Песнь расколовшихся душ

Не самая моя лучшая работа, честно говоря, она выглядит слишком уж сказочной и ребяческой, не спорю, но...

Белые пушистые хлопья медленно кружились в одном лишь им известном танце…

Сумерки тёмно-фиолетовым покрывалом перекрыли небо и погрузили яркий заснеженный город в тьму, разбавляемую праздничными огнями, сверкающими буквально из всех его уголков.

Рождественская ночь…

Светлые копытца, немного оттеняющие серым из-за мрака, но несомненно белёсые, будто сам снег, неспешно шагали по улице, меж ярких праздничных домов. В каждом из них горел свет, тепло, надежда и уют. Из кирпичных труб валил густой серый дым, а в окнах мелькали силуэты пони, и даже сквозь толстые оконные рамы были слышны их весёлые голоса.

Белоснежная пегаска не торопясь, шагала этими холодными улицами с редкими фонарными столбами, что отбрасывали на её фигурку тёплые жёлтые пятна.

Она не глядела на яркие образы счастливых семей, она практически не поднимала головы, не глядела куда идёт, ей было все равно…

Позади поняшки оставалась цепочка следов, неспешно заметаемая тихо шуршащим снегом.

Она не слышала этот шорох. Она не слышала радостных голосов, не слышала редкий свист ветра, не слышала брани, что посылала ей в след некогда родная сестра, не слышала она даже скрип снега под собственными копытами.

Она не слышала… Н и ч е г о.

Нежно голубая, практически белая, грива, слабо подпрыгивала на каждом шагу и игриво вилась на концах. Золотистые глаза, направленные в снег были укрыты непонятной белёсой пеленой… А нет, пеленой был укрыт лишь один её глаз. Бледная молочная плёнка, подарившая её правому глазу вечную тьму.

Звали её Лили Ми…

Веки кобылки на мгновение приопустились, а отпечатавшаяся на их внутренней стороне образ белоснежной единорожки с золотистой кучерявой гривой, кидающей на пегаску презрительный взгляд вновь всплыл в памяти. Губы её шевелились, изгибаясь в брезгливые кривые линии, отчего под ними порой скакали едва заметные морщинки. Но Лили не слышала не единого слова…

Сестра остервенело размахивала копытами, указывая на неё, а захлопнутая буквально перед самым носом дверь, вместе с искусственным светом забрала и тепло и слабую надежду, что рванным мотыльком некогда порхала в сердце Лили.

Пони вдруг вздрогнула, замерев у очередного фонаря, и не открывая глаз.

В звенящей тишине, что следовала за ней практически всю её жизнь, вдруг послышалось нечто… Что-то, что напоминало некий звон, Лили невольно сравнила его с плавным течением воды. Мелодия. Тихая, трепетная, не иначе хрупкие крылышки бабочки.

Лили приподняла подбородок, словно принюхиваясь и сделала робкий шаг…

Её слепой и здоровый глаз распахнулись, устремившись куда-то в сторону, ведомые чувственной мелодией. Где-то там впереди — под тёмной кроной, сверху плотно обложенной снегом будто навесом, сидел некто. Лили видела лишь размытый силуэт, от которого исходило тёплое золотистое сияние. Фонаря быть может?

Сама же округа расплывалась пред взором, создавая непонятные размытые пятна, и будто бы искажая пространство. Снег усилился, подхваченный ветром и пейзаж чернел, погруженный во тьму.

Пегаска зашагала к силуэту, игнорируя холодные порывы, забирающиеся под шёрстку, пробирающие буквально до костей. Маховые перья трепыхались на ветру, а голубые пряди откидывало на спину…

Она остановилась в нескольких шагах от неизвестного, прищурено разглядывая силуэт, после чего её зрачки чуть расширились в удивлении. Перед ней сидела лиловая единорожка, чей рог сиял тем самым фонарным светом. А чуть ниже словно бы порхало такое же прозрачно золотистое пианино. Наверное его Лили и увидела издалека…

Жёлтые огоньки, будто светлячки, плясали по всей поверхности инструмента, то взлетая, то опадая и вовсе растворяясь в воздухе. Лиловые копытца то и дело порхали над золотыми клавишами, казалось бы даже не касаясь их и тонули в тёплом сиянии.

Тёмно-синяя грива незнакомки плавно подпрыгивала при движении и выглядела немного странно. Будто её изрезали в порыве гнева, оставив куцые острые края… Глаза кобылки были прикрыты, а на лице не отражалось ни единой эмоции, словно она и неживая вовсе.

Снег как заколдованный вновь замедлился, плавными движениями оседая на землю и Лили в каком-то странном порыве принялась оглядываться по сторонам, а мысли были забиты единым лишь вопросом: «Почему?»

Почему эта единорожка сидит тут?

Почему она одна?

Почему Лили смогла услышать как та играет, когда не была способна слышать вот уже сколько лет?

Почему её мелодия столь печальна и почему в конце концов все проходят мимо, словно бы не замечая боли сквозящей в этом звучании?

Конечно никого кроме них двоих здесь не было, в ночной снежной мгле. И никто просто не мог слышать этой мелодии кроме Лили. Той, которая уже годы как была глуха…

Но призрачные серебристые образы неизвестных продолжали сновать то тут, то там, минуя двух кобылок, будто те были призраками. А может… Все эти пони призраки? Или Лили просто наконец стала сходить с ума?

Пегаска зашугано заметалась на месте, чувствуя как вдруг всплывают образы этих незнакомцев, уходящих мимо, не удостоив и взглядом молодую пегаску, лежавшую в снегу. Ветер подкидывал её обессилевшие крылья, унося прочь вырванные перья, а на белом снегу виднелись багровые капли…

Давно забытая боль сковала её тело, иголками пронзая буквально каждый участок кожи, особенно слепой глаз и крылья. Да… она не была способна летать…

Лили казалось, что она сейчас задохнётся, но печальная мелодия вдруг оборвалась, забрав вместе с собой серебряных призраков…

Глаза её, доселе затянутые тёмной пеленой, прояснились и взгляд вновь вернулся к единорогу, что более не играла, а глядела на Лили с какой-то грустью и сожалением, будто знала о чём та думала и чего боялась.

Только сейчас белая кобылка заметила, что такие же как и некогда на пианино, светлячки, бегали по шёрстке незнакомки. На ухе, на щеке… Опуская взгляд вниз, оминая бирюзовый шарф, Лили дёрнулась, заметив на плече той старый рваный шрам.

И вновь вопрос: «Почему?» захватил её мысли, а перед взором неожиданно загорелись золотистые витиеватые слова:

Хочешь знать откуда он?

Вот только глядя на лицо единорожки, Лили почему-то казалось, что та вовсе не вопрошает, а скорее даже утверждает, так как на лице её была лукавая ухмылка. Пегаска мгновение стояла, прижав копыто к груди, а потом едва заметно кивнула, отступая назад и в глаза вдруг ударил яркий золотистый свет…

Когда кобылка снова смогла видеть, её взору предстали всё те же заснеженные улицы, различием разве что было солнце, бледным диском возвышающееся над головой. Снег сверкал на свету и сам город словно бы преобразился, значительно отличаясь от того каким он был в ночи.

Лили оглядела улицу на которой была, заметив, что чуть поодаль была та единорожка, только выглядела она более моложе. Почти вышедшая из жеребячьего возраста…

Кобылка резвилась и, кажется даже смеялась, в кругу незнакомых Лили пони, и пегаска не могла понять как то, что она видит связано с её шрамом, но молодая волшебница вдруг отчего-то дёрнулась оглядываясь за спину, впрочем как и другие её друзья, и сорвалась с места, бежа прочь.

Лили не понимая в чём же дело, бросилась за ней, минуя поворот и замерла в ужасе. Пред ней, буквально в нескольких метрах рыжим пламенем горел дом. Из окон валил густой тёмный дым, а огненные языки скакали за стёклами, отблесками играя на девственно белом снегу…

Рама на окне второго этажа вдруг задрожала, и разбитое стекло посыпалось на землю, а из образовавшейся дыры, откуда так же повалил дым, высунулась крохотная лиловая голова, тянучи копытца наружу, а по лицу малышки змеями текли слёзы.

Молодая единорог стала судорожно оглядываться, шевеля губами, видно пытаясь позвать на помощь, вот только никого не было, и крепко зажмурившись, и стискивая зубы она помчалась в сторону двери, боком врезаясь в неё.

Лили ясно представила каким был этот треск дерева, когда выбитая дверь вместе с кобылкой ввалилась внутрь, даже не удивляясь как вообще хрупкая с виду кобылка смогла выбить её…

Пегаска и сама вздрогнула, делая резкий шаг вперёд, прижимая копыто к беспомощно распахнутому рту, но резко вытянутое лиловое копыто остановило её, заставив вздрогнуть и обернуться.

Рядом с ней стояла всё та же единорог, на лице не было более улыбки, лишь печальное смирение, и та покачала головою, давая понять, что не стоит идти туда. И Лили беспомощно отняла копыто от лица, заметив как то облизывают холодные языки ветра. Только тогда она догадалась, что плачет, и лишь беспомощно глядела на мокрое копыто, пока единорог не махнула своим на всё тот же дом, обращая на него внимание Лили.

Переведя взгляд на объятое пламенем здание пегаска дёрнулась словно от пощёчины, глаза её распахнулись настолько широко, что казалось вывалятся из орбит.

Из выбитой двери, ковыляя, показалась лиловая фигурка единорожки. Она шла опустив голову, растрепанные, местами обгоревшие пряди скрывали её лицо, на спине виднелось лиловое тельце той самой малышки. Шёрстка обоих была в пятнах сажи…

Сделав ещё несколько неуклюжих шагов, единорог сильно покачнулась, тут же падая в снег, но успевая поддержать искристыми нитями магии кобылку и та безвольной куклой, но уже более аккуратно опустилась на снег. Пони подтянулась передними копытами к её телу, заглядывая в ничего не выражающее лицо и Лили увидела как та задрожала. Рот её скривился, подрагивая губами, а щеки прочертили слёзы, крупными каплями падая на безмолвное лицо ребёнка. По плечу единорога текла кровь…

Миг и яркая вспышка вновь ослепила Лили Ми и проморгавшись та вновь обнаружила себя под тем деревом, а перед ней стояла загадочная единорог. Губы её были надломлены в лукавой улыбке, и пегаске вдруг стало неловко, отчего та и опустила взгляд. То, что произошло с Лили наверное ничто по сравнению с потерей близкого…

Со стороны вдруг повеяло едва заметным теплом и перед её взором проплыла шелковистая ткань шарфа, окутанная золотистым сиянием. Шарф осторожно обвился вокруг её шеи и лишь тогда она подняла глаза на единорожку, задавая немой вопрос, но опять же в ответ получила всё ту же улыбку, и склоненную на бок голову.

Значило ли это, что её пытаются поддержать? Или же это что-то иное? И вновь вопрос: «Почему эта пони была здесь?» всплыл в сознании пегаски.

Вдруг единорог подошла чуть ближе, протягивая Лили своё копыто и та на мгновение замешкалась, не понимая, страшась… но всё же робко протянула и своё в ответ.

Может… всё это уже не важно? Какие бы силы не свели их вместе в эту странную рождественскую ночь, они всё же могут теперь быть вместе… поддерживая друг друга и не давая боли прошлого свести с ума…

Глупо? Быть может. Банально? Несомненно. Но ведь лишь в таких банальностях и кроется всё волшебство, порою правдивость и даже боль этого мира.

Снег крупными хлопьями продолжал кружится в ночной тьме и некоторые жители городка говорили после, как глядя в окно, видели двух золотисто-алых мотыльков, порхающих вдалеке…