Третий лишний

Осенний семестр

От посещения Твайлайт на душе Лайт остался неприятный осадок. Все тело было напряжено. Затрудненное дыхание. Срывалась на всех подряд, сама не зная почему.

За весь путь к пригороду Дабл не обронила ни слова. Она безмолвно наблюдала за тем, как Лайт рисовал Девственную Принцессу. Когда стражники появились в нескольких кварталов от них, она предупредила его, и они поспешно ретировались.

В конце концов они присели на ступеньки и Дабл сказала:

— Расскажи мне о Бёрнере.

— Ну Бёрнер... — Лайт нахмурился и жестом указал на свое временное жеребцовое тело. — Ну ты поняла. Я. Но только под маскировкой. Ты ведь прекрасно это знаешь.

— Естественно, Бёрнер — это ты, — мягко упрекнула ее Дабл. Она все еще была в обличье Смоук. — Но в тебе не одна личность. Все пони действуют по-разному в зависимости от ситуации. Ты Лайт Стэп, а еще ты Бёрнер, но Лайт Стэп никогда бы не разрисовала стену какого-нибудь здания, не правда ли?

— Эм... — прикусил губу Лайт. — Нет. Не разрисовала бы.

— Итак, есть одно отличие. Бёрнер, он… — Подходящее слово вертелось на кончике ее языка. — Храбрый. А может он просто хочет что-то сказать, не заботясь о возможных последствиях.

— Да. — На секунду показалось, что Лайт хочет что-то добавить. Но он все также оставался безмолвен и просто смотрел на камни под собой.

— Ш-ш-ш. Ничего подобного. — Дабл протянула копыто к лицу Лайт. Она аккуратно приподняла ее голову, придвинувшись поближе. Их мордочки были так близко, будто они хотели поцеловаться. — Смена тела в первые разы всегда пугает, я знаю. Это эмоционально тяжело. Иногда это ранит. Но ничего не поймешь, пока не попробуешь.

— О. — Лайт тихонько засмеялся. — Так вот она какая — магия чейнджлингов?

Несколько секунд Дабл Тайм никак не реагировала. Затем она мягко улыбнулась. Это растормошило мягкую шерсть Смоук.

— Конечно, — сказала она. — А тебе что-то не нравится?

— Ну да. Ой, то есть, нет. Все нормально. Я хотела сказать, это ведь безопасно? — Лайт снова усмехнулся. — Безопасно?

— Абсолютно. — Слова Дабл текли как ручей. — Так что давай, подыграй мне, все равно вместе веселей. Расскажи мне о Бёрнере.

— Ну, как ты и сказала, он эм… храбрый. Да? — Лайт прокашлялся. — И он любит слушать других пони. Можно сказать, я слежу за всем пригородом. Или разговариваю с пони на скамье или ступенях. У них и так мало дел, так что они просто рады случаю поговорить.

— Чуткий?

— Да, именно такой. Многое чу... — Лайт стукнула своими копытами по камню. — Многое чувствует.

— А он сердитый пони?

— О да. Очень недовольный. — Это рассмешило Лайт. — Но надо же когда-нибудь выпускать всю злобу, правильно? Я хотел сказать, я злюсь. Лайт Стэп — злится. Но простая кобыла не может вот так взять и накричать да еще и ударить пони по лицу и думать, что ей сойдет это с копыт.

— А Бёрнер бьет пони по лицу? — мягко улыбнулась Дабл, наблюдая за ним с нескрываемым восторгом. Они были так близко, что могли рассмотреть каждую деталь в глазах друг друга. — Или он рисует пятиэтажные стенописи, только чтобы вывести пони из себя?

— В первую ночь я действительно кое-кого ударил. Я думаю, некоторые ситуации взывают к рисованию, а некоторые к дракам. — Лайт натянуто улыбнулся. Дабл была настолько близко, что он мог ощутить ее теплое дыхание на лице. — А что… что из себя представляет Смоук? Похоже, она не очень знает, что такое личное пространство. Нет, в самом деле.

— Я не знаю, — горячо ответила она. — Мне еще не подвернулся случай задуматься над этим. Есть так много личностей, которые я еще не перепробовала. У нее есть интерес к магии, она заботиться о культуре пони, самая заурядная пони-единорог. Но раз я согласилась следовать за тобой по всему пригороду и наблюдать за твоим самовыражением на стенах зданий, то думаю, у нее должна быть склонность к стрит-арту.

— Ну, в принципе, очевидно, — встрял в монолог Лайт.

— А Бёрнеру нравится быть известным уличным художником? Нравится ли ему, когда его имя печатают в газетах?

— А кому может не понравиться? — быстро сказал Лайт. Алый румянец проступил на его щеках. — Это ведь приятно, да? Видеть, как пони восхищаются твоими работами? А что ты об этом думаешь?

— Он определенно любит свою славу, — произнесла Дабл. Лайт заржал, и прежде чем он смог ответить, Дабл задала еще один вопрос: — Раз он любит быть в центре событий, есть ли у него поклонницы?

"Смоук" была серой единорожкой с необычайно мягкой шерстью. На ее кьютимарке были изображены пылающий огонь и облако пепла, цвет которого очень хорошо сочетался с гривой. Она была низкого роста, широковата в бедрах, энергична и откровенно женственна. А еще она стегала пони своим хвостом.

"Бёрнер" был ярко-красным жеребцом-единорогом. Его кьютимаркой были каменная печь с ярким оранжевым пламенем внутри. Он был немного выше и худ, и он отращивал свои гриву и хвост, держа их постоянно неопрятными. Он был привлекателен, но только когда улыбался. Выражение его лица помогало другим определить его чувства.

Тишина нависла над ними.

Наконец, Смоук спросила:

— Ну ты будешь меня целовать или как?

И Бёрнер поцеловал.

==============***==============

Лайт никогда не упоминала моменты, когда они с Дабл спали вместе в их общажной комнате. И она никогда не могла объяснить, почему рыдает после этого. Как будто этого вообще и не было. Но она говорила о граффити каждый вечер и просила Дабл о помощи каждые выходные.

Они были хорошей парой. Дабл узнала много о композиции, а Лайт была только рада разъяснить ей все детали. Их амплуа хорошо сочетались с их альтер-эго, и Смоук, часто приклеенная к боку Бёрнера, жадно впитывала каждое его слово. Пони на улице звали ее дурой. Она же в свою очередь звала их суками. И даже спустя дни после этого, одна лишь мысль об этом ввергала Лайт в безудержный хохот.

Но нельзя сказать, что Дабл не помогала. В то время как Лайт была лучшим художником из них обеих, у Дабл были другие умения. Например, взлом с проникновением.

— Вандалы Испортили Кантерлотский Экспресс, — гласил заголовок. — Эксперты Считают, Что Безжалостные Преступники Были или Под Наркотиками, или В Сговоре.

На Кантерлотском Экспрессе было изображение. Они вломились в депо посреди ночи и покрыли всю сторону поезда #6 пейзажами. Они даже должным образом прикрыли окна, чтобы они не понесли никакого вреда. Это заняло почти всю ночь, но когда пони Кантерлота проснулись, то увидели, что один из их вагонов покрыт изящными рисунками цветочных полей.

И по этим самым цветам резвились принцессы, которые, очевидно, немного перебрали. Некоторые из аликорнов были полностью вымышлены, расслаблены, смеющиеся или запивающие бутылкой вина. А некоторые из них были настоящими. Кейденс в свою очередь опорожняла желудок на кровать из маргариток, в то время как Твайлайт держала ее за гриву.

— Взгляни на это! — сказал Бёрнер, указывая на найденную ими газету. В это время они были в пригороде, в субботу, в середине осеннего семестра. Был второй курс. Солнце скоро должно было зайти, и их седельные сумки были полны баллончиками с краской. — Они обозвали нас "позором столицы". Это серьезно ударит по нашей уличной репутации.

— Они обозвали тебя позором столицы, — театрально вздохнула Смоук, пока они шли. — Я просто как украшение.

— Захлопни свой лошадиный рот, — не смог сдержать улыбки Бёрнер. — Мы не какие-то там простые художники.

Смоук захихикала.

— Так значит ты уже решил, что мы будем рисовать этой ночью? — С ее рога лилась магическая сила, легонько расталкивающая толпу перед ними и расчищающая путь сквозь кипящие жизнью улочки пригорода Кантерлота. Вокруг них суетились пони, мчащиеся поскорее завершить свои насущные дела. Никто не был против того, что они идут в этом направлении, улица была все также забита битком.

— Да, это будут зомби. Шатающиеся чуваки по всему периметру новенького универмага.

— О-о-о-оу, — повиляла своим хвостом Смоук. — Мне нравится. Нанесем добивающий по культу потребления. Тебя вдохновила на это кобыла, которая получила пневмонию, ожидая очереди во время скидок?

— Э. Ну. Так-то нет. — Бёрнер прокашлялся. — Мне просто нравятся зомби. Они ведь крутые, да?

Смоук одарила его прищуром и сжала губы. В то же время она подняла свой хвост. Когда этого оказалось недостаточно для понимания, она приподняла бровь и усилила свой взгляд.

Это сработало. Бёрнер прочистил горло.

— Но после недолгого размышления я полностью убежден, что подсознательно вдохновлялся. Теми самыми событиям, которые ты упомянула. И другими серьезными и глубинными артистическими вещами, которые круто смотрятся в газете.

— Как раз об этом я и думала. — Она улыбнулась и стеганула Бёрнера своим хвостом. — Давай поспешим. Мы же хотим добраться вовре...

Она запнулась на полуслове, когда в поле их зрения оказался один из Королевских Стражников. Он был пегасом, летящим над толпой, и судя по всему, смотрел точно в их направлении. Смоук схватила Бёрнера за плечо и поволокла его прочь с главной улицы. Это укрыло их от большинства назойливых взглядом, но было уже слишком поздно, чтобы предотвратить приземление стражника рядом с ними.

— Вы, двое. Стоять на месте. — Он резко указал на их седельные сумки. — Вы тут что-то замышляете сделать со всей этой краской?

Бёрнер нахмурился и мельком взглянул на седельные сумки. Сумки были закрыты, и хотя зоркий глаз все же мог заметить очертания баллончика сквозь ткань, это все равно было бы почти невозможно.

Смоук не утруждала себя таким анализом. Это был не первый и не последний раз, когда стража пытается их арестовать.

— Мы направлялись купить билеты на бал, посвященный Королевской Страже, — сказала она. — Хотя раз вы здесь, может, вы купите их нам? — Она сунула ему мешочек, полный битсов, осторожно засовывая его между седельными ремнями. — Две сотни каждый, да? Значит четыреста на двоих?

Стражник краем глаза поглядел на мешочек, всунутый между ремнями, затем прокашлялся и повысил голос:

— Мэм, попытка подкупить офицера на службе — серьезное преступление.

Передним пером он указал позади себя. Там, куда он указывал, были видны кристальные пони, проделывающие себе путь сквозь толпу. С ними было еще четверо единорогов из Королевской Стражи.

— А. Я поняла. — У Смоук запершило в горле. — Тогда возьмите деньги в качестве извинений. Мне очень жаль. Очень жаль.

Затем она сделала глубокий вдох, проталкивая что-то вверх по своему горлу, и выплюнула комок чейнджлинговой слизи прямо в лицо стражнику.

Стражник испустил приглушенный вопль и схватился за лицо. Толпа оглянулась посмотреть. Бёрнер не мог пошевелиться. Тогда Смоук схватила и поволокла его в переулок позади них.

— Побежали!

Они оба перешли на галоп. Офицерский свисток пронзительным визгом прошелся по воздуху.

— Остановите этих пони! — крикнул он.

Несколько минут назад Бёрнер и Смоук аккуратно расталкивали толпу, чтобы пройти. Теперь же они пробивали себе этот путь, расталкивая пони в разные стороны, когда они рванули дальше по улице.

— Еще пегасы, — выкрикнула Смоук. — Оставайся под прикрытием.

До этого Бёрнер не видел никаких пегасов, но когда она это сказала, он их заметил. Когда они подошли к еще одному переулку, он нырнул туда, пригнувшись под рядами навешенного белья. Галопируя весь путь, он перепрыгивал через кучи мусора и сломанные заборы, пока не спрятался в небольшом переулке. На секунду он подумал, что поступил очень умно, зная, что завешенное белье не позволит пегасам последовать за ним или увидеть его.

И в тот же момент, он осознал, что потерял Смоук. Затем офицерский свисток прозвучал снова.

Мусор вылетел на улицу, когда Бёрнер рванул прочь из переулка. Внимательно озираясь то налево, то направо, он не увидел никаких стражников, но мог слышать их не так далеко отсюда. Он не знал, в какую сторону ему пойти, поэтому выбрал улицу с наименьшим количеством пони. Несколько кварталов он бежал так быстро, как только мог.

Затем какой-то пони свистнул ему:

— Эй, паренек. Сюда! — Это был старый пони, высунувший свою голову из двери, принадлежащей самому убогому дому в этом районе. — Давай же. — Он быстрым жестом пригласил Бёрнера внутрь.

Бёрнер схватился всеми зубами и копытами за этот удачно подвернувшейся случай. Дверь в квартиру захлопнулась и закрылась за ним, оставляя его в тихой и слабо освещенной прихожей. Там были только он и старый жеребец-земнопони.

— Ты как? — спросил пожилой пони.

В дальнейшем оказалось, что он ярый поклонник уличного искусства. Он уважает пони, которые "посвящают себя этому делу". И один из его друзей жил в доме, на котором Бёрнер сделал граффити. Оттого это было для него еще важнее.

Он пригласил Бёрнера на чашечку чая, пока на улице все не уляжется. Они разговаривали, большую часть времени говорил старый жеребец. Бёрнер узнал о его жизни и детях. Снаружи солнце уже садилось. Жена жеребца пришла домой, и Бёрнер тоже с ней познакомился. Она сделала кексы, и Бёрнер пообещал заскочить как-нибудь и поговорить с их внучкой, которая любит рисовать.

Около девяти раздался стук в дверь.

Когда пожилая пара открыла ее, снаружи находилось около дюжины стражников. С ними была пара кристальных пони и Принцесса Кейденс.

==============***==============

— Вы можете подождать в зале, — сказала Принцесса Кейденс паре.

Они ушли. Бёрнер так и не поднялся из-за стола, поэтому Кейденс села напротив него. Он прикусил губу и уперся взглядом в свои копыта. Оставалось восемнадцать часов до того, как он превратится обратно в Лайт Стэп.

Сердце Бёрнера дико отстукивало в груди, да так громко, что он едва ли слышал свое собственное дыхание. В его голове крутились разные варианты: от прыжка в окно до мольбы о пощаде. Глаза защипало, и слезы начали понемногу подступать.

Но затем слова Дабл Тайм пронеслись в его голове. Он предположил, что это была какая-то чейнджлинговая магия. "Не выходи из образа".

Он поднял голову и посмотрел Кейденс прямо в глаза. Моргнув, он мельком поглядел на стол, затем снова на нее и полным презрения голосом сказал:

— Ну, это довольно прискорбно.

— Если вам не нравится это место, — едко парировала Кейденс, — мы могли бы переместиться в зал суда.

— Вы хотите меня засудить, но за что? За несколько обвинений в вандализме? Большинство из которых вообще не вступят в силу за неимением обвинений от владельцев. В счет идет только взлом с проникновением, — фыркнул он. — Я отсижу шесть месяцев, максимум.

— Мы можем пропустить суд.

— Это правда! — ткнул в нее Бёрнер, и его тон стал более оптимистичным. — Вы просто можете бросить меня в темницу.

Он пустил все на самотек. Кейденс прожигала его взглядом. Он левитировал один из кексов со стола.

— Вам следует попробовать. Реально вкусные.

— Хорошо, — вздохнула Кейденс и потерла подбородок. — Хорошо.

— Примите это за комплимент — я и не мог подумать, что вы посадите пони за решетку, за то, что он застеснял вас на публике. — Бёрнер пожал плечами, откусывая кусочек от кекса. — Вы также хороши, как и он.

— За последний год вы сказали обо мне столько неприятных вещей. — Кейденс уставилась на него. — И о моем муже. И о сестре моего мужа. Все, что вы сказали публике. И я полагаю, что вы правы. Мое смущение не является преступление, и я не думаю, что это должно быть преступлением. Так что вы получите свой небольшой шлепок по лодыжке и отправитесь домой.

Бёрнер снова пожал плечами, и прежде чем он смог что-либо сказать, Кейденс продолжила:

— Но я хочу знать, что я такого сделала вам. Думаю, вы должны поделиться этим со мной.

Бёрнер не задумывался над этим. Слова шли сами по себе, едва мысль поспевала за ними.

— Вы притворяетесь одной из нас.

Улыбка пробежала по его лицу, и он продолжил выступление:

— Ну, я так думаю. Вы родились бессмертной. Пегасом, так? А хотя какая разница. Вы были никем. Вы просто могли пойти в магазин и купить там что-то, показавшееся вам милым, и никто не повесит таблички на витрину, что здесь закупалась сама Кейденс. Вы могли напиться, и это не обернулось бы статьей на первых страницах газеты. Когда вы облажались бы, вы могли честно успокоить себя тем, что всем будет просто наплевать на это.

Он неопределенно махнул в ее сторону, растягивая время пока не съест кекс.

— И это здорово. Просто замечательно. Я люблю быть никем. И я теперь понимаю, почему вы хотите быть другой. Почему вы хотите быть той самой кобылой. Но вы не она. — Он рассмеялся и стукнул себя по лбу. — Когда вы напиваетесь, вы можете развязать целые войны. Вы очень любите наблюдать, как ваш муж имеет других кобыл, потому что это приводит к новостям, что королевство спасено от порабощения. Да даже если вы скажете, что эти двое пони не выглядят, как замечательная пара, они разведутся.

Кейденс сидела с каменным лицом, пока Бёрнер активно жестикулировал обоими передними копытами.

— Разведутся! Потому что вы Принцесса Любви. Понимаете? Вы — колосс в этом мире. Вы духовно, метафорически, да как угодно еще, огромны. Настолько огромны, что способны крушить предметы, едва прикоснувшись к ним. Институты, страны, народы. Но вы не хотите быть колоссом. Вы хотите быть обычной приземленной кобылой. Вы кобыла с нормальными взаимоотношениями со своим мужем, которая уважает его, как равного себе. Кобыла, которая сама себе кузнец собственного счастья. Кобыла, которая готова грызться со своими обвинителями до конца, вместо того, чтобы просто смириться с этим, как какой-то убогий политик.

Бёрнер задержался в этой позе еще на секунду, вытянув ноги. Улыбка на его лице становилась все жестче и жестче, пока не превратилась в гримасу.

— Но вы не та кобыла. Потому что в один день вы переживете своего мужа. Потому что ваше упрямство исправить все самой сделало войска вашей страны несмешной шуткой. И еще потому, что вы явились в дом этой пожилой пары со своими головорезами и сказали им "подождать в зале". Я знаю, что вы не угрожали им открыто. Я также понял, что вы не увидели в этом ничего, кроме как использование своей королевской прерогативы. Но ваш язык тела сказал: "быстро в зал, иначе я вышвырну вас из вашего же дома". И теперь они напуганы. Пони должны любить своих принцесс, но они боятся вас. Вы прикоснулись к чему-то и благополучно сломали это.

Наконец закончив, Бёрнер выдохнул и откинулся на своем стуле.

— Сломали, — повторил он, выглядывая в окно.

— Ладно, — сказала Кейденс. Ее выражение лица никак не изменилось во время всего монолога.

Голова Бёрнера быстро вернулось в исходное положение.

— И все? — Его глаза сузились, а тон стал резким. — И это все, что вы, вашу мать, можете сказать? “Ладно”?

— Я не знаю, чего вы ожидали от меня услышать. Это уважительная причина разозлиться на кого-то. Я даже не посмею подумать, что вы полностью не правы. Я — личность, не абстрактный идеал принцессы. Иногда мне снова приходится быть той пони, или же я буду обречена сойти с ума. Но... — Она осмотрела квартиру пожилой пары. — Я тоже совершаю ошибки.

— Хорошо, — Бёрнер выпустил воздух сквозь зубы. — Что ж. Я рад, что смог ответить на ваши вопросы. Будут еще, или этот последний перед тем, как меня арестуют?

Кейденс сморщила мордочку, кинув на Бёрнера вопросительный взгляд.

— Вы и вправду не боитесь ареста?

— Я уже сказал вам. Шесть месяцев максимум.

Это вызвало у нее наигранный смех, и Кейденс наклонила голову в бок.

— Не думала я, что именно так закончится наш разговор. Я думала, ты сдашься, как мокрая губка под напором. Но ты играешь до конца.

Кейденс выждала паузу, смотря на жеребца напротив себя. Она увидела, как его лицо застыло.

— Извини, Лайт. Но после того, как чейнджлинги почти дважды не взяли меня в плен, я задумалась о дополнительных мерах безопасности. Неплохое заклинание, кстати. Кем бы ни был твой друг-чейнджлинг, он одаренный волшебник.

Она встала из-за стола и вытянулась.

— Я не буду тебя арестовывать. Но через несколько недель начинается День Благодарения. И когда ты вернешься домой, я хочу, чтобы ты извинилась перед Твайлайт. Она получила такой стресс от твоих рисунков с ее участием. Пони не перестают упрашивать ее улыбнуться или застесняться на фото. Она настолько расстроена, что плачет из-за этого. Понимаешь?

Когда ответа не последовало, Кейденс повысила свой тон:

— Я спрашиваю, ты поняла меня?

— Да, — ответила Лайт, перестав сверлить взглядом пол. — Я поняла.