Встать на крыло

Встать на крыло

— Флаттершай, дорогая… — мама размешала сахар в чашке чая, вынула ложечку и аккуратно положила ее на стол. Она явно испытывала неловкость перед предстоящим разговором.

Флаттершай внутренне сжалась – ей уже было хорошо известно, что сулит подобное начало. Вредный младший брат Зефир Бриз тут же подтвердил ее догадку:

— Ма хочет спросить, когда ты, наконец, отчалишь из дома, — и умолк под строгим взглядом отца.

Мама прокашлялась.

— Ну, кхм… Не стоит летать вокруг да около. Зефир Бриз в общем и целом прав, хотя я и не стала бы выражаться столь… неделикатно. Ты же знаешь, мы с отцом ни за что не стали бы торопить тебя без особой на то необходимости, но тебе и правда пора начать жить своей жизнью, встать на крыло, как мы это называем, — она ободряюще коснулась своим копытом копыта дочери. — Пойми, доченька, мы очень любим тебя и ни в коем случае не станем на тебя давить, но ты все же подумай об этом, ладно?

Вырастая, пегасы, подобно птицам, традиционно обязаны были покинуть отчий дом, и знаменитый пегасий летний летный лагерь отчасти был призван помочь жеребятам смириться с этой необходимостью. Когда именно становиться взрослым, каждый решал для себя сам, но в возрасте Флаттершай молодые пегасы, как правило, уже жили отдельно от родителей.

Пони пробормотала в ответ что-то неразборчивое и, боком выскользнув из-за стола, метнулась к себе в комнату, подальше от всех неудобных вопросов. Последним, что она слышала, закрывая за собой дверь, была произнесенная обеспокоенным тоном фраза отца:

— И что только она будет делать, ведь она совершенно не приспособлена к жизни…

Флаттершай не могла с ним не согласиться.

… О земле и жизни на земле в пегасьей школе упоминали постольку-поскольку, ведь крылатым жеребятам куда важнее было знать назубок все сезонные смены направления ветров и принципы формирования дождевых туч, а потому у робкой от природы Флаттершай мало-помалу сложилось впечатление, что ей лучше никогда не сталкиваться ни с этой чуждой пегасам стихией, ни со всеми таинственными опасностями, которые подстерегали их там. Теперь она осознала, насколько сильно все это время заблуждалась – правда, чтобы понять это, ей однажды пришлось упасть с высоты, и она, возможно, погибла бы, если бы не ее новые друзья.

Все было бы иначе, родись она земной пони, а не пегасом; это подтверждала и ее кьютимарка. Она более чем устраивала саму Флаттершай, родители тоже были рады, и только Зефир Бриз предложил ей вернуться назад и поменять метку на какую-нибудь другую, более полезную. Впрочем, она и без этого мудрого совета не раз спускалась на землю, правда, куда более цивилизованным путем – воспользовавшись воздушным шаром, который регулярно курсировал вверх-вниз, связывая между собой Понивилль и Клаудсдейл. Удивительно, но как дома она чувствовала себя именно там, на земле. Действуя методом проб и ошибок, она, наконец, выучила привычки и повадки своих пушистых подопечных и иначе, как с полными седельными сумками, к ним в гости не приходила. Так, теперь ей было известно, что бельчат и бурундуков следует угощать орехами, а вот выдры будут оскорблены до глубины души, если предложить им морковь. Флаттершай почти сразу начала склоняться к мысли, что хочет остаться здесь навсегда, а спустя еще некоторое время эта мысль превратилась в твердую уверенность.

Но, даже все для себя решив, она, тем не менее, никак не могла отважиться на такой отчаянный шаг, то и дело находя возможность еще немного повременить с ним под тем или иным благовидным и веским предлогом. Мир был слишком огромен и опасен для маленькой робкой Флаттершай, и она, сколько бы не ломала голову, даже теоретически не могла вообразить себе такого события, которое все бы изменило. Конечно, можно было и дальше жить в родительском доме, сидеть на шее у родителей (тем более что они сами сказали, что не станут торопить дочь в принятии такого важного и даже судьбоносного решения) … да, и ловить на себе косые взгляды соседей, которые полагали – и не без причин! – что мистер и миссис Шай заслуживали жеребенка куда лучшего, чем их робкая, боязливая дочь…

Пегаска встряхнула головой, прогоняя невеселые мысли, вытряхнула из копилки несколько битов на покупку угощения для своих новых друзей, упаковала седельную сумку, сунув туда немного еды для себя (день обещал быть долгим) и направилась к двери.

Если бы кто-нибудь спросил Флаттершай, как именно ей удается находить общий язык с животными, она не смогла бы этого объяснить. Те не произносили ни слова в привычном понимании пегаски, и все же их писк, щебет, взгляды, позы и движения каким-то непостижимым для самой Флаттершай образом преобразовывались ее сознанием – нет, даже не в слова, а, скорее, в желания, намерения, эмоции. Вот и сейчас птицы и звери привычно окружили маленькую пони, каждый на свой манер приветствуя ее, буквально лучась при этом радостью от встречи с нею. Именно такого отношения Флаттершай так отчаянно не хватало среди представителей одного с ней вида, которые по большей части предпочитали просто не замечать ее. Она опустилась на траву, подогнув под себя ноги, широко распростерла крылья, словно обнимая своих маленьких друзей, и те поняли намек: окружили ее со всех сторон, стремясь прижаться к теплому боку, доверчиво заглядывали в глаза, наперебой рассказывая о том, что нового с ними произошло со времени их последней встречи.

И тут раздался пронзительный вопль, словно иглой прошивший тишину леса. Птицы, оборвав свой беспечный щебет, в испуге вспорхнули с веток, а Флаттершай вскочила на ноги так резко, словно прямо у нее над головой ударил раскат грома.

Вопль повторился; на сей раз он звучал слабее и тише.

Один из кроликов дотронулся до передней ноги Флаттершай, показывая передней лапой куда-то в чащу. Завладев ее вниманием, он сделал несколько прыжков в указанном направлении; когда же пегаска не последовала за ним, он нетерпеливо затопал задними лапами.

— Иду, уже иду, — пробормотала Флаттершай. Говоря откровенно, прозвучавшее в крике отчаяние породило в ней желание спасаться бегством. С другой стороны, это ведь означало, что кому-то из животных срочно нужна была помощь…  

Открылось ей следующее: лис, мертвой хваткой вцепившийся в загривок маленького белого крольчонка. Глаза жертвы, подернутые мутной пленкой боли и ужаса, встретились со взглядом Флаттершай, которая при виде этой картины словно примерзла к месту. Конечно же, пони было уже известно, что далеко не все животные питаются исключительно травой и плодами растений, но ведь знать и увидеть воочию – вовсе не одно и то же.

Остаться безучастной она просто не могла.

Флаттершай сделала крошечный шажочек вперед и заговорила с лисом так вежливо, как только могла:

— Эм... мистер Лис, не будете ли вы так любезны… пожалуйста, отпустите этого милого крольчонка.

Лис сощурил желтые глаза: «Понимаешь ли ты, что, если я буду отпускать всех подряд крольчат, что были так глупы, чтобы попасться мне, то останусь ни с чем и умру от голода?».

— О, я прекрасно вас понимаю, — поспешно заверила его Флаттершай, лихорадочно соображая, чем можно заинтересовать и подкупить матерого зверя, – и прошу вас отпустить его не просто так. В обмен на его жизнь я предлагаю вам … мамины лучшие блинчики, она как раз сегодня их испекла.

 «Променять кролика на какие-то блинчики? Не пойдет, — лис презрительно фыркнул и сжал челюсти чуть сильнее. Крольчонок тряпочкой повис в его хватке. — Уходи, глупая пони, не мешай мне обедать».

Флаттершай слегка оторопела; это был первый случай, когда природная вежливость, ранее не подводившая пегаску (по крайней мере, при общении с животными), не помогла. Что же ей делать теперь? О том, чтобы отбить у лиса его добычу силой, не могло быть и речи, подобной мысли у нее даже не зародилось. И все же она твердо знала одно: этого кролика на заклание она не отдаст!

По ее ощущениям, воздух вокруг нее словно сгустился, наэлектризовавшись, как перед грозой. И, видимо, что-то изменилось именно в ее взгляде, ведь она больше ничего не делала, только стояла и смотрела.  Но, тем не менее, лис присел на задние лапы, глядя, как зачарованный, снизу вверх прямо в глаза пегаске. Он разжал челюсти, и кролик упал на землю. Именно этого, и не более, и желала Флаттершай – освободить несчастную жертву. Она ослабила силу своего взгляда, отпуская лиса, позволяя ему уйти. Тот моментально воспользовался предоставленной ему возможностью: едва лишь таинственная сковывавшая его сила утратила над ним свою власть, как он стремительно развернулся, на прощание бросил поверх плеча на пони взгляд, преисполненный презрения, и одним прыжком скрылся в подлеске – только и видела пегаска его пушистый хвост с белым пятнышком на конце.

— Простите… — пристыженно шепнула Флаттершай ему вслед и огляделась в поисках остальных животных. Те испуганно и даже, как показалось пегаске, обиженно поглядывали на нее с безопасного расстояния, словно пони прямо на их глазах превратилась из кроткой овечки в кровожадного волка.

Сама Флаттершай была потрясена не меньше них. Неужели она может не только хорошо ладить с животными, но и повелевать ими? Усмирять их, подчинять своей воле? Такой талант мог пригодиться впоследствии, хотя она вряд ли стала бы пользоваться им часто – Флаттершай совсем не понравилось силой навязывать кому-то свое мнение, и всем прочим способам добиться своего она по-прежнему предпочла бы мягкое убеждение. 

— Я ведь ничего ему не сделала. Просто… посмотрела на него, и все, — покаянно обратилась Флаттершай к своей молчаливой аудитории. — Вы же не хотели бы, чтобы этого кролика съели, правда? Вот и я тоже этого не хотела. 

Видимо сочтя этот довод разумным, кролики, бурундуки, бобры, еноты, мыши, птицы и все прочие, постепенно успокаиваясь, начали вновь стягиваться к пегаске и спасенному ею кролику, который забарахтался в траве в безуспешной попытке встать.

Флаттершай уже несколько раз доводилось лечить своих маленьких друзей, но, осмотрев кролика (у которого, как оказалось, пострадал не только загривок, но и правая задняя лапа), пегаска поняла, что зверьку нужен настоящий врач. Она невольно поежилась, потому что визит к ветеринару как минимум означал то, что ей придется заговорить с незнакомой пони. До сих пор, даже приобретая на местном рынке гостинцы для животных, пони молча тыкала копытом в необходимый товар, так же молча забирала его и, оставив на прилавке требуемую сумму денег, поспешно ретировалась, подчас даже не дождавшись, пока ей отсчитают положенную сдачу. Но кролик смотрел на нее так, словно она была его последней надеждой (да, собственно, так оно и было на самом деле), поэтому Флаттершай, не в первый и не в последний раз за сегодня призвав на помощь все свое мужество, вытряхнула из седельной сумки угощение, предназначавшееся для зверят, усадила в нее кролика и со всех ног поспешила в Понивилль.

У доктора Фауны был негромкий мягкий голос, взгляд земной пони светился любовью и сочувствием ко всему живому, и, что самое главное, с кроликом она обращалась бережно и ласково, чем сразу же расположила к себе замершую в ожидании врачебного заключения Флаттершай. 

— Очевидно, он хотел спрятаться в норе, но не успел, — вынесла вердикт доктор Фауна. — Лис ухватил его за заднюю лапу и вытащил наружу. Ему очень повезло, что ты оказалась рядом. Сейчас я обработаю его раны. Если хочешь, можешь подождать в приемной.

Флаттершай отрицательно покачала головой; одна мысль о том, чтобы оставить крольчонка без поддержки в такой тяжелый момент, казалась ей предательством.

— С ним все будет в порядке, он поправится, — сказала наконец пони-ветеринар, усаживая своего пациента обратно в седельную сумку. — Просто проследи за тем, чтобы он поменьше двигался, в частности, не наступал на больную лапу, и получал полноценное питание. Уверена, что лучше тебя о нем никто не позаботится… — пони-ветеринар сделала многозначительную паузу.

— Флаттершай, — робко шепнула пегаска.

Вернувшись домой с крольчонком в седельной сумке, Флаттершай первым делом разыскала манежик для жеребят (который некогда служил верой и правдой сначала самой Флаттершай, а потом – Зефир Бризу), притащила его к себе в комнату и постелила на дно мягкий матрасик. Закончив все приготовления, пегаска выпустила кролика из сумки в его временный «дом» и присела рядом с манежем, с восторгом глядя на своего гостя. Кролик мрачно смотрел на нее из-за сетки. «Как из клетки», — промелькнуло у Флаттершай в голове. А ведь ей меньше всего на свете хотелось держать в клетке живое существо.

— Поверь, мне тоже это не нравится, но это вынужденная мера. И временная. До тех пор, пока ты не поправишься, а будет это очень скоро, я обещаю, — обратилась пони к кролику своим певучим голоском. — Да, мы же так и не успели познакомиться. Я Флаттершай. А тебя как зовут?

Крольчонок ответил жестом, который при наличии хорошо развитой фантазии можно было принять за пожатие плечами.

— О, получается, у тебя еще нет имени? — изумилась пегаска. — Что ж, эм… я думаю, это даже хорошо, ведь в таком случае мы можем придумать его сами. Как насчет Облачка?

Крольчонок решительно покачал головой.

— В таком случае, что ты скажешь о Снежке?

Крольчонок презрительно фыркнул и отвернулся.

Спустя примерно полчаса, когда у Флаттершай почти закончились варианты, кролик нехотя согласился откликаться на Энджела – причем, судя по его виду, тем самым он сделал Флаттершай огромное одолжение. 

— Что ж, дорогая, мне кажется, что он весьма мил, — вынесла осторожный вердикт миссис Шай, опасливо разглядывая кролика с порога комнаты. — Ты уверена, что он будет смирно сидеть в манеже и не станет бегать по дому?

Флаттершай клятвенно заверила ее, что Энджел будет вести себя тихо, заботиться о нем она будет сама, так что никто из домочадцев даже и не заметит его присутствия.

— Ну тогда пусть остается, — нехотя разрешила мама.     

Первые дни кролик был скучным и вялым, розовый нос-кнопочка, когда Флаттершай дотронулась до него, оказался сухим и горячим. Потом у Энджела появился аппетит, и пегаска поняла, что кролик пошел на поправку. А затем однажды, проснувшись, Флаттершай обнаружила, что манеж пуст.

Пегаска безрезультатно обыскала всю комнату, постоянно зовя кролика по имени, потом поиски переместились в коридор, гостиную… По дому Энджел мог передвигаться беспрепятственно благодаря тому, что пегасы давно принесли свои тысячелетние традиции в жертву комфорту: и пол облачного строения, и его стены были особым образом зачарованы, иначе мебель и прочие вещи, приобретенные внизу, на земле, попросту не удержались бы в нем. Но если бы кролик выскочил наружу… Эта мысль заставила Флаттершай ускорить поиски вдвое. Только сейчас она впервые поняла, что приносить домой земное существо, возможно, было не самой хорошей идеей.

Обнаружился Энджел на кухне: он как ни в чем не бывало сидел на подоконнике и деловито обгрызал нежные побеги комнатных растений, которые разводила мама Флаттершай. Облегчению пони не было предела.

— Энджел, вот ты где! Слава небу, ты нашелся!

Она усадила крайне недовольного таким поворотом событий кролика себе на спину и понесла к себе в комнату.

— Мама так любит эти цветы, а ты что натворил? — мягко журила она его по пути. — Неужели я плохо тебя кормлю? И как только ты сумел выбраться?

Она посадила Энджела обратно в манеж, вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь, и тут же прильнула к замочной скважине. Посидев немного, Энджел собрался с силами и попробовал перепрыгнуть бортик манежа. С первой попытки это ему не удалось – мешала забинтованная лапа, но он не сдавался до тех пор, пока усилия его не увенчались успехом. Впрочем, радовался свободе он недолго: влетевшая в комнату Флаттершай подхватила его и снова водворила на место, отказавшись от крайне привлекательной мысли испробовать на кролике недавно открытое в себе умение, которое она про себя называла Взглядом.    

— Знаешь, Энджел, мне что-то совсем не нравится то, как ты себя ведешь, — обеспокоенно сказала пегаска кролику, который повернулся к предательнице хвостом, сердито сложив лапы на груди. — Кажется, нам пришла пора снова навестить доктора Фауну.

— Он стал… эммм… каким-то нервным, не хочет сидеть смирно, постоянно пытается убежать, — обстоятельно перечисляла Флаттершай на приеме у ветеринара. — Я ухаживала за ним так, как вы велели. Неужели он чем-нибудь заболел?

— Не вижу никаких причин для беспокойства. На редкость здоровый кролик, — с удовлетворением отметила доктор Фауна, погладив Энджела по мягким, шелковистым ушам. — Швы можно уже снять, сейчас я это сделаю. Где ты его держишь?

— У себя дома, в Клаудсдейле, в манеже для жеребят, — шепнула Флаттершай.

— В Клаудсдейле? ... — доктору Фауне показалось, что она ослышалась; земнопони автоматически посмотрела вверх, словно могла видеть сквозь потолок.

— Мне приходится следить за тем, чтобы он не выпрыгнул из манежа, потому что он то и дело пытается удрать, а наш дом, как и весь город, построен на облаках, и никто, кроме пегасов, ходить по облакам не умеет, — выпалила Флаттершай на одном дыхании; для нее это была поистине длинная речь, и она умолкла, хватая ртом воздух.

— Понимаю, — задумчиво кивнула доктор Фауна. — Малыш доставил тебе немало хлопот.

— Ну что вы, нет, — Флаттершай робко шаркнула передним копытцем по деревянному полу, твердому и надежному. По которому кто угодно, будь хоть он кроликом или пегасом, мог ходить безбоязненно. — То есть, да. Не подумайте, я не жалуюсь…

— Ну конечно. Порой животные, сами того не желая, создают лишние проблемы. Но нам не достает духу сердиться на них за это, — земная пони ласково улыбнулась Флаттершай, и та, уловив в словах доктора отражение своих собственных мыслей, ответила ей робкой улыбкой.

— Что касается Энджела, то с ним все в порядке. Просто он выздоровел, и ему стало требоваться больше пространства. Ему хочется двигаться, бегать и прыгать. Тебе пора отпустить его обратно в лес, туда, где ты нашла его. Кролики привыкли жить на свободе.

— Отпустить? Но… — у Флаттершай слезы навернулись на глаза. Нельзя сказать, что мысль о предстоящем расставании с Энджелом ни разу ее не посещала, но она и подумать не могла, что это произойдет так скоро. — Но ведь он не выживет один! Кто будет готовить ему обед, расчесывать хвост, укрывать на ночь одеялом?

— Сомневаюсь, что в кроличьих норах есть одеяла, — заметила доктор Фауна. — А также расчески для хвоста. Но ведь он как-то жил до встречи с тобой?

— А вдруг он снова попадется в зубы лису? — всхлипнула лимонно-желтая пегаска, припомнив эту «встречу» во всех подробностях.

— Мне очень жаль, Флаттершай, но такова жизнь. Конечно, как это не прискорбно, ему придется всегда быть начеку. Из-за своей белой окраски он хорошо заметен для хищников. Но не стоит думать о плохом. Если ему повезет, у него будет долгая, счастливая жизнь в окружении друзей и родственников, таких же, как он, кроликов, и он доживет до глубокой старости, — доктор Фауна ласково улыбнулась Флаттершай и протянула ей бумажный платочек. Она прекрасно понимала, что чувствует сейчас ее собеседница, впервые столкнувшаяся с суровым законом «Выживает сильнейший». Более того, когда-то много лет назад, сама оказавшись в похожей ситуации и осознав, что ее призвание – лечить животных, по мере сил облегчая их страдания, она и получила свою кьютимарку.

Наконец слезы иссякли, и Флаттершай сделала глубокий, прерывистый вдох.

— Хорошо. Я сделаю это. Ради Энджела.

Флаттершай решительно откинула клапан седельной сумки и отошла в сторону. Энджел тут же высунул голову наружу. Его розовый нос заходил ходуном, ловя лесные запахи, почти позабытые им за две недели, которые он в самом буквальном смысле этого выражения провел на седьмом небе – ему, в его возрасте, этот срок должен был казаться вечностью. Потом он неуверенно поднял переднюю лапу… и ступил на землю так робко, словно не верил, что его мир больше не ограничен стенками ненавистного манежа. Сделал один осторожный шаг, другой… и начал бегать кругами, прыгать, кувыркаться через голову. Наблюдая за своим питомцем, Флаттершай что было силы закусила переднее копыто, сдерживая слезы.

— Мне пора идти, малыш, — шепнула она, обращаясь большей частью к самой себе; Энджел, казалось, уже успел забыть о ее существовании, и, судя по его виду, готов был целовать землю – если бы, конечно, умел это делать. — Будь счастлив, расти большой и больше не попадайся хищным зверям и птицам. А я буду иногда тебя навещать.

Она повернулась к кролику спиной, подобрала сумку и раскрыла крылья, готовясь взлететь, но…

Энджел, этот упрямый, вздорный и своенравный кролик, стрелой метнулся за ней и пиявкой прилип к передней ноге пегаски, прижавшись к ней всем тельцем – Флаттершай чувствовала, как бешено колотится его маленькое сердечко. А потом он поднял на нее взгляд, яснее слов говоривший: «Уж не собралась ли ты потихоньку удрать и бросить меня тут одного?».

— Не хочешь расставаться со мной? Я с тобой тоже, — пробормотала Флаттершай. Ее план по возвращению Энджела в родной лес провалился по всем пунктам. По всей вероятности, она должна была испытывать досаду, но чувствовала сейчас лишь преступную, недозволительную смесь облегчения и радости.  

… Каждый пегас сам решает, когда настанет его очередь становиться взрослым, и ко всем это понимание приходит в свой срок и своим уникальным образом. Кого-то банально начинает донимать чрезмерная родительская опека (или, напротив, постоянное ворчание о том, что пора бы уже и покинуть родное гнездо). Иных, неисправимых романтиков, манит к себе горизонт, до которого, как известно, не долетишь, потому что за каждым горизонтом, словно в игрушке-калейдоскопе для совсем маленьких жеребят, открываются все новые и новые.

К Флаттершай это понимание пришло внезапно: так порою мы пробуждаемся от глубокого сна в самый глухой час ночи – резко, дрожа и задыхаясь, и никак не можем понять, что именно нас разбудило. Только сейчас она впервые и в полной мере осознала, что ее слабость, над которой открыто потешались ровесники, а родители втайне вздыхали, качая головами, и которая стала для нее самой привычной и скорбной, как неизлечимая болезнь, – для кого-то, кто был еще меньше ее самой, являлась настоящей силой.

— Что же, раз мы не хотим расставаться, а жить со мной в Клаудсдейле ты не можешь, тогда нам остается только одно, — и пегаска решительно сдвинула брови.

Несмотря на то, что не так давно мистер и миссис Шай сами первыми завели разговор на эту тему, заявление дочери застало их врасплох.

— Признаться, мы представляли себе твое будущее несколько иначе, но, раз таково твое решение, мы примем его, — сказал отец, обнимая маму, которая промокала платком увлажнившиеся глаза. — Подумать только, наша девочка стала совсем взрослой!

… Окинув хозяйским взглядом коттеджик за крутым мостиком через быструю речку, Флаттершай с наслаждением сделала глубокий вдох. А ведь здесь даже воздух совсем другой, словно впервые поняла она. В Клаудсдейле он чист и свеж; вот, пожалуй, и все, что можно о нем сказать. Пегасий Город-на-облаках находится так высоко в небе, что никакие ветра не способны донести до него ни благоухания трав и цветов, ни терпкого, густого аромата влажной земли.

И она совершенно точно знает, каким воздухом ей больше нравится дышать.

А уж скольким попавшим в беду зверятам она сможет теперь помочь!

Флаттершай широко, счастливо улыбнулась.

— Пойдем, Энджел, — сказала она своему верному кролику. — Нам пора домой.