Холод в сердце

Глава 5

Они рассказывали примерно полчаса.

Гостья умела слушать, задав только несколько уточняющих вопросов. Посмотрела изображения, сделанные с накопытника, когда он еще был, а с ручки — по памяти. И по-видимому, ручка заинтересовала больше. Словесный портрет Лухмана и Фреи она тоже выслушала внимательно, спросила, какие на ней были украшения, но тут Джесс не смог с ходу вспомнить, хотя обещал уточнить у жены. Кобылки более приметливы на такие вещи.

Когда зашел разговор про индоктринацию, посмотрела на Джесса как-то искоса, видимо сканируя, и заверила, что ничего такого на нём нет. Спросила, какие заклинания не получались у Лухмана, улыбнулась каким-то своим мыслям, и тут случился непредвиденный инцидент.

Мелкий жеребёнок, которому надоело сидеть в углу с родителями, отправился «исследовать» зал, и , видимо вообразив себя хищником, подкрался и неожиданно кинулся на ногу Амелии. Время остановилось. Перед взглядом Джесса пронеслось несколько картин, одна другой безумнее. Например, что коварный Лухман, притворившись жеребёнком, сейчас воткнёт в ногу кобылы отравленный кинжал. Или она с перепугу шарахнет ребёнка молнией…

Но вместо этого единорожка перехватила «атакующего» телекинезом, и усадила перед собой на стол. При этом Джесс мог бы поклясться, что её рог не светился.

— Ты очень храбрый мальчик. Считай, что ты меня победил…

В этот момент приблизился отец жеребёнка, собираясь, видимо, его забрать, но короткого взгляда из-под бровей хватило, чтобы несомненно богатый фабрикант попятился назад.

— Какую же награду ты хочешь?

— Такой камень! — он указал на «мандат» Амелии.

— О, — она усмехнулась, — увы, чтоб это получить, нужно преодолеть страшные испытания… Нет, я не говорю, что ты не сможешь, но сначала тебе надо вырасти. А пока попроси что-нибудь другое.

— Шоколадного тигра!

Единорожка улыбнулась и двинула копытом. Рядом с мальчишкой и впрямь появилось кондитерское изделие… И он это ел. В самом деле.

Она чуть двинула головой.

— Подойди. — И когда отец ребёнка приблизился, сказала, — у мальчика немалый потенциал. Если хочешь отдать его в действительно хорошую школу, через пару месяцев приходи во дворец. Тебя туда не пустят, но ты скажи, что от… От Амелии. Я сделаю так, чтоб жеребёнка взяли. Всё, иди… Пока, малыш. И не бросайся на опасных единорожек. Это мой тебе совет на все времена… — Она чуть улыбнулась.

В этот момент по громкой связи объявили, что подан состав до Междуморья. То-ли фабриканту в самом деле надо было на этот поезд, то ли он решил со всем семейством оказаться подальше от «опасной единорожки», и воспользовался поводом, но так или иначе, в зале они остались втроём.

— … Джесс. Этот мальчишка, Лухман… Что ты можешь сказать о нём? Какое общее впечатление у тебя составилось? Чего он хотел?

Понимая, что времени у него немного, но тщательно взвешивая слова, единорог ответил:

— Он не показался мне безответственным юношей. Он чего-то добивался, но чего, я так и не сумел понять…

Амелия вздохнула.

— Да понять-то это не мудрено… Но, пожалуй, мне стоит сначала осмотреть особняк и сокровищницу, а уж потом выносить вердикты.

Впрочем, сначала ей пришлось посетить короля, и только потом, уже поздним вечером, они попали в сокровищницу.

Единорожка в быстром темпе обошла экспонаты и задержалась у бюро, на котором когда-то и валялась ставшая теперь знаменитой ручка. Провела копытом над крышкой стола. Как в калейдоскопе в воздухе за несколько секунд сменилась сотня образов. Вещи, которые здесь были недавно, или давно, но лежали долго. Из всей мешанины картинок Амелия выбрала нужную, нахмурилась, словно подтвердились какие-то её опасения.

Джесс смотрел на это с удивлением. Он знал, что такое возможно — вызвать информационный образ некоторых предметов, но сам так не мог, и не знал никого, кто может.

Она открыла один из ящиков, вынула журнал приёма-сдачи. Пролистала его, вытащила какую-то записку, близоруко поднесла к глазам.

Ольвин и Джесс от стыда готовы были провалится сквозь землю.

— Не волнуйтесь так, — не оборачиваясь сказала Амелия. — Во первых, глупо было предполагать, что похититель оставит письмо. Во-вторых, вы бы его всё равно не увидели, ну и в-третьих, оно зашифровано… Хранители там уже все собрались?

Из опроса хранителей Джесс понял, что её интересует строго говоря одно: когда и как упомянутая ручка попала в хранилище? Для выяснения этого даже были вызваны на ночь глядя два почтенных пенсионера из бывших, но ответа она так и не добилась. Давно это было. С накопытником тоже ясности не прибавилось. При очередном пересмотре границ в состав королевства влился небольшой феод, династия правителей которого пресеклась. И в качестве «наследства» упомянутый предмет был получен казной. Его бы отправили на переплавку, или на продажу, но приближённые умершего герцога в один голос утверждали, что он считал невзрачный, пусть и золотой, напястник, чуть ли не главным своим сокровищем, но почему — так и осталось тайной. Несколько лет побрякушку исследовали тогдашние маги, полагая каким-то артефактом, только очень искусно замаскированным, но увы.

Амелия покивала — для неё это, похоже, тайной не было. Отпустила хранителей по домам, поглядела на замученных сопровождающих, и решила отложить осмотр особняка до завтра.

— Могу я задать вопрос? — Поинтересовался Джесс. Она кивнула.

— Сколько вы учились? — Влез Ольвин.

Амелия немного странно улыбнулась:

— Всю жизнь.

— А что в этом письме? — спросил Джесс.

— Пока не знаю: оно разрезано вдоль. А этот шифр не прочитать без второй половины. Её, надо полагать, мы будем искать завтра…

Маги проводили гостью до покоев, простились и разошлись в разные стороны. Однако, Джесс домой не торопился. Немного пропетляв по коридорам, он вышел к лестнице в подвал, ведущей к служебной части библиотеки. И тут же, через несколько секунд из-за поворота появился Ольвин.

— А я думал, мы работаем вместе…

— Ты ж вроде домой пошёл.

— Ты тоже.

— Ну, — пожал плечами Джесс, — если бы подозрения подтвердились, я бы сказал тебе утром.

— Так что, пойдём вдвоём?

— Давай.

Они спустились в библиотеку.

— «Синтез органических цепей»? — Предположил Ольвин.

— Думаю, да.

Единорог взял искомую книгу, прочитал несколько абзацев и перекинул коллеге, а сам опустился за один из столов. Через минуту рядом с ним уселся Ольвин.

— Это должно быть что-то необычайно важное.

— Да уж… Она не выглядит впавшей в деменцию. Скорей, прямолинейной как таран. Что, впрочем, неудивительно… Вот думаю, этот Лухман хоть одно слово правды мне сказал? И кто он вообще такой?

Ольвин вздохнул:

— Теперь это уже не нашего ума дело… Я вот думаю, говорить ей завтра, что мы догадались, или нет? С одной стороны, это может её разгневать, а с другой — мы, по незнанию, конечно, можем допустить какое-нибудь нарушение этикета, за которое тысячу лет назад было принято вешать на крепостной стене. И если она забудет, что «простая единорожка», и решит тряхнуть стариной?

— Мда… — протянул Джесс. — Интересно, она королю представлялась? И стоит ли нам докладывать ему? С одной стороны — должны, а с другой — как бы нет, потому что уж это-то точно её планы поломает.

Ольвин покивал.

— Тогда, наверно, надо её саму и спросить. Одной проблемой меньше. Если она рассердится, сможем сослаться на верность монарху, и всякое такое…

— Будем надеяться, — согласился Джесс. — Она нам на восемь назначила? Давай на полчаса раньше встретимся, вдруг ночью кому-то из нас мысль дельная в голову придёт.