Цена бессмертия

Пролог

Лес – это не просто деревья.

Под зелёным морем крон таится целый мир, находящийся в гармоничном равновесии, в котором тесно переплелись природа и магия, разум и инстинкты, жизнь и смерть.

И народ оленей знает об этом значительно лучше других.

Все они – единое целое с лесом. Будь то крылатые перитоны, волшебники витранги, простые фордиры и даже, в какой-то степени, стоящие особняком гордые нордиры.

Так было и так будет под сенью Величайшего Древа – сердца Кервидерии, у корней которого расположился дворец златорогого принца Верналиса, бессменного и бессмертного эйкеррена, правителя лесных народов.

У корней, потому что даже Верналис – лишь первый среди оленей, но такая же частичка зеленого мира, центром которого является Древо…

Эту гармонию трудно понять иноземцам: жадным соседям-верблюдам, горным философам-ламам и даже далеким заокеанским друзьям – пони из Эквестрии. Лишь зебры, свободные кочевники саванн и джунглей, несколько приблизились к пониманию Леса. Но после Эры Раздора от их знаний остались лишь крохи, облаченные в бессмысленный и излишний ритуализм.

В Кервидерии живут не только олени. В гуще лесов можно увидеть таинственных дириад¹, которые, по некоторым убеждениям, представляют собой связующее звено между оленями и деревьями. Или задумчивых гигантов-зубров, что поодиночке или группами бредут к им одним ведомым целям. А иногда выходят к оленям лоси, считающие себя «старшими братьями», которые-де «не оторвались от корней».

Кто-то считает, что Лес добр. Кто-то думает, что он полон опасностей и зла.

Ошибаются все: Лес не добрый и не злой, он сам по себе. Растения живут и умирают, хищники поедают травоядных, но, в свою очередь, умирая сами, становятся пищей для новых растений и грибов.

Великий Круг Жизни. Незыблемый еще с того времени, когда Величайшее Древо было семечком. Несмотря на многочисленные попытки изменить законы жизни и нерушимый порядок…

____________________________________________________________________________________

1 — дириады (deer + dryad) — магическая полурастительная форма жизни, внешне выглядящая как состоящая из растительных элементов лань. Дириад-самцов за историю Кервидерии ни разу не было замечено.

Глава 01. Прибытие

...Кервидерия – страна, границы которой тщательно охраняются. И не только стражами, но и могущественной магией. Поэтому пересечь Барьер возможно лишь в нескольких местах.

Одним из таковых можно было с уверенностью назвать город-порт Сильмарин – главные ворота Кервидерии в «большой» мир.

Сюда приходили корабли торговцев и исследователей. Здесь, у двух гигантских деревьев, швартовались воздушные суда.

Причем исполинские стволы словно образовывали ворота в белесом тумане. Всех пассажиров прибывающего из Эквестрии воздушного судна предупредили заранее: безобидная с виду дымка является могущественным защитным заклинанием.

Раньше непроницаемые барьеры на границах помогли оленям сохранить богатства и знания Леса от ужасов Эры Раздора и Тёмных Веков. Теперь же они являлись, скорее, данью традиции, хотя всё ещё могли исполнять свое предназначение так же хорошо, как и раньше.

— …Ваше имя? – осведомился фордир-стражник, дежурящий на таможенном посту близ воздушного причала.

Принадлежащая к народу ночных пегасов тёмно-серая кобылица тихо сказала:

— Грей Маус.

Ей всегда было неловко в новых местах. Не подумал бы ещё стражник, что фестралка что-то замышляет....

— Цель визита?

— Исследования… магическая история Кервидерии.

По пути в страну оленей на борту трансконтинентального дирижабля Грей Маус, скромная ночная пони по прозвищу «Мышка», была сильно напугана слухами о строгости местных законов. И хотя на практике это оказалось преувеличением, всё равно чувствовала себя несколько неловко.

Да, на въезде в Эквестрию никому не пришло бы в голову спрашивать о цели визита и досматривать багаж без веских оснований. Но раз уж это делается, то, видимо, не без причины. Кроме того, Грей даже не думала скрывать истинную цель своего перелета через море Вечности.

— Вам, должно быть, известно, что к магическим тайнам Кервидерии не допускаются посторонние? – осведомился олень, нахмурившись.

Сердце Грей Маус ёкнуло. Она как-то не подумала, что народ затворников вроде оленей будет хранить свою историю куда тщательнее, чем пони. И если в Старспайре или Кантерлоте в библиотеку мог войти любой, то здесь…

— Она тут по моему приглашению, — раздался рядом приятный голос.

Растерявшаяся фестралочка скосила взгляд и еле удержалась, чтобы не ахнуть.

Потому что подошедший олень был белый. Не серовато-серебристый, как стоящий неподалеку горец-нордир, и не светло-бежевый как стражник, а белоснежный и как будто светящийся здесь, в тени деревьев.

По крайней мере, те части тела, что были видны: почти всю фигуру оленя скрывал тёмно-зелёный плащ с откинутым сейчас капюшоном.

Судя по мерцающим узорам и кристальным копытцам на ногах, это был витранг – местный аналог единорогов, способных творить магию.

Настораживали и пугали только глаза: абсолютно чёрные, без разделения на зрачок и радужку.

Олень, уверенно подойдя к Грей Маус, взял нить разговора в свои копыта:

— Манцинеллус Милк, чародей. Вернулся из исследовательской экспедиции.

— А причем тут эта пони? – осведомился страж границы.

— Грей Маус любезно вызвалась мне помочь, — олень покосился на потерявшую дар речи фестралочку, и та нашла в себе силы кивнуть, — и без нее мне было бы не с чем возвращаться. И теперь я оказываю ей ответную любезность в виде доступа в несекретные архивы.

Речь незнакомца лилась, словно мед, в котором, похоже, увязли все мысли стражника. Тот ещё некоторое время рассматривал поданные бумаги, но, видимо, не нашёл, к чему придраться.

Даже тяжёлая книга в чёрном переплете с серебристым узором не привлекла внимания стражников, хотя витранг нёс её открыто, всего лишь положив в седельную сумку. Куда она, к слову, плохо помещалась и поэтому была видна почти на треть.

Наконец, зелёный штамп в виде листа оказался на обеих лежащих на столе подорожных, а олень лёгким толчком вывел Грей Маус из ступора и буквально перевел через границу Кервидерии.

Обогнув по помосту исполинский ствол, на ветвях которого и был устроен причал воздушных кораблей, оба как будто сразу оказались в другом мире: всюду, насколько хватало взгляда, простирался Лес.

Огромные деревья, на которых расположились постройки и мосты, причем сделанные явно не без помощи магии: здешних лесов никогда не касались ни топор, ни пила. Более того, подобный поступок никогда не пришел бы в голову ни одному оленю. А приезжий, поступивший подобным образом, скорее всего, был бы выдворен из страны.

Небо оленям, похоже, заменял зелёный свод листвы, погружающий город Сильмарин в приятный глазу ночной пони сумрак.

Любой порт – это шум, толкотня и суета. По крайней мере, так было там, где Грей Маус доводилось бывать. То есть в воздушной гавани родного Старспайра, Сталлионграде и ещё пары портов Эквестрии.

Но здесь, под сенью Леса, время как будто текло неспешно, и даже такое оживленное место, как воздушный порт, не давило на слух постоянным шумом. Было до ужаса интересно, как всё это работает. На магии? А как же тяжёлая инфраструктура вроде кранов и погрузчиков?

Грей глубоко вздохнула. Насыщенный кислородом воздух немного пьянил, а носика коснулись запахи листвы, влаги и, кажется, цветов.

— Вам нравится? – осведомился стоящий рядом Манцинеллус. – Приятно вернуться домой…

Радости в его голосе Грей не услышала, но сочла невежливым интересоваться. Вместо этого фестралочка сказала:

— Спасибо, сэр. Вы не представляете, как мне было важно попасть в Кервидерию.

— Ах, пустяки, — витранг слегка поклонился, и Грей Маус обратила внимание, что один из кончиков правого рога отломан. – Если можно помочь хорошей пони, отчего не помочь?

— Но Вы же меня совсем не знаете? – удивилась фестралочка.

— Ваши намерения явно чисты, — ответил витранг, улыбнувшись уголками рта, — а остальное неважно.

Грей Маус улыбнулась. И хотя в присутствии этого оленя она чувствовала себя немного некомфортно, списала это на свою природную застенчивость.

— Можно спросить?.. – начала было пони, но витранг перебил:

— Глаза такие, потому что в своём путешествии я потерял зрение и смотрю при помощи магии. Об этом спрашивают все, поэтому я ношу плащ с капюшоном. Я удовлетворил Ваше любопытство, юная леди?

— Я… — Мышка снова почувствовала смущение. — Спасибо за откровенность, но я не об этом хотела спросить.

— Прошу прощения, — Манцинеллус учтиво поклонился. – Я весь внимание.

— В этом городе олени живут на ветвях?

— Не обязательно, — витранг показал раздвоенным копытом на перелетающие с дерева на дерево фигуры. – Здесь, в кронах, селятся, в основном, крылатые перитоны. Наши пегасы, чтоб Вам было понятнее. А витранги и фордиры селятся внизу, у корней. Хотя личное дело каждого, какой уровень выбрать. Если вдруг опасаетесь лететь в незнакомом месте, лестница вниз вон там, идёт вокруг ствола.

— Спасибо, — снова раз поблагодарила Грей Маус, чувствуя, как отчужденность в разговоре отступает. — Было приятно познакомиться.

— Ещё одно, — сказал Манцинеллус, надевая капюшон с разрезами для рогов. – В Сильмарине библиотека не очень большая. Я советую воспользоваться Главным Хранилищем в Арборионе. Это столица в нескольких днях пути отсюда… Впрочем, на крыльях будет быстрее.

— А меня туда пустят? – спросила Грей, вспомнив задержку на границе.

— Раз уж Вы пересекли Барьер, то пользуетесь всеми правами гостей Кервидерии. И если не полезете в закрытые отделы без разрешения – никто слова не скажет.

— Не знаю, как Вас и благодарить, — благодарно кивнула Мышка. – А Вы правда были в путешествии?

— Конечно, — олень снова улыбнулся, но в этот раз как-то по-другому, и Грей почувствовала, как по спине пробежал холодок. – И готов поспорить, оно того стоило…

Голос витранга при этом приобрел пугающий шипящий акцент, хотя пони не была уверена, что ей не показалось.

Манцинеллус при этом невзначай дотронулся до седельной сумки, которую оттягивала лежащая внутри книга, но, будто опомнившись, отдёрнул копыто.

— Эта книга много для Вас значит? – поинтересовалась Грей Маус.

Витранг ощутимо вздрогнул и сказал прежним голосом:

— Просто это… путевые заметки, которые я надеюсь опубликовать. Но это ещё даже не черновик, так что работа предстоит немаленькая.

Грей хотела было заметить, что для черновика книга оформлена чересчур роскошно, но постеснялась – не во все дела стоит так настойчиво совать свой носик.

Олень тем временем сказал:

— Боюсь, что вынужден откланяться. Удачи Вам в поисках, юная кобылка.

— Спасибо, — поблагодарила пони, после чего ещё какое-то время смотрела вслед уходящему витрангу.

Когда же он скрылся на лестнице, ведущей на нижние уровни Сильмарина, Грей вздохнула и снова окинула взглядом город оленей.

На первый взгляд, в Кервидерии ей нравилось. Но целью прилета был, к сожалению, не туризм. И исследования истории магии Леса должны были натолкнуть Грей на решение важной проблемы: как спасти принцессу Луну…

— Ну что, все прошло хорошо? – раздался рядом скрипучий голос.

Мышка скосила взгляд и закономерно увидела Молчуна. Старый попугай с давних времён сопровождал принцессу Луну в её путешествиях на «Селене» – воздушном корабле Лунного пирата.

Молчун, нагло воспользовавшись тем, что магический барьер Кервидерии действует только на народы мира и большинство чудовищ, попросту облетел таможню, пересёк границу по воздуху и встретил спутницу уже здесь. Просто на всякий случай, чтобы Грей не пришлось отвечать на неудобные вопросы.

— Хорошо, — кивнула ночная пони. — Тот белый витранг любезно помог мне…

— Какой витранг? – спросил Молчун. — Я никого не заметил.

— Он уже ушёл. Очень вежливый жеребец…

— У оленей правильно говорить – «харт», — пояснил Молчун. – Ладно. Мы в Кервидерии. Что дальше?

— Мистер Милк… это тот витранг… рекомендовал воспользоваться библиотекой в столице, Арборионе. Надеюсь, мы не заблудимся по пути… Я, признаться, плохо ориентируюсь над лесом…

— О, — сказал Молчун, — мы не заблудимся, поверь. Столицу оленей ни с чем не спутаешь, и видно её издалека.

…Когда Грей Маус поднялась над кронами, то у неё захватило дух.

А ей-то казались огромными деревья, составляющие городскую часть Сильмарина!

Впереди возвышалось Величайшее Древо Кервидерии.

Неправильно было бы сказать «растущее в столице оленей». Скорее, это столица, огромный и оживленный город, скромно пристроилась на корнях этого исполина.

Древо было видно практически через полстраны, особенно сейчас, в хорошую погоду. И если ствол мог бы запросто вместить ещё один город, то крона подпирала облака и бросала тень на всю столицу и окрестности.

На подлёте же Величайшего Древа не было видно, так как пограничные барьеры внешне представляли из себя сплошной туман, как будто облако село на землю.

Впрочем, изнутри свету ничто не препятствовало, и над головой сквозь редкие облака светило яркое солнце.

Мышка летела над лесом, и на такой высоте ей только изредка попадались запряжённые в парящие повозки или колесницы перитоны. Очевидно, те поднимались над кронами для удобства: между деревьев можно лавировать в одиночку, но с тяжёлым грузом это делать затруднительно.

— Это просто невероятно, — сказала Грей Маус, неспешно маша крыльями.

Молчун держался рядом, наотрез отказавшись ехать у фестралочки на спине. Казалось, старый попугай в отличной форме: он даже не запыхался, когда ответил:

— Кто-нибудь посчитал бы чудом из чудес парящие острова Старспайра или облачный Клаудсдейл.

— Это ведь магическое средоточие Кервидерии?

— Не исключено, что и всего мира. Как говорится в летописях, Древо было единственным источником магии, что не подвергся в свое время искажению Дискорда.

— Как?!

— Неизвестно. Олени молчат, остальные понятия не имеют. Да и уже плевать большинству народов на это.

— Ты говорил, после Тёмных Веков историю забыли.

— Не забыли. Просто большинство летописей погибли в Эру Раздора. А Тёмные Века вытравили историю из умов, оставив в лучшем случае лишь сказки и легенды.

— Но в Кервидерии не так?

— Не так. Их Летопись хранит сам Лес. И Величайшее Древо в том числе. А значит, олени сейчас единственные обладатели достоверной истории мира. Тёмные Века, Эра Раздора, древние цивилизации, вплоть до эпохи Варварства. Если не раньше.

— Но принцессы должны помнить?

— С памятью бессмертных все сложно. Во-первых, она искажается и истирается со временем, как и у обычных смертных. Пусть и в меньшей степени. Кроме того, аликорны, королева гиппогрифов и единственный известный эйкеррен…

— Кто?

— Принц оленей, Верналис. И они когда-то были юными, и, скорее всего, не вели летопись в те времена.

Мышка вздохнула, только представив тысячи и тысячи записей, которые предстоит проштудировать в поисках цели.

Здесь, посреди чужой страны и культуры, наверное, хорошо бы себя чувствовала Лоудстар. Ведь у неё даже кьютимарка символизировала путешествия!

Но подруга осталась в Старспайре, искать решение в Ордене Ментатов. То, с чем Мышка бы не справилась даже с помощью Молчуна.

— Мы справимся, — словно почувствовав настроение спутницы, сказал попугай. – Должны справиться.

— Хотелось бы…

— Посуди сама. Что может пойти не так здесь, в стране, где за века не изменилось практически ничего? Под охраной могущественной магии и пристальным взором могущественного бессмертного чародея? Самое страшное было на границе: я реально опасался, что нас могут не впустить.

— Ты прав, — Грей Маус улыбнулась уголками рта, — беспокоиться абсолютно не о чем…

Она не взялась бы сказать, почему, но из головы у неё упорно не шёл тот белый олень и этот его взгляд абсолютно чёрных глаз. И даже не просто чёрных, а как будто провалов в неведомую и страшную пустоту…

Глава 02. Под сенью Леса

…Множество деревьев, растущих рядом, у большинства народов зовется лесом. Иногда язык достаточно богат, чтобы не понадобились уточнения вроде «лиственный», «хвойный» или «тропический».

Но в языке Кервидерии насчитывалось несколько десятков слов, в понимании иноземцев переводящихся как «лес».

Лес разнообразен и многолик. Разве можно сравнивать густые и даже непролазные чащобы, светлые боры и тёмные ельники, древесные крепости у границ и живые города оленей?

Трое оленят лежали на поляне в лесу, который от города, в их понимании, отличался совершенно незначительно: отсутствие построек или подлеска, живописно накиданные тут и там полянки, полные цветов и кустов с ягодами и орехами.

Вся троица тяжело дышала: набегавшись и наигравшись, друзья умылись в ручье и сейчас решили передохнуть.

Молодой витранг Рилл, лёжа на животе, коснулся кристальным копытцем земли и сосредоточился. Магия неохотно отозвалась: призрачные лозы, будто состоящие из голубоватого, как глаза самого оленёнка, света, потянулись в сторону скинутых седельных сумок.

— Лентяй, — фыркнула лежащая рядом перитонка Мисти, отбросив копытцем от мордочки непослушную прядь растрёпанной гривы яркого рыжего цвета. С её веснушками это придавало мордочке юной лани совершенно хулиганский вид.

Надо сказать, далеко не всегда соответствующий содержанию.

— Мне надо упражняться, — привычно парировал Рилл, успехи которого в практической магии и вправду оставляли желать лучшего, если верить словам учителя.

— Возьми мне тоже, — попросил третий из оленят, черногривый и тёмный Эйкорн, которого Лес не наградил ни крыльями, ни волшебными копытцами. Но зато фордир был сильнее и выносливее друзей, и куда лучше ориентировался в лесу.

Тем временем магия витранга расстегнула одну из сумок, достала оттуда флягу и стаканчики из коры на всех. Рилл, не слушая друзей, всегда таскал с собой посуду, так как считал, что пить из горла «некультурно».

И хотя сейчас сезонным напитком был ягодный сок, в рюкзаке Рилла лежала фляга с берёзовым, пусть уже и не таким вкусным, как весной.

Мисти благодарно кивнула, когда к ней первой подлетел стаканчик с прохладным напитком. Она могла ворчать и подкалывать Рилла, но тот всегда наперед думал о друзьях. Даже когда выпендривался со своей магией там, где можно было сделать два шага.

Отговаривался, конечно, тем, что ему-де «нужна практика», но юная лань насквозь видела это желание подчеркнуть свои особенности.

Впрочем, витранг и насчет самой Мисти как-то заметил, что она даже над тропинками иногда летает, лениво маша крылышками, хотя награждена от природы целыми четырьмя стройными ногами.

Когда прохладный сок утолил жажду оленят, перитонка заметила:

— Скучно просто валяться. Давайте играть во «Что я вижу на твоем боку».

— Опять?! – закатил глаза Рилл. — Ты каждую неделю ищешь в своих пятнышках новый смысл! И нас заставляешь!

Мисти смущённо прижала ушки и отвела взгляд зеленых глаз. Было немного стыдно, но появления пятнометки маленькая лань ждала больше других.

Детские пятна на боку любого оленя по мере взросления собираются в знак судьбы и особого таланта. Но если у заокеанских друзей-пони метка появляется неожиданно, когда талант проявляет себя наиболее ярко, то у оленей процесс идёт медленно.

«И даже мучительно», — подумалось юной перитонке, которой так хотелось поскорее узнать свою судьбу!

Но дурацкие пятна на боку как будто замерли на одном месте, даже не думая складываться в осмысленный узор. По крайней мере, так казалось.

Среди оленят упорно ходили слухи, что если найти свой талант, то пятна сойдутся в метку быстрее. И хотя взрослые отрицали это, но наверняка просто из вредности.

— Да ладно, — усмехнулся лежащий на спине Эйкорн. — Тебе жалко, что ли?

При этом он подмигнул Мисти, и та благодарно улыбнулась: ее затеи чаще всего находили поддержку именно у фордира. Ну а Рилл присоединялся последним, просто чтобы не идти против друзей.

Вообще, лесной харт был настолько зауряден внешне, что по поводу пятнометки не переживал. И даже готов был спорить, что узором на его боку будет жёлудь: ровно то, что означает имя Эйкорн. Весьма распространенное под сенью Леса, к слову.

Не были редкостью и тёмно-бурая шкурка, почти чёрная вьющаяся грива и золотистые глаза.

Мисти же, которая со своей яркой шкуркой и вечно взлохмаченной рыжей гривой внешне была похожа на противный Лесу огонь, иногда комплексовала по этому поводу, но изо всех сил старалась не показывать вида.

Из всех трёх друзей больше всего за внешностью следил Рилл. И не потому, что был пижоном и модником. Хотя и это, по мнению Мисти, тоже. Просто магия оленей включает в себя зельеварение, а попадание в котел выпавших волос, мусора с одежды или шкуры, чревато печальными последствиями. И хорошо, если только для заклинания, а заклинатель и окружение останутся невредимыми.

По любому Кругу друидов ходило немало слухов о том, что некий незадачливый витранг-неряха пренебрёг правилами и во что-то превратился, превратил друзей или перенёсся на край света... Байки были разные, но мораль была одна: изготовление зелий требует аккуратности!

Тёмно-фиолетовая грива Рилла была длинной и прямой, но во время занятий он иногда стягивал её в хвост на затылке. Серо-голубую шкурку витранг тоже приглаживал щёткой и часто носил свою ученическую мантию, чтобы уберечься от лесного мусора.

— Ладно, — фыркнул юный волшебник, привставая. — Кто первый?

— На своей метке я вижу желудь, — решительно заявил Эйкорн. — Видел его раньше и сейчас вижу. У тебя, Рилл, там очевидно будет пень, а у Мисти – заноза.

— Вот как так можно, — поморщился оленёнок. – Сам же поддержал, а теперь что? Фу таким быть.

— Я и в прошлый раз это говорил, и ещё повторю… — буркнул в ответ фордир.

— У тебя просто отсутствует воображение, — улыбнулась Мисти, которую нисколько не задела эта шпилька. – Я вижу на метке Рилла бабочку.

— Почему? – растерялся юный волшебник. — В прошлый раз ты говорила о цветке…

— С той же вероятностью это может быть бабочка. А у Эйкорна будет каштан.

— Это просто, чтобы не желудь? – уточнил фордир.

— Нет, — хихикнула лань. — Просто ты иногда такая же колючка.

— А у тебя самой что будет? – спросил с улыбкой Эйкорн, не обидевшись.

— А у меня… наверное, крылышки. Или кисточка. Ты же знаешь, я люблю рисовать.

— Или огонь, — вставил Рилл, прекрасно зная, что подруга не любит, когда её внешность сравнивают с пламенем.

В Кервидерии редко где можно встретить этого врага деревьев: у оленей есть множество горячих источников, откуда тёплая и даже горячая вода попадает в дома и на прочие нужды. А уж если и нужен огненный жар, используется магия или лепестки флеймовера — магического растения огненной стихии, что росло на залежах угля, газа или горного масла. И цветы его напоминали живое пламя: яркое, подвижное и горячее. И чем больше цветков соприкасалось, тем горячее они становились.

Так, полсотни бутонов флеймовера способны были расплавить металл. А два цветка вполне годились для того, чтобы подогреть в походе чайник, не сжигая при этом дрова или уголь.

Отдельного рассказа заслуживали и листья удивительного растения. Красные с жёлтыми прожилками, они долго хранили накопленное тепло, и все жители леса использовали их как одеяла или тёплые накидки. Особенно в высоких горах нордиров: там, несмотря на мягкий климат Кервидерии, зачастую было очень холодно. Так, что снег лежал почти круглый год и не таял, чем, к слову, совершенно не смущал местных. А вот приезжих там всегда можно было отличить по яркой переливающейся накидке…

— Если будет огонь, я ужасно обижусь, — надула губки Мисти, хотя и не всерьез: эта пикировка происходила не в первый и не в последний раз.

— На кого? – уточнил витранг, но не получил ответа: все друзья, не сговариваясь, рассмеялись.

Конечно, они знали: никто могучий и строгий не сидит на вершине Величайшего Древа и не определяет, у кого какая судьба. Природу пятнометок оленей, кьютимарок пони и полосометок зебр определяла высшая магия, практически не поддающаяся исследованию.

Даже таких великих волшебников, как принцессы Эквестрии и принц Верналис.

Ходили слухи, что величайший смертный маг из когда-либо живших, пони-единорог Старсвирл Бородатый, приблизился к разгадке этой тайны. Но он бесследно исчез, не оставив ни записей, ни подсказок на эту тему. Как будто само мироздание противилось раскрытию этого секрета.

Рилл расслабленно растянулся на земле. Не хотелось ничего делать, а просто полежать. Но с двумя друзьями-непоседами это так и останется недостижимой мечтой до самого вечера. В этом молодой витранг был уверен, так как имел богатый опыт времяпровождения с друзьями.

Единственная малость, о которой олененок смел мечтать, так это лишь то, что Эйкорну или Мисти не придет в голову какая-нибудь буза в зарослях. Вычёсывать потом мусор из шерсти – занятие не из увлекательных…

Они еще долго играли в этот день. Занятий в школе не было: на дворе стояло лето, время каникул и игр. И друзья использовали его на полную. Прямо с утра встречались на границе города и бежали в лес играть.

Всех вёл Эйкорн: фордиры обычно лучше всех чувствуют тропы, и чутьё лесного оленя всегда приводило друзей в нужное место. Будь то ровная поляна для догонялок, лесное озерцо для купания, дуплистое дерево для метания шишек, или заросли кустов для пряток.

Рилл, которого Лес не наградил выдающимися магическими способностями, иногда даже во время игр пытался подтвердить собственную теорию о том, что творить магию можно по наитию. То есть без четких расчетов, формул и заучивания форм для последующего воспроизведения.

По мнению обоих друзей, витрангу просто было лень заниматься как все, и он искал оправдание этому.

И хотя подобное утверждение было бы близко к истине, Рилл имел основания полагать, что это не единственная причина: несколько раз у него получались сложные заклинания, к зубрежке которых он ни разу не приступал.

К сожалению, для внятной статистики данных было исчезающе мало. А значит, и аргументировано отстоять свою позицию перед учителями не представлялось возможным.

Мисти же была художницей. В отличие от остальных перитонов, которые любили скоростные полёты и подвижные игры, огненно-рыжая лань всему этому предпочитала тишину пущ и величественное движение рек, лесные просторы Кервидерии и неприступные горы…

Всё то, что потом перекочёвывало на холсты юной рисовальщицы.

Она всегда носила с собой блокнот для зарисовок специально на случай, если какой-нибудь пейзаж привлечёт внимание. Рисовала Мисти и своих друзей: на страницах можно было увидеть и увлечённого поисками Эйкорна, и сосредоточенного на магии Рилла, и даже их обоих, пытающихся бодаться едва проклюнувшимися год назад рожками.

Конечно, мальчишки не знали, что Мисти их нарисовала: юная лань стеснялась говорить о своём творчестве. По крайней мере, с теми, кого изображала. Хотя и могли догадываться.

Но не рисование было главной причиной того, что Мисти предпочитала спокойное творчество обществу сверстников. За исключением, разве что, самых близких друзей.

Из-за внешности Мисти зачастую дразнили. И, как назло, все дразнилки были связаны с огнём: извечным врагом Леса. Это задевало чувства перитонки, и она раньше часто улетала обижаться куда-нибудь в кроны деревьев, а то и на облако.

Эйкорн и Рилл были единственными, кто не смеялся над Мисти в классе. А Эйкорн даже с кем-то подрался по этому поводу, после чего дразнилок сразу стало меньше. А уж в присутствии фордира они и вовсе пропали.

Оленята почти всегда встречались в свободные дни и иногда после занятий, играли в мяч или догонялки, прятки, соревновались на меткость, кидая шишки в дупло дерева.

А иногда играли в «Оленьмариллион», и Эйкорн с Риллом даже бодались теми рожками, что успели у них проклюнуться, «за копыто и сердце» Ланьчиэнь, которую, разумеется, изображала Мисти.

Конечно, лань считала такое поведение друзей немного глупым, но игру портить не хотелось. К тому же, когда двое хартов скрестили за неё рога (вернее, рожки), пусть и понарошку, это вызвало в груди волну тепла и привязанности.

Иной раз думалось, что игра не такая уж глупая.

А потом Мисти, повинуясь творческому порыву, даже нарисовала картинку, где герои саги сошлись в поединке за право назвать своей женой спасенную Ланьчиэнь. И всем придала черты друзей и свои собственные.

И, конечно, не показала эту картину никому.

У друзей никого не было на роль злодейки-Локасты, и приходилось довольствоваться финальным поединком, когда братья, даже победившие зло, были вынуждены решать главный спор с помощью рогов.

Но играть за злобную колдунью, забирающую молодость и жизненную силу оленят, никому не хотелось. Ту самую, которой малышей пугали родители: дескать, не балуйся, заберет Локаста.

Мисти вообще отказывалась понимать, как это вообще возможно – посягать на самые основы Круга Жизни…

Тем более, из эгоизма.

Впрочем, Мисти не была уверена, что и ради самых высоких целей оправдано нарушение равновесия. Потому что знала: стоит нарушить любой запрет один раз, и потом захочется ещё и ещё. Во всех услышанных сказках и легендах было так...

Глава 03. Путь Тьмы

…После того, как Кервидерия была объединена в незапамятные времена, витранги встали на защиту лесов от злой магии, коей полнился мир. Хранили волшебные знания, и именно их стараниями во многом была создана современная цивилизация под сенью Величайшего Древа.

В Эру Раздора, когда сам Дискорд потряс магию мира до основания, именно витранги смогли под началом принца Верналиса выдержать удар необузданного Хаоса.

По соседству Дискорд бушевал в Камелу, рушились от безумия магии древние царства Зебрики, а на севере погружалась в абсурд и хаос великая Империя Эр и другие понячьи государства, коим суждено было в будущем стать благословенной Эквестрией.

И лишь Кервидерия устояла ценой чудовищных усилий, оставшись практически неизменной на протяжении сотен и тысяч лет.

Но наследие Эры Раздора проникло и за Барьер. Появились в лесах необузданные звери, магия Леса искажалась и извращалась, а волшебные создания превращались в настоящих чудовищ.

И, самое страшное, некоторых витрангов тоже коснулась эта скверна: они стали превратно толковать учение Круга Жизни, пытались взять под контроль или иным способом извратить саму основу бытия Леса и даже мира.

Шутка ли, иногда «тёмные витранги» посягали даже на Величайшее Древо.

Кервидерия не сдалась ни тогда, ни, тем более, сейчас, на пике могущества, когда на страже мира и гармонии стояли и отважные воины-хранители, и мудрые друиды, и быстрые рейнджеры. Любой олень мог вступить в их ряды сообразно своим талантам и внести свой вклад в спокойствие мирных жителей.

Что там, даже создания Леса зачастую приходили на помощь: тёмная магия, случись ей победить, не пощадит никого. И выживших постигнет судьба много хуже смерти: застрять навеки вне великого Круга Жизни, утратив свою природу, разум и сам смысл бытия…

...Страницы чёрной книги светились в полумраке лесной хижины. Буквы непонятного большинству живущих шрифта будто пульсировали злобным ядовито-зелёным огнем, вспыхивая каждый раз, когда звучали слова.

Белый витранг, гортанно произносящий звуки на мёртвом ныне языке, чувствовал, как сквозь него течёт мощь, пришедшая из-за пределов привычного мироздания.

Ради одной только цели он в своё время отправился прочь из Кервидерии, где фанатичная преданность Кругу Жизни повелевала смириться с любыми потерями.

И тогда тот, кто нынче звался именем Манцинеллус Милк, покинул родную страну. В столичной библиотеке Кервидерии он вычитал о древнем культе Возрождения, которому, по слухам, в Эру Раздора и Тёмные Века были подвластны даже жизнь и смерть.

Путь витранга был долог. Лесными тропами, в том числе Глубинными, которые пронзали пространство и даже, в некоторой степени, время. Оставив далеко позади Эквестрию и углубившись в дикие и неосвоенные дебри северо-запада, одержимый горем витранг нашел, что искал.

Руины храма-крепости, занесённые снегом и пылью веков.

...Далёкий север. Обледенелые земли.

Когда молодой, но очень целеустремленный олень, ступает под своды пещеры, копыто высекает из кристаллического пола диссонансный звук, разносящийся, кажется, по всему комплексу.

Блуждания по коридорам оказываются недолгими.

Главный ход выводит прямиком к древнему храму, что пустует вот уже многие даже не сотни, а тысячи лет.

Трепет охватывает при мысли, что эти стены, возможно, старше самого принца Верналиса.

Но более всего поражает выточенная из цельного камня статуя чернее самой тёмной ночи, восседающая на кристаллическом троне. И хотя худая и горбатая фигура неподвижна, молодому колдуну кажется, что красные мерцающие глаза смотрят прямо на него...

— Вот, наконец, и ты, — произносит рядом низкий голос, и олень вздрагивает от неожиданности.

Обернувшись, он видит грозно выглядящего минотавра, вооруженного длинным и широким мечом. Приглядевшись, олень замечает, что существо покрыто шрамами и какими-то наростами, а в глазах горит тот же красный огонь, что и у скульптуры.

Но чудовище не нападает.

— Госпожа ждала тебя, — говорит минотавр, и от этого голоса тому, кто вскоре назовет себя Манцинеллус Милк, становится не по себе...

Именно там были найдены скрижали, тексты с которых перекочевали в книгу, с тех пор получившую имя Гранд-Гримуар.

И лучшим доказательством, что древняя магия не утратила силу, послужило то, что простой блокнот для записей по мере заполнения превратился в роскошный фолиант, излучающий магию.

Но только будучи открытым. Благодаря загодя проведённому ритуалу, в закрытом виде волшебная книга не создавала впечатления могущественного артефакта, что позволило пронести её через Барьер Кервидерии, даже не привлекая внимания.

И сейчас, почти десять лет спустя, Манцинеллус Милк готовился достичь цели всей своей жизни. А для этого было необходимо уметь вырывать души из самого Круга Жизни посредством Книги Кошмаров.

Название тоже пришло само, как и новые заклинания, во время одного из ритуалов.

…Манцинеллус чувствовал, как через него проистекает магия, так не похожая ни на волшебство Леса, ни на колдовство тёмных витрангов, также освоенное в совершенстве.

Маг не солгал, когда рассказал о путешествии, совершённом по всему миру. Но умолчал об истинной причине. Собрав необходимые знания, он посещал древние места силы, откуда черпал магию и где поднимался на новую ступень мастерства.

Только после этого ему открывались новые пределы, для чего приходилось следовать дальше по избранному пути. Нередко – болезненному и мучительному.

И вот, наконец, все ритуалы были совершены, все заклинания начертаны, и даже принесены необходимые жертвы.

Колдун прикрыл чёрные, без радужек, глаза, которые стали частью платы за очередную ступень могущества. Тогда, в далеких и кажущихся бескрайними Пустошах голоса настоятельно требовали в виде жертвы что-то дорогое и необходимое. Припасы и скудные пожитки не интересовали древние силы. Пожертвовать здоровьем было нельзя, другими чувствами – тоже, иначе нельзя было бы произносить заклинания и готовить зелья.

Именно поэтому пришлось расстаться с глазами, заменив их впоследствии на чёрные камни, напитанные магией.

И лишь потом Манцинеллус понял, что больше никогда не увидит красоты родных лесов: колдовское зрение было серым и невзрачным, а тени в нём искажали образы так, что всё кругом виделось уродливым, умирающим и увядающим.

Но даже это не отвратило витранга от его цели.

И теперь здесь, в Кервидерии, предстояло завершить ритуал.

Сейчас же последние буквы древнего языка на последней странице чёрной книги проявлялись в ядовито-зелёном колдовском пламени.

Когда же их смысл дошел до белого витранга, лесную обитель огласил отчаянный крик ярости…

Ибо лишь сейчас Манцинеллусу Милку стал известен последний и самый важный компонент сложного ритуала.

Причем времени для его поисков оставалось всё меньше, и отсрочить это было совершенно невозможно…

…Далеко от Кервидерии. Город на парящих в тёмном небе островах.

В залитом лунным светом зале стоит ОНА. Иссиня-чёрная аликорн с призрачной гривой, словно из ночного тумана. В бирюзовых глазах, где зрачки недавно стали вертикальными, как у всего ночного народа, горит безумие.

Здесь, в Старспайре, сейчас формируются Подлунные легионы, которые должны обеспечить господство Ночи над Днём, вернув гармоничное равновесие.

Ведь справедливо, что после тысяч лет жизни на свету пони поживут столько же во тьме?

— Принеси мне Его, — говорит кобылица низким голосом склонившему голову жеребцу ночного народа, — и награда будет за пределами самых смелых мечтаний.

— Да, госпожа, — отвечает фестрал, преданно глядя на обновленную Хозяйку Ночи.

— Тропа Теней не приведёт тебя за океан достаточно быстро, — говорит тем временем та. – Поэтому я отправлю тебя порталом, мой лучший Ночной Кошмар. Верное крыло в ночи.

— Твоя воля во Тьме, госпожа.

— Не перебивай, — богиню, похоже, забавляет этот разговор, — и помни: там тебе придётся рассчитывать только на себя. Ты – лучший, но даже ты не выдержишь длительного боя с целой армией. Поэтому вместе с перемещением получишь ещё кое-что.

— Щедрость моей госпожи поистине не имеет границ… — снова склоняется в поклоне жеребец.

Его это не волнует. Учение Ордена давно вытравило из души все чувства: нет ни страха, ни жалости, ни радости, ни горя. Кто-то из Кошмаров ещё хранит в себе, иногда сам того не подозревая, частицы прошлой жизни.

Но только не верное крыло в ночи, которого даже обещанная награда оставила почти равнодушным: что может быть прекраснее, чем нести волю Повелительницы Ночи?..

Он слышит, как Принцесса смеется.

А потом видит, как вокруг сгущаются тени чернее самой темноты.

Подняв взгляд, Ночной Кошмар видит, как они закручиваются вокруг в неведомом танце. Чувствует, как они проникают в тело и наполняют его чем-то новым… или, скорее, просто забытым?

Смех принцессы нарастает.

Он все ещё звучит музыкой для души Ночного Кошмара, которого поглощает колдовской водоворот…

Глава 04. В огонь

...В глубоком лесу Кервидерии, там, где природа находится практически в первозданном виде, среди благородной тишины появилась фиолетовая искра.

Быстро разрастаясь, она вскоре окуталась ядовито-зелёным огнем, достигла размеров большого зеркала и осветила лесную поляну колдовским светом. Вторичные искры магии, разлетающиеся от плоскости, попадая на траву и цветы, заставляли растения мгновенно засыхать.

Злая Музыка Мира, нарастая, заполонила поляну, и ночная тьма словно сгустилась, обрела плотность и даже… собственную волю?

А потом в портале появилась прореха, полная клубящейся черноты. И как будто частица этой тьмы вывалилась на обожженную тёмной магией лесную траву.

И лишь когда колдовское пламя погасло, стало видно, что на землю страны оленей ступил жеребец-фестрал очень мощного сложения. Облаченный в броню и носящий на нагруднике знак Ночных Кошмаров – ордена ещё эры древних цивилизаций. Того самого, что использовался правителями тех времен для устранения неугодных: предателей, безумцев и злодеев. Ну или, в более позднее время, тех, за кого щедро заплатили…

А в настоящее время Ночные Кошмары первыми встали рядом с Принцессой Ночи, когда та кинула клич, что нуждается в воинах…

Глаза явившегося пони горели ядовитой колдовской зеленью, а фиолетовые языки пламени иногда вырывались из уголков глаз.

Поистине, дар Ночной Принцессы был восхитителен. Напоследок она пообещала наделить подобной силой всех Ночных Кошмаров, как только её лучший воин вернётся с ответственного задания.

Вернётся, чтобы возглавить Орден.

Ни один смертный пони не выдержит телепортацию через полмира. Даже аликорны без крайней нужды стараются не пользоваться столь опасным способом передвижения. Запросто можно попасть в какую-нибудь аномалию, и всё, пиши пропало. Не то чтобы такие случаи были частыми, но прецедент имел место, а значит, может повториться.

Огромный ночной пегас взвился на дыбы и расхохотался охватившим его ощущениям.

Сейчас как никогда ликтор Ночных Кошмаров Бладласт Шейд чувствовал себя счастливым от переполнившей его силы.

Могучие крылья взрезали воздух, и жеребец с легкостью взмыл в прохладу ночного леса.

Начавшая звучать еще при открытии портала Музыка Мира наполняла уши фестрала, и тот не отказал себе в удовольствии отдаться чувствам:

— Что же такое

Творится со мной?

Чувствую силу,

Снова живой!

Как не походило это новое чувство на то, что обычно испытывали Ночные Кошмары. Те, кто ради служения отрекался от чувств, привязанностей, семей… Холодное спокойствие сменилось яростным восторгом, будто все тщательно подавляемые чувства не исчезли, а только затаились до времени.

И наконец, их время настало.

— Час ночной тайны скрывает,

Злобен он и нелюдим,

Что я ищу, твердо знаю,

И найду я один!

В восторге Ночной Кошмар взмыл прямо сквозь кроны, чтобы оказаться под южным ночным небом.

Среди бриллиантов звезд висело ночное светило Госпожи, и Бладласт Шейд почувствовал, как силы ещё прибавилось.

Горе тому, кто встанет на пути воли Принцессы Ночи! Для этого вокруг трона сплотились Ночные Кошмары, стоило только принцессе провозгласить возврат к старым традициям, восходящим ещё к Тёмным Векам и даже древним цивилизациям.

И Повелительница, что взяла себе новое имя, воздала почести своим вернейшим слугам.

— Страсть и проклятье терзает,

Берёт душу во власть!

Жарким огнём полыхает,

Ярость и страсть!

Фестрал несколько раз перекувырнулся в воздухе и снова расхохотался. Он не знал, но жители леса в страхе разбегались или замирали при его приближении: огромный крылатый силуэт, казалось, заслонял свет звезд, а два горящих глаза могли вселить попросту первобытный ужас в случайного наблюдателя.

Знаю, я буду жить вечно,

Мрак мне помог стать сильней!

Это чувство, когда ты живой!

Полон зла, но бесспорно живой!

Эту правду нельзя отрицать!

Это чувство, когда ты — Бладласт Шейд!

Уже давно зовущийся Бладластом Шейдом и не вспоминал о данном при рождении имени, видел цель и летел к ней, подчиняясь воле Той, кто послал его.

Фестрал не мог этого видеть сам, но его золотистые от природы глаза сейчас сияли колдовской зеленью и фиолетовыми языками пламени темной магии…

И горе тем, кто попадется на его пути к цели.

Потому что свидетелей остаться не должно. Свидетелей, которые могли бы видеть задуманное кощунство.

Впереди лежал долгий путь: даже колдовство Госпожи не могло в точности перенести кого-то через полмира. Но верное направление Бладласт Шейд чувствовал всем своим существом.

А значит, он будет лететь, пока ночное небо вновь не озарится светом ненавистного дня...

…Трое оленят, только что резвившихся на полянке, вдруг замерли, навострив ушки.

— Вы тоже это почувствовали? – спросил Рилл, который, помимо прочего, ощутил странный зуд в кристальных копытцах.

— Да, — ответила Мисти. – Как будто звук…

— …Точнее, перебор струн, — отметил Эйкорн, перебив подругу. – Но какой-то странный…

Все оленята, конечно, знали о Музыке Мира, которая звучала сама по себе, отражая чувства смертных. Почти каждый праздник в Кервидерии обязательно сопровождался подобным, и это волшебство давно стало чем-то привычным для многих оленьих поколений.

Оленята стали оглядываться вокруг. Рилл, повинуясь внутреннему порыву, топнул копытцем.

Но в этот раз магия далась легко и просто. По узорам на ноге прошла волна волшебного света, и иллюзорные лозы заструились по траве.

— Нам туда, — сказал витранг, провожая светящийся сгусток магии взглядом.

Ни у кого не возникло желания спорить: откуда-то все трое знали, что нет никакой опасности, и что так и должно быть.

Откуда пришла эта уверенность, оленята не знали. Но некому было спросить их об этом…

Только Мисти сказала:

— Похоже, нам предстоит долгий путь…

И это был не вопрос…

…Лес – это целый мир. Щедрый и надёжный друг для знающих существ.

Так, олень в лесу никогда не останется голодным, всегда найдет место для ночлега и лекарство от хвори. А если не соваться в мрачные и запретные места, то и опасности обойдут мудрого путника стороной.

И лишь чужак и невежда считает, что в лесу может быть опасно.

Поэтому трое оленят без страха брели по чащобе, которая навела бы страх на жителя внешнего мира, например на пони. Густые кроны почти полностью перекрыли солнечный свет, тяжёлые ветви, свисающие почти до земли, в неверном свете светлячкового фонарика напоминали чьи-то когтистые лапы.

Но юные олени беззаботно цокали копытцами по тропе, болтали и смеялись.

Весь день их переполняла труднообъяснимая радость и легкость, как только и бывает рядом с добрыми чудесами привычного мира.

Так и не найдя причины происходящего, оленята молча решили просто отдаться во власть порыва, ибо каждый знал: ничего плохого в лесу с ними случиться по определению не может. Особенно – на освещенной специально выращенными фонарями оленьей тропе.

И в то же время каждого переполняло чувство предвкушения чего-то неизведанного и одновременно благого…

Хотя уж чего-чего, а эта часть леса являла собой просто стереотипное представление о «темнолесье», логове витрангов-отступников, татаригами и прочих лесных ужасов. Особенно в тусклом свете постепенно наступающего вечера.

И уж конечно, совсем неудивительным оказалось встретить на лесной тропе волка.

Оленята остановились.

Животные в лесу Кервидерии давно перестали быть естественными врагами для народа оленей, но в этот раз зверь почему-то стоял прямо посреди дороги и смотрел прямо на оленят.

Все трое были уверены, что так быть не должно. Любой зверь в лесу всегда знал: олени – друзья, а не еда. Такова была магия Леса, осуществившая древний договор между зверями и оленями.

Мисти первой подала голос:

— Рилл… ты можешь… что-нибудь сделать?

Оленята в детстве слышали и читали много сказок. Волки там частенько выступали в качестве не слишком приятных персонажей, которые хотели съесть главного героя. Но всё это воспринималось как-то абстрактно, особенно лежа на мягком мху кровати, в тепле и за крепкими стенами дома-ореха.

Но сейчас в сердце каждого олененка шевельнулось неясное для всех беспокойство. Видимо, отголоски того самого страха, что испытывали далёкие предки оленей перед крупными хищниками первобытных лесов.

Юный витранг неуверенно ответил:

— Я могу попробовать… связать его?

Кристальные копытца осветились магическим огнем, хотя юный волшебник совершенно не был уверен, что у него хватит сил сдержать большого и сильного зверя.

Неожиданно в копытце пришелся чувствительный толчок, моментально сбивший концентрацию. Магия рассыпалась пучком обиженных искр, а Рилл удивленно уставился на стоящего рядом Эйкорна.

— Не усложняй, — поучительно сказал фордир, проходя мимо.

— Погоди! – сдавленно прошептала Мисти, но Эйкорн подмигнул ей:

— Все хорошо.

С этими словами олененок смело пошел навстречу хищнику.

Не прошло и минуты, как копыто фордира успокаивающе погладило волка.

— Ну, что у тебя стряслось? – спросил Эйкорн.

До всех не сразу дошло, что обращается он к зверю.

— Осторожнее, он опасен! – выпалила, наконец, совладавшая с собой Мисти.

— Она, — не оборачиваясь, отозвался фордир, — и ей нужна помощь.

Мисти хотела было настоять на своём мнении, но прикусила язык. В конце концов, понимать животных всегда лучше всего получалось именно у фордиров.

Волчица тем временем спрятала клыки, и оленята услышали жалобный скулеж.

— Быстрее, — сказал Эйкорн, — за ней.

Волчица отпрыгнула к кустам и оглянулась, словно проверяя, следуют ли оленята за ней. Те, переглянувшись, перешли сперва на рысь, а затем и на галоп.

Судя по всему, волчица и вправду была взволнована. И вскоре Мисти, потянув носом воздух, поняла, почему.

Огонь.

Злейший враг леса. И одной отдельно взятой маленькой лани, которую просто дрожь пробрала от этого запаха.

Рилл чихнул. Оленята переглянулись и, не сговариваясь, ускорили бег. Теперь это стало уже не только делом волчицы: здесь, вдали от погодных патрулей перитонов, лесной пожар мог нанести большой ущерб, прежде чем будет погашен дождями или магией.

И хотя в Кервидерии огонь почти нигде не использовался, все оленята знали, что это такое.

И как нужно поступать, если в лесу что-то горит.

— Мы на подветренной стороне, — заметил Рилл на бегу. – Огонь может пойти на нас.

— Тем больше причин поспешить! – отозвался Эйкорн и действительно прибавил шагу.

Вскоре оленята оказались на берегу болота. Казалось бы, обильная влага не должна давать огню распространяться, но факт оставался фактом: кочки и пожухлая трава действительно тлели.

Оленята резко затормозили и переглянулись.

Горел торфянник.

Спереди раздался жалобный скулёж. Оленята повернули головы туда и увидели небольшой островок, окружённый водой, где сгрудились четверо волчат. Плохо было то, что вокруг воды вся земля была чёрной и дымящейся, а значит, могла таить в себе страшную огненную ловушку.

Волчица посмотрела на оленят и издала жалобный скулёж.

В Кервидерии, как и в Эквестрии, звери не были просто животными. Близость магии оленей или пони за все прошедшие эпохи подняли многих животных на новый уровень развития. Более того, они даже разговаривали на своем языке.

И все обитатели животного царства знали: к оленям и пони можно идти за помощью.

— Надо их вытащить, — сказал Эйкорн волчице и повернулся к друзьям.

— Ну так пошли, — сказал Рилл и даже сделал шаг вперед, но был остановлен ногой друга:

— Ты с ума сошел! Нельзя наступать на чёрную землю, когда горит торфянник!

Витранг хотел было возразить, но кивнул: действительно, подземный пожар был ещё опаснее обычного, так как мог годами тлеть практически незаметно, выжигая в земле огромные каверны. Провалиться в которые ничего не стоило.

Мисти жалобно прижала уши.

Её комплекс по поводу огня возник не на пустом месте. Несколько лет назад состоялось знакомство с этой своенравной и враждебной стихией, и так уж случилось, что знакомство это не было приятным.

…Город под сенью Леса. Бледные огни светлячковых и волшебных фонарей. Веселый праздник Сбора Урожая, когда олени принимают дары Леса.

Заезжий фокусник-пони обещал «невероятное световое шоу», и много гостеприимных оленей собралось посмотреть на редкое зрелище.

Маленькая Мисти тоже пришла. Её, как и других жеребят, пустили вперёд: взрослые могут и через головы малышей посмотреть, а наоборот не получится.

И вот, момент настал.

Единорог попросил поляну под открытым небом, а такая нашлась только на полях: посёлок весь примостился на деревьях. Пусть и не таких огромных, как в Сильмарине или столице, только по одному домику в кроне, но всё же.

Зрелище получилось что надо: грохот, свет, взлетающие в небо искры разноцветного огня. Сверкающие колеса, змеи, искры! Такого под сенью Леса не припоминали даже самые почтенные обитатели.

Шутка ли, даже живущий в деревне старый лось-друид, дядька Грур, одобрительно высказался о шумном зрелище.

Мисти тогда это казалось магией: ну не может что-то настолько красивое быть плохим или даже опасным!

Поэтому юная лань, стоявшая в первых рядах, вскоре не выдержала и побежала к тому месту, откуда взлетали волшебные огни.

К счастью, единорог её заметил и успел оттолкнуть телекинезом от батареи недлинных трубок, расставленных на подставке. Но ослеплённая вспышкой и оглушенная грохотом детонации малышка успела почувствовать жар и закричать. Больше от страха, чем от боли, но цветной огонь, такой красивый издали, вблизи оказался обжигающим и неприятно пахнущим едкой гарью.

Конечно, ожоги потом вылечили, но праздник пришлось прервать для разбирательства.

Жеребец, разумеется, не хотел причинять никому вреда. И свои огненные шутихи провёз в Кервидерию вполне легально.

Другое дело, никто не подумал, что кто-то из оленят может забыть о предупреждении не подходить во время шоу…

В общем, с того случая Мисти и не любит огонь. И особенно – когда его связывают с её внешностью…

Глава 05. Испытание

— Нам нужен план… — начал было Рилл, вырвав Мисти из воспоминаний, но в это время земля возле островка немного просела.

Повалил пар: вода из болота попала в пылающий торфяник, а волчата испуганно запищали.

— Да что тут планировать! – резко сказала Мисти, видя, что волчица собирается прыгать на помощь. И навстречу неминуемой гибели, разумеется.

Перитонка расправила крылышки и, взлетев несколько резче, чем рассчитывала, из-за восходящего над болотом потока, ринулась к острову.

Горячий воздух и едкая гарь заставили глаза моментально заполниться слезами, но, к счастью, дым валил не такой уж густой. К тому же, юная лань хорошо запомнила направление к острову.

Мигом перемахнув опасное место, Мисти твердо встала на четыре ноги, и почти сразу почувствовала, как к ним прижалось несколько пушистых и пищащих комочков.

Мельком она услышала, как Рилл что-то кричит ей вслед, а Эйкорн пытается успокоить волчицу.

Мисти тряхнула головой. Надо было сосредоточиться на самом важном.

Сперва юная лань хотела посадить волчат на спину, но перед глазами встала картина, как маленький серый комочек не удерживается и летит прямо вниз, на черную землю, такую обманчиво твердую…

Сделалось жутко.

Поэтому Мисти ухватила двух первых кутят передними ногами и, прижав их к груди, полетела обратно со словами:

— Я сейчас вернусь!

Когда первые щенки подбежали к матери, волчица посмотрела на крылатую оленяшу с такой благодарностью, что та чуть не лопнула от гордости, но вовремя спохватилась: работа была ещё не закончена.

Она уже повернулась было, чтобы лететь за остальными волчатами, но вдруг услышала крик Эйкорна:

— Осторожнее!

Горящий торфяник, будто рассердившись, вдруг выпустил облако пара вперемешку с дымом и пламенем: похоже, взорвался болотный газ. Всех отбросило прочь, в ушах зазвенело.

С ужасом лань увидела, как взметнувшийся огонь полностью отрезал островок: нечего было и думать быстро перелететь такое…

Волчата испуганно завизжали, а Мисти подумала, что никогда в жизни ей ещё не было так страшно. Не за себя, а за других.

Оленята вскочили на ноги, а Эйкорну пришлось встать на пути волчицы, что чуть снова не кинулась спасать своих детёнышей.

Мисти её понимала: очевидно, пожар разгорался, а островок на болоте не будет вечно защищён водой. Как они там вообще оказались, было загадкой. Убежали от матери, которая наверняка бы почувствовала пожар? Или ещё что? Разбираться и расспрашивать было всё равно некогда.

— Стой, — сказал вдруг Рилл, когда Мисти чуть присела, чтобы оттолкнуться от земли. – Подожди секунду!

— Нет у нас секунды! – отозвалась лань.

Но в это время от земли протянулись бледно мерцающие ветви, охватившие перитонку. Та рванулась, подумав, что друг решил удержать её магией. Но побеги не отстали. Наоборот, прилипли к телу, пока не превратились в тончайшую плёнку из магии, охватившую всё тело.

— Это защита, — сказал Рилл. – Давай… не теряй время…

Юный волшебник взмок и тяжело дышал: очевидно, заклинание далось ему нелегко.

— Спасибо, — кивнула Мисти и рванулась прямо в дым и пар. Туда, откуда раздавалось испуганное поскуливание.

Голос её прозвучал глухо из-за магической мембраны.

— Ух, я и не знал, что ты так умеешь, — сказал Эйкорн.

— Я… — Рилл утер пот со лба. — У меня первый раз получилось такое…

— Какое?

— «Броня элементов»… она защищает от огня, холода… ну и всё такое.

Эйкорн не ответил: волчица, к которой испуганно жались щенки, снова тоскливо завыла, потеряв Мисти из вида. Пришлось её обнять и успокоить:

— Не волнуйся. Мисти, конечно, безбашенная, но знает, что делает.

…Юная перитонка летела сквозь дым и пламя, совершенно не испытывая приписанной ей уверенности. Но хищные языки теперь бессильно скользили по прозрачной плёнке заклинания, вставшего барьером вокруг всего тела.

Казалось, что этот полёт длится бесконечно, хотя до островка было всего ничего.

Из густеющего дыма вдруг появился остров с пищащими волчатами. На этот писк Мисти и ориентировалась: видимость упала почти до нуля.

Лань снова приземлилась на островок и схватила оставшихся волчат. Те, хотя и скулили в страхе, вырываться не стали: понимали, что оленяша пришла помочь.

Та ещё успела подумать, как бы уберечь малышей от пламени и дыма, как плёнка заклинания пошла рябью и пропала: время действия закончилось.

Мисти обдало волной жара, и глаза снова наполнились слезами от едкой гари. Перитонка закашлялась, едва не выронив взятого в копыта волчонка.

Пришло понимание, что если малышей не вытащить отсюда прямо сейчас, то можно погибнуть, попросту задохнувшись в дыму.

И тогда Мисти решилась.

Прижав покрепче к груди малышей, она оттолкнулась ногами и резко прянула вертикально вверх. Крылья поймали восходящий поток, волчата в копытах издали испуганный писк.

Как оказалось, лань успела вовремя: покинутый островок вздрогнул и стал быстро погружаться в кипящую жижу горящего болота.

Мисти надеялась, что наверху дым рассеется, но тот был всё ещё густой, когда в лёгких кончился запас воздуха.

Маленькая лань ещё успела подумать, что если она потеряет ориентацию и упадет, то со стопроцентной вероятностью – в огонь и кипяток. И тогда уже ни её, ни волчат ничто не спасет.

— Держись! – вдруг крикнули откуда-то сверху. Судя по голосу, взрослая лань.

И в следующий миг на лес обрушился дождь. Слишком резко, чтобы это можно было объяснить естественными причинами. Но сразу стало легче дышать: прохладные струи летнего ливня быстро прибили дым, а внизу раздалось сердитое шипение.

Мисти проморгалась и подняла намокшую мордочку в направлении голоса. Увидела, как крылатая фигура подгоняет всё новые и новые тучки к месту пожара и лягает их копытами, но большего разглядеть не удалось.

Очевидно, дым торфяника заметили и сообщили погодной службе. Но почему тогда спасительница одна?

Внизу шипело и парило: вырвавшийся было наружу пожар получил неожиданный отпор и теперь был обречен. Дождь усиливался.

Мисти спланировала вниз, и волчья семья, наконец, объединилась.

Оленята, вокруг которых по-щенячьи прыгали спасённые волчата, устало улыбнулись друг другу.

Они справились. И помощь пришла, хотя и малость запоздала. Эйкорну волчица вообще облизала всю мордочку, повалив оленёнка на землю. Тот со смехом отбивался, но не всерьёз.

Когда же волчье семейство оставило оленят в покое и скрылось в чаще, сверху спустилась та, что пригнала тучи.

И, к вящему удивлению всех троих, это оказалась не лань, а пегаска.

Правда, странная: вместо описанных в учебнике пернатых крыльев на спине незнакомки красовались перепончатые, как у летучей мыши. Уши венчали забавные кисточки, а зрачок золотистых глаз был вертикальным, как у рыси.

При этом сама пони была тёмно-серого цвета со светло-фиолетовой гривой. И, судя по всему, её несколько смутили удивленные взгляды оленят.

— Извините, — тихо сказала она. – Я увидела дым и решила на всякий случай пригнать тучку…

— Вернее, это я тебе сказал, — раздался рядом скрипучий голос.

Оленята увидели, как с неба, хлопая крыльями, спустился яркий попугай. Птица устроилась на спине пони, которая снова подала голос:

— Да, всё так. Познакомьтесь, это Молчун. Я Грей Маус, ночная пони из Старспайра. А вы?

Оленята по очереди представились и поблагодарили фестралочку за помощь, а потом Эйкорн сказал:

— У нас тут… дела, альтдоя пони. Нам надо идти…

— Я могу помочь? – поинтересовалась Мышка.

— Нет, спасибо, — поспешил заверить фордир, покосившись на друзей, но его никто не поддержал.

Мисти сказала, отбросив рыжую прядку от глаз:

— Нам в любом случае следует отдохнуть, не находишь? Не знаю, как ты, а мы с Риллом просто вымотались…

— Не то чтобы сильно, — поспешно добавил юный волшебник, — но нам не помешал бы отдых… К тому же, темнеет.

— Тут недалеко полянка с ручьём, — заметила Грей Маус, — и я как раз встала там лагерем.

Эйкорн, оставшись в одиночестве, улыбнулся и сказал:

— Ну ладно, ладно… Сказали бы сразу, что устали. А то набросились…

Рилл хмыкнул:

— Это ты тут стоял и общался с волчицей. А кое-кто колдовал…

— …И летал сквозь огонь, — добавила Мисти.

Оленята, не сговариваясь, захихикали, а Грей Маус грустно улыбнулась. Эти малыши быстро напомнили ей о приключениях Меткосталкеров. О бесшабашной Арии Миднайт и рассудительной Лоудстар. А потом ещё и о Найтглоу.

И какая разница, что оленята внешне отличаются от жеребят? Этот восторженный взгляд на мир Грей ещё сама прекрасно помнила по себе.

— Ну что, идёмте? – поинтересовалась фестралочка. — Здесь недалеко даже пешком. А то у меня там чайник кипит уже, наверное…

Уговаривать оленят не пришлось: все они были детьми своего времени, и во встречном взрослом, даже столь необычного вида, видели в первую очередь друга.

Да и как может быть иначе? На дворе, поди, не Тёмные Века, а Барьер не пропустит в страну ни одного чужеземца со злыми помыслами. Это была одна из аксиом, на которых держался привычный мир оленей.

А на тёмного витранга новая знакомая не походила ну никак.

— Красивые пёрышки, — сказала Мисти, на ходу протянув копытце к попугаю. – Можно потрогать?

— Кар-рамба! – неожиданно прохрипел тот и захлопал крыльями. — Коррида! Дискор-рд побер-ри!

Лань от неожиданности отдёрнула ногу, а вопросительные взгляды оленят были столь выразительны, что покрасневшей Мышке пришлось пояснить:

— Молчун – настоящий пиратский попугай.

— Ого! – вскинулся Эйкорн. — Расскажете?

— Он сам расскажет.

— А почему Молчун, раз расскажет? – не отставал оленёнок.

Мышка снова улыбнулась и оглянулась на попугая:

— О. Просто он замечательно умеет хранить секреты…

— Всё интереснее и интереснее, — заметил Рилл. – А что Вы делаете в Кервидерии, альтдоя Грей? Тут нечасто увидишь иноземцев… да ещё в такой дали от городов.

— Просто «Грей» вполне достаточно… — пони вздохнула. – Это долгая история. Если в двух словах – нам нужно найти тут помощь…

— А мы не сможем помочь? – тут же оживилась Мисти.

— Если только обладаете знанием древней истории…

Взоры Мисти и Эйкорна тут же обратились к Риллу, и тот чуть не споткнулся:

— Вы чего?!

— У тебя всегда были отличные оценки по истории! – выпалила Мисти.

Мышка вздохнула и опустила увенчанные кисточками уши. Эта непосредственная доброта встреченных оленят трогала до глубины души. Но в библиотеке столицы никто даже не подумал пустить иностранку в запретную секцию после бесплодных поисков в общедоступных источниках. А попытка туда пролезть ночью в стиле Арии Миднайт увенчалась лишь встречей с охраной, нотацией и запретом на посещение столичной библиотеки вообще.

И теперь, отчаявшись получить прощение за этот инцидент и потеряв на этом несколько дней, Грей Маус направлялась во второй крупный город страны, Антлердам. Именно там находилась самая большая Академия витрангов. И Мышка рассчитывала на помощь. А если повезёт, отыщется такой вежливый и добрый Манцинеллус Милк...

— Боюсь, пятерки по истории недостаточно, чтобы найти нужные знания, — подал голос Молчун.

Грей тем временем добавила:

— Вот, мы пришли…

Оленята окинули взглядом полянку, где был разбит нехитрый лагерь: палатка, импровизированный очаг. Импровизированный – потому что огонь в Кервидерии разводить не разрешалось, а всем гостям страны выдавалась пара цветков флеймовера в огнеупорных футлярах. Просто чтобы беспечные туристы не стали, к примеру, жарить зефирки на разожжённом костре из настоящих дров.

Сейчас же на очаге действительно шипел и исходил паром небольшой чайник.

— Никто не против чашечки чая? – спросила Грей Маус. – Или двух…

— Только если под историю о настоящем пиратском попугае! – решительно заявил Эйкорн, не сводивший взгляда с Молчуна.

Тот издал тихий скрежещущий смешок. Почему-то Мышке подумалось, что будь у попугая возможность, он бы презрительно фыркнул.

Вслух же «настоящий пиратский попугай» ответил в тон:

— Только если малыши будут хорошо себя вести…

Глава 06. Пиратский попугай

...Молчун действительно поведал свою историю оленятам, которых Мышка накормила ужином. Причем начал с того, что продекламировал скрипучим голосом пару строк какой-то песни:

— Послушайте все, ого-го, эге-гей,

Меня, попугая, пирата морей!..

Оленята, похоже, были в восторге от такого вступления. Даже затопали копытцами, особенно чернявый Эйкорн.

При виде этого на сердце ночной пони вновь потеплело от воспоминаний: Меткосталкеры, захватывающий полет на «Селене», Сталлионград и сказка о Кервидерии на ночь…

Только вот теперь взрослой была сама Грей Маус. И в Кервидерию она приехала не развлекаться…

…Молчун и вправду рассказал у вечернего костра множество историй, в том числе и свою. Да так, что Грей Маус и сама слушала, чуть ли не копытами удерживая отвисающую челюсть.

Конечно, фестралочка уже знала, что попугай вовсе не так прост, как хотел казаться. И что лично знал знаменитого пирата-пегаса Пернандо Кортеса, жившего больше двухсот лет тому назад.

Но чтоб так…

Оказывается, Молчун встретился с принцессой Луной, когда та была всего лишь маленькой кобылкой. Очень любопытной и отчаянной, которая на тропическом острове, конечно, потерялась и чуть было не стала добычей саблезубого тигра – тех ещё было очень много по всему миру.

Но тот, кого пока никому в голову не пришло назвать Молчуном, криком предупредил юную пони. А та уже успела среагировать и даже отгородиться от тигра магическим барьером. Тот, конечно, продержался всего несколько секунд, но на вопли и визги прилетела старшая сестра, моментально превратившая опасного хищника в белого и пушистого котёнка к вящей радости всех обитателей острова: мало кому саблезубый разбойник ещё так или иначе не испортил жизнь.

Тогда маленькая Луна подружилась с молодым попугаем, который и не подозревал последствий от данных обещаний.

Летели годы, складываясь в века. Миновала целая эпоха, когда пони уверенно шли по пути цивилизации, не желая знать идеалов дружбы. Но вот грянула Эра Раздора, когда Дискорд разгулялся в мире, и магия сошла с ума. И даже до маленького острова докатились отголоски в виде новых растений и животных, непонятных явлений и прочих неприятностей.

Когда же буйство магии кончилось, все детские переживания успели забыться, и даже немолодой по меркам своего вида попугай списывал непрекращающуюся молодость на минувший разгул хаоса…

…Оленята снова заворожено замерли, ловя каждое произнесенное скрипучим голосом слово. Попугай и сам, похоже, увлекся воспоминаниями, потому что взгляд его устремился туда, в прошлое, отделённое такой древностью, что лишь бессмертные аликорны… ну и эйкеррен… могли хотя бы осмыслить что-то подобное.

Снова летели над маленьким тропическим островом года и века. Сменилось уже несколько поколений долгожителей-попугаев, и только один, сыскавший репутацию «древнего мудреца», оставался свеж и полон сил.

И вот в разгар времён, что среди пони получили название «Тёмные Века», на остров приплыл знаменитый пегасий пират Пернандо Кортес. И когда его подчинённые поймали нескольких попугаев, оставил одного себе. По иронии судьбы, именно «великого мудреца» — тот не привык видеть в пони опасность и попался как кур в ощип.

Через некоторое время будущий Молчун научился говорить на общем языке эквестрийских рас, а не только на понимаемом лишь немногими животном. И, обзаведясь, таким образом, довольно едким остроумием, несколько раз был в шаге от того, чтобы отправиться в суп.

Тут оленята так дружно скривились, что Молчуну пришлось пояснить:

— В дальних перелётах с едой туго. И если с провиантом на дорогу не рассчитали, приходится искать… альтернативу. А есть мясо пираты от фестралов научились…

На Грей Маус уставились три настолько выразительных взгляда, что та зарделась и сказала:

— Фестралы немного… всеядны.

Но прежде, чем тема развилась, Молчун пояснил:

— Это было в Тёмные Века. Слышали сказки тех времён? — оленята кивнули. — Во-от. И тогда все расы не были такими добрыми, милыми и добродушными, как сейчас.

Рилл сказал:

— Если это для того, чтобы не шокировать детей, то не нужно. В Лесу водятся хищники, которые тоже являются неотъемлемой частью Круга Жизни. Просто мы думали, это слухи насчёт ночных пони.

Грей Маус покраснела ещё больше, а оленята только довольно захихикали: ещё бы, удалось смутить «взрослую» пони!

— Ладно, — сказал Молчун. – Дальше слушать будете?

— Да! – хором воскликнули оленята, на этот раз вместе с Мышкой.

Попугай на неё покосился, а пони подумала, что Ария Миднайт прозакладывала бы свою коллекцию значков, лишь бы послушать подробности биографии попугая.

А приключения как будто и не кончались. Пернандо проиграл птицу в кости в далёкой Камелу, где при дворе какого-то вельможи тот снова едва не нарвался на расправу. Пришлось срочно улетать.

И после этого будущий Молчун впервые задумался о ценности молчания.

— …Рыбу ведь никто не называет дурой? – пустился в риторические рассуждения попугай. — А почему? Потому что она молчит… Только попка-дурак, потому что болтает без умолку…

Вот тогда-то и попал Молчун в Кервидерию. И довольно долго тут жил, пока удивительным образом не встретил… свою подругу детства.

Попугай был уверен, что странная поняша сразу с рогом и крыльями давно состарилась и умерла, но та за минувшие века всего лишь превратилась из маленького жеребёнка… в жеребёнка побольше. Потому что если поставить её рядом с сестрой, сразу становилось ясно, кто старше.

Встреча прошла радостно. Принцесса Луна, которая только-только начала путь поиска себя, совершенно по-жеребячьи обрадовалась. После визита на тот отдаленный остров она не нашла там своего друга и очень огорчилась.

- …так и начались мои… кхм… приключения с принцессой. Много чего…

Молчун вдруг замолчал. Видимо, счастливые воспоминания теперь причиняли боль, стоило лишь вспомнить искалеченную «Селену» в воздушных доках Старспайра.

Никто не мог знать, сколько простоит без дела чудесный корабль.

— А дальше? – нетерпеливо спросил Эйкорн.

— А дальше – завтра, — эхом отозвалась Мышка, после чего последовал разочарованный вздох.

— Ну вот, — сказал Рилл. – Так всегда. На самом интересном месте!

— Кому-то пора спать, — возразил Молчун. – Посмотрите, уже совсем темно.

— Ну расскажи ещё что-нибудь! – взмолилась Мисти. – Это ведь так интересно!

— Обещаю, как только взойдет солнце, — ответил попугай.

…Вскоре оленята были уложены спать в большую палатку. В ответ на вопрос Мышки все трое заверили, что дома их ещё пару дней точно не хватятся: в каникулы оленят часто отпускали болтаться по лесу сутками.

А Грей какое-то время посидела у «костра». Листья флеймовера красиво переливались красноватыми всполохами, создавая полное впечатление тлеющих углей.

Вскоре перешёптывания и хихиканье из палатки стихли, и в наступившей тишине стали слышны звуки ночи: пение сверчков, шум листьев на ветру.

Кервидерия была спокойна и безмятежна.

— Молчун… — начала было Грей Маус. — Нам надо скорее в следующую библиотеку…

Но попугай, похоже, не разделял мнения фестралочки:

— Я в ужас прихожу при мысли о том, что бы с тобой случилось, полети ты в Кервидерию одна.

— Я знаю.

— Стоило мне только отвернуться, как ты решила проникнуть в секретную секцию библиотеки. И если бы не то, что меня тут знают, помнят и даже чтят, то вытурили бы тебя олени с позором.

— У нас мало времени, и ты это знаешь.

— А ещё я знаю, что в подобных ситуациях надо думать головой, а не крупом.

— Но...

— Ария Миднайт — плохой пример для подражания!

Грей опустила уши и мордочку. С последним она была не согласна, но аргументов подобрать бы не смогла. У неё в принципе не получалось убедительно спорить, а уж с Молчуном и подавно.

Попугай тем временем продолжал ворчать:

— Временами ты напоминаешь Луну.

— Столь же отважная? – увенчанные кисточками ушки навострились.

— Столь же безрассудная…

На несколько секунд повисла пауза, затем Грей спросила:

— А почему ты не стал сыпать язвительными высказываниями и давать им прозвища? Стареешь?

— Они не раскачивали клетку и не угрожали съесть старого безобидного попугая, — парировал Молчун. — Я отправляюсь спать. Ты идёшь?

— Иди, ложись. Я ещё… подумаю.

— Как знаешь, — попугай расправил крылья, намереваясь залететь в палатку. – Спокойной ночи.

— Сладких снов, Молчун…

Глава 07. Так не бывает

...Мисти не спалось.

Не то чтобы она не устала. Наоборот, из всей троицы лань затратила больше всего сил. Но организм, похоже, задействовал резервы, и сон теперь не шёл.

В палатке Грей Маус место нашлось для всех: очевидно, по какой-то причине фестралочка взяла с собой в поход такой шатёр, что в нём запросто уместились бы четверо взрослых оленей. Ну или пони, невелика разница.

Юные харты вскоре задрыхли, и Мисти просто подивилась такому: можно подумать, это они сегодня летали через огонь.

С другой стороны, друзья во сне выглядели забавно. Эйкорн лежал на спине и наглым образом храпел, к счастью не очень громко. Рилл же свернулся клубочком под одеялом и даже накрыл нос сгибом передней ноги.

Лань улыбнулась. Они так мило выглядели, что захотелось их обнять и потискать. Но это бы определенно их разбудило.

Слуха перитонки достиг тихий перебор струн, пение флейт и скрипок, какие только и бывают, когда звучит волшебная Музыка Мира. Или, как её часто называют в Кервидерии, Мелодия Леса.

Когда столь переполняют чувства, что музыка начинает звучать на невидимых инструментах, и остаётся только вплести слова в частичку этой вселенской гармонии:

— Город Тысячи Мостов,

Миллион огней.

Ты украл мою любовь,

Не забудь о ней.

Там, вдали, не забывай

О моих словах.

Береги свою печаль

В четырёх стенах.

Мисти немного удивилась, услышав голос новой знакомой. Грей Маус тихонько пела где-то снаружи палатки, и мелодия полнилась светлой печалью и надеждой:

— А когда вернёшься ты

И отступит грусть,

Наши сбудутся мечты.

Я тебя дождусь.

Но пока что ты вдали,

В городе огней,

Позаботься о любви,

Не забудь о ней…

Мисти не выдержала и высунула любопытный нос наружу.

Грей Маус сидела в лучах лунного света возле кострища с увядшими лепестками флеймовера и пела, глядя в ночное небо. Здесь, на полянке, его было хорошо видно в окно зелёных крон над головами.

Лань прикрыла глаза, слушая затихающую Музыку Мира, затем вылезла и тихонечко подошла к пони.

— Можно мне тоже посидеть?

— Конечно, — отозвалась Грей, не поворачивая головы. – Тебе не спится?

— Нет… Наверное, слишком перенервничала. Не каждый день летаешь сквозь пламя, даже если…

Оленяша осеклась, покосившись на фестралочку. Но та не подавала виду, что заметила душевные метания малышки.

Они какое-то время сидели молча, глядя на ночное небо. Принцесса Луна как будто украсила его миллиардами сверкающих бриллиантов.

— Они прекрасны, правда? – подала голос пони, затем пояснила. – Звёзды.

— Конечно, — согласилась Мисти. – Как и любое творение… Всегда хотела связать свою судьбу с чем-то столь же красивым…

Мышка скосила на маленькую лань золотистые глаза:

— Что же тебе мешает?

Мисти вздохнула, но всё же решила немного пооткровенничать. Она и сама не знала, откуда на неё нашла такая болтливость, но внезапно поймала себя на том, что вот уже полчаса рассказывает Мышке о своих переживаниях по поводу формирующейся пятнометки.

Лёгкая улыбка на мордочке ночной пони заставила лань уточнить:

— Что весёлого?

— Не обижайся. Я вспоминаю собственные переживания по этому поводу. И к чему они, бывало, приводили.

— По крайней мере, твоя расцветка не давала повода для насмешек!.. И только Эйкорн и Рилл не смеялись над этим. Все остальные считают, что я... какая-то проклятая. Но я не хотела быть такой!

Грей Маус успокаивающе обняла лань кожистым крылом:

— Тш-ш-ш. Я понимаю тебя.

— Да с чего вдруг? – заершилась Мисти.

— Родители как-то увидели меня с книгой о животных и посчитали, что это моё призвание. Раз за разом они привозили диковинных зверюшек, но общения у меня с ними не ладилось. Однако это лишь раззадоривало родителей, и... я тоже начала верить, что моя кьютимарка будет связана с уходом за животными. Надо только найти подходящее.

Оленёнок стала с интересом слушать, а Мышка меж тем продолжила:

— И вскоре я встретила ещё двух жеребят, фестралочку и ментатку моего возраста, которые тоже были уверены, что знают, кем они станут, ведь окружающие им об этом всё время говорили. Лоудстар — организатором или каким-нибудь чиновником... ну или библиотекарем. Книги она тоже любит. А Ария хотела получить кьютимарку самой быстрой летуньи. Она и впрямь очень быстро летает.

Мисти покосилась на бок фестралочки:

— Э-э-э, но у тебя кьютимарка с какими-то железяками. Никаких животных.

Грей Маус кивнула:

— Всё так. В какой-то момент мы трое решили пойти против общественного мнения и попробовать то, что нам действительно близко по духу. И ни я, ни мои подруги не получили кьютимарки, о которых судачили окружающие.

— И как это связано со мной?

Грей Маус улыбнулась:

— Только ты можешь решать, кем тебе быть. Не окружающие и уж точно не твоя метка. Как только ты поймёшь, чего хочешь, то тут же найдёшь своё призвание. Метка лишь покажет, что ты на правильном пути.

Ушки Мисти грустно опустились.

— Угу, — пробурчала оленёнок. — Огонь.

— Допустим, огонь. И что же тут плохого?

Лань обвела копытцем вокруг:

— Мы в лесу! А огонь – враг леса!.. Не удивлюсь, если меня изгонят за такое!

Грей Маус оставалась спокойной:

— А кто сказал, что она будет обозначать сгоревший лес, а не, скажем, потушенный?

Мисти смущённо примолкла. Как-то в таком ключе она вообще не думала. Вспомнилось ещё, что среди оленей специалисты по огню – большая редкость. А ведь даже в Кервидерии необходимость в огне периодически возникает: что если кончились лепестки флеймовера? Да и для его выращивания требовались специфические навыки и большая осторожность… и профессионалы этого дела пользовались почётом и уважением не меньше, чем, к примеру, архитекторы живых домов...

— То есть я... – начала было потрясенная лань, но Грей Маус закончила за нее:

— …можешь быть кем захочешь. И не слушай окружающих.

Оленёнок хитро улыбнулась:

— И тебя тоже?

Грей рассмеялась:

— И меня. Ну что, идём спать?

— А я думала, ночные пони спят днём.

— Только не там, где ночью спят другие, а то рискуют оказаться единственными бодрствующими.

— Твоя правда, — улыбнулась Мисти.

…Когда она устраивалась в спальнике, то была уверена, что не заснёт: настолько её взбудоражила мысль о том, что даже если пятнометка соберется в огонь, это ещё не означает судьбу поджигателя.

«И как я сама не додумалась?..» — пробормотала Мисти, глаза которой закрылись, а сознание погрузилось в мягкий туман дремоты.

Через минуту лань уже крепко спала с выражением полного умиротворения на мордочке…

…Когда Грей Маус проснулась, было ещё темно.

Обычно фестралы предпочитают вести ночной образ жизни, но Молчун настоял, чтобы в дороге Мышка научилась бодрствовать днём, как большинство пони и оленей. Иначе это могло создать проблемы: ночью всякие заведения, в том числе библиотеки, у дневных народов, как правило, не работают.

— …Так что на вопрос «Как пройти в библиотеку?», заданный в три часа ночи, могут и копытом у виска покрутить, — сказал тогда Молчун.

Грей Маус, конечно, проворочалась ту ночь в каюте, а утром была сонной и вялой. Но попугай до самого вечера не давал фестралочке задремать, и под вечер та уже спала без задних ног, хотя на небе ярко светили луна и звёзды… Правда, пришлось прилагать усилия, чтобы не продрыхнуть полдня и снова не лечь под утро.

Позёвывая, Мышка уже хотела было вернуться в постель, но потом тревожные мысли всё же пробились сквозь сознание и прогнали остатки сонливости.

Она уже давно не просыпалась затемно. И даже если сейчас раннее утро, то должна была показаться заря.

Но с тёмно-синего бархата неба ярко светили звёзды, как только и бывает в самый тёмный ночной час…

Грей не поленилась залезть в сумку и достать механические часы, собранные собственнокопытно ещё в Старспайре перед отлетом.

Стрелки исправно показывали двенадцать часов. И это никак не могла быть полночь предыдущих суток. Уж что-что, а время ночи фестралы могли определить с детства, лишь взглянув наверх. А звёзды не находились на местах, характерных для полуночи.

— Чудеса, — сказала Мышка, снова поглядев вверх.

— Что случилось? – позёвывая, из палатки высунулась сперва Мисти, а затем и ещё две заспанные мордочки.

— Солнце не взошло, — ответила Грей, которой до сих пор не верилось.

Ночь и день меняли божественные сестры Эквестрии, и ничто не могло разладить этот многовековой механизм. Ничто и никогда. На том зиждилось мировоззрение всех пони.

С принцессой Селестией просто не могло ничего случиться.

— Так не бывает, — зевнул вылезающий из палатки Рилл.

— Не бывает, — эхом отозвалась Грей. – Но погляди сам…

— Мы просто рано проснулись, — предположил Эйкорн, озвучив недавние мысли самой Мышки.

— Не-а, — та покачала головой. – Это первое, о чём я подумала. Слишком темно для раннего утра, а звёзды совершенно не там, где должны быть в полночь. Так что нет…

— Боюсь, всё гораздо хуже, — проскрипел сверху голос сидевшего на ветке Молчуна.

Оленята задрали мордочки к небу и были вынуждены признать правоту фестралочки и попугая.

Но вот среди ветвей показалось солнце, и всё сразу встало на места.

Потому что сияющий диск прикрывал черный силуэт луны, и лишь узкая корона безуспешно пыталась разогнать тьму…

Это было странно. Затмение – явление в Эквестрии исключительно гипотетическое. Потому что божественным сестрам за всю историю ни разу не пришло в голову поднять свои светила одновременно. Да ещё и на одно и то же место на небе.

Да и зачем? Солнце – для света и тепла, луна – для красоты и магии ночи, приливов и отливов… Не было такого с Эры Раздора, когда наперекосяк шла и магия, и законы природы.

Но сюрпризы этой ночи не закончились.

Оставив пони в раздумьях на поляне, оленята ушли умываться к ручейку, но вскоре оттуда раздался изумленный вскрик.

Поспешившая на помощь Грей Маус застала всех троих, замерших с открытыми ртами и уставившихся куда-то в заросли.

Проследив за тремя взглядами, пони тоже удивлённо вскинула брови.

Потому что на краю поляны выросло ещё одно дерево, которого не было буквально вчера. Кривой ствол, голубоватые листья со сложным узором, но главное – венчающий растение голубоватый с радужными прожилками бутон размером с голову пони.

Причём всё это тускло люминесцировало в ночи.

Вообще, появившееся у ручья дерево напоминало побег какого-то растения, если бы не размер: ростом с четверых пони, не меньше.

Но реакция оленят была странной. Да, выросшее за неполный день такое дерево, наверное, не тривиальное событие, но что особенного в стране, столь глубоко наполненной магией Природы?

— Простите, — поинтересовалась Мышка. – Но что это?

Ответ последовал не сразу: у всех троих в глазах отражался волшебный свет, а у Рилла ещё и копытца светились.

— Это… — тихо сказал Эйкорн, не отводя взгляда.

— …Семя, — закончил Рилл.

— Какое-такое семя? – спросила Грей.

— Семя Величайшего Древа, — ответила Мисти. – То, к чему мы идём...

— Это очень важно, да?

— Да, — сказала Мисти, голос которой дрогнул. – Если Древо плодоносит и даёт побеги… значит… значит…

— …грядёт опасность для всего мира, — закончил Рилл.

— Да, дело плохо, — резюмировал Молчун.

Грей Маус вздрогнула. Её тоже посетила пара версий происходящего, и одна из них ей не нравилась категорически.

А именно то, что она… опоздала.

Глава 08. В самое сердце

…Величайшее Древо Кервидерии столь огромно, что стоя у его подножия создается полное впечатление горы.

Вздымающийся исполинский ствол уходит в небеса, с каждым разом становясь всё более крутым. На этих склонах и примостилась оленья столица – Арборион.

В отличие от остальных городов оленей, здесь не было других деревьев: на каком-то расстоянии от Древа они переставали расти по банальной причине нехватки солнечного света. Исполинская крона здесь так плотно закрывала солнце, что столица была погружена в вечные сумерки, освещаемые тысячами волшебных фонариков.

Хотя магические дома оленей здесь вполне приживались, и неискушенному зрителю могло показаться, что Величайшее Древо вдруг принесли урожай разноцветных, светящихся изнутри орехов или фруктов.

Но стоило подойти поближе, и становилось ясно, что на корнях раскинулся огромный город с мостами, акведуками, огромными лестницами, ведущими вверх, к дворцу принца Верналиса. Который, в свою очередь, висел прямо на стволе, опираясь на платформы-грибы.

И всё равно выглядел очень маленьким на фоне Величайшего Древа.

Взгляд чёрных глаз блеснул из-под капюшона.

Глаз, которые не видели всей красоты и великолепия древней столицы, а лишь тлен, разложение и гниение. Даже Величайшее Древо выглядело в колдовском зрении умирающим и больным.

Манцинеллус Милк прекрасно осознавал, что совершить величайшее святотатство ему не дадут. Даже если предположить, что он найдет Семя Древа первым, попытка прибегнуть к тёмной магии в Кервидерии лишь привлечет внимание принца Верналиса.

А колдун не был столь самонадеян, чтобы рассчитывать на успех в поединке с бессмертным эйкерреном. Кроме того, прилагалась ещё целая армия Хранителей всех видов, которые тоже не останутся в стороне, не говоря уже об Охранительных Камнях, реагирующих на тёмную магию.

К счастью, обмануть волшебных каменных болванов с новыми силами было просто. Но следовало отвлечь внимание принца и остальных. Да так, чтобы резко стало не до локальных проявлений тёмной магии.

Что ж, для этого было средство. Сейчас безобидно плещущееся в пробирке чёрное масло, бурлящее словно живое.

К сожалению, необходимо было доставить это зелье непосредственно к стволу. Древо, обладая своеобразным разумом, сразу бы отсекло поражённый корень или ветвь от общего потока магии и соков даже без помощи Верналиса.

А значит, необходимо было спешить: времени почти не оставалось. Придётся, правда, найти исполнителей, иначе есть риск попасть под ответный магический удар Величайшего Древа.

Впрочем, сейчас никто не ждал беды: олени ходили мимо по собственным делам, плотный плащ и капюшон не бросались в глаза, в отличие от белой шерсти или чёрных глаз.

И найти пару марионеток было лишь делом времени.

Тем более, если сесть в Водные пути – чудесный транспорт, позволяющий быстро передвигаться по акведукам. По крайней мере, по тем их местам, что не использовались для забора питьевой воды.

Манцинеллус Милк, вежливо пропустив перед собой парочку молодых ланей-фордиров, о чём-то весело щебечущих между собой, уселся на заднем сидении и прикрыл глаза. Отчасти от усталости, отчасти – от нежелания видеть вокруг картины разложения.

Даже кристально чистая вода акведуков казалась какой-то мерзкой зелёной жижей, хотя остальные органы чувств говорили Манцинеллусу о другом: свежесть, приятная прохлада, весёлое журчание…

Колдун слегка улыбнулся. Где-то в глубине души шевельнулись счастливые воспоминания: игры, первая любовь… и последняя.

Да, сейчас, в благоустроенном волшебном сообществе, очень редко бывает, чтобы олени погибали неестественной смертью. Но изредка всё же случается.

И почему жертвой таких обстоятельств должна была стать семья юного Милки?.. И та, с которой он хотел связать всю дальнейшую жизнь?

Он пытался бороться. Дошел до того, что написал письмо самому принцу. Просил вернуть из Великого Круга хотя бы кого-нибудь одного. Пусть не всех. Но юному харту тогда казалось чудовищной несправедливостью, что родители, брат и сестра, невеста – все погибли, а он, Милки, остался жив. Жив и одинок.

Принц не ответил. Пришел только бланк канцелярии с тем же самым ответом, что был получен от витрангов: Круг Жизни незыблем. Так было и так будет.

Пришлось обратиться к древним тайнам. Изучать, капля по капле собирая материал, чтобы, наконец, наткнуться на несколько замшелых фолиантов где-то в глубине библиотеки. Фолиантов, содержащих сведения о культах Тёмных Веков, когда лишь Кервидерия была островком стабильности во всеобщем хаосе.

И как они вообще попали в библиотеку? Неизвестно. Хотя учитывая страсть оленей к накоплению знаний…

Тогда он после кропотливой работы расшифровал мёртвый язык и даже сумел вычислить координаты святилищ. Культ привлёк тем, что, по обрывочным сведениям, обладал властью над жизнью и смертью.

И будущий Манцинеллус Милк решился. Он совершил дерзкую экспедицию, и в святилище высоко в горах нашел первые действительно важные сведения. Сведения, сулившие возвращение мёртвых и даже власть над Кругом.

После этого его было уже не остановить. Словно какая-то сила всегда направляла его, подсказывала без слов…

Он сменил имя, став Манцинеллусом. И, как одержимый, по крупицам собирал знания. Вскоре он выяснил, что придать мёртвым подобие жизни – несложно. И при должной осторожности можно даже провернуть это незаметно. Но вернуть душу из Круга гораздо сложнее. И почти невозможно — ту же душу, что была. Здесь требовалось нечто большее…

И для начала нужно было отвлечь тех, кто может помешать замыслу на его первом этапе…

— …Конечная, — сказала рядом одна из тех юных ланей, что входили в лодку вместе с Манцинеллусом. — Проснитесь, альтдер.

На миловидной мордочке играла озорная улыбка. Лань была юна, едва вышла из детского возраста. Но колдун видел, как даже из столь юного тела жизнь утекает по крупицам.

— Я не сплю, — улыбнулся он в ответ. – Не поможете слепому?

— Ой, — лань прижала ушки. – Конечно, альтдер! Лотси, помоги мне!

Тёмный витранг уже неоднократно прибегал к этому трюку: притвориться слепым, чтобы вызвать сочувствие, получить помощь или заманить в ловушку. Последнее как-то понадобилось, чтобы приготовить некромантское зелье. Что только не пришлось делать потом, вспоминать противно…

Две лани помогли Манцинеллусу выбраться из лодки, и та отрулила на разворот в небольшую заводь: пройдет короткое время, и судёнышко встанет на обратный маршрут.

— Куда Вы шли, альтдер? – осведомилась вторая лань, грива которой переливалась нежно-зелёными волнами, но колдуну виделась свалявшейся и облезлой.

— На обзорную площадку, — ответил тот, затем пояснил и даже не покривил душой. – Я могу не видеть, как все, но ощутить ветер, услышать шум Леса с высоты… Проведёте меня?

— Конечно!

Лани встали так, чтобы касаться двух боков «слепого», после чего уверенно направили его к туристическому входу на Большую лестницу, соединяющую все постройки на стволе: дворец, галереи, жилые кварталы перитонов и всё остальное…

— Сделаете для меня кое-что? – спросил Манцинеллус двух глупышек, что вели его к обзорной площадке.

— Конечно! – отозвалась идущая слева Лотси.

— Надеюсь, я вас не очень отвлекаю? — вежливо поинтересовался колдун.

— Что вы, мы приехали из деревни и просто осматриваем достопримечательности... — подала голос вторая лань.

— Погоди, Байни, — перебила первая. — Чем мы можем помочь?

— Дело в том, — объяснил Манцинеллус, — что я здесь с важной миссией. Дело касается Величайшего Древа, так что пообещайте не болтать об этом.

— Обещаем! – хором сказали лани, и у тёмного витранга даже почти что-то шевельнулось рядом с сердцем.

Когда-то, давным-давно, он испытывал нечто подобное, но уже почти не помнил об этом. И сейчас готовился пожертвовать этими юными жизнями ради своих планов…

— Величайшее Древо – очень старое, — сказал Манцинеллус. – А возраст ни для кого не является благом, будь ты хоть олень, хоть вечное средоточие Леса. Поэтому периодически нужно… помогать.

— Как? – удивилась Байни.

— Долго объяснять, — уклонился от ответа белый олень. – Но суть такова: принц и мудрейшие витранги отправляют кого-то в дальние страны за лекарством, и когда те возвращаются, необходимо отдать готовый эликсир Древу. Понимаете?

— Да… — похоже, юные провинциалки купились: от важности происходящего даже прижали ушки.

Манцинеллус же продолжил лить яд лжи, добавив заодно немного магии для верности:

— Я ослеп в пути и не смогу найти нужное место, а время поджимает. И если бы вы полили кору Древа эликсиром, принц и Кервидерия в целом будут у вас в долгу…

Семена упали на благодатную почву, а невидимые для других нити тёмной магии притупили внимание: вскоре две лани уже поднимались вдоль ствола Величайшего Древа, чтобы исполнить задуманное колдуном. И, скорее всего, не успеют спастись: пока разберутся, пока поднимут тревогу…

Думая об этом, Манцинеллус в раздумьях стоял на одной из лодок Водного пути, удаляясь от Величайшего Древа. Судёнышко плыло по большому акведуку, что шёл над кронами: ещё не хватало мешать деревьям, прокладывая прямую линию через весь лес.

На такой высоте Кервидерия выглядела как огромный, просто бескрайний лес, частично накрытый тенью исполина.

Лес, над которым тёмный витранг видел лишь миазмы разложения…

Но взгляд колдуна был направлен не на пейзажи. Магическим дальновидением он смотрел, как копытце одной из ланей открывает пробирку и льет содержимое на кору Величайшего Древа. Как чёрная слизь, издав влажный звук, впитывается в кажущуюся несокрушимой твердь.

Вот и всё. Теперь у принца Верналиса и его верных витрангов будет забота поважнее, чем следить за лесом…

Потому что иначе в Круг Жизни уйдут слишком многие.

Защитную реакцию Древа, а также печальный итог для двух наивных ланей колдун не стал досматривать. Он за свою жизнь и без того насмотрелся на смерти, так зачем лишний раз снова лицезреть это?

Но так будет не всегда. Скоро всё изменится.

Как ОНА и обещала...

Глава 09. Что-то очень плохое

«Найтмер Мун ведёт нас. Найтмер Мун наставляет нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе…»

Бладласт Шейд не знал, что его ведет по бескрайнему лесу Кервидерии вот уже несколько дней. Но безошибочно двигался к своей цели, образ которой постоянно маячил перед глазами: какой-то диковинный плод, просто переполненный магией.

Огромное могущество, заключённое в столь малом предмете.

Для чего оно нужно принцессе Ночи? Не имело значения. Ночные кошмары никогда не задавали вопросов своей Госпоже. За что и были ценимы ею испокон веков.

И до недавнего времени Орден был забыт, заброшен и не нужен. Многие уходили, теряя веру, пока от могущественной организации не остались лишь самые верные, сохранившие и знания, и традиции древности. Горстка вместо прежних сотен, ютящаяся в полупустом подземелье.

Чего стоило проносить через поколения древние знания и заветы, никто не взялся бы подсчитать. Минули Эра Раздора и Тёмные Века, собравшие с Ночных Кошмаров тяжкую дань. Но ещё больший ущерб нанесли последовавшие века благополучия.

Кому нужны воины, если нет врагов? Кто захочет смерти другого, когда дружба царит между пони и даже другими народами?

Это было тяжкое испытание. Особенно тяжело было отчуждение Госпожи: принцесса Ночи как будто не замечала верных Ночных Кошмаров после того, как минула Зима Вендиго.

Но однажды…

Однажды принцесса Луна сама пришла в Капитул. И, оглядев горстку пони, прильнувших к её ногам, произнесла ритуальные слова Зова:

— Сквозь тьму ночи, через холод высоких небес и тайны теней, призываю вас, мои верные Ночные Кошмары!

Королевский Кантерлотский Глас прогремел в полупустом Капитуле подобно грому. Казалось, изваяния древних Магистров сейчас сойдут со своих постаментов…

В глазах же живых убийц тогда стояли слёзы.

Они не были покинуты… и преданность, пронесённая сквозь эпохи лишений, была, наконец, вознаграждена…

…Бладласт Шейд, шепча литанию Найтмер Мун, летел чуть ниже крон огромных деревьев подобно зловещей тени. Лишь заполненные колдовским пламенем глаза выдавали его.

Время поджимало: солнце уже закрыла тень луны. А это означало, что Госпожа перешла к активным действиям. И теперь во всём мире всегда будет только ночь.

Шейд одобрял. Ему нравилась идея, когда не будет больше слепящего света дня…

— …Стой! – крикнули вдруг рядом, и Ночной Кошмар, скосив глаза, увидел летящих на перехват двух перитонов. – Кто ты? Приземляйся!

Оба выглядели воинственно: узорчатые доспехи, копья со светящимися кристаллами на концах…

Бладласту сделалось смешно: ну не было в глазах оленей той решимости, что присуща воинам и убийцам. Вряд ли им приходилось не то что проливать кровь, а хотя бы пускать свои копья в ход…

Фестрал лёг на крыло и резко рухнул вниз.

При желании ничего не стоило бы уйти от преследователей, но захотелось немного поиграть.

Кроме того, стражники могли поднять тревогу, так что следовало решить вопрос с ними.

Когда же рядом приземлились два малость запыхавшихся перитона, Ночной Кошмар сразу взял инициативу в копыта:

— Давайте я обрисую то, как будут развиваться события ближайших двух минут.

Олени переглянулись и нацелили своё оружие на фестрала, но последний и ухом не повел:

— Вы мне скажете, что это заповедный лес и без особого приглашения от принца сюда нельзя. Я вам отвечу, что всё равно пройду. Вы начнёте тыкать в меня своими палками, а итог будет очевиден и для меня, и для вас. Поэтому задайте себе вопрос: хотите ли вы, чтобы ваши дети стали сиротами, а жёны — вдовами?

Фестрал хищно ухмыльнулся, а олени, переглянувшись, попятились. Ночной пони беспрепятственно прошёл рядом с ними. При этом щёлкнув зубами рядом с мордочкой одного из оленей, отчего тот попятился и неловко сел на круп.

Бладласт Шейд не выдержал и расхохотался. Тоже мне, грозные воители!..

По его мнению, олени в большинстве своём походили на кобылок-балерин: тонкие ноги, миловидные мордочки…

Тем не менее второй стражник нашел в себе мужество выкрикнуть:

— Стоять! Ты… арестован!

Перитон не знал, что на него нашло. Но когда к нему обернулись два глаза, горящие колдовским пламенем, душа окончательно ушла в копыта.

Потому что страж леса увидел в этих глазах свою смерть.

Это было немыслимо, но реально. Пони, стоявший перед патрулем, был подобен хищникам из диких областей Леса. Убийцей.

Фестрал поднял копыто, по бокам от которого блеснули лезвия Когтей: традиционного оружия Ночных Кошмаров. Пони, вооруженный подобными клинками, обретал по два грозных когтя на передних ногах, причём способных убираться. По слухам, был там и отдельный пружинный механизм для метания ножей.

И за тысячелетия существования Ордена оружие только совершенствовалось, превращаясь в настоящее произведение искусства.

Сами же клинки, и без того выкованные из металла с примесью звёздной пыли, мерцали грозной древней магией, секрет которой только недавно снова был возрожден Принцессой.

Олень не успел даже вскрикнуть, равно как и его напарник: движения древнего искусства Ночных Кошмаров были безупречны и молниеносны. А наполненные тёмной магией клинки вспороли узорные доспехи, как листок.

Второй перитон тоже не сумел разглядеть, почему напарник вдруг тяжело осел на землю, а сам он почему-то оказался прижатым к дереву с такой силой, что помутнело в глазах.

Над самым ухом раздался шипящий голос:

— Давай так. У тебя есть два варианта. Первый: ты отвечаешь на мои вопросы добровольно, и я буду так добр что только сломаю тебе крыло или оба. Пока не решил. После чего ты сможешь прийти своему другу на помощь. Второй вариант: мне придётся выбить из тебя то, что мне нужно, но твоего напарника уже никто не спасёт. Выбирай.

В голубых глазах жертвы отразился страх. Почти такой же сладкий, как прежнее ощущение силы.

— Я… я всё скажу, — сдавленно прохрипел олень, и вправду готовый сказать всё, что только захочет этот странный и страшный пони.

— Не сомневайся, — прошипел Шейд. — Скажешь…

…Бладласт Шейд, вытерев клинки, прислушался. Не только ушами, но и «внутренним» чувством Ночных Кошмаров.

Но нет, никто не спешил на помощь двум умирающим оленям. Никто не среагировал на вспышку чёрной магии ни тогда, во время прибытия, ни сейчас. А даже если и среагировал, то ещё не добрался сюда.

А ведь принцесса говорила, что Кервидерия всей своей сутью чувствительна к тёмной магии, да и просто к проявлению зла. До смерти хотелось проверить это, и сейчас ликтор испытал легкое разочарование:

— Байка, как и думал... – фыркнул он.

Отлетая прочь, фестрал чувствовал новый приступ восторга. Это было прекрасное ощущение власти над чужими жизнями.

Ликтору подумалось, что ночная аликорн перестраховалась: если тут все вояки такие, можно было без труда перебить всю армию Кервидерии силами одних только Ночных Кошмаров, несмотря на их малую численность.

Но, в любом случае, Найтмер Мун знает, что делает. В душе ликтора не возникло и тени сомнения.

Экспресс-допрос стража куда лучше сориентировал Ночного Кошмара, чем пара видений и торчащее среди леса здоровенное дерево.

Насчет возможной погони фестрал не волновался: раз магическая защита не подняла общую тревогу сразу, то теперь уже было поздно…

…Оленята стояли и благоговейно смотрели на покачивающееся на стебле Семя, когда случилось ЭТО.

По Лесу словно прокатилась болезненная судорога. Деревья зашумели сильнее, чем можно было бы допустить при таком ветре. Снялись с мест маленькие птички и насекомые, где-то тоскливо завыл волк.

Может быть, та самая спасенная волчица.

Мисти же почувствовала, как по спине пробежал холодок, и чувство опасности охватило юную лань. Крылья непроизвольно распахнулись, когда взвившиеся инстинкты призвали бежать без оглядки, взмыть в небо прочь от угрозы…

Молчун тоже это явно почувствовал, так как встопорщил перья и стал опасливо оглядываться.

Рядом раздался стон: Рилл, охватив себя ногами, болезненно скрючился на земле. Мисти с удивлением и страхом заметила, как кристальные копытца друга исходят зеленоватым болезненным мерцанием.

Что чувствует при этом юный витранг, оставалось только догадываться. Но вряд ли что-то приятное.

И даже сильный и бесстрашный Эйкорн вдруг жалобно прижал ушки, опасливо оглядываясь по сторонам.

— Что случилось? – спросила Грей Маус. – Что с вами?

Но никто не успел ответить: светящееся Семя с хрустом оторвалось от соцветия и упало на землю. Круглый плод подкатился к ногам застывших в ужасе оленят.

Повисла напряженная пауза, а по Лесу вновь прокатилась болезненная судорога.

Рилл на земле расплакался от боли, и Грей, склонившись над ним, попыталась привести его в чувство.

Но прежде, чем кто-либо успел что-то предпринять, шарообразное Семя само собой подкатилось к витрангу, и от мягкого света нездоровое зелёное сияние стало слабеть, пока совсем не погасло.

Болезненные стоны и плач оленёнка перешли в облегчённые всхлипывания в объятиях бросившихся на помощь друзей.

Мерцающий свет, излучаемый Семенем, отразился в золотистых глазах Грей Маус подобно мысли, что успешное завершение миссии ближе, чем казалось.

— Что происходит? – спросила пони, но осеклась, увидев на мордочках оленят тот же вопрос.

— Что-то… очень плохое! — выдал Молчун, и в кое-то веки в его голосе не было прежней уверенности.

Рилл, услышав это, только простонал:

— Что-то с Древом!

Глава 10. Обидная ошибка

На мгновение все замерли, будто громом поражённые. Похоже, зловещие знамения не ограничились остановкой хода светил.

— Нужно отнести Семя в Арборион! – выпалила, наконец, Мисти. – Это… это как в Эру Раздора, принц Верналис смог спасти Древо, используя Семя! Помните, как тёмные витранги хотели убрать барьеры?

— Оно может... такое? — неуверенно спросила Мышка.

— Может, — кивнул практически оправившийся Рилл. — Семя вообще многое может. Даже излечить Величайшее Древо. Про оленей... ну или пони... я вообще не говорю. Оно вроде как возвращает жизнь в нужное гармоничное русло. Исцеляет тело, разум и душу, если верить древним преданиям...

Грей Маус бросила на Молчуна мимолетный взгляд. Попугай и сам выглядел пораженным. При этом он не смотрел на пони, и поэтому не заметил блеска в её глазах.

— Нам нужно это Семя! — в сердцах воскликнула фестралочка.

Подумать только, так просто! Лоудстар наверняка сможет воспользоваться таким волшебством, и вернётся принцесса Луна, такая знакомая, добрая, весёлая... исчезнут страх и тоска, и снова взлетит в небо гордая «Селена»!..

Восторг Грей неожиданно угас, когда она услышала тихое ругательство Молчуна. Оглядевшись, пони заметила, что оленята отступили от неё и встали так, чтобы отгородить Семя. Вид у них был испуганный.

Увенчанные кисточками уши прижались к голове при мысли о том, как это проявление эмоций выглядело со стороны.

— Я не это имела в виду, — попыталась она объясниться, чувствуя, как краснеет. — Понимаете, я ищу лекарство для принцессы Луны...

При этом Грей двинулась вперед, но оленята так подобрались, что стало ясно: ещё шаг, и это будет расценено как нападение.

— Ребята, это ведь она устроила пожар! – тихо сказала Мисти. — Чтобы мы пришли сюда, и Семя попало ей в копыта!

От избытка чувств лань даже не особо задумывалась о том, что приходило ей в голову.

— Ничего не говори... — начал было Молчун, но Грей возмущенно воскликнула:

— Что?! Нет! Все не так!

— Не подходи! — крикнул Эйкорн, наставляя на крылатую пони небольшие рожки.

Рилл же ударил кристальными копытцами о землю, и лес озарила яркая вспышка.

Не ожидавшая такого Грей Маус отступила на шаг, споткнулась и неловко уселась на круп. Перед глазами плавали круги: сейчас, без тёмных очков, вспышка была болезненной, как полуденное солнце.

От несправедливости происходящего пони всхлипнула: теперь трое оленят будут считать её врагом! И это после того доверия, что установилось между ними!.. Впрочем, их можно было понять: они наверняка руководствуются чувством ответственности за Семя. Может быть...

Проморгавшись, Грей увидела, что копытца Рилла светятся голубоватым светом, а вокруг из земли быстро вырастают какие-то лозы.

Молчун еле успел взлететь, когда извивающиеся растения бросились на пони и оперативно связали по ногам и крыльям. Испуганный писк прервался, когда один из побегов обвязался вокруг мордочки. Неуместно подумалось, что прямо перед глазами при этом оказался маленький розовый цветочек.

Грей Маус, с трудом удерживая равновесие, перевела взгляд на оленят, но Мисти и Эйкорн с писклявым боевым кличем устремились вперед. Без труда повалив спеленатую фестралку на землю, уселись на неё сверху, и на их мордочках отразилась законная гордость: ещё бы, победили целую взрослую ночную пони!

Копытца Рилла при этом погасли, и он подошел к друзьям.

— Рядом с Семенем мне очень легко колдуется, — поделился он ощущениями. — Чувствую себя полным сил!

— Не знал, что ты выучил заклинение живых лоз, — заметила Мисти.

— Я и не учил, — довольно улыбнулся юный витранг. — Это подтверждение моей теории магии по наитию. Я всегда знал, что это работает!..

Мисти и Эйкорн переглянулись. Они оба подумали об одном и том же: близость Семени увеличила магическую силу юного витранга, у которого теперь гораздо легче стали получаться заклинания «по наитию». Наверное, сейчас легко далась бы и «броня элементов», а может, даже что-то ещё сложнее.

Грей Маус же, вынужденно служащая сиденьем для двух оленят, от потрясения даже не знала, что делать.

Разумеется, у неё были средства защиты, прихваченные ещё из дома. Механические, которые можно было спокойно разобрать перед таможней и собрать уже потом. Кервидерия — страна хоть и цивилизованная, но всё равно вне городов походящая на Вечнодикий лес.

А встретить древесных или даже обычных волков, не говоря уже о мантикоре или гидре, в подобных местах — проще простого.

Тем не менее использовать на оленятах небольшой самострел ей и в голову бы не пришло. Кроме того, тот был в разобранном виде на дне сумки.

«Интересно, а куда Молчун улетел?» — мелькнула мысль.

Рилл тем временем сказал:

— Я сумел отправить послание в Корневую Сеть. Вызвал стражников.

Грей Маус издала панический писк: если служители порядка наведут справки и узнают о выходке в библиотеке, то тоже не поверят в мирные намерения Грей. И тогда уж точно фестралочке придётся в лучшем случае покинуть Кервидерию! Навсегда при этом потеряв возможность помочь принцессе Луне!

— Кажется, она хочет что-то сказать, — заметил потуги Грей Эйкорн.

Оленята слезли с пони, которая при этом даже не шелохнулась. Лесной оленёнок протянул уже раздвоенные копытца к петле-кляпу, но Мисти сказала:

— Стой. Нельзя давать ей возможность говорить.

— Почему? — хором спросили харты.

— Кобылы ночных пони могут... зачаровывать песнями. Я читала где-то.

Грей попыталась возразить, что так могут делать только Поющие-в-Ночи, и то не все, но из-за сжимающей мордочку лозы едва могла дышать, какое там говорить! Да и всё равно её никто не слушал.

— А я думал, колдовать у пони могут только единороги, — заметил Эйкорн. — Как у нас витранги.

— А если правда? Готовы рискнуть?

— Пожалуй, ты права…

...Оленята, так и не рискнув развязать Грей Маус, устроились невдалеке и занялись завтраком в ожидании Хранителей. В конце концов, не тащить же взрослую пони через весь лес?

Семя при этом отправилось в сумку к Эйкорну, как к самому сильному: вес великого сокровища был немалым, по крайней мере для маленьких оленят. Да и действительно, не поручать же таскать Семя волшебнику-витрангу или нежной лани?

Но ни у кого кусок не лез в горло.

А все дело было в Лесе. Все олени могут чувствовать его как спокойную, но грозную силу, дремлющую где-то за гранью сознания. Все проживающие под его сенью как будто накрыты огромным зелёным покрывалом, под которым тепло, уютно и безопасно...

Так было раньше, но так перестало быть сейчас. Лес пробудился. От боли, страха, чего-то очень недоброго.

Подобное случалось раньше лишь один раз: когда в глубокой древности тёмные силы почти подчинили себе магию страны. И если бы не принц Верналис, Кервидерия пала бы вместе с остальным миром ещё до времен Эры Раздора.

Но для трёх маленьких оленят это было немыслимо, необъяснимо и страшно. Воображение рисовало им ужасные картины: Мисти думала про огромный пожар в Арборионе, Эйкорн — о вторжении тёмных витрангов, как в книжках, а Рилл — о страшной магической аномалии.

Да ещё закрытое луной солнце: о таком оленята не читали даже в сказках.

Глава 11. Тьма сгущается

...Спустя непродолжительное время стражники всё же появились: два облачённых в изящную броню перитона спустились с небес, лишь слегка потревожив ветви.

У оленят отлегло от сердца: теперь всё будет хорошо. Взрослые пришли и сейчас всё исправят.

Начался сбивчивый рассказ о произошедшем. Вся троица, не таясь, поведала о найденном Семени и о «пойманной шпионке». Особенно усердствовал Эйкорн: по его словам получалось, что на полянке развернулась настоящая битва.

Перитоны улыбнулись. Эти оленята были столь милы, расписывая свой геройский поступок...

— Парень, а ты не думал поступить в стражу, когда вырастешь? У тебя есть для этого все данные, — спросил Эйкорна первый стражник.

Второй же взъерошил гриву Рилла и с улыбкой сказал:

— Можешь уже отпустить ее. Теперь она никуда не денется.

— Подождите! — воскликнула Мисти. — Она ночная пони, они могут... гипнотизировать!..

— Глупости, — ответил взрослый перитон. — Для этого надо пропеть целую песню, а она не успеет это сделать, верно?

При этом он столь выразительно посмотрел на связанную фестралочку, что так только боязливо прижала ушки.

Вскоре конечности пони получили свободу. Всё ещё опасливо косясь на Рилла, Грей попыталась было объяснить ситуацию, но перитон её прервал:

— Всё потом. Ты полетишь с нами. Разберемся в околотке... что-то неладное творится в Лесу...

— Мы тоже заметили! — влез Эйкорн и показал наверх. — Даже с солнцем что-то!..

— Думаю, принц Верналис уже говорит по этому поводу с Селестией, — снисходительно улыбнулся стражник. — И вскоре всё вернётся на свои места...

— Нет, — сказали рядом.

Все присутствующие вздрогнули и обернулись на голос.

В густой тени деревьев сперва зажглись два недобрых зелёных огня, а затем под свет звёзд вышел ещё один ночной пони. Тело жеребца покрывали тусклые доспехи, а на груди красовалась эмблема в виде полумесяца.

От фестрала исходила аура неясной жути, заставившая холодок пробежать по спинам присутствующих.

— Солнце больше не взойдёт на небосклон, — произнес пришелец, медленно приближаясь. Помедлив, он добавил, словно смакуя. — Никогда.

— Теперь их двое, — буркнул Рилл, оглянувшись на Мышку.

Та возразила:

— Я не с ним! И не знаю кто это!

— Ох, где мои манеры, — жеребец отвесил шутовской поклон. — Бладласт Шейд, ликтор Ночных Кошмаров.

— Альтдер, — сказал один из стражников. — Уж не знаю, что вы такое делаете, но не пугайте детей. А то мы будем вынуждены просить и вас проследовать с нами.

Фестрал же только расхохотался, оскалив полную пасть острых зубов:

— Если бы вы знали список моих преступлений, у вас бы уши в трубочки скрутились. Мне нужно то, что в сумке этого, — он указал копытом на Эйкорна. — Отдайте и решайте свои проблемы как хотите. Откажитесь, и здесь будет пять трупов... — он вдруг бросил взгляд в заросли, в которых скрылся Молчун. — Или шесть.

Это было произнесено будничным тоном, как будто речь шла о, скажем, приборке в доме. Или о собирании грибов.

Но все присутствующие поверили.

— Какая прелесть, право, — продолжал тем временем Бладласт Шейд. — В стране дикарей я встречаю прехорошенькую дочь ночного народа. Хочешь мне помочь?

— Я же говорил, не надо было её развязывать! — влез Эйкорн, хотя такого не говорил.

Грей Маус же выпучила золотистые глаза:

— С... чего бы?

— Ну как же, — Шейд поднял ногу, и из накопытника с лязгом выдвинулись два лезвия-когтя. — Ты тоже служишь Повелительнице Ночи.

— Ты — и служишь принцессе Луне?! — Грей была поражена.

Как могла принцесса, даже в своей глубочайшей депрессии, призвать на службу... такое?! Чем-то этот фестрал напоминал... да нет. Ничего он не напоминал, ибо в мире Эквестрии просто не могло существовать нечто настолько злобное и страшное.

— Она теперь предпочитает другое имя, — сказал тем временем Шейд, затем сделал паузу и произнёс не без торжественности. — Найтмер Мун.

Эти слова как будто разнеслись эхом по лесу вокруг, где тьма сгустилась клубами и шевелящейся стеной встала за страшным пришельцем.

Мышка вздрогнула, когда ей показалось, будто тень на мгновение приняла очертания чёрного аликорна, словно пришедшего по зову своего слуги...

Ночной Кошмар тем временем продолжил:

— Госпоже нужно это самое Семя, и ты обязана мне помочь. Я займусь стражниками, а ты мелюзгой...

— Нет! — крикнула Мышка, тряхнув головой. Слова фестрала, обволакивающие, почти гипнотизирующие, заставили присутствующих вслушиваться, но этот крик Грей Маус словно вывел всех из забытья.

Стражи Леса, вздрогнув, заступили Ночному Кошмару дорогу, и копья воинственно уставились в грудь ночному пегасу.

— Хотите поиграть? — осведомился скалящийся фестрал, с которым Грей случайно встретилась взглядом.

В его глазах при этом мелькнуло такое, что в животе всё скрутило от страха.

Это было нечто просто за гранью. По сравнению с этим Дарк Кристал была просто жеребёнком на утреннике по поводу Кьютисеаньеры.

Один из стражников при этом обернулся и сказал замершей Мышке:

— Если хочешь помочь, уведи малышей отсюда.

Грей Маус нашла в себе силы кивнуть.

Оленята же представляли собой жалкое зрелище: не в силах отвести взгляд, таращились на фестрала, что приближался к ненадёжному заслону из двух стражей, лязгая металлическими когтями. Вокруг клубились тени, а в глазах Кошмара плясало лиловое колдовское пламя.

«Ария, наверное, сейчас бросилась бы в бой», — подумала Мышка.

Она уже успела подумать о футляре с деталями самострела, хотя и не особо верила, что ей удастся достаточно быстро собрать оружие. И пожалеть, что не сделала этого раньше. Впрочем, светить самострелом в городе не казалось хорошей идеей.

Но тут на спину пони спикировал Молчун.

— Чего ты ждёшь?! — тихо, но грозно проскрипел он. — Хватай мелюзгу и бежим!

Это вывело Грей из оцепенения. Повернувшись к замершим оленятам, она потрясла Мисти:

— Очнись! Бежим!

— А? — та потрясла головой. — Куда?

— Куда угодно, только подальше!

— Но...

— Будешь ждать, пока он займется нами? — Мышка мотнула головой в сторону Кошмара и стражников, что сейчас кружили по полянке, будто примеряясь.

— Растолкай Эйкорна! — Грей показала на фордира, а сама тряхнула юного волшебника. — Очнись, Рилл, бежим!

К счастью, вопрос о доверии больше не стоял: окажись Грей Маус заодно с пришельцем, Семя уже было бы в её копытах. Это поняли все оленята, несмотря на охвативший их полумагический ужас.

Вслед им донесся окрик Ночного Кошмара:

— Незачем умирать за старые порядки, ведь мир меняется прямо сейчас!.. Куда же ты, ведь ты одна из нас!

Грей Маус не ответила: ей и так было до судорог страшно. Она решила, что исследования, размышления и прочее она может и потом сделать. А сейчас оставалось одно: бежать.

По поводу шансов двух стражников-перитонов ночная пони не испытывала иллюзий: вряд ли они надолго задержат профессионального убийцу.

Ей было ужасно стыдно за эти доводы и за то, что бросает двух взрослых оленей на верную смерть, сама мысль о которой просто расшатывала устои. Но она прекрасно понимала, что с невесть откуда взявшимся фестралом не справиться втроём, потому что за ним стояла не только грубая сила, но и какая-то страшная магия.

И изо всех сил Мышка старалась не думать, что это вот и есть та самая «Порча», о которой удалось найти упоминания ещё в Старспайре...

А вокруг творилось и вовсе непонятное: Лес шумел, поднявшийся ветер заставлял вековые стволы тревожно качаться. И гомон лесных жителей стал другим. Мало того, что дневные существа, проснувшись, так и не дождались света, так ещё и в голосах их слышался первобытный страх.

И даже волшебный свет, рассеивающий тьму под сенью ветвей и Величайшего Древа, померк, сменившись на едва заметное мерцание. Будто не волшебные плоды и цветы, а жалкие гнилушки висели на ветвях.

На Кервидерию опустилась тьма.

Впервые за тысячу лет...

Глава 12. Охота хищника

...Схватка оказалась недолгой.

Бладласт Шейд даже немного огорчился: он-то надеялся на интересный бой. Хотя надежда и была довольно призрачной, учитывая предыдущую встречу с местной стражей.

Ночной Кошмар, двигавшийся в сгустившихся тенях, хотя и выдавал себя колдовским пламенем в глазах, всё равно оказался для двух стражников неуловимой тенью.

Копья крылатых оленей лишь беспомощно вспороли пустоту, когда убийца стремительно проскользнул между ними.

Клинки-когти были не просто сталью, нет. Найтмер Мун даровала всему Ордену в награду за верную службу волшебное оружие, напитанное древней, давно забытой магией. Лезвия обретали прочность, просто немыслимую остроту, а главное — жажду живой крови.

Бладласту понравилось.

Два тела ещё не успели осесть в объятия трав, как фестрал огляделся. Конечно, остальных участников встречи и след простыл, однако это не было проблемой для обученного ликтора и раньше, а уж с новыми способностями...

След висел в воздухе в виде клочьев красного тумана столь ясно видного, что это было даже слишком просто.

Уходя, Бладласт оглянулся на лежащие тела и насмешливо бросил:

— Вот вам ваш Круг Жизни. Добро пожаловать в удобрения...

В это время раздалось низкое ворчание, заставившее уши фестрала насторожиться. Он огляделся, но никого не увидел.

Затем наклонил голову и расхохотался:

— Ах, а ужин-то я пропустил на радостях! А сейчас уже за полдень!..

Он перевел взгляд на двух неподвижно лежащих на траве оленей и улыбнулся.

Нехорошо.

Страшно...

...Когда же Бладласт Шейд устремился в погоню, зрачки его глаз налились жуткой багровой краснотой.

Словно клубящаяся туча рваных теней вперемешку с фиолетовым огнем понеслась по лесу, и мелкая живность разбегалась в таком первобытном ужасе, которого не знала под вечными кронами вот уже тысячелетиями.

Но теперь все кошмары из легенд как будто ожили.

— С каждым разом я всё сильней!

Злом повязан, но стал я живей!

На пути моём стать не смей,

Это чувство, что ты

Бладласт Шейд!

Зверь в клетке жаждет свободы,

Ждёт он этого дня!

Хищники ловят добычу!

На этот раз хищник — я!

Он чувствовал клокочущую силу, что только что поглотил, и был попросту в запредельном восторге.

Тот, кто звался Бладласт Шейд, смеялся. Хохотал как безумец при одной мысли, что только что поднялся на вершину пищевой цепи. И стал совершенным зверем.

— Это чувство — быть всех живей,

С каждым разом я всё живей,

Зло во мне растёт всё сильней,

Это чувство,

Что я — Бладласт Шейд!

Это чувство — быть всех живей,

Изменить мир — во власти моей!

Отрицать эту правду не смей!

Это счастье, что я — Бладласт Шейд!

И тени, сгущающиеся вокруг души когда-то обычного пони, вторили его голосу и зловещей Музыке Мира.

«Наш, наш, — шептали они. — Бладласт Шейд, ПОЖИРАТЕЛЬ ПЛОТИ...»

...Если бы Грей Маус была одна, она бы улетела. Или же если бы с ней был Молчун – улетели бы вдвоем. Но попугай словно растворился в ночном лесу, и Мышка была уверена — он если и не полетел за помощью, то уж точно внимательно наблюдает.

Но бегство означало бросить троих жеребят... то есть оленят... на растерзание чёрному фестралу из невесть каких глубин веков.

Не говоря уже о Семени в сумке Эйкорна, которое во что бы то ни стало нужно было сохранить.

Мышка чувствовала это. Именно тускло мерцающий плод был ключом ко всему: к спасению чудесной страны, к спокойствию и тишине, к гармоничной размеренности Кервидерии, столь впечатлившей юную фестралочку по прибытии...

— Грей, подожди! — раздался вдруг голос Мисти, и ночная пони резко затормозила.

Оленята отстали, и если бы не окрик маленькой лани, Грей спохватилась бы, уже потеряв малышей из виду.

Подбежав к троице жмущихся друг к дружке друзей, она спросила:

— Что-то не так?

— Всё не так! — в голосе Эйкорна слышалась нешуточная паника. — А главное — ничего же не видно!

Мышка только сейчас обратила внимание, что мир вокруг утратил краски дня и оделся в цвета ночи. А это означало, что дневные существа видят перед собой только беспросветную черноту.

— Световые цветы погасли, — пояснил Эйкорн, указав вверх.

— За мной, — сказала Грей Маус. — Держитесь рядом.

— Ты ведь видишь, куда идти?

— Да. В той стороне был тракт и Водный путь. И тропинка, что ведет к ним. Надо только поспешить...

Дальше шли, сбившись в тесную кучку. Всё ещё не верилось, что Лес в одночасье превратился во что-то чуждое, страшное... враждебное.

Для них, жителей Кервидерии, это было потрясение не меньшее, чем нарушение хода светил. В стране оленей всё подчиняется древним законам, отлаженным подобно хорошо смазанному исправному механизму.

Но теперь все трое чувствовали, как этот механизм дал сбой.

Мисти могла летать, но перестала чувствовать Лес, и даже короткий полет теперь грозил закончиться в кустах, а то и в обнимку со стволом дерева. Если только не вылететь с полянки, ориентируясь на звёздное небо. Эйкорн больше не мог сказать, где можно найти пищу и полезные растения, не чувствовал направления. А Рилл вообще ощущал в лейлиниях Кервидерии полнейшую неразбериху.

Как будто само Величайшее Древо перестало распространять свою благодать на страну оленей.

«Чем мы так прогневили тебя, Великое? — думалось юному волшебнику. — Сотни и тысячи лет жизнь текла неизменно и правильно... «так было и так будет» — это написано на Камне Традиций в каждом поселении... что же могло пойти не так?»

— Жаль, рядом нет Манцинеллуса, — подала тем временем голос Грей Маус. — Уж он бы точно объяснил, что происходит...

— Кто это — Манцинеллус? — поинтересовалась Мисти.

— Очень вежливый и любезный витранг, который мне сильно помог, — ответила Мышка. — Его легко узнать: он белый, а глаза у него чёрные. Если увидите его, знайте: на него можно положиться.

— Витранг — это хорошо, — заметил Рилл. — Может, он что-то знает о происходящем...

— Или может выяснить! — добавил Эйкорн.

Мышка вздохнула:

— Вот бы ещё знать, где он...

Глава 13. Ради великой цели

...Манцинеллус Милк тоже видел в темноте.

Но, в отличие от тех же фестралов, ночь не расцветала в его глазах новыми красками, а лишь изменяла оттенки серого.

В целом колдуну нравилось, как всё шло. Судя по остановке светил, в Эквестрии сейчас тоже никому не было дела до происходящего в Кервидерии. Всё как в пророчестве.

Лес уже корчился, получив от Древа изрядную долю тёмной магии. И то, на что олени привыкли полагаться в повседневной жизни, перестало работать как надо. Вскоре всё должно стать намного хуже, и наверняка начнёт нарастать паника.

Погасло освещение, стала сбоить Корневая Сеть, обеспечивающая быструю магическую связь. Даже самоходные лодки Водных путей встали. И многое другое, что изнеженные соотечественники давно стали воспринимать как должное.

Но самое главное, сейчас все имеющиеся магические силы, включая самого принца Верналиса, были брошены на борьбу с поразившей Древо тёмной магией. Манцинеллус точно знал, что они не справятся, если только не получат помощь извне или Семя.

Подумать только: то, чего добивались сотни и даже тысячи тёмных витрангов до него, сейчас с поразительной легкостью провернул он, Манцинеллус Милк.

А всего-то и нужно было притвориться обыкновенным, «притушить» в себе свечение магии особым зельем, да найти двух любезных дурочек для грязной работы.

Впрочем, колдун прекрасно осознавал, что скрыть подобное в себе под сенью Древа и на глазах сотен витрангов — это вовсе не «всего лишь». И стало возможным только благодаря знаниям, почерпнутым из Книги Кошмаров.

Равно как, в отличие от других его тёмных «коллег», Манцинеллус Милк не испытывал удовольствия от происходящего. Более того, ему было искренне жаль всех, кто во время ритуала так или иначе пострадает.

Но это было необходимо. Ради будущего, в котором не будет никакого «Круга Жизни», а только процветающий мир, где разумные сами будут устанавливать законы для жизни, магии и мироздания в целом.

Главное было достигнуто: Древо, подвергнувшись опасности, выбросило побег. Оставался сущий пустяк: заполучить Семя, кинуть его в зелье — и вуаля. Полученной энергии хватит на то, чтобы призвать Госпожу.

Манцинеллус улыбнулся, вспомнив, как впервые узрел этот образ: скрюченная фигура с оленьими рогами и множеством светящихся алых глаз.

Тогда витранг испугался. Очень уж зловещ был образ той, кто, как выяснилось, вела своего будущего герольда уже много лет. Но нет, опасности не было.

Богиня тогда долго говорила с ним. Учила древнему волшебству, которому ещё до Эры Раздора сумели несколько раз перекрыть доступ в мир.

А не так давно рогатая богиня даже показала, как можно выдёргивать из Круга Жизни души. И воскрешать по-настоящему, а не просто заставлять трупы двигаться. Создавая обновлённые тела, если потребуется.

Но для всего этого требовалось внести разлад в гармоничные магические построения Кервидерии, чтобы Круг перестал быть вещью в себе и засасывать души для последующей реинкарнации.

А это, увы, не под силу смертному. Но богиня обещала помочь, как только войдет в мир во плоти, сокрушив барьеры, выстроенные бессмертными аликорнами и эйкерреном. Просто для того, чтобы взять всю полноту власти над миром, не конкурируя с другими богами. И конечно же, прикрываясь «безопасностью от внешних угроз».

Но теперь этому всему приходит конец. Заслуженный, хотя и довольно трагический.

В глубине души Манцинеллус всё ещё любил свою страну. Даже, положа копыто на сердце, жалел о необходимости столь радикальных мер. И, пожалуй, опасался, что его возлюбленная, Беллина, не одобрит этого расшатывания устоев...

Но это всё было уже проблемами не столь отдаленного будущего.

И раз уж такова цена бессмертия для всех...

— Мы скоро увидимся, Белли, — произнес колдун на ходу, и его мордочку озарила улыбка, — и ничто во всей вселенной не сможет нас разлучить.

Перед ним словно живой встал образ голубоглазой лани-витранга, чей смех действительно напоминал перезвон колокольчиков. А весёлый и добродушный нрав покорил не одно сердце под сенью Леса.

Но лишь ему, Милки, удалось достигнуть взаимности с юной мечтательницей, творящей чудеса с лекарственными травами...

Манцинеллус не думал об этом, но образ возлюбленной был единственным, которого, казалось, не затронул побочный эффект магического зрения. В отличие от всех остальных, Беллина ни разу не предстала перед взором стареющей, больной, умирающей.

И это было тем самым лучом надежды, что озарял бесцветную жизнь Манцинеллуса Милка уже много лет...

...Белый витранг с глазами чёрными как ночь шёл сквозь неосвещённый лес уверенно и спокойно. Всё шло по плану и по расчётам. Времени хватало: воспользовавшись заклинанием поиска, Манцинеллус узнал, что Древо было очень любезно и прорастило Семя совсем недалеко.

Это в очередной раз убедило его в правильности выбранного пути. Всё, как говорила Госпожа...

И сейчас, когда тёмная магия струилась из Древа по всей Кервидерии, Манцинеллус Милк чувствовал себя прекрасно. Да что там, таким живым и полным сил он себя не чувствовал, наверное, с самой юности.

Белый витранг даже стал на ходу мурлыкать под нос какой-то беспечный мотивчик.

Семя было близко.

Как и победа...

...Сколько пришлось бежать по тёмному лесу, никто из них не взялся бы сказать. Спроси кто Грей Маус, она с уверенностью сказала бы, что минимум весь день. Стоило вспомнить жуткого фестрала в окружении теней, и в ногах будто прибавлялось сил...

Но всё же остановиться пришлось.

- Я больше не могу! — раздался сзади преисполненный отчаяния тонкий голос.

Мышка притормозила.

Оленята и вправду выглядели не очень. Даже Эйкорн выглядел усталым, что уж было говорить о Мисти и Рилле! На юного волшебника было жалко смотреть: он обливался потом, тяжело дышал и даже опустил голову. Аккуратная прическа растрепалась, а нарядный плащ был испачкан и слегка изорван о ветви.

Да и вообще оленята выглядели потрёпанными: бег сквозь заросли сломя голову и в темноте не прошел даром.

Это было непривычно для них, а значит, пугало.

Всё ещё не верилось: как что-то могло попросту «выбить из колеи» весь Лес? Ведь даже в Эру Раздора, когда вся магия мира сошла с ума, Кервидерия устояла. Вопреки усилиям Дискорда — Нарушителя Баланса, предавших Круг Жизни тёмных витрангов, обезумевших чародеев соседних стран...

Все сказки, все законы Кервидерии в один голос утверждали, что это невозможно и немыслимо. Не только друиды-витранги и бесчисленные рейнджеры стояли на страже Леса, но и сам принц Верналис. А главное — и Лес в целом отвергал чуждую ему дисгармонию и тёмную магию, делая злодея изгоем, который не может рассчитывать ни на пищу, ни на кров, ни даже на глоток чистой воды: попросту не найдет, будь он хоть фордиром. Не говоря уже о волшебных благах леса вроде флеймовера или Глубинных Троп.

Но факт оставался фактом: странным и неожиданным образом даже здесь, в Кервидерии, всё пошло наперекосяк. Будто вернулась безумная магия Дискорда, пытаясь наверстать упущенное в Эру Раздора...

...Рилл, который чувствовал боль Леса как свою собственную (к счастью, притуплённую), боялся думать, что с остальными витрангами. И пусть друиды и стражи наверняка могли противостоять подобной атаке, но как быть с обычными жителями Леса? С маленькими оленятами вроде самого Рилла, которого спасала лишь близость Семени?

От одной мысли об этом хотелось реветь.

Но вместе с тем маленький витранг чувствовал, что здесь, сейчас, в заботе нуждается Семя. Нечто невообразимо важное и в то же время такое беззащитное и хрупкое.

Подумать только, а ведь Величайшее Древо когда-то, в незапамятные времена, тоже родилось из такого!..

Дыхание юного чародея со всхлипами вырывалось из груди: он никогда не был хорошим бегуном. И то, что он якобы считал «ниже достоинства» волшебника носиться по лесам, было, по сути, только отговоркой.

О которой здесь и сейчас юный витранг жалел.

Равно как и ещё об одной вещи.

Грей Маус посмотрела на Рилла, словно почувствовав свою причастность к мыслям оленёнка.

Тот встретился с Мышкой глазами и сказал:

— Прости, пожалуйста...

— Что? — растерялась Грей.

Мысленно она ожидала того, что оленята захотят спасаться сами, и уже приготовилась спорить. Но юный витранг, тяжело дыша, сказал другое:

— Прости... что не поверили... и связали... тебя.

— Да, — поддержал услышавший этот разговор Эйкорн, — мы себя повели ужасно глупо.

Юный фордир хотя и вспотел, но ещё далеко не выдохся: сказывалась хорошая форма. Разве что тяжесть оттягивающего седельную сумку Семени уже заставила правую сторону спины малость ныть.

Грей Маус же скромно улыбнулась, отвечая Риллу:

— Ничего... я сама виновата.

Она при этом слегка зарделась, но в темноте это мог бы заметить только другой фестрал.

При мысли о преследующем их убийце крылья сделали рефлекторную попытку расправиться.

— Сейчас, когда мы малость оторвались, кто-нибудь объяснит, что здесь вообще происходит?! — спросила тем временем Мисти.

Её не меньше других напугало происходящее, от непонятной боли Леса до появления чудовищного пони.

— Понятия не имею, — ответила Грей Маус. — Но вряд ли что-то хорошее...

Глава 14. Такого не случалось раньше

— Так ты не знаешь, что это за чудовище? — удивился Рилл, тоже вздрогнувший от воспоминаний.

— Чудовище? — спросила Грей.

По её мнению, фестрал хоть и выглядел внушительно, но, вне всякого сомнения, был пони. А злых пони не бывает, это всем известно. И уж тем более пони-чудовищ.

Хотя, если вспомнить этот взгляд...

Рилл сбивчиво пояснил:

— За этим пони будто стояла огромная корявая тень... с красными глазами и... рогами как у оленя...

При воспоминании о неведомом по спине пробежал холодок. Витранг этого не знал, но его друзья сейчас испытали сходные чувства.

— Ты тоже видел? — мрачно спросил Эйкорн.

— И я, — подала голос Мисти. — Но что это?

Грей Маус же переглянулась с Молчуном, что снова приземлился на спину пони. Это описание дискордовски походило на рисунок аватара Порчи, чьё имя было тщательно вымарано из книги.

Верить не хотелось, но, судя по наполненным отчаянием взглядам пони и попугая, ложных надежд никто не питал.

То, что пугало в свое время самих принцесс, вернулось в Эквестрию. Хотя вряд ли в полной мере: иначе нынешний кошмар показался бы весёлым праздником...

Грей вернула взгляд на оленят и сказала:

— Я не знаю точно... Но думаю, это как-то связано. В том числе и с моей проблемой...

— Что связано? — уточнила Мисти.

— И что за проблема? — добавил Эйкорн.

— Всё это: дрожь Леса, чудовище будто из древних легенд, и тьма в полдень... как будто звенья одной цепи. И... болезнь принцессы Луны.

Оленята уже готовы были забросать фестралочку новыми вопросами, но подал голос Молчун:

— Мы ещё не в безопасности. Не разлёживайтесь.

— Но что делать? — спросила Мисти. — Мы ведь не можем бежать всю ночь... то есть день...

— Нам надо... в Арборион, — ответил Рилл, — но что-то мне сомнительно, что Глубинные или Водные пути работают как надо.

— Если дойти до ближайшего поселения, — Эйкорн, поколебавшись, указал направление. — Оно вон там... То можно, по крайней мере, попросить парочку перитонов, чтобы подвезли нас на колеснице. Может, стало темно, может, не работают Пути... но небо-то никуда не пропало!

— Похоже на план, — согласилась Мисти.

— Похоже, — кивнула Грей. — Вы ведь ещё не против моей помощи?

— Мы... не можем отдать тебе Семя... — смущенно проговорил Рилл, бросая на Мышку опасливые взгляды.

Грей вздохнула и ответила:

— Конечно. Я не могу просто взять и забрать у вас Семя... особенно в такой час. Как бы оно ни было нужно мне, здесь оно нужнее...

«Простите меня, — мысленно обратилась она к друзьям и принцессе Луне. — Я нашла лекарство, но не могу его принести... Надеюсь, вам больше повезет...»

Ей подумалось, что, может быть, удастся выпросить помощь позднее, когда в Кервидерии всё наладится обратно с помощью Семени. Но сердцем фестралочка чувствовала, что не успеет.

Потому что была вероятность, что уже сейчас слишком поздно.

Величайшее Древо. Арборион. Дворец принца Верналиса.

Такого не случалось раньше.

Бывало, на барьеры Кервидерии обрушивался настоящий шторм враждебной магии Нарушителя Баланса. В Эру Раздора Дискорду бельмом на глазу был островок стабильности, который являла собой страна оленей.

И тёмные витранги, кощунственные отступники, пытались подточить могущество Леса изнутри.

Но на их пути всегда вставали Стражи, Верналис и сам Лес. Чем большее могущество в тёмной магии приобретал витранг, тем меньше он походил на нормального оленя: злое колдовство искажало тело и дух, постепенно превращая глупца в безумное чудовище.

Заслуженная судьба, равно как и то, что подобных монстров всегда удавалось найти и обезвредить до того, как они могли дойти до какого-нибудь крупного населённого пункта. Появление же их в пределах городов было исключено: любая тёмная магия мгновенно обнаруживалась, и по душу колдуна моментально выдвигалась Стража в сопровождении друидов. А то и ириллаби, «скользящих среди деревьев» — самых могущественных воинов, чародеев и охотников из окружения самого принца.

Нынешняя угроза обрушилась неожиданно, разорвав ленивый покой столицы тем, чего здесь просто не могло быть.

Страх. Боль. Смерть.

Принц Верналис, единственный в мире эйкеррен, в это время обсуждал со старшими друидами неясное затмение. Разумеется, с этой целью уже был вызван посол Эквестрии, но этот почтенный джентлькольт, к сожалению, знал не больше других. Он, конечно, написал в Замок Сестёр, но пока ответа не пришло. И обещал сообщить, как только станет известно хоть что-то.

Хорошо ещё, у подножия Величайшего Древа сбой в работе небесных светил был не столь заметен, и сумерки столичных улиц всегда разгоняли светящиеся цветы, плоды и лианы.

Принц и окружение пока решили не сеять панику в столице и что-то заранее сообщать. Арборион жил повседневной суетой, олени спешили по своим делам и не подозревали, что Солнце и Луна сошлись на небе воедино...

Бессменный и бессмертный владыка Кервидерии был красив по меркам своего народа. Высокий, выше любого из своих подданных, но при этом гармонично сложенный. Глубокомысленный взгляд светло-зелёных глаз из-под кустистых бровей. Огромные по любым меркам золотые рога ветвились подобно Величайшему Древу, и их вес будто бы и вовсе не мешал могущественному существу. Сходство увеличивали мерцающие магией листики, растущие на рогах. Не настоящие, нет, просто проекция могущественной магии Природы. Тёмная грива была коротко острижена, равно как и аккуратная бородка.

Принц и иерофанты друидских кругов как раз обсуждали возможные последствия, если затмение затянется. Ничто не предвещало, но Верналис предложил исходить из худшего. Пока ничего хорошего не вырисовывалось: долгая ночь, неизбежное похолодание, но главное — прекращение фотосинтеза.

И если олени могут греться флеймовером, свет получать магией, то что делать растениям? А без растений и цивилизацию, и весь мир ждет неминуемая гибель.

В этом случае придется думать о новом магическом Светоче. Такой суррогат солнца пришлось создавать в древности, когда Дискорд пытался вынудить народ Кервидерии снять барьеры и закрыл чёрными тучами небо над страной оленей.

...В покоях принца с незапамятных времен была волшебная карта Кервидерии. Стол, над которым высвечивалась призрачная модель всей страны, что позволяло бросить взор практически куда угодно. Но главное, карта всегда вспыхивала тревожным красным цветом там, где обнаруживалась тёмная магия.

Но сегодня алый огонь тревоги расцвел прямо на Величайшем Древе.

Принц, опрокинув чайный столик и перепугав собеседников, несолидным галопом кинулся в главный заклинательный покой, мысленно бросая зов тревоги по Корневой Сети.

Он едва успел.

Древо — это источник, стержень и основа. Именно на нём завязана вся магия лесной страны, делающая Кервидерию Кервидерией. Глубинные Тропы и Водные пути, Корневая Сеть и даже Лозы Света. Не говоря уже о Барьерах. Всё это питается от Древа и контролируется им с незапамятных времен. Все магические потоки Кервидерии идут от корней Древа, поднимаются по его стволу и ветвям, откуда уже растекаются дальше.

И вот сейчас тёмная магия поразила самое сердце страны.

И если бы Верналис опоздал на секунду, чёрные вкрапления мерзкой скверны в зелёных лейлиниях магии жизни устремились бы по всей стране.

Эйкеррен ударил копытами, и вьющиеся ветви золотистой магии разлетелись во все стороны. Внутренним взором принц видел, как его собственная сила обвилась вокруг ствола Величайшего Древа, запирая чёрные потоки внутри, не давая им вырваться наружу.

Кто и как смог это сделать — был уже вторичный вопрос. Его можно было обсудить позже, когда непосредственная угроза минует.

Потому что если скверна разрастется и поразит всю магию страны, случится непоправимое: будут нарушены все фундаментальные законы Леса. погибнут тысячи оленей и других жителей Кервидерии, миллионы деревьев и без счёта мелких, явно нужных животных, отрава попадет в пищу, воду и даже воздух...

Да, подобного не случалось и в худшие времена. Но Верналис не был бы самим собой, если бы не обладал необходимыми знаниями даже на такой случай.

Едва защитное заклинание было готово, принц почувствовал такой откат, что чуть не упал. Стон сорвался с прикушенных от напряжения губ, а с золотых раскидистых рогов посыпались волшебные листья, на лету рассыпаясь зелёными искрами.

Но эйкеррен с усилием распрямился, а копыта засияли подобно ослепительным солнцам. Заклинание удержалось на грани распада, но всё ещё требовало всех сил принца.

Верналис будто сам видел, что из-за изоляции Величайшего Древа в Кервидерии «погасли» все магические системы, веками работавшие без сбоев. Как недоумевают подданные, неожиданно оказавшиеся без привычных благ: связи, транспорта, даже света...

К счастью, Старейшины в городах знают своё дело и не допустят паники. Возведут локальные барьеры, «завяжут» бытовую магию на Великие Деревья городов... В качестве временного решения это вполне годилось. Другое дело, на реализацию этого понадобится некоторое время.

А главное, мобилизуют Стражу, друидов и ириллаби.

«Расслабился, — укорил себя мысленно принц. — Тысяча лет ленивого покоя — и вот, пожалуйста. Тёмные витранги в столице осквернили Древо...»

То, что происходящее — дело копыт отступников, эйкеррен не сомневался. Поразительным было другое: как мог тёмный витранг миновать Барьеры (если пришел извне), как прошел мимо Охраняющих камней, наконец, почему не попался ни одному патрулю? Ведь достаточно сильного тёмного витранга видно сразу: вокруг него распространяется холод и смрад, под его копытами вянет трава, а продукты портятся в его присутствии.

И уж кто-нибудь его бы заметил. Не патрули, так гражданские, не они, так дириады или даже просто звери: в Кервидерии чуть ли не каждая мышь знала, кто такие тёмные витранги и на что они способны.

А слабый колдун ничего не сможет сделать Древу, даже если допустить, что не превратится в дерево, лишь приблизившись к Охраняющему камню за многие мили до ближайшего выступающего на поверхность корня.

Да и само Древо, если подвергнется атаке, с легкостью отсекло бы заражённый корень или ветвь, подняв при этом тревогу среди друидов.

Но нет. Скверна как будто попала прямо в ствол, моментально влившись в основной поток магии и древесных соков. Верналис даже видел, где это произошло: на одной из обзорных площадок. При этом вспышка тёмной магии убила всех, кто находился рядом. И хоть и быстрой, но наверняка довольно мучительной смертью.

Возможно, и самого колдуна тоже, если тот обезумел окончательно, утратив даже ту крупицу разума и здравого смысла, коей обладал.

— Койранарх! — раздался сзади голос. — Посол Эквестрии...

— Потом! — прорычал Верналис сквозь стиснутые зубы. — Не до него сейчас!..

— Срочное письмо от принцессы Селестии...

— Не! Сейчас! — рявкнул эйкеррен с натугой.

Референт не посмел расспрашивать дальше: даже невооружённым глазом фордира сейчас было видно, что принцу не то что не до дипломатии, а вообще не до чего. Просто посол пони, невозмутимый и спокойный, сейчас был в полной панике.

Принц и вправду не мог отвлекаться. Потому что скверна, будто живая, пыталась пробиться через золотое сияние барьера, тщательно искала слабые места. И Верналис еле успел усилить защиту в нескольких местах, преграждая путь чёрным нитям.

Пришло горькое понимание, что ослабить контроль не удастся: стоило лишь слегка отвлечься, и всё почти обрушилось.

С трудом цедя слова сквозь стиснутые зубы, принц отдал распоряжения, первым из которых было не пускать к нему никого, вне зависимости от обстоятельств. Силой, если потребуется.

Старейшинам же был отдан главный приказ: как можно скорее, любой ценой найти Семя Величайшего Древа, отправив на поиски всех доступных ириллаби. Потому что Древо, частично живя вне времени, наверняка предвидело опасность и подстраховалось. Так всегда случалось накануне испытаний и так наверняка случилось сейчас.

Потому что если нет — Кервидерия обречена. Даже принц Верналис не сможет держать преграду на пути тёмного колдовства вечно. Слишком болезненным оказался удар, слишком сильно пострадало Древо.

И дело было даже не в гноящейся чёрной язве, ушедшей на много метров в древесину святыни. Пострадала сама основа магии Кервидерии.

Главная же трудность была в том, что поисковая магия теперь была тоже затруднена: без участия Величайшего Древа Всевидящие Пруды ослепли, и поиск придётся вести по старинке...

Глава 15. Трудно быть взрослой

...Пока оленята шли по тёмному лесу за Грей Маус, голову пони занимали невесёлые мысли.

Например, что при такой скорости перемещения им не убежать от этого Ночного Кошмара. Потому что тот был силен, целеустремлен и тоже, как и Мышка, видел в темноте.

А ещё он приближался.

Потому что это чувство замогильного холода и первобытного ужаса, вроде бы отступившее во время бегства, снова начало возвращаться.

И трое оленят все чаще опасливо оглядывались назад, хотя в наступившей темноте, разумеется, не могли ничего разглядеть. Но они явно что-то чувствовали.

Насколько Грей знала, до тропы оставалось всего ничего. А от неё уже копытом подать до станции Водного пути. И даже если сейчас волшебный транспорт не работал, то там, по крайней мере, будут взрослые олени. Если повезет, то и витранги. Потому что, как показывал опыт, на стражников-перитонов надежды маловато... Впрочем, перитоны могли просто увезти оленят в безопасное место.

Мышке вновь стало до невозможности страшно. Но стоило оглянуться на оленят, и страх отступал перед чувством ответственности: если ночная пони улетит или потеряет самообладание, кто встанет между ними и настигающим кошмаром?..

От обиды на происходящее чуть не навернулись слезы, но Грей сдержалась. Она была уже взрослой, и в присутствии оленят ей нельзя было показывать слабость. Наоборот, малыши смотрели на неё с надеждой, что вот она, такая большая и умная, сумеет всё наладить.

«Как же просто быть маленькой! — подумалось Грей. — Можно ведь всегда положиться на взрослых, позвать маму, наконец...»

Впору было пожалеть, что уже выросла, право слово.

Конечно, рядом с Молчуном она чувствовала себя иногда маленькой несмышлёной кобылкой, но это было скорее связано просто с колоссальным опытом попугая, с которым могли посоперничать разве что бессмертные аликорны. Ну или эйкеррен.

Подумалось, что вот Ария и Лоудстар наверняка знали бы как себя вести в такой ситуации. Или Найтглоу.

При мысли о молодом ментате щёчки Грей Маус тронул лёгкий румянец. Она не взялась бы сказать, почему.

«Только я, наивная дурёха, за тридевять земель от дома...» — оборвала Мышка собственные мысли.

Необходим был план. И чем скорее, тем лучше. Потому что всё существо ночной пегасочки буквально вопило о том, что время истекает. Даже как будто зловещий шепоток на грани слуха стал практически слышен.

Как назло, ничего не придумывалось. Почти ничего.

Футляр, в котором лежал сложенный самострел, будто в одно мгновение потяжелел в несколько раз.

Но это только вселило в Грей Маус толику храбрости. Ту малость, которой не хватало для того, чтобы решиться...

Фестралочка остановилась. И когда внимание всех присутствующих сосредоточилось на ней, сказала, очень стараясь, чтобы голос не дрожал:

— Уводи детей, Молчун. Я его задержу.

Попугай не сразу ответил, но явно понял, что имеет в виду пони:

— Это что за дешёвая драма времен Поняческих Войн?!

— Если мы побежим все, то он ударит нам в спину и тогда не уйдет никто. Уводи, я тебе говорю! — решимость Грей таяла, но Молчун об этом не знал и даже догадываться не мог. По крайней мере, фестралочка на это надеялась.

Одновременно со всем этим она решительно расстегнула футляр и стала сосредоточенно собирать оружие.

Это было дико: измыслить и, главное, применить подобное против живого пони. Пусть и такого, как Ночной Кошмар.

Но никакого другого способа остановить убийцу Грей не видела.

В голосе попугая послышалась какая-то обречённость. Как будто тот не питал надежды переспорить Мышку, но и сдаваться так быстро не хотел:

— Он тебя на одно копыто положит, другим прихлопнет, няша ты поняша.

— Молчун, — Грей говорила тихо, но даже в растревоженном Лесу её было хорошо слышно, — я не Ария, которая с голым крупом готова полезть на превосходящее число ма... противников. Мне есть чем его удивить.

Молчун смотрел, как в копытах Мышки медленно появляется боевое оружие, будто пришедшее из глубин веков. Из тех жестоких времен, что старый попугай застал.

Какие картины встали перед взором Молчуна, осталось неизвестным, но когда он заговорил, голос его дрожал:

— Не делай этого. Пожалуйста...

— Другого пути нет, ты же знаешь.

— Хей! — подала голос Мисти. — А нас никто не собирается спрашивать?!

Но Мышка не успела ответить. От деревьев раздался голос:

— Нет. Добычу никто не спрашивает.

Все вздрогнули и посмотрели в ту сторону. Грей почувствовала, как грива делает попытку встать дыбом.

Но при этом она не позволила себе отвлечься от последнего штриха. Деталь со щелчком встала на место, и лёгким движением копыта Грей Маус натянула тетиву.

— Нет времени спорить. Я вас догоню. Встретимся на станции.

Оленятам хотелось возражать. Особенно хартам, которые недавно «победили» ночную кобылицу в бою. И готовы были бросить вызов ещё одному пони несмотря на то, что буквально недавно не могли сдвинуться с места от страха.

Но Молчун перелетел на голову Эйкорна и, оглянувшись, сказал:

— Не вздумай мне тут умирать, поняла?! Тебя ждут две подруги в Старспайре, да и я тебе надеру уши, если ты вдруг погибнешь. Отвлеки его и уходи, поняла?

Мышка улыбнулась, кладя на ложе арбалета короткую стрелу с широким наконечником:

— Конечно, мой добрый Молчун. Только отвлеку его — и сразу назад.

С этими словами Грей Маус решительно двинулась навстречу Ночному Кошмару, который за это время уже покрыл половину разделяющего их расстояния. Хотя вроде как не спешил, лишь стелился над травой чёрный силуэт.

Но очевидно было одно: убежать от него не удастся. И насчет «улететь» у Мышки тоже были крупные сомнения.

Но ни то, ни другое в любом случае не годилось, потому что тогда пришлось бы бросить малышей. А это было превыше сил фестралочки-тихони, которой в жизни не было так жутко.

В жеребячестве она бы назвала это «ужасненько страшно».

Взгляд золотистых глаз не отрывался от приближающегося фестрала.

«Простите меня, девочки, но так надо...» — мелькнула мысль...

...Бладласт Шейд бросил лишь мимолетный взгляд вслед убегающим оленятам.

На сердце Ночного Кошмара было спокойно: добыча никуда не денется, особенно без умеющего видеть в темноте проводника и без волшебной лодки на реке. И догнать их не составит труда, особенно по воздуху. Благо, Семя находилось у оленёнка, который может только ползать по земле.

Фестрал окинул взглядом соплеменницу, что дрожала как осиновый лист, но всё равно стояла на пути.

— Даже жаль, — сказал Ночной Кошмар, облизнувшись, — что у меня нет времени ни на развлечение, ни на трапезу с этой нежной плотью...

С этими словами он с расправленными крыльями пошёл вперед, уверенный, что маленькая пони парализована страхом. Мало того, что сам ликтор выглядел довольно внушительно, так ещё бурлящая древняя магия дара ночной принцессы должна была полностью сокрушить волю кобылицы.

Но когда Бладласт Шейд был буквально в десятке шагов, тёмно-серая фестралка перестала дрожать и вскинула полный решимости взгляд золотистых глаз.

Самострел в её копытах резко поднялся, а тетива громко тренькнула.

С такого расстояния не промазал бы и жеребенок.

Но, опустив взгляд, Бладласт Шейд не увидел стрелы, которая по всем признакам должна была беспомощно отскочить от закаленного металла брони. Он снова посмотрел на Мышку и сказал с некоторым удивлением:

— Ты промахнулась?

— Не промахнулась, — уверенно заявила фестралочка.

Словно ожидая этих слов, пришла боль.

Фестрал вздрогнул и повернул голову.

Широкий наконечник вспорол перепонку кожистого крыла, что может означать только одно: некоторое время Ночной Кошмар больше не сможет летать.

— Ах ты! — прорычал Бладласт Шейд и, пригнув голову, бросился к фестралочке, вновь поднимающей самострел.

Ночной Кошмар явственно чувствовал, что не успеет. Оружие в копытах кобылицы выглядело на зависть эргономичным и надёжным, и стрела утвердилась на ложе буквально за секунду.

Но фестралка не выстрелила. Её глаза расширились от удивления и страха, а зрачки превратились в узкие щелочки. Более того, задрожали и сжимающие самострел копыта.

Если бы Бладласт Шейд сейчас обернулся, то увидел бы, что тени за его спиной сплелись в корявый и тощий силуэт с оленьими рогами и множеством горящих алых глаз.

И от этой фигуры исходил столь экзистенциональный ужас, что аура самого Ночного Кошмара в сравнении с этим казалась чем-то совершенно незначительным, вроде «подкроватного шебуршалы», озорного духа, пугающего жеребят по ночам...

Тем временем Грей уже расправила крылья и взлетела, но огромный жеребец покрыл разделяющее их расстояние одним звериным прыжком и прижал пискнувшую пони к земле.

— Ну уж нет, — сказал он, с хрустом ломая копытом самострел кобылки, — я ещё с тобой не закончил!..

Глава 16. Без надежды и с ней

...Видя приблизившиеся вплотную глаза, горящие бешеной зеленью Порчи, Мышка подавила желание в ужасе завизжать.

Хотя бы потому, что тогда Молчун, а то и оленята, вернутся, чтобы броситься на помощь, и неминуемо погибнут. Поэтому необходимо было молчать.

План прострелить перепонку крыла и ногу, после чего улететь, казался пусть и предельно рискованным, но небезнадёжным. Однако выстрел, похоже, ошеломил Ночного Кошмара недостаточно. А страшная тень сбила концентрацию. Кроме того, для своих размеров жеребец оказался просто сверхъестественно быстрым.

Ария Миднайт когда-то учила Грей Маус, как постоять за себя. Основы боевого искусства фестралов преподавались и так, но Ария ходила на все факультативы. И потом учила Мышку, хотя последняя крайне сомневалась, сможет ли в принципе ударить живого пони. Даже плохого. Даже в шутку.

В жизни это стало проще, чем казалось.

Ария ещё в жеребячестве говорила, что кобылкам нечего и думать справиться с жеребцами силой. Те от природы гораздо сильнее. А значит, и в бою нужно полагаться на ловкость, скорость, а ещё — на уязвимые точки, коих на теле любого пони предостаточно.

И поэтому Грей с силой ударила прямо в венец одного из задних копыт фестрала. Металлический понож заканчивался чуть выше: иначе ногой было бы не шевельнуть. А ещё свою роль сыграла прочная подковка.

Ночной Кошмар рыкнул. Видимо, ему надоело сопротивление кобылицы.

И точно: Бладласт Шейд занес ногу, и тусклые когти-лезвия стремительно опустились.

Грей Маус зажмурилась и тихонько запищала от страха. Но оружие ликтора ударило подобно стреле самой фестралочки: проткнуло и даже пришпилило к земле крыло.

Крылья — очень чувствительное место любого пони, будь то пегас или фестрал. Именно это позволяет ощущать потоки воздуха и магии во время полёта. Но есть и другая сторона: любое повреждение крыльев всегда очень болезненно.

Пришлось стиснуть зубы и прикусить клыками губу, чтобы не закричать. Особенно после того, как от пронзивших перепонку клинков стала растекаться волна холода...

— Зови их, — злобно прошипел фестрал.

Грей нашла в себе силы только отчаянно замотать головой. Из глаз потекли слёзы от боли, страха и досады, но из уст пони не вышло ни звука. И главное, с каждой секундой оленята уходили всё дальше.

Оскаленная морда приблизилась вплотную. Будто вся вселенная утонула в этих ядовито-зелёных глазах.

— Зови. Их, — выделяя каждое слово, повторил Ночной Кошмар, но и в этот раз тёмная фестралочка не сдалась:

— Нет... — тихо прошептала она.

— Ты противишься воле своей принцессы, Найтмер Мун?

— Я служу принцессе Луне! — воскликнула Грей, отводя взгляд. Получилось тихо и жалко, но при этом Кошмар не ощутил сладкое чувство чужого страха.

Кажущиеся ледяными клинки вышли из крыла, но только для того, чтобы упереться в подбородок. Пришлось снова поднять взгляд и взглянуть в эти ядовито-зелёные глаза, в которых мерцает алое пламя.

— Ты позовешь их. Или смерть твоя будет медленной.

— Ты их не получишь! — прошипела фестралочка в приступе обречённой храбрости и стала биться в захвате, стараясь ударить жеребца копытом по наиболее уязвимой части.

Ночной Кошмар издал тихий рык, когда ярость застлала глаза красным туманом.

И конечно, наделенные злобной волей клинки не упустили своего шанса....

...Молчун решил для себя, что если Мышка закричит, он бросит всё и рванётся на помощь. Не для того старый попугай последовал за скромной фестралочкой, чтобы вот так вот бросить её. Хотя и не особенно представлял, что может противопоставить сильному жеребцу.

Но крика так и не раздалось. Лес хранил гробовую тишину и лишь тревожно шуршал на слабом ветру листьями.

А значит, Мышка, как и обещала, обманула убийцу и сейчас уже летит к месту встречи...

Молчун изо всех сил гнал от себя мысль, что могло случиться непоправимое. Не могло. Только не в Эру Гармонии.

Это всё должно было остаться в тёмном прошлом. В Эре Раздора, когда Дискорд свёл с ума почти всю магию мира. Именно тогда неспособные к магии дружбы пони и другие существа просто потеряли разум, а то и саму жизнь, неосознанно воплотив собственные чаяния и страхи.

Молчун видел это, будучи увезён с родного острова. И потом нередко про себя повторял, что будь он пони, поседел бы до последней шерстинки при виде того, каких чудовищ рождает сон разума...

Но, как оказалось, не всё зло сгинуло в тёмной глубине веков. Потому что этот фестрал был оттуда. Именно тогда, ещё до пришествия Дискорда, Ночные Кошмары вошли в историю как безжалостные убийцы и слуги тёмных сил. И именно им фестралы были обязаны львиной долей дурной славы среди дневных пони.

Хотя изначально орден создавался как инструмент для запугивания или тихого устранения тех, кто нёс другим горе и несправедливость.

Потому что никто не может похвастать, что не посещает страну снов. Никто не сможет обезопасить себя от абсолютно всех теней. А если это не будет так, Ночные Кошмары в один прекрасный момент придут.

Явятся во сне или выйдут из тени, словно из портала. А их разящие клинки не знают промаха...

— Кажется, это было где-то тут, — раздался вдруг голос Эйкорна.

Попугай вынырнул из воспоминаний и, оглядевшись, сказал:

— Да. Вон там тропа, ведущая к станции Водного пути.

— Ура, — тихо сказала Мисти, — наконец-то.

А Рилл промолчал. Оленята после испытанного страха притихли, а юный волшебник вообще выглядел неважно. Как казалось друзьям, несмотря на близость Семени, ему было не по себе от неработающих магических систем.

Но на самом деле юного витранга беспокоило другое.

Например, как добираться до Величайшего Древа и Арбориона, если вдруг на станции не окажется перитонов? Ни Глубинные Тропы, ни Водные пути, очевидно, не работали: уж если погасли световые лозы, то что говорить о более сложных системах?

Без всего этого поход по Лесу займет несколько дней и кабы не недель. С учётом погони... шансов было маловато. Равно как не было особой надежды на стражу: жуткий фестрал, похоже, расправлялся с вооружёнными оленями шутя.

Надежда была только на грозных железнорогих ириллаби. Таинственных воинов-шаманов, что отрекались от всего мирского ради одного: уничтожать чудовищ. Но где они, как позвать на помощь без Корневой Сети?

А если отправить Семя с Мисти, далеко ли хрупкая маленькая лань унесёт плод, который даже Эйкорн с трудом тащит? И ладно бы только это, но как быть с таким кошмаром на хвосте?..

При этой мысли юный волшебник снова обеспокоенно оглянулся. Но нет, погони так и не было видно. Не сгущались тени, не пробирал до костей странный холод... не говоря уже о зловещей крылатой фигуре.

Очевидно, Грей Маус и вправду смогла как-то его задержать.

Когда же под копытами оказалась твёрдая тропа, все выдохнули с облегчением. Если бы кто-нибудь сказал малышам, что вменяемые олени смогут обрадоваться тому, что выбрались из леса, его бы подняли на смех.

Ну действительно, что плохого с оленем может приключиться в лесу? В родном доме?

Оказалось, многое может. В частности, исчезновение пусть и магических, но привычных до обыденности вещей.

...Около станции Водного пути оказалось пусто.

Почти.

Только один олень вышел навстречу.

Закутанный в плащ витранг, из-под копыт которого при каждом шаге вспыхивали ростки светло-зелёной магии, разрывающие окружающую темноту тусклыми всполохами.

Рилл облегченно выдохнул. От незнакомца исходила такая сила, что грива шевелилась. Уж точно ему хватит сил защитить трёх оленят от жуткого пони!..

Видимо, все подумали об этом, потому что подались вперёд. В то же время олень откинул капюшон и произнес мягким голосом:

— Вот, наконец, и вы!..

Глава 17. Мертвая хватка

Оленята замерли. Потому что олень был белым как снег, а глаза, наоборот, налились чернильной темнотой. И от этого улыбка смотрелась жутко.

Но взрослый олень в Лесу — это всегда поддержка и радушие в отношении оленят, а указывать на недостатки чужой внешности можно лишь в детских дразнилках, которые всё равно понарошку. В разговоре же со взрослыми подобное поведение выглядело бы ужасно невежливо.

— Разрешите представиться, — харт тем временем слегка поклонился, — Манцинеллус Милк.

— Это вы! — вырвалось у Мисти, и витранг склонил голову на бок:

— Вы слышали обо мне?

— Да! — лань энергично закивала. — Нам рассказала Грей Маус! Ночная пони!

Морда белого оленя расплылась в добродушной улыбке:

— Ах да, конечно. Милая кобылка...

— Нам нужна помощь! — Рилл решил вернуть диалог в конструктивное русло. — За нами гонятся!

Манцинеллус Милк пару секунд раздумывал, но затем заверил:

— Не волнуйтесь. Что бы там ни было, теперь всё наладится. Идёмте.

Пока шли к станции, оленята наперебой поведали Манцинеллусу о происходящем, рассказали о Грей Маус и её рекомендации, а также закидали харта вопросами. Впрочем, ответить на них он всё равно бы не смог, так как друзья галдели вокруг столь быстро, что вставить слово было совершенно невозможно.

Но всё же, когда поток слов оленят прекратился, белый витранг умудрился:

— Малыши, у меня только один вопрос: Семя при вас?

Молчуну вдруг показалось, что чёрные глаза смотрят прямо на сумку Эйкорна, но утверждать что-то было сложно: ни зрачков, ни радужек видно не было. Вообще непонятно было, зрячий этот олень или нет.

Что ж, по крайней мере, теперь можно было с уверенностью утверждать, что Мышка не выдумала таинственного незнакомца в начале пути... Хотя и врать фестралочке было незачем.

При мыслях о Грей Молчун снова тревожно оглянулся на лесную чащу. В случае успеха в схватке с Ночным Кошмаром, она уже должна была быть здесь. Ждать, чтобы вместе продолжить искать помощь...

Тем временем Манцинеллус и оленята вошли под сень переплетённых крон нескольких деревьев: вестибюль станции. Дальней стены у просторного зала не было, только несколько пирсов, где сейчас стояли неподвижные лодки Водного пути.

Как и ожидалось, ни у одной не светился голубой цветок-индикатор, показывающий, что транспорт свободен. Не светились они и жёлтым, указывающим на занятость. Цветки обессилено свисали, став тусклыми и обыкновенными: из Водных путей ушла вся магия. Как, видимо, отовсюду, где не было собственного питания.

Непонятно было одно: откуда и, главное, зачем посреди зала стоит большой серый котёл, в котором булькает какое-то варево?..

Свет исходил только от лепестков флеймовера и рождаемого ими пламени. Бросал неверные красные отблески на увитые лозами стены...

Рилл вдруг остановился. Эти лозы не походили на обычные скрепы оленьих построек или там осветительные. Тёмные, почти чёрные, покрытые какими-то уродливыми наростами...

А ещё в них были связанные олени. Харты, лани и совсем оленята. Фордиры, витранги и перитоны. Немного, не больше двадцати, но сам вид неподвижных тел заставил уши испуганно прижаться.

Один из висящих на стене витрангов вдруг открыл глаза. Полный ужаса взгляд уставился на Рилла, но что-либо сказать олень не мог: лоза плотно обвила морду как ему, так и всем остальным.

«Бегите!» — читалось в этом взгляде.

— Спасибо, что принесли Семя, — тем временем спокойно сказал Манцинеллус, и здесь, в зале, его голос приобрел неприятное эхо. — Кто бы мог подумать, что эта милая пони-мышка сослужит мне такую добрую службу...

— Там этот Ночной Кошмар... — начала было Мисти, но витранг перебил:

— Уже неважно. И вы, и он сделали всё необходимое. Дальше я сам.

— Дальше что? — выдавил Рилл, с трудом оторвав взгляд от жуткой стены.

Он всё ещё не мог поверить.

Манцинеллус не ответил. Его копыта, мерцающие светло-зелёным, вдруг вспыхнули ядовитой зеленью. Удивительно похожей на ту, что горела в глазах Ночного Кошмара.

— Берегись!.. — крикнул Рилл, но было поздно.

Из пола буквально выстрелили те же тёмные лозы, что держали оленей на стенах станции и моментально опутали оленят мёртвой хваткой. Правда, развешивать к остальным не стали: просто лишили возможности сойти с места.

— Эй! Что такое?! — крикнули одновременно Эйкорн и Мисти, которые не смотрели в сторону дальней стены и не увидели пленников раньше.

Единственный, кто избежал объятий лоз, был Молчун: попугай, в отличие от оленят, не стал задавать вопросов, а просто взлетел и со всей возможной скоростью дал дёру.

В общем, Рилл его понимал: что могла небольшая птица сделать в такой ситуации? А так у него будет хотя бы шанс позвать на помощь.

Правда, оленёнок не особо соображал, кого и откуда можно позвать в такой ситуации. Понятно, что нужна была помощь друидов или ириллаби... но поди сыщи их среди Леса без связи и даже света!..

И вертелась, извивалась на грани сознания гадкая мыслишка о том, что попугай полетел к своей хозяйке или вообще решил попытать счастья где-нибудь в другом месте.

Одна из лоз, будто живая, аккуратно освободила Эйкорна от седельной сумки и понесла Манцинеллусу. Тот принял драгоценную ношу и приоткрыл клапан.

Мерцание голубоватого света Семени осветило Манцинеллуса, как будто на мгновение превратившуюся в жуткую маску смерти.

Оленята вздрогнули, но наваждение тут же рассеялось, и морда витранга снова стала живой, гладкой и доброй. А сумка с бесценным Семенем отправилась к груде других таких же, в раскрытых клапанах которых виднелись всевозможные бутылочки, склянки и прочие ёмкости с ингредиентами.

Вот так.

Похоже, Семя не было для этого витранга чем-то священным или хотя бы драгоценным.

Рилл, конечно, не мог в связанном виде совершать необходимые движения для магии. Да ещё, будучи неподвижен, был несколько ограничен в энергетическом плане: кристальные копытца должны были касаться растений или земли. Не черпать же, в самом деле, энергию из мерзких лоз? Те, хотя и были со всей определенностью растениями, создавали впечатление щупалец какой-то каракатицы, причём дохлой. Ощущения, по крайней мере, были именно такие. Да и висящие на стенах витранги почему-то не спешили воспользоваться магией.

Но всё же следовало попытаться.

Конечно, Рилл не знал боевых заклинаний: даже те, которые были разрешены к использованию простыми витрангами, преподавались на самых последних курсах. Не говоря уже о каком-то могущественном оружии ириллаби: те свою магию получали только после прохождения первичных испытаний.

Но сидеть... точнее, стоять... сложа копыта было просто невыносимо. Особенно в свете того, что собирался сделать Манцинеллус. Что бы он ни собирался сделать, ясно же, что ничего хорошего...

И как только Грей могла рекомендовать этого... тёмного витранга, теперь со всей очевидностью.

Копытца Рилла замерцали, и магия неохотно отозвалась. «Колдовство по наитию» всегда давалось сложнее, чем по чётким формулам, но юный витранг не сдавался. В конце концов, на простой телекинез должно было хватить!

Тем временем Эйкорн и Мисти начали было брыкаться в объятиях лоз, но небольшие побеги, обвитые вокруг шей, тут же немного сжались, и отпустили только когда оленята перестали. Намёк поняли все. А Рилл подумал, что ещё и поэтому развешанные по стене олени не сопротивляются.

Мисти же обратилась к Манцинеллусу:

— Постойте, зачем всё это? Кто вы такой?

— Я тот, кто вскипятит это застоявшееся вонючее болото под названием Кервидерия, — ответил витранг, при этом начав кидать какие-то ингредиенты в котёл, варево в котором забурлило ещё сильнее. — Неизменное — это мёртвое, а нашу страну... да и весь мир... давно пора малость оживить.

— Но зачем?! — выкрикнул Эйкорн.

Рилл же молчал, пытаясь сосредоточиться на заклинании. То, что друзья отвлекали колдуна болтовнёй, было как нельзя кстати. Увы, но переубедить тёмных витрангов ещё никому не удавалось. По крайней мере, не было ни одного зафиксированного случая.

Манцинеллус Милк, заглянув в стоящую на подставке тяжёлую книгу в чёрном переплете и кинув в варево очередную пригоршню сушёных трав, дождался, пока кончится бурная реакция, и отошёл обратно к компонентам. При этом от его копыт струились потоки магии, затрагивающие в том числе и котёл с содержимым, соединяя всё воедино каким-то уродливым и даже зловещим узором.

При этом витранг мурлыкал какую-то мелодию, как будто готовил не жуткое зелье, а утренние оладьи. А над страницами чёрной книги взлетали и гасли призрачные символы, растекался по полу бледно-зелёный туман, сочащийся из исписанных страниц...

Когда же Эйкорн в отчаянии выкрикнул свой вопрос, колдун даже изволил ответить:

— Ради будущего, малыш. Ради будущего.

— Какого будущего?! — юный фордир, казалось, поражён.

Манцинеллус, похоже, был не прочь поболтать, потому что до сих пор не залепил оленятам рты, а продолжил отвечать. Впрочем, от своего занятия он так и не отвлёкся:

— Я видел будущее, и оно — прекрасно. Но ради него некоторые должны умереть. Например, взрослые, что не понимают или боятся принять перемены.

— А почему не дети? — спросила Мисти осторожно.

Ответ последовал незамедлительно:

— Дети ни в чем не виноваты и являются пленниками навязанных взрослыми стереотипов.

Мисти призадумалась, а Рилл мысленно взмолился:

«Пожалуйста, отвлекай его дальше!..»

Глава 18. Отчаяние и ярость

Магия оленёнка, стелясь между мерзких лиан едва заметным голубоватым свечением, уже почти подобралась к связанной лани-витрангу. Судя по накидке и украшениям, она была из друидов, причем не из последних.

Конечно, тот факт, что она сейчас висела на стене, давал призрачные шансы на её поединок с Манцинеллусом, но вдруг колдун просто застал станцию врасплох?

Магия поддавалась с трудом. Рилл уже успел раскаяться, что уделял основное внимание не заучиванию магических формул и правил, а своей теории «магии по наитию». Во многих случаях юный волшебник и сам приходил к формациям и построениям, схожим с классическими, но упрямо не хотел признавать это.

Мисти тем временем сформулировала ответ:

— Но ведь взрослые когда-то тоже были детьми, и не их вина, что на них плохо влияли родители. Так что... они тоже не виноваты!

— Молчать, — велел Манцинеллус, уткнувшись в мерцающую фиолетовым пламенем книгу на подставке.

Но юная перитонка будто не слушала:

— ...и причиняя боль другим ты становишься эдаким «плохим папой» для всех...

Глянцево-чёрные глаза поднялись на лань, и та вздрогнула. Этот взгляд заставил холодок пробежать по всему телу.

— Закрой. Свой. Рот, — раздельно проговорил колдун и затем добавил. — Пока я тебе его не зашил.

Мисти в ужасе умолкла.

Рилл тем временем почти справился с удерживающими волшебницу лианами. Впрочем, та не стала дожидаться, пока путы спадут. Как только копытца и рот оказались свободны, лань одновременно с зеленой вспышкой оказалась на ногах в окружении вьющихся узоров друидской магии.

Нити взметнулись вверх и вперёд, но не ударили в Манцинеллуса, а выхватили из кучи ингредиентов Семя и подняли над полом.

— Не двигаться! — грозно крикнула друид. — Или я уничтожу Семя!

Все уставились на неё. Оленята в шоке, а колдун спокойно. Потом вкрадчиво поинтересовался:

— Вот как? Совершишь такое святотатство?

— Пусть лучше так, чем оно окажется в копытах тёмных витрангов! — решительно заявила лань. — Отойди от котла!

Выглядела она величественно: гордая осанка, сияющие мягкой зеленью кристальные копытца и глаза, развевающиеся на магическом ветру грива и накидка...

— И не подумаю, — сказал Манцинеллус.

Внешне он не совершил ни одного движения.

Но вьющиеся по полу и стенам чёрные лозы молниеносно метнулись к волшебнице. Так быстро, что глаза едва успели заметить.

Начавшийся было крик резко оборвался.

От шока оленята уставились на то место, где только что стояла живая лань, а теперь лишь шевелился комок даже не лоз, а будто щупалец из чистой черноты.

Жуткий клубок извивался на полу меньше минуты, но Риллу с друзьями и, наверняка, висящим на стене оленям это показалось настоящей вечностью.

Когда же гадкие отростки расползлись, на ходу снова превращаясь в искажённые лозы, на полу не осталось ничего, кроме нескольких украшений.

Вьющиеся щупальца тьмы сунулись было к Семени, но отдёрнулись, словно от огня.

Манцинеллус, увидев это, не удивился, а просто телекинезом вернул Семя на место, после чего встретился взглядом с Риллом. Юный витранг почувствовал, как душа уходит в копыта, а уши прижимаются к голове. Воображение уже нарисовало схожую судьбу для того, кто освободил волшебницу...

Но колдун только покачал головой и сказал:

— Ну до чего закоснели... — он снова перевел взгляд на обомлевшего Рилла и поинтересовался. — Ну что же ты больше не колдуешь, малыш? Давай. Освободи ещё кого-нибудь, убийца.

Рилл не чувствовал, как по его щекам катятся слёзы. И даже не обратил внимания на отчаянный крик Мисти:

— Не слушай его!

Манцинеллус же продолжил:

— Бессмертие для всех имеет цену. Не усугубляйте. Всё равно я сделаю, что хочу, но, если будете мешать, без лишних и бессмысленных жертв не обойдётся.

Взгляд чёрных глаз обвел трёх оленят, и, повинуясь незаметному жесту колдуна, лозы понесли малышей к общей стене. Когда мимо тащило Рилла, белый витранг сказал:

— Я не хочу жертв. Наоборот, чтобы больше никто не умирал из-за скудоумия, страха и непонимания. Смерть больше не будет властвовать в этом мире, и ради этого я готов заплатить любую цену... — при этом его жуткий взгляд встретился с зарёванными голубыми глазами молодого волшебника, и колдун поправился. — Почти любую.

Рилл не ответил: был слишком шокирован последствиями своих действий, а также жестокостью и лёгкостью, с которой тёмный витранг победил могущественную волшебницу.

Эйкорн, который всё это время пытался силой разорвать лозы, чуть не плакал от бессилия. Умом он, конечно, понимал, что справиться с колдовскими путами не могли и взрослые, среди которых, кажется, был даже один нордир, куда более сильный. Но просто так взять и сдаться не позволяла гордость.

В отчаянии он крикнул:

— Ты не понимаешь, что творишь! Своими действиями ты уничтожишь наш мир!

По всем законам жанра, тёмный витранг должен был заткнуть нахального олененка, но тот, похоже, был настроен пообщаться.

— Ну и что? — спокойно осведомился Манцинеллус. — Чем этот мир лучше любого другого? Этот мир забрал мою любимую. И всю семью. Вот скажи, ты сможешь их вернуть? Или будешь мне втирать про Великий Круг Жизни?

Эйкорн осёкся и нервно сглотнул. Он, в общем, не рассчитывал на диалог.

Чернокнижник же назидательно воздел копыто:

— Именно, что не сможешь! А моя Госпожа может.

— Но это же тёмная магия! — попытался ухватиться за соломинку фордир. — Злая и запретная!

— Запретная? — олень хихикнул. — И кто же её запретил? Уж неужто ваш принц или пришлые сёстры-аликорны? Не задумывался, почему? Потому что считают, что это они вправе творить чудеса и диктовать волю всем остальным. А я изменю привычный порядок вещей!

— И вся Кервидерия падёт в бездну! — не сдавался Эйкорн.

Манцинеллус кинул в котёл очередную горсть каких-то порошков, и над зельем взметнулся красный туман. Сам же тёмный витранг продолжил говорить, расхаживая по залу и вещая, будто читая лекцию:

— Маленький оленёнок, вы так помешались на своих мрачных пророчествах, что не заметили главного — конец света уже наступил. И наступил он благодаря таким, как Селестия, что лицемерно провозглашает идеалы доброты и дружбы, но при этом на границе земель пони по-прежнему убивают пони, и ничего не изменилось с давних времен. Пусть мы и наделены разумом, но все в душе — древесные волки. В нас дремлет первобытная злость, которая так и ищет выхода. И я не прячусь от своей природы в отличие от вас — зомбированных дурачков. Но в моем прекрасном мире смерть не будет иметь значения, а ярость можно будет удовлетворять множеством способов.

Эйкорн и Мисти переглянулись, и оба прочитали в глазах друг друга отчаяние.

Помощи больше неоткуда было ждать. И справиться с могущественным тёмным витрангом не представлялось возможным.

Заветное Семя Величайшего Древа было близко, и с тем же успехом оно могло быть на другом конце света. И так было бы даже лучше, потому что копыта тёмного витранга туда бы не дотянулись.

Мисти чувствовала, как по её щекам текут слёзы.

Страшные сказки ожили, и тёмные витранги готовились уничтожить всё, что дорого любому оленю...

...Бладласт Шейд был в ярости.

И дело было даже не в ускользнувшей добыче: отследить их перемещения опытный ликтор мог даже до получения чудесных способностей.

Но из-за дискордовой изменницы с её самострелом Ночной Кошмар ковылял по земле, да ещё на трёх ногах. Хлипкая с виду кобылица мастерски въехала копытом в болевую точку!..

Как бы ни были могущественны новые силы, почему-то сделать более быстрым заживление ран они не могли. Или не хотели, наказывая нерадивого исполнителя за медлительность.

Как оказалось, подлесок и высокие деревья создают вполне преодолимые, но при этом ощутимые препятствия на пути.

— А ты всё не уймёшься? — спросили вдруг сверху.

Фестрал поднял морду и увидел попугая, что несколько раньше был вместе с соплеменницей и оленятами.

— Воля Найтмер Мун во тьме, — процедил сквозь зубы Ночной Кошмар в бессильной злобе.

Проклятый попугай сидел слишком высоко: нечего было и думать добраться до него с разорванным крылом. Можно подпрыгнуть и достать когтями, конечно, но не с раненой ногой.

А бессильно прыгать внизу под насмешки наглого пернатого... нет уж. Ищите другого дурака.

Фестрал не видел и не мог знать, что насмешки и вызывающее поведение Молчуна — лишь надетая попугаем маска. И уж тем более не мог догадываться о мотивах.

В поноже был встроенный метатель ножей, но Бладласт считал себя профессионалом и не хотел тратить боеприпасы на выяснение отношений. Да ещё с попугаем.

Поэтому он решил, что просто пойдет дальше, наплевав на нахальную птицу.

Но не тут-то было.

Сверху прилетел какой-то орех и стукнул фестрала по носу. Почти не больно, но ужасающе оскорбительно для боевого ликтора.

— Бесись сколько влезет, — проскрипел Молчун с ветки. — И хоть я не знаю, что ты задумал, но забудь. Манцинеллус Милк решил всё исправить, и кому бы ты не служил, жалкая тень, но ты проиграл.

Бладласта словно окатили ледяной водой.

Эта фестралка упоминала какого-то Манцинеллуса, и что оленята с Семенем «могут ему доверять». А значит, цель, несмотря на свою близость, грозила ускользнуть из копыт!

Бладласт содрогнулся при мысли, что несмотря на все новые способности и покровительство самой Принцессы Ночи, он может... облажаться.

И тогда всё зря: дальний поход, поиск, раны... а главное — жажда славы и силы! Ведь то, что даровано, может быть и отобрано назад. Особенно если речь идет о столь могущественном существе, как аликорн...

И тогда Бладласт, не слушая больше насмешек попугая и забыв о боли в ноге и крыле, бросился туда, куда вело его чутьё...

Глава 19. Сквозь тьму и... тьму

...Молчун, проводив Кошмара взглядом, старательно прогнал от себя мысль, что если фестрал успел сюда раньше Грей Маус, то её план не удался.

Хотелось верить, что скромная, умненькая Мышка обманула злодея и просто задержалась. Всё равно, по какой причине.

«Пусть она просто заблудилась, — молил про себя попугай, старательно маша крыльями в темноте. — Пускай даже где-то лежит раненая. Со всем этим можно справиться...»

У Грей было с собой немало сюрпризов, в том числе для самонадеянного колдуна. Молчун не видел, с какой небрежной лёгкостью расправился Манцинеллус с волшебницей-ланью, и поэтому не слишком представлял пределы его силы.

Но даже если бы знал, всё равно сделал бы вместе с Грей всё возможное...

В любом случае, у колдуна теперь будет хромоногая проблема в лице Бладласта Шейда. Хоть что-то, могущее выиграть время. Что будет после, попугай не знал. И подспудно надеялся, что власти Кервидерии начнут, наконец, чесаться. В конце концов, даже если принц Верналис занимается Дискорд знает чем, то уж друиды и рейнджеры-то должны хоть как-то засечь творящееся прямо среди Леса чёрное колдовство...

...Полянка, где Мышка пыталась задержать Ночного Кошмара, встретила попугая тишиной. Даже несколько непривычной, учитывая насколько растревоженным Лес казался буквально накануне.

Но даже в неверном свете звёзд, робко смотрящих сквозь просвет в бескрайних кронах, было видно, что Грей Маус всё ещё здесь.

Лежит в траве, свернувшись калачиком, и как будто спит.

Но старый попугай повидал на своём веку слишком много и знал, что скромная фестралочка больше не проснётся. Даже раньше, чем увидел, как почернела вокруг трава. Раньше, чем почувствовал висящий в воздухе металлический запах...

Молчун сел на бок неподвижной пони. Как бы ему хотелось больше никогда не видеть такого! Эра Раздора в своё время дала попугаю надежду: все те, кто нёс в сердце злобу, получили стараниями Дискорда ровно то, что заслуживали — собственные кошмары и страхи во плоти.

И одного у тёмных времен Эры Раздора было не отнять: пони и прочих разумных, способных сознательно причинять вред, попросту не осталось. Конечно, мир не превратился во всеобщую страну любви и дружбы: были потом и распри, и ссоры. Даже лилась кровь, особенно когда пони встречались с монстрами или остатками какого-нибудь недобитого древнего зла.

Но такого, чтобы земля вновь сотрясалась от поступи армий, чтобы города пылали под крики раненых, а сталь окрашивалась красным... или чтобы кто-то делал убийство своим призванием — такого больше не было.

Почти. Потому что Ночным Кошмарам, как выяснилось, удалось не только уцелеть, а заодно пронести свои, с позволения сказать, «традиции» сквозь века.

Молчун считал, что роль Эры Раздора недооценена историками. А сам Дискорд — не понят и даже оклеветан летописцами с молчаливого одобрения бессмертных, и до и после считавших лучшим вариантом политику невмешательства.

Которая уже разок поставила мир на грань глобальной магической войны. Чем это могло кончиться — не знал никто. Но Молчун разок видел издалека испытание рунной бомбы чудовищной мощности. На атолле, который когда-то был домом для попугая, а тогда попросту исчез во вспышке зелёного огня...

Молчун отогнал воспоминания, наклонился и припал к боку Грей Маус. Разум говорил ему, что всё бесполезно, но хотелось убедиться наверняка...

...Вскоре попугай сел прямо и опустил голову, прикрыв крыльями глаза.

Но через короткое время он уже летел в единственном оставшемся направлении — к Величайшему Древу. Возможно, Ночной Кошмар и колдун займут друг друга достаточно надолго, чтобы успела подоспеть помощь.

А время скорби и прощания ещё придёт...

...Бладласт Шейд увидел свою цель издалека. В тёмном, затихшем Лесу было несложно вычислить светящуюся зелёными и лиловыми огнями местную халупу из корявых ветвей на берегу реки.

Как рассудил Ночной Кошмар, это было что-то вроде лабаза или сарая — жить в таком, наверное, не стали бы даже местные дикари.

Только эта постройка выглядела и вовсе непрезентабельно: какая-то покосившаяся, будто подгнившая, оплетенная чёрными не то лианами, не то щупальцами.

Фестрал, не обращая внимания на боль в раненой ноге, перешел на совершенно бесшумный шаг.

Чёрные лозы метнулись было к нему, но, наткнувшись на окутавшие фестрала тени, успокоились и легли на место. Будто приняли за своего.

Но Бладласт Шейд был слишком измотан и к тому же спешил, чтобы придать этому значение. Он осторожно заглянул в приоткрытую дверь и увидел свою цель. Даже обе.

Тошнотворно-белым витрангом в центре зала мог быть только этот Манцинеллус Милк. Только ему тут подошло бы такое дурацкое имя.

А главное, прямо здесь было оно. Семя. То, что поручила любой ценой доставить Принцесса Ночи.

Ушей достиг обрывок разговора. Маленькая рыжая лань, связанная всё теми же чёрными лозами и подвешенная на них возле стены, говорила:

— ...И что, ты справишься даже с тьмой, опустившейся на весь мир?

— Конечно, — отозвался белый витранг. — Тьме и Страху больше не будет места в прекрасном новом мире. Как и чудовищам, не способным ни на что другое, кроме как убивать... Любую энергию, даже тёмную и злую, всегда можно направить во благо.

Бладласту больше ничего не требовалось.

Этот обрывок разговора дал ему достаточный повод, чтобы расставить всё по местам. А уж когда в зелёных нитях магии белого витранга взлетело Семя, Ночной Кошмар больше не утруждал себя раздумьями.

Проклятый колдун хотел пойти против Найтмер Мун.

И у него было нужное принцессе...

...Манцинеллус Милк силой магии подхватил Семя, чтобы, наконец, завершить сложнейшее заклинание по открытию Врат в барьерах мира. Тогда Госпожа сможет прийти в мир, переродиться в плотский аватар, после чего ей будут не страшны ни Верналис, ни сёстры-аликорны.

А все желающие смогут получить вечную жизнь...

Черные щупальца-лозы шипели и крошились будто бумажные, когда созидательная магия Семени вступала в конфликт с их природой, и пришлось снова взять тяжёлый плод в поле телекинеза.

Неожиданно из дверей метнулся клубящийся ком чёрных теней с глазами, горящими той же энергией, которой манипулировал Манцинеллус.

Колдун даже как-то не сообразил, кто это такой и что ему нужно.

Когда же тени разлетелись в стороны, миру явился ночной пегас, фестрал. Мощный жеребец в броне, сверкающей голубоватым камнем на нагруднике. В глазах пони горела бешеная зелень вперемешку с фиолетовым огнём, а по полу лязгали настоящие когти из тусклого металла.

Беседа с оленятами так увлекла Манцинеллуса, что он просто не успел вовремя «переключиться» на неожиданное нападение.

Ничто, как говорится, не предвещало: лозы снаружи должны были задержать незваного гостя или хотя бы предупредить колдуна. Но ничего из этого не произошло. Судя по всему, неожиданный «гость» использовал ту же магию, что и белый витранг, но что означает этот звериный бросок?..

Манцинеллус Милк, первый и последний в истории Кервидерии колдун Порчи, узнал это через мгновение.

При этом он не мог даже увернуться от неожиданного удара: от магии зелья в зале гудел воздух, а самого колдуна намертво держали потоки энергии заклинания на финальной стадии.

Вообще, если взглянуть на происходящее взором самого Манцинеллуса, то колдун находился в центре мощного вихря магии вместе с котлом, в котором бурлило зелье Врат.

И оставался последний штрих — дать готовому заклинанию энергию Семени.

Но этому не суждено было случиться.

Бладласт Шейд, исполняющий волю Найтмер Мун, даже не заметил, что благословение его принцессы, живые тени, будто в ужасе шарахнулись прочь, когда Кошмар пересек невидимую для многих границу действующего заклинания.

Если бы у кого-нибудь было время смотреть и разбираться, то он смог бы заметить, что магия Манцинеллуса и «благословение» Найтмер Мун имеют одну и ту же природу.

Но вся соль заключалась в том, что занявшая место души Принцессы Ночи сущность имела свои планы на Семя Величайшего Древа, и Манцинеллус Милк в них ну никак не вписывался. Хотя из присутствующих попросту некому было не то что знать, а даже предположить подобное.

Глава 20. Чёрный котёл

Фестрал прыгнул, но не прямо на колдуна, который мог бы защититься от столь предсказуемой атаки. Всеми копытами саданув по котлу с варевом, Ночной Кошмар извернулся, резко изменив направление прыжка, после чего оказался вплотную к Манцинеллусу.

Но в этот раз зачарованные Найтмер Мун клинки словно ударили в мягкий камень: со скрежетом погрузившись в барьер, остановились.

Ночной Кошмар зарычал и надавил, чувствуя, как смертоносный металл продвинулся ещё на пару сантиметров.

Но и витранг, похоже, не собирался сдаваться. Чёрные, без зрачков, глаза недобро покосились на фестрала, после чего вокруг вспыхнуло зелёное пламя, соединяющее воедино самого колдуна, покачнувшийся на огненных лепестках кипящий котёл и даже стоящую на подставке колдовскую книгу.

И в этих глазах тот, кто звался Бладластом Шейдом, вдруг увидел отражение себя...

...Плохо быть слабым там, где ценят силу и ловкость. Можно при этом быть умным, но что если кому-то не дано ни того, ни другого?..

Насмешки. Тумаки после того, как пытаешься отвечать.

Царящие вокруг дружба и веселье, которых тебе не достаётся.

И тогда нескладный, обиженный на весь свет жеребёнок уходит. От всех: не желающих видеть его горе наставников, от жестоких сверстников и непонимающих родителей. Детское чёрно-белое видение рисует ему мир в мрачных красках, и он решается.

Переступив порог полузаброшенного храма Ночных Кошмаров, он оставляет за массивными дверями всё прежнее: заботы, родных и даже имя...

...Манцинеллус Милк расхохотался.

Громко и обидно.

Слабости и комплексы напавшего фестрала были столь банальны, что Книга Кошмаров без труда вытащила их наружу, явив грозному воину все его прошлые обиды, слабости, глупости...

И зелёный свет вперемешку с фиолетовым огнём в глазах противника померк, уступив место страху и какой-то детской обиде.

То, что Ночной Кошмар похоронил в самых глубинах памяти, старался изо всех сил забыть и спрятать за обретённой силой и показной жестокостью, теперь было как на ладони и перед ним самим, и перед Манцинеллусом.

Даже нажим металлических когтей на магический барьер вдруг ослаб.

Манцинеллус, торжествуя, взвился на дыбы и подавил желание боднуть противника рогами — много чести.

В золотистых глазах фестрала отразился внушённый магией страх...

...Оленята вдруг почувствовали, как их путы ослабли: колдун явно отвлёкся на неожиданное явление страшного пони.

Рилл с надеждой глянул на стену с развешанными оленями. Судя по всему, те путы ослабевать не спешили. Юный волшебник предположил, что виной тому были изменения в магических контурах, и те, что были ближе к колдуну, ослабли от перерасхода энергии.

По крайней мере, это единственное объяснение, которое пришло молодому витрангу в голову.

Но даже чудовище в обличье пони, казалось, неспособно причинить вреда колдуну.

Рилл, в отличие от остальных друзей, не только видел, но и чувствовал, как ток нечестивой магии растёт и как напрягаются силовые линии сложного колдовства.

Эйкорн тем временем рванулся и получил свободу. В следующее мгновение он уже подбежал к Риллу и рожками вспорол ослабшие чёрные лианы, опавшие на пол потёками какой-то слизи.

— Придумай что-нибудь, — сказал фордир, — а я освобожу Мисти!

Не дождавшись ответа, он рванулся к перитонке, а Рилл, поднявшись на копыта, запретил себе думать о произошедшем после предыдущей попытки вмешательства. Легко сказать «придумай»! А что делать, если враг просто несоизмеримо сильнее, с какой стороны ни глянь?!

Вокруг бушевала тёмная магия, и можно было лишь благодарить Величайшее Древо, что направлена она была не на оленят.

Впрочем, Рилл ощутил исходящую от потоков ядовито-зелёного света злобу. В голову полезли мысли о том, что его никто не ценит с инновационной магией, которая бы позволила не зубрить несколько лет необходимые формулы. И что друзья так и будут за глаза смеяться над этим...

Витранг тряхнул головой. Ну что за глупости в такой момент!..

Он перевел взгляд на Эйкорна и Мисти, которые друг на друга смотрели как-то... нехорошо. И это несмотря на то, что один освободил другую буквально только что.

Пришлось подбежать и каждому слегка дать по уху. Оба тут же обратили внимание на друга.

— Не знаю, что вы там друг дружке навоображали, но не поддавайтесь. Это все они, — Рилл указал кристальным копытцем на композицию из котла, книги и двух тёмных существ, сейчас борющихся.

При этом белый витранг с чёрными глазами и душой явно побеждал. Фестрал почему-то весь сжался, прижал уши и старался не смотреть на возвышающегося над ним оленя.

Магия вокруг трещала и шипела, и поэтому Эйкорн рискнул спросить, не боясь, что его услышит колдун:

— Что нам делать, Рилл?

Витранг уже открыл было рот, но так и замер. А действительно, что можно сделать? Магией колдуна не одолеть. По крайней мере, не ученику средней школы. Да и силой не особо получится: вон, здоровенный жеребец и тот как-то сник.

Мисти же, пока мальчишки думали, просто расправила крылья и рванула туда, где плевалась лиловым дымом и зелёным светом чёрная книга.

Выбор перитонки был прост: котёл даже от удара могучего жеребца только покачнулся, перевернуть его было бы сложно и всем трём оленятам вместе. А вот книга выглядела хоть и тяжёлой, но подъемной.

Стоило лишь коснуться фолианта, и перед глазами Мисти вдруг встал огонь. Пылающий лес Кервидерии, от горизонта до горизонта. Исполинский, до самых небес, огненный смерч поглощает привычный мир... и в этом повинна она, Мисти...

В это время на тонкие плечи лани легли раздвоенные копытца. Обычное и кристальное.

Друзья... они были с ней.

Мисти мотнула головой, стряхивая наваждение. Её огонь не будет жечь Лес! Он будет лишь плавить металл и питать флеймовер, как и положено огню в стране оленей!

И как говорила добрая пони Грей Маус...

...Манцинеллус Милк, магия которого сейчас ментально додавливала дух Бладласта Шейда, вдруг почувствовал диссонанс в работающем заклинании.

Пьянящее чувство, вызванное беспомощностью и страхом врага, сменилось тревогой, и колдун обернулся...

...Оленята, которым едва удалось сдвинуть тяжеленную Книгу Кошмаров, вдруг увидели, как на них обратился жуткий взгляд Манцинеллуса Милка.

Три пары глаз в ужасе расширились, когда над головой колдуна тени сгустились, принимая форму скрюченного чёрного силуэта с оленьими рогами. Но не изящными, как у жителей Кервидерии, и не величественно-прекрасными, как у принца Верналиса. Рога неведомой тени были кривыми и торчали вверх подобно когтистым лапам. Дополняли картину хаотично рассыпанные по голове красные глаза.

И глаза эти смотрели, казалось, в самую душу... Хотелось бежать от них без оглядки, спрятаться под сенью Леса, зарыться в нору между корней, лишь бы никогда больше не видеть подобного ужаса...

Но страх, похоже, помог оленятам совершить то самое усилие, которое понадобилось, чтобы своротить с подставки чёрную книгу.

Которая, в свою очередь, соскользнула в бурлящий котёл, ожидающий Семя Величайшего Древа…

...Манцинеллус Милк почувствовал, как в магические потоки входит резкий диссонанс. Как зловещая, грозная гармония новой магии начинает искажаться и ослабевать, когда зелье получило вместо энергии Семени сгусток чёрной магии Книги Кошмаров...

— Нет! — крикнул колдун, чувствуя, как магический барьер вокруг него истончается.

До полного разрушения было ещё далеко, и просто вытащив Книгу из котла с зельем можно всё исправить, обеспечив нужное «наполнение» магических контуров. А лучше будет, если бросить туда Семя: тогда колдовство будет полностью завершено, и посторонние факторы, вроде этого невесть откуда взявшегося фестрала, не будут иметь значения...

...Бладласт Шейд, будто заново перенёсшийся в детство и юность, вдруг почувствовал, что гнёт на его разум ослабел.

Приоткрыв глаза, он обнаружил, что лежит, скрючившись, на полу, над ним возвышается белый олень-колдун, а вокруг бушует зелёное пламя магии.

Ночной Кошмар яростно оскалился.

Чтобы его ткнули носом в его же детские слабости! Да как этот слизняк посмел!..

Сбросив последние оковы ментальной атаки, Ночной Кошмар взвился на ноги. В зелёном свете колдовского пламени сверкнули Когти — зачарованные Найтмер Мун клинки, сейчас как никогда жаждущие свежей, живой крови.

Острая сталь очертила дугу, и олень не успел ничего сделать. В этот раз невидимый барьер хоть и задержал оружие, но недостаточно. Видимо то, что отвлекло колдуна, не дало ему сосредоточиться на своей безопасности...

Почувствовав, как оружие входит в податливую плоть, Бладласт расплылся в клыкастой улыбке, чувствуя свою власть. Тьма, вроде бы рассеявшаяся, снова резко сгустилась вокруг и практически мгновенно втянулась в выпучившего чёрные глаза колдуна.

Весь мир будто замер на мгновение, поглотив звуки, запахи, движения...

Всего лишь на мгновение.

А потом из тела чародея ударили во все стороны лучи лилового света. Накатил, резанув по чувствительным ушам, пронзительный не то визг, не то свист...

И начался бедлам...

Глава 21. Цена бессмертия

...Бладласт Шейд почувствовал, как его, словно пушинку, сносит с копыт. Успел ещё увидеть стремительно отдаляющиеся вершины Леса, вырастающий среди деревьев купол ослепительного света и понял, что, пробив спиной стену лабаза, летит куда-то на север с неимоверной скоростью. Такой, что даже звук отстал, а ветер был настолько силён, что, казалось, сейчас просто спустит с Ночного Кошмара шкуру…

Перед взором улетающего жеребца на мгновение встал рогатый силуэт с наполненными яростью алыми глазами, беззвучно ревущий в бессильном гневе.

...Манцинеллус Милк упал на пол, залитый чёрной и густой жидкостью, от которой несло гнилью и плесенью.

С удивлением витранг увидел, что эта мерзость вытекает из его собственных ран, оставленных странными клинками.

Вокруг рушились магические контуры, бушевал колдовской вихрь, на ходу распадаясь. Земля ходила ходуном, а в реке поднялась настоящая буря.

Стена с пленниками рухнула после того, как в ней сделала пролом тушка фестрала, которого почему-то подхватило колдовской волной. Чудом не пострадавшие при этом олени в ужасе рванули врассыпную: сегодняшних впечатлений им, похоже, хватило на всю оставшуюся жизнь...

Происходящее было немыслимо досадно: так по-глупому оступиться у самого финиша. Успех был неимоверно близок. Вожделенное всемогущество и бессмертие, что позволило бы вернуть любимую из проклятого замкнутого Круга...

Витранг поднял голову, чтобы увидеть, как сквозь истончившуюся грань мира на него смотрит огромный чёрный силуэт с оленьими рогами и алыми глазами. В этом взгляде читалось... разочарование?..

«Госпожа...»

Манцинеллус вдруг осёкся.

Шанс на спасение был. Госпожа даровала ему эти новые знания ещё тогда, в древнем храме среди льдов...

...Кристаллические своды. Чёрная статуя богини с оленьими рогами, чьё имя было забыто в веках...

В зале разговаривают двое. Белый олень, глаза которого ещё не приобрели цвет самой тёмной ночи, и то, что некогда было минотавром, а теперь...

— ...Таким образом, ты можешь бесконечно продлевать собственную жизнь, — говорит чудовище. — Я этим регулярно пользуюсь, благо заявляющиеся ко мне идиоты находятся хотя бы раз в поколение...

Олень кивает. Всё просто и понятно. Ничто не появляется ниоткуда и не исчезает в никуда. Дело лишь в распределении. Об этом даже древние легенды Кервидерии повествуют на редкость ясно.

— Сородичи тебя поэтому прозвали Бессмертным? — уточняет витранг.

— Нет, я сам так себя назвал.

— Но разве не другие должны дать тебе второе имя? — удивляется олень.

На морде минотавра расплывается полная кривых клыков улыбка, и Милку требуется усилие, чтобы не попятиться в ужасе.

— Навязанные правила мира, населённого слабаками, — говорит слуга Госпожи. — Я не хочу быть слабаком, а ты?..

Назвавшийся Манцинеллусом хорошо запоминает главный урок, полученный в затерянном среди льдов храме.

Не быть слабым. Не считаться ни с чьим мнением. Вершить судьбу мира.

Манцинеллус уставился на оленят. Совсем рядом были жизни. Молодые, полные сил. Целых трое тех, кого коснулось Семя, в полной его власти...

Всё, что нужно было сделать, это забрать эти жизни себе, как делала колдунья Лакоста в незапамятные времена. Поменять своё время — на их. Вытянуть из трёх оленят годы жизни и взять себе... Успеть спасти рушащуюся магию, бросить в зелье Семя, но главное — выжить любой ценой.

«Почти любой...» — подумал Манцинеллус, вспомнив собственные слова.

Он был готов к тому, что его планы кого-то погубят. Красть, обманывать, предавать. Приносить жертвы.

Но ради других. Не для себя.

«Я ведь хотел как лучше, — подумал Манцинеллус Милк. — Чтобы никто больше не умирал...»

Обречь трёх оленят на мучительную смерть тела и души от заклинания Всеобъемлющего Поглощения — это было слишком.

...Он всем своим существом чувствовал гнев и разочарование Госпожи. Как в ярости тянется сюда, в мир, как когти на корявых руках скребут по прозрачному, но непреодолимому барьеру... и как отдаляется исходящее злобой сознание и блекнет чёрный образ, когда преграда снова обретает свою несокрушимость...

А ещё угасающим взором видел, как на станцию вбегают олени. Как витранги в одеяниях друидов одновременно бьют кристальными копытами, высекая узоры магии, что теснит, гасит колдовское ядовито-зелёное пламя.

Как в проделанную брешь барьеров врываются могучие харты, на ногах и шеях которых поблескивают защитные амулеты. Но главное — рога их будто сделаны из металла.

Ириллаби, скользящие среди деревьев.

Недавний магический взрыв как будто и не повредил никому из них. Впрочем, как и остальным присутствующим, за исключением фестрала-убийцы.

Взгляд чёрных глаз на мгновение встретился с глубокими синими глазами седого друида-иерофанта, что величественно вошел в зал безымянной лодочной станции, где сегодня решилась судьба Кервидерии. А может, всего мира. На спине иерофанта почему-то сидел цветастый попугай с очень, очень умными глазами...

Колдун ещё подумал, что трое оленят, наверное, станут героями. И судьба их отныне уже никогда не будет прежней.

...А потом Манцинеллус Милк перестал думать и канул во тьму.

На вечную вечность...

Глава 22. Жертва

...Принц Верналис понимал, что не сможет сдерживать заразу вечно.

Осознание этого пришло, когда недалеко от столицы произошел чудовищный выброс тёмной энергии.

К счастью, города оленей уже были закрыты барьерами, внутри которых могла течь привычная жизнь, комфортная и безопасная.

Но тёмная волна прокатилась не только по Кервидерии. Чуждая, искажающая магия быстро распространилась по всей планете подобно кругам по тихим водам лесного озера, куда бросили камень. Пробуждая тёмные силы, вызывая гнев Леса и искажая саму основу Жизни...

Судя по всему, теперь весь мир обречен был познать на себе, каким жестоким и опасным может быть Лес. И те, кто обитает в глубоких чащобах и непролазных болотах, непроходимых дебрях или даже за гранью известного мира — выйдут из-под сени деревьев, чтобы явить свой гнев.

И если в Кервидерии к такому хотя бы в теории готовы, то остальным народам придётся нелегко. Особенно в свете происходящего в Эквестрии: там Верналис даже сквозь испытываемое магическое напряжение ощущал настоящую магическую бурю.

Причем характер её не оставлял сомнений: Селестия и Луна, божественные сёстры-аликорны... сражались друг с другом. Вне всякого сомнения. Не шло даже ни в какое сравнение с тем штормом тёмной магии, что разбушевался у северного полюса и поглотил Кристальную Империю несколько лет назад...

И как знать, не ожидала ли теперь подобная судьба Эквестрию? Кервидерию? Весь мир?..

Верналис чувствовал и видел, как его силы иссякают. Как мерзкая сущность внутри Величайшего Древа бьётся и рвётся наружу как живая, словно торжествуя в предвкушении свободы.

С золотых рогов один за другим падали магические листья, рассыпаясь на лету.

Эйкеррен понимал, что в отсутствие Семени и помощи от аликорнов останется лишь один выход. Пожертвовать собой, запечатав в Древо душу и став его вечным стражем.

Так принц Кервидерии обрёк бы себя на вечное служение в посмертии и на полный отказ от мирских благ и радостей жизни. Которые он хотя и любил всем сердцем, но свои страну и народ — ещё больше.

Выхода, похоже, не оставалось. Ибо если тянуть и дальше, сил на последнее заклинание может и не остаться.

Конечно, подобная жертва оставит Кервидерию без правителя и символа единства, но вся самая нужная магия была завязана на Величайшее Древо.

Да, сейчас это играло с Кервидерий злую шутку, но до того механизм тысячелетиями не давал сбоев. И после преодоления кризиса всё должно было вернуться на круги своя... пусть даже и без эйкеррена.

— ...Койранарх! Койранарх! — донесся до слуха крик референта.

Хотелось напомнить о приказе не беспокоить, но тут раздался ещё один голос. Иерофант Элмиан, седовласый верховный друид:

— Мой принц, Семя здесь.

Верналис прикрыл глаза. На его осунувшейся морде с впавшими глазами расплылась усталая улыбка.

Сама судьба вела эйкеррена на правильный путь. И как только Величайшее Древо будет спасено, можно будет заняться остальными делами, не требующими отлагательств.

Особенно сейчас...

...Трое оленят никогда не видели своего принца так близко.

И ни за что бы не подумали, что царственный эйкеррен может выглядеть... таким усталым.

Рилл держал Семя в сиянии магии, а Эйкорн и Мисти шли рядом с ним. Мерцающий голубоватый плод подлетел к принцу, что стоял в заклинательном покое, полностью опутанном лозами магии.

Верховный друид Элмиан привёл оленят во дворец и сказал, что принц держит защиту против обрушившегося на Величайшее Древо проклятия. И что Семя поможет излечить средоточие мировой магии Жизни.

Оленята не знали, но за этой защитой бушевала чёрная скверна, готовая выплеснуться на Кервидерию и губить, портить, заражать всё, до чего только дотянется...

Как только Семя приблизилось к принцу, у того сразу прибавилось сил. Клонящаяся к полу шея вновь гордо выпрямилось, а золотые рога и кристальные копыта ярко засверкали.

Крылья эйкеррена расправились, когда Семя мягко перешло из голубоватого сияния магии Рилла в зеленые светящиеся лозы принца.

Верналис один услышал, как комок чёрной скверны издал дикий вопль, когда свет чистой магии Жизни стал смыкаться вокруг него. Мерзкая шевелюга, сдавливаемая со всех сторон новой силой, уменьшалась и уменьшалась, пока не пропала совсем.

Внешне же это выглядело впечатляюще: вокруг принца Верналиса разошлась волна ослепительного зелёного света. Но не злобного ядовитого оттенка, как это было в случае с Манцинеллусом, а цвета весенней изумрудной зелени. Эта волна прокатилась по Величайшему Древу, после чего с засиявших исполинских ветвей на страну оленей просыпался настоящий дождь магии.

Лес воспрянул. Исчезло гнетущее беспокойство, зажёгся свет. Магия вернулась в волшебные пути оленей, а по водоводам вновь потекла чистая и прохладная вода...

Оленята, стоящие рядом с принцем, никогда не ощущали подобного. Грянувшую торжественную музыку мира дополнило чувство всеобъемлющих легкости и восторга...

Друзья радостно закричали и запрыгали вокруг верховного друида, который смотрел на них с улыбкой дедушки, любующегося внуками.

Сейчас, в сиянии магии принца и Величайшего Древа, глядя на резвящихся юных оленят, проживший больше века витранг снова чувствовал себя молодым.

Принц Верналис, тяжело дыша, обернулся. Вид у него был вымотанный: сказались несколько бессонных суток в невероятном напряжении.

Губы эйкеррена расплылись в усталой улыбке, и он сказал:

— Кервидерия навсегда запомнит то, что вы сделали, малыши. Вы спасли всю страну и бесчисленное количество оленей... включая меня самого.

Оленята слушали с восторженно блестящими глазами, раскрыв рты. В их понимании принц Верналис был чем-то вроде божества: им даже в голову прийти не могло, что всемогущий эйкеррен может нуждаться в помощи...

— Теперь простите, — сказал тем временем правитель Кервидерии, — но мне нужно срочно идти...

Не дожидаясь ответа, он ударил копытом, и перед ним расцвело зерцало Глубинных Троп. Эйкеррен, пригнув голову, вошел в портал, тут же закрывшийся за ним.

Оленята остались в обществе старого друида Элмиана в святая святых Кервидерии.

— Что... что это было? — решился спросить Рилл.

— Идёмте, малыши, — сказал старый витранг. — Сейчас, когда Величайшее Древо в безопасности, принц наконец смог ответить на зов...

— О чем Вы, альтдер? — навострила ушки Мисти.

— Далекие друзья просили о помощи, — ответил друид, ненавязчиво уводя оленят в сторону выхода из покоев принца. — И теперь у него появилась возможность ответить. И как знать, может быть, ещё не слишком поздно?

— Надеюсь, — подал голос Эйкорн. — Почему-то мне кажется, что это далеко не конец...

— Ты прав, инфау, — кивнул друид. — Следы тёмной магии будут ещё долго проявлять себя. И в Кервидерии, и вне её. И уж подавно, до окончательной победы над злом пройдёт ох как много времени...

В глазах старого харта была боль. За свой долгий век он уже успел отвыкнуть, что Лес может быть опасен. Всю жизнь он посвятил тому, чтобы олени и Природа жили в мире и гармонии, и теперь всё это в одночасье обрушилось.

После такого оставалось только кропотливо восстанавливать уничтоженное. Шаг за шагом, крупица за крупицей. Как в древние времена...

— А мы не можем помочь? — спросила тем временем Мисти, вырывая старого друида из раздумий.

— Можете, — с достоинством кивнул олень. — Продолжайте усердно учиться, слушаться родителей и учителей, и будьте всегда такими храбрыми и добрыми, как сейчас.

Мисти, которая не совсем это имела в виду, смущенно покраснела, а Эйкорн со смехом заявил:

— Это мы можем!

Рилл же опустил глаза. Он вспомнил положение, в котором друзья оказались. И то, как его «магия по наитию» толком ничего не смогла. И как знать, уделяй юный витранг учёбе побольше внимания, может, и осталась бы в живых та лань-волшебница?..

Хотя, учитывая силу колдуна...

Оленёнок почувствовал, как его обняли с двух сторон. Покрутив головой, он увидел друзей, которые ничего не говорили, но благодаря понимающим улыбкам это были и не нужно.

Подняв взгляд, Рилл заметил то же понимание и сочувствие на морде старого друида.

Никто его не осуждал. Наоборот, все поддерживали.

В этот момент, с трудом удерживая слёзы облегчения и радости, Рилл мысленно пообещал, что никогда больше не позволит себе оправдывать собственную лень. Потому что потом это может очень дорого обойтись не только ему, но даже всей Кервидерии...

Глава 23. Круг жизни

...Грей Маус открыла глаза.

Она лежала на спине в какой-то огромной постели, напоминающей мягкие белые... листья?

В широкое занавешенное окно прямо напротив бил яркий свет, освещая просторную комнату обычного для этой страны вида. Для сумеречной Кервидерии это было не очень характерно, но, наверное, помещение находилось выше крон. Выходит, даже выше дворца на стволе Величайшего Древа.

Мебель из живого дерева, вьющиеся лозы с цветами на концах, большие мягкие грибы вместо кресел... небольшой накрытый столик на колёсах...

А ещё в комнате был олень.

Очень высокий, с неимоверно длинными и ветвистыми золотыми рогами, на которых, в свою очередь, едва заметно колыхались мерцающие листики...

Эйкеррен. Принц Верналис.

Грей хотела было подскочить, чтобы оказать бессмертному положенные почести в виде поклона, но тот поднял на Мышку взгляд чудесных светло-зелёных глаз и сказал спокойным и глубоким голосом:

— Лежи. Резкие движения пока вредны для тебя.

Мысли фестралочки путались. Последнее, что она помнила — это ощущение мягкой травы под копытцами. Туман, сквозь который она брела, и видение зелёных равнин за рекой, где отдыхали, гуляли, играли пони... И чтобы достичь этого благодатного края, оставалось только перейти мост из белого мрамора...

Грей вздрогнула.

Она готова была поклясться, что уже почти ступила на Небесные Луга. Благое место, где души умерших пони отдыхают в покое и радости, ожидая, возможно, нового рождения...

И оказалась она там после того, как жуткий фестрал, словно пришедший из ночных кошмаров, всадил ей в грудь два клинка-когтя...

Кобылка скосила глаза, благо лежала на спине. В короткой шёрстке на груди виднелись два параллельных шрама. Тусклые, холодные лезвия не привиделись. Причем, судя по их длине, они должны были ударить прямо в сердце...

— У тебя, вероятно, много вопросов, — продолжил тем временем эйкеррен. — Да, ты умерла от копыт Ночного Кошмара. И нет, ты сейчас не мертва.

— Как... как такое возможно? — спросила Грей.

— Поешь, — предложил принц Кервидерии, — а я пока расскажу тебе.

Фестралочка кивнула. Ей было не по себе вот так валяться в кровати неизвестно где, да ещё в присутствии королевской особы.

Но завтрак из цветов, ягод и каких-то сочных мясистых листьев пах слишком соблазнительно, чтобы отказываться. Тем более, животик издал требовательное урчание, заставив пони покраснеть. Принц не обратил на это внимания.

Когда же Мышка придвинула к кровати столик и приступила к еде, то еле сдержалась, чтобы есть медленно, настолько это было вкусно.

— Как ты, наверное, знаешь, — стал рассказывать принц оленей, пока Грей Маус боролась с разыгравшимся аппетитом и старалась соблюдать хорошие застольные манеры, — жизнь и смерть взаимосвязаны в Круг. От рождения к концу и наоборот. Этот порядок незыблем, иначе слишком велико искушение нарушать его вновь и вновь. Тем не менее... твой подвиг и самопожертвование были настолько велики, что я решил... сделать исключение. С позволения Величайшего Древа.

— Какой подвиг? — навострила ушки Грей.

— Благодаря тебе спаслись трое оленят, которых Семя избрало в качестве временных Хранителей. А ещё твой друг, что когда-то давно оказал услугу нашей стране, привёл к Семени ириллаби и друидов... он просил за тебя. Без вашей помощи Семя могло погибнуть. От копыт ли колдуна или от последствий и тогда... в общем, тогда бы сильно пострадали и Кервидерия в целом, и я сам. И этого не случилось, в том числе благодаря тебе. И твоей жертве, когда ты ослабила Ночного Кошмара...

Мышка спряталась за миской со сладким киселем. Это всё звучало ужасающе дико: принц рассуждал о законах жизни и обратимости смерти как о чём-то пусть и не будничном, но уж точно не невероятном. Но почему же царственный эйкеррен такой невесёлый?..

Грей, опустив уши, посмотрела на окно, откуда лился яркий свет:

— Они ведь знали...

— Если ты про случившееся, то никто не мог знать, — ответил принц. — И вообще чудо, что всё обошлось...

Грей продолжила:

— Я не про это... Мбанди знала, что так будет... — в голосе Мышки послышались слёзы. — Ария, Лоудстар, пожалуйста, не умирайте...

— О чём ты, маленькая?

— Это... предсказание из детства. Зебра Мбанди...

— Достаточно, — прервал её принц. — Предсказания нельзя озвучивать вслух. Тогда они... обратимы. И являются лишь одним из вариантов событий, а не судьбой.

— Ваше Высочество, мне нужно скорее назад, в Эквестрию...

Эйкеррен отвёл взгляд и вздохнул:

— Прости, но это... невозможно.

— Что? — удивилась Грей. — Но почему?

— Ты не можешь больше покинуть Кервидерию.

Грей Маус была шокирована. Она — пленница страны оленей? Но почему? За что? Разве принц только что не говорил о благодарности лесного народа? Или такова расплата за возвращённую жизнь?

Вопросы вихрем пронеслись в голове и, видимо, отразились на мордочке, потому что Верналис пояснил:

— Ты не так меня поняла. Никто не будет удерживать тебя... но, к сожалению, даже я не всесилен в вопросах жизни и смерти. Поэтому пришлось... изменить тебя.

Грей, в голове которой уже успели прокрутиться несколько вариантов побега из лесной страны, удивленно распахнула глаза:

— Что? Как?..

— Посмотри на свои ноги.

Грей Маус опустила глаза и выронила ложку. Потому что её ноги стали тоньше и оканчивались теперь изящными копытцами.

Раздвоенными.

Золотистые глаза вопросительно поднялись на принца Верналиса.

— Это... это...

— Да, маленькая пони. Ты теперь лань моего народа... Прости, но по-другому магия Древа не могла тебя воскресить. И именно поэтому ты не сможешь уйти.

Грей Маус вспомнила Эшиану Лиф, которая путешествовала с труппой по Эквестрии. Поэтому спросила:

— Почему? Разве... оленям запрещено покидать Кервидерию?

Эйкеррен объяснил:

— Не то чтобы запрещено... После того как все олени вернулись из дальних стран под защиту Древа, я вынужден был вернуть Барьеры в непроницаемый режим. Никто больше не сможет войти в Кервидерию... и, к сожалению для тебя, выйти тоже. Даже письмо не получится отправить, потому что закрыты порты.

— Но... но зачем? — удивилась бывшая ночная пони. — Разве недостаточно было... После того, как солнце снова взошло?..

Ещё оставалась надежда. Ведь если затмение кончилось, может, всё обошлось?

Верналис молчал несколько мучительных секунд, после чего ответил:

— Нет, маленькая пони. Ничего обнадёживающего. И солнце не взошло. Свет, что ты видишь — это Светоч Величайшего Древа. Сияющий плод, который временно заменит дневное светило. Древний способ оленей пережить время тьмы.

— Неужели нельзя выйти... за Барьеры? — спросила Мышка, вспомнив то, как Молчун спокойно проник через магическую преграду.

— Даже если предположить, что тебе удастся, — ответил Верналис, — то Зов вернёт тебя обратно... Прости, я не могу делать исключений... Теперь.

Грей Маус в отчаянии опустила голову и не заметила, как по морде властелина лесной страны пробежала тень как будто о большой утрате.

Из глаз текли слёзы, но Мышка не замечала их.

Она останется в Кервидерии навсегда. И в любом случае не сможет доставить в Эквестрию лекарство для принцессы Луны. Да и осталось ли ещё Семя у Величайшего Древа, когда всё вернулось на круги своя?..

Грей захотела спросить об этом, но принц её опередил:

— Довольно вопросов на сегодня. К сожалению, тёмное колдовство хоть и не достигло цели, но нанесло и Кервидерии, и всему миру серьёзный ущерб, и моего внимания требуют дела. Мы ещё поговорим после, но пока тебе нужно отдыхать и набираться сил.

Мышка только кивнула, подавив желание спрятаться под одеяло.

Когда за эйкерреном закрылась дверь, лань осталась в смешанных чувствах. С одной стороны, она была жива, как и Молчун, и оленята. А с другой, с принцессой Луной, да и со всей Эквестрией случилась беда, и с этим больше ничего нельзя было сделать...

Без особого аппетита доев то ли завтрак, то ли ужин, Грей Маус снова посмотрела на свое изменившееся тело. Не то чтобы она чувствовала радикальные изменения: не обрати принц на это внимание, то даже не задумывалась бы какое-то время.

Встав с кровати, Мышка подошла к стоящему в углу зеркалу. Ноги нормально слушались, разве что цокот копыт звучал чуть иначе. Создавалось впечатление бальных туфелек-накопытников, которые теперь нельзя было снять. К счастью, воспитанная в строгости древних родов Грей обладала некоторыми навыками такого рода.

В полированной поверхности отразилась лань народа оленей. По-прежнему очень тёмно-серая, с совершенно не изменившейся светло-фиолетовой гривой. И ещё золотистыми глазами фестралки.

«Зеркало души, — подумала Мышка. — А душа осталась прежней...»

Расправив крылья, она обнаружила, что те тоже не изменились, оставшись кожистыми. Кроме того, аккуратные клыки ночного народа по-прежнему выглядывали изо рта.

А вот хвост стал другим. И если раньше он был словно продолжением гривы, то теперь превратился в обычный олений «помпончик», задорно торчащий вверх. Кьютимарка же осталась прежней, хотя и несколько изменилась: шестерёнки утратили цвет, став просто более светлыми, чем окружающая шёрстка.

И кисточки с ушей пропали: те изменили форму и стали такими же скругленными, как у всего народа Кервидерии.

Насколько она знала, никаких ночных оленей в мире не было.

— И кто же я теперь?

— По-прежнему ты, — раздался скрипучий голос от окна.

Грей пискнула и подавила желание отскочить. Оглянувшись, она закономерно увидела Молчуна, сидящего на подоконнике.

Попугай перелетел на спину бывшей фестралочки, но та не успела ничего сказать, как получила крылом по затылку.

— За что?! — прижала ушки лань.

— За то, что позволила себя убить, героиня сопливой мелодрамы! — резко сказал попугай, но потом смягчился. — Что бы я сказал Принцессе Луне? А твоим подругам?

— А ты думаешь, принцесса станет прежней? — оленьи ушки снова навострились.

Молчун кивнул, не глядя во вспыхнувшие надеждой глаза Грей Маус:

— Ну конечно. Если ты справилась с угрозой для Кервидерии, то неужто думаешь, твои друзья не справятся? Там же целых три Меткосталкера!

Губы оленяши изогнулись в робкой улыбке. Молчун в своем репертуаре.

— Видел малышей? — спросила она.

— Конечно. Они тебя приглашали в гости, каждый в отдельности и все сразу. Так что надумаешь — сразу скажи, отправимся... только вот пейзажами пока любоваться больше не будем.

— Да, принц говорил... Но что теперь делать?

— Что-что... — ворчливо проскрипел Молчун. — Жить дальше. В Кервидерии.

Грей не ответила. Её очень волновал вопрос, как попугай отнесётся к произошедшей перемене, но тот как будто ничего и не заметил.

— Как же я смогу тут жить? — спросила, наконец, бывшая поняша. — Я ведь ничего не знаю...

— О, не волнуйся, — ответил Молчун. — Я знаю сразу трёх оленей, которые тебе в этом помогут.

Мышка представила себе, как оленята будут учить её жить в лесной стране, и улыбнулась. Им, наверное, будет очень увлекательно побыть учителями для взрослой пони... то есть лани.

«Интересно, а в Кервидерии нужны механики? — мелькнула одна мысль, а следующая вызвала улыбку. — А видела бы меня сейчас Эшиана Лиф!»

Попугай тем временем продолжил:

— ...И не думай, никто тебя не бросит в лесу одну. У оленей, как ты заметила, и города есть. И твоему таланту, будь уверена, найдут применение. Видела бы ты, сколько тут разных механизмов... тебе ведь непринципиально, железные шестерёнки или деревянные?

— Непринципиально.

— Вот и ровненько. И да, тебе идёт.

— Что? — не сразу поняла погрузившаяся в раздумья Грей.

— Идёт быть ланью. Ты и раньше была милашкой, а теперь тем более. Так что не вешай нос.

— Но я... — начала было Мышка, но осеклась и скромно улыбнулась. — Спасибо, Молчун.

— Не за что, — попугай перелетел на спинку кровати. — А теперь ложись обратно и займемся делом.

— Каким-таким делом?

— Ну как же. То, что ты любишь. Будем учить матчасть. Обычаи и устройство Кервидерии, всякие бытовые мелочи... в общем, всё, что я знаю об этой чудесной стране.

— Ты же тут веками не был, — заметила Грей, осторожно укладываясь обратно в постель.

— Урок первый, — ответствовал попугай. — В Кервидерии никогда ничего не меняется. Недавний случай не в счет. Так что слушай...

Эпилог

...Посёлок Фалабельтаун в лесистых окрестностях Троттингема готовился к празднику.

Хотя для веселья поводов было мало: принцесса Луна лишила Эквестрию дневного света и тепла. И теперь на юге бушевала Война Сестёр, после того как Подлунные легионы спустились из Старспайра...

К счастью, всё это происходило в стороне от маленького посёлка, и мэр решила подбодрить жителей.

Поэтому было велено праздновать Весеннее Равноденствие, как будто ничего не происходит. Да, из Троттингема пегас-гвардеец принес письмо с предписанием «приготовиться к обороне», но кому это нужно? Боёв севернее Филлидельфии не было, да и направление наступления Подлунных Легионов было очевидно: Кантерлот, где сейчас собирала Солнечную Гвардию и Ополчение принцесса Селестия. А значит, прочь от маленького, затерянного в густых лесах Фалабельтауна.

Мысли под эти новости, и без того доходящие с опозданием, ходили по посёлку мрачные.

Пони украшали город: вешали гирлянды, причем достали из кладовок светящиеся, для Дня Согревающего Очага. Всё равно темно, так пусть будет иллюминация. Мэр также приказала достать фейерверки и парящие фонарики. Чем больше света — тем лучше. Меньше будут пони думать о том, что в полдень нынче темно.

Нежно-голубая пегаска Силки Скай вернулась в домик на окраине Фалабельтауна, у самой опушки леса, где ждал её особенный пони Грей Фезер. Приземлившись, тряхнула лавандовой гривой и немного вымученно улыбнулась. После заполненных заботами дня и вечера (пусть теперь и условных) на общественных работах по украшению поселка, усталость свинцовым грузом навалилась на пегаску.

Но она знала, что дома её ждут любимый жеребец и горячий чай с пирожками. Сын, правда, на всякий случай гостил у дяди в Троттингеме, за защитой стен. Мало ли что.

Но ночь обещала быть интересной: всё-таки праздник, так может, удастся немного разогнать мрачные мысли?

Думая обо всём этом, Силки даже не особо обратила внимание, что в лесу нынче как-то очень уж тихо: ни голосов зверей, ни щебетания птиц. Конечно, животные были в не меньшем смятении, чем пони, напуганные отсутствием солнечного света. Но такая мёртвая тишина была нехарактерна даже для нынешних смутных времен.

Но тут внимание Силки привлекло какое-то движение. Она остановилась и навострила ушки в сторону леса. До слуха донесся будто бы зловещий шепоток, а дуновение ветра оказалось резким и холодным. Несмотря на то, что из-за затянувшейся ночи и без того создавалось впечатление, что не весна на дворе, а осень.

В дверях появился Грей Фезер. Светло-серый, темнее брата, у которого сейчас гостил сынок. И с золотистой гривой, которая так нравилась Силки и которая передалась по наследству жеребёнку.

— Любимая! — позвал он. — Что ты застряла во дворе?

— Да я... — начала было кобылка, но тут шёпот и порыв ледяного ветра повторился, заставив пони испуганно прижать ушки.

Грей Фезер подлетел к особенной пони и посмотрел в сторону леса вместе с ней.

И вовремя, потому что листва нескольких деревьев неожиданно пожухла и облетела, а по траве будто пробежала бурая волна. Растения мгновенно завяли, чего раньше никогда не случалось.

А потом в тёмном лесу зажглись алые глаза. Злые, выпученные. И в следующее мгновение к Фалабельтауну вышло... нечто.

Тёмное, почти чёрное, на шести длинных ногах. При этом неведомое существо ползло брюхом по земле как паук.

Вот только не бывает пауков размером с сарай. По крайней мере, не в Эквестрии. И не последние лет двести точно.

По существу прошла рябь. Зоркие пегасьи глаза различили в сумерках неверного света звёзд и солнечной короны, что вместо шкуры или перьев оно покрыто сплошным шевелящимся ковром... чего? Больше всего это походило на блестящих от слизи толстых червей...

Чудовище приближалось, немигающим взглядом глядя на замерших в недоумении и страхе пони.

Те не знали, что стали свидетелями начинающегося события, которое войдет в историю как Манифестация Голодного Леса...

Им не суждено было узнать об этом.

Как и большинству жителей Фалабельтауна, и ещё многих лесных поселений...

Дамы не выходят из себя

Сказка о пути к Истине

Песнь расколовшихся душ

Tarot

Лабиринты разума

Моя классная Дерпи: дружба это любовь

Потомок

Моя маленькая история!

Сквозь тысячелетия: Аликорн ночи

Пятое измерение