Обретенная Эквестрия. Части 1-2
Глава 11. Искорка и Храм Хейтерама
Начало войны (из записей отца)
«… печальным оказалось то, что по сути война была спровоцирована брони. Да, увы, среди людей, поклявшихся нести в мир добро и маффины, имелись мерзавцы, которые творили зло, прикрываясь светлыми идеалами. Мало кто знает, что приснопамятный «Благовещенский инцидент», запустивший механизм мировой бойни, был устроен группой брони, входящей в радикальную террористическую организацию «Бригада мучеников Флаттершай». Вкратце напомню хронологию событий:
Первого августа 2050 года в четыре часа утра был обстрелян небоскрёб корпорации «Вуо-Май», расположенный на берегу пограничной реки Амур в городском округе Хэйхе. Огонь вёлся с российской стороны, от подножия небоскрёба корпорации «ТФМ», и продолжался около трёх минут. Оба здания, стоявшие друг против друга, словно борцы, готовые кинуться в драку по первому свистку судьи, только формально именовались «коммерческо-деловыми центрами». На самом деле это были настоящие боевые форты, напичканные современнейшим оружием и системами защиты. Азиатские «тигры» и русские «медведи» давно готовились к вооружённому противостоянию, вот почему, когда «ТФМ» стало возводить свой приграничный форпост в Благовещенске, китайцы подсуетились и построили на противоположном берегу аналогичный комплекс.
Огонь вёлся из микроавтобуса, стоящего на парковке. Он не причинил зданию «Вуо-Мэй» никакого вреда – защитное поле, прикрывающее нижние двадцать этажей, могло остановить крупнокалиберный артиллерийский снаряд, но азиаты, почувствовав себя оскорблёнными, выпустили в ответ четыре ракеты. Одна уничтожила микроавтобус, экипаж которого к тому времени успел благополучно смыться, три других вонзились в защитное поле русских. Перестрелка продолжалась четыре часа, в дело оказались введены лазерные излучатели и плазменные пушки. Жилые здания вокруг были полностью разрушены, но сами небоскрёбы не пострадали. Постепенно пальба прекратилась, и весь последующий день, вечер и ночь дипломаты, политики всех рангов, представители корпораций и прочая облачённая властью публика лихорадочно пыталась погасить зарождающийся конфликт. К утру следующего дня все необходимые договорённости были достигнуты, бумаги подписаны, руки пожаты. Спустя два часа полыхнуло по всему миру.
Имена провокаторов установить так и не удалось. Впрочем, глупо было обвинять их в случившихся бедах. Планета в любом случае стояла на пороге войны, которую мог спровоцировать любой ничтожный повод, будь то пролитая на грудь чашка горячего кофе или…».
Сквозь узкое потолочное окошко задувал сырой ветер. Было холодно и промозгло – лето начиналось совсем невесело. Искорка лежала на грязном, засаленном матрасе, пропитанном потом и слезами предыдущих пленников, и угрюмо глядела по сторонам. Она только-только пришла в себя, голова раскалывалась от боли, во всём теле ощущалась мерзкая слабость. На душе скребли параспрайты. Ещё совсем недавно она сбежала из одного плена, и вот теперь снова узилище. Невесёлая история.
Единорожка повела головой — раздался мелодичный звон. Один конец тонкой прочной цепи был обёрнут вокруг шеи и туго замкнут крепким замком, второй сквозь отверстие в стене уходил в соседнее помещение. Все попытки избавиться от обременительного украшения ни к чему не привели, конструкция оказалась сделана на совесть.
Шатаясь, поняшка встала на ноги и сделала несколько неуверенных шагов. Голова кружилась, больше всего на свете хотелось снова лечь. Но следовало сначала осмотреть помещение. Первое, что бросилось в глаза – ещё одна цепь, змеёй протянувшаяся через всю камеру в самый дальний, тёмный угол, где у стены лежала какая-то бесформенная груда. Неужели ещё один пленник? Звеня металлом, единорожка двинулась вперёд и, пройдя несколько шагов, увидела матрас, на котором лежал маленький жеребенок-пегас, свернувшийся тугим комочком. Его глаза были широко открыты и полны испуга.
— Привет, — хрипло сказала поняшка. — Как тебя зовут?
Малыш не ответил, только сильнее поджал ушки. Он был растрёпан, грязен и очень несчастен. Искорка ласково лизнула его в загривок и прилегла рядом.
— Не надо меня бояться, — как можно мягче сказала она.
— А я и не боюсь, — робко сообщил тот.
— Отлично. Давай, прижмись, ты, наверное, замёрз.
— Не-а, мне не холодно! — пискнул малыш, стараясь как можно плотнее притиснуться к тёплому боку единорожки.
— Так как тебя зовут?
— Хвостик, — застенчиво ответил юный заключённый. — Только ты не думай, это не настоящее имя, а детское. Когда я подрасту, то мне дадут правильное, взрослое.
— Понятно, — кивнула Искорка.
Малыш её сильно заинтересовал. На вид ему было чуть больше двух лет, но он не имел хозяйского клейма на крупе. Если его привезли сюда прямо из питомника, где клейма не ставят, то тогда в ухе обязательно должна быть пластиковая бирка с номером. Но бирки нет, и отсутствует отверстие для её крепления. Такое отверстие есть у каждого пони, прошедшего питомник, и каждый старается всячески его замаскировать. К примеру, единорожка делала это при помощи золотой серьги.
— Послушай, Хвостик, как ты сюда попал?
— Мы с мамой пошли в лес, собирать кислицу для супа. А я сначала ёжика увидел, потом за птичкой погнался, потом на ящерку стал охотиться, в общем, заблуждался всё сильнее и сильнее, пока совсем не заблуждился.
— Ты с мамой живёшь в лесу?
— Нет, в городе!
— В городе? И как он называется?
— Новый-Понивиль!
— Что? Где ж такой город спрятан?
— В лесу.
— Ах, значит всё-таки в лесу… Интересно. И кто там живёт?
— Свободные пони! — голос малыша зазвенел от гордости. — И немного людей.
— Понятно. Кто у вас главный, ты помнишь?
— Конечно помню! Их двое – Ен-Дрогос и Странница. Они управляют нами уже тыщумиллионов лет!
— Это люди?
— Нет, конечно! Ен-Дрогос пегас, а Странница – единорог! Ен – великий воин; я, когда вырасту, стану таким же.
— Ясно. А сюда ты как попал?
— Говорю же – заблуждился! Ходил – ходил, звал – звал, а мамы всё нет. Но я не испугался! Веришь?
— Конечно, верю.
— Затем на дорогу вышел, а там люди едут. Увидели меня, и цап! Я, конечно, дрался! Двоих, нет, шестерых уложил одним ударом! Но их знаешь, как много было? Штук сто или даже тысяча! Вот и попался. Привезли сюда и теперь на цепочке, как собачку, держат. А я разве собака? Я даже гавкать правильно не умею.
— Бедняжка, досталось тебе. А что это за место?
— Этот, как его… Ну, дом, где психи живут…
— Дурдом?
— Ага, точно!
— Действительно психи?
— А как их ещё назвать? Кричат, прыгают, воют, кровь у меня берут…
— Что?
— Да ты сама увидишь. Каждый день к решётке на колёсиках привязывают и увозят в большую комнату. А там главный псих мне ножом ранку делает и кровь в чашку собирает. Затем этой кровью идола мажет.
— Идола?
— Ага. Там такой железный дядька с бородой стоит, так они ему молятся. Хей… Хейтермам или как-то так…
— Хейтерам!
— Во, точно! А ты их что, знаешь?
— Доводилось встречаться… — задумчиво ответила Искорка.
Итак, всё понятно, её похитили сектанты-понихейтеры. Но зачем этим безобидным безумцам её шкура? Стоп, а кто, собственно, сказал, что они безобидны? Ежедневные кровавые подношения, эта великолепно оборудованная камера, сквозь которую, судя по всему, прошёл не один десяток пони… Похоже, дело гораздо серьезнее, чем кажется! Обуреваемая дурными предчувствиями, поняшка засыпала Хвостика градом вопросов, но малыш мало что знал. Он находился здесь около недели, и каждый день его действительно использовали в каком-то «малом ритуале очищения». Искорку насторожило слово «малый». Неужели, помимо него, есть и «большой»? И что во время него происходит? Настоящее жертвоприношение? Если так, то их дело плохо.
Постепенно малыш устал отвечать, раскапризничался, и единорожке пришлось спеть ему пару весёлых песенок, чтоб успокоить. Затем она приволокла свой матрас и соорудила что-то вроде удобной пещерки. Несмотря на громкие заявления, Хвостик сильно замерз, потому его следовало устроить как можно лучше. Получившееся убежище оказалось тесным, но уютным. Оказавшись в тепле, жеребёнок быстро задремал, уткнув свою острую мордочку ей в подмышку. Согревшаяся Искорка ещё какое-то время размышляла над сложившейся ситуацией, а затем тоже уснула.
Пробуждение было ужасным – единорожке показалось, что она вновь очутилась в логове королевы мутантов и та подтягивает её к своей жуткой пасти, захлестнув шею омерзительным скользким щупальцем. Замолотив в воздухе всеми четырьмя копытами, поняшка забилась, пытаясь освободиться, и проснулась.
Натужно гудел электромотор, звякала цепь, да громко, с надрывом плакал Хвостик.
— Нет, пожалуйста, не надо больше! — умолял он. — Мне страшно, я не хочу!..
Натянувшаяся цепь тащила Искорку по бетонному полу, словно поводок упирающуюся собачку, и скрывалась в стенном отверстии. Похоже, в соседнем помещении стояла электролебёдка, на барабан которой и наматывалась проклятая цепь. Единорожка вскочила на ноги и попыталась сопротивляться бездушному механизму, но только чуть не задохнулась. Более опытный Хвостик стоял у стены, в которую втягивался его «поводок», и продолжал обречённо хныкать. Наконец, цепочки намоталась до конца и головы обеих поняшек оказались плотно прижаты к камню.
Стихло гудение моторов, послышались шаги и громкий лязг. В камеру вошли люди, облачённые с головы до ног в прочные противоударные костюмы, вооруженные длинными палками электошокеров. Двое катили горизонтальную железную решетку, закреплённую на подвижной платформе, сваренной из уголка и железного профиля. При виде этой жуткой машины Хвостик забился и зарыдал с новой силой.
— Нет! — кричал он, — Дядечки, пожалуйста, не надо! Я боюсь!
Молчаливые палачи, совершенно игнорируя вопли перепуганного жеребёнка, отстегнули его от цепи и швырнули на решётку. Громко лязгнуло железо кандалов, и вот малыш распят, как морская звезда. Так же сноровисто и умело они выкатили устройство в коридор и вскоре крики несчастного Хвостика стихли вдали.
Искорка поняла, что наступила её очередь. В камеру втащили цилиндрическую стальную клетку на четырёх колёсах и подвезли поближе. Единорожка попыталась встретить врагов крепкими ударами задних копыт, но у неё не было и шанса – палачи отлично знали своё дело. Укол электрошокером в район крестца, парализованные задние ноги разъехались в стороны, и поняшка приземлилась на пятую точку. Снова укол, на этот раз в грудь, поворот ключа в замке, краткий миг свободы, потом её затолкали в клетку и сковали кандалами. Прежде чем несчастная поняшка смогла прийти в себя, мобильное узилище выкатили в низкий коридор и повезли мимо запертых дверей к виднеющемуся впереди пандусу.
Судя по всему, тюрьма находилась в подвале, а сейчас пленницу собирались поднять на первый этаж. С громким лязгом клетка влетела наверх по металлическим направляющим и, прокатившись через несколько помещений, наконец, остановилась.
Искорка быстро догадалась, что находится за кулисами театральной сцены. Слева до потолка поднимался пыльный бархатный занавес, по диагонали был виден кусок зрительного зала, справа располагался задник, разрисованный каким-то талантливым, но, похоже, совершенно безумным художником. На картинках угрюмые люди в коричневых хитонах всячески издевались над несчастными пони. Разноцветных лошадок расчленяли, потрошили, жгли огнём, замораживали холодом и совершали ещё множество всяких непотребств, причём изображено это было настолько реалистично, что единорожка почувствовала приступ тошноты. На одной картинке голубенькую пегаску с радужной гривой запихивали в какую-то сложную машину, предназначенную, похоже, для изготовления кексиков, на другой – белая единорожка, обливаясь кровавыми слезами, волокла огромную телегу, битком набитую драгоценными камнями. Поспешно отведя взгляд, Искорка стала смотреть прямо перед собой.
Сцена была почти пуста, если не считать решётки с распятым Хвостиком и сооружение, стоящее у самого задника. С изумлением единорожка разглядела большой бронзовый бюст древнего русского правителя, Владимира Ильича Ленина, установленный на высоком постаменте из чёрного гранита. Ильич смотрел в зал своим фирменным прищуром и выглядел совсем невесело.
Несчастный жеребёнок прекратил кричать и теперь тихо лежал, часто дыша, время от времени позвякивая цепями. Зал постепенно наполнялся народом. Люди – все как один в коричневых балахонах – заполняли видимое пространство. Кресел или скамеек здесь не было, так что прихожанам приходилось стоять на своих двоих, терпеливо ожидая начала представления. Негромко играла тягучая, расслабляющая музыка, под которую приятно засыпать, воздух был напоен пряным запахом дыма и каких-то благовоний. Некоторые зрители тихо подпевали, раскачиваясь из стороны в сторону, словно детские игрушки. Искорке пришла в голову мысль, что в благовония добавлено какое-то наркотическое вещество, слишком уж неадекватно вели себя некоторые прихожане, впрочем, возможно, они успели заправиться ещё до начала представления.
Внезапно погас свет и ударили литавры. Лучи двух прожекторов высветили фигуру высокого человека, стоящего рядом с несчастным жеребёнком. Зал взорвался громким рёвом. Незнакомец дважды глубоко поклонился и сказал громким, великолепно поставленным голосом:
— Приветствую вас, братья и сёстры! С вами снова я, Идол Семург, единственный и неповторимый интерпретатор воли нашего неподражаемого небесного покровителя, святого Хейтерама!
Музыка взвыла, луч света на мгновение осветил бюст, затем вновь упал на главу церкви Понихейтеров, больше напоминающего дешёвого шоумена.
«Да какой Хейтерам! Обычный вождь мирового пролетариата, умерший Дискорд знает когда! — с раздражением подумала Искорка. — Впрочем, здешним обкурившимся идиотам, похоже, всё едино. Нет, копыто даю на отсечение, эти клоуны добавляют в благовония вещества! Ишь как их плющит, болезных! Ничего удивительного, что богослужения пользуются такой популярностью! Слава Селестии, что на меня дрянь не действует, а то сейчас пускала бы слюни за компанию!»
Действительно, её разум оставался чист, тогда как зрители, похоже, всё глубже уходили в страну грёз. Идол Семург что-то вещал, размахивая руками, словно мельница, и каждая его фраза встречалась одобрительным рёвом. Искорка решила, что начни он читать наизусть таблицу умножения, эффект был бы таким же.
Спустя несколько минут оратор, по-видимому, решил, что толпа достигла нужной кондиции, потому что внезапно оборвал монолог и резким движением извлёк из ножен длинный кривой нож.
— Братья и сёстры! Родные мои, к вам обращаюсь я! Наш духовный учитель, покидая эту юдоль скорби, завещал одно – карайте бесов! Их крик и стоны радуют душу Хейтерама как ангельское пение, а кровь, как нектар, омывает тело. Давайте начнём то, ради чего все мы здесь сегодня собрались. Святой отдал в наши руки нового беса, так что сейчас оборвётся жизнь старого! Я пролью его кровь, рассеку грудь и выну сердце!
Толпа взвыла, а единорожка внезапно поняла, что дело плохо. Безумцы собрались здесь не только чтобы получить бесплатную дозу счастья, но и взглянуть на кровавое жертвоприношение. Если их сейчас не остановить, то несчастный Хвостик обречён. Искорка рванулась, но кандалы держали крепко. Их делали с расчётом на понячью силу, а значит, у единорожки не было шансов освободиться. Тем не менее, она продолжала биться, словно бабочка, угодившая в паутину. Равнодушный металл в нескольких местах порвал кожу, потекла кровь, но поняшка продолжала бессмысленную борьбу.
Тем временем на сцене дело шло к ужасной развязке. Семург скинул хитон и остался облачённым только в кожаную портупею. Его тело, натёртое маслом, блестело как зеркало, под кожей бугрились и перекатывались мышцы, словно кролики, проглоченные удавом. Извиваясь как змея, он скользил вокруг жертвенной решётки. Её установили вертикально, так что теперь любой мог любоваться каждым движеньем обречённого существа.
— Хайтерам! Хайтерам! Хайтерам! — непрерывно повторял Идол, размахивая ножом, — Приди, Хайтерам!
Искорка прекратила биться, понимая всю бесплодность своих попыток. Её голова раскалывалась от боли и чудовищного напряжения, в ушах звенел жалобный плач обезумевшего от страха Хвостика и бесконечное «Хайтерам», повторяемое множеством голосов. Внезапно мир померк перед глазами, а головная боль мгновенно прекратилась, словно выключенная простым нажатием кнопки. Звуки смолкли, и единорожке показалось, что она теряет сознание, но тут зрение вновь вернулось, окружающий мир заиграл всеми красками, но вот только привычная картина серьёзно изменилась. Во-первых, Искорку перестали раздражать звуки. Вообще. Она различала их как прежде, но теперь какофония не вызывала отторжения. Затем свет. Что-то случилось со зрением, теперь она могла разглядеть даже то, что до сего момента было скрыто темнотой. И, наконец, она увидела нечто такое, что, похоже, не замечал никто, кроме неё. Повсюду с потолка на землю падали вертикальные лучи света толщиной с ногу пони. Этот свет был мягкий, золотой и очень приятный. Казалось, что в зале одновременно поднялось множество золотых колонн.
Странные лучи постоянно колыхались, вибрировали и издавали тихую, приятную мелодию, легко перекрывающую рёв оркестра и гул толпы. Казалось, что они были живыми. Искорка, насколько ей позволила длина цепи, протянула копыто к ближайшему лучу, и тот, изогнувшись словно струйка воды, к которой поднесли эбонитовую палочку, в ответ потянулся к ней. Когда волшебный свет коснулся копыта, она почувствовала небывалый прилив сил. Разум очистился, будто кто-то смёл мокрой тряпкой пыль усталости и паутину глупых мыслей. Спустя мгновение ещё три луча коснулись её тела, после чего единорожка внезапно поняла, что следует делать дальше.
На сцене бесновался Семург, всё ближе подбираясь к беззащитному жеребёнку. Хвостик молчал, его глаза закатились, похоже, он потерял сознание от страха.
— Сейчас, маленький, подожди немного, — пробормотала Искорка.
Её рог озарился слабым оранжевым ореолом, совершенно незаметным в темноте.
— Простите, Владимир Ильич, но, говорят, вы любили детей и потому, наверное, не обидитесь! — шепнула поняшка, окружая бюст оранжевым коконом.
Застонав от непривычного усилия, Искорка оторвала его от постамента и подняла повыше. Скрытый темнотой, он плыл над сценой, невидимый никем из зрителей, внимание которых было целиком приковано к двум освещённым фигурам. Идол наконец остановился и, тяжело дыша, занёс руку с ножом.
— О Хайтерам, направь мою длань и помоги рассечь эту грешную плоть одним уда…
Послышался глухой стук и громкий хруст ломаемых позвонков, когда бюст обрушился на голову сумасшедшего жреца. Искорка могла гордиться – такой точности позавидовал бы и сам Максим. Но она не видела момента своего триумфа, потому что как только заклинание телекинеза прекратилось и тяжёлый кусок бронзы отправился в самостоятельный полёт, в голове единорожки словно взорвалась граната, и она потеряла сознание.
— Тётя Искорка, пожалуйста, проснитесь! — зазвенел дрожащий голосок, и тёплый язычок несколько раз прошёлся по щеке. — Не надо умирать!
Поняшка с трудом открыла глаза. Она лежала на голом бетонном полу камеры, а рядом стоял испуганный Хвостик. Заметив её движение, жеребёнок радостно подпрыгнул и несколько раз крутанулся на месте.
— Ура! Ура! — запищал он. — Ты живая! А я совсем не испугался! Просто ни капельки!
— Хвастун, — улыбаясь, пробормотала Искорка, чувствуя, как силы возвращаются к ней. С трудом встав на ноги, она подошла к разрушенному ложу, быстро восстановила прежнюю «пещерку», затем со стоном опустилась на влажный матрас. Голова кружилась, но боль отступила. Что это было? Неужели галлюцинация? Но если так, то почему жив жеребёнок? При воспоминании о прошлом кошмаре её чуть не вырвало. Снова накатила слабость. Нет, сейчас не время анализировать случившееся. Ясно одно – произошло чудо, и как только она слегка придёт в норму, нужно попытаться как можно быстрее найти ему рациональное объяснение. Иначе поедет крыша. Медленно и печально.
— Искорка, скажи, а когда ты успела нарисовать себе эту красивую картинку? — внезапно спросил Хвостик. — Я тоже такую хочу!
— Картинку? — недоумённо повторила поняшка, проследила за взглядом жеребёнка и вскрикнула от изумления. На её крупе немного ниже позорного рабского клейма красовалась кьютимарка – раскрытая книга, перечёркнутая золотой волшебной палочкой, рассыпающей во все стороны большие белые искры…