комп, свой почистил в ноль и оставил его в той квартире. Купил себе совсем новый самсунг. Карточку купил у какого-то таджика.

Да, это была перестраховка. Но очень уж мне не понравились глазки Паши Завидова. Совсем не понравились.

Селестия, Верховная Главнокомандующая

Я в такие игры не играю. Но меня не спрашивают.

Селестия вышла на связь через три дня. Не такая уж у них там и бюрократия.

За это время мы успели на Тёплом Стане обжиться. Хотя когда мы смотрели однушку, я её брать не хотел. Не то чтобы она была совсем убитая. Совсем убитые квартиры я видел, и что это такое – знаю. Но было видно, что сдают комнату давно, а жильцы были не особенно аккуратные. На обоях пятна, плита изгваздана, из холодильника воняет – вот это вот всё. Однако Шай настояла, чтобы мы взяли именно это помещение. По её словам, тут хорошо с магическими потоками. К тому же одиннадцатый этаж и ветер ровный, для неё это важно.

Я согласился. С тем условием, что она за пару дней приведёт здесь всё в божеский вид.

Вы только не подумайте, что я тиран какой-то и на жене езжу как на лошади. Хотя нет, вру. Мы пробовали. Чисто ради прикола. Естественно, в стартовом состоянии. Так-то Шай хрупкая, а в старте может поднять полтонны. На фронте, кстати, приходилось и больше поднимать, и это под огнём… Ну а мы тут так, баловались. Что сказать? Странное чувство. Как будто на воздушном шарике верхом сидишь. Шай всё уговаривала меня полетать, но я не согласился. Боюсь высоты.

Да, так о квартире. У Шай талант – наводить уют где угодно. А тут ещё визит принцессы. Так что она готова была в лепёшку разбиться, но красоту навести. Хотя вот сдирать старые обои телекинезом, я считаю, было лишним. Можно было и сверху поклеить. И плиту новую зря купили, всё равно Селестия её не увидела. Хотя она магичка невероятной силы, кто её знает. Да и вообще – не такая уж дорогая эта плита, решил я. А с деньгами как-нибудь прокрутимся.

В общем, мы только-только навели какой-то порядок, как явилась принцесса.

Странное это было зрелище. Сначала открылся портал размером примерно с футбольный мяч, и тут он начал как бы мяться в воздухе. Пока не слепился в подобие головы с развевающейся разноцветной гривой. А потом на этой штуке появились глаза, и она заговорила.

Шай потом объяснила, что так умеет делать только Селестия. Она вообще много чего умеет, что другим недоступно. Хотя Верховной Главнокомандующей она стала не из-за этого. А из-за того, что у неё в голове находятся неплохие мозги. В отличие, например, от принца Блюбада, который полностью провалил начало войны. Потому что интриган он отличный, а реальных военных талантов у него оказалось как у тарелке с варёными овощами. Или та же Луна, которой тоже дали порулить и которая вчистую продула грифоном битву под Сталлионградом. А Селестия – посредственный администратор, но воевать умеет. Шай говорит, будь у грифов хоть кто-нибудь сравнимый по классу, Кантерлот уже давно бы в развалинах лежал.

Вот только не спрашивайте меня, почему Селестия не взяла оборонные задачи на себя сразу. Я у Шай спрашивал, она делает грустную мордочку и говорит, что это политика. Ну то есть нормальному человеку это не понять. И нормальной пони тоже.

Ладно, не будем об этом. Лучше про разговор.

Волшебная кобыла сначала говорила на эквестрийском. Смешной язык. В прямом смысле: когда они говорят, то как будто смеются. Если прислушаться, можно различить ржание и фырканье. Всё-таки есть в них что-то лошадиное, есть.

Потом Шай передала ей знание языка и реалий. Это потребовало от обеих сторон каких-то особых усилий, так что портал схлопнулся. И не открывался часа два. За это время Шай схомячила полтазика конфет с солью и лимоном. И ещё попросила всё это поперчить. Я туда перечницу высыпал, она всё это съела и захотела горчицы. Так что я почти обрадовался, когда снова появилась Селестия. Уже русскоязычная.

Особенно меня прикололо, что она говорила каким-то старушечьим голосом. Вела она себя тоже не как молоденькая. Для начала она церемонно поздравила нас с браком. Потом Шай рассказывала ей о земном оружии. Потом она смотрела ролики на компьютере. Потом с ней говорил я. Потом она опять смотрела ролики. Потом они вместе с Шай смотрели учебник химии. В общем, время летело незаметно, как говорится.

По итогам Селестия сказала, что берёт тайм-аут, посоветоваться со штабными. Но вообще-то её больше всего заинтересовали тяжёлые пулемёты, огнемёты, базуки и прочие подобные игрушки. Особенно актуальны калаши 7-62. У грифов, оказывается, тактика самая простая – сначала заклинательная артподготовка, потом налёт тучей. Летят они низенько, скорость у них небольшая. А обученный единорог не только «калаш» удержит, но и полёт пули может подкорректировать. Так что что ей срочно, вот буквально через пару дней, нужны образцы патронов, в том числе трассеров и бронебойно-зажигательных. Потому что такое производство они худо-бедно могут поднять, нитрование целлюлозы они потянут, детонацию будут производить магией. Но вопрос этот решать надо срочно, потому что грифоны готовят удар по Кантерлоту и ждут только конца сезона дождей. Так что у нас на добычу образцов есть неделя, и это крайний срок… На чём мы и расстались. Получив на прощание мешочек золота. На текущие расходы.

Пока мы разговаривали, я воспринимал всё нормально, как будто говорим про обмен шишек на орешки. А вот когда всё закончилось и я осознал, о чём мы тут толковали, меня стало конкретно так подтрясывать.

Я не то чтобы очень люблю государство, но ссориться с ним не хочу. Я вообще ни с кем не хочу ссориться. А торговля оружием – это криминал. Ладно бы наркотики. Статья 228 – не сахар, конечно, но это всё-таки что-то человеческое. Я даже знал человека, который этим занимался. Миленькая девочка с зелёными волосами, подрабатывала тем, что делала закладки. Я такие дела, конечно, в гробу видал, но девочка была реально миленькая, ласковая, и целовалась очень вкусно. А оружие – это статья 222, и этим занимаются какие-то жуткие отморозки. С которыми я не хотел бы пересекаться ни в каких ситуациях. А уж добыть что-то стреляющее и убивающее – это абсолютно за пределами моих возможностей. Тем более, в таких количествах. Короче, я в такие игры не играю.

Что-то в этом роде я и выложил Шай, когда сеанс связи кончился.

Она меня немножко успокоила, приласкала, я слегка расслабился. А потом сказала:

— Серёжа, ты только не бойся. Я что-нибудь придумаю.

Мне бы прислушаться. А я пропустил мимо ушей. Решил, что она имеет в виду Селестию – ну, что-нибудь ей наплетёт, то-сё.

Я как-то подзабыл, что Шай – солдат. Что Селестия для неё – Верховная Главнокомандующая, и её слова для неё – закон. Который важнее даже брачного союза.

И что там имеется в её аптечке, я тоже забыл.

Бывают плохие дни

Этот день был действительно плохим.

Как говорится, ничто не предвещало.

Я шёл домой в прекрасном настроении. Вот просто в чудесном настроении. Я даже что-то насвистывал. А в голове крутилось что-то вроде «кто молодец? – я молодец».

В самом деле, всё было зашибись. С «Лариской» я официально развязался. Давно надо было, но тут, наконец, сподобился. Сумел неплохо продать три золотых. Я, конечно, понимал, что через какое-то время источник золотых кружочков начнут искать. Но не сейчас. По дороге купил пивка для рывка. Тёмного с карамелью, ну вы поняли. У меня было настроение немножко поваляться с дорогой супругой, а то она только и делала, что пялилась в компьютер.

Обычно, если Шай дома, то она меня встречает в прихожей. Но не на этот раз. Я сначала значения не придал. Решил, что она за окном. Хотя обычно она в таких случаях оставляет окно открытым, так что чувствуется холод. Потом-то она воздух нагревает магией, так что ничего особо плохого не происходит.

Так что я открыл дверь в нашу комнату. И выронил сумку.

На нашей супружеской постели лежал Порося-Карася. То есть Паша Завидов. Голый. Тощий. С закрытыми глазами и похабной ухмылкой на морде. То есть это мне она показалась похабной. А вообще-то она была просто блаженная.

Ну а рядом с ним лежала моя благоверная. Положив голову на его плечо.

Мне бы подумать, что такого просто не может быть. Вспомнить про магический контракт и всё такое прочее. Нет, я даже вспомнил. И понял, что всё это была чушь. Потому что вот он факт. Петя голый и счастливый, голова Шай у него на плече. Что ещё-то?

У меня мелькнула мысль. На кухне есть очень хороший набор ножей. Мне нравился японский, длинный и острый, я им салаты резал. Так вот – тихо выйти, взять нож. Сперва её, потом его. Потом, наверное, себя. Потому что жить в эту минуту мне не хотелось от слова совсем.

Сам не знаю, что меня удержало. Хотя нет, знаю. Не смог бы я её убить. Просто не смог бы. Пашу, может, и смог, а её – нет.

Тогда я сделал по-другому. Тихо, очень тихо прикрыл дверь и вышел. Проверил сумку. Документы и деньги у меня были c собой. И ключи от однушки на улице Вилиса Анониса.

Входную дверь я за собой закрывать не стал. Голубки как-нибудь обойдутся без моих услуг.

Я шёл по тёмному двору и думал, как жить дальше. Возвращаться на 17-ю Парковую, в «Лариску», не хотелось. Хотя меня бы взяли. Расстались-то мы по-хорошему. Я нашему главному наплёл, что родственники пристроили в дорогой магазин. Он за меня даже порадовался, руку жал. Теперь мне достаточно было бы сказать, что в дорогом магазине всё сорвалось. Ну, он покрутил бы носом, но вписал бы меня обратно. Но мне не хотелось становиться за тот же прилавок. Вот просто никак.

В «Седьмой Континент» меня бы тоже не взяли. Я имею в виду – на относительно приличные позиции. На киргизские позиции я бы и сам не пошел. Да если бы и пошел: киргизы в свои дела никого не пускают, у них там типа мафия.

Можно поискать работёнку в билайновском офисе, я там тоже когда-то работал. Правда, у билайновцев те ещё порядки. Народ гнилой, могут подставить, я вылечу на штраф или ещё чего. Но всё-таки это какой-то вариант…

С такими мыслями я сел в автобус и куда-то поехал. То есть когда садился, я думал что еду на Анониса. Но потом меня опять пробило… в общем, каким-то образом я оказался возле бара «Чертовка». А там меня ждали подружки, блондиночка и шатеночка. То есть кружечка светленького Бланш де Брюссель и кружечка тёмненького Бургунь де Фландр.

Но на этот раз я начал с водки. Потом заполировал тёмненьким. И повторил. И ещё раз повторил.

Я ещё никогда не напивался с горя. Со скуки – бывало, а вот с горя – это был новый опыт.

Тут я понял, почему алкоголь называют «анестезией». На человека в горе он именно так и действует. То есть умом-то ты всё понимаешь, но не болит. Ну или не так болит. Я даже больше скажу: в таких случаях алкоголь помогает думать. Во всех остальных – мешает, а тут помогает.

Ну я подумал и пришёл к таким выводам. С Шай у меня всё равно ничего не сложилось бы. Мы разные существа из разных миров. К тому же она круче меня. Существенно. Она может делать разные штуки, которые я никогда не смогу. У неё телекинез, у неё управление аурой, с этим она может так взлететь… чёрт, она ещё и летает! А я кто? Что можно сказать обо мне хорошего? Я высокий блондин с двумя незаконченными высшими образованиями, однушкой на улице Анониса, хорошей фигурой и отличной эрекцией. Чего у меня нет? Силы воли и харизмы. Отчего происходит отсутствие денег, нормальной работы и постоянной женщины. В конце концов Шай это просекла. И выбрала Пашу. Как-то обошла все эти магические ограничения. Интересно, а на меня они ещё распространяются? Я вообще смогу с нормальной женщиной?

Мне захотелось узнать это прямо сейчас.

У стойки сидела пухленькая кудрявая блондинка в джинсах. Было видно, что она тут именно для того, чтобы сняться.

Я никогда не снимал девушек в баре. Не то чтобы я стеснительный или там брезгливый. Просто я не знаю, что в таких случаях нужно говорить и как не выглядеть идиотом. Но в тот момент мне это было пофиг. Поэтому я просто подошёл и спросил, чего бы она хотела выпить. Девушка не стала ломаться и попросила мартини со льдом.

Потом мы сидели за столиком и я ей что-то рассказывал. Нёс какую-то пургу. Потом мы поехали ко мне.

Зря я боялся, всё получилось. Без особого удовольствия, но получилось.

Я проснулся где-то в шесть. Было холодно. Рядом со мной лежала чужая баба. От неё пахло чем-то приторным. Как будто рядом с нами лежал букет роз. Ненавижу розы.

Всё это было так похабно, что я заплакал.

Плачущий мужчина – это, конечно, очень смешно. Охренительно смешно. С вами такого, конечно, никогда не случалось. И не случится. Вы все шерстяные волчары, бойцы спецподразделений, вы слезинки не прольёте, даже если вам будут ногу отпиливать без анестезии. Ну а я не такой. Я разрыдался. Тихо, чтобы не разбудить чужую бабу.

И тут я услышал очень знакомый голос:

— Что случилось? Почему ты плачешь?

Я повернул голову. Рядом со мной лежала Шай. Ошибиться было невозможно. Даже в темноте – человек сильно отличается от лошади.

Нет, я её не ударил. Хотя очень хотелось. Я просто сказал ей:

— Зачем ты здесь? Тебе Паша надоел?

— Ты обещал пускать меня в свою постель на ночь, даже если будешь на меня очень сердиться, — ответила Шай.

Аргумент на меня подействовал. Я и в самом деле обещал. Но общаться с ней у меня не было никакого желания. Поэтому я промолчал.

— Прости, — покаянно сказала Шай. – Я плохо поступила. Ты считал его своим другом.

Тут я не выдержал. Я схватил её за плечи и хорошенько встряхнул.

— Почему? Почему ты это сделала?! – закричал я.

— Я тебе всё расскажу, — пообещала моя лошадь. – Только сначала обними меня.

Честное слово, мне не хотелось этого делать. Но я её всё-таки обнял – и почувствовал что-то вроде облегчения.

— Серёжа, — грустно сказала Шай. – Этот человек не был тебе другом. Он был очень плохим.

Тут меня зацепило.

— Что значит «был»? – спросил я.

Шай затрепетала у меня в объятьях.

— Прости меня, — сказала она совсем уж покаянно. – Я не хотела. Мне пришлось это сделать, иначе у нас были бы большие неприятности. Ты можешь с ним попрощаться.

И тут загорелся свет. Шай применила телекинез. Я зажмурился – свет ударил по глазам.

— Он на столе, — сказала моя лошадь. – Я купила цветов для красоты.

Проморгавшись, я приподнялся на локте. И увидел на столе голову Паши Завидова. Она была в прозрачном пакете, пакет – стоял в большой кастрюле, а вокруг были разложены белые розы.

Шай нежно потёрлась мордочкой и сказала:

— Видишь, я всё аккуратно сделала, и ничего не испачкала.

Тут я понял, зачем кастрюля. Аккуратная пони её поставила так, чтобы туда всё стекало.

И ещё: я вдруг понял, что у Порося-Карася очень глупая рожа. Такая, что я расхохотался. Я хохотал и хохотал, просто не мог остановиться.

Шай узнаёт много нового. Я тоже

Что, собственно, случилось?

По словам Шай, дело было так.

Она ела свои подушечки с солью, когда в дверь позвонили.

Сначала она решила, что это ошибка. К нам никто звонить не мог. Я всегда открывал дверь своим ключом, Шай пользовалась окном.

Но звонки не прекращались. Тогда Шай накинула на себя ауру чинной старушки – у неё было несколько аур на всякий случай, это я настоял, — и открыла дверь. За которой оказался Паша и ещё один парень. У которого была железная труба, обёрнутая чем-то мягким.

Они повели себя очень грубо. То есть попытались обидеть старушку. Они не знали, что имеют дело с боевой пони, к тому же владеющей телекинезом.

Парня она убила. Случайно, просто не рассчитала силы. Пашу оглушила, а потом достала свою аптечку. В аптечке было магическое средство для экспресс-допроса. Она раздела Пашу, ввела ему средство, а потом легла рядом и стала дышать ноздря в ноздрю.

На всю процедуру ей понадобилось три часа. Я зашёл за пятнадцать минут до конца. Она почувствовала, что я здесь, но отвлекаться было нельзя. К тому же ей не пришло в голову, что я подумаю… ну, то, что подумал.

Как выяснилось, Паша оказался гораздо большей сволочью, чем я предполагал.

Он всё-таки смог меня найти. Довольно простым способом, о котором я даже не подумал. По телефону. Сотовый телефон подключается к ближайшей сотовой вышке, её координаты известны, их можно найти. Называется это мобильный трекинг. Есть люди, которые такими делами занимаются. У Паши они ходили в друзьях. Так что он довольно быстро выяснил, в каком доме я обитаю. Те же люди нашли квартиру. Как именно – Завидов не знал, но обошлось ему это недорого. В качестве бонуса его дружки разбили камеру в подъезде.

Действовать Паша собирался так. Дождаться момента, когда я дома. С левого номера кинуть эсемеску, что есть движения по нашей теме, надо встретиться, но вот прямо сейчас, потому что иначе никак. Если что, позвонить. Главное – вытащить меня из квартиры. На лестничной клетке, пока буду возиться с ключами – вырубить ударом по затылку. Парень с трубой на этом специализировался. Потом – зайти в квартиру, если там будет ещё кто, тоже вырубить. Или прикончить. Потом подождать, пока я приду в себя, и начать выяснять, откуда у меня золото. Ну а потом, скорее всего – убить.

Опыт у Паши был. Он убивал, пытал и калечил людей. На войне. Хотя мы это не называем войной. И другая сторона — тоже. Просто там убивают людей. Паша в этом поучаствовал с обеих сторон, вот такой он был молодец. Причём не за идею. Он туда поехал, чтобы поднять денег, много и сразу. И у него почти получилось. Но в итоге не срослось.

Вот эти подробности я, пожалуй, описывать не буду. Так же как имена, фамилии, позывные и прочие такие вещи. Это лишнее.

Зато теперь Шай знала, кто может продать нам оружие. Ростовские контакты этих людей были у Паши в голове – телефону или блокноту он не доверял.

Когда я спросил, куда она дела пашин труп, Шай сказала:

— Превратила в бабочек. Это очень простая магия.

Очень сумбурно. Моральные терзания

Пытаюсь рассуждать на разные темы. Получается так себе.

Встречу нам назначили на пять часов возле голубой арки.

То есть сначала мы приехали в Ростов-на-Дону, потом связались с кем надо и нам назначили встречу.

Нет, тоже не так. Началась наша эпопея с московского звонка. Для того, чтобы его сделать, пришлось купить у какого-то киргиза смартфон. Наверняка ворованный. И с разбитым экраном. Но он работал, а больше мне и не надо было.

Процедура оказалась довольно муторной. Началось всё с мейла, замаскированного под спам. Потом были ещё всякие телодвижения, описывать которые долго и неинтересно. Тем более, занималась всем этим Шай. Я иногда через плечо смотрел.  Но и только.

Вот тоже, кстати. Когда я ей первый раз показала ноутбук и мультики на нём, она очень удивилась. Но не самой этой штуке, а тому, что в нём не используется магия. А вот она её использовала. И в результате освоилась с ноутом где-то часа за три. Хотя зрелище страшноватое. Она просто смотрит на экран и там всё само происходит. Курсор мышки она взглядом водит. С клавиатурой сложнее, но она нашла какой-то сервис, где текст можно мышкой набирать, и им пользуется. Я её спрашивал, как ей это удаётся. Она только улыбается и говорит «ну там же всё понятно».

То же самое она сказала по поводу пашиной кредитки.

Вот этот момент меня, кстати, напряг куда сильнее, чем то, что она убила двух человек.

Люди себя плохо знают. И уж тем более других людей. Скажем, был у меня школьный приятель, мы его «рэмбо» звали. Парень качался, на бокс ходил. После школы собирался в военку. И вообще бредил всяким оружием, фильмами про войну, а «Диких гусей» он смотрел раз сто, наверное. А потом один парень лоб разбил и кожу на нём порезал. Ну, кровища хлынула, там же сосудов много, на голове-то. Так вот, наш рэмбо в обморок упал. Оказалось, он крови боится. В кино ничего, а вот в жизни – видеть не может.

А вот был у нас во дворе мальчик. Такой нежный блондинчик. Ангелочек прям. Его поймали, когда он кошку мучил. И не как-нибудь просто, а с пониманием. Коготки ей вырвал, потом лапки ломал в разных местах, потом глаза… Ну извините, дальше не буду. Такой вот ангелочек оказался. Не знаю, что там с ним дальше было, мы тогда уже на Анониса переезжали. Но думаю – ничего хорошего.

Так вот. Когда я увидел пашину голову в кастрюле, меня, по идее, должен был кондратий хватить. Во всяком случае, я сам так думал. Так вот, ничего подобного. Нерваки, конечно, сначала были. Но когда Шай превратила эту бошку в бабочек, а тех выгнала в окно, я успокоился. Кастрюлю только выбросил. А вот чтобы переживать насчёт смерти живого человека – нет. Всё-таки Паша был подонком и намеревался меня пытать, а потом убить. Из-за денег. С которыми у него было существенно лучше, чем у меня, например.

А когда мне действительно стало нехорошо, так это когда Шай сказала, что обшарила труп и взяла всё, что у него с собой было. В том числе документы и кредитку. Код к ней она тоже из его головы вытащила. И по пути в «Чертовку» сняла с неё все деньги.

Да, насчёт «Чертовки». Когда я спросил, почему она пошла меня искать именно туда, она на меня посмотрела с удивлением – как на маленького (ох, до чего у неё большие глаза!) И сказала:

— Ну как же? Ты от меня ушёл. Это я по ауре увидела. Значит, тебе плохо. А если тебе плохо, ты пойдёшь туда, где тебе когда-то было хорошо. Ну и вот.

Я как-то не очень согласился с такой логикой. Вполне мог бы и по Москве погулять. Хотя нет, вру. Не до гулянок мне было. В «Чертовку» я поехал именно потому, почему она сказала. А она меня там уже ждала. Ауру, как обычно, у кого-то стащила. Сидела у стойки за пашины деньги.

И вот именно это меня как-то очень задело. Было в этом что-то очень… ну не знаю, как сказать даже. Но вот тогда-то я остро почувствовал, что Шай не человек. Не в смысле зверь какой-то или там монстр. Просто существо, которое мыслит иначе. И к этому мне придётся как-то приспосабливаться.

Когда она только появилась в нашем мире, она бомжевала по подъездам и выдавливала десятирублёвые монетки из ашановских тележек. При этом ей и в голову не пришло кого-нибудь ограбить. Хотя люди ей не нравились. Но они не были её врагами, вот в чём дело. А вот Паша — был. Поэтому она его не только убила, а ещё и обобрала. А ля гер ком а ля гер.

Ну а с другой стороны, ведь действительно. А ля гер и правда же ком а ля гер. И, наверное, какой-нибудь таджик… а что таджик? Да любой европеец поступил бы как Шай. Но вот мы не такие. Убивать мы можем, воевать умеем, а чтобы добычу взять – ни-ни. Разве что начальство разрешит. А начальство всегда всю добычу берёт себе. Ну вот победили мы немцев в сорок пятом, и что с того? У моего деда был кортик немецкий со спиленной свастикой. И ещё какие-то тряпки привёз. А он два года воевал. Вот за это? Почему так? Уж не потому ли, кстати, что мы сражаемся не со своими врагами, а с врагами государства, по приказу? И добыча вся тоже отходит государству, а не нам? Потому что мы вообще народ государственный? А не свой собственный, как все остальные?

Что-то я зафилософствовался, не надо этого. Лучше продолжу.

С другой стороной мы договаривались сложно. Нам они не доверяли вот ни на столечко. То есть Паше не доверяли. Потому что Шай выдавала себя за Пашу. И на письме, и по телефону. Иначе бы с нами никто и разговаривать не стал.

Да, ауру она у него тоже позаимствовала. Сняла, пока он ещё живой был. Очень тщательно сняла. Так что при встрече его должны были бы опознать. Ну, если это не какие-то близкие друзья. Но это были не близкие и не друзья. Даже не подельники. Так, пересекались. Но вроде бы без проблем.

Как летели до Ростова? Вот честно – ну абсолютно ничего интересного. Единственный момент был, когда над облаками поднялись. У Шай был билет у окна, так она к нему прямо прилипла. Потом сказала, что у нас небо устроено совсем не так, как у них. Она пыталась объяснить, в чём разница, только я всё равно ничего не понял. Это нужно уметь летать, чтобы такие штуки чувствовать.

Ростов мне, если честно, не понравился. Правда, там относительно тепло. Но блин, атмосфера очень уж… Хотел написать «провинциальная», потом решил, что дело тут не в провинции. А в местных властях. Кто ещё виноват, что в центре города всё время одна сплошная пробка? А улицы в ямах и выбоинах? А как вода из-под крана пахнет? Хотя левбердон – в смысле, левый берег Дона – довольно неплохо оборудован. Кормят там, надо признать, получше, чем в Москве. Но всё равно, атмосфера.

Нас заметили, когда мы проходили около старого дома с аркой, покрашенной в голубой цвет. Это ж надо было додуматься – красить арку в голубое.

Дальше подробностей не будет. Вдруг мы всё-таки останемся живы, а Селестии ещё что-нибудь понадобится.

У нас всё получилось!

Слава нам и Селестии!

Кто молодец? Шай молодец! Ну и Селестия, конечно, тоже.

Я на груду опасных железок смотрел как на груду опасных железок. Говорят, что мужчина должен любить оружие. Да никому мужчина ничего не должен. Я вот оружие не люблю. А Шай любит.

Нас вывезли довольно далеко. Но всё-таки черта города. Сам обмен происходил в каком-то ангаре, предназначенном под снос. Вместе с ещё десятком таких же ангаров. Нас туда пустили и дали полчаса на осмотр товара.

Место было выбрано с умом. Вроде как и незаметно, но вывезти что-то отсюда сложно, особенно если за тобой следят. А я так понял, что за нами следить будут. Разгуливают тут, понимаешь, какие-то подозрительные москвичи и скупают всякое стреляющее-убивающее.

Нам приволокли то, что у них было. Были – серые коробки с пульками. Шай это называла «цинки семь шестьдесят два на девятнадцать», хрен знает что это значит, размеры какие-то. Два «калашникова». На обычные «калаши» они были не очень похожи. Опять же, грамотная пони – набралась же она из интернета! – называла это «тактической обвеской ти-ди-ай» (если я правильно запомнил). Отдельно какие-то «выстрелы», не знаю и знать не хочу, что это такое. И ещё что-то в мешке.

Шай всё проверила и одобрила. И когда к нам снова зашли – расплатилась.

Это вообще отдельная история была – с расплатой. Парни сперва категорически отказались от золота. Дескать, мы с ним не работали и работать не хотим. И долларов с евро не хотим – только рубли или гривны. Им кто-то рассказал, что по номерам на долларах и евро можно вычислить, откуда бумажка. Пришлось объяснять, что и на рублях тоже номера есть. В общем, вопрос решили. Опять же, не буду углубляться в тему. Вдруг ещё понадобится.

В общей сложности всё заняло где-то дня три. За это время Шай умудрилась отравиться в ресторане каким-то салатом. Кормят тут, конечно, вкусно, но не для её желудка. В общем, ей положили что-то такое, от чего она полдня лежала в номере и тихо постанывала. И на очередной раунд переговоров я поехал один. Ну, справился, но всё равно было неприятно.

Но это я опять разболтался. Так вот, мы остались наедине с нашим добром, и его нужно было каким-то образом переправить на ту сторону.

Сначала портал не хотел открываться. Шай очень смешно дулась, закатывала глаза, в общем старалась. Кстати, уже в своём настоящем виде. Пашину ауру она поддерживать уже не могла, да и не хотела. Она вообще в ней себя чувствовала неуютно. Мне-то со стороны это было видно. Вид у неё был такой, будто она в чужой одежде, которая ей там жмёт, здесь давит, а тут болтается. Те парни что-то такое тоже почувствовали. Один потребовал, чтобы она – то есть Паша – показал плечо. Оказывается, на плече у Паши набойка. Ну, Шай показала. То есть Паша показал. Но всё равно осадочек у них остался, я в этом уверен. А завтра это выяснится точно – сколько там того осадочка.

Провозившись с порталом где-то минут десять, она, наконец, сумела открыть дырочку величиной с горошину. Дальше оттуда полыхнуло синим пламенем и горошина раздулась до размеров некрупной лошади. И до её же вида: это была Селестия. Оказывается, она и такое может. То есть превращаться в дверь в иное пространство.

Знаете, это красиво. Представьте себе стеклянную лошадь, которая ходит и говорит. А через неё что-то просвечивает. Из-за кривизны трудно разглядеть, что именно. Насколько я понял, это какой-то мраморный зал с колоннами – или что-то вроде того.

Сперва-то она с нами почти не разговаривала. Коротко поблагодарила и занялась грузом. Мы носили ящики, а она на них ложилась и как бы их поглощала. То есть вот он ещё здесь, а вот уже просвечивает оттуда. С виду вроде бы всё легко. Но я видел, что она устаёт. Когда дело дошло до того мешка, она сказала, что ей нужно минут пять. Снова сжалась до висящей в воздухе головы. И, наконец, разговорилась. На русском, за что ей отдельное спасибо.

Разговор был, понятно, о ходе боевых действий. Селестия призналась, что дела идут неважно. Пришлось выпрямлять линию фронта. Ну тут даже я понял – они отступили. А у грифонов, соответственно, всё зашибись. Есть только одна проблема — нехватка солдат: пони всё же их армию сильно потрепали. Но эта проблема к весне будет решена, так как грифонские инкубаторы под завязку забиты яйцами рядовых и младшего комсосостава.

Про яйца мне Шай объяснила. У грифонов численность населения регулируется правительством. Они яйцекладущие, причём навыки высиживания яиц давно утеряны. Соответственно, все оплодотворённые яйца сдают в государственные инкубаторы, где ими занимаются специалисты. Которые заодно решали, кто из этих яиц вылупится. Как они это делают, пони не знают. Магия, очевидно. Но эта магия работает. Кладки у них сезонные, так что каждой весной население Грифонии пополняется. Кем именно – зависит от государственных нужд. В каком-то году выпускают одних крестьян, в другом – добавляют интеллектуалов, а в третьем – воинов. Они там навострились даже воинские звания планировать. Так что официально объявлено, что сейчас готовится огромный выпуск сержантов и старшин. Которые к лету подрастут, грифоны вообще растут быстро, а военных с помощью магии подращивают.

После чего Эквестрии конец. Если, конечно, мы не успеем подогнать новые вооружения.

Да, кстати. Давно надо было бы рассказать, почему грифоны начали войну. Если в корень смотреть – во всём виновата национально-освободительная революция и демократия. Вот так бывает, оказывается.

Ситуация там такая. Где-то лет триста грифонами правила династия гиппогрифов. Правила скверно, из-за чего грифоны неоднократно поднимали восстания. Если долго мучиться, что-нибудь получится. И примерно полвека назад получилось. Гиппогрифов перебили, а заодно и сменили систему правления. Очень уж достала монархия. Так что грифоны ввели прямые, свободные и всеобщие выборы, а все важные вопросы решали на референдумах.

И вот, в частности, на референдуме запретили регуляцию численности. Раньше, при гиппогрифах-то, грифонов выпускалось ровно столько, сколько нужно для поддержания заданной численности населения. Остальные яйца разбивали. А по слухам – не просто разбивали, а на сковородку. И майонез делали из них. Скорее всего, это были придумки, но грифоны верили, что их детей едят. И первым делом запретили такие практики.

Ну, понять их можно. Но тут начался рост населения и проблемы с продовольствием. После чего грифонская экспансия стала неизбежной. Потому что даже неуспешная война снижала демографическую нагрузку. А успешная давала территории и рабов. Работать грифоны не хотели, да и не могли. Они нормально себя чувствуют только в воздухе, а в воздухе много не наработаешь. Так что рабство – это ихнее всё.

До поры до времени грифы Эквестрию не трогали. Потому что у пони с магией обстоит лучше, чем у грифонов, а вот порабощать их бесполезно. То есть рабы-то из них как раз хорошие, квалифицированные. Вот только в неволе они не размножаются. Не специально. Это у них такая физиология. То есть первое поколение пони-рабов станет и последним. Так что грифоны предпочитали захватывать пони, но на саму их территорию не посягали.

Я тут не выдержал и спросил, а как же принцессы. На что Шай сказала, что они потому-то и называются принцессами, а не королевами. И власти у них не так уж много, скорее авторитет и традиции. Но благодаря грифонской пропаганде и внешнеполитическому раскладу все считают, что в Эквестрии жуткая диктатура, а пони не любят свободу и вообще рабские существа.

Но это так, в сторону. А по фактам — десять лет назад грифоны избрали президентом какого-то совершенного отморозка. Который, чтобы пройти на третий срок, пообещал решить эквестрийский вопрос. То есть захватить, территорию зачистить и заселить зебрами. Которые, правда, не особо умные. Зато им что воля, что неволя — всё равно.

Я это всё в общих чертах знал. Так что с Селестией мы общались, понимая друг друга.

В конце концов она собралась с силами и поглотила мешок. После чего церемонно попрощалась и исчезла.

Где-то через час в ангар заехал один из парней. Я попросил его подбросить меня до города. По дороге он пытался выяснить, как мы забрали груз. Я улыбался и делал вид, что представляю очень крутых людей.

А куда девалась Шай? Очень просто: улетела.